Бесплатный фрагмент - Инвалидка

Эпилог

Я искал ее всю сознательную жизнь. Сколько себя помню. И вот я ее нашел. Я любил и люблю ее. Но подойти к ней не решался. Почему-то у меня в голове сидела мысль, которая не давала мне покоя. Ей нужны деньги, ей нужна помощь. Я работал как волк, без сна и отдыха. Я запрещал себе болеть, я должен был заработать для нее денег. И я работал. Я согласился поехать на заработки на Север, мне сулили хорошую оплату, но вместо этого я попал в плен.

— Не умирать, — шептал я себе, лежа в подвале на холодном полу… — Не умирать. Ты ей нужен. Нужен.

Это грело мое сердце и согревало душу. Меня били, но я стойко все терпел. Через два года мне удалось бежать, но в голове крутилась все та же мысль. Деньги. И я их заработал! Как-то я помог мужчине, и он, выслушав мою историю, взял меня к себе в бригаду. Год без сна и отдыха. Год зимы. Год адского труда. Но я не жалею и дня. Я заработал для нее! Я знал, что умираю, последние годы подкосили мое здоровье, но мне было все равно. Я жил, работал и вернулся ради нее! Шел сильный проливной дождь, и меня трясло. Я уже не понимал, холодно мне или опять поднялась температура. Все свое здоровье я оставил там, на далеком Севере. Я продолжал стоять. Одной рукой, которую я почти не чувствовал (так как она была отморожена), я как мог держал зонт, а второй прижимал к сердцу пакет с деньгами. Чтоб отдать их ей. Я ждал, время шло, а она не появлялась. Шесть часов под окнами. И вот это уже не важно! А важно то, что она идет! Я так долго рисовал себе эту встречу, я придумывал, что я ей скажу, и вот она моя…

Она прошла мимо, не поднимая глаз. Я закричал. Она обернулась. Я сделал шаг ей навстречу и посмотрел ей в глаза.

— Я так долго тебя искал, — начал я запинаясь. Я дрожал. Она молча смотрела на меня. Потом с презрением спросила:

— Ну и зачем ты тут? Ты думаешь, что нужен мне. Тогда был не нужен, почему должно что-то измениться?

— Я просто хотел… — протянул я ей пакет, но она ударила меня по руке, даже не заглянув в него.

— На, — кинула она мне тысячу рублей в ноги. — И больше здесь не появляйся.

Она развернулась, и я заплакал.

— Мама!.. — закричал я от боли, которая сжимала мое сердце. — Мамочка, не бросай меня снова…

Я простил ей все давным-давно: и детский дом, и отказ от меня в роддоме. Но ей этого было не надо. Я рисовал себе, что она оставила меня, так как не потянула меня финансово, но, как я выяснил потом, она всегда была обеспечена и из благополучной семьи. Она родила не замужем, и родители, мои бабушка и дедушка, не хотели позора, а маму ждала карьера, а я был лишним, ошибкой, ненужной вещью, от которой так легко избавились, не вспоминая, оставив в роддоме, написав отказ. И вот я стою через тридцать пять лет, и ничего не изменилось, я опять никому не нужен. Ненужный. Она зашагала от меня. А я только продолжал шептать, стоя под проливным дождем…

— Мама…

Инвалидка

Рассказ №1

Вся моя жизнь разделилась на до и после. Спустя многие годы вспоминая это время, я до сих пор не понимаю, как за одну секунду меняется твоя судьба, твоя жизнь. Все началось 3 октября, меня, счастливую, привезли со схватками в роддом. Любящий и любимый муж, мама и лучшая подруга остались ждать нас с младенцем в приемном покое. Как ни уговаривала их заведующая отправится домой и ждать новостей, так как роды дело не быстрое, они наотрез отказались. Решили моральную поддержку оказывать на месте. Роды шли по сценарию, врачи шутили, я чувствовала себя вроде ничего, даже бы сказала — терпимо, и вот оно, мое долгожданное чудо закричало! Я улыбалась и ждала, когда мне его покажут, но врачи, переглянувшись, быстро завернули малыша в пеленку и унесли.

— Что-то не так?

— Ну что ты, — успокаивала меня врач. — Просто тебя зашить нужно, малыша обработать.

— Ну вы даже не сказали мне, кто у меня родился.

— Да. Вот ведь старая растяпа. Прости. У вас девочка.

— Доченька, — улыбнулась я.

Ко мне подошел врач и что-то мне вколол.

— А это зачем? — только и успела я сказать.

Очнулась я уже в палате. На стуле рядом сидели мама и подруга.

— Вас пустили? — удивилась я. — А Слава где? Славу почему не пустили?

— А Славика на работу срочно вызвали.

— Мам, какая работа, сегодня суббота.

— Сегодня, доченька, уже понедельник.

— Как понедельник?

— Оленька…

— Мама, ты меня пугаешь, что-то с дочерью? Она жива?

— Жива, жива. Ты даже не думай. Сегодня уже и кушать начала хорошо, и сто грамм прибавила.

Я выдохнула.

— А когда нас выписывают? Ты узнавала?

— Тебя через три дня, а вот девочку…

Мама замолчала.

— А дочку когда?

— Ее, Оленька, в другую больницу перевозить будут, нужно, чтоб ты разрешение подписала.

— А Слава почему не подписал?

— Славка твой — козел! — влезла подруга. — Отказ от нее написал.

— Даша, — покачала мама укоризненно головой.

— А чего, Татьяна Юрьевна, скрывать, она все равно узнает, лучше от нас, чем в кабинете заведующей.

— Как отказ? Почему? Мама?

— Девочка больной родилась.

Я хотела расспросить, но открылась дверь, и в палату зашли врачи, пять человек смотрели на меня с сочувствием.

— Здравствуйте, Ольга, — начала главврач. — Как вы себя чувствуете?

— Что с девочкой? Я смогу ее увидеть?

— Конечно, сейчас ее принесут.

Врач мерил мне давление и температуру, как принесли мою малышку.

— А вот и она, — с улыбкой сказала главврач. — Ты только посмотри, какие у нее красивые глазенки, а щечки, красавица вырастет!

Мне дали ее на руки. Я смотрела на мой комочек.

— Мам, как на Славика похожа. А что с ней не так? — поглядела я на врачей.

Ко мне подошел врач-мужчина и представился хирургом, он забрал у меня дочь и положил ее на пеленальный столик. Развернув все пеленки, пригласил меня подойти. Я встала и аккуратно подошла. Дочка заплакала, а я потеряла сознание. Придя в себя, я зарыдала.

— Послушай, — начала главврач. — Это, конечно, испытание, но сейчас не те времена, у нас технологии шагают, мы отправим ее в больницу, там вас проконсультируют насчет протеза.

— У нее нет руки. У нее позвоночник как восьмерка, у нее ноги перекручены. Что вы несете, какие протезы! — я орала как ненормальная, я начала срывать с себя ночнушку и халат. — Я ухожу, ухожу, немедленно. Я ухожу… — и не успела я договорить, как мне опять что-то вкололи.

Я открыла глаза и пожалела, что не умерла. Слезы покатились.

— Оля. Я знаю, что тебе сейчас нелегко. Но это твоя дочь. От нее уже и так папа отвернулся. Неужели ты ее тоже предашь? Я не так тебя воспитывала. Оля, у нее кроме тебя никого нет.

— Меня у нее тоже нет.

— Хорошо. Забери ее. Я сама буду ее воспитывать.

— И я помогу, — влезла Даша.

Я забрала. Не знаю почему, но забрала. Первый месяц я просто на нее смотрела, мама ее купала, делала массажи, возила по врачам, а я просто смотрела. А потом стала тихо ненавидеть.

— Оля, девочке нужно дать имя. Это ненормально, и сделать документы, полис требуют, свидетельство о рождении, нам идут навстречу, принимают, но это не дело. Ты ведь хотела назвать ее Верой.

— Нет. Она не достойна этого имени.

— Оля, ну грех так говорить.

— Нет. Ее не будут звать Верой. Не будут! — кричала я как не в себе. — Не будут! — кинула я носком в дочь. В дочь, которой был всего месяц.

— Тогда как?

— Называй как хочешь. Например, инвалидка! — прокричала я и опять закрылась в комнате в истерике.

Мама постучалась. Я завывала.

— Может, София? — говорила мама со мной через дверь.

Наутро приехала Дарья.

— Все ревешь. Какая же ты эгоистка. Думаешь, только тебе плохо, на мать посмотри, не спит, не ест.

— Она хотела ее забрать.

— Она, а ты?

— Для меня ее нет.

Дашка дала мне пощечину.

— Одевайся, в загс поедем документы делать.

Я собралась. В загсе девушка мило улыбалась.

— Как назовете девочку?

— Инвалидка.

— Как?

— Сонечка, — влезла мама. — Вы уж простите, у нее послеродовая депрессия.

Работница загса посмотрела на меня сочувственно.

— А отец?

— Он написал отказ.

Девушка поменялась в лице. Видно было, что ей хотелось сказать что-то сочувственное, но она лишь опустила голову. Получив свидетельство и полис, мама с подругой занялись Соней вплотную, искали врачей, методы лечения. А я упивалась своим горем. Пять лет пролетели как один день.

— Сегодня день моего рождения, — услышала я за спиной ее голос. — Мне пять.

— Мне плевать, — ответила я ей, не оборачиваясь.

— Я знаю, — тихо ответила мне она.

Я чувствовала, что она стоит у меня за спиной.

— Тебе еще что-то?

— Я хотела сказать… — замолчала она.

Я молчала тоже. Она продолжала стоять.

— Говори и уходи, — говорила я ей грубо.

— Я знаю, что ты меня не любишь, но я хочу, чтоб ты знала, — она опять замолчала.

— Что?

— Что я все равно тебя люблю. Каждый день люблю. Даже когда ты на меня кричишь, даже когда толкаешь, я все равно продолжаю тебя любить.

Я не выдержала, слезы катились по лицу, и впервые я ее ударила, ударила по лицу, и у Сони потекла из носа кровь. Я ревела, а она нет. Своей маленькой ручкой правой, так как левой у нее так и не было, она размазывала кровь, пытаясь ее убрать, она стояла и смотрела на меня.

— Прости меня, мама. Прости меня. Я знаю, что тебе больнее, чем мне, поэтому я прошу у тебя прощения.

— Уходи, уходи! — орала я. — Ты ничего не понимаешь, ты не понимаешь, как обошлась со мной жизнь, что я должна понять, что проживаю ее в аду, — орала я и билась в истерике. — Ну чего ты стоишь? Уходи!

— Мама, — так серьезно смотрела на меня Соня. — Я не знаю, что должна тебе сказать жизнь, мне всего пять, но я знаю, что хочу сказать тебе я. Я никогда тебя не предам, я никогда тебя не брошу. У тебя есть я. Даже если для тебя я не существую.

Она ушла. А я лишь мечтала об освобождении. Сейчас я расскажу вам то, что скрывала даже от себя. Можете меня презирать и ненавидеть, я сама себя ненавижу. Так вот… С рождения Сони не было ни дня, чтоб я не представляла, как ее не станет, вот она упадет, вот она заболеет, вот она утонет. Каждую ночь в своей голове я ее хоронила. Я мечтала, какая жизнь у меня начнется, когда ее не станет. И каково же было мое разочарование каждое утро видеть ее. Мои ненависть и злость росли. Как и росла Соня.

— Оля, пойдем за стол.

— Я не голодна.

— Оля, у Сони день рождения.

— Да. Очень жаль.

— Даша сейчас приедет, говорит, что новости у нее.

— Правильно, у нее новости, у нее жизнь, у нее все прекрасно. А я?

В дверь звонили. Мама вытерла слезы и пошла открывать.

— Ну, где наша именинница? — размахивала шарами Даша.

— Я тут, я тут!

— Сонька! Какой подарок я тебе приготовила, в жизнь не догадаешься!

— Куклу!

— Ну, куклу само собой, ну, еще предположения будут?

— Две куклы!

Дарья засмеялась.

— Нет, Сонечка, это лучше куклы!

— Что может быть лучше, чем две куклы? — удивилась Сонька.

— Это, София, сертификат на операцию. Тебе в позвоночник вставят железные штыри! И ты будешь у нас ровненькая, как модель! Твоя спинка станет самой красивой в мире! И еще тебе сделают протез руки! Вот, — положила она на стол бумаги. — Квоту выделили!

Мама заплакала и полезла целовать Дарью.

— Ты-то рада за дочь? — Даша смотрела на меня в упор.

— И что толку? Можно подумать, что она перестанет быть инвалидом.

— Единственный инвалид здесь только ты.

— Даша!

— Что, Татьяна Юрьевна? Разве я не права?

— Мама, — подошла ко мне Соня. — Может, мне это поможет, я не буду обузой для тебя. И ты перестанешь меня стесняться.

— Сонечка, мама тебя не стесняется.

— Стесняется, баба. Мама всегда мне говорит: «Отойди от меня, не позорь».

— Какая ты тварь!

— Тебе легко говорить. Не ты ее мать. Пришла, куклу всучила и пошла по своим делам, а эта на мне.

— Не на тебе, а на Татьяне Юрьевне. Спасибо хоть бы матери раз сказала.

— За что? За то, что уговорила забрать вот это?

— Не ругайтесь. Вот это уходит, — Соня встала и вышла из-за стола.

— Убила бы тебя, — заплакала Даша.

— Ну что ты на меня смотришь?

— Доченька, ты не права.

— Я к Соне зайду, попрощаюсь.

Я начала убирать тарелки, как услышала крик. Мы переглянулись с мамой и побежали в комнату. Дашка стояла и только твердила:

— Сонечка, не делай этого, слезь с подоконника.

Соня стояла у открытого окна и смотрела вниз.

— Соня, если ты спрыгнешь, я этого не переживу, — плакала мама.

— Баба, не плачь.

— Не буду, не буду, моя хорошая, вот ты сейчас слезешь с окна, и я сразу перестану плакать. Давай тетя Дарина тебя снимет.

Соня смотрела на меня. Я вышла из комнаты.

— Тетя Таня, может, мне Соньку себе забрать?

— Ну что ты, Дашенька, Оленька ведь мама ее.

Я слушала их разговоры за дверью. И мне хотелось лишь одного: чтоб этот ад кончился. «Может, мне тоже с окна?» — думала я, начиная завывать.

Прошел год после операции. Соня стала уверенно ходить, корсет уже можно было на время снимать, она научилась пользоваться протезом.

— Смотри, мам, как я могу, — показывала она мне художества карандашом.

— И что тебе это даст?

---

— Не знаю, — опустила Соня голову. — Но Наталья Алексеевна меня хвалит.

— Конечно, хвалит, что ей тебя не хвалить, ей деньги за это платят, и ты не ее проблема. Я вчера видела, какая у нее красивая дочь.

— Ульяна очень добрая.

— Да. И красивая, и здоровая.

— А я некрасивая. Да, мама?

— Ты — нет.

— Может, я буду потом красивой. Бывает так.

— Нет, не бывает.

Соня опустила голову, я видела, что она хочет заплакать, но держится.

Я вышла из комнаты. На следующий день я возвращалась с работы и столкнулась с преподавательницей.

— Здравствуйте, — улыбалась она мне.

— Здравствуйте.

— Я хотела сказать, что сегодня Сонечка как никогда занималась хорошо, быстрее всех выучила роль.

— Мне нравится ваша Соня, — сказала Ульяна.

— Не перебивай старших и не влезай, — сделала ей замечание Наталья Алексеевна.

— А мне нравишься ты, твоей маме повезло иметь такую красивую и здоровую девочку, как ты, — ответила я и пошла, глотая слезы.

Как я завидовала ей в этот момент, ее Ульяна смеялась и скакала рядом на скакалке. Они болтали и шли за мороженым, я же шла за своей инвалидкой в клуб.

— Мама! — выбежала ко мне Соня. — Я так рада, что ты сегодня за мной зашла, на улице так хорошо, тепло, можно мне мороженое?

— Нет, — сухо ответила я.

— Ты боишься, что я заболею?

— Нет.

— Я себя хорошо вела, меня хвалили.

Я молчала.

— Ладно. Не нужно мороженое, — взяла меня Соня за руку.

Я одернула, как будто меня током дернуло.

— Тебе неприятно. Прости, — прятала она протез за спину.

Мы вышли на улицу. К Соне подбежала Ульяна.

— Соня, давай со мной и с братом наперегонки!

— Давай! — обрадовалась она.

Мне стало невыносимо больно, и я хотела ее окликнуть и запретить, как увидела брата Ульяны. Он подъехал на инвалидном кресле. И радостно закричал:

— На старт, внимание, марш!