Бесплатный фрагмент - Интервью на колёсах
Предисловие
Дело было так. Скорее всего, так. Потому что если иначе, то зачем я вообще в это ввязалась?
Из диалога в «ВК» (с сохранением всего, февраль 2023 года).
Д.: Привет. Ты пишешь экспертную литературу в соавторстве?
Т. (упала на попу, вспотела, думала два часа, как красиво ответить): Не пробовала, но не думаю, что проблематично будет. Какая тема?
Д.: Мне нужен человек на опыте, кто сможет написать мою книгу и напечатать её. Личный бренд мой. Надо мой внутренний мир выложить на бумагу.
Т.: Можем пробную главу написать, и посмотришь, комфортно или нет тебе со мной работать.
Потом мы немного пообсуждали себестоимость книги. Я высчитывала, сравнивала, умничала, делала таблицы… А Дамир сказал, что начнём в марте и что у него красивые глаза. А потом был созвон, о котором расскажу в главе №0.
Никогда не брала интервью и могу только догадываться, как это делается правильно. Я задавала вопросы Дамиру не как журналист или мемуарист, а как любопытствующая соседка. Спрашивала всё, что могло прийти в голову попутчику в поезде. Допрашивала, придиралась, изводила… И до сих пор не понимаю: как у нас всё получилось?
Работая с «человеческим материалом», невольно начала сравнивать с собой, вспоминала и удивлялась, сколько всего забыла. И вопросы… Вроде бы договорились, что спрашивать могу обо всём, но о чём? Как не скатиться в «Википедию?» Признаюсь: мне было очень трудно. Хотела, чтобы эта книга стала интересной всем. И родным Дамира, и людям, знающим его, и совсем не знающим. Идеальная книга.
Этот перфекционизм сильно тормозил работу. Я смотрела в тетрадь и придумывала красивые предложения. Правильные предложения. Предложения, складывающиеся в сильные смыслы. Получалось плохо. Да что там! Ужасно получалось: пластилиновый Дамир, победивший ветряную мельницу. Б-р-р…
А потом я решила писать для себя. Про человека, который «купил» меня с первого поста в «ВКонтакте». Про человека, который достаточно смел, чтобы доверить писать о себе незнакомке, любящей буквы, но ничего не смыслящей в написании биографий. Про человека, который выбрал жить.
P. S. В диалогах сохранено практически всё. Я решила не причёсывать, не олитературивать нашу беседу, чтобы сохранить настоящество, без прикрас. Иногда буду вставлять свои мысли (от автора), которые не озвучивала Дамиру, — он их впервые увидит уже в готовом черновике. А ещё в этой книге главы идут не совсем по порядку, а… Впрочем, читайте и сами всё поймёте.
P. P. S. Когда пишу: (Дамир улыбается), — это значит, что я слышу его улыбку. Или чувствую, как поджал губы, качает головой. Просто верьте мне на слово.
P. P. P. S. Так получилось, что мы с Дамиром время от времени выпадали из работы над книгой. И в его жизни произошли перемены, которые напрямую коснулись уже написанного. В какой-то момент, поняв, что придётся выкидывать целые куски, у меня опустились руки. Но недаром Дамир выбрал меня — он знал, что в конце концов у нас всё получится.
Глава 0. На берегу
Созвон.
Т.: Привет, Дамир. Давай договоримся больше не здороваться. Я сделаю это за тебя и себя в предисловии.
Д.: (Улыбается) Согласен. Привет, Таня.
Т.: О чём говорить будем?
Д.: Обсудим, как ты будешь писать? Есть идеи?
Т.: Предлагаю вариант сложный, но интересный — в форме интервью с вкраплениями твоих историй. Это будет разговор двух людей за чашечкой чая. Будет много самоиронии, хвастовства, лирических отступлений, и никаких нравоучений и рецептов. В общем, всё как мы с тобой и любим.
Д.: Мне нравится! За чашечкой чая, на расстоянии почти двух тысяч километров… Как это будет?
Т.: Голосовые. Ты рассказываешь мне всё, что приходит тебе в голову. Я спрашиваю, что приходит в голову мне.
Д.: А потом издадим книгу и будем читать её друг другу по ролям.
Т.: Вот и славно! До встречи в «Телеграме».
«Телеграм».
Т. (Наговариваю сообщение очень медленно): Скажи, Дамир, есть ли какие-то темы, которых не стоит касаться?
Д. (Дразнит меня, растягивая слова): Нет таких тем. Я с удовольствием буду отвечать на все твои вопросы. Запретных тем нет.
Т.: Что ты хочешь сказать этой книгой? Историй типа «путь героя» множество. Что нового хочешь сказать ты? Если не нового, то зачем?
В ответ Дамир прислал мне ссылку на обсуждение вопроса «чем книга про Дамира будет отличаться от сотен книг про то, как люди поднялись с колен и вдохновили других» в своем Телеграм-канале. Подписчики отвечали очень здраво, но совсем не то, что хотела услышать я.
«Личностная. Ответы на вопросы конкретных личностей».
«… Это мотиватор, ты на личном примере показываешь, что можно не быть унылой какахой…».
«…Я читала твой пост, где ты рассказывал про то, как тебе пришлось заново учиться дышать…».
«… Мегаполезная книга, как стать успешным и счастливым человеком…».
От автора. Взгрустнулось. Обнадёживало, что среди комментариев были и такие: «Твои принципы, твои мысли в момент разных ситуаций»; «Чтобы это была не просто биография, а книга, после которой люди меняются»; «Мне нравится, что ты не надеваешь маски»; «Юмор — фирменный, неповторимый».
А потом прилетело голосовое от Дамира: «Я хрен знает, Татьян. Очень сложно сказать, мне кажется: юмор, истории. Мне кажется, что каждый ответ на вопрос должен быть отдельной историей. Чтобы читатель, открывая книгу на любой странице, видел историю, которая его вдохновит, замотивирует или просто покажет, что он не один. И обязательно юмор! Это отличает меня, это моя суперспособность — выходить из любой жопы с юмором. И второй момент: очень не хочу, чтобы книга была про аварию. Потому что авария — это просто один из этапов моей жизни, а не я. Это было и прошло. А я — это жизнь сегодня».
Т.: Отлично (Выдыхаю). Тогда начнём!
Глава 1. Знакомство
Т.: Дамир, знакомься, это Дамир!
Д.: (Улыбается) Очень приятно!
Т.: Дамир, ты знаешь историю о том, как и почему тебя назвали именно так?
Д.: Нет. Знаю только, что у родителей была договорённость: мальчиков называет мама, а девочек — папа. Так появились Тимур и Дамир.
От автора. Я рассказала свою длиннющую эпопею с подбором имени для дочери и попросила узнать подробности про имя у его мамы. Через несколько минут:
Д.: Ждёшь рассказ о предках и семейных традициях?
Т.: Нет, мне почему-то кажется, что у тебя должен быть финт в этом месте: за четыре минуты между моим вопросом и твоим ответом может поместиться только краткая историческая справка или анекдот.
Д.: Дословно мамин рассказ: «Во время родов акушерка спросила: „Как назовёте?“ Я растерялась. Она продолжила: „Назовите Дамир — мужественное татарское имя“. Я согласилась». А я и не знал.
От автора. На этом «а я и не знал» попыталась представить его чувства, типа «вот так просто?» или «я надеялся на красивую семейную сагу…», или «да…». Поняла, что несёт меня, и решила спросить напрямую.
Т.: Как тебе быть Дамиром?
Д.: Я люблю своё имя: простое, доброе, за мир. Мне по кайфу. История — нет, неважно.
Т.: Понятно, а в детстве не хотел с братом именами поменяться? Стать Тимуром?
Д.: Я не помню такого. Мы с братом за игрушки дрались. А имена… Какие дали, такие и носили. Не задумывались.
Т.: Тимур старше тебя всего на год. Вы росли в постоянной конкуренции. Дрались. А каким ты был сыном? Твоей маме было с тобой легко или ты был занозой?
Д.: Я не помню себя до школы. И не помню, чтобы в семье обсуждались такие вопросы…
Т.: Спроси у мамы, какая история приходит ей от тебя маленького. Только спроси с пристрастием. Дерутся и ломают игрушки практически все мальчики. Я хочу услышать такую, в которой уже бы проглядывала хотя бы одна из ведущих черт характера будущего Дамира.
От автора. Через какое-то время Дамир принёс мне историю о маленьком мальчике, который… Впрочем, давайте послушаем маму.
«В первый день посещения садика вас определили в разные группы: Тимура в старшую, тебя в среднюю. Ты плакал, хотел быть с братом в одной группе, чтобы не расставаться с ним. Все воспитатели сбежались, объясняли, что играть и кушать будете вместе, только заниматься и спать в разных комнатах. А ты не слушал, бился в истерике, требовал, чтобы пустили к Тимуру. На крик прибежала заведующая, стала успокаивать, уговаривать… Но ты и слушать не хотел. Нет и всё. Два часа весь садик стоял на ушах от твоего крика. И заведующая сдалась: „Да отведите его к Тимуру, пусть с братом будет!“ Так ты добился, чтобы вы были в одной группе. И в школу пошли вместе, и в университет в одну группу».
Т.: Про что эта история для тебя?
Д.: Скорее всего, про достижение целей. И… Понимаешь, мы были очень привязаны друг к другу, играли вместе. Благодаря этому случаю брат остался со мной. И был всегда рядом. А иначе — Тимур ведь старше меня на год, он бы учился в другом классе, раньше пошёл в университет и так далее. Получается, что эта детская история обеспечила меня защитой, другом, братом: всегда было с кем подраться, поговорить, посоревноваться. Да, мы всегда соревновались в знаниях, в силе, в девочках. Нам всегда хотелось быть лучше другого, и это помогало расти. Классно, когда есть с кем посоревноваться (Дамир усмехается так, как будто понял это только сейчас). Можно сказать про эту историю: один день, который изменил всю жизнь.
Т.: (Про себя) Один день, который изменил жизнь. В первый раз.
Т.: Ты всегда говоришь, что дрался с братом. Вы были хулиганами?
Д.: Не поверишь! Мы были «ботаниками». В промежутках между выяснениями, чьи яйца выше, а звёзды круче, Тимур и Дамир учились, учились и ещё раз учились. Ну и иногда лазили по соседским огородам: чужие яблоки всегда вкуснее. Особенно если эти «яблоки» — капуста, а в руке соседа — винтовка с солью. У меня до сих пор аллергия на капусту в любом виде. Хотя… Может, мужик с дробовиком мне привиделся… Но с тех пор капусту я не ем.
Т.: Забавная детская травма, весёлое детство. Тебе повезло, что рос на природе, в деревне — в городе можно разве что по гаражам прыгать.
Д.: Да, сейчас, отвечая на твои вопросы, я вспоминаю, какую дичь мы творили, и удивляюсь. Ведь мы реально были пай-мальчиками: мама — учительница, мы — заучки-отличники. Но при этом успевали драться, лазать по огородам, а один раз даже сожгли сарай. Не умышленно! И не признались. Было стыдно.
Т.: А братьям-отличникам нравилось учиться? Или это было из разряда «ученье — свет, а неученье — будешь козам хвосты крутить?»
Д.: Вначале учились, потому что надо. Родители так говорили. А потом как-то в привычку перешло быть лучшими. Просто делать вовремя, вовремя сдавать и получать хорошие оценки. Просто привычка — делать идеально. Даже когда началась студенческая жизнь со всеми своими атрибутами — пьянки, гулянки, тусили по полной, но не забывая учиться. И закончил университет с красным дипломом. И брат тоже.
Глава 2. Немного глубже
Т.: Давай немного тебя «расковыряем». Мы поняли, что Дамир — целеустремлённый, склонный к «ботанизму» латентный хулиган с лидерскими замашками. А что под кожей? К примеру, ты помнишь эмоции первой любви?
Д.: Я не знаю, что ответить. Я, наверное, очень влюбчивый был, и не было такого момента, когда бы… м-м-м… мне кто-то не нравился. Всегда находился кто-то, кому я симпатизировал. Понятно, что я не решался признаться, потому что очень скромный был. Но… (улыбается) моё сердце постоянно в чью-то сторону билось. А эмоции… Было интересно, как это… Мозг кипел.
Т.: Понятно. Воспоминания остались на уровне телесных ощущений. А что ещё такого «внутреннего» на эту тему ты помнишь?
Д.: Знаешь, я был настолько влюбчивым, что было достаточно просто побыть в одном поле с девочкой, и я находил в ней очень привлекательные черты, хотя изначально это не была какая-то звезда класса, а обычная, совсем обычная девчонка. И когда меня сажали с новенькой, у меня сразу же появлялась новая муза.
Т.: То есть Дамир в детстве ментально пигмалионил. Но ты увиливаешь. Я хочу услышать историю первой любви. Такой любви, в которой Дамир потерялся.
Д.: Была у меня такая в десятом классе. Она — самая маленькая девочка в классе, а я самый высокий был. Постоянно приглашал её погулять. И мы гуляли, гуляли. До самого конца школы. Но я так и не решился… Вроде она ждала, а я не решился (короткий смешок). Это было забавно. Сейчас это забавно, а тогда я очень переживал, что будет дальше, потому что она поступала в другой университет. Волновался: как, что, где. Школа заканчивалась, и не хотелось расставаться, но… Она уехала в один город, я — в другой, и на этом всё закончилось.
Потом мы встретились. То ли через пять, то ли через десять лет после завершения школы. Она до сих пор помнит всё это. И я помню. Потому что это было очень романтичное время. И при этом это было время, когда я боялся говорить о своих чувствах.
Т.: Замечательная история. Теперь давай добавим немного хардкора: первая любовь, которая исполнилась.
Д.: Это была девочка на два года младше меня. Мне сестра сказала, что её одноклассница положила на меня глаз. Я тоже начал посматривать в её сторону. Она ходила на мои мероприятия, я — на её. Но… Мы оба были очень стеснительные. Она, наверное, и сейчас такая. Потом я уехал в Ижевск, она чуть позже — в Казань. Мы писали друг другу письма.
От автора. Голос Дамира передаёт учащение пульса, чувствую, что ему нравится вспоминать эту историю.
Д.: Настоящие письма! Представляешь? А ещё звонили друг другу по таксофону. Не с сотового, валяясь на диване, а шли в переговорный пункт и заказывали разговор! Это было какое-то безумие. Мило, приятно, нежно.
Я приезжал к ней в Казань. Несколько раз. И это случилось там. Было очень романтично. Как пишут: он дождался её сквозь годы и расстояния… Вот как-то так.
Т.: Дождался и куда дел потом?
Д.: Расстояние. Оно, с одной стороны, хорошо, а с другой — тяжеловато.
Т.: Скажи, как ты считаешь, Дамир — верный человек?
Д.: Раньше — нет. А потом, когда начал изучать тренинги личностного роста и заниматься самопознанием, начал жить одним человеком. И, скорее всего, это навсегда. В моём сердце может быть только один человек в один момент.
Т.: А умеет ли Дамир любить другого человека?
Д.: Умеет. Очень. Очень сильно, очень страстно. Отдавая самого себя. Что-то типа такого. Думаю, да.
Т.: В твоей любви слышится сплошное доминирование: сильно, страстно, очень. А смирение там есть?
Д.: Смирение? Не знаю. Вначале я боялся с девушкой даже заговорить. А потом… Я же достигатором был — вряд ли там оставалось место смирению. Мне важно было добиться.
Т.: А сейчас?
Д.: Сейчас в плане женщин у меня всё чётенько. Я понимаю, как, что, где женщина должна быть услышана, понята. Я знаю, что, чтобы были хорошие отношения, мужчина должен быть в некоторых случаях под каблуком. Это обязательно. С опытом, наверное, пришло. И… И от этого кайф.
Т.: Ты боишься сглаза в отношениях?
Д.: Чего бояться-то?
Т.: Разного. Что ошибаешься. Или что скажешь вслух, и украдут, сглазят.
Д.: Мне на эти «украдут-сглазят» поебать. Потому что детский сад. Ещё, знаешь, бывает так: «не говори о своих целях, иначе…» Что за херня? Блин, ну это всё предрассудки. Вообще я знаю: во что человек верит, то и происходит. Верит и притягивает. Так что я в эти «сглазят»… Да какая разница? Даже если сглазят, украдут — и что? Ничего страшного не произойдёт. Я вообще не переживаю о том, что произойдёт завтра. Самое страшное я уже пережил, и поэтому мне бояться нечего.
Т.: Кстати о страшном. Мы с тобой не обсудили возрастные ограничения. Пишем книгу 18+ и говорим как говорим? Или маты «запикиваем»?
Д.: С учётом, что вся моя целевая аудитория всегда взрослая, делаем 18+. Почему нет? Это нормальная речь. Я считаю, что нет ни одного человека в этом мире, который не матерится. Ни единого. Не надо сейчас это… Все, все всегда матерились. Если даже кто-то вдруг вслух этого не произносит, то в голове он всё равно это делает. Пытаться, казаться — не мой вариант. Иногда я это делаю, потому что я так думаю. Это нормально.
Т.: Понятно. Поехали дальше.
Глава 3.
Часть 1. Всё в его руках
Т.: Ты заметил, что я оттягиваю момент, когда придётся задать тот самый вопрос: как всё случилось? Мне хочется узнать тебя до… Понять, есть ли «Дамир до» и «Дамир после». И если есть, то насколько глубоки изменения. Не торопись отвечать. Я хочу получить не односложный ответ, а эссе — рассуждение на тему.
Д.: А-э… Тут в одном голосовом не написать. Ты правильно говоришь, тут до хера всего. Самое такое, что поменялось, — миссия появилась. Причём она не появилась в момент аварии или через год, она появилась через три года. Я понял смысл существования.
Раньше я думал, что смысл в том, чтобы быть счастливым, родить детей, чтобы они были счастливы, жена чтобы счастлива была. Но… Эта ситуация… Она раскрыла меня, что ли.
Очень тяжело было первые три года. Депрессии были, жуткие депрессии были. Особенно в первый год. Я очень деятельный человек — и не мог двигаться! Повернуться не мог, потому что ни одна мышца не работала. Представляешь, я не мог сам повернуться! И это была жесть для меня. Повторюсь, я всегда был деятельным человеком, и жизнь моя была сплошное действие. А тут… Поэтому и депрессии были, и слёзы, и желание покончить с собой было. Огромное. Постоянно.
Я забивал свой мозг фантастикой, читая книги, жил фантастической жизнью в своей голове. Сны видел… В общем, проживал другую жизнь. Я не хотел овощем быть. И только через три года понял, что вот это вот всё дано мне для того, чтобы я вдохновлял других людей.
Это показал мне мой блог, это показали мне мои подписчики. И истории людей, которые присылаются мне постоянно. Практически каждый день кто-нибудь пишет, что я очень его или её вдохновляю. И каждое такое сообщение от незнакомых людей из разных уголков страны показывает мне, что моя ситуация, моя жизнь привела к тому, что я сейчас вдохновляю других людей. Не в момент, когда я лежу и депрессую, а в момент, когда я деятельный. И сейчас всё, что я делаю, направлено на мою миссию. Вся моя жизнь — это вдохновлять других людей.
После того как почувствовал, понял это, я просто как паровоз. Постоянно что-то делаю. И всё, что делаю, направлено на эту миссию. Потому что раньше я работал, что-то производил, получал какие-то деньги, жил, планировал пятилетиями, десятилетиями… А эта история показала мне, что жизнь может закончиться в любой момент. И никак это не спрогнозировать, не проконтролировать, и невозможно подстелить соломку везде. Поэтому в любой момент я готов. Но раз я здесь, значит, моя миссия не завершена.
Как только она завершится, как только я всё сделаю, что от меня зависит в этом мире, тогда меня просто заберут. Потому что по-другому быть не может. Потому что, блядь, шесть раз умирать и воскресать — это… это… это жопа какая-то. Такого не бывает. Такое даже в фильмах не показывают. Значит, оставили ради чего-то. Понимаешь? Ему виднее.
Сейчас у меня такое ощущение: да, я что-то делаю, да, я что-то планирую… В краткосрочном периоде. Да, я занимаюсь какой-то деятельностью. Но… Но… Я…
От автора. Дамир замолкает на секунду, и от того, что я знаю, какое слово он скажет дальше, становится страшно.
Д.: Я готов, понимаешь? И я понимаю, что от меня ничего не зависит. Вообще ничего. Это осознание пришло… Нет, оно было. Оно было на словах. Читаешь Священное Писание? Там пишется, что типа ничего от нас не зависит, всё зависит от Господа, мы инструмент в руках Его, и так далее. Но это всё слова. А на своей шкуре почувствовать — совершенно другое. Это на опыте убедиться, что действительно так и есть. Убедиться, что всё в Его руках.
Глава 4. История №1
У меня мама была классным руководителем. У нас! У нас с братом мама была классным руководителем и учителем русского языка и литературы. И она уже тогда, после девятого класса, понимала, что нам нужно будет сдавать ЕГЭ. Уже тогда ходили разговоры об этом, и мы на самом деле стали первыми, кто сдавал единый государственный экзамен. В тот момент это был эксперимент.
В десятом и одиннадцатом классах мы ездили в город к репетиторам по физике и математике. За тридцать километров, на автобусе, два раза в неделю. Мама нашла очень крутых специалистов, большие деньги платила, для того чтобы они нас натаскали на ЕГЭ. Мама почувствовала, что мы больше технари, что у нас математический уклон мозга, и заставляла нас ездить к репетиторам. Это жутко бесило, не нравилось нам, лишало свободного времени, но давало свои плоды. По факту ЕГЭ мы сдали лучше всех в классе. Физику и математику мы сдали на 80 и 90 баллов соответственно. Это было круто.
Вот. А история о чём? История о том, что в десятом и одиннадцатом классах мы были как короли на физике и математике. Мы знали больше, чем все ученики, а иногда и больше, чем учителя. Контрольные мы просто щёлкали: за 15—20 минут успевали сделать свой вариант и существующие. И уходили. Нам так можно было.
В одиннадцатом классе учителям нужно было разбирать примеры ЕГЭ, а мы с братом эти примеры решали уже не раз, они отскакивали от зубов — все варианты. А учительница математики их не изучала, и ей приходилось самой во всём разбираться, искать. И, когда пыталась объяснить классу, иногда было видно, что не знает правильного ответа. Тогда она прибегала к тактической хитрости и спрашивала у класса: «Кто хочет решить?» И, конечно же, Дамир с Тимуром руки поднимали и быстро рассказывали, как это надо решать. Учительница: «Да, да, вот так, вот так». Я очень хорошо помню эти моменты. Я понимал, что она не может решить. А мы решали и помогали всему классу. Конечно, никто не должен был об этом догадываться.
Это было забавно. Это было забавно, и это была… Какая-то, знаешь, такая штука… Эго росло в этот момент.
Мамины усилия и наше послушание дали плоды при поступлении: школу мы закончили с медалями и у нас был крутой результат по ЕГЭ. И, когда мы поступали, в институте посмотрели на наши баллы и сказали: «Выбирайте любой факультет». И мы опять чувствовали себя королями и выбирали как короли. Кому-то надо было экзамены сдавать, что-то ещё делать, переживать… А мы ходили: «Так, а что, если сюда? Или сюда?» В итоге мы выбрали факультет информационно-вычислительных технологий — на тот момент самое престижное направление. Это было вау… Был очень высокий конкурс, а мы прошли вне. Просто ткнули пальцем: хотим вот сюда. И пошли.
Вот такая гордость нам была в награду за кровь, пот и слёзы. За то, что мама заставляла ходить к репетиторам.
Т.: Выводы из историй делать будем, или пусть висят открытым финалом и читатель для себя их сделает сам?
Д.: Вот смотри (говорит медленно, видимо, чтобы до меня тщательнее доходило), мне кажется, что выводы делать не стоит. Намного приятнее будет читателю самому делать какие-то заключения. Подводить к выводу — да, но делать вывод — нет. Я и в постах так делаю. Для того чтобы у человека было пространство для своего заключения. Может, я ошибаюсь… Ну и плюс меня постоянно бесят лозунги в «ВКонтакте» типа «Поэтому, друзья, учитесь хорошо, слушайтесь родителей и пейте воду с утра!». Это бесит. На фиг нужны эти выводы-советы? Вот. Будем без них.
Глава 3.
Часть 2. Всё в Его руках
Т.: Ты сказал: «Всё в Его руках». Вот сейчас ты сидишь, лежишь целыми днями. Тебе не надо ходить в офис, за картошкой, возить детей в садик, на кружки. При этом у тебя нет особых финансовых затруднений. Как думаешь, сколько бы людей захотело оказаться на твоём месте, попросить у Него такой судьбы?
Д.: Я не знаю, но здесь такой момент: может быть, кто-то и думает, что моя жизнь не так уж и плоха… Но есть нюансы. Я бы никогда никому, даже злостному своему врагу, не пожелал такой жизни. Потому что это очень сложно, это очень сложно. Я не могу делать самостоятельно практически ничего. Ванну самостоятельно принять не могу. Зимой выйти на улицу я в принципе не могу, потому что снег — это непреодолимое препятствие для коляски. Половина тела не работает. Блин, половина тела вообще не работает. И, возможно, кому-то может показаться, что деньги — это счастье, но нет. Счастье не в деньгах, не в ограничениях, не в наличии рук или ног. Счастье не в этом во всём. Счастье просто в голове.
Вне зависимости от того, что в какой-то момент имел что-то или нет, я был счастлив. Находил счастье. Все эти внешние атрибуты могут прийти и уйти. В любой момент времени. Только в голове — прожил я сегодня этот день, или он пронёсся незаметно, люблю я сегодня или нет.
Т.: И как часто ты живёшь на светлой стороне? Есть ли у тебя какой-то наработанный ритуал — отключать тёмные мысли?
Д.: Сложно сказать про тёмные мысли. Я в последнее время погрузился в процесс всяких… Короче, меня начали окружать всякие целители, маги, сверхлюди, у которых есть способности. Они рассказывают такие вещи про мою жизнь, про мою ауру, порчи и так далее…
Я вообще сам по себе светлый человек. Мне так кажется, и люди так говорят. Чувствую, что зависти, гнева, злобы — нет ничего этого внутри. И если посмотреть, то я либо счастлив, либо нахожусь в состоянии покоя, невесомости. То есть я могу ни о чём не думать, ни о чём не переживать, не беспокоиться. Просто такой, знаешь, как в космосе летаю. Ничего не делаю, ничего не вижу, ничего не слышу. Вот. Конечно, я бываю зол, ворчлив, но даже в этом состоянии стараюсь не проявлять это на внешнем уровне. Хоть мне и говорят, что надо все эмоции проявлять, но я научился с ними справляться сам. Преобразовывать как-то. И стараюсь не срываться. Иногда бывает (в динамике слышится смешок Дамира). Раз в месяц, наверное, или реже. То есть я такой максимально неконфликтный.
Т.: А ты такой стал или был? Насколько это твоя заслуга? Или большая часть вылеплена Его рукой, а ты только поддерживаешь этот свет в себе?
Д.: Хороший вопрос: мной это создано или не мной? Не знаю. В Бхагавад-гите написано: «Я талант в тебе». Не знаю. Мы же как? Мы инструменты в руках Господа. Всё, что происходит у нас… Он не проявлен в этом мире, поэтому всё делает через нас. Наверное, в чём-то: радость, счастье, деятельность моя — это моя… Как сказать? Заслуга, нет? В чём-то это я. В чём-то это Он. Всё, что происходит в моей жизни, от Него. Подсказывает мне Он, куда двигаться, и я двигаюсь. Или не двигаюсь. Либо иду с Ним, либо иду против Него. Сейчас стараюсь идти туда, куда Он мне подсказывает, куда направляет. Я примерно вижу это направление.
Я уже говорил, что сейчас вокруг меня собираются маги. Я сам человек верующий. Ты знаешь, что я кришнаит. И сейчас немного из другой сферы, из другой религии, веры явились эти маги. Потому что сложности появились. Оказывается, на меня наведена порча. Очень давно. Очень жёсткая. Прокляли меня из-за моего поведения. И после этого за моей спиной стали стоять два ангела смерти. Говорят, что если их двое и они в капюшонах, то это конец. Совсем. Мои пока без капюшонов. Но их двое. Обычно один приходит.
Ангелы эти стоят давно, и я давно должен был умереть, но особенность моей деятельности меня бережёт. Так как я меняю много судеб, меняю жизни людей, у меня есть благословение сверху. И они, ангелы смерти, не могут меня забрать. Понимаешь? Моя вот эта масштабность позволяет мне задержаться ещё немного.
Однако ангелам этим скучно стоять без дела, и они начали цеплять мою семью, строить козни в наших отношениях… Надо их как-то убирать. Маги начали чистить. Будут примерно шесть дней чистить. Говорят, что будет сложно. Но, возможно, всё наладится. Вот такая вот забавная… Не забавная даже, а мистическая история.
Т.: А как вера твоя и эти все магические штуки встраиваются друг в друга?
Д.: Если говорить про веру, то на самом деле я отношусь к этому как… Духовный мир существует. И это факт. Потому что я сталкивался с этим. Чувствовал, видел. И у меня есть огромное количество людей, которые чувствуют и видят этот процесс. Если бы не было этих подтверждений, я, возможно, относился бы к этому скептически.
Когда лежал в реанимации, видел сущности. Это было неприятно, но я видел. А до аварии чувствовал энергетику помещения: хорошо здесь живётся или нет. Какая-то сверхспособность такая во мне всегда присутствовала. Сейчас её практически нет. Может, потому что только материальным занимаюсь. Вот.
Если говорить про веру — я верю, знаю, чувствую, что есть Бог. Как его зовут — это абсолютно неважно. Я его зову Кришна, другие люди — Аллахом, кто-то называет Господь, кто-то — Вселенная. И все магические штуки существуют, способности у людей есть. И пусть эти маги не моей религии, я знаю, что они чувствуют, что они видят. И это никак не идёт вразрез с моими убеждениями. И даже больше: все писания подтверждают, что есть грубое, материальное тело, а есть тонкое — душа, сверхразум. И всё это очень здорово.
Не знаю, что выйдет из всего этого (Дамир имеет в виду магические чистки), но я очень хочу, чтобы эта жесть в моей жизни прекратилась.
Глава 5. История №2
Когда я был маленький, мы жили в Узбекистане. Кстати, я родился в городе Учкудуке: «Учкудук, три колодца» (смеётся). Там жили до шести моих лет и потом переехали в Россию.
Так вот, мне мама рассказывала, что они с папой купили нам с братом машинку. В которую садишься, педали крутишь, а она едет. А в Учкудуке тогда образования практически не было, народ тёмный, для них такая игрушка — невидаль. Мы единственные владели такой машинкой. Это была большая гордость.
И все просили покататься. И даже вроде дрались… Не помню. История не в этом, а история в том, что родители нас любили и баловали с детства. Про это я вспоминаю ещё одну историю. Мы учились в классе пятом или шестом, и нам купили велосипеды. «Уралы». Это, знаешь, такой взрослый велосипед. «Урал» тогда был как «Роллс Ройс» среди машин. А нам купили сразу два велосипеда!
Мы были мелкие и не могли нормально садиться, приходилось засовывать ногу под раму, и учились так кататься. Много падали, но научились. «Уралы» были в диковинку в нашем посёлке. Да, были велосипеды у некоторых, но «Урал»! Да ещё два в одной семье! Это было мощно.
Это я к чему? К тому, что родители старались сделать так, чтобы нам было кайфово. И сейчас я думаю: блин, как же это круто и как сильно они нас любили. И любят. Сейчас, когда я папа, понимаю, насколько это круто. Мы ведь не богатые были, а обычная работящая семья. И при этом два «Урала». Я понимаю, насколько это было сложно в тот момент для нашей семьи. Но вот они взяли и создали праздник в нашей с братом жизни. Это круто.
Глава 6. Про это
От автора. Я решила, что подошло время для истории об аварии. Записала голосовое с вопросом и уточнением, чтобы Дамир записывал короткие сообщения и начал с истории про его желание в новогоднюю ночь. Он уже мне рассказывал об этом при первом созвоне, но тогда мы не вели запись и детали стёрлись из памяти. Детали стёрлись, а сама история произвела на меня сильное впечатление.
Прошло три дня, и я «поскреблась» в «Телеграм» с робким вопросом, не забыл ли он про меня. Нет, не забыл, обещает ответить сегодня. Через четыре дня я ещё раз напомнила. И опять Дамир обещал: «Запишу сегодня». Ещё через четыре дня я наконец получила сообщение. Не такое, какое ожидала. Голос звучал очень печально и устало.
Д.: Привет, Татьяна. Я не забыл. Каждый день я вспоминаю. Не знаю, сейчас какой-то период у меня тяжёлый, очень тяжёлый. И болею, и температурю, и… И в общем тяжело мне сейчас. Казалось бы, ну чего сложного? Но всё равно надо сосредоточиться… Сейчас ещё марафон. Устал уже. Я напишу обязательно. Обязательно напишу, Татьян. Сегодня, завтра, послезавтра. Обязательно напишу.
От автора. Вот так бывает. Ты смотришь со стороны и видишь фонтанирующую, заразительную энергию. Видишь какой-то бесконечный энерджайзер… А он просто человек. С температурой, усталостью. Но всё равно не сдающийся. И через неделю я получила голосовые с ответом.
Д.: Давай продолжим. История началась не 14 января 2018 года, когда произошла авария, а в новогоднюю ночь. Я весь год очень много работал, и особого счастья это в тот момент не доставляло. Очень сильно заморачивался и реально впахивал, при этом денег было не очень-то много. И поэтому в Новый год… Я верю в Дедушку Мороза (улыбается) и загадал ему что-то типа «хочу много бабла, не хочу заморачиваться, а хочу просто лежать и ничего не делать». Вот. И Господь услышал мои молитвы (тихо смеётся). И реализовал буквально через 14 дней. Потому что весь год, весь год я лежал и ничего не делал, и мне приходило столько денег, сколько никогда не приходило. Все друзья, родственники, подписчики финансово помогали моей семье. Потому что нужно было очень много денег на лечение, реабилитацию. И Господь, Дедушка Мороз (голос Дамира звенит каким-то странным смехом), всё слышит, всё слышит! Он умеет реализовывать по-своему.
А сама авария случилась в ночь с 13 на 14 января. Я забирал из Балезино старшую дочь. Была очень сильная вьюга, мы проехали Игру, и там, на повороте… Слабо помню, но, судя по всему, меня занесло. Вправо, влево, выехал на встречку и там врезался в «Ниву». Удар был слабый, никто особо не пострадал, кроме меня. У дочки ушиб груди, у мужика в «Ниве» тоже ушиб. Я бы тоже мог отделаться испугом, если бы не ремень — он отстегнулся. Не знаю, в чём причина, почему отстегнулся. Но из-за этого меня в машине поколбасило, я весь был в крови, и шея сломана была.
Тогда я ещё не понимал, что шея сломана, просто голова болталась. Я никак не мог остановить её (усмехается). Это нормально, просто голова слабая была, и ног не чувствовал. Не понимал, не осознавал… Пальцы не слушались: я всё пытался с ремнём что-то сделать, а они не слушались.
Очень много плакала дочь. Причитала: «Что делать, что делать?» Я говорю ей: «Успокойся, всё хорошо, бери телефон, звони маме». Она звонила. Причём мы сидели в машине. И я говорил, что всё хорошо, нас сейчас вытащат. То есть я был уверен, что всё нормально. Нас вытащат, и всё будет хорошо. Сам вылезти не мог. Голова болталась, и ноги не слушались. Люди подбежали… Так мы отпраздновали Старый Новый год (слышится смешок).
Потом, знаешь, такие вспышки сознания были. Видать, я терял сознание. То ли от перелома, то ли от потери крови — не знаю. Помню, как на земле очнулся. Потом в скорой помощи очнулся. Дочь говорит, что мама трубку не берёт. Я ей: «Всё равно звони, не переживай, мама приедет и всё разрулит». А потом я уже проснулся через три дня в реанимации в Ижевске. Там история долгая была. Сначала меня в Игру отвезли, а там необходимых специалистов нет. Потом только в Ижевск повезли. Геморройно, в общем. Короче, очнулся в реанимации и не понимал, что произошло. Мне начали объяснять, что к чему, дёргали: пошевели ногами, руками… Я не понимал всю картину, но постепенно понял и принял, что шея у меня сломалась.
Самое сложное началось после реанимации. В интенсивке всё было хорошо, за мной смотрели 24 на 7. Поворачивали, откачивали жидкость из лёгких — у меня лёгкое сразу схлопнулось. Оба, по-моему, даже. Пневмония началась. Это обычное дело для шейников. И самое сложное, когда меня перевели в палату, меня начало колбасить каждый день: то температура, то понос, то рвота, то опять всё по кругу. Организм не мог перестроиться, и было очень тяжело. Потом вторая пневмония. Только немного подлечили и решили отправить меня в другую больницу на реабилитацию. Якобы на реабилитацию. Все вокруг прыгали-скакали, что надо быстрее.
Мы отправились в другую больницу, и там началась жесть. Рядом с моей палатой люди курили, а у меня пневмония. Там даже в соседней палате красили, прикинь! Красили! Халатное отношение ко всему. Этажом выше смертники жили. Или как они называются? Короче, жесть полнейшая, и я там ещё пару раз помер. В итоге с температурой, с пневмонией меня выписали. Сказали, что не могут меня вылечить. Прикинь! Выписали с температурой и при смерти.
Поехали в другую больницу. Там при мне мужик умер на соседней кровати (усмехается). Ой, история вообще офигенная. Меня опять в реанимацию положили, и там благодаря только одному врачу, которая постоянно за мной присматривала, брала анализы, смог выжить. Я уже был просто никакой, просто никакой. Я уже был, знаешь… Даже Кощей Бессмертный казался по сравнению со мной толстяком. У меня всё высохло, и не было сил вообще ни на что. Даже поворачиваться не хотел. То есть абсолютно уже всё. Всё.
В этой больнице мне вылечили третью пневмонию. С момента аварии я умирал шесть раз. Шесть раз меня воскрешали. День рождения я справил в больнице — 8 апреля, а числа 20-го меня выписали домой с трубкой из шеи, подключённой к аппарату для отсасывания жидкости. Я вообще не мог шевелиться. В течение года ко мне приходил Зуев Александр Станиславович и ставил меня «на ноги». Заставлял двигаться, поворачиваться. Супруга откармливала меня.
Кормление — это отдельная песня. Врачи же работают по схеме, им же насрать на то, какой ты на самом деле. А я семь лет до этого не ел мяса, и мой организм просто отвык переваривать животный белок. А врачи: «Тебе надо мясо!» Родители подскочили: «Тебе надо есть мясо! Мясо! Мясо!» В итоге из-за этого мяса проблемы были, и помирал я тоже от этого. Потому что организм и так был ослаблен, а в него ещё впихивают мясо, которое он не может переварить. Потому что желудок давно заточен под другую еду. Ну и в итоге — жопа. А когда домой приехал, супруга начала меня уже нормально кормить, и я быстро, в течение двух-трёх недель, стал розоветь и приходить в себя.
Вот. И практически в течение всего года жене было очень тяжело. Постоянно ей приходилось находиться рядом со мной, помогать мне поворачиваться каждые два часа, иначе пролежни. Слава Богу, пролежней не было, потому что супруга заботилась обо мне: вовремя поворачивала, подкладывала кучу подушек… Только через год я научился поворачиваться, как-то двигаться по кровати. А сидеть не мог. Давление сразу падало. Купили специальную кровать, которая автоматически поднимает спинку, но даже это не помогало. Я начал тренироваться и в итоге смог понемногу сидеть.
Этот год был самый сложный. Я ничего не мог делать, а для любого мужчины, воина, защитника реализация — это самое важное в жизни. Даже не настолько семья, насколько реализоваться в мире, социуме. А я просто не мог. Я забивал всё своё время фильмами, сериалами, книгами. Больше спал для того, чтобы в этой реальности не находиться. Потому что здесь я был практически овощем.
Очень сложный был год. И большой вопрос у меня был тогда: за что? За что и почему? Почему? Ведь я же прожил очень хорошую, добропорядочную жизнь. Я грешил, конечно же, грешил. Но если сравнивать с остальными людьми, то у меня очень хорошая и добропорядочная жизнь была. Очень благостная, можно сказать. Особенно последние семь лет перед аварией. Я шёл по духовному пути. В чём причина, я не мог понять. Разговаривал с Ним, обижался на Него, пытался понять. Духовные учителя, наставники говорили, в чём причина, но я не слышал. Я не слышал и не понимал, зачем мне это нужно. Да, они говорили, что ты здесь ещё нужен… Это всё слова, понимаешь? Это не находило отклика в моём сердце, потому что я был очень сильно обижен. Потому что вся жизнь просто сломалась. В момент. В один момент вся жизнь просто сломалась. Я уже понимал, что её не вернуть. Хоть и все врачи говорили: «Ты пойдёшь, ты пойдёшь…» Но я понимал уже тогда, хоть и верил им, что вероятность мала. Очень мала.
Особенно когда после очередной реабилитации возвращался и понимал, что уже всё, хорош в сказки верить. На самом деле, по статистике, после таких травм начинают ходить меньше одного процента. Всё зависит от степени тяжести. Вот как-то так.
Глава 7. История №3
Когда-то, когда мы жили в Нефтекамске на улице Кувыкина, прикинь, на улице Кувыкина… Мне было семь лет, я учился во втором классе. Мы с братом часто тусили в небольшом больничном городке через дорогу от дома. И мы, так как пацаны, так как интернета тогда еще не было, постоянно что-то искали… А там, на больничке, нашли вытяжку — такое маленькое квадратное здание с кучей пропеллеров. Короче, вытяжка откуда-то, может, с морга (Дамира это воспоминание, видимо, веселит: в динамике раздаётся смех), вот и мы туда попёрлись, и на нас выскочила собака. Маленькая такая, но, сука, такая: ав-ав-ав… Видать, щенята там у неё спрятались или логово её было, не знаю. И она как гавкать начала на нас, а мы ж маленькие — испугались и чесанули оттуда. Брат у меня впереди, я позади, и собака меня укусила за правую ногу, за икру. Ох, я ревел! Я истекал кровью и ревел.
Я не помню, вроде бы брат её отогнал. Да и собака была небольшая… Но это было очень страшно. Я жутко боялся собак после этого ещё долгие годы. Сейчас я их просто (слышу смешок, похожий на хрюк) могу отхерачить, тогда это было эмоциональное потрясение. Потом мама отвела нас в больницу, меня долго спрашивали, а где эта собака, а что это за собака… По-моему, от столбняка мне что-то ставили. Говорят, что сейчас в живот ставят, но я не помню, чтобы мне в живот уколы ставили… То ли в руку, то ли куда-то в плечо. Ну, в общем, что-то такое поставили.
Этот случай остался травмой на всю жизнь: я боялся, убегал, она меня укусила. Это было страшно. Мне кажется, собак надо вообще к детям не подпускать… Вот такая маленькая история, которая меня ничему не научила (смеётся).
Т.: Так, насколько я поняла, собак ты не любишь. То есть в твоей семье никогда не было собак? Что ты скажешь сыну, если он попросит завести пёсика?
Д.: Мы когда жили в посёлке Энергетик на шестнадцать домов, у нас были и собаки, и щенки. Они жили в огороде. Для меня собака — это не карманная крыса, а собака, которая охраняет, которая защищает, которая умеет огрызаться. С которой можно бегать по улице, которая с тобой рядом — вот это собака. А не так, чтобы это какая-то домашняя «крыса», которая тявкает и бесполезная просто. Для меня собака — это, знаешь, большая собака. Ненавижу просто этих маленьких крыс. Не понимаю сущности вот этого всего… Я собак очень люблю за их преданность, за их любовь, ласку, игривость.
Кошек терпеть просто не могу. Потому что они очень высокомерные и не преданные. С ними не поиграешь. Только кошка решает, когда она хочет играть. А в моём мире альфа-самец — это я, и я решаю, когда мне играть. Они спят 18—20 часов в день. Что за животное такое? Только я имею право спать столько (смеётся), а никакая там не кошка! Вообще, считаю, что кошка — это такое очень переоценённое животное. Животное должно приносить пользу. Вот собака — если не приносить пользу, то играть, бегать, носиться.
У меня было много животных: собаки, кошки… Кошки, наверное, не было, не помню. Рыбки были, черепахи красноухие. Хомяков вроде не было… Так получилось, что у меня аллергия с детства на кошачью шерсть, поэтому у нас не заводили кошек. Возможно, ещё и поэтому у меня к ним неприязнь.
Вот. Про детей и животных. Когда появилась средняя дочка, мы примерно в это время купили для старшей дегу — это типа грызун, который не воняет, клетку огромную, шар для прогулок по квартире. А сейчас для средней купили двух мышей. Тоже огромная клетка, тоже шар… Она ухаживает. Я думаю, когда пацану станет лет десять, мы ему тоже каких-нибудь зверьков купим, тоже, наверное, грызунов. Я на самом деле нормально отношусь к животным для детей, потому что понимаю, что это надо в их жизни. Но так как мы живём в съёмной квартире, то никаких кошек и никаких собак. Это мебель, это вонь… Такое всякое, поэтому либо маленькие грызуны и соответствующий ребёнок следит за этим, либо мы никого не берём.
Сейчас младшему четыре года, и у него не домашнее животное, а домашнее растение. Мы приобрели лопаточки, грабельки, специальный набор для посадки. Высадили на подоконник: полгрядки — морковка, вторая половина — цветочки. И вот сын каждый день смотрит, поливает, выдёргивает, пропалывает — всё у него растёт, и ему нравится. Ждёт, когда же морковка вырастет, чтобы её съесть.
Мы позитивно относимся к животным для детей. Каких-то мелких, за которых они могут и будут отвечать. Это уровень развития и заботы. Это важно.
Глава 8. Дети
Т.: Давай поговорим о детях. Кто ты для них? Пастух, который пасёт свою паству, дрессировщик с плёточкой или ты садовник, который окучивает, удобряет, но при этом не мешает питомцам расти самим? Как ты строишь с ними отношения?
Д.: Хороший вопрос про детей. На самом деле детей я очень люблю. Неважно даже, как они себя ведут: плохо ли, хорошо, наглеют, борзеют, болеют, — есть огромное чувство любви к детям. Понятно, что в моменте может быть, что и забесят, и по жопе могут получить, но в целом я очень сильно их люблю и об этом им говорю. Это, конечно, балует их, потому что я многое позволяю, и они залезают мне на шею. Но и строгим бываю. Говорю: ай-я-яй! Меня иногда побаиваются.
Как-то характеризовать себя сложно в этом плане. Но… Я стараюсь проявлять любовь. Я понимаю, насколько это важно ребёнку. Я понимаю, насколько именно нужна отцовская любовь. И поэтому я при каждом удобном случае говорю об этом, проявляю. Это очень важно.
Недавно вспоминал эту историю. Расскажу. В детстве я часто болел бронхитом. Такая шляпа. Отоларинголог — я постоянно читал эту табличку, и она меня так бесила. Постоянно какие-то таблетки, какие-то промывания носа… Отсосов тогда ещё не было, и промывали при помощи чайника кипяченой водой. Это была жесть. И это меня очень бесило. Очень. И очереди я эти не любил часовые, когда стоишь, а вокруг запах этот хлорный. В кабинетах, в коридоре.
В общем, я болел постоянно, и однажды у меня сопли чего-то не проходили очень долго. Творилось что-то непонятное: и чихал, и чихал. И чихал, и чихал. Сопли, сопли. Непонятно. Отстояли очередь к отоларингологу (смеётся). Я постоянно угорал над ним. Знаешь, сейчас, наверное, тоже такое есть — кругляш зеркальный с дыркой вешают на голову, рассматривают тебя через это, а ещё и слепят светом оттуда. Я вообще не понимал, зачем это. А доктор ещё картавил. И вообще весь такой миловидный был (смеётся) … И, короче, спрашивает: чего беспокоит? Смотрел, смотрел и достал из моего носа палку от яблока. Причём она уже распухла раза в три! Он еле достал, у меня аж слёзы из глаз. Они подумали, что я затолкал её туда. Я ничего не говорю, потому что и сам не понимаю, как она там оказалась.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.