Бесплатный фрагмент - Интегральный традиционализм и социокультурная логика модерна

Предисловие

Эта книга представляет собой критический анализ двух основополагающих работ интегрального традиционализма: «Кризис современного мира» Р. Генона и «Восстание против современного мира» Ю. Эволы. Отличие этих работ от работ других теоретиков традиционализма заключается в предельном радикализме позиций и их крайне обобщенном выражении. Можно сказать, что здесь мы имеем квинтэссенцию традиционализма. Именно это и привлекло мое внимание к данным работам. Если в них выражены принципы традиционализма, то этим принципам можно противопоставить принципы мира, который противостоит традиционализму. Это мир модерна (новоевропейская культура).

Главное в критике современного мира, которую разворачивают Генон и Эвола, а также в их взглядах на интегральный традиционализм, можно выразить через противостояние двух типов универсума: «закрытого» и «открытого». Традиционалисты определяют современный мир или модерн как результат глобального отпадения человечества от единой исходной традиции, приводящего к распаду единства универсума. Я предлагаю рассматривать модерн как воплощение «открытого» универсума, где каждому элементу разрешается проявлять свою индивидуальность и активность, что приводит к множеству социокультурных систем с различной степенью глубины и сложности. Такой подход противопоставляется идеалам «закрытого» универсума, в рамках которого активность элементов мира расценивается как источник деградации и удаление от духовных основ.

В ответ на кризисы современности, которые выявляют слабости «открытого» универсума, традиционализм предлагает возврат к «закрытости», рассматривая хаос как следствие неконтролируемой человеческой активности. Представление о кризисе как о необходимости утверждения «человека пассивного», избегающего несанкционированной активности, контрастирует с концепцией «человека активного», доминирующей в современной культуре. Эта критика современных принципов формирует основу интегрального консерватизма, которая не просто отвергает модерн, но и предлагает возврат к духовным основаниям как ответ на глобальные вызовы.

В ходе исторического анализа традиционализм выявляет, что каждое новое состояние кризиса является поводом для возвращения к «закрытому» универсуму. Традиционализм рисует мир в черно-белых тонах, акцентируя внимание на негативе современности и утверждая идею о том, что только новый духовный цикл может привести к возрождению утраченной целостности. Это авангардное противопоставление духовного и материального задает основной вектор не только самой концепции интегрального традиционализма, но и его критического мышления по отношению к современным мировым процессам.

Интегральный традиционализм не хочет видеть тот негатив, который исторически сопутствовал традиционным мирам и ответом на который является модерн.

Через критический анализ позиций интегрального традиционализма мы получаем возможность говорить о социокультурной логике модерна. Я предполагаю, что принципы модерна являются стратегическим отрицанием тех основ, по которым жили до-модерновые миры. В той мере, в какой интегральный традиционализм отражает до-модерновые принципы, мы можем построить развертывание модерна как их стратегическое отрицание. При этом следует полагать, что традиционные принципы имели стратегический негатив и создавали фундаментальные жизненные вызовы. Если ответ на эти вызовы будет структурным отрицанием вызывающей ситуации, то социокультурную логику модерна можно описать как такое отрицание. То есть мы можем рассматривать принципы модерна как реализационное отрицание принципов традиционного мира. На этом и основана моя книга. Со своей стороны, я в течение длительного времени занимался исследованием принципов модерна и его социокультурной архитектуры (см. список моих опубликованных монографий). Анализ интегрального традиционализма предоставил мне возможность соизмерить результаты моих исследований с теми принципами, которые утверждает этот традиционализм. Этот тип традиционализма занимается радикальной и бескомпромиссной критикой модерна, но и модерн можно представить исторически определенной критикой традиционного мира. Важно понять, насколько такая критика является конструктивной или неконструктивной.

Глава 1. «Кризис современного мира» Рене Генона и метакультурная версия контр-модерна

1. Стратегии «закрытого» и «открытого» универсума. Авангардность интегрального традиционализма Генона

Приступим к анализу работы Рене Генона «Кризис современного мира». Вначале проанализируем первую главу: «Темный век».

Генон рассматривает современность с точки зрения индуистской доктрины космических циклов. Вот как можно передать содержание этой главы.

Индуистская доктрина говорит о цикле человеческого существования, называемом Манвантарой, который состоит из четырех периодов, начиная с Золотого века и заканчивая Кали-югой, известной как «Темный век». Мы сейчас находимся в Кали-юге, которая продолжается уже шесть тысяч лет и отмечается постепенным затмением духовной истины. Знания, которые раньше были доступны всем, стали труднодоступными и сокрытыми от большинства. Понимание этих истин сводится к тому, что они рассматриваются как недостижимые, хотя индуистская традиция утверждает, что эти знания вновь откроются в конце цикла, что будет означать начало нового этапа.

Цикл развития человечества движется от высшего к низшему, что противопоставляется концепции прогресса, принятой современной цивилизацией. Этот процесс снижения объясняется тем, что любое проявление удаляется от высшего Принципа, и его движение можно представить как «прогрессирующую материализацию». Хотя явления не следует воспринимать лишь с точки зрения разрывов; необходимо учитывать и множество параллельных процессов восходящих и нисходящих тенденций.

При внимательном обследовании Кали-юги можно выделить более узкие временные рамки, каждая из которых подчеркивает общую логику цикла. Однако акцент ставится на последние критические эпохи, поскольку они лучше отражают современность. Особенный интерес вызывает тот факт, что строгая хронология начинается в VI веке до нашей эры, когда история начинает документироваться с большей точностью. Этот период также отмечен как начало «исторического», легко исследуемого времени, но по мере его продвижения многие предшествующие эпохи теряются в неясности и относятся к «легендарным» временам.

С VI века до нашей эры среди множества народов произошли значительные изменения: в Индии — расцвет буддизма как отказ от Традиции, в Китае — разделение на даосизм и конфуцианство, а у греков — начало «классической цивилизации». Все эти трансформации стали следствием изменений и приспособления традиций к новым условиям, но в большинстве случаев не смогли сохранить подлинный духовный уровень.

Философия, как стремление к мудрости, изначально имела положительное значение, но в ходе истории трансформировалась в «профаническую философию», что означало утрату истинной мудрости и отказ от абсолютных истин.

Современный мир, с одной стороны, несет в себе элементы возможности, но с другой — его распад и деградация стали всеобъемлющими. Упадок традиционных ценностей и принципы «гуманизма» привели к нездоровой ориентации на материальные нужды и грубые человеческие запросы. Переходные эпизоды и циклы обусловлены необходимостью и закономерностью, хотя текущая реальность представляется аномальной и патологичной. Необходимость радикальных изменений подчеркивает, что мир стоит на пороге важной и, возможно, разрушительной трансформации, которая должна обернуться началом нового цикла жизни.

Проанализируем сказанное.

Прежде всего, следует ответить на вопрос: какой смысл имеет анализ данной концепции? Ведь Генон здесь выступает как классический, не сомневающийся в себе теоретик, который выражает свои идеи предельно прямолинейно. Для него концепция Манвантары выступает как нечто несомненное. Отвечая для себя на поставленный вопрос, я нахожу: 1) возможность исследовать специфическую форму консерватизма, которую выражает Генон (эта форма получила название «интегрального консерватизма»); 2) возможность выразить принципы современного мира (модерна), сообразуясь с теми принципами, которые выдвигаются интегральным консерватизмом.

Позиция Генона является предельно жёсткой и бескомпромиссной. Она утверждает модерн как результат глобальной метафизической логики отпадения человечества от единой исходной (Примордиальной) традиции (под модерном я буду понимать новоевропейскую культурную область и её глобализацию). С одной стороны, это утверждает модерн как проявление логики распада исходного единства универсума, его превращение во множественность и противопоставленность элементов этой множественности друг другу. С другой стороны, отрицание от этого утверждения даёт возможность построить модерн как усиление активности элементов мира, усиление их деятельностной составляющей.

Указанное противопоставление можно выразить в виде двух идеально-типических форм: 1) «закрытого» универсума и 2) «открытого» универсума. «Закрытым» можно будет назвать такой универсум, в котором его элементам предзадана системная структура. Элементы должны проявлять свою активность только в рамках тех границ, которые им заданы глобальной структурой. Любая активность, которая выходит за указанные границы, считается направленной на разрушение системы и оценивается отрицательно. Если мы посмотрим на модерн, то увидим (особенно ярко это проявляется относительно элементов социального универсума — индивидов), что он представляет собой нечто противоположное принципу «закрытости». Социальный универсум модерна предоставляет возможность его элементам проявлять свою несанкционированную системой активность, строить собственные системы. Можно говорить о том, что модерн утверждает логику «открытого» универсума. Это такой универсум, в котором нет предзаданной элементам мира глобальной системной структуры, нет предзаданности для каждого элемента фиксированной системной ячейки. «Открытый» универсум является тем, в котором элементы мира поставлены в стратегически активные позиции. Они могут менять содержание системного плана реальности в соответствии со своими жизненными проектами. Элементы мира могут развертывать свои деятельностные потенциалы.

С точки зрения «открытого» универсума, мировая эволюция человечества должна представлять собой разделенность на множество социокультурных систем, каждая из которых проходит фазы развития от простых и поверхностных форм деятельности к сложным и глубоким. В историческом процессе можно выделять эпохи развитости (как это делает формационный подход). Развитие человечества будет определяться тем, насколько развернутыми будут деятельностные системы в целом и насколько развитым окажется индивидуальный человек в этих системах. При этом деятельность будет в целом направлена на земной мир, на формы человеческого существования в этом мире. Человек в такой системе мира будет позитивно понимаемым «человеком активным».

С точки зрения «закрытого» универсума мировая эволюция должна представлять собой деградацию. Предполагается, что развертывание человеческой активности и направление её на земную реальность является истощением исходной сверхземной целостности. Чем больше человек проявляет свою активность, тем больше он удаляется от метафизического центра своего существования. Чем больше человек погружается в преобразование земной реальности, тем больше он отдаляется от сверхземного, духовного центра.

«Закрытый» и «открытый» универсумы как стратегии понимания и преобразования мира можно представить как ответы на глобальные вызовы. Стратегия «закрытого» универсума актуализируется в контекстах глобальных кризисов. Если социокультурная система (или вообще весь мир) начинает приходить в хаотическое существование и рушиться, то одним из фундаментальных направлений ответа является традиционализм. Он распознаёт хаотизацию мира как результат негативно понимаемой активности элементов мира (в социальном отношении — индивидов). Кроме того, чем жестче и глобальней кризис, тем больше оснований отодвигать человеческое существование за пределы земной реальности. Так кризис становится в глазах традиционалистов тем миром, который предельно удалился от своих духовно-метафизических корней. В качестве ответа на так идентифицированный кризис нужно выдвигать стратегию возврата к духовно-смысловому центру и позитивно понимаемому «человеку пассивному». Человек должен отказаться от своей несанкционированной высшими силами активности и вернуться к своей «духовной родине».

Если представить себе историю как развертывание социокультурных систем, которые проходят этапы становления, зрелости и упадка, то фаза упадка в логике «закрытого» универсума должна быть актуализацией критики «человека активного» и направленности такой активности на земной мир. Каждый кризис должен в качестве ответа давать свою версию возврата к «закрытости». При этом может происходить разработка мировоззренческих систем (философии и религии), которые переходят от одних форм традиционализма к другим. Например, рождение христианства и становление его в качестве религии Рима может рассматриваться не только как очередная версия традиционализма, берущая начало в метафизике иудаизма, но и как новый, мировой этап консервативной революции. В качестве вызова для актуализации христианства можно ставить не только глобальный кризис античного мира, но и кризис тех религиозно-метафизических систем, которые условно обозначаются как языческие. Революция христианства является мировой революцией, так как она отрицает все предшествующие традиционалистские религиозно-метафизические системы и пытается объединить человечество на основе глобального монотеистического проекта. Такого же рода мировыми традиционалистскими революциями можно считать и другие мировые религии.

Принимая логику сказанного, можно видеть, как на протяжении от древности до современности развитие человечества сопровождалось формированием и эволюцией традиционалистского мировоззрения. Можно говорить о том, что традиционализм становился всё более глобальным, отвечая на вызовы конфликта множества социокультурных систем с традиционалистской идеологией. Пример христианства здесь очень показательный. Он демонстрирует восхождение идеи традиционализма к всё более всеобъемлющей форме. Интегральный традиционализм Генона в этой логике является определённой завершающей формой. Он принимает в качестве вызова как кризис глобального мира современности, так и кризис всех исторически обнаруженных форм традиционализма. Они должны идентифицироваться как те варианты возврата к традициям, которые не объединяют, а разделяют человечество. Такого рода традиционализм претендует на новый вариант универсализма, на возможность действительного объединения человечества и его возврат к единой изначальной традиции. Модерн в этой логике является только последним, окончательным вариантом отпадения человека от своего духовного основания.

Как тот же самый процесс виден с точки зрения логики «открытого» универсума? Можно говорить о том, что та логика процесса развития человечества, которая только что была описана, является основой для мировой социокультурной эволюции как деятельностного развития социокультурных систем. Меняются не только сами системы как сложные и деятельностные. Меняются и мировоззрения. Причем в этой смене следует указать на две важные линии. Первая линия — это та, о которой уже было сказано: линия развертывания традиционалистского мировоззрения. Вторая — линия рождения и развертывания инновационного мировоззрения, того, что соответствует представлению об «открытом» универсуме.

Генон выделяет в своем анализе греческую и римскую античность как те эпохи, в которых уже можно найти элементы того контр-традиционного движения, которое полностью развернулось в модерне. С точки зрения инновационной логики эти эпизоды действительно можно рассматривать как преддверия модерна. Они были революциями «открытости», но не доведёнными до конца, соединёнными с принципами традиционализма. Модерн в этом отношении можно назвать такой же революцией, но доведённой до конца. Модерн является мировой революцией «открытости». Он утверждает «открытый» универсум. Он утверждает позитивно понимаемого «человека активного», активность которого направляется на земную реальность. Если традиционализм рассматривает сменяющиеся формы деятельности, кризисы и традиционалистские революции в перспективе последовательного и глобального отпадения человека от духовных основ, то стратегия инновационности рассматривает те же самые феномены как последовательные шаги мировой деятельностной эволюции, каждый из кризисов которой является вызовом для переосмысления оснований и создания новых жизненных форм. Если для традиционализма кризис является проявлением логики отпадения от духовной глубины, то для стратегии инновационности то же самое становится новым этапом углубления понимания себя и мира.

Важно понимать тот исторический вызов, на который отвечает модерн. Это вызов негативно понимаемого «закрытого» универсума. Человек, рождающийся в модерне, смотрел на средневековье как на систему мира, заставляющую индивида быть не тем, кем он хочет быть.

По размерности «система — индивид» средневековье создавало вызов деспотизма: идеологического и социального. Оно сковывало человеческие возможности и приговаривало каждого отдельного человека к тому месту в социальной иерархии, в котором он был рожден. Средневековье утверждало позитивно понимаемого «человека пассивного», который должен не выдумывать себе жизненные проекты, а реализовывать те из них, которые даны ему его местом в иерархии универсума. Средневековье утверждало господство идеологии «закрытости». Каждый отдельный человек должен был демонстрировать свою лояльность идеологической системе. Существовал институциональный контроль над сознанием.

По размерности «система — система» средневековье создавало вызов борьбы «закрытых» систем. Несмотря на то, что христианство было революцией, которая претендовала на глобальное объединение человечества, его реальное социокультурное существование показало возможность разделения такой религии на множество конфессий, каждая из которых отрицает все другие и является идеологическим основанием отдельной социокультурной системы. Борьба таких систем становится обоснованной религией, которая в изначальном варианте хотела объединить человечество.

Если собрать все описанные вызовы вместе, то получим вызов негатива «закрытого» универсума, ответ на который должен был последовательно развертывать шаги «открывания». На каждом таком шаге происходила локальная революция-реформа «открывания» мира. В качестве консервативного ответа на это выставлялась новая форма консерватизма. Чем более всёобъемлющим становилось утверждение «открытости», тем более можно было говорить о том, что очередной кризис модерна является выражением отпадения от духовной глубины. Интегральный традиционализм Генона появляется в той фазе развертывания модерна, которая распространяет принципы «открытости» на весь мир. Это с его точки зрения даёт основания для идентификации современности как точки максимального отпадения от традиции и возможности возврата к исходному пункту исторического циклизма, суть которого передаётся индуистской концепцией Манвантары.

Надо обратить внимание на то, что позиция Генона является авангардной, то есть той, которая рисует максимально «чёрно-белую» логику. Для него в модерне нет никакого позитива, только негатив. История мировой модернизации является историей продолжения мирового отпадения от глобальной изначальной традиции. Современный этап этого отпадения демонстрирует завершающую часть мирового цикла, «тёмный век». В качестве ответа на это состояние должен наступить новый цикл, новое погружение в традицию, «чёрное» содержание мира должно смениться «белым». В этом смысле Генон является авангардистом, как и другие теоретики начала ХХ века. Кризисные явления этой эпохи стали вызовом, ответ на который породил разные версии авангардного мышления. В про-модерновой версии это был авангард, связанный преимущественно с коммунистическим проектом. Первая мировая война создала вызов, который можно было проинтерпретировать как вызов борьбы ещё до-модерновых в своём содержании империй. Ответ на такой вызов создавал новую волну либерально-демократических преобразований. Ту же самую войну можно было проинтерпретировать как войну капиталистических империй. Тогда ответом на неё становилась коммунистическая революционность. Её формы в максимальной степени утверждали «чёрно-белую» логику. Капиталистический (и вообще весь до-коммунистический) мир рисовался чёрной краской, а будущий коммунистический — белой. В контр-модерновом варианте авангардный пафос выражался в бескомпромиссном воспроизведении древней логики отпадения мира от своей духовной основы. Современный мир здесь рисовался чёрной краской, а мир изначальной глобальной традиции — белой. Генон выразил именно такой вариант традиционализма. Это и глобальный, и авангардный традиционализм. Нетрудно видеть, как этот вариант авангардного мышления участвовал в войнах материализованных авангардов той эпохи на контр-модернистской стороне.

2. «Посткультурно-интеркультурный» и «метакультурный» варианты ответа на вызов негатива «культурной» архитектуры. Мировая «посткультурно-интеркультурная» революция модерна

Перейдём к анализу второй главы книги Генона: «Противостояние Востока и Запада». Вот содержание этой главы.

Современный мир определен разницей между Востоком и Западом, и это различие не является простой противоположностью, а скорее результатом разных цивилизационных основ. Цивилизации исторически развивались в соответствии с природой народов, и их различия не всегда означают противостояние. Между традиционными цивилизациями, такими как восточные, всегда существовало сходство на уровне основных принципов, тогда как западная цивилизация основывается на отрицании высших принципов и, тем самым, исключает возможность глубокого взаимопонимания с другими культурами. Традиционные цивилизации, такие как восточные, сохраняют свою сущность и продолжают обогащаться философски и духовно, в то время как западная цивилизация демонстрирует анти-традиционную природу, что подчеркивает существующий разрыв.

Противостояние между Востоком и Западом возникло только при появлении современного Запада, когда две различные системы мышления начали сталкиваться. В средние века западное сознание отражало много традиционных черт, схожих с восточными культурными подходами. В течение последних столетий западная цивилизация претерпела серьезные изменения, отошедшие от традиций, что привело к образованию современного сознания. Восточное сознание сохранило свою обычную структуру, отличая его от анти-традиционного сознания Запада. Эти превращения выстраивают контраст между современным Западом и исторически сложившимся Востоком. Понимание традиционного восточного сознания помогает выявить суть всех известных цивилизаций, кроме западной, что подчеркивает уникальность последней.

Современное западное мировоззрение остается в конфликте с восточным, поскольку геополитические проблемы проистекают из отрицания традиционных ценностей. Противостояние — это следствие недопонимания и отрицания традиционных принципов, что подчеркивает необходимость их восстановления. За современными проблемами стоит более глубокая логика, которая указывает на ответственность Запада за свои действия. Полное прекращение конфликтов зависит от реальной защиты от вырождения. Необходимая реформа Запада может произойти только путем восстановления традиции и установления мирных отношений с Востоком. Улучшение взаимопонимания возможно только на условиях единства традиционных концепций, что подчеркивает важность диалога о традиции.

Проанализируем сказанное.

Основная мысль Генона в том, что противопоставление Востока и Запада задается тем, что последний отошел от традиционного мировоззрения. Страны Востока обладают мировоззренческим единством, что делает их отношения менее конфликтными.

С моей точки зрения, Генон пропускает фундаментальный аспект социокультурного существования человека. Этот аспект связан с той структурой традиционной организации, которая порождает конфликтность именно на основе традиционализма. В качестве примера хочу привести логику религиозных войн, которые возникли в европейской культурной области после Реформации. Можно считать, что европейский средневековый Запад объединялся католической миросистемой, в которой религия играла роль объединяющего основания. В этом смысле она как раз играла ту роль, которую Генон приписывает всем формам традиционализма. Реформация разорвала это пространство, создав множество конфессий. Если не обращать внимания на содержание этих конфессий, то получится превращение западноевропейской культурной зоны из моноконфессиональной в поликонфессиональную. И именно это стало фундаментальным основанием эпохи религиозных войн. В этом рассуждении можно опустить политический аспект, который даже можно считать главным фактором, порождающим противостояния. Важно то, что религия, которая в своем исходном, евангелическом варианте основывалась на пафосе объединения человечества, оказалась фактором его разъединения. Как это получилось? По какой логике? Я даю такой ответ: по той же самой логике, которая должна была объединять. Религия — это не только форма объединения. Это ещё и форма разделения. Каждая религия в своей исходной точке говорит о безусловной истине. И эта истина утверждается как единственная. Для адепта определенной религии все другие религии должны считаться тем, что отрицает его религию, то есть отрицает ее безусловную истину. Если какая-то религия распадается на конфессии, то эти конфессии превращаются во множество религий, противопоставленных друг другу как антимиры. Если соединить эти конфессии с социокультурными системами, то получится множество традиционалистских культурных систем, идеологически противопоставленных друг другу.

Эта логика и является тем, что создала эпоху религиозных войн после Реформации. Обобщив эту логику, можно говорить о фундаментальной традиционалистской логике противостояния социокультурных систем. Назовём такие системы «культурными» (культурными в кавычках). Множество «культурных» систем должно быть наполнено пафосом взаимного отрицания. Получим социокультурное пространство, в котором: 1) каждая из таких систем будет считать себя центром мироздания, окруженным варварством, язычеством или еретичеством; 2) каждая из таких систем будет основана на традиционалистском мировоззрении, считающем свои принципы единственной истиной; 3) каждая из таких систем будет отрицать все другие как неистинные, а значит, нарушающие истинностное единство мира. Назовем такое социокультурное пространство «культурной» социокультурной архитектурой.

Если следовать Генону, то получим, что все до-модерновое мировое социокультурное пространство было «культурной» социокультурной архитектурой. Генон считает, что это создает условие единства. Но если принять описанную мной логику, то все должно быть наоборот. «Культурные» системы должны конфликтовать друг с другом. Причем такой конфликт будет определяться не какими-то земными интересами (типа геополитических), а фундаментальными представлениями о мире (предельными онтологиями, мировоззрениями). Каждая из «культур» должна будет отрицать все остальные как своих мировоззренческих врагов. Если мы посмотрим на реальную до-модерновую историю человечества, то увидим именно это. Мы увидим реальную роль религий в этом процессе как двойственную. С одной стороны, религии играли объединяющую роль. Они организовывали единое мировоззренческое пространство в рамках какого-то этноса или полиэтнического образования, империи. Но одновременно они отделяли это образование от всех остальных образований подобного рода как идеологических врагов. Можно говорить о том, что «культурная» архитектура всегда была наполнена мировоззренческой враждебностью систем по отношению друг к другу.

Христианство показывает здесь классические примеры. Еще на этапе его формирования как государственной религии Рима происходили процессы конфессионального разделения. Римские правители должны были прилагать серьезные усилия для того, чтобы собирать идеологическое единство империи. Это могло осуществляться только через выработку единого символа веры и борьбу с ересями. Причем жестокую борьбу. Но после разделения империи на западную и восточную части последовал соответствующий процесс разделения церкви. Он закончился оформлением католичества и православия в качестве отдельных отрицающих друг друга церквей. Если следовать логике Генона, то отношения между этими церквами должны быть предельно позитивными (ведь они были максимально близки друг к другу). Но все было наоборот: эти церкви относились друг к другу как к идеологическим врагам. Это дало возможность в эпоху крестовых походов направить один из них на Византию. В дальнейшем происходили попытки восстановить единство церкви, но они не привели к успеху до сих пор. По той же логике после Реформации единое конфессиональное католическое пространство разорвалось на множество конфессий. Это (в качестве главного фактора) и создало эпоху религиозных войн.

Если принять логику сказанного, то на Восток (как на «культурную» социокультурную архитектуру) придется смотреть как на область систем, организованную «культурным» самосознанием (тем самым самосознанием, которое утверждает свое мировоззрение единственно истинным, а все другие мировоззрения и системы, с ними связанные, как неистинные, а значит, враждебные). То есть весь до-модерновый мир был наполнен не неким изначальным единством, а наоборот, изначальным идеологическим взаимоотрицанием «культурных» систем. Именно в этом отношении можно говорить о социокультурной революции модерна. Ее можно задать как «посткультурно-интеркультурную».

Рассмотрим это на примере выхода из логики религиозных войн после Реформации. Эта эпоха завершилась Вестфальским миром. Суть этого мира в том, чтобы утвердить возможность каждому субъекту (индивиду или государству) свободу вероисповедания и общую религиозную терпимость. Можно говорить о том, что выделилась область тех ценностей и жизненных форм, которые можно назвать «посткультурными» (общечеловеческими). Если мы примем принципы свободы вероисповедания и веротерпимости, то получим социокультурную архитектуру, которую можно назвать «интеркультурой». Она будет иметь двуслойное строение. На одном, «посткультурном» слое будут существовать общие для всех принципы и жизненные формы, а на другом, «культурном» слое будут находиться остаточные формы «культурной» архитектуры. Причем последние должны будут трансформироваться так, чтобы принять внутрь себя общечеловеческое и утверждать его реализационный приоритет.

Итак, модерн можно назвать «посткультурно-интеркультурной» революцией. Причем революцией мирового масштаба. Она отвечает на фундаментальный вызов конфликтности существования «культурных» (традиционных — в терминологии Генона) социокультурных систем. Модерн пытается ответить на этот вызов и утвердить ответ в качестве глобального. Глобализация модерна на своем идеологическом плане является глобализацией «посткультурно-интеркультурной» архитектуры. Можно говорить о том, что интеркультурные области создавались на протяжении всей истории на границах социокультурных миров. В той мере, в какой представители одной «культуры» конструктивно коммуницировали с представителями другой «культуры» (например, торговали), они создавали жизненное пространство с общечеловеческими ценностями. Торговые пути, торговые перекрестки, торговые мегаполисы всегда превращались в интеркультурные линии, точки и области. Но те ростки социокультурной архитектуры, которые там зарождались, не могли создать революцию. Для этой революции требовался и соответствующий глобальный вызов и возможность ответить на него в соответствующем направлении. Такой вызов и ответ стали возможны для западноевропейской области в эпоху религиозных войн после Реформации. Развертывание модерна в этом смысле является развертыванием первичной интеркультуры, созданной Вестфальским миром, с постоянным увеличением посткультурной составляющей.

Можно говорить о том, что модерн, его глобализация являются тем основанием единства современного мира, которое несет в себе ответ на вызов негатива «культурной» социокультурной архитектуры. Общечеловеческие ценности, которые транслируются модерном на все человечество — это не специфически западные ценности, а те ценности, которые создают основание интеркультуры. То есть логика здесь прямо противоположная той, которая утверждается Геноном. Для него модерн является только отпадением от религиозно-духовного центра человечества и не несет никакой позитивной программы. Противостояния между частями человечества увеличиваются, а не уменьшаются. Для Генона нет никакого позитивного содержания модерна, связанного с логикой традиционалистской социокультурной организации. Для него модерн просто расформировывает традиционалистские структуры, которые были в до-модерновом человечестве. В этом нет проблематизации ни «культурных» противостояний, ни «посткультурно-интеркультурного» ответа на вызов этих противостояний.

Хотя это не совсем верно. Генон отвечает на вызов противопоставления друг другу всех социокультурных систем как локальных традиций. Он утверждает необходимость возврата к глобальному изначальному традиционному единству человечества. В этом смысле он противопоставляет локальным традициям исходную глобальную. Сам по себе этот ход не является чем-то новым, неизвестным человечеству. Скорее, это тоже традиционный ход. Его можно увидеть в философских и религиозных системах осевого времени. Например, в христианстве. Изначальное, евангелическое христианство было направлено на объединение не отдельной группы людей, а всего человечества. Именно в этом смысле оно интегрально и предполагает отрицание всех прежних религий и культов. Они не столько объединяли человечество, сколько разделяли его. Именно поэтому они должны быть уничтожены. Человечеству дается единый Бог и единая универсалистская этическая программа.

С точки зрения замысла, стратегия христианства является определенным способом разрешения проблемы противостояния «культурных» систем. Я предлагаю называть такой способ «метакультурным». Метакультурный способ решения проблемы конфликта соответствует тому способу решения конфликта традиционных миров, который предлагает Генон и называется интегральным традиционализмом. Ключевое слово здесь — «интегральный». Оно показывает способ, которым предполагается объединить разъединенные локальные традиционные миры: надо найти исходную для них единую традицию и вернуться к этой традиции. Если локальные традиционные миры называть «культурами», то путь поиска и возврата исходного традиционного единства можно назвать «метакультурным».

Итак, традиционализм Генона можно назвать «метакультурным». Если считать, что он отвечает на вызов конфликта локальных традиционных миров, «культур», то выстраивается стратегическая оппозиция между ним и «посткультурно-интеркультурным» ответом. И тот и другой отвечают на вызов конфликта «культур», но разными способами, формируя разную социокультурную архитектуру. При этом мы можем говорить о противоречивой реализационной логике, связанной с реализацией «метакультурной» стратегии в человеческой истории. Уже мировые религии показали, как метакультурная стратегия может порождать новые «культуры» и новые «культурные» конфликты. Чем более метакультурная стратегия соединяется с конкретной социокультурной системой, чем больше она конкретизируется в виде системы догматов, тем больше проявляет себя та её сторона, которая не объединяет, а разъединяет. Для того чтобы этого не происходило, нужно постоянно возвращаться к метакультурной стратегии как идее, нужно всё время избегать её материализации. Это означает, что единственно адекватной реализацией такой стратегии являются эзотерические практики, которые дают возможность адепту учения «развоплощаться» и тем самым приходить к «изначальной целостности мира».

Но этот путь противоположен «культурному» пути. Одной из типичных метаморфоз, связанных с интегральным традиционализмом, является использование его в качестве идеологической опоры конкретных социокультурных консервативных революций.

3. Культура «мостов к трансцендентному» и «человека пассивного» vs культура «прохождения через земную реальность» и «человека активного». Религия как «сумма технологии» vs новоевропейская наука и техника

Перейдём к анализу третьей главы книги Генона: «Знание и действие». Вот содержание этой главы.

Современное противостояние восточного и западного сознания можно охарактеризовать как оппозицию традиционного и анти-традиционного мировоззрений. Важным аспектом этого противостояния является разрыв между умозрением и действием, который можно рассматривать как противоречие или взаимодополняемость. Однако, возможно, более уместно установить иерархическую взаимосвязь между этими концепциями, чтобы понять их истинную природу.

На более поверхностном уровне умозрение и действие воспринимаются как крайние противоположности, что создает видимость непримиримого противоречия. Несмотря на это, фактически каждая культура сочетает оба эти аспекта; одно из них, однако, всегда преобладает. Это преобладание одной тенденции может привести к дисгармонии, но возможно также достижение равновесия между ними. Различные противоположности могут исчезать, если рассматривать их с высшего уровня, что подразумевает необходимость гармонизации.

Сегодня Восток утверждает превосходство умозрения, тогда как Запад противопоставляет ему активное действие. Эти взгляды являются взаимоисключающими, подчеркнутыми современными условиями и изменениями в культуре. Западная ориентация на действие лишает людей доступа к истинному знанию и пониманию, что в свою очередь приводит к утрате истиной памяти о высших принципах. Восточная же традиция, хотя и осознает значение действия, подчеркивает его подчиненность умозрению.

Под влиянием идеи прогресса возникло явление, называемое эволюционизмом, которое отражает современный настрой на постоянные изменения. Эта концепция предполагает отрицание всего, что существует за пределами природы. Философия, теория которой основывается на преходящем, неизбежно становится натуралистической, что также затрагивает концепции, основанные на временных изменениях.

Отказ Запада признавать интеллектуальную интуицию ведет к утрате традиции и взаимопонимания между цивилизациями. Привязанность к индивидуалистским идеалам способствует формированию концепций, игнорирующих важность коллективных знаний. Существенным является напоминание о том, что понимание требует не только восприятия, но и внутреннего усвоения универсальных принципов, необходимых для адекватного существования.

Проанализируем сказанное.

Для Генона тот акцент на действии, который он видит в модерновом мире, является не более чем проявлением отпадения от высших принципов, которые познаются умозрением, через интеллектуальную интуицию. С точки зрения модерна, этот акцент имеет другой смысл. Этот смысл связан с фундаментальными вызовами, которые создаются «культурной» социокультурной архитектурой. Генон, как и всегда, рассматривает «культурные» системы как более позитивные по сравнению с «посткультурой-интеркультурой» модерна. Для него в «культурных» системах нет того, что создает вызов, ответ на который направляет к принципам модерна. Но именно по такому пути и надо идти. Именно такой путь должен дать возможность понять смысл модерна.

Для начала можно так развести идеально-типическое выражение до-модернового мира и модернового. До-модерновый мир будет наполнен культурами «мостов к трансцендентному» и «человека пассивного», а модерновый — культурами «прохождения через земную реальность» и «человека активного». Переход от одного мира к другому можно описать как ответ на жизненные вызовы, создаваемые негативной стороной исходного мира. Если ответ создает культуру «прохождения через земную реальность», то каков тот негатив, который служит вызовом? По размерности «система — индивид» исходная культура создает вызов социального и идеологического деспотизма. Социальные системы древности и средневековья построены на эксплуатации человека человеком. Это кастовые, сословные и классовые системы, в которых существуют те социальные группы, которые находятся в подчиненном, эксплуатируемом положении. Это должно создавать жизненный вызов, ответ на который направлен на изменение социальной структуры, на построение справедливого общества. Хотя понятие справедливости здесь выражено предельно абстрактно, тем не менее, можно говорить о том, что эта идея является направляющей в ответе на вызов социального деспотизма.

Но это только половина вызова. Вторая его часть является вызовом идеологического деспотизма. Все древние и средневековые системы были теми, в которых мифология-религия играла центральную обосновывающую роль. Религия не просто существовала как форма самосознания. Она играла роль обоснователя существующего социального строя. То есть, для того чтобы преодолеть социальный деспотизм, нужно было преодолеть и ту идеологию, которая его обосновывает. Именно такова логика модерна. Маркс выразил эту идею так: критика земли подразумевает критику неба. То есть, если мы критикуем социальную реальность, то неизбежно приходим к необходимости критиковать и идеологию, ее обосновывающую. Если такой идеологией является религия, то религия попадает под удар критики. И если эта критика достигнет большого накала, то, скорее всего, она станет отрицать религию как ложное мировоззрение. Социальная революция, которая будет основана на этой критике, скорее всего, станет отрицать религию как таковую.

В описанной логике важным компонентом является то, что религия (в ее обобщенной форме) всегда является тем способом решить человеческие проблемы, который выносит их за пределы земной реальности. Генон здесь говорит об умозрении и интеллектуальной интуиции. Точнее было бы сказать, что религия создает «сверхземную реальность» как способ справиться с земными вызовами. Для Генона здесь нет проблемы. Для него религиозный путь, строительство «мостов к трансцендентному» является естественным и подлинным путем человека. Но если мы поставим между этим путем и «прохождением через земную реальность» земные проблемы, то может оказаться, что религиозный путь не решает эти проблемы, а обосновывает представление о том, почему их не надо решать. Там, где требуется изменение материально-социального мира, религия, скорее всего, будет оправдывать существующий порядок вещей как тот, который установлен высшими силами. Примерно так религия и будет оправдывать существующий социальный порядок.

По размерности «система — система» культура «мостов к трансцендентному» будет играть ту роль, о которой я уже говорил, когда говорил о модерне как переходе к «посткультурно-интеркультурной» архитектуре. Она будет создавать вызов борьбы систем с религиозной идеологией. Такая идеология будет оправдывать все те войны, которые будут вести системы. Она будет оформлять их как идеологические войны. И это будет другой стороной обязанности государственной религии оправдывать наличную социальность. По каким бы основаниям системы не вели свои войны, религии обязаны оправдывать их как войны за высшую идею. Если мы представим, что войны культур «мостов к трансцендентному» в конце концов приведут к осознанию описанной логики и принятию её в качестве фундаментального вызова, то ответом на него должна будет стать стратегия «прохождения через земную реальность» как та, которая не заставляет принимать борьбу систем за борьбу «истинных» миров с «неистинными».

Если свести все сказанное вместе, то культуры «мостов к трансцендентному» утверждают позитивно понимаемого «человека пассивного». Для него социальный и природный мир созданы высшими силами или фундаментальной структурой мироздания. Человек должен принимать этот мир как то, в рамках чего он должен действовать. Человек не должен создавать собственные жизненные проекты. Он должен реализовывать те перспективы, которые ему предзаданы. Переход к стратегии «человека активного» является революцией в понимании человека и мира. Маркс выразил это в формуле: предшествующие философы объясняли мир, а наша задача — его изменить. Это не абстрактная «тяга к действию» (как это получается у Генона). Это мировоззренческий (а затем и социально-деятельностный) переворот. Чтобы ответить на описанные вызовы по размерностям «система — индивид» и «система — система», человеку нужно взять реальность в свои руки, нужно ее перестроить. Пафосом такой перестройки и наполнен модерн.

Второй фундаментальной стороной революции активности модерна является отношение к природному миру. Можно говорить о том, что у каждой социокультурной системы есть ее технологическая система, с помощью которой человек пытается решить проблемы земного существования. Для модерна такой системой является наука-техника. Наука является когнитивной основой познания природы, а техника, создаваемая на основе науки, является конкретным выражением преобразования природы в целях человека. Это соответствует идеальному типу культуры «прохождения через земную реальность» и «человека активного». Для традиционных (до-модерновых) социокультурных систем технологической системой была та, которая соответствовала идеальному типу культуры «мостов к трансцендентному» и «человека пассивного». В отношении природного мира это не означает, что человек не хотел менять природу (и вообще реальность вокруг себя). Это означает, что его способом такого изменения была религиозно-догматическая церковная система. Если реальность человека модерна (множество его действий глобального и локального, повседневного характера) обставлена использованием науки и техники, то для до-модернового человека те же действия обставлялись обращением к высшим силам и обобщенно понимаемой магией. Религиозная система как система обращения к богам за помощью в земных делах была для такого человека его «суммой технологии». При этом с неизбежностью должна была процветать магия, колдовство и другие подобные практики.

Если теперь мы представим, что все до-модерновые способы воздействия на реальность становились интегральным вызовом, то интегральным ответом на это должна была становиться идея «просвещения». Генон говорит об умозрении и интеллектуальной интуиции как о главном инструменте человека. Генон говорит о «познании» как о стратегической альтернативе «действию». С точки зрения человека, формирующегося модерна, именно этим (в негативном смысле) и был наполнен старый мир. Именно от этого его и надо было освободить. Именно такое освобождение и подразумевалось под «просвещением». Для просвещенческого идеолога средневековый мир был миром, наполненным индивидуальным и коллективным субъективизмом. Причем субъективизмом, понимаемым негативно, как множеством вариантов «ложного мировоззрения» и предрассудков. Для такой точки зрения все средневековое знание было коллективным заблуждением. Вся средневековая техника-технология была суммой обращений к высшим силам за помощью. Чем дольше существовала такая когнитивно-технологическая система, тем больше обнаруживалась её реальная неэффективность. Например, налицо была неэффективность этой системы против повторяющихся эпидемий, периодов неурожая и других стихийных бедствий. И это несмотря на то, что подразумевалось отсутствие каких-либо ограничений на широту её применения. Ведь высшие силы имеют полную власть над миром. Если они не помогают, то потому что просто не хотят помочь. Для религиозного сознания (при реальной невозможности изменить мир через религиозно-технологическую систему) оставалось только объяснять это непостижимыми для человека высшими целями. В этом и состоит важная часть «понимания» как технологического действия. «Понимание» становилось действием, изменяющим реальность не вне человека, а внутри него. Именно поэтому «понимание» для метакультурного традиционализма Генона является главным действием: реальность надо не изменять, а понимать.

Какие методологические претензии можно предъявить позиции Генона? Будем считать, что его мировоззренческий выбор нельзя рассматривать как методологическую ошибку. Выбор есть выбор. Но вот то, что Генон попросту отказывается рассматривать социокультурную логику модерна, вполне можно признать методологическим дефектом. Эта логика не скрыта. Она вполне выразима для того, кто хочет понять модерн. Другое дело, что у Генона нет такого желания.

4. Борьба науки с метафизикой как когнитивное выражение борьбы за «открытый» универсум против «закрытого». Наука как ответ на вызов когнитивной борьбы «культурных» систем

Перейдём к анализу четвертой главы книги Генона: «Наука сакральная и наука профаническая». Вот содержание этой главы.

Генон утверждает, что основой традиционных цивилизаций является интеллектуальная интуиция, метафизическая доктрина, от которой производятся все остальные аспекты. Социальные институты и науки представляют собой отражение этого абсолютного знания. Относительное знание, хотя и не считается нереальным, занимает второстепенное место, подчиняясь метафизическим принципам. Важно, что относительное знание уходит в различные степени реальности, определяющиеся близостью к Высшим Принципам. Эта иерархия позволяет сохранить истинный смысл знаний, столь же важный для самих наук, как и для организации социальных институтов. Принципы, на которых основываются науки, отличаются в разных традиционных цивилизациях, каждая из которых имеет свои уникальные подходы. Это различие учитывает особенности мышления, культурные и исторические обстоятельства. Несмотря на необходимость изменений, внешние модификации не затрагивают сущность традиции и метафизики. Важно, что метафизика остается единой истинной основой для всех традиционных наук. Также необходимо отметить, что существует множество подходов к одной и той же истине, однако они служат разным целям и используют различные методы. Итак, подходы, свойственные античной и современной науке, кардинально различаются, и от этого зависит их совместимость. Сравнение показывает, как наука античности и современная наука рассматривают одни и те же предметы с разных позиций, что влияет на их сущность. Таким образом, современная наука, подходя к предметам, исходит из независимости и отрицания метафизических принципов, что ставит под сомнение её легитимность.

Генон раскрывает тему деградации традиционных наук в современном мире, и как такой процесс влияет на фундаментальную природу науки. В ходе исторического развития обозначились разные пути, и сегодня мы наблюдаем острую необходимость переосмысленного восприятия знания. Каждая наука более не отражает высшие принципы, а стремится к узкому пониманию. Этим достигнутый регресс виден на примере сегодняшнего понимания науки и ее практической значимости. Такой подход прогрессирует к состоянию полной интеллектуальной замкнутости, что подчеркивает отсутствие высших целей в современном научном знании. Брошенные механические остатки традиционных наук сейчас обернулись стереотипами и мифами, искажая саму природу познания. Это приводит к узкой интерпретации знаний, которая игнорирует полезные уроки прошлого. Таким образом, понимание науки вызывает все больше вопросов, и нам необходимо вернуться к истокам, что даст возможность понять многогранность реальности. Однако реальность подсказывает, что без осознания высших принципов наука лишь отражает человечество в его самом суровом виде. Существование «профанического» подхода указывает на полное отсутствие настоящего знания, превращая критическое мышление в пустую формальность. Критерии знания, потерянные в потоке многочисленных теорий и фактов, требуют нового осмысления, возвращая науку к ее метафизическим корням.

Проанализируем сказанное.

Генон говорит о фундаментальных когнитивных стратегиях, связанных с логикой социокультурных систем. Но его разговор оказывается односторонним и поверхностным. Я предлагаю другой разговор об этой связи. С моей точки зрения, тип рационального познания следует связать с типом социокультурной системы. У систем принципиально разного типа будут принципиально разные когнитивные стратегии. Если делить социокультурные системы на традиционные (до-модерновые) и современные (модерновые), то противопоставление «метафизики» и «науки» будет соответствовать исходному типологическому делению. Для большей конкретности я укажу на традиционные социокультурные системы как на те, которые реализуют стратегию «закрытого» универсума, и на современные как на те, которые реализуют стратегию «открытого» универсума.

«Закрытый» универсум предполагается утвержденным волей высшей сущности или фундаментальной структурой мироздания. Предполагается, что такой универсум имеет предзаданную иерархическую системную структуру. Такая структура служит основанием для понимания всех уровней бытия. Предполагается, что все элементы мира, которые мы можем видеть, выражают характер фундаментальной структуры. Элементы мира располагаются в ячейках структурного основания. Каждый элемент реализует программу, соответствующую его месту в системе.

Каков когнитивный аспект такой реальности? Как человек должен её познавать? Какова цель познания? Если отвечать на вопрос о цели, то получим, что такой целью является познание того глобального исходного системного основания, которое организует универсум. К этой цели можно идти разными путями. Возможен путь прямой интеллектуальной интуиции, которая даст возможность постигнуть исходную целостность мира. Возможно восхождение от элементов мира, эмпирической реальности к исходной целостности. В любом случае предполагается, что такая целостность есть и что её постижение является конечной целью познания. Это соответствует и логике культуры «мостов к трансцендентному» и «человека пассивного». Путь «пассивности» здесь означает путь умозрительного и интуитивного постижения.

Какие проблемы можно видеть, включенными в описанную когнитивную стратегию? Они в целом соответствуют указанным мной проблемам «закрытого» универсума. Начнем с размерности «система — элемент». Если мы будем рассматривать конкретные традиционные социокультурные системы в их когнитивном аспекте, то получим вызов «метафизического деспотизма». Каждая «культурная» система в познавательном аспекте будет основана на какой-то метафизической платформе. Можно говорить, что она видит себя через эту метафизическую систему. Все свои слои она выражает через эту систему. Все конкретные формы познания промодулированы ей. Если при этом предполагать, что существует принципиальное расхождение между принципами «закрытой» метафизической системы и реальностью, то реальность окажется в положении репрессированности. С точки зрения традиционалистского мировоззрения, это позитивно, так как предполагается, что метафизическая система сковывает хаотическую основу элементов мира, организует их хаос. С точки зрения самих элементов мира, всё постепенно становится наоборот. В той мере, в какой они чувствуют себя в достаточной степени самодеятельными, способными строить собственный мир, реорганизовывать его, они будут занимать позицию, противоположную замкнутости в предзаданную структуру. В когнитивном аспекте это будет означать переход к эмпирической науке. Она строится от элементов мира. Они признаются теми активными элементами, которые создают разного рода системные формы. Выявлением таких форм и занята наука модерна. Можно говорить о том, что наука, развертываясь, выполняет процесс «открывания» мира. Таким «открыванием» является весь модерн во всех его аспектах. Но наука осуществляет этот процесс в когнитивном аспекте. Логика её «открывания» мира будет такой, что все признаваемые до этого системные структуры мира должны подвергаться сомнению (или просто расформировываться). После такого расформирования процесс познания переходит к элементам мира и от их организованностей выстраивает логику познаваемой реальности. Такова логика эмпирической, экспериментальной науки. Её интегральное действие состоит в том, что она расформировывает традиционный когнитивный универсум, собранный на основе какой-то метафизики, и собирает его снова уже на основе выявления логики эмпирических организованностей. Наука не интересуется метафизикой, не ищет её не в силу своего недопонимания истинного положения вещей, а в силу борьбы с «метафизическим деспотизмом» традиционных когнитивных систем. Причем процесс «открывания» универсума осуществляется наукой по шагам. По шагам расформировываются и метафизические системы.

По размерности «система — система» традиционные социокультурные системы (типа «культура») в их когнитивном аспекте создают вызов борьбы когнитивных миров. Так как это метафизические миры, то каждый из них основан на определенной системе принципов и каждый отрицает все остальные. Можно говорить о когнитивной борьбе «культурных» систем. Генон указывает на то, что такие системы сходны в плане их противоположности системе модерна. Но это не изменяет характера их противостояния. Каждая «культура» не просто имеет метафизическое основание. Она имеет доктринально специфическое основание, которое придает конкретной метафизической специфике неотменимый характер. Для преодоления такой конфликтности Генон предлагает «метакультурный» ход: нужно перейти от конкретности множества противостоящих друг другу метафизических систем к метафизике исходного нерасчленённого единства. Но реальные «культурные» системы никогда не переходили (и нужно понимать, не собираются переходить) к такого рода метафизике. Это означает, что они всегда отрицали (и будут отрицать) в этом аспекте друг друга.

Я говорил о том, что конкретным и максимально жестким выражением этого можно считать эпоху религиозных войн после Реформации. Единое конфессиональное пространство разорвалось на множество конфессий. С когнитивной точки зрения, это означает, что пространство единой метафизики оказалось разорванным и поделенным между многими метафизиками. Логически они отрицали друг друга. В социальном плане это означает идеологическое взаимоотрицание получившихся социокультурных миров. Каков когнитивный путь преодоления этого? Он показан Вестфальским миром. Это выделение группы «посткультурных», общечеловеческих ценностей и жизненных форм. Это построение «интеркультурной» социокультурной архитектуры. Проекция этого решения на план познания мира означает выделение «пост-метафизического», общечеловеческого знания. Таким знанием и является модерновая наука.

Можно ещё раз указать на тот жизненный вызов, который является объединяющим модерновый «посткультурно-интеркультурный» ответ модерна и «метакультурный» ответ интегрального традиционализма Генона. Это жизненный вызов конфликта «культурных» систем. В когнитивном аспекте это будет конфликтом различных метафизических оснований этих систем. «Посткультурно-интеркультурный» вариант решает проблему через создание посткультурно-общечеловеческой реальности. В когнитивном плане это создание такого знания, которое основано не на метафизических догматах, а на исследовании эмпирического уровня реальности, объединяющего все культурные системы.

На этом надо сделать акцент. Для Генона модерновая наука имеет только практический смысл, то есть смысл изменения материально-природного мира. Но это не единственная, а в смысле конфликта «культурных» систем не главная функция науки. Её главной функцией можно считать создание единого когнитивного пространства, способного стать объединяющей платформой для всех «культур». Генон говорит о том, что научное знание имеет свой смысл, но смысл строго подчиненный метафизической платформе. Если следовать за этим определением, то наука никогда не сможет выполнить посткультурно-объединяющую функцию. Эта функция выполнима только тогда, когда наука становится тем, что в когнитивном плане имеет свою логику, не зависящую от метафизических оснований «культур». В этом смысле наука должна соотноситься с той реальностью, которая едина для всех социокультурных систем. В такой роли и выступает природно-материальная реальность. Пусть каждая социокультурная система имеет свой специфический метафизический базис, но наука способна быть когнитивной основой «интеркультуры».

Генон предлагает «метакультурный» ответ на вызов противостояния «культурных» систем. Этот ответ направляет к некоему глобальному исходному единству человечества, центр которого находится по ту сторону земной реальности. Если история является материализацией исходного единства, то она создает множество разнонаправленных социокультурных систем. «Метакультурный» ответ направляет в противоположном направлении. Он должен выполнять функцию глобальной дематериализации. Пусть таков выбор Генона, но тому факту, что он не хочет видеть логику науки как того, что связано с метафизическим деспотизмом и междоусобной идеологической борьбой «культурных» систем, нет методологического оправдания.

5. Традиционалистское мировоззрение и мировые индивидуалистические революции. Мировая освобождающе-объединяющая революция христианства. Модерн как революция «социального материализма»

Перейдём к анализу пятой главы книги Генона: «Индивидуализм». Вот содержание этой главы.

Индивидуализм отрицает всякие принципы, превышающие человеческую индивидуальность, и сводит все компоненты цивилизации к чисто человеческим элементам. Эти идеи соотносятся с гуманизмом эпохи Возрождения и представляют собой основное содержание профанического мировоззрения, на котором основываются современные тенденции. Хотя некоторые черты современного мировоззрения имели прецеденты в прошлом, они никогда не угрожали традиционной структуре цивилизации, как это произошло в современном Западе. Современный индивидуализм выстроен на негативных основаниях, не признающих высших принципов, что делает его чудовищным и ненормальным. Этот индивидуализм служит основной причиной упадка Запада, поскольку он представляет собой развитие низших возможностей человека, не нуждающихся в сверх-человеческом вмешательстве. Он прямо противоречит духовности и подлинному интеллекту, показывая, что главными элементами современного мышления стали абсолютные ошибки и заблуждения.

В традиционной цивилизации человек не мог бы приписать идею только себе, поскольку истинные идеи принадлежат всем, и их ценность не зависит от автора. Истина существует вне человеческого разума, и стремление к ее познанию является обязательным, в отличие от современных подходов, которые используют термин «истина» лишь для практической пользы. Современный индивидуализм создает иллюзию величия отдельных людей, используя понятие «гениальности», однако оно не компенсирует недостаток подлинного знания. Если философия чем-то интересна, так это тем, как она отражает более глубокие цивилизационные тенденции, а не тем, что сама порождает эти тенденции. Все изменения, которые произошли в философии, чаще всего происходят как результат общественных изменений, а не как непосредственные вызовы.

Разрыв с Традицией формирует современный мир, живущий в абсолютной противоположности традиционным мировоззрениям. Индивидуализм и анти-идеализм непосредственно связаны, так как отказ от метафизического Принципа влечет за собой разрушение всей Традиции. Научная сфера также подверглась тем же изменениям, проявляя отрицание традиционных знаний. В Средневековье науки были доступны лишь небольшому числу людей, в отличие от протестантства, которое стало проявлением индивидуализма в религии. Эта революция против традиционного мировоззрения угрожала не только католицизму, но и целостности любой религии, порождая анархию. Протестантизм отрицает авторитет традиционных религиозных интерпретаций и открывает двери для частных толкований. Это приводит к распаду единого учения и выдвижению второстепенных аспектов, таких как мораль, что равносильно вырождению религии в морализм.

Проанализируем сказанное.

Во-первых.

Генон продолжает развертывать свои рассуждения, акцентируя понятие «индивидуализм». По-новому акцентируются и соотношения понятий «индивидуализм» и «анти-идеализм», «религия» и «мораль». На стороне традиционализма оказываются такие понятия, как «универсализм» (здесь должен быть «коллективизм», но Генон относит это понятие к логике модерна), «идеализм», «религия». На стороне формирующегося модерна оказываются понятия «индивидуализм», «материализм», «мораль».