Бесплатный фрагмент - Испытание жизнью

Путешествие в прошлое

Вот и осень, повеяло грустью. На балконе еще тепло, и вид с двенадцатого этажа прекрасен, и деревья еще зеленые, но природа неумолима. Скоро придут дожди и холодные ветра. Нотку ностальгии добавила песня любимой актрисы Алисы Фрейндлих по радио «Ретро FM» — «Осень жизни, как и осень года, надо благодарно принимать».

Осень жизни, вот откуда веет грустью. Прервал мою ностальгию и развеял грусть телефонный звонок.

— Алло, бабушк, выходи, я внизу тебя жду, — раздался голос внука.

— Ой, Лешенька, а я и не видела, как ты подъехал. Все выглядывала в окошечко, тебя караулила. Выхожу, выхожу! Поедем, дорогой! Спасибо, хоть у тебя выходной, а то бы самой добираться. Ну как ты слетал, надеюсь все хорошо?

— Да не переживай бабушк, все хорошо.

Как я гордилась внуком. Целеустремленный, с военной выправкой, умница. С пеленок грезил самолетами, так и добился своего, исполнил свою мечту. А красавец — греческий профиль, глаза зеленые, волосы черные, кудрявые. Правда, стригся всегда очень коротко, кудрей-то и не видно, стеснялся с детства. Все говорил, что он не девушка и кудри ему ни к чему. И одет всегда со вкусом, костюмчик и рубашечка — готов к любому выходу.

— Ой, Леша, сделай погромче, моя любимая песня. Бисер Киров поет — «Татьянин день». Скоро, скоро Татьянин день.

— Бабушк, да где же скоро? Сентябрь только, а Татьянин день в январе.

— Эх, внучек, есть еще один Татьянин день, да не все о нем знают.

— А что это за праздник? — внук прибавил громкость радиоприемника.

— Это, Леша, не праздник, а день памяти участников и пострадавших при испытании ядерного оружия.

— Да ты что! Я и не знал, а когда и где?

— Вот уже скоро — 14-го числа. И недалеко совсем, в Оренбургской области. На поезде от Самары — 4 часа. Мы ведь с тетей Леной собираемся поехать. В этом году круглая дата — 60 лет со дня испытаний.

— Бабушк, может, я вас отвезу, у меня как раз выходные? И ты мне все расскажешь об этом.

— Если бы ты нас свозил, мы бы не отказались. Надо Лене позвонить, я думаю, она не будет против.

— Вот и приехали, я тебя провожу, какой этаж у нас?

Внук открыл мне дверь и помог выйти из машины.

— На втором, 237-й кабинет.

Успели как раз ко времени. В поликлинике народу мало, самое дачное время, пока теплые деньки стоят.

Из кабинета вышла медсестра:

— На 12 часов есть с талоном?

— Есть, — я протянула ей свой талон.

— Проходите.

— Бабушк, ты быстро, — внук закрыл за мной дверь кабинета.

— Сейчас глазное давление по-новому измеряют, не то, что раньше с новокаином. Теперь аппарат воздухом в глаз пшикает, и сразу выдает результат. Вот новые капли выписали. Можем ехать, только через аптеку, хорошо?

— Хорошо.

Внук усадил меня на переднее сиденье и заботливо пристегнул ремень безопасности. Аптека рядом с домом призывно мигала своей вывеской.

— Бабушк, сиди, я сам сбегаю. Давай рецепт!

Ждать долго не пришлось.

— Вот твои капли, и витамины с черникой и лютеином. Сказали, очень хорошие.

— Ой, спасибо, милый, заботливый ты мой!

— Бабушк, ты же меня нянчила, теперь моя очередь.

— Ну вот, Лешенька, большое дело мы с тобой сделали. Зайдешь? Я тебе твои любимые блины испеку, шоколадные с толокном. Вы когда с Аленкой маленькие были, всегда просили только такие испечь.

— Да уж конечно не откажусь. А ты мне хоть вкратце расскажи о том дне, чтобы я представление имел, куда вас с тетей Леной повезу.

— Расскажу тебе, внучек, страшную историю. Запреты уж давно сняты. Но это все долгое время было покрыто мраком. Участники того события давали расписку о неразглашении всего, что им довелось пережить, кто на 25 лет, а кто и пожизненно.

Это случилось в 1954-м году 14-го сентября. Я тогда только в 1-й класс пошла. Мы жили в Сорочинске. Отец работал в нефтеразведке. Специалистов в то время было мало, и мы кочевали с места на место. Для Советского Союза это были тяжелые времена. Мы хоть и выиграли Вторую мировую войну, но надо было восстанавливать разрушенное войной хозяйство. Да и победили мы Германию, но враги еще остались — это США. Они не хотели отдавать первенство СССР. И усиленно готовились к Третьей мировой войне. Активно наращивали ядерное вооружение, проводили испытания. У них уже были «показательные» испытания в Японских городах Хиросиме и Нагасаки.

В разгар «холодной войны» между нашими странами США имели 700 атомных бомб, 300 из этих бомб они планировали сбросить на 100 Советских городов. Это был бы конец света. Но наше правительство не дремало. Про этот план американский, «Дропшот», разведка донесла. И ничего не оставалось делать, как провести испытания нашего оружия, только не на чужой территории, а на своей. Мы же не могли поступать как американцы и испытывать атомные бомбы на жителях других стран. Не для этого столько жизней отдали во Второй мировой войне, а за мир во всем мире. Столько стран освободили от гитлеровских захватчиков.

Выбор пал на Тоцкий полигон — это между Самарой и Оренбургом, в то время они назывались Куйбышев и Чкалов, это как раз рядом с Сорочинском.

— Бабушк, а почему именно в этом месте провели испытания, а не в пустыне где-нибудь? Ведь у нас такая огромная страна.

— Это так распорядились военачальники. Будто бы здесь такая же плотность населения, как в Германии. Да еще имеется хорошая военная база. Как раз в этих краях располагались летние лагеря российских войск еще во времена Екатерины II. И этот полигон стал впоследствии использоваться по назначению.

— Теперь понятно! А почему «Татьянин день»?

— Потому что бомбу назвали «Татьяна». Мощностью 40 килотонн в тротиловом эквиваленте. Это в два раза мощнее, чем в Хиросиме и Нагасаки.

— А как все было, ты мне расскажешь?

— Расскажу, Лешенька, немного погодя, устала что-то, больно уж тяжелые воспоминания. Ешь блинчики-то, с вареньем, как ты любишь.

— Спасибо, бабушк, накормила от души.

— Да что ты, тебе спасибо! Свозил меня в поликлинику, и лекарство купил — помощник золотой!

— Ну, я полетел, бабушк, мне еще в «Ленту» заехать, мама список покупок дала. Созвонимся.

— Пока, любимый!

Обняла внука.

Что-то слезы навернулись. Вспомнила, как впервые увидела его в руках акушерок в роддоме. Первый крик. Не успела оглянуться, как вырос, возмужал. Внимательный, заботливый — бабушкина радость.

Телефонный звонок прервал мои воспоминания, звонила Лена.

— Алло, Лен! Давай я ноутбук открою, по Скайпу поговорим.

— Хорошо, жду.

Лена положила трубку. До чего техника дошла — собеседника и слышно, и видно, а ведь раньше обычный телефон был редкостью. На экране монитора высветилось лицо подруги, она приветливо помахала рукой.

— Привет, дорогая! Легка на помине, с внуком недавно о тебе говорили. У меня для тебя новость!

Лена насторожилась и внимательно посмотрела на меня своими черными глазами-бусинами.

— Какая, хорошая или плохая?

— Хорошая, не волнуйся. Нас 14-го числа Леша отвезет, у него выходные.

— Ой, как хорошо, не мотаться на перекладных. И обратно заберет?

— Ну, если ты не захочешь остаться у сестры погостить. Ему 16-го в рейс, мы туда и обратно. Ты подумай, еще есть время.

Поболтать с подругой не получилось, позвонила внучка.

— Лена, извини, Аленка прорывается, давай попозже договорим.

— Бабуль, привет! Увидела твой огонек в Скайпе.

— Привет, золотанная ты моя! Как твои дела, как твой проект?

Внучка была в приподнятом настроении, и это радовало. Значит, все у нее хорошо там, в чужой стране. Она защищала свой дизайнерский проект в Италии, и рассказала мне вкратце, как у нее идут дела. Защитилась на отлично, и ее даже пригласили в какую-то известную компанию работать. Но еще предстоял конкурс проектов, и она задумывалась о своем будущем: остаться в Италии или вернуться на родину.

— Ты-то как, бабушк?

— Хорошо, Аленушка, только брата твоего проводила, блинами вашими любимыми кормила.

— Завидую, — Аленка жалобно вздохнула. — Наскучалась-то я как. Хорошо, что есть Скайп, хоть можно поболтать. А с кем ты говорила?

— Да с подругой Леной, мы с ней планируем одну поездку. Леша нас вызвался отвезти. А мы и рады.

— Ну, и я рада, что вы рады. Привет передавай тете Лене.

— Хорошо, передам. Спасибо, что позвонила, так радостно и увидеть и услышать тебя. Буду ждать от тебя новостей.

— Ну, пока, бабуль!

— Пока, девочка моя!

Вот какой сегодня день, столько событий, что-то я приустала — голова кругом. Вызвала Лену по Скайпу и договорилась перенести наш разговор на завтра.

Эх, Лена-Лена, подруга дорогая. Сколько она моих слез повидала. Утешала всегда меня, как старшая сестра. А ведь мы ровесницы, только она в школу пошла с шести лет: с шести лет брали тех, кому исполнялось семь осенью или зимой. Все детство вместе. Такая дружба — большая редкость, а мне она нужна была, как никому. С моей болезнью я везде была изгоем, ко мне не хотели даже приближаться, не то что дружить. А когда мы с ней потеряли связь — интернета не было тогда — я очень тосковала, и дочкам своим про нее рассказывала. Они мне не верили — такой дружбы не бывает! Бывает. Спасибо интернету, помогает находить старых друзей.

Утром проснулась в хорошем настроении, пошла на кухню варить кофе и включила ноутбук, чтобы Лена видела мой огонек в Скайпе. Лена не заставила себя долго ждать. Не успела я выпить свой утренний кофе, как раздался звонок. Лена спрашивала про мои дела, про здоровье, все как всегда. Ну и, конечно, про внуков. Для бабушек внуки — это первая тема. Я немного рассказала ей, как Аленка в Италии защитила свой проект, что Леша летает вторым пилотом. И все передают ей привет. Лена порадовалась за них. И, конечно, приятно, что мои внуки ее не забывают.

— А как мы поедем, решили уже?

— Лен, ну ты вовремя вопросы задаешь. Подожди на связи. Леша звонит.

В коридоре тарахтел телефон.

— Алло, бабушк, доброе утро!

— Доброе, зайчик! Что-нибудь известно уже про твое расписание?

— Да, выезжаем 13-го после обеда. Бабушка, тебе задание: забронируй нам гостиницу на всякий случай на две ночи.

— Хорошо, внучек.

— Ну, все, пока, я полетел.

— Пока, ждем тебя, удачи!

— Спасибо!

— Вот, Лен, ты все слышала, 13-го после обеда.

— Хорошо, буду готова.

— Давай, пока. Надо гостиницу бронировать. Как только будем выдвигаться из Тольятти, я тебе позвоню.

Лена после школы уехала в Самару, поступила в институт на ин. яз. Да так и осталась, вышла там замуж, устроилась в школу, и мы растерялись. Фамилию-то она сменила.

Так, надо гостиницу поискать. В центре уж, наверное, все места разобрали. Народ отовсюду, со всей страны приезжает на такие события. Да нам и не принципиально где, мы же на машине будем, а Сорочинск — маленький городок. Ага, вот они все гостиницы. Есть места в Сороке (от слова Сорочинск что ли, или от речушки Сороки?) и в Сове. Вот в Сове дешевле, и она новая совсем. Это уже хорошо. Двухместный номер всего 1200 рублей. Это нам подходит. Правда, она на окраине, на Магистральной улице, ну и ничего.

Теперь надо поискать, что же мне надеть. Что-нибудь поскромнее, и чтобы не помять в дороге. Вот костюм недавно сшила, и жакетик можно снять, если днем жарко будет. И ткань не мнется.

Надо бутербродов в дорогу наделать и термос с чаем взять. Пойду-ка я в магазин: сырку, колбаски куплю, а хлеб перед отъездом.

Вот и суббота, 13-е сентября. Проснулась рано, сказывалось волнение. До обеда надо собраться, созвониться с Леной. Лишь бы она не захандрила, а то вся поездка насмарку. Лена позвонила сама, рассказал про погоду — погода теплая в Оренбуржье, как и в тот злополучный год. Лена у нас технарь, она дружит со всякими гаджетами, все разыщет, разузнает по интернету.

— Тань, что-нибудь купить в дорогу?

— Ничего не надо, бутербродов я наделала, термосумка у меня есть. Как заедем в Самару, я тебя наберу.

Лена облегченно вздохнула:

— Буду ждать.

Леша позвонил в два часа дня:

— Бабушк, готова?

— Да, зайчик, жду тебя!

— Через 10 минут выходи.

— Хорошо.

— Ну, полетели. По старой дороге поедем, через Управленческий, так короче и быстрее. А где в Самаре тетя Лена живет?

— Да на Ташкентской.

— Ну и хорошо, прямо по дороге, хоть не в дебрях. Всего-то час езды.

Лена ждала нас на трамвайной остановке возле своего дома. Мы с ней уселись на заднее сиденье и тихонько беседовали, не виделись давно. Расстояние от Самары до Сорочинска 233 километра, ехать часа три, прибудем к семи вечера. А в Сорочинске будет восемь.

— Ой, надо сестре позвонить, предупредить, что мы выехали, — встрепенулась Лена.

— Теть Лен, а где ваша сестра живет?

— Да недалеко от вокзала, в центре на Чапаева. А железка идет параллельно автодороге. Сорочинск город маленький, не заблудимся.

— Да хоть бы и большой, никак не заблудимся, у нас навигатор есть.

На выезде из города Леша прибавил скорость, машина побежала веселее.

За разговорами с подругой время в дороге пролетело незаметно. Солнце уже садилось, когда подъехали к Сорочинску. Сразу вспомнилось детство, все нахлынуло волной — и счастливое время, и горестные дни. Все перемешалось. Стало как-то грустно.

— Что приуныли, бабульки? Устали?

Леша вывел нас из оцепенения. Мы с Леной встрепенулись, приободрились. Слава Богу, приехали. Лена показала Леше дом сестры, он выделялся среди других домов своей красной крышей.

У ворот нас поджидала сестра Лены — Маша. С ней мы не виделись с самого детства, с тех пор, как мы уехали из Сорочинска насовсем.

— Здравствуйте, гости дорогие! Таня, я бы тебя и не узнала. Как доехали?

— Здравствуй, Маша! И я бы тебя не узнала, сколько лет прошло. А доехали хорошо, Леша довез нас как хрустальные вазы. Это внук мой, знакомься!

Леша обнял Машу, как родную, в знак уважения к возрасту. А та даже прослезилась. С годами мы становимся более сентиментальными.

— Ну, айдате в избу.

Маша обняла сестру и повела нас в дом.

В доме чисто, тепло, тихо и уютно. Кажется, что жизнь здесь остановилась, и мы попали в прошлое. И даже печь была на своем месте.

— Что, и печью пользуетесь? — Леша подошел к печи и потрогал. — Теплая…

Маша откинула полотенце на столе, в больших блюдах два пирога.

— Вот пороги из этой самой печи.

А я рассматривала обстановку дома и вспоминала, как все здесь было раньше, в нашем детстве. Вдоль стены у стола была большая скамья, а сейчас стоит диван, и кресла появились. И телевизор, правда, старенький «Рубин». Тогда ни о какой такой мебели и не мечтали. А на кровати красивые вышитые наволочки и белое покрывало с кружевным подзорником. В те далекие времена все вышивали и плели кружева. А сейчас не в каждом музее можно обнаружить такую красоту. Это настоящие реликвии.

Пока сидели за столом, совсем стемнело. Оставив Лену у сестры, мы с Лешей поехали в гостиницу. В просторном холле — зеленый уголок с живыми растениями и чучело совы, сидит в зелени, как живая. Встречает гостей — символично. А наш номер на втором этаже, и там на стене большой постер с совой. Гостиница небольшая, но уютная. Отвечает всем современным требованиям. В номере и холодильник, и чайник, и микроволновка, и все удобства.

Утром разогрели Машин пирог, позавтракали и поехали за Леной. Торопиться нам не надо, до полигона всего 18 километров. Начало митинга в 12 часов.

Перед Машиным домом палисадник весь в цветах. Вечером второпях не успели рассмотреть. Все цветы как в детстве — георгины, астры, золотой шар. Осенние цветы еще цветут. Маша собрала нам букет к памятнику.

— Теть Маша, а вы что, не поедите?

Леша взял букет из Машиных рук.

— Нет, Лешенька, к памятнику далеко идти, туда машины не пропускают. Да и не выстою я долго со своей клюшкой.

— Жаль.

Леша положил букет на переднее сиденье.

— Ничего, мне Лена на телефон снимет всю церемонию, она у нас спец по этим делам.

У Маши артрит, она даже по двору с клюшкой ходит.

— Ну, поехали тогда, садитесь, бабульки.

Леша открыл нам двери, усадил как барынь. Пока ехали, вспоминали те страшные события и еще более страшные последствия.

На полигон никого на машинах не пропускали. На въезде шлагбаум с охраной. Все ставили вдоль дороги и машины, и автобусы. К памятнику скорби шли пешком.

До самого горизонта степь, куда ни глянь. Все поросло ковылем, да бурьяном. А ведь когда-то здесь была дубовая роща. Вековые дубы высотой до двадцати метров стояли. Все выгорело в том пекле, все смело взрывной волной.

В эпицентре взрыва мемориальный знак — стела с колоколами. На памятнике надпись: «Зову живых, оплакиваю мертвых». На посту боевой памяти два бойца с автоматами Калашникова. Народу уже собралось много. Парень в военной форме с гитарой пел: « Я тоже был на Тоцком полигоне, прости земля, но я не виноват».

— Парень больно молодой! — воскликнула Лена удивленно.

— Ну, что ты удивляешься, может, он внук или даже правнук участника тех испытаний.

Я схватила Лену за руку и попыталась протиснуться поближе.

К импровизированной трибуне возле памятника подошел Председатель комитета ветеранов подразделения особого риска Владимир Михайлов — так объявила ведущая. Он поблагодарил всех приехавших на митинг, что нашли время почтить память своих погибших или умерших от болезней друзей.

Жизнь раскидала всех участников по разным регионам нашей огромной страны. И все равно собрались и приехали издалека, отовсюду. Хоть и говорят, что время лечит, а вот и нет. Такую рану не залечит никогда. Слишком открытая и кровоточащая рана. Прошло 60 лет, а она все болит.

Выступавших было много. Говорили о насущных проблемах участников событий, о том, что незаслуженно забыты. И ничего с этим поделать нельзя, время ушло, все изменилось, и той страны уже нет. Поколения уходят и стираются следы памяти о тех событиях.

Мы с Леной вглядывались в толпу людей, искали знакомые лица. Надеялись, что встретим друзей детства. Но так никого и нашли, да, наверное, и не узнали бы, столько лет прошло. Возвращались молча, даже разговаривать было тяжело, так мы растрогались. Завезли Лену к сестре, та накормила нас обедом. Лена с нами решила не ехать, а погостить у сестры. Мы распрощались с сестрами и отправились в обратный путь. Время было на нашей стороне, час нам в подарок.

— Да, все, что я увидел и услышал, меня сильно шокировало. Бабушк, а ты не хотела бы написать обо всем этом книгу?

Леша немного притормозил. Ему не терпелось об этом поговорить.

— Хотела, да что толку в моем хотении. Кто сейчас эти книги читает? Все в телефонах да в компьютерах сидят. Да и какой издатель возьмется печатать книгу какой-то неизвестной бабушки за счет издательства? Вон, очередь печататься стоит известных авторов. А чтобы издаваться за свой счет, надо мешок денег.

Я горестно вздохнула, внук задел за живое. А тот все не унимался.

— А можно было бы и фильм снять, кино-то люди смотрят. Даже про нашу собаку сняли.

— Смотрела я фильм про собаку, кажется, называется «Костя». Никто и не знал, как звали эту собаку, просто выбрали имя символическое. Ведь Константин — значит верный. Люди наблюдали за ней несколько лет, наверное, лет восемь. Многие пытались взять ее себе, но безуспешно. Собака жила до самой своей смерти возле дороги, где погибла ее семья, молодая пара — муж и жена. Вот такая вот собачья верность. На том самом месте и памятник установили. Молодожены к нему приходят в день свадьбы поклясться в верности друг другу. Этот памятник так и называется — «Памятник верности».

— Бабушк, а ты видела эту собаку живьем?

— Видела, внучек, конечно. Только вот ни одного кинорежиссера живьем мне повидать не удалось. Увы, нет у меня знакомого кинорежиссера.

— Значит, будем искать. Русские не сдаются.

— Что это тебе в голову взбрело про кино?

— Да как-то слышал в одной передаче, как твой любимый актер Валентин Гафт сказал про то, как надо помнить о Великой Отечественной Войне: «Надо опуститься в то время и вспоминать, как кино». И здесь была та же война, только в мирное время.

— Ну, скажем, не война, а репетиция третьей мировой, с применением ядерного оружия. Наша страна наглядно показала всему Миру, что готова к такой войне. И даст отпор любому врагу. Только вот победителей в такой войне не будет. Никита Сергеевич Хрущев, он тогда был первым секретарем ЦК КПСС, посмотрев на Тоцкие испытания, сказал: «В будущей войне оставшиеся в живых будут завидовать мертвым». Эти ученья еще называли Уральской Хиросимой, настолько они были грандиозными. Только военных участвовало 40000 человек. Сам Курчатов, создатель ядерного оружия, наблюдал за ученьями, наши военные маршалы: Жуков, Конев, Рокоссовский, Малиновский. Это они командовали войсками во время Второй мировой войны. А еще были министры обороны социалистических стран.

Подготовка к этим ученьям началась еще 29 сентября 1953 года. Тогда Совет Министров СССР выдал постановление, положившее начало подготовки ученых и армии к войсковым ученьям с применением атомного оружия. А уж весной 1954 года на Тоцком полигоне началась подготовка. Для военных и их семей строились дома, и для жителей деревень, которые находились в непосредственной близости к военным действиям. Их отселяли на новое место. Только они после учений возвращались в свои родные места, в свои дома, если те уцелели. Никто ведь не знал тогда, что это смертельно опасно. Восстанавливали сгоревшие дома, перевозили новые дома, которые для них выстроили. В родных деревнях была богатая природа: леса, луга, реки и ручьи, ягоды, грибы. А в новых поселках — голая степь.

Ученья назывались «Снежок», а бомба «Татьяна», ее нес бомбардировщик ТУ-4, который сопровождали пять истребителей ИЛ-28 и МИГ-17. Бомбу сбросили с высоты 8000 метров. Взрыв произошел на высоте 350 метров. Атомный гриб, образовавшийся после взрыва высотой 13 километров, был виден с расстояния ста километров. Он прошел почти через всю нашу страну. Радиоактивные осадки выпадали из него на протяжении всего пути.

В газете «Правда» 17 сентября 1954 года была напечатана короткая заметка, в которой говорилось, что целью испытания было изучение действия атомного взрыва.

Ущерб после учений был невосполнимый. Сгорела дубовая роща с вековыми дубами, сколько диких животных погибло. Сгорели близлежащие к эпицентру взрыва деревни, погиб скот, который не смогли забрать. А главное — пострадали люди. Военные — получившие облучение во время взрыва, жители, оставшиеся на зараженной местности. Ведь страшнее самого взрыва была невидимая и не ощутимая радиация. Под воздействием радиационного излучения в организме человека происходят необратимые изменения, которые приводят к неизлечимым болезням и даже к смерти. Впоследствии страдают потомки, на которых отразилось пошатнувшееся здоровье их родителей, так как радиация воздействует на генетический код. Происходят так называемые хромосомные аберрации (хромосомные мутации).

Но еще более серьезные последствия имела бы наша страна, если бы США смогли осуществить свой план «Дропшот», это даже страшно представить. Эти 300 бомб, которые они готовили для нас, стерли бы нашу страну с лица земли. Пострадал бы не только Советский Союз, все человечество могло бы оказаться на грани полного уничтожения милитаристскими силами.

— Да, страшное дело. Все-таки наше правительство вовремя сумело показать американцам наше ответное оружие. Бабушк, а не потому ли, что ты подверглась облучению, умерла твоя младшая дочь Лида, моя тетя?

Внук притормозил на обочине дороги.

— Возможно.

— Тетя Лида мне рассказывала, что у нее ребенок умер младенцем, и она с тех пор боялась иметь детей. А потом и сама умерла. Может быть это как-то взаимосвязано с теми событиями?

— Может быть, никто ведь не изучал причины, да и все было под запретом. Архивы тех лет уничтожены.

— Но почему все засекречено, все уничтожено?

— Наверное, чтобы не сеять панику среди людей, ведь не каждый может понять, что без жертв нельзя было обойтись. Мирные жители во время учений взяли удар на себя во имя светлого будущего грядущих поколений всей нашей необъятной страны. Ведь еще были свежи воспоминания о Великой Отечественной войне. В этой войне каждая семья пострадала. Знаешь, Леша, я как будто побывала в прошлом. Память вернула меня в детство. Там был совсем другой мир, другая жизнь. Как в старом фильме, в один миг оборвалось счастливое детство, и началась череда испытаний.

— Ладно, бабушк, давай поедем. Давай отдыхай, устала ведь. А я потихоньку музыку включу, чтобы веселей было ехать.

В дороге время пролетело незаметно. Когда приехали домой, уже темнело. Вот мы и вернулись в нашу жизнь, в наше время, все встало на свои места. У подъезда нас встретил Боня — веселый и приветливый ушастый пес, вышел гулять с хозяином.

— Бабушк, спокойной ночи, поехал я!

— Спокойной ночи, Леша, спасибо, что свозил.

Какая уж тут спокойная ночь. События тех лет стали вставать передо мной, как будто отрывки из разных фильмов. Они проносились в моей голове безо всякой хронологии, в каком-то хаотическом беспорядке.

Может быть и прав Леша, надо привести в порядок мысли и попытаться записать свои воспоминания.

После той поездки я долго не могла прийти в себя, все анализировала свою жизнь. Она ведь могла быть совсем другой, насыщенной яркими событиями: музыкой, творчеством. Годы, проведенные один на один со страшной болезнью, лишили меня возможности прожить полноценную жизнь. От этих мыслей стало нестерпимо больно и обидно за потерянные годы — лучшие годы безмятежного и счастливого детства, проведенные в лишениях и одиночестве. Чтобы как-то отвлечься от тяжелых дум, я включила радио. Как оказалось, вовремя, и попала в тему. Диктор говорила, что в ближайшую субботу в 12 часов дня в ДКиТ в литературной гостиной Автограда состоится презентация книги «Касьяниха» Смирновой Галины Ивановны, старейшей жительницы нашего города. И это был знак, это сигнал к действию. Хватит спать и жалеть себя, хватит кукситься. Пора браться за перо. Если уж такие пожилые люди пишут мемуары, то почему бы и мне не попытать счастья.

На презентацию я немного опоздала. В зале было полно народа, все места были заняты, несколько человек стояли вдоль стены, им не хватило стульев. Среди посетителей молодых людей мало, больше взрослых и пожилых. Молодой парень в последнем ряду уступил мне место. Когда я вошла, уже выступал редактор местного издательства. Как потом оказалось, это сын автора книги. Он познакомил слушателей вкратце с книгой и со своей мамой. Рассказал о том, как долго уговаривал ее написать книгу о своей жизни и о событиях, которые она повидала.

Потом дали слово Галине Ивановне. Мне она сразу понравилась, это была довольно пожилая, лет восьмидесяти старушка. Ее и старушкой-то назвать язык не повернется. Опрятно и со вкусом одета, хорошо причесана, держалась бодрячком, улыбалась и шутила. Немного рассказала о своей жизни и о книге.

В конце встречи стали продавать книги в подарочном варианте, в красивом переплете. А журнальный вариант в мягком переплете предлагали бесплатно желающим. Мне, конечно, не досталось, я ведь сидела в последнем ряду. Но я не расстроилась, подошла к библиотекарю и спросила, можно ли взять из библиотеки эту книгу. Мне сказали, что через месяц можно будет взять, уже все экземпляры розданы. Но я все равно была довольна, что попала на эту встречу. Она развеяла все мои сомнения и укрепила веру в мои силы. Домой я вернулась в приподнятом настроении. И стала думать: с чего бы мне начать свое повествование. Долго голову ломать мне не пришлось, позвонил Леша:

— Бабушк, привет! Как дела?

— Привет, котеюшка! Хорошо идут дела, голова пока цела.

— А что с головой, заболела?

— Да нет, что ты, это же из старого мультика поговорка Серого волка перешла в народ.

— Понятно, тебе надо что-нибудь купить, я к тебе заеду?

— Спасибо милый, ничего не надо, все есть. Приезжай, я тебя жду, у меня есть новости.

— Лечу бабуль, лечу!

А я давай блины затевать, порадовать любимого внука.

— Ой, как вкусно пахнет!

Я и не слышала, как Леша зашел, у него свой ключ.

— Вот, пока тебя ждала, напекла.

Внук сел к столу.

— Ну, давай, рассказывай, что за новости у тебя?

— Да не поверишь, Бог услышал твои молитвы.

— Сейчас все расскажу.

Я поставила на стол блюдо с блинами.

— Слушаю внимательно!

— Сегодня я была на презентации книги одной нашей местной жительницы…

И я вкратце рассказала внуку об этой встрече.

— Ну вот, видишь! — воодушевленно начал свою речь внук. — Я же говорил, что тебе надо книгу написать о своей жизни и о жизни нашей страны. Не один я так думаю. Если вы, старшее поколение, не будете об этом писать — как тогда новые поколения узнают нашу историю? Давай дерзай, я в тебя верю!

— Только вот не знаю, с чего начать, всю голову сломала.

— Не ломай, голова тебе еще пригодится. Наш профессор-историк всегда говорил: «Начните с главного». А я так думаю, начинать можно с любого отрывка, с какого-то события. Вот что тебе сейчас вспомнилось, то и запиши. Какие воспоминания, какие события всплывают в памяти, то и записывай. Потом сложится все в единое целое. Главное начать, а там все само пойдет.

— Ой, спасибо, Леша, мне поддержка очень нужна. Уверенности мне не хватает.

— Не переживай, все получиться. Я буду твоим первым читателем и твоим критиком, согласна?

— Согласна.

— Ну, все, договорились. Поехал я, звони.

Внук обнял меня у порога. Поцеловал в макушку — высокий, как отец.

Вечером позвонила внучка, узнать, как мы съездили в Тоцк. Я ей вкратце рассказала о наших впечатлениях. Еще о том, что Леша меня сподвигнул написать книгу об этом событии и о своих воспоминаниях. И что я начала об этом задумываться. Ну и Аленка меня приободрила:

— Ну что ж, бабушк, дерзай! На пенсии чем-то надо заниматься.

— Аленушка, у меня к тебе просьба великая! Сможешь сделать для меня доброе дело?

— Спрашивай, бабушк, может быть смогу.

Я собралась с духом, уж больно тонкая тема…

— Пока ты в Италии, не смогла бы съездить в городок Бари? Там есть храм Святого Николая Угодника, где находятся его мощи с 1087 года. Мощи мироточат, и священники бережно собирают эти «слезки». Естественно, они разбавляют их святой водой и продают в маленьких флакончиках за символическую плату. И тебе будет экскурсия, и мне привезешь несколько флакончиков. От нас есть паломнические поездки, но очень дорого. Да и загранпаспорта у меня нет.

— Договорились! Для тебя все, что только пожелаешь. Как съезжу, сразу позвоню тебе.

— Спасибо, милая!

— Ну, давай, пока бабушк, до связи!

Внучка исчезла с экрана монитора. А я достала свои альбомы с фотографиями и стала раскладывать фото кучками в хронологическом порядке. Так будет легче восстановить в памяти события.

Мои занятия прервал звонок от Лены. Она вернулась из Сорочинска и была под большим впечатлением от поездки. С жаром рассказывала мне о том, что с ней приключилось. Оказывается Маша, сестра Лены, в школьные годы собирала вырезки из газет о тех военных испытаниях и их последствиях. Это все она хранила на чердаке в фанерном ящике для посылок. И если бы не протекла крыша от дождя, она бы и не вспомнила. Пришел плотник крышу латать, и нашел на чердаке «клад». Фанера, конечно, от времени почернела, крышка держалась на двух гвоздях, они тоже поржавели и сразу развалились. Лена уговорила Машу отдать ей эти вырезки. Она знала про мою задумку написать книгу. Это то, что мне нужно. Нам мелким было в то время не до газетных вырезок, мы играли в секретики. А Маша старше нас, она училась вместе Леней Карповым. Какое счастье, что сохранились ценные материалы.

Все, решено, завтра еду в Самару. Лешу не буду беспокоить, сама доберусь, вокзал рядом, транспорт ходит каждый час. Лена очень обрадовалась, что я приеду. Несколько дней в Самаре прошли как один большой праздник. Мы с подругой предавались воспоминаниям о нашем детстве. Старались вспоминать счастливые и радостные моменты. Гуляли по старым улочкам, по набережной Волги. Ходили по музеям. Домой я привезла целую пачку нужных мне документов. Когда я раскладывала по темам газетные вырезки, позвонила внучка.

— Алло, бабушк, добрый день!

— Добрый, добрый, внученька! Как ты?

— Хорошо, выполнила твою просьбу.

— Да что ты, когда ж ты успела?

— Вот на днях и съездила. Италия страна небольшая, дороги хорошие, ровные, гладкие, как шелк. Выбрала однодневную экскурсию с небольшой группой на минивэне, туда и обратно. Я даже к мощам приложилась. Не хотела упускать такой случай, раз уж приехала в святое место. Правда, пришлось исповедаться и причаститься. Без этих ритуалов к мощам не допускали.

— Ну и молодец! Люди об этом всю жизнь мечтают, а тебе повезло.

— Бабушк, если бы не ты, я и знать не знала бы, что в Италии есть такое место.

— Внученька, это мой любимый святой, я о нем много читала. Кстати, у нас в Самарской Луке, в Каменной Чаше Ширяевского оврага, есть святой источник Николая Угодника. Вот вернешься из своих заграниц, и съездим туда, искупаемся.

— Ну, пока, до связи!

— Пока!

Внуки выросли как-то слишком быстро, или я быстро состарилась? Ладно, хватит размышлять попусту, пора заняться делом. Я отключила домофон и телефон и продолжила изучать документы, привезенные от Лены.

До самой весны я работала над книгой. Между рейсами ко мне заезжал Леша и, как обещал, читал мои записи. Иногда что-то просил исправить. К майским праздникам я наконец дописала последнюю главу первой части моей трилогии.

Леша прочел последнюю страницу и аккуратно положил в папку, потом повернулся ко мне и внимательно посмотрел на меня своими зелеными глазами. Как я люблю эти глазки…

— Да, бабушк, сколько же испытаний тебе пришлось пережить, да еще каких испытаний. Не каждый взрослый выдержит, а ты ребенком была, причем — девочка. Какая же ты мужественная. Как тебе удалось выжить?

— Ну, во-первых, была вера в светлое будущее. Во-вторых, меня не покидала надежда, что все плохое закончится и настанет наконец-то это светлое будущее. А в-третьих, я очень любила своих родителей, бабушек, дедушку. Наверное, это меня и спасло.

— А как ты дальше жила? Что было потом?

— Дорогой мой, все, что ты прочел, было испытание жизнью. А дальше было испытание смертью. Только это в одной книжке не поместится.

— Ну и дела! Значит, будет продолжение?

— Куда ж теперь деваться, придется продолжать…

Счастливое детство

Рано утром меня разбудил какой-то подозрительный шум. Обычно в это время всегда было тихо. Родители уже на работе, бабушка с дедушкой во дворе по хозяйству, а старенькая бабка Аксинья, кажется, никогда и не спала. Чуть свет — она уже в саманке, возле печки. И завтрак всем сготовит, и обед поставит, и для скотины все приготовит. А сегодня происходит что-то непонятное.

Вышла в сени… А там — коробки и ящики, на крыльцо пришлось пробираться боком-боком. На крыльце отец сколачивал ящики из фанеры и досок, а мамка укладывала в них наши вещи: книги, кухонную утварь, одежду и обувь, подушки и одеяла.

Тут и бабка Аксинья не удержалась и вышла из саманки.

— Ой, Лень, да куды ж вы собрались?

Она бросилась к отцу, уткнулась ему в грудь и зарыдала.

— Бабушка, все хорошо, не переживай. Мы недалеко, в Сорочинск. Там Нефтеразведка, специалистов не хватает — работать буду, зарплату хорошую обещают, квартиру дают от конторы.

— А как же Лида?

— И Лиду пристроим, в Детдоме нужны учителя, что ж она, зря училась?

Отец достал платочек из кармана пиджака и бережно стал вытирать бабушкины слезы. Старенькую бабушку он очень сильно любил.

— А Танюшка как же? Оставьте хоть ее здесь.

Бабка Аксинья обхватила меня за плечи и прижала к себе.

— Танюшку оставим только до осени, дети должны жить с родителями.

— Так не честно, я тоже хочу в новый дом. Возьмите меня с собой хоть ненадолго.

Я бросилась к родителям с мольбой, в надежде, что они сжалятся и возьмут меня прямо сейчас.

Отец был непреклонен.

— Куда сейчас? Еще неизвестно, что там за дом. Может, там ремонт нужен.

— А я помогать буду, мусор выносить, за водой ходить, да все, что хотите, буду делать. Хоть в магазин за хлебом. Возьмите меня! Возьмите! — взмолилась я.

— Ладно, Лень, давай возьмем Танюшку дня на два. Посмотрим по обстановке, потом отвезешь ее обратно. У деда с бабой летом ей будет вольготней.

Мамка обняла меня за плечи.

— Не хнычь, поедешь с нами.

— Ура!

Я побежала собирать свои манатки.

— Все не бери.

Отец крикнул с крыльца.

— Ненадолго едешь.

И то спасибо. Я уже чувствовала себя каким-то подкидышем. Хотелось все-таки быть с родителями, а не со стариками. Я их, конечно, очень сильно люблю, но родители — это святое.

Утром следующего дня за нами приехала машина с кузовом. Туда погрузили все наши вещи. Отец сел в кабину с шофером, а мы с мамкой в кузов с вещами. Там было много соломы — наверное, для мягкости. Мы сгребли всю солому в одну кучку и уселись.

Хорошо, что ехать недалеко, Сорочинск совсем рядом оказался, и то трясло всю дорогу.

Дом показался большим. Одно крыльцо центральное, и дверь входная. А еще была задняя дверь, но не было крыльца, и эта дверь была забита перекрестными досками.

— Папк, а почему дверь забита?

— Ну, это запасная, на всякий случай.

— А какой бывает всякий случай?

— Например — пожар.

— А как же без крыльца?

Я все не отставала от отца с расспросами.

— Так спрыгнуть можно. Осматривайся сама, все вопросы потом, разгрузиться надо.

К дому примыкал небольшой палисадник со стороны улицы. А со двора несколько кустов малины и сарай. Сарай был не ухожен, видимо, в нем раньше держали скотину. Но он был добротный с большой дверью и завалинкой. За сараем забор из штакетника и соседский двор. В соседнем дворе парень возился с велосипедом. Пока родители выгружали пожитки, я познакомилась с соседом.

— Привет, сосед!

— Привет!

— А мы ваши соседи, только заезжаем. Я — Таня, а ты?

— Я Ленька. Ты в школу ходишь?

— Нет, я только через год пойду. А ты?

— А я третий класс закончил.

Ленька бросил свой велосипед и подошел к забору. Тут я его как следует разглядела. Он был гораздо выше меня, конечно, он ведь старше. Волосы тоже русые, как у меня, только у меня глаза карие, как у отца, а у него голубые. И рубашка под цвет глаз в бело-голубую клетку, только больно потрепанная и явно ему велика. Ленька заметил мой внимательный взгляд.

— Это брата моего рубашка, он, когда в армию уходил, все старье выбрасывал. А я подхватил, за скотиной ходить пойдет, новые-то жалко.

— В школе как успехи?

— Ну, в основном четверки, и то спасибо. Я за старшего в семье, вся скотине на мне, хозяйство.

— Понятно. Я приехала только с домом познакомиться, на днях опять уеду в Баклановку на все лето. Пусть родители сами обустраиваются. А ты с кем живешь? — донимала я соседа расспросами.

— Я с мамой и бабушкой. Отец умер, а брат в армии.

— Ну, ладно, еще увидимся, соседи ведь, пойду я.

— Давай. Если что, кричи, прибегу, что надо помогу.

Ленька вернулся во двор к своему велосипеду.

— Спасибо, Лень!

Зашла в дом и ахнула. Какой большой! В сенях чулан. Прямо от дверей — кухня, налево от кухни — огромная комната, и мне сказали, что она моя! Такого быть не может, чтобы у ребенка, который еще не ходит в школу, была своя огромная комната. А справа от кухни большая комната родителей. Прям не дом, а царские хоромы. Ни в сказке сказать, ни пером описать, как у Пушкина. Ну, Пушкина-то я уже читала. Я читаю с пяти лет. Своей комнаты у меня никогда не было. Даже своего уголка. Всегда приходилось где-нибудь пристраиваться, чтобы почитать, порисовать или пошить куколкам. Только в комнате отвалилась штукатурка и облезли полы, какие-то желтые. Отец сказал, что будут все красить и белить, и я буду мешать. И нечего мне нюхать краску. Велел собираться в Баклановку. Я погоревала, но делать нечего. Придется ехать. Вот и познакомилась с домом.

Конечно, сидеть все лето в незнакомом месте, только скучать — пока обживешься… А в Баклановке все родное, огромный двор — полно всяких закутков, где можно поиграть. И подружка там есть — Маша, только она уже ходит в школу, но сейчас-то лето. Так что я со спокойной душой согласилась ехать опять в Баклановку.

Лето показалось мне очень долгим, насыщенным всякими событиями. Скучать было некогда, каждый день что-нибудь случалось. Хозяйство-то большое, полно всякой скотины. Почти вся скотина паслась целыми днями на пастбище. Только мелкие телята да барашки оставались во дворе. Да еще поросята и куры. Вот мы со старенькой бабушкой Аксиньей их кормили и поили. Бабушка качала воду из колодца, а я маленьким ведерком разливала по корытцам. Ходили в поле за разными травами, а потом сушили их под навесом. Дедушка возил нас на Буяне в лес за грибами. Пока мы собирали грибы, конь пасся на опушке леса.

Однажды к дедушке приехал какой-то дяденька с большим ящиком. И все собрались в саманной пристройке, где была большая печь и бабки Аксиньи кровать. Стали ящик распаковывать, а там какой-то аппарат, весь блестящий. С разными деталями. Начали его собирать. А это новый сепаратор, такого точно ни у кого нет. У всех ручные, а этот электрический. Наливаешь туда молоко, а он давай журчать. Вот тебе и сметана, и сливки. Красота. Сколько было радости.

Надо сходить к Маше и рассказать ей про сепаратор, пусть тоже порадуется. Только надо отпроситься у молодой бабушки Нюры — папкиной мамы.

— Бабушк, можно я схожу к Маше?

— Ну, сходи, только не дотемна.

— Не дотемна, не дотемна.

Я обрадовалась и побежала через заднюю калитку огородами к подружке. Так быстрее, чем по центральной улице. Только там дороги совсем нет, только тропинки, и те травой заросли. К Машиному дому тоже подошла с заднего двора. Калитка на заднем дворе была закрыта на щеколду, но я умела открывать. Руки-то у меня маленькие, легко проходили между штакетин. Мы с Машей часто играли на заднем дворе за сараем, там был навес и две скамейки со столом. Очень удобно было играть в школу, в магазин и даже в парикмахерскую. У меня были косы, и Маша мне делала прически, а потом снова заплетала, чтобы меня не заругали. Она мечтала иметь косы, но ее всегда стригли, а она плакала. А ее бабушка Клава сказала, что нечего заплетать мышиные хвостики. А когда мы играли в школу — Маша была учительница и учила меня по своим школьным тетрадкам.

Маша с бабушкой Клавой сидели в передней комнате и пили чай.

— Тук, тук! Можно к вам?

— Ой, Таня пришла.

Машка выскочила из-за стола и подбежала ко мне.

— Здравствуйте вам!

— Привет! Давно не приходила, пойдем к столу.

Машка схватила меня за руку и потащила за стол. Стол стоял посредине комнаты и был накрыт вышитой скатертью с ажурными краями. Моя мамка тоже так вышивала и вязала ажурные узоры крючком.

— Тань, ну что ж ты застыла на месте? Садись, вот стул, сейчас чашку тебе достану.

Бабушка Клава подошла к буфету за чашкой.

— Да вот скатертью вашей любуюсь. Я когда вырасту, тоже так буду вышивать. А у нас новость-то какая!

— И какая же у вас новость?

Бабушка налила мне чай из самовара.

— Нам привезли сепаратор электрический. Он журчит и делит молоко на сметану и сливки. А что остается совсем жиденькое, отдают телятам. Вот!

— О да, эта вещь очень нужна в хозяйстве.

Бабушка Клава вздохнула.

— А у нас и хозяйства-то нет.

У них и правда не было никакой живности во дворе кроме кур. Не успели мы допить чай, как вдруг начало греметь за окнами.

— Ох, да что ж это такое, гроза, что ли, начинается?

Бабушка подошла к окну напротив стола.

— И правда, туча какая огромная черная. Вот сейчас ливанет.

За окнами еще сильней громыхнуло и начало сверкать.

— Ой, я домой побегу.

Я бросилась к дверям.

— Да куда ж ты по дождю, подожди. Пройдет дождь и пойдешь.

— Ну уж нет, а вдруг он дотемна не пройдет. Мне дотемна не разрешили.

Я все-таки рванула домой. Всю дорогу за мной летали молнии, гремел гром со страшной силой. А уж ливень меня поливал, как из ведра. До того я перепугалась, бегу-реву, платье все промокло, набухло, прилипло к телу, бежать мешает. Кое-как с горем пополам добралась до дома. Залетела к бабушке Аксинье в саманку, хорошо хоть все разошлись.

— Танечик, что ж ты плачешь, испугалась?

Бабушка сняла с меня мокрое платье, закутала в одеяло и уложила на кровать. Так я и уснула, и проспала чуть ли не до вечера.

Незаметно подкралась осень. Дуб возле ворот пожелтел и сбросил половину листвы. Листва высохла и шелестела. Мы с Машей сгребали листву и валялись в ней, как на перине, разглядывая в небе облака.

В один из выходных дней за мной приехал отец на мотоцикле и забрал меня в Сорочинск. Я даже не успела попрощаться с Машей.

— Папк, можно я к Маше сбегаю, хоть «До свиданья» ей скажу?

— Да ладно, следующим летом опять увидитесь. Торопиться надо, а то вон тучи какие, как бы дождь не зарядил.

Тучи и правда были черные, страшные. Хорошо, что гром не гремел.

— Лень, пообедайте хоть!

Бабушка Аксинья вышла на крыльцо.

— Может, отца с матерью дождешься?

— Нет, бабушк, поедем, пока нет дождя, а то дорогу развезет, завязнем где-нибудь. А где мать с отцом?

— Да Буяна они повели к ветеринару, что-то он захромал.

Бабушка заохала и стала собирать нам с собой еду: домашний хлеб, домашнюю колбасу, яиц целое ведерко, в котором я воду носила для ягнят. И еще всего-всего: картошки своей — не магазинной, лука, моркови, репки и редьки. Всего, что в огороде росло.

Хорошо хоть, мотоцикл с люлькой, а то как бы все это везти? Отец все сложил в люльку спереди, а потом усадил меня.

— Бабушк, поехали мы, ворота закрой. Да родителям привет передавай.

Бабушка запричитала, наклонилась ко мне, давай целовать.

— Передам, передам! Уж должны вернуться, давно ушли.

Тучи всю дорогу шли за нами, пока мы ехали. Но мы ехали быстрее, потому нам повезло. Дождь ливанул как раз, когда мы были уже возле дома.

— Ну, здравствуй, дом!

Как я ждала встречи с домом. Представляла, как буду жить в своей комнате, сама хозяйка.

— Папк, а что нас мамка не встречает?

— На работе она.

— Как на работе? Сегодня же выходной.

Я выскочила из люльки, забежала под козырек крыльца.

— Она в детдоме работает. Там живут дети сироты, у них нет родителей. И учителя дежурят в выходные дни по очереди.

— А где же их родители?

Я все засыпала отца вопросами.

— Ну, кто на войне погиб, кто заболел и умер. Давай, помогай продукты разбирать. Овощи в чулан, остальное в дом. Что-нибудь легкое бери, не надрывайся.

Я стала перетаскивать в чулан продукты.

— Ух ты, тут и полки есть, и свет. Папк, это ты полки приделал?

— Ну да, чтоб порядок был. Давай хозяйничай, пойду, мотоцикл загоню в сарай, да дров натаскаю, печь затопим.

Разложила все продукты и зашла в дом. Красота: все стены побелены, полы покрашены цветом под кирпич. На окнах занавески с выбитым узором. Наверное, мамка на машинке по вечерам выбивала, очень красивые.

Комнату от кухни отделяла печь. На кухне только стол и шкафчик для посуды. А в комнате кровать да этажерка с книгами. Даже стола не было. Зато в моей комнате была кровать, и стол был. Под кроватью коробка с игрушками. А на столе книги. Стол стоял перед окном, напротив запасная входная дверь с выходом на задний двор. Только она заколочена с уличной стороны. Жалко, что не получится погулять, осмотреться бы хоть, да на улице дождь.

Отец начал растапливать печь. Выгреб золу из поддувала, сложил поленья шалашиком в топку и стал факелочками, свернутыми из старых газет, поджигать поленья.

— Танюшк, налей-ка воды в чайник. Сейчас чаевничать будем, бабка Аксинья пирожков положила.

— Сейчас.

Ведро с водой стояло на табуретке возле рукомойника. Я начерпала воды и поставила чайник на печь. Дрова уже разгорелись и светились ярким огнем, когда отец открывал дверцу топки и подбрасывал поленья.

— Ну, вот и чайник закипел. Давай неси свою траву.

— А какую, душицу иль мяту? Мы с бабушкой Аксиньей всякой травы насушили.

— Давай мяту, будем делать чай-ассорти.

— Это что такое — ассорти?

— Это значит, смесь из нескольких сортов. Вот у нас, например: один сорт индийского чая, а другой — русского, наша мята. Вот и получится — ассорти.

— Ух ты, здорово. Такого точно ни у кого нет.

Я побежала в чулан.

— Папк, а варенье какое нести?

— Смородину, что ли, давай, наша мамка смородину любит. Скоро уж придет.

— А пирожки-то холодные, бабушка их утром пекла.

— Ничего, мы их сейчас в печке подогреем.

Отец достал сковороду из стола и сложил в нее пирожки.

— Ну вот, сейчас и чай заварится, и пирожки нагреются.

Пока мы с отцом хозяйничали на кухне, мамка вернулась с работы. Я бросилась к ней.

— Ой, мам, наскучалась-то я как!

— Танек, подожди, плащ совсем намок, сниму.

Мне так нравился мамкин плащ, светло-серый с пояском и кармашками, он совсем потемнел от дождя. Очки у мамки запотели, волосы намокли и раскудрявились.

— Тань, возьми мои очечки, протри полотенцем, а то я тебя совсем не вижу.

Я взяла вафельное полотенце и стала протирать очки. Полотенца у нас были все красивые. Мы с мамкой покупали вафельную ткань на базаре, разрезали по размеру, и мамка вышивала по краям крестиком, и еще делала бахрому из ниток для вышивания.

— Вот, держи очки.

— Выросла как, загорела, и волосы выгорели.

Мамка погладила меня по голове.

— Заплеталась сама?

— Сама. Мне баба Нюра ленточки купила и расческу с редкими зубьями. Она ездила в Златоуст продавать мед, и там на базаре все купила.

— А косынку что ж не накрывала?

— Накрывала, да везде ее теряла, то в саду, то в огороде. Бабушка Аксинья сказала, что волосы шелковые, вот и сползает косынка.

— Лидок, ты что рано пришла? Мы тебя после восьми ждали.

Отец закинул в печь последнее полено.

— Отпросилась на часок пораньше, соскучилась по Танюшке. Сегодня как раз Надежда Федоровна дежурит, наш медик. Ребятам читает лекцию о необходимости делать прививки. Все прививок боятся как огня. Вот она им и расскажет про чуму и про холеру, про испанку и сибирскую язву. Пусть знают, какие последствия могут быть, если не прививаться. А там уж и ночная няня придет.

— А мы с Танюшкой гостинцы из Баклановки привезли. Вот уж и чай заварился.

Отец поставил чайник на стол, достал из печки пирожки.

Весь вечер я рассказывала родителям про свое житье-бытье в деревне: как мы с дедом ездили в лес за грибами на Буяне, и как я попала в страшную грозу, и как меня в пятку пчела укусила.

— Это как же так пчела ухитрилась тебя в пятку укусить?

Мамка даже сняла очки, так удивилась, и внимательно на меня посмотрела.

— Уж не сочиняешь ли ты, дочь?

— Мам, ты что, мне не веришь? Мы с бабушкой Аксиньей на крылечке сидели под навесом, жарко было. А пчелы летали над сеном, в нем полно цветов. Сено свежее было, дед накосил и привез. Вот одна пчела и прилетела к нам, да как цапнет меня. Бабушка мне жало булавкой выковыряла. Хоть и старенькая, а глаза-то видят хорошо. Вот смотри, следы остались от булавки.

Я задрала ногу на стул.

— И правда.

Мамка погладила мою ногу.

— Пойдешь завтра со мной на работу?

— А можно? Хоть узнаю, где ты работаешь. К папке точно нельзя, там опасно.

— Можно, только не на уроки. У нас есть «Детский сектор», там всякие кружки по интересам: танцевальный, музыкальный, технический — для мальчиков, художественного творчества.

— А меня примут в кружок?

Я затаила дыхание.

— Пока нет, принимают с семи лет, но на репетиции присутствовать можно. Я там руковожу танцевальным кружком, будешь нашим зрителем.

— Ой, буду, буду.

Я обрадовалась и стала кружиться вокруг мамки от нахлынувшего счастья.

— Ну ладно, договорились.

Утром я проснулась рано, на кухне горел свет, отец пил чай перед работой.

— Танюшк, ты что так рано соскочила? Поспи еще.

— Как поспи? А мамка где, уже ушла? Она же обещала.

Я накуксилась и собралась реветь.

— Да тише ты, спит она. Уроков сегодня у нее нет, только кружок после обеда. Пусть поспит, она ведь в выходные работала. Не шуми тут, а лучше пойди погуляй. Чай вот со мной попей, да иди. Только возле двора, далеко не уходи. Изучи близлежащую территорию.

— Ладно.

Двор был небольшой. Никакого сада-огорода не было. Только небольшой палисадник возле главного входа. А запасной выход был без крыльца, и там не было даже забора. В палисаднике росла сирень и шиповник, да еще большая береза. От соседского двора нас отделял невысокий забор. Вдоль него росла малина, только ни одной ягодки уже не было — осень. В глубине двора — сарай, а между сараем и соседским забором — закуток такой небольшой. Там можно поиграть и посидеть на завалинке. И никто тебя не найдет, малина все скрывает. Это будет мое тайное место.

Тайное место оказалось не таким уж тайным. Из-за забора выгляну сосед Леня.

— Привет, соседка!

— Привет, Лень!

— Ты что так рано вышла, тебе же в школу не надо?

— Рано проснулась, вот и вышла во двор — территорию изучаю. Отец на работу ушел, а мамка спит, не хочу шуметь.

— Понятно, а я в школу.

— Везет тебе, я бы тоже хотела в школу, да с шести лет не берут.

— Да ладно, успеешь еще в школу. Местечко у тебя тут здоровское, можно секретики делать.

— Что это за секретики такие, знать не знаю.

— Ты что, все девчонки секретики делают. Потом хвалятся, у кого лучше. Ладно, мне бежать надо, вечером выходи, расскажу.

Ленька убежал, а я пошла в дом посмотреть, не проснулась ли мамка.

Мамка пекла оладушки на сковороде. На столе кувшин с молоком, сметана, прям как в Баклановке. Только в Баклановке коровы у деда, а здесь-то нет.

— Мам, а молоко со сметаной откуда?

— Соседка тетя Люба приносит, у них корова есть.

— Ну и прекрасно, с голоду не помрем. А то бабка Аксинья меня пугала, что здесь есть нечего, молока нет, и меня голодом заморят.

Мамка засмеялась.

— Да кто это тебя тут голодом заморит? Здесь же город, магазины есть, и на базаре все можно купить.

— Хорошо, что тебе на работу не надо, а то бы я скучала.

Я подошла к мамке, обняла ее за талию и прижалась к ней. Моих рук как раз хватало, мамка у нас была стройная.

— Танек, ну что ты такое говоришь, какая скука может быть? Отец тебе книжек с картинками накупил, разукрашек, альбом, карандаши цветные. Еще журнал детский выписал — «Мурзилка». Только он будет приходить с января.

— А как он будет приходить?

— Почтальонка принесет и в почтовый ящик кинет.

— А еще что-нибудь выписали?

— Еще нам с тобой журнал «Работница», там рецепты разных блюд и выкройки, рассказы о знаменитых женщинах. И взрослые газеты и журналы. Скучать не будем.

— А дед Алеша только газету «Правда» выписывает. Иногда вслух читает, но мне не интересно.

— Ладно, Танек, давай будем потихоньку собираться, заплетаться. Пойдем пораньше, надо костюмы подготовить к репетиции. Вдруг где-то завязочки оторвались, или еще что-нибудь подремонтировать.

— А где ремонтировать-то?

— У нас есть кружок кройки и шитья, девочки все сделают.

— Ой, я так шить хочу, а меня в кружок возьмут?

Я запрыгала вокруг мамки от волнения.

— Ну, во-первых, чтобы шить, надо иметь усидчивость и терпение…

Я быстренько уселась на стул.

— Я буду-буду усидчивой.

— А во-вторых, ты уж определись, что тебе больше по душе — танцы или шитье. А то ты хочешь и то, и другое. В-третьих — в кружки принимают с семи лет, я тебе об этом уже говорила. Вот у тебя будет целый год на раздумье.

— Ладно, я подумаю. Только я хочу и шить, и танцевать. На танцах устану, сяду шить, как раз и буду усидчивой.

Мамка рассмеялась над таким раскладом и стала меня заплетать.

В школьных коридорах детдома было тихо, шли занятия. Мы подошли к кабинету с надписью «Детский сектор». В кабинете стояли большие столы, вокруг столов — стулья, вдоль стен шкафы со стеклянными дверцами. В шкафах чего только нет: в одном все для рисования — альбомы, краски, карандаши. В другом все для поделок — наборы конструкторов. За каждым кружком закреплен свой шкаф.

— Мам, как здесь здорово, можно заниматься чем душа пожелает.

— Да уж, про душу — это ты красиво сказала. Очень важно заниматься тем, что тебе нравится, тогда будет все хорошо получаться. И где это ты про душу разузнала?

Мамка внимательно посмотрела на меня через очки.

— Да дедушка так всегда говорит: что душе угодно, душа радуется, не тревожь душу, ну еще всяко-разно про душу. Это он про ту душу, которая внутри человека живет. А еще он говорит, что если с душой в ладу, то и в жизни — порядок.

— Ну, давай и мы с тобой будем радовать душу.

Мамка подошла к одному из шкафов, начала доставать костюмы и складывать их на стол. Костюмов было много — это все для танцевального кружка. Их надо было все проверить. Те костюмы, что нуждались в ремонте — отнести в кабинет домоводства, там есть швейные машины. Костюмы были неимоверной красоты, просто сказочные. От вида этой красоты у меня перехватило дыхание, и сердечко забилось от радости. Мы стали с мамкой сортировать эти костюмы. Те, что не требовали ремонта, складывали обратно в шкаф, а у которых что-то оторвалось — ленточки, завязочки или пуговицы — оставляли на столе. Когда мы рассортировали все костюмы, в двери постучали. Мамка подошла к двери.

— Лидия Ильинична, а репетиция будет? Мы вас везде ищем.

— Леня, как хорошо, что ты зашел! Поможешь отнести костюмы в кабинет домоводства?

— Помогу, конечно.

В кабинет зашел наш сосед.

— О, Тань, и ты здесь? Привет!

— Привет, сосед!

— Ты что, тоже на репетицию?

— Да, только я пока буду зрителем, мне ведь еще нет семи лет.

Я вздохнула горестно и чуть не заплакала.

— Ладно, не куксись, придет твое время.

Ленька схватил все костюмы и вышел из кабинета. А мы с мамкой пошли в спортзал, там все танцоры уже собрались и толпились в раздевалке.

— Ребята, знакомьтесь, это Таня!

Мамка подтолкнула меняя вперед, а я застеснялась и попятилась назад.

— Не дрейфь, не обидим, — выкрикнул кто-то из ребят.

— Это что, новенькая? — опять чей-то голос.

— Нет, это моя дочка, она будет иногда приходить на репетицию.

Все меня окружили, начали наперебой расспрашивать: сколько мне лет, да учусь ли я в школе, да с кем дружу. А мальчишки дергали за косички.

— Ничего у тебя косы толстенные! — выкрикнул кто-то из пацанов.

Косы были только у домашних девчонок. Детдомовские были с короткими волосами, кто же их там будет заплетать.

Тут мамка захлопала в ладоши.

— Все, ребята, начинаем, Илья Петрович пришел.

В зал вошел баянист, он же учитель пения. У него в руках был черный баян с блестящими регистрами, с широкими ремнями, красивый такой.

Началась репетиция, в каждом танце свои участники. Танцев было несколько. А еще в концерте должны быть певцы-солисты, хор, чтецы и другие номера. Только они репетировали отдельно от танцев, в разное время. А вместе их собирали только на генеральную репетицию.

Мне так все понравилось, я была на седьмом небе. Размечталась, скорей бы мне исполнилось семь лет и меня бы взяли в кружок. После окончания репетиции мамка попросила соседа отвести меня домой.

— Леня, проводи, пожалуйста, Таню домой, как бы она не заблудилась.

— Хорошо, Лидия Ильинична, конечно, доведу до самого крыльца.

Пойдем, соседка!

— Пойдем! А ты, мам, когда придешь?

— У меня еще кружок кройки и шитья.

Ленька взял меня за руку, и мы пошли домой.

— Лень, а ты не забыл, что мне обещал?

— А что я обещал?

— Да про какие-то секреты рассказать.

— А про секретики!.. И расскажу, и покажу. Только платье красивое переодень, а то перепачкаешься.

Когда я вышла во двор, Ленька уже сидел на завалинке в моем закутке.

— Лень, как ты прошмыгнул мимо окон, я тебя не видела?

— Уметь надо, вот смотри!

Ленька отодвинул одну штакетину в заборе и протиснулся в свой двор, потом обратно.

— Видала? Это чтобы не обходить все дворы кругами. Здорово придумал?

— Здорово! Я бы не догадалась.

— Не девчачье это дело, заборы ломать.

Ленька поправил штакетину, и стало незаметно, что она двигается.

— Ты же не нарочно сломал, никто и не узнает, я никому не скажу.

— Ладно, давай еще завалинку немного поломаем.

Ленька встал и начал отрывать дощечки, которыми была обшита завалинка.

— Ты что, отец увидит, заругает, он в сарай мотоцикл ставит.

— Не бойся, не заругает, он даже не догадается, мы все обратно наладим.

Я накуксилась и собралась хныкать.

— Обманул, обещал секрет показать, а сам завалинку ломает.

Я заколотила Леньку по спине.

Он засмеялся:

— Да подожди ты, не хнычь. Вот, смотри, под дощечкой песок, а там внизу саманные кирпичи из глины и соломы, они прочные, не отвалятся. Песок разгребаешь, делаешь свой секретик, и снова песком засыпаешь. Дощечки обратно кладешь, и все, шито-крыто.

— А из чего секретики-то делать? — я всхлипнула последний раз и немного успокоилась.

— Вот, я все принес.

Ленька достал из кармана разные финтифлюшки и стал раскладывать на блестящую обертку от шоколадки в ямку на завалинке.

— Вот, смотри, укладывай красиво, что у тебя есть. У нас есть две жемчужные бусины — была целая нитка — я все девчонкам раздал. Еще осколочки красивые от фарфоровой чашки, сережка — на базаре нашел. А вот самая дорогая вещь — значок, брат прислал из Ленинграда, он там служит. Только я подрался с Петькой и застежка у значка сломалась.

— А что это на значке? Корабль?

— Да. Это крейсер «Аврора», в Ленинграде на Неве стоит.

— Ух ты, вот это да, такого точно ни у кого нет.

— Теперь накрываем все стеклышком и любуемся.

Ленька поднял с земли стеклышко и накрыл секретик.

— Только стекла где попало не бери, а то порежешься. У меня спроси, когда надо будет. Я края отшлифую, у меня есть шлифовальный круг.

— Ой, спасибо, Лень!

— Да пожалуйста, такого добра еще насобираем. Теперь песочком присыпаем и дощечки возвращаем на место.

— Леньк, где ты, окаянный? Воды натаскай! — послышался голос из соседнего двора.

— Ой, это меня, бабка Фрося. Она же не видала, что я со двора выходил. Пойду я, надо скотину поить.

Ленька подождал, пока бабка скроется в сарае, и прошмыгнул к себе во двор через штакетину в заборе.

Я еще немного посидела на завалинке, радуясь сегодняшнему дню. Денек был замечательный. А я боялась, что буду скучать на новом месте. Оказалось, не все так плохо, и здесь есть чем заняться. Правда, секретики пришлось отложить до весны, скоро пошли дожди, и я больше времени проводила дома за книгами и рисованием. Да еще ходила с Ленькой на репетиции, уж очень я хотела попасть в танцевальный кружок.

— Танек, чем сегодня будешь заниматься?

Мамка собиралась на работу и надевала плиссированную юбку. Я так хотела такую юбку. Вырасту, тоже сошью.

— Да рисовать, наверное, буду, или букварь свой читать.

— А то ко мне приходи после обеда. У меня домоводство, посмотришь, как девочки шьют.

— Ладно, посмотрю, как будут дела развиваться.

— Чего-чего, какие такие дела?

Мамка засмеялась и обняла меня.

— Это дедушка так говорит, когда бабушка Нюра его просит что-нибудь сделать.

— Ну, я пошла, молоко на столе, обед тебе в маленькой кастрюльке в печи. Да голыми руками не доставай, полотенце возьми.

Мамка ушла, а я села за стол и стала думать, чем заняться. Долго думать не пришлось. У соседей во дворе заголосила курица. Да не кудахтала, а кричала диким голосом, как будто ее убивают. Из окна мне было видно только половину соседского двора. По двору носилась курица, за ней бегал Ленька. Что там у них случилось? Я быстро накинула пальтишко и выбежала во двор. Отодвинула штакетину и перелезла во двор к соседям.

— Лень, ты что не в школе? Курицу зачем гоняешь?

— Не пойду я сегодня в школу.

Ленька ухватил курицу за шею. Она барахталась у него в руках, махала крыльями, но Ленька держал ее крепко.

— Наконец-то поймал. Брат приехал в отпуск из армии. Вот сейчас курицу зарубим. Приходи к нам на обед, с братом познакомлю. Он у меня герой, во время учений командира спас, а сам ранение получил. У них снаряд взорвался, и его осколком долбануло прямо в плечо.

— Ух ты, конечно приду. Хоть про подвиг узнаю.

Ленька унес курицу в сарай, там бабка Фрося ждала его с топором в руке, рубить голову курице.

Я убежала домой, не стала смотреть на курицины мученья. Хотела почитать, как мама мыла Лару в букваре, да из головы никак не шел тот снаряд, которым ранило Ленькиного брата. Страшно-то как. Дедушку Алешу тоже снарядом ранило на войне. У него теперь шея не поворачивается, там осколок застрял, и его отрезать нельзя, иначе дедушка умрет. Так врачи сказали. И на правой руке нет трех пальцев, тоже снарядом оторвало. Хорошо хоть дедушка — левша, и все может делать левой рукой.

Думала-думала, и решила Ленькиному брату рисунок нарисовать про войну. Нашла у отца военную книгу, там картинка на обложке: солдат в каске с автоматом в руке, а в другой руке знамя.

Вот и стала рисовать. Только там синяя обложка. А я видела у деда военную форму, только у меня такого цвета карандаша не было. И я решила форму покрасить зеленым, а сверху серым, и стало похоже. А знамя — красным. Здорово получилось. Только я закончила свой рисунок, прибежал Ленька.

— Тань, пойдем, все уже сели за стол.

Я схватила свой рисунок, накинула пальтишко.

Зашла в дом и ахнула! Какой красивый брат у Леньки. Высокий, брови черные, а глаза синие-синие. Я прям онемела.

— Тань, ну ты что же в дверях стоишь, заходи.

Тетя Люда, Ленькина мать подошла ко мне:

— Раздевайся, снимай пальтишко.

— Здравствуйте, соседи! — осипшим от волнения голосом пролепетала я.

— Ну, здравствуй, соседка!

Ленькин брат подошел ко мне, взял за плечи и присел немного, чтобы быть наравне со мной.

— Я Иван — Ленькин брат!

— Я Таня, рядом тут живу с вами, с Ленькой вот дружу.

— Знаю-знаю, наслышан.

— Вань, я тебе рисунок нарисовала, чтобы ты не очень горевал про свое ранение.

— Ой, спасибо! Мне еще никто рисунок не рисовал. Я над кроватью у себя повешу.

Иван был в белой майке без рукавов, а плечо бинтом перевязано, но крови не видно, значит заживает.

— Ну, давайте обедать!

Бабка Фрося разлила по тарелкам лапшу на курином бульоне, а в большой чашке посреди стола дымилась картошка с кусками курицы, прямо из печки. Я не знала, как ее есть-то, эту курицу, только что по двору бегала. Жалко.

— Тань, ешь, не стесняйся.

Тетя Люда пододвинула ко мне поближе тарелку с куриным супом.

— Вот квасок!

Налила мне в кружку квас.

— А почему у вас квас такой темный? У дедушки светлый.

— У деда твоего, наверное, из опары квас, потому и светлый. А у нас из свеклы.

За столом Иван рассказывал об ученьях, и о том, как снаряд взорвался. Как он своего командира прикрыл.

— Вань, а ты самое главное расскажи, как все было-то?

Бабка Фрося отложила ложку и уставилась на внука.

— Да просто все, бабака. Когда снаряд полетел в нашу сторону, толкнул я командира в окоп, а сам на него плюхнулся. Вот меня осколком и зацепило. А когда в госпитале лежал, к нам в часть приезжал командир дивизии и вручил мне медаль за отвагу. И отпуск вот дали, поправиться после ранения.

— Вань, а медаль покажешь? — я с надеждой посмотрела на Ивана.

— Покажу, когда все съешь, а то вон какая тощая.

— Не тощая я, это я за лето выбегалась, все на улице, да на улице. Дед сказал: «Не в коня корм».

Все засмеялись.

Домой пришла, когда стемнело. Мамка была уже дома и возилась не кухне.

— Танек, ты где это так долго гуляла? Холодно уже стало, не замерзла?

— Не замерзла, мам. Не гуляла я, у соседей была. К ним старший сын приехал из Армии в отпуск.

— И не обедала, суп так и стоит в печке.

Мамка достала кастрюльку и стала растапливать печь.

— Да соседи накормили до отвала, они курицу зарубили.

В один из дней, когда я, как всегда, сидела в своей комнате и читала плюшевому мишке про мамину раму из Букваря, пришла почтальонка. Она вместе с газетами принесла письмо. Письмо было с большой красивой маркой. Марки я собирала. Аккуратно отрезала от конвертов и складывала в чистый конверт без марки. Письмо было из Михайловки, открывать не стала. Все равно не пойму, что написано. Бабушка Маруся писала как курица лапой. У нее был ревматизм. Она в войну на линии работала и отморозила там руки, они были все скрючены. Ее писанину только мамка могла разобрать.

Не успела мамка зайти в дом, как я налетела на нее с письмом.

— Мам, читай скорее, что там баба Маруся пишет.

— Ой, подожди, дай разденусь. Очки возьми, запотели совсем, на улице мороз.

Я стала дуть на стеклышки очков, чтобы они отпотели, и побежала к тумбочке за чистым полотенцем. Вытерла стекла и подала мамке.

— Вот, мам, держи свои очечки.

— Спасибо, дочь, помощница моя. Ну, давай письмо, читать будем.

— Мам, ты вслух читай, только конверт не рви, я марку отрежу.

Бабушка в письме писала про свое житье-бытье. Как дядя Коля, теть Нинин муж (теть Нина — мамкина сестра, бабушкина старшая дочь), привез ей дров и наколол. Дров хватит на всю зиму. Какие дела там в Михайловке происходят. Но мне это было не интересно.

— Мам, ты самое главное мне почитай.

— Самое главное — бабушка зовет тебя зимовать. Вот слушай! «Привезли бы вы мне Танюшку на зиму. Что ж она там одна-одинешенька. И друзей, наверное, еще нет, и вы на работе. А здесь у нее друзья в соседях. Чай не оголодаем, картошки запасла полный погреб, муки полмешка купила — блины будем печь. Молоко соседка Мотя продает. Танек, приезжай, вдвоем нам веселей будет». Ну, как? — мамка отложила письмо и посмотрела на меня. — Поедешь к бабе Марусе на зиму?

— Да я и сама хотела у вас попроситься. Там хоть Надюшка с Ванькой у меня друзья. А здесь один Ленька, и то он бегает с большими пацанами в войнушку. Меня не берут, говорят — мала еще.

— Ладно, отец придет с работы, поговорим.

Я с нетерпением стала ждать, когда отец придет с работы. Уж так захотелось поехать к бабе Марусе.

За ужином родители долго рассуждали, как меня отправить в Михайловку. На мотоцикле не проехать, дороги переметает. Да и холодно — это не зимний транспорт. Только на поезде, с работы надо отпрашиваться. Поезд в ту сторону ходит через день, это летом каждый день, а зимой реже.

— Попробую Надежду Федоровну попросить, чтобы она за меня подежурила в выходной. Она часто берет подмену, у нее мать больная и ей нужны свободные дни. А потом я за нее отработаю.

Мамка погладила меня по голове и заулыбалась.. А то прям морщинки сошлись на лбу от задумчивости. Я обрадовалась, лучше уж в Михайловке зимовать с друзьями. Здесь зимой делать нечего, только дома сидеть, в кружки все равно не берут.

Детские забавы

На вокзале нас с мамкой встречал дядя Коля на лошади. Дядя Коля был одет в тулуп, он его снял и накинул на меня, чтобы я не замерзла дорогой.

— Дядя Коля, а как же ты, не замерзнешь?

— Нет, Танюшка, не замерзну, у меня же под тулупом фуфайка, она теплая.

Дядя Коля укутал мамку пологом, и мы поехали. Сани были набиты соломой, ехать тепло и мягко. Лошадка Машка смирная, бежала тихо, как-то плавно. Я даже задремала дорогой. Вдоль дороги росли елки, все в сверкающем снегу. И снег под полозьями так и скрипел, убаюкивал.

— Тпру, стой, родимая, прибыли.

Дядя Коля натянул вожжи, и Машка остановилась, перебирая своими ногами. Дядя Коля ухаживал за Машкой, она была чистая всегда, на спине попона шерстяная. Гриву заплетал ей в косы, прям настоящая модница среди других лошадей.

Бабушка Маруся вышла нас встречать.

— С приездом, дорогие мои, соскучились?

Бабушка обняла меня и стала в лоб целовать.

— Выросла-то как, совсем большая. Коль, зайдешь? Обедать будем.

— Нет, мать, мне молоко с фермы развозить, поеду.

— Спасибо, Коль, что встретил. Нинуське и Людочке привет передавай. Может, вечером зайдете, а то я завтра уеду.

Мамка забрала у дяди Коли наши дорожные сумки.

— Зайдем, Лида, зайдем, конечно, девчонки уж соскучились.

Дядя Коля хлопнул Машку по спине вожжой и крикнул ей:

— Но, пошла, родимая!

И Машка побежала, зафыркала и замотала головой, ее косы разлетелись, как крылья.

— Мам, а почему дядя Коля называет Машку «родимая»?

— Потому что помощница. И на работе и по хозяйству — все на ней держится.

— Понятно.

В доме тепло и тихо, только ходики тикают, а тарелка-репродуктор молчит.

— Бабушк, а почему радио молчит, сломалось, что ли?

— Нет, Танек, я убавила звук, молилась утром, чтобы радио не мешало.

Печка у бабушки белая-белая и очень вкусная. Когда я была маленькая совсем, я ее лизала. Тетя Нина увидела, что я ее лижу, и принесла несколько кусочков мела из школы, сказала, что не хватает кальция в организме. Раньше школьные мелки делали из чистого мела, а потом стали добавлять что-то, и их стало нельзя есть. Это сейчас я выросла, и печку не облизываю, и мел не ем. На печке лежанка, спать там тепло и уютно. Как хорошо у бабушки — все милое, родное.

Тут же прибежала Надюшка, моя подружка.

— Здравствуйте, а Таня выйдет?

— Мам, бабушк, можно я гулять?

— Пообедайте сначала, а потом гулять.

Бабушка достала из печи пирог.

— Надюшка, раздевайся, садись к столу.

Надя сняла пальтишко и давай меня обнимать.

— Я тебя жду-жду, а ты не едешь. Сижу, скучаю, смотрю, к вашему дому сани свернули, вдруг ты приехала? К другому окошку подошла, там лучше ваш двор видно — и точно, ты. Вот уж я обрадовалась, давай скорей собираться, так хотелось тебя увидеть.

У Нади — сестра Аня, она училась во втором классе и с нами не водилась. Считала нас маленькими, у нее были свои друзья.

После обеда мы вышли с Надюшкой на улицу. Снегу выпало полно, и можно было строить крепости. Дядя Коля отчистил бабушкин двор и нагреб больших сугробов. Надюшкин отец наделал нам лопаток деревянных, вот мы и возились в снегу дотемна. Под вечер приплелся Ванька, он был весь в снегу с ног до головы.

— Вань, ты откуда такой снежный?

— О, Тань, приехала на зиму к нам? А я с пацанами в овраге партизанил, мы от немцев прятались, рыли окопы в снегу.

— Понятно. Завтра придешь, или опять в партизаны подашься?

— Приду, будем крепости строить, у вас снегу вон сколько, а у нас совсем нет. Брат в отпуск приезжал, весь снег по огороду раскидал.

У Ваньки полно братьев и сестер, семья у них большая. Только он самый младший. Все уже разъехались кто куда, а он с родителями остался.

Вечером пришли тетя Нина — она не только мамкина сестра, но и моя крестная — с дочкой Людой. Получается, что Люда моя двоюродная сестра. А у тети Нины еще двое детей: сын Юра — он старший и служит в армии, и дочка Лида — та учится в Бугуруслане на учительницу. А тетя Нина в школе работает.

Тетя Нина рассказала нам, как они готовятся к Новому году. Уже привезли большую елку. И поставили в спортзале. Теперь ее украшают. Игрушки делают сами из бумаги и ваты на уроках труда. А еще у них в школе есть кружок «Умелые ручки», и там тоже мастерят игрушки. А мальчишки даже вырезают из фанеры разных птичек и лошадок, зайчиков и белочек, а потом их раскрашивают. Оказалось, что на Новогодний праздник можно приглашать своих братьев и сестер, кто еще не учится. И я стала просить, чтобы меня взяли.

— Тетя Нина, умоляю, возьмите меня на праздник, я и стишки знаю. Только костюма нет новогоднего.

— Ну, костюм найдем, у Люды с прошлого года остался. Снежинка подойдет?

— Ой, подойдет!

Я обрадовалась и запрыгала вокруг тети Нины.

— Я тоже буду делать игрушки из бумаги, вон у бабы Маруси журналов сколько в сенях. Только покажите, как?

— Это у нас Людочка специалист по гирляндам, она покажет. Только одной не сподручно, надо вырезать по шаблону, потом красить, склеивать и складывать гармошкой. А когда развернешь — получается гирлянда.

Я, конечно, ничего не поняла, какой такой шаблон, что это за штука такая? И где его взять, этот самый шаблон?

Я расстроилась, накуксилась и чуть не заревела. Так хотелось тоже поучаствовать в украшении елки. Тетя Нина обняла меня, поцеловала в макушку.

— Танюшка, не горюй. Люда завтра после школы придет и все расскажет и покажет.

— А можно я Надюшку позову?

— Конечно можно, вам будет веселей.

— А мы с бабой пойдем мамку провожать и купим краски и клей.

На следующий день мы проводили с бабой Марусей мамку на вокзал, потом зашли в сельмаг и купили все, что нужно для наших поделок. Ванька с Надюшкой ждали меня возле дома.

— Тань, где ты ходишь, мы же договаривались? Я даже в партизаны играть не пошел, — Ванька обидчиво надул губы.

— Ладно, Вань, не обижайся, я же по делам ходила.

— Да какие такие дела образовались? Не успела приехать, уже у нее дела, — забубнил Ванька.

— Ко мне после школы Люда придет, будем на елку гирлянды делать. Вот краски и клей купила. Если хотите, тоже приходите.

— Вот еще, бумажки я не клеил. Лучше я в партизаны пойду.

Ванька опять насупился и сдвинул брови.

— А я хочу, хочу, возьмите меня, Тань! — Надюшка захлопала в ладоши от радости. — Анютка совсем со мной не играет, а мне скучно.

— Договорились, вместе веселей, и больше сможем сделать.

У Надюшки в руках были три лопатки, а у Ваньки большущий кусок рубероида.

— Вань, а рубероид зачем?

— Как зачем, чтобы сделать перекрытие под башню крепости, а то снег провалится.

— Ну, ты молодец, мы бы без тебя не справились. А давайте крепость построим, а возле нее елку поставим. И у нас тоже будет свой Новый год!

— Давайте!

Надюшка сразу подхватила мою идею.

— А чем будем наряжать и где елку возьмем?

— Я дядю Колю попрошу, он на лошади съездит в лес и срубит нам елку. И с игрушками что-нибудь придумаем.

В снегу мы возились до самого вечера, бабушка Маруся два раза звала нас обедать, а мы не могли оторваться от своей стройки.

Наконец Ванька не вытерпел.

— Девчонки, я жрать хочу, живот подвело, домой пойду.

— Вань, а у тебя еда дома есть? Может, у нас пообедаешь?

— Есть, в печке чугунок стоит. Отец утром печь топил, небось, не остыло еще.

— Ну, ладно, завтра приходи. Надь, а ты пойдем, сейчас Люда придет.

— Пойдем.

Мы с Надюшкой зашли в сени и стали отряхивать друг друга веником от снега. В доме тепло и уютно, вкусно пахнет щами и еще чем-то вкусным, душистым и летним.

— Баба, а что это за летний запах такой?

Бабушка ставила наши валенки в окошечки печки сушить.

— Да это я пирог яблочный испекла.

— А яблоки откуда зимой?

— Яблоки поздние, долго хранятся, они у меня в погребе, в ящике с опилками лежат.

— Вот здорово, яблоки зимой! Жалко, что Ванька с нами не пошел, я вздохнула с сожалением.

— Завтра еще испеку, муки полно.

Бабушка разливала нам щи по тарелкам.

— Налетайте, строители, голодные, небось, уморились совсем.

Не успели мы встать из-за стола, как прибежала Люда и принесла тот самый шаблон. Шаблон оказался обычным трафаретом, который надо обводить по контуру на бумаге. Это похоже на мамкины выкройки, только выкройки надо на материал прикладывать, обводить мелом и вырезать. А я думала, что это за штука такая — шаблон, всю голову сломала. Боялась, что будет сложно, а оказалось все очень просто и легко. Люда нам только показала, как надо делать, и убежала учить уроки.

Мы с Надюшкой вырезали по трафарету семь узоров по количеству цветов в наших красках, покрасили, склеили и повесили над окном прямо на гвоздики для занавески. Это будет наш образец. Завтра решили продолжить.

На следующий день Люда зашла к нам проверить нашу работу и похвалила нас. Сказала, что отлично получилось.

— Девчонки, продолжайте в том же духе. Я побежала, мне уроки учить.

— Люда, подожди! — я бросилась за ней в сени. — Ваш папка вам елку уже привез?

— Нет, только завтра поедет, дотемна работает.

— Попроси, пожалуйста, чтоб нам тоже срубил.

— А вам-то куда? У вас и так тесно.

У бабушки Маруси домик, и правда, был совсем маленький, всего одна комната. В ней две кровати и стол перед окном. И крошечный кухонный закуток возле печки. До войны дом был в два раза больше. Только голод был в войну, а детей кормить надо, вот бабушка и продала полдома.

— Да мы хотим во дворе поставить елку, возле нашей крепости, чтобы тоже праздник был.

— Ладно, попрошу.

Людмилка убежала, а мы с Надюшкой принялись за работу. И так каждый день до самого Нового года трудились, не покладая рук. Строили крепость, делали гирлянды. Дядя Коля привез большую елку, он помог нам расчистить большой лопатой площадь перед крепостью, и все разровнял. Хорошенько вкопал поглубже в снег нашу елку. Бабушка нашла в чулане старые игрушки из папье-маше, только они от старости потеряли цвет. И мы с Надюшкой целый вечер разукрашивали их нашими красками. Ванька тоже порылся в своих закромах и нашел кое-что для елки. Надин отец сделал из бересты большую звезду, для верхушки и мы выкрасили ее в красный цвет.

Вот так наша задумка превратилась в целый снежный городок, да еще с нарядной елкой. Уж как мы радовались и скакали вокруг этой елки до самой ночи.

Ну вот, наконец — новогодний школьный праздник. Меня нарядили снежинкой, на голову надели блестящую корону. А детей на Елке полным-полно. Я в Людочку вцепилась, боялась затеряться в такой толпе. Все резвились, водили хоровод, пели песни, играли в разные игры. Потом стали звать Деда Мороза. Дед Мороз, как с картинки, в красной шубе, с белой бородой, и посох в руках. А за плечами большой красный мешок. С ним Снегурочка в голубой шубке, в белых сапожках, и тоже в короне, как у меня. А коса у нее только одна, толстенная, до самого пояса.

Вот, наконец, Дед Мороз стал спрашивать у ребят, кто какие стихи знает про зиму. И те, кто посмелее, стали подходить к нему и читать свои стихи. А он за стишок выдавал из своего мешка игрушку или гостинчик. Только было плохо слышно, все галдели и шумели. Я протиснулась вперед и стала тянуть руку, тоже хотела стишок рассказать.

— Ну, иди, снежинка, расскажи, что знаешь.

— Я знаю зимний стишок, только он про санки, можно?

— Можно, милая, слушаем тебя!

Я кхекнула для важности и громко начала:

— Иван Бурсов. «Хитрые санки».

Мои санки едут сами,

Без мотора, без коня,

То и дело мои санки

Убегают от меня.

— Молодец! — похвалил меня Дед Мороз. — Только я что-то про такого поэта не слыхивал.

— Да он молодой, по радио так и сказали — начинающий поэт. У него даже еще книжек нет. Мне стихи понравились, я и выучила на слух. Только печатными буквами записала, чтобы не забыть.

— Вот, держи, это тебе за хороший слух.

Дед Мороз вручил мне из своего мешка большую шоколадку «Сказки Пушкина».

Радость меня переполняла, скорее хотелось поделиться гостинцем с бабой Марусей. Тетя Нина с Людочкой проводили меня до дома. Я бросилась к бабушке похвалиться гостинцем.

— Баба, давай напишем родителям письмо. Как мы тут хорошо живем. Какая у нас во дворе крепость с елкой, и как я заслужила гостинчик от Деда Мороза. Одна я не осилю печатными целое письмо.

— Напишем, милая, напишем.

Бабушка разделяла мою радость. Она была довольна, что я здесь не скучаю.

Незаметно прошла зима, растаял наш снежный городок. Гулять совсем не хотелось — на улице сыро и ветрено. Больше времени я проводила дома. Мы с бабушкой читали книги, вязали половички. Правда вязала бабушка большим крючком, а я ей помогала — сматывала ленточки в клубочки. Ленточки — цветные полоски — нарезали из старых юбок и других ненужных вещей. И я сматывала все по цветам, каждому цвету свой клубочек. Вскоре за мной приехала мамка и забрала меня домой, надо было оформляться в школу. Мамка сказала, что учителя ходят к своим будущим ученикам знакомиться, и надо быть дома. Мы с мамкой сходили в школу и отнесли мои документы директору.

Директор Любовь Михайловна сказала, чтобы мы ждали нашу учительницу Нину Павловну. И немного рассказала о ней, что она давно работает в школе. У нее большой опыт, и ученики все отличники и хорошисты, и никогда в ее классе двоечников не бывает. Вот и хорошо, уж больно мне хотелось в школу.

С этого дня я с нетерпением стала ждать учительницу, и каждый день с утра прибиралась, чтобы не ударить в грязь лицом. Это так отец сказал, что если вдруг она неожиданно придет, а в доме грязюка и беспорядок, то будет стыдно. После школы забегал Ленька, и я с ним ходила в Детдом на репетицию. Когда совсем потеплело и подсохло, Ленька стал бегать с пацанами в войнушку, а я играла в закутке за малиной. Как-то раз отец пришел пораньше и выгнал во двор мотоцикл.

— Танюшк, ты где?

— Здесь я, папк! — я подбежала к отцу.

— Будешь моим помощником?

— Что делать-то?

— Будем проводить техобслуживание мотоцикла.

— Будем, будем!

Я любила наш мотоцикл, и всегда крутилась возле отца, когда он с ним возился.

— Сейчас колеса подкачаем, смажем цепь, масло поменяем, заправим, почистим — блеск наведем.

— И кататься поедем?

— Поедем.

Когда мы с отцом приводили в порядок мотоцикл, прибежал Ленька с вытаращенными глазами, весь в пыли, в опилках, волосы растрепались. Запыхался, губы трясутся.

— Дядь Лень, дядь Лень, помогите!

— Да что случилось-то? — отец вытер руки тряпкой и потряс Леньку за плечи. — Успокойся, что за беда?

— Там Петька… Кажись, помер!

— Чего? Где твой Петька, говори с толком.

— Там… Это мы… В войнушку играли в заброшке, он свалился со стены прям в подвальный проем. Мы ему кричали, а он не отвечает и не шевелится.

— Садись, поехали!

— Папк, а я? Возьмите меня.

— Нет, делать нечего, дома сиди.

Я, конечно, расстроилась, что меня не взяли, но больше испугалась. Что теперь будет. К этой заброшке никому не разрешали подходить. Там осенью один пацан убился насмерть. И милиция ходила по домам и всех опрашивала. Вот с этими грустными мыслями я сидела на крылечке и ждала, когда вернутся отец с Ленькой. Из-за соседского забора выглянула бабка Фрося.

— Тань, Леньку не видала?

Я помотала головой в ответ, боялась дрожащим голосом выдать свое волнение. Еще напугаю старуху, будет голосить на всю улицу. И не заметила, как к дому подошла мамка. Я бросилась к ней со слезами.

— Танюшк, что случилось? А папка где?

Мать увидела открытую дверь сарая, мотоцикла там не было, да еще я реву.

— Да скажи, наконец, в чем дело? Чего ревешь?

И я все рассказала мамке, ей можно. Мамка меня успокоила.

— Ладно, не реви, отца дождемся и все узнаем. Может, все не так страшно — у страха глаза велики. Ты уж никому ничего не говори, особенно соседям, ведь ничего еще не известно.

— Да я и так ничего не сказала бабке Фросе, она у меня про Леньку спрашивала.

— Ну и молодец, пойдем ужин готовить.

Только мы зашли в дом, как в дверь постучали.

— Можно к вам? Есть кто дома?

— Можно, можно, заходите! — крикнула мамка.

— Здравствуйте! Зайцевы?

В дом вошла незнакомая тетенька.

— А ты Таня?

— Таня, а Вы?

— А я Нина Павловна, твоя учительница.

— Заходите, Нина Павловна, я давно жду Вас.

Учительница поговорила сначала со мной. Спрашивала, хочу ли я учиться, знаю ли буквы, до скольки умею считать, чем занимаюсь.

Потом спросила у мамки, где они с отцом работают, и записала все к себе в блокнот. Пока Нина Павловна писала в своем блокноте, я разглядывала ее. На ней был темно-синий костюм с жакеткой и белая кофточка с кружевным воротничком. Особенно понравилась ее прическа, косы были уложены на затылке корзиночкой и заколоты красивым гребнем.

— Ну, все, Таня, жду тебя 1-го сентября в своем классе. Вот список, что нужно купить к школе. До свидания!

— До свидания, Нина Павловна!

Я помахала с крыльца учительнице и зашла в дом. Не успела я зайти, как подъехал отец. Мы вдвоем с мамкой бросились к нему и стали расспрашивать про Петьку. Отец взял с нас слово, что мы ничего не знаем и не слышали, и ничего никому не расскажем. А иначе всех затаскает милиция по своим кабинетам.

— Ну что с Петькой-то, жив?

Я затаила дыхание, в надежде услышать утвердительный ответ.

— Да жив, жив. Руку сломал и ключицу, ну и сотрясение мозга получил.

— А милицию не вызывали врачи?

Мамка бросила чистить картошку и вопросительно посмотрела на отца.

— Нет, я с пацанов слово взял, что больше не подойдут к заброшке. Все поклялись молчать про Петьку. Мы с Ленькой вдвоем отвезли его в больницу. Сказали, что упал, перелезая через забор.

Начались летние каникулы. После случая с Петькой Ленька перестал играть в войнушку с пацанами. Он как-то сразу повзрослел и больше занимался хозяйством: то кусты подвязывал, то окапывал деревья в саду, то прибивал что-нибудь. Смешинки в его глазах исчезли, взгляд стал серьезным и пронзительным. Меня это вначале немного пугало, но потом я привыкла. Он также заботился обо мне, помогал, не давал в обиду. Один раз Ленька принес мне красивую брошку с камнями. Камни сверкали на солнце и переливались всеми цветами радуги. Я прям обомлела.

— Лень, ты что, такая красота. Лучше матери отдай.

— Отдал бы, да нет у нее застежки, сломалась. Годится только на секретик, на базаре нашел.

— А меня хотят в Баклановку опять отправить на лето, ты уж за секретиками присмотри, чтоб никто не раскопал.

— Ладно, присмотрю.

Ленька погрустнел.

— Обидно, что ты уезжаешь, опять я один. Петька в гипсе, с пацанами не бегаю. Бабка Фрося совсем плохая, так и буду возле нее.

— Не грусти, Лень, я попрошусь, чтобы меня пораньше перед школой забрали.

— Ладно, пока!

Ленька насупился и перелез через штакетину к себе во двор.

Вот на этой грустной ноте мы и расстались до конца лета.

В ожидании новой жизни

Лето в Баклановке прошло замечательно, в ожидании чего-то нового, прекрасного. Ведь осенью я пойду в 1-й класс, моя жизнь изменится, и я смогу заниматься тем, о чем давно мечтаю. Эта новая жизнь манила, каждый прожитый день приближал ее наступление. И я считала оставшиеся до осени дни в календаре.

— Танюшк, кружку бери, пойдем Милку доить.

— Бегу, бабушк.

Я схватила кружку, и во двор. Во дворе стояла Милка — вымя огромное. Бабушка обтирала соски, ставила под вымя ведро. Милка давала целое ведро молока. Корова бала смирная, я ее не боялась. А вот телка молодая, Зорька, была бешеная, один раз чуть меня не забодала. Она и молока-то не давала — жадюга. Зачем ее только держали? Хорошо, что ее военные забрали.

Бабушка подоила корову, налила мне молока. Милка радостно вздохнула толстыми боками и устало поплелась в хлев. Паслась целый день в поле на жаре, устала, конечно. В поле совсем беда, от жары никуда не спрятаться. И как пастух целый день на такой жаре?

— Танек, ты где ляжешь, в саманке иль в избе?

Бабушка занесла ведро с молоком в сени.

— Я со старенькой лягу в саманке.

— Мы с дедом завтра рано уедем, ты уж со двора не уходи.

— Не уйду, я старенькой буду помогать.

Проснулась рано, петух разрывался во дворе — вставать пора.

— Унучинка, ты что ж так рано встала? — бабка Аксинья уже хлопотала возле печки.

— Да разве даст петух поспать?

— Ну, иди, умывайся, я тебе кашки положу.

— А какая каша?

— Гречка с молоком.

— А пшенную с тыквой сваришь, больно вкусная?

— Сварю, а как же.

Бабка Аксинья будто и не ложилась. В печи уже и хлеб, и опарка на квас готова. Она хоть и старенькая была совсем, но все делала сама. Днем в саманке от печи становилось жарко, и она выходила посидеть на крыльцо. Крыльцо большое, широкое, и все под навесом, всегда тенек. А я жалась к ней, обнимала, целовала. И гладила ее морщинки на лице, такие мягкие, бархатные. Очень любила ее, как будто чувствовала, что не долго ей осталось жить на этом свете.

— Что ж ты меня целуешь? Я ведь страшненная, как Баба Яга.

— А я тебя все равно люблю.

— Да за что любишь-то?

— Я тебя люблю за то, что ты меня любишь.

— Золотко ты мое. Клюшку принеси мне, в сенях возле дверей стоит. В дровник сходим, поленьев принесем.

— Бабушк, сиди, отдыхай, я сама натаскаю. Я же обещала тебе помогать.

— Понемногу бери, под печкой складывай.

Я стала бегать за поленьями, и тут затарахтел мотоцикл.

— Папка приехал!

— Здравствуй, бабушка! — отец обнял свою любимую бабку.

— Здравствуй, Лень!

— А батя с матерью где?

— В стога поехали, надо сено перевозить, как бы дожди не пошли.

— Ну, ладно, я поеду, помогу перекидать, быстрей перевезем. Танюшк, а ты пока собирайся потихоньку, домой поедем. Скоро в школу, надо подготовиться: купить школьные принадлежности, фартуки сшить. Мамка красивые кружева на фартуки купила.

— Кружева? Что, прям как у принцессы?

— Да какие принцессы в школе, это ж не театр.

Отец уехал в поле помогать деду с бабой. Я натаскала поленьев и начала собираться. Нашла в чулане свой баульчик и стала складывать вещи. Вот красные ботинки, они мне еще как раз, на вырост покупали, буду в них в школу ходить. Серая куртка с карманами, вся на замочках — отец из командировки привез. Как бы чего не забыть. А еще — самое ценное — сундучок из-под чая, выпросила у бабы Нюры, когда закончился чай. Красивый, блестящий, со слонами, с двумя крышечками и крючком на верхней крышке. Буду в нем добро хранить.

Пока я собиралась, сено привезли, перекидали во дворе и снова уехали. Сено было совсем сухое, запах заполнил весь двор. Пахло душистыми травами и ягодами. Я побежала и бухнулась в свежие копны. А там ягод полно, правда, они совсем сушеные стали, твердые, но вкусные-вкусные. Еще вкусней, чем свежие. В этом сене была своя жизнь, там ползали божьи коровки, муравьишки и всякие другие жучки и паучки.

— Танюшка, давай-ка воды накачаем, коня напоить. Неси ведра из сарая. Пока сено перевозят, вода уж нагреется, холодную коню нельзя.

Я побежала за ведрами, а бабушка начала воду качать. Колонка у нас была своя, только больно мудреная. Надо долго качать рычаг, пока вода побежит. Вода глубоко — ледянющая.

— Бабушк, два ведра хватит?

— Хватит.

Воду поставили в тенек, под навес. Папка с дедом и бабой целый день возили сено, чтоб скотину зимой было чем кормить.

— Лень, распряги коня, да обедать пора, устали все.

— Хорошо, бать, как скажешь.

Отец стал снимать с Буяна хомут и отвязывать оглобли.

— Танюшк, собралась в дорогу?

— Собралась.

— Полкану что-нибудь кинь с кухни, он с нами весь день бегал, умаялся.

— Сейчас, я ему кость припасла.

Отец распряг Буяна, и тот покорно пошел пить воду. Пил потешно, шумно — фыркал и бока раздувал.

Домой выехали только к вечеру.

— Что-то стало быстро темнеть. Папк, а мы не заблудимся в темноте?

— Ну что ты, у нас ведь фары есть. Как-нибудь доедем.

Пока ехали, немного поболтали.

— Папк, а к нам военные приезжали, скотину забрали.

— Да что ты, а мне ничего не сказали. Может, не хотели расстраивать, да и времени не было, с сеном провозились. А кого забрали?

— Телку Зорьку, ладно хоть не Милку, без молока-то как? Зорька все равно молока не дает.

Отец засмеялся.

— Да она молодая, потому и не дает. А еще кого?

— Гуся щипучего, он меня сколько раз щипал. Еще бабушка предлагала старого хромого барана, но военный начальник сказал, что старых и больных овец нельзя, и сам выбрал овцу получше. И у соседей скотину забирали.

— Ну, ладно, военным тоже надо.

— А им-то зачем? Их что, в армии не кормят?

— Это не для еды, а для испытаний.

— Каких испытаний? В них что, стрелять будут?

— Да нет, не стрелять, эксперимент будут проводить. Тебе еще рано об этом знать. Закроем тему.

Дальше всю дорогу ехали молча. Вдали показались огни, вот уже Сорочинск близко. Стало труднее ехать, колеса мотоцикла вязли в рыхлом грунте, как будто его боронили.

— Папк, а что мы вязнем?

— Да все гусеницами разбили, военные готовятся к ученьям. Танки перегоняют на полигон в лагеря.