Бесплатный фрагмент - Империя Агульфак, или Цензура и авторское право на Марсе

Преамбула

Автор, описывая любые ситуации в этой книге, имел в виду только как бы выдуманное им Марсианское государство Амик Тора Агульфак, расположенное на Марсе на тридцатой параллели, и предупреждает, что посему любые случайные совпадениями с Земными реалиями являются сугубо случайными и ссылки на них смехотворны. На самом деле Автору ещё долго придётся скрывать, что его причудливый рассказ на деле необычайно правдив, и повествует о реально произошедших во Вселенной событиях. «История Марсианского Хлебоса» — так называлось сочинение имперского историка Марсианских Фавнов Плефуя Маракуцкого, попало на землю с космическим кораблём двуголовых Фавнов, которые ретировались с Марса и один из их кораблей потерпел катастрофу недалеко от планеты Земля во времена славного императора Августа, в результате чего останки корабля «Святой Кур» со священной книгой Фавнов на борту рухнули в районе Кверикальского холма, вызвав панику в рядах расквартированного здесь батальона Преторианцев «Огненный рог Мания». Лесной пожар, возникший в результате падения небесного тела, который был сродни падению небольшого метеорита, удалось потушить группе преторианцев во главе с Плицинием Кордой, и им даже удалось извлечь вместе с чёрной слизью, оставшейся от экипажа корабля, зрядно обожжённую кожаную книгу со страницами, как будто сделанными из шкуры неизвесной чешуйчатой рыбы, и сплошь исписанными неизвесными значками без всякого намёка на параграфы, переносы и всякую подобную херь. От липкой, жирной слизи книгу удалось очистить с большим трудом и только понастоянию ушлого майора Цензурных Коллегий Рима Флору Дауну. Часть книги была утеряна, но оставшие 450 страниц, переведённые только к 20 веку в Библиотеке Конгресса знаменитым дешифратором Джо Перлом, явились полным откровением для научного сообщества Европы и Америки. И вот что окрылось в результате… та часть книги, которая уцелела в огне, сосстояла из перемешанных и разрозненных глав разных Марсианских книг и кусками из вполне Земных текстов, так что при их прочтении часто создаётся совершенно сюрреалистическойвпечатление. Часть текста, как ни страннр, была посвящена вопросам интеллектуальной собственности Фавнов на захваченной ими планете, и в частности — авторскому праву, присвоенному ими из бескрайнего свода патентов коренного населения Марса. При рассмотрении этих текстов трудно отказатьсяот мысли, что Марсиане что-то отчаянно искали на Земле, по крупицам собирая необходимую им информацию.

Итак, книга оказалась сборником как кусков Марсианских книг, так и выдержек из книг Голубой планеты. Ведущий исследователей Инопланетных текстов Герман фон Кузе после тщательного изучения текстов выссказал мнение, что смешанный характер этих текстов вовсе не случаен, и их состав структурирован по одним, пока неизвестнм нам принципам.

Итак, по истечению времени, в момент, когда военная экспедиция Марса погибла, все материалы, переплетённые и заботливо сброшюрованные, попали в Квиринальскую Библиотеку и канули в её пыльных архивах — все материалы — и книги, и записки самих Марсиан, и античные свитки и их куски, и на папки были прикреплены медальоны, которые оказались волновыми маечками для фиксации своего местоположения. Когда на Землю спустилась новая волна завоевателей с Марса, одной из целей их экспедиции было обнаружить всё то, что было собрано их предшественниками, по крайней мере, активировать и собрать все волновые маячки. Это было долгом Марсиан — в этом они были честны и им была важна честь погибшей экспедиции. Как ни странно, маячки до сих пор были целы. И, преодолев Рону, они нашли пыльные, изгрызанные мышами папки. Возможно, будет логично воспроизвести эти тексты в том порядке, в каком они пребывали в папке.

Глава I

Древний Тепиге.

…В предшественнике современного государства Амик Тора Агульфак — Древнем Тепиге всем владел Фарун и Храм, которые на паях контролировали жизнь Красного Шара — марсианского общества. Всё принадлежало Фаруну и Храму. Несколько династий фарабонов с разным эффектом сменяли друг друга, пока дело не закончилось восстанием Гикзадов, а потом и вторжением двуголовых Фаунов с другой планеты, плавно перетёкшие в Тёмные Времена, когда обитатели красного Шара — марсиане повсеместно убивали и ели друг друга и кромешную тьму планеты нарушало только мерно чавканье. С большой войной пришёл голод и двести лет марсиане участвовали во всеобщей гражданской своре, и гонимые голодом и врагами, перемещаясь бескрайними ордами по континенту Уртумбрия в поисках безопасных мест и пропитания. Таких мест становилось все меньше. Потом двуголовые фауны вымерли полностью во время эпидемии Карбункулярной Чури, и уцелевшие Марсианские сообщества на время обрели свободу, а последний живой наследник царственного дома — малолетний фараон Дубу Дал под патронажем своей жестокй матери Урфины чудовищными усилиями умудрились восстановить основы прежнего имперского порядка. Теперь Фарабон мог издать любой приказ, не считась ни с мнением Света, ни со здравым смыслом.. Все теперь подчинялись Фарабону, чьи приказы озвучивались его огромной матерью. И даже если он приказывал Солнцу остановиться, все обязаны были делать вид, что его приказ выполяется и Солнце, сколько надо, стоит на месте.

Никаких свидетельств того, что в Древнем Мире существовали хотя бы какие-то зачатки Авторского Права, мы не имеем. Интеллект — слишком невесомая, легкомысленная вещь, чтобы пытаться сделать из него хотя бы лёгкое подобие института собственности.

Скорее всего никаких установлений на этот счёт и не было. Все знания, интелектуальные ноу-хау, рождавшиеся в жреческой среде и в обязательных прихрамовых школах, были собственностью Храма. За это Государство часто расплачивалось с создателями интелектуального продукта тем, что содержало их на скромном, но постоянном довольствии в поселениях художников и мастеров. Это была стоящая замена гонораров, роялти и других выплат далёких, будущих веков, ибо уббирала из Мира случайность и гарантировала мастерам постоянные заказы и обязательный сбыт произведённого продукта, обеспечивала ремесленников Древнего Тепиге постоянными заказами и снимала проблемы продаж у осёдлых художников. Такое состояние дел удовлетворяло всех, ибо нет ничего лучше для творческого человека, чем гарантии вознаграждения за творческий труд и отсутствие бытовых проблем. Ещё лучше, если государство само устанавливало критерии качества произведений искусства, ибо это убирало из обыденности всякие произвольные оценки и мыльные пузыри художественного самомнения. Ведь все знают, что нет того бездаря-рисовальщика или ваятеля глиняных груш, который бы в глубине души не почитал себя величайшим из гениев. Особенно этим страдают увлекающиеся поденщиной женщины. В это время царил культ Хвостатого Говорящего Сфинкса, и у ваятелей отваливались руки во время изготовления бесконечных каменных хвостатых Сфинксов, устанавливаемых по периметру на всех границах Империи для защиты от врагов и очерчивания владений. Только государственные заказы делались с величайшим художественным пиететом и качеством и на всех них ставилась особая Казённая печать «Сияющие Глаза Лягушки». Лев с головой святой Морщинистой Жабы, Многолапая Блоха с гигантскими золотыми подковами и Вольфрамовой Короной на каждой голове, Сардина-Древолаз, изваянная с полной имитацией чешуи, пор кожи и хвостовых прожилок… На всё остальное фуруфами (художниками Древнего Тепиге) не обращалось никакого внимания из-за нехватки ресурсов, и дома бедняков текилов обычно были из глины и кизякора — низкого материала, остававшегося на пути местных гигантских сколопендр, а даже дворцы Фараонов в силу Высокого Популизма строились из сырцового, так называемого «кирзового» кирпича. Известны целые посёлки оформителей гробниц, и известны примерно параметры довольствия художников-текилов в этих поселениях. Известно, что им выдавалась еда, платье, материалы для творчества, разнообразные инструменты, глина, метеоритное олово и железо, один выходной в неделю и даже расчёски и средства для мытья клювов и цапф. Странно, что эти люди за 3000 лет до новой эры имели прав и бонусов больше, чем Англобарский рабочий в эпоху промышленной революции 19 века.

То, что производили художники в этих поселениях изначально не принадлежало им — просто они за произведённый продукт обеспечивались домом, едой, материалами для творчества и заказами, которые, разумеется, строго контролировались по срокам и качеству.

Никакого Авторского Права не наблюдалось — всё принадлежало Государству. Право на имя здесь также не наблюдалось, хотя имена наиболее великих талантов всё же сохранились, как, имя знаменитого греческого ваятеля Клона Имфожопфа, к примеру.

Вообще простые Тепигьянцы исторически не имели имён и носили сложные семизначные имена-номера, самые звучные — с умляутом в конце, номера, которые сразу по рождению заносились в огромную «Книгу Чисел», которая хранилась в особом строении на горе Уф. Стоять в этой книге на первой странице — было основной мечтой Марсианской Элиты, и были случаи фиктивного внесения этих числе и дальнейшего вычёркивания таких имён. Весь третий век до новой эры Тепигьянцы и века Кровавого Трилистника провели в кровавых разборках, кому стоять на первой странице «Книги Чисел», а кому лежать в жарком Марсианском грунте. С этих пор практиковалось проклятие имени для всяких провинившихся персон, бунтовщикови преступников, когда все упоминания о проклятом стирались, сдирались, сжигались и вымарывались повсеместно.

По сути Древний Тепиге, распластанный вдоль мрачного течения реки Лин, будучи чрезвычайно коррумпированным государством, сумел проявить здравомыслие, и через систему отбора в Храмовых школах (а в Тепиге было всеобщее начальное образование в прихрамовых школах), тысячелетиями выделял из толпы малолетних постолюдинов и аристократов, отбирал наиболее талантливых учеников, которые, ведомые и развиваемые правильной постановкой дела, собственно говоря и позволили этому государству просуществовать несколько тысячелетий. Эта система отбора талантов компенсировала повальную бытовую коррупцию и произвол, царившие на плоской равнине Терроугольного Хребта. Ведь там, где нет отбора и продвижения истинных талантов, где любящие мамы толкают бездарных дочек в консерватории, безглазых делают астрономами, и безногих бегунами — там нет надежды на долгое существование государства. Тепигьянцы прекрасно понимали эту простую истину и старались поддерживать высокие стандарты в рядах своих элитных специалистов…»

Глава II

Дневник Пятипалого

«…Одной из главных причин появления жизни была Симметрия».

«…Но спустя целой чреды веков государство Тепиге постепенно захирело и на его границах, подобно коричневой Малаурской плесени, расползлось новое образование — Древний Рдуим, где не было ни утончённости, ни разума, но обитатели которого с молоком матерей впитывали привычку владеть оружием, убивать чужаков и быстро строиться в походный порядок, называемый Коргонта. К тому же им была свойственная скверная традиция сбрасывать инвалидов и младенцев, рождённых вне брака, с Тарпейской скалы. Нам пришлось долго, упорно и кроваво воевать с ними, дабы доказать, кто из нас лыком шит, а кто не щит, и только изменение траектории Марса после падения метеорита Чухе привело к остановке жестокой бойни. В смысле искусств Рдуом был поистине пустым местом, и никаких позывов привести в порядок своё авторское право и обзавестись Законами об Интеллекте не наблюдалось ещё примерно шесть веков. В это время уцелевшему после бойни и падения метеорита населению Марса пришлось переселиться под землю и даже приняться строить там основательные города, уходившие под скалы на целые мили.

Именно тогда отчаянная мысль о переселении на другие планеты овладела сначала элитой, а потом и простолюдинами и вызвала потербность искать во вселенной другие планеты, доступные для жизни. Там, на этих планетах, для начала должен был быть кислород и вода. Одновременно стали развиваться технологии для наблюдения, и через 600 лет были изобретены чудовищные телескопы, которые смогли смогли найти совсем неподалёку голубую планету Земля. То, что там возможна жизнь стало ясно, когда в створ телескопа попал идеальный овал Колизея. Радости марсиан не было границ. Отчаянье же граждан, вынужденных переселиться под землю, вкупе с дефицитом воздуха, электричества и товарищества, не знало пределов. В это время смертность дромагулов превысила все проедвоенные стандарты. Здесь впервые общество столкнулось с всеобщим цинизмом и повсеместным поношением религиозных святынь. Все вдруг, даже некоторые жрецы Культа Бога Оаооо, стали сомневаться в основах существования высших сил и везде рушили священные Треножники. Культ Авторского Права, незадолго до того проникший в массы, был похерен и забыт примерно на двести лет.

«…И при том, что, скажем, в Руме существовала широко разветвлённое денежное хождение, передовая законодательная система и огромная экономическая структура, — которая строилась на денежном кредите и по сути была капидарастической, здесь тоже по каким-то причинам не слишком уважался интеллектуальный труд. Единственное, что не имел Рум — это двигатель внутреннего сгорания, в остальном, в Руме использовалась масса изощрённых механизмов и приспособлений. Изготовлением оружия здесь занимались прекрасно обеспеченные инструментом и инструкторами специалисты, умудрившиеся обеспечить все население Рума практически непроницаемыми вольфрамовыми доспехами. Судьба остального мира, а вместе с ней Древнего Тепиге была решена и в течение двух скоротечных войн он пал, став окраиной новой, растущей империи Великий Всердум.

Все те, кто производил объекты культуры, художники, архитекторы, писатели, имели рынок, с которым на порядок не может сравниться рынок современного капидализма. Единственным моментом, когда интеллектуальный рынок достиг половины Румского рынка — была Эпоха Возбухания. В это время на рынке искусств крутились деньги, равные доходам от оборота земли.

Так обстояло дело с авторскими правами на Марсе. На Земле дело было не лучше.

Глава III

Торгениус. «Римские Павилоки»

…В Римской Империи производство произведений искусства и книги производилось крупными частными кампаниями- мастерскими по массовому производству скульптур, огромными керамическими фабриками, государственной компанией по производсту и ремонту воинского снаряжения, строительными кампаниям, книжными корпорациями. В портах располагались огромные полотняные щиты с рекламой услуг и товаров.

Книги переписывались ручным способом, издавались тиражами до 5000 экземпляров, как в виде свитков, так и переплетённых книг, что требовало содержать целые корпорации переписчиков. Авторам новинок, естесственно, выплачивались гонорары, но мы не знаем, кем это осуществлялось — самими книжными корпорациями или богатыми меценатами, у которых авторы были почётными клиентами. Второе более вероятно, в силу клиентского построения сообщества. Очень вероятно, что клиентство литераторов Рима было связано с тем, что меценаты, будучи всадниками, постоянно бюыли вынуждену участвовать в выборах, и главной формой тогдашней предвыборной агитации была привлечение на свою сторону раскрученных, модных писателей и поэтов! Авторского права, как такового, здесь тоже не наблюдалось в принципе, и после премьеры книги, переиздания скорее всего могли быть легко украдены конкурентами и переизданы «пиратским способом» где-нибудь в дальнем уголке бескрайней империи, что почиталось в порядке вещей.

Наиболее значимые авторы попадали в сферу влияния меценатов, которые из соображения престижа и уважения сообщества, содержали этих авторов, порой создавая им поистине роскошную жизнь. Такими благодеяними были окружены Вергилий, Сенека и другие авторы эпохи императора Августа, которые получали богатые подарки Императора и имели землю, роскошные виллы и рабов. Но проблема состояла в том, что шедевров искусств было столь много, что они казались делом естесственным и обычным, что принижало статус художника-интеллектуала. Оплата оформителей вилл была столь существенна, что художникик иной раз продолжали работу в условиях смертельной угрозе жизни, как это было в Помпеях, уже засыпаемых горячим пеплом.

За авторами литературных произведений и исторических опусов сохранялось право на имя, то есть Государство следило, чтобы именно этот текст, созданный конкретным автором, был означен фамилией этого автора. Только это немного ограничивало кражу чужих сочинений.

Это было связано не с уважением к персоне автора, а строгими цензурными правилами Римской Империи. Цензура в Риме была прерогативой Императорской власти и Спецслужб. Все сферы связанные с законами, ораторской деятельностью, досками объявлений и выпускаемыми книгами, тщательно проверялось как при выпуске, так и инспектировалось в общественных библиотеках. Цензуру в Римском обществе осуществляли Римские Цензурные Коллегии — всевластные спецслужбы, контролировавшие содержание всего, чтобы было связано с языком и имевшие право на люстрацию, перлюстрацию, изъятие, изменение книг, и изъятие и уничтожение любой информации. Зная об этой особенности литературного процесса, сами авторы изначально чурались склизских, скользких тем и поддерживали общее любовно — приключенческое направление творчества. Очень силён был интерес к чудесам — животным и людям с дефектами, говорящим птицам, двуголовым уродцам, полётам и хождению по водам, венцом которых было оживление мёртвых и жизнь в иных мирах…» Эта сторона мифотворчества Рима, несомненно, была почёрпнута из чрезвычайно популярного Древне-Египетского культа, связанного с жизнью после смерта в иных сферах.

Мастерство Римлян в скульптуре было более сховатым, чем в Древней Греции и производство скульптур сразу было организоваано, как капиталистический процесс, с разделением труда и участием в создании скульптур множества людей. Стоимость мраморного и медного продукта была баснословной. Ревлама и инерция общественного сознания сделала из скульптур в человеческий рост истинный фетиш. Каждый нувориш заявлял о своём богатстве, выставляя скульптурур перед фасадом своего дома. Множество мастеров тёски были извлечены, выписаны и выкрадены из Греции в Рим, где руководили мастерскими. В одной из таких мастерских была найдена деревянная тавличка с вырезанными на ней словами Герамора — великого скульптора той эпохи. Вероятно, она была обращена к ученикам и главынм подмастерьям: «…Надо стараться делать качественный, весомый товар и пытаться сразу продавать его. Мода преходяща, и то, что кажется сегодня совершенным, завтра будет казаться уродливым или пресным! Начинать работу, не желая с самого начала продать свой продукт бесполезно! Это расхолаживает, понижает ответственость и служит исчточником падениякачества! Идеализм типа „даю бесплатно“ — проигрыш, никто это не уважает, ибо у того нет стоимости, у того нет и ценности. Надо искать то, где есть возможность монетизации. При этом, кстати, это самое важное — не следует никогда терять удовольствия от своего творчества. Надо быть мужественным, ибо на этом сложном пути бывают неудачи, в результате которых работа может быть испорчена или уничтожена одним неловким движением резца. Половина наших скульптур ещё при рождении приговорена стать мраморным щебнем при окончании! Дух ваш в таких случаях должен быть так стоек, чтобы вы в тот же миг с улыбкой принялись за следующую работу! Стойкость и терпение всегда бывают вознаграждены победами! Шедевров будет не много — они появляютсяя в виде духа времени, удачи, должного времени начала и свободы взгляда! Но если не будешь тщеславным, и не будешь пытаться рисовать лучше Форидора или Глюкафора, и ваять лучше Гарнеяна, многого не достигнешь. Ещё меньше достигнешь, если будешь самооправдываться и говорить — я делаю, как хочу, просто вокруг глупцы, которые не понимают в красоте, мне безразлично качество, я так вижу, оставь это как милое хобби и займись выращиванием тыкв! Вы должны смотреть на мир глазами покупателей ваших шедевров и удовлетворять их будущие желания, даже если они ешё и не подозревают о них! Побольше взирайте на Природу! Её Божественные возможности превышают возможности самого удачливого и утончённого гения! Свои творческие секреты храните, как девственность и держите тайны подальше от пьяного языка, ибо даже мысль о них может перехватить ищущий, алчный конкурент!»

Глава IV

«Методы контроля»

«…Причины введения единобожия Эхнатоном становятся понятны, когда мы начинаем взирать на Колоссов, построенных его отцом Аменхотепом III — в этой коллоссальности содержится ответ — в это время невиданно жрецы почуяли запах власти и фараону было чего опасаться. Эти колоссы, репрессии, единобожие происходили всецело от одного — желания сохранить власть и угомонить конкурентов, напяливших на себя тоги жрецов.

.В этих колоссах в высшей мере воплотился страх Аменхотепа III и его неуверенность в будущем. Но как истинный мужи борец, он понял, что нужно брать инициативу в руки и обрушить религиозников и их храмы…»

«…Из кучи детей наследником он выбрал самого странного, но самого фанатически верного его мечте…»

«…Элиты уже в древности прекрасно понимали, что для стабильности государства необходимо сильно сузить мировоззрение населения. Стабильность для них была последствием ухудшения поколений и уничтожением грамотности и знания, как таковых. Знание должно было всецело принадлежать элите

Управлять глупыми, дикими, неграмотными и забитыми людьми было много удобнее, чем управлять гордыми, знающими и вооружёнными гражданами. И чем больше и грознее суживалось мировоззрение, тем стабильнее и дольше, как в Древнем Египте, уцелевало государство. Всё, что выходили за рамки официального канона, выжигалось столь тщательно, что иные воззрения существовали только в смешных карикатурах на заборах и сатирических надписях на стульчаках туалетов. В Рима со временем началось размывание целостности единого мифа. Здесь уже можно было веровать во многое, при этом продемонстрировав раз в год лояльность официальному культу, бросив щепотку благовоний в очаг у ног Зевса.

.Это была ошибка, потому что позволив одному мелкому злобному культу поселиться среди добродушных античных богов, а потом обнаглеть и заявить о своём первенстве и размежевании с главным культом, как они сделали из этого культа кукушку, которая, оперившись, выкинула из гнезда всех остальных богов. Рим подвела страннаясамоувенность, что поскольку Боги всесильны, то это их дело — самим защищать себя.

Римские Цензурные Коллегии внимательно отслеживали за соблюдением закона об «Оскорблении Величества», а также цензурировали библиотеки и изымали книги даже с упоминанием попавших в опалу политических деятелей. Существовала практика полного переписывания книг с упоминанием опальных и вычеркивания их имён из любых источников. Существовала целая методика опорачивания попавших в опалу — это называлось «проклятие имени». Провинившихся и преступников начинали описывать неисправимыми ублюдками, как это было сделано с репутацией Калигулы или Нерона убийцами, злодеями, лицами, имеющими половые сношения с сёстрами, сумасшедшими и маньяками, проигравшимися военачальниками, совершающими нелепые поступки или персонами, радующихся бедствиям народа — короче, ничтожествами, не заслуживающими ни жалости, ни внимания. Напротив, в описании «Великих» правителей тщательно отцензурированные «Исторические сочинения» отмечали «богоизбранность» этих правителей, их высокий здравый смысл и триумфальные победы над врагами. В этих оценках, которым было позволено вырваться в общественное поле, выражались не истинные свойства этих персон, но воззрения на них победивших кланов. Фактически, именно в силу этой цензуры, мы не имеем практически ни одного античного автора, которому можно верить. Все их сочинения, изначально подвергнутые самоцензуре, потом тщательно цензурировались и наполнялись по запросу государства мифическими баснями, среди которых сейчас очень трудно выловить жемчужины правды. И именно оттого, что эти сочинения с неописуемой ловкостью преодолели раннехристианские времена, наши подозрения должны только умножиться. Множество же правдивых сочинений историков, содержащие нелицеприятные описания, были уничтожены с маньяческой тщательностью.

Одним из странно уцелевших авторов был Иосиф Флавий, чьи описания являются каноном этой официозной лжи. Нам нужно задуматься, кем были заказчики именно такого характера лжи. Автор, с лёгкостью необычайной бывший сначала шпионом нескольких спецслужб, затем — руководитель одной из областей Галилеи, и удивительным образом уцелевший в ходе гражданской войны в Иудее, затем пользовался удивительным покровительством Римского Императора. Мало кому в те времена удавалось при такой богатой карьере уцелеть.