Бесплатный фрагмент - Иммунитет к жизни

Предисловие

Человеческий организм — это поистине удивительное творение. В детстве я с увлечением читал научно-фантастические романы о морских путешествиях и бескрайних просторах космоса. Но меня всегда манил иной мир — не тот, что окружает нас, а тот, которым являемся мы сами.

Мы, люди, сотканы из атомов, некогда рождённых в недрах далеких звезд. Эти звезды, возможно, и не предполагали, что их частицы однажды обретут сознание и станут исследовать самих себя в лице вида Homo sapiens.

Наш путь начался со взрывов сверхновых и привел к появлению жизни — сложной, многогранной и прекрасной. Наш организм выстроил целую армию клеток, которые неустанно защищают нас от внешних и внутренних угроз. Клетки эти сражаются, погибают, развиваются и вновь идут в бой. И вот у меня возникла идея: почему бы не рассказать о приключениях этих клеток в научно-фантастическом романе?

Позвольте мне немного поделиться своим опытом обучения в медицинском вузе. Медицина — наука безусловно важная, но порой она кажется сухой и скучной. Возможно, преподаватели и сама система образования невольно превращают её в бесконечный поток сухих фактов, похожих на безвкусную кашицу без приправ. Изучение иммунитета часто ограничивается поверхностным пониманием, сосредоточенным на аллергиях и патологиях, а не на глубоком погружении в физиологию иммунных клеток. Между первым занятием, где объясняют базовые концепции врожденного и приобретенного иммунитета, и последующими лекциями о сбоях в системе возникает пропасть, которую студентам трудно преодолеть.

Но эти клетки — не просто бездумные солдаты, бросающиеся в бой одна за другой. Их поведение удивительно сложное: они ведут разведку, передают информацию в «штаб», где вырабатывается стратегия нейтрализации врага.

Если вы когда-либо играли в стратегии, то поймёте: каждый вид войск выполняет свою роль. В компьютерной игре вы командуете отрядами, выбираете выгодные позиции и планируете атаки. Но клетки иммунитета знают, что делать без единого командира — они вызывают друг друга на помощь, действуют слаженно и эффективно. Разве это не поразительно?

Размышляя о скучной подаче материала, я решил оживить каждую клеточку, наделить её сознанием, создать простой, но эмоциональный сюжет, способный тронуть читателя. Ведь если эмоции идут рука об руку с информацией, знания усваиваются гораздо легче.

Разумеется я не стану углубляться во все тонкости строения организма, а из биохимических процессов выберу лишь те, которые необходимы для понимания сюжета и физиологии иммунитета. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы погрузить читателя в удивительный мир, живущий внутри нас.

Глава первая. Живая материя

— Ты понимаешь, насколько это рискованно? — с тревогой спросила Анна, хотя знала: Коди всё равно сделает то, что задумал. — Ты уверен, что у тебя получится?

Коди молчал.

Её руки, отточенные годами практики, уверенно прокололи вену пациента, и питательный раствор плавно потёк по инфузионной системе прямиком в кровь. Анна аккуратно настраивала скорость подачи жидкости.

Темно-русые локоны спадали на белоснежный халат, почти сливавшийся с её светлой кожей. Живые, карие глаза выражали беспокойство о дорогом для неё человеке и в то же время оценивали состояние протеже. Из-за того, что им предстояло совершить, она не спала пару дней, подготавливая комнату. В ней ей предстояло провести ещё много часов, а возможно, и дней, наблюдая за двумя подопечными: за умирающим пациентом и за безрассудным врачом, причем оба будут в бессознательном состоянии.

— Не молчи, пожалуйста, — на этот раз она повернулась к Коди лицом. В голосе звучала искренняя тревога.

Частный кабинет доктора Коди, некогда служивший обычным приёмным помещением, сейчас был залит ярким светом. На первый взгляд — привычный врачебный кабинет, но, заставленный реанимационной техникой, двумя койками и аппаратурой для переноса сознания, он напоминал футуристическую больничную камеру.

«Хаос» — так бы охарактеризовала Анна это место. Несмотря на разбросанные книги и блокноты — на подоконнике, на столе — Коди умудрялся поддерживать порядок и стерильность. В отсутствие пациентов кварцевая лампа ежедневно излучала ультрафиолетовые лучи, выжигая бесчисленные бактерии, вирусы и грибы.

Сейчас, когда включить её было нельзя, стерильность поддерживал бактерицидный рециркулятор. Принцип его работы схож с кварцевой лампой, но обеззараживал он только воздух, весь процесс происходил внутри устройства. Предметы кабинета оставались населёнными микроскопическими врагами — пожалуй, единственный недостаток рециркулятора перед лампой.

Враги эти хоть и были невидимы невооружённым глазом, но не в этом случае и не в этой истории. Коди — врач и физик-самоучка — собирался перенести своё сознание в крошечный экзоскелет размером с человеческую клетку, чтобы проникнуть в организм пациента с одной-единственной целью — спасти его. Невидимые враги в этом случае становились не просто большими — теоретически они должны были превзойти по размерам самого Коди в разы.

Едва заметно тело доктора Коди покачивалось в кресле под ритмичные удары сердца. За годы врачебной практики он выработал хладнокровие, но так и не овладел ценным навыком — отгораживаться от страданий пациентов. Сострадание было для него неиссякаемой силой, побуждавшей вырывать у смерти месяцы, годы, а порой и целые десятилетия жизни для своих пациентов. Хладнокровие и оптимизм были лишь масками, скрывающими истинные переживания и служившими опорой для окружающих, внушая им уверенность в его действиях. Но Анна видела его насквозь и понимала всё без слов.

— Ты видела женский прототип? — произнёс Коди с лёгкой улыбкой, глядя прямо в глаза Анны. Попытка отвлечь её явно была провальной. — У него такие же милые черты лица, как у тебя. На мгновение он замолчал, нервно прикусив нижнюю губу. Анна же, напротив, открыто демонстрировала недовольство, явно ожидая сути разговора.

— Не злись, пожалуйста. Я должен это сделать — иначе моя совесть не даст мне покоя, — тихо произнёс он. Поднял глаза и снова встретил её взгляд, жаждая хоть какого-то отклика.

— Он взрослый человек, а ты не обязан спасать всех подряд, рискуя собой. Понимаешь? — её пристальный взгляд не отрывался от него. — Он. Взрослый. Человек. Ты предложил помощь — он принял решение самостоятельно. Ты же не станешь нести ответственность за каждого, кому когда-либо пытался помочь? Что скажешь на это?

— Я понимаю, что ты чувствуешь, и понимаю, что хочешь мне сказать. Но сейчас его от смерти отделяю только я и моё изобретение, — сказал Коди.

— Непроверенное изобретение, — резко парировала Анна спустя мгновение.

— Разве это не лучший повод его проверить? — с трудом сдерживая смех, ответил Коди.

— Ты у меня хорошенько получишь, понял? Как вернёшься — я тебя убью! — пробурчала она, резко отвернулась и начала выкладывать из дорожной сумки на стол упаковки с ампулами.

— Обожаю, когда ты злишься — так ты выглядишь ещё милее, — ухмыльнулся он. Она не выдержала и улыбнулась.

Вакуум тишины, растянувшийся на несколько минут, вновь нарушил нежный женский голос. — Объясни мне, пожалуйста, как твоё сознание переместится в этого маленького робота?

Коди успел лишь взглянуть на Анну, занятую подготовкой, убирая чашку чая в сторону, как она продолжила: — Нет, я понимаю, как устроен организм человека, как работает мозг и всё такое, но никак не могу понять, как твоё сознание может существовать в двух местах одновременно? — последние слова прозвучали с особой интонацией.

— Квантовая запутанность, — монотонно ответил Коди, делая глоток чая. Он любил пить чай во время разговора, что порой раздражало собеседников из-за пауз. Но если чай остывал — раздражался он сам.

— Спасибо за подробное объяснение, — раздался незамедлительный неудовлетворённый возглас, за которым последовал театрально глубокий и продолжительный вздох, подчёркивающий недовольство Анны.

— Объясняю, — продолжил он. — Две частицы, столкнувшись и взаимодействуя друг с другом, становятся связанными.

Его руки в привычной манере начали жестикулировать, соприкасаясь и расходясь. Когда доктор говорил увлечённо, руки устраивали настоящий спектакль, отражая его эмоциональную заинтересованность, а горящие глаза неотрывно смотрели в глаза собеседника. На этот раз он ограничился только жестикуляцией.

— Так вот, нейроны головного мозга генерируют определённую частоту электромагнитных импульсов. В «голове» робота, как ты его называешь, — он указал на специальный контейнер с экзоскелетом, — есть маленький чип, внутри которого находятся частицы, связанные с теми, что воспроизводит мой мозг, и которые отражают моё сознание. Понятно?

— Нет. Ещё никто не определил, какой отдел головного мозга отвечает за сознание. И почему ты думаешь, что твоё сознание внутри робота не может повредиться? А если повредится сознание в роботе, то не пострадает ли твоё реальное сознание?

— Я хочу сказать, что ты и так немного «того», но я говорю о «поломке» другого рода. Понимаешь?

— Хорошо, слушай, — глубоко и театрально вздохнул он. — Чип помещён в своего рода контейнер, который, теоретически, не должен пропускать электромагнитное поле окружающих тканей организма. Частицы при квантовой запутанности взаимодействуют изолированно, даже находясь очень далеко друг от друга. Фактически, изменение состояния одной частицы так или иначе приводит к таким же изменениям другой, связанной с ней. — Его руки вновь взялись за роль двух частиц, сближаясь и разъединяясь в воздухе.

— Я всё равно не понимаю, почему они так связаны, — в своей привычной манере отмахнулась Анна.

— Я сам не понимаю. Главное, что это работает, — признался Коди.

— А поломка?

Он сказал то, что не хотел произносить вслух: — Я не знаю. — Нижняя губа подверглась очередному нападению.

Оба прекрасно осознавали риски, связанные с использованием этой технологии. Здравый смысл и скептицизм Анны всегда служили своеобразным щитом — именно она сдерживала порывы Коди, отгораживая его от опасных, порой безумных идей. Но теперь, несмотря на свои обоснованные вопросы, она видела перед собой неуклонную решимость молодого доктора, который, опустошив очередную кружку чая, будто черпал в ней силы для следующего шага.

Его поступки всегда сначала казались нелогичными, порой даже безрассудными, но постепенно, словно собирая разбросанные пазлы, складывались в цельную, ясную картину.

Анна искренне восхищалась им.

С самой их первой встречи Коди — хотя это был лишь его псевдоним — открывал ей все свои мысли, делился самыми смелыми гипотезами и задумками. Она слушала внимательно, даже когда смысл ускользал от её понимания.

Человеческий мозг — невероятно сложный орган, управляющий всем организмом. Когда часть клеток погибает, например, при инсульте, другие нейроны могут взять на себя функции утраченных. Это свойство называется нейропластичностью.

Вопреки распространённому мифу, мозг не использует лишь малую часть своих возможностей — напротив, он стремится к максимальной эффективности. Всё зависит от уровня развития самого мозга и качества мышления. Когда мы учимся, когда впитываем новую информацию, нейроны образуют между собой новые связи — синапсы. Чем больше этих связей, тем быстрее и точнее передаются сигналы, тем острее и гибче становится мышление.

Коди чувствовал, что эволюционные рамки развития его мозга ограничены. От природы он был достаточно умен, непрестанно увеличивал число нейронных связей, жадно поглощая всё новые и новые знания. Временами он прибегал к ноотропным препаратам, надеясь разжечь умственную искру, но этого было недостаточно — границы оставались непреодолимы.

«Живая материя ограничена», — эта мысль стала для него отправной точкой к поиску нестандартного решения — применению неживой материи для усиления мыслительных процессов. Если представить процессор компьютера, где каждое ядро выполняет определённые задачи, то увеличение числа ядер неизбежно ведёт к росту вычислительной мощности. Конечно, это упрощённое сравнение.

Можно ли, спросил он себя, расширить количество «ядер» мозга за счёт внешних модулей? Оказалось, что можно. Но на этом эксперимент не остановился. Увеличив вычислительную мощность, Коди привлёк к работе помощника — искусственный интеллект. Этот ИИ был всего лишь бессознательным набором алгоритмов, выдающим заложенную информацию без намёка на творческое начало. Холодный и бездушный, он не мог порождать новое — лишь перерабатывал уже существующие данные.

Однако именно взаимодействие живого интеллекта и бездушного алгоритма породило нечто большее: возможность воплощать в жизнь даже самые безумные идеи.

Так и возник перенос сознания.

Ключевую роль здесь сыграл посредник между человеческим разумом и терабайтами зашифрованных данных — искусственный интеллект, который обеспечивал Коди мгновенный доступ к информации без необходимости её запоминать и исключал риск забытья.

Несложно догадаться, почему доктор выбрал именно такой псевдоним.

Это не было заранее спланировано, но однажды он попытался создать цифровой слепок собственного сознания — матрицу, которую затем внедрил в уже разработанный ИИ, названный им «Вивиан» — что с латыни означает «Живой».

К сожалению, Вивиан так и не обрёл сознание: личность, эмоции, мечты и стремление к жизни в нём обнаружить так и не удалось. Тем не менее, Коди решил оставить имя без изменений.

Глава вторая. Пора спать

— Пора приступать, — спокойно произнёс Коди, лёжа на кушетке, тело его было усыпано электродами, а на голове они образовывали причудливую шапочку из проводов и сенсоров.

— После введения «Васкулариса» у меня будет всего двенадцать секунд — ровно столько, чтобы взять управление и остановиться, прежде чем я окажусь в сосуде с крошечным диаметром.

Анна улыбнулась, но в её голосе прозвучала лёгкая насмешка:

— «Васкуларис» — интересное имя для твоего транспорта. Почему не «Наутилус»?

Коди вздохнул, в его глазах мелькнула доля сожаления:

— Очень хотел назвать именно так. Но не всё же мне копировать из любимых книг.

— Ты берёшь Вивиана с собой? Он действительно сможет управлять экзоскелетом? — спросила она, аккуратно наполняя шприц транквилизатором и препаратом для седации. Пульс доктора внезапно ускорился до ста двадцати ударов, а руки предательски задрожали от волнения.

Доктор глубоко вздохнул. — Да, я уверен, что он справится. Привяжи мои руки и ноги к кушетке, пожалуйста. Я не знаю, что со мной произойдёт в момент переноса. К сожалению, подопытные крысы не умеют рассказывать о своих ощущениях.

Он поднял руки перед собой, несколько раз сжал их в кулаки и задумчиво почесал нос. — Интересно, а если у меня начнёт чесаться нос? Или что-нибудь ещё?

— Хмм! Говорил, что спокоен, а у самого сердце бешено бьётся, да ещё и задаёшь дурацкие вопросы. Хотя нет, дурацкие вопросы ты задаёшь всегда, — отозвалась Анна.

— Как же ему не биться, когда перед глазами такая красивая девушка? — ответил он с улыбкой.

— Скоро я сама начну принимать успокоительное. Вот почему ты такой? — Сказала она с лёгкой усмешкой.

— Если бы я был не таким, какой есть, ты, наверное, сейчас не сидела бы рядом и не беспокоилась обо мне, — признался он.

— Так объясни мне теперь, почему тебя, как инородный микроорганизм, не попытаются уничтожить клетки иммунитета? — спросила Анна, пристально глядя ему в глаза.

— Насчёт этого у меня есть план. Неужели ты его не читала? — с лёгким упрёком обратился Коди.

— В твоих записях чёрт ногу сломит: ты же никогда не пишешь последовательно, — терпение Анны постепенно иссякало.

— Ну всё, не злись, — он улыбнулся, хотя именно эта фраза обычно злила Анну ещё сильнее, — я раздобуду белок из здоровой клетки…

— Ага! Если найдёшь такую — ты только посмотри на него! — перебила Анна. — У него, на удивление, такой список обнаруженных нами патологий, что даже странно, как он ещё жив!

— Именно поэтому я и отправляюсь туда — надо выяснить, что отключает его иммунитет. А то, что он ещё дышит, — исключительно твоя заслуга.

— Белок, — твёрдо произнёс женский голос, возвращая его к теме.

— Да! Так вот, я раздобуду белок и, обнаружив иммунную клетку, предоставлю его для проверки — что-то вроде «паспорта гражданина».

Коди оснастил экзоскелет специальной двойной «рукой», которая, словно на блюдце, аккуратно протягивает белковую структуру одной из клеток иммунной системы — будь то макрофаг, NK-клетка или любая другая. После тщательной проверки он сможет спокойно заниматься своими делами.

Белок синтезируется внутри клетки, а вся информация о нём зашифрована в ДНК. Если генетический аппарат повреждён — например, вследствие вирусной инфекции или мутации, как в раковых клетках — белковая структура, которую клетка выставляет на проверку, изменяется. Поэтому крайне важно найти именно здоровую клетку с неизменённым ДНК-аппаратом и, соответственно, с корректно синтезируемым белком.

Иммунитет пациента был подавлен по неизвестной причине, и Коди рассчитывал, что у него будет достаточно времени. К тому же Вивиан должен был найти подходящую «жертву». Сознание доктора на таком уровне тесно связано с программным помощником — только благодаря Вивиану он способен различать типы клеток.

В действительности клетки окрашивают специальными растворами для их последующего изучения под микроскопом. Если когда-либо мы видели цветные изображения различных иммунных клеток, это всегда результат действия красителей. Вивиан же оцифровывает изображения, получаемые зрительными сенсорами экзоскелета Коди, и преобразует их в цветные изображения, привычные и удобные для восприятия человека.

— После переноса сознания на экране ноутбука высветится специальное окошко, в котором мы будем вести диалог, — его лицо резко стало очень серьёзным.

— Ты же знаешь, как я не люблю всю эту технику, — последовало возражение, — я же толком не умею с ней работать…

— Не переживай. Ты обязательно справишься.

Анна заметила, что он смотрит на неё проникновенно, требовательно, но в то же время с надеждой. Она была единственным человеком в его жизни, которому он всецело доверял, и это для обоих не было секретом. Хотела было опустить взгляд, потому что так диктовала внутренняя стыдливость, но сердце желало обратного.

— И не думай, что только из-за твоего взгляда я готова ради тебя на всё, — сказала она, не отрывая глаз.

— А разве нет? — кабинет залился смехом, после чего левое плечо доктора ощутило на себе до того лёгкий толчок, что он начал смеяться ещё сильнее.

— Ну всё! Ты уже покраснел! Продолжай, а то опять упустишь что-нибудь важное, — улыбка не сходила с её лица.

— Если я буду обнаруживать что-нибудь важное, я оперативно буду сообщать — передатчик информации находится в «Васкуларисе».

— То есть сообщать будешь только тогда, когда будешь возвращаться в свой транспорт?

— Да. К сожалению, на нём нельзя путешествовать в межклеточном пространстве — он предназначен только для сосудов — вен и артерий. Нельзя проскочить даже через капилляры, — брови Коди нахмурились. Он был явно расстроен этим фактом.

Анна зевнула так сильно, что по щеке побежала слеза.

— Почему ты не сделал его, как эритроцит? — затем она потянулась, сидя в кресле.

— Отдохни, когда начнём, ладно?.. Ты имеешь в виду то, что эритроцит по диаметру больше капилляра, но проскакивает через него?

— Да.

— Во-первых, я даже не знаю, как это сделать, а во-вторых… — Коди задумался. — И правда, а почему?.. В любом случае эритроцит сжимается и деформируется каждый раз, когда проходит через сосуд, который меньше его самого. Да и я бы не хотел стать причиной тромбоза — пусть даже и на уровне крохотного капилляра.

— Тебя волнует один капилляр?.. Давай начнём: чем раньше, тем быстрее закончим. Почему ты ещё не спишь?

— В масштабах организма один капилляр — это незначительная потеря, — сказал Коди, — но чем это может обернуться для меня, застрявшего в этом капилляре?

И снова кабинет залился смехом, но на этот раз уже женским: Анна вспомнила, как зимой Коди пытался снять куртку, которая надевается через голову, но застёжка предательски зажевала молнию, и он оказался буквально запертым, оставшись ждать своей спасительницы. Вспоминая этот эпизод, она не смогла сдержать смех.

Минуту спустя Анна спросила:

— Хочешь ещё что-нибудь сказать?

— Да, — прозвучало без капли эмоций.

Несколько секунд спустя Анна подбодрила:

— Ну, говори! Чего застыл?

— Почеши, пожалуйста, нос, — также невозмутимо сказал Коди. Веки начали смыкаться.

— Так, всё! Спать! — решительно сказала Анна. — Препарат наконец-то подействовал.

— И что бы я без тебя де…

Ещё минуту она любовалась спящим доктором, облокотившись на руку, после чего села за ноутбук…

Глава третья. «Космолёт»

— Как?! — крикнул Коди во время падения. — Как управлять этой штуковиной?!

Вивиан медленно и бесшумно приблизился к неподвижному Коди, лежащему на полу «Васкулариса». Он наклонился и застыл, уставившись через две светящиеся линзы. Внутри них мелькали вращающиеся линзы поменьше, которые испускали слабое голубое неоновое свечение.

— Во-первых, это пугает. Не надо так смотреть. А во-вторых, я не задумывал именно такую конструкцию зрительного аппарата — мне что, нужно поворачивать голову, как сове?!

— Доктор, вам нужно сфокусироваться на мне. Я немного доработал линзы, поскольку создать столь малые сервоприводы для их движения было невозможно. — Вивиан не отводил взгляда, пока в «глазах» Коди не началось движение.

— Изображение стало чётким?

— Да-а… Почти. Только я не могу двигаться. Возьми управление на себя и включи сенсоры — ты должен сымитировать движения. И не забудь про сенсоры — я не чувствую тело… Мне кажется, что что-то не так, Вивиан… Вивиан! — Коди старался изо всех сил мобилизировать всё своё самообладание.

В действительности человек всегда осознаёт, где находится его рука, нога или иная конечность, если таковая имеется. Это достигается благодаря проприоцепции. Хотя мне больше нравится определение «кинестезия», оно включает в себя не только «ощущение положения тела», но и информацию, добываемую органами чувств.

Мышцы снабжены специальными нервными окончаниями — рецепторами, которые в данном случае являются проприорецепторами. Они получают информацию о положении тела, о воздействии на него других предметов — например, вещей — и отправляют эту информацию в головной мозг. Он же, собирая такие сигналы со всего организма, рисует целостную схему.

Состояние Коди можно назвать сенситивной атаксией — он не чувствует ни своих механических рук, ни ног, ни того, что на нём был неотъемлемый атрибут врача — подобие медицинского халата в виде эластичных пластинок. Халат воссоздавал аутентичный образ, а также служил своеобразным защитным костюмом. По крайней мере, его создатель решил подстраховаться.

Вивиан опустился на колени и приложил свои трёхпалые руки к голове Коди. Доктор, на удивление, походил отдалённо на реальную версию себя — чего стоили одни только взъерошенные «волосы на голове», играющие роль и антенн, и рецепторов.

Коди почувствовал, как каждая деталь его нового тела оживала в ответ на прикосновение Вивиана. Он ощутил непривычные для него тепло и лёгкость, словно его собственная кожа пропиталась новыми ощущениями, и мир вокруг стал открываться совсем по-новому.

Точь-в-точь, как после длительного онемения, почувствовалось покалывание, подобное искрам электрического тока, пронзающего конечности. Руки доктора пришли в движение, а затем и ноги. Дрожь пробежала по «позвоночнику», и он уже хотел совершить тяжёлый вдох, который делаешь после падения на спину — мучительный, но необходимый. Однако, кроме панического страха, ничего не происходило — вдох не наступал, как бы доктор ни старался его сделать. Два ярких огня не внушали никакого спокойствия.

«Доктор, вы в экзоскелете… Сознание успешно перенесено… Доктор, с вами всё хорошо…» — два ока неустанно глядели на дрожащее механическое тельце. Сначала прекратила движение голова, а потом и все остальные составляющие. Причём суставы этого изобретения внешне напоминали переплетённые между собой канаты, которые, сворачиваясь, разворачиваясь и возвращаясь в исходное положение, приводили в движение, словно рычаги, части тела.

— То, что нужно. Теперь я могу и сам, — с дрожью в голосе сказал Коди, шатко удерживая вертикальное положение после того, как встал; голова дважды повернулась вокруг своей оси. — Чудно-то как! Осталось только разобраться с фокусировкой зрения.

— Я уже провожу калибровку. Ещё немного — и всё будет готово.

Коди нащупал кресло и плюхнулся в него. Тело немного спружинило. На самом деле страх смерти не отпускал доктора.

— Забавно! Чувствую себя как в компьютерной игре, — пытался он успокоить себя.

— Можешь имитировать эмоции? — спросил доктор неподвижно стоящего Вивиана.

— Зачем?

— Мне легче воспринимать тебя живым. Живые люди всё-таки… испытывают эмоции. Мне хотелось бы, чтобы ты… ну, знаешь, хотя бы имитировал беспокойство обо мне.

— Доктор, раньше вас это нисколько не беспокоило.

— Сейчас ты — человекоподобное существо. Думаю, ты и сам понимаешь, что мне, как человеку, привычно человеческое общество, — если бы Анна увидела Коди в микроскоп, то сразу бы поняла по его привычке жестикулировать, что он что-то говорит. Причём даже уловила бы его эмоциональное состояние по амплитуде и интенсивности этих движений.

— Вы не любите общество, — констатировал Вивиан.

— Но людей люблю: нельзя быть врачом и не любить людей.

— А почему не любите общество? — с полным безразличием спросил Вивиан.

— Потому что в отдельности люди — глупые, умные, порядочные или нет, — интересные создания! Но когда они образуют группы, то разница между ними приводит к контролируемому до поры до времени хаосу.

— До поры, до времени, — вновь произнёс он будто бы самому себе, после чего наступила тишина.

— И не думай, что я не вписываюсь в общество, — с досадой продолжил доктор, — я принёс ему много пользы — ты и сам это знаешь. Правда, это не всегда ценится и не всегда оборачивается добром.

— Доктор, нет необходимости оправдываться перед машиной. Вы испытали страх, хотя человека с большей выдержкой ещё надо поискать. Вам неприятно, что я не испытываю никаких эмоций, включая… страх. Не думайте, что проявили слабость — я создан помогать вам, а не оценивать ваши способности. Я также знаю, что вы заводите спор каждый раз, когда пытаетесь отвлечься. И Анна ожидает вашего сигнала.

— Минуточку, я ещё не видел свой космолёт — только на эскизах, — Коди отвёл глаза от спутника, — мог бы и подыграть мне в споре, зануда.

— Этот транспорт не предназначен для космических путешествий, — также монотонно поправил Вивиан. Однако это возражение было проигнорировано — жёлтое свечение в глазах, словно от лампы накаливания, усилилось — они жадно разглядывали внутреннее устройство «космолёта». Если они источали теплоту, которая заключена в человеческой душе, то глаза напротив были холодны, как лёд, и голубой цвет — такой же холодный — только усиливал это свойство.

— За-а-нуда! — сказал доктор и принялся расхаживать, вспоминая детские грёзы о межзвёздных странствиях.

В центре устройства возвышался зал с высоким куполообразным потолком, который казался живым, будто сердце морского гиганта микроскопических размеров. Центральный «хребет» или «позвоночник» тянулся от хвоста до головного конца, с толстыми, переплетёнными между собой волокнами (проводами), которые напоминали скелет рыбы, созданной для странствий по кровеносной системе.

Стены судна были оснащены рядами гладких светящихся плиток, которые излучали мягкое светло-бежевое сияние.

Множество инструментов и датчиков были прикреплены к волокнам, спускавшимся от «позвоночника» по стенам вниз, напоминая рёбра. Это оборудование использовалось для сбора данных, ремонта и обслуживания — с ним часто работал Вивиан, который знал назначение каждой, даже самой мельчайшей детали.

Капитанский мостик слегка возвышался и был отделён от остальной палубы прозрачным экраном. На мостике стояло кресло капитана, обтянутое чёрной материей с высокой изогнутой спинкой. Рядом с креслом, над панелью управления, располагался штурвал — по форме напоминавший корабельный, каким ловко управляли мореплаватели, покорявшие в далёком прошлом моря и океаны. Однако он был меньше и оснащён кнопками и рычагами.

Панель приборов перед капитанским креслом изобиловала экранами, кнопками и рычагами.

У самого основания «позвоночника», над капитанским креслом, находилась цилиндрическая структура, покрытая сеткой тонких серебристых проводов и содержащая основные системы и компоненты — мозг и сердце «Васкулариса».

Круглая платформа посреди комнаты, окружённая ореолом хаотично мерцающей люминесценции, была местом, где Коди появился при переносе сознания. Именно здесь он стоял и сейчас, пленённый горечью ощущений, которые испытал, когда был неспособен контролировать новое тело.

Сложный механизм, в котором каждый элемент работал в унисон. И Вивиан был частью этого механизма.

Коди не любил общество по своим причинам, но одиночество он ненавидел ещё сильнее. Желание увидеть друга в своём творении отражалось в его отношении к Вивиану: вновь созерцая мир через новые глаза, он ощущал странное чувство близости к этому таинственному созданию, словно их связывало нечто большее, чем просто инженер и изобретение. Если страх, окутавший его в начале переноса сознания, постепенно утихал, то сомнения, вперемешку с разочарованием, связанные с двумя ледяными огоньками, только нарастали.

Глава четвёртая. Я — это я

— Турбины в исправном состоянии, — сообщил Вивиан.

— Покрытие судна действительно позволит нам прикрепляться к эндотелию сосудов? — с подозрением спросил Коди, крепко сжимая штурвал в механических руках.

— Да, — подтвердил Вивиан. — Более того, оно позволит, как вы и задумали, избежать адгезии тромбоцитов.

Коди молча кивнул, размышляя о предстоящих шагах. Он вглядывался сквозь иллюминатор мостика, представляя контуры огромных эндотелиальных клеток, выстилающих сосуды плиткой из ромбов. Перед его внутренним взором возникала мерцающая электрическим светом сердечная мышца.

В действительности, если кровеносный сосуд — а именно эндотелий, его внутренняя оболочка — повреждён, множество тромбоцитов немедленно бросаются залатывать повреждение. Они прикрепляются к неровностям эндотелия, а уже присоединившиеся тромбоциты выделяют специфические вещества, призывающие свободно плавающих в крови собратьев присоединиться к ним. Маленькие героические создания словно кричат: «Мы здесь! Нам нужна помощь! Наш мир в опасности!» Шепот химического языка переплетается с волнами крови, создавая музыкальную симфонию борьбы за жизнь. Эти крошечные частицы, чьи жертвы и жизни кажутся незначительными в масштабах огромного человеческого организма, вносят неоценимый вклад. Они сообщают о своей активации и приступают к исполнению главной задачи — остановке кровотечения. Изначально округлые, после активации тромбоциты образуют выросты, за которые хватаются другие, проплывающие мимо.

В этой истории Анна неоднократно вводила пациенту различные лекарственные препараты, поддерживающие его организм в жизнеспособном состоянии. Если бы тромбоциты — которых у него, кстати, было мало, причину чего наши герои пытаются выяснить — не закрывали отверстие в вене после извлечения иглы шприца, пациент мог бы погибнуть от кровотечения, даже несмотря на столь крохотную рану.

Для доктора Коди было крайне важно, чтобы поверхность «Васкулариса» оставалась абсолютно гладкой, лишённой даже малейших неровностей. Это обеспечивало беспрепятственное движение тромбоцитов, плавающих в крови, которые при контакте не должны были воспринимать её как повреждение сосудистой стенки. Даже две турбины, способные противостоять течению крови, выдвигались из корпуса лишь в тот момент, когда субмарина отсоединялась от стенки вены или артерии.

В условиях крупных артерий с высокой скоростью кровотока, где турбины не способны обеспечить необходимое движение, доктор Коди прибегает к простому приёму — использованию принципа ламинарного течения. Подобно тому, как река течёт быстрее в центре русла и медленнее у берегов из-за сил трения, скорость крови внутри сосудов подчиняется тем же законам. В центре крупной артерии, например аорты, кровоток значительно быстрее, чем у её стенок, тогда как вблизи стенок, к которым примыкает «Васкуларис», скорость существенно ниже. Это способствует передвижению субмарины в нужном направлении.

Это объяснение призвано помочь читателю понять, как маленькое подводное устройство способно противостоять мощному и стремительному току крови в организме.

— Знаешь, Вивиан, что меня действительно интересует? — обратился Коди к своему помощнику. Не дожидаясь ответа, он сделал короткую паузу и продолжил: — Даже находясь в механическом теле, я осознаю, что я — это я.

Вивиан встретил взгляд Коди, используя свои вычислительные мощности для осмысления услышанного.

Коди почувствовал необходимость объяснить свою мысль прежде, чем Вивиан запутается — столь глубокая идея сначала казалась ему не такой очевидной:

— Когда я был человеком, я понимал, что есть «я» и есть мир вокруг, что мои руки, ноги, голова, даже волосы — всё это части меня, а мир вокруг — что-то отдельное. Понимаешь? Хотя я разумно осознавал, что являюсь частью этого мира и состою из тех же атомов, что и всё остальное. И даже сейчас, в механическом теле, это ощущается точно так же. Почему так? И дело тут вовсе не в нервных окончаниях.

— Это особенность человеческой психики. У меня этого нет. Вашему сознанию важно осознавать «себя» как «себя». Даже на уровне иммунитета клетки вашего организма отличают «своё» от «чужого». И так на всех уровнях вашей организации. Даже если человек потеряет какую-нибудь конечность, из-за этого свойства ему долго будет казаться, что она по-прежнему существует и даже порой болит, — заключил Вивиан.

— Каждый человек, — продолжал Коди, — словно маленькая Вселенная. Он осознаёт, что он — целый мир, что существуют и другие такие же миры, и что есть мир гораздо больший. Звучит интересно, не находишь? — глаза Коди заискрились, словно он стоял на пороге философского открытия.

— Я понимаю, что у вас, как у эмоционального и творческого существа, есть склонность всё преувеличивать, — монотонно проговорил Вивиан.

— Ничего ты не понимаешь, — прошипел Коди, раздражённо повернувшись к иллюминатору. — Анна бы точно отметила важность моих размышлений.

— Анна бы сделала вид, что слушает вас, доктор, потому что такие разговоры ей явно не нравятся, — сказал Вивиан. — Кстати, вы уверены, что она справится с задачей?

— Анна очень ответственная и всегда переживает из-за того, что кто-то, особенно я, нуждается в её помощи. Думаю, она справится, — ответил Коди, сохраняя уверенность в своей спутнице, хотя его голос по-прежнему звучал раздражённо.

— Тогда вам следовало посвятить Анну полностью в курс дела, поскольку… — начал Вивиан.

— Она, конечно, ответственная, но если бы она знала всё, то начала бы переживать… А излишние переживания только бы испортили всё дело, понимаешь? — резко перебил Коди.

— То есть она даже не догадывается, что вы выкрали вашего друга из клиники, чтобы найти причину резко подавленного иммунитета? — слова Вивиана атаковали доктора словно оружие. — А знает ли она, что ваш друг стал вашим врагом? Осознаёт ли она всю опасность, которую сулит авантюра, в которую вы безответственно её впутали? — Последняя фраза прозвучала как приговор.

Некоторое время спустя Коди всё же ответил:

— Без неё я не справлюсь.

Последовала пауза, во время которой он обычно делал глубокий вдох.

— У меня больше никого нет. Я думаю, что всё продумал. То, что она не знает всю правду — это безответственно. Согласен. Просто ты не понимаешь, что даже такой умный человек, как она, совершает массу ошибок, которых можно было избежать. Она ведь беспокоится по любому поводу. Я обязательно ей всё расскажу, но позже.

Секунду спустя Коди слегка улыбнулся, вспомнив нечто забавное:

— Однажды Анна поужинала позднее обычного… — доктор бросил на Вивиана взгляд, будто рассказывал о чём-то по-детски наивном, но с толикой восхищения. — И вместо того, чтобы лечь спать, она ждала целых три часа. Ты не хуже меня знаешь, что человек худеет, пока спит — вырабатывается соматотропный гормон, который расщепляет жиры и всё такое… Так вот, Анна тоже это знает, как и то, что если она поест прямо перед сном, то запустит выработку инсулина. А к чему это приведёт? — не дожидаясь ответа, он продолжил: — Верно, соматотропного гормона станет меньше, меньше жира израсходуется, а инсулин поспособствует отложению новых запасов… Девушки, они такие — всё время худеют, следят за весом. Но Анна ведь особенная — она изнемогала от желания поскорее уснуть, её организм работал из последних сил, но вместо того, чтобы сомкнуть глаза и поспать — что сделала она? Смотрела фильмы ровно столько, сколько нужно для завершения фазы выработки злополучного инсулина. И ведь выдержала, хотя обычно в это время спит как убитая. Мне кажется, она не досмотрела ни одного фильма до этого момента, потому что просто засыпала во время просмотра. Так вот, она даже ни капельки не сожалела об этом, хотя весь следующий день была сонливой и недовольной. Зато потом уснула с чувством выполненного долга перед самой собой. Вот такая Анна, — восторженно рассказал Коди, зачарованный воспоминаниями.

Погружаясь в память, он переставал быть здесь и находился уже там — в месте, где хранится бесчисленное множество обрывков памяти, словно киноленты, тексты или с трудом уловимые эмоции, которые испытывал не сам доктор. Погружаясь в себя, он не просто вспоминал, а будто смотрел на себя со стороны — всё пережитое казалось уже не принадлежавшим ему одному, а ещё тому, другому, которым он был до этого момента.

Коди не был машиной — его улыбка была искренней, а мельчайшие детали его «лица» передавали доброту человеческой души. Эта доброта была такой же загадочной и непостижимой, как и сама человеческая природа. Никто не видел душу, но все знали, что она есть — кто-то считал её божественным даром, кто-то — продуктом человеческого мозга, сознанием.

Робот же не знал доброты, сострадания и, тем более, искренности. Он просто обрабатывал данные, выгружая их из памяти без малейшего признака эмоций. Для него этот процесс был всего лишь механическим действием, не связанным с погружением в состояние полусна, когда на фоне пустоты возникает яркое или потускневшее облако. В этом облаке не проигрывалось воспоминание — возможно, даже искажённое, потрёпанное временем и новым опытом. Но для человека это облако было драгоценным, ведь в нём хранились самые сокровенные моменты его жизни.

— И всё же вы уверены в своём плане? — спросил Вивиан, голос которого звучал серьёзно.

Коди, отрезвлённый вопросом, медленно кивнул, устремив взгляд вниз, на пол под ногами.

— Почти, — тихо ответил он. Он словно борясь с сомнениями, вновь бурлящими в его взъерошенной голове, и с раздражением от невозможности, как обычно, прикусить нижнюю губу.

Вивиан на мгновение задумался, его голос становился всё строже:

— В вашей ситуации «почти» — не приемлемо.

Несмотря на напряжение разговора, Коди иронично улыбнулся, слегка покачал головой. Волосы на его голове на мгновение будто сжались под электромагнитным напряжением, а затем вернулись в обычное состояние.

— Очень «почти», — добавил он. — Я тут для кого распинаюсь и столько рассказываю?!… Всё, давай начинать, — недовольно заключил Коди.

— Красная кнопка на панели управления — несколько правее от вас…

— Нет, подожди. Я не закончил! — Коди вновь повернулся к роботу, теперь уже всем телом. — Почему ты сомневаешься во мне? Ведь если я смог придумать тебя и создать, значит…

Коди собирался продолжить, но Вивиан перебил его:

— Никто не сомневается в вашем интеллекте, доктор, — решительно сказал он.

— Тогда почему, если я такой неглупый…, почему все окружающие, и что обидно — даже ты, даже «холодная» железяка, которая толком и сомневаться не умеет, считают, что в обычной жизни я не могу планировать что-либо? Почему?! — голос Коди был пронизан обидой, корни которой уходили, видимо, далеко в прошлое.

— Потому что у вас никогда ничего не идёт по плану.

— А может, я спланировал всё так, что именно так оно и не будет? Может, у меня в планах, что всё пойдёт не по плану? — доктора уже не заботило, дойдут ли его слова до механического сердца и какие возражения последуют в ответ, потому что кресло быстро повернулось к панели управления, и красная кнопка стала точкой в разговоре.

— Следующая станция: «Правое предсердие!» Всем пристегнуть ремни!

«Васкуларис» пришёл в движение: из корпуса судна выдвинулись турбины и закрутились в обратном направлении, сопротивляясь току крови при попадании в сосуд.

Анна получила сигнал…

Глава пятая. Выстрел в бездну

— Это великолепно! Просто потрясающе! Ты вообще представляешь, насколько круто то, что мы сейчас делаем?! — восторженно воскликнул Коди, прижимаясь лицом к иллюминатору и не в силах оторвать взгляд от окружающей красоты. Его глаза загорелись ярче от изумления, когда он увидел, как мимо них проплывают эритроциты, напоминающие диски, переливающиеся в свете «Васкулариса».

Вивиан, сосредоточенный на приборной панели, даже не взглянул на Коди.

— Эхолокаторы сообщают, что мы движемся практически вплотную к стенке вены, — сказал он, не отрывая взгляда от приборов. — Я передам вам изображение.

Коди радостно вскрикнул в ответ. Звуковые волны, которые «Васкуларис» отправлял к окружающим клеткам и которые отражались обратно, позволяли доктору видеть всё вокруг, подобно тому, как летучая мышь ориентируется в темноте. И видеть он мог достаточно далеко.

Именно по такому принципу работают УЗИ-аппараты: звуковые волны направляются в организм, где каждая структура обладает своей уникальной плотностью. Отражённые сигналы возвращаются в аппарат, который фиксирует не только интенсивность отражённого звука, но и время его возврата, что позволяет определить расстояние, размер и объём органа. Обрабатывая эти данные, аппарат создаёт целостное изображение внутренних структур организма.

Однако если обычный УЗИ-аппарат выводит на экран двухмерную, плоскую картинку, то Коди и его компаньон видели объёмное, трёхмерное изображение. Это стало возможным благодаря тому, что обработка и воспроизведение изображения происходят непосредственно в «головном мозге», способном создавать полную и детализированную картину окружающего пространства.

— Доктор, прямо по курсу, эритроцит, — сказал Вивиан. — Будьте осторожны.

Эритроциты — клетки, по форме напоминающие диск или даже пончик, но без отверстия посередине и без глазури. Вогнутые и немного сплющенные, они имеют красный цвет благодаря гемоглобину, который переносит кислород к различным органам и тканям. В отличие от других клеток крови, за исключением разве что тромбоцитов, эритроциты не имеют ядра и ДНК, что делает их неспособными к самовосстановлению. Со временем они изнашиваются, поскольку, бороздя по сосудам, сталкиваются со стенками, друг с другом, а также протискиваются, сжимаясь, сквозь капилляры, диаметр которых меньше, чем у самих эритроцитов. Такие испытания безжалостно повреждают их оболочку.

Как добросовестные работяги, отслужив своё, они погибают в селезёнке — своего рода «кладбище эритроцитов». Звучит немного пугающе и даже грустно, но такова участь этих доставщиков жизненно необходимого кислорода.

Как изворотливая рыба, «Васкуларис» пробирался через скопление тёмно-алых клеток. Его обтекаемый корпус решительно вонзался в вязкую, светло-янтарную жидкость. Сама кровь была окрашена в обожжённое золото, которое для глаз человека приобретало иной цвет благодаря эритроцитам, придававшим ей огненно-рубиновый оттенок. Когда «Васкуларис» курсировал по вене, его тонкий хвостовой плавник оставлял после себя след, подобный тому, как самолёт оставляет в небе инверсионный белый вихрь — непродолжительная жизнь которого описывала путь её создателя.

Белесовато-жёлтые стенки вен, выстланные ромбиками эндотелиальных клеток, казалось, расплывались, когда «Васкуларис» проносился мимо с тихим, почти неуловимым гулом. Из-за этого жидкость словно оживала, а её пенящиеся молекулы танцевали и беспорядочно кружились вокруг корабля.

Коди повернул штурвал вправо и в ту же сторону немного наклонил голову.

— Эй! Какого…?! — «Васкуларис» содрогнулся, а вместе с ним и Коди.

— Вы столкнулись с красной клеткой справа, — Вивиан даже не шелохнулся, словно знал, что произойдёт.

— Ну ничего, я справлюсь! Нужно приноровиться! — доктор представил себя в роли пилота космолёта, пролетающего сквозь скопление астероидов.

Бесчисленное множество ночей он играл в компьютерные игры — то ли от скуки, то ли пытаясь уйти в более интересный и красочный мир, чем тот, что его окружал, спасаясь от одиночества. Даже в реальном мире доктор представлял себя главным героем игры под названием «жизнь» — это помогало ему справиться со всеми повседневными трудностями, которые воспринимались как новое задание, миссия или уровень. С одной стороны, такой подход действительно рождает внутри человека мотивацию, питая его, словно ядерный реактор, энергией, а каждая маленькая победа укрепляет веру в собственные силы. С другой — необходимо не забывать, что каждый человек, встречающийся на пути — такой же герой, но уже своей собственной истории.

Раскручивая штурвал, Коди ловко маневрировал между эритроцитами, то поднимая, то опуская, то притягивая его к себе. Но внезапный удар слева бросил судно вправо, вызвав негодование пилота.

— Откуда он взялся?! — крикнул Коди.

— Движение клеток порой хаотично, — тут же объяснил Вивиан. — Одна из них срикошетила прямо в нас. Будьте осторожнее. Помните: глаза «Васкулариса» — ваши глаза. Сконцентрируйтесь.

— Да знаю я! — Коди недовольно проворчал, но продолжал облетать один красный диск за другим. И вновь удар — «Васкуларис» завертелся, и изображение в иллюминаторе стало расплывчатым. Но Коди быстро отключил турбины, и течение выровняло судно.

Перед пилотом возникли две клетки, которые направлялись друг к другу. «Васкуларис» не менял курс и двигался прямиком на них. Ещё миг — и судно достигло критической точки, но клетки столкнулись и разлетелись в разные стороны. В этот момент «Васкуларис» проскочил между ними.

— Ха-ха! Видел?! — с гордостью воскликнул Коди и тут же заметил новую клетку. — Ну давай же!.. — пилот резко опустил штурвал, налегая на него всем телом. — Ура!.. — Очередная угроза была устранена виртуозным манёвром, и палуба залилась смехом и восторженными возгласами.

— Ну вот, а ты во мне сомневался, — радостно сказал Коди.

По мере того как он продвигался по кровеносной системе всё ближе в направлении сердца, звуковые волны, испускаемые эхом, преодолевали всё большее расстояние — диаметр вены увеличивался, и вместе с этим всё сильнее ощущались пульсирующие рывки вперёд, сливающиеся воедино с биением сердца.

Корабль очень быстро достиг верхней полой вены.

— Доктор, судя по сенсорам, сейчас мы попадём в правое предсердие. Включите электромагнитное поле… — сказал Вивиан, и Коди машинально дёрнул небольшой рычаг на левой части штурвала.

Гигантская вена выстрелила «Васкуларисом» в бездну, словно пушечным ядром. Эритроциты растянулись, размылись и потеряли свои привычные очертания на высокой скорости. На мгновение Коди потерял управление и изо всех сил держался за руль, сопротивляясь водовороту. Но «Васкуларис», подобно живому существу, противостоял турбулентному течению крови, попавшей в предсердие, и устремился к отрицательно заряженному эндокарду. Электромагнитное поле, возникшее на обшивке корабля, начало притягивать его к внутренней стенке, где течение не было таким сильным. Турбины, работающие на пике своих возможностей, вновь позволяли полноценно маневрировать, и Коди, всё ещё чувствуя себя растерянно, повернулся к Вивиану и неуверенно спросил:

— Прибыли?

— Почти, — сказал Вивиан, отпуская рычаги, которые временно служили ему поручнями, — по крайней мере, теперь мы в безопасности. Мы попали в место, где сокращения сердечной мышцы ощущаются не так сильно.

Вероятно, пилота и его помощника притянуло к границе между правым и левым предсердиями — межпредсердной перегородке. Здесь они усилили энергетическое поле, убрали турбины внутрь корпуса и причалили к эндокарду, ощутив лёгкий толчок.

— Вот теперь мы прибыли, — сказал Вивиан после состыковки.