Бесплатный фрагмент - Игры огня

***

Дальний свет похищает душу…

…ближний свет согревает в беде.

И у дальнего кто-то дышит,

видя свет в моем очаге…

Это игры, все игры огня!..

…Как беспомощны мы среди дня.

Утренняя зимняя дорога

Откуда-то мелодия родится…

И грусть ясна, как сумрачный рассвет…

И ранним фонарем во мне светится

воспоминанья умершего след…

И свежая грядущность скозь дремоту…

Судьба вершится!.. Синие снега…

Ничто не остановит поворота…

   Зажму в ладонь холодные стога…

Ручеек

Мы, как ручьи, не выбираем русла —

о, ненавистнейшее «вспять»! —

звеним-спешим светло и грустно

в свои бездумности впадать…

В тоску фонарную заносит —

квартиры, лица, алтари…

И все уносит, все уносит —

какую дверь ни отвори!..

Несется жизнь сквозь построенья,

оставив память — не помять! —

скользим по камешкам смиренья,

летим в неведомую гладь…

Что было — сбыло, будет — сбудет…

Одно лишь вечно — немота…

Живем — и громом не разбудит,

а сгинем — что пузырь-вода…

…О, призрак радостного мига!.. —

исчезнувшие берега!..

и затонувшие вериги

«а для чего?.. куда? куда?..»

***

мудрость — кристаллики

отстоявшегося опыта

они отсвечивают Истину

неся мертвый свет

подобно звездам

Слово

Не таите слово ваше — вече…

Оно доброе, как над домами вечер.

Все расставит ясно — изначально.

Отойдет, что мучило — случайное.

Пусть потом и пламя и содом —

не держите: опалится дом!..

И в глазницах явятся пустыни

ночи древней, первозданной стыни —

огоньки неведомо живого

в бездне непромолвленного слова…

Пепельною стала голова.

Все, что остальное, — не  слова.

Между ночью и вечным

Между ночью и вечным,

в торжество не вникая,

мы живем по овечьи,

вожаков выбирая.

И в беспамятстве буден,

в ожиданье невзгоды,

мы себя позабудем

отражением в водах.

И в кубышку ссыпая

помелевшую душу,

будем знать, засыпая,

что табу не нарушим.

Что закопано было,

то лишь ведомо Богу…

Да молитва застыла

между небом и стогом…

И — чернеющим перстом

меж опавшей листвы —

мы уходим в безвестье

из земной немоты…

Салют в Коломенском

у церкви Вознесения,

воздвигнутой по случаю

рождения Ивана Грозного

Полог звездный покоя

пробило

разноцветье  стального

кадила!..

Месяц тусклым фонарем.

Бой на башне.

Церковь белым алтарем —

век пропавший…

…Как на радость всей Руси и терпение

в честь кровиночки еси — Вознесению…

Как боярские плясали плечи

в ожидании кровавой сечи!..

Как гуляла голытьба в буераках,

все восстанья потопив в в пьяных драках!..

И в салюте смоленого древа

приседали и церковь,

                и небо!..

…Во все небо

пламя над нами —

над крестами

и топорами…

В красных

                всполохах —

полоумный —

припадаю к твердыне

угрюмой…

Кровь греховная,

хмель-водица!

мне напиться тебя —

не напиться —

подзаборной травинкой,

тайком

меж блевотой и сапогом

к уходящему небу тянусь

под покровом «черных марусь»…

Заточенный

в ветхой галере —

завываю:

                «Спасите!»

на берег… —

зыбкий берег тоски —

чтобы жити

                душе — свети…

телу — сыти…

…Но вздымая

                огни

за огнями,

в исторической

                тонем

раме…

………

…И как свет —

                как надежда

свыше —

…что не прокляли…

что услышат…

Мертвый дуб

Листья задуло ветром,

одурь свечи…

Тысячелетним склепом

дуб —

         кричи, не кричи…

Гулко, страшно во мраке

стылых колец…

На неведомых знаках

где венец, где свинец… —

Войны, судьбы, хоругви,

плач, ночей палаши —

здесь писались на круги

в первозданной тиши…

Эхом,

Фениксом-птицей —

бьется время в кругах…

только — не возродиться —

не вещественен прах…

Кто ты, милый фотограф?.. —

все поймать-не забыть —

тянешь жизни автограф —

обветшалую нить…

Только верфи заката,

огнь просторов ночных

плыли так же куда-то —

время таяло в них…

  …поле… варваров топот…

Русь… да башенный бой… —

…мои волосы треплет

ветр — горящий — сквозной…

О золотом и темном

Колыхается народ,

в горизонты уходя,

правду кровную несет

про царя и про себя…

…Так и живы на Руси

под двуликим нашим гербом:

внешне — золотом по нервам,

внутри — Боже мя спаси!

В ожидаемый момент

разлетятся враз плотины,

И поток снесет ответ,

и вопрос, и всех — в помины…

В неизвестной глубине

что-то матово засветит —

то ли радужная весть,

то ли темные наветы…

…тени птицы  Гамаюн,

мчащей тройки, сказы притчи —

все смешалося и свищет

в темном поле в полнолунь…

……………

…Нет ответа… Злость и немощь.

Тишина. Сияет небо.

Только хочется мне хлеба

и еще немного зрелищ…

Антивоенная демонстрация

…И вновь со скрипом ржавый круг

сдвигает силы группировок… —

Смотрю рассеянно вокруг

на лозунги татуировок…

Бессмертен демонстрантов ряд.

Идут «Тамары», «Вани», «Васи»…

Послевоенные горят

года рождений на запястьях.

На чердаках или в «Крестах» —

годком не вышли — не погибли, —

в бредовой думе об отцах,

романтики втыкали иглы…

Не ради стеба на гроши

иль крутость показать в зевоте —

а сжечь, изжечь клеймо с души,

войной зачерненной на взлете…

И в этой яростной тоске

кидала завируха-фея —

на узкий  нож в слепом броске,

в глухой запой до посиненья…

Кто повезучей, вверх пошел,

другой до крышки по уклонной…

Но им двоим нехорошо

прозрачной полночью бессонной…

   Им не добрать и не понять…

И днем,

             и ночью протестуют:

«Нет в жизни счастья», «…таку мать»

и — «Не забуду мать родную».

Урок грамматики

Судьи в пустом клозете,

дети детского дома,

с чем вы пришли? — ответьте…

И не забудьте: корова

пишется через «о».

«В небо повесьте качели,

в беглое небо — качели!..

Где-то звенят свирели…

там — высоко..?»

…Строем под звездным небом…

Смутно о жизни иной…

Сердце в казенке согрето

романтикой и тоской…

Что упустил — не укором…

Сжат окровавленный рот…

…То, что за длинным забором —

ждет свой неблизкий черед…

…С работы придешь устало,

мир, как неведомый гном:

только в окне светало —

                снова темно…

Блещут в экран кинозвезды.

что же ты смотришь в окно?..

СлЕпая эта корова,

невыразимое «о»…

Бессмертие

Когда холодным деревом замру,

и кровь уходит к тайне причащаться —

не ведаю и не умру —

и саблей сбитый на корню,

останусь поплавком качаться.

И схлынет кровь, холодная смола,

в подземные котлы Фортуны.

Но в тайну посвященная душа,

не ведая и не дыша,

не разлетится на фотоны.

Но, как туман, развеет омут-душу,

когда позывы крови я нарушу…

…Так на заре, в беспамятстве своем,

летит звезда

и водится пером…

Статуя

Ты прекрасна холодной водой —

зыбкой формой остывшей —

породившей тебя красотой

и забывшей…

Что бездонно глядишь на людей?..

Ждешь какого признанья?

На изгибах твоей Лорелеи

стенанья, стенанья…

И ослепну в тебе

в ожиданьи последнего чуда…

И занежат на дне

магнитичные щупальцы спрута…

И жужжащей гурьбой

дни промчатся по мне — не задавят.

С онемевшей душой

у пустого порога оставят…

…О, прекрасен изгиб!..

Я дотронусь рукой и отпряну…

Знаю тайный твой крик,

И твою опустевшую рану…

Ночь

***

Закатами, как шпорами, звеня,

день отошел, я оставался

для:

пустых раздумий.

И — надежды.

И — часов,

чтоб прокричали, когда двери на засов…

***

Звонил телефон среди ночи:

— Спасите собаку! Мы просим…

Мы очень, мы очень вас просим —

собака и я.

— Да кто ты?

Молчание в трубке.

— Да кто ты?

Тревожная ночь.