Бесплатный фрагмент - Индейские войны в истории США

Глава I. Военные конфликты в Русской Америке (Алеутские острова)

Русские были первыми, кто 21 августа 1732 года увидели Аляску с борта бота «Святой Гавриил». Высадка на берег не производилась. Геодезист Михаил Гвоздев только нанес на карту мыс на восточном берегу Берингова пролива (позже назван мысом Принца Уэльского). C 1745 по 1790 год происходило освоение русскими промышленниками * Алеутских островов. Не все проходило гладко и мирные отношения с туземцами удавалось поддерживать не всегда. В 1758 году промышленник Савва Шевырин с одиннадцатью людьми высадился на остров Атка, и все русские стали жертвами агрессии алеутов. Есть сведения, что алеуты отомстили группе Шевырина за то, что прошлой зимой пострадали, будучи обмануты русскими во время торговли шкурами морских животных. Более того, русские почти везде притесняли робких островитян.

* В XVI — XIX веках в России промышленниками называли охотников на пушного зверя, которые совершали далекие походы для добычи пушнины. На Дальнем Востоке и на Аляске этот термин постепенно стал применяться к людям, возглавлявшим охотничьи партии, а также к купцам, которые скупали меха у туземцев — А.С.

В январе 1762 года промышленники Голодов и Пушкарев (прибывшие ранее с Камчатки на корабле «Гавриил») с отрядом из двадцати охотников отправились на поиски провизии на местных байдарах * и высадились на одном их Алеутских островов. Промышленники решили ограбить одно из становищ островитян, забирая меха и шкуры морских животных. Такие бесчинства возмутили туземцев, и они толпой напали на грабителей. Голодова и ещё одного русского убили, также ранив еще троих. Вскоре после этого на русский лагерь на острове было совершено нападение, четыре человека были убиты, столько же ранено, а хижины сожжены дотла.

* Байдара (не путать с байдаркой) — большая открытая промысловая и транспортная лодка у северных народов Восточной Сибири и Аляски. Каркас байдары делался их дерева или китовых ребер, скрепленных вместе китовым усом. Обшивка изготавливалась из шкур моржей или тюленей, сшиваемых вмести жилами морских животных, а затем обмазываемых жиром для водонепроницаемости. Большая байдара могла вместить до 30 человек, но обычно вместимость таких лодок не превышала 15 человек — А.С.

В мае казак Лобашков и один из промышленников отправились купаться в горячем источнике, расположенном примерно в пяти верстах от моря, и были убиты местными жителями. В ответ русские казнили семерых островитян.

Островитяне напали на русский лагерь, но были рассеяны огнем их мушкетов, понеся потери.

Покидая Алеутские острова и направляясь на Камчатку, команда Пушкарева взяла на борт «Гавриила» двадцать пять молодых островитянок. Когда с корабля заметили побережье Камчатки, на берег отправили лодку с шестью мужчинами и четырнадцатью девушками. Последним приказали собирать ягоды для экипажа. Двое из них сбежали и заблудились в горах, а во время возвращения лодки на корабль одна из них была убита русскими. В порыве отчаяния оставшиеся в лодке девушки бросились в море и утонули. Чтобы избавиться от свидетелей такого преступления, Пушкарев приказал выбросить за борт всех оставшихся островитян, за исключением двоих (одного мальчика и мужчины, используемого в качестве переводчика).

В конце 1763 года промышленник Алексей Дружинин решил зазимовать на острове Уналашка, куда он направил свое небольшое судно, высадил на берег большинство людей и, следуя давно установившемуся правилу, разделил высадившихся на три отряда (так можно было получить лучшие результаты на охоте и в добыче пропитания).

Дружинин отправил Петра Шекалева с девятью людьми на маленький остров Иналук, расположенный примерно в тридцати верстах от корабля. Ещё один отряд из одиннадцати человек под командованием Михаила Худякова был направлен в залив Калехтак (на восточтой части острова Уналашка), а третий отряд из девяти человек под командованием Ефима Кошигина остался в гавани рядом с кораблем. Сам Дружинин с небольшой командой остался на корабле, отдав якорь недалеко от берега.

Казак Степан Корелин, который впоследствии остался единственным выжившим, рассказал о событиях той ужасной зимы.

Иналукская группа, построила хижину в непосредственной близости от стойбища местных жителей, насчитывавшего около двадцати человек. Отношения между промышленниками и местными жителями, по-видимому, были вполне дружелюбными, и до начала декабря никаких проблем не возникало. 4 декабря группа из пяти человек пошла проверить ловушки на песцов. В это же время Шекалев с оставшимися товарищами зашли в стойбище, чтобы просто по-соседски навестить островитян. Когда русские приблизились к убогим хижинам алеутов, они тут же подверглись нападению и двое из посетителей были дубинками опрокинуты на землю, а затем островитяне выхватили ножи, которые недавно купили у людей Шекалева.

У казака по фамилии Шевырин был с собой топор, и когда разгоряченные дикари бросились к нему, он так хорошо воспользовался своим оружием, что ему удалось вернуться в русскую зимовку живым, хотя и тяжело раненным. Другие двое, Брагин и Корелин сразу же начали стрелять по алеутам из своих мушкетов.

Казака Коковина быстро окружили, повалили на землю и нанесли несколько ран ножами и копьями (к счастью Коковина спасла толстая шуба, и раны были неопасными). Степан Корелин, вооруженный огромным ножом-тесаком, ранил двоих островитян, обратил других дикарей в бегство и спас своего раненого товарища. Однако, Шекалев был убит.

За этим нападением последовала четырёхдневная осада. Огнестрельное оружие русских предотвратило атаку противника, но выходить из хижины даже на минуту в поисках воды или еды было небезопасно. Вдобавок к опасениям русских, дикари выставили на обозрение одежду и оружие их товарищей, которые отправились проверить капканы. Под покровом ночи русские спустили на воду лодку и поплыли в залив Калехтак, где рассчитывали найти Худякова и его отряд. Местные жители наблюдали за их бегством, но не пытались преследовать.

Добравшись до острова, четверо выживших русских произвели несколько выстрелов, с целью привлечь внимание своих товарищей, но не получив ответа, остались у лодки. Выстрелы, однако, привлекли толпу дикарей, напавших на прибывших, которые выстрелами из мушкетов отбились от нападавших. Затем русские направились на лодке к своему судну, которое ожидали увидеть стоящим на якоре в гавани.

Когда они прибыли на место, судна в гавани не было. Под покровом темноты русские подошли к берегу и увидели, что корабль разбит о прибрежные скалы (видимо был выброшен на берег штормом), а на берегу разбросаны трупы их товарищей.

Собрав несколько упаковок сушеной рыбы в пустые кожаные сумки, эти четверо пробрались в горы, где наспех построили временное убежище. Оттуда они время от времени совершали ночные вылазки к месту катастрофы в поисках необходимых вещей, которые еще не растащили дикари. Кожаные сумки для провизии, хотя и разрезанные, оказались вполне приемлемым материалом для строительства небольшого байдара.

С 9 декабря 1763 года по 2 февраля 1764 года эти несчастные скрывались, но, наконец их байдар был успешно спущен на воду, и еще до рассвета русские направились вдоль берега острова Уналашка в надежде встретить судно какого-нибудь промышленника. Плывя только по ночам, они днем скрывались среди скал, но вскоре в заливе Макушина были обнаружены туземцами, и были вынуждены выдержать осаду в пещере в течение пяти недель. Все это время они сильно страдали от голода и жажды и, несомненно, погибли бы, если бы не обильный запас пороха и свинца, который не позволял их врагам приближаться. Наконец, 30 марта беглецам удалось присоединиться к своим соотечественникам, которые высадились c судна «Святая Троица» на южном берегу Уналашки. Шевырин погиб на Уналашке в том же году; остальные трое, Корелин, Коковин и Брагин, восстановили свои силы, но только первый в конце концов добрался до Камчатки. Что стало с двумя другими — неизвестно.

Иван Коровин, * командовавший спасшим четверку судном, расспросил всех выживших об их «одиссее», и впоследствии подтвердил все, что позже на Камчатке рассказывал Корелин.

* Иван Иванович Коровин — уроженец Поволжья, мореход и промышленник. В XVIII веке участвовал в трех плаваниях по северным водам Тихого океана — А.С.

***

Той же осенью 1762 года этот Коровин отправил охотничий отряд из двадцати трех человек на двух байдарах под командованием казака Барнашева на западный конец острова Уналашка. В каждой лодке было по восемь мушкетов, и у каждого человека был пистолет и пика. Заготовленной провизии должно было хватить на всю зиму, с учетом того, что люди дополнительно будут охотиться и ловить рыбу.

В середине декабря Коровин получил предупреждение, что большой отряд туземцев движется к кораблю с враждебными намерениями. Русский командир немедленно призвал своих людей под ружье и выставил дозорных, постоянно наблюдавших за морем и берегом. На следующий день у берегового лагеря русских появились около семидесяти дикарей, несущих тюки шкур морских выдр (каланов), чтобы под видом предложения торговли притупить бдительность охраны лагеря; но Коровин позволил приблизиться к лагерю только десяти из них. Дикари, поняв, что их намерение раскрыто и что неожиданное нападение стало невозможным, тихо отступили.

Однако в тот же вечер в лагерь пришли трое перепуганных туземцев и сообщили, что они видели разбившееся на скалах судно Дружинина, а все его люди лежали вокруг мертвыми.

Через два дня после этого большой отряд алеутов атаковал и осаждал лагерь русских в течение четырех суток. Двое русских были убиты стрелами, а пять туземцев остались лежать перед лагерем. На пятый день враг отступил на некоторое расстояние, но не снял блокаду. Измотанный постоянным наблюдением и стрельбой, Коровин наконец решил зарыть свое железо (предмет, который больше всего хотели получить дикари), а также зарыть запасы жира и масла; после чего, перебраться на корабль. Его план был выполнен, и «Святая Троица» встала на якорь недалеко от берега. Опасность внезапного нападения была уменьшена, но голод и цинга досаждали русским не меньше, чем дикари. Наконец, 26 апреля, (подкрепленный четырьмя спасенными им беглецами из команды Дружиннина) о которых было рассказано ранее, Коровин вышел в море, но его команда была настолько малочисленной, что судно едва могло управляться. Во время шторма 28 апреля судно несчастных промышленников было выброшено на скалы у острова Умнак.

Несколько больных умерли, часть людей утонули, и только 16 человек спаслись. Оружие, боеприпасы, несколько парусов и несколько шкур морских львов — вот все, что удалось спасти. Из пустых бочек, парусов и шкур было построено временное убежище и укрепление, где оставшиеся шестнадцать, включая трех искалеченных цингой, надеялись немного отдохнуть перед началом новой борьбы. Их надежды оказались тщетны.

В первую же ночь большая группа дикарей скрытно приблизилась со стороны моря и в нескольких метрах от жалкого укрепления начали метать копья и пускать стрелы. Двое русских были убиты, а все остальные получили ранения разной степени тяжести.

Нападение было настолько внезапным, что не было времени приготовить огнестрельное оружие, но Коровин и четыре наименее раненых с топорами совершили вылазку, убив двух дикарей. Такое неведомое им оружие напугало алеутов, и они предпочли разбежаться. Покрытые ранами, пятеро храбрецов вернулись к своим товарищам. Тем временем шторм продолжался, не ослабевая, судно, выброшенное на скалы, развалилось на части и его груз был разбросан по берегу. Вскоре после рассвета туземцы вернулись, чтобы возобновить ранее начатый грабеж последствий кораблекрушения, поскольку русские были слишком слабы, чтобы вмешаться. Дикари унесли всю добычу, которую смогли, и оставались вдали два дня, радуясь добыче. Те из раненых промышленников, которые еще могли передвигаться, подобрали остатки провизии и мехов, которые не унесли алеуты, а также небольшое количество железа.

Три дня спустя сто пятьдесят островитян приблизились с востока и обстреляли русских из луков, но стрелы не достигали цели. Затем они подожгли сухую траву, чтобы сжечь укрепление из бочонков и шкур. Однако постоянная стрельба русских свела на нет их усилия, и в конце концов дикари отступили. Победители оказались в таком состоянии, что оставались на том же месте до 21 июля, когда выжившие, числом двенадцать человек, сели в грубо сколоченный байдар и после десяти дней плавания вдоль побережья, прибыли на место, где увидели обугленные останки сгоревшего судна, разорванные одежды, паруса и такелаж, свидетельствовавшие о другой катастрофе.

Исполненные тревоги, беглецы высадились на берег и поспешили к единственному дому, который избежал разрушения. Он был пуст, но в соседней бане было найдено двадцать трупов, среди которых был и командир отряда Медведев. Были обнаружены некоторые улики, указывавшие на то, что трупы были притащены к месту ремнями и поясами, обвязанными вокруг шей убитых, но никаких других подробностей катастрофы получить не удалось, и не осталось ни одной живой души, которая могла бы рассказать эту историю.

Необходимость заставила Коровина остаться в этом ужасном месте, и были сделаны приготовления к ремонту дома в связи с приближающейся зимой, когда промышленник Степан Глотов, * который тем временем прибыл на другую сторону острова Умнак, появился с восемью своими людьми. Промышленники были вне себя от радости и, забыв в тот же миг о своем голоде и болезнях, они планировали дальнейшие предприятия, договорившись с Глотовым охотиться и торговать на паях.

* Глотов Степан Гаврилович (ок.1729 — 1769) — российский мореплаватель, купец-промышленник, исследователь Камчатки, Аляски и Алеутских островов. В Интернете есть небольшая статья о Глотове, которую сопровождает портрет офицера в мундире первой половины XIX века. Такая военная форма была введена через несколько десятилетий после смерти Глотова; кроме того, отсутствует парик, являвшийся в средине XVIII века неотъемлемым атрибутом любой военной формы — А.С.

Судьба группы казака Барнашева, отправленной на охоту на двух байдарах, оставалась неизвестной.

***

Путешествие Глотова, охватывающее четыре года с 1762 по 1765 включительно, было, безусловно, самой важной из ранних экспедиций на острова.

Новое судно, которому было дано название «Андреян и Наталия», было построено на Камчатке и 1 октября 1762 года под командованием Глотова направилось к Алеутским островам, зазимовав на острове Медный.

26 июля 1763 года Глотов снова вышел в море и после утомительного и штормового плавания 24 августа увидел остров Умнак. Пройдя восемь больших островов и множество более мелких, Глотов наконец 8 сентября бросил якорь у берегов большого и гористого острова, который местные жители называли Кихтак (теперь он известен как Кадьяк). Местные жители не понимали алеутских переводчиков, и только помощь мальчика-алеута, несколько лет назад захваченного этими людьми, которые сейчас привели его к русским, позволила установить контакт.

Местные жители здесь были более свирепого вида, но более разумны и мужественны, и более изящны, чем жители западных островов. Сначала они не позволяли переводчику даже временно оставаться с русскими, но через несколько дней мальчик появился в русском лагере и впоследствии оказал большую услугу своим новым покровителям. При таких обстоятельствах Глотов решил не выгружать груз, а оставить судно на якоре в бухте. Строгий дозор за берегом и морем велся днем и ночью. Однажды рано утром большой отряд вооруженных островитян незаметно подкрался к якорной стоянке и обрушил град стрел на русских часовых, спрятавшихся за фальшбортами на палубе. Охранники выстрелили из мушкетов, и оглушительный звук заставил дикарей разбежаться. В панике они оставили на земле грубые лестницы, пакеты с серой, сушеный мох и бересту, доказательство их намерения поджечь корабль, а также того факта, что кадьякцы были расой более воинственной и более опасной, чем алеуты. Всего через четыре дня после первой атаки, до которой они не были знакомы с огнестрельным оружием, они снова появились большими силами и несли искусно сделанные щиты из дерева и плетеных прутьев. Этими щитами дикари намеревались отражать мушкетные пули. Островитяне так и не смогли оценить пробивную способность огнестрельного оружия, поскольку русские до поры хотели оставить это в секрете, и потому намеренно стреляли выше щитов. Грохот мушкетов вновь отправил дикарей в паническое бегство.

Побежденный враг три недели не беспокоил незваных гостей, но 26 октября произошло еще одно нападение. Теперь тщательно подготовленные действия показали удивительные способности дикарей. Семь больших переносных брустверов, скрывающих от тридцати до сорока воинов каждый, были замечены рано утром, приближающимися к судну. Когда они приблизились к кромке воды, стрелы начали падать на палубу, как град. Промышленники ответили залпами из мушкетов, но на этот раз огромные щиты оказалось пуленепробиваемыми, и враг продолжал стрелять из луков, пока, в качестве последнего средства, Глотов не высадил на берег отряд людей с холодным оружием, и яростная атака заставила островитян бросить щиты и спасаться бегством.

Считая опасным отправлять охотничьи партии, Глотов занял своих людей строительством дома из плавника, * а также склада для хранения запаса рыбы, которую надеялись добыть в ручье и в бухте в непосредственной близости от якорной стоянки.

* Плавник — стволы деревьев и другая древесина, выброшенная на берег прибоем — А.С.

В конце декабря в русском лагере появились два туземца. Они долго с безопасного расстояния вели переговоры с переводчиком и, наконец, подошли к дому.

Доброе обращение и уговоры, казалось, не возымели действия; не подействовали даже подарки. Туземцы ушли, и разочарованный Глотов не видел ни одного туземца до апреля следующего года. Затем в лагерь пришли четыре человека, и их убедили продать несколько лисьих шкурок, предложив в качестве оплаты стеклянные бусины. Изделия из хлопка и шерсти не привлекали внимания кадьякцев. Орнамент из разноцветных бусин был для них важнее одежды. Они, наконец, поверили в заверения Глотова в дружбе и ушли, пообещав убедить своих людей приехать и торговать с русскими. Вскоре после этого группа принесла шкуры лис и морских выдр, приняв взамен стеклянные бусы; и дружеские отношения продолжались до тех пор, пока Глотов не решил покинуть этот остров, где его люди пострадали от болезней, не получив при этом особой коммерческой выгоды.

Однако Глотов был уверен, что находится недалеко от американского континента, заметив, что туземцы используют для одежды оленьи шкуры. В непосредственной близости от русского лагеря не было леса, но туземцы говорили, что в северной части острова растут большие деревья.

Через много лет Хольмберг, один из исследователей этого острова, записал рассказ туземного старика по имени Аминак (которого русские именовали Арсентием). Переводчиком был алеут, знавший русский язык и язык кадьякцев. Рассказ был записан слово в слово:

«Я был мальчиком девяти или десяти лет, так как я уже был обучен грести на байдарке, когда первое русское судно с двумя мачтами появилось около мыса Алиулик. До этого времени мы никогда не видели кораблей; мы имели сношения с алеутами полуострова Аляска, с тнайанами полуострова Кенай и с колошами; * а некоторые мудрецы даже знали кое-что о Калифорнии; но кораблей и белых людей мы совсем не знали.

* Колоши — так русские называли тлинкитов — индейский народ, проживавший на юго-западе аляски и на северо-западе западе Канады — А.С.

Когда мы заметили корабль издалека, мы подумали, что это огромный кит, и нам было любопытно рассмотреть его получше. Мы вышли в море на наших байдарках, но вскоре обнаружили, что это был не кит, а другое неизвестное чудовище, которого мы боялись и запах которого (вероятно, смолы) вызывал у нас тошноту. У людей на корабле были пуговицы на одежде, и когда мы увидели, как они кладут огонь в рот и выпускают дым, мы поняли, что это, должно быть, дьяволы, так как мы тогда не знали табака. Корабль проплыл мимо острова Айахталик, одного из островов на южном конце Кадьяка, где тогда находилась большая деревня, а затем встал на якорь и спустил лодки. Мы последовали за ним, полные страха и в то же время хотели посмотреть, что дальше станет со странным чудовищем, но мы не осмелились приблизиться к кораблю. Среди наших людей был храбрый воин по имени Ишиник, который был настолько смел, что не боялся ничего на свете; он взялся посетить корабль и вернулся с подарками — красной рубахой, алеутским капюшоном и стеклянными бусами. Он сказал, что бояться нечего, «они только хотят купить наши шкуры морских выдр и отдать нам за них стеклянные бусы и другие богатства». Мы не совсем поверили его заявлению. Старые и мудрые люди держали совет, и некоторые говорили: «Кто знает, какую болезнь они могут нам принести; давайте подождем их на берегу, а затем, если они дадут нам хорошую цену за наши шкуры, мы сможем заняться торговлей».

Раньше наш народ воевал с народом Лисьего острова, этот народ мы называли тайаут. Однажды мой отец совершил набег на Уналашку и среди прочей добычи привез маленькую девочку, оставленную ее бежавшими родителями. Будучи пленницей, взятой на войне, она была нашей рабыней, но мой отец обращался с ней как с дочерью и воспитывал ее вместе с другими своими детьми. Мы называли ее Плиу, что означает пепел, потому что ее забрали из пепла ее дома. На русском корабле, который пришел из Уналашки, было много алеутов, и среди них был отец нашей рабыни. Он пришел в дом моего отца, и когда он увидел, что его дочь не содержится как рабыня, а мы хорошо заботимся о ней, он сказал моему отцу по секрету и из благодарности, что русские заберут шкуры морских выдр бесплатно, если смогут. Это предупреждение спасло моего отца, который, хотя и не полностью верил алеутам, действовал осторожно. Русские высадились на берег вместе с алеутами, и последние убедили наших людей торговать, говоря: «Почему вы боитесь русских? Посмотрите на нас, мы живем с ними, и они не причиняют нам никакого вреда». Наши люди, ослепленные видом такого количества товаров, оставили свое оружие в домах и пошли к русским со своими шкурами морских выдр. В то время как они были заняты торговлей, алеуты, которые носили с собой скрытое оружие, по сигналу русских напали на наших людей, убив около тридцати и отняв у них шкуры морских выдр. Несколько человек наблюдали за результатом первой встречи с русскими издали, среди них был и мой отец. Они попытались бежать на своих байдарках, но были настигнуты алеутами и убиты. Только моего отца спас отец его рабыни, который отдал ему свою байдарку, когда собственная байдарка моего отца была пронзена стрелами и тонула. В этой байдарке он бежал в Ахиок. Моего отца звали Пенашигак. Корабль прибыл в месяц август, когда киты заходили в заливы, а ягоды поспели. Русские остались на зиму, но не смогли найти достаточно еды в заливе Каниат. Они были вынуждены оставить корабль под надзором нескольких сторожей и переместились в залив напротив, на остров Айахталик. Здесь было озеро, полное сельди и другой рыбы. Они жили здесь в палатках всю зиму. Храбрый Ишиник, который первым осмелился посетить судно, понравился русским и выступил в качестве посредника. Когда зимой в озере стало меньше рыбы, русские переселялись из деревни в деревню. Всякий раз, когда мы видели приближающуюся лодку, мы бежали в горы, а когда возвращались, в домах не было запасов сушеной рыбы. В озере около русского лагеря водилась ядовитая морская звезда; мы ее очень хорошо знали, но ничего не говорили об этом русским. Мы никогда не ели этих звезд, и даже чайки не трогали их; многие русские погибали, поедая их. Но мы также причиняли им вред другими способами. Они ставили капканы на лис, а мы воровали их ради получения железа. Когда русские осмотрели наше побережье в течение следующего года, они покинули наш остров».

Хольмберг так оценивает эти воспоминания старика:

«Этот рассказ, описывающий визит Глотова, исходящий из уст очевидца, интересен, но его историческую ценность определить довольно сложно, поскольку невозможно локализовать или идентифицировать географические объекты. Первая часть, очевидно, относится к высадке Глотова, хотя; в своей оценке времени Арсентий-Аминак, безусловно, ошибается, и он не упоминает враждебные столкновения между туземцами и русскими, о которых рассказывал Глотов. Он также приписывает смертность среди захватчиков потреблению в пищу ядовитых морских звезд вместо действительной причины — разрушительных последствий цинги».

24 мая Глотов наконец покинул Кадьяк и, пройдя через многочисленные острова, выстилающие южное побережье полуострова Аляска, высадился на Умнаке с намерением охотиться и торговать в том же месте, которое он уже посещал ранее. Когда корабль вошел в хорошо известную бухту, дома, построенные промышленниками, все еще стояли, но никаких признаков жизни не было видно. Командир поспешил на берег и вскоре обнаружил тело неизвестного русского; собственный дом Глотова был разрушен, а рядом возведено еще одно здание. 5 июля разведывательная партия из шестнадцати человек обнаружила останки корабля промышленника Медведева и все еще непогребенные тела его команды. После совещания было решено немедленно принять меры, чтобы выяснить, можно ли найти на острове кого-либо из выживших после катастрофы. 7 июля к судну подошли несколько байдарок с туземцами и попытались уговорить Глотова высадиться всего с двумя людьми для торговли, выставив при этом на берегу большое количество шкур морских выдр. Когда они обнаружили, что их уловки не увенчались успехом, они отошли на некоторое расстояние и начали стрелять из мушкетов по кораблю, не причиняя, однако, никакого вреда.

* Это было первое сообщение об использовании алеутами мушкетов. Видимо оружие было захвачено дикарями у людей Медведева. Как они научились стрелять из мушкетов, так и осталось тайной — А.С.

Позже в тот же день несколько туземцев подошли на своих каноэ и плавали вокруг корабля. Поскольку Глотов желал получить информацию о недавних событиях на острове, этих туземцев не трогали, и, наконец, один из них рискнул подняться на борт судна, поел и рассказал все, что произошло со времени предыдущего визита Глотова, намекнув также на существование небольшой группы промышленника Коровина в какой-то части острова. Алеут признал, что туземцы намеревались убить Глотова, заманив его на берег, воображая, что им не составит труда справиться с командой после того, как командир экипажа будет убит.

После тщетной попытки русских найти лагерь Коровина некоторые туземцы посоветовали русским перейти на корабле на противоположную сторону острова, где они найдут своих соотечественников, занятых строительством дома у ручья. Информация оказалась верной, и группа Коровина вскоре была обнаружена (о чем читателю было рассказано ранее).

Позже зимой Глотов отправил Коровина с группой людей к западному концу Уналашки и там было обнаружено место расправы над казаком Барнашевым и его командой, которые были отправлены Коровиным на промысел осенью 1762 года. Были найдены байдар отряда и остатки груза.

Там же русские узнали от туземцев, что русское судно под командованием промышленника Соловьева стоит на якоре в одной из гаваней этого острова. Коровин сразу же направился туда, нашел Соловьева и оставался с ним три дня.

На охоте Коровин не добился хороших результатов, добыв за сезон мало пушнины, поэтому Глотов расторг с ним соглашение о сотрудничестве. Коровин и четверо его людей присоединились к отряду Соловьева.

Соловьев приказал казаку Кореневу разведать северное побережье острова Уналашка с отрядом из двадцати человек. По возвращении казак сообщил, что нашел только три пустующих жилища туземцев, но некоторые фрагменты русского оружия и одежды заставили его заподозрить, что несколько русских пострадали в тех местах от рук дикарей. Со временем Соловьеву удалось получить от туземцев подробные описания нескольких массовых убийств русских. Рассказы о совершенных дикарями жестокостях подтолкнули Соловьева к мести за убийства соотечественников. Однако его первой заботой было прочно обосноваться на острове и ввести порядок и дисциплину среди своих людей. Он придерживался своих планов с большим упорством и чрезмерной жестокостью.

Затем Соловьев разделил свой отряд, оставив половину людей охранять корабль, а с остальными отправился на поиски туземцев, уничтоживших группы Дружинина и Медведева. Узнав, что триста туземцев собрались в укрепленной деревне, Соловьев повел туда свой отряд. Русских встретил ливень стрел из хижин, поднятых над землей на столбах. Но когда в ответ полетели пули, дикари убрали зазубренные бревна, служившие лестницами для подъема в хижины, и сели, ожидая своей участи. Не желая нападать на жилища и видя, что не сможет нанести большого вреда врагу, пока тот остается внутри домов из бревен, Соловьев приказал разместить под каждым приподнятым над землей строением кожаные сумки, наполненные порохом. Многие из обитателей пережили взрывы, но, выскочив наружу, были убиты промышленниками, вооруженными мушкетами и саблями.

По некоторым оценкам, погибли около 200 алеутов.

***

В августе 1767 года некто Полосков был отправлен на охоту с двадцатью восемью людьми на двух лодках. Услышав о судьбе групп Медведева и Коровина, он прошел мимо Уналашки и обосновался на острове Акутане, разослав небольшие отряды охотников по соседним островам. В январе 1768 года на него напали, и четверо его людей были убиты.

Подобные вооруженные столкновения продолжались повсеместно на протяжении последующих тридцати лет.

Глава II. Военные конфликты в Русской Америке (Аляска)

В 1783 году компания сибирских купцов, главными акционерами которой были Григорий Шелихов и Иван Голиков, построила в Охотске три корабля для работы в Америке. Названия кораблей: «Три Святителя», «Св. Симеон» и «Св. Михаил». 18 августа они отплыли, имея на борту 192 человека, то есть самый большой отряд, когда-либо отправлявшийся из Сибири через океан на восток. 12 сентября во время шторма от флотилии отделился «Св. Михаил». Перезимовав с двумя судами на острове Беринга, в июне 1784 года экспедиция снова направилась на восток.

* Григорий Иванович Шелихов (1749 — 1795) — русский промышленник, исследователь, мореплаватель и купец. В 1783 — 1786 годах возглавлял экспедицию в Северо-Западную Америку, основал там первые русские поселения на территории, названной Русской Америкой — А.С.

3 августа 1784 года оба корабля вошли в просторную бухту на юго-восточном побережье острова Кадьяк, где встали на якоря.

Вооруженные партии промышленников были отправлены на лодках и байдарах на поиски туземцев, но только одна из них преуспела и принесла известие о том, что найден большой отряд островитян. Однако они избегали встреч, и только на следующий день другая партия разведчиков вернулась с одним из туземцев. Шелихов отнесся к пленнику любезно, нагрузил его подарками и позволил ему вернуться к своему народу. 5 августа произошло затмение солнца, которое длилось полтора часа и вызвало большое беспокойство среди островитян, которые, естественно, связали это явление с появлением русских.

Другая разведывательная партия была отправлена 7 августа с поручением выбрать места охоты и, если возможно, обойти остров и осмотреть его берега. Через два дня этот отряд был примерно в 50 километрах от якорной стоянки и столкнулся с большой толпой дикарей, которые заняли позицию недалеко от берега на отдельно стоящей скале, окруженной водой. Переводчик, отправленный к туземцам, принес ответ, что если русские хотят сохранить свои жизни, то должны немедленно покинуть остров. Партия разведчиков вернулась в гавань, чтобы доложить о ситуации Шелихову, который немедленно отправился к скале со всеми людьми, за исключением охраны лагеря.

Когда он добрался до места, о котором доложили разведчики, он обнаружил большую толпу алутиков, * приготовившихся к бою. Попытка начать переговоры не увенчалась успехом, в русских полетели стрелы, и они отступили к кораблям. Вскоре после этого алутики ночью напали на русский лагерь, и отчаянный бой продолжался до рассвета, когда дикари обратились в бегство.

* Алутик — эскимосский народ, населяющий прибрежную полосу южной Аляски — А.С.

Вскоре Шелихов узнал, что алутики ждут подкрепления, чтобы возобновить атаку. Он решил опередить их, попытавшись завладеть их крепостью на скалистом островке. Небольшой отряд русских на лодках приблизился к скале. На них обрушился ливень копий; но опустошение, вызванное несколькими выстрелами картечью из фальконета (мелкокалиберной пушки), вызвало среди туземцев панику, и последовало общее бегство, во время которого многие алутики были убиты, в то время как большое количество разбилось, прыгая со скалы. Потери со стороны русских ограничились несколькими тяжело ранеными и многими, получившими незначительные раны. Шелихов утверждал, что он взял в плен тысячу дикарей, но оставил в плену только четыреста воинов, а остальных отпустил по домам, однако взял в заложники их детей.

Время от времени нападения островитян на русских пришельцев повторялись, в основном, на отдельные охотничьи или разведывательные группы, но в каждом случае дикари были отбиты с потерями. И эта жесткость с которой их атаки встречали, окончательно разрушила надежду жителей Кадьяка победить оккупантов.

Тем не менее в 1798 году торговая контора на Кадьяке, была захвачена врасплох островитянами, и все 11 русских, находящихся там были вырезаны. Вспышка, по-видимому, была вызвана, как обычно, жестокостью поселенцев, так как всех туземных слуг конторы нападавшие не тронули.

***

В 1799 году Александр Баранов (купец и предприниматель) был назначен императором Павлом I правителем всех русских поселений в Америке. Такая должность была введена впервые.

10 апреля 1799 года Баранов, желая расширить территорию, где русские могли охотиться и торговать с туземцами, отправился с острова Кадьяк на восток на двух судах (бригантине «Елизавета» и шлюпе «Константин»), которые сопровождались флотом из почти двухсот каноэ. На судах было двадцать два русских. В заливе Принца Уильяма к экспедиции присоединился помощник Баранова Кусков, со ста пятьюдесятью дополнительными каноэ, которые зимовали на острове Нучек.

2 мая тридцать каноэ, в каждом из которых во время попытки высадиться на мыс Саклинг было по два человека, были поглощены сильными волнами прибоя, которые даже умеренный бриз поднимает здесь на мелководье. Остальным, включая нескольких русских, с трудом удалось высадиться на пляж, ограниченный с суши густым лесом.

Баранов так описал это событие в письме к своему другу:

«Не успели мы, высадившиеся, прийти в себя, как раздался боевой клич колошей, * что посеяло панику среди робких от природы алеутов, которые хорошо знали этих врагов и считали бесполезным оказывать им какое-либо сопротивление. Многие из них бросились в лес, прямо в руки нападавших, вместо того чтобы спустить свои каноэ на воду и выйти в море. Со мной было только двое русских, и мы стреляли из ружей в темноту, туда, где крики колошей были громче; но когда наши боеприпасы закончились, мы не знали, что делать. Несколько алеутов, которым, как оказалось, были вручены ружья для охоты на птиц, также оказали слабое сопротивление; но от полного уничтожения нас спасла наступившая темнота, которая не позволяла нападающим отличить друзей от врагов. Крича своим дикарям на алеутском языке, нам удалось собрать выживших среди плавника, выстилающего берег, и до утра мы отплыли от негостеприимного берега, оставив тринадцать каноэ, владельцы которых были убиты или уведены в плен. Восходящее солнце высветило вдали наши корабли, и мы, не теряя времени, стали искать их долгожданной защиты».

*Колоши — так русские называли индейцев-тлинкитов (см. ранее примечание к описанию деятельности Степана Глотова) — А.С.

Эта атака туземцев, в сочетании с потерями на море, настолько уменьшила силы отряда, что Кусков посоветовал Баранову вернуться в залив Принца Уильяма; но Баранов не собирался останавливаться. Он двинулся вперед, двигаясь вдоль побережья, в основном по ночам, и осмеливаясь разбивать лагерь только в местах, где была наименьшая опасность неожиданных атак. Наконец, 25 мая экспедиция вошла в залив, отделяющий от материка остров Ситка (позже переименованный в остров Баранова). Высадились на берег примерно в 10 километрах от современного города Ситка. Большая толпа туземцев собралась, чтобы наблюдать за передвижениями вновь прибывших.

Здесь Баранов основал русское поселение.

Надежда Баранова на то, что индейцы-тлинкиты наконец-то будут умиротворены, оказалась необоснованной. Недовольство давно тлело среди воинственных народов на Ситке и на материке. Не исключено, что враждебный дух подогревался английскими и американскими торговцами, которые снабжали дикарей огнестрельным оружием, боеприпасами и алкоголем.

До комендантов постов Ситка и Якутат доходили слухи, что на русские форты готовится организованное нападение; но поскольку вожди в их окрестностях продолжали заявлять о дружбе, а торговля велась как обычно, торговые агенты и офицеры гарнизонов мало обращали внимания на повторяющиеся предупреждения. В повседневной жизни недавно созданных поселений не произошло никаких изменений. В леса отправлялись партии лесорубов для заготовки бревен и дров; на острова и в заливы отправлялись партии охотников. Часовые выставлялись в соответствии с инструкциями Баранова, но поскольку гарнизоны были невелики, для этой службы выбирались только больные и инвалиды, и поэтому наблюдение за окрестностями и охрана фортов выполнялись самым неэффективным образом. Тем временем дикари разрабатывали свои планы.

Летом 1802 года по селениям был нанесен удар, который смел с лица земли только что созданную колонию.

Точная дата резни в Ситке неизвестна; единственными выжившими были русские рабочие и местные жители, которые были настолько напуганы, что даже не запомнили, какой это был день недели.

Однако несомненно, что событие произошло в конце июня. Лучшие описания этого инцидента содержатся в показаниях немногих выживших рабочих и охотников, нанятых конторой торговой компании на острове Кадьяк.

Абросим Плотников, охотник, который был среди выживших, показал следующее:

«В нынешнем 1802 году, около 24 июня — точной даты я не помню, но это был праздник — около двух часов дня я пошел на реку, чтобы присмотреть за нашими телятами, так как был назначен командиром форта Василием Медведниковым присматривать за скотом. Возвратившись вскоре, я заметил в форте большое множество колошей, которые не только окружили казармы внизу, но уже лезли с ружьями через балкон и на крышу. На небольшом холмике перед флигелями, стоял начальник колошей, отдавая приказы тем, кто был вокруг казарм, и крича некоторым колошам на байдарах неподалеку от берега, чтобы они поторопились и помогли своим в бою. В ответ на его крики из-за выступов скал выплыли почти шестьдесят байдар.

Я не мог добраться до бараков, они уже были закрыты и забаррикадированы; поэтому я бросился на скотный двор, где у меня было ружье. Я только остановился, чтобы сказать женщине, которая работала на дворе, чтобы она взяла своего маленького ребенка и бежала в лес. Тогда, схватив свое ружье, я закрылся в сарае. Очень скоро после этого подошли четыре колоша к двери начали стучать в двери. Как только я выбежал из сарая, они схватили меня за зипун и начали отбирать ружье.

Я был вынужден оставить им и ружье, и зипун, а сам выпрыгнул в окно, пробежал мимо крепости и спрятался в густом кустарнике в лесу, хотя два колоша погнались за мной, но не могли найти меня. Вскоре после этого я выбрался из кустарника и приблизился к казармам, чтобы посмотреть, отбито ли нападение, но увидел, что не только казармы, но и недавно построенный корабль, склад и сараи, хлев, баня и другие небольшие строения были подожжены и уже вовсю пылали. Шкуры морских выдр и другое имущество роты, а также личное имущество командира Медведникова и охотников, дикари бросали на землю с балкона со стороны воды, в то время как другие хватали их и несли к байдарам, которые находились недалеко от форта».

Упомянув, что в казарме было шестнадцать человек, и назвав имена других, которые отсутствовали на охоте или рыбалке, он продолжал:

«Вдруг я увидел двух колошей, бегущих ко мне, вооруженных ружьями и пиками, и я был вынужден снова спрятаться в лесу. Я бросился в подлесок на опушке леса, прикрывшись большими кусками коры. Оттуда я увидел, как Наквасин спрыгнул с верхнего балкона и побежал к лесу; но когда он почти пересек открытое место, он упал на землю, и четыре воина подбежали и отнесли его обратно в казарму на остриях своих пик, а затем отрубили ему голову. Кабанова вытащили из барака на улицу, где колоши пронзили его пиками; но как погибли остальные русские, которые там были, я не знаю. Резня и поджоги продолжались дикарями до вечера, но наконец я пробрался среди развалин и пепла и, блуждая, наткнулся на некоторых из наших коров и увидел, что даже бедные бессловесные животные не избежали кровожадных извергов, имея в боках копья. Напрягая все свои силы, я едва мог вытащить несколько копий, когда меня заметили два колоша и я принужден был предоставить раненых коров их судьбе и снова спрятаться в лесу.

Я провел ночь недалеко от руин форта. Утром я услышал ружейный выстрел и выглянул из кустов, но никого не увидел и, не желая снова подвергать себя опасности, пошел вверх по горе через лес. Осторожно продвигаясь вперед через лес, я встретил еще двух человек, которые были в том же состоянии, что и я: женщину с острова Кадьяк с младенцем на груди, и алеута, которого охотничья партия сначала взяла с собой, а потом оставила в лесу из-за болезни. Я взял их обоих с собой на гору, но каждую ночь я ходил к руинам форта со своими товарищами и оплакивал судьбу убитых. В таком жалком состоянии мы оставались восемь дней, ничего не ели и не пили ничего, кроме воды. Около полудня последнего дня мы услышали с горы два выстрела из пушки, которые вселили в меня некоторую надежду, и я сказал своим товарищам следовать за мной на небольшом расстоянии, а затем спустился к реке через лес, чтобы спрятаться у берега и посмотреть, нет ли в заливе корабля. Когда я добрался до берега, я увидел за небольшим островом судно, которое показалось мне похожим на нашу «Екатерину», но когда я подошел к берегу, который возвышался над всем заливом, я обнаружил, что это была не «Екатерина», а другой корабль. Позже я узнал, что корабль английский. Затем я поднялся на скалу, и позвал на помощь. Несколько колошей, которые были около реки, услышали мой голос, и шесть из них почти добрались до меня, прежде чем я их увидел, и мне едва удалось убежать от них и спрятаться в лесу. Таким образом, дикари три раза преследовали меня. Я пробрался в другое место на берегу, около мыса, где снова окликнул корабль, и к моей великой радости лодка отплыла от судна к тому месту, где я стоял. Я едва успел вскочить в нее, как преследовавшие меня колоши снова показались на берегу, но, увидев, что я уже в лодке, они ушли.

Командир судна * был в лодке, и когда мы поднялись на борт, я дал ему полный отчет о печальной катастрофе и попросил его спасти женщину с ее маленьким сыном и алеута, которых я оставил на берегу, и показал им место, где я велел женщине и алеуту спрятаться. Капитан немедленно отправил вооруженный ялик, и к счастью, мы наткнулись на то самое место, где они скрывались, и их взяли в лодку и доставили на борт корабля. Лодка была немедленно отправлена обратно на другую сторону залива и вскоре вернулась, к моему великому удивлению, с Батуриным, другим русским, которого я знал и встретил с радостью, и мы вскоре рассказали друг другу о том, что пережили.

* Генри Барбер, капитан английского брига «Юникорн» — А.С.

Мы попросили командира корабля проводить нас к месту разрушенного форта, чтобы посмотреть, не пощадили ли дикари кого-нибудь. Он любезно согласился снова сесть в ялик и взял меня с собой. Когда мы прибыли к развалинам, он осмотрел тела убитых, которые все были без голов, кроме Кабанова, и мы похоронили их. Из имущества мы не нашли ничего, кроме расплавленного ствола медного ружья и сломанной пушки, которые мы подняли и принесли на корабль. Когда мы пробыли на корабле три дня, с берега пришли два байдара с вождем колошей и его племянником. Первый спросил капитана, есть ли на борту русские и не желает ли он торговать. Капитан ничего не сказал о нашем присутствии и дружескими словами уговорил его подняться на борт вместе с его племянником. По нашей просьбе капитан схватил вождя и его племянника и приказал держать их в заключении, закованными по рукам и ногам, пока не будут выданы все люди, захваченные колошами во время разрушения поселения. Вождь приказал своим людям, оставшимся в байдарах, отправиться на берег и привезти их. После этого они начали возвращать наших служанок и детей, не всех сразу, однако, а по одному. Наконец, капитан сказал вождю, что если он не выдаст сейчас же всех пленных, находящихся него, он его повесит, и чтобы запугать его, были сделаны необходимые приготовления к казни.

Тем временем два других неизвестных корабля вошли в залив и встали на якорь близко друг к другу. С капитаном одного из них мы были немного знакомы, так как он однажды зимовал на своем судне около нашего форта. Я кажется запомнил его имя — Абес (?), и это был англичанин*. И когда этот Абес узнал о наших несчастьях, он провел совещание с капитанами других судов (тоже англичанами). Когда дикари приблизились на своих каноэ, он выстрелил в них картечью из пушки, убив нескольких. Некоторые из колошей добрались до берега, а многие утонули. Нескольких колошей капитан Абес держал в плену и таким образом добился освобождения еще нескольких захваченных алеутских женщин. Как только колоши узнали о том, что произошло, они больше не посещали корабли; но от освобожденных женщин мы узнали, что они держат в плену одного из наших людей, Тараданова. Мы попросили капитана не освобождать вождя; и когда этот колош увидел, что он и его племянник не будут отпущены на свободу, они приказал привезти к нам Тараданова, еще четырех женщин и большое количество шкур морских выдр. Взяв Тараданова и женщин на борт, капитан отпустил вождя и его племянника, хотя мы умоляли его не делать этого, а отвезти их на Кадьяк. И в Ситке, и во время плавания капитан снабжал нас одеждой и обильной едой. Командиры других судов также подарили нам одежду, так как мы все свою потеряли».

* В одном из американских изданий, которые я использовал для написания этой книги я нашел информацию, что «Абесом» на самом деле был Джон Эббетс, капитан американского судна «Alert», которое зимовало в Ситке в 1801 году. Для неграмотного Плотникова не существовало разницы между американцами и англичанами; все, кто говорил на английском языке были для него англичане — А.С.

Другим свидетелем этого бедствия была Екатерина Лебедева, жена казака, служившего в форте. Она рассказала следующее:

Екатерина находилась на улице форта Св. Михаила в полдень (дня и месяца она, как многие неграмотные люди, не знала) и стояла около лестницы, которая вела на верхний этаж, где жил командир Медведников. Она услышала русский крик, но не могла разобрать слов. Из кухни выбежал человек по имени Тумаков и сказал ей, чтобы она поспешила в казарму, так как колоши приближались с ружьями. Все русские мужчины и женщины, которые были на улице, вбежали в казарму. Двери были забаррикадированы; но из окон они видели приближающуюся огромную толпу колошей, которые вскоре окружили казарму; все были вооруженные ружьями и пиками. Затем свидетельница называет имена тех, кто был в казарме, а также тех, кто отсутствовал. В этой части рассказа ее информация почти полностью соответствовала показаниям Плотникова.

Далее Лебедева сообщила, что когда колоши подошли к форту, они сразу же открыли непрерывный огонь из мушкетов по окнам, в то время как двери вскоре были выломаны, несмотря на ответный огонь оборонявшихся. Среди первых, кто был ранен, были командир и Тумаков; многие другие также были ранены; тогда остальным было приказано подняться на верхний этаж. Хотя русские продолжали стрелять, они не смогли добиться многого. Когда колоши ворвались в казарму, Тумаков, хотя и был ранен, выстрелил из пушки по входу и убил нескольких колошей, столпившихся в проеме двери; после чего остальные на время отступили. Вскоре обнаружилось, что для пушки на нижнем этаже не хватает боеприпасов, и чтобы получить новый запас, один из мужчин проломил потолок между верхним и нижним этажами, но тогда через это отверстие вырвалось пламя и повалил удушливый дым. Когда огонь распространился на нижний этаж, женщин загнали в подвал; но вскоре после этого некоторые из русских снова смогли выстрелить из пушки, а затем им удалось разбить давно запертую дверь, ведущую из подвала на улицу. Женщины выбежали, спасаясь от огня и дыма, и их тут же схватили колоши и увели к байдарам, которые лежали неподалеку на берегу. Оттуда женщины могли видеть, как русские мужчины выпрыгивают на улицу, когда жар от огня стал невыносим. Там их поймали и убили копьями. Когда все было кончено, свидетельницу отвезли в деревню колошей, где с ней обращались как с рабыней. Во время ее пребывания там был схвачен русский гонец, от которого дикари узнали о приближении большого алеутского охотничьего отряда под командованием Кускова. Был отправлен вооруженный отряд, чтобы догнать и уничтожить этот отряд, но они вернулись, не достигнув поставленной цели. Через много дней Екатерину Лебедеву и двух туземных женщин вместе с другими русскими пленниками и беженцами, посадили на борт английского корабля и, наконец доставили в Кадьяк. Когда она плыла на корабль в каноэ, дикарь, сидевший рядом с женщиной, прошептал ей, что во время нападения на отряд Кускова было убито десять колошей, после чего нападавшие отступили.

***

Ниже приводится сжатый пересказ рапорта капитана Стерджиса с американского судна «Каролина». Он писал:

«В 1799 году русские с Камчатки основали поселение в заливе Норфолк, состоящее из 30 русских и 700 или 800 туземцев с Кадьяка и Уналашки, с целью охоты на морских выдр и других животных. Они построили сильный форт, вопреки желанию туземцев, которые, тем не менее, вели себя миролюбиво, вероятно, устрашенные превосходящей силой захватчиков. К их большому позору, русские не приняли такого же примирительного поведения, но из-за некоторых реальных или мнимых подозрений в заговоре, проводили самую жестокую политику по отношению к туземцам; некоторых из них русские перебили, а других отправили в плен на остров Кадьяк. Побуждаемые местью за потерю друзей и родственников, и обнаружив, что их запасы пушнины и почти все средства к существованию были захвачены чужаками, поселившимися среди них вопреки их желанию, туземцы составили план нападения на форт, с целью либо истребить своих угнетателей одним ударом, либо потерпеть неудачу в попытке. Им это удалось, они завладели фортом врасплох и немедленно казнили нескольких человек в гарнизоне.

Незадолго до этого корабль «Дженни» из Бостона находился в проливе Норфолк, где семеро американских матросов дезертировали и нашли убежище у русских. Туземцы знали это и, желая оградить американцев от своей мести, они отправили послание с просьбой к последним нанести им дружеский визит в деревню тлинкитов. Шестеро из американцев приняли приглашение; а один отправился на охоту с группой туземцев Кадьяка. Когда эти шестеро прибыли в деревню, индейцы сообщили им о своих планах и попросили их о помощи.

Они отказались это сделать, но узнали, что им не будет нанесено никакого вреда, но в то же время им сообщили, что они будут задержаны в деревне, чтобы предотвратить передачу русским какой-либо информации о том, что тлинкиты намеревались предпринять. С момента их успешного нападения на русских индейцы постоянно защищали и снабжали американцев, пока примерно через двадцать дней не прибыли два американских и один английский корабль Затем этим шестерым разрешили идти, куда они пожелают».

Юрий Лисянский издавший в 1812 году свою книгу о кругосветном путешествии под командованием Крузенштерна, в главе о резне в Ситке пишет об американцах несколько другое:

«В числе их находились три матроса, принадлежащие к Соединенным Американским Областям. Они, оставя суда свои, сперва вступили в службу Русской Компании, а потом перешли к нашим неприятелям. Сии вероломные американцы бросали зажженные смоляные пыжи на кровлю верхнего строения, зная, что там хранится порох и сера. Все здание в три часа превратилось в пепел. При всем этом варвары успели вытаскать до 2000 бобров, кои заготовлены были для вывозу».

В той же книге Лисянского, изданной в Лондоне в 1814 году на английском языке, этот же абзац выглядит так:

«Среди нападавших были три американских моряка, которые, дезертировав со своего корабля, поступили на службу к русским, а затем приняли участие в войне против них. Эти двойные предатели были одними из самых активных в заговоре. Они изготовили горючие пыжи, которые подожгли и бросили в дома, где, как они знали, хранился порох. Дома загорелись и были взорваны. Всех, кто был найден в форте, казнили. Не довольствуясь этим, колоши разбрелись в поисках как русских, так и алеутов и имели много возможностей проявить свое варварство. Двое русских, в частности, были подвергнуты самым мучительным пыткам. Ситка была настолько богата товарами, что колоши, несмотря на сплошные пожары, сумели награбить две тысячи шкур морских выдр и других ценных вещей».

* Лисянский Юрий Федорович (1773 — 1837) — русский мореплаватель, военный моряк, писатель. Во время первой русской кругосветной экспедиции командовал шлюпом «Нева». В октябре 1804 года по просьбе Баранова «Нева» приняла участие в бомбардировке Ситки, захваченной и разрушенной тлинкитами в 1802 году — А.С.

***

Следующие несколько страниц будут посвящены описанию боев с тлинкитами на острове Ситка. Текст составлен на основании записей русского мореплавателя Юрия Лисянского.

13 июля 1804 года Лисянский подошел к заливу Святого Павла, где собирался отремонтировать корабль. На следующий день после того, как «Нева» вошла в гавань, на борт прибыл помощник коменданта здешнего поста с сообщением от Баранова о разрушении поселения и форта на острове Ситка. Баранов просил Лисянского помочь вернуть Ситку «под власть России». 15 августа, после сокращенного по срокам ремонта, «Нева» покинула Кадьяк и через пять дней подошла к «Ситке». Там уже стояли на якорях две малые шхуны «Святая Екатерина» и «Святой Александр Невский». Каждая из них имела по 4 небольших орудия.

От одного из офицеров Лисянский узнал, что индейцы-тлинкиты заняли позицию на утесе в нескольких милях отсюда, где они укрепились и решили вступить в бой с русскими.

25 сентября в восемь часов вечера к Ситке прибыли шестьдесят байдарок, на которых находились алеуты и двадцать русских.

26 сентября Лисянский отправил на дежурство по гавани корабельный гребной катер, вооруженный четырьмя фальконетами (с целью предотвратить внезапное нападение тлинкитов).

28 сентября «Нева» была отбуксирована сотней алеутских каноэ к месту, откуда предполагалось начать бомбардировку укрепления тлинкитов. На следующий день Баранов и его люди высадились недалеко от места современного города Ситка.

В сумерках к русским прибыл посланник от вождей тлинкитов с предложением мира. Баранов заявил, что условия мира могут быть согласованы только с вождями. На следующий день тот же посланник появился и привел пленного алеута. Русские приняли пленника, но посланник получил тот же ответ. В полдень приблизились тридцать вооруженных дикарей и, остановившись на расстоянии выстрела из мушкета, начали переговоры. Условия Баранова заключались в том, что русским будет разрешено сохранить постоянное владение утесом и территорией вокруг. На это тлинкиты не согласились и вскоре отступили, будучи предупреждены, что корабли будут немедленно перемещены еще ближе к индейскому укреплению, а за то, что последует, колоши должны винить только себя. На мачте «Невы» был поднят белый флаг, сигнализирующий о том, что русские еще раз предлагают вступить в переговоры.

1 октября «Нева», «Святая Екатерина», «Святой Александр Невский» и два бота («Ермак» и «Ростислав») были выстроены в линию перед индейским фортом.

В английском издании дневников Лисянского дается такое описание форта тлинкитов:

«Этот форт имел форму неправильного многоугольника, его длинная сторона была обращена к морю. Он был защищен бруствером толщиной в два бревна и высотой около шести футов. Вокруг бруствера были навалены густые кусты. Картечь наносила небольшой урон, даже на расстоянии кабельтова. В частоколе, на стороне, обращенной к морю, были амбразуры для стрельбы, и двое ворот, обращенных к лесу. Внутри было четырнадцать больших хижин. Судя по количеству провизии и домашней утвари, найденной там, форт должен был вмещать, по крайней мере, 800 воинов».

Поскольку ответа не последовало, был отдан приказ открыть огонь, и лейтенанту Арбузову с двумя лодками и полевым орудием было поручено уничтожить каноэ, лежащие на берегу, и поджечь большой амбар у берега, который, как предполагалось, был складом тлинкитов. Обнаружив, что он не может нанести большого ущерба, стреляя с лодок, Арбузов высадился и двинулся к форту, после чего Баранов отправился к нему на помощь со ста пятьюдесятью людьми и несколькими пушками. Окружающие леса были настолько густыми, что обе стороны не могли видеть друг друга; продвижение русского отряда было медленным, и наступила ночь, когда люди Баранова добрались до укрепления.

Тем временем дикари оставались совершенно спокойными, за исключением того, что время от времени раздавался выстрел из мушкета, вероятно, как сигнал. Приняв это бездействие за робость, Баранов опрометчиво приказал своим людям взять форт штурмом. Его встретили дикари, построившиеся плотным отрядом, и открыли по наступавшим меткий огонь, вызвав панику среди алеутов, которые тащили орудия. Оставшись с горсткой матросов и промышленников, командир отряда был вынужден отступить. Затем тлинкиты бросились в погоню. Русские сражались храбро и сумели спасти свои полевые орудия, хотя и с потерей десяти человек убитыми и двадцати шести ранеными. * Отступив к берегу, отряд был прикрыт стрельбой корабельных орудий. Баранов, поняв, что совершил грубейшую ошибку, начав штурм, предложил Лисянскому взять на себя руководство осадой.

* Среди этих потерь из экипажа «Невы» были убиты два человека, а четырнадцать ранены — из дневника Лисянского

Лисянский сразу же открыл беглый огонь по форту из корабельных орудий. Днем тлинкиты отправили посланцев просить о мире, обещая отдать в заложники некоторых членов самых знатных семей и освободить всех алеутов, которые были задержаны в качестве пленников. Предложение было принято, и в течение следующих трех дней в руки русских было передано около десятка пленников. Между тем Лисянский потребовал эвакуации форта, и, чтобы показать серьезность своих намерений, переместил свой корабль еще ближе к берегу. На предложенные условия главный вождь тлинкитов согласился после недолгих переговоров.

Утром 6 октября был отправлен переводчик, чтобы спросить, готовы ли тлинкиты покинуть свою крепость. Ему ответили, что они сделают это на лодках во время прилива. В полдень наступил максимальный прилив, и поскольку не было никаких признаков подготовки к отплытию, дикарей снова окликнули. Ответа не последовало, и «Нева» открыла огонь.

Тлинкиты вновь подтвердили согласие покинуть форт. Ночью дикари хором пели какую-то заунывную песню, а утром из форта не слышалось ни единого звука. Были видны только стаи птиц-падальщиков, круживших над индейским укреплением. Тлинкиты ночью бежали в лес, а внутри форта лежали тела их детей-младенцев, которые ночью своим плачем могли выдать то, что дикари начали уходить из форта и направление, куда они ушли (таково предположение Лисянского).

В форте также были обнаружены тридцать мертвых воинов. Сначала предполагалось, что тлинкиты пересекли горный хребет и ушли к проливу, отделяющему остров от материка, но вскоре пришло сообщение, что они напали на отряд алеутов в нескольких километрах от форта, убив девять человек.

Индейская крепость была сожжена дотла, и немедленно началось строительство складов, а также просторных казарм и резиденции Баранова. Дома были окружены частоколом, на каждом углу были возведены блокгаузы, и таким образом была образована крепость, которая, как считалось, была для тлинкитов неприступной.

Этому поселению было дано название Ново-Архангельск. «Нева» отправилась на Кадьяк, где Лисянский намеревался перезимовать и, пополнив запасы, вернуться весной на остров Ситка, откуда он предполагал отплыть в китайский Кантон.

***

Я посчитал необходимым привести также и другие варианты (помимо дневников Лисянского) описаний осады и штурма крепости на острове Ситка. Желая получить больше информации, я обратился, в первую очередь, к работам К. Т. Хлебникова, * который имел возможность встречаться с участниками событий. Однако, на русском языке его книг найти не удалось. Получилось только сделать скриншоты с нескольких страниц издания одной его книги на английском языке.

* Хлебников Кирилл Тимофеевич (1784 — 1838) — русский этнограф, писатель и путешественник. С 1814 по 1818 год был помощником А. А. Баранова, правителя русских поселений в Северной Америке — А.С.