Бесплатный фрагмент - Иск и его элементы

Автор: кандидат юридических наук Ненашев Максим Михайлович

Рецензенты:

Исаенкова Оксана Владимировна — д.ю.н., профессор (Саратовская государственная юридическая академия).

Мохов Александр Анатольевич — д.ю.н., профессор (Московский государственный юридический университет).

Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ.

Монография посвящена исследованию вопросов, связанных с элементами иска. В книге проведен разносторонний анализ практических и теоретических проблем, возникающих в этой сфере. Значительная часть работы посвящена разработке и обоснованию предложений по борьбе с различными процессуальными злоупотреблениями, основанными на отсутствии четкого законодательного регулирования вопросов, связанных с элементами иска.

Монография может быть использована в качестве основного пособия при преподавании дисциплин гражданский процесс, арбитражный процесс. Кроме того, монография может быть использована в качестве дополнительного пособия при преподавании дисциплин: теория государства и права, гражданское право.

Сокращения:

АПК РФ — Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации

ГПК РФ — Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации

ВАС РФ — Высший Арбитражный Суд Российской Федерации

ВС РФ — Верховный Суд Российской Федерации

Вестник ВАС РФ — Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации

ФАС ПО — Федеральный арбитражный суд Поволжского округа

ФАС СЗО — Федеральный арбитражный суд Северо-Западного округа

ФАС МО — Федеральный арбитражный суд Московского округа

Оглавление

Введение

Теория иска является для отечественных процессуалистов, пожалуй, если и не самой, то одной из самых излюбленных тем. В рамках учения об иске, достаточно спорного самого по себе, можно с полным основанием выделить в самостоятельную главу учение об элементах иска, которое является не менее дискуссионным. Структура иска представляется многим теоретикам избитой темой. Действительно, трудно представить, что после трудов отечественных выдающихся мэтров-процессуалистов (М. А. Гурвича, А. А. Добровольского, Н. Б. Зейдера, И. М. Зайцева, Г. Л. Осокиной, О. В. Исаенковой, М. А. Рожковой и других) можно написать по этой теме что-либо по-настоящему новое и интересное.

Однако я не побоялся поставить перед собой такую задачу и решил систематизировать в этой книге весь тот материал, который был накоплен мною более чем за десять лет изучения интересующего меня вопроса. Юристы, знакомые с моими работами, знают, что за это время мною было опубликовано несколько десятков статей, так или иначе затрагивающих избранную тематику. Искушенный читатель также заметит, что некоторые положения книги противоречат сказанному в уже опубликованных статьях. Такое противоречие имеет место в силу того, что после окончательного оформления образа книги, я пришел к выводу, что отдельные части мозаики (в виде предыдущих статей) выпадают из общего образа картины книги или противоречат ее отдельным положениям. Увидеть такие несостыковки оказалось возможным только при работе над настоящей книгой.

Также во введении позволю себе кратко рассмотреть вопрос о том, что меня не устраивает в ранее опубликованной литературе, посвященной элементам иска.

Во-первых, следует обратить внимание на то, что в отечественной литературе, труды, посвященные собственно элементам иска, являются большой редкостью. Здесь можно выделить, пожалуй, только монографию и кандидатскую диссертацию О. В. Исаенковой, которые были воспроизведены в последующем сборнике с ее же участием. Остальные монографии и диссертации рассматривают элементы попутно с другими вопросами иска и права на иск.

Во-вторых, мне представляется ошибочной сама методология, используемая авторами, при изучении элементов иска. Практически все исследования структуры иска построены по примерно одинаковому алгоритму, который может быть описан следующими словами.

Автор исследует законодательство, практику его применения, концепции других авторов, обосновывает имеющиеся в них слабые и сильные стороны, присоединяется к какой-либо из высказанных точек зрения или формулирует свою. Казалось бы, что это вполне логичный алгоритм исследования, но, по моему мнению, в нем имеется один существенный изъян. Кроется он в следующем.

Отечественное законодательство, в сфере структуры иска во все времена славилось своей неясностью и пробельностью. Это понимали все авторы. На пробельность в той или иной степени указывалось если и не во всех, то в большинстве работ. Но из такого понимания, как мне кажется, не делалось никаких логических выводов. Наоборот следом за противоречивым законодательством, исследовалась противоречивая практика применения этого законодательства, а потом теория, пытавшаяся привести все это к единому знаменателю. В результате одни проблемы смешивались с другими, что запускало эффект снежного кома.

Быть может сложившаяся ситуация объясняется тем, что нормативное регулирование этой сферы достаточным образом обеспечивает современные потребности? Вряд ли. Практикующие юристы достаточно часто сталкиваются с вопросами относительно структуры иска, ответы на которые невозможно найти в текстах АПК РФ и ГПК РФ.

Теперь обратимся к процессуальному законодательству и зададим вопрос: «Как повлияли на него те многочисленные работы, посвященные структуре иска, которые проводились со времен СССР»? Ответ на него будет очевиден: «Современное процессуальное законодательство применительно к структуре иска практически не учитывает ранее сделанные теоретические разработки».

Можно утверждать, что большой проблемой является несоответствие процессуального законодательства современным реалиям. Действующие процессуальные кодексы, применительно к структуре иска, в своей основе содержат нормы, пришедшие еще из ГПК РСФСР 1964 г., что не позволяет противостоять некоторым негативным вызовам современности.

Путем простого сравнения можно увидеть, что современный ГПК РФ в части, касающейся структуры иска, практически ничем не отличается от своего предшественника — ГПК РСФСР. С чем это связано? Почему законодатель не воспринял ни одной из высказанных точек зрения?

Для ответа на поставленные вопросы обратимся к истории.

Слабое развитие гражданского оборота в советский период, соответствующим образом сказывалось и на цивилистическом процессе. В силу относительно малого количества и простоты рассматриваемых судами дел, многие из современных проблем либо не осознавались, либо просто не существовали. Такая ситуация самым непосредственным образом отражалась и на научных работах того времени.

Практически все они носили скорее теоретический, чем практический характер. Теоретический характер заключался в том, что многие рассматриваемые вопросы не имели никакого значения для решения практических проблем. По существу положение процессуальной теории иска того времени напоминало сегодняшнее состояние математики.

«Особенности современной математики заключаются в том, что она изучает искусственно изобретенные объекты. Нет в природе многомерных пространств, нет групп, полей и колец, свойства которых усиленно изучают математики. И если в технике постоянно создаются новые аппараты, всевозможные устройства, то и в математике создаются их аналоги — логические приемы для аналитиков в любой области науки».

Процессуалисты рассматривали вопросы иска «сами по себе», в отрыве от практических проблем. Но:

«… всякая математическая теория, если она строгая, рано или поздно находит применение».

Переход к рыночной экономике привел к развитию гражданского оборота и, соответственно, к увеличению количества и сложности гражданских дел. Казалось бы, что изменение экономической ситуации должно было бы повлиять и на характер научных исследований. Но этого не случилось. Видимо переходу к новым стандартам помешала многолетняя традиция исследований, уже достаточно прочно сформировавшаяся к тому времени.

Еще одним фактором, который необходимо учитывать, вероятно, стала направленность ВУЗов и других научных институтов на привлечение в свои ряды специалистов, имеющих достаточно смутное представление о практике гражданского процесса (определенное влияние здесь оказала и позиция чиновников Министерства образования). Аспирантами у нас также зачастую становятся вчерашние студенты, не имеющие за спиной ни дня практической работы. Понятно, что человек, не знакомый с практикой, будет испытывать серьезные затруднения не только с разработкой мер по устранению практических проблем, но даже и с постановкой самих проблем.

Итак, главным недостатком предыдущих исследований структуры иска, на мой взгляд, является их недостаточная ориентированность на проблемы практики.

Пробельность действующего законодательства и противоречивость правоприменительной практики не позволяют построить на их основании логически непротиворечивую концепцию структуры иска. Однако законодательство и практика могут быть использованы для выявления имеющихся практических проблем с целью формулирования предложений по их законодательному урегулированию. Именно в таком ключе и будет написана настоящая книга.

Соответственно, основным тезисом настоящей работы является то, что изучать структуру иска необходимо не на основе действующего законодательства и практики его применения, а на основании практических проблем, которые возникают в связи с неоднозначным пониманием элементов иска. То есть, необходимо обозначить имеющиеся практические проблемы, выявить недостатки законодательства, благодаря которым они возникли и сделать предложения по исправлению таких недостатков.

Поэтому следующим тезисом монографии является то, что существующие практические проблемы могут быть решены лишь путем реформирования действующего процессуального законодательства. Соответственно настоящая книга ставит своей целью формулирование предложений по законодательному урегулированию практических проблем и пробелов, связанных со структурой иска. Теоретическая часть здесь будет затронута только постольку, поскольку это необходимо для решения практических проблем.

Сказанное может навести на мысли, что книга носит во многом теоретический характер, адресована, главным образом, законодателю, и мало пригодна для практикующих юристов. Однако это не так. По этому поводу отмечу следующее.

За время своей практической деятельности, я пришел к стойкому убеждению относительно того, что действующее законодательство и практика его применения не содержат каких-либо универсальных указаний, позволяющих решить хотя бы малую часть тех практических вопросов, связанных с элементами иска, которые возникают перед практикующим юристом. В этом плане можно рассчитывать только на конкретные примеры из практики вышестоящих инстанций.

В связи с этим, в случае обращения ко мне коллег с просьбой дать консультацию о возможности изменения элементов иска тем или иным образом, в случае отсутствия судебной практики по конкретному вопросу, я отвечаю в духе известной мудрости: «Делай, что должно и будь, что будет». Смысл такого ответа состоит в том, что вопрос о допустимости изменения элементов иска, в настоящее время целиком находится в сфере усмотрения суда, поэтому для ответа на поставленный вопрос нужно подать соответствующее заявление и ожидать его разрешения.

Поэтому если кто-то надеется найти в этой книге ответы на подобные вопросы, вынужден его разочаровать. Впрочем, сразу отмечу, что в силу приведенных выше обстоятельств, такие ответы Вы не сможете найти ни в одной из имеющихся на сегодняшний день книг или диссертаций. Любое высказанное мнение, от какого бы авторитетного автора оно не исходило, остается лишь теорией до тех пор, пока в действующее законодательство не будут внесены соответствующие изменения.

Практическая польза от моей книги состоит главным образом в том, что она может дать достаточно исчерпывающее представление об имеющихся на сегодняшний день пробелах и коллизиях и предложить практикам возможности для маневра в этом нестабильном море под названием структура иска.

В-третьих, мне категорически не нравится то, что в большинстве работ элементы иска рассматриваются как некая «вещь в себе» без связи с другими институтами гражданского процесса.

В большинстве случаев изучение элементов проводится в отрыве от других процессуальных категорий. В лучшем случае элементы рассматриваются во взаимосвязи с вопросами доказывания или судебного решения, что, конечно, не исчерпывает всех существующих связей.

Для меня очевидно, что структура иска должна изучаться не сама по себе, а именно через взаимосвязь с другими процессуальными категориями. Только такое рассмотрение способно выявить недостатки, присущие тому или иному подходу, которые не могут быть выявлены при рассмотрении элементов иска как таковых.

В настоящей работе я постараюсь как можно более полно осветить характер таких взаимосвязей и показать влияние различных процессуальных категорий друг на друга. Такое желание потребовало уделить достаточно много места рассмотрению смежных процессуальных категорий. Поэтому читателю может показаться, что содержание книги зачастую уходит в сторону от ее названия. Это не так. Спешу заверить, что любое рассмотрение смежных категорий сделано не с целью придать книге объем, а потому что это необходимо для изучения элементов иска.

В-четвертых, меня совершенно не устраивает то обстоятельство, что при изучении структуры иска, авторы не утруждают себя описанием практических преимуществ своего подхода по сравнению с другими. Зачастую, обосновывая то или иное положение, авторы, в подтверждение своего мнения, приводят массивы норм, практики и теоретических положений. Но мало кто утруждает себя рассмотрением вопроса, какое практическое влияние окажет его предложение если будет принято законодателем или правоприменительной практикой, будет ли результат такого влияния лучше, чем имеющееся на сегодняшний день положение вещей, будет ли он лучше результата, который будет иметь место в случае победы конкурирующей теории. Отсутствие подобного рассмотрения представляется мне большим упущением.

По тексту книги можно встретить неоднократные ссылки на правила и принципы трансграничного гражданского процесса, разработанные ALI и UNIDROIT, которые не являются нормативными актами. Более того, в отличие от принципов (приняты в 2004 г.), правила трансграничного гражданского процесса не были приняты ни ALI, ни UNIDROIT. Профессор Л. Кадье (Университет Париж-I «Сорбона», Франция) предлагает рассматривать принципы как часть «академического права (доктрины)». По сути, такие правила представляют собой, разработанные ведущими мировыми процессуалистами предложения по унификации процессуального законодательства различных стран как романо-германской, так и англо-саксонской систем права.

Ссылка на указанные правила и принципы показалась мне уместной, поскольку они, также как и настоящая книга, предлагают направления совершенствования действующего процессуального законодательства.

Подводя итог всему сказанному во введении, обозначу цель и задачи, которые я поставил перед собой при подготовке настоящей монографии.

Цель: Разработка внутренне непротиворечивой структуры иска.

Задачи:

1. Выявление практических проблем, связанных со структурой иска;

2. Поиск возможных вариантов решения практических проблем, связанных со структурой иска, исходя из действующего отечественного законодательства, практики его применения и современных теоретических разработок;

3. Поиск возможных вариантов решения практических проблем, связанных со структурой иска, исходя из современного зарубежного законодательства, практики его применения, а также исходя из законодательства утратившего силу;

4. Обоснование преимуществ одних вариантов решения практических проблем, связанных со структурой иска, перед другими.

Завершая введение, хочу выразить слова благодарности д. ю. н., профессору, Заслуженному юристу РФ Глазырину Феликсу Викторовичу ст., а также Президенту НОУ ВПО «Волгоградский юридический институт» Глазырину Феликсу Викторовичу мл., за помощь, оказанную при подготовке настоящей книги.

Отдельные слова благодарности хочу сказать в адрес и.о. ректора НОУ ВПО «Волгоградский юридический институт» к.ю. н. Шинкарука Владимира Марковича за осуществление контроля над изданием настоящей книги.

Глава 1. Понятие иска
§1.1. Законодательное закрепление понятия иска

В литературе отсутствует единство мнений по поводу необходимости легального закрепления дефиниций различных правовых явлений.

Известно, например, мнение д. ю. н. К.И. Скловского предлагающего не злоупотреблять законодательными дефинициями. Другие авторы отмечают необходимость в широком использовании в законодательстве норм-дефиниций, содержащих формулировки основных правовых понятий. Объясняется это тем, что такого рода нормы являются средствами правового закрепления контуров (облика) целостного юридического явления, им присуща роль трафарета для удовлетворения, юридической характеристики определенного фактического обстоятельства, состояния, имеющего юридическое значение.

В процессуальной литературе не редко можно встретить сожаления по поводу того, что в законодательстве отсутствует легальное определение понятия иска. Говорится об этом либо прямо, либо косвенно при изучении смежных вопросов. При этом вопрос о том, для чего в законодательстве нужна подобная легальная дефиниция, никем не освещается.

В настоящей книге я попытаюсь обосновать необходимость легального закрепления понятий предмет и основание иска, а также связанных с ними категорий. Однако я не вижу никакой практической потребности в законодательном закреплении понятия иска. За годы своей практики я ни разу не столкнулся с какими-либо проблемами, вытекающими из отсутствия такой дефиниции. В практических обсуждениях с другими юристами, в том числе и на ведущих юридических форумах (zakon.ru; yurclub.ru; volgasud.ru) такая проблема также никогда не поднималась. Не поднималась она и ни в одном из доступных мне источников по процессуальному праву.

Складывается ощущение, что мысль о необходимости законодательного закрепления дефиниции иска когда-то поселилась в чьей-то голове (я так и не смог найти ее первоисточника) и с тех пор, без какого-либо особого анализа перелетает из одной работы в другую.

В настоящем параграфе я попытаюсь проанализировать имеющиеся аргументы за введение легальной дефиниции иска.

«Отсутствие юридически закрепленного понятия иска, его амфиболичность, проявляющаяся во множестве доктринальных дефиниций, привели к отсутствию определенности в количестве и наименованиях видов исков, а также к тому, что до настоящего времени так и не была создана единая классификация исков».

Анализируя приведенное утверждение, хочется сказать следующее.

Авторы, не удосужились объяснить, каким образом законодательное закрепление понятия иска помогло бы достичь определенности в отношении количества и наименования видов исков. Анализ современной научной литературы позволяет утверждать, что подходы различных авторов к понятию иска никак не отражаются на их отношении к видам исков. Как сторонники двуединого подхода, так и сторонники процессуального подхода, в большинстве своем, выделяют три вида исков: о признании, о присуждении, о преобразовании. Отрицание отдельными авторами преобразовательных исков, в современных условиях является скорее анахронизмом, чем позицией, имеющей под собой твердую научную и тем более практическую основу.

Относительно деления исков на виды, исходя из отраслевой принадлежности спорных отношений (иски из земельных правоотношений, иски из трудовых правоотношений и т.п.), можно сказать, что здесь вообще понятие иска не имеет какого-либо видимого влияния. По крайней мере, я даже не могу предположить, каким образом законодательное закрепление понятия иска может повлиять на такую квалификацию. То же самое можно сказать и о классификации исков по характеру защищаемых интересов (личные, групповые, производные и т.п.).

Никаких других аргументов в пользу законодательного закрепления рассматриваемого понятия, в доступной литературе мне найти не удалось.

§1.2. Иск и субъективное право

Вопрос о соотношении иска и субъективного права представляется мне очевидным. Однако считаю необходимым рассмотреть его здесь, поскольку при чтении различных работ, то и дело приходится сталкиваться с различными спорными мнениями в этом вопросе.

На мой взгляд, является ошибочным рассмотрение иска во взаимосвязи с защитой субъективного материального права. Из этого положения, сама собой следует и недопустимость рассмотрения иска через субъективное право, подлежащее защите.

Интересными в этом плане мне представляются следующие рассуждения Е. А. Нефедьева.

Основное положение материально-правовой теории состоит в том, что судом защищается право, причем тот, кто обладает субъективным гражданским правом, — обладает и правом на его защиту судом. Но ведь за иском должна следовать деятельность суда, и защита права получается как результат этой деятельности; вследствие этого, естественно, должно было возникнуть мнение, что право на судебную защиту есть право возбуждать деятельность суда. С этой точки зрения право возбуждать деятельность суда должно принадлежать тому, кто обладает субъективным гражданским правом, и кто обладает, следовательно, тем правом защиты, которое осуществляется в возбуждении деятельности суда. Но для того, чтобы осуществлять право, необходимо, конечно, чтобы оно было несомненным для того, по отношению к кому оно осуществляется. Вследствие этого, для того чтобы деятельность суда была возбуждена, необходимо, чтобы для него было несомненным право истца на судебную защиту, причем такая несомненность должна существовать уже в самый момент возбуждения деятельности суда, т.е. в самый момент предъявления иска.

Понятно, что исходя из этих посылок, объяснить возбуждение дела судом было весьма проблематичным. Очевидно, что, поскольку о существовании права на судебную защиту суд узнавал не в момент его предъявления, а после рассмотрения дела по существу, постольку материальная теория иска была не в состоянии доказать свою жизнеспособность.

Представляется, что истоки мнения о связи иска и субъективного права, применительно к процессу, лежат в некритичном переносе материальных конструкций на процессуальную почву. Для материального права связь между субъективным правом и иском является очевидной. Например, применительно к вещным искам отмечается, что они представляют собой материально-правовое требование, являющееся мерой защиты субъективного вещного права или интереса.

На мой взгляд, имеется следующее несоответствие между объяснением сущности судебной защиты, с точки зрения материально-правовой теории, и действительностью:

Представители этой теории не отрицают, что деятельность суда возбуждается исключительно вследствие утверждения истца о существовании права, тогда как при последовательном проведении той же теории следовало бы допустить, что для этого нужно, чтобы для суда в момент предъявления иска было несомненным действительное существование субъективного гражданского права.

Критикуемая позиция в отечественной процессуальной теории имеет достаточно глубокие корни. Ее влияние на теорию иска гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд.

Представляется, что именно она сыграла не последнюю роль в появлении материально-правовой и двуединой концепции иска. Вероятно, именно на ее основе появились утверждения подобные тому, что отказ от иска — это отказ от субъективного материального права или от материально-правового притязания (требования) истца к ответчику. Такой подход, в свою очередь, скорее всего, стал первоосновой и для достаточно распространенной сегодня точки зрения о том, что процессуальная диспозитивность означает свободу распоряжения материальными правами (само то выражение какое: «процессуальная означает материальное»), о чем будет сказано далее в соответствующем параграфе.

Влияние такого подхода можно проследить на примере определения сторон. По этому поводу можно отметить, что дореволюционные авторы, не смотря на существенное влияние в тот период концепции материального права на иск, рассматривали сторон именно исходя из процессуальных предпосылок.

Например, К. И. Малышев отмечал, что процесс открывается тем, что одно лицо предъявляет иск к другому, а последнее вступает в ответ по этому иску. Кто первый подавал исковое прошение, тот считался истцом, противник его — ответчиком.

А. Х. Гольмстен отмечал, что под сторонами имелись в виду лица, борющиеся в процессе; лица, из которых одно просило суд о признании за собой известного, отрицаемого противником права или непризнания за противником права, существование которого тот в своем лице утверждал.

Е. В. Васьковский говорил, что истец — это активная, наступающая сторона, которая возбуждает процесс, действует, домогается судебной помощи, жалуется суду на ответчика. Ответчик — это пассивная сторона, обороняющаяся, обвиняемая, он не нападает, а только отражает нападения истца, не просит судебной помощи, а старается чтобы она не была оказана истцу. Первое ищет судебной помощи, второе должно держать ответ перед судом.

Как видим, исходя из приведенных отрывков, определяя сторон, процессуалисты обращали внимание именно на процессуальную составляющую: предъявление иска, возражение против иска и т. п. Хотя, в дальнейшем, большинство авторов, применительно к сторонам, говорили об их связи с материальным правоотношением и т.п., но именно процессуальная составляющая выдвигалась на первый план.

Изменения произошли уже в советский период. Например,

Г. Рыдзюнский указал, что истцом должен считаться тот, чье именно право иском защищается, ответчик тот, кто своим действием или бездействием препятствует осуществлению права.

Далее, в процессуальной науке появилась тенденция рассматривать сторон, прежде всего, как предполагаемых субъектов спорного материального правоотношения. В противовес ей была выдвинута идея рассмотрения сторон именно через процессуальный аспект — через спор о праве.

И, наконец, как компромисс между двумя указанными позициями, появилось мнение, что стороны — это институт материального и процессуального права. В связи с этим предлагалось учитывать в понятии сторон как материальный, так и процессуальный аспект.

На рассмотренных примерах отчетливо видно противостояние между материальным и процессуальным подходом в определении сторон. Материальный подход связан с субъективным правом и его нарушением, а процессуальный рассматривает сторон безотносительно к нему.

Далее по ходу книги я еще неоднократно вернусь к этим моментам, которые, на первый взгляд, имеют достаточно отдаленное отношение к структуре иска, но, как я постараюсь показать, между ними есть очень сложная взаимосвязь. Пока лишь отмечу, что следует согласиться с авторами, считающими, что отказ от иска — это не отказ от материально-правового требования истца к ответчику. Это отказ именно от судебной защиты, поскольку во многих случаях причиной отказа от иска является добровольное выполнение ответчиком исковых требований.

§1.3. Цель иска

Первым вопросом, имеющим непосредственное и очевидное отношение к структуре иска, является вопрос о цели иска. Для чего нужен иск? Только определив ту потребность, которая вынуждает лицо прибегнуть к иску, мы сможем приступить к остальным вопросам.

Традиционная теория связывает возникновение иска с правонарушением или с отказом ответчика от совершения желаемых действий. Большинство авторов считает, что иск необходим для защиты нарушенного или оспоренного права. Следовательно, целью иска необходимо считать именно защиту этого субъективного права.

Например, А. А. Добровольский по этому поводу писал, что вследствие отрицания предъявленных требований, сторона, желающая осуществить их в принудительном порядке, обращается к суду. Так рождается иск.

Или другое выражение, имеющее аналогичный смысл, применительно к рассматриваемому вопросу: «Известно, что любой иск предъявляется для защиты нарушенного или оспоренного права»; «Требование истца к ответчику по существу является требованием о принудительном исполнении ответчиком обязанности».

Однако такой подход представляется ошибочным.

Во-первых, он не позволяет разобраться в природе преобразовательных исков и исков о признании. Вопрос о процессуальной природе этих исков требует отдельного рассмотрения. Поэтому здесь я не буду подробно на нем останавливаться.

Во-вторых, что представляется более существенным, возникает вопрос: какая цель была у исков, признанных судом необоснованными?

По существу необоснованный иск, с точки зрения процессуального права, ничем не отличается от обоснованного иска. И тот и другой соответствуют требованиям, предъявляемым процессуальным законодательством к форме и содержанию искового заявления. Однако, в отличие от обоснованного иска, необоснованный иск не способен защитить право.

Причин у этой неспособности может быть несколько:

1. Отсутствие самого субъективного регулятивного права, нуждающегося в защите.

2. Отсутствие правонарушения и др.

Почему же из двух одинаковых исков один способен защитить субъективное регулятивное право, а другой нет?

Представляется, так происходит потому, что термины «иск» и «обоснованный иск» лежат в совершенно разных плоскостях права. Первый — в области процессуального, а второй — в области материального права.

Заслуживают поддержки слова О. В. Исаенковой, которая отмечает, что иск существует независимо от его обоснованности. В случае обоснованности, иск полностью реализует себя с точки зрения истца, получившего защиту, а если иск не обоснован — истец не получает защиты. И в первом, и во втором случае иск существует, но во втором — цель истцом не достигнута.

Для того чтобы рассматривать конкретное заявление как иск, суду достаточно сравнить его с требованиями, предъявляемыми процессуальным законом к форме и содержанию иска. Если они совпадают — суд делает вывод, что перед ним иск. Только после этого можно переходить к следующей стадии и начать рассматривать иск с точки зрения его обоснованности.

Сделать вывод об обоснованности или необоснованности иска, можно только после его проверки судом на соответствие нормам материального, а не процессуального права. Это положение очевидно и высказывалось

О. Бюловым в процессуальной науке уже более 100 лет назад против теории конкретного права на иск.

Поскольку иск является иском независимо от своей обоснованности или необоснованности, постольку и цель иска необходимо искать не в материально-правовой плоскости (обоснованный иск), а в плоскости процессуальной, поскольку материальная плоскость безразлична для иска. Поэтому и «защита субъективного регулятивного права» не может рассматриваться в качестве цели иска.

Кроме всего перечисленного, рассматриваемый подход приводит к смешению понятий, которое может быть проиллюстрировано на следующем примере.

По мнению Т. В. Соловьевой, право на судебную защиту возникает не только в результате волеизъявления самого обладателя материального права или интереса, но и по волеизъявлению других лиц, и ведет к возбуждению судопроизводства. Например, при предъявлении истцом неосновательного иска, суд возбуждает производство по гражданскому делу, а у ответчика возникает право на судебную защиту. Аналогичное мнение было высказано и Е. А. Крашенинниковым.

О. В. Иванов отмечал, что в исковом производстве может оказаться, что право на судебную защиту имеет не истец, а ответчик, хотя он никакого требования не заявлял. Такое положение имеет место тогда, когда истец предъявил необоснованный иск. Решение суда об отказе в удовлетворении иска является актом защиты интересов ответчика либо принадлежащего ему конкретного субъективного права.

Н. М. Трашкова указывает, что право ответчика на защиту, наряду с правом истца на обращение в суд, являются равнозначными элементами единого понятия права на судебную защиту.

С моей точки зрения, защита по необоснованному иску для ответчика — это не то же самое, что для истца защита по обоснованному иску. Эти права различаются по основаниям возникновения:

1. Защита по обоснованному иску основывается на материально-правовых предпосылках.

Т. П. Подшивалов и А. А. Новоселова по этому поводу, применительно к вещно-правовым способам защиты права, отмечают, что правом на защиту обладает лицо, вещное право которого нарушено, оспаривается или создается угроза его нарушения.

В. В. Долинская говорит о том, что право на защиту включает в себя возможность применения управомоченным лицом мер правоохранительного характера, соответствующих характеру самого субъективного права.

2. Защита по необоснованному иску возникает, главным образом, из заявления такого (необоснованного) иска. Если нет необоснованного иска, нет и необходимости в защите ответчика от него. Поэтому защита ответчика возникает из процессуального факта — факта предъявления иска.

Указанные отличия, на мой взгляд, являются существенными и не позволяют объединять указанные категории под одним наименованием.

Рассматриваемый вопрос тесно связан с вопросом о праве на иск. Признание, что целью иска является защита права, означает признание и того, что право на иск в процессуальном смысле возникает из этого самого права. Такой подход является ошибочным, поскольку уже давно было отмечено, что право на иск связано не с материальным правом, а с правоспособностью.

На противоречивость связи процесса с правом на защиту обращалось внимание еще в дореволюционной литературе. Так Е. А. Нефедьев обоснованно утверждал, что при последовательном проведении такой точки зрения следовало бы допустить, что для возбуждения процесса нужно было бы, чтобы для суда в момент предъявления иска было несомненным действительное существование субъективного гражданского права.

Необходимо найти нечто общее — объединяющее все иски независимо от их обоснованности или необоснованности. Здесь следует обратить внимание на то, что в литературе неоднократно отмечалось, что иск является средством разрешения спора о праве, а исковое производство является спорным производством. Спор о праве рассматривается как достаточное условие существования иска. Сам иск рассматривается как средство передачи спора в суд. Вследствие предъявления иска возникает обязанность… суда разрешить спор по определенному, указанному истцом, правоотношению. Одной из характерных черт исковой формы является наличие спора о праве.

И. М. Зайцев отмечал, что одна из функций иска состоит в передаче спора о праве на рассмотрение суда. Позднее эту точку зрения поддержал П. П. Колесов: «Передать спор о праве в производство суда можно только через иск».

Поэтому представляется, что таким общим началом, объединяющим обоснованные и необоснованные иски, является категория «спор о праве».

Видный дореволюционный ученый К. П. Победоносцев по этому поводу писал, что целью судебного решения является установление между сторонами права, имеющего действительное для них значение, бесспорное установление спорного юридического отношения между сторонами.

О том, что иск является средством разрешения спора о праве и, что исковое производство является спорным, говорят практически все авторы. Но говорится это, как бы, между прочим, без заострения внимания на значении этих слов.

Также следует, конечно, отметить и то, что в литературе термин «разрешение спора о праве», зачастую употребляется наряду с термином «защита права». Например: «Судебная деятельность в исковом процессе как раз и состоит в рассмотрении и разрешении спора о праве гражданском, установлении правомерности требований истца к ответчику, защите нарушенного права или охраняемого законом интереса». Складывается впечатление, что авторы рассматривают разрешение спора о праве и защиту права, как синонимы.

На мой взгляд, у этого явления несколько причин:

Во-первых, категория «спор о праве» стала объектом научного исследования относительно недавно.

Во-вторых, неверное отождествление учеными-процессуалистами спора о праве с правонарушением или охранительным правоотношением.

Например, А. А. Новоселова и Т. П. Подшивалов пишут, что одним из признаков исковой формы защиты права является наличие спора о субъективном праве или законном интересе, а, следовательно, и наличие спорящих сторон. При этом истец будет являться субъектом права, а ответчик — субъектом обязанности. С такой позиции не понятно каким образом авторы предлагают разграничивать понятия спора о праве и охранительного правоотношения. Единственным логичным следствием, исходя из такой позиции, на мой взгляд, было бы признание, что спор о праве возникает с момента обращения в суд.

По этому поводу следует отметить, что большинство процессуалистов (к которым присоединяюсь и я) придерживаются мнения о том, что спор о праве возникает до обращения в суд.

Сам же спор о праве представляется наиболее правильным определять как объективно выраженное противоречие волеизъявлений двух сторон, состоящее из требования одной стороны (адресанта), которому противостоит правовое положение второй стороны (адресата), препятствующее фактическому удовлетворению этого требования. Два таких волеизъявления в своей совокупности образуют систему юридических фактов (юридический состав), который принято называть спором о праве.

Таким образом, невозможность адресанта удовлетворить свой правовой интерес посредством собственных действий и отказ в удовлетворении этого интереса адресатом, вынуждают первого заявить против второго соответствующий иск, поскольку удовлетворение возникшего интереса возможно только путем обращения к суду.

Следовательно, необходимость в иске возникает в связи с желанием разрешить спор о праве.

Предложенное утверждение верно как для обоснованных, так и для необоснованных исков, поскольку как, отказывая в иске, так и удовлетворяя его, суд разрешает спор о праве.

Направленность иска на разрешение спора о праве проявляется на примере иска о выделе доли. В классическом римском праве истец в исках о разделе устанавливался жребием. То есть в данных случаях право исходило именно из отрицания правонарушения со стороны кого-либо из участников процесса.

Теперь рассмотрим соотношение высказываний:

1. Иск порождается правонарушением;

2. Иск порождается спором о праве.

Следует напомнить, что мною, как и рядом других авторов, уже отмечалась ошибочность определения спора о праве через правонарушение. Поэтому очевидно, что указанные высказывания противоречат друг другу.

Представляется, что верным является второе высказывание, поскольку и в случае удовлетворения иска, и в случае вынесения решения об отказе в его удовлетворении, суд тем самым разрешает спор о праве между истцом и ответчиком. В то время, как в последнем случае защита праву не оказывается (среди возможных причин можно назвать, например: его отсутствие; истечение срока исковой давности).

Таким образом, следует признать, что целью иска является разрешение спора о праве. По существу об этом же говорила и О. В. Абознова: «…применительно к исковому производству в отношении права на судебную защиту необходимо вести речь не о праве на удовлетворение иска, а о праве на рассмотрение и разрешение дела и вынесение законного и обоснованного решения».

По своей сути, применительно к исковому производству, выражение «разрешение дела» равнозначно выражению «разрешение спора о праве». Только, исходя из такого тождества, можно сделать вывод, что «решение об отказе в удовлетворении иска отражает факт получения судебной защиты не только истцом (в смысле реализации им права на судебную защиту), но и ответчиком, поскольку он также использовал этот процессуальный механизм для защиты от притязаний истца».

Против определения иска как требования рассмотреть и разрешить спор о праве высказывалась Г. Л. Осокина. По ее мнению, такое определение является неточным и целесообразнее определять иск как требование о защите права или законного интереса. Рассмотрение и разрешение дела (спора о праве гражданском) являются всего лишь условиями реализации такого требования.

Однако, как было показано выше, соотношение между защитой и разрешением спора совершенно другое. Суд всегда разрешает спор, но при этом не всегда оказывает защиту (в частности, когда выносит решение об отказе в иске). Таким образом, именно защита права является следствием разрешения спора, а не наоборот.

Основной целью настоящего параграфа является оспаривание тезиса о том, что защита права является целью иска. Такая задача может показаться сугубо теоретической и не имеющей особого практического значения. Однако, изучение процессуальной литературы показывает, что оспариваемое положение имеет далеко идущие последствия, которые оказывают влияние на многие другие категории цивилистического процесса.

Наиболее очевидное из следствий такого подхода можно увидеть на примере утверждения о том, что целью процесса является защита прав и охраняемых законом интересов. Это положение настолько прочно вошло в сознание отечественных процессуалистов, что преподносится как само собой разумеющееся на страницах статей, монографий, кандидатских и докторских диссертаций.

В подтверждение его приводятся многочисленные ссылки на законодательство (например, ч.1 ст.46 Конституции РФ) и судебную практику. О спорности такого подхода я говорил уже во введении к настоящей работе, поэтому не буду еще раз останавливаться на нем. Однако считаю необходимым уделить подробное внимание вопросу о коллизиях в действующем законодательстве и практике его применения.

Конституция РФ в ч.1 ст.46 говорит о гарантии судебной защиты прав и свобод. Смысл ее, конечно, состоит не в том, чтобы указать на то, что целью процесса является защита права, а в том, что бы конституционно закрепить возможность обращения в суд. Речь здесь идет о процессуальной защите, а не о праве на защиту в материально-правовом смысле.

Это конституционное положение следует рассматривать в рамках того исторического контекста, в котором принималась Конституция РФ. Следует напомнить, что в советский период судам был подведомственен ограниченный круг дел, и рассматриваемое положение, как раз и было направлено на расширение судебной компетенции, на доступ к суду.

Сказанное, однако, не должно трактоваться как умаление значения Конституции РФ в защите прав граждан в материально-правовом аспекте. Здесь я только предпринимаю попытку показать многозначность термина защита. С материальной точки зрения она имеет место при удовлетворении иска, а с процессуальной — при предоставлении доступа к судебной власти при возникновении спора о праве.

С материально-правовой точки зрения, защита имеет место только в случае удовлетворения требования. В общих чертах, защита подразумевает воздействие на нарушителей, устранение препятствий и восстановление возможности реализации соответствующих прав управомоченного. То есть, защита необходима там, где есть правонарушение.

С точки зрения процессуальной, защита представляет собой получение необходимого процессуального результата. Для истца — это удовлетворение иска, для ответчика — отказ в удовлетворении. В этом смысле защита не связана с материальным правонарушением, она возникает из другого юридического факта.

Поэтому понятно, что нельзя отождествлять защиту в материальном, и защиту в процессуальном смысле. С целью разграничения этих понятий и недопущения их смешения, целесообразно говорить не о защите в процессуальном смысле, а о разрешении спора о праве.

Здесь следует отметить, что в последнее время все больше ученых-процессуалистов обращают внимание на категорию спор о праве и противопоставляют ее защите права. Например, Д. Я. Малешин пишет, что наряду с общей целью гражданской процессуальной деятельности (защитой нарушенного права), существуют две промежуточные цели: разрешение спора и реальное восстановление права. Е. Г. Лукьянова рассматривает разрешение правовых конфликтов на ряду с защитой прав в качестве «материальной» цели процессуального блока.

С. Л. Дегтярев прямо противопоставляет задачу по устранению правовых конфликтов задаче по защите прав, свобод и законных интересов.

С. А. Курочкин, на мой взгляд, достаточно обоснованно и наглядно показывает необходимость рассматривать разрешение споров в качестве цели процесса. Однако, в последующем, он приходит к мнению, что защита права, наряду с разрешением правовых споров, относится к частным целям гражданского процесса, а после и вообще опускает функцию разрешения спора о праве. Впрочем, далее, он снова возвращается к тому, что действия суда и сторон в процессе, направлены на разрешение правового конфликта.

Такое метание из стороны в сторону, говорит о том, что большинство теоретиков в настоящее время слабо представляют себе соотношение разрешения спора о праве с защитой права. Плохим помощником в этом плане является и действующее законодательство.

Следует обратить внимание на то, что юридическая техника исполнения отечественных нормативных актов, зачастую не позволяет отделить защиту в процессуальном смысле, от защиты в смысле материального права. Иногда, под термином защита, в нормативном акте понимается одновременно материальная и процессуальная сторона этой категории. Под термином защита часто понимается как право на защиту в процессуальном смысле, так и право на защиту в материальном смысле. Это приводит к смешению указанных понятий, как на уровне теории, так и на уровне практики.

Возможно, разрешение спора о праве отходит на второй план, при рассмотрении целей гражданского судопроизводства, потому что эта категория не применима к неисковым производствам. То есть говорить о разрешении спора о праве применительно ко всем видам производств недопустимо. На это обстоятельство справедливо обращалось внимание в литературе. Однако такое положение ничуть не колеблет моего тезиса о значении разрешения спора о праве как цели иска.

Следующий аспект вопроса о цели иска, который, на мой взгляд, должен быть рассмотрен здесь, состоит в процессуальном значении иска. Для чего нужен иск с точки зрения процессуального права?

Дореволюционные юристы отмечали, что иск — это не только первое действие истца, которым возбуждается процесс, но вся вообще его деятельность, включая сюда и подачу жалобы, следовательно, не только принесение жалобы, но и подтверждение ее правильности перед судом. Под жалобой здесь понималось исковое заявление.

С такой точкой зрения можно согласиться лишь отчасти. На мой взгляд, последствия заявления иска не исчерпываются исключительно рассмотрением вопроса о допустимости его принятия к производству и возбуждением соответствующего дела. Заявление иска, по общему правилу, ставит своей целью разрешение спора о праве путем вынесения соответствующего судебного решения. Иными словами, с процессуальной точки зрения, существование иска не исчерпывается исключительно стадией возбуждения дела. Иск продолжает свое существование до вынесения окончательного судебного акта.

§1.4. Иск как требование

Вторым принципиальным вопросом, требующим разрешения после вопроса о цели иска, перед переходом к рассмотрению непосредственно элементов иска, является вопрос о том, к кому обращен иск как требование.

Все имеющиеся в литературе ответы на него можно разделить на четыре группы:

1. Иск обращен к ответчику;

2. Следует различать иск в материальном плане как требование к ответчику и иск в процессуальном плане как требование к суду;

3. Иск одновременно обращен и к суду, и к ответчику;

4. Иск обращен только к суду.

Рассмотрению указанных точек зрения в теории гражданского процесса уделено достаточно большое внимание. Поэтому здесь нет смысла повторять уже много раз проводившийся анализ. Стоит только остановиться на основных положениях указанных теорий и их критике в литературе.

Иск как требование к ответчику.

Исторически первой в процессуальной науке была выдвинута, так называемая, материально-правовая теория права на иск, в рамках которой было высказано несколько точек зрения по поводу сущности иска.

Пухта, Вехтер и Дернбург считали, что иск присущ материальному праву, защите которого он служит, он его принадлежность. Бекинг и Гарсоне считали, что иск — это само материальное право в своем осуществлении. Гольмстен рассматривал иск как материальное право в судебном осуществлении. Малышев указывал, что иск — это особая форма, особое проявление того материального права, которое предполагается нарушенным.

Общим, объединяющим все указанные точки зрения, является то, что их сторонники, в той или иной мере связывали иск с субъективным материальным правом, защите которого он служит.

Примером, достаточно четко иллюстрирующим данный подход, является точка зрения И. Е. Энгельмана, который указывал, что в обязательствах право тождественно иску и, не имея другого содержания, совпадает с требованием.

А поскольку субъективное материальное право направлено против обязанного лица, то и сам иск считался предъявленным исключительно против ответчика.

В настоящее время такая точка зрения полностью отвергнута наукой гражданского процесса. Поэтому здесь я не буду подробно останавливаться на ней.

Различие иска в материальном и процессуальном смыслах.

Различие иска в материальном и процессуальном смыслах имеет большую историю. На существование такой точки зрения указывали еще дореволюционные юристы.

В процессуальном смысле под иском понималось процессуальное действие, в котором истец требует защиты суда против определенного ответчика, или подробнее: это есть действие, в котором лицо, преследующее свое право (истец), излагает все фактические и юридические основания его и выводит из них требования к противнику, формулируя их в виде просьбы к судье. В материальном смысле иск — это правомочие субъекта права требовать судебной защиты для осуществления своего гражданского права.

В советский период, мнение о необходимости различать иск в материальном и в процессуальном смысле получило наиболее последовательное обоснование в работах М. А. Гурвича. Под иском в материальном смысле он понимал само субъективное материальное право, в состоянии пригодном для его принудительного осуществления (боевое состояние).

Первоначальным основанием принудительного осуществления гражданского субъективного права является не судебная власть, а субъективное гражданское право требовать осуществления принуждения, т.е. исполнения обязанностей должника помимо и против его воли. Гражданское субъективное право на принуждение, будучи подтверждено судебным решением, становится процессуально осуществимым.

Под иском в процессуальном смысле предлагалось понимать обращенное к суду требование о защите субъективного права или охраняемого законом интереса.

Изучая приведенную точку зрения, следует обратить внимание на некоторые ее недостатки.

Такая позиция представляется спорной, поскольку она противоречит исходным посылкам, согласно которым, иск необходим для разрешения спора о праве. Как обоснованно отмечалось в литературе, М. А. Гурвич и его последователи, по существу ведут речь о двух отдельных юридических конструкциях: в первом случае — о правопритязании, во втором — об иске. Материальное требование одного участника конфликта к другому — это составная часть спора о праве, но не иска.

О. В. Исаенкова обоснованно отмечает, что понятия иска в материально-правовом смысле быть не должно, поскольку иск не может существовать вне судопроизводства.

Может ли существовать иск вне судопроизводства? Если ответить утвердительно, то, как быть с мнением тех же представителей подобных точек зрения, для которых материально-правовое требование только тогда будет исковым, когда оно заявлено в определенном процессуальном, т.е. судебном порядке?

Далее О. В. Исаенкова обоснованно замечает, что вопросы материального права заявляют о себе лишь в момент удовлетворения искового требования. Исковые процессы по исковым требованиям, подлежащим и не подлежащим удовлетворению, отличаются по сути лишь содержанием судебного решения и исполнительным производством. Иск в обоих случаях использован одинаково, различается только результат.

По приведенным основаниям, считаю, что мнение, о различии иска в материальном и процессуальном смыслах, является ошибочным.

Иск как двуединое требование.

В противовес теории М. А. Гурвича, в советский период, была предложена теория иска как единого понятия, сочетающего материально-правовую и процессуальную стороны.

Основное развитие она получила в работах А. А. Добровольского, по мнению которого суд имеет дело только с одним понятием иска, состоящим одновременно из двух сторон (материальной и процессуальной), и дает в своем решении один ответ по заявленному иску.

Т. В. Соловьева описывала такую точку зрения следующим образом.

Суть искового требования должна быть выражена в исковом заявлении. По любому делу адресованное суду требование истца о рассмотрении возникшего между ним и ответчиком спора обязательно сопровождается требованием, адресованным ответчику. Без последнего требования не может быть иска, и не будет предмета для судебного рассмотрения.

Иск, таким образом, рассматривался как единство двух сторон. Процессуальная сторона иска — это требование к суду о рассмотрении и разрешении спора о праве с соблюдением всех процессуальных гарантий для сторон, установленных законом. Материально-правовая сторона — это требование к ответчику о совершении определенных действий в пользу истца или о воздержании от действий, препятствующих, мешающих истцу нормально осуществлять свое право.

Давая ответ на материально-правовое требование истца к ответчику, суд тем самым дает ответ и на обращение истца к суду о защите его права.

В подтверждение двуединого характера иска, сторонники высказанной точки зрения ссылались на такие институты гражданского процесса, как признание иска, отказ от иска, обеспечение иска, размер иска, мировая сделка и др.

Подтверждение наличия материально-правовой стороны в иске видели и в существовании институтов защиты против иска. Так под отрицанием как средством защиты против иска понималось непризнание ответчиком материально-правового требования, предъявленного к нему истцом, без какой-либо ссылки на факты или правовые основания. Под возражением понималось обоснование ответчиком своего отрицания искового требования. Под встречным иском понималось средство защиты против первоначального иска, направленное также на то, чтобы парализовать действие иска первоначального, нейтрализовать присуждение по первоначальному иску, отклонения первоначального иска полностью или частично.

Целью деятельности суда во всех стадиях процесса объявляется проверка или реализация иска как материально-правового требования истца к ответчику.

Наиболее логичное определение иска, в рамках данной концепции, на мой взгляд, было сформулировано М. А. Рожковой, которая предложила рассматривать иск как адресованное к суду требование о государственном принуждении, облеченное в специально предусмотренную законом форму искового заявления, содержащего собственно материально-правовое требование заинтересованного лица, обращенное к лицу, привлекаемому к ответу.

Иск как требование к суду.

Наряду с изложенными выше точками зрения, в литературе достаточно распространено мнение об иске как требовании, обращенном исключительно к суду.

В рамках данной теории, некоторое время существовало мнение, что иск представляет собою только обращение к суду о возбуждении процессуальной деятельности. То есть целью иска объявлялось только возбуждение гражданского процесса, после которого иск прекращал свое существование. Разумеется, в такой подход с большим трудом «втискивалась» возможность изменения предмета или основания иска, ведь если иск прекращается с возбуждением процесса, то получается, что в ходе процесса изменять уже нечего. Поэтому такая точка зрения была обоснованно отвергнута теорией.

П. В. Логинов, исходя из того, что иск является средством защиты права, отмечал, что иск можно предъявлять только к суду, поскольку он, а не ответчик призван защищать гражданские права.

А. А. Новоселова и Т. П. Подшивалов обоснованно отмечают, что лицо, чье право нарушено, не может самостоятельно восстановить его, для этого необходимо принудительное воздействие со стороны публичной власти. Полномочия на применение в отношении ответчика мер принудительного воздействия имеют только юрисдикционные органы. При этом защита должна состоять в совершении управомоченным субъектом активных действий, основное из которых — предъявление соответствующего требования.

Г. Л. Осокина обоснованно обращает внимание на неудачную в этом смысле редакцию п.1 ст.797 ГК РФ, которая создает впечатление, что речь идет о предъявлении перевозчику, как претензии, так и иска. Однако бесполезно дважды обращаться к одному и тому же субъекту с требованием, которое при первом обращении именуется претензией, а при втором — иском.

В действительности в указанной норме речь идет о двух требованиях, адресованных разным субъектам: о претензии, предъявляемой перевозчику как контрагенту по договору перевозки, и иске как требовании к суду о защите против перевозчика. В тех случаях, когда заявление претензии будущему ответчику до обращения в суд необязательно, но по характеру спорного правоотношения возможно, законодатель исходит из аналогичного положения, а именно из того, что один субъект спорного правоотношения (будущий ответчик) отказывается удовлетворить законное требование другого участника этого же правоотношения (будущего истца).

Обосновывая материально-правовую сторону иска, А. А. Добровольский писал, что «только ее наличием можно объяснить существование… таких институтов процесса, как признание иска, отказ от иска, обеспечение иска, размер иска, мировая сделка и др.

Ясно, например, что мировая сделка может быть заключена только между истцом и ответчиком и только по поводу материально-правового требования истца к ответчику, а не между истцом и судом по поводу рассмотрения дела. Мировое соглашение между истцом и судом невозможно. Когда говорят, что истец отказывается от иска, имеют в виду, безусловно, его отказ от своих требований к ответчику, а не от требований к суду.… То же самое можно сказать и про обеспечение иска. Обеспечивать можно только материально-правовое требование истца к ответчику, а не требование к суду, которое в таком обеспечении не нуждается, да и просто невозможно. Когда говорят: суд удовлетворил или суд в иске отказал, то, естественно, имеют в виду не иск как обращение в суд по поводу возбуждения процесса, а иск как материальноправовое требование истца к ответчику, рассмотренное и разрешенное судом (отклоненное или удовлетворенное судом)».

Если бы иск (процессуально-правовое явление) не был основан на споре о праве (материально-правовое явление) с указанным мнением можно было бы согласиться. Сам А. А. Добровольский указывал, что в любом спорном (исковом) деле истец предъявляет к ответчику определенные требования, с которыми ответчик не соглашается (иначе не было бы дела, спора).

Однако приведенные доводы, как раз не учитывают соотношения спора о праве и иска. Более того, автор необоснованно ставит знак равенства между спором о праве и делом. Спор о праве существует как материально-правовое явление до и независимо от процесса, и становится его объектом только после заявления соответствующего иска.

Именно в рамках спора о праве и существует материально-правовое требование истца к ответчику. При этом иск представляет собой требование к суду о принудительной реализации этого материально-правового требования (и, представляется, если бы А. А. Добровольский различал спор о праве и иск — он бы сам пришел к этому заключению). По существу об этом говорит и Т. В. Соловьева: «Требование истца к ответчику возникло и может существовать до и вне процесса как спорное состояние правоотношения истца с ответчиком».

В поздней работе автор пишет: «На наш взгляд, в любом гражданском исковом деле, где суду нужно разрешить возникший между сторонами спор о праве, обязательно должно быть правовое требование одной стороны к другой. Если такого требования нет, то не может быть и самого спора о праве». Из этого отрывка отчетливо видно, что материально-правовое требование существует только в рамках спора о праве.

Даже после возбуждения процесса ответчик может удовлетворить материально-правовые требования истца и, тем самым, прекратить существование спора, даже не явившись в суд. То есть, отказ от иска, признание иска, мировое соглашение, совершенные в судебном заседании, необходимо рассматривать как урегулирование материально-правового спора между сторонами. В рамках этого спора одна сторона действительно имеет материально-правовые требования к другой стороне. Но из-за отсутствия возможности самостоятельно реализовать их, истец вынужден обращаться к суду с требованием об их принудительной реализации. Именно это (новое) требование к суду и составляет предмет иска, о чем мы поговорим ниже.

Характерны в этом смысле слова Н. Б. Зейдера: «стороны процесса — истец и ответчик, заключая мировую сделку, вступают друг с другом не в процессуальное, а материальное правоотношение. Они принимают на себя обязанности и становятся носителями прав не в области процесса, а в области того материального (гражданского, семейного, трудового и т.д.) права, из которого возник спор, поведший к судебному процессу.

Но, являясь юридическим фактом в области материального права, судебное мировое соглашение, будучи утвержденным судом, определенным образом влияет и на процессуальные отношения между судом и сторонами…

Если, исходя из содержания мирового соглашения, у сторон возникают права и обязанности, относящиеся к самому существу материально-правовых отношений, то утвержденное судом мировое соглашение, как процессуальный акт, влияет также определенным образом на отношения между судом, как органом государства, разрешающим спор (подчеркнуто — Н.М.), и спорящими сторонами. Между сторонами, совершающими мировую сделку, никаких процессуальных прав и обязанностей вследствие мировой сделки не возникает».

Как видим, автор здесь вплотную подошел к соотношению спора о праве и иска. Хотя его вывод и не базируется на материально-правовой сущности спора о праве, Н. Б. Зейдер, вместе с тем, ясно указывает на различие между материально-правовой сущностью спора о праве и его сущностью как объекта процессуальных правоотношений: суд разрешает спор (очевидно — спор о праве), который от этого не перестает быть материально-правовым явлением.

Следует отметить, что в процессуальной науке очень распространены односторонние подходы к сущности мирового соглашения. Внимание обращается, либо исключительно на процессуальную (прекращение процессуального правоотношения), либо исключительно на материальную (влияние на материальные гражданские права и обязанности сторон) сторону этого акта.

Как правильно отмечает Д. Л. Давыденко, ходатайство об утверждении мирового соглашения и прекращении спора является процессуальным действием, но действие это состоит в заключении гражданско-правовой сделки. Однако далее этого указания автор не пошел, поскольку дав определение мирового соглашения как особого рода гражданско-правового договора, который может быть заключен и в ходе судебного разбирательства, по существу свел значение мирового соглашения к гражданско-правовому договору. При таком подходе процессуальное значение этого акта фактически сводится к минимуму: порядку заключения и возможности принудительного исполне­ния.

Однако не в этом состоит сущность мирового соглашения, заключенного в процессе рассмотрения гражданского дела. Главным в нем является то, что оно, также как и судебное решение, является актом, прекращающим спор о праве. Такое прекращение осуществляется путем подтверждения, закрепленных в нем прав и обязанностей сторон, что, в свою очередь препятствует рассмотрению в суде тождественного спора о праве. Таким образом, мировое соглашение имеет как процессуальную (им дается государственное разрешение спора о праве) так и материальную (будучи процессуальным актом, оно воздействует на объект процессуальных правоотношений — спор о праве, который является материальной категорией) природу.

Поддержки заслуживает позиция М. А. Рожковой, которая отмечает, что мировое соглашение характеризуется не взаимно направленными волеизъявлениями, а сонаправленными. Здесь процессуальные противники выступают «единым фронтом», адресуя свое волеизъявление суду, что позволяет говорить о том, что это односторонний процессуальный акт с двумя (несколькими) участниками на одной стороне.

Автор обоснованно отмечает, что мировое соглашение, заключенное в отношении дела, находящегося на рассмотрении суда, не влечет за собой непосредственно процедурные последствия. Такие последствия наступают только на основании процессуальных действий сторон (ходатайство об утверждении мирового соглашения) и государственного суда.

В связи с этим следует отметить то, что своей концепцией юридических фактов в гражданском процессе, М. А. Рожкова фактически выбила один из существенных доводов в поддержку материально-правовой концепции иска, сторонником которой она сама же и является.

Еще одним аргументом в пользу процессуального характера иска как требования является структура процессуального правоотношения. Как известно, обязательным участником такого правоотношения является суд.

Г. Л. Осокина обоснованно отмечает, что если рассматривать иск как требование, адресованное не только суду, но и ответчику, то пришлось бы признать и наличие процессуальных правоотношений между истцом и ответчиком.

Очевидно, что требование может быть адресовано только к стороне правоотношения. Бессмысленно требовать что-либо от лица, которое не состоит в правоотношении с тем, кто требует. Поэтому иск как требование может быть адресован только к суду.

Здесь следует напомнить, что главным аргументом, в пользу отказа от материально-правовой концепции иска в дореволюционный период, было именно признание публично-правовой природы гражданского процесса и гражданского процессуального правоотношения.

§1.5. Состав и структура иска

После рассмотрения основных точек зрения, относительно базовых вопросов теории иска, перейдем непосредственно к вопросу о значении состава и структуры иска.

В юридической литературе, да и на практике, принято говорить и оперировать термином «элементы иска» и лишь вскользь, мимоходом, термином «состав иска». Фактически отсутствуют работы, посвященные вопросу о том, что собою представляют элементы иска.

Возникает естественный вопрос: разве элементы иска это самостоятельные явления, вещи в себе? Тогда это вообще не элементы, поскольку элемент это всегда составная часть сложного целого.

Гегель отмечал, что части отличны друг от друга и самостоятельны. Но они представляют собой части только в их тождественном отношении друг с другом или, другими словами, постольку, поскольку они, взятые вместе, составляют целое.

Г. Л. Осокина пишет, что ни один отдельно взятый элемент не может быть правильно понят, если он рассматривается изолированно от иска в целом, элементом которого является. Поэтому назначение элементов иска состоит в том, чтобы раскрыть содержание иска как требования о защите прав и интересов. Каждый элемент иска несет в себе определенную смысловую нагрузку, характеризующую иск с одной из существенных его сторон.

Ученые неоднократно отмечали, что элементы иска имеют несколько особенностей:

1. Они служат признаками, определяющими данный иск и отличающими его от любого другого иска, или, как принято это называть, они индивидуализируют иск;

2. Они имеют описательный характер и служат для осведомления суда о том, к чему будет относиться его исследование и решение, а также для осведомления ответчика о необходимости защиты и подготовки к ней.

Elementum — в буквальном переводе с латинского: стихия, первоначальное вещество — понятие, означающее первичные частицы, из комбинации которых складывается все многообразие предметов и явлений материального мира. Оно отражает уровень человеческих знаний о строении предметов и явлений, а любое строение предполагает структуру или состав.

В литературе отмечается, что под элементами иска понимаются такие составные части, которые в совокупности обусловливают самостоятельность и индивидуальную определенность иска.

Если элементы иска — это его составные части, то более правильно, логично и неизбежно говорить о составе иска. Однако иск — это не просто набор элементов беспорядочно нагроможденных и собранных в одном месте. Каждый из них, выполняет определенную роль и находится во взаимосвязи с остальными частями состава иска. Указанные функции элементов состава иска и их взаимосвязь в совокупности образуют структуру иска.

Необходимость охватить весь комплекс правовых явлений, связанных с взаимодействием элементов иска, их логическими связями и разграничениями и потребовала введения в понятийный аппарат таких категорий, как состав и структура иска.

Основной смысл введения такой категории состоит в том, чтобы:

во-первых, приведя все возможные элементы иска в систему, определить место и роль каждого из них и выполняемые ими функции;

во-вторых, выявить иерархическую роль этих элементов, а также последовательность закономерных связей между ними.

Представляется, что разработка данной категории избавит процессуалистов от многих давно уже избитых споров и проблем превратившихся в разряд вечных.

Различные процессуалисты выделяют от двух до четырех элементов в иске. К таковым относят: основание, предмет, содержание и стороны. Значение выделения элементов иска видится большинству авторов в том, что по ним определяются внутреннее и т.н. «внешнее тождество» иска, т.е. элементы служат средством индивидуализации исков.

Иногда к этому добавляют, что предмет и основание иска определяют границы предмета доказывания, пределы судебного разбирательства. Однако данное дополнение не является точным, поскольку предмет доказывания помимо иска образуется также из возражений ответчика.

Авторы, придерживающиеся позиции выделения такого элемента иска как «содержание» зачастую говорят о том, что предмет иска (под которым одни авторы понимают субъективное право или правоотношение, а другие требование истца к ответчику или правоотношение, в рамках которого существовало нарушенное субъективное право истца) обусловливает содержание иска (под которым понимается действие суда/способ судебной защиты которого добивается истец).

Данная позиция представляется спорной, хотя бы потому, что одно и то же право может защищаться различными способами (например, право собственности может защищаться как признанием, так и присуждением). То есть совершенно непонятно, каким образом предмет (право, правоотношение) оказывает влияние на содержание (способ защиты).

Все указанные позиции схожи в том, что их авторы видят иск сложным явлением, имеющим свою внутреннюю структуру, и пытаются выявить взаимосвязь между его элементами. Такая взаимосвязь, безусловно, есть и она должна быть раскрыта.

Иной взгляд по рассматриваемому вопросу был высказан

О. В. Исаенковой, которая пришла к выводу, что если, опираясь на определение понятия «элемент», попытаться выяснить соотношение предмета, основания, содержания и сторон как элементов (составных частей) иска с иском в целом, станет очевидным нарушение законов логики. На основе чего было предложено отказаться от термина «элементы иска» в пользу другого «характерные черты иска».

Такая позиция, хотя и не нашла поддержки в доступной литературе, может иметь далеко идущие последствия, которые в настоящее время, возможно, еще не столь очевидны. В частности, например, если принять ее за основу, то неизбежно следует вывод, что иск — это простейшее, с точки зрения структуры, явление, подобное простейшим одноклеточным биологическим организмам. С этой позиции становится непонятным, каким образом иск может быть изменен в ходе процесса. Есть у данной позиции и другие недостатки.

Представляется, что в данном случае автор вольно или невольно подменяет одно исходное явление другим, а, следовательно, при построении суждения исходит из неверных посылок.

Так, например, указывается, что основание иска возникает и существует до возникновения иска, а также играет роль его предпосылки. Причем под основанием иска автор понимает совокупность юридических фактов и норм права.

Однако ни совокупность юридических фактов, ни нормы права, ни даже их общая сумма сами по себе не являются основанием иска (даже если признать, что основание иска — это их совокупность). Они могут стать основанием иска только тогда, когда обосновывают другой его составляющий элемент — предмет. Без предмета не может быть и основания. В противном случае, мы придем к тому, что любой юридический факт (поскольку он невозможен без нормы права) необходимо будет называть основанием иска, чего мы по понятным причинам не делаем. Следует также отметить и то, что один и тот же юридический факт может стать основанием нескольких различных исков как одного лица, так и нескольких лиц.

Кроме того, признание основанием иска просто юридического факта в совокупности с нормой права безотносительно к предмету иска и к тому, что они должны быть изложены в форме искового заявления, приводит к определенным последствиям. В частности, логическое развитие такого подхода неизбежно приводит к тому, что если в ходе судебного заседания выясняется, что юридический факт (основание иска — по О. В. Исаенковой и М. А. Викут) на деле не имел места, необходимо признать и отсутствие иска как такового (именно не было, а не то что иск «исчез»). Следовательно, при таком подходе весь процесс становится беспредметным. При таких обстоятельствах было бы логичным прекращать производство по делу, а не выносить решение об отказе в иске, поскольку иска как такового и не было. В противном случае мы придем к выводу, что иск может существовать без одного из своих важных элементов/характерных черт.

Аналогично вышеизложенному представляется спорной позиция указанных авторов по вопросу о предмете иска под которым они понимают материальное право требования или правоотношение. И материальное право требования, и правоотношение возникают и существуют до того как будут изложены в форме искового заявления. Однако ни то ни другое само по себе не является предметом иска (аналогично вышеизложенному: иск может быть, а правоотношения нет). Они становятся таковым только тогда, когда в совокупности с другим элементом иска (основанием) излагаются в форме искового заявления.

На мой взгляд, обоснованной является точка зрения Р. Е. Гукасяна о том, что суд имеет дело не с существующими в действительности обстоятельствами, служащими основанием требования, а с заявлением истца о существовании этих обстоятельств. Элементы иска обязаны своим существованием только волеизъявлению истца и имеют чисто процессуальное значение.

Высказанные в литературе возражения против такой позиции, представляются необоснованными и не имеющими практического значения. Суд должен рассматривать дело именно по обстоятельствам, указанным истцом в исковом заявлении и применительно к избранному истцом способу защиты права.

Если в исковом заявлении истец не указал каких-либо обстоятельств, не правильно интерпретировал их или избрал ненадлежащий способ защиты права, суд должен не искать какие-то поводы для удовлетворения искового заявления, а рассматривать дело на основании того, что указал истец. В противном случае, нельзя будет говорить о независимости суда, равноправии сторон, состязательно и диспозитивности гражданского процесса. Далее, в главе, посвященной нигилистическому подходу, я подробно остановлюсь на этом аспекте.

Представляется также спорным и следующее утверждение: «Как бы ни определялся иск …, он есть абстрактная категория, и реально существующие стороны искового производства не могут быть его частью».

В качестве возражения указанной точке зрения можно привести слова И. П. Грешникова: «Особый интерес представляет фундаментальное разделение римскими юристами физического лица (homo) с его непосредственными желаниями, характером, волей, чувствованиями и гражданско-правовой личности — лица (persona singularis), под которым понималось отдельное лицо, существующее только в организованном особым образом правовом пространстве (в судах, в рамках законотворчества). Persona singularis — юридическая фикция, существующая за рамками социума, традиции, религии и в какой-то мере пребывающая вне времени. Она обозначает некое особое место, где все люди (если они субъекты права) рассматриваются как равноправные».

Никаких сторон искового производства в реальности не существует — это только статус, которым наделяются субъекты, участвующие в деле. Да и сам «субъект» не более реален чем иск. Этот термин также является лишь статусом, которым государство наделяет индивидов и их объединения для того чтобы они могли участвовать в правоотношениях. Общеизвестны случаи, когда физические лица (homo) не наделялись или ограничено наделялись таким статусом и в силу этого фактически либо ограничивались в статусе Persona singularis или вообще не имели его.

Говоря о необходимости отказаться от категории «элемент иска» М. А. Викут также указывала, что термин «элемент иска» неизвестен закону. Это так, но и термин «характерные черты иска» также не употребляется законодателем. Кроме того, весьма спорна замена одного устоявшегося термина «элемент иска» на другой «характерная черта иска».

Вместе с тем, не смотря на сказанное выше, позиция О. В. Исаенковой вполне применима для рассмотрения вопросов материального права. Например, А. А. Новоселова и Т. П. Подшивалов (правда, без ссылок на работу О. В. Исаенковой) отмечают, что при отсутствии хотя бы одного из элементов (под которыми они понимают: стороны, предмет и основание иска) предъявление вещного иска становится невозможным.

Такое утверждение, в рамках процессуальной отрасли права лишено смысла. Но применительно к вопросам материального права, оно, несомненно, имеет значение. Смысл его состоит в том, что иск (как материально-правовая категория) может существовать только при наличии сторон, предмета или основания. Если нет ответчика — предъявлять иск не к кому, если нет основания иска (нарушения права или нарушенного права) — то иск не будет удовлетворен (с точки зрения материального права, такого иска не существует, поскольку нет соответствующего охранительного права).

Рассматривая вопрос о структуре иска нельзя не остановиться также на позиции авторов представляющих иск как процессуальную деятельность истца. Согласно мнению сторонников данной концепции, иск — это вся деятельность истца, предусмотренная гражданским процессуальным законодательством и направленная на возбуждение процесса и обоснование в нем принадлежности истцу субъективных прав, нарушенных или оспариваемых ответчиком.

Данная позиция, также как и рассмотренная ранее, «отнимает» у иска его структуру. Если исходя из нее попытаться представить себе предмет и основание иска, то автор неизбежно запутается в таком клубке противоречий из которого будет невозможно выбраться.

Элементы, составляющие деятельность, существуют не одновременно, а сменяют друг, друга, находятся в движении. С этой позиции следовало бы признать, что сначала в процессе существует какой-то один элемент иска, который в последствии меняется на другой (возможно, что и второй элемент иска впоследствии сменится на первый или третий и т.д.). Однако все элементы иска (как мы пытались показать выше) существуют одновременно и одновременно проявляются в процессе.