Бесплатный фрагмент - Индейские войны в истории США

Глава I. Восстание индейцев-пуэбло

В 30-х годах XIX века в Мексике наблюдалось стремление одних провинций к независимости от провозглашенной в 1824 году федеративной республики, другие провинции требовали расширения региональных полномочий. В 1835 году независимость от Мексики провозгласил Техас. Соседняя с Техасом провинция Нью-Мексико начала экономически сближаться с Соединенными Штатами.

Возникшим в Мексике хаосом воспользовались американцы, и 30 июня 1846 года бригада войск под командованием полковника Стивена Кирни двинулась из форта Ливенворт * в Нью-Мексико. Два отряда драгун последовали в июле за бригадой и соединились с ней в форте Бент.** Другая бригада, состоящая из полка конных добровольцев из Миссури под командованием полковника Прайса и батальона ополченцев Юты из 500 человек, задержалась до сентября. Оба подразделения не полностью использовали обычный «маршрут Санта-Фе», который вел почти по прямой линии от Индепенденса к мексиканским поселениям, но, дойдя до реки Арканзас, сошли с маршрута и направились вверх по реке к форту Бент. Первая бригада, вторгшаяся в Нью-Мексико, насчитывала 1658 человек, включая шесть рот драгун, две батареи легкой артиллерии с шестнадцатью орудиями, две роты пехоты и полк ополченческой кавалерии.

* Во время массовой миграции жителей и военной экспансии США на запад форт Ливенворт был перевалочным пунктом для тысяч солдат и переселенцев — А.С.

** С 1833 по 1849 год форт Бент был был единственным крупным постоянным поселением белых американцев на маршруте между штатом Миссури и мексиканскими селениями — А.С.

Драгуны и артиллеристы были солдатами регулярных войск, а остальные — неопытными ополченцами. Бригада свободно перемещалась по равнинам Нью-Мексико.

Армихо, мексиканский генерал, а также губернатор провинции Нью-Мексико собрал ополчение из 5000 человек и частично завершил строительство укреплений в каньоне Апач на подходе к городу Санта-Фе. Эта позиция была почти неприступной, но мексиканцы, проявив малодушие, отступили, когда увидели приближающихся американцев.

В Санта-Фе армия Армихо была расформирована, и он бежал на юг, предоставив захватчикам возможность 18 августа мирно и триумфально войти в столицу Нью-Мексико. Пять недель спустя Кирни, получивший к тому времени звание генерала, отправился с 300 драгунами завоевывать Калифорнию. 12 октября указанный выше батальон ополченцев Юты в свою очередь достиг Санта-Фе. Эти ополченцы были недисциплинированными и плохо экипированными. Им разрешили взять с собой в поход семьи, что сильно снизило мобильность подразделения.

Около сотни наиболее неспособных к военной службе мужчин вместе со всеми женщинами батальона (за исключением пяти жен офицеров), были отправлены в селение Пуэбло на реке Арканзас, где они оставались всю зиму. Оставшиеся силы под командованием подполковника Кука 19 октября двинулись в Калифорнию, следуя маршрутом к югу от реки Хила.

14 и 16 декабря отряд полковника Донифана численностью 856 человек направился к мексиканской провинции Чиуауа. Передовой отряд американцев численностью 500 человек встретился в Брасито с отрядом мексиканцев из 1220 человек в и разбил его.

Таким образом, территория Нью-Мексико перешла под власть США.

***

Пуэбло не являлись народом, как это часто бывает, а включают в себя ряд племен, говорящих на шести различных языках. Как следует из названия, это индейцы, живущие в постоянных селениях. Большинство из них были давно обращены испанцами в христианство, и поэтому их иногда называли индейцами-католиками. Этот термин вводил исследователей в заблуждение, поскольку индеец-католик из Нью-Мексико не обязательно был пуэбло, а многие пуэбло не обязательно являлись христианами. В 1840-х годах пуэбло населяли в Нью-Мексико девятнадцать деревень. Восемь деревень располагались в северо-восточной части Аризоны.

О происхождении этих индейцев ничего не известно. Они жили в своих деревнях еще до прибытия в регион испанцев.

По сравнению с цивилизованными народами того времени пуэбло были невежественны и суеверны, но трудолюбивы, честны, трезвы и миролюбивы. Когда их впервые завоевали испанцы, они были низведены до состояния рабства, которое они терпеливо переносили до 1680 года, когда доведенные до крайности настойчивыми попытками навязать им католичество, они восстали и изгнали испанцев. Они сохраняли независимой свою страну в течение тринадцати лет, прежде чем испанцам удалось ее отвоевать. Затем их заставили принять христианскую веру. Во время американского вторжения пуэбло мирно сосуществовали с мексиканским населением и приняли новое правительство с такой же покорностью.

Несмотря на то, с каким безразличием большинство мексиканцев восприняли смену правления, сред и них находились немало возмущенных трусливой сдачей страны. Эти люди поддались на агитацию мексиканского полковника Диего Арчулеты и его соратника Томаса Ортиса, которые начали плести заговоры. Заговорщиков поддержали несколько священников и зажиточных помещиков, а также немалое количество индейцев-пуэбло и часть крестьян-мексиканцев.

Восстание должно было начаться в канун Рождества (24 декабря 1846 года).

За три дня до этой даты заговор был раскрыт американцами. Был арестован бывший офицер мексиканской армии, у которого был обнаружен неполный список заговорщиков. Еще несколько человек, причастных к этому делу, были арестованы, но Арчулета и Ортис бежали на юг и добрались до Мексики. В начале января губернатор Бент издал прокламацию, призванную успокоить людей. Считалось, что благодаря этим мерам восстание будет подавлено, однако заговорщицкая организация даже без лидера была готова взорваться от малейшей искры. Взрыв произошёл 19 января 1847 года.

Рано утром того дня большая толпа пуэбло собралась в Дон-Фернандесе (сейчас это город Таос) и требовала освобождения из тюрьмы трех соотечественников, обвиненных в неоднократном воровстве. Местный шериф, не видя возможности оказать сопротивление, собирался выполнить их требование, когда появился городской префект и запретил ему это делать, одновременно громко прокричав в толпу, что все индейцы — это воры и негодяи. Это была необходимая искра. Индейцы с яростью набросились на префекта, убили его, оторвали ему конечности, изрубили на куски, а затем освободили заключенных.

В суматохе шериф попытался скрыться, но его догнали и убили. Пуэбло поспешили в дом губернатора Бента, который находился в Фернандесе уже несколько дней. Губернатор еще спал, но разбуженный, быстро оценил ситуацию. Он бросился в соседний дом, принадлежавший зажиточному мексиканцу, и попросил помощи; но мексиканец ответил, что губернатор должен умереть, поэтому Бент вернулся в свой дом.

С крыши соседнего дома в открытые окна комнаты полетели стрелы, две из которых ранили американца. Затем индейцы начали ломать крышу дома. Ворвавшись в дом, пуэбло убили губернатора, сняли с него скальп, который прибили к доске медными гвоздями, и торжественно понесли доску по улицам.

Пуэбло решили уничтожить в городе всех американцев. Рядовой солдат Джеймс Лил находился здесь в отпуске; индейцы ворвались в занимаемый им дом, схватили его, раздели догола и повели по улицам, дюйм за дюймом втыкая в его тело стрелы. Затем дикари использовали американца в качестве мишени и, развлекаясь, стреляли ему в лицо. Сняв с него скальп, пуэбло оставили солдата корчиться в агонии, пока они искали других жертв. Через несколько часов после начала своей дьявольской работы они вернулись и завершили ее, расстреляв Джеймса стрелами. Его тело выбросили на съедение свиньям.

В этот день были убиты еще несколько американцев и мексиканцев (которых по одежде приняли за белых). Из всех белых удалось спастись только одному, который вовремя сумел ускакать на муле из города в Санта-Фе и сообщить о резне.

Восстание было в полном разгаре. Во все стороны были отправлены гонцы, призывающие жителей Нью-Мексики восстать против американцев.

Вечером того же дня восемь американцев были схвачены, ограблены и расстреляны повстанцами на дороге около города Мора с населением около 2000 человек, расположенного примерно в 120 километрах к востоку от Санта-Фе. В тот же день на реке Колорадо были убиты два американца, а вскоре после этого было совершено несколько нападений на пастбища, пастухи убиты, а скот уведен. Эти злодеяния были совершены не пуэбло, а мексиканцами.

В двадцати километрах от Таоса американец Саймон Терли построил мельницу и винокурню. Эти постройки вместе с конюшнями и надворными постройками были окружены квадратным загоном для скота.

19 января один из его работников, приезжавший по делам в Санта-Фе, во весь опор подскакал к мельнице и сообщил, что индейцы восстали и убили губернатора Бента и других белых, а затем поскакал дальше. Через короткое время на мельнице, помимо Терли, собрались восемь белых мужчин, в основном, охотники. Ворота загона были закрыты, и началась подготовка к обороне

Через несколько часов появилась большая толпа пуэбло и мексиканцев, вооруженных ружьями, луками и копьями, которые, приблизившись под белым флагом, потребовали сдачи мельницы. Они заявили Терли, что сохранят ему жизнь, как зарекомендовавшему себя другом индейцев, но остальные американцы должны умереть. Восставшие хвастались; что они убили губернатора и всех американцев в Фернандесе, и ни одного из них не оставят в живых в Нью-Мексико. Терли не колебался ни секунды. Его ответ был:

«Я никогда не сдам свой дом и своих людей. Если они вам нужны, вы должны их взять».

Враги отступили, чтобы посовещался несколько минут, а затем начали атаку. Под прикрытием камней и кустов, которые в изобилии росли вокруг загона, они вели непрерывный, но безрезультатный огонь по строениям. Защитники заблокировали окна главного дома, оставив только бойницы, и метко стреляли в каждого показывавшегося нападавшего. В течение дня несколько нападавших были убиты. Наступившая ночь не принесла существенных изменений в положении осажденных. Они не тратили боеприпасы в темноте, а провели ночь, укрепляя оборону дома.

Первоначально атакующих было около сотни человек, но толпа постоянно росла. Ночью они изредка стреляли по верхней части дома; большие группы индейцев заняли конюшни и хозяйственные постройки. Один отряд добрался до сарая, примыкавшего к главному зданию, и попытался проникнуть внутрь, проломив стену, но прочность бревен выдержала все их усилия. Когда наступило утро, эта группа все еще оставалась в сарае, который, однако, оказался непригодным в качестве пункта атаки. Поняв, что с этой позиции они не смогут причинить вред осажденным, индейцы пробежали через открытое пространство к конюшням, и некоторым удалось сделать это, прежде чем люди на мельнице заметили их. Следующим, кто попытался пересечь границу, был вождь пуэбло. Он упал замертво в центре открытого пространства. Один индеец тут же выскочил и попытался втащить его тело внутрь. Раздался выстрел, индеец подпрыгнул в воздух и упал на тело своего вождя. Затем последовал второй, третий, но их постигла та же участь.

Затем к месту происшествия бросились трое индейцев. Они схватили труп вождя за голову и ноги и подняли его, когда из бойниц вырвались три клубка синего дыма, и к ужасной куче добавилось еще три тела. Тогда по мельнице был открыт массированный огонь. До этого момента никто из белых не пострадал, но этот ливень из пуль убил двоих. Еще один из оборонявшихся был ранен в поясницу и испытывал сильные муки. Его перенесли и положили на кучу зерна, которая оказалась самой мягкой подстилкой, которую только можно было найти. Затем перестрелка на время утихла.

В середине дня нападавшие, все больше озлобляясь от своих безуспешных попыток, возобновили стрельбу. В ответ ружья американских охотников несли смерть каждому индейцу или мексиканцу, который подвергал себя опасности, высовываясь из укрытий. Но боеприпасы у белых заканчивались, и, что еще хуже, противнику удалось поджечь мельницу, но оборонявшимся удалось потушить пламя. Пока они были заняты тушением, индейцы и мексиканцы ворвались в загон и начали копьями убивать свиней и овец, которые в панике метались по загону, мешая нападавшим приблизиться к дому. Как только пламя погасло в одном месте, оно вспыхнуло в другом. Число нападавших постоянно росло. Было очевидно, что долго защитникам не продержаться, поэтому они решили сражаться до ночи, а затем каждый будет пытаться спастись, как сможет. В сумерках двое мужчин подбежали к калитке, ведущей в сад, где находились несколько мексиканцев. Эти двое выбежали и начали одновременно стрелять в мексиканцев из ружей. В возникшей неразберихе один из них бросился под забор и оттуда увидел, как его товарища застрелили. Оставшийся в живых лежал неподвижно под забором, пока совсем не стемнело, а затем сумел пробраться в горы. Он шел день и ночь, и ему наконец удалось добраться до укрепленного дома белого торговца.

Терли также сумел незаметно выбраться и уйти в горы. Там он встретил мексиканца, с которым долгие годы поддерживал дружеские отношения. Мексиканец был верхом. Терли предложил ему свои золотые часы в обмен на лошадь; но, хотя неказистая лошадка не стоила и трети этой суммы, он получил отказ. Более того, мексиканец поспешил на мельницу и сообщил о встрече с белым. Большая группа нападавших бросилась к месту, где произошла встреча; преследователи выследил Терли и убили его. Еще одному мужчине удалось бежать и благополучно добраться до Санта-Фе. Остальные шесть погибли на мельнице.

Известие об убийствах на мельнице в Фернандесе было доставлено полковнику Прайсу 20 января, и в тот же день его солдаты перехватили нескольких посланников, отправленных повстанцами в Рио-Абахо, у которых были обнаружены письма, в которых подробно излагались их планы. Прайс немедленно отправил приказ майору Эдмонсону выступить из Альбукерке со своим полком конных добровольцев, набранных в Миссури, и гарнизоном Санта-Фе. Капитану Бергвину, находившемуся в том же месте с двумя ротами драгун, было приказано оставить одну роту в Санта-Фе и присоединиться к Прайсу с другой. Феликс Сент-Врейн, помощник губернатора Бента, сформировал отряд конных добровольцев, к которому присоединились торговцы, клерки, возницы и шахтеры, всего пятьдесят человек. Не дожидаясь войск из Альбукерке, Прайс 23 января двинулся на Фернандес с 353 пехотинцами, четырьмя 12-фунтовыми гаубицами и ротой Сен-Врейна. На следующий день они встретили 1500 повстанцев на реке Рио-Гранде к югу от Альбукерке, которые, по-видимому, жаждали боя, но короткая канонада и дружная штыковая атака обратили их в бегство. Отряд пуэбло предпринял попытку уничтожить задержавшийся в пути армейский обоз, но отряд капитана Сент-Врейна отбил их. Потери американцев — 2 убитых и 7 раненых; Повстанцы оставили на поле боя тридцать шесть убитых.

28 января к Прайсу присоединился капитан Бергвин с пехотной ротой и эскадроном кавалерии, а также взвод лейтенанта Уилсона с 6-фунтовым орудием.

На следующий день стало известно, что противник численностью 650 человек расположился в каньоне у города Эмбудо. Поскольку путь через каньон был непроходим для артиллерии и повозок, для вытеснения индейцев и мексиканцев был отправлен отряд из 180 человек под командованием капитана Бургвина, включающий добровольцев Сен-Врейна. Этот отряд обнаружил противника, закрепившегося по обеим сторонам узкого каньона, укрывшегося в прилегающих рощах и за огромными валунами. Однако, при первых же залпах спешившихся кавалеристов, мексиканцы и пуэбло бежали. Потери американцев — 1 человек убит и 1 ранен.

Той ночью отряд занял Эмбудо и 31 января присоединился к основным силам в Трампасе. Отряд американцев потерял одного солдата убитым, и один ополченец был ранен. Повстанцы по приблизительным оценкам потеряли двадцать человек убитыми и шестьдесят ранеными.

Отряд двинулся вверх к Фернандесу, заняв его без какого-либо сопротивления, а во второй половине дня 3 февраля вышел к старой испанской крепости Пуэбло-де-Таос в окрестностях Фернандеса, где укрылся противник. Крепость была полностью окружена глинобитными стенами и крепкими кольями. Это ограждение имело почти прямоугольную форму, около 250 метров в длину и 200 метров в ширину. В северо-восточном и юго-восточном углах располагались два больших дома, возвышавшиеся подобно пирамидам на высоту семи-восьми этажей и способные вместить несколько сотен человек каждый. В северо-западном углу находилась большая глинобитная церковь, примыкавшая к загону для скота. Между каждым из этих зданий и стенами был оставлен открытый проход. На территории также имелось несколько небольших построек. Внешняя стена и стены зданий имели бойницы для стрельбы из ружей.

Американский отряд остановился перед этой старой твердыней. Жители жестами и криками издевались над американцами с крыш своих домов или с любопытством смотрели через узкие окна на врага, который, по их мнению, выглядел беспомощно.

Артиллерия была снята с передков и в течение двух с половиной часов стреляла по западной стороне церкви, но без видимого эффекта. По истечении этого времени, поскольку люди страдали от холода, а фургон с боеприпасами так и не прибыл, американцы отступили на ночь в Фернандес. Тем временем полковник Прайс, прибывший с основными силами, тщательно осмотрел крепость и определился с планом атаки.

Индейцы-пуэбло, стоявшие на крышах домов, приняли отступление за бегство и, оскорбительными жестами и криками призывали американцев наступать, если они хотят быть убитыми. Приглашение было принято рано утром следующего дня, крепость была окружена. Капитан Бергвин с драгунами и двумя гаубицами расположился на западной стороне, напротив церкви. Капитаны Слак и Сент-Врен с конными ополченцами были размещены на восточной стороне, чтобы не допустить побега беглецов в горы.

Основные силы американцев находились на северной стороне с двумя гаубицами и 6-фунтовой пушкой. Батареи открыли огонь по крепости в девять часов утра и продолжали стрелять до одиннадцати. Не имея возможности пробить стены с помощью пушек, войска атаковали с северной и западной сторон.

Много индейцев прятались за толстыми стенами церкви, поэтому несколько отрядов американцев подошли к церкви и, взобравшись по грубой лестнице наверх, подожгли ее крышу. Артиллерия тем временем обстреливала внутренние строения крепости картечью и снарядами. Солдаты ломами проделывали дыры в глиняных стенах других строений и бросали туда гранаты. Индейцы и мексиканцы вели по ним беспорядочный огонь из церкви и с бастионов. Капитан Бергвин с лейтенантами Макилвейном, Ройаллом и Лэклендом забрались в загон перед церковью и попытались взломать ее дверь.

В этом месте капитан получил пулевое ранение, от которого он скончался 9 февраля. Офицеры, последовавшие за Бергвином, обнаружили, что их усилия бесплодны, и отступили за стену. В половине четвертого дня 6-фунтовая пушка приблизилась к церкви на расстояние в шестьдесят метров и десятью выстрелами пробила брешь в стене. В эту брешь послали три заряда картечи и один снаряд, после чего в брешь бросился штурмовой отряд под прикрытием густого дыма, заполнившего церковь. Индейцы и мексиканцы бежали, и американцы заняли церковь без сопротивления. Сразу же была предпринята еще одна атака с северной стороны, после чего мятежники полностью оставили западную часть крепости. Одни укрылись в двух больших домах, а другие попытались бежать в горы на востоке. Именно там их поджидали ополченцы. Более пятидесяти беглецов были убиты, и только нескольким удалось спастись.

Среди убитых был Хесус де Тафойя, один из лидеров повстанцев, на котором были пальто и рубашка губернатора Бента.

Американцы потеряли двух человек убитыми и шесть ранеными.

Когда наступила ночь, войска тихо двинулись вперед и заняли заброшенные строения индейцев. Утром индейцы, мужчины и женщины, неся белые флаги, распятия и иконы, пришли к полковнику Прайсу и на коленях умоляли о пощаде. Они потеряли около 150 убитыми, не считая раненых. Он удовлетворил их просьбу при условии, что они выдадут главных преступников.

Четырнадцать мятежников были обвинены в убийстве губернатора Бента и предстали перед судом в Фернандесе. Все они были осуждены и закончили жизнь на виселице.

Отряд полковника Прайса вернулся в Санта-Фе. С тех пор в регионе воцарился мир.

Глава II. Одиссея семьи Оутман

Место действия — юго-запад Аризоны в середине XIX века.

В нескольких следующих абзацах приведу текст, составленный мной на основании нескольких описаний первых исследователей-американцев побывавших на юго-западе США.

Территория сильно отличается от земель восточных штатов. В направлении Калифорнийского залива местность на протяжении многих миль представляет собой сухую, бесплодную и пустынную местность, где нет никакой растительности, кроме кактусов. Чуть дальше располагаются хребты гранитных гор, еще более пустынные, чем равнины, поскольку на их склонах нет ни растительности, ни почвы, способной поддерживать растительность. Еще дальше появляется больше растительности, но во многих местах это коричневый ковер сухой травы, мертвый на вид. В этой стране не хватает воды. Рек практически нет, за исключением Колорадо и Хилы, причем последняя местами пересыхает. Их долины, окаймленные ивами и тополями, образуют приятный контраст с плоскогорьями. Основным источником воды для местных жителей являются естественные водоемы, которые встречаются в скалах или в пластах глины. Есть также несколько источников, которые образуют небольшие озера, но в очень засушливые сезоны они пересыхают, и индейцам приходится докапываться до воды и собирать ее по капле.

В XIX веке этот регион населяли несколько туземных народов. К югу от реки Хила обитали племена пима, марикопа и папаго. Все они отличались дружелюбием и поддерживали хорошие отношения со своими мексиканскими соседями. Пима и марикопа жили в долине реки Хила, занимая полосу долины длиной около тридцати километров и шириной около семи километров. Эти два племени поддерживали друг с другом тесные дружеские отношения, хотя и говорили на разных языках и сохраняли полную независимость. Они жили в деревнях и занимались сельским хозяйством. Их поля, которые орошались прокопанными каналами из реки Хила, давали хорошие урожаи пшеницы, кукурузы, дынь и хлопка. Из хлопка они ткали превосходные одеяла, и это ремесло было у них развито еще до вторжения испанцев в их страну. Несмотря на мирный характер, эти люди — храбрые воины, и они часто побеждали апачей, чем обеспечили себе спокойную жизнь, не омрачаемую набегами этого «бедствия пустыни».

Папаго жилит к югу от них и, по сути, являлись просто частью народа пима, отличающуюся только тем, что приняли христианство. Название «папаго» на языке пима означает «крещеный».

Еще один народ — кокопа, по обычаям был сходен с перечисленными ранее племенами. Это была небольшая группа, насчитывавшая всего около полутора тысяч человек, которая жила вдоль реки Колорадо, чуть выше по течению от впадения реки в Калифорнийский залив. Они также занимались сельским хозяйством.

Упомянутые ранее три народа одеты «вполне прилично», но кокопа не предъявляли больших претензий к одежде. Мужчины носили легкую набедренную повязку, а женщины — два маленьких передника из коры, один спереди, другой сзади. Кокопа и марикопа изначально были частями народа юма, но отделились от него.

Все эти племена были врагами племен реки Колорадо, живущих выше впадения в нее реки Хила, и апачей.

В начале 1850-х годов Аризоны еще не было. Территория к югу от реки Хила до 30 декабря 1853 года принадлежала Мексике, а территория к северу от реки Хила была частью территории Нью-Мексико. Территория Аризоны была отделена от Нью-Мексико только в 1863 году, а северо-западная часть территории, тогда входивший в Нью-Мексико, впоследствии была передана Неваде. В 1850—51 годах регион все еще находился в том же состоянии, в котором он находился на протяжении всего прошлого столетия. Племена к северу от реки Хила находились в своем изначальном состоянии. Они не приобретали оружия и не заразились пороками и болезнями цивилизации. Они даже не приобрели навыки опытных наездников и не научились владеть копьем, как их родственники, жившие немного восточнее. Они по-прежнему наслаждались независимостью и абсолютной дикостью. Страна была почти полностью неизвестна белым. Немногим эмигрантам, пробивавшимся в Калифорнию, пришлось в плане информации, помощи и защиты полагаться главным образом на мексиканцев. На реке Колорадо, в устье реки Хила, располагался небольшой лагерь переселенцев под названием Юма. Впоследствии в том же месте был основан форт Юма.

В 1849 году на западе штата Иллинойс у местных жителей возникла идея основать поселение далеко на западе континента. Среди тех, кто решил присоединиться к этой партии, был Ройс Оутман, сорокалетний мужчина, когда-то в детстве уже живший на западных территориях. Долгое время он был успешным торговцем в Иллинойсе, но, как и многие другие, разорился, скупив на большую сумму акции «диких банков», разорившихся во время финансового краха 1842 года. Постигшая его болезнь потребовала смены климата, и он присоединился к партии, планировавшей создать колонию на дальнем юго-западе. Оутмана сопровождала семья, состоящая из жены и семерых детей. Партия переселенцев, насчитывавшая около восьмидесяти человек, собралась в Индепенденсе (обычной отправной точке почти всех маршрутов на запад в штате Миссури) и 10 августа 1850 года отправилась в долгое путешествие. Через неделю пути выяснилось, что партия не является единым коллективом, а разделена на фракции по религиозным убеждениям. К тому времени, как колония достигла перевала Санта-Фе (не путать с городом Санта-Фе), разногласия стали настолько ожесточенными, что группа разделилась. Большая часть пошла по северному маршруту. Меньший отряд, состоящий из двадцати человек на восьми фургонах двинулся на запад к верхнему течению реки Рио-Гранде. Путешественники прошли на юг вдоль правого берега реки Рио-Гранде, а затем повернули на запад.

Маленький обоз медленно полз по горам и равнинам, через каньоны и долины в Мексику, к истокам реки Хила. Следовать вдоль реки не позволяла каменистая местность, по которой было невозможно провезти фургоны; пришлось повернуть на юго-запад, по уже проложенному предшественниками маршруту в селение Тусон. К концу 1850 года переселенцы добрались до Тусона. Там они остановились на месяц. Мексиканцы приняли их любезно и предложили остаться. Слава американского оружия была столь велика, а конфликт мексиканцев с апачами был столь продолжительным, что американские поселенцы на этой территории были везде желанными. Часть отряда решила остановиться как минимум на год и отдохнуть. Семьи Оутмана и еще две семьи (Уайлдера и Келли) решили продолжить путь. Три семьи двинулись дальше через пустыню протяженностью в 150 километров — территорию сухой, твердой, каменистой земли со скудными зарослями кактусов, отделяющую Тусон от деревень индейцев-пима. Там не было колодцев, и у путешественников почти не было возможности добыть воду. В этом пустынном регионе им начали угрожать апачи, и каждую ночь американцам приходилось выставлять охранника. 16 февраля 1851 года, почти полностью изнуренные, путешественники добрались до деревень индейцев-пима. Но оставалось пройти еще 300 километров, чтобы добраться до лагеря Юма, о существовании которого переселенцы знали.

Они оставались в деревнях индейцев пима и марикопа до 11 марта, а затем Оутманы (по неизвестным причинам) двинулись дальше в одиночку. Лоренцо Оутман (сын Ройса Оутмана) позже утверждал, что Уайлдер и Келли решили остаться и попытаться организовать торговлю с индейцами, в то время как его отец считал, что в случае задержки их ждет голод или смерть от рук индейцев. Торговля, видимо, не задалась, и через десять дней Уайлдер и Келли последовали за Оутманами.

Путники направились на северо-запад к реке Марикопа-Веллс, а затем несколько дней шли вдоль реки Хила.

Из скотины у Оутманов остались лишь четыре вола, которые с трудом тащили два фургона.

На этом участке маршрута их догнал географ-путешественник доктор Ле Конте, который, не останавливаясь проследовал дальше, но обещал прислать из Юмы помощь.

Ле Конте быстро двигался по маршруту и через сутки обогнал Оутманов почти на сорок километров. На рассвете, готовясь к очередному дневному походу, Ле Конте с удивлением увидел, как в его лагерь вошли двенадцать апачей. Он и проводник схватили оружие и приготовились к нападению, но индейцы заявили о мирных намерениях и пытались отвлечь внимание белых. Через некоторое время апачи ушли, и Ле Конте обнаружил, что их лошади, оставленные в долине пастись, были угнаны. Доктор приказал своему проводнику отправиться в лагерь Юма за лошадьми, а сам остался охранять грузы. Проводник вскоре ушел, и доктор вспомнил об Оутманах и своем обещании. Он повесил на видном месте на дереве у дороги лист бумаги, на котором сообщил о своем несчастье, и пообещал немедленно отправиться в Юму за помощью, как только проводник приведет лошадей. Семья Оутманов так и не дошла до этого места.

Вечером 18 апреля они были в 180 километрах к востоку от Юмы. Они попытались переправиться через Хилу, но река была бурной. После упорной борьбы им удалось достичь небольшого песчаного островка, гребень которого чуть возвышался над водой. Наступила темнота. Животные вязли в грязи и не могли сдвинуть фургоны с места. Путники решили разбить лагерь на ночь на острове. Ночь выдалась холодной, и порывы ветра временами гнали волны, которые почти заливали остров. Оутманы развели костер и поужинали скудной едой. Никто из них не мог уснуть.

Прошла тревожная ночь. С первыми лучами солнца путешественники приготовились покинуть свой лагерь. Они добрались до противоположного берега и приготовились подняться на пологий холм, возвышавшийся примерно на 60 метров над равниной.

Вверх по этому склону Оутманы толкали фургоны, помогая волам, но попытка не удалась. Пришлось один фургон оставить внизу, а в другой впрячь четырех волов. К вечеру первый фургон удалось поднять на возвышенное плато.

Когда солнце село, Оутман с волами вернулся обратно к другой повозке, которая осталась внизу, и ее также удалось поднять наверх.

Старший сын Лоренцо, помогавший отцу, взглянул на дорогу через равнину и, к своему ужасу, увидел группу индейцев, неторопливо приближающихся к ним.

К Оутманам приблизились два десятка индейцев. Они были голыми, за исключением маленьких набедренных повязок. Как вспоминал Лоренцо, их лица были грязными, а волосы растрепанными. У каждого был лук, стрелы и дубинка.

Оутман жестом пригласил их сесть и заговорил с ними по-испански. Некоторые из них понимали этот язык и отвечали ему пылкими заверениями в дружбе. Они попросили табак и трубку, чтобы выкурить в знак дружбы. Оутман передал им трубку. Затем они попросили что-нибудь поесть. Оутман сказал, что у него почти ничего нет; что если он даст им продукты, то он оставит без еды своих детей. К этому времени дикари уже оценили, что имеют дело с крайне напуганным человеком и знали, что не встретят серьезного сопротивления. Те, кто пожил некоторое время на «диком Западе», усвоили, что индеец презирает человека, который его боится, и избегает раздражать человека, который ведет себя уверенно. Оутман, хотя и прожил в детстве некоторое время на территориях, которые можно считать «западными», все-таки здесь был неискушенным новичком.

Индейцы проигнорировали его оправдания и стали требовать еду более настойчиво, вскоре перейдя на яростные крики. Оутман взял немного хлеба из повозки и отдал им, сказав, что таким образом он обрекает свою семью на голодную смерть. Они съели и потребовали еще, но он отказал. Затем дикари собрались в сторону и стали совещаться на своем языке, в то время как семья спешила упаковать вещи. Мистер Оутман и Лоренцо грузили мешки и ящики в задней части фургона. Миссис Оутман была внутри и расставляла их. Как вспоминал Лоренцо, Оливия и ее старшая сестра Люси находились на стороне, которая была ближе к индейцам, и приводили в порядок часть имущества. Мэри Энн, семилетняя девочка, сидела на камне в стороне. Остальные дети находились по другую сторону фургона.

Внезапно индейцы с дубинками бросились на семью. Оутмана повалили на землю, и его череп был проломлен многочисленными ударами. Лоренцо получил удар по затылку, от которого упал на колени, а затем еще один, от которого он потерял сознание. Миссис Оутман выскочила из повозки и прижала к груди своего младшего ребенка, мальчика лет двух. Дикари набросились на нее и убили вместе с дитем. Также убили Люси, долго избивая дубинками, в результате чего ее тело было изуродовано до неузнаваемости (о чем позже рассказывала Оливия). Самая маленькая девочка, которой не было и четырех лет, также была убита одним ударом. Ройс, ее брат, пал последним из погибших.

Двоих других детей, Оливию и Мэри, дикари оставили в живых.

Начался грабеж. Индейцы сорвали брезент с фургонов, взломали ящики и обыскали одежду убитых, забрав то, что им понравилось, а остальное разбросали по земле. Когда они подошли к Лоренцо, он подал некоторые признаки жизни. Они сняли с него шляпу и обувь. Двое из них схватили его за ноги, потащили к краю оврага и сбросили вниз. Он упал с шестиметровой высоты и в течение некоторого времени не осознавал происходящее и не мог двигаться. Он услышал крики своих братьев и сестер и отчаянный крик матери. Он чувствовал, что индейцы обыскивают его, и понял, что они волокут его по земле, после чего сознание покинуло его. Лоренцо очнулся ночью при лунном свете и понял, что лежит в овраге, ощутив, на лице засохшую кровь из ушей и из носа.

Его единственной мыслью было убраться подальше от этого ужасного места. Он сумел выползти из оврага и затем пополз вниз по склону к реке. Обмыв раны мутной водой реки Хила и попив, он почувствовал некоторое облегчение. Лоренцо сумел подняться на ноги и побрел в сторону далекой Юмы, подсознательно надеясь, что на этом, хоть и редко посещаемом фургонами маршруте он может встретить помощь.

Ночью он с трудом отбился палкой и камнями от стаи койотов, трусливых шакалов, которые осмелились напасть только потому, что чувствовали слабость потенциальной жертвы. Лоренцо боялся упасть и заснуть, чтобы не быть сожранным. Утром он увидел двух индейцев-пима, которые при виде странного существа натянули луки, но когда он заговорил, подошли к нему. Индейцы расстелили под деревом свои одеяла, устроив некоторое подобие кровати, принесли ему тыкву с водой и кусок хлеба, испеченного в золе, — все, что у них было. Индейцы ушли, сказав Лоренцо оставаться на месте, пока они не приведут дополнительную помощь, чтобы отнести раненого в свою деревню.

Лоренцо проспал до вечера. Проснувшись, он испугался, что двое индейцев могут оказаться врагами. Ужасная трагедия, произошедшая несколько часов назад, заставила его с недоверием отнестись к мрачным лицам краснокожих. Он покинул каньон и продолжил идти всю ночь и до середины утра. На вершине холма, откуда открывался вид на извилистую долину реки, он забрался под куст и проспал два-три часа. Проснувшись, он почувствовал себя совершенно измученным от голода и боли. У него было желание поспать подольше, но он поборол себя. Пока Лоренцо лежал там, размышляя о своей безнадежной ситуации, глядя вниз на долину, он увидел какое-то движение, но был уверен, что это индейцы. В течение часа, мучаясь от напряжения, он наблюдал за движущимися к нему точками, напрягая до предела свои воспаленные глаза, и наконец, различил, что это были повозки. Его охватила радость, но он потерял сознание. Когда он пришел в себя, фургоны Уайлдеров и Келли стояли рядом с ним, а Роберт Келли склонился над ним. Через несколько минут он уже был в окружении друзей и закончил свой утомительный путь миской с хлебом и молоком.

Услышав его историю, обе семьи повернули обратно в деревни индейцев пима, чтобы ждать подкрепления от других обозов, идущих в том же направлении. Двое мужчин отправились на место убийства и забросали останки жертв камнями, чтобы защитить их от волков. Через две недели прибыли шесть белых американцев, направлявшихся в лагерь Юма, и вместе с ними в путь отправились две семьи. За Лоренцо, который уже немного оправился от своих страданий, в Юме ухаживал доктор Хьюитт, который провел хирургическую операцию и оставался с раненым до тех пор, пока его здоровье более-менее не восстановилось.

Пока Лоренцо брел и полз по направлению к Юме, его сестер Оливию и Мэри индейцы гнали через пустыню к северу от реки Хила. Индейцы отняли у девочек шляпы и обувь, идти босыми по острым камням было невыносимо. Через несколько часов Мэри легла на землю и отказалась идти дальше. Удары и угрозы на нее не действовали. Наконец один из индейцев перекинул ее через плечо, и путь продолжился. Через пару часов страдания девочек облегчили, обмотав их ноги кусками кожи.

Как выяснилось позже, похитителями были индейцы народа тонто — дикари на крайне низком уровне развития. Название «тонто» было дано этому народу мексиканцами, что означало «глупый» или «безумный». Белые девочки стали в этом племени рабынями, истязаемыми всеми подряд, без исключения. Это, а также постоянный тяжелый труд, приходилось переносить при самом скудном питании.

Поздней осенью 1851 года (через полгода после пленения) группа индейцев-мохаве во главе с вождем посетила деревню с торговыми целями, и зашел разговор о покупке пленников. Вопрос о продаже обсуждался в течение нескольких часов, но на следующее утро после прибытия мохаве тонто решили принять предложенную цену, которая включала двух лошадей, три одеяла, немного овощей и немного бус. Девочкам предстоял еще один долгий и утомительный путь, но трудности перехода разделили все женщины отряда. Например, дочь вождя прошла весь путь пешком, неся на себе рулон одеял, которыми она каждую ночь делилась с пленницами, в то время лошади везли вождя и воинов. Одиннадцать дней они шли по скалистым горам и пыльным пустыням, пока не достигли долины Мохаве на реке Колорадо.

Здесь жили новые владельцы белых рабынь. Как хозяева они были гораздо мягче тонто. Казалось, у них не было дикого обычая — пытать ради удовольствия наслаждаться болью истязаемого. Они жили в грубых, но вполне добротных хижинах, построенных из неошкуренных бревен, а рядом с ними располагались круглые деревянные амбары, в которых хранились съестные припасы. Мохаве выращивали пшеницу, кукурузу, дыни и овощи. Девочкам пришлось работать столько же, сколько и прежде, но они стали лучше питаться и их меньше били.

Лето 1853 года принесло индейцам неурожай, и девочки с тревогой ждали приближающейся зимы, опасаясь неминуемого голода. Мохаве по уровню развития мало отличались от первобытных тонто. Они ходили почти обнаженными, используя в качестве одежды только набедренные повязки из грубой ткани. Женщины носили юбки из той же ткани. Лошадей мохаве почти не имели и использовали их только как транспорт во время длительных путешествий. Не будучи умелыми наездниками, в отличие от апачей, они не охотились на бизонов, так как не владели навыками использования лошадей для такой охоты. Преследовать пугливых бизонов без лошадей было бессмысленно. Рыбу ловить мохаве тоже не умели. Поэтому они были вынуждены полагаться только на продукты сельского хозяйства и во время неурожаев голодали.

Мэри быстро слабела из-за тяжелого труда и недостатка пищи. Поскольку голод становился все более неизбежным, часть индейцев отправилась в другие районы в поисках возможности купить продукты у более зажиточных соседей. Мэри попыталась пойти с ними, но не выдержала и вернулась. Оставшиеся в деревне индейцы обеспечил себя сносным запасом продовольствия, но вскоре он истощился. Индейцы были в таком отчаянии, что в них восторжествовал дикий эгоизм. Каждый обеспечивал себя исключительно сам и ел все, что мог добыть. Они оставляли своих ближайших родственников голодать, а затем сотрясали воздух унылым воем, который по их обычаям предшествовал неминуемой смерти.

Мэри стала совсем беспомощной, а индейцы не давали ей есть, и некоторые из них предлагали убить ее. Муки голода для девочек были невыносимы, а силы таяли. Оливия еще могла держаться на ногах, в то время как Мэри стремительно приближалась к смерти.

Среди индейцев умирали родственники, но на них никто не обращал внимания. Мертвых просто волокли подальше от деревни и бросали на съедение койотам, хотя раньше покойников сжигали на кострах.

Мэри умерла, Оливии разрешили похоронить ее.

Оливия все же пережила голод. Следующий год был урожайным, но он принес ей новые муки. Когда урожай обеспечил мохаве продовольствием, они вздумали совершить поход против индейцев-кокопа. Отряд воинов пешком отправился «на войну». Оливии сообщили, что в случае, если кто-либо из воинов будет убит, ее принесут в жертву, в соответствии с их обычаем, который требует, чтобы воин, павший в бою, был снабжен рабом в стране духов. В течение полутора месяцев военный отряд отсутствовал, и все это время Оливия мучилась от постоянных мыслей о смерти. Казалось маловероятным, что весь отряд вернется без потерь.

Как позже выяснилось, мохаве, вооруженные только луками и дубинками, были неприятно озадачены, узнав, что у некоторых воинов-кокопов появилось огнестрельное оркжие (однако, это в основном были устаревшие мушкеты, купленные у мексиканцев). Боясь ружей, мохаве бродили по территориям противника, опасаясь приближаться к селениям и даже не помышляя об атаках. После трех недель подобных бесцельных блужданий отряд решил вернуться домой.

Однажды, собирая коренья, Оливия увидела гонца, идущего в деревню.

Какие вести он принес? Она не знала, что делать. На мгновение она подумала о бегстве, но отказалась от этой возможности как от безнадежной. Она молча сидела во время начавшегося совета племени, который в соответствии с местными правилами приличия был необходим перед тем, как новость будет оглашена. Наконец посланник заговорил, сильно приукрасив рассказ о событиях. Вскоре вернулись воины, голодные и без ожидаемых трофеев. Они привели только пять женщин, случайно захваченных во время блужданий по чужим территориям. Тем не менее, отряд был встречен с триумфом, как одержавший великую победу. Ни один мохаве из трусливо скитавшихся вокруг деревень индейцев-кокопов, не был убит. Таким образом, смерть миновала белую девушку.

Вскоре после этого Оливии пришлось стать свидетельницей шокирующего зрелища. Все плененные кокопа были молодыми девушками, за исключением одной — женщины лет тридцати. Прожив в деревне мохаве неделю, она ночью сбежала. Она шла только по ночам и добралась до реки Колорадо, но через несколько дней ее обнаружил воин-юма, которому она рассказала свою историю. Он привел ее в свою деревню, а затем его соплеменники вернули женщину мохаве, как того требовали межлеменные отношения. Дикари придумали для нее казнь, которую видели на библейских картинках, однажды показанных им миссионерами-иезуитами. Ее подняли над землей на поперечную балку и прибили ее руки грубыми деревянными колышками. Аналогичные колышки были вбиты ей в ноги. Ее голова была привязана к вертикальной жерди веревками из коры, утыканными шипами. Затем к этому «распятию» привели остальных пленниц и Оливию, дав им понять, что беглянкам будет уготована та же участь. Несчастная прожила два часа, а мохаве тем временем танцевали вокруг нее, стреляли в нее стрелами и прижигали ее тело горящими головнями. После смерти ее сняли с «распятия» и сожгли на погребальном костре.

После этого Оливия отказалась от всякой мысли о побеге. Она продолжала жить обычной жизнью. Голод 1853 года подтолкнул мохаве к мысли о необходимости большей осторожности при посадке растений, и теперь они больше не страдали от нехватки продовольствия. В феврале 1856 года она узнала, что в деревню прибыл индеец племени юма с посланием из американского форта, требующим ее освобождения.

***

Когда Лоренцо Оутман добрался до лагеря Юма, его история привлекла сочувствие многих офицеров и солдат, которые хотели попытаться спасти его сестер, но гарнизон вскоре должен был передислоцироваться, и времени на длительные поиски не было. Командир подразделения, полковник Хайнцельман, смог только отправить небольшой отряд под командованием капитана Дэвиса и лейтенанта Моури, но им не удалось найти пленниц. Через месяц гарнизон переехал в Сан-Диего, за исключением дюжины солдат, которые остались охранять паром через реку Хила. Вскоре этих солдат прогнали индейцы-юма, которые удерживали контроль над паромной переправой в течение нескольких месяцев.

Полковника Хайнцельмана направили навести порядок среди племен юма, которые стали чрезмерно агрессивными по отношению к американцам. Выполнение этой задачи заняло больше года. Лоренцо с доктором отправился в Сан-Франциско где оставался в течение почти трех лет, не получив никакой помощи в поисках сестер. В октябре 1854 года он отправился в Лос-Анджелес, где присоединился к группе золотоискателей направлявшихся к реке Колорадо. Эта группа работала рядом с местом, где произошло нападение на семью Оутманов, но никаких результатов в поисках сестер Лоренцо не добился. В декабре того же года он искал их в Южной Калифорнии, но безуспешно. Затем он обратился в газеты, с помощью которых ему удалось в некоторой степени пробудить сочувствие общественности и узнать, что его сестра находится в плену у мохаве. После этого он подготовил петицию губернатору Калифорнии Джонсону с просьбой о помощи, которую подписали многие жители округа Лос-Анджелес. Губернатор ответил, что у него нет полномочий удовлетворять эту просьбу, и в начале февраля 1856 года направил петицию в Департамент по делам индейцев.

С 1853 года в Юме (преобразованной из перевалочного лагеря переселенцев в форт) работал плотник по фамилии Гринелл. Он проявил живой интерес к пропаже двух девочек и пытался узнать хоть какие-то детали у проходящих через форт путников и индейцев. В январе 1856 года к нему в палатку пришел знакомый индеец-юма, которого белые именовали Франциско.

«Карпинтеро (плотник), почему ты так часто спрашиваешь о двух американках среди индейцев?» — спросил индеец.

Гриннелл сообщил ему, что белые знают о существовании девушек в плену и, несомненно, начнут войну с индейцами, если те не вернут пленниц. Предъявив индейцу номер газеты «Los Angeles Star», Гриннелл сделал вид, что переводит вслух статью, якобы сообщавшую о том, что готовится большая армия, которая уничтожит мохаве и все племена, которые помогали им укрывать пленниц. Индеец был явно впечатлен. Гринелл отвел его к подполковнику Берку, командовавшему фортом Юма. Франциско сообщил, что в живых осталась только одна девушка, а затем попросил:

«Дай мне четыре одеяла и немного бус, и я приведу ее всего через двадцать дней».

Берк не поверил индейцу, но Гринелл попросил отдать дикарю то, что тот желал получить, и обещал подполковнику расплатиться. Товары были доставлены, и индеец ушел.

Прибытие Франциско вызвало немало волнений в деревне мохаве. Был созван совет, и Оливию спрятали в отдаленной части долины. Франциско требовал ее освобождения, угрожая карательным рейдом аррми США, но мохаве чувствовали себя недосягаемыми в отдаленной и дикой местности. Индейцы прогнали Франсиско и запретили ему возвращаться под страхом пыток. Он переправился через реку, но не отказался от своей цели. Всю ночь он убеждал вождя и воинов племени юма на противоположном берегу помочь в освобождении девушки, пугая индейцев карой со стороны армии США. Утром этот вождь переправился на другой берег и вступил в переговоры с мохаве. Вождь-юма угрожал вождю-мохаве войной, и яростно убеждал последнего, что юма уже подвергались карательному рейду американцев за захват паромной переправы через реку Хила, и убедились, что армия белых сильнее всех племен вместе взятых. Поэтому, чтобы не подвергать уничтожению свое племя и племя мохаве, надо выдать девушку. Франциско, отважившийся вернуться в деревню мохаве под защитой своего вождя вытащил лист бумаги, на котором было написано:

«Франциско, индеец племени юма, предъявитель этого документа, отправляется в страну мохаве, чтобы заполучить там белую женщину по имени Оливия. Желательно, чтобы она пришла в форт или прислала записку, сообщив причины, по которым она не желает приходить.

Мартин Берк, подполковник, комендант форта Юма. 27 января 1856 года».

Никто не мог прочитать бумагу. На следующий день привели Оливию, которую она, отвыкшая от своего языка, с некоторым трудом прочитала, но не сообщила дикарям истинное содержание записки.

Мохаве хотели узнать, что было в этом письме. Оливия сказала, что американцы непременно пошлют армию, чтобы уничтожить их, если они не отпустят ее с Франциско. Ночь тянулась в ожесточенных дебатах; мохаве предлагали убить девушку, а коменданту форта сообщить, что она уже давно умерла. Утром позвали Франциско и Оливию, и мохаве с нескрываемой неохотой сообщили, что решили дать пленнице свободу.

Оливия, Франциско и два его брата запаслись провизией и двинулись в путь. Их сопровождала дочь вождя-мохаве, которая отправилась в форт, чтобы получить подарки от коменданта, которые Франсиско обещал ее отцу. Вождь отправил с дочерью одну из немногих лошадей племени, рассчитывая получить так много подарков, что без лошади их будет невозможно доставить.

Прошли обещанные индейцем двадцать дней, но никаких известий от Франциско не поступило, тем не менее, Гринелл терпеливо ждал. Он стал предметом насмешек со стороны своих товарищей, которые считали, что Франциско умело обманул его, получив подарки от коменданта. Через пару дней появились три индейца-юма и объявили, что Франциско скоро придет. На вопрос, идет ли с ним девушка, они ответить не могли или по каким-то причинам не стали отвечать.

Вечером люди в форте заметили трех индийцев и двух женщин, приближающихся к парому на противоположной стороне реки.

Оливия, которая не хотела входить в форт в своем скудном платье из коры, была снабжена одеждой одной из офицерских жен и вскоре была представлена командиру форта под бурные аплодисменты. Мужчины кричали «ура», загрохотали пушки, а собравшиеся юма, охваченные всеобщей радостью, издавали пронзительные крики. Еще через несколько дней Лоренцо вручили экземпляр газеты «Los Angeles Star», содержащий краткое сообщение о возвращении Оливии. Он сел на лошадь и поспешил в редакцию. Статья была достоверной. После десяти дней пути на предоставленном редакцией газеты небольшом пароходе, а затем через пустыню Колорадо брат и сестра встретились.

Лоренцо и Оливия вернулись в Лос-Анджелес, а затем отправились в Южный Орегон, где поселились у своего кузена. Получил ли подарки вождь-мохаве, отправивший за ними свою дочь — неизвестно. Франциско получил медаль от губернатора, и это побудило одно из племен юма сделать его вождем. Он стал очень высокомерен в своем новом положении, но оставался дружелюбным к белым. В 1857 году юма и мохаве решили предпринять экспедицию против индейцев-марикопа и сожгли одну из их деревень, убив женщин и детей. Марикопа в союзе с дружественными им племенами навязали захватчикам сражение, в котором из 75 воинов-юма живыми остались только трое, среди погибших был вождь Франциско. Мохаве потеряли почти 150 воинов и были вскоре переселены в резервацию на реке Колорадо. Тонто из-за межплеменных войн и болезней сократились в численности до 700 человек и были переселены в резервацию в Аризоне.

***

Предыдущий текст этой главы был составлен путем обобщения информаций из нескольких американских источников второй половины XIX века. В аннотациях к подобным книгам нередко писалось примерно следующее:

«Автор пытается отделить исторические факты от сенсационной фантастики и подтвердить проблемы, которые на протяжении многих лет создавали индейские племена. Книга считается отличным ресурсом для историков и студентов».

Авторы этих книг и статей наверняка были знакомы с содержанием лекций о пережитых годах следи индейцев, которые Оливия Оутман читала в разных городах США после возвращения в цивилизованный мир; на основании рассказанного этой женщиной они и опубликовали свои работы. Других источников информации, кроме рассказов Оливии, а также некоторых воспоминаний Лоренцо о путешествии семьи из Иллинойса в Аризону, просто не могло быть.

Затем интерес общественности к судьбе Оливии Оутман угас, и о ней практически перестали писать, а если появлялись отдельные публикации, то они, скорее всего, содержали более критическую оценку произошедшего.

Однако, остается много вопросов, касающихся реальных событий во время пребывания Оливии Оутман в плену у индейцев. Многое из того, что на самом деле произошло во время ее жизни среди краснокожих, остается неизвестным.

Тем не менее, сообщаю то немногое, что мне удалось выяснить.

Во-первых, немного о персонажах, упоминаемых в этой главе. Оливия Оутман (1837 — 1903), попала в плен в возрасте 14 лет; Лоренцо был на год старше ее; Мэри Оутман во время пленения было 7 лет.

Существует мнение, что под названием «тонто», используемым авторами XIX века подразумевается племя явапаи, которых белые поселенцы часто путали с апачами. Явапаи в то время жили на территории примерно в 310 км к юго-востоку от современного Лас-Вегаса и в 190 км к северо-востоку от Юмы. Сама Оливия позже заявила, что ее похитителями были «тонто-апачи».

На плохое обращение «тонто» с белыми пленницами обратили внимание две дочери вождя мохаве по имени Иратоба, прибывшего к «тонто» со своими людьми и семьей с целью торговать. Дочери вождя уговорили отца выкупить пленниц, что и было сделано. Оливия в своих воспоминаниях неоднократно выражала благодарность этим двум индеанкам. Похоже, для нее пребывание в племени мохаве не было тягостным. По крайней мере, она не пыталась дать знать о себе группам белых американцев, неоднократно проезжавших на фургонах в Юму через эту местность. Позже она (возможно в целях саморекламы и из желания подогреть интерес публики к книгам о себе и к своим лекциям) встретилась с вождем Иратобой и в присутствии свидетелей разговаривала с ним, вспоминая годы пребывания в его деревне.

Антропологи обратили внимание, что на подбородке и на руках Оливии были нанесены татуировки, как у всех женщин племени. Рабыням татуировки не наносились. Этот факт говорит о том, что Оливия не находилась в положении рабыни, а была принята в племя на равных правах с остальными.

В 1854 году группа топографов производила съемку местности с целью выяснить пригодность территории для прокладки железнодорожной линии через пустыню Мохаве в Лос Анжелес. Американцы провели почти неделю рядом с Оливией, но она избегала встречи с ними. Возможно она считала, что все ее родственники (включая брата Лоренцо) погибли, и ей с сестрой нет необходимости возвращаться к полной забот, нищей и бездомной жизни, которую она познала в последние годы перед пленением.

Мэри умерла от голода в 1855 или в 1856 году.