Бесплатный фрагмент - Иллюзория

Иллюзория

1

Мана вдохнула свежего воздуха. Ах, как давно она не дышала свежим воздухом, а точнее, не выходила из дома, крошечной квартирки, больше похожей на каморку.

«А здесь так непривычно звонко!» — думала девушка, прислушиваясь к звукам. Сегодня на улице ей было особенно хорошо. Город утопал в сиреневой дымке, чётко очерченные силуэты куполов, вращающихся петушков на тонких прутиках, завершающих башенки и остроконечные крыши, узорчатых ветвей вековых деревьев смотрелись, как иллюстрации к старинным сказкам. Над городом висела тонкая серебристая сетка, осыпающая временами тонкую пыльцу на дома, деревья и прохожих. Лица редких прохожих светились, улыбки дарили тепло, от этого только что выпавший снег таял на глазах.

Мана неуверенно шагала по центральной улице, её всё время сносило к краю тротуара, но она упорно возвращалась в середину. Она всегда была центровой. Где бы она ни была, всюду она выбирала центральные улицы и главные площади. Здесь иногда собираются люди.

Последние десятилетия были отмечены победой условной реальности над человеком, поэтому люди всё меньше выходили на улицу, предпочитали виртуальный образ жизни: работали на удалении, учились дистанционно, общались по фоновизору, сидя в любимом кресле. Дзен стал лучшим другом добровольного затворника. Самые продвинутые и обеспеченные приобретали роботов AI (искусственный интеллект) для работы по дому, походов в магазин, а уж совсем богатые, помимо всего, имели возможность общаться с EI-друзьями (эмоциональным интеллектом).

Разросшийся по всему миру нетфликс с нескончаемыми сериалами заменил многим реальную жизнь. Большая часть цивилизованного населения перестала ездить за границу, да и по своей стране, люди проводили отпуск дома, включив хорошо подобранную программу для телекомпа: кто купался в виртуальном море, кто прыгал с виртуального трамплина, якобы, на высокогорном курорте. Передвижений и перелётов по миру стало гораздо меньше. Музеи и галереи ушли в онлайн-пространство инета. Библиотеки стали закрытыми хранилищами старых книг.

В целом Мана, как многие жители всех цивилизованных стран, поддалась законам виртуальности. Многое, что она знала и любила, осталось в далёком реальном детстве, а дальше жизнь ушла в гаджеты, и то, что они создавали вокруг, стало основной средой обитания, развития и удовлетворения жизненных потребностей. Она была пытливой и старалась в реальной жизни найти свои зацепки и интересы. Ещё некоторое время назад ей это плохо удавалось. Но сейчас всё изменилось. Именно сейчас она поняла, что реальный мир велик и прекрасен, что она любит людные места и людей, и душой тянется к ним.

Те немногие прохожие, что встречались девушке, казалось, не видят её и не интересуются ею. Но ей всё равно нельзя было общаться с людьми на улице.

Мана стала забывать, что люди делают в городе. Она просто ходила по улицам, заглядывая в витрины магазинов. Внутрь она не входила. Никогда. Любую информацию в любом месте подсказывала гаджет-девочка Алекса. Еду и одежду девушка заказывала через инет-сайты. Привычное дело. Никто давно не задумывается о моде, ведь дома можно одеваться просто и удобно — майки, футболки, худи, домашние брючки, а на улицу Мана в последнее время выходила чрезвычайно редко. Во что сейчас одеты жители города, она не замечала, и другие тоже не обращали на это внимания. Мода у простых людей перестала существовать, только виртуально публичные люди, в частности артисты и блогеры, продолжали наряжаться, а их одежда всё больше становилась похожей на карнавальные костюмы.

Главное — она выбралась из домашнего плена хоть на один день. Она шла по улице нерешительным робким шагом, тело, которое давно стало тяжёлым и непослушным, сегодня, как никогда, было лёгким, как пушинка. «Просто праздник какой-то!» — думала пленница, вырвавшаяся на волю. Она слышала дивную музыку, разливающуюся внутри неё и выплескивающуюся наружу.

Почувствовав необычную лёгкость в теле, Мана попыталась оттолкнуться ногой от тротуара, как она часто делала во сне, чтобы полететь. Оттолкнувшись, она неожиданно пролетела несколько метров на небольшой высоте над землёй, пока снова не ступила на пешеходную дорожку. И почти не удивилась — в её душе цвела весна, нарушая все климатические нормы. Почему бы и не полетать? Теперь она оттолкнулась от земли другой ногой и снова пролетела несколько метров вперёд. Так она совершенно волшебным образом добралась до дома.

Мана была счастлива. Нет, не потому что вышла, наконец, из неволи на улицу. С некоторых пор она была счастлива везде и почти всегда. Даже ночью. Засыпала со сладкими мыслями о том, что её ждёт завтра, планировала, что она скажет сначала, что потом. Спала она неровным, урывистым сном и, когда выходила из сна, то чётко ощущала себя внутри своего завтрашнего дневного плана. Только не каждый день был связан с тем, что она скажет. Молчаливые дни были грустными — с утра она ещё бодрилась и пыталась перенести себя на несколько дней вперёд, это ненадолго отвлекало. Потом бодрая музыка внутри неё переходила на минорные ноты, день становился грустным. Второй день молчания проходил под заунывные тягучие мелодии. А уж на третий день музыка внутри Маны разражалась надрывными аккордами — не спасали даже любимые музыкальные передачи в телекомпе, как назло, вытягивающие из девушки жилы своими мелодическими щипцами. Третий и последующие дни становились тоскливыми. Тогда спасали только мечтания о будущем. Девушка привыкла спасать себя сама.

2

Мана редко говорила со знакомыми по фоновизору. С тех пор, как она заболела и оказалась в самоизоляции, звонки были чаще всего от организаций, которые что-то предлагали, куда-то звали, агитировали чем-то заняться. Автоматическая речь незнакомых людей и роботов не радовала и не вдохновляла, Мана просто не слушала до конца, что вещали чужие голоса. Поначалу звонили знакомые и друзья, скоро видеозвонки, скрашивающие её одиночество, становились всё реже и почти сошли на нет. Она не удивлялась и не расстраивалась. Было бы гораздо сложнее каждый раз находить тему для разговоров, ведь здесь, в доме Маны, ничегошеньки не происходило, а у друзей жизнь шла своим чередом: гости, кино, театр, спорт, прогулки, шопинг, кафе, клубы, путешествия.

Впрочем, так думалось девушке, соскучившейся по реальной жизни. На самом деле все эти пункты нормальной жизни давно стали рубриками виртуального меню. Общение других людей, объединённых и одновременно разобщённых инновационными техническими возможностями, было похоже на обмен впечатлениями о просмотренном в телекомпе, найденном в недрах инета, об информации в медиафайлах, о новостях в мире гаджетов.

Мана мечтала о дальних странах, скучала по многолюдным мероприятиям, шумным вечеринкам. Она любила размышлять и делиться мыслями с друзьями. Теперь для общения оставался только фоновизор. Общаясь через гаджет, Мана слышала и видела не только звонивших приятелей, но и жизнь, которой они жили. Она прислушивалась к каждому звуку, особенно ей нравилось, когда звонили не из дома.

— Ты где? — с любопытством начинала она разговор с подругой, присматриваясь к фону.

— В кафетерии. Пью кофе, — отвечала та, поставив чашечку на блюдце.

Мане казалось, что она слышит звяк чашечки о блюдце.

— Там много людей? — спрашивала затворница.

— Нет. Человек пять, — подруга показывала зал кафетерия, по которому сновали роботы-официанты.

— Это много, — вздыхала Мана, поглядывая в окно. — Там у вас музыка живая?

— Не-а, — подруга, сидящая в кафе, говорила безразличным голосом.

— Это сакс, вроде?

— Ну да, кажется, джаз называется.

Тут Мана начинала приплясывать на месте, прислушиваясь к фоновой музыке, потом задавала следующий вопрос:

— А ты танцуешь?

— Что ты? — удивлялась подруга. — Это же не дэнсрум, а кафе. Каждый сидит в своём фонике, и никто ни на кого не смотрит. Вчера прочитала на одном сайте афоризм дня: «Если на том свете есть инет, то человек и не заметит, что умер!»

Мана вспоминала время, когда она делила жизнь с другими людьми. Как можно сидеть в фонике, когда рядом есть люди? Фаббинг — бич века, большинство людей даже не замечают, что зависимы от гаджетов. Сейчас она отдала бы полжизни за вечер живого общения! Сердце щемило от невозвратности.

С каждым новым видеозвонком от друзей она понимала, что тем нечего ей сказать, — они боятся потревожить её рассказами о своём настоящем, а спрашивать о том, как живёт она, как у неё дела, и вовсе было неприлично. Все понимали, что самоизоляция вырывает человека из привычного хода жизни, сужает возможности его жизнедеятельности до простых скучных манипуляций.

Правда, жители многих цивилизованных стран без всякой самоизоляции по своей воле сидели дома, обложившись кучей программ и приложений к домашним гаджетам, они привыкли заполнять жизнь мнимым и кажущимся. Мана, как и многие окружающие её люди, привыкла пользоваться предложенными условиями жизни. Но сейчас она не любила виртуальности. Ей нравилось всё живое и настоящее. А дома, как бы ни было уютно, всё-таки жутко холодно от одиночества. Мирок, в который погрузилась Мана, стал настолько тесным и серым, что утром ей не хотелось просыпаться.

Она уговаривала себя — всё это ненадолго, весь этот болезненный ужас обязательно пройдёт. Но время шло. Болезнь со страшным названием гипермутация не уходила. Как случилось, что заразилась именно она? К чему анализировать, если это уже случилось. Не повезло. Все заболевшие справляются с болезнью сами — это решено на самом высоком государственном уровне. Доктора только наблюдают за больными.

Болезнь — это не просто сбой в работе организма. Болезнь приходит к человеку, чтобы остановить его, мчащегося по стремительному курсу жизни и забывшего о важных вещах — более важных, чем работа, карьера, личные амбиции. Мана всегда знала это. Наверное, поэтому она не проявляла видимого беспокойства по поводу навалившейся вирусной заразы. Что ж, больна, значит, так надо. Для чего-то.

Все признаки болезни она воспринимала как временное неудобство. А время, как бы невзначай выделенное болезнью, надо было проводить с пользой — поразмышлять, пофилософствовать, подумать о том, что ты делаешь не так. Мана несмотря на болезнь и самоизоляцию пыталась жить активной жизнью. К болезни она стала привыкать — человек ко всему привыкает. Случались, однако, моменты отчаяния, когда виртуальные развлечения надоедали, никаких заданий не было, читать категорически не хотелось, а стены жилища становились серыми и унылыми. Но самое паршивое — они обозначали границы её существования, давили на неё, отнимали способность к воображению, с помощью которого девушка временами боролась с хандрой.

В последний четверг месяца — Мана ненавидела этот день — к ней являлся доктор. Доктора всегда были разные, Мана перестала спрашивать имя пришедшего — зачем, если в следующий раз будет другой? Доктор был в отвратительном жёлтом комбинезоне и маске, похожей на шлем скафандра. Первым делом он брызгал на девушку со всех сторон распылителем-дезинфектором, вероятно, для собственной безопасности, вряд ли это было лечением. Вокруг больной образовывалось довольно плотное облако, от которого хотелось чихать, кашлять и плакать одновременно. Мана потом несколько дней освобождалась от этой невидимой ловушки, отвратительно вонючей и запирающей организм. Жёлтое чудовище, не смотря на созданную только что защиту, стояло в дверях и задавало вопросы, почти всегда одинаковые:

— Квартира сто девяносто третья?

Доктор никогда не спрашивал, как зовут заболевшую. Наверное, имя ему было известно из базы пациентов, находящихся на домашнем лечении. А, может, и вовсе было ни к чему.

— Да.

— Как Вы себя чувствуете?

Девушка чувствовала себя, как гусеница в тесном коконе, но она знала, что отвечать нужно по существу:

— Очень тесно.

— Всегда?

— Нет, только сейчас, когда вы… — она не договорила, потому что не знала, как правильно называется проделанная процедура.

— Шутц-защита. Это называется шутц. Я имею в виду не сейчас, а вообще, — доктор приготовился записать ответ, нажав кнопку на рукаве скафандра.

— Я…я… — Мана не знала, какими словами назвать то, что с ней происходит во время болезни, — не знаю, как-то неудобно.

— Что-то изменилось за прошедший месяц? Стало лучше, хуже? — голос доктора был громкий и легко продирался через его скафандр и пелену дезинфекции вокруг Маны.

— Нет, пожалуй… Но…

Мана никогда не успевала ни объяснить своё состояние, ни задать вопрос доктору. Он быстро разворачивался и исчезал. Девушка была рада, что этот одетый, как астронавт, незнакомец без имени и звания уходил. Оставалось только дрянное облако, как заколдованный круг, тесный и неуютный. Поначалу она думала, что это и есть лечение. Ведь как-то надо было избавляться от неприятных проявлений болезни. Гипермутация заключалась в том, что её тело каждый день видоизменялось. Оно становилось то непомерно большим, то слишком тощим и негнущимся. Иногда раздувалась одна половина тела, от этого появлялись неудобная кособокость и хромота, а когда Мана пробовала сесть на табурет, то часто падала, не рассчитав, что та половина тела, которая намного больше второй, вылезает за край сидения и, перевешивая, стремится по закону земного притяжения вниз. На обычный стул со спинкой она даже не пробовала присесть — спинка всегда мешала.

Изменялось и лицо, некогда свежее и привлекательное. Несчастная испугалась, однажды увидев себя в зеркале, — на неё смотрела пучеглазая, похожая на сову незнакомка. На следующий день голова её вытянулась и лицо стало напоминать отражение в кривом зеркале, девушка от бабушки знала, что в старину такие зеркала выставляли в так называемых «комнатах смеха». Мане было не смешно. Однажды она разозлилась и попросту перебила все зеркала, чтобы не знать, какой она стала сегодня.

Раз в месяц в специальной одежде, похожей на хламиду, ей можно выходить на улицу. Обычно она заматывала шарф на шее поверх капюшона, поднимая его высоко до глаз. Вскоре она поняла, что на самом деле никто её не видит. Одежда для улицы была обработана специальным составом — смесью, одновременно обеззараживающей пространство вокруг на полтора метра и превращающей любого больного новомодной болезнью в невидимку. Применяется такая вот инновация современной химической науки, благодаря которой прохожие не замечают больных на улице и остаются спокойными. А спокойствие граждан — залог здоровья нации.

3

Счастье пришло нежданно. В один обычный ноябрьский день — для Маны серый и тягучий — громко и настойчиво ворвался видеозвонок и вмиг сделал его распрекрасным и расчудесным. Ей уже давно никто не звонил. А тут яростно звонкий, такой требовательный сигнал фоновизора! Девушка по привычке отключила видеокамеру, чтобы не пугать собеседника — сегодня у неё разбухла левая сторона туловища, включая конечности, от этого она двигалась по комнате, слегка свалившись на бок, а что там с лицом, она вовсе не представляла.

— Слушаю вас! — почти пропела Мана.

— Привет, Мана! — это был приятный и очень знакомый мужской голос.

Мана слегка растерялась, глядя на экран, размещённый на стене над диваном. Её собеседник в отличие от неё не отключил камеру. На экране она увидела Его. Она перевела взгляд на цифровую фоторамку, висящую на стене перед её столом — друзья сделали ей шикарный подарок на день рождения, когда она была ещё здорова. С фотографии на неё смотрел смеющийся парень в ярко-красной футболке с модной стрижкой на один бок. От волнения у неё пересохло в горле, и она еле выдавила:

— Привет, Арди!

«Боже мой! — подумала Мана. — Это звонок из Вселенной!»

Арди Ферт был известным эстрадным певцом. Три года назад Мана стала его активной фанаткой. Три года назад, когда она была ещё здорова, у неё была жива мама, она уже была студенткой философского отделения университета. Три года назад — как давно это было, сейчас кажется, что в прошлой жизни.

Она ходила на каждый его концерт, знала все песни наизусть, самую любимую — «Я назову тебя луной» она мурлыкала себе под нос, когда было особенно хорошее настроение. Вместе с другими фанатками Мана часами простаивала у подъезда Арди, только чтобы увидеть его, подарить цветок, взять автограф и нечаянно тронуть его за руку. Она была счастлива странным счастьем девушки, фанатично влюблённой в слишком популярного музыканта.

— Почему у тебя в систаграмме нет твоих фоток, только фотки кота? — спросил Арди.

«Слава богу, что нет моих фоток! — подумала Мана. — Как вовремя я их удалила». А кот? Кота тоже не было в её теперешней жизни. Все самые любимые и всё самое лучшее осталось в прошлом.

— Я кодируюсь, — как ни в чём ни бывало ответила она. — Мне не хочется, чтобы меня узнал один человек.

Мана думала в этот момент про самого Арди. У неё были причины, по которым она не хотела раскрываться. Он понимает, что звонит одной из своих поклонниц, но вряд ли знает точно, кому. Она боялась, что, вспомнив её, он разочаруется и завершит разговор. А ей так хотелось продлить упоительный момент.

— Включи камеру, я хочу увидеть тебя! — услышала она.

— Прости, меня не любит камера, и к тому же я сегодня не выспалась, — быстро среагировала девушка.

Она по-настоящему разволновалась. Он сам звонит ей! Как это возможно?

— У тебя что-то случилось, Арди? — Мана вглядывалась в его живое лицо.

Он почти не изменился с тех пор, как она видела его близко — серые глаза, лицо с чётко очерченным носом и линией губ, разве что волосы стали темнее и длиннее обычного. Даже в домашней одежде он был ухоженным и элегантным.

— Нет, всё в порядке, — ответил певец.

— Это правда?

— Рил ток. Почему не веришь?

— Три года прошло. Ты звонишь… Я думала, что ты забыл меня, — Мана понимала, что он не помнит её, ей стало интересно, как он будет выкручиваться. — А ведь ты меня не помнишь. У тебя мно-о-о-ого знакомых девушек.

— Фолловят многие — да… Почему же я тебя не помню? Очень даже помню! — настаивал Арди. — Мы могли бы встретиться где-нибудь в городе. Но я сейчас далеко.

Встретиться? Ей это даже не снилось! Арди хочет встретиться с ней! У неё слегка закружилась голова. Она понимала, что это он говорит, чтобы увлечь её для чего-то, чтобы она не отключилась, а на самом деле… А на самом деле он, наверное, заскучал.

— Ты без работы? Тебе скучно? — спросила она.

— Да… Жиза не прёт. Застрял в какой-то долбаной деревне при переезде с гастролей.

— А где она находится?

— Лост. Даже не знаю точно, в какой стране, что-то маленькое, на карте не видать. Во время досмотра выявили одного больного. И всех, кто в ту ночь оказался здесь, посадили на карантин. Зашквар полный! Здесь совершенно ничего нет, говорят на английском так плохо, что я ни фига не понимаю. Всех расселили по разным комнатам в каком-то отеле — это настоящая тухлятина, никто ни с кем не контактирует. Из развлечений у меня мой фоник и комп-доска. Но я уже стух!

Девушка испуганно посмотрела на экран ещё раз. На неё смотрел её любимый певец — мужчина мечты, совершенно нормальный, красивый, холёный. Значит, болезнь не тронула его. Уфф!

— Соблюдай все предписания, Арди, главное — здоровье. Наберись терпения. Всё можно пережить.

Мана знала, что такое набраться терпения. Вот уже много месяцев она ждёт, когда болезнь отступит. Министерство медицины и здоровья по телекомпу вещает, что выздоровление возможно. Но никаких медикаментозных средств против новой болезни нет.

— Да, тян, я так и делаю. Мне нельзя болеть, я — музыкант, я без сцены не смогу жить, — он говорил очень серьёзно. — А как ты?

Мана представила, как заскучавший певец, недавно взошедшая звезда эстрады, листает в систаграмме список контактов. Помнится, у него сотня тысяч подписчиков. Или уже две сотни? Наверняка процентов семьдесят составляют девушки — и все влюблённые в него и его музыку. Он и её, наверняка, нашёл по лайкам, которые она щедро проставляет под его новыми фотками. Он спрашивает, чтобы что-то узнать о собеседнице, ведь ничего не знает и не помнит о ней.

— Философствую, — ответила Мана. — Учусь на четвёртом курсе философского факультета. Курсач вот пишу — весь интернет перековыряла.

— А-а! — протянул собеседник. — помню, ты говорила. — Парень есть? Ты говорила, что у тебя есть парень.

— Я говорила? — Мана тут же поняла, что Арди представил себе какую-то другую студентку.

Потом добавила:

— Нет уже.

— У тебя подружка была — курила много.

Девушка напряглась, неужели всё-таки помнит. Когда-то в их единственную встречу он предложил ей закурить, она отказалась, но разрешила курить ему, объяснив ему, что привыкла, потому что подруга курящая. Она говорила про свою сокурсницу Тутту.

Мана вспыхнула, на мгновение представив, что он помнит. Врёт, конечно, но как сладко звучат эти слова, какой у него милый, до боли знакомый голос! Он обворожителен! От волнения она стала ходить по комнате, не обращая внимания на неудобное распухшее тело. Эмоции захлестывали её, она не замечала, как сама жарко реагирует на слова далёкого собеседника.

— Ты была на многих моих концертах, — продолжал Арди.

— Допустим, но таких меломанок много.

— Ты знаешь, где я живу, потому что была у моего дома.

— Там всегда было много желающих посмотреть на тебя.

— Ты была у меня в гримёрной! — кинул певец последний аргумент.

Мана вздрогнула и на мгновение замолчала.

— Да! Но я же не одна такая счастливица! — возразила она. — Сколько девушек перебывало в твоей гримёрной!

— За последние три года только три, — уверенно парировал Арди, — причём все в разных городах. Ты ездила на мои концерты в другие города?

Девушка немного замялась, но соврать не смогла:

— Да.

Тут она совсем смутилась и замолчала. Будучи фанаткой и глубоко влюблённой, она долгое время пыталась забыть объект своих воздыханий, зная, что он, избалованный женским вниманием музыкант, на следующий день забыл её. Ей вдруг стало неловко находиться в толпе, противно осознавать себя одной из окружавших его раскрашенных дурочек. Но случившееся потом в гримёрке надолго привязало её к нему, далёкому и недоступному. Она совершенно резонно полагала, что с девушками в гримёрной происходило примерно то же, что произошло и с ней. Но ей казалось, что их было гораздо больше. А если их было три за последние три года, значит, он может вспомнить её — она была одной из этих трёх. Или он опять врёт?

4

Мана помнила встречу с Арди в гримёрной все эти годы, не забывала ни на минуту. Та встреча была первой и последней, для неё очень значимой, а для него — проходным эпизодом. Она знала это. «Случайность моя неслучайная», — с надеждой думала она о той встрече.

Девушка, помнится, наврала матери, что едет на экскурсию со студенческой группой в другой город. На самом деле в этом городе были гастроли Арди Ферта. От других девчонок она узнала, что самые ярые фанатки ездят за своим кумиром на гастроли, чтобы там устраивать свои безумства прямо на концерте или сразу после, потолпиться в холле гостиницы, дожидаясь, когда Арди выйдет в ресторан на ужин, и тогда посчастливится увидеть его поближе.

Мане казалось, что она влюблена в Арди по-настоящему, ведь её сердце так громко стучит в груди, когда она видит его близко. Он, быть может, давно заприметил её среди других — ах! Одна эта мысль сводила её с ума. Она должна была поехать за ним и побывать на всех концертах, и, может быть, увидеть его после выступлений. Ей не пришлось просить деньги на поездку у матери, она со второго курса начала работать и тратила отложенное чаще всего на своего кумира.

В тот вечер после концерта она, как все другие фанатки, ринулась в узкий коридор, по которому любимец Арди ушёл со сцены. Сначала фанатки атаковали лифты, чтобы подняться на тот этаж, где располагалась гримёрная певца. Какая-то особа первой узнала координаты заветной комнаты, остальные, как стадо овец, ринулись за предводительницей. Шумно, бесконечно долго длился подъём. На нужном этаже Мана протиснулась сквозь пёструю толпу визжащих пацанок, волной прокатившуюся до двери гримёрной, в первые ряды. Прижав к себе букет цветов, она в открытом василькового цвета платье, плетёных босоножках на тонких каблучках-гвоздиках, ничем не выделялась среди орущих девчонок. Все растрёпанные, раскрасневшиеся с коленками, торчащими из-под коротеньких юбочек и платьев, вновь вошедших в моду после тотально брючного века, с цветами и плюшевыми зайками, символизирующими их, милых дурашек, потерявших разум от любви к музыке и к музыканту.

Арди Ферт уже был в гримёрной. А девочки ждали, когда он выйдет. Вдруг дверь гримёрной открылась, и он порывистым шагом прошёл вдоль фанатской девичьей линейки, собирая цветы и подарки, резко повернул назад, схватил Ману за руку и потянул её за собой. Она, ни жива, ни мертва, заспешила за ним. За несколько секунд стремительного пути до гримёрки Мана пережила столько разных чувств — от безумной радости, что её выбрал сам АРДИ, до панического страха от предстоящего, того, о чём она читала в книжках, видела в фильмах, но сама ещё не испытала.

Она стояла посреди небольшой комнаты, увешанной портретами звёзд, выступавших на сцене этого заведения, с которых на неё смотрели незнакомые клоунские лица. Всех других певцов и певиц она считала тогда недостойными конкурентами, лишь он один был Музыкантом, ему она поклонялась, как идолу, не спала ночами, сочиняла истории со своим Героем, где героиней была она — красивая и независимая, его единственная избранница.

Арди спешно прикрыл дверь, та автоматически захлопнулась, и повернулся к ней. Она дрожала мелкой дрожью. Ей казалось, что вот сейчас он накинется на неё и возьмёт силой. Когда он шагнул к ней, она сжалась и опустила взгляд. Неожиданно он остановился.

— Посмотри, как я тут устроился, — спокойным голосом произнёс он, обвёл комнату взглядом, подошёл к окну и, подняв пультом шторку, за которой оказалась стеклянная от потолка до пола дверь, продолжил. — У меня тут есть балкон. Вернее, балкончик. Но выходить не советую. Там внизу слишком много любопытных.

Мане вдруг страстно захотелось оказаться среди тех любопытных, что толпятся на улице под окнами гримёрной, не здесь. Она подошла к окну, балкон был довольно просторным, хоть танцуй, но видимо, для певца размер был не звёздный.

— Хочешь выпить? — Арди стоял перед ней с двумя бокалами белого вина. Он уже снял свой сценический пиджак в радужных блёстках и остался в тесных джинсах и белой майке. Он был невероятно красив.

Она покачала головой. Кажется, на улице пошёл дождь.

Арди сделал глоток из своего бокала, второй поставил на стол, сплошь уставленный какими-то мелкими вещами.

— Как тебя зовут, тян? — певец рассматривал девушку с ног до головы.

Ещё вчера она бы ошалела от счастья, если бы он кинул на неё мимолётный взгляд, а сегодня не знала, куда деться от его глаз.

— Мана, — тихо произнесла избранница.

— Я тебе нравлюсь, Мана?

— Да. Очень.

— Не волнуйся, тян! Всё будет, как ты захочешь.

Мана помолчала, а потом робко спросила:

— А где у тебя… ну, ты понимаешь…

— У меня, как в Греции, всё есть, — Арди уверенно распахнул дверь в ванную комнату.

Девушка скользнула внутрь, ей нужно было отдышаться. Она открыла кран и долго мыла руки, уставившись на себя в зеркало.

«Бог мой, что я здесь делаю?» — мысли бежали в её голове лихорадочно и сумбурно.

Внутренний голос ответил ей:

— Ты же мечтала о свидании с ним! Радуйся!

Но здравый смысл возмущённо спорил:

— Так не в постели же! И не в первый же день!

Внутренняя дрожь не прекращалась. Она смотрела на себя и не узнавала. На неё смотрели глаза до смерти испуганной девчонки.

«Уже ничто не поможет! Да знала, куда шла! Буду притворяться, что я… всё знаю!»

Мана вытерла руки и решительно вошла в комнату.

В полумраке он сидел на софе с ногами, совсем голый. Горел только один светильник — бра над софой под красным стеклом. От него всё вокруг, даже воздух казался розовым, насыщенным и волнующим. Играла музыка, Мана не поняла, откуда она звучит. Она сняла босоножки и присела на край софы.

— Иди сюда, тян, — он широко улыбнулся. — Всё будет, как ты захочешь.

Дальше было, как во сне. Вернее, то, что было дальше, Мана вспоминала, как сон. Он, её Король, её Повелитель, её Герой был невероятно нежен и предупредителен, ласков и болтлив. Он постоянно что-то ей говорил, что-то спрашивал, она нехотя отвечала. Всё действо было долгим, томным и красивым. Она покинула гримёрную под утро, когда её Герой заснул, а тянки под дверью растворились.

5

Разговор с Арди Фертом длился почти два часа. Мана отчаянно врала, как интересна её жизнь, несмотря на обстановку в стране с ограничениями всякого рода.

— Ты же знаешь, студентам закон не писан. Мы, конечно, его нарушаем. Устраиваем вечеринки.

— Хочу на вечери-и-и-нку! — капризно протянул далёкий контактёр, посланный Мане самой Вселенной.

— Ой, кажется, я тут лучше живу, чем ты, звезда наша, — поддразнила его лжепреступница.

— Я тебе завидую, тян! — раздосадованно подытожил певец. — У вас там музон.

— Нашёл, чему завидовать! Ты сам себе музыка!

Мана ходила по своей квартирёнке, как будто в ней скопилось столько лишней энергии, что её необходимо было как-то израсходовать. С каждым услышанным словом она становилась всё жизнерадостней и счастливей.

— Звони, когда захочешь, — под конец сказал он, зевая, — тут жутко скучно.

Мана отметила этот день в календаре. Неужели это случилось? Он сам позвонил! А помнил ли он её? Может, и нет, скорее всего, нет, но девушке это было безразлично. Он говорил с ней, она слышала его голос — переливы, оттенки, бархатистость, даже хрипотцу. Как безумно она любила его голос! Этот звонок — волшебство!

Последние годы девушка отчаянно пыталась запереть на замок свою фантомную влюблённость, которая мучила её безнадёжностью. Она уговаривала себя забыть Арди Ферта, не позволяла себе любить и страдать, пыталась отучиться думать о нём, старалась направить свои чувства на других людей, но ничегошеньки у неё не получалось. Она продолжала следить за ним издалека — изучала его окружение, знакомства, отметила, что постоянства в его ближайшем кругу не наблюдалось — люди всё время менялись.

Она радовалась тому, что её любимец никому не отдавал предпочтения, как будто ждал свою судьбу, свою половинку, которая непременно станет его единственной музой, опорой и любовью. Мана следила за активностью музыканта в соцсетях и систаграмме, отдельные мемы она складывала в эпизоды и рисовала себе образ положительного героя, додумывая и догадываясь о человеческих качествах популярного певца. На самом деле реальным был только его голос.

Теперь, когда Арди Ферт волшебным образом появился в её пространстве, девушка по-новому ощутила свою жизнь — влюблённость вырвалась из оков запрета. Она видела, как искрится воздух в её комнате, какие яркие на стенах картины! Вдруг она почувствовала запах сирени, хотя на дворе стояла глубокая осень.

«Я чувствую запах сирени! — обрадовалась больная. — Может, я начинаю выздоравливать?»

Первым и неоспоримым симптомом болезни, охватившей весь мир, была потеря обоняния. Это было странное и непривычное чувство — мир без запахов. Мане пришлось долго привыкать к необычному состоянию тела. Так же долго она свыкалась с мыслью, что никогда не почувствует запаха кофе, ландышей, еловой хвои, яблочного пирога, морского прибоя. О морском прибое можно было вообще уже не мечтать… Запах сирени, появившийся неизвестно откуда, поселил в ней мысль, что выздоровление возможно.

С этого дня, с той счастливой минуты, когда она снова услышала голос Арди, всё в её жизни изменилось. Кофемашина сварила ей кофе — сегодня он имел божественный вкус, даже без молока. Мана оглядела своё жилище. Ей вдруг показалось, что в нём слишком много ненужных вещей. Всё, что не связано с ним, было абсолютно бесполезным. Она почувствовала невероятный прилив сил — ей захотелось перевернуть здесь всё вверх дном.

В этот же день она сделала уборку в квартире, нещадно вытаскивая из всех закоулков ненужные вещи. Конечно, цифровая рамка на стене, заполненная портретами её любимчика, осталась. Раритетные бумажные книги Мана не тронула. Вынула из ящика стола стопку бумажных фотографий, флайеров и концертных каталогов, из которых когда-то хотела сделать коллаж на стене, вошедшее тогда в моду украшение интерьера. Кто-то побогаче заказывал обои с фотоколлажем, она же решила заняться изготовлением фотоукрашения сама. Время пришло — этот вечер девушка решила посвятить визуализации музыкальной жизни Арди Ферта на другой стене комнаты. Она освободила стену от постеров, собрала в кучу давнишние сувениры, оставшиеся детские игрушки — всё это пошло на выброс.

«Долой старую жизнь! Теперь у меня всё будет иначе!» — решила она.

Запертая в своей маленькой квартирке больная гипермутацией девушка воспряла духом. Теперь она знала, что болезнь ей послана как испытание, а Арди — её спаситель. Он может позвонить ей второй раз, она уже ждёт. Помнит он её или нет, какая разница, зато сейчас он с ней, хоть и далеко. Да здравствует современная инет-связь! Благодаря систаграмму люди могут отыскать друг друга и общаться, несмотря на разделяющие их километры и запреты передвижения. Благодаря виртуальности можно наслаждаться общением с человеком, который тебе симпатичен, и не бояться, что он узнает о твоих недугах или изъянах во внешности, потому что можно просто не включать камеру.

А мир между тем тоже изменился! Он стал ярким и звенящим — она слышала хрустальный звон каждой минуты. «Я хочу жить!» — звучало со всех сторон.

Цвет неба за окном менялся в течение дня по правилам радуги. Утром небо было ярко-красным, часа через два, когда Мана садилась завтракать, оно становилось оранжевым, в обед — радостно-жёлтым, в четыре во время кофепития — светилось зелёным светом, когда вечерело — насыщенно-голубым, очень скоро переходящим в синее, а к ночи синий оттенок переливался в нежно-сиреневый и густо-фиолетовый. Диво дивное!

Мана перестала удивляться. Чудеса теперь случались каждый день. Она встречала каждый день с улыбкой, и ей было совершенно всё равно, как выглядит сегодня её лицо. Она всё реже думала о своей болезни, только надувшиеся вдруг части тела, становившиеся неудобными при передвижении, напоминали ей, что болезнь ещё не ушла.

Ноябрь. Самый хмурый месяц. Всегда сырой и неласковый. Злой ветер, срывающий с деревьев последние листочки, разгуливает по улицам, шуршит сухой ржавой листвой, особенно неистовствует на перекрёстках, буквально подхватывает прохожих под мышки и несёт их в только ему известном направлении. Мерзкий дождь в мелкую крапину как зарядит с утра — его и не видно, а без зонта вымокнешь. Первые ноябрьские морозы случаются, как правило, без снега и по закону подлости после дождя — вся земля и всё, что на ней, покрывается ледяной коркой. Ночью коммунальные службы отправляют дроны для рассыпки реагентов. За ночь наледь тает, но лёд нагло образуется снова — в общем, зима. Вот уж невесело в эти дни!

Этот ноябрь стал для Маны волшебным. И прогулка по городу, положенная раз в месяц, затянулась. Девушке было не страшно, несмотря на обострившуюся криминальную обстановку в городе. Виртуальность отняла у многих людей работу, безденежные люди выползали на улицу в вечернее и ночное время с целью самой простой добычи — что-нибудь поесть. Иногда бродягам удавалось обмануть виртуальных полицейских. У некоторых возникла лазейка стать незаметным за счёт распространившейся заразы — больных обязывали носить защитную робу, которая на улице становилась невидимой, ради соблюдения спокойствия здоровой части населения. Некоторые ловкачи прознали это и, обнаружив по соседству больных, грабили их, отбирая одежду-невидимку, становясь порой жертвами гипермутации.

Сегодня Мане не хотелось вспоминать об этом.

«Так чудесно, когда в душе весна! Тогда она везде», — думала закутанная до самых глаз девушка. Она не чувствовала голода и загулялась допоздна. К вечеру пошёл снег. Вот вихрь снежинок митусится в неоновом отблеске рекламы над входом в развлекательно-игровой центр. Каждая снежинка издаёт тончайший почти неслышный звук — дзинь! — и, пританцовывая, спускается вниз. Мана тонет в этом восхитительном ультразвуковом снежном хоре. Домой совсем не хочется.

Она во все глаза смотрела по сторонам и дивилась, каким красивым и ярким стал город. С неба вдруг упала звезда. Не звезда даже, а звёздочка — искрящееся сине-зелёное пятнышко летело по тёмному небесному полотну, распыляя вокруг фосфорический свет. Оно одолело путь в полнеба за несколько секунд, а Мане казалось, что это чудо длилось вечность. Падающая звезда в ноябре!

6

Через несколько дней Арди позвонил снова.

— Привет, тян! Как дела? — начал он, снимая наушники.

Ману захлестнула горячая волна счастья. Арди снова захотел видеть её лицо, но она знала, что ни за что его не покажет. Она ловко ушла от просьбы и заговорила о последней музыкальной композиции Арди. Попала в точку! Он весь загорелся, привстал, приосанился, как будто вышел на публику, откинул чуб, привычно падающий на левую сторону лица. Мана с любовью смотрела на большой экран.

— Ты любишь мою музыку? — спросил певец, привыкший к женскому обожанию.

— Я вообще люблю хорошую музыку, — честно сказала Мана, — я чувствую музыку кожей!

Тут Мана стала вслух вспоминать своё последнее музыкальное впечатление. Тогда она была ещё здорова. В университете для меломанов устраивались вечера музыкальных ретро-групп. Чаще всего слушали музыку в записи, живая музыка была редкостью. Вживую с музыкантами можно было встретиться в Доме музыки, но для студентов это дорого. В тот раз давали ретро-рок-оперу «Ю энд А» в 5-D-видео! Этот спектакль потряс Ману до дрожи. Композитор несомненно суперталантлив, игра актёров-музыкантов искренна и пронзительна. Сам сюжет заворожил романтическую девичью душу, а музыка показалась ей пленительной и возвышенно тонкой.

Это была история одного моряка, который отправился в дальнее плавание и на чужих берегах полюбил молодую девушку, женился на ней и уплыл назад, а она осталась его ждать, зная, что он никогда не вернётся. Ожидание длилось всю жизнь. Девушка ждала…

— Как ты думаешь, чем заканчивается история? — спросила под конец Мана.

— Какая разница? Фигня всё это, — проговорил Арди, еле дождавшись паузы. — Это про Одиссея и Пенелопу! Все знают.

— Глупый! Это другая история. Главное — про любовь.

— Я не верю в любовь. Любовь — выдумка. Есть секс — вот и всё, что может соединить людей друг с другом.

Мана не соглашалась, со всей пылкостью убеждала своего собеседника, что он неправ, как будто хотела отстоять чувство, которое будоражило её саму.

— А за что она любила своего моряка? — с издёвкой спросил Арди. — Она его и знала-то без году неделю, а то и меньше. А за всю жизнь он мог измениться. И не в лучшую сторону. Может, он пиратом стал, людей грабил и убивал, у него как пить дать было много женщин, то есть верным он точно не был.

— Любят не за что-то, а часто вопреки, или просто любят, — горячо ответила Мана. — Совсем не важно, каким он был. Она любила его и была верна ему!

— Любовь-верность — это фантастика, её придумали женщины, — заявил певец.

— О-о! Ты прямо, как Кант, знаешь, что любови бывают разные.

— Любовь к родине, любовь к родителям, любовь к детям, любовь между мужчиной и женщиной, любовь мужчины к… — перечислял парень.

— Нет, Кант имел ввиду другую классификацию: любовь-склонность, любовь-симпатия, любовь-благоволение, любовь-удовольствие или практическая любовь.

— Из всего перечисленного мне по нраву только любовь-удовольствие! Вся жиза — музыка и любовь!

Мана знала, что имел в виду Арди. Она пыталась объяснить ему разницу между любовью на уровне сердца и плотской любовью. Но разве можно это объяснить?

---

— Для меня любовь — это секс, — настаивал Арди Ферт.

При слове «секс» Мана залилась краской. Она вспомнила встречу с Арди, её первым и единственным мужчиной. Это он познакомил её с великим таинством, которое отождествляют с любовью. Впрочем, тогда в гримёрной Арди она чувствовала именно любовь. Сейчас она даже себе боялась признаться, как часто вспоминает тот вечер.

— Любовь гораздо важнее для человека! Но сейчас главным стал секс! Почему? — возмутилась Мана.

— Это основной инстинкт, тян!

                                      * * *

После каждого разговора с Арди она долгое время, словно заколдованная, бродила по комнате, не бродила даже, а летала. Она отталкивалась от стены, чтобы направиться в противоположную сторону, и буквально перелетала из одной части комнаты в другую. Это было новое и очень приятное ощущение, которым девушка без устали наслаждалась.

Мана силилась вспомнить, что говорил её далёкий телесобеседник, но не могла. Помнила только его обворожительный, обволакивающий голос. Иногда он был возбуждён и чем-то возмущался, иногда как будто о чём-то просил, а она не соглашалась. Она чувствовала, что подпитывается энергией во время общения с ним, но самого разговора, как ни старалась, припомнить не могла. Оставалось только долгое дурманящее послевкусие — ещё одно новое ощущение, яркое и неуловимое. Сколько времени продлится его воздействие, Мана не знала. Она была счастлива однодневным сказочным счастьем зачарованной принцессы.

Воодушевление после бесед с Арди она считала чудом. Своему Герою приписывала лучшие качества — он чуткий, добрый, великодушный человек, ведь он — звезда, а она — маленькая, неприметная, ничем не выделяющаяся особа, которую он не помнит, но не считает зазорным общаться с ней. К тому же он был одним из немногих, кто связывал её с миром. Больше ей почти никто не звонил. Следующий выход в город предстоял нескоро, да и не сулил общения с кем-либо — больным гипермутацией было строго запрещено разговаривать с людьми!

7

Соцсети, систаграмм, фоновизор связали своими нитями всё человечество. Каждый человек может дотянуться до другого, находящегося в любой точке мира, если у него есть гаджет и он ловит сеть. Это немыслимое удобство. Вернее, сейчас уже никто не мыслит, что может быть иначе. Связаться с другим человеком можно в любой момент и без всякой подготовки, главное знать, в каком часовом поясе живёт твой собеседник, чтоб не смутить его внезапным виртуальным вторжением.

Даже если ты не выспался или только встал и выглядишь, как пугало с копной спутанных волос, или ещё не успел одеться или почистить зубы, а во рту ночное амбре, можно ответить на зов издалека, не включая видеокамеры. При этом, если ты сам не хочешь, чтобы кто-то нашёл тебя, можешь не отвечать, придумав кучу отмазок. А если какой-то незнакомый наглец рвётся в друзья или пристаёт с непристойностями, можно осадить его любыми словами — он вас не достанет. А проще заблокировать его на веки вечные.

Так думала Мана в последнее время. Виртуальность, так ею не любимая, сейчас была ей на руку. Она, будучи больной, с невероятно неудобным, каждый раз по-разному вздувшимся телом и неведомо каким образом изменившимся лицом, переживала сладкие минуты общения с вожделенным мужчиной, не боясь, что он увидит её безобразную внешность. Некоторое время он просил её включить камеру, но она всегда ловко уходила от этого вопроса, потом предложила:

— Давай, я буду единственной твоей собеседницей без лица! Я не блогерша, камеру не люблю, а тебе, в принципе, всё равно. Ты меня не узнаешь, Арди. Я изменилась.

Арди отстал. Скорее всего, ему действительно было всё равно. Главное — он, пуп земли, красавец-певец, любимец многочисленных фанатов и фанаток, а она — обычная тянка, скорее всего, с хорошей фигуркой, умнее, чем ему хотелось бы, но явно прилипшая к его музыке и к его образу!

— Я устал от этой клятой глухомани! — пожаловался Арди как-то во время разговора с Маной. — Здесь холодно и неуютно, не то, что дома.

— А кто у тебя дома создаёт уют? — поинтересовалась Мана.

— Лук, мой робот.

— Не смеши, Арди! Разве может робот создать уют?

— Мой Лук может.

— Ты ещё скажи, что скучаешь по нему, — Мана недоверчиво хихикнула.

— Не то чтобы скучаю. Но с Луком было прикольно, можно было даже поговорить. Тут тоже в комнатах убираются роботы, попроще, конечно. Вообще после расселения пассажиров в гостевой дом за два месяца я видел всего одного человека живьём, кругом одни роботы. Так и одичать можно!

— У тебя остались друзья дома?

— У меня их много по всему свету, — похвалился Арди.

Он сидел в кресле в довольно просторной комнате. Мана впервые за время общения с ним рассмотрела провинциальное жилище столичного музыканта, привыкшего к роскоши.

Он говорил громко, фразы и даже отдельные части фраз как будто взлетали вверх. Арди начинал говорить громко и заносчиво, когда он чем-то гордился, как сейчас.

— В нашем городе … — взлетел очередной обрывок реплики, но тут музыкант замялся.

Он вспомнил друзей, с которыми любил проводить свободное время, их было много, но компания всегда менялась. Одни уходили сами, других Арди в сердцах прогонял из-за каких-то мелочей. Кто-то страдал от какой-либо зависимости — алкогольной, наркотической или игровой — и не мог быть надёжным другом. Ни с одним из так называемых друзей Арди не перезванивался.

— Друзей много не бывает, — не дождавшись окончания фразы, проговорила Мана. — Это всё приятели и знакомые, наверное.

— Да-а-а, — задумался певец.

Настоящего друга у него нет. Был когда-то, в далёкие школьные годы. Его звали Бонифаций — Бони. Давненько Арди не вспоминал его. А ведь в школе они были не разлей вода. Математичка как-то раз назвала их «А и Б». Вслух он сказал:

— А и Б сидели на трубе!

— Про что ты?

— У меня был друг Бони. В школе мы были А и Б.

— Где же он теперь?

— Лост. Я не могу вспомнить, когда мы разошлись и по какой причине. Теперь я даже не знаю номера его фоновизора.

— Как же так, Арди? Ты потерял лучшего друга и не помнишь как? — Мана разволновалась. — Без друга невозможно! А другие?

— А про других даже сказать нечего.

Мана молчала, раздумывая над тем, с кем из людей она общалась вживую за последние десять месяцев. Пожалуй, это были только доктора в чудовищных жёлтых скафандрах. Она скучала по живому общению, иногда хандрила. Но теперь всё стало по-другому. Регулярные разговоры с Арди она воспринимала как яркий и живой контакт, напрочь забывая о виртуальности.

— Выше нос, Арди! Найди своего Бони обязательно. Дружба — великое дело. Вольтер однажды сказал, что все почести этого мира не стоят одного хорошего друга.

— Это только слова! — фыркнул собеседник Маны.

— Странный ты человек, — вздохнула девушка. — Любовь отождествляешь с сексом, дружба — это просто слова, скучаешь только по роботу.

— Представь, когда у меня всё было о'кей, я про Бони не вспоминал. А сейчас найду его и сразу буду ему своё дерьмо выкладывать?

— Во-первых, никакого дерьма в твоей жизни нет. Это у тебя в мозгах неприятие ситуации. Выбрось из головы негативные мысли, ведь это всего лишь мысли! Посмотри на свою жизнь философски.

— Ты — философ, ты в ананасах.

Мана хихикнула: сказал бы ещё — в трюфелях! Если бы знал о её настоящей жизни, вряд ли сравнил бы с ананасами.

— Во-вторых, — продолжала она, — Бони надо найти не потому, что тебе плохо, а потому что друзей терять негоже. Друг — на все времена. Найди своего друга, Арди, тебе сразу станет легче.

Девушка так жарко выступала за неизвестного Бони, что к концу разговора решила помочь Арди в поисках, но ничего не сказала ему. Она как бы невзначай расспросила его про школьные годы, узнала, где раньше жил Бонифаций, где друзья любили кучковаться, кто ещё был в их окружении.

— А что я ему скажу? — Арди глубоко и прерывисто вздохнул. — Может, он уже вычеркнул меня из своей жизни и забыл?

— Если он настоящий друг, то не забыл, — упрямо заявила Мана. — Что будешь делать вечером?

— Пожалуй, выучу японский язык, — съязвил музыкант.

8

Прошло несколько дней. За окном, как всегда, бушевало «северное сияние», метель пела свои белые и пушистые песни, день манил выглянуть на улицу. Но невозможность прогулки и пребывание в четырёх стенах не были такими мучительными, как прежде. Дома тоже было полно новизны — результатов её усилий по переустройству квартиры, но важнее было обновлённое внутреннее состояние Маны.

«Три года я пыталась забыть его, — думала Мана, — Не забыла — значит, я ему для чего-то нужна!» Сейчас девушка была увлечена поисками Бонифация в инете. Личность самого Бонифация была для Маны не так важна, как возможность помощи своему далёкому кумиру.

Оказалось, что современные поисковые системы могут найти даже родинку на теле у африканского аборигена. А человека найти — раз плюнуть. Она на всякий случай записала все найденные сведения о друге Арди, хотя была уверена, что её Герой уже сам нашёл своего Бони.

Счастливица по-прежнему плавала по квартире на волнах эйфории под восхитительные мелодии, которые слышала внутри себя, и даже подпевала им. Волшебство окружающего мира Мана ощущала и во времени. Теперь она жила каждую минуту, и ей казалось, что минут в часе стало больше. Она легче справлялась с домашними делами, находила особое удовольствие в рутинных занятиях, придавая им новый смысл, смакуя особый вкус жизни, которая ещё вчера казалась пресной и скучной.

Арди позвонил через пару дней. Он красовался перед камерой, как принц или даже принцесса — показывал товар лицом, белым и гладким. Ни дать ни взять — благородный муж. Мана не удивилась бы, если бы узнала, что он только что лежал на диване с косметической маской на лице.

— Привет! Чем занимаешься?

— Как всегда, спасаю мир, — радостно сообщила Мана. — А ты выучил японский?

— Ты всегда в приподнятом настроении, тян. Чем заправляешься? Глотаешь или натираешься?

— Нет, Арди. Это не моё. И тебе не советую.

— Фу, какая ты правильная. Аж противно!

Мана решила спросить о главном:

— Лучше скажи, как твои поиски? Нашёл Бони?

— Полистал в инете справку, нашёл старый номер его фоновизора.

— И что? Позвонил?

— Нет. Наверняка, у него другой номер. Он всегда мечтал уехать. Скорее всего, и уехал и у него симка другой страны.

— Арди, Арди! Ты никогда не узнаешь, пока не позвонишь!

— А что я ему скажу? — раздражённо повысил голос Арди.

— Вот увидишь, ничего придумывать не придётся. Ты позвони и назовись, а дальше всё пойдёт само собой — и слова найдутся. Что ты теряешь? Ты в чём-то виноват перед другом?

— Надеюсь, нет… Но чувство вины есть. Не знаю, за что.

— Всё ты знаешь! Это гордыня! Сам себе боишься признаться, что не сберёг дружбу, — закипятилась Мана.

Она вдруг удивилась тому, что говорит с любимым певцом так жёстко. Но, оставаясь верной себе, не могла говорить иначе.

Спохватившись, Мана сменила тон:

— Слушай, Арди! Я нашла инфу про твоего друга. Давай записывай: Бонифаций Гомза…

Мана продиктовала контактные данные потерянного друга, назвала аккаунты в соцсетях. Под конец сделала вывод:

— Ты всё это время ленился или не хотел проверить, где Бони. А я не удивлюсь, если он живёт по старому адресу и никуда не уезжал. Обещай, что позвонишь Бонифацию!

— Ну достала, достала! Обещаю. Сегодня же позвоню, — Арди говорил глухим голосом, словно в сторону.

Мана за время общения с ним по оттенкам голоса стала различать настрой своего собеседника, а главное — определять его искренность. Чем глуше был тон, тем правдивей сказанное.

— Расскажи про Бони, пожалуйста! — попросила девушка.

— Тебе-то зачем? А, ладно! Мы с ним были разные, он любил математику и информатику, а я — музыку. Но его привлекало моё буйное непослушание, не было среди старших никого, кого бы я слушался.

— Ты не признавал авторитетов, — подсказала Мана.

— Я дерзил и оговаривался, мог и правду ляпнуть, когда остальные боялись.

— Значит, ты правдолюб! — сделала вывод Мана.

— Это не всем нравится, — продолжил Арди. — От меня шарахались и пацаны, и девчонки. А Бони — единственный, кому моя правда была по вкусу.

— А что такого было в Бони?

— Я Бони не верил поначалу. Все называли его вруном. А он был выдумщик! Я был в шоке от его идей, которые рождались, вроде, из ничего. И каждый день он придумывал что-то новое! Он сначала усовершенствовал гаджеты: задумает вставить новые функции в фоновизор — прослушки да подглядки всякие, — пыхтит, что-то вычисляет, потом тайком вставит в учительский пульт управления. Учитель включает пульт, а тот начинает выдавать подслушанное прямо на уроке. Вот смеху было! — Арди говорил возбуждённо, порой жестикулировал, придавая словам особое значение: — Потом Бони загорелся новыми приборами, маленьких роботов мастерил для дома — одни охлаждали еду с помощью специального геля, другие — биолюминисцентные, — Арди еле выговорил, — использовались как фонарики. У меня один такой где-то дома валяется — Бони смастерил. А потом, когда все школы ушли в онлайн, мы стали меньше общаться, он, вроде, медициной увлёкся. По фоновизору рассказывал мне про микрочастицы, наполненные кислородом, которые можно вводить в кровь, что позволяет жить человеку, даже если он не может дышать.

— Ого! Ну Бони замахнулся! — удивилась Мана. — А где жил Бонифаций раньше?

— Он жил довольно далеко от моего дома… У-у-у! — Арди неожиданно взвыл. — Чёрт побери!

— Что случилось! — испугалась Мана.

— Мой дом! Я оставил дом на Лука. Думал, что меня не будет две недели, а прошло уже два месяца! У него же зарядка максимум на месяц, а самозарядку я не подключал. Как же я мог забыть? Теперь Лук разрядился, и в квартире…

— У меня нет робота, но я слышала, что роботы могут ремонтировать себя сами.

— Это если есть самозарядка.

— Ну а что такого может произойти с квартирой? Она может самовоспламениться или взорваться?

— Не смешно. Она действительно напичкана электро- и нанотехникой, за которой нужен присмотр. И ещё неизвестно, в какой момент отключился мой Лук. Может, окна остались открытыми, когда он занимался проветриванием, может, воду для уборки или цветов засасывал и застопорился. О, чёрт…

— Есть кому проверить твою квартиру?

— Позвоню своему помощнику. Я сейчас больше ни о чём не могу думать.

Арди закончил разговор, не попрощавшись.

Мана вспомнила личного помощника Арди Ферта — долговязого средних лет мужчину с бородой — Антона Кольди. Имена других окружающих его людей были ей неизвестны, все они были толпой, чуть отличной от толпы фанатов и фанаток.

9

На следующий день Арди позвонил снова:

— Послушай, тян, у меня проблемы. Только не вешай трубку! Я тебе нравлюсь?

— О! Это твой любимый вопрос, — Мана вздохнула, вспомнив свидание с музыкантом в гримёрной. — А у меня традиционный ответ — да. Ты же знаешь.

Арди не удивился и никак не отреагировал на признание Маны, в этом он не сомневался. Его тревожило что-то другое:

— Мне не к кому обратиться. Только что узнал, что мой помощник Майкл в больнице — у него тяжёлая форма гипермутации.

— Я думала, что твой помощник Антон Кольди.

— Антон, мой продюсер, здесь в гостинице. Он всегда ездит на гастроли вместе со мной.

— Чем я могу помочь Майклу?

— Майклу не надо помогать. С больными гипермутацией нельзя встречаться, а в больницу тебя просто не пустят.

Арди говорил глухим ломким от волнения голосом.

— Мне некому поручить проблему с квартирой. Нужно хотя бы проверить, что с ней. Ты могла бы…?

— Без сомнения. Конечно, я помогу, — тут же ответила Мана. — Не беспокойся. У тебя квартира охраняется?

— На сигнализации.

Переговорщики обсудили план действий. Арди позвонит в охранную компанию, объяснит ситуацию. Дальше надо будет договориться с компанией об открытии квартиры для доверенного лица, которым будет Мана. Мысли её судорожно цеплялись друг за друга, она боялась, что чего-то не учтёт, где-то проколется, а признаваться в том, что больна, ей очень не хотелось.

— Я всё обдумаю, Арди, и вечером тебе позвоню.

Она была полна решимости сделать всё невозможное, порвать все условности, нарушить любые законы, только чтобы помочь своему Герою. Она лихорадочно перебирала в уме способы попасть в квартиру Арди. Выйти на улицу она могла — разрешение на выход давалось один раз в месяц, а она в декабре ещё не выходила на прогулку. Найти жилище музыканта — без проблем, столько раз она бывала у вожделенного подъезда. На улице её обработанная химикатами хламида была невидимой, в помещении видимость возвращалась, но хламиду можно и снять. Оставался вопрос, что делать, если сотрудники охраны, а, возможно, и полиции захотят увидеть доверенное лицо. А с полицией шутки плохи.

Первое, что пришло в голову, это замена — в квартиру войдёт не Мана. Притом Арди не должен знать об этом. Это может быть только Лина. Она единственная подруга, на которую можно положиться. Если Арди будет участвовать в видеоконференции с охраной, полицией и Линой, не страшно, что он увидит лицо Лины, ведь Ману он давно не видел и не помнил. А вот голос? Голос Маны он хорошо знает.

Она быстро набрала номер фоновизора Лины. Та ответила не сразу.

— Привет, Манка! — обрадовалась подруга. Они не часто говорили по фоновизору. — У меня онлайн-лекция.

Мана поздоровалась, уставившись в экран на стене. Она разглядывала Лину, прикидывая, как её будет рассматривать Арди Ферт. Лина была красавицей, так считали все окружающие, белокурая, с голубыми глазами, ростом чуть меньше Маны, любила и умела носить яркие вещи. В целом подруги были совсем не похожи друг на друга. Но сейчас Мана невыгодно отличалась от любой здоровой девушки и фигурой, и лицом. Она вздохнула:

— Прости, что оторвала. Я сразу к делу.

Мане пришлось рассказать подруге про Арди, правда, в общих чертах:

— Извини, сейчас долго объяснять, позже расскажу подробней. Сейчас нужно действовать, а без тебя ничего не получится. Мне очень-очень нужна твоя помощь!

— Без реверансов, Мана! Я помогу. Рассказывай, что нужно делать.

Мана изложила свой план с заменой.

— Остаётся вопрос с моим голосом. Как мне незаметно подключиться к разговору, если он случится?

— Тебе не надо подключаться. У Ника есть программа по изменению голоса под голос другого человека. Это его последняя поделка.

Ник был одногруппником девушек и симпатизировал Мане.

— Ник сделал такую программу сам?

— Да! Ты же знаешь, что он компьютерный гений. Это его последний результат, наверное, он не успел ещё с тобой поделиться.

Все друзья Маны осваивали вторую профессию. Много ли заработаешь на философии?

— Лина, будь хорошей девочкой. Поговори с Ником сама, я не знаю, как ему сказать про Арди.

— Делов-то, изобразим!

10

Девчонки подготовились очень быстро. Обе в этот день отказались от онлайн-лекций. Лина вырвала с занятий Ника, он был в университете.

— Ник, хэлло, ты друг или тварь дрожащая?

— Линка, привет! Ты перепутала текст. Надо говорить — ты друг или портянка?

— Что ты не портянка, я знаю точно, — возразила Лина. — Теперь необходимо узнать, сможешь ты свалить с занятий или ты тварь дрожащая?

— Смотря ради чего надо сорваться, — засмеялся Ник.

— Ник, ты чо? Стала бы я такими сравнениями кидаться, если бы дело было бляшкиной петрушкой.

— Куды бечь? — Ник невольно перешёл на простецкую речь в унисон подруге.

— Домой, френд! Срочно занадобился твой гениальный «голосистый» прибор. Чтобы придать тебе ускорение, скажу, что это надо Мане. Она хочет помочь одному человеку, самой ей с людьми связываться нельзя, это всем известно. Вместо неё буду выступать я, но я должна говорить её голосом.

— Мана? Помочь одному человеку… А почему она сама мне не позвонила?

— Не обижайся Ник, она занята — дело многоканальное. Я сама всего не знаю. Она потом всё расскажет. Надо спешить.

— Нужен голос Маны?

— Заряди на Ману — у тебя же есть образцы её голоса, а говорить буду я. Принеси прибор к нашему встречному пункту перед «Тechno-mage», подробности обговорим на месте.

— Лечу, великий комбинатор!

— Не комбинатор, а эффективный менеджер. Жду!

                                      * * *

Через двадцать минут Лина уже была в сквере перед клубом технического творчества. На улицах почти не было прохожих, но Лина упорно наряжалась перед выходом, как будто перед выступлением на сцене. Её зимний наряд нежно-салатового цвета был вызовом белоснежной зиме. Однако, её это нимало не смущало. Она стояла на пороге беседки в форме космического гриба, то и дело поглядывая на улицу, откуда должен появиться Ник.

Тот появился через десять минут — Лина увидела издалека белый шарф на фоне черного комбинезона. Ник был, как всегда, элегантен. Он уже приближался к месту встречи, махая рукой, когда Лина встрепенулась от звонка фоновизора.

— Мана, мы с Ником встретились,

Лина вопросительно посмотрела на запыхавшегося Ника, тот понял, закивал.

— Прибор здесь. Сейчас Ник меня зарядит, и всё — я готова… Да, можешь дать мой номер фоновизора. Называть по имени? О'кей! Да, про тебя всё знаю… Какие номера? А-а, удостоверение! Кидай всю информацию на фоновизор, я посмотрю, если что, считаю. Ни один человек не знает номеров наизусть. Бывает? Но это не я… ну, может, ты…. Не волнуйся, я не проколюсь. Конечно, отзвонюсь. А-а, в квартире! Ну, да.

Ник в это время пытался по обрывкам фраз Лины понять, о чём речь. Когда та закончила разговор, он не успел задать вопроса.

— Давай, Ник, цепляй свою штуковину, — Лина расстегнула куртку.

Ник послушно вынул из кармана небольшую коробочку.

— Это положи к себе в карман. А датчик — на ключицу, — Ник показал малюсенькую похожую на кнопку финтифлюшку. — Лучше я сам прикреплю.

Ник прикрепил датчик и скомандовал:

— Скажи, как тебя зовут, тян?

— Я Мана Олива, — ответила Лина голосом подруги, ойкнула от неожиданного эффекта, застегнула куртку, чмокнула Ника и сорвалась с места, прокричав на ходу. — Спасибо, френд! Очень некогда! Всё потом!

Лина половину пути одолела пешком, это было привычно и бесплатно. Потом позвонил Арди Ферт:

— Привет, тян! Ты готова? Охрана подключится к нам, когда ты будешь на месте.

— Привет, Арди, — ответила Лина. — Я в пути. Нужно быстрее?

— А как ты думаешь? — оборвал её собеседник. — Я всю ночь не спал. Вдруг там окно нараспашку и ветер гуляет по пространству?

— По пространству? — удивилась Лина. — И большое там пространство?

— 380 метров квадратных!

— Ого! Тогда лечу! — успокоила его Лина, прикинув, что придется взять такси. — Позвоню тебе, когда буду у твоей квартиры…

Потом, вспомнив наставления Маны, договорила:

— … Арди.

— Пароль подъезда — «Декамерон». 21-й этаж.

— Квартира 34007, — добавила Лина.

11

Мана чувствовала себя авантюристкой. Затеянная афера захватывала и ужасала одновременно. Больше всего она боялась, что у Лины могут возникнуть неприятности, ведь она втянула сокурсницу в криминальную игру со вскрытием чужой квартиры.

От волнения авантюристка без устали плавала из комнаты в кухню и обратно, временами останавливаясь то у окна, то у стола, передвигала предметы на столе, открыла комп-доску, даже попыталась сделать наброски для будущей статьи, но ни на чём сосредоточиться не смогла. Все мысли крутились вокруг Арди, лже-Маны и прямо-таки шпионского заговора.

Она дала Арди номер фоновизора Лины как свой второй номер, агент Лина будет говорить голосом Маны — тут проколов быть не должно. Все сведения о Мане есть в фоновизоре у Лины, если что, она сообразит. По завершении операции Лина обещала прислать видео из квартиры Арди.

Два часа показались Мане нескончаемо долгими. Наконец, зазвонил фоновизор, Мана быстро переключила его на большой экран телекомпа.

— Хелло, тян! — поприветствовала Лина подругу. — Звоню тебе прямо из лифта совершенно отпадного дома.

— Отключи прибор, Линка! — хихикнула Мана. — А то я будто сама с собой разговариваю.

Лина завозилась с датчиком, потом продолжила:

— Фатера, я тебе скажу, зашибись! У меня аж челюсть отпала.

— Сначала скажи, как всё прошло? — перебила её подруга.

— Без сучка и задоринки! Никто ничего не заподозрил. Полиция не подключалась. Охранник ни к чему не придрался.

— Это хорошая новость, — Мана выдохнула накопившееся напряжение.

— Территория, я тебе скажу! 380 квадратов — комнат не сосчитать. Там, кроме спальни, столовой, спортзала, есть игровая комната, вся разрисованная японскими анимэ-героями, джойстики, геймпады, плюшевые игрушки тоже из японских мультиков. Ну, ты увидишь. Потом музыкальная комната — сама понимаешь, всякие инструменты, колонки, провода. Оранжевая комната — уютненькая такая. Между прочим, там я нашла сломанного робота, который упал на стеклянный столик и разбил его. Это единственный катаклизм во всей квартире. Ах, нет! Ещё розы завяли в оранжевой комнате. А в оранжерее — он называет её зелёной комнатой — все растения живы и цветущие цветут, там самополив подключён. Ещё в одной комнате посередине — огромный стеклянный камин.

— Настоящий?

— Ма-а-на, — нараспев проговорила Лина. — что настоящего осталось в нашей жизни? Конечно, нет! Но имитация классная.

— А Арди тоже всё видел?

— Да. Он мне, как экскурсовод, всё рассказывал, а я ему всё показывала.

— Он ничего не сказал насчет моего, то есть твоего лица?

Мана отметила, как привлекательно сегодня выглядит Лина. Будучи блондинкой от природы, она всегда подкрашивала глаза и так наловчилась в искусстве макияжа, что выглядела естественно и ярко. Ах, как ей это удаётся?

— Ничегошеньки! Даже про мою куртку ничего не сказал — обычно все замечают: «О! Как смело! Цвет майской зелени и т.д.»

— А ты была без шапки? — спросила Мана, любуясь белокурой головкой Лины. Арди не мог не заметить такую красоту.

— Нет, Манка. Шапку я не снимала.

«Вот и ладно!» — облегчённо вздохнула Мана.

— А он тебя знает? — спросила Лина.

— Он меня не помнит, Лина. Боюсь, что ему всё равно, как я выгляжу. Даже если я покажу ему свою фотографию, то он не удивится, что это другое лицо, а не то, что он видел в своей квартире. Не спрашивай сейчас подробностей. Я расскажу тебе мою историю, но не по телефону. Потом когда-нибудь.

— О'кей, мне интересно, что ты в нём нашла? Мана, это ж не наш контингент! Сейчас пришлю тебе видео его жилища — полюбуйся. Квартира занимает весь этаж! Комнаты, кстати, расположены друг за другом вкруговую, так что в них не заблудишься. Это ипподром! Если открыть двери во всех комнатах, то через анфиладу можно устраивать скачки по кругу. Покажи мне, где ты живёшь, и я скажу, кто ты!

— Мне нет дела до его квартиры. Мне важен он сам.

— Твой Ферт так заносился, весь такой непростой! Кровь, наверное, голубая — прям раззвездынь-звезда! Он ни разу не назвал меня, то есть тебя, по имени. Только «тян».

— Ничего не говори мне, Лина! — горячо попросила Мана. — Я не понимаю, что со мной. Это очень тонко, почти призрачно. Но, когда оно касается меня, я… я… я растекаюсь лужицей по полу, и меня потом долго не собрать. Его голос…

— Да, голос у него зычный. Прям иерихонская труба!

— Полегче, Линка, — с обидой заметила Мана.

— Гран пардон, если я задела твои чувства, о Манна небесная!

— Ничего. Спасибо тебе, ты — настоящий друг!

— Не забудь про Ника. Он, можно сказать, помог вслепую. Про Арди Ферта я ему ничего не рассказала.

Мана попрощалась с Линой. Через пару минут она уже совершала видеоэкскурсию по квартире Арди, внимательно рассматривая уголки, запечатлённые подругой. Она мысленно представляла Арди в разных комнатах, ей были интересны мелочи, рассказывающие о его жизни, хобби и пристрастиях. Он много ездил по свету, поэтому в квартире было много фотографий, сувениров, всяких интересностей из разных стран, цепляющих взгляд.

Оранжевая комната была просто изумительной. Стены и потолок комнаты матово-оранжевого цвета делали комнату удивительно тёплой. Одна стена с постерами оказалась раздвижной, за ней находился огромный экран телекомпа. Другая стена состояла из множества архитектурных элементов, складывающихся в лестницу, ведущую в потолок. Мягкая мебель цвета апельсина стояла по стенам и в центре комнаты и была уложена подушками и валиками шоколадного и тёмно-коричневого цвета.

Перед окнами в больших разномастных вазонах зеленели домашние растения. Дальше Лина подошла к розовому кусту с поникшими розами и завядшими нераспустившимися бутонами. Следующий кадр — перед диваном, склонившись до пола, как будто сложенный пополам, стоял робот в куче тёмных стеклянных осколков.

Неожиданно в тишину ворвался видеозвонок фоновизора. Мана переключилась на собеседника. На экране появилось обеспокоенное лицо Арди.

— Что за фоновизор у тебя, тян? Я имею в виду твою вторую симку. Почему ты не отвечаешь?

— Прости! Вторую симку использую редко.

Мана немного смутилась, она поняла, что Лина не ответила на видеозвонок Арди. А сама она заранее не придумала, как выкрутиться.

— Как тебе моё жилое пространство? — спросил музыкант, слегка прищурив глаза.

По его тону Мана поняла, что он успокоился.

— Мне любопытно твоё мнение.

— Зачем тебе столько комнат одному, Арди? — вопросом на вопрос ответила Мана. — В твоём пространстве можно устать, добираясь из одной комнаты в другую.

— Ага. Я и сам понял, что территория великовата, когда обставил несколько комнат и переехал туда жить.

— Растратился на мебель?

— Да нет. Во всех комнатах нет нужды. Поэтому я не стал обживать другие. Работаю в музыкальной шкатулке. Отдыхаю в оранжевой комнате, иногда в зелёной, сплю в спальне. И правда, одному много не надо. Но в мире высокой музыки, — нараспев произнёс Арди, преисполнившись пафоса, — есть понятие престижа. Мне по статусу полагается жить в таких… — певец задумался, подбирая слово.

— … хоромах, — подсказала Мана, почувствовав себя в своей однушке, как лягушонка в коробчонке.

— Какая комната тебе понравилась больше всего?

— Оранжевая комната премиленькая!

— Мне она тоже нравится больше всех. Хотя многим тянкам нравится спальня, — ухмыльнулся Арди, — а любительницам кулинарии — кухня.

— Я не люблю готовить. Оранжевая — самая-самая.

— Это единственная комната, которую обставлял не я. Один неплохой дизайнер, вернее, дизайнерша. А зелёная комната?

До зелёной комнаты на видеоэкскурсии Мана не дошла. Она вспомнила слова Лины и придумала, что сказать:

— Ты про оранжерею? Я люблю растения и частенько хожу в нашу городскую оранжерею.

Мана боялась, что Арди может спросить что-то конкретное и быстро перевела разговор:

— Недавно я была там. Знаешь, появились некоторые новые сорта орхидей.

— У меня нет орхидей, ты видела. Орхидеи очень капризны. А в моём доме капризничать позволено только мне!

12

Объяснение с Ником далось Мане нелегко. Она привыкла к честным отношениям, врать другу и изворачиваться она никак не хотела. Однако её откровенность могла ранить Ника, потому что она была девушкой его мечты. Френдзона, в которой находился Ник для Маны, его совсем не устраивала, и он временами пытался переступить границу дружбы. Мана терпеливо объясняла другу, что находится в свободном плавании, никому не отдаёт предпочтения, умалчивая о своих сердечных переживаниях. Ник всегда был настороже, он был готов вступить в борьбу за Ману, как только узнает о сопернике.

О том, что три года назад Мана была фанаткой Арди Ферта, похоже, знал Петер, другой сокурсник и общий друг Ника и Маны, но посвящён ли в эту тайну Ник, девушка не знала. Сама она щадила чувства Ника.

Однако объяснения было не миновать. Мана позвонила Нику на следующий день после операции с его прибором.

— Ник, хэлло! — как можно приветливее поздоровалась Мана.

— Привет, сеньорита Мана! — Ник подмигнул девушке.

В сравнении с сероглазым королём, черноволосый, черноглазый Ник казался Мане султаном с Востока.

— Ты похож на восточного мага, — призналась Мана.

— Думаешь, что я сейчас вытащу кобру из мешка?

— Не-ет, лучше флейту и лукум!

— Как настроение?

Ник никогда не действовал напролом. Ему, наверняка, очень хотелось узнать историю, для которой потребовался его прибор, но он терпеливо ждал.

— Спасибо, распрекрасно! Благодаря тебе, Ник, твоему прибору, я сделала хорошее дело для одного хорошего человека, — Мана замолкла, она боялась расспросов и хотела раскрыть свой секрет по минимуму.

— А я думал, ты руками Лины хотела совершить преступление и, чтобы запутать следствие, заставила её говорить твоим голосом.

— Издеваешься? — сделала обиженный голос Мана.

— Преступление тоже может совершаться ради благородных целей и для одного хорошего человека.

— Ник, прошу тебя, не обижайся! Можно, я не скажу тебе имя этого человека? Мы с ним плохо знакомы, это был случайный звонок из систаграмма. Он застрял в пограничном городке из-за карантина, очень волновался насчёт своей квартиры. Чтобы попасть в чужую квартиру, нужно было показать своё лицо, а у меня его сейчас нет.

— Почему ты сразу не могла сказать этому человеку, что в квартиру пойдёт твоя подруга?

— Он мне доверяет, а Лина — для него новый человек. И ещё… — Мана тяжело вздохнула, — мне не хотелось признаваться, что я больна.

Ник очень хотел посмотреть в глаза своей подруге, так и не ставшей его девушкой, но Мана давно перестала включать камеру во время разговоров по фоновизору. По глазам Нику было бы всё понятно, а так приходилось только догадываться и отмахиваться от подозрительных мыслей, приходящих в голову.

— О, Манна, ты всегда туманна! — заключил он.

— Ник, ты мой лучший друг и верный паж, ты всё понимаешь.

— Женщины созданы для того, чтобы их любили. Мужчины и женщины не могут быть друзьями, если они не брат и сестра.

— Представь, что мы брат и сестра! — ухватилась за фразу Мана.

— Нет, — отрезал Ник, — буду ждать, когда ты передумаешь.

                                      * * *

Через пару дней Арди снова позвонил и как ни в чём не бывало начал говорить о своём:

— Представляешь, я дозвонился до Бонифация! Ты была права, мне не пришлось ничего придумывать. Он сам говорил. Обрадовался, между прочим.

— Я рада за тебя, Арди, — ответила Мана, представляя, каким может быть Бони.

— И совершенно странный факт — он живёт по прежнему адресу, как ты и предполагала. Он никуда не уехал. Он вообще никуда не ездил ни разу.

— Вот видишь, от А до Б — не такое уж большое расстояние, если есть взаимное притяжение.

— Знаешь, мы совсем не вспоминали, как разошлись. Мы говорили только о том, что было общего между нами, всякие смешные случаи, подколки, наши проделки. А ещё он сказал, — Арди на мгновение замолчал, как будто хотел придать значение следующим словам, — что всё время, пока мы не общались, он не чувствовал нашего расставания, он всегда знал, что мы вместе, что у него есть друг — это я!

— Он настоящий, твой Бони. Он ощущает вашу дружбу как данность. Это грандиозно!

— Бони — техногений! Он мне такие вещи разъяснял, которые у меня в голове не укладываются. Я в технике полный ноль, а нано-техно-штуки-дрюки внутри гаджета — всё равно, что дебри бразильских джунглей. Снос башки! Но главное — он готов сделать что угодно, чтобы помочь мне. Если что, он сходит на мою квартиру. Теперь я, кажется, понимаю, что такое дружба.

— Не торопись, Арди. Дружба предполагает не только брать, но и много отдавать. Причём без устали и без напряжения. Ничего не жалеть. Быть готовым побежать на край света ради спасения друга в любую минуту днём или ночью. Ты сам готов сделать для твоего друга всё, о чём он попросит?

— Я не думал об этом, — Арди замолчал.

— Дружба — это не игра в одни ворота. Это всегда взаимообмен, добровольный и чистосердечный. Настоящие друзья подобны сообщающимся сосудам, по которым течёт общая радость, общая боль и общие заботы.

— Ты красиво говоришь, тян. Ты на кого учишься, я что-то подзабыл?

— Арди, я учусь на философском отделении. А ещё я — журналист. Мне же надо как-то зарабатывать.

Мана понимала, что Арди действительно забыл. Он был зациклен на себе, на своих проблемах, а чем занимаются его фанатки, ему было безразлично. Мана была для него интересным собеседником, и то, что фанатки выполняют его желания, было привычным явлением. Но как же ей не хотелось это признавать! Неприятные факты о предмете обожания легко отлетали, наткнувшись на созданный ею сияющий ореол.

— А ты мне друг, тян? — неожиданно спросил Арди, хитро улыбнувшись.

Эта улыбка, как молния, пронзила девушку. Во время разговора Мана беспрестанно смотрела на экран, вглядываясь в каждую чёрточку милого лица.

— Я больше, чем друг, — созналась правдолюбка. — Разве ты не чувствуешь?

Лицо Маны загорелось. Она инстинктивно потрогала свои щёки, нос. «Как хорошо, что он меня не видит!» — подумала она.

Арди любил себя и когда его любили. Он рассчитывал на порцию любви от влюблённой тянки, хотя бы и виртуальной.

— Расскажи мне, что такое любовь, у тебя это здорово получается. — Арди устроился поудобнее, откинувшись на спинку дивана, как будто приготовился к прослушиванию любимой музыки.

— Конечно, если ты хочешь.

---

Мана задумалась. О своей любви она не говорила даже сама с собой — ей довольно было чувствовать её. Не станет и с Арди. Разве что о любви вообще.

— Любят не тех, кто полезен, не тех, кто хорош. Любят тех, кого любят. Любят за что угодно и ни за что. Любят за то, что любят. Никакая привлекательность к любви отношения не имеет, никакой успех, никакая сила и красота, никакой интеллект. Любовь не может быть заслужена, любовь только дарится и принимается или не принимается. Так один психолог написал.

— Опять красиво!

— Ты вдумывайся, ищи смысл!

Арди вряд ли искал смысл. Фанатки так часто говорили ему о любви, что она стала для него просто словом. При этом он эгоистически полагал, что любить можно только его, его творчество, его песни. О других он думать не привык.

— А как насчет взаимности и невзаимности?

— Один мудрый человек сказал: «Любовь может быть только взаимной. Всё, что происходит лишь с одной стороны, — болезнь».

Девушка проговорила последнюю фразу почти шёпотом. Она содержала истину, с которой ей совсем не хотелось мириться.

13

Мана любила Рождество больше других праздников, даже больше дня рождения. В детстве мама устраивала для дочки и её подружек настоящий праздник, который назывался «Ёлка». Еловые ветки и венки, украшенные шарами и гирляндами, были традиционными рождественскими украшениями, обязательными были свечи, пряники в шоколаде, мандарины и подарки от Санта-Клауса. Мама пекла рождественский кекс и запекала куриные крылышки в духовой печи — и не было на свете ничего вкуснее.

Мана готовилась к празднику, несмотря на то, что праздновать собиралась одна. Теперь для праздника не нужно было ни ёлки, ни венков, ни каких-либо дополнительных атрибутов. Ничего не нужно ни расставлять, ни развешивать. Достаточно было включить рождественскую программу, которая через телекомп преображала комнату, превращая её в праздничное пространство.

С утра в доме стоял праздничный апельсиновый запах, хотя на столе лежали купленные к Рождеству мандарины. К нему примешивался яркий цветочный запах, природу которого Мана разгадать не сумела. В последние месяцы запахи рождались и сменялись довольно часто, поэтому девушка перестала удивляться и анализировать. Удивлялись только доктора в жёлтых скафандрах, потому что её болезнь вела себя неправильно. Частенько чудесные ароматы сопровождались цветовыми или звуковыми эффектами, связанными с природными явлениями за окном. Снегопад был розовым и пах свежими огурцами, метель жужжала и распыляла сиреневые полукружья. Зелёные небеса, появляющиеся во время кофепития, прибавляли к запаху кофе леденцовую свежесть.

Жаль, что выйти на улицу не получится, ведь ей было положено гулять по расписанию, и этот процесс строго контролировался. Странным образом Мана не огорчалась. Наверное, с детства она привыкла радоваться простым вещам, а ещё умела разделять важное и неважное и не расстраиваться из-за мелочей.

Любительница Рождества испекла кекс по маминому рецепту. За окном темнело рано, и она включила иллюминацию и зажгла красные свечи. Ей не хотелось отказываться от этой праздничной мелочи — свечи были атрибутом реальной жизни, которой так мало было у Маны в последнее время.

И тут раздался звонок. Она вскочила, нажала на кнопку фоновизора и уставилась в экран на стене. На экране появилась целая ватага студентов — сокурсников Маны.

— Поздравляем с Рождеством! — закричали друзья хором, которым руководил Ник. Ему, конечно, хотелось соприкоснуться с любимой девушкой, хотя бы виртуально. Наверняка, это он подбил ребят поздравить её.

— Спасибо, милые мои, — Мана растроганно вглядывалась в лица друзей: как обычно яркой Лины, рыжего богатыря Петера, скромника Олафа, с неизменным электронным блокнотом под мышкой и, конечно, Ника.

— Что у вас на головах? Не могу рассмотреть.

— Это АХА-нововведение — прозрачные забрала для защиты от вируса, — объяснил Ник. — Мы их к празднику украсили. Смотри!

Он повернулся к ребятам и скомандовал:

— Три, четыре!

Все четверо по команде опустили щитки, украшенные рождественскими игрушками, мелкими шариками, пирамидками и даже пряниками. Друзья засмеялись, а вместе с ними и Мана.

Как здорово именно в рождественский сочельник почувствовать в своём одиночестве теплоту близких сердец, дружеское плечо! Мана чуть не расплакалась. Сокурсники продолжали шутить. Потом они разлили в пластиковые стаканчики дешёвое шампанское и подняли, будто чокаясь с Маной.

— Как поживает наш талантливый диурналис? — спросил Петер, притоптывая на морозе.

— Одно совершенно точно — ещё поживает!

— Мы читаем твои опусы! — сообщила Лина, кидая кокетливые взгляды то на Петера, то на Ника.

Сегодня она была хороша — синяя куртка под цвет глаз, светлые локоны уложены по-праздничному. Мана даже по-женски чуть-чуть позавидовала ей.

— А ты сегодня принцесса! — не сдержалась Мана.

— Поднимем стаканы за милую Ману! — начал Петер.

— Съедим по банану за душечку Ману! — продолжил Олаф сплетать рифмы.

— Играют баяны в честь барышни Маны! — присоединилась Лина.

— Гремят барабаны — да здравствует Мана! — закончил Ник поздравление. — Выздоравливай, Мана!

Друзья снова подняли защитные забрала, чтобы выпить за подругу.

— Спасибо вам, дорогие мои! С Рождеством! Всем-всем от меня самые лучшие пожелания! — со слезами на глазах поздравила Мана компанию. — Вы же знаете, что я пожелаю, всё сбывается.

— Пожелай, сеньорита, чтобы этот свет освободился, наконец, от гидры-мутаты, — предложил Олаф.

— Непременно! — пообещала сеньорита Мана. — А ещё я пожелаю, чтобы люди вышли из норок, чтобы могли встречаться, смотреть друг другу в глаза, обнимать и целовать друг друга!

— Мана, мы обнимаем и целуем тебя! — весело выкрикнул Петер, сорвал с забрала Ника пряник и сунул его в рот.

Ник толкнул Петера и с укоризной посмотрел на него:

— Это был мой…

Петер с набитым ртом невинно моргал, подняв руки вверх. Ник передумал говорить про пряник:

— Это были мой текст! Мы тебя любим, Мана!

Компания распрощалась с подругой, не сообщив, куда собирается дальше. Мана не спрашивала, а ребята не говорили, чтобы не расстраивать её.

---

Около десяти вечера раздался новый звонок. Это был Арди! Как же он был хорош! В тонком свитере вишнёвого цвета, в жёлтых трикотажных брюках, он сидел на гостиничном диване с ногами и что-то жевал. Серые глаза смотрели прямо на неё.

Мана слегка растерялась, долго молчала, не отвечая на приветствие Арди. Она стояла перед экраном телекомпа, на котором она видела любимые глаза.

— Ты где там? — занервничал музыкант.

Мана спохватилась. Без предисловий она начала читать четверостишие:

Серые глаза — я в полночный час

Не могу уснуть,

В зеркале озёр милых серых глаз

Снова утонуть…

Арди понял, что стихи посвящены ему, нахохлился, но не показал удивления. Музыкант Ферт чётко следовал девизу любой звезды: ничему не удивляться. Пусть удивляется простой народ!

— Твои стихи? — небрежно спросил он.

— Мои, — просто ответила она.

Чтобы развлечь собеседника, она стала рассказывать ему о том, как в детстве праздновала Рождество:

— Знаешь, у нас никогда не было ёлки. Мама зарабатывала немного и не могла себе позволить купить даже маленькую синтетическую ёлочку. Она приносила из парка сосновую ветку, наряжала её и ставила на стол, потом устраивала на экране телекомпа проекцию веточки, так что казалось, что у стены стоит большая ёлка. Когда свет выключали, горели только свечи и рождественские светильнички — милые разноцветные фигурки-фонарики, расставленные по всей квартире, и нарядная «ёлка». Мне казалось, что мама настоящая волшебница. Я Санте так не радовалась, хотя он и заходил-то всего пару раз, когда я была совсем малышкой.

---

— У тебя не было ёлки? — изумился Арди, нарушив священное правило не удивляться.

Мана горько усмехнулась:

— Тебе это трудно представить, я понимаю. Наверное, даже смешно — сосновая ветка вместо ёлки. С тех самых пор я очень люблю запах сосны.

— У меня всегда была ёлка! — горделиво заявил Арди. — А кроме того, под Рождество у нас в доме всегда цвёл мой любимый цветок. Знаешь такой сасный кустик с крупными листьями, внизу зелёными, а вверху красными, которые похожи на цветок.

— Это пуансеттия или рождественская звезда, — пояснила Мана.

— Ты не представляешь, как я люблю этот цветок! Без него и Рождество не настоящее.

— Я несколько лет заказываю пуансеттию в инете. Увы, не умею за ней ухаживать. Эта цветочная цаца к весне вянет и отбрасывает листья.

— А в этом году заказала? — Арди весь в ожидании уставился в камеру, и Мане даже показалось, что уловила его взгляд. Это был самообман — она прекрасно знала, что он её не видит.

— И в этом году, Арди, — ответила она. — Мне его недавно доставили курьерской почтой. Он занимает почётное место на моём праздничном столе, — похвалилась Мана.

Арди вдруг поднял брови, его большие серые глаза снова уставились в экран, Мана даже вздрогнула.

— Я его обожаю! — Арди протянул к ней руки.

Девушка напряглась: наверное, напрасно она сказала про цветок.

— Мана, девочка, — горячо начал Арди, — покажи мне цветок! Сегодня Рождество, а ты опять не включила камеру.

Мана затихла. Так нежно прозвучало обращение — девочкой он её ещё никогда не называл. Она готова была тут же нажать на кнопку камеры, но опомнилась. Сегодня тело её распухло равномерно с обеих сторон, а что с лицом, она просто не представляет. Что же делать? Нет, показывать себя нельзя. Но цветок… Ей так хотелось угодить Арди.

— Что молчишь? Ты где?

Арди сделал умильное лицо, как у какого-то мультяшного героя, и жалобно попросил снова:

— Мана, девочка, ну, пожалуйста! Праздник же, хочу рождественскую звезду! Да и у тебя наверняка э нью дресс, разве нет?

Мана раздумывала ещё несколько секунд, потом в один миг сорвала с окна сиреневую занавеску, благо она висела на круглом карнизе без прищепок, обмотала занавеску вокруг себя, конец ткани накинула на голову, прикрыла лицо до глаз, нашла на комоде декоративную булавку и приколола кончик занавески, чтобы получилось подобие паранджи. Тут же она присела на табуретку рядом со столом, на котором красовалась пуансеттия, и пультом включила камеру.

— О-о-о! — протянул красавец с экрана, осматривая жилище Маны. — Тут и мои фотки, тян! Эпичная декорация!

Арди увидел на стене фотоколлаж со своими портретами, который Мана сделала недавно. В комнате действительно было красиво, на столе вокруг пуансеттии лежали мандарины, орехи и конфеты. Свет Мана не включала. Мигали огоньки гирлянды, включённые праздничной программой, и яркими звездами горели её глаза. В этом рождественском сумраке Мана была похожа на Деву Марию в древнеиудейском одеянии, только без младенца. Арди плохо знал историю происхождения праздника, у него были свои ассоциации.

— Ты оригинальная тянка! — воскликнул Арди. — Ты сделала себе карнавальный костюм восточной женщины?

— Одалиски, — подсказала Мана.

— Раздевание предполагается?

— Нет! — вспыхнула девушка.

— Ну, вот, огорчила! — упрекнул любитель стриптиза. — Зачем тогда было заворачиваться до самых глаз. Зря, значит, интриговала?

Мана почти не смотрела в камеру, а Арди ничего больше не говорил.

«Не очень-то он и хотел меня увидеть», — подумала она.

А он в это время был занят. Решил не отставать от нарядницы Маны и в момент придумал себе карнавальный костюм. Он завязал на голове ярко-красный шарф в виде банданы, закрыл один глаз круглым жетоном, сожмурил его, чтобы удержать металлический кругляшок, а в зубы взял нож из столового прибора. Сказать он ничего не мог, а только вопросительно смотрел, издавая непонятные звуки, означавшие, должно быть: «Ну, как я тебе?»

— Пират одноглазый! — Мана захлопала в ладоши. — Тебе приз за оригинальность!

— Стриптиз! — закричал парень по ту сторону экрана, вынув нож изо рта. — Приз — стриптиз!

Мана смутилась, с призом она явно дала маху.

— Поцелуй! — предложил Арди и осёкся. — Эх, похоже, я остался без приза.

                                      * * *

«Мой сероглазый король!» — думала Мана поздно вечером. Счастье виртуального общения с любимым певцом было почти безоблачным. То, что она прекрасно знала, с кем беседует, и видела его, а он не знал, не помнил и не видел своей собеседницы, нисколько не тревожило девушку. И хотя они сблизились в виртуальном пространстве, никакой перспективы в развитии отношений с известным музыкантом девушка не видела. И не только потому, что из-за проклятой болезни не могла показать себя. Они никогда не встретятся в реальности — это Мана чётко осознавала, но решительно не думала об этом. Пусть счастье будет здесь и сейчас!

14

Пришёл четверг. Мана только утром осознала, что это был последний четверг месяца. Сегодня медицинский контроль. Она оглядела комнату — в первый раз за много месяцев она подумала о том, что доктор увидит не только её, но и её жилище.

Чтобы придать квартире особо праздничный вид, она взяла с подоконника пуансеттию с крупными красными цветками — та была ещё во всей красе — и поставила её на стол на серебристую подставку. На стене над цифровой рамкой, где через положенное время сменялись фотографии Арди Ферта, Мана включила рождественскую гирлянду из комп-программы. По комнате забегали и заиграли разноцветные лучики.

Сегодня она была лояльно настроена к визиту доктора, она была полна радости и счастья как никогда. Да! Счастлив, кто любим. Но, боги, как счастлив тот, кто любит сам!

Доктор явился во второй половине дня, когда по-зимнему уже начало смеркаться. Зачехлённый с ног до головы в свой скафандр, он ввалился в прихожую, вытаскивая на ходу ненавистный шутц-аппарат. Слегка замешкавшись, он вскинул взгляд на больную, стоящую у двери в гостиную, сверкающую рождественскими огнями. Мана приготовилась к всегдашнему действу, зажмурив глаза. Ничего не случилось. Она открыла глаза и увидела ошарашенного доктора, застывшего в позе памятника на пороге её комнаты.

— Квартира сто девяносто три? — запинаясь, спросил человек в скафандре, с удивлением рассматривая больную девушку в яркой праздничной обстановке.

— Да! — весело ответила Мана.

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше всех!

— Это правда?

Доктор явно волновался.

— Чистая правда!

— А вы себя в зеркале видели?

— У меня нет зеркал, — спокойно ответила девушка. — Я их давно разбила.

Мана не волновалась, за время болезни она привыкла, что её тело подвергается постоянному изменению. Боли она называла неудобством, а к телесному неудобству постепенно привыкла. Удивительно, что это так взволновало доктора, уж он-то не раз видел больных гипермутацией.

— Очень странно, — доктор развёл руками.

Почему-то доктор сегодня забыл обработать больную дезинфицирующим раствором из шутц-аппарата, задаёт совсем другие вопросы и сомневается в ответах Маны. Правда, тест всё-таки сделал.

— Очень странно, — повторил доктор.

Мана только пожала плечами в ответ.

А доктор продолжал опрос, не двигаясь с места.

— Опишите подробнее ваши ощущения. Что-то изменилось? Вы чувствуете запахи?

Мана внезапно встрепенулась. Она уже давно наслаждается запахом кофе! Как ей это сразу в голову не пришло. В последние дни у неё было так комфортно на душе, так несказанно легко и весело, что она не заметила изменений в телесных ощущениях.

— Я сама не изменилась. Изменился мир вокруг меня — он стал волшебным. Посмотрите в окно — небо голубое и зелёное! Всё вокруг от этого света изумрудное и цвета голубого опала с золотыми искорками. Льдинки на ветвях сверкают, как лунные камни, так что глазам больно. А через два часа небо станет сапфировым! Весь мир — малахитовая шкатулка, полная самоцветов. Жизнь — самое ценное, что есть в этой шкатулке. А ещё я чувствую запах кофе!

— Давно? — спросил обескураженный доктор и неожиданно прислонился к стенке в прихожей.

— Уже два месяца! — бойко отрапортовала Мана. — И ещё запах сирени и лесных фиалок!

Доктор задумался, потом произнёс с расстановкой:

— Вы бы ещё про запах подснежников сказали… в середине января! Прям сказка какая-то!

— Подснежники не пахнут. Это ещё не всё. Я слышу музыку!

— Где? — насторожился доктор.

— Везде! Снежинки поют — звук у каждой тонкий-тонкий, как будто вот-вот оборвётся, а вместе — хор! А вы не слышите?

— Может, у вас и птицы поют?

— Птицы? Ну, вы сказали! Птицы поют, само собой. Я вот стул двигаю, а он тоже поёт!

— Так-так… — доктор хотел было сделать вывод, но решил не спешить. — Мне надо посоветоваться с коллегами. Вам завтра позвонят из клиники гипермутации.

Мана закивала головой. Ей никогда не звонили из клиники. Может, назначат, наконец, лечение? Вдруг за последнее время создали лекарство от этой мировой жути, а Мана не знает, потому что давно не интересуется новостями на эту тему?

На следующий день раздался звонок. Мана включила фоновизор. На экране появилось лицо незнакомой женщины в розовой медицинской униформе.

— Клиника по борьбе с гипермутацией, — представилась медичка, не сказав ни слова о себе лично.

— Здравствуйте, — Мана села на стул перед экраном.

— Проспект Мультатули, 77, квартира 193?

— Да, — ответила Мана, привыкшая, что её уже давно не называют по имени.

— Включите камеру, пожалуйста.

Мана нажала на забытую кнопку фоновизора,

— Встаньте, пожалуйста, и повернитесь на месте кругом.

Она двигалась довольно живо, стул не помешал ей, хотя она не отставила его.

— Вы выглядите совершенно здоровой, — с некоторым удивлением констатировала женщина с экрана. — Чувствуете ли вы какие-то неудобства в теле, конечностях? Тяжесть или боль?

— Ничего такого, — ответила девушка, прислушавшись к своим ощущениям.

— Что ж, поздравляю вас! — голос у незнакомки дрогнул. — На основе выводов доктора Боха, который вас обследовал вчера, и результатов теста, а также судя по отсутствию основных симптомов гипермутации могу констатировать факт вашего выздоровления.

— Это точно? — Мана не могла поверить услышанному.

Ведь на самом деле в последние несколько дней у неё не было никаких изменений ни в руках, ни в ногах, она ходила ровно, не ударялась о стены, как раньше, не падала с табуретки. Она потрогала своё лицо, уши, голову — всё на месте и наощупь прежних размеров. Она вдруг увидела перед собой стул со спинкой, на котором только что сидела! Девять месяцев она могла сидеть только на табурете или диване.

— Это точно! — подтвердила медичка с экрана. — Но…

Мана глубоко вздохнула и приготовилась к чему-нибудь неприятному.

— Это довольно странно, почти невероятно, но, видимо, у вас случилось осложнение или побочное явление. Учёные до конца не изучили гипермутацию и только предполагают, что осложнения у переболевших возможны. Ваше предположительное осложнение называется иллюзорией.

— И что мне делать с этой иллюзорией? — спросила Мана.

Она не переставала радоваться, ведь главное — болезнь отступила. А с побочными явлениями она справится.

— Ничего не делать, — ответила докторша, — она не опасна. Вам же не мешает то, что вы видите мир в радужных красках?

— А это вижу только я? — удивилась Мана. — Что ж, думаю, что мне это не мешает.

— Изоляцию отменяем, вы можете ходить, куда хотите. Естественно, общие правила поведения в условиях вспышки гипермутации не отменяются.

— А специальная одежда? — спросила Мана.

— Выданную одежду надо упаковать и сдать в утилизатор. Носите, что хотите.

— Ура-а-а-а! — закричала Мана, не дождавшись, когда лицо незнакомки исчезнет с экрана фоновизора.

Сначала Мана схватила пакет с ненавистной шутц-хламидой и сунула его ещё в один пакет. Никогда больше! Тут же полетела к гардеробу, достала тёплую куртку с капюшоном, любимую красную шапку, варежки, сапожки. Быстро оделась и выбежала на свет божий.

Девушка направилась в центр города пешком. По пути освободилась от упакованной заразной хламиды. Во время болезни она приучила себя передвигаться без транспорта на любые расстояния. Было бы неразумно добровольно запирать себя в замкнутое пространство маршрутки, когда выходишь на улицу один раз в месяц. Ей хотелось дышать воздухом, разглядывать изменившиеся в очередной сезон улицы, прохожих, поэтому времени было не жаль.

Горожане редко ходили своими ногами. При наличии разных видов транспорта вплоть до дронов, на которых можно передвигаться по одному или вдвоём, люди предпочитали скорость. Именно поэтому ещё на улицах огромного города было так мало людей. Все спешили поскорее попасть в пункт назначения, чтобы там усесться перед экраном очередного гаджета, отличающегося от предыдущего лишь размером, чтобы делать неотложные дела, чтобы успеть что-то сделать раньше другого, ведь теперь возможности и права на любую деятельность у всех были одинаковыми. Все дела делались в виртуальном пространстве.

Главное успеть раньше другого! Теперь зарабатывали на скорости. Время сгущалось с каждым днём всё быстрее, технический прогресс не шагал, а летел стремглав, забывая о потребителе его плодов. Он жил какой-то своей технической жизнью, а люди всё спешили, сидя в креслах, попивая искусственные напитки, расталкивая виртуальных конкурентов условными локтями.

Ах, как чудесен мир! Какая великолепная в этом году зима! Как изумительно красив город с красочными домами, сказочными улицами, заснеженными лавочками и деревьями! Теперь Мана смогла зайти в зимний сад — огромную застеклённую оранжерею с заморскими растениями и экзотическими цветами. Там в зеркалах она впервые за много месяцев увидела собственное отражение. Она долго стояла, рассматривая своё лицо, даже трогала его руками и немного погримасничала перед зеркалом.

Сразу после оранжереи Мана летящим шагом побежала к Арт-музею. Там никого не было, ни одного посетителя! «Странные люди!» — думала вырвавшаяся на волю любительница искусства.

Сегодня ей хотелось всего! Всего, что на долгие месяцы ушло для неё в виртуальность, а теперь было реально и доступно. Она бегала по городу, и её красная шапочка мелькала то тут, то там, как маленький маячок, сигнализирующий о том, что заразная гипермутация побеждена.

Решено, завтра она пойдёт на смотровую площадку на самой высокой башне города. А сегодня она ещё успеет в клуб, чтобы увидеться с друзьями. Слава иллюзории!

Что остаётся душе, соскучившейся по красоте, искреннему общению, по моментам, дарящим радость? По крохам собирать прекрасное — то, что ещё не умерло, не загажено, не потеряло изначального смысла дарить свет, а, значит, любовь.

15

В городе для молодёжи было много тусовочных мест — все разного толка, разной стоимости и собирающие разных по интересам молодых людей. Вдохнув экзотики городской оранжереи и насмотревшись живописных красот в залах изобразительного искусства, Мана побежала в любимый клуб, где обычно встречалась с друзьями. Этот клуб многие студенты выбирали ещё и потому, что здесь не было роботов, как в других клубах и питейных заведениях.

В этот вечер Мане показалось, что собравшихся невероятно много, как будто половина университета примчалась в клуб, чтобы отметить выздоровление студентки Маны Оливы.

Среди посетителей были и такие, что утыкались в гаджеты, чатились или, собираясь виртуальными компаниями, вели видеоконференции, демонстрируя, как весело проводят время в клубе. При этом всё веселье заключалось в шуме, создаваемом в полутёмном пространстве музыкой, голосами соседей и шарканьем на танцплощадке, в которой сам субъект, ведущий видеоразговор, не участвовал.

Конфликты в клубах возникали редко. Одни, проявляя недовольство ситуацией, не знали, как дать выход негативной энергии, и просто покидали клуб, другие, совершенно равнодушные к окружающему миру, не замечали или не хотели замечать, что кто-то чем-то недоволен, и продолжали свой вечер в виртуальных развлечениях. Так что ни драк, ни словесных стычек давно уже не случалось. Потому и в охранниках надобность отпала.

Завсегдатаи клуба, а к ним относились Мана и её друзья, предпочитали разговоры вживую и даже договорились однажды не пользоваться в клубе гаджетами. Конечно, здесь был телекомп с экраном во всю стену и комп-доски над каждым столиком, но пришедшие сюда общаться ими не пользовались. В центре клубного пространства находился танцпол, музыка была довольно громкой, а те, кто не танцевал, надевали наушники и занимались своими любимыми виртуальными делами. Компания Маны выбирала уголок, где можно было обменяться новостями, что-то обсудить или подискутировать. Парни уходили за напитками и скромными закусками к автоматам для быстрой еды. Девушки занимали места на полукруглом диванчике.

В этот вечер все уже собрались за привычным столиком. Ник, самый стильный в компании, выделялся модной стрижкой с выбритыми по голове дорожками, Олаф, как всегда спрятанный в худи с капюшоном, Петер, отрастивший бородку, такую же рыжую, как и его шевелюра, и голубоглазая Лина в ослепительно сиреневом комбинезоне. Друзья не успели спланировать вечер, как в клубе появилась Мана. Девушка, пританцовывая, шла между столиками к друзьям. Ник увидел издалека её красную шапочку и порывисто поднялся навстречу.

— Привет, Красная Шапочка! — он и сам покраснел от возбуждения. — Ты не позвонила! У тебя всё в порядке? Ты выглядишь потрясающе!

— Как видишь, Серый Волк! — радостно ответила Мана. — Я покинула заколдованный лес и снова живу в реальном царстве.