Бесплатный фрагмент - Иной и Иные

Дневник Евгения

1

Мы встречались с ним одиннадцать веков назад, только я об этом забыл. Но мою историю следует начинать не с первой встречи, а с последней и с того, что ей предшествовало.

Можно, ничего не выдумывая, было сказать, что четыре текста этой книги есть художественное произведение, вымысел — и точка. Можно было создать интригу, или мистификацию, что эти неравнозначные по объему и содержанию повести имеют отношение к реальности. Но дело-то в том, что это и есть реальность. Это произошло на самом деле. Сказав это, следовало отложить в сторону воображаемое перо и оставить читателя один на один с текстом, но, переживая вновь и вновь те события, я понял: промолчать — самый простой выход, но молчать не выйдет. Да и, кроме того, кинув читателя в дебри этого странного текста, я поступил бы опрометчиво.

Текст сам по себе простой, вроде бы, но история его возникновения весьма необычна. Я пытаюсь подобрать правильное слово, которое бы емко охарактеризовало всё, но слова бессильны. Формулировки, такие как: это было мистическим прозрением, это было телепатией, это следует рассматривать под эзотерическим углом — не удовлетворят даже меня. От них пахнет канцелярской пылью, я бы даже сказал номенклатурой, словно ты пытаешься зарегистрировать кипу бумаг и быстрей сдать их в архив, чтобы они затерялись среди прочих пухлых папок.

Посему не стану приклеивать ярлыков, а пусть и неуклюже попытаюсь рассказать и объяснить. Читателю останется самое легкое — поверить и следить за историей дальше, или не поверить — и выбросить из головы эти бессмысленные строки. Я так оговариваюсь выше — попытаюсь, только потому, что многого не знаю. Если коротко, мне недостает некоторых знаний. Читатель сам увидит, каких именно знаний.

Я перехожу к объяснениям с особой осторожностью, но прежде я должен немного рассказать о себе.

Мне двадцать лет, точнее было двадцать, когда началась эта странная история. Я подрабатывал в научно-производственном предприятии в сфере ВПК — Военно-Промышленного Комплекса. Я не буду распространяться о своей работе не в силу закона о не разглашении тайны, хотя и это тоже, а в силу того, что моя история никакого отношения не имеет к моей профессии.

Порой я даже сомневаюсь насчет профессии. Порой мне кажется, что записывание историй (выдуманных и реальных) и есть моя профессии, ну, а работа — это работа. Кажется, я веду двойную жизнь. Хотя чего лукавлю и обманываю сам себя, так оно и есть. Жизнь двадцатилетнего молодого человека, имя не важно, четко разграничена на две части. Равные ли эти части, не знаю. Но впервые я задумался над этим, скорее всего, лет пять до описываемых событий. Только юные и воодушевленные высокими идеями подростки могли заговорить об этом. Да, я не ошибся — юные подростки. Живут же ведь на свете тинэйджеры с отягощенной душой и уставшим взглядом, который упирается в землю и не смотрит вверх. А мой взгляд смотрел вверх, как в переносном значении слова, так и в прямом.

Так вот, однажды мой друг рассказал о смутном сне. Будто вечером гулял он по деревне. Было как обычно тихо и безлюдно. Но появившийся неопознанный летающий объект нарушил умиротворение. Появились не зеленые человечки, а пришельцы внешне ничем не отличимые от нас. Люди как люди, лишь одеты в футуристические костюмы. Они предложили другу полет к иным мирам. Друг отказался, а жаль, можно было бы рискнуть, ведь это не на самом деле. Именно тогда, после того как сон был рассказан, и вспыхнула та мысль подобно огням неизвестно откуда взявшегося корабля пришельцев. Мысль банальная: живем мы своей жизнью, но ведь где-то есть и иная жизнь. Представить — и голова закружится. Мы так погружены в свои дела и считаем реальностью только эти дела. А ведь они могут быть нереальны и, наверно, абсурдны для жителей иных миров. Нет, я тогда не подумал конкретно о пришельцах с других планет, ведь пришелец — это просто существо или сущность из иного мира. Каков тот иной мир? Пусть это будет далекая планета, или параллельный мир, или нечто третье, неважно, решил я. Что третье, я сам тогда не понял.

И вот так и в такой форме эта мысль, возникнув, угасла. Я решил, что она исчезла навсегда. Но мне пришлось вспомнить о ней через несколько лет.

Это бы конец декабря. Я поехал в деревню на празднование Нового Года. Вагон был залит желтым светом. Солнце уже зашло, и тьма за окном создала впечатление, что поезд едет сквозь неизвестность. Если бы не стук колес на стыках рельс, можно решить, что вагон стоял на месте. Поезд проехал мост, и город остался на том берегу, переливаясь разноцветными огнями, будто сказочное существо. Оно походило на рыбу или птицу, случайно заплывшую или залетевшую в наш мир. Эти слившиеся воедино искусственные светлячки напоминали чешую или оперенье.

Именно в этот момент и случилось то странное, в которое я до сих пор верю не до конца. Хотя говорить о внезапности события было бы неверно. Оно, если так можно сказать, влилось в круг моего бытия незаметно, будто прокралось на мягких лапах, словно неведомое животное, но я не заметил сего движения, и попервоначалу принял как данность.

Я прошел в тамбур. Темно. Лишь свет уличных фонарей порой заглядывал в окошки. Я мог с уверенностью сказать, что в тамбуре никого не было. Холодный огонь лизнул стекло, ненадолго осветив пространство, но со светом следующего фонаря я заметил человека среднего роста. Это единственно, что я успел заметить. Тамбур вновь погрузился во мрак.

— Извините, что испугал, — глухо сказал незнакомец.

Честно говоря, я даже не успел испугаться. Я заметил человеческий силуэт и застыл в ожидании. Примечательной в моем положении была неизвестность: я не вспомнил, зачем зашел в тамбур. Обычно сюда ходили курильщики, но я не курил.

Свет фонаря опять выхватил из тьмы незнакомца. Теперь я увидел распахнутое пальто и рубашку синего цвета с искрой. Точно, рубашка была насыщенно-синего цвета.

— Да ничего, — ответил я.

— Я бы с вами и не заговорил, — смущенно произнес незнакомец. — Так бы и стоял молча, но мне нужно кое-что вам сказать. Нечто важное. Да, я хотел…

Незнакомец споткнулся на половине предложения. Он прочистил горло, словно не мог подобрать нужные слова.

— Вы только не удивляйтесь.

— Мне даже стало интересно, — ответил я.

— Только шесть слов. Никогда не думайте о преодолении пространства.

— И это все?

Незнакомец дернул головой. Видимо, он быстро кивнул. Это случилось как раз, когда свет опять выхватил его из мрака.

А вот дальнейшее мне описать сложно. Случился сдвиг то ли в моем сознании, то ли будто дали трещину пространство и время. Как я оказался снова в вагоне на своем месте у окна, не смог вспомнить. Можно сказать, что я на мгновение потерял сознание и очнулся на сидении, но я уверил себя, что не терял чувство реальности.

Осталось только ощущение, что продемонстрировали трюк: ловкий фокусник быстрым движением руки вырезал из памяти короткий эпизод жизни, когда я возвращался в вагон.

Я припомнил короткий диалог с незнакомцем, и всё прояснилось. Преодоление пространства. Вот ключ к разгадке. Мне приснился сон, решил я. И вот почему. Как преодолевать пространства — об этом я размышлял не раз, но всерьез не воспринимал эти мысли, ибо они были интеллектуальной погремушкой, для того чтобы забить свободное время. Так сказать, мысли от скуки. Я ими ни с кем не делился, и знать о них мог только я, поэтому незнакомец в тамбуре есть плод моего воображения. Точнее, сон. Хотя сон странный. Обычно сновидения всегда расплывчаты и непоследовательны. Ты будто смотришь фильм на испорченной кинопленке. Видны крупные детали, цвета бледны, освещение неправдоподобно, герои говорят — не разберешь. Видение о незнакомце было не таким. Оно оказалось неотличимым от реальности, хотя бы визуально. Может, решил я, эта такая галлюцинация? Я усмехнулся про себя: скорей уж псевдогаллюцинация, то есть галлюцинация, которую ты не воспринимаешь как реальность, точнее знаешь, что случилась иллюзия. По крайне мере, сейчас я был уверен в этом.

Поезд остановился на моей станции. Я вышел на платформу и постоял под фонарем, ожидая, когда поезд уйдет. Затем направился к автобусной остановке.

Человек вечно куда-то стремится, торопится и спешит, и выбивается из сил, но вечно не успевает. Не помню, кто сказал: только тот везде успевает, кому спешить не надо. Отчасти верно, отчасти заблуждение. Правда, я чаще стал замечать парадокс: мы, то есть человечество, покоряем головокружительные скорости — и далекие пространства становятся ближе, мы придумываем технические и информационные ухищрения, чтобы ускорить любой процесс, но вновь не успеваем. Будто мы разгоняем собственное тело и окунаем мозг в безбрежный океан информации, но, может, нашему телу и сознанию не предназначены такие перегрузки? Казалось бы, высвобождаешь время и место для досуга, а оно наоборот съеживается как шагреневая кожа.

Есть расхожая фраза о том, что такова современность, что она задает быстрые темпы. Жизнь ускорилась. Мне смешно слушать такие рассуждения. Жизнь как была, так и осталась. У нее свой темп, заложенной природой, и она не ускорилась, это мы пытаемся ускорить ее. При первобытнообщинном строе человек жил тридцать-сорок лет, пятьдесят лет — глубокий старик. Сейчас не так и, казалось бы, не надо ускоряться, но современный человек, продливший себе жизнь, опять не успевает. Времени не хватает, хотя двадцать лет приплюсовалось. Он убеждает себя, что изменилась социальная среда и нажимает на газ. Скорость всё больше и больше, уже близок световой предел, но человек не останавливается. Если по вселенной объект перемещается со скоростью близкой к скорости света, то его масса стремиться к бесконечности, если верить теории относительности. Это чем-то напоминает «черную дыру». Не превращается ли человек в такую метафорическую «черную дыру» — в чужеродное тело, что одновременно притягивает к себе внимание и отпугивает своей недоступностью.

Я ехал в автобусе, смотря в окно. Я замечал, как на более светлом фоне возникают деревья, похожие на черные мохнатые кораллы, и проплывают дома. Если б не линии электропередач и автобус, можно подумать, что я попал случайно в девятнадцатый век. Кажется, с тех времен ничего не изменилось, лишь добавились легкие технические штрихи. А я еду и еду, пересекаю заснеженные пространства уже много веков. Я стал старше. Именно старше, но не старее. Один из героев романов Мураками говорит, что стареет каждый час, он ощущает это физически. У меня нет такого чувства. Я просто наблюдатель. Я смотрю в окно автобуса и представляю, как сотни лет назад невидимый мною князь или господин, или кто бы он ни был, ходил по земле, меря ее шагами. Он осматривал внимательным взором окрестности, поднимался на возвышенности и вдруг произносил, указывая куда-то подле себя или вдаль: «Тут». И возводились строения, распахивались поля, возникали села и города. Князь не ведал, что, может быть, вот этой деревни не будет, спустя несколько веков. А вот этот великолепный город превратится в село. Конечно, господина не тревожили такие мысли, а если и одолевали, он загонял их в темные закоулки сознания. Нет, решал он, эта жизнь будет продолжаться и после его смерти.

Я приехал в холодный дом, поэтому, бросив сумку на кровать, не раздеваясь и не снимая обуви, сходил на двор за дровами. Надо отогреть дом. Сегодня придется спать в одежде. Я сел напротив подтопка и безмыслено наблюдал за игрой огня в щелях чугунной дверцы.

Стало чуть теплее, и будто мысли отогрелись и медленно потекли. Я не заметил, как они свернули в воспоминания. Образ странного незнакомца воскрес в памяти. Теперь он не воспринимался так остро, но едва уловимое ощущение тревоги осторожно царапнуло душу. Я давно решил для себя, что видел сон, так почему же до сих пор незнакомец тревожит? Точнее, что в его образе беспокоит меня? Ладно, раз сон, так сон. Можно сказать, что просмотр фильма похож на просмотр чужого сна. Есть кино, которое проходит мимо, а есть кино, которое цепляет. Так чем зацепил незнакомец?

Я вспомнил лишь распахнутое пальто и синюю рубаху с искрой. Существуй странный попутчик в реальности, он бы замерз.

2

— А кто еще будет? — спросил я Серегу.

— Кроме нас, из девчонок — моя сестра, да Женька с Танькой.

— А Руслан и Санька?

— Темнят. Не обещали, по крайней мере, сегодня. А у тебя какие планы?

— В хлам.

— Без прикола.

— Ну, как получится.

— Тебе сколько еще в «Сельхозе» учиться осталось?

— Сам знаешь, пять лет ботанят, а я только полгода отстучал.

— А работу искать не будешь?

— Пока нет. Я же подрабатываю сутки через двое. А потом, после учебы, посмотрим.

— Ночным сторожем подрабатываешь? — пошутил Серега.

— Ночным директором. Тренеровщиком радиодеталей.

Так болтая на разные темы, и просто разговаривая ни о чем, мы дошли до Женькиного дома. Свет в доме горел, но постучаться в окно у нас бы не получилось, поэтому Серега постучал в дверь. Мы прислушались.

— Тихо, а свет есть, — заметил я.

— Бамбук курят. — Серега еще раз постучал — вновь тихо. — Меня это начинает доставать. Женек, давай ты.

Теперь забарабанил я. Мы вновь прислушались. Наконец-то за дверью послышались скорые шаги, стукнула дверь, затем стало тихо, и опять хлопнула дверь. И вот шаги приблизились, и дверь распахнулась. На пороге стояла Женька с накинутой на плечи телогрейкой.

— Евгения Владимировна здесь проживает? — нарочито строго спросил Сергей.

— Здесь-здесь. А в чем дело? — засмеялась Женька.

— С вещами на выход, — мрачно ответил я.

— Ну, подождите мальчишки. Я…

— Новый Год ждать не будет, — отрезал Серега.

Женька ничего не ответила и скрылась в доме, захлопнув дверь.

— Что бы я еще раз кого-то выдергивал — никогда, — философски заметил Сергей. — Кстати, Женек, а как вообще у тебя дела в городе?

— В смысле?

— Ну, вообще. В личном.

— А не рано?

— Ну, как сказать. У всех по-разному.

— Это да. У нас в классе Костяныч учился, ну, Константин. Короче, он в девятнадцать лет женился. То есть года назад. А я помню, как мы с ним на базаре встретились. Его мать на базаре торгует. Встретились, в общем, разговорились, пошли к нему домой. В «Dendy» поиграли. Кажется, в Индиану Джонса. Года два назад это было. Или позже. И тут узнаю, что женился.

— Может, по залету?

— Не знаю. Я ж тогда с ним последний раз виделся.

За дверью вновь послышались быстрые шаги. Женька открыла нам и пригласила к себе. Мы поднялись по лестнице и, пройдя по тускло освещенному коридору, зашли в комнату. Пахнуло теплом и уютом. Сергей деловито осмотрел обстановку и произнес:

— Ты как всегда не готова?

— Ну, подождите еще.

— Я уже сказал свое веское слово. — Сергей вновь осмотрелся и остановил взгляд на мне. — Удивительные вещи творятся на нашей бренной земле, Евгений. Я сказал ей, что за тобой в восемь, а дальше пусть она встречает в полной готовности. А она? А она как всегда. — Женька не ответила. — А Танька еще не подгребла?

— Вообще-то, она ждет нас, — заметила Евгения.

— А, ну, да.

Сергей о чем-то задумался. Женька исчезла в другой комнате — ушла готовиться.

— Танька нас ждет. Девушке приятно думать, что кто-то ее ждет, — сказал я.

— Ну, да, — отозвался Сергей. — Девушка может ждать, и никто не будет против. Главное, чтобы это не переросло в дурную привычку. Прикинь, она ждет рыцаря на белом коне, но ведь она не думала, зачем ей это надо? Рыцарь рыцарем, а если он припрется на белом коне, и прокормит ли принцесса обоих?

— Ты это к чему? — удивился я.

— Так. Рассуждения вслух.

— Я готова, — ответила Евгения, выйдя к нам.

Мы пошли к Таньке. В ее холодильнике, как заверила Женька, уже все готово. Наша задача оказалась проста — нести всё это: салаты, шампанское, что-то из конфет и фруктов и прочую еду.

Женька осталась у Таньки, а мы с Серегой, взяв пакеты, пошли ко мне, заранее договорившись, что встречаемся у меня в девять или в начале десятого.

Сервировкой стола в большой комнате занялись мы — времени было предостаточно. Мы никуда не торопились. Как не подгоняли приход Нового Года, но стрелки часов шагали медленно. До девчонок оставалось полчаса или больше, а мы уже закончили. Стаканы, ложки, вилки, тарелки, заняв свои места, лежали аккуратно в ожидание гостей. Еду вынесли в коридор, чтобы лишний раз не соблазнять себя, да и лучше сохранится.

Подумав чем бы заняться, Сергей достал фотоаппарат и стал фотографировать. Вначале стол, затем меня и себя. Когда это надоело, он вдруг сказал:

— Нет, это фигня. Фотки не катят. У нас есть бутылка шампанского.

— Серег, а гостей не будем ждать?

— Я не о том. Бутылку мы откроем за пятнадцать минут до наступления Нового Года и обязательно ее вы пьем. Как положено. И на ее этикетке каждый распишется, и я это сохраню. Как ты на это смотришь?

— Положительно.

Вскоре пришли девчонки. Они о чем-то щебетали, мы хохмили и помогали им раскладывать салаты по тарелкам, фрукты и конфеты — в вазочки. Я вскипятил чайник на плитке.

— А как ты насчет этой идеи? — спросил Сергей, когда я вернулся в большую комнату.

— То есть? — не понял я.

— Встретить Новый Год опять здесь же.

— Конечно, можно, но хочется разнообразия.

Сергей ничего не ответил. Видимо, решил переварить информацию.

Мы ели, болтали о разной ерунде, что-то вспоминали, и так за разговорами приблизилась полночь. Включили телевизор. Этот Новый Год оказался уникальным: нас поздравили два президента — действующий и исполняющий обязанности. Затем, посидев немного, девчонки сказали, что сходят за водкой. Это было что-то новенькое. Танька и Женька ушли первыми, а мы вышли следом и, не спеша, направились к Татьяниному дому. На середине пути встретились. Действительно, это была водка, только тара неподходящая — полулитровая банка.

— Слушайте, обычно пиво в такой таре носили, да и то в советское время, — пошутил Сергей.

Да, пить водку из банки как-то, мягко говоря, было странно. Я подумал: «Так вот откуда это выражение, которое слышал не раз — полбанки».

Мы вернулись ко мне. Выпили водки. Решили прогуляться. Затем по молчаливому согласию стали расходиться.

Я пришел домой, вымыл посуду и лег спать. Сон не шел, и тогда я принес из большой комнаты «двухкассетник» и, поставив его рядом с кроватью, под тихо пение солиста задремал. Огонек магнитофона таинственно горел красным огоньком. Его я видел сквозь чуть смежившиеся веки. Артист пел о коварных водах Атлантики, где нет места человеческим чувствам. Голос его с нарочитым надрывом звучал то ли далеко, точно прилетал с атлантического побережья, то ли внутри меня. Похоже, на этой песне я и уснул, и дальнейшее было смутным и обрывочным сновидением. Я бы выкинул из головы тот сон, если б не одно обстоятельство, о котором скажу ниже.

В мире безграничных фантазий я шел по незнакомой улице. Зрение мое будто раздвоилось. Я видел собаку, семенящую по дороге, но в тоже время я и был той собакой. Это трудно объяснить. Это никак не вязалось с привычными законами мира, и не было похоже на то, словно ты смотришь на мир с разных точек зрения, как с двух камер наблюдения. Или ты играешь в компьютерную игру, в которой нужно управлять четвероногим животным.

Картинка сна не делилась на два изображения. Я видел пса и в тоже время понимал и чувствовал его, точно впитывал собачьи ощущения, знал, куда и зачем он бежал. А он бежал к людям. Он заметил их впереди. Они стояли рядом с грузовыми авто. Пес приближался к людям. Я ощутил, как ими овладела смутная тревога, хотя это странно: большая группа людей боится одного животного. Я уже различил их лица, но на этом сон оборвался.

Я проснулся. Заметив до сих пор горящий индикатор магнитофона, встал и вынул вилку из сети. Лег и быстро уснул.

Утром заглянул Сергей. Я собирал вещи, рассчитывая успеть на семичасовой автобус.

— Звони, если чо, — сказал я.

Он улыбнулся.

— А чего я смешного сказал?

— Да мультик вспомнил, — ответил Серега. — «Жил-был пес».

— А-а, — догадался я. В конце мультфильма отъевшийся волк сломал плетень и, обернувшись, произнес: «Ну, ты заходи если что». Вроде, так звучала его фраза. Ни тебе благодарностей и прощаний, а вот поесть на халяву — это завсегда. Кстати, опять собака, точнее волк.

— Если бы я тут жил постоянно, то да.

— Не парься, — ответил он. — Кстати, о волках, точнее о собаках. Тебе никогда собаки не снились.

— Нет, — почему-то соврал я.

— А мне сон приснился. Какой-то бессвязный огрызок.

— Расскажи.

— Ну, видел собаку. Она шла по городской улице, причем целенаправленно. Там во сне я почему-то так и решил: эта псина бежит с определенной целью. И вот впереди появилась группа людей. Они стояли рядом с грузовыми машинами.

Сергей замолчал.

— А дальше?

— Больше ничего не помню.

— А, ерунда.

— У нас дома сонник есть — сеструха развлекается. Я отыскал по алфавиту собаку, но там так мутно написано. Что-то вроде: вас ожидают не очень приятные перемены и бла-бла-бла. Как бы меня предупреждают.

— Угрожают, — пошутил я, застегивая сумку. — Ну, я готов.

Мы покинули дом и направились к остановке.

— Вот если по чесноку, — продолжил я старую тему, — то эти гороскопы, сонники, гадания по руке, нумерология — развод для лохов.

— Ты не веришь в судьбу?

— Я не верю, что выше перечисленные предметы относятся к ней.

Подъехал автобус. Мы попрощались.

Через полчаса я уже выходил с железнодорожного вокзала.

Город встретил привычной суетой. Ехать домой, зная, что меня встретит пустующая квартира, не хотелось. Я решил побродить без цели среди ларьков.

Незаинтересованным взглядом я рассматривал, что в их витринах, чуть дольше задерживался перед ларьками, торгующими музыкальными кассетами и дисками. Из динамиков с хрипом вырывалась попса. Конечно, в основном новогодние песни. Верка Сердючка была королевой на балу музыкального ширпотреба.

Я спустился в подземный переход и, оказавшись на другой стороне улицы, прошел несколько остановок. «Дом Книги», естественно, не работал, а вот рядом через дорогу мерзли частники. Они тоже торговали дисками и кассетами, а еще старыми книгами. Именно туда я и направился, удивляясь тому, что в праздники им не сидится в теплых квартирах. Могли бы хоть завтра выйти.

Я рассеяно рассматривал корешки книг, пока мой взгляд не привлек человек. Я заметил его боковым зрением и перевел взгляд. Света? Да, вроде она. Или нет? Она. Пока я гадал и сомневался, Света первая сказала:

— Привет, Женек! Какими судьбами? — И улыбнулась.

— Случайно, — ответил я.

— Случайно зашел сюда? Допустим.

— Ну, а ты как, Свет, учишься, работает, живешь?

— Типа да. Работаю на геодезическом предприятии. Ты же знаешь? — Я кивнул. — Живу пока у подруги.

Света была не из Нижнего Новгорода.

— А ты сам как? — спросила она.

— Ем, сплю, гуляю, слушаю музыку. Не работаю, а подрабатываю, но собираюсь работать, ибо покой нам только снится.

— Понятно. А что читаешь? — Это был ее любимый вопрос.

— Недавно Платонова прочел «Сокровенный человек».

— И о чем? — Света расспрашивала, не отрываясь от изучения корешков книг.

— О Фоме Пухове. Он неспокойный человек, и никак не может найти место в жизни. То это не то, то другое. Ему тяжело с людьми. В конце концов, он находит успокоение рядом с машиной.

— Слушай. — Она посмотрел на меня внимательно. — Это интересно. У тебя есть что-нибудь почитать из Платонова.

— Да. Могу устроить. Встретимся у «Дома книги».

— Заметано.

— Когда?

Она назвала день и время. На этом мы расстались.

У нее было самое светлое имя в группе — Светлана. В этом имени для меня переплетался солнечный луч и весенний ручей. Что-то звонкое и чистое. Была ли она красивой? Странно, но я никогда не задумывался над этим. Я считал, что остальные пацаны, так сказать, работали на публику, обсуждая красоту девчонок. Для меня это казалось… Диким? Неестественным? Но как только ты заговоришь с человеком, тогда поймешь, красив он, или нет. Красота — атрибут внутреннего измерения, считал я, а не внешности.

Такие мысли роились в моей голове, пока я трясся в маршрутке. Приехав домой, я перекусил на скорую руку и взял с полки книгу Платонова и начал читать следующую повесть — «Котлован». В конце повести умирает ребенок — маленькая девочка. Смерть ее, как символ умирающего будущего, расшевелила мою память. Здесь есть что-то от Достоевского. Вроде, он говорил, что все труды человеческие не стоят слезы ребенка?

Я отложил книгу и сел за компьютер. Выйдя в сеть, решил проверить почту. И вот тут стало трудно дышать, во рту пересохло. Я прочитал следующее:

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

«Видимо, вы решите, Евгений, что это спам. Могу вас заверить — нет, не спам. Мы встречались с вами в тамбуре поезда, когда вы ехали из города. Вы скажите: мало ли! И будете правы. Но я отвечу одно: я знаю, что недавно вам приснился пес, шагающий по городской улице, в конце которой стояла группа людей рядом с грузовыми машинами. Вспомните, среди тех людей был и я.

Если у вас есть вопросы, то приходите к магазину «Художественные ремесла» в любое время. Ваше право и не приходить вовсе.

С уважением,

Индиго».

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Индиго, видимо, сетевой ник.

Я припомнил сон: собака, семенящая по улице, а впереди ее ожидает группа людей. Возможно, что среди тех людей и был этот странный незнакомец в синей рубахе с искрой, но его появление там легко объяснить: его образ просто перекочевал из полутемного тамбура в мой сон. Стоп. Значит, встреча в поезде не привиделась мне?

И одна деталь не поддавалась объяснению: откуда Индиго знал о моем сне? Я ведь никому не рассказывал.

3

Серега, конечно, мог додуматься до такого розыгрыша. Он мог послать электронное письмо с другого аккаунта, но уж если шутить, то шутить так, чтобы шутка сработала. Серега, понадеявшись на удачу, отправил свой сон мне, а я сейчас возьму и перезвоню ему. Я уже взял телефон, но отложил его. Неправдоподобно. Я не смог привести веских доводов, но был уверен, что это не Серега.

Перечитав послание, долго смотрел на черные буквы на белом фоне. Я не стал удалять письма. Мало ли. Глянул на часы. Незнакомец заверил, что можно приходить в любое время. Вот сейчас я и поеду. Если встречусь с Индиго, значит, он следил за мной. А если никого не будет? Да какая разница! И пошел в прихожую.

Я остановился в задумчивости уже одетый перед дверью. Хотелось съездить, узнать, и в тоже время опасался. Кажется, внутри кто-то беспокойно шевелился и пытался достучаться до меня. «Будь настороже», — словно говорил этот кто-то. Но я решился.

Не прошло и полчаса, был на месте. Я постоял минут пять-десять перед стеклянными дверями магазина, осматривая проходящих мимо людей. Затем зашел внутрь погреться. Прошелся по павильонам, рассеяно рассматривая фантастическое многообразие хохломских изделий. Была небольшая витрина с книгами. Здесь я чуть задержался и, когда мой взгляд остановился на двухтомнике А. К. Толстого, вспомнил, что хотел купить книги этого автора. Я купил двухтомник и, завернув его плотно в пакет, вышел на улицу, решив возвращаться домой. И вот тут мой взгляд встретился с тем незнакомцем. Я узнал его по фигуре и этому распахнутому пальто и синей рубахе. Он шел мне навстречу. Царапнула мысль, что, может, я ошибся, и вот сейчас мы приблизимся друг к другу, но в последний момент разойдемся. И ничего не будет. Разговор с незнакомцем в тамбуре — сон. Нет, это был не сон.

— Евгений, здравствуйте. Я Индиго. Удивлен, что вы так быстро откликнулись.

Не сон.

Я знал его и узнал его голос, а он знал меня.

— Здравствуйте, — неуверенно откликнулся я.

— Хоть я первый заговорил с вами, прошу, задавайте вопросы.

Обращение на «вы» насторожило.

— Хорошо, как вас на самом деле зовут?

— Индиго.

— Ну, это же цвет.

— Мое имя трудно произносимо, но оно связано с цветом. Это как у вас есть фамилии: Белов, Чернов, Карев. Поэтому — Индиго.

Вспыхнула мысль: возможно, он иностранец. Я сосредоточенно осмотрел его. Хотя на иностранца он не походил, но ощущение чужеродного, одновременно отталкивающего и притягивающего было. Индиго словно нес запах этой чужеродности. Запах запутался в складках одежды, и он невидимым шлейфом следовал за ним.

— Хорошо, — продолжил я. — Сможете повторить письмо? — Индиго в точности повторил электронное послание. — Откуда вы знаете о моем сне?

— Это сложный вопрос.

— А мне кажется, он самый простой.

— Это связано с нашей первой встречей.

— С теми шестью словами?

— Да.

— Я думал, мне это приснилось.

— Нет. Это было наяву. И те шесть слов: «никогда не думайте о преодолении пространства» связаны с тем псом из сновидения. Я, если так можно сказать, был знаком с тем псом.

Я только хмыкнул.

— До свидания, — вдруг вымолвил собеседник.

— Э, погодите, мы же еще…

— Мне кажется, вы ни готовы слушать дальше.

— Я готов.

— Давайте, в следующий раз.

Индиго развернулся и пошел прочь. Естественно, я не стал догонять его и пытаться вновь вывести на беседу, ведь она нужна была только ему, а эти слова о преодолении пространства, сон о собаке и тому подобное — не мои проблемы.

«Никогда не разговаривайте с незнакомцами» — вспомнил я совет известного классика. Но Индиго не совсем был незнакомцем. Может, сумасшедший, из психушки сбежал? Да ну, не похож!

Я посмотрел на удаляющуюся фигуру Индиго. Конечно, он приличнее одет, чем остальные прохожие, и этим немного выделялся или, если точнее, отчуждался от остальных. Дело даже было не в ухоженности или лоске, но я вновь поймал себя на мысли, что здесь он чужак. На безумца он не походил. Хотя откуда такие предположения, ведь знаю его пару минут.

Я пресек поток мыслей и направился к автобусной остановке.

Можно подумать, что меня настиг сон. Вновь тот же самый незнакомец говорил со мной, но теперь-то я знал: все случилось наяву. Не было провалов в памяти. Я помнил, как добрался до дома, как вошел в прихожую и закрыл на ключ дверь, будто хотел навсегда отгородиться от реальности. Индиго существовал где-то там, пусть там и остается.

Допустим, рассуждал я, лежа на диване и листая Толстого, Индиго — сон, и встреча у магазина — тоже сон, но даже если так, то это должно насторожить. Один персонаж с неумолимостью рока приходит вновь и вновь и пытается достучаться до меня. Я отбросил глупые мысли. Конечно, не сон.

Чувство безопасности дало трещину, я даже представил, как у основания воображаемой стены появилась ломаная линия, похожая на небольшой ручей с притоками. Мой мир дал трещину.

Я остановил взгляд на какой-то странице и прочитал стихотворение: «Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре». Так, и здесь про реку, и тоже в переносном смысле слова. Я закрыл и отложил книгу. К черту все! Возможно, дальше ничего не будет. Дальше не будет встреч с Индиго. Я потер костяшками пальцев веки, положил книги на стол и, вернувшись на диван, не заметил, как провалился в короткий и фантастический сон.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Я открываю дверь, она поддается туго, я тяну ручку на себя, но все же полностью распахиваю дверь. Что там дальше я не вижу, а, может, и вижу, только не понимаю. Сознание беспомощно шаркает по реальности сна, словно пытается поймать ее, но не удается. Я вижу перед собой пса. Того самого.

— Ты вообще кто такой? Что здесь делаешь? — произношу и не жду ответа.

Но на удивление собака отвечает:

— Слежу за правильностью Научно-технического прогресса. А ты-то как здесь оказался?

— Где здесь?

— На этой планете, — удивляется пес.

— Что? — Я смеюсь. — Вообще-то я здесь родился.

— Поскольку ты этого не помнишь, ты не смеешь утверждать подобного. А свидетельство о рождении и подделать можно.

Собака улыбается. Именно улыбается, не оскаливает зубы, а растягивает рот в улыбке.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Я проснулся и долго смотрел в голубой потолок. Что можно вынести из сна? Ну, сон и сон, нестоящий внимания, но пока лежал те недолгие минуты на диване, мной владело чувство полного одиночества. Не фигуральное выражение — я одинок, не ощущение одиночества, вызванное скукой, а именно заброшенность. Я малое семя, кинутое в холодный космос, и сейчас нет этого города, страны, планеты. Ничего нет. Даже меня. А пульсирующее сознание, кричащее о том, что я мыслю, следовательно, существую — есть иллюзия. Точнее, человеческая привычка. Мы привыкли к телу и считаем его продолжением своего я, даже нестройный хор в голове, который мы идентифицируем как свои мысли, вовсе не мы. Нас нет. Мы — поток. Поток чего? Поток случайностей? Поток пустоты? Пустоты пронзающей мир в мгновение, которое стремится к нулю?

И вдруг этот нерадостный хор мыслей оборвался сам собой. Я вынырнул из тоски небытия и осмотрелся. Все существовало: моя квартира, дом, город, страна. В комнате на столе лежали друг на друге два светло-синих тома с золотым теснением избранных сочинений Алексея Константиновича Толстого. Жил человек и его не стало, а вот мысли остались. Даже странно.

Я сел на диван.

Нет, странным было иное: как совершенно глупый сон о говорящей собаке смог вызвать вихрь пессимистических мыслей?

Ладно, в сторону всё. Сейчас меня должны занимать иные мысли. Сегодня я доложен встретиться со Светой у «Дома Книги». Кстати, и время встречи близко, да еще нужно доехать.

Как я ни старался не думать вообще, то есть бездумно смотреть в окно маршрутки за мелькающими окнами и витринами домов и спешащими пешеходами и авто, мысли потекли. Правда, в ином направлении. Что есть интимность? Для кого-то это слово, окрашенное непристойностью, связано с интимной сферой. А для меня? Конечно, это тайные мысли, но мысли очищенные ото всего приземленного. Я слышал такое выражение: «парение в высших сферах» или «говорить на высокие материи». Вот это и есть интимность. Идеи, касающиеся метафизического мироустройства, смысла жизни, целей, стоящих выше суеты и обыденности.

Мои мысли были похожи на легкие шарики. Я перекатывал их с места на место — так прошло время. Я вышел на нужной остановке и направился к «Дому Книги». Свету я заметил сразу. Одета она была также, только в руках держала спортивную сумку. Судя по всему, она была пустой.

— Привет.

— Привет. Пошли в «Дом Книги». Я тут себе приглядела Рабиндраната Тагора двенадцать томов, — сказал Света так, будто речь шла о новом платье.

Я улыбнулся:

— Пошли. Так вот зачем сумка?

— Ага, верно.

— Что ж, сам бог велел сумку нести мне.

— Но я не бог, — пошутила Света.

Мы вошли внутрь и повернули налево, где находился букинистический отдел. Света сразу пошла к кассе и заговорила с продавцом. Я прошелся взглядом по книжным полкам. Книги были изданы еще в советское время. От них веяло историей. Я наугад взял одну книгу. Полистал. Вернул на полку. Затем следующая книга побывала в моих руках. Я заметил, что цена, проставленная на последней странице простым карандашом, не превышала двенадцать рублей. Самые дешевые экземпляры стоили шесть рублей — тонкая книжечка, но в твердом переплете. Что ж, может, тоже что-нибудь купить? Внимание привлекла книга в ярко-красной обложке — Борис Пильняк «Повесть непогашенной луны». Кроме этой повести в книге были: «Заволочье», «Волга впадает в Каспийское море» и «Жулики».

— Что-то приглядел? — поинтересовалась Света.

Она уже купила Тагора. Я показал книгу.

— Как прочтешь, расскажешь. Пойдем?

— Сейчас расплачусь.

— Пойдем пешком, — сказала Света, когда мы покинули «Дом Книги».

— Тут недалеко?

— Полчаса.

— А ближе жилья не нашлось? Геодезическое предприятие в верхней части города. Это через мост надо переехать, да еще полчаса на автобусе пилить, — поинтересовался я, беря сумку.

— Просто тут проверено уже, чего париться-то.

— Ясно.

— Что-нибудь читал?

— Платонова «Котлован». Заканчивается плохо. Но ты плохие концовки не любишь.

— Я тебе это говорила?

— Да. Я запомнил.

— Дело не в финале, а как написано.

Мы прошли пару минут в молчании.

— Ты купил Пильняка. Почему?

— Во-первых, слышал о нем. Во-вторых, я из него ничего не читал, а тут как раз на глаза попалась книга. И дешево.

— А, я так же. Тагора не читала, но что-то так захотелось.

— Я у Тагора стихи читал в переводе Льва Гумилева.

— Гумилев? А Николай Гумилев?

— Это его отец.

— У Льва, значит, стихи.

— В той книге всего помаленьку — винегрет.

— А я Янку Дягилеву слышал?

Я задумался. Фамилия знакомая. Сразу родилось словосочетание «дягилевские сезоны», но, конечно, Дягилев к Янке никакого отношения не имел. Просто однофамилиц.

— Нет, не слышал.

— «Особый резон», «От большого ума», «Рижская», «Мы по колено», «По трамвайным рельсам», «Гори, гори ясно», «Продано»?

— Знаешь, такое впечатление, что где-то и когда-то эти названия мелькали. Кажется, я даже краем уха слышал, но не могу вспомнить. Хоть Янка Дягилева — слышу впервые.

— А рижский бальзам?

Я рассмеялся:

— Нет, я тебя понял. Рижская это Рижская. Я другое имел в виду. Сами сочетания знакомы, а конкретно: «Особый резон» и, скажем, «От большого ума». Они для меня словно из иной жизни.

— Тогда у тебя есть шанс послушать иную жизнь, — ответила Света.

И мы пошли к ней, точнее к ее подруге, у которой она снимала комнату.

Быть впервые на новом месте всегда неловко, хоть и Светиной знакомой не оказалось в квартире.

Я остановился в прихожей и снял обувь.

— Ты проходи на кухню, — сказала Света. — Я сейчас приду.

Я прошел на кухню и занял место у стола.

Света принесла магнитофон, поставила Янку. Пока разогревался чай, я молча слушал песни. «Особый резон» и «Гори, гори ясно» — слышал я их впервые, но так и не смог избавиться от смутного чувства чего-то знакомого. Об этом и сказал Свете.

— Не исключено, — ответил она, разливая чай. — Возможно, ты и слышал. Однажды. Один раз. Но не знал исполнителя.

Я взял чашку и обнял ее ладонями.

— А ты с расхолодкой пьешь чай? — спросила Света.

— Да.

Она поставила пластиковую бутылку с водой.

— Ты знаешь, Свет. Кажется, я слышал Янку во сне.

— М-м… Это информационное поле, единый банк космических данных — пошутила Света.

— Точно.

Я сделал глоток.

На самом деле я пытался осмыслить услышанное, не смысл текста, этого не стоило делать. Янка рвала нерв, словно в последний раз пела. Все странные и непонятные словосочетания не возможно было понять рассудком. Песню следовало заглатывать целиком и улавливать ощущения. Лезвие холодных мыслей оказывалось бессильным расчленить этот комок пульсирующих нервов.

Опять пытался напрячь память: где и когда я это все-таки слышал? Хотя нигде и никогда. Действительно, смутный сон. Такие сны бывают. Ты идешь куда-то и что-то ищешь, сам не зная что, но находишь. В одном из таинственных закоулков подсознания, как в подвале, темно и неуютно. На ощупь ты обнаруживаешь затертую кассету, вставляешь в кассетоприемник, нажимаешь на кнопку и, как сквозь толщу воды звучит голос Янки: «По перекошенным ртам, продравшим веки кротам…» или «Не догонишь — не поймаешь, не догнал — не воровали…».

— Ведь ее в живых давно нет? — спросил я вдруг.

— Ну, как давно. В 1991 году Янки не стало. Ей было двадцать пять.

— Двадцать пять лет — это мало.

Ту я, конечно, слукавил. Двадцать пять лет это не мало, это катастрофически мало. Что может сделать человек за такой короткий промежуток времени? Некоторые доживают до глубокой старости, не оставив следа на земле. А зачем тогда рождались? Не помню, кто сказал: человек «экзистенцианирует» в реальность, чтобы преодолеть ее экзистенцию. Что это выражение означает, я не знаю.

4

Как бы я мог отреагировать на новое послание от Индиго? Вопрос трудный, он и остался трудным, когда прочел второе письмо этого странного… Человека? Тип — звучало бы презрительно, а я не испытывал призрения к нему.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

«Евгений, мне следует объяснить свое непоследовательное поведение с вами у магазина. Я тогда оборвал разговор. Со стороны, знаю, выглядело как неуважение к собеседнику. Я заранее приношу извинения и желаю объяснить причину. Не хочу пускаться в пространные объяснения в электронном письме. Мне кажется, что проще разрешить всё тет-а-тет.

С уважением,

Индиго».

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Мой ум зацепился, как за спасительную соломинку, за глагол «разрешить». Именно. Я понял, что я испытал, когда первый раз прочитал письмо. Ни злобы, ни ненависти, ни удивления. Второе, более вдумчивое слежение за переплетением слов, выловило роковое — «разрешить». Да, я хотел покончить раз и навсегда с этими встречами. Хотел, чтобы Индиго стал историей. «Разрешить всё». Развязать узел, случайно сплетенный судьбой, ибо, казалось, не могут сойтись в пространстве и времени два таких субъекта как я и он. А если и сойдутся, то разлетятся в стороны подобно двум телам в космосе. Даже столкновения не будет.

Единственно меня беспокоила мысль о говорящем псе из сна. Оставит ли в покое навязчивый сон, когда Индиго исчезнет?

Я поехал по уже знакомому маршруту.

В этот раз ждать пришлось недолго. Минут пять, не больше.

— Здравствуйте, — вновь вежливо начал Индиго.

— Здравствуйте.

— Итак, мое недолжное поведение связано с говорящим псом.

— Хорошо. Извинения приняты, — ответил я сухо. — Кстати, откуда вы знаете о моем сне?

— Скажем так, я был с ним знаком.

— С собакой? — уточнил я.

— Да. С собакой. Или псом. У вас, между прочим, удивительный язык. Два слова обозначают одно и то же.

— Ну, русский язык…

— Национальность здесь не причем. Я говорю, что ваш, а подразумеваю цивилизацию этой планеты.

Я смутно начал догадываться. Догадка, словно вор в ночи, осторожно пробралась в сознание, таща за собой еще одну догадку: он сумасшедший.

— Я понимаю, Евгений, вам нужны точные формулы, и чтобы никакой неопределенности.

— Это верно.

— Тогда так. Вы можете поверить, вы можете не поверить мне, но… — Индиго замолчал, видимо подбирая слова. — На моей планете проводили эксперименты с пространством и временем. В результате экспериментов удалось открыть случайно проход в параллельный мир. Проход, естественно, оказался неустойчивым и неконтролируемым. К счастью, он быстро исчез, но в этот мир проникли две сущности. С одной мы справились, а вот с говорящим псом…

— Погодите, а я здесь причем?

— Евгений, вы и есть тот пес.

— Да бред же! Я могу поверить в то, что вы пришелец, но в то, что я…

И тут Индиго пустился в пространное объяснение своего, как он выразился, неподобающего поведения. Он вновь упомянул о научном эксперименте, добавив, что самостоятельно отправился на поиски говорящего пса. Это было необходимо. Что-то вроде дела чести. Индиго пояснил, что он чувствует след, оставляемый сущностью. След держится долго. И Индиго смог проследить пса до нашей планеты и, выйдя на меня, был удивлен: след присутствовал, но самого пса не оказалось поблизости. У Индиго создалось впечатление, что он все время не успевает, то есть сущность исчезает за мгновение до его появления. Таким было ощущение и при знакомстве со мной в поезде и при второй встрече у магазина, поэтому-то встреча оказалась недолгой. Индиго разочаровался и спросил себя: «Почему я не могу поймать его и узнать о намерениях?» Но, задавшись таким вопрос, его вдруг осенило! Я и есть говорящий пес. Я его перерождение, спустя тысячи лет.

— Поэтому сейчас, разговаривая с вами, чувствую слабый след сущности, — закончил Индиго.

— Но вы же понимаете, что я вам не поверю?

— Конечно.

— И что же вы собираетесь делать?

— Я закончил поиски. Я нашел пса. Больше нет необходимости встречаться с вами. Я почувствовал, что сущность не опасна.

— Я не опасен.

— Можно и так сказать, — задумчиво произнес Индиго. — Все дело в том, что я запомнил след пса, или правильнее сказать — энергетический отпечаток или запах таким, каким он был в первую нашу встречу. Но прошло много лет, след менялся, но что-то осталось неизменным. Назовем это ядром, или сутью. И вот это неизменное и вывело на вас.

— Может, вы ошиблись?

— Двери не ошибаются. Их невозможно обмануть, тем более ключ.

— Какие двери? Послушайте, или мы расстаемся, или вы всё рассказываете.

— Вы правы. Придется рассказать более подробно, а не в двух словах. Но в следующий раз.

— Договорились.

Честно говоря, стала утомлять эта беседа. Впечатление создалось, что мы говорим о разном, причем Индиго пытается докричаться до меня со своей колокольни, но долетают вниз, где стою я, лишь обрывки фраз. Они бессмысленны, их не сложишь в ясные предложения.

Есть распространенная ошибка начинающего автора — писать неподробно. У автора в голове сложилась уже полная картина произведения, он видит ее законченной и логичной. Но начинающий автор показывает читателю только разрозненные куски в хаотичном порядке. Читатель не видит картины целиком, он словно рассматривает авторский мир сквозь замочную скважину. Так и Индиго показал лишь отрывки из своей истории.

— У вас есть вопросы? — вдруг спросил Индиго.

— Странно задавать их вам, не имея полной картины. Вопросов, конечно, море, ну, например… — Я задумался. — Например… Почему сущность живет в форме пса, почему не выбрала другой формы существования?

— Это просто объяснить. Сущность из параллельного мира не может выбирать форму. Жить в чужом теле — да, может, но материальность данного мира продиктовала ей форму пса. Например, вода в невесомости принимает форму шара. Почему?

— Законы физики.

— Правильно. Шар — оптимальная форма существования воды при невесомости. Так и собачий облик стал оптимальным для сущности.

— Ясно. Но возможно такое, что говорящий пес просто вселился в меня? То есть я не есть реинкарнация той сущности, которую вы ищите.

— Исключено. Когда сущность вселяется в тело, разум сопротивляется и аура искажается. Она раздваивается. Я этого не вижу у вас, другими словами, след сущности в вашей ауре для вас родной, он не противоестественен для вас. Может, я путанно объяснил?

— Нет, так-то понятно. То есть вы видите ауру?

— Да. Поэтому я вас легко находил.

Меня подмывало задать какой-нибудь каверзный вопрос, уж больно все гладко пока получается.

— Ну, хорошо. Тогда до встречи. Жду от вас историю.

— Нет, прощайте, Евгений.

— А разве вы не…

— Конечно, расскажу. Я вышлю ее на ваш электронный адрес. Обещаю.

Я был рад, что расстался с ним, но в тоже время слабое чувство тоски разбередило душу. Двойственность. Может, действительно, говорящий пес подал голос. «Да нет, конечно, чушь», — решил я, когда возвращался домой на маршрутке.

И до сих пор, именно до этого момента, когда печатаю эти строки, я не решил, хочу я еще раз встретиться с Индиго, или не хочу? В душе осталась та раздвоенность чувств и мыслей, которую трудно передать словами. Можно сказать, что это сожаление и облегчение, но, кажется, за этим еще что-то прячется.

В последнем письме от Индиго, во вложенном файле которого была история, шло объяснение двойственности. Конечно, он не знал о моих ощущениях, там не говорилось о моей двойственности. Индиго объяснял иное. Он просто сказал, что есть в мире предметы и явления, которые не поддаются «языковой артикуляции». Здравый рассудок диктует нам простое правило: что нельзя выразить, того не существует. Но это не так. Есть, то чего не выразить. И дело не в бедности человеческого языка. Язык богат. Но он приспособлен к материальности этого мира, значит, ограничен в своих возможностях. У него имеется зона, за которую он никогда не выйдет.

Возможно, решил я, мои двойственные ощущения как раз из этой серии. Объяснить до конца, до всей глубины я их не могу, лишь обозначить приблизительно. Это как топтаться недалеко от дома, в который я никогда не попаду, ибо он отделен неприступной пропастью. Я вижу дом. Я могу судить о его размерах, архитектуре, цвете, но ощутить полностью, войти в него — не могу.

Индиго предупредил, что в дневнике встречаются места, где повествование идет от других лиц. Это не домысливание и не фантазия, это было на самом деле. Индиго, если верить его словам, способен смотреть на вселенную с разных точек зрения. То есть не вселяться в чужое тело, а именно смотреть чужими глазами на мир. Конечно, посмотреть чужими глазами, это не риторическая фигура речи.

Способность чужого виденья Индиго приобрел, блуждая по вселенной. Заметил он ее не сразу. Вначале решил, что это игра воображения, но, как оказалось, нет. Пожалуй, мне стоит привести выдержку из его пояснительного вступления.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

«Открывая двери пространства-времени, ты как бы теряешь часть своего я. Ты оставляешь его двери, но взамен тебе дается частичка способности самой двери. Мне, Евгений, трудно передать словами ощущения. Это не описать. Когда находишься всегда внутри измененного состояния сознания, то привыкаешь, для тебя это данность. Ты понимаешь его. Но описать не хватает словарного запаса вашей цивилизации. Я искал хоть какой-нибудь термин, что приближенно объяснил бы тебе мое состояние, и я нашел его в литературной среде. Более-менее он подходит.

Есть произведения, которые пишутся от лица автора, от «всевидящего ока». Авторский фокал. Есть произведения, где повествование ведется от имени одного или нескольких персонажей. И вот если меня представить персонажем моей истории и в тоже время ее автором, потому как я могу смотреть на историю глазами других существ и сущностей, то полифокальность — есть тот термин, найденный мной. Он коряв, не спорю, но другого слова я не смог подобрать, чтобы объяснить свое ощущение размноженности и будто размазанности по вселенной».

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

После этих двух абзацев меня озарила шальная мысль: а что если мир авторского вымысла и мир реальный, в котором живет автор, равнозначны?

Мир вымысла реален, только его реальность живет по своим законам, поэтому он не соприкасается с нашим миром. Ну, мысленно, конечно, соприкасается. Не соприкасается в материалистическом смысле слова. И в тоже время наш мир — это чей-то авторский вымысел, похожий на раскрытую книгу с большим числом страниц. Книга написана или пишется.

И вот тут я незаметно подкрался к выводу, который неприятно удивил: ничего не было, то есть не было Индиго, он плод моего воображения, он герой моей повести, что я пишу сейчас.

Пришлось вернуться в начало дневника. Однако там я не дал однозначного ответа. Там лишь утверждается реальность. То, что я написал в самом начале, оказалось мыслью беспомощно размазанной по тексту. Тогда я отбросил сомнения. Какая мне лично разница был Индиго или он плод фантазии? То, что осталось от него, эти черные буквы на белом фоне, останется при мне. Вместо рефлексии надо дать слово Индиго.

Из воспоминаний Лаца

…Предполагать следовало что угодно, и рассчитывать стоило и на подобный исход. Слежка за существом из параллельного мира кончилась ничем. Хотя угроза ушла, но предчувствие, что дело не завершено, не отпустило. Какое решение примет команда, посмотрим. Экипаж личные вещи Индиго передал мне. Надо, так надо. Я не стал оспаривать. Да и не в настроении я был возражать. Беспокойное чувство продолжало тревожить душу. Оно, будто въелось в кожу, в каждую клеточку организма. И да, я не верю в смерть Индиго. Он жив. По крайней мере, не удалось выстроить прочный фундамент для пессимистического умозаключения.

Итак, сейчас на столе лежит чемодан друга. Хотя стоп, почему друга? Просто хорошего знакомого. У меня не поворачивается язык назвать его так. Странно говорить мне о нем в прошедшем времени. Индиго был замкнутым человеком. Не скажу, что он угрюм, но его странная личность производила впечатление нелюдима. Кто он? Человек невысокого роста, худощавый, с правильными чертами лица. Лицо красиво, но в меру. Без этого приторно-конфетного взгляда и чересчур женственных линий, встречающихся среди представителей нашей цивилизации. Я не поручусь описывать внешность. Как не получилось из меня художника, так и писатель умер во мне. Выходит трафаретно и банально. А если говорить в целом, его внешность неуловима. Да, точно. Это единственное определение, что подходит ему. Он будто специально прятался от прямых взглядов и долгих разговоров.

Я открыл чемодан и обнаружил несколько рубашек и кое-что из нижнего белья. Все сложено в правильные квадраты стопками. Чуть уловимый запах свежести почувствовался в воздухе. В чемодане имеется свободное место. Его занимает пластиковая коробка. В ней предметы личной гигиены. Сверху лежала знакомая часть туалета — темно-синяя рубаха. Индиго часто ее надевал. Я вынул и разложил рубаху на столе. Индиго, кто же ты был на самом деле? Взгляд впился в темно-синий цвет. Я заметил, что все пуговицы застегнуты. Вот так и Индиго. Скользя по жизни, слегка касаясь реальности, он жил с душой, застегнутой на все пуговицы.

На внутренней стороне крышки чемодана есть отделение — большой карман. В нем лежало что-то твердое. Я извлек предмет. Это планшет старой модификации. В запоминающем устройстве сиротливо ютился текстовой файл. Он содержал описание событий, начиная от нашего знакомства и до конца истории. Язык Индиго скуп на эмоции, косноязычен, мало добротных описаний, это больше похоже на отчет, но меня это не удивило, это в его духе. Считаю, о записках должен знать экипаж.

Дневник Индиго

1

Я верю в определенный круг жизненных обстоятельств, в события, которые не случатся ни при каких условиях. Так мелко судить об окружающем мире я мог совсем недавно, доверять философии и жить с ней: всё течет в определенном русле.

Есть основное направление, в толще которого живет мыслящее существо. Ты двигаешься, как хочешь, но оставить движение в русле не в силах. Однако имеется спорный вопрос о роли личности в истории и о том, можно ли выйти из потока. Теперь я не задумываюсь над этим. Если индивид меняется, то уже и другая картина мира. Это сродни мозаики. Выбей, поменяй один кусочек — и общая картина будет прежней. Но вот тут и кроется заблуждение. Фрагмент мозаики другой, но полотно, называемое историей, преобразилось, хоть мы не видим изменений.

В реальности всё сложнее и динамичнее. Любой индивид влияет на ход событий. Разница лишь в силе и в форме воздействия. Воздействие — это поступок, фраза, взгляд. Дневник что-то в этом роде. Он меняет историю. Пускай малую часть, но все ж…

Дневник является попыткой влияния на историю? Да, пусть так, но причины к написанию его у каждого свои. Зачем тратить драгоценные часы? Передать опыт? Или мечта о личном бессмертии толкает людей однажды настучать n-ое количество килобайт? Хобби?

Сейчас передо мной планшет. Старенькая модель, но ее хватает для текстовых редакторов. Люминесцентная лампа льет холодный свет. Тихо в комнате отдыха, есть возможность погрузиться в недавние события.

Все началось с экспедиции в Северный Город. Весь это кавардак вокруг чрезвычайного происшествия затянул нас в вихрь событий. Но я забегаю вперед.

Итак…

Пока учился, подрабатывал. Закончив, устроился на экспедиционное предприятие, где и осел, как думал, надолго. Ну да, человеку свойственно обманываться. Я собирался уходить в другое место, но куда? А пока оправдывал лень, строя воздушные замки, говоря, что работа интересная и платят прилично. Последнее верно, но, если уж начистоту, это не такой весомый стимул в моей ситуации. Каждый день пешком на предприятие и обратно. Полчаса в одну сторону, столько же в другую. Это неплохо для физического здоровья, но никак не для душевного. Монотонность затянула. Мысль о смене работы гнездилась глубоко и дремала, ожидая своего часа. Нужен был лишь толчок. И он случился. Хрупкое равновесие нарушилось не без участия со стороны. Имя человека, подтолкнувшего к переменам — Лац.

В обеденный перерыв нас осталось двое: я и он.

— Пора валить с этой работы, — блекло, будто фиксируя случившееся событие, сказал Лац.

— И куда вы?

— Давай на «ты».

— Давай.

— Думаю, в звездный городок.

Честно сказать, я не зондировал такой вариант. То, что происходило на моей планете последние десять лет, мне было до лампочки. Я не заражен техническим экстазом. Да, «новые виды энергий открывали большие перспективы развития космической отрасли», но как данная фраза для меня холодна и утилитарна, так и строительство звездных городков прошло мимо. Они, как грибы после дождя, вылезали то тут, то там. Недавно была пустыня, и вдруг вырастало поселение. А я только наблюдал, не разделяя энтузиазма «адептов» сего направления. Не видя нравственного нерва в происходящем, а только голую эйфорию, я с равнодушием отмел этот вариант, но почему-то после слов Лаца задумался. Что ж, здравая идея. На общей волне радости, подкрепленной государственным вниманием, это было бы перспективно. Возможно, светил карьерный рост, если подсуетиться.

Уже два года работаю в экспедиционной конторе. Здесь я не рву жилы, делаю свое дело и все. Карьера меня не интересует. Выслуживаться? Нет, увольте. Занял свою нишу, и на том скажите спасибо. Я пригрелся и прижился, посматриваю на остальных. Поглядываю, как они работают, что нового происходит в их жизни, но без зависти и эмоций. Я — наблюдатель, что отгородился стеклянной перегородкой. Создал аквариумные условия для себя и не думаю об отношениях внутри коллектива, ибо они нейтральные и не выходят за рамки профессионального. Это дает преимущества: никто не лезет в твою личную жизнь. Тоже и с начальством.

Но Лац предложил сменить образ жизни. Привыкнув гонять балбеса, я еще раздумывал: согласиться, или ответить, что нам не по пути. Осознавая, что работа в звездном городке будет беспокойной в сравнении с конторской рутиной, я все ж рискнул. Я согласился.

Лац тогда показался более коммуникабельным человеком. Может, ошибаюсь, потому как сужу с высоты своей башни. Иногда я замечал у него холодность в отношении с коллегами. Она была видна в его взгляде, слышна в голосе, но, думаю, это маска, или бог знает, с чем всё это связано. К решению проблем он подходил осторожно, нащупывая каждый вариант. Ему важны доводы и четкие причины. Так и в дружбе соблюдался этот принцип, но я не знал, каковы мотивы выбора Лаца? Почему он предложил впоследствии знакомство мне, а не другому? Вариантом имелось масса. Он никого не отмечал вниманием, и вдруг в поле зрения оказался «новый интересный объект». Кстати, да, его слова. Позже он признался в этом, а я ничуть не обиделся. Странно, конечно, но я не ощущал себя подопытным материалом, или добычей на охоте под его внимательным взглядом. Трудно и сейчас объяснить те чувства. Его холодность и сдержанность не оттолкнули вначале. За маской напускного равнодушия не пряталось клыков хищника.

Но больше мы не обсуждали тему новой работы. Молчаливое согласие возникло между нами. Забегая вперед, скажу, никто не признался, что подал документы на рассмотрение в администрацию, заведующую распределением людей по звездным городкам.

Молчаливо пустив дело по кругу (я отправил на подпись заявление об увольнении), ожидал, вызова от начальника. Ходить без нужды и проявлять инициативу не собирался. В экспедиционной конторе, как и на остальных предприятиях, все подчинено субординации. Не скачи через голову, не ищи обходных путей и будет тебе счастье. Сотрудники согласны: да, волокита, медленно, но так заведено. Традиция. Она, въевшаяся в умы некоторых подчиненных, срабатывала инстинктивно. Были и другие, кто пытался играть иначе, но их воспринимали, как безобидных чудаков, идущих против системы. Так что ходить по кабинетам бессмысленно. Есть нити распоряжений, приказов, бери и умело пользуйся этим. Дерни вовремя за нужную нить.

Так и я не собирался появляться в кабинете начальника. Пускай сам решает: молчаливая резолюция или беседа. Он выбрал последнее.

— Заявление об увольнении по собственному желанию удовлетворено, но с отсрочкой на неделю. Знаешь зачем? — спросил он.

— Да. Еще не нашли человека на мое место.

— Все верно, но… — Он отодвинул в сторону мою бумагу. — Индиго, прежде ты освобождаешься от всех обязанностей, кроме одной — участие в экспедиции. Я предлагаю должность руководителя. На время кампании, конечно. Эта отработка будет твоим последним заданием в конторе. Опыт ты имеешь огромный, да и ничего сложного тебя не ждет. Приедешь в Северный Город с караваном машин, заправишь цистерны топливом и вернешься домой. Теперь же ознакомься вот с этими бумагами. — Из ящика стола начальник вынул папку и передал мне. — Здесь необходимые документы для экспедиции, а также дополнительный договор. Оплата указана. В общем, возьми папку и прочти. Распишешься и вечером занесешь.

Я молча согласился. Семидневная задержка не обременит.

Я вернулся на рабочее место и ближе к концу дня пролистал документы, затем внимательно прочитал договор.

Обратил внимание на состав экспедиции. К сожалению, никого я не знал, кроме Лаца. Даже удивился тому, что он участвует: надо же, какое совпадение. Только что беседовали и снова вместе.

Особо не хотелось ехать, не конкретно в Северный Город, а вообще. Думал, проболтаюсь эти дни в конторе, рассчитаюсь и до свидания. Но раз начальник сказал — сделаю, чего зря нарываться.

Мое участие в экспедиции как тот фрагмент мозаики, меняющий судьбу. Но в тот момент я не сказал бы о предчувствии, о знаке свыше. Ощущения предначертанности не было. Какое там.

А вот сейчас сомневаюсь: не случись экспедиции, все пошло бы иначе.

Судьба всегда рядом, иногда она заявляет о себе, проявляет волю, ставя нас на место. Мы вправе игнорировать ее, говорить, что ее нет, но это ничего не меняет. Мы просто упускаем судьбу из вида, не считаем ее частью своей натуру, и из-за этого имеем искаженную оптику восприятия мироздания.

Я показал Лацу список участников экспедиции.

— Да, я знаю, я участвую, — произнес он, вернув бумагу. — Кстати, Северный Город — знаменитое место.

— Чем оно знаменито?

— Не слышал? Вопросы пространства и времени? Теория квантового луча? Телепортация биологических объектов и не только? М?

Раз звездные городки существовали на периферии моего внимания, так и Северный Город обитал в тех же краях. Слышал, конечно, об изысканиях ученых, как об альтернативном пути: вместо поиска универсальной формы энергии «сверлить» дыры в пространстве и времени. Особые модулирующие генераторы, космические «струны», вариативные поля и прочие термины закружились в мозгу, но были пустым звуком.

Весь мой интерес пока ограничивался экспедицией.

Лац удивился моей инфантильности, сказав возмущенно: «И тебя начальником экспедиции назначили?» Но я с безразличием отнесся к его замечанию. Назначили, значит, назначили. Мы едем не за тем, чтобы узнавать, как продвинулись ученые по альтернативному пути.

2

Еще в пути, когда караван пробирался сквозь ночной мрак, он заговорил со мной осторожно:

— И все же не понял я шефа? Почему он назначил тебя?

— Я исполнителен. Вот и весь секрет. Не дергайся, экспедиция пройдет скучно, как по написанному сценарию. Предчувствий у меня никаких. Да и не верю в это, — ответил я Лацу.

Он посмотрел на меня угрюмо и что-то заговорил о судьбе, о тайных тропах, о подводных течениях, конечно, в аллегорическом значении. Я лишь скептически улыбнулся, напомнив ему, о рациональной составляющей его сознания. Я только закинул сеть наугад, проверяя, что скажет. Он согласился, добавив: «И все же, и все же…». Что скрывалось за этими повторами, не знаю. Возможно, сомнения. Но некогда было колебаться. Я собирался выполнить свою работу и вернуться назад — таков горизонт моих действий на ближайшую пару дней.

Я сказал ему: «Давай спать». Мы, разложив постели, улеглись и выключили свет.

Проснулся я только однажды. Машину слегка потряхивало. Сквозь тихий гул двигателей расслышал беспомощное завывание пустынных волков. Опасаться было нечего, но беседа с Лацем о судьбе, всплыв в сонном мозгу, мигом погрязла в скептическом настроении. Недовольно выдохнув, я перевернулся на другой бок и заснул.

Проснувшись, я заметил, что солнце косым снопом проникло сквозь окно. Машина еще ехала, но я знал, взглянув на часы, что скоро прибудем. Минут через пятнадцать-двадцать фургон замер. Я вышел наружу и, встав в недоумении, уперся взглядом в закрытые ворота. Страха и беспокойства не было. Лишь оцепеневший мозг и ни единой мысли, способной объяснить случившееся, не шевельнулось. Радист сказал, что Северный Город не выходит на связь. Тишина в эфире убила осознание происходящего, будто не со мной это, будто сон продолжился. Жернова его натужно вращаются, а я бездумно слежу за этим движением.

Внешне я остался спокойным, но глаза, кажется, выдали меня. Так не пойдет. Я проклял мысленно тот день, когда решился участвовать в экспедиции.

«Не люблю, — возникла мысль, — не люблю закрытые двери кабинетов, предприятий, общественных мест, ибо кажется, что кто-то в насмешку говорит: простите, но мы вас не ждем». Подумав, я отдал приказ трем человекам грузиться в легкий автомобиль и осмотреть ближайшие ворота. Тратить время на все семь не имело смысла.

Северный Город с наступлением ночи закрывался, так как администрация считала, что дикие животные могут забрести случайно ночью, но теперь мне виделся в этом решении чиновничий перегиб. Поселение не представлялось лакомым куском для фауны. Да и звери всегда избегали шумных мест.

Люди вернулись и доложили: «Ближайшие ворота тоже закрыты, на связь никто не выходил».

Город словно вымер. Будто эпидемия убила жизнь. Она, осенив мегаполис черным крылом ужаса, заставила всех замолчать. Фантазировать можно бесконечно. Ясно одно: вчера вечером город закрыли, все как обычно и вдруг… В растерянности рассматривая неприступные ворота, я произнес: «Придется перелезть через стену. Я пойду один. Если через пять, максимум десять, минут не вернусь, свяжитесь с Южным Городом». Возражений не было.

Перелезая через стену, я вообразил почему-то разрушенные здания, как после массированной бомбежки, но дома стояли нетронутыми, и тишина, давящая на мозг, царила вокруг. Город оказался пустым. Людей на улицах не было. Будто сговорившись, они покинули квартиры, но, странное дело, машины брошены, а уйти из города пешком в пустыню — такое могло придумать только больное воображение.

Спустившись на землю, я огляделся. Часть автомобилей припаркованы на стоянках, обочинах, какие-то брошены посреди дороги. Даже увидел две столкнувшиеся машины, но говорить о панике в мегаполисе я не решился бы. Опять давящая тишина привлекла внимание. Но если люди покинули каменные джунгли, так и должно быть спокойно. Только почудилось что-то неестественное в этой гробовой тишине. Словно урбанистический пейзаж остановился во времени, остекленел. Будто таинственное чудовище хитростью проникло ночью в город и высосало звуки.

Я вышел на связь с экспедицией: «Со мной все в порядке. Возвращаюсь». Заодно проверил контрольно-пропускной пункт, управляющий воротами. Проникнуть в КПП оказалось легко — наблюдательный пост был не заперт. Электричество есть. Я нажал на кнопку. Большие ворота, заскрипев, открылись. Экспедиция вошла в город. Обсудили дальнейшие действия. Биохимик проверил среду. Никаких намеков на отравляющие вещества, опасные вирусы и бактерии. Ничего, что могло угрожать жизни. Такие результаты поставили нас в тупик. Не люблю я загадочность. Связавшись с Южным Городом и сообщив о положении вещей, мы получили ответ:

— У меня есть предложение: уходить. Но будет неправильно кидать дело на половине пути. Если опасности заражения нет, вам лучше проехать в промышленный сектор заправить топливом цистерны, если это возможно, и, не медля, домой. Да, кстати, не забывайте тестировать окружающую среду и на излучения. Если заметите что-то неладное, возвращайтесь. А так, действуйте по обстоятельствам.

Мы не строго соблюдали указания руководства. Иногда отклонялись от маршрута. Все ж любопытство оказывалось сильнее того потаенного страха перед неизвестным. По дороге в промышленный сектор мы пытались найти жителей города или хотя бы признаки их недавнего присутствия. Небольшими группами, заходя в дома, видели то, что когда-то было людьми. В каждой новой находке нас ждал вопрос. В некоторых квартирах пришлось выламывать двери, ибо вход оказывался заваленным сломанной мебелью, но случалось и обратное. Попадались квартиры с сорванными с петель дверями. В забаррикадированных жилищах, полный хаос, все перевернуто вверх дном, на полу угли от костра, вокруг которых валялись скелеты в одеждах. В квартирах без дверей ни мебели, ни предметов домашней обстановки, ни жильцов. В таких местах редко попадались человеческие кости и черепа. Один раз удалось найти целый скелет, но без одежды.

Эта бесстрастная фиксация увиденного не клеилась с тем, что мы испытывали. Конечно, люди молчали, ничего не говорили, но я чувствовал их напряжение и немой вопрос на лицах: «Что здесь произошло?» У меня не было ответа. Я лишь фиксировал в тетради все подряд, каждую мелочь, считая, что, возможно, это пригодится. Хотя в нагромождении фактов, льющихся на бумагу, не видел смысла. Чем больше квартир мы открывали, тем больше появлялось вопросов, ни одна находка не разрешила тайны. «Радиация в норме», «вирусов нет» выдавали приборы, и их нули, словно глаза, удивленно глядели на нас: а что вы хотите? Последние дома мы обследовали без надежды найти нечто, объясняющее произошедшее. Время подошло к полудню. Пора было вспомнить и о цели визита. Осознав свою беспомощность перед загадочным происшествием, я плюнул на все. «Еще одно здание и направляем колону автомобилей в промышленный сектор», — распорядился я.

В одной из квартир мы нашли тетрадь. Явилась мысль о намеренности, словно подкинули эти записи, начинающиеся со слов: «Тьма пришла с заречной части». Точнее, они начинались с других слов, но несколько листов в начале тетради вырваны.

После слов о тьме — сбивчивое повествование, смысл которого в том, что духи явились и всех уничтожили. Кончались записи в сюрреалистическом ключе. Удивительно, но я дословно помню это. Предложения написаны нервной рукой, буквы прыгали, словно человека трясло в лихорадке. То ли он сон описал, то ли галлюцинацию.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

«В голове крутились одни и те же события. С завидным постоянством. Я проснулся от непонятного шума. Что это? Для чего? Вышел из лаборатории. Увидел белый халат незнакомки. Женский силуэт стоял мгновение перед глазами. Но образ ее не внутри меня. Это не воспоминание. Будто происходящее сейчас. Открываю дверь на улицу. И тут нить привычных образов рвется. Совсем другая картина. Словно непрофессиональный монтаж кадров. Не то склеили. Качнуло. Я не удержался и упал медленно в пустоту. Она открылась за входной дверью. Ориентиров нет. Одна кромешная космическая ночь без светил. Но вскоре неведомая сила утянула в бок. Я провалился внутрь серой, подобной вихрю, воронки. Размер ее огромен. Око смерча. Трудно представить его размеры. Но там вверху (око находилось надо мной) увидел свою планету. И так близко. Чересчур близко. Можно дотянуться рукой. Можно захлебнуться от счастья. Но это иллюзия. Я глянул вниз и рассмотрел, что там. Нижняя часть воронки — черный круг. В том мраке обитал кто-то мертвый. Я не мог понять разумом как способно жить уже умершее. Я услышал свое имя. Обернулся на голос и увидел ЕЕ. Это ОНА. У НЕЕ нет имени. Темная тайна сопровождает ЕЕ. ОНА. Это была женщина. Точно. ЕЕ стан очень узок. Я смог разглядеть сущность. Вся фигура незнакомки словно размыта. Контуры нечеткие. Только маска на лице видна хорошо. Она черная. Непроницаемая. Не мог разглядеть глаз в узких прорезях. Я пытался. Но тщетно. Маска казалась зыбкой и подвижной. Тут я понял: у НЕЕ нет лица. Была только маска. Догадка, как лезвие острого ножа, полоснула меня. Глаз нет. Но я почувствовал внимательный взгляд. Он, мертвенно-живой, как у того круга внизу. И я соскользнул вниз. Цепляться за что-то оказалось невозможным. Тогда каким-то чудом я рванул в сторону — вышел из смерча. Меня выбросило. Мои истерзанные члены. Моя уставшая плоть. Мое измочаленное существо в горизонтальном положении. Накрыла темнота. Затем вдалеке мелькнуло пятно света. Смазавшись, оно улетело ввысь. Я лежал на твердой поверхности. Озарение явилось неожиданно: «Я нахожусь в темной прихожей». Прозвучал голос:

— Господин, я же предупреждал быть осторожней. Лампочка перегорела.

Сильные руки схватили меня за плечи и поставили на ноги.

— Ну вот, все в порядке.

Я в упор посмотрел на незнакомца. Это привратник. Его не смутил прямой взгляд. Он улыбнулся и произнес:

— Что же вы опаздываете, вас давно ждут.

Привратник указал на закрытую стеклянную дверь, играющую изнутри желтым светом.

— Где? — спросил я.

— В аду, господин, в аду.

Я подошел к двери и…».

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Далее я прочитал, вроде, «открыл ее», но слова были смазаны. В общем, полное разочарование. А с другой стороны, что я мог ожидать, пролистав до последней страницы? Связанное повествование? В фантастических романах автор раскладывает все по полочкам, ювелирно работая над текстом, и красиво завершая сюжет, а в нашем случае найденные куски головоломки не составляли единой картины.

Я забрал тетрадь. Нам предстояло ехать в заречную часть, где и располагался промышленный сектор, откуда и пришла беда, если полагаться на записки.

3

Северный Город делился рекой когда-то на две равные части, а написал я об этом в прошедшем времени, потому что реки не было.

Мы переезжали мост, и тут шофер остановил машину. «В чем дело?» — спросил я, но ответа не понадобилось. Водитель лишь указал налево, и я увидел вместо привычной водной ряби желтый песок. Колона встала. Я выбрался из автомобиля и подошел к краю моста. Воздух дрожал над высохшим руслом. Раскаленные потоки поднимались вверх и словно языки невидимых чудищ лизали мою кожу. Русло ненадолго представилось мне убитым животным, внутренности которого вывернули наружу. Морок исчез, но тревога раненным зверем затрепетала в душе. Объяснить ее я не смог, ибо не верил в мистику, но мегаполис, казалось, пропах ей так, что дышать невозможно.

Я вернулся в кабину и сказал угрюмо: «Поехали».

В голове сложился план действий. Во-первых, заправить емкости. На связь так никто и не вышел, а приборы дали отрицательные результаты: угрозы жизни и здоровью не было. Значит, цель экспедиции будет выполнена. Я ругнулся мысленно на обе администрации (Северного и Южного Города), на то, что они так и не смогли договориться между собой о прокладке энергопровода. Во-вторых, нужно понять причины исчезновения населения. Поняв их, мы обезопасим себя от непредвиденных угроз.

Во мне укоренилась мысль о техногенной катастрофе, и я захотел обследовать предприятия промышленного сектора.

Связавшись с шефом, я поделился своими соображениями. Он скептически отнесся к моей инициативе, но дал добро.

Итак, мы оказались в промышленном секторе и, разбившись на группы, окунулись в поиски того, чего сами не знали. Я попросил тут же выходить на связь, если они заприметят что-то необычное на их взгляд, пусть это и покажется незначительным. Однако задерживаться особо я не рекомендовал, потому как всего существовало пять крупных промышленных комплексов и тщательное их обследование отняло бы уйму времени.

Сколько же реально длились наши мытарства, не знаю. Даже сейчас затрудняюсь предположить. Казалось, мы вечность проторчали в Северном Городе. Минуты текли — мы не замечали их.

Проверив бегло четыре комплекса, команда явно устала. Люди бросали косые взгляды на меня, но выполняли указания, и радость стала неподдельной, когда подошла очередь последнего комплекса. Мы стояли у проходной, уже собираясь войти, но внимание привлекло движение в конце улицы. Что-то, или точнее кто-то, быстро приблизился к нам. Это пес. Лохматый, некрупный, он остановился рядом с колонной машин, сел, почесал за ухом. Наконец-то, живое существо в умершем городе. Может, оно единственное выжившее.

Собака с любопытством посмотрела на нас. Я запомнил эту лохматую голову, внимательный взгляд. Но дальше случилось то, чего никто не ожидал. Кровь ударила в виски, спина взмокла, и я не поверил своим ушам. Животное заговорило весело и непринужденно:

— А я слышу звук, почуял запахи нездешние, значит, кто-то живой, кто-то есть. Я очень надеялся. Как хорошо. Ожидания мои были не напрасны.

Мне это не показалось забавным. Сейчас печатаю эти строки и улыбаюсь, но в Северном Городе я желал провалиться сквозь землю. Лишь бы он исчез, этот пес. Мысли спутались. Люди молчали. Никто не пошевелился. Я почувствовал мерзкий ручеек, скользнувший между лопаток.

В жизни не раз клялся, что не буду попадать в нелепые и сложные ситуации, что научусь предвидеть, но, скорее всего, по неосмотрительности, или из-за бесшабашности, я умело вляпывался с завидным постоянством. Затем я устраивал разнос себе, успокаивался, проходило время, все забывалось.

Я машинально дотронулся пальцами до лба. Он был в испарине. Есть такое словосочетание: «побледнеть от страха», и я физически ощутил, как кровь отхлынула от лица. Хотел что-то сказать, но губы не слушались.

— Ну, чего не отвечаете? Языки прикусили? — настороженно спросил пес.

— Ты… Говоришь? — дрожащим голосом произнес я.

— Да, а что в этом особенного?

— Просто собаки не говорят.

— Ну, насчет собак не знаю, а я вот болтаю, и это дело обыденное.

Нелепо вышло: группа здоровых мужиков испугалась одной небольшой собаки. Замешательство улетучилось, и мы осознали абсурдность ситуации: испугались пса. Вроде, он настроен к нам дружелюбно. Любопытство завладело мной, но я подбирал каждое слово с осторожностью. Кто знает, что на уме у животного? Скажешь, не подумавши и…

Я с опаской спросил:

— Ты хотя бы понимаешь, что здесь произошло? Куда делись люди?

— А они разве были? — на этот раз был удивлен пес. Он повертел головой, словно искал людей, а затем уставился на меня.

— Да, были.

— Когда я появился, никого не видел, никого не встречал, — ответила собака.

Животное встало и, переступая с ноги на ногу, завертелось на месте. То ли ему не терпелось сказать нечто важное, то ли мой вопрос на него так подействовал.

— А ты откуда взялся? — осторожно спросил я.

— Вон из этой проходной. — Он по-человечески кивнул в сторону комплекса.

— Ты, значит, с предприятия? Ты там родился?

— Появился, — отрезал пес.

Наконец, он успокоился, сел и нетерпеливо забил хвостом по земле.

— А сможешь показать это место? Да, кстати, а как тебя называть?

— Я безымянный. Я пришел в этот мир ногами вперед. Шутка. Так вы хотите видеть место моего появления? — Я кивнул. — К чему же глупые вопросы? Следуйте за мной, я провожу. Кстати, а зачем вам видеть то место?

— Мы считаем, что там скрывается причина всех…

— Да, да, да. Я понимаю. Что-то случилось — и люди исчезли. Но могу заверить, людей не было.

Животное появилось, как божество из машины. Меня не отпускало ощущение надуманности происходящего, словно кто-то посмеялся над моими убеждениями. Прочитать вымышленную историю о встречи с говорящим псом было б забавно, но увидеть и услышать в реальности не хотелось бы.

Мы пошли за собакой. Она бодро перебирала лапами, чувствуя себя словно дома, гнусавила под нос песенку. Мелькнула мысль: «Кто-то разбил разные истории на фрагменты и смешал их, а потом соединил, не заботясь о логике. Говорящий пес, скелеты людей, странный дневник…».

Впервые в Северном Городе мне пришла идея о давлении над нами высшей сущности. Не бога, не вселенского разума, а закона, действующего там, где мы не можем противопоставить ему ничего, ибо не понимаем смыслов. Тогда же я подумал: «Возможно, объективный мир стремится к абсурду, к размытию понятий, к борьбе всех против всех. Но когда-то он минует точку наибольшего хаоса и уйдет, то куда уйдет?»

Шагая по пятам за животным, мы вошли на территорию предприятия. По правую руку находилось вытянутое здание. Подобные сооружения служили для помещений общего пользования, например, для столовой, для комнат отдыха. Следуя за псом, мы обогнули строение, и увидели многоэтажное сооружение.

— Вот этот дом. Все началось здесь, — сказала собака.

Мы подошли к парадному входу и прочитали табличку. Это был научно-производственный корпус, занимающийся опытными работами в области квантовой физики. Пес провел нас дальше. Мелькнула мысль о готовящейся ловушке. Жаль, не разрешалось носить оружие. Но тревога улетучилась, когда экспедиция, пройдя первым этажом, оказалась в подвальном помещении, где находились животные, точнее то, что от них осталось в результате экспериментов. Но что здесь произошло? Чье научное любопытство изуродовало «живой материал» так, что остались скелеты зверей со следами высохшей крови? Еще одна загадка и еще один тупик. Мы обследовали комнаты в поисках ответа. Странно, но никаких журналов и отчетов не нашлось, а вот в одной из клеток нам посчастливилось найти еле дышащее животное. Видимо, рука ученых до него не добралась. Осёл беспомощной тушей лежал среди разбросанных костей и скомканной подстилки.

Я спросил пса:

— Скажи, ты точно не знаешь, что здесь произошло?

— Нет. — Собака зашевелила ушами. — Да меня особо это и не волнует. Меня волнует иное. — Пес повел носом.

— Что тебя волнует?

— Почему я появился в образе собаки, а не в образе… — Пес сосредоточенно посмотрел на меня. — А не в образе человека?

— Я не знаю.

— Ну, это так. Риторический вопрос.

— И все ж, какие эксперименты здесь производили?

— Не в курсе. — Лицо животного насторожило. Оно обладало человеческой мимикой, и сейчас собака недобро прищурила веки.

— Точно не знаешь? — уточнил я.

— Да я же говорю, что ничего не знаю. Вообще я не собираюсь отвечать за людей. Что это за эксперименты, для чего. Они гроша ломанного не стоят. Я так думаю: препарирование дает иллюзию развития, ибо под скальпелем прогресса совершается убийство человечества.

— Ты думаешь, все опыты над животными, и не только эти, бесполезны?

— Да. Не стоит овчинка выделки.

Пес занервничал.

— Ну, а как же, по-твоему, мы узнаем о внутреннем строении организма зверей? — задал я ему вопрос.

— А вы спросили разрешения у нас? Хотим мы быть живым материалом? Спросили? Нифига! Когда режут человека — это преступление, а когда животных — научная необходимость. Может, стоит поставить эксперимент над человеком? Пустить ему кровь в целях научной необходимости?! А? Царёчки природы, что скажите? Какого хера вы имеете права покушаться на нашу жизнь?

— Пес.

— Сам ты…

— Мне только хотелось прояснить ситуацию.

— Угу…

— Может, не стоит сориться?

Но он проигнорировал мой вопрос и сказал:

— Что здесь было, не знаю. Это ваши проблемы, вы и разбирайтесь.

4

Единственную ниточку, которая смогла бы привести нас к разгадке, мы упустили. Пес не шел на контакт, он отмалчивался, а если и говорил, то говорил неохотно, будто оказывая милость. Животное бегало по этажу, нюхало, настороженно застывало на месте, шевелило ушами, словно в предчувствии беды. Я вновь попытался заговорить с ним. Он неопределенно заявил: «Ох, не нравится мне здесь. Воздух плохой. А от чего никак не пойму». И все в таком духе. Может, он знал все-таки, что здесь произошло, но делал вид, что не знает?

Осмотрев помещение, мы увидели на стеллажах различные средства измерения, блоки питания, генераторы высокой частоты, портативные модуляторы. Как работает в отдельности каждый прибор, мы могли бы себе представить, но вот в целом, естественно, терялись в догадках. И все же опять, журналы. На видных местах мы их не находили. В сейфы, конечно, не заглядывали, не наша это прерогатива. Но у меня создалось впечатление, будто специально спрятали все, что как-то касалось произошедшего тут. Даже безобидные паспорта, формуляры и инструкции по эксплуатации на средства измерений отсутствовали. Уж они должны быть. Они-то не секретны. Также попадались на глаза непонятные агрегаты с нанесенными на них рисунками. Понять их смысл мы не смогли. Это как расшифровывать мертвый язык.

Я вспомнил слова Лаца. Да, именно теорию квантового луча, то есть перемещение в параллельную реальность, но тогда мне это показалось фантастикой, пусть и не такой далекой. Я спросил у Лаца об этом. Он пожал плечами и произнес:

— Могу лишь предположить. Опыт им удался, то есть они «просверлили» дырку в параллельную реальность, но, видимо, что-то пошло не так и мы… — Лац развел руками. — Видим результаты опыта.

В итоге, мы решили разбиться на группы и обследовать другие этажи, ограничив время осмотра.

«Когда закончим, — сказал я, — встречаемся в фойе».

Говорящий пес увязался за мной. Теперь он в основном молчал, опять прислушивался и принюхивался, недовольно фыркал. И это меня больше всего раздражало. «Ведь он что-то знает, — настойчиво вертелась мысль, — вредное животное! Сказал бы, да и дело с концом».

Я заговорил с ним:

— Тебя что-то мучает, пес?

— Беспокоит.

— Так расскажи. Легче станет. Я вижу, ты не договариваешь?

— Легче? Легче уже никому не будет. Эта цивилизация катится в бездну, в бездушную и холодную бездну, и чтоб не было так страшно, надо завязать глаза.

— А если без иносказаний?

— Если без иносказаний, то я понял, что здесь не так. Везде пахнет смертью. Весь город пропах ею.

— Значит, люди погибли?

— Они погибли раньше, чем умерли их тела.

Опять эти тайны! Я замолчал. Мне не хотелось продолжать беседу. Честно сказать, я был в отчаянии. Это животное начало действовать на нервы. Не раз я встречал в своей жизни людей, которые, еще не заговорив, вызывали у меня отторжение, ты настораживался, словно ожидая подвоха от незнакомца, хотя он не давал и повода так думать ни действиями, ни словами, ни взглядом. Вот и присутствие пса било по нервам. Я облегченно выдохнул, когда он исчез. А случилось так: вначале животное ляпнуло что-то вроде: «Я по делам» — и шмыгнуло в темный коридор. Я включил фонарь и побежал за ним, но какое там, его и след простыл. Темный коридор вывел меня в электроцех. Обследовав его и ничего необычного не обнаружив, я вернулся на место, где я расстался с псом. Больше мне, да и никому из членов экспедиции он не встречался.

Время прошло бездарно. Поиск ничего не дал. Вся группа собралась в фойе. Я вышел на связь с Южным Городом и рассказал все.

— Значит, говорящий пес и осёл? — зачем-то задал уточняющий вопрос начальник.

— Да.

— Так. Дай подумать. Среди вас есть медик. Как он оценивает состояние осла?

Я, бросив короткий взгляд на Лаца, продолжил разговор:

— Тяжелое, но выживет. Правда, Лац не ветеринар…

— Это я понимаю. Осла нужно доставить в наш город и передать специалистам. Индиго, ты сможешь обеспечить его транспортировку?

— Постараюсь.

— Я уже сообщил о происшествии в Северном Городе куда следует. Когда им будет известно об осле, то они пожелают его заполучить.

— А говорящий пес?

— Мы его упустили. Это наш промах, но я промолчу об этой ошибке. Также передай всем участникам экспедиции мой приказ: никакого говорящего пса не было. Ни слово о нем.

— Ясно.

— Думаю, что собака никуда не денется и рано или поздно комиссия по расследованию найдет животное.

Скажу, забегая вперед, что этого не случилось. Пса так и не обнаружили в Северном Городе.

…

Перечитал напечатанное выше и понял, что животное вызвало тогда противоречивые чувства. С одной стороны, мне хотелось узнать у пса больше, но непонятное отвращение останавливало.

В общем, мы вернулись в свой город. Осла передали медицинской службе. Когда я был на предприятии, начальник попросил зайти.

Я приготовился к неприятному разговору.

Сначала шеф спросил по работе:

— Как обстоит дело с твоими документами? Деньги за экспедицию получил?

— Все в порядке.

— Ну, вот и отлично, а то при такой ситуации…

— О чем вы?

— Сам знаешь.

— Никто не мог предполагать, что такое случится в Северном Городе.

— Я не соглашусь с тобой.

И к чему эти откровения именно сейчас, когда я стою, можно сказать, на пороге и собираюсь уйти? У меня создалось впечатление, что он будто хотел меня предостеречь, но вот от чего? Начальник выражал мысли туманно.

— Ученые, которые занимались опытами с пространством и временем, могли предвидеть такой исход, но почему проигнорировали, не знаю. Теперь у них об этом не спросишь, они все мертвы. Факты, которые будут собраны в результате расследования, не дадут полной картины катастрофы. Я в этом уверен. Чтобы все понять надо дойти до вершины.

Он закончил говорить, и мы попрощались.

Тут нужно сделать необходимое отступление. Устойчивое словосочетание «дойти до вершины» обозначает: «дойти до самой сути». Причем здесь вершина? Корни этого выражения уходят в легенду. Позже я нашел ее электронный вариант в бортовом компьютере космической станции. Мне известно множество интерпретаций легенды. Кто-то из авторов лишь сухо пересказывает древний миф, другие же расцвечивают его всеми красками, позволяя вольности с текстом, но суть истории всегда оставалась неприкосновенной.

Давным-давно жили три брата. Их дома стояли рядом друг с другом, далее простиралось поле, а горизонт скрывал туман, но однажды он рассеялся. Раньше такого не случалось ни разу. На их памяти точно. И вот, спавшая пелена открыла братьям высокую гору. Она вознесла свою вершину так высоко, что та терялась от взора за облаками. Братья заинтересовались горой и решили однажды изучить ее ближе, решили дойти до ее подножия и подняться наверх. И настал этот день. Братья двинулись в путь и очутились, спустя недолгое время, у подножья. Тут молвил старший брат: «Много деревьев здесь с вкусными плодами, и этого хватит нам надолго, если не лениться и собрать их, так что, если вы хотите, то следуйте дальше, а я, пожалуй, останусь собирать плоды». Только два брата стали взбираться на вершину. Путь их был труден. Прошла пара дней, и вышил они на высокогорные луга, и услышали пение ручьев. Воздух чистый, а трава зеленая и сочная, вода вкусная. Тогда молвил средний брат, что держал скот: «Это прекрасное место. Для моих овец корма предостаточно. Я буду сюда их гонять, когда луга нашей земли оскудеют. Послушай, брат, ты, если хочешь, иди дальше, а я останусь здесь и осмотрюсь». И вот, лишь один из троих отправился в путь. Дорога была трудна. Погода испортилась, стало холоднее, но младший брат, проявляя упорство, стремился вверх. Наконец, и его путь был завершен. Холод, искрящийся снег, лед, синее небо — только это и увидел он. Да, он ничего не приобрел. Не было на вершине деревьев с вкусными плодами, не было сочных лугов и хрустальных ручьев — ничего не было, кроме полного знания об этой горе, ведь младший брат дошел до самой ее вершины, до самой ее сути.

Эта сказка давно известна нашей цивилизации. Ученые так и не пришли к единому мнению, какая нация измыслила ее, ибо на разных континентах она будто зародилась одновременно и была знакома каждой народности в разных вариантах. Но три брата всегда присутствовали в повествовании, они поднимались на гору, соблазнялись разными дарами природы, но в итоге только один из них доходил до вершины.

Это был намек со стороны начальника, но я так и не понял его. Где и когда должно случиться со мной то событие, которое условно называется «дойти до вершины»? Ведь шеф об этом говорил?

Я пришел домой, лег на кровать и провалился в сон.

Меня разбудил сигнал видеофона. Я машинально глянул на будильник. Прошел в свою комнату. На экране видеофона горела надпись: «Пожалуйста, примите сообщение». Нажал кнопку. Выплыл лист бумаги, где сообщалось, что моя характеристика рассмотрена, я принят на работу, указан номер договора, который я должен подписать. Внизу листа: «Просьба сохранить данный документ. Он является пропуском в отдел кадров. Ждем вас завтра с утра в административном здании Звездного Городка 5/17».

5

Рассказывать, что было дальше, не имеет смысла. Конечно, на следующий день я, взяв присланный факс, отправился в звездный городок. Узнав, где находится отдел кадров, направился туда. Приняли. Оформили. Знакомая процедура не отложилась в памяти. А дальше пошло теоретическое обучение. На занятиях я не особо стремился с кем-то общаться, даже не испытывал потребности. Машинально приходил в аудиторию, выслушивал лекцию и до свидания, до завтрашнего дня. Молодые парни из подготовительного курса пытались заговорить со мной, чтобы завести дружбу, но я не особо утруждал себя в беседах. В общем, не парился я насчет круга общения. Его нет, и нет проблем. Странно, но я не чувствовал ущербленность или одиночество, будто целый мир наплевал на меня. Я знаю, есть люди, которые не могут жить без общения. Пара часов воздержания от словесных потоков для них иногда страшнее, чем воздержание от вредной пищи. У меня иное: ломки от одиночества никогда не возникало. Больше раздражал словесный понос некоторых людей. Уж простят они меня за такое грубое высказывание. Эти люди говорят много и на разные темы, но в определенный момент ты ловишь себя на мысли, что в голове от их болтовни осталась каша, да и вообще голова раскалывается. Приятнее общаться с людьми немногословными. Они дорожат временем, не разбрасываются по пустякам. Их речь точна и остроумна. Таких людей я встречал. Жаль, что редко.

Так время текло ни шатко, ни валко. Я набирался теории. Сказали о том, что скоро ждет медицинский осмотр. Он и определит возможный круг деятельности. Ближе к концу назначали время экзаменов. Причем каждому свою дату. Сдача группами в звездных городках, как я узнал, не практиковалась. Медосмотр так же старались назначать поодиночке, редко по два-три человека за раз.

Итак, я пришел в медицинскую лабораторию, находящуюся на территории городка. В ней и проводили осмотр. Она оказалась светлой и просторной комнатой. Кругом чистота, белый цвет и специфический медицинский запах. Для кого-то он противен, а мне он навеял приятные воспоминания. Моя бабушка в аптеке работала кассиром, и, чтобы занять маленького мальчика по имени Индиго, персонал аптеки провожал его в таинственные помещения, где и присутствовал этот запах. Почти каждый день меня встречал мир стеклянных колб разных цветов, весов, спиртовых горелок и прочих волшебных предметов. Запах врезался в память. И теперь каждый раз, приходя на обследование (обход по всем врачам почему-то растянули на несколько дней) в звездный городок 5/17, я будто встречался с детством. Я был один в лаборатории, но однажды нас оказалось двое.

Появление «призрака» из прошлого не самое приятное. Всегда возникает ощущение, что кто-то вклинивается в размеренной ход жизни, но в этот раз, как ни странно, оказалось наоборот. Я был рад встрече с «призраком». В кресле отдыхал молодой человек моих лет. Это был Лац. Он посмотрел на меня внимательно. «Надо же, — подумал я, — удивительно, откуда? Игра случая?» Хотя я не верил в случай. Скорее, закономерное стечение обстоятельств.

— Лац! — обрадовался я.

— Индиго? Ты? Вот так да! А я, как ненормальный уставился на тебя. Вот чего не ждал, хотя чего я мелю. Ведь ты тоже…

Действительно, не думая о встрече, можно пройти мимо нее. Не заметить. Порой человек, оказываясь на перекрестке, даже не осознает, что находится на скрещение путей и у него есть выбор пойти по одной из дорог. Я ведь мог и не подать документы в звездный городок, а значит и не встретить знакомого по старой работе.

— Лац, ты как сюда попал?

— После той экспедиции в Северный Город я уехал в Звездный Городок 5/25, но нашего руководителя перевели на другую должность, и мы, как говориться, остались без хозяина. Организовывать нас оказалось некому. О чем думала администрация, не знаю. В итоге нас рассовали по разным звездным городкам. Я оказался здесь. Живу в девяносто втором доме в одиннадцатой квартире.

— А я в восьмом доме в девятнадцатой квартире. Я инженер электрооборудования. Ты кто по специальности?

— Естественно медик. — Лац задумался. — Слушай, а не пройти ли нам вместе стажировку?

— Не против. Но как ты это устроишь?

— Есть вариант.

Появившийся врач прервал разговор. Нас направили по разным кабинетам.

Я, идя к первому специалисту, подумал: «А действительно, как Лац это устроит? Наверно, у него есть знакомые».

Стажировка — обычное дело. Несколько месяцев после обучения ты должен оттрубить на НИКС (Научно-исследовательской космической станции), а дальше как карта ляжет. Я ждал в предвкушении, что предложит Лац. Я даже не задумывался над тем, какое направление выбрать. Инженеры электрооборудования нужны везде, неважно какое направление выбрало НИКС: гуманитарное или техническое. Железо есть везде. Об этих станциях и об их работе не буду распространяться, ибо всему свое время. Думаю, лучше показать на живом примере и не торопить события.

Лаца я больше не видел в поликлинике звездного городка, но однажды он наведался ко мне в общежитие. Я занимал отдельную квартиру в пятиэтажном доме. При желании можно было селиться по двое, но я отказался от такого варианта.

Домофон пропиликал, я подошел к двери и увидел на экране Лаца. Он влетел в прихожую, поприветствовал меня и спросил, где можно поговорить. Мы проследовали в зал.

— Сразу с места в карьер, — начал он. — Вот это. — Он указал на зеленую папку, которую держал в руках. — Это документы и другие важные бумаги. Я думаю, что ты разберешься. Говоря коротко, здесь все необходимое, чтобы попасть тебе на НИКС «Иону». То есть туда, куда и меня направили.

Я взял папку и положил ее на журнальный столик.

— Ну, Лац, рассказывай. Как ты это провернул?