Бесплатный фрагмент - If you get me — 12.07.20

Part one — Baggage

Глава первая

Романа: «If you get me»

Роман «Если ты достанешься мне»

Беннани Ирен, 2020 год.

Всемирный День поэзии

«Удачное расположение, покупаешь билет в десятый вагон и ты посередине перрона, — в эту минуту Людмиле, казалось всё решено, интуитивно ощутив какое — то секундное сомнение:

«Словно сырой ещё не завершённый эскиз — это осознанное решение или всего лишь долгая неутолимая жажда перемен обстановки, круга общения или крутой поворот жизни? — вопросом пронеслось в её голове но, все эти мысли вдруг улетели вместе с прохладой весеннего ветра, с приближением поезда. — Как — то особенно зябко…», вокруг беспорядочно сновал люд и тут голос по радио объявил о прибытии поезда.

«Почему она решила поехать в Москву и уже в пути, в поезде? Это не какая ни будь рокировка, не сиюминутный порыв, желание прибыть ко дню поэзии было ни каким — то, спонтанным».

2015 год, объявлен Годом литературы и это имело большое значение для современных авторов в среду, которых стремилась Людмила.

Наблюдая, за мелькавшими в витраже вагона огнями станций, снующими пассажирами во время поездки скорого поезда Адлер — Санкт- Петербург, не веря в происходящее: «Реальность, представлялась каким — то полётом фантазии, другой стороной монеты, сравнимой с призрачной жизнью. Что это — страстное стремление к творчеству? А вместе с тем, означает ли: Перечеркнуть всю личную жизнь и в тандеме свои сексуальные притязания и потребности — такое возможно, или… закрыть эту сторону жизни?»

Минули сутки, скорый поезд прибыл в Москву, на железнодорожную станцию Казанский вокзал. На перроне, она огляделась, не смолкающий голос диктора постоянно вещал, поезда, электрички в непрерывном движении прибывали к платформам и покидали перрон, жизнь столицы шла по чёткому расписанию. И тут к Людмиле подошёл зрелого вида интеллигентный мужчина и не просто зрелый, а на двадцать пять лет старше.

Ненадолго они остановились у касс, пока за спинами стояли вагоны поезда Адлер — Санкт- Петербург, впереди — длинный перрон, а в перспективе и вокзальный комплекс, поезд тронулся, исчезая вдали.

Пока что они о чём — то беседовали, обходя стороной рекламные стойки, киоски, временами Людмиле казалось: «Что все события происходят не с ней, а с кем — то ещё».

Вот они в салоне такси и она снова в дороге, на пути к его дому, точнее к квартире постороннего ей человека, к которому она «не питала» ничего, кроме симпатии. И не смотря на то, что они плечом к плечу в салоне такси, на заднем сидении, внутри каждого сохранялась дистанция, Людмила не ощущала его теплоты.

В салоне от нагретого воздуха Людмиле становилось удушливо, ощутившей себя в этой дышащей зловонием атмосфере от витавших после похмельных амбре, будто бы, не в своей тарелке, так бывало и прежде: «И всё — таки там на юге подруга скрашивала эти минуты с Сысоевым, когда находишься с ним, но в некотором роде и не совсем; не чувствуешь такого повисшего напряжения», — она обратилась к шофёру с просьбой приоткрыть в салоне окно.

— Володя, что случилось с машиной, что она на ремонте? Почему ты вызывал такси?

— Да, нет, вчера был «корпоративен» в НИИ [1], — язык заплетался, понемногу оправдываясь, он смотрел на Людмилу, тем временем лицо его багровело, — не рискнул с остатками алкоголя садиться за руль, «его слова не расходятся с делом», — ощутимая скверна спиртного растворялась в салоне авто.

— Do I have champagne and red caviar or would you like to dine in a restaurant? — Произнёс он на английском:

— Да, прости, немного мутит, совсем переклинило, вчера отвозил Камиллу с супругом в аэропорт, а потом этот вечер в НИИ, — он поправился, — да…, взял шампанское и красной икры или ты предпочтёшь поужинать в ресторане?

Внимательнее присмотревшись, заметив, как на лице его проявляются красноватые пятна, в тоже время, раздумывая: «как неприятно в таком виде с ним появляться, что это у него аллергия или не лучше, „давление“ — вот и думай, как быть?» — спросила, — А ты?

Длинно палой «клешнёй» он почесывал подбородок, понятно, что это аллергия его беспокоит, как видно сейчас он прикидывает, решая в эти минуты, что бы, сказать ей, как выкрутиться из положения, прекрасно зная, что никуда идти он и не подумает.

Шофёр вырулил в сторону площади Комсомольская, проехав немногим более километра, свернув на съезде в сторону третьего кольца автострад, — «Вот и они — просторы, открытые творчеству и парящей мечте!» — восторгалась Людмила, трезвоня всеми колоколами и колокольчиками, что зазвенели в душе, отзываясь звуком незримых фанфар: Дзынь — дон, дзынь — дон, трубя нараспев, о чем грезилось ей». Тем временем она созерцала с дорожных высот линию МКАД, глядя из окон машины, мчащейся в направлении одной из дорожных полос, минуя кольца моста, устремляясь вперёд.

— Немного раскалывается голова, я предпочёл бы…, принять конька. И, кроме того, в квартире нас дожидается Мальта; дочь с зятем в Лондоне, но собаку на время оставили мне.

— Что ж, поужинаем в ресторане в другой раз, а этот вечер, после долгой дороги проведём дома, — поправив прядь волос, которую он прищемил, облокотившись, высвободив волосы, уточнила — дома вдвоём, — подумала: «Как видно он забывает о разнице в возрасте, а если и разыгрывать ловеласа то, следует не отклоняться от правил».

— Сверните к военному городку, будьте любезны, сначала притормозите там, да, на этом углу у аптеки — указывая таксисту направление, Владимир Арнольдович обхватил Людмилу за плечи, легонько прижимая к себе.

«Да, вот значит, как меня ждал, отрываясь на вечере с сослуживцами в баре, да так, что сегодня он, явно не в состоянии играть свою роль — разудалого мачо», — а в голове сложилась картинка…

Однако он ждал…, «судя по сервировке стола; бутылке с вином, бутербродам с икрой, фруктам на блюде и в центре стола — ваза с цветами, розы, скорее, голландские».

Услышав шаги, болонка соскочила с диванчика, загавкав, бросилась к ним, инстинктивно учуяв, свою благодетельницу, которая взяв кусок сыра, позволила им полакомиться собачонке, позабывшей про сухой корм.

— Ну, что будем знакомиться, Мальта?

— Располагайся и будь здесь хозяйкой, — указав широким жестом руки в сторону комнат, пристегнув к поводку, вилявшую хвостиком белую псинку, с пушистой вьющейся шерстью, между тем, белоснежный комок, проследовал мимо и скрылся за дверью, вместе с Сысоевым, выходя на прогулку.

Утром, стрелки часов приблизились к десяти, Владимир Арнольдович пребывал в приподнятом настроении в уютной обстановке квартиры, стиль интерьера гостиной, был близок к манере дизайна конца девятнадцатого и началу двадцатых веков; мебель под красное дерево, хорошо сочеталась с обоями бордовой расцветки с мелким вкраплением позолот.

Владимир сидел на мягком диване над его изголовьем картина, с сюжетом баталии.

Тем временем, Людмила стояла в прихожей у длинноного зеркала, старательно закрепляя в причёску длинные пряди волос, одновременно наблюдая за ним через проём межкомнатной арки:

Вот Владимир Арнольдович потянулся за трубкой до телефона, взял его с подоконника и стал набирать чей-то номер, слышно гудки…

— Привет, Володь, как дела? — поинтересовался он у приятеля, затем уточнил, — Ты в куре, события дня?

— Интересно, — потянул тот, — что за событие? — и нетерпеливо, — ну, говори.

И после недолгой паузы, сразу к делу, — так ты о том, что приехала Люда?

Владимир Арнольдович расплылся в широкой улыбке, засмеялся, откинувшись к спинке дивана, вытянув ноги, но поначалу, поинтересовался, чем занята Аля и только затем, перейдя к сути дела, поведал приятелю:

— Да, вот, приглашаю тебя с Алевтиной, на торжественную церемонию с вручением национальных премий «Поэт года» и «Писатель года» в Доме Правительства, по билетам участников, которые имеются у Людмилы.

Всемирный День поэзии — награждение лауреатов проводился 21 марта 2015 года, куда на Новый Арбат [2] устремилась Людмила в компании двух научных сотрудников и любовницы одного из приятелей.

У метро Баррикадная дуло холодом, порывы сильного ветра и весенняя сырость пронизывали насквозь, Людмила следовала за Владимиром, а он — позади коллеги с подругой, затем выйдя к проспекту, они направились вниз, пересекли перекрёсток, впереди показалось многоэтажное белое здание.

На площади у Дома Правительства, перед входом толпился народ; писатели и поэты и с ними гости. Как и все приглашённые, приехавшие со всех концов необъятной России; Сысоев, Людмила, Володя и Алевтина в длинной цепочке людей, в ожидании очереди, приближались к парадным дверям Дома Правительства.

В нетерпении Людмила с компанией миновали арку досмотра, поочерёдно демонстрируя приглашения регистратору, люд постепенно перетекал внутрь; в вестибюль Дома Правительства.

В фойе в ожидании торжества, перед входами в зал конференций, прохаживалась «разношёрстная» публика. Гости по лестницам поднимались с 1-го этажа на 2 -й, там проводится поэтический конкурс чтецов, Людмиле такое было в диковинку: «Как смело под микрофон, и так уверенно, свободно они декламируют», — она и представить себе не могла, что способна прочесть хоть пару фраз, перед такой многочисленной публикой.

Присутствующие нарезали круги, проходя мимо чтецов, они то, спускаясь то, поднимаясь по лестницам, останавливались у закрытых дверей в зал конференций.

Открытие «Дня поэзии» немного затягивали и вот, наконец…, двери конференц-зала распахнуты, приглашённые гости, писатели и поэты, все спешат в пространство полутёмного зала, торопясь на свободные без табличек места. Большой конференц-зал наполнялся, собравшийся люд, поэты, писатели номинанты, рассаживались на откидные сиденья, Людмила и её гости расположились в среднем ряду, на мягких креслах красной обивки, однако мест хватило не всем, наблюдался аншлаг.

Она посмотрела на сцену в бинокль, в надежде поближе увидеть, участников вечера. С минуту замерев в ожидании: «Вот, вот… и, поднимется занавес. И наконец — то…, на сцену взойдут знаменитости; поэты, драматурги, редакторы известных журналов, газет и все они…, будут как на ладони…», она затаила дыхание…

В то, самое время сослуживец Володи, задумал поразвлечь всю компанию. Достав телефон, стал демонстрировать свои грибные походы, с любовницей показывая на фотографиях, как они собирают грибы. Грибы в каждом кадре по основному, первостепенному признаку, все в виде фаллосов. «Да, кто бы подумал… изобретательный наш — нашёл же, время для этого?»

Не следя за движением Алиных пальцев, в ярко — красном лаке ногтей, смотрит не на грибы, что показывает Алевтина, наклонив слегка голову, в то же время, смотрит поверх этих рук. Украдкой рассматривая лицо коллеги Сысоева, его выразительные черты, «что выказывают не то, чтобы своё вольность, быть может, неординарность натуры»: нос с заметной горбинкой и эта его выпуклость губ. «Человек он живой но, в общении скажем, не прост, замысловатый, скорее с претензиями. Естественно, что и подобных выходок следует ждать».

Тут ей припомнился день, когда впервые их познакомили на теннисных кортах «Чемитки» и то, каким манером «Володя, представил её коллеге, отозвавшись о ней, как о какой — то племяннице, подобное представление, в тех обстоятельствах злило.

— Как обращаться мне к Вам?

— Да, так же, как и к нему.

— А…а…, Вовка — морковка? … Vovka is a small carrot? — с долей иронии, намекнув:

— How can I call you?

— Vovka, he’s not with a little markov…, How to contact me? — Уточнив у него, на английском, он улыбнулся, повторив игру слов и на русском.

— Можно и без морковки, — вникнув и продолжая словесные игры, тогда как другие игроки ждали подачи мяча, в глазах его проблеснула «некая» искорка и он, рассмеялся…

Рядом с тенистым парком, на открытой площади кортов находилось поле для игры в большой теннис, вблизи площадки для тенниса располагалось и другое поле для игр в бадминтон, где Людмила с приятельницей пасовали волан. Игроки соседнего поля, в числе которых и был тёзка Владимира, эпизодически замедляли темпы игры, стремясь подыгрывать женщинам в бадминтон, в попытке своевременно отбрасывать и теннисный мяч.

В полдень, на открытой площадке, усыпанной мелким песком, стало невыносимо палить, Людмила с подругой, заспешили с теннисных кортов домой, махнув рукой, в знак прощания, проследовав вверх, где в тени сосен находилась Алёна, сидя на лавочке, она читала газету.

Перекинувшись с Алевтиной поджидавшей коллегу Владимира общими фразами о погоде, природе и водопадах в окрестных местах, они задержались ненадолго на лавочке. А вскоре, поднялись по ступенькам наверх, к началу дорожки, примыкающей к санаторному корпусу. Там располагался длинный газон с растущими пальмами зимних садов с раскидистой жесткой короной, перистых листьев исходящих из вершины стволов. Спустя минуты они приблизились к клумбе с мексиканскими пальмами, где у старого корпуса, догнав, с ними поравнялся Сысоев.

— Ну и долго же, ты догонял, — он улыбался, так ничего не ответив, как обычно, он поначалу молчал.

Во всяком случае, после той мимолётной ничего не значащей встречи на спорткомплексе от тёзки Владимира последовало приглашение: на его дачу, на барбекю.

Уму непостижимо и как бы, то ни было странно но, именно здесь, в большом конференц-зале Правительства, Людмиле припомнился день, застолье во дворе дачи в Чемитке. Там, за длинным столом кроме Сысоева и Владимира с Алевтиной, присутствовала и супружеская чета — их партнёры по игре; в большой теннис.

И будто бы, ничего особенного в том и не было… Если только…, небольшая размолвка Людмилы и Али в отношении места, когда после произнесённых тостов с поднятием бокалов, с домашним вином и подрумяненных на костре шашлыков поступило нелепое предложение, «продолжить вечер ночными заплывами».

Ниже дачи, что возвышалась на склоне горы, сквозь кроны инжира, алычи, сливы с плодами, манящими спелостью, проглядывались синие островки; проблески моря. Вечерело, круг солнца неспешно тонул за линию горизонта, темнело, Людмила с подругой покидали гостеприимных хозяев …, и вновь окончание вечера всплыло в памяти: Вот, они уже распрощались хозяином, который пожелал проводить их до трассы. Минутное ожидание на остановке и они, замечают: Из-за ближайшего поворота выруливает маршрутка. Микроавтобус, на глазах сокращал расстояние и приближался всё ближе. А тут стоящий неподалёку коллега Владимира, вдруг не с того, ни с сего подскочил и на одном дыхании обхватил её торс, в попытке приблизиться губами к лицу.

Мгновенно выскользнув из объятий, Людмила устремилась к дверям, открывшимся по ходу маршрутки. Подъехав, микроавтобус тут же, притормозил у обочины, она ни минуты немедля вошла, подруга поспешила за ней.

— Он впился губами, как какой — то вампир, ты можешь представить такое? — пожаловалась подруга, — он так ко мне присосался, ты только на меня посмотри, мне кажется, на шее там пятна.

— И не только к твоей…»

И вот, сейчас в конференц-зале Правительства, где они вновь собрались, кроме Елены, оставшейся там, на юге в Чемитке, Людмиле почему-то, не к месту и в обстоятельствах неподходящих моменту, припомнился эпизод их знакомства.

Свет в зале всё блекнет, взгляд переместился с коллеги на Алю, сидящую через кресло, одетую в элегантное платье с воротничком стойкой, затем на тёмно-каштановые пряди волос собранные на восточный манер, в высокой причёске с напуском на затылочной части.

Значительная часть шеи Али, несмотря на воротник стойку, оголена, а круглый шар тёмных волос скреплён в прическе чёрными шпильками: Такую причёску, когда — то носили восточные гейши, недостаёт лишь длинной воткнутой шпильки с крохотным веерком на конце или бумажных цветов.

Мгновение и Людмила ловит себя на мысли, «что думает и представляет в деталях интимные подробности встреч Алевтины с коллегой Владимира. Задаваясь вопросом: «А, как она может совладать с ним в постели? Должно быть, она с ним чересчур терпелива; с таким не в меру требовательным к своей персоне внимания и с этой постоянной массой претензией.

Скорее всего, он и в постели так же, неутомим ну, как можно быть с ним такой терпеливой?» И в то же время, Людмилу смущала эта откровенная сексуально озабоченная философия; фотосессия грибников, хотя остальными эти кадры воспринимались как нечто нормальное, но к счастью в зале стемнело, слышны мелодии, оповещающие открытие вечера и нарастающие звуки фанфар и концерт — начался:

Сначала выступали лауреаты премий «Поэт года», «Народный поэт» и победители Всероссийского поэтического конкурса «Золотой микрофон».

На следующем этапе, объявлялись Лауреаты национальной литературной премии «Поэт года» за 2014 год, позднее…, вручались награды «Писателя года» в различных номинациях и областях, затем состоялась презентация книг.

По завершению вечера в доме Правительства, Людмила и вся компания решили отпраздновать Международный День счастья, поэзии и Год литературы, идя до метро обсуждая, где и в каком ресторане отмечать торжество. Людмила согласно кивает, почти не слушая, погружена в свои мысли, ей мнится: «Грядёт другая реальность, здесь и сейчас в столице оправдаются все ожидания, быть может, и с ним, с человеком, который проникнется, придаст большое значение её будущим планам. И непременно станет возможным погрузиться в литературу, в столичную духовную жизнь; встречаться с поэтами и писателями, отдавая своё время писательству».

Пахнуло свежестью, Людмила немного поёжилась, при выходе из метро, морозный воздух, казалось, проникал под одежду, меж тем, она огляделась: Частицы автомобильных выхлопов с примесью мелких моросящих снежинок повсюду на тротуарах, поблёскивали грязно-серым оттенком. Она закрыла плотнее полы пальто, представив себя, какой — то маленькой, перелётной птичкой в многолюдной толпе и вновь ощутив холод и то, как подбираясь, пронизывает насквозь: «Холод, холод собачий, промозглость, кажется, начинается дрожь, походу к такому никак не привыкнуть».

Владимир Арнольдович перехватил её руку, увлекая в сторону припаркованного «БМВ», затем минуя скользящую под ногами слякоть, в метрах семи от метро компания пересела в машину коллеги Сысоева, следующей по улицам Люберец до ресторана.

А на подходе к ресторану, без объяснений всем собравшимся, у них на глазах Сысоев вдруг выкрутил финт; скрылся, юркнув за угол, за лестницей в ресторан. Минут через несколько, исчезнувший, вновь появился в метрах пяти, стоя в своём длинном, обтягивающем его худую фигуру плаще, тотчас, повернувшись спиной, с видом человека погружённого в своё дело. И по мере приближенья к нему, всем становилось заметным, с какой быстротой он осушает коньяк.

— И давно он, вот так? — спросил коллега Владимира.

— Практически — да, «интересно; он, что не знал или только заметил? Или что это, попытка выставить того в невыгодном свете», — Людмиле была непонятна такая неосведомлённость столь близкого друга.

Без лишних слов, войдя в небольшое фойе ресторана, оставив плащи и пальто в гардеробной, компания проследовала в сторону зала. Где они и устроились в одной из ресторанных кабинок, расположенной слева, у окон. Официант сразу же, подал меню, каждый принялся выбирать на свой вкус. Людмиле захотелось немного «Киндзмараури» [3], остальные заказав на пробу мясные закуски, люля-кебабы шашлыки предпочли взять водки и сока в графине и почему — то решили отведать и осетрины. В то же время, из глубины зала лилась мелодия но, среди посетителей танцующих не было, вероятно, что и сидящие в зале прибыли так же, недавно.

— За День Поэзии, прекрасный повод тому, что мы собрались! — провозгласила Аля, держась уверенно, подобно хозяйке этого балла, при этом обхватив двумя пальцами за ножку бокал с белым вином, а остальными пальцами пухлой ручки, придерживая за дно.

От наблюдательного взгляда Людмилы не ускользнуло и то, как умело и, вместе с тем, незаметно она управляет любовником, производя впечатление, будто бы, исполняет роль второй скрипки, постоянно в его тени и…, не акцентируя внимания на себе остальных.

— Да, — потянул приятель Владимир, исследуя взглядом Людмилу, одетую в чёрный брючный костюм, подчёркивающий её стройность, разглядывая волосы сидящей от него, через стол, которые Людмила собрала в высоком, «Конском хвосте». Ему представлялось, «что вся её внешность, вместе с оттенком волос в контраст цвету костюма, слилась воедино в гармонию, усматривая в этом независимый образ, подчёркнутый внешне; усматривая в характере женщины, вольность поступков».

— Поэзия, проза, удивительные эти люди — писатели. Продолжая свой «спич» английский манер:

— Poetry, prose, these wonderful people are writers. — Lyudmila, do you understand which path you have chosen?

Теперь, коллега Владимира, вальяжно откинувшись немногим назад, к спинке стула, решил уточнить и на русском:

— Людмила а, Вы понимаете, какой выбрали путь?

— What do you crave, popularity, big fees?

— Or would you prefer world fame over money?

«В каком это смысле?», не понимая вопроса, не имея достаточной языковой практики на английском, она решила по ходу вопрос уточнить, но только она собралась…, как он:

— Чего же, Вы жаждете, популярности, больших гонораров?

— Или же, Вам предпочтительней всемирная слава деньгам?

— На мой взгляд, — усмехнувшись этому по-детски провокационному любопытству, при этом Людмила поправила шпильки в «хвосте», повернув корпус и поначалу отведя взгляд к мерцающим в тёмном зале огням, в то время думая; «как это мне понимать… то ли, намёк был на тему пути содержанки, а затем, сманеврирован к литературе?» — и, посмотрев коллеге Сысоева прямо в глаза, этому с хитринкой, успешному в финансовом плане дяде: — для этого она и существует, одним дополняя другое.

— М… м…, — раздались тихие звуки, — сопение подвыпившего рядом с Людмилой Сысоев, а после чего, тот изрёк: — Я видел в меню, — продолжая с гаденькой иронией в голосе, — там написано: «зал для детей с аниматором», находится ниже, указатель стрелки налево, ведёт на первый этаж, где в комнате для детей имеются игры, а ещё там…, цветные шары.

— Ну, да… Ты хочешь спуститься? — ровным голосом но, в то же время с иронией, обратилась к нему.

— А, «Мерло [4]» там…, числится в этом меню? — парировал, разрумянившись от алкоголя её оппонент.

Людмила, оценив по достоинству его «замысловатую» речь, признаёт: «Вероятно, это излишки…, однако этот подход к кондиции, не лишили его наблюдательности нашей с коллегой игры; двусмысленных реплик и взглядов. Да…, но вот, в отличие от коллег, очень заметно, как основательно он подготовился к торжеству да…, несомненно, изрядно «принял на грудь».

Теперь лицо его покраснело, а взгляд расплылся совсем, при том, что поведение суетливо…, хотя все остальные спиртного не пригубили. Людмила смотрит на него, сидящего рядом, возмущаясь внутри: «Да, что за нелепые фразы он тут позволяет? Считает меня недалёкой или ребёнком, ах…, ну да, во всяком случае, я в том возрасте, что и Володина дочь [5]».

— Вот взять, Пастернака и его «Доктор Живаго» [6], — словно не слыша или разумно пропустив мимо ушей, выпад его сослуживца, дискутировал коллега Сысоева, — Стоило выехать на чужбину, чтобы добиться признанья на Родине.

«Какой он разнообразно развитой человек этот Владимир и как собеседник достойный, заслуживает внимания, в отличие от Сысоева, молчащего как какая — то рыба, только то, и пускающего пузыри в пузатый коньячный аквариум; не пересыхает его бокал», — размышляла Людмила. И снова украдкой рассматривая нос с орлиным изгибом коллеги Владимира, переместив взгляд на выразительные глаза и тут же, подметив подтянутость спортивной фигуры: «Человек, который не прячется за фасадом возрастных рамок, а современен, ведущий жизнь, соответствующую моменту, не по — старинке, сохраняет прекрасную форму, подвижен с гибким умом и явственно; с возрастом не деградирует».

И словно, угадав её мысль, коллега Владимира предложил:

— How do you look at the proposal to dance?

— Потанцуем? — в глазах, окутанных тайной, сверкнул блеск.

— Мне, эта фраза понятна, — и подмигнув, соглашаясь, сначала окинула взглядом сидящих, а судя по мимике лиц Сысоева, Али, присутствующие не возражали. Вскоре Людмила с коллегой вернулись к столу, тут Алей поднят очередной тост за интеллигенцию, среду, производства талантов, когда к кабинке приблизилась незнакомка среднего роста, похожая на якутку, возраста за шестьдесят.

— Могу я пригласить Вашего друга? — стараясь перекричать музыку, в развязной манере, присущей этому типу женщин, повернувшись к столу, обратилась к Людмиле: «Странное дело, какая — то там посторонняя вторгается в торжество?»

— Его дело, — Людмила только лишь развела руками, — как он…, захочет, — взгляд её упал на тёмно-синее платье в ярких цветах стоящей, при этом подумалось: « И откуда могла его откопать, видимо из секонд-хенда», — и тут желание с ней объясняться… пропало, — заметив выражение рядом сидящего; его бесхарактерного, сладенькую улыбочку, ответила, — разбирайтесь вы…, сами.

С увлечением за всем этим наблюдал коллега Владимира, особенно, как его долговязый приятель волочился за ангажирующей подругой в сумерки зала. Ловелас не то слово…, а на вид…, засушенный саксаул, со спиной, что сутулится, на лицо, обозначились: «бес в бороду, старость в ребро». И всё же, не один танец подряд Владимир Арнольдович приглашался неугомонной партнёршей. Вскоре до Людмилы и всей компании, восседающей за столом, из глубин зала донеслись слова двух танцующих, Владимира Арнольдовича и якутки или возможно то, была кореянка и вместе с тем, в наружности той, угадывались восточные корни. Должно быть, они там не имели понятия об акустике заведения, позволяющей посетителям, сидящим в кабинке слышать, о чём разговаривают у эстрадной площадки: — А, я Вас помню с восьмидесятого года, Вы с той поры произвели впечатление.

При каждом последующем, от повторяющихся время от времени фраз, в компании слушавших за столом пробегал лёгкий смешок. Но, никому абсолютно не было дела до той болтовни, хотя и в тот момент Людмила думала: «Якутка может и помнить его или кто она там, но вероятно, не он, если „таскаться по бабам“, так разве можно упомнить?»

А между тем, Людмиле нравилось общество за этим столом, как и уютная обстановка; расставленные блюда, напитки, содержимое и дизайн посуды — всё как в кавказском застолье, блюда, приправленные ароматными соусами, поданные к мясу с красным вином.

Под отзвук музыкальных мелодий Людмила с наслаждением слушала разносторонние речи, знатока, научных тенденций, литературных течений коллеги Владимира, хотя, зачастую с поправками Али.

Вино подействовало согревающее, как и тёплая обстановка компании — здесь внутри полуосвещенного зала, в расположение интимно-дружеской атмосферы, ей нравилось. Напряжение, державшее изнутри, отпускает, не хочется торопиться туда, где за обледенелыми стёклами, в полумраке замерли улицы и чуть различимы в домах огоньки.

«Подержанный ловелас» вернулся к столу, и только собрался поднять свою рюмку, как из прохода промелькнула физиономия его закадычной якутки. Возникнув, как часовой у стола, с присущей той вульгарностью, с не ослабляемой и с не сходившей улыбкой, с кричащей помадой, так густо нанесённой поверх узеньких губ, с каким — то гаденьким выражением утки:

— Не возражаете, — пропела восточная женщина, приподняв свою голову с ярко-оранжевыми волосами, а быть может то, был парик, взирая на компанию, сидящих по обе стороны у стола массивного дуба, заставленного грузинскими яствами. Застолье пребывало в фазе недопитых напитков, — вы не против, — настойчиво, — если, он…, потанцует? — прошепелявила якутка своими нарисованными губами, нанесёнными выше тонкого контура губ.

— Возражаю, я возражаю, — оспаривал с брезгливостью и неприязнью приятель Владимира.

Впрочем, в такую минуту, во взгляде Людмилы читалось не меньше, чем изумление и, тем не менее, она предпочла промолчать, продолжая наблюдать за развитьем событий.

Возможно, ответ и выглядел не корректным, но здравым, тем паче уместным, когда одного из присутствующих «занесло не в ту степь», понятно и его раздражение, при виде неприятных персон у стола.

«А эпизод и впрямь забавен, — украдкой она посмотрела на коллегу Сысоева, — да, своенравен Владимир, не скрывая своего интереса, сверлит своими глазами, а что Алевтина? Терпит или принимает явный интерес её мужчины ко мне, как нечто нормальное?»

И мысленно отторгаясь от паяца — Сысоева, «присутствие его утомляюще, зато он развлёк посетителей ресторана, гвоздь программы». Людмила встаёт из-за стола и через пару шагов, окунается в ритм быстрых латинских мелодий, в джайв свободы движений.

— Людмила, Вы знаете, таким я не видел его…, — коллега выходит на площадку к эстраде за ней.

— Подумать только, «танцор»! Какая нелепость, попытка разжечь Вашу ревность…

Какое — то время, Людмила танцует с коллегой Володей, под звучание Мамбы.

Людмилу его замечание ничуть не задело, усмехнувшись странным мыслям приятеля, она в прекрасном расположении духа, даже если учесть, то внутреннее отвращение к алкоголизму Сысоева.

Жест руки, официант подаёт на стол счёт. Алевтина, Сысоев, Володя и Людмила, встают из-за стола, мужчины расплачиваются и следуют за женщинами в холл к гардеробной. Людмила проходит мимо окон, окинув взглядом обледенелую к позднему часу безлюдную улицу, ей так не хочется торопиться в квартиру начудившего героя — любовника, но время поджимает и видно, пора…

Смеркалось, по слабо освещённым, помрачневшим улицам одной из московских окраин коллега Сысоева развозит компанию его приятелей по домам, сначала Алю, проживающую неподалёку, а затем и Людмилу с Владимиром. Словно утративши ясность, взглядом прощупывая каждое из движений Людмилы, его вожделенный взгляд, она ощущает затылком, как и при первой встрече на кортах.

А поутру, насупив как — то неестественно брови, забегав глазами из-под кустистых бровей, описавши наигранную улыбку на тонких губах и пожелав, ещё дремавшей в постели, приятного дня, Сысоев проследовал по направлению кухни, выпив крепкого кофе, прошуршал в коридоре и вышел, отправившись в научно — исследовательский институт.

Людмила, пробудилась гораздо позднее, вначале ей вздумалось просмотреть по телевизору ряд передач и только потом, возымевши охоту; сходила на кухню и взяла там йогурты и апельсиновый сок. С содержимым на ярком подносе, вернулась в гостиную, держа на подносе приготовленный завтрак, открыла дверь на балкон.

Немного погодя, легла на софу, служившей постелью, залезла под теплое одеяло, его края подвернув под себя и, принялась поглощать легкий завтрак. Она не спешила, в этом не было смысла; все будни как под копирку, походили один на другой.

«Какой смысл, — судила она, — сидеть среди стен я могла бы и дома, для того ли я приезжала в столицу, чтоб сидеть вечерами с Сысоевым?» И только подумав об этом, она подскочила, быстро оделась, надумавши съездить куда ни — будь в центр, пройтись по московским музеям, а при наличии мероприятий, завернуть в ЦДЛ [7], на Никитскую [8].

«Неужели я с ним, чтобы вести жизнь животного, — размышляла Людмила, — ведь, кроме совместных ужинов, во время, которых Сысоев только лишь изображает интерес к моим писательским планам в Москве; к моему творчеству в литературе, а действительности, что происходит?» Восстанавливая быдло сюжет; когда, с НИИ возвращался Владимир, они отправлялись, как правило, за продуктами в магазины.

«А, моя жизнь в литературной среде, вечера в поэтических клубах?» — анализируя свои мысли и переживания, вникая в суть всего, происходящего с ней того, что реальном положении дел, его не волнуют: «Он запел новую песню о том, что ему необходимо оказывать помощь семейству Камиллы — дочери, живущей в коттеджных домах, аренда деятельницы второй из квартир, из четырёх комнат, которую опять же, не так давно унаследовала его дочь.

Систематически, в мои планы стали встревать непредвиденные обстоятельства, возникающие по вине — человека, на которого я возлагала надежды; мои грандиозные планы и все эти возможности…, заняться писательством, к огромному сожалению, становятся с каждым днём призрачней, если не сказать эфемерней», — сокрушалась Людмила.

В одночасье пришло осмысление — самообмана, обольщение ожиданием, ситуация, в которой представления повернуты вспять, все задуманное, мечты — обернулись крахом надежд, если не утопизмом глобальным.

«Да…, условия существования зыбки»; одна из двух квартир, куда пригласил Людмилу Сысоев, была на окраине, в Люберцах, другая, из четырёх комнат, расположенная ближе к центру, перешла в собственность его дочери, по сути, аналогичная нескладица не за горами. И теперь, вместо предложений руки и сердца, прозвучало:

«Я хочу, чтобы ты Люсьель жила со мной». «Всего то и дел, а что дальше: Щелчок по носу мне? — Но нет, не мне, а начало и конец его самому, не себя ли, он загоняет в ловушку, в зависимость к дочери. Вот над чем бы, пошевелить извилинами, самое время задуматься этому научному деятелю, потирающему кости по стулу, в НИИ, да и, что он, вообще вообразил о себе?

К какой черте он подводит себя, в итоге …, ставя в безвыходное положение не меня, а себя, зачем мне беспокоиться за него, ведь он, большой дядя, к какой черте он подводит себя, коэффициент всего полезного действия ему ещё предстоит увидать». Возмущение, поднималось всё выше, как вода, наполняющая стакан, достигая до самого края, переполняла стакан и лилась через край, тем временем, как сама с собой рассуждая, Людмила мыла посуду, все эти мысли вызывали в ней не обиду с досадой, а скорее растущую неприязнь.

«А то, что Люберцы [9], разделённые на две части; московскую область и городской район столицы, ни в какое сравненье не идут с центром Москвы», — подумалось, при взгляде на ни чем не примечательные жилые коробки, окружающих домов, с высоты окон девятого этажа, сквозь поддёрнутые от холода пеленой стёкла, когда пронизало осознанностью положения:

«Серость и постоянная слякоть, снег там то, таит то, замерзает, покрывая скользящей и грязной коркой, тротуары у проезжей части дорог, где снуют беспрерывным движением нескончаемым потоком машины, вращаясь вокруг моей жизни, застывшей, в этой многоэтажке.

Для этого ли, мне требовалось переехать в столицу? — неустанно пытая себя, свербевшим вопросом, впадая в панику, теряя правильность построения мысли. — Надежды, реализовывать творческий потенциал, с каждым последующим днём таят, что сделать мне, чтобы заняться писательством и литературой жизнью вообще… тем, чем я грезила до приезда в Москву?» — пронзительно из раздумий вывел звонок:

— Здравствуй племянница, Глафира сказала, что тебя можно поздравить, с Наступившим годом и переменами в жизни! — принимая поздравления по телефону, она отрывисто думала: «Вот она — унизительность моего положения, этого дна, рассказать ему, что не чем особо гордиться? Значит; радикально признаться, что я определённо с чёрт знает с кем, с каким — то там, «папочкой», однако пикантно!

Выставить себя в наиглупейшем свете? Что нахожусь с каким — то мужчиной, возымевшим извлечь реальную выгоду от квартирования с ним, провинциалки, махнувшей рукой на все глобальные планы, мечты, что говорить про амбиции?»

— Спасибо за поздравления с Новым 2016 годом, правда не могу поручиться за особенные перемены и не знаю, как долго пробуду я здесь, — «тем самым откровенно давая понять, что поздравлять её особенно не с чем», — но, в общем, и в целом всё хорошо. Мне нравится жизнь в столице, недавно посетили одну из премьер в Моссовете [10], в Москве месяц музеев, наслаждаюсь культурной жизнью столицы.

Как раз в эту минуту, её осенило, — «куда же меня занесло, вернее, и хорошо, что все обстоятельства против замужества, а иначе такое могло бы, случиться — трах, бах… и ты замужем. За каким мужем?» — размышляла она. Словно нажатием телефонной кнопки, она отомкнула инфо канал, изобличивший кошмар…, когда вдруг слетает с глаз пелена заблуждений, «въяве я и с каким то, выживающим из ума.

Стоять на одной точке — неоспоримо удаляться от жизни, Веге тировать, да и что можно ждать от ветхозаветного, на верном пути к поглощающему маразму, да, можно продолжать так и дальше причинять ущерб и на этом пути лишь только себе, лишая себя радостей жизни. По сути, переехав — в реальности не к нему, а на плаце, абстрактного кладбища жизни, где уместны застолья, бокалы с подниманием тоста — за здравие — в реальности — за упокой», — тут вздрогнула, заслышав голос его из прихожей.

— «Why not go to the suburbs?»

— Не понимаю, о чём ты? — отвечая с кухни Сысоеву, говорящему с ней из прихожей.

— Почему бы не отправиться в пригород? — повторил с порога Владимир, между тем, как послышалось звяканье, вынимая ключи, Сысоев показался в проёме двери.

Тут она подошла к нему ближе, разглядывая, как он, прилагая усилия, стаскивает сильно жавшую обувь, подумала: «Ну, да он всё экономит вот, вчера был в видавших виды текущих туфлях, а сегодня „напялил“ что-то из „залежей“. Быть может, он полагает, что не одежда служит ему, а он хранитель одежды и жить будет триста лет и не меньше».

— Люсель, по пути забежал в магазин у дороги, где продали мне бутылку вина, представляешь, как одному из постоянных клиентов достали под прилавком! — в голосе звучала неподдельная радость.

— Поздравляю…, тебя!

Сысоев проследовал дальше на кухню, минуя ванную, вымыв в умывальнике руки, с ходу повалился на не большой диванчик и, вытянув свои длинные ноги, сказал:

— Да…, немного устал.

— Слушай Лисель, — я приобрёл подарочек, думаю, он пригодится нам завтра, вручу юбиляру.

— Не мало…, Для такого события? Это же юбилей!

— Да, в общем, это неважно ему, он снимает с семьёй дом на Рублёвке [11], — живут там они, второй год, а поначалу, переезда из Азербайджана арендовали «мою». В то время как Людмила подумала: «О какой квартире он там повествует, о той, что во владенье Камиллы?» — Сысоев продолжил, — конечно, платили.

— В той, бывшей из четырёх комнат? — задев его, с лёгкой иронией и намекая на то, что та квартира теперь не его.

— Да, мало места для них, у них взрослые и малые дети, а младшему год, — с полуслова прервавшись, — Поговорим позже о том, а сейчас…, я бы что-нибудь съел, проголодался, как чёрт. Подай мне штопор, откупорю бутылку.

Людмила раздумывает: «Понятно, ему для Камиллы не жалко, как говорится: «всё для «своих», а смысл теперь…, свершённое ворошить?»

— Хорошо, — отвечая ему, проходит к серванту, затем накрывает на стол но, прежде чем поставить бокалы, обернувшись к Сысоеву, уточняет, демонстрируя перед ним коньячную рюмку:

— It’s good?

— Okay.

«С полунамёка, он понял, что коньячную рюмочку ставить. Скорее всего, у него под полом пальто как минимум бутылочка коньяка, так называемый — шкалик или бутылочка вместимостью 250 миллиграмм».

А в это самое время Людмиле желалось; «чтобы вечер с ним, тотчас же закончился, и наступило бы завтра. Эти дурацкие ужины в непонятной семьи, о какой семье речь? Где она, семья — нет ни семьи, ни чувства между людьми и только вся эта суета, с никчемными мыслями в разнобой…, да, миловал Бог».

[1] НИИ — Научно исследовательский институт.


[2] У́лица Но́вый Арба́т — улица в Центральном административном округе города Москвы на территории района Арбат.


[3] «Киндзмараури» — марка грузинского вина


[4] Марка грузинского вина.


[5] Его дочь, дочь Сысоева.


[6] Доктор Живаго — Роман «Доктор Живаго» является выдающимся произведением знаменитого русского поэта и писателя Бориса Пастернака.


[7] ЦДЛ — центральный дом литераторов.


[8] Никитскую — Больша́я Ники́тская у́лица в Центральном административном округе города Москвы.


[9] Люберцы — Лю́берцы — город областного подчинения с административной территорией Лю́берцы в Московской области.


[10] Моссовете — Госуда́рственный академи́ческий теа́тр и́мени Моссове́та — драматический театр в Москве.


[11] Рублёвка — престижный район Московской области, застроенный фешенебельными коттеджными посёлками и резиденциями высших должностных лиц.

Глава вторая

«Рублёвка»

Заснеженные улицы и слякоть у входов в подземки, лужи покрылись пушистым слоёным снежком, солнечным бликом в глаза поблёскивало, отражение их тонкого льда. Приятное ощущение после монотонных недель в чреде полу сумерек, недавно висевшего купола смога и облаков над мегаполисом.

Владимир выруливал между домами, съезжая с трёхэтажного гаражного комплекса, устремляясь в серебристой машине к шлагбауму. У ворот огораживающих трилистник, обособленных высотных эко логичных домов, в одном из которых, красных, кирпичных домов находилась его угловая квартира, притормаживает, ожидая Людмилу.

Немного погодя, спустившись на лифте с девятого этажа, она вышла, отворив двери парадной, прошедши во двор дома и, обогнув строение, устремилась к машине, охранник поднимает шлагбаум. Людмила, по исключительной просьбе Владимира, заняла место на переднем сидении, претерпевая после этого неудобство.

Минуту и легковой автомобиль, въехал на основную дорогу и влился в замедленное движение транспорта. Она разглядывает замелькавшие за стеклами автомобиля дома с застарелым серо — жёлтым налётом, сначала постройки советских времён, сюжеты менялись, замелькали кварталы высоток, за ними как два близнеца, виднелись дома и современной застройки.

Набрав скорость, машина проносилась вперёд, перестраиваясь с одной полосы на другую вдоль Рублёво-Успенского, Подушного, 1-го и 2-го Успенских шоссе с отчерченными посередине линиями, которые кое-где прерывались короткими штрихами пунктирами.

То, спускаясь под арки мостов то, вновь поднимаясь на высоту, продолжая двигаться в фигурном пространстве трасс, развязок длинных мостов, широкой автострады дорог, впоследствии, приближаясь к пригороду Рублёвки, расположенному к западу от Москвы.

В то время как Людмила смотрела сквозь запотевшие стёкла, проезжая по территории Одинцовского района Московской области, застроенной дачами бывшей советской элиты, фешенебельными коттеджными строениями. Тут же, машине включили дворники, усердная работали щёточки, смывая с них грязь. Одни за другими сменяясь, пестрили пейзажи.

То, заснеженных елей вдоль трассы то, вновь уходящих в направлении арок мостов, белых полей, они всё мелькали за стеклами, автомобиль уносился вперёд, придерживаясь указателей, в потоке мелкогабаритного транспорта он то, пристраивался за другими машинами то, с резвостью обгонял череду.

На этот раз, свернув на просёлочную дорогу, автомобиль, продолжил движение, минуя лесные массивы, без промедления, проехал вперед мимо соснового бора, оставляя позади низенькие и редкие мало этажные эллинги, утопающие в зелёной хвое, растущих с ними рядом деревьев.

Тотчас же, слева и справа вновь замелькали дома, огороженные высокими заборами территории частных построек, тем временем, легковая продолжала движение в спокойном, ритмичном потоке, постепенно выруливающих в переулки машин. Прошли не более, пятнадцати минут, когда машина свернула влево, передвигаясь по узенькой и только, что расчищенной от снежных наносов дороге.

Добравшись до места, едва припарковав автомобиль у обочины, Владимир Арнольдович вышел, тем временем, оставаясь в салоне, Людмила наблюдала за ним;

Прикуривая на ходу, неспешно в своём длинном из чёрной кожи пальто, Владимир следовал к отгороженной территории, затем опустил правую руку в карман, вновь достал сигарету, переместив сигарету в левую руку, закуривая на ходу вторую, он приблизился к домику КПП [1], о чём — то побеседовав в том месте, задержавшись не больше минуты.

Направился было обратно, а затем там, обернулся на окрик, вышедшего наружу охранника, после, вернулся. — «Значит, мы на верном пути, — следом, он предъявлял документы».

— Всё в порядке, — сообщил Людмиле Сысоев, сел в машину, повернув ключ зажигания, захлопнув с усилием дверцу. Подъехав к поднятому шлагбауму, кивнув в ответ на жест помахавшей ему руки. Вслед за тем, они снова тронулись, проехавши вперёд, вдоль тихой улочки с растущими соснами у трёхэтажных строений; особняков расположенных по левую сторону не больше пятидесяти метров.

Притормозив у ворот трёхэтажного особняка, Владимир вышел, нажав на кнопку звонка калитки. В проёме, приоткрыв ворот, показался мужчина, с восточными чертами, «скорее всего он узбек». Вслед за этим, обменявшись быстрым приветствием, Владимир Арнольдович протянул служащему ключи от машины, одновременно открывая правую дверь. Затем вышла Людмила, проследовавши за Сысоевым к парадной двери, мимо въезда в гараж, куда и спускалась машина.

Войдя, она оказалась в просторной светлой прихожей, сверкающей позолотой отделки из белого мрамора, в плоскости овального зеркала в изысканной, узорочной и стариной оправе отражалась выпуклость стульев, расположенных по периметру стен. А ниже вдоль стен стояла не одна, а множество пар детской и взрослой обуви, а там, Людмила присела на стул, склонившись, расстегивая молнии на сапогах.

После того как, переобулась, в одну из домашних женских туфель, предложенные тапочки имели интересную форму с загнутым носом, передала, Сысоеву белую шубку, которую тот отнёс в просторную комнату, гардеробной, оставив там и свой плащ, через время, показавшись в проёме дверей.

Когда они направлялись в гостиную, поднимаясь по мягким ступенькам, покрытым красной дорожкой, завидели кудрявую девочку лет девяти, из-за спины её, стесняясь, выглядывал темноволосый мальчик, и тут Людмила подумала: « Неужели я в семействе цыган?» — сама подивившись тому.

Теперь же, заметив маленькую круглую шапочку, что покрывала макушку мужчины, главы семьи, встречавшего гостей у деревянной лестницы наверху, она догадалась, какой он религии, проследовав за Сысоевым на второй этаж, к открытым дверям просторного зала, где в ожидании находились члены многодетной Еврейской семьи.

Беседа Сысоева началась не с обычного приветствия между приятелями, сначала он обратился к женщине, державшей младенца, а в ходе разговора с супругами он то и дело, подшучивал над присутствующими в гостиной детьми.

Собравшиеся в просторном зале гостиной с интересом рассматривали Владимира и Людмилу, немного погодя, последовало приглашение к столу. «Вот это да, все эти бусинки глаз изучали и сверлили — как показалось Людмиле, — её, большей частью. И только, впрочем, маленький — пятый ребёнок, гремя погремушкой, совсем не обращал на посторонних внимания.

Интерьер гостиной стиля а ля Ампир, производил не просто торжественное впечатление, а больше помпезное. В его пастельных тонах располагалась светлая, мебель, окаймлённая в блестящую позолоту и мраморные с удлинённой формы столы, с бело — бирюзовой поверхностью, вкруг них, диваны мягкой обивки.

За одним из полированных светлых столов, собрались члены семьи, а выше уровня глаз сидящих к стене был прикреплён телевизор с большим, плоским экраном. Вместе тем, в этой помпезной и доставляющей её взору блаженство, императорской обстановке, ей чудилось: «Как будто, она не в современных условиях, не в Москве, с первого взгляда, в стране колдунов», ощущая некий галлицизм при виде всей той утвари, вносимой прислугой в гостиную на блестящих подносах покрытых тонкой ажурной салфеткой. Виднелись чайники из серебра, ряды тонких прозрачных стаканов из цветного стекла, в хрустальной посуде: печенье, сладости, пахлава, что напомнило ей приёмы в Марокко.

Во время знакомства с Сабиной — мамой семейства, с супругом, с детьми; Людмила узнала, что в семье есть и старшие дети; отсутствующие на данный момент; студент одного из учебных заведений столицы и старшеклассница. А в настоящий момент в гостиной находились два мальчика дошкольного возраста, самый младший из мальчиков, отличаясь от брата постарше и ещё двух детей семи и девяти лет, оказался светловолос.

Вот тут то, и младенец до этого спокойно игравший, заёрзал на материнских коленях и громко заплакал. Понимая, что Сабине требуется уложить младенца поспать, Людмила, окликнув детей, предложила им поиграть в свободном пространстве гостиной, чем разделила заботу о детях Сабины.

Включаясь с ними в игру, подкидывая вверх воздушные шарики, затем надувая новые. Такой весёлый настрой привлек в игру кроме дошкольников ещё двух детей, которые были старше. В игре, незаметно для всех Людмила проводила тестирование, предлагая приносить шарик определённого цвета. Контакт с детьми налаживался с первых минут.

Первая встреча Людмилы с детьми не осталась без внимания старших, родители сразу заметили, как гостья заботлива и как с ней увлечённо играют мальчишки. Людмила спускалась с детьми и в «игровую», где она с детьми сначала лепила, а затем они рисовали.

Между тем, пока их мама занималась с младенцем в стенах спальни, мужчины беседовали, когда в игровой комнате, двое из детей, закончивших рисовать, школьники младших классов — первоклассница Хава и её брат Ариэль во время занятий младших братьев знакомили гостью с содержимым шкафов игрового детского зала. Время от времени, открывая шкафы, демонстрируя любимые книги игрушки и достижения.

В прошествии, нескольких дней, Сабина содеяла «шашлыки» во дворе дома, совместный семейный ужин по случаю принятия Людмилы в семью в качестве нового члена и гувернантки. Сабины, вынуждена была просить помощи у Людмилы; няня годовалого малыша Сабины была вынуждена уехать по семейным делам, а приход Людмиле к ним стал очень кстати. Так как Людмила любила детей то, не раздумывая, приняла предложение.

В ту пору дети соревновались между собой, помогая в сервировке стола: раскладывали столовые приборы, посуду и разной формы салфетки. Как вскоре к салатам подали и шашлыки, в таком случае, когда что-то происходит впервые, можно загадать желание, а Людмила впервые пробовала шашлык из говяжьей печени и сердца.

Все шло своим чередом, младший из воспитанников постепенно освоился с правилами этикета, учась пользоваться вилкой с ножом, затем пятилетний мальчик по имени «Беня», стал формировать букетик для мамы, ему на помощь пришёл и самый младший Моня. Он выбрал немного ромашек из тех цветов, которые припасли для букета напольной вазы родительской спальни.

Казалось бы, за столом все было прекрасно, если бы не намеки маминых слов: — Любит, не любит, — выдёргивая лепестки, повторяла Сабина.

— Мне кажется, что папа меня не любит.

«Что здесь происходит, какие-то намёки на ревность?» — в глубине души, возмущалась она, — «а, кроме того, я старше Сабины и отчего её так подмывает, ведь всё шло так хорошо? Зачем на мужа давить и теребить нервы детям и зачем понадобилась эта — перетяжка канатов, обратить внимание на себя, что за игра в намёки?»

— Нет, любит громко возражали мальчишки!

Намеки главы семьи, были обидными и не приятны Людмиле, не показывая виду, она старалась собрать свою волю; не думать и не зацикливать на этом внимание, умозаключив, что она не в курсе семейных традиций.

С утра, как было заведено, дети с папой направились в магазинчик за сладостями, который отбывая, предложил и Людмиле поехать туда вместе с ними, но памятуя о вчерашнем цветочном гаданье, Людмила уклончиво отказалась.

Проследовав выпить чашечку кофе во вторую столовую с молочной кухней, где вдоль стенного пространства, большею частью из стеклянных витражей располагался столовый зал, в котором женщины, в составе матери семейства — Сабины, старшей школьницы Слуве и восьмилетней Хавы, помогавшей матери, раскатывали тонкое тесто на поверхности стола светлой веранды.

Столовая функционально совмещалась с молочной кухней; в доме их было две — молочная и мясная, как у них говорится: «мясо барашка не готовится в молоке». Тем временем вернулись мальчики, привезя сладости, дети поспешили к столу, там начиналась расстановка блюд для завтрака, вокруг собрались дети, все кроме маленького Мони.

Он оказался в саду рядом с папой. В тоже время, остальные члены семьи, через остеклённые витражи гостиной, с большим интересом наблюдали за ходом переговоров Равиля. Вот за столом рядом с папой — Равилем двое мужчин, по всей вероятности — это его партнёры, которые тем временем, оживлённо о чём — то беседуют. Моня же, висит за спиной отца, придерживаясь за его шею. Теперь, один из мужчин пытается ребёнка отвлечь, помахав пачкой зелёных купюр, — «совсем как погремушкой для малышей, да большие оригиналы».

Глядя на них, Людмила не могла и представить, себе серьёзной сделки с таким забавным сюжетом, следя за ходом событий, как и другие домочадцы, она наблюдала за происходящим в саду через витраж. Только что, на глазах остальных членов семьи, переговоры закончились и, вернувшись в дом Моня, присоединился завтракать к остальным, затем, распрощавшись с деловыми партнёрами, открыв дверь со стороны сада, на веранде гостиной показался отец.

На настоящий момент, как поняла Людмила, условиями «новоиспечённого» соглашения супруга с деловыми партнёрами, Сабина осталась весьма недовольной; в последствие, та кричала, осыпая всевозможными ругательствами своего супруга, Равиля, в возмущении упрекая его, невзирая на то, что Людмиле был неведом азербайджанский язык но, красноречивые жесты и интонация были понятны.

Поскольку режима в детском графике дня не наблюдалось, Людмиле долгое время приходилось, укладывать мальчиков спать, просиживая у кроваток детей часами, бывая до полуночи в детской спальне. Благодаря тому, что перед сном, им дозволялось наслаждаться различными лакомствами, всем тем, они захотят, начиная от шоколадок или небольших кусочков торта, заканчивая кондитерскими изделиями разных мастей.

Шурум-бурум, испачкав руки, прямо в постели, мальчики брались руками за простыни, беспорядок крошево в детской не волновались детей; всё вверх тормашками, поутру, дом работница постель поменяет и приберёт.

В свою очередь и в столовой дети самостоятельно брали из холодильника всё, что тем вздумается, уронив на пол мороженное, сладости или кексы «Барни», парам-барам, спокойно переступали растёкшуюся мешанину, доставали ещё, довольствуясь до приторности.

Соответственно, нанятая в семью гувернанткой, Людмила сопровождала маму с детьми повсюду; к врачу и с приходом гостей с другими детьми, принимала участие в их играх, а также на праздничных торжествах — находилась рядом с детьми, опять-таки, давая возможность и самостоятельно поиграть но, вместе с тем, наблюдая за ними, разрешая небольшие конфликты.

«Не иначе, они не умеют общаться с другими детьми, нет навыков поведения в социуме, разумеется, они в замкнутом мире семьи, ограничены территорией дома и ближайшей детской площадки».

Как–то раз, Людмила вместе с главой семейства и с детьми находилась в торговом комплексе «Детский мир [2]», где кроме покупок товаров для юношества и детей, они посетили крупнейших в Европе парке для развлечений, побывав и в интерактивном музее науки «ИнноПарке».

В случае когда, из стереозала они поднялись на пятый этаж, направляясь в город профессий, «КидБург», после осмотра экспозиции «Динозавр Лэнда», по пути к миниатюрной модели взрослого мира, с ними произошёл непредвиденный инцидент.

Идя на первых порах спокойно и чуть впереди, внезапно Моня, резко отскочив в сторону, проделавши фортель к небольшой девчушке, проходящей мимо, с женщиной, по всей видимости, с мамой с телохранителем. В тот же миг, немедленно, среагировав на неожиданный выпад ребёнка, Людмила не пропустила момент.

Сейчас же, реакция телохранителя, вставшего на оборону девчушки, представляла угрозу для Мони, к счастью, он заметил выпад Людмилы, заслонившей ребёнка, ретируясь, тут же, сдержав внезапный порыв, не применив ответных приёмов, которые могли повлечь плачевные последствия Моне. А в ближайшем будущем такого рода, внезапные всплески в поведении детей, ничего хорошего не предвещали.

На протяжении всей прогулки по детским развлекательным комплексам, забота об их безопасности, держала в напряжении не только Людмилу, но и отца семейства вместе со старшей сестрёнкой, школьницей, приходилось обуздывать озорников, приводить к состоянию спокойствия.

Чтобы дети не разбежались в разные стороны и направления, а в этом развлекательном центре, было, где затеряться, среди магазинов игрушек, а по сему, старшие старались не упускать из поля зрения малышей, чтобы не потерять детей из вида совсем.

— Скорее сюда, ловите быстрей младших с горки! — скомандовал папа — Равиль, — дети способны кататься на горках, подпрыгивая по надувному батуту до упада, до обморока, они не могут себя контролировать.

Тем временем, самый маленький из детей, трёх с половиной лет, взбирался наверх по надувному батуту, а семилетний спускался с надувного трамплина вниз, из сооружения мягкой трубы показался пятилетний малыш, которого сестрёнка позвала. В настоящее время, Людмила вылавливала малышей; улучшив момент, беря за руку сначала младшего мальчика, выудив взмокшего Моню, избавив от лазанья и беготни, возвратив его к папе, занялась извлечением второго, который был старше того.

А там, описав рукой жест, в сторону огромных часов, возвестивших о начале трехмерного светового шоу, увлекла детей по лестнице в холл вестибюля на первый этаж. Где под куполом главного атриума, на огромной площади сменялись один за другим стеклянные витражи, украшенные натуральным камнем, разрисованные сюжетами русских сказок; про «Царевну-лягушку», «Пёрышко Финиста ясна сокола», «Василису Прекрасную», «Сестрицу Аленушку и братца Иванушку».

Тут-то, зазвучала и лейтмелодия фоном вращения часовых механизмов трёхмерного шоу. Световые сюжеты сменяли тематику на зеркальной поверхности крупнейших в мире часов, с огромным 13-метровым маятником, действующим как некруглое зеркало, достигающим трёх метров в диаметре.

О ту пору, создавался оптический эффект, оживляя персонажей из сказок; увлекая в дорогу то, гоня тройку коней, увозивших подарки от деда Мороза то, провожая ракету в космос и разыгрывая финал уникального шоу; воплощая в красочный фейерверк, проделывая яркую вспышку салюта.

Во время обратной поездки, возбуждённые дети, высовывали головы и руки из окна машины, безобразили, словно вернулись из джунглей.

— Вы не должны себя так вести, не безопасно, можно остаться без головы, — наставляя детей, — пожалуйста, закройте окно, — обратилась к водителю мерседеса Людмила.

Глава семейства проявлял безразличие к происходящему в автомобильном салоне. «Или это традиции, еврейской семье, должно ли, быть само реагирование? Непостижимо, насколько супруг лоялен с детьми, — анализировала, наблюдавшая за ними Людмила, — в еврейских традициях, отец не журит и не ругает детей, скорее ищет с ними контакт, в основном воспитанием ведает мама, она и поддерживает «огонь в очаге».

За все эти минувшие дни, она привязалась к маленьким членам семьи, несмотря на все детские мальчишеские выходки, которые оставались всё теми же, отъявленными драчунами.

Вторую неделю, работы в семье, Людмила прилагала немалые усилия, чтобы мальчики усвоили терпимое, дружелюбное поведение в социуме; играя в песочнице, занимаясь постройкой гаражей для машинок. Выпавший пушистый снежок добавил, новых элементов игры: горки, тоннеля. Вовлекая в игру детей, она побуждала мальчиков, в процессе игры не отнимать предметы, а обмениваться между собой, чего нельзя было отнести к её помощнице маленькой Хаве.

— Находите выход из ваших конфликтов, общаясь словесно, друг с другом, — учила она навыкам, поведения направляя ситуации в мирное русло, давая понять им, что требуется уступать один другому, а не мериться силами: «Да, бесполезны все мои убеждения, всё переворачивается с ног на голову, когда с ними старший брат Ариэль, по всей вероятности его поведение оправдывает своё имя».

И вот, обмениваясь игрушками на площадке, дети с интересом рассматривали новую девочку. Стоя возле качелей, где раскачивалась малышка — девочка лет шести, а рядом с ней какая — то женщина. Как оказалось; бабушка девчушки, проживает в коттедже по — соседству.

И тут- то, женщина поделилась с Людмилой, — моя внучка у нас в выходные. А среди недели, девочка посещает частный детсад, а до того девчушка ходила в обычный детсад. Вы не представляете, какие там частушки, на музыкальных занятиях распевались: «Я ни в маму, ни в отца, меня курица снесла!»

— С другой стороны — это народный фольклор. Хорошо, что ещё не так: «Я ни в маму, ни в отца, а в проезжего купца», — не в силах сдержаться, Людмила расхохоталась.

— Да, но, преподавать ребёнку трёх лет, такое? В тот самый момент, прямо в негодующую из женщин, полетел шарик от тенниса, прервав одну из реплик.

Когда один из мальчишек — Биньямин, попытался привлечь внимание соседской девчонки, запустив небольшим снежком. А на просьбу гувернантки, прекратить баловство, на глазах у Людмилы, он лишь повторил, прицелившись чётче. Бабушка симпатичной соседки, так же, не медлила, метнув в беседку к мальчишкам поднятый ком.

И в эту же секунду, реакция мальчиков не заставила ждать, тут то, один из детей опрокинул пластмассовый столик, швырнув тот прямиком в сторону соседской бабули, а другой его брат, в мгновение ока, скатав небольшой снежок, запулил прямо по курсу, опять же, в неё.

— Ах вы,… безобразники, — бранилась та на мальчишек.

Людмила, не стала ругать мальчиков, несмотря на то, что поведение ей не понравилось, считая, что в споре виновен тот, кто мудрее но, все же, зачастую рассуждения взрослых расходятся с делом, подобно соседке, поступившей с детьми нетактично, тем более, непедагогично.

— Это, уже не так страшно, в отличие от того, какими были мальчики на первых порах, а особенно Беня.

— А, что они дрались? — с интересом спросила соседка, капитулируя, отходя в сторону.

— Да, не то слово, они сражались неистово, вынимая железные прутья, прямо из креплений ковра, что на лестницах, — ужасаясь при воспоминании об этом, Людмила сказала, — свирепствуя в ссоре, они готовы друг друга поубивать, а только разведёшь по сторонам, через минуту беззлобно твердят:

— Я хочу вернуться назад, ведь там, мой брат, Моня, мой любимый брат:

Распрощавшись с соседкой, вскоре, она с детьми обсуждала знакомые ситуации, возникающие в период игры, выясняя, кто из детей поступил правильнее, какое поведение будет приятней для окружающих, как следует вести себя в следующий раз.

— Что же мы делаем, когда очень хочется привлечь симпатию девочки, с которой так хочется поиграть, стоит ли, так привлекать ваше внимание?

На подходе к дому, они дружно запели. «Вот так, выпустив пар, сразу пришло облегчение, — а как хорошо здесь с ними!» В свежем морозном воздухе потянуло запахом сосен, вокруг стволов на белом подмёрзшем покрове чернели точками упавшие с высоты полукруглые шишки, со временем, углубившись в пятна подмокшего снега. «Видать вчера, раскачало, как следует», — и только успела подумать, как старший по возрасту мальчик, запустил шишкой в сетку, вольера с собаками, отгороженного вдоль дороги.

— А вы знаете, собаки могут быть весьма дружелюбны, — и тут же, она перекинула через эту ограду кусочек печенья, — смотрите сюда, — крикнув, она повторила бросок, на этот раз — это был бублик собакам. Лай смолк, собаки с удовольствием лакомились угощеньем, недолго думая, и Беня побросал им остатки провизии, что захватили с собой.

Завершалась прогулка самокатной ездой, сейчас Людмила, торопливо прибавляла шаги по расчищенной от снега дорожке, в попытке догнать весёлых проказников, с минуту укативших вперёд но, каково было её удивление; при виде одного из беглецов, спешащего к ней.

— Осторожно, я за Вами вернулся, волнуюсь за Вас, — сказал маленький Беня.

Как же приятно об этом было узнать, — «А значит, я детям небезразлична?»

В дальнейшем, разместившись в уютной гостиной у телевизора в окружении детей и вместе с ними поедая халу и пиццу, Людмила услышала, как между детьми разгорелся спор, вновь назревала ссора:

— Хлеб нельзя бросать на пол — вы знаете, что это грех? — сестрёнка учила братьев.

— Только русские свиньи бросают хлеб на пол, — заключил тот мальчик, которому не больше пяти лет.

Хава всем видом давала понять своим братьям, что выражаясь так, они переходят все допустимые грани, если говорить о приличии.

Однако Людмила ничуть не обиделась: «Они ещё дети и повторяют услышанное где — то на улице или быть может в еврейском клане».

— Не видела, чтобы русские хлеб бросали, но такого «свинства», как вы поступаете, я не припомню, вы поглядите, везде и всюду, кругом фантики на полу да куски хлеба.

Договариваясь в отношении проведений занятий с детьми в течение двух недель, Людмила наблюдала за обстановкой в семье, при случае предпринимая попытки объяснить Сабине недопустимость совместного нахождения школьника Ариэля с дошкольниками: «Вы же, видите сами, как отрицателен на каждом шагу пример старшего брата, есть ли смысл, отрицать пагубность такого влияния. Тем более что проблемы старшего, уже привели к переводу того из еврейской школы в обычную среднюю школу.

И только, появление Ариэля, особенно огорчало, его манера держаться лишний раз доказывала, как отрицательно тот влияет на младших, провоцируя тех и создавая проблемы во время занятий и головную боль гувернантке.

Вне всякого сомнения, большим авторитетом у малышей пользуются старшие братья. К большому сожалению Людмилы, старший — Ариэль, был образцом жестокости и хулиганства, а его замкнутость на первых порах, была ошибочно принята за скромность.

Агрессия школьника проявлялась не только к младшим братьям, но и по отношению к питомцу, живущему в палисаднике дома. В отдельных случаях, во время игр со щенком на лужайке у дома, приходилось выводить мальчиков из состояния агрессии, способствуя проявлению заботы и давая начало любви к питомцу.

— Я заберу у вас Чарлика, — пригрозила она, — если вы бьёте собачку то, зачем же, собака вам, а я буду любить её! Смотрите внимательней Моня и Беня, как я глажу её. Вот и миска собачки подставим поближе и нальём молока, вот видишь, — обратилась Люда к старшему мальчику — Ариэлю, — Чарлик с удовольствием пьёт, смотрите: вот, так можно его и кормить.

Немного погодя, в разговоре с детьми, Людмила узнала, что до её появления в доме, одним из детей во время игр у бассейна, был утоплен щенок. Её насторожило и то, что они даже не помнят, кто из них, оказался причастным к убийству щенка: «Судя по описанию, его утопил один из маленьких братьев но, кто его научил? Естественно дело рук старшего брата, в этой четвёрке, — умозаключила она.

Со временем, она подмечала: «А вот, опять Ариэль, как старший по возрасту, манипулирует ими. Стараясь скрыть собственные проделки, настраивает маленьких и на отказ от занятий; подзывая детей, чтобы с ними закрыться и провести время за просмотром гаджетов, но всё было бы, ничего…

Всего лишь…, мелкие проделки, по сравнению с тем, как в один день Ариэль убежал со двора вместе с младшими братьями, чтобы закрыться внутри дома, в комнате, примыкающей к залу с бассейном. И в тот момент, она поняла: «Ситуация уже на пределе».

Как только, на призывные звонки снаружи, отозвалась домработница, открыв дверь, тогда же, Людмиле и удалось проследовать к детям, перед глазами предстала картина; полы, затопленные водой в комнате у бассейна, мокрые дети, стоящие у открытого крана, тем временем вода, переливалась из заполненного умывальника на пол, достигая их щиколоток, чем могли бы закончиться подобные игры у бассейна с водой? — ужас охватил её, в голове крутились одни и те же мысли:

«На этот раз, всё закончилось хорошо и мне повезло с домработницей, которая задерживалась, услышав звуки звонка, слава богу, она спустилась и отворила мне двери. — Стоя в потопе, по щиколотку в воде вместе с детьми, испытывая тревогу и страх, ощутив, что тем временем ноги её подкосились: «Слава богу, — повторяла она про себя, — всё закончилось без потерь…, все живы, здоровы».

Тем временем по приходу Сабины, негодовала: — Сегодня Ариэль займется укладкой детей ко сну, как я поняла, теперь он меня замещает, а я пойду мыться и спать! — заявила во всеуслышание Людмила, разгневанная проделками мальчиков, удаляясь из зала гостиной, развернувшись всем корпусом, в ту пору прибавив шаг, поднимаясь по лестнице, направившись к третьему этажу.

— Неси полотенце, сюда ко мне, в детскую ванну, ты теперь будешь мне помогать, — распоряжалась Сабина, поддержав Людмилу, разъярённую выходкой Ариэля, описавшей его матери историю происшествия в комнате у бассейна.

«Сабина, хорошая мама, она нравится мне и мальчиков я полюбила, как всю эту семью, но брать на себя ответственность, а если в дальнейшем ситуация выйдет из-под контроля, став чреватой опасностью, если не уголовно ответственной. Как ни обидно, но Сабина не захотела понять, что старшего-Ариэля нужно удалить от двух маленьких братьев и эта причина вынуждает с ними расстаться».

Теперь, когда Люда окончательно прояснила положение дел и, как оказалось, что все попытки, донести до Сабины серьезность происходящего, тщетны, становилось понятно, что беседы с родителями…, «увы», безуспешны. Поэтому на предложение продолжить сотрудничество, Людмила тактично и вежливо отказалась. Это потом, Людмила узнала, насколько верно было её интуитивное предположение в отношении Ариэля.

Понятно, что у мальчика сложились другие ментальные представления, так как в период его четырёхлетия или быть может немногим старше, когда мальчик проживал в другом социуме в Азербайджане, не исключено, что тогда перед глазами того, продемонстрировали негативный пример. Впоследствии под воздействием прожитых ситуаций, проявилась жестокость.

Вероятно, это сложно, когда ломаются былые поведенческие представления. И если, проявление психических отклонений ребёнка, становилось явными, такое нестандартное поведение не следует принимать за обычные вспышки.

Вечером, Людмила вошла в свою комнату и прежде, чем пойти в ванную, взяла свой сотовый и позвонила Владимиру, услышав, как на другом конце провода, вначале было покашливание, а затем раздалось: — Что случилось?

Между тем, она сообщила:

— Приезжай за мной завтра, понимаешь, с вещами неудобно следовать по метро.

— Я по возможности постараюсь, — пауза…

— К вечеру, вряд ли, — послышалось в трубке, — Ну что ж, с вами делать?

Людмила, прислонив к уху трубку, подумала: «вероятно, в ту минуту «кумекает», Владимир продолжил:

— Пожалуй, успею, заехать за дочерью в аэропорт.

— Так, что значит, утром?

И ещё туманнее пояснил: — Если, к концу дня не управлюсь то, непременно, — промямлил, что-то вроде того…, что позвоню.

С пятницы в ночь на субботу, как принято по традиции в день священного праздника, в Шабат, в гостиной при зажжённых свечах собралась вся семья, о чём она догадалась по праздничной сервировке стола, где сидели нарядно одетые дети и взрослые члены семьи. Поздним вечером, следуя перед сном к ванной комнате, что в самом низу у бассейна, Людмила слышала красивое пение то, был голос Равиля, в сопровождении звуков музыкального инструмента.

На обратном пути, поднимаясь по лестнице, Людмиле встретился папа — Равиль, в то же время, Людмила отметила, завершение праздничной трапезы, зал опустел; на овальном столе, покрытом вышитой скатертью — в серебряных канделябрах догорали свеча, а рядом плетённая золотистая хлебная хала и недопитая бутылка вина.

По просьбе Равиля, супруга главы семейства; в еврейских семьях женщины по иерархии выше мужчин, они уже при рождении стоят «на ступень выше к Богу», Людмила подошла ближе к столу и, задув свечи в гостиной, после приглушила в смежных комнатах свет. Восходя к очередному пролёту, поднимаясь по лестнице выше, продолжив гасить освещение, понимая, что то важная составляющая традиций иудеев, пока не достигла дверей своей спальни.

В субботу, в продолжение дня, занимаясь с детьми, до самого вечера, Людмила не удосужилась заглянуть в телефон, не ожидая приезда Владимира. Но, возникший на пороге Сысоев, как выяснилось, долгое время, прождал на проходной.

— Шалом! — обратился Владимир к Равилю и стоявшей о бок с ним, Сабине. В чужом присутствии, за спинами родителей прятались мальчики, они, как обычно, стеснялись посторонних людей.

Покидая дом, на лестнице встретившись с детскими взглядами, Людмила, продолжала шутить, — Полезайте в мой чемодан, как видите, он очень большой, вот тут то, поместитесь. — И тут же, вспомнила, в первый из дней, глядя на среднего роста мужчину, многодетного папу в неизменной маленькой шапочке, который заметил тогда: — «К нам приходили женщины из агентств, но дети, поиграв с ними, остаться не захотели, не то, что с Вами, с первых минут, дети доверились Вам и отдались».

«Мне вериться, — тем временем, как спускаясь по лестнице и подходя к дверям дома, она думала, — я нашла к детям подход, всем сердцем к ним привязалась за столь короткий период. Но, несмотря на усилия с моей стороны, события, становятся, непредсказуемыми, а мама совсем не настроена, разделять сыновей, несмотря на то, что к детям, я прикипела всем сердцем но, всё же, бессмысленно ждать, «пока на горе свистнет рак».

[1] КПП — контрольно пропускной пункт.


[2] «Де́тский мир» (с 2015 года — «Центральный детский магазин на Лубянке») — универмаг с товарами для детей и юношества.

Глава третья

На поприще гувернантки

«Но, нужно ли, просиживать дни, ожидая сюрпризов?» — ненадолго задумалась, продолжая с собой монолог, посмотрев с раздражением на стены рябившие блёстками в итальянских красных обоях: « Он мне ясно сказал, что не намерен помогать ни мне, ни моей дочке, студентке заочнице, не говоря о спонсорстве литературных моих интересов». Тут не теряя минут, она принялась за дело, в минувшие дни, живя с ощущением «как не в своей тарелке», не находя себе места, судя по всему; скучая по маленьким безобразникам.

Убавив звук телевизора, воодушевившись, радуясь пробившимся мыслям, сказала себе: «Мне кажется, я знаю, что же, мне нужно», в момент, зайдя на сайты агентств по найму: нянь, гувернанток и репетиторов, где натолкнулась на адреса и номера телефонов: «Замечательно, не надо искать ничего и придумывать», и принялась обзванивать.

«Вполне понятно, что Владимир Арнольдович находит, такое своё поведение адекватным, заявив мне о том, что он намерен и впредь отдавать половину доходов Камилле. И речи не могло быть о том, чтобы довольно обеспеченное семейство дочери, строящее себе виллы за рубежом, в подобных жестах с его стороны не нуждалось», — размышляла Людмила, возвращаясь к вопросу его деньгах, наличие, которых как обычно, не хватало его единственной дочери».

В какой-то момент ей захотелось расплакаться, обидно, когда на пути радужных планов, возникли все эти обстоятельства. А, кроме того, Людмила оказалась в затруднительной ситуации, не зная как быть и что предпринять, ведь для работы, а в столице нужна была регистрация по месту Московского пребывания.

На что, как выяснилось, Владимир без согласия дочери, не сподобится. Но, всё же, удача ей улыбнулась, когда один из его московских приятелей, согласился прописать Людмилу в его московской квартире.

Не обращая внимания на возникающие в жизни препоны, с учётом того, что ситуация с каждым днём осложнялась: «Ведь, судя по сему, старый „скряга“, перестал дружить с разумом», как правило, перед уходом в НИИ, он оставлял на расходы какую — то мелочь, которой могло хватить лишь до проезда в пару агентств. Но, словно в схватке с его «ежовыми рукавицами», чем сильнее сжимались они, тем настойчивей становились поиске подходящих вакансий.

«Странно, когда такой человек, как Владимир Арнольдович, имеющий связи с влиятельными людьми, о чём он любил поразглагольствовать на досуге, в случае, когда речь идёт обо мне, он «не ударит и пальцем».

«А может быть, всё выглядит проще, — вынимая одну за другой вазы, стоящие на полках серванта, размышляла она, одновременно протирая в мебели пыль, — Его просто устраивает, когда я нахожусь здесь с ним, а посему, он и дальше намерен меня ограничивать средствах, сводя все потребности расходы на минимум».

Людмила любила заниматься с детьми, поэтому и в эту минуту, просматривая объявления, остановилась на вакансии гувернантки, при том, не оставляя надежды, освободить пространство своему литературному хобби: «А почему бы и нет, что вполне совместимо с работой, если заниматься посменно с детьми или же, вахтовым методом».

Полагаясь на шансы, теперь, романтическое настроение, скрашивало жизнь, в душе Людмила оставалась, как прежде — мечтательной и вместе с тем озорной, не теряющей предприимчивости. В надежде, распределить свои дни так, чтобы имелось свободное время с возможностью, вращаться в литературной среде; встречаться с коллегами по перу в литературных клубах и на мероприятиях ЦДЛ.

«Вот, она, обратная сторона всё той же, медали с разницей ритмов, несоответствием возраста, элементарных, жизненных интересов. Ей не хотелось думать о нём, тем более вспоминать но, мысли, возвращались к сюжету; Вот Новый год, вечер у «Чистых прудов».

Весёлые лица, Москва светится сотнями огоньков, повсюду развешены иллюминации, украсившие проспекты, столичные парки, и у метро, высокие ели в гирляндах. В предпраздничной суете жизнь бьёт ключом, толпы людей, спешат в рестораны, блистающих роскошью, сверкая многоцветьем огней, искрится, мигает искусственная люминесценции, отражаясь энергичными пятнами цвета на белых полотнах бульваров.

Запорошило снегом дорожку, ведущую к небольшому кафе. Неподалёку но, в стороне от метро, цветные фонарики, мягко мерцая огнями, в зазывающем свете маня. Вот, она гуляет по заснеженным переулкам, белые мухи застилают глаза, со временем просит Сысоева — сделать несколько снимков, но они выходят все, смазанными, ничего удивительного, если руки его постоянно трясутся, «о каких тут кадрах на память можно вести речь, когда этого кадра вряд ли, забудешь…».

Немудрено, что его тянет обратно, ему не терпится, скорее за стол, как для ребёнка праздник, не праздник, если не дали конфетку, так и для него, без рюмки спиртного вечер потерян, но…, боже мой, как надоело такое общение! Отвращение со временем нарастало, продолжая расти, до огромного кома, перекрывая отверстие в горле, которое не уменьшить ни глотками вина да, хоть и шампанским. Вместе с тем, дышать становилось труднее, как если в горле, перекрыть кислород, порой ей казалось, «что вот, вот, от всего этого она, того и гляди задохнётся».

В благодарение бога, ограниченной в средствах, не всё в столице доступно за деньги, субботние вечера в ЦДЛ составляли одно из тех исключений, что были отдушиной, глотком свежего воздуха. «Кем был этот гений, открывший возможность выхода в эту среду, как оказалось, человеком достаточно молодым, создателем сайта прозы [1]. Быть гениальным, это не значит являться премудрым научным сотрудником, протирающим очередные штаны в кабинетах ну, да…, его командировки, пусть хоть иногда, вылетает подальше, проветрить свою замшелость, его деградирующие мозги, аминь».

— Володя, а ты, как я погляжу — двуличный? Задавши вопрос Владимиру во время, так называемого, кухонного банкета, приподнялась со стула, — зачем тебе этот хвост, говоря обо мне? — и вырвав из его рук свою руку, взметнула бровью, продолжая в упор смотреть него, затем ещё напустилась:

— А на поверку…, ты, предпочёл каблук своей дочери мне, а то, что я живой человек, до тебя не доходит? Да, что с таким говорить, понятно…, фактически ты и есть, заурядный притворщик!

Непринуждённо попивая коньяк, облокотившись рукой о стол, подперев голову, он был абсолютно спокоен, сидя молчал, всего лишь, похлопывая глазами. Быть может, затаив свои мысли в пространстве его головы, этого «чёрного ящика». И как подумалось ей: «Глядит на меня, как на „безмозглую“ куклу, подобно тому, как ведут себя дети, рассматривая и обращаясь с красивой игрушкой».

— Забавно, что оказалась простушкой «распускающей уши», не ты ли мне предлагал свою помощь в решении дел и я, повелась, а в реальности? — его молчание, когда она обращалась к нему, воздействовало на нервы, сильнее распыляя её, толкуя его безответностью, в игнорировании мнений. — Теперь я вижу, что ты изначально такого желания не имел, это я толкую про оказание поддержки, если ты ещё меня слышишь, — распалившись, она отвернулась от него, посмотрела в окно, будто бы припоминая былое, — или может быть освежить твою память, о каких поездках шла речь?

Быть может, тебе подсказать, про какие покупки в Италии ты выводил серенады, а на практике, что? Как видим, не могу покупать себе элементарные вещи, даже и в те магазины, где огромные скидки я хожу как в музей, у меня там немало возможностей, поглазеть на товары в витринах!

— Просто, надеялся на то, что вы подружитесь с дочкой и будете ездить с ней вместе по заграницам за тряпками.

— Ценно, — подумав: «Он, что издевается? Ну и дела! А, речь его; по большей части нетороплива и взвешена», — Людмилу удивляло и то, что каждое слово — полный абзац, казалось было обдуманным.

— Нормально — считаешь, что я должна перед ней унижаться, тебя бы устроило, чтобы я стала прислугой её? Интересно и каким это образом? Чем ты помог мне, забыл, что до сих пор полный песец, «не выездная [2] «…, за кого ты меня принимаешь?

— Не стану умалчивать и скрывать, что притворялся «гусаром», привирал, прибавляя к словцу красного перца но, до известной степени — обмолвившись о предложении руки, — и в эту минуту сидя с ним за столом, Людмила заметила, что он дошёл до кондиции, опьянев, стал откровенен, — да я хотел, чтобы ты переехала, ко мне жить!

«Опять у него начинаются, такого рода заскоки, — она помнила, что похожие завихрения в его мозгу случались и раньше, — а спустя время, минут двадцать, он забудет про всё, что откровенно выплеснул мне в мимолётный момент помутнения, вернувшись с минутного одурения в норму».

— А в силу возраста, у меня не ахти шансов, чтобы найти младую и красивую обольстительницу.

— Да, красиво звучала фраза о роли хозяйки в «квартире холостяка», — и, посмотрев на него с презрением, она отстранилась к плите у стола. — Переехав, в другой город к мужчине старше себя по возрасту — вместо обещанной помощи мне в решении проблем, от тебя следуют одни сюрпризы…, вот уж такого не предполагалось, как оказалось, ты воображал, меня ненормальной? — вопрос повис в воздухе: «молчание, как знак согласия, а что же ещё…».

Весь вечер, как все минувшие вечера, которые не перечесть с той бесполезностью разговоров на кухне, чему и хотелось положить конец, поэтому прямо с утра, она решительно взяла себя в руки.

Не теряя надежды, продолжая поиск вакансий, откликаясь на все подходящие, в агентствах по найму домашнего персонала, тем временем отвечая на объявления интернет сайтов.

Теперь, романтическое настроение снова скрасило жизнь, в душе Людмила оставалась, как и прежде — мечтательной и вместе с тем озорной, не теряющей предприимчивости. Обращаясь в агентства по найму домашнего персонала, Людмила объезжала одно за другим агентства столицы, последовательно заполняя анкеты вакансий, воспитателей или же, гувернанток. А после гуляла по улицам мега города с бесконечной его чередой строений, храмов, церквей, бизнес центров, парков и станций метро и вместе с тем, ощущая своё одиночество, хотя ей нравились растянутые эти прогулки. В минуты мечтаний, останавливаясь и наблюдая за городской суетой, на телефон, снимая виды Москвы с таким разительным контрастом архитектуры, старинны и современных конструкций и стилей, подмечая вековую разницу стилей.

В один из дней, заполнив анкету вакансий в журнале одного из агентств района улиц Тверской, дожидалась инвайта, теперь дни заполнили паузы; после заполнений колонок в страницах подходящих вакансий до связи с менеджером агентства и последующим собеседованием.

Агентство заключало договор о сотрудничестве, вначале нанимателю предлагалось заключить соглашение на месячный или двухнедельный срок.

Но, вот последовало и долгожданное приглашение на собеседование. В день собеседования в фойе агентства собралось не малое количество претенденток, большинство их было из «не залежной» Украины. «Интересно», — рассматривая записи в журнале вакансий, в колонке о стаже работы в этой профессии у многих из них значится более десяти лет, — «каким же образом там, в бывшей союзной республике они смогли его наработать, если недавно страна жила в эпоху всеобщего равенства?»

Среди приглашённых на собеседование, Людмила видела ещё и других соискателей, разодетых кто и во, что был «горазд»; как и в скромном педагогическом стиле, приходящих в агентство впервые. Наблюдая за эмпиричным показом моделей, маскарада умудрённых гувернанток и нянь.

Из приёмной, кандидаты поочерёдно переходили в соседнюю комнату, в дальнейшем в присутствии менеджера, поднаторевшего в деле, происходит общение с нанимателем; родителями ребёнка или управляющим делами семьи.

Предполагалось, что вопросы должны затрагивать темы профессиональных навыков, но нередко они затрагивали личную жизнь, тоже касалось и состава семьи. В таких случаях, Людмиле приходилось рассказывать о Владимире, рисуя образ того, как человека супер интеллигентного, подавая отношения с ним, описывая взаимопонимании и уважении с перспективой на будущее, не забыв упомянуть о его президентских наградах научного деятеля.

В завершении поясняя тем, что в гражданском браке они состоят исключительно временно; по причинам, связанным с предстоящей покупкой недвижимости. Судя по всему, она не могла заявить о том, что в настоящее время она является «содержанкой хитро мудрёного старого дяди».

В агентстве, расположенном на Тверской с одиннадцати утра и до девятнадцати вечера как обычно продолжались экспресс собеседования с кандидатами домашнего персонала. Вот и сегодня намеченные в группы опять же, по пять, шесть человек, они приглашались по одному в отдельную комнату к знакомству с предположительным нанимателем.

Во время такого контакта с кандидатами на должность нянь, гувернанток, поваров, домработниц наниматели позволяли себе расспрашивать, обо всём, о чём только душа пожелает и зачастую, утомляя лишёнными смысла вопросами, абсолютно «кретинскими», не имеющими никакого отношения к данной сфере услуг.

Морально изматывающие собеседования, отнимали уйму времени у претенденток разных мастей, курлыкавших повсюду на диванах и стульях. Как-то раз, в одной из таких групп в холле, в ожидании своей очереди находилась Людмила, мимо которой продефилировали две элегантно одетые дамы: «стало быть, наниматели».

В абие выяснилось; они подбирали гувернантку для девочки но, вместо коротких спросов о стаже работы с детьми, о возрасте воспитанника, образовании, посыпались странные темы, абсолютно не относящиеся к работе с детьми: «Что здесь происходит, проверка на стрессоустойчивость, адекватная, пожалуй, что вакансии брокера, или по принципу злой добрый полицейский?»

Битый академический час, а до каких ещё пор, продлятся эти моральные пытки двух ненормальных? — размышляла Людмила. Её так и подмывало, прервать непонятное экспресс собеседование, с вопросами абсолютно далёкими по смыслу не относящимися к детским занятиям и к поприщу гувернантки вовсе. А тут эти две нанимательницы, завели речь о фильмах, с тематикой неуместных вопросов и не располагающих абсолютно к беседе.

Тем временем интерес нанимателей стал очевиден, добравшись до сериалов: « Предпочитает ли, вы смотреть сериалы?» В таком случае, могли бы об этом и открытым текстом спросить. Что выразилось бы, однозначно, — во время работы не имею привычки смотреть кинофильмы, тем более сериалы, ни бразильские, тем паче, ни какие либо другие».

— А, кто, по Вашему мнению, является самым блистательным актёром страны?

— Алиса Фрейндлих.

— А, Вам известно в каких кинолентах актриса снялась?

— Не помню — «что происходит, — постигавши умом, — казалось, память застопорилась» — такое ощущение, которое где — то сродни к ситуации во время экзаменов, когда ты знаешь тему, но почему — то в нужный момент, когда нужно ответить на заданный вопрос в лоб, ответить не в состоянии, в голове пустота». И только в конце был задан вопрос Людмиле по существу:

— Известны ли, Вам какие либо методики, занятий с детьми?

Людмила посмотрела на женщин, прикидывая: «А, кто из них мама?» Одна, из сидевших за столом напротив, больше напоминала бурятку с монголоидной формой лица и стрижкой каре, а вторая с причёской, классической формы, когда на затылке волосы собраны в виде шара, шатенка, относилась скорее к числу коренных москвичей.

«Интересно, когда же, прекратятся допросы этих двух ненормальных?» — подумалось вновь, глядя на рты этих двух, которые не закрывались и вдобавок, «впившись глазами», женщины всё говорили и не унимались, наращивая потоки вопросов, приёмами телешоу; где каждая фраза следует с ускорением:

«Хорошо, что перед приходом в агентство, до собеседования я прогулялась по Китайгородскому торговому центру. Прикупив себе блестящий браслет, а там и воспользовавшись возможностью переодеться, благо сменила рубашку в светлую клетку на тунику с «морским утренним бризом» — в то самое время, размышляла Людмила, что могло позволить, не реагировать на маневры этих двух непостижимо озабоченных, мерзкого собеседования с пристрастием.

А потому, что тем временем, когда двое принимались «поедать глазами», расцветка туники и позолота браслета отвлекала этих, по всей видимости, «не адекватных», лесбиянок, которые так и норовили впиться в зрачки её глаз: «таращатся, достали, смотрят, ловчатся но, к счастью и не только в зрачки. Из кожи лезете, а приходиться перевести ваше внимание с них на рисунок туники и на браслеты? А, чем собственно они занимаются здесь, гипнотизируют? — терялась в догадках Людмила».

Третий час, как собравшиеся в приёмной ожидали результаты их выбора, какая — то гувернантка порывалась уйти, менеджер попросила её немного ещё задержаться, к концу третьего часа определились, результат этого поразил: из восьми, кандидаток на вакансию гувернантки пригласили подписывать договор кандидатку, которая была не в курсе дошкольных методик. Об этом она поделилась в фойе, после собеседования с нанимателями, когда ждала результата вместе с другими женщинами, которым только ещё предстояло пройти собеседование.

И как выяснилось в итоге, она проживает вблизи дачи этих двух нанимателей. «И зачем только, столько людей приглашать, отнимать время у всех, когда в анкете агентства имеются данные, о местах проживания каждого?» — негодующе недоумевала она.

Но, каково же было удивление, когда через три дня объявили по телеканалу: актрисой года стала Алиса Фрейндлих. «Может они приходили в агентство не для найма гувернантки ребёнку, а с целью, узнать моё мнение, о номинантах на вручение премий?»

Тем не менее, без успешного прохождения собеседования — нет и приглашения на работу, что начинается с пробных дней в семьях. «Менеджер, должный оговаривать с нанимателями оплату за каждый пробный из дней, приходящего к ним персонала так, как оплата за несколько дней в кассу агентства не поступает, ведёт себя нагло. По всей вероятности, сотрудники агентств «заигрывают» с нанимателями, которым сообщается, о необходимости оплаты за эти пробные дни но, минуя агентство и в таком случае, оплату за пробные дни менеджер, курирующий вакансии делит с работодателем, — размышляла Людмила, прикинув в уме: «Сумма от двух с половиной тысяч рублей в день помноженная в среднем на два, с учётом того, что один работодатель вправе приглашать на пробные дни до семи разных нянь. Всё это касается и домработниц, убирающих дома нанимателей, таким образом, до заключения договора с одним из кандидатов домашнего персонала, если работодатель, воспользуется услугами семи сотрудников то, обогатится в среднем на сумму примерно в семидесяти тысяч.

Всё приходится узнавать самим претенденткам вакансий домашнего персонала на практике, а иначе, что? Работать за спасибо, как «Папа Карло» [3]? Учитывая отношения к нанимаемому персоналу, не удивительно, что нормального отношения от подобных менеджеров агентств нечего и ждать, — свирепела она, прождав в очередной час в холле агенства, — И когда же, они и её пригласят?

Такое пренебрежительное отношение, о каком в таком случае имидже учреждения может быть речь, если не учитывают человеческий фактор, не говоря о найме работников? В организацию деятельности штата, как известно, включается пункты: от правильного подбора персонала, постановки конкретных задач, согласование усилий, для более эффективного исполнения поручений, делегирование полномочий и определение обязанности и ответственности сотрудников.

О таком ли отношении, в своё время писали разработчики современной теории менеджмента Анри и Мария Файоль? Согласно этой теории: «Оплата труда должна быть справедливой и по возможности удовлетворять, как персонал, так и организацию, как оплата, так и условия труда должны быть обоюдно приемлемы», — вне себя, стоя у вешалки для пальто в холле Тверского агентства, по окончанию собеседования, Людмила снимала свой плащ, ведя свой мысленный монолог. Людмила, имевшая высшее образование по специальности финансовый менеджмент, тем временем, брала из корзины свой зонт, обдумывая происходящее здесь.

И опять то, ли по странной случайности, при выборе кандидата на должность гувернантки одна и та же нанимательница через отрезок времени выбирает её. Ведь именно в этот дом, в качестве гувернантки приглашали её, где она и столкнулась с ситуацией, когда предупреждение нанимателя, о недобросовестной работы повара, принесло вред ей же, самой. Да, на поверку, человеку с высшим образованием сложно работать в сфере услуг персонала, такие полезные прогнозы о неблагоприятной ситуации в будущем, к сожалению, задевают, прежде всего, самолюбие работодателя; у нанимателя с амбициями в голове только одно — кто в доме хозяин так, зачем ему советы работников, окончивших Ломоносовское МГУ [4]?

Почему? Спросить у кого, когда её обращения к менеджеру Тверского агентства в отношении оплаты за пробные дни не принесли результата. Тем не менее, Людмила не понимала, с какой это стати, менеджер пригласила её на собеседование, к той же из нанимательниц?

С чем это связано, с тем ли, что в агентстве учитывается зодиакальный фактор, человека, из определённой семьи с зодиакальными знаками. Людмила обладает превосходным для этой профессии знаком — Рак, человек, рождённый под этим знаком, является очень домашним, любит детей и комфорт, он находится в условиях, соответствующих финансовому благополучию, в случае, если рак уходит — это сигнал того, что раку становится не уютно, значит, где-то скрыты причины, не располагающие его будущему. В приёмной с ней познакомилась девчушка, лет двадцати двух с Украины.

— Когда я была у неё на Красной горке, — обратилась она, при этом нервно поправляя и теребя пряди кудряшек, что вились до плеч, рассказывая про ту самую нанимательницу, что сегодня на собеседовании, с которой и у Людмилы отношения не сложились, — она мне за трое суток с ночёвкой не заплатила.

С горечью в голосе и чуть не расплакавшись, у самого выхода но, через секунды сдержавшись, сказала:

— Или им только нравится, что использовать нас, — поделилась она за плотными дверями агентства, следуя по ступенькам, — Этот «Бе… Мор» направляет, заниматься с детьми, а в итоге, гувернантка работает в семье день другой и всё за спасибо.

— В течение двух недель, а то и дольше в дом многодетной мамы, которую мы повстречали сегодня в «Бе… Море», после собеседования кандидатки на должность домашнего персонала приходят к этой же нанимательнице, потому, что менеджер направляет нас именно к ней, одну за другой, а она нам не оплачивает за отработанный день. Вот и эта такая…, в доле с сотрудником. — Я понимаю, — Людмила согласно кивнула, — в этом агентстве мы нередко встречаем знакомых хозяек таких, кто меняет свой персонал практически через каждые два, три месяца, якобы с целью подбора сотрудников, а реальности ими проводятся пробные дни, чтобы даром использовать труд, вообразите — классная же, экономия!

После недельных метаний, по разным агентствам, наступили воскресные дни. В субботу, после полудня Владимир Арнольдович, сообщил, что ему нужно зайти к коллеге, убрав посуду на кухне, Людмила проследовала к шифоньеру, достав из него спортивный костюм, тёмную куртку с гладким небольшим воротом, с молниями на манжетах и длинной молнией впереди, что служила застёжкой, оделась.

В прихожей, сунув ноги в полусапожки и обувшись, поджидала Владимира, пока тот обуется, через время, подала ключ от квартиры и вскоре, они спускались на лифте, направляясь к коллеге Владимира. Через пару минут показались высотки, они заходят в подъезд, идут к лифту. Двери лифта открываются, входят внутрь.

— Какой этаж? — поинтересовалась Людмила.

На седьмой, — отвечает Сысоев, нажимая на кнопку, лифт поднимается выше.

Людмила и Владимир Арнольдович выходят в небольшой холл лестничной клетки, с площадки в квартиру, попадая сразу в небольшое пространство прихожей при входе логова, так называемого холостяка, если не учитывать длительность их отношений с Алей. Раздевшись, Людмила с Сысоевым проходят по узкому коридору в гостиную, интерьер стиля шестидесятых, где они расположились на мягком диване, а напротив, восседая на крутящемся стуле, полу боком к компьютерному столу, тонированному под орех, хозяин квартиры. Не мешая беседе мужчин, Людмила с интересом разглядывает картины: «вот полуобнаженная женщина в акварели, и не удивительно, зная сексуальность Владимира, а рядом карандашный рисунок Эйфелевой башни, и вид Елисейских полей в Париже».

— Я привёз их, как тебе, нравится? — поинтересовался хозяин квартиры, так просто и так естественно прозвучал голос коллеги Владимира, при этом, он поедает Людмилу глазами, а она, кажется, что понимает того с полувзгляда; ощущая, что в голове сидящего напротив неё варятся самые сексуальные мысли, но отвечает несколько сдержанно:

— Да…, — вопрос притянул её мысли к разочарованию в прошлом, к хронике лет, пригвоздивших к стране с судебными законами, ограничивающими данные Конституцией права человека, сделав Людмилу не выездной, отрешившись от мужчин, что вели разговор, погрузившись в размышления о любовной связи и о правах свободного передвижения граждан: Как же, мне хотелось иметь свою личную жизнь, в то время, борясь за наследство, я стремилась к тому, чтобы жить в своём доме с любимым мужчиной, а теперь испытываю лишь досаду, только подумав о том; Сколько провела бессонных ночей за письмами, обращаясь в различные правовые инстанции; прокуратуру, полицию, множество доказательств собрала для суда, судьям которые, как только я подавала в суде, если, что не смялись, глядя прямо в глаза, словно оглохшие…, будто бы, говоря: «Правосудие принимает лишь деньги, а доказательства ваши в суде не берутся в расчёт».

Между тем, покинув флешбэк, вернувшись в реальное время из проекции прошлого к причинам соотношения, приведшим к моменту, отвращения к личности до неприязни, пребывать в обстановке с Владимиром, подумала: «Париж, как далека я от него, повязанная проблемами, из-за поглотившей года, бескорыстной любви…, теперь, только и остаётся, что любоваться на выкрутасы „кощея“, смена лиц, как на обложке журнала, а что там внутри, жизнь не пролистаешь от конца до начала, не чтение арабской книги».

— Могу предложить тебе несколько книг.

— Здесь стихи? — глаза Людмилы загорелись, она не могла скрыть нежданной перемены в её настроении, интереса, симпатии, которые она питала к творческим людям.

— Да, летопись будней в стихах.

Людмила открыла их, читая автора Еврейской фамилии, она подумала, — возможно, поэт перед ней и он публикуется под псевдонимом.

— И как, ты это находишь?

— Стиль близок, похоже на то, как писал Мандельштам, но в них немного иначе, — переведя взгляд с книги на её обладателя, в котором улавливалось восхищение. Владимир Арнольдович не мог не заметить бэк раунда, не в силах повлиять на эмоции, которые незримо, словно разноцветные бабочки порхали по комнате и не найдя иного способа перетянуть внимание на себя, прервал диалог:

— Володя, вот эта флэшка на ней то, что ты обещал?

— Просмотри файл и проверь ещё раз.

Всё тот же внимательный, глазами раздевающий взгляд: « Игры, игры глазами, но недооценить, иной приятной коммуникации в компании автора, если за чашкой кофе в его мастерской обсудить литературу и драму стихов, летопись будней поэта, словно вьющего, что ни день, вкруг его одиночества кокон». Испытывая неловкость, в который раз, она поправила волосы, смутившись, склонила голову вправо, задержав ненадолго внимание на тёмной мебельной полировки, книжного шкафа, серванта вдоль стен, в то же самое время, рассматривая на журнальном столе, лежащие декларации, «скорее налоговые».

Хозяин, проследив за взглядом, сказал:

— А…а…, это я заполнял налоговый вычет, знаешь, когда часть средств на оплату учебы, лечения, возвращается.

— Вот, к примеру, у Владимира ежемесячный доход составляет около ста, сто тысяч. То, в случае оплаты его операций, ему вернут часть затрат.

— Нет. У меня не сто, а меньше выходит.

— Что ты сказал? Не сто? У тебя не сто, как же так, почему же, меньше? Прикинем доход: учтём премиальные, командировочные и плюс тринадцатую — оклад, а по сему, он — гораздо больше.

— Не так ли? — удивилась Людмила.

— Ну, нам пора, — заторопился Владимир, — я всё посмотрел, спасибо, — потирая редеющее волосяное покрытие головы, добавил, — флэшку занесу, думаю дня через два.

— Хорошо, я вас провожу. В прихожей хозяин помог Людмиле одеться, пока её спутник всё ещё застёгивал куртку, молнию очередной раз заело: « И не удивительно, если ты заслуженный «скряга», вот оно значит, каково реальное положение…»

Покидая парадную, уточнила:

— Так, что получается, в настоящее время, ты имеешь подобный доход, тем не менее, я не могу дочери выслать лишнюю тысячу к празднику? Но при этом, ты помнишь, сколько мы затратили на этот раз в магазине, а она могла купить лишь бутылку с шампанским и разве, что шоколадку?

— Нет, ты не так поняла, доход мой гораздо ниже.

— А странно, особенно, когда у твоего сослуживца очередная модель новой марки машины, ты только послушай себя, о чём ты лепечешь?

— Хорошо, что требуется от меня, ты хочешь, пойдём, пройдёмся туда, где на углу банкомат, отправим твоей дочери денег, в данное время при мне карта Сбербанк.

«Ну, да, вот он какой, какие широкие жесты, как всегда, пускает мне свою пыль в глаза», по его представлению, какой мне ещё быть, как не провинциалкой наивной?»

Ей припомнился, один из приездов дочери, и события на предшествующем курсе, когда дочь встречалась парнем с дурными наклонностями, эти отношения дочери беспокоили мать, тогда Людмила уговорила дочь, остаться дома и забыть про того, непутёвого парня. Тогда же, она нашла у своей юной девочки, книгу; разрекламированный роман, и всё про одиночество, содержание страниц про самые натуральные призывы к самоубийству, как и про бессмыслицу отношений героев, прочтение содержимого книги; романа польского писателя вызывало у Людмилы ощущение — жути: «Неужели у дочери такое надрыв, опасное настроение, когда человеку не по себе на душе, к чему может привезти гнетущее состояние в совокупности с таким панихидным „чтивом“? Пожалуй, что к тупому итогу — броситься под проходящий поезд, тому, чем и заканчивается безотрадная книга, с сюжетом высосанных из пальца проблем».

Обо всём об этом, Владимир Арнольдович не имел понятия, «Да и зачем посвящать в проблемы моей семьи человека, если его отношение ко мне фальшивое, игнорирующее действительность?

А, хотя, — вернувшись в воспоминания, — гипотетически не та ли ситуация была с его дочерью, кто знает, однако он мне и здесь пытался «втереть», чем вызвана её инвалидность, внушая мне, что в результате аварии. Когда я достоверно знаю и не с чужих слов, а от самой Камиллиной матери обо всём, что произошло в той ситуации, когда Камилле дал отставку жених, бедная мать“. Людмила подумала о покойной: „С ней дочь прекратила общение, за два года до смерти.

А, кажется, всё это случилось из-за денежных споров, Камилле их всегда не хватало». Затем, она вернулась к прежней цепочке прерванных мыслей: «Девушка, решив покончить собой, выбрасывается с балкона высотного дома, но перстом провидения, предначертано выжить».

Такие проблемы от алкоголя в совокупности с амфогенной жизнью, а я то, знаю, причину заскока, выходящего за пределы нормального …, а какие усилия впоследствии приложила Камиллина мать, бессонные материнские ночи, хождения по врачам и чудо… Феномен, что она вообще встала с постели, и в настоящем передвигается, опираясь на трость. А, он мне всё врёт, врёт по любому поводу — учёный…, которого вижу насквозь».

[1] Про́за.ру́ — сайт, предоставляющий услуги публикации прозаических художественных произведений, созданный Дмитрием Кравчуком Русский литературный клуб.


[2] Имеется в виду, не выезжающая за границу.


[3] Папа Карло — герой сказки А. Н. Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино»


[4] МГУ — Московский Государственный Университет им. Ломоносова

В один из таких дней, в одном из агентств по улице Тверская, заполнив анкету вакансий, она дожидалась инвайта, дни были похожи на паузы; после заполнений колонок в страницах подходящих вакансий до связи с менеджером агентства и последующим собеседованием.

Агентство заключало договор о сотрудничестве, вначале нанимателю предлога лось заключить соглашение на месячный или двухнедельный срок.

Но, вот: « Дождалась», последовало и приглашение на собеседование:

В день собеседования в фойе агентства собралось не малое количество претенденток, большинство их было из «не залежной» Украины. «Интересно», — рассматривая записи претенденток в журнале вакансий, где в колонке о стаже работы в профессии няни или же, гувернантки у многих значилось более десяти лет: «Ну, и каким это образом там, в бывшей союзной республике они смогли проработать годами, если недавно страна жила в эпоху всеобщего равенства?»

Среди приглашённых на собеседование, Людмила увидела соискательниц, разодетых кто и во, что был «горазд»; как и в скромном педагогическом стиле, приходящих в агентство впервые с белыми воротничками или тёмную клеточку. Наблюдая за эмпиричным показом моделей, маскарада умудрённых опытом гувернанток и нянь.

Из приёмной, кандидаты поочерёдно переходили в соседнюю комнату, в дальнейшем в присутствии менеджера, поднаторевшего в деле, происходило общение с нанимателем; родителями ребёнка, управляющим делами семьи.

Предполагалось, что вопросы станут затрагивать темы профессиональных навыков, но нередко они затрагивали личную жизнь, тоже касалось и состава семьи. В таких случаях, Людмиле приходилось, преподносить образ Владимира, как человека интеллигентного, понимающего, подавая отношения с ним с перспективой на будущее, не забывая при этом упомянуть о его президентских наградах.

В завершении она поясняла, «что в гражданском браке они состоят исключительно временно; по причинам, связанным с предстоящей покупкой недвижимости. Ну, не могла же, она заявить, что в настоящее время является «содержанкой хитро мудрёного столичного дяди».

В агентстве, расположенном на Тверской с одиннадцати утра и до девятнадцати вечера как обычно продолжались экспресс собеседования с кандидатами домашнего персонала. Вот и сегодня намеченные в группы по пять, шесть человек, они приглашались по одному в отдельную комнату к знакомству с предположительным нанимателем.

Во время такого контакта с кандидатами на должность нянь, гувернанток, поваров, домработниц наниматели позволяли себе расспрашивать, обо всём, о чём только душа пожелает и зачастую, утомляя лишёнными смысла вопросами, абсолютно «кретинскими», не имеющими никакого отношения к данной сфере услуг.

Морально изматывающие собеседования, отнимали уйму времени у претенденток разных мастей, кулюкавших повсюду на диванах и стульях. Как-то раз, в одной из таких групп в холле, в ожидании очереди, где среди претенденток находилась Людмила, по коридору продефилировали две элегантно одетые дамы: «стало быть, наниматели».

А в абие выяснилось; они подбирали гувернантку для девочки но, вместо конкретных расспросов; о стаже работы с детьми, о возрасте воспитанника, образовании, посыпались странные темы, абсолютно не относящиеся к работе с детьми: «Что здесь происходит, проверка на стрессоустойчивость или адекватная вакансии брокера, или по принципу злой полицейский и добрый?

Битый академический час, как продолжаются расспросы неугомонных двух дам, а до каких ещё пор, продлятся эти моральные пытки?» Размышляя об этом, Людмиле захотелось прервать непонятное экспресс собеседование: «Ну, снова расспросы абсолютно по смыслу не относящиеся к поприщу гувернантки»; пока, что говорили о фильмах, с тематикой неуместных вопросов и не располагающих на её взгляд.

Тем временем интерес нанимателей стал очевиден, добравшись до сериалов, они уточнили:

— Предпочитает ли, Вы смотреть сериалы?

«В таком случае, могли бы об этом и открытым текстом спросить. Что выразилось бы, однозначно, — во время работы не имею привычки смотреть кинофильмы, тем более сериалы, ни бразильские, тем паче, ни какие другие».

— Кто, по Вашему мнению, является самым блистательным актёром страны?

— Алиса Фрейндлих.

— А, Вам известно в каких кинолентах актриса снялась?

— Не помню — «что происходит, — постигая умом, — казалось, память застопорилась» — такое ощущение сродни с ситуацией во время экзаменов, когда ты знаешь тему, но почему — то в момент, заданного в лоб вопроса, в голове пустота». И только в конце часа по существу:

— Известны ли, Вам методики, занятий с детьми, какие?

Людмила посмотрела на женщин: «Интересно, кто из них мама?» Одна, из сидевших за столом напротив, больше напоминала бурятку с монголоидной формой лица со стрижкой каре, а вторая с причёской, в классической форме; волосы собраны на затылке, в виде круглого шара, шатенка, скорее относится к числу коренных москвичей.

«Интересно, когда же, прекратятся допросы этих двух ненормальных?» — подумалось ей, глядя на рты, которые не закрывались и «впившись глазами», которые никак не могли уняться, накрашивая потоки вопросов, с приёмами телешоу и с нарастанием скорости:

«Хорошо ещё, что перед приходом в агентство, до этого пресс собеседования Людмила побывала в Китайгородском торговом центре. Прикупив блестящий браслет, воспользовавшись возможностью переодеться, благо, смогла сменить, рубашку в светлую клетку на тунику с морским утренним бризом» — что позволяет легче перенести маневры довлеющего собеседования.

А потому, что тем временем, когда эти двое, по всей видимости, «ненормальных», лесбиянок, принимали попытки «поедать глазами», расцветка туники и позолота браслета от неё отвлекала. Они же, нор овились впиться в глубину зрачка глаз: «Таращатся, достали, смотрят, ловчатся но, к счастью и не только в зрачки. Из кожи лезете, а приходиться перевести внимание с них на рисунок туники и браслеты? А, чем собственно занимаются здесь, гипнотизируют? — терялась в догадках Людмила».

Третий час, как собравшиеся в приёмной ожидали результаты их выбора, какая — то гувернантка порывалась уйти, менеджер попросила её немного ещё задержаться, к концу третьего часа определились, результат всего поразил: из восьми, кандидаток на вакансию гувернантки пригласили подписывать договор кандидатку, которая была не в курсе дошкольных методик. О чём женщина и поделилась в фойе, после прохождения собеседования.

В итоге и выяснилось: она проживает вблизи дачи этих двух нанимателей. «И зачем только, столько людей приглашать, отнимать время, когда в анкете агентства имеются данные, о местах проживания каждого?» — недоумевала Людмила.

Но, каково же было её удивление, когда объявили по телеканалу: актрисой года стала Алиса Фрейндлих. «Может они приходили в агентство не для найма гувернантки ребёнку, а с целью, узнать моё мнение, о номинантах на вручение премий?»

Тем не менее, без успешного прохождения собеседования — нет и приглашения на работу, что начинается с пробных дней в семьях. А тут ещё Менеджеры, должные оговаривать с нанимателем оплату за каждый пробный из дней, так, как оплата за несколько дней в кассу агентства не поступает, что — то мухлюют. По всей вероятности, сотрудники агентств «заигрывают» с нанимателями, которым сообщается, о необходимости оплаты за эти пробные дни но, минуя агентство и в таком случае, оплату за пробные дни менеджер, курирующий вакансии делит с работодателем.

Прикинув в уме: «Сумма от двух с половиной тысяч рублей в день помноженная в среднем на два, с учётом того, что один работодатель вправе приглашать на пробные дни до семи разных нянь. Всё это касается и домработниц, убирающих дома нанимателей, таким образом: До заключения договора с одним из кандидатов домашнего персонала, если работодатель, воспользуется услугами семи сотрудников то, обогатится в среднем на сумму примерно в семьдесят тысяч рублей».

Вот жизнь, всё приходится узнавать самим претенденткам вакансий домашнего персонала на собственном опыте, иначе, что…, работать за спасибо, как «Папа Карло»? «Учитывая отношения к нанимаемому персоналу, не удивительно, что нормального отношения от подобных менеджеров агентств на Тверской улице и не дождаться, — размышляла Людмила, прождав в очередной час в холле агентства, — И когда же и её пригласят?

Такое пренебрежительное отношение, о каком в таком случае имидже учреждения может быть речь, если не учитывается человеческий фактор, не говоря о найме работников? В организацию деятельности штата, как известно, включается пункты: от правильного подбора персонала, постановки конкретных задач, согласование усилий, для более эффективного исполнения поручений, делегирование полномочий и определение обязанности и ответственности сотрудников.

О таком ли отношении, в своё время писали разработчики современной теории менеджмента Анри и Мария Файоль? Согласно этой теории: «Оплата труда должна быть справедливой и по возможности удовлетворять, как персонал, так и организацию, то есть, как и оплата, так и условия труда должны быть обоюдно приемлемы!» С этими мыслями, вне себя, по окончании собеседования на Тверской, прикрыла двери Людмила, имеющая высшее образование по специальности финансовый менеджмент, на ходу обдумывая происходящее».

И опять то, ли по странной случайности, при выборе кандидата на должность гувернантки одна и та же нанимательница через отрезок времени выбирает её. Ведь именно в этот дом, в качестве гувернантки её уже приглашали, где она и столкнулась с ситуацией, когда предупреждение нанимателя, о недобросовестной работы повара, принесло вред ей же, самой. Да, на поверку, человеку с высшим образованием сложно работать в сфере услуг персонала, такие полезные прогнозы о неблагоприятной ситуации в будущем, к сожалению, задевают, прежде всего, самолюбие работодателя; у нанимателя с амбициями в голове только одно — кто в доме хозяин так, зачем ему советы работников, окончивших Ломоносовское МГУ?

Почему? Спросить у неё или у менеджера Тверского агентства, обращения к ней в отношении оплаты за пробные дни не принесли результата. Тем не менее, Людмила не понимала, с какой это стати, менеджер пригласила её на собеседование, к той же самой из нанимательниц?

С чем это связано, с тем ли, что в агентстве учитывается зодиакальный фактор, человека, для определённой семьи с их зодиакальными знаками. Людмила обладает превосходным для этой профессии знаком — Рак, человек, рождённый под этим знаком, является очень домашним, любит детей и комфорт, он находится в условиях, соответствующих финансовому благополучию, в случае, если рак уходит — это сигнал к тому, что раку становится не уютно, значит, где-то скрыты причины, не располагающие благополучию в будущем. В приёмной с ней познакомилась девчушка, лет двадцати двух с Украины.

— Когда я была у неё на Красной горке, — обратилась она, при этом нервно поправляя и теребя пряди кудряшек, что вились до плеч, рассказывая про ту самую нанимательницу, с которой и у Людмилы отношения не сложились:

— Она мне за трое суток с ночёвкой не заплатила. С горечью в голосе и чуть было, не расплакавшись, у самого выхода но, через секунды сдержавшись:

— Или им только нравится, что использовать нас, — делилась она за плотными дверями агентства, идя вниз по ступенькам: — Этот «Бе… Мор» направляет, заниматься с детьми, а в итоге, гувернантка работает в семье день другой и всё за спасибо.

— В течение двух недель, а то и дольше в дом многодетной мамы, которую мы повстречали сегодня в «Бе… Море», после собеседования кандидатки на должность приходят к этой мадам, та менеджер направляет нас к ней, в Красную горку, одну за другой. Там всем кандидаткам на должность домашнего персонала, она не оплачивается за отработанный день. Вот одна из таких нанимательниц, которые в доле с сотрудником. Поэтому мы в этом агентстве нередко и встречаем знакомых хозяек, кто заменяет свой персонал практически каждые два и три месяца, с целью подбора сотрудников, а реальности они проводят пробные дни, чтобы использовать дармовой труд, вообразите — классная же, экономия!

После недельных метаний, по разным агентствам, наступили воскресные дни. В субботу, после полудня Владимир Арнольдович, сообщил, что ему нужно зайти к коллеге. Людмила, убрав посуду на кухне, проследовала к шифоньеру, достала с полки спортивный костюм, тёмную куртку с гладким небольшим воротом, с молниями на манжетах и молнией впереди, вместо застёжки, оделась.

В прихожей, сунув ноги в полусапожки, вскоре обулась, поджидая пока Владимир, обует ботинки, тем временем, подав ему ключи от квартиры и вот, они уже спускались на лифте, чтобы навестить коллегу Владимира.

Раздевшись в прихожей, она проследовала в так называемое холостяцкое логово, если не брать во внимание его связи с Алей. Затем, расположившись на мягком диване, а напротив восседал на крутящемся стуле, полу боком к компьютерному столу, тонированному под орех, сам хозяин квартиры. Тем, временем пока он просматривал файл, она с интересом разглядывала картины: «Вот полуобнаженная женщина в акварели, и не удивительно, зная сексуальность Владимира, а рядом карандашный рисунок Эйфелевой башни, и вид Елисейских полей в Париже».

— Я привёз их, как тебе, нравится? — сказал он так просто и так естественно прозвучал его голос, при этом, он поедал её взглядом, казалось, понимая его с полувзгляда; зная, что в голове сидящего напротив варятся самые сексуальные мысли, учитывая, что и Владимир Арнольдович присутствовал тут, она ответила сдержанно:

— Да…, — вопрос притянул её мысли к разочарованию в прошлом, к хронике лет, пригвоздивших к стране с судебными законами, ограничивающими данные Конституцией права человека, сделав Людмилу не выездной, отрешившись от мужчин, что вели разговор, погрузившись в размышления о любовной связи и о правах свободного передвижения граждан: Как же, мне хотелось иметь свою личную жизнь, в то время я так стремилась к тому, борясь за наследство, а теперь испытывая лишь досаду при мысли об этом. Сколько провела бессонных ночей за письмами, обращаясь в различные правовые инстанции; прокуратуру, полицию, множество доказательств собрала для суда, судьям которые только смялись, глядя прямо в глаза, словно оглохшие…, будто бы, говоря: «принимаются лишь деньги, а доказательства в суде не берутся в расчёт».

Между тем, покинув флешбэк, вернувшись в реальное время из проекции прошлого к причинам соотношения, приведшим к моменту, отвращения к личности до неприязни, пребывать в обстановке с Владимиром, подумала: «Париж, как далека я от него, повязанная проблемами, из-за поглотившей года, бескорыстной любви…, теперь, я любуюсь на выкрутасы „кощея“, смена лиц, как на обложке журнала, а что там внутри, жизнь не пролистаешь от конца до начала, как нечто, вроде арабской книги».

— Могу предложить тебе несколько книг.

— Здесь стихи? — глаза Людмилы загорелись, она не могла скрыть нежданной перемены в её настроении, интереса, симпатии, которые она питала к творческим людям.

— Да, летопись будней в стихах.

Людмила открыла их, читая автора Еврейской фамилии, она подумала, — возможно, поэт перед ней и он публикуется под псевдонимом.

— И как, ты это находишь?

— How do you like it?

— Стиль близок, похоже на то, как писал Мандельштам, но в них немного другое, — переведя взгляд с книги на её обладателя, в котором улавливалось восхищение. Владимир Арнольдович не мог не заметить бэкраунда, не в силах повлиять на эмоции, которые незримо, словно разноцветные бабочки порхали по комнате и не найдя иного способа перетянуть внимание на себя, попытался прервать диалог:

— Володя, вот эта флэшка на ней то, что ты обещал?

— Просмотри файл и проверь ещё раз.

Всё тот же внимательный, глазами раздевающий взгляд: « Игры, игры глазами но, недооценить, иной приятной коммуникации в компании автора, если за чашкой кофе в его мастерской обсудить литературу и драму стихов, летопись будней поэта, словно вьющего, что ни день, вкруг его одиночества кокон».

А тут, испытывая неловкость, в который раз, она поправила волосы, смутившись, склонила голову вправо, задержав ненадолго внимание на тёмной мебельной полировке, книжного шкафа, сервантов вдоль стен, и невзначай, рассматривая на журнальном столе, лежащие декларации, «скорее налоговые».

Хозяин, проследив за взглядом, заметил:

— Ах, это…, я заполнял налоговый вычет, знаешь, когда часть средств на оплату учебы, лечения, налоговой возвращается.

— Вот, к примеру, у Владимира ежемесячный доход составляет около ста, сто тысяч. То, в случае оплаты его операций, ему вернут часть затрат.

— Нет. У меня не сто, а меньше выходит, — протараторил его оппонент.

— Что ты сказал? Не сто? У тебя не сто, как же так, почему же, меньше? Прикинем доход: учтём премиальные, командировочные и плюс тринадцатую — оклад, а по сему, он — гораздо больше.

— Не так ли? — удивилась Людмила.

— Ну, нам пора, — заторопился Владимир, — я всё посмотрел, спасибо, — потирая редеющее волосяное покрытие головы, он добавил, — флэшку занесу, думаю дня через два.

— Хорошо, я вас провожу. В прихожей хозяин помог Людмиле одеться, пока её спутник всё ещё застёгивал куртку, молнию куртки очередной раз заело: « И не удивительно, если ты заслуженный «скряга», вот оно значит, каково реальное положение…»

Выходя из подъезда, она уточнила:

— Так, что получается, в настоящее время, ты имеешь подобный доход, тем не менее, я не могу дочери к празднику выслать лишнюю тысячу? Но при этом, ты помнишь, сколько мы затратили на этот раз в магазине, а она могла купить лишь бутылку с шампанским и разве, что шоколадку?

— Нет, ты не так поняла, доход мой ниже…, гораздо, — проблеял Владимир.

— А как — то странно, ты не находишь? Когда у твоего сослуживца очередная модель новенькой марки машины, нет …, ты только послушай себя, о чём ты лепечешь?

— Хорошо, что требуется от меня, ты хочешь, пойдём, пройдёмся туда, где на углу банкомат, отправим твоей дочери денег, в данное время при мне имеется карточка.

«Ну, да, вот он какой, какие широкие жесты, как всегда, пускает очередную пыль мне в глаза», по его представлению, какой мне ещё быть, как не провинциалкой наивной?»

И тут, припомнился, один из приездов дочери, события на предшествующем курсе, когда дочь встречалась парнем с дурными наклонностями, эти отношения дочери беспокоили мать. Тогда Людмиле ещё повезло, когда она уговорила дочку остаться дома и забыть про него, как какое — то недоразумение. Как и та книга, которую она нашла у своей юной девочки, разрекламированный роман, и всё про одиночество, самые натуральные призывы к самоубийству и бессмыслица в отношениях, прочтение, которых, вызывало у Людмилы ощущение — жути: Неужели у дочери такое в душе, опасное настроение, когда человеку не по себе, к чему может привезти гнетущее состояние в совокупности с таким панихидным «чтивом»? Пожалуй, что к тупому итогу — броситься под проходящий поезд, тому, чем и заканчивается безотрадная книга, с сюжетом высосанных из пальца проблем».

Об этом не был в курсе Владимир, «хотя, зачем посвящать в проблемы семьи человека, если его отношение ко мне фальшивое, игнорируя в действительности?

А, хотя, — вернувшись в воспоминания, — гипотетически не та ли, ситуация была с его дочерью, кто знает, однако он мне и здесь пытался «втереть», чем вызвана её инвалидность, внушая мне, что в результате аварии. Когда я достоверно знаю и не с чужих слов, а от самой Камиллиной матери обо всём, что произошло в той ситуации, когда Камилле дал отставку жених, бедная мать“. Людмила подумала о покойной: „С ней дочь прекратила общение, за два года до смерти.

Кажется, всё потом, случилось из-за каких — то денег, Камилле их всегда не хватало». Затем, она вернулась к прежней цепочке прерванных мыслей: «Девушка, решив покончить собой, выбрасывается с балкона высотного дома, но перстом провидения, предначертано выжить».

Такие проблемы от алкоголя в совокупности с офигительной жизнью, а я то, знаю, причину заскока, выходящего за пределы нормального …, а какие усилия впоследствии тому, приложила Камиллина мать, бессонные материнские ночи, хождения по врачам и чудо… Феномен, что она вообще встала с постели, и в настоящем передвигается, опираясь на трость. А, он мне всё врёт, врёт по любому поводу — учёный…, которого вижу насквозь».

Глава четвёртая

Авто мчалось по кольцевой дороге, минуя перекрёстки домов городского округа Люберцы, в сторону «Домодедово»[1], в направлении Северо-Восточного округа «Марьиной рощи»[2], под парящими в облаках самолётиками, что блестели словно игрушечные, проносясь мелькающих вдоль мелькания стройных березок, уходящих вглубь соснового леса, следуя к дачам в «Благуше».

С течением времени подъехав в районе Соколиной горы к Храму Димитрия Солоунского, сплошь в строительно лессовом каркасе. В нём по-прежнему медленно, время от времени, на собранные средства от граждан, велась реконструкция.

Притормозили у церкви, Людмила направляется к Храму. «А в храм с ним не зайти, хотя душу всё так и тянет заглянуть вглубь, примета такая, когда твоя жизнь — в грехе… двери храма закрыты, закрытые они, когда я у дверей с ним».

Людмила уходит, останавливается у придорожного магазина, приобретает немного молока и яиц у престарелых бабулек, торговавших неподалеку в закутке, у стен продуктового магазина, в который тот час входит Владимир, для закупки провизии, а также за парой четвертинок коньячных, фунфыриков.

После закупок они продолжили путь, по грунтовой дороге, сворачивающей в сторону утопающих в зелени дачных улиц, посматривая из автомобиля, съезжающего по покатой развилине. Пока не достигли конторки охранника, а там мужчины обменялись приветствиями, после того как, шлагбаум был поднят, они тронулись и поехали прямо.

На втором перекрёстке машина свернула, в проулке продолжая движение вверх, пока не показались крайние из частных владений.

Двухэтажный деревянный сруб красовался за невысоким заборам, поодаль в метрах пяти от него из небольших блоков две постройки, со всеми удобствами внутри них; кухней, ванной комнатой и санузлом, все строения на территории, где аккуратно подстрижен газон.

Дом напротив берёзовой рощи был в окруженье берёз, невысоких сосёнок, дубовых деревьев и никакого подобия сада, деревья шелестели листвой, создавая прохладу. Левее дома, замыкавшего цепь дачных строений с лепечущими через тропу берёзовым лесом, раскинулось поле, пестрящее разнотравьем и луговыми цветами: Иван чая, васильков и ромашек.

Владимир, вышел из авто и без всякого приглашения в адрес Людмилы, направился в деревянный сруб дома, идёт словно не замечая её. И только, стоило ей отойти в кусты, как у себя за спиной, слышит декламацию стихов классика, стихотворных строк неизвестных широкой публике: «что-то о том…, как женщина мочится под берёзами…».

Что поделать, наверно от поездки мозги у него расплавились окончательно или требуется срочно срочная помощь…, или накатить коньяку?» — затем, минуя калитку в размышлении о таковой, она последовала за хозяином дачи к небольшому строению, отдельного блока кухни.

— Знаешь, я думаю, хорошо бы, вынести стол поближе вон, к той высокой берёзе, здесь так мило и прохлада в тени, а всё ж таки, солнце не переставая палит.

— Хорошо, занимайся, — распорядился Владимир, направляясь к одному из хозяйственных блоков, — мне нужно включить электричество, воду, — при этом, указывая жестом руки и, повернувшись в сторону кухни, он заключил — расставь потом всё в холодильник.

— Да, — «Это ли поступки офицера? — размышляла она. — Да уж…, возраст говорит сам за себя, обслуживайте его, сервируйте столы, что значит, человек не военный, а корпящий в каком-то НИИ, что и сказать, ну и ну, научный сотрудник».

Через полчаса под кроной тенистых деревьев, где обдувал ветерок, расположившись в плетёном кресле, Людмила с упоением слушала пение птиц. На шаг от неё у крыльца, среди лучистых садовых цветов жужжа, кружились редкие пчёлы и каждая, была сама по себе, порхая с цветка на цветок, собирая сладкий нектар, бархатистые насекомые находились по близости в хрупкой гармонии с ней, не мешая друг другу.

— Так ты идёшь? — взяв в руки бокал, — поинтересовалась Людмила, наполняя Рислингом пузатый бокал, пригубив кисловатый напиток, ощутив, как куда-то исчезли вопросы, теребящие мысли; о незавидной, стало быть, роли: «А Вы, поди, кто?»

И это само копание, так свойственное обладателю русской души, уже перестало терзать, гуль и оно, словно скрылось в кустах за стволом одинокой берёзы. Чувствуя, как улетучилось напряжение…, хотелось просто сидеть, дышать, внимая звукам; жужжанию, пению и стрекотанию. Чу, и…, взмахнув крылом, чёрный дрозд полетел с ветви на ветвь.

— Замечательно…, тут, — протянул он но, при этом, слова его не имели соответствия взгляду, с беспокойством, он смотрел на цветы.

С его приходом закончилась ароматная прелесть минут — вдруг вихрем полетели к ним сначала несколько пчёлок, а затем их численность, жужжа, увеличилась, «по всей вероятности над столом кружится рой».

— Откуда они и как ты могла здесь сидеть, тебя они не беспокоили?

— Я не знаю, откуда они все взялись…

— Видишь ли, мне опасен укус всяких пчёл, после операции, сделанной мне в Израиле по замене сустава ноги.

— Понятно, что у вас с пчёлами взаимная неприязнь, вернее непереносимость, — не медля, унося бокалы и блюда в блок кухни, подшучивая над ним.

— А, знаешь ли ты, что пчелы, кроме того, что не любят грязи, плохих запахов, темноты, также не любят нескромности, возмущений и похоти, так считают в исламской религии. В христианстве пчела — символ души, чистоты и воздержанности. Есть суждения, что пчела долетает до садов Рая, посещать Царство умерших…, — она продолжала:

— Интересно, чем ты разгневал летающих пчел?

— У меня на них аллергия.

— Ответ не правильный, два ноль, — «однако пчёлы резко реагируют и на тех, кто долго общается с наркоманами, почему — то в голову закралась мысль об его дочери со странными перепадами настроения но, нет у Камиллы явно, что-то с нервами».

А кроме того Людмила была в курсе минувших событий, скандалов происходящих когда–то на даче, покойная хотела разделить это имущество, желая, выкупить у супруга дачу.

Немного погодя она поднялась на крыльцо, где у самого входа на столике должен находиться её телефон и, обнаружив его, поняла, что батарейка в нём разрядилась. Ну, а пока, решив, взять его сотовый, для разговора с сестрой, прошла внутрь дома, из коридора в спальню, там и заметила телефон у кресла на столике, взяла его. Как только нажала на кнопку включения, моментом стали поступать смс сообщения, с практически одинаковым содержанием: предложения об эскорт услугах, саун с тайским массажем, в непрерывном потоке шла речь об особо приятном препровождении времени, «естественно в женской компании».

— Интересные в телефоне твоём предложения, — после недолгой паузы, поинтересовалась она у Сысоева, который прилёг на мягкой перине широкой дубовой кровати, — ты так не находишь?

Людмила подошла к нему поближе, протянула ему телефон, чтобы внести ясность, герой любовник, словно став немощным, приподнялся на одном из локтей, другой рукой взял трубку.

Взглянув из-под газеты на сообщение, что высветилось на экране, опустив очки со лба на нос, так он до этого …, задремал:

— Ах…, это, — самодовольно с беспечной улыбкой, после секундной заминки, прокомментировал, — вечно, они присылают, после заказов такси.

«Что говорить, вывернется без труда», — пронеслось у Людмилы.

Спустя время, они перешли в кухонный блок, расположившись на угловом диване столовой, принялись слушать музыку, переключая движком в допотопном приёмнике радиоволны.

— Сколько пыли кругом, — тем временем приуныла она, — а жаль, что у тебя не хватило ума пригласить, хоть кого — ни будь на дачу прибрать.

— Я не могу в такой обстановке, — вероятно, не столько сама обстановка, как он, сопящий поблизости, её раздражал, — как это делаешь ты, лежишь среди пыли…

— Скажи мне, где же, всё это, всё, веник, ведро? В таком вот «сеттинге» не отдохнёшь, — подумав, «сомнения нет, мне придётся заняться уборкой.

Тем более толку нет в том, а смысл, выказывать недовольство? Скорее всего, на это он и рассчитывал, вечно он экономит, ведь он знал, что здесь кругом грязь, — затем ответила сама себе на вопрос: А собственно зачем, возрастным дедам нужны женщины, именно для обслуги, зачем же ещё!».

— Ну, а как там, у «бывших» твоих на Рублёвке, чем занималась семья? — поинтересовался Сысоев.

— Что за вопрос, прошло столько времени, зачем теперь углубляться? Владимир, у меня с нанимателем соглашение о неразглашении информации.

Людмила знает о том, что подобного договора с нанимателями из Рублёвки не составлялось, но вслух отвечает:

— Видишь ли, соглашение, накладывает на меня обязательства, такие как, не обсуждение с моих дел по работе с детьми.

Сысоев лежит на диване, даёт советы Людмиле, по ходу уборки. Людмила старается сдержать раздражение, в итоге высказывает.

— Свой совет дай себе сам, надо же …, никак в моей обязанности входит и обсуждение с тобой моих дел на работе, что по твоей вине на себя нагрузила, а ты обнаглел!

— Или не о чём говорить? Это же твои приятели, твои знакомые, а ты и не в курсе?

Сысоев трёт шею мизинцем, — Допустим, в таких словах есть резон ну, а я, пошел отдыхать…

— Не чую ног под собой, утомился.

— Поставь будильник на утро, — покричала она ему вслед, затем подумав, «а всё же, интересно, чем же, ты так измотался: Если не литр ли, болом?»

Затем вдогонку чуть громче:

— А ты не забыл, что мы собирались в «Жуковский» на лётное шоу и нужно попутно заехать билеты забрать.

Начиная с раннего утра, она нервничала, посему  заметно: он намеренно медлит, но в то же время, наперекор обстоятельствам, желание увидеть шоу, соревнование автомобилей марки Феррари с самолётом модели — Ан — 24 с каждой минутой росло и вдобавок ко всему, обнаружилось: у Владимира поднималось давление.

Настроение заниматься уборкой по дому, резко пропало, испытывая негативные эмоции, занося пледы и ковры с улицы в дом, как она ни старалась но, ей не удавалось отвлечь себя от навязчивых мыслей: «изобретательности его не видно конца, решил устроить замену лётного шоу на клоунаду?»

Становится ясным, зачем ему накануне соревнований в Жуковском потребовалось ехать сюда; его дочь с семьёй собиралась на дачу, ни в этом ли, вся «запиндя»? Мои планы естественно ничего не значат ну, а кто собственно я?»

Ближе к полудню, когда в дом был приведён к парадному виду, и только тогда ей удалось уделить время себе; своей внешности. Между тем Владимир ей объявил, что почувствовал себя значительно лучше. Вслед за этим, они выехали из «Благуши» направляясь в сторону Жуковского, расположенного в Московской области, продолжая движение, по Володарскому шоссе автомобиль набирал скорость.

Въезжая на широкие дорожные полосы, поворачивая, ориентируясь по стрелкам указателей, в то время как автомобиль мчался вперёд, рассекая потоки встречного воздуха, на исходе сорока минут, Людмила, с радостью замечает:

— Наконец-то на улице Фрунзе в Жуковском.

Учитывая дорожные пробки, Людмила с Владимиром едва поспели к завершению авто — лётного шоу и, тем не менее, им удалось увидеть последнюю тройку машин марки Феррари, выпускающих трёхцветный дым в виде колец, автомобилей идущих наравне с турбовинтовым самолётом, парящим над ними, максимальная скорость, которого 500 км/ч.

После завершения гонки, они побывали и в павильоне научных изобретений, посетили выставку роботов; многообразие технических новинок, модели орудийных приборов, сосредоточение компьютерных игр. В приподнятом настроении она замечает:

— Жизнь летит, только следуй за ней.

В то время, как она обходила у павильонов ряды авиатехники, бронетехники, различной спец. автотехники, тем временем, Сысоев стоял в стороне от павильона изобретений у выносных палаток с едой, попивал из стаканчика кофе, да курил.

Весна тем временем, с сырой погоды, меняет циклы, на тёплые дни и резко к жаре, подскочившей к середине недели.

А между тем, менялось и настроение и по прошествии нескольких дней, Людмила решила немного развеяться, прогуляться по столичному центру, совершить экскурсию по Кремлю.

Когда, при посещенье музея Кремля, случайно познакомилась с супружеской парой — солидного возраста, поступки супругов, казались какими-то не логичными;

«И зачем — этим малознакомым супругам понадобилось меня уговаривать и приглашать пообедать в каком-то привокзальном кафе», — размышляла Людмила, однако поддавшись на их уговоры.

Вскоре они добрались до кафе «Ёлки палки», что на площади у трёх вокзалов, традиции в нём были просты — каждый сам выбирал себе блюда, то было схоже со шведским столом. Как только супруги заказали шампанское то, Людмила лишь пригубила пару глотков игристого.

Возможно эта умеренность в употреблении вин, на тот момент помогла сохранить в голове её ясность, которая отдавала отчёт своим действиям. Людмила привыкла быть независимой от других в любой обстановке поэтому, обратившись к одному из официантов, попросила рассчитать её вопреки принятым здесь правилам не в конце обеда, а предварительно и отдельно.

И честно говоря, её не покидало смутное чувство тревоги, необъяснимой но, ей не нравилось совокупность обстоятельств, приведших в кафе, как и его обстановка, а кроме того, не понравился сам интерьер. В двухэтажном пространстве с круглыми залами, обозримыми с улицы сквозь прозрачные стены, где посетители столь просторного заведения, походили на диковинных рыбок в стеклянном аквариуме, непрерывно снующих туда и сюда, в круге террас и столов.

Части этого привокзального заведения представляли собой, как открытые площади с рядами столов, так и некоторые части пространства с отгороженными столами в кабинках. С восточной стороны «Ёлок палок», располагалась междуэтажная лестница, с нависавшим над ней огромным комом с длинным шнуром, являясь блестящей люстрой.

Прошло не так много времени, когда Людмила с ассортиментом блюд на подносе присоединилась к сидящей за круглым столом и тут же, в соседней кабинке, между подвыпившими посетителями разгорелся спор, внезапно нарушив спокойствие, привлёкши сотрудников полиции. Пять секунд и…, «какое-то странное и выжидательное выражение читалось на лицах супружеской пары, никак, по этой причине пара замешкалась и как — то притихла, — неужели, это внезапное появление полицейских нарушало прежние замыслы пары, вернее всего, не так себя поведут уверенные в себе москвичи».

Закравшееся недоверие, к паре уроженцев независимой Украины, якобы долгие годы живущих в Российской столице, интуитивно выталкивало Людмилу подальше от компании упитанных супругов, то и дело свербящих глазами, с назойливостью приглашая в свой недостроенный дом в Долгопрудном.

Но, вместе с тем, что-то необъяснимое, как крейзи в голове, по-прежнему продолжало её удерживать, не смотря на все её неоднократные колебания и сомнения. Она упорно не могла понять, «ну, почему, эти люди, по их словам, занимающие в прошлом высокий статус чиновников, оказались столько открытыми и гостеприимными к первой встречной у музеев Кремля? Да и зачем, этим якобы коренным москвичам потребовалось ждать пенсионного возраста для осмотра древних соборов и оружейных палат?» Зазвонил телефон, Владимир Арнольдович, прервав её размышления, словно этим подтолкнув к решительным действиям, отбросив куда — то какую-то абсурдную нерешительность, казалось звонок, освободил её от мутного чужого давления, подобного гипнотическому воздействию. Извинившись перед супругами, она резко встала из-за стола, оставив в недоумении супругов, сидящих за круглым столом, только то, и сообщив напоследок, что дома её заждались. Исчезнув из вида, под удивлёнными взглядами, на себя не похожих, словно застывших во время обеда, она заспешила по лестнице вниз к двери, а там выйдя на площадь, смешалась в толпе у входа в метро, открыла дверь и без оглядки спустилась.

Придя в магазинчик, что находился в ближайшем к дому квартале, Людмила с Владимиром, взяв тележку, прохаживались по залу, набирали продуктов, «интересно, что на еду денег ему никогда не жалко, вот он какой, добрый дядя. Вероятно, он думает, я просто животное? — рассуждала Людмила, — как видимо, мне больше ничего и не нужно?»

— Пойдём, купим чего — ни будь. Что ты хочешь, Люсель, вина…, шампанского?

— Лучше немного белого, — ответив ему, Людмила подумала: «Какая наигранность, улыбается мне, и не слова о том, что я разгуливала по кафе. Как надоели мне эти застолья, одно и то же, ужин на кухне! Да и к тому же гляжу — он не промах», наблюдая, как он при ней, не стесняясь ее, заигрывает без оглядки, с девушкой продавцом, «совсем что ли, сбрендил старый?»

Людмила продолжала стоять и смотреть, улыбалась, словно то, что происходит, естественно и вполне нормально, терпеливо наблюдая, как на глазах Сысоев одаривает шоколадкой девушку, сидящую на кассе. «Куда тебе, „дедушка Мазай“, — размышляла она, глядя на такое, откровенно неприличное заигрывание с девушками, со значительной разницей в возрасте, — ещё не всех зайцев собрал, как давно в зеркало на себя ты смотрел?» — хотелось одёрнуть его но, в этот момент в сумке её зазвонил телефон.

— Людочка, «здрасте», вернее доброго вечера Вам. Звоню Вам по просьбе Алисы, она будет ждать Вас около девяти, придёте в четверг?

Спустя несколько суток, когда наступил в четверг, и Людмила направилась на занятия с ребёнком к Алисе. По случайному совпадению, она оказалась недалеко от этого кафе «Ёлки палки», пересекала площадь, ей нужно было спуститься в метро, проходя мимо входа в вокзал, а тут в глаза ей бросилось объявление «о пропаже людей в районе метро», — внутри похолодев, она задумалась, припомнив недавнее не серьёзное знакомство в районе Кремля: «Ужас какой-то…, есть всё — таки у меня интуиция или то самое чувство — самосохранения, а может быть, обо мне позаботился мой ангел? Мысленно она поблагодарила своего ангела-хранителя, не оставляющего её. Ведь, Москва — это большой мегаполис и нужно быть осторожным, кругом суетятся разные люди, есть среди них и преступники, маньяки да мало ли, можно встретить здесь извращенцев, кто знает, что у таких не людей на уме?

Теперь в прошествии дней, подумав о возможных последствиях, она с облегченьем вздохнула, «как говорится: « На Бога надейся, но и сам не плошай».

Пройдя турникет, до неё донеслись приглушённые звуки, достав из миниатюрной сумочки трубку, Людмила ответила:

— Да, не волнуйтесь, еду, да, непременно, к девяти обязательно буду.

— Знаете, — продолжала петь в трубку, работающая на Цветном у Алисы, няня Светлана, — когда мы у Варюши спросили: — Тебе нравится Люда?

— Она сказала нам, что вы добрая и папа девочки из кандидаток одобрил именно Вас.

Спасибо, мне очень приятно, думаю, что мы с ней наладим хороший контакт, — но, в этот самый момент Людмила подумала, — ещё бы, когда дедушка Вари на меня глаз положил.

На прошлой неделе Людмила поочерёдно с другими претендентками на вакансию няни — воспитательницы, приходила к Алисе, маме двухлетней Варюше в фешенебельную квартиру, расположенную в монолитно-кирпичном доме на Цветном бульваре. В фойе её встречала Светлана, няня малышки, с которой они поднималась на лифте к секции, где находилась квартира работодателей, оборудованная различными современными инженерными системами, как и весь дом, находящийся под охраной.

Как было заведено, переобувшись в прихожей, Людмила проходила в гостиную, совмещённую с кухней, где вместе со Светой они занимались приготовлением блюд ребёнка на завтрак и на обед, пока малышка спала. Из окна гостиной ста пятидесяти метровой квартиры открывался прекрасный вид на улицы центра Москвы. И в тот день всё шло как обычно, после прогулки с Варюшей, покормив девочку, которую укачивала в спальне Светлана, Людмила доедала в гостиной — столовой обед, в то время как в дверь позвонили. «Странно, — кто себе позволяет, строгий Алисин режим нарушать, скорее всего, это соседи?»

Но, нет, как оказалось, это дедушка Вари. Алиса попросила ему открыть, она явно знала, кто позвонил. Когда прихожей Людмила открыла дверь, вошёл крепкого сложения мужчина, представился:

— Александр. — Вы работаете воспитателем, я дедушка Вари.

«Почему же дедушка не знаком с персоналом», — подумала Люда, на пути к холодильнику в столовой — гостиной.

Разместив в нём две чаши со смородиной и малиной, Александр попросил Людмилу проехать на лифте с ним вниз к первому уровню автостоянки.

Оказавшись у внушительного по размеру автомобиля, Людмила объясняла, помогая ему, наполнять небольшие контейнеры ягодами и молоденькими огурцами, привезёнными с загородного участка семьи. Что в настоящее время у неё первые дни, а дальше всё зависит от Алисы и папы Вари, на ком остановится выбор, для смены вахты Светланы, она её и знакомит со всеми обязанностями Варюшиной няни.

В четверг Людмила, выйдя из метро станции Трубная пересекая переход Цветного бульвара, поднялась по переулку к стеклобетонному многоэтажному дому, расположенному вблизи старинных переулков, протянутых выше. «Вот она перед вами архитектура культурно — исторического кольца». Людмиле особенно нравился этот столичный район и то, что свернув от «Варюшиного дома» вправо, по Кукольному переулку они доходили до детской песочницы, окружённой старинными улочками и домами, смотрящие из прошлых столетий Москвы.

«Как видно, — размышляла Людмила, уже придя в квартиру нанимательницы, проследовав в ванную комнату для прислуги, она переодевалась в другую одежду для дома, — основное время Алиса проводит в четырёх стенах квартиры, кроме контроля над персоналом, её требований в строгом минутном режиме, у бывшей танцовщицы, как показалось Людмиле, других интересов не существовало. Ситуация Алисы, поселившейся недавно в престижном районе столицы, была непонятна Людмиле, ведь Алиса с ребёнком прибыла в Москву не больше, года назад из Ростова, неужели она везде смогла побывать?

Почему, она не живёт культурной жизнью столицы, когда у неё столько возможностей, которые Людмила не могла себе нередко позволить. В субботу литературные вечера на Никитской, но ей не удастся на вечер поэзии снова попасть, что же делать, если я три недели на вахте с раннего утра до позднего вечера занимаюсь не только, как прописано в договоре с ребёнком, но вместо этого занимаюсь и приготовлением обедов Алисы».

Вместе с Варюшей они гуляли в небольшом сквере у цирка Никулина, затем перейдя дорогу и свернув в переулок, поднялись выше на площадку в непосредственной близости к дому её нанимателей, из окон которого она хорошо просматривалась. Сегодня к прогулке с ребёнком присоединится и Александр. Вскоре он оказался рядом, однако ребёнок, который вёл себя вполне адекватно, то лазая по канатам детской площадки, то с удовольствием раскачиваясь на качелях, вдруг зашёлся в истерике. Девочку вдруг затрясло, и она стала плакать навзрыд.

— Варюша, что ты? Что с тобой маленькая, что случилась, — допытывался от неё, Александр, которая прижалась всем телом к Людмиле. Как будто бы, девочка искала у няни защиты.

— Ничего, страшного, сейчас мы поедем с тобой в магазинчик. Помнишь, где мы покупали печенье? Девочка заулыбалась, отвлёкшись на приятное впечатление.

Зайдя в магазинчик, расположенный на углу дома, Людмила сказала: — Варюша сейчас ты покажешь дедушке, то, что тебе больше понравится, выбирай — вот печенье. А ещё что?

— Огурчик.

— Варюша, я тебе привезу ещё много огурчиков, — сейчас оплачу или выберешь что — то ещё?

Нет, — улыбаясь, ответил ребёнок.

Александр расплатился пластиковой карточкой — на кассе сдачи на крупную купюру не оказалось, затем, все вместе они поднялись на лифте в квартиру.

Когда контакт был налажен и, вернувшись, домой в самом прекрасном расположении духа, Варюша продемонстрировала игрушки, подаренные им, очевидно, что Варя помнила, кто их дарил. Варюша устроила для деда целый концерт, нажав на мелодии диско на синтезаторе, она перед ним танцевала и громко смеялась.

Тем не менее, как — то, странно, разговаривают, Алиса с дедушкой Вари в гостиной. Как только познакомившиеся люди, но не родственники, ребёнку которых два года.

— Алеся, как я помню, Вы приехали из Челябинска?

— Да, я до Ростова занималась гимнастикой, знаете я из спортивной семьи.

— А сколько у Вас в семье было детей?

— У нас было четверо, так получилось, что папа воспитывал нас в основном один. Я была старшей из них, мне приходилось заниматься и с маленькими.

В этот момент Варя принесла из детской большую куклу, которая имела в себе механизмы и выполняла многие функции: танцевала, повторяла слова и её к тому же, можно было и «покормить». Не раз Людмила вытаскивала куклу из промежутка в стене и шкафа но, она очередной раз, оказывалась засунутой на прежнее место.

— Вы не обижайтесь Алеся, но у нас в семье принято уделять больше внимания мальчикам, так было и со мной, как и с Ванюшей.

Ванюша был ребёнком сестры Руслана, отца Варюши. Теперь вникая в ситуацию, Людмиле становились понятнее манипуляции Светланы, потакающей задетому самолюбию Алисы, которая в разговоре с ней расхваливала её отца из Челябинска. Недавно Светлана сопровождала в поездке в родной город Алису с ребёнком. И особенно чудовищной показалась Людмиле фраза, прозвучавшая из уст няни.

— Когда мы сидели в аэропорту, к нам подошёл какой — то занюханный мужичок и стал что — то спрашивать у Светланы, а я как цербер сказала ему:

— Слышишь ты, иди отсюда!

— Прогнав его, я сказала Алиса, за вас с Варей я любого порву!

«Кошмар», — пронеслось в голове у Людмилы, — «конечно Светлана на всё способна, лишь бы ей выжить самой, у которой имеется разведённая дочь и двое мальчиков внуков, отстающих в развитии. Неудивительно, что она выжила с данной вакансии двух сестёр с Украины, работавших до неё».

А на следующий день, к Людмиле с придирками обратилась Алиса. Вероятно, что после звонка Александром, который сообщил, что постарается Вареньку, навещать и будет с Людмилой на связи. Светлана, которая на днях собиралась уехать, вечером сообщила, что остаётся в квартире Алисы с ночёвкой. Родители девочки собрались вечером прогуляться.

Следующим утром, к Людмиле в столовой-гостиной Алисы приблизилась Света, которая шёпотом сообщила:

— Вы не представляете, что здесь было вчера, когда ребёнок лёг спать, — поделилась на прогулке Светлана с Людмилой. — Когда я с Варей в комнате спали, в полночь меня разбудили крики. Алиса так громко кричала потому, что Руслан её избивает, мне было страшно выйти из детской. Затем, хлопнули двери и в комнате Алисы всё стихло.

— Утром мы с ней говорили, она сказала, что не знает, что делать? — Со мной она ещё не рассчиталась и наняла Вас, Людмила а, что бы в этой ситуации Вы могли посоветовать? Или уехать к папе в Челябинск?

— Вообще — то, я считаю давать советы другим — не этичным. Но по себе, если я не знаю, как поступить мне, предпочитаю не предпринимать ничего и не делать. Сначала лучше успокоиться и подумать, а Вы понимаете, что Варю с Алисой Руслан добровольно вряд ли, отпустит?

Остальную половину дня Светлана провела в комнате у Алисы, взвалив все дела на Людмилу.

К вечеру, какой — то мальчик принёс деньги на памперсы для ребёнка и по довольному выражению лица у Светланы, Людмиле было понятно, что ей выдали отпускные. Светлана предложила проехать после работы на квартиру прислуги, расположенную неподалёку от Бауманской ветки метро.

До того, как Светлана занимала квартиру прислуги, Людмила ездила в Жулебино ночевать к Володе домой. А теперь, она ему сообщила, что после отъезда Светланы она приезжать будет не часто, сложив в чемодан необходимые вещи. Владимир Арнольдович вызвался подвезти чемодан с багажом на квартиру у Бауманской.

Поздним вечером, зайдя в подъезд дома, они поднялись в квартиру, Владимир осмотрел проводку и сантехническое состояние в ней. Затем, Людмила проводила его до остановки трамвая к метро.

Вернувшись, она застала Светлану, которая собиралась заехать к их домработнице их нанимателей, своей подруге, работавшей у Алисы по рекомендации от неё. Со временем Людмила заметила, что пожилой домработнице в её возрасте нелегко справляться с уборкой квартиры, в обязанности, которой входила глажка и стирка белья. А последнее время, становилось заметным, что Грета, забыла, что уборка на кухни ни в коем образе не касается обязанностей Вариной няни.

— А, зачем Вы мне говорите, что Вам пришлось задержаться по причине того, что я на кухне готовлю омлет? Я стараюсь, вытирать плиту за собой, но у меня нет возможности доводить всё до блеска.

— Я думаю, что на следующем месте работы это Вам пригодится.

— Вы полагаете, что на следующем, почему?

— Не обращайте внимания, просто я думаю, это навыки, они всегда никому не помеха.

«Ловко же вывернулась из ситуации эта, которая не далее, как вчера нажаловалась Алисе, сообщив, что Варя стояла возле неё, когда Грета, занималась глажкой белья».

Why do you make me delve into what is now

— А, чем занималась, Вы? — не унималась Алиса, отбросив назад длинную прядь чёрных волос. Людмила окинула взглядом свою нанимательницу, которой было около тридцати, высокого роста, начинающую немного полнеть, утрачивая стройность фигуры танцовщицы: «Пожалуй, энергию некуда деть, устроила все эти разборки но, нет, скорее сегодня Алиса ловит отходники, а если и замучили головные боли то, нужно непременно ей сорваться на мне. Ну, надо же, считает, что я должна докладывать поминутно, чем я занималась, она скорее забыла, что я не роботом к ним нанялась».

Поняв то, что Алисе не терпится услышать её объяснения, Людмила поведала: — Так, как в доме у вас заведено, что для ребёнка не существует запретов то, «именно в тот момент, когда прислуга занималась глажкой белья, я находилась здесь же, в прихожей у комнаты, стоя рядом за руку с Варюшей. Когда она насмотрелась, как гладят бельё, мы проследовали в спальню, одеваться к вечерней прогулке».

По этой причине, сей инцидент прояснил позицию украинской домработницы: «Да, как же раньше я мне в голову не приходило; судя по всему, Грета, обратив внимание на то, что в последнее время Варюша, привязывается ко мне всё сильней. Забеспокоилась за место подруги и ополчилась, ведь именно по рекомендации Светланы эту Грету сюда в качестве домработницы и приняли, естественно, что они заодно».

От непрерывных истерик Алисы, больше чем от капризов ребёнка, накапливалась усталость и если вначале, ощущалось напряжение воображаемым снежным шариком с ладошку, тем временем, Людмила старалась брать себя в руки, однако, день за днём ситуация усугублялась, облепляясь событиями, накатываясь в большой нервный ком. А вот девочке присутствие Людмилы шло на пользу, ребёнок становился намного спокойнее, ведь новая гувернантка не дёргала ежеминутно, как это было принято у Светланы — пищалками, музыкальными вставками в книжках, когда малышка не могла сосредоточиться и на горшке.

Выходя из квартиры стеклобетонного корпуса высотного дома, этим утром Людмила повела девочку к тихому Колокольникову переулку, поиграть с другими детьми. Они поднимались, от угла оживлённой улицы Трубной, бывшей Драчёвской или Грачёвке, минуя переход зебры, свернули к старинной улочке, протянувшейся выше шумного Цветного бульвара в этом историческом центре Москвы.

Там, на Колокольниковом переулке, слева к Большому Сергиевскому, что поднимается вверх и восточнее, параллельно Печатникову переулку справа, она любила прогуливаться Варюшей, девочка с удовольствием играла с другими детьми, учась не только лепить куличики, но и кататься на горке. Что положительно отразилось не только на развитии мелкой моторики, но и благотворно влияло на детскую психику.

[1] Домодедово — Международный аэропорт Домодедово имени М.В.Ломоносова

[2] «Марьиной рощи» — район Северо-Восточного округа Москвы

«Вот это да», — подумала она, вспоминая историю Грачёвки и её переулков: «В XIX — начале XX века, которые пользовались дурной известностью из-за того, что здесь жили разорившиеся, нищие, спившиеся москвичи, здесь была высокая преступность, из-за большого количества публичных домов[1]. А теперь в районе исторического центра, такие крутые кварталы и фешенебельные квартиры в элитных домах, торговые центры с отелями, крупные рестораны, кафе, магазины.

Подумать только; и на этой Грачёвке в конце 1870-х — начале 1880-х годов жил студент-медик Антон Чехов, именно там началось его литературное творчество[2]…, — мысли прервались, — что за новости, — на мобильнике раздался звонок. Это Владимир Арнольдович с просьбой: К вечеру приехать домой, — сообщал, что уедет на несколько дней в служебную командировку, а в квартире собака дочери, сетуя на то, что питомца некому покормить.

Какое-то время после работы Людмила ездила ночевать не к нему на квартиру, а оставалась в служебной, а теперь, ей придётся оставаться в квартире Сысоевой дочери, данную принадлежность можно было обозначить и так, кормить и выгуливать собаку Камиллы вставая с рань, я и вдругорядь уже после работы, прибавилось немало хлопот.

За текущие дни, она наладила с Варюшей «контакт» и, девочка стала осознанней, спокойней, не переставая удивлять маму с папой.

Когда Руслан, мужчина спортивного телосложения, в неизменном классическом костюме строгого кроя, предстал перед Людмилой, в сопровождении дочери и Алисы после прогулки по парку:

— Ой, как же я смогу себе печенье купить, как я пойду в магазин — у меня нет денег? — выдала тут же Варюша, не найдя среди прочих игрушек свою сумочку.

— Ты забыла, в прихожей свой кошелёк, посмотри там — у тебя ещё есть монетки, Варюша, так ты сможешь на них и огурчик купить, — к удивлению домочадцев поддержала её Людмила.

Варюша быстро пробежала из коридора в гостиную, ища там свою детскую сумочку, вспомнив о ней только сейчас.

Открыв и заглянув в неё.

— Один, два, три… шестнадцать — считала она.

К концу третьей недели, работа у Алисы окончательно измотала не только физически, но и морально Людмилу, она решила, доработать до конца смены, прописанной в договоре и подыскать себе что — то другое. Агрессия со стороны отца Вари в отношении Алисы, в совокупности с его частым отсутствием по ночам, создавали дома нервозную обстановку. Вследствие чего, когда он приходил к домашним пенатам, случались бесчинства, скандалы, нарушая детский покой по ночам. В результате состояние организма ребёнка в дневной период, оставалось нервозным и сонным, Людмиле приходилось успокаивать ребёнка, прежде подверженного потрясениям и псих расстройству.

«Неизвестно, что может случиться с Варюшиной мамой после очередного избиения её Русланом, — каждый раз ловила себя на мысли Людмила, — возможно, что и я скоро стану очередной жертвой или, к примеру, невольным свидетелем преступления».

Такие отношения в семье, влияли и на мать ребёнка, Алису. Весьма часто находясь одна, днями, ночами, Алиса всё чаще стала склоняться к приёму алкогольных микстур, становясь всё более раздражительной, с частой сменой настроения, приступов истерии. Должно быть, Алиса заблудилась в своём мире химеры, утеряв связь с реальностью, как это происходило в зазеркалье с персонажем сказки Алисой, попавшей сквозь кроличью нору в воображаемый мир, с которой случаются различные метаморфозы.

Убирая стоящий за шторой недопитый бокал, чтобы ненароком девочке его не задеть, Людмила уговаривала себя потерпеть, всё ж таки до окончания третьей недели осталось несколько дней, она не собирается задерживаться в этой семье, задумав спросить расчёт. Однако о планах Людмилы не были в курсе; ни Алиса, ни Светлана, которая со слов Греты, собиралась, прибыть на днях, к периоду начала смены.

Сегодня Людмиле пришлось задержаться, так как Руслана с Алисой вовремя не подоспели домой, поэтому понадобилось только покормить девочку, но и выкупать перед сном.

С Владимиром они договорились встретиться у метро на Цветном, в сквере довольно скоро стемнело, включились люминесцентные огни но, он всё же дождался.

— Я уже собирался звонить, но решил подождать немного ещё, что — то случилось?

— Нет. Просто пришлось задержаться, были дела.

— Ты сказал, что тебя направили в новую командировку? Но давай поговорим об этом чуть позже, когда покинем метро.

Он кивнул.

Выходя из подземки, Людмила оглянулась на тёмные улицы, освещённые лишь у проезжей части шоссе да, немного вдоль трамвайных путей, в закоулки легли тёмные тени, у дорог поблёскивали люминесцентным светом на столбах фонари, то тут, то там, мигали вывески магазинов, казалось, что город дремал, копя свои силы перед завтрашним днём. Пассажиры заполняли автобус, в него и Людмила поспешно вошла, напротив остановки с магазином игрушек, сквозь прозрачное длинное стекло, отвлечённо смотрела кукла-Алиса, пребывая в стране Чудес[3], освещённого зазеркалья, автобус поехал и следом, в витрине длинноухий заяц, показавшись, вскоре исчез и взгляд переместился к трамвайным путям.

От метро они проехали несколько остановок до квартала пятиэтажных построек Хрущёва[4], вот и он, выше виднеется дом, где она проживает в квартире, прислуги, неказистое расположение в захолустном районе, промежуток от автобусной остановки до высотки этого дома выглядел, по меньшей мере, убого.

А вот немногим дальше постройки советских времён, в которой находилась квартира прислуги, располагались широкие проспекты улиц, современные с размахом кварталы, роскошные дома, первые этажи фасадов имели галереи колон, широкие окна под офис, а кое — где под эстетичные витрины гламурных круглосуточных магазинов. До сего времени Людмиле не доводилось изучить территорию близ того дома, учитывая, что зачастую не приходилось оставаться на ночь в служебной квартире, расположенной близ Бауманского метро.

Следом предложила сходить в магазин за углом, купить что — ни будь из продуктов: — В толк не возьму, как там находилась Светлана, — создалось впечатление, что она питается только за счёт Алисы, в квартире нет ни кофе, ни элементарного чая.

Там купили кроме продуктов питания, Володе коньяк, тем временем она не заметила, как между делом Владимир прихватил и бутылку с белым вином.

— Рассказывай, что стряслось? — спросила она у Владимира сидя на кухне, понимая, что истекали минуты, время на подходе, а скоро закроют метро, а гостю предстоит ещё возвращаться.

— Меня направляют в Южный Судан[5], как понимаешь в длительную командировку.

— Вот это да, ну и какие последуют выводы? — спросила она у него, в эту минуту подумав, — «боже ты мой, придётся работать мне у Алисы, чтобы жить в этой квартире».

— I am sent to South Sudan, as you know, on a long business trip.

— Wow, what conclusions will be next? — She asked him, thinking at that moment, — «My God, I will have to work with Alice to live in this apartment.»

И словно в подтверждение её мыслей, Володя, запинаясь, пытаясь перед ней оправдаться и тоже время доказывать, убеждать Людмилу понять его, что «дочь не согласится, чтобы она жила без него в совместно принадлежащей квартире».

— Я это давно поняла, « так неприятно всё это достаёт, капает, капает понемногу…», кто я для тебя — я никто и к чему же ты клонишь, приехал, чтобы сказать мне, что приходит пора нам расстаться?

— Может от служебной поездки мне отказаться?

— Зачем же, я прекрасно тебя поняла, иди куда хочешь…, хоть в Эфиопию, Кению, а можешь отправляться в Уганду! Значит всё.

— Нет, я подумал, мы могли бы с тобой расписаться.

— Вот это да! Расписаться? В толк не возьму, так зачем тебе это, — возмутилась Людмила, — да …, расписаться? Расписаться можно и на заборе, сознайся, что сейчас пошутил? Разве я недостаточно снимала с ушей разной лапши?

— Да, арбуз прекрасно дополняет вино и коньяк, виноград, что за праздник решил ты устроить, я вижу — чудишь. Затем, Людмила перевела взгляд в верхний угол кухни, — а, как ты думаешь, где эти камеры наблюдения в комнате или на кухне?

— О чём ты Люсиль, посмотри на розетки в квартире, сантехнику, эти проблемы с водой, какие камеры могут быть здесь, они вас просто «берут на Понт». Не верь, ты всему, что тебе говорят, Люсьель, ты наивная девочка!

«Естественно, наивная, особенно с тобой, чувствуешь себя котёнком, который в любой момент будет за дверью, а сейчас, что почувствовал — могу тебя кинуть, просто вот так, не вернуться, остаться в квартире, где я могу обойтись без твоего контроля и тем более без нападок „богини“, твоей Камиллы».

— Тебе ещё добираться, ты не забыл?

— Нет, но мне стало не хорошо, поднялось давление, пойду лучше прилягу.

— Тебе требуется валидол? — Он помахал рукой в знак отказа, — или потребуется, только холодной воды? — Владимир кивнул.

Поставив стакан возле дивана, где Владимир спокойно дремал, Людмила подумала, — «ясно, зачем он сюда приезжал, решил доставить мне неприятности». Затем, она подняла нетронутый свой бокал с белым вином, проблемы уже обеспечены, раз он здесь остался и небольшими глотками, выпив его, взяла сигарету из его пачки, закурив с наслажденьем.

Глядя, как за окном шелестела листва, она ощутила, как ночь хороша, своей тишиной, ей было жаль, что нельзя продлить это спокойное время — завтра в шесть, ей вставать, сплошное недосыпание истощало и больше всего её нервы…, «куда бежать, не представляю, что делать?»

Утром, уходя из квартиры, они убрали, как показалось Людмиле все следы преступления, но она забыла о привычках Володи, который оставил за шторкой на кухне, прихваченную как видно с собой стограммовую бутылочку конька.

В обычном ритме проходили дни, этой последней третьей недели и вот на пороге у Алисы появилась Светлана, взяв запасные ключи от квартиры, где она намеревалась провести пару дней до окончания вахты Людмилы.

После обеда, когда Алиса пошла с Варей в детскую, Люда заметила, что мама забыла взять туда термос с горячей водой, хотя она понимала, что в то время, когда в спальне с Варюшей мама ей входить к ним запрещено. «Но, в этом возникла необходимость», — рассудив так, она шагнула вперёд. Зайдя в детскую спальню, где за плотно прикрытыми шторами обычно во время детского сна царил полумрак, заметила свет из неприкрытой двери, что вела в ванну.

Оттуда, и доносится, плачь Вари. Людмила случайно застала маму, шлёпающую ребёнка, «да мне лучше сразу попросить расчёт», — тут же, подумав, но, не успев ничего сказать, Алиса же заметив её в дверях ретировалась:

— Я не била тебя, зачем ты дерёшься?

Оставив бутылочку на столе, Людмила подумала, — значит, не выдержав, после ссоры с супругом, она срывает гнев на ребёнке. Казалось бы, после сна всё шло как обычно, Людмила, покормив девочку, снова пошла с ней на прогулку. Когда вернулась обратно, она заметила, что из квартиры уходила Светлана. Что она делает здесь, заметив, что приготовленное ею блюдо ленивых голубцов Светлана в её отсутствие потушила.

Что за спешка, хотела спросить она, но её мысль опередил, она сняла трубку, по телефону ей сообщили, что Алиса приезжала в агентство с жалобой на неё, пояснив, что с Алисиных слов: гувернантка в квартире для персонала устраивает свою личную жизнь. «Что за интриги?» — возмущение раздирало её внутри но, как раз она услышала, щелчок входной двери, в прихожую входила Алиса. Вскоре в стенах гостиной у них произошёл разговор.

— Почему раньше вы мне ничего не сказали, ведь прошло два дня, с того момента, как ко мне на квартиру приезжал Владимир? Почему вы считаете, что именно там, я устраиваю личную жизнь, у Владимира, в собственности квартира и не одна. Не скрою, там он принял там немножечко конька но, на это у него имелись причины, у него поднялось давление.

А после того, ему пришлось на время прилечь, поймите меня, не могла же я его вышвырнуть. В его состоянии, в пору было вызвать неотложную помощь.

— Теперь, уже поздно, я поняла Вас но, к сожалению, когда Светлана приехала с «чекушкой», из-под коньяка, мы с ней уже побывали в агентстве.

Людмила и сама намеревалась по окончании вахты просить расчёт, не смотря на свои финансовые затруднения, понимая, что моральный покой гораздо дороже. Но, мама ребёнка опередила её, поспешив до прихода отца Варюши с Людмилой расстаться, пойдя на поводу глупой няни — Светланы.

«Будь Алиса более дальновидной, — рассуждала Людмила, — она бы не спешила к агентству запятнать репутацию гувернантки, ей бы не следовало устраивать эти разборки, чтобы сохранить свою небольшую «империю», конечно, если бы воспользовалась не чужой, а поразмыслила собственной головой. Подумать только, как много могла бы сообщить о ней гувернантка, помимо увлечения нанимательницы спиртным.

Ей бы, подождать всего несколько дней «не вынося ссор из избы», — размышляла Людмила, — всего только несколько дней, до окончания контракта, затем уехать с Русланом в Турцию, куда они как раз, и намеревались съездить на отдых. Вернувшись, она могла бы сказать, что гувернантка не вышла, по каким- то личным причинам к ней на работу, тогда бы Алисе для последующей вахты, подыскали другую сотрудницу…

Ну, зачем мне наблюдать эти интриги, и вообще, ничего приятного в этих контактах со скандалами алкоголички нет…, нет лучше, пренебречь всем этим», — подумав так, она обратилась к Алисе:

— Вы правы, нам с Вами лучше расстаться. Тем более, Алиса, Вы были в курсе того, что в Москве я живу не у себя в квартире, а у Владимира и Вы не могли об этом не знать, об этом сообщалось и на собеседовании.

У человека были причины, приехать ко мне после моего трудового дня, он посетил меня в не рабочее время, — сделав акцент на этом, Людмила продолжила, — поймите, он мог в любой день улететь по работе в Южный Судан.

Осознавая, «что сговорившись со Светой, Алиса нашла повод, чтобы поскорей с ней распрощаться, заметая в срочном порядке следы…, чтобы она — ставшая невольным свидетель жестокого обращения с девочкой, ушла до прихода отца Варюши так, как Людмила застигла её в неподходящий момент, когда в ванной комнате Алиса шлёпала дочку. Алиса стояла на грани того, что она могла лишиться не только своего благополучия, но и ребёнка ведь, Руслан в дочке души не чает».

— Пересчитала расчет, — Людмила спокойно заметила, — Здесь лишние деньги.

— Нет, возьмите, я так посчитала.

«Такая невиданная доброта, щедрость Алисы, говорит сама за себя но, выяснять отношения, желания, у Людмилы не возникло. Ей хотелось как можно быстрее покинуть чужую квартиру, плюнуть на все бесполезные разборки, понимая, что эти выяснения ни к чему хорошему не приведут, кроме того, что у Алисы могли бы забрать ребёнка, на это Людмила никогда не пойдёт».

— Прощайте, — произнеся напоследок, захлопнула дверь.

«Вот причина текучести Алисиных нянь, казалось бы, там, где в финансовом плане всё было в порядке, только чем обернётся для самой Светланы в будущем ситуация? Когда-нибудь, Руслан непременно узнает, о том, она покрывает Алису, вымещающую, гнев на ребёнке. Хороший вопрос», — рассуждала Людмила но, тем не менее, с уходом гувернантки вопрос оставался открыт.

К вечеру, на следующий день позвонил Александр, он был в курсе событий, по его интонации Людмила поняла, что он был расстроен тем, что случилось у сына.

— Прошу, Вас, не беспокойтесь, я побывала в агентстве, — она объяснила, причину поспешного визита Алисы, — к счастью, продолжала Людмила, — менеджером там работает Ольга Александровна, которая меня понимает, у неё большой опыт и собственное представление о нанимателях.

— Когда мы с ней поговорили в агентстве она, верно, подметила, «что в действительности, большинство причин текучести происходит по причинам внутри семейных конфликтных отношений».

При разговоре с Вариным дедушкой, она умолчала, про то, «что во время беседы с менеджером Людмила почувствовала, вернее, догадалась по деликатному отношению к ней Ольги Александровны, что дедушка Вари, скорее всего, прояснил ситуацию менеджеру об отношениях сына с сожительницей».

[1] Материал из Википедии — свободной энциклопедии

[2] Адрес «Грачёвка» или «Драчёвка» указан в ответах Чехову в почтовом ящике журнала «Стрекоза». Жизнь переулков Грачёвки отражена в рассказе Чехова «Припадок».

[3] «Алиса в Стране чудес» (англ. Alice in Wonderland) — сказка, написанная английским математиком, поэтом и прозаиком Чарльзом Лютвиджем Доджсоном под псевдонимом Льюис Кэрролл и изданная в 1865 году.

[4] Период правления Хрущёва было развёрнуто активное жилищное строительство домов из кирпича,, архитектура домов с квартирами небольших размеров была предельно проста и функциональна.

[5] Республика Южный Судан — страна, граничащая с Эфиопией на востоке, Кенией, Угандой и Демократической Республикой Конго на юге, Центральноафриканской Республикой на западе и Суданом на севере.

Глава пятая

Тёплым по-летнему днём все планы Владимира вдруг поменялись и вместо командировки, он завёл разговоры об отпуске. Решив отправиться к Южному берегу Кры́ма,[1] в места его детства. представив совместный с ним отдых, который пройдёт с непременными, затяжными застольями, Людмила, окончательно, утвердилась во мнении, что не следует тратить своё драгоценное летнее время, которого и так, почти не осталось.

Да и сам Крымский ландшафт, когда-то увиденный ею, не произвёл на неё подобающего впечатления и воспринялся скученным, как, если взялись уменьшить в масштабах Кавказское побережье[2], с которым Крым не шёл ни в какое сравнение. И не колеблясь, она засобиралась домой для встречи с младшей из дочерей — Джейн, которой в сентябре предстояло уехать на сессию.

Наутро они отправились за билетами, Владимир, которому по здоровью аллергика, средиземноморский климат в Крыму более благоприятствовал, не стал возражать против планов Людмилы, сообщив, что после отпуска, он первым вернётся в Москву до прилёта Людмилы, она согласилась, надеясь, побыть с родными дома подольше.

Но, сначала она совершит перелёт в Краснодар[3], а затем после встречи с сестрой, она отбудет в родной свой город, у моря, в Сочи».[4]

Несмотря на разгар сезона и середину лета, в столице по-прежнему сохранялась прохлада. Подъехав к аэропорту, открыла боковую дверь и вышла из салона машины.

Ощутив, как потянуло наружной сыростью и вместе с тем, неприязненно зябко, «оделась легко, я всё — таки вылетаю на юг, да…, — с долей оптимизма, она решила немного потерпеть, — но, ничего обойдусь в плаще, демисезонные вещи утяжеляют багаж», подумав так и немного успокоив себя. Набрав воздух в лёгкие и, глубоко вздохнув, выдохнула.

«Неужели, теперь я свободна», — ощутив в себе лёгкость, подобно птице, скинувшей петлю и воспарившей ввысь, к белой пушистой равнине, взирая с облачной дали на исчезающий мегаполис, с каждой секундой он уменьшался, теряясь из вида вместе со всеми проблемам, превращаясь в окружающий пар.

«На душе становилось спокойней, и в эти минуты, казалось, что после набора лаёнером высоты, она освободилась не только от тяжести но, и от неощутимой связующей нити со всем этим городом и его обитателями», — подумав так, она с облечением посмотрела перед собой на поволоку за стёклами иллюминатора: В густом тумане плывут облака. Людмиле потянула за шторку окна, закрывшись от яркого света, она погружалась в безмятежное, состояние сна. В её голове бродили приятные мысли, «что совсем недолго осталось до встречи с сестрой, самой близкой и дорогой её сердцу», — и, в этом охватившем волнении задремала.

Самолёт снижался, скоро колёса коснулись земли…, проехав, махина затормозила на одной из бетонных полос. За иллюминаторами Пашковский аэродром, она встала, взяла свои вещи, недолгое ожидание, подали трап, пассажиры постепенно спускались. Следуя за пассажирами покинув аэробус, вошла в длинный автобус, добралась до здания аэропорта города Краснодара, открыв двери, в столице Кубани.[5]

[1] Ю́жный бе́рег Кры́ма — занимает территории Севастополя (частично), Ялтинского, Алуштинского, Судакского и частично Феодосийского регионов Крыма.

[2] Черноморское побережье Кавказа расположено на такой же географической широте (42°—45° с. ш.), что и курорты Адриатики, французского Лазурного Берега и итальянской Ривьеры, и имеет сходный с ними климат. — Материал из Википедии — свободной энциклопедии

[3] Краснодар — город на юге России, расположенный на правом берегу реки Кубани, на расстоянии 120 км от Чёрного моря — Материал из Википедии

[4] Со́чи — город в России, расположен на северо-восточном побережье Чёрного моря — Материал из Википедии

[5]Куба́нь — историко-географический регион, расположенный рядом с Северным Кавказом — Материал из Википедии

— Систер, моя дорогая, — так шутливо Людмила называла сестру, — Ах, если б ты знала, как же приятно тебя обнимать! — Я так по тебе скучала, не представляешь, а через два дня буду и с дочкой…, а там красота, море!

Людмила расцеловалась с сестрой, — как ты моя родная, может, поедем вместе, как раньше на море и там поплаваем?

— К сожалению, у меня не получится, помимо работы, немного пишу. Сейчас в основном виды города и на заказ портреты. А у тебя, какие планы на летнее время? — она вопросительно смотрела, в ожидании чего-то особенного, Людмила часто удивляла сестру далеко идущими планами, широтой своих взглядов, непредсказуемостью, так несвойственной многим, живущим только бытовыми заботами.

На что разочарованно отозвалась, — Да, какое там лето, оно подходит к концу и всего лишь пара недель с вами на юге и всё. Трудно в двух словах обо всём; сама знаешь, занимаюсь с детьми и время от времени хожу в дом литераторов, в литературные клубы, посещаю музеи.

— А недавно была в «Музее Востока»[1], впечатлений масса, — при этих воспоминаниях глаза её оживились, — пожалуй, будь такая возможность, стала бы, коллекционером.

Людмила обожала историю искусств и живопись как таковую, и тут вернувшись к картинам в Музее Востока, заметив, — особенное впечатление от смешанной техники на картинах с гуашью. Почему — то в последнее время у нас работают в основном маслом и реже, я не говорю о тебе — акварелью.

— Заметно, что акварель становится наиболее привлекательной в среде зарубежных коллекционеров, недавно в салоне приобрели несколько моих акварельных работ, они полетели в Израиль, — похвалив, сестра продолжала: — Акварельные рисунки сложнее хранить, кстати, мне нужно завтра подкупить кое-что для работы. Да, я так и не поняла, как там Владимир, он что, собирается в Крым[2]?

— Это и хорошо, пусть летит. Знаешь, он вообще меня удивил, сказал, что у меня достаточно собственных средств, представляешь «куркуль», подсчитывает, сколько я зарабатываю, не учитывая, что у меня учится дочь, не представляю, как долго при таком отношении буду там с ним или в зависимости от устройства там на работу. Она замолчала, немного задумавшись.

— Максимум до окончания временной регистрации по Москве, — а после небольшой заминки, она шутливо сказала, — И всё же, моя художница, я собираюсь одну из твоих работ маслом приобрести, а кроме того подарок за мной.

С утра Людмила с сестрой сходили на рынок, а по дороге обратно, они щебетали между собой, обсуждая, что на душе наболело:

— Странно видеть тебя такой, ты всегда сохраняла стройность, а сейчас не в обиду скажу, в этот момент Людмила подумала: «Кто ещё скажет мне правду, как не самые близкие и родные», а сестра продолжала, — почему — то, ты погрузнела.

— Ты абсолютно права, моя Веста, — грустно кивнув, решив поделиться с сестрой, — а, я вот, не знаю, что происходит со мной, бывало, сидела и на диете, по паре недель; ничего кроме ананасов с бананами, да ещё кроме этих аптечных гранул, залитых кефиром. Представляешь и неделями я ничего другое не ела.

— Кроме прочего, признаюсь, бывало, такое не важное состояние, находясь в его московской квартире, голова моя раскалывалась, не могла обойтись без пилюль. Замечу, болит практически постоянно. Вот, нахожусь у тебя, состояние у меня совершенно другое. Надеюсь, на то, что на море пройдёт, ну и опять же…, Савелий — опять названивает, собирается в пансионат к морю.

— Да, ну столько лет, ни как в покое тебя не оставит. Не возьму в толк, живёт в своём городе со своей экс женой, так, что от тебя ему нужно? Ничего у него не меняется, непонятно; зачем тебя теребить?

— А, помнишь, как он отозвался о моём романе, о моём романе: «О ле промесс — Обещания»?[3]

— Собирательница «грибов», ещё додумался дать твою рукопись прочитать секретарше, как он мог, поступил так поступить, как-то бесчеловечно, вероятно, не имеющий своего мнения. И не удивительно, он таким и остаётся, поэтому до сих пор им манипулирует его «бегемот» — его бывшая, так называемая экс супруга также над ним всё «куражится», а он якобы исстрадался ревностью к тебе, до чего отвратительно, ну, а ты ему веришь?

— Ревность, — отвечая, Людмиле припомнилось, как недавно звонил ей в Москву, — да мне и самой интересно, а где же, ей место, да и тем более, когда я проживаю с мужчиной? Смешно…, только подумать, как вспомню, что раньше я боялась его огорчить, верность блюла, чтобы не потерять его, дорогого единственного, спрашивается, а кого, кто мне спокойно звонит, когда я с мужчиной? Вот и вся его страсть, когда я живу, сама по себе в квартире какого- то непонятного научного деятеля, — перескочив в разговоре, коснувшись здоровья, — А возможно, что в этой квартире, как на морской свинке, на мне проводятся опыты. Однако, что толку говорить …о том, могу только предположить, ощущая последствия, или впору догадываться, когда от неизвестных его воздействий в московской квартире, раскалывается голова.

И с возмущеньем сказала:

— А что — Савелий? Он в курсе моих отношений с другим мужчиной и, не смотря на всё, он меня любит …. Очень!

Эти два дня в столице Кубани с сестрой, пробежали галопом. А, по приезду к себе, в южный городок Краснодарского края, Людмилу стал беспокоить разрыв отношений дочери с парнем. Естественно то, что произошло и не могло сложиться иначе; когда все только кому не лень, например: Бабушка Джейн, вмешивались в отношения дочери, вот та же, бабушка, овдовев, быстро нашла себе утешенье. А кроме неё и подруга дочери, недавно гостившая у них, внесла свою лепту, сама она не способна наладить свои отношения, тем не менее, оказала давленье на дочь.

Прошло несколько дней, с тех пор, как Людмила вернулась домой. Немного придя в себя, после знойного дня на пляже, Людмила приготовила свежезаваренный чай, на кухне запахло с жасмином, ей нравилось утолять жажду чаем с ароматом цветов. Вскоре с работы вернулась и Джейн, доверительная обстановка за чашкой чая с приятной вечерней прохладой, располагала и к разговору и к откровению.

И в одну из таких минут, в окружении материнских забот, в гармонии вечера и покоя, дочь призналась ей в том, что сильно её беспокоит, поделившись своим состоянием, как оказалось, что после разрыва её отношений, она ощущает грусть и томящее одиночество.

— Наверно, теперь ничего не изменить? — спросила она, глаза блестели от слёз.

— Ну, почему же, не изменить, Джейн, нельзя опускать руки! — воскликнув в сердцах, Людмила продолжила: — У людей, всегда есть возможность поговорить. Вопрос совершенно другой, в понимании: Хотят ли, эти люди, разбираться между собой, отбросить обиды, сесть вместе и поговорить обо всём, быть откровенными. Да и ты могла бы ему позвонить?

Людмила посмотрела в широко открытые глаза дочери, которые словно, искали поддержку, — Конечно, я помогу тебе, Джейн, попрошу твоего близкого друга к нам зайти, поищем тому подходящий повод, ну…, договорились?

— Спасибо, мамка моя, знаю, он тебе не откажет, я не могу и представить, как бы всё обернулось, не будь тебя рядом!

— Не волнуйся, мой ёжик, — с лаской в голосе пропела Людмила, одновременно гладя её, проведя вдоль светлых дочерних волос, залюбовавшись утончённостью черт лица и хрупкой девичьей фигурой. Теперь она вновь обратилась с нежностью к Джейн, стараясь её успокоить, — я постараюсь, всё решено; я с ним созвонюсь, — пообещала, дочь утвердительно кивнула ей головой. — И, сразу, предложу зайти его к нам, надеюсь, он согласиться на такой вариант, когда ты вернёшься с работы, так как он тебе?

Соглашаясь, с улыбкой, как будто пряча глаза, пролепетала: — Подходит!

Успокоившись, Джейн ушла спать, оставив её одну у настежь открытых окон, внимающей штормящему, в тёмной дали морю, с его еле уловимыми звуками, бурлящей волны. До пятого этажа доносились приятные слуху раскаты, проникая из издалека, словно громады чёрной воды нашёптывая, что-то хотели сказать.

В одиночестве, она занялась самоедством, обвиняя и укоряя себя за происходящее с дочерью, признавая неправильность выбранных целей, не понимая, как это её угораздило довериться этому человеку: «Ну, почему я не могу пригласить детей в Москву и что он за человек, этот Владимир! Кроме столичных связей, у него не одна квартира но, там всё не для меня, ему безразлична и судьба моей Джейн.

Ах, ну, да и в этой единственной, где мы и живём здесь, мы в зависимы Камиллы, я даже не могла оформить в ней временную регистрацию, всё, что связано с ней, в том числе и сама квартира, бросается к ногам его дочери, как и он сам.

Чего не сказать о его приятеле, Алевтины; семья одного из её сыновей занимает квартиру его коллеги Владимира, — а, что же, касается моих дел то, другой из его приятелей, холостяк, помог мне, с оформлением столичной регистрации в одной из его квартир.

Кошмар, с кем я связалась? Тем более, зная какой способный и образованный парень у Джейн и как молодой паре проблематично выживать в межсезонье, с неминуемым отсутствием стабильного заработка. Однако я оказалась не способной помочь своей дочери и чему теперь удивляться когда «семейная лодка Джейн тонет, натолкнувшись на рифы и камни, словом на быт и отсутствие денег».

К большой радости, дочь со своим парнем возобновили свои отношения, вскоре они помирились, и душа матери успокоилась. Теперь нередко, освободившись от мелких домашних хлопот, Людмила уходила на пляж, проводя у моря свободное время. Временами, ей нравилось забрести подальше от всех, от надоевшего люда в Москве, от шума людей впритык отдыхающих, друг возле друга, почти пробегая мимо людей, загорающих в тени навесов как скопленье тюленей, лишь мимолётно окинув распластанных на шезлонгах.

Проворно, соскользнув с бетона набережной на камни, прибавляя шаги по галечной полосе в сторону дикого пляжа, чтобы вдали от всех погрузиться в прохладу волны, совершать заплывы, любоваться яркими склонами гор. Наблюдать, как зелёная даль неспешно меняет цвета, с зеленой лазури на фиолетовые, вглядываться в тона дальнего плана, в прищуре глаза и замечать, как скалы вдали меняют оттенки, плывущие в жаре перспективы.

Вечерело. В раскалённом воздухе, сливались нечёткие очертания, призрачные силуэты сиреневых гор с бирюзой моря. Ветка полотна железной дороги, всё уменьшалась, растворяясь, пока не исчезла совсем. Даль становилась размытыми, большим пятном, тонущим в сизом тумане.

В этих нарастающих сумерках еле заметною точкою, ускользая с берега, неторопливо она направлялась домой: возвращаясь от таинственного творца, терпеливо ваявшего с каждым днём линии тела, оттачивающего фигуру, одаривая лёгкостью.

Проводя дни на природе и на морском берегу, она не стремилась ни к каким встречам, не вспоминая и своего бывшего любовником, оставляя Савву и все минувшие отношения с ним в прошлом, но словно какое- то шестое чувство, твердило ей, что он уже здесь, на отдыхе.

В один из вечеров, она спустилась на набережную, чтобы поплавать. В наступающих сумерках, мягкий свет у фонарей отбрасывал тени, морские просторы словно манили к себе: «Вот, скоро взойдут первые огоньки звёзд, следом созвездия, Стрельца, Лиры, Большой, Малой Медведиц…». Над морем наблюдался закат, берег покидали колонии чаек, казалось, пляж опустел, дойдя до причала, Людмила остановилась, сначала бросила пляжную сумку, затем принялась раздеваться.

[1] Музее Востока — музей располагается в доме Луниных на Никитском бульваре в Москве, Материал из Википедии — свободной энциклопедии. [3] О ле промесес — Обещания — Криминальная мелодрама «Les promesses — Обещания».
Автора: Ирен Беннани

— Ты давно уже здесь?

Людмила узнала голос мужчины, тут обернулась к нему:

— Примерно неделю.

Савелий:

— Почему ты мне, не звонишь?

Она отшутилась:

— Ждала, когда похудею.

Иронично ответив, взглянула на Савву, отметив, как лицо его потускнело; кожа с каким-то желтоватым оттенком, а некогда стройная фигура обрюзгла.

— Смеёшься, впрочем, ты так всегда…, в твоём стиле. Русалка, красивая — этого у тебя не отнять, — провел по её руке и вкрадчиво и как всегда умело принялся «плести свои сети»:

— Не представляешь, сколько здесь симпатичных «кобылок» но, разве они могут сравниться с тобой, знаешь, я всё искал тебя, все глаза проглядел.

— Неужели?

А он с упрёком:

— Тебе ли, понять, как я ждал, я даже подумал, что ты уже не приедешь.

— Да, а зачем? Разве ты не мог по — другому, зачем ты мне об этих кобылках, принизить или дать мне понять, мою мало ценность, когда кругом выбор!

Подёрнув плечом, тем временем, размышляя: «Досадно, когда в один день становится ясным, что совершенно напрасно, я столько времени увлекалась мечтой, оправдывая, практически обожествляла, а в ответ что? Он только и старался принизить: Полунамёками…, глядите, вот он последний мой шанс…, ну, о чём, о каком шансе, если ничего не менялось и, словно в подтверждение мыслей, ответила:

— Так, стоит ли, вас беспокоить?

Его возмутило, — Мы стали на вы?

Она, подумав: «да, замечено, правильно понято, мы стали чужими», но вслух отвечает:

— А на днях я видела вас.

Отворачивается от него, смотрит на берег…, темнеет, в тишине опустевшего пляжа звуки волн становятся громче, слышнее крутится галька. Жара постепенно спадает и с вечерним бризом подступает прохлада. Людмила встаёт, берёт полотенце, начиная менять бельё на купальник, её ничто не смущает; у воды темно и безлюдно.

Савва приближается к ней, — позволь, я тебе помогу?

Берёт за конец полотенца и оборачивает им Людмилу, сначала прижимая ткань к ней, сооружает вокруг что — то, подобное ширме. В вечернем свете из-за туч проглядывает луна.

— Подглядываешь?

Людмила замечает его улыбку и продолжает:

— Нет, не обращаюсь на вы, просто видела на днях, тебя с твоей дочерью. Вы по дороге спускались с Марицей, я шла за вами, позади вас. Неужели ты не заметил меня?

— Правда, не видел.

Людмиле не верится: «Врёт, как всегда, время людей не меняет, его скользкий стержень остался», искоса посмотрев…, продолжает:

— А, мне показалось, что ты только сделал вид, что не видишь, ведь ты при дочери скрываешь свои связи, что разве не так?

Савелий тут же, оправдывается:

— Да, нет, тебе показалось, — придвинулся вплотную к Людмиле, она пожала плечами.

— Пожалуй, я сбегаю в корпус, на ужин, если не возражаешь, я зайду за тобой.

Смотря, как удаляется силуэт Саввы, она стояла и думала: «Опять он меня «разводит», ну не верится, чтобы он изменился.

А между тем, она вернулась домой, села на кухне у большого окна с видом на море, темно, «так же, растворялся закат, — вспоминалась его ярко — красная точка, тонувшая у самого горизонта. «Стемнело, а луна, казалось, сегодня играет то, появится среди туч то, снова исчезнет». И как обычно, достав с навесного шкафчика чашечку, навела немного растворимого кофе, затем, пила его медленными глотками, затем пошла было в комнату. Но, тут в её дверь постучались, — странно, неужели звонок не работает?

Из кухни прошла в коридор, посмотрела в глазок; на лестнице темнота, спросила:

— Кто, там?

За дверью послышался голос то, был Саввы.

— Открой, это я…

Открывая дверь, поправляет светлые пряди волос.

Входя, он передаёт Людмиле пакет с шампанским и фруктами, она оглядывает его: Он в пёстрой рубашке, застегнутой на все пуговки, на нём брюки, а не летние шорты, более уместные для прогулки с купанием.

— Ну, ты и оделся в такую жару. В голове не укладывается: К чему такой маскарад?

В глубине коридора, из дверей соседней комнаты выглядывает Людмилина дочь, следом за ней, её парень.

— Дядя Савелий, вы снова, на отдыхе?

Савва протянул руку для приветствия парню Джейн, задерживает её на пару секунд.

— Савва, очень приятно…

Савелий улыбается, фокусирует взгляд на Людиной дочери с изящной тонюсенькой фигуркой как у статуэтки, а затем он смеётся, — Ах…, ха, ха…, ты стала…, такой красивой.

Тем временем, следуя в комнату, Людмила замечает ему:

— Да, не упускаешь возможности расположить с первого взгляда. Что сказать, практики у тебя

не отнять. Ты мастер, производить впечатление…

Савва следует за ней из прихожей, затем сидя в комнате на диване, он ждёт; пока Людмила уложит в пакет бокалы к шампанскому, собираясь эту провизию захватить с собой к морю.

Вот они идут рядом с ним. С каждым шагом, спускаясь всё ниже, по череде длинных ступеней, ведущих к заветному берегу пляжа. В ночи слышнее шум волн, в тоже время, чувства разом нахлынули, но она старательно сдерживает порыв…, чтобы не схватить его за руку.

— Как долго, бесконечными днями в Москве, я тосковала по любимому Чёрному морю… Порой, мне хотелось всё бросить и вернуться обратно…

На небе появляются первые звёзды, сияет «полярная». Людмила приподнимает голову, взгляд обращён к небу, смотрит и продолжает:

— Сидеть у самой воды и ночами слушать прибой, под этим необъятным чёрным шатром…, — любуется тёмною далью в редких огнях. — Как божественна ночь, ты не находишь?

— Да, юг и море, с женщиной, что сродни разве, что со звездой, — говоря, он словно обволакивает слова бархатом голоса.

Она ему замечает, — Странно, и почему это ты отстранился?

Людмила смотрит, на дистанцию между ними, — Не понимаю несоответствия слов и поступков.

Так, что мы, как пионеры? теперь будем держаться за руку,

— Извини, пока я поднялся, немного вспотел…, нужно обсохнуть.

— Ну и, правда, на тебе рубашка «облипла»! Вижу, да…, здорово же, ты располнел, что это…, неужели живот?

— Заметно? — опомнившись…, отмахивается:

— Да, ладно тебе, лишь бы, критиковать…

Людмила цитирует фразы детских стихов, Корнея Чуковского:

…Ну и брюхо, Что за брюхо — замечательное! …Не стерпел такой обиды Бегемот, убежал за пирамиды…, заметив, смущение Саввы, безудержней хохоча, декламирует, — И ревёт, Барм алея, Барм алея Громким голосом. Зовёт…»

Но подозревает, что не Барм алей, а где — то притаилась дочь Саввы, Марица. Интуиция сигналит…, какой-то подвох, ничего не хочется говорить, нужно ли, портить вечер, этими выяснениями?» Слышится всплеск волн, они идут рядом, вот и бетонная набережная освещение прямо слепит. Прикрывая глаза, смотрит вдаль, вглядываясь ниже, в сторону темной широкой полосы гальки, следуя к воде, спускаются по ступенькам. С набережной идут по каменистому берегу, но кое-где и песочек. Босой, несёт босоножки и, подходя к самой кромке воды, останавливается, глядя в темноту горизонта, обращается к догоняющему с пакетами Савве:

— Да, вид дали, так меня и манит.

Раздевается, оставшись в пятнистом леопардовом мини наряде. Завязывает бретельки купальника, ступая на ощупь, входит в воду по пояс, стоит с минуту, медленно погружается в море, плывёт. А там так и сидит, не снимая брюк и рубашки Савва, она уплывает, полуобернулась, глядя как там, на берегу мельчает в одиночестве силуэт.

Наплававшись вдоволь, Людмила выходит:

— Ощущаю прилив сил, такой подъём настроения, лёгкость, — немного отряхнув капли, — а волны, игривые, наслаждение!

Он, как завороженный смотрит на блестящие капли воды, сползающие блестящими ящерками с мокрых прядей к бюстгальтеру и ниже, заигрывая с воображением, отражением света и снова погружая в водоворот эротических представлений фантазии: Лунный загар разливался по очертанию женской фигуры, придавая блеск коже…, переливаясь по её телу, притягивая его взгляд и дразня…

— Я слепну!

Людмила стоит в раздумье, пока не переодевая купальника: «Савва ты всегда и был слеп, не видя ничего кроме себя, самовлюблённый, стареющий ловелас, вероятно, мнишь себя каким — то, плейбоем».

— А сейчас, что происходит…, разыгралась любовь, интересно, какая? — у ног чуть плещется море, ещё минута и она уплывёт…

Тут Савва запел, открывая шампанское.

— В сиянии ночи лунной её…, я увидал…, — затягивает в голос Арию, Надиры:

— Звёзды в небе мерцали над задремавшею землёй, вытягивает:

— И…, снявши покрывало, вдруг предстала предо мной…, — передаёт Людмиле бокал.

Людмила останавливается, берёт бокал, отпивает пару глотков, в то время как он протяжно:

— О…, где же ты…, мечта…

— Мечта рядом, — она пьёт шампанское, затем возвращает ему бокал, задумавшись. «А голос у Саввы, обволакивает, ни дать ни взять: Евгений Терновский…, ну, что удерживает меня здесь, вблизи него, разве понять ему? Что со мной происходит…, стремление: иссушать чаши слёз вместе с вином, что в этом бокале…, иссушить, иссушить, …убить все желания…, напрочь. И не видеть, не видеть его…, сидит, как истукан, не чувствуется в нём ни мужской экспрессии ничего. В светлых глазах его отражение ночи и ничего, и ничего больше, словно пустышки, залитые белым вином, какой — то весь он застывший»

В размышлении, Людмила подходит к морю, заходит в воду, ощутив приятную, обволакивающую её прохладу и пока она только по пояс.

— Сегодня не только луна, смотри, — жестом руки к звёздному небу:

— Млечный путь обвил звёзды, видишь над нами, взгляни…

Оставив на берегу его, заплывает метров на семь вглубь, проплыв вдоль берега, ориентируясь на фонарный свет с набережной, плывёт обратно.

Выходя, едва удерживается, чтобы не упасть, ступает по скользкой гальке, осторожно проходит вперёд, под ногами мелкие камни. Снимает купальник, переодевается, испытывая Савву, что словно упырь вылупился, думая про себя: «пусть сдерживаться…, или он хочет всё и сразу, не он так говорил?»

В то время, Савва смотрит на море, вслух замечая:

— По прогнозам ожидается шторм. А, как хочется окунуться и завтра. Тебе повезло — у тебя всегда есть море!

— Савелий, о чём ты, я больше года в Москве! — восклицает, в попытке внести, хоть какую — то ясность, думая: «неужели кто — то мешает окунуться сейчас?»

— Ты же Русалка, обласканная вихрями, неповторимыми нежностями, каплей радости морской Любви! Как же ты оставляешь необычные ласки черноморской природы?

В то время как Савва несёт бессмыслицу, Людмила смотрит в сторону тёмного горизонта, почти, что не слушая. «Пусть побрешет, как пёс на луну, всё равно не остановишь, слова, как слюни, потоком»:

— Тебе могли бы все, завидовать! Может, Я не прав, но каждому свое! А больше всего хочется, чтобы у тебя в жизни всё получилось!

Отпив глоток шампанского, продолжил:

— Всегда вспоминаю, каждые двенадцать месяцев в году, проведенные с тобой — сказка! — ставит бокал и разламывает персик.

— По-простому, скучаю о незабываемых впечатлениях — о тебе и о море.

— Это то, да…, — оборвала его, — скучаешь и, только и хочешь, однако ты живёшь, удобной …, для тебя жизнью… ты не понимаешь меня, вернее…, не хочешь и вряд ли, хотел.

— Любовь Моя, Ты создана, для того чтобы тебя любить, а не для того, чтобы тебя понимать!

Людмила, немало изумившись такому откровение Саввы, «белиберде», слов, не удерживается, возражая:

— Иного ответа и не ждала. А я то, думала, любить — это значит не просто смотреть друг на друга и, не только смотреть но, и думать в одном направлении!

Голос Саввы становится громче.

— Это ты моя любовь, в этой жизни меня не понимаешь!

— От чего же?

С возмущением, она замечает, — А не ты ли, писал: «Не представляешь, как я по тебе соскучился; быстрее, мне хочется в твои нежные объятия и тебя…, Любить, любить, любить…, Не вылезая с кровати….

В то же время, Людмила понимает всю бесполезность слов, когда тебя не желают услышать.

— Только мне интересно, как такое возможно, а возможно ли, если ты второй год приезжаешь с Марицей, — при этом интенсивно стряхивая воду с волос, продолжает:

— Думаешь, я буду и дальше прятать по кустам от твоей дочери или ходить как пионеры за ручку?

Смотрит в упор.

— Как ты там выражаешься: «Ну, что я могу сказать? Больше не буду вмешиваться в Вашу Личную Жизнь!»

— Да, ты и не вмешивался, когда я боролась за наследный дом отца…, да, разве понять тебе, сколько лет, я во всём отказывала себе, сколько мытарств по инстанциям, думала, где же нам с тобой жить… Смешно? А, что слышу?

Повторяет его знаменитые фразы:

— А дальше: Извините, приеду в Ваши края, я обещаю, Вас не потревожу! — одновременно смеётся, но не над ним, больше над его образом в своём представлении и продолжая, отвечая вместо него: — А, зачем и ни к чему, дома теперь нет…

Но он, словно не слышит:

— Вы же несравненная, даже с природой! Ваша фигура экзотически сексапильна. Невозможно удержаться нормальному мужчине.

Людмила смеётся громче то, ли шампанское ударило в голову, тут ей становится на душе легче, хотя она перестала, как прежде расстраивается, и зацикливается на нём, плакать в подушку, ежеминутно хватать телефон, столько лет изводя себя то, в надежде, а то в ожидании: «а вдруг его смс?»

— Не начинай!

— И вот, наконец, я, — начинает смеяться: Ах…, ха, ха…, прозрела. — Ах, ха…, — смеётся безудержней, глядя в темноту моря. В то время, взгляд устремился к мыслимой точке, едва видимой линии вдали темноты горизонта, думает: «Такое бывает, когда понимаешь, что человек этот, не тот за кого его принимают — он пустота…».

Вместо плача, Людмила смеётся, словно в детстве, когда заходишься смехом до слёз, яснее, яснее осознавая: «Что, что всё это было напрасно; напрасно ждала перемен в отношениях с Саввой и не год, а годы, семь лет, блуждая в его обещаниях…, в нём, ведь, реальный образ его — не фантазия!»

Отходя в сторону, чтобы не забрызгать его «камуфляж», она принимается интенсивнее сушить волосы, наклоняя торс, отводя голову, стряхивает капли воды, крутит резче голову, разбрызгивая по сторонам капли: «словно то не брызги, а его лживые фразы и нужно стряхнуться от болтовни».

Вскоре они покинули затемнённое место, выйдя на освещённую набережную, прошли мимо ряда белых шезлонгов, что под навесами и тут замечают на одном из этих шезлонгов Савину дочь, Марицу, которая вероятно давно наблюдает, а с ней какой — то из местных парней.

Тут Савва приблизился к дочери и почти, прокричал:

— Что ты тут делаешь?

Долговязая девушка, продолжая, как ни в чём не бывало сидеть, закинув ногу за ногу, практически полулежа и в ответ, огрызаясь:

— Да то, что и ты, а что? — только то, усмехаясь, облокотившись о спинку шезлонга, не собираясь оправдываться перед сердобольным отцом.

— Марица, в номер, быстро, ты слышишь?

«Однако дочь у него оказалась не промах, давая понять всем своим видом, что она никуда не поторопится».

И с пренебрежением, указывая на Людмилу, заявляет:

— А, это — кто?

Людмила решила уйти, следуя прямо вперёд вдоль набережной и не оборачиваясь, нет желания видеть ни Савву, ни его дочь. Он так и остался стоять у освещённого лежака, где Марица с каким — то парнем из местных. «Дочь — то, успевает, знакомиться». За спиной слышится грубый голос, Марицы, обернувшись, видит, как дочь отчитывает папашу и указывает на неё.

На пути к дому, идя вверх по ступенькам, она размышляет: «Хороший вопрос задаёт его дочь: «Кто она ему?» Да, джентльмен, он даже не потрудился представить, что это…, как что…, нормальное поведение «хама» и, если он не у бывшей жены под каблуком то, явно у дочери.

Сзади послышались шаги, её уже догоняет Савва, Людмила остановилась, видя, как он запыхался и приближается к ней, смеётся.

— Смешно?

— Живёшь, значит в летнее время на даче, выращиваешь там, розы, тебе там спокойно и хорошо одному.

Уточняет:

— Как ты там сказал, живёшь так, как тебе нравится и…, никто не теребит твои нервы? Ну…, да…

Людмила прошла несколько шагов по короткой дорожке, до возвышения, до ступенек, отняв свою руку, остановилась.

— Ты можешь идти сразу к дочери, я не хочу быть виновной в разборках, да и она, она здесь чужая…, да, мало ли, что случится?

Обняв его напоследок, только то и посмотрела на бледность лица его с подёргиванием правого века, видя, что колеблется:

— Нет…, нет лучше …, иди, а я тоже пойду, пойду одна, так на душе спокойней.

А, он:

— Не обижаешься? …До сих пор не пойму, почему Тебя ЛЮБЛЮ!!!!!!

— Какая разница, ступай…, иди — проводи дочь в номер.

Поворачивается лицом к ступеням, следуя вверх, слыша, как за спиной стихают шаги, вот и стихли, а на слуху стрекот цикад и сверчков, стрекочущих из густых зарослей пожелтевшей августом зелени; с освещённых пятен на склонах, что вдоль ступенек, она поднимается и поднимается, достигнув деревянного храма: Святых царских мучеников, а за спиной продолжает играть на полуночной свирели сверчок…, вот и освящённые ясли у храма…, в ночной тишине льётся и льётся полуночный стрекот…

Следующими днями в квартире продолжили раздаваться трели звонков, Савелий не унимался, звонил и звонил. Она то, выключала свой телефон, словно говоря с ним: «Вот же, пристал, ну смысл попусту колыхать воздух…, Нечего и надеяться, здесь не цирк, нет места в моей квартире, и никаких встреч, какие встречи, довольно! И рассуждая с собой: Ты ведь приехал не ко мне, а на отдых. Смотрите и дальше за дочерью, возможно, что скоро приедете с внуками. Если только повстречает такого же, муженька, кому понравится тотальный контроль…

А я, ни причём? Не собираюсь, в квартире дочери, доставлять неудобства. Зачем, мне тревожить Джейн, у неё непременно должно быть тоже своё пространство. Мне радостно с дочерью… тогда, как Вы…, А Вы Савелий Сергеевич, наверно, продумали всё заранее и о том, где место Ваших свиданий.

Зачем, ну, зачем он снова звонит по ночам, теребя понапрасну всем нервы. И эти его ненормальные сцены, зачем, для чего, эти пустые слова, ведь ясно, все его обещания не двинутся с места, слизко всё…, как желе…», — память не унималась, телефон звонил, всё оживляя…

Измотав себя нескончаемой чередой навязчивых мыслей о нём и будоражащими память звонками, она направилась в сторону дикого пляжа; хотелось: побыть среди чаек, уйти подальше туда, в безлюдье, и только слушать, слушать лишь шум волн.

Спустившись от железнодорожной платформы, под проходящую ниже платформы арку, затем пройдя под платформой тоннель со стекающим ручейком с гор, где было довольно скользко, она вышла к полосе гальки дикого пляжа. Подойдя ближе к воде, разделась, затем долгое время лежала у самой кромки, слушая переливы воды, журчание переката камней, удары отлетающих брызг, внимая непрерывным звукам волны.

И так, прикрывая от солнца глаза, погружаясь в себя, распластавши в стороны руки, она лежала довольно долго, ощущая всплески прохладных брызг, а после, ближе полудню, когда солнце припекло сильней, совершила долгий заплыв.

В пору, когда нужно было возвращаться обратно, Людмила, как всегда, поднялась по прислонённой к бетонному полотну деревянной лестнице, выше склона, от полотна платформы, пересекала железно дорожные рельсы, проделывая путь свой обратно, возвращаясь, домой, преодолев череду ступенек, ведущих вверх до парка, пересекла кипарисовую аллею.

Бетонная плиточная дорожка аллеи, пролегала вдоль сетки ограждения спортивных площадок для игр; футбола, волейбола и бадминтона и кортов для тенниса, которых летом не видно из-за буйной листвы и хвои вечнозелёных деревьев, однако, звуки ударов мяча по ракетки, по мере приближения к ним становились отчётливей.

«Туда — сюда, от занятий в семьях к будням, к безразличному мне мужчине, занимаюсь совсем не тем в замкнутой траектории передвижений, я стала, как теннисный мячик; а где же место для счастливых событий?

Сколько я стучалась в закрытые двери правосудия, и только лишь потому, что влюбилась в этого «козла». А он, ничуть не заботился о моём с дочерью благополучии, скорее о своей бывшей семье, ни обо мне, прилагавшей усилия, что скиталась по дворцам, так называемого правосудия, тратя время в борьбе с мошенниками, засевшими в наследном мне доме, доме отца.

Ведь где мы могли бы, с Саввою жить…, столько усилий, но видимо Бог не дал испортить мне жизнь окончательно. И только вспомнилась фраза, оброненная экс возлюбленным: «А, если бы у тебя был дом то, я бы давно жил там с тобой». Однако, все эти проблемы, расходы, годами были только на мне.

«А он, не видит, как становится отражением его внутреннего безобразия, которое всплывает, как какие-то фекалии, грязь из памяти, выходя, как из трубы.… Стоит только вспомнить все эти скандальные годы, какие-то его претензии, наглеца, живущей где — то и портившего другим нервы…, нет, не отвечу, стоит только ответить и вновь начнётся…

Какое мне дело, пусть…, считает, что неотразим, неужели он не видит, как годы изменили в прошлом стройную фигуру атлета, и в кого он превратился, козлоподобный герой — любовник. Как же, мне жаль, что омрачала, свою должную быть прекрасной жизнь, вместо того, чтобы наслаждаться радостью дня; месяцами ждала его, вздрагивая по ночам, тревожась и огорчаясь, не дай бог приснится…, что разлюбил.

Но, всё это было раньше, а теперь, что? Помнится недоумение: Когда возвращаясь с пляжа, пройдя через парк, миновав бассейн и повернув за угол, увидела пару, мужчину лет шестьдесят и девушка под двадцать пять, перед собой в метрах пяти, они спускались вниз по дороге, в направление моря. Тут я пригляделась к мужчине, с перекошенной спиной, больше в правую сторону, с лысиной, блестевшей на солнце: Человек этот, сопровождал девушку, со светлым цветом волос, по дороге девушка спорила с ним. Выглядел он, ссунутым стареющим дачником, с заметно выпирающим брюшком под тонкой рубашкой, но он, кого — то напомнил мне… Лицо его, казалось бледным, оттенком подобным старой бумаге но, что — то в нём было от Саввы, и только почти догнав его, задержалась, пропуская у поворота машину, остановилась в сомнении, чтобы не подойти, решая дилеммы, глядя вслед и гадая: «он это или не он?»

«А теперь вот он, мой герой с остатками нервов, чуть слово не то, буря истерик. Скажите мне милый мой Савва, Савелий, на кого Вы потратили годы, Вашу энергию добывая ваше «бабло», ну, а ко мне какие Ваши претензии? Так почему Вы несёте мне этот бред? Вы оба как молочные братья, что ты, что Сысоев ещё тот великий герой, герои созвездий…, стрельца.

А, что говорить, если и этот гусар со временем, совсем иную песню запел. Ну, кто они, будто животные, которых ничего, кроме похоти, абсолютно не трогает? — сокрушалась Людмила. — И ведь бывает, когда, остановишься среди круговорота будней и дел, как ни странно, вдруг понимаешь, что всё это…, просто не, то…, не то, что нужно и куда я вылетаю, в столицу…, к кому?»

Глава шестая

День вылета из Краснодара. Самолёт долго не отправлялся; в новостях сообщается: В аэропорту — Домодедово, возникло какое — то задымление. Людмила с провожающей её сестрой, Вестой, который час прохлаждались в зале аэропорта. Казалось, сама ситуация препятствует отъезду и говорит сама за себя; а нужно ли, возвращаться в Москву?

Расположившись за одним из крайних столиков в кафе, она наблюдала, за разношерстной публикой аэропорта, группами и по одному, сновали наполнявшие зал вылета пассажиры, а некоторым из них и удавалось перерегистрировать билеты на другие московские рейсы.

— Осторожно, эта маленькая жёлтая птичка имеет выгнутый острый клюв, она может клюнуть и достаточно больно, — сообщала Людмила, родителям с детьми, которые то и дело останавливались возле неё. Проходя мимо неё справа, где на кресле стояла клетка, время от времени, дети пытались просунуть сквозь решётку свои тонкие пальчики.

Вскоре, пассажиров, ожидавших прилёт домодедовских рейсов, пригласили получить питание, в виде сухого пайка. Одни за другими сменялись строки на табло рейсов, наконец, появились данные рейсов напротив строк о прилёте с номерами рейсов прибывающих из Домодедово. Длинные очереди выстраивались, у стоек регистрации, затем людские потоки перетекали, в отсек выхода, следуя на посадку.

Пожалуй, так случилось впервые, что во время полёта Людмиле не удавалось заснуть, сначала в салоне аэробуса, до неё доносился шум со стороны пассажирского бизнес класса, немногим позднее проснулся ребёнок и заплакал навзрыд. Самолёт набирал высоту, затем лайнер выровнялся, потом стюардесса принялась разносить пледы, вскоре она сделала замечание пассажирам, шумевшим в рядах бизнес класса, когда эти бубнёные затихли, перевозбуждённый ребёнок заснул. Затем женщина справа, обратилась с просьбой подать и ей плед, стюардесса, пообещала принести его позже: «Сначала раздают пледы детям и пассажирам бизнес класса». Минуло около часа, вдоль правых и левых рядов покатилась тележка, стюарды предлагали напитки, постепенно полутона подвыпивших голосов со стороны « пассажирского бизнес класса» становились всё громче, вероятно там парни, добрались до спиртного, послышались и короткие тосты, этот шум дополнился криком ребёнка.

Людмила, поёрзала, ноги немного замёрзли, однако, ей посчастливилось стать обладателем пледа. К моменту, когда стюардессы предлагали еду, она немного согрелась. Перекусив, сложила остатки пищи в коробку, переместив накрытую в клетке птицу себе на сидение, направляясь в хвост самолёта руки помыть. Между тем, вернувшись обратно, снимая с сиденья клетку, заметила проходивших мимо кресел стюардов, один из них был у тележки, обслуживая пассажиров, другой по проходу шёл впереди, пытаясь урезонить раздурившихся парней, пассажирского бизнес класса, замечание не принесло результатов, никто под градусом алкоголя на критику не реагировал. А тут объявили: — Самолёт идёт на снижение, — Людмила с облегченьем, вздохнула. Разумеется, всему приходит конец. За окнами мелькание огоньков лайнер у посадочной полосы, и вот он выпустил шасси, небольшие толчки и удары колёс по бетону, теперь они касались земли, протянуло немного вперёд, приземлились.

Дождавшись, когда покинут салон пассажиры первых рядов, Людмила протянула руку над креслом, взяв небольшую сумочку с полки ручной клади в руку, а во второй она несла клетку, вливаясь в очередь спешащих на выход людей, следуя к трапу.

В зале аэропорта Домодедово, она подошла к багажной ленте, где по овальной дорожке перемещался багаж, завидев свой чемодан на колёсиках, сняв его с ленты, проследовала по указателям к выходу из аэропорта.

У здания аэропорта, после недолгой задержи, Людмилу встретил Владимир, предложив пройти к району автостоянки, всю дорогу, что она шла, продолжая перед собой нести своего попугая в клетке, пока не села в салон припаркованной на стоянке машины.

В Москве, в ранний час, по-осеннему зябко, была облачность, начинало светать.

— Да, извини, что нормально не получилось поспать, — держа на коленях клетку, она объяснялась, — ну, что поделать, если рейс задержали, да с попугаем перерегистрировать рейс практически не возможно.

— Ну, а какие новости?

— Ну, какие там новости у меня, скоро Джейн поедет на сессию, — только вот, с попугаем проблемы, никому его не оставишь, дочь упросила меня его взять.

Между тем он заметил, — Стоит удовольствие как билет, все эти справки, оплаты — в общем, у богатых не без проблем.

— Куда ты мчишься! Не видишь, здесь знак ремонта дорог! Тормози, быстрей, поворачивай вправо, ослеп, что ли или ты идиот?

Резко вырулив влево и сбросив скорость, машина продолжила движенье вперёд: «Что это было, попытка убийства? Что — то, вроде того, мы вместе умрём…, вот попробуй не верить в приметы», сверкнув как вспышка, озарила мгновенная мысль: «Возможно, прекрасный выход из мира живого, вероятно, он уже пожил, — размышляла Людмила, — если, ему жизнь не важна, он то, позаботился о Камилле, а я?»

«Но, мне на тот свет не пора …, я нужна своим детям, слава богу, что я не спала, а то бы…», — от этих мыслей по Людмиле пробежал холодок, знобило, несмотря на включенный обогреватель салона. Остаётся лишь сожалеть, что билеты купили в оба конца», — эта мысль обдала её жаром, да здравым доводом, «а теперь, это как понимать…, запоздалое просветление?»

Владимир Аронович с присущим ему спокойствием, не выражал эмоций, он продолжал всю дорогу молчать, впрочем, как и всегда управляя своим «экон. классом», всё как обычно, сидя немного откинувшись в кресле. Затем, достав зажигалку, немного наклонив, морщинистое лицо, прикурил.

— Перестань, ты забыл, что здесь птица? — свирепела Людмила, «пожалуй, пора ему «вправить мозги».

Владимир притормозил у обочины, затем вышел, на ходу продолжая курить. Вдоль трассы у лесного массива в тумане московского утра средь листьев деревьев, проглядывала желтизна. Цвет выгоревшей травы и опавшие бурые листья всё говорило о поздних осенних приметах, таящих приближение холода и зимнего ноября.

Вскоре Владимир вернулся в салон, включил зажигание, отпустив сцепление, нажал на педаль скорости, машина, прибавляя свой ход, понеслась в автомобильном потоке. Минуло чуть больше часа, вот они и подъехали к Люберцам, вскоре достигли знакомых высоток. Завидев машину, дремавший охранник, поднял шлагбаум, автомобиль проследовал к подъезду трилистника одного из домов. Выходя из салона, заглянув внутрь, вытащив клетку, с птицей в руках в быстром темпе она шла к подъезду. В это же время, сидевший на водительском кресле, Владимир потянулся к ручке двери, захлопнув её, отъехал от входа парадной. Закончив парковку, он вышел. Понёс в подъезд чемодан, поднялся на лифте на девятый этаж, перед входом в квартиру поравнялся с Людмилой, которая вошла в коридор, у порога квартиры, он задержал долгий взгляд на её постройневшей фигуре, залюбовавшись упругостью тела, её бронзой кожей, глазами скользя по подкачанному силуэту красивых Людмилиных ног.

С клеткой она прошагала в гостиную, затем вернулась в прихожую и стоя у зеркального шкафа купе, принялась разуваться, через арку из коридора смотря в полутьму комнат, в то же время задумавшись: «И стоило ли спешить, вероятно, сглупила, — сожалея, « что слишком рано вернулась, ощутив себя одинокой среди всей этой несносной тюрьмы». Пройдя в кухню, приоткрыла жалюзи, посмотрела на стол, следом на подоконник, на тумбочку, на которой на подставке стоял телефон, все вещи в пыльном налёте, всё та же картина наблюдалась в гостиной; повсюду на мебели пыль, «квартира выглядит не жилой…».

— Люсиль, прости, — пока не успел, попри браться, — его слова прозвучали фальшиво, — вчера, позавчера, по приезду столько забот, а скоро мне снова к Камилле, поеду в аэропорт, они улетают все в Англию…, ну…, а собаку мне внук завезёт.

— Да? Что за срочность такая …, и этот отъезд, учебный год только, что только, что начался, они не в курсе?

— У Мотеля умер отец, да…, да всё именно так, сейчас выясняются причины смерти отца, Камилла собирается вылетать всем семейством туда.

— Понятное дело, наследство делить. Того, что у вас, недостаточно, как и дома, что Мотель отстроил и во Франции…, мало ей, бедная ваша английская Мери! Задача «ополовинить» свекровь и лондонский дом?

Владимир Арнольдович, стоя у навесного серванта, потянулся к стеклянной дверце в шкафу, открыв её, взял с полки двухсот граммовую бутылочку коньяка, налив содержимого в рюмку, приоткрыл рот и опрокинул её. «В действительности, насущнее этой проблемы, актуальнее нет ничего. Человеку пьющему, конечно, конечно, не алкоголик — всего лишь из культурной научной среды, который не мыслит свой быт без спиртного, строй поменялся в стране, а привычки людей остались со времён СССР».

— Не знаю, что и зачем, Камилла пусть дальше сама всё решает, меня больше беспокоит её состояние, состояние психики, она стала нервной, на супруга постоянно кричит, сыну она отдельную квартиру снимает, они с ним не ладят вообще.

— Круто живёт твоя дочь, казалось бы, инвалид…, но, вместо того, чтобы заняться своим здоровьем, на которое сетует часто, чем она занята? Ей почему — то становится легче, от того, что причиняет страдания людям — это, как понимать…, как скрытый садизм? Создаёт всем «головняк», почему она ту, что сдаёт, из четырёх комнат не разменяет, нормально? Или чтобы ты оплачивал внуку квартиру, что же тебе, как вижу ничего и не надо, ну понятно, кто на голову инвалид!

— Да, супер, с точки зрения меня, — заключила она, оставив Володю на кухне, тут же прошла в комнату и, переместив клетку с тумбочки на комод, осмотрелась; «все вещи в комнате были на прежних местах как в день отъезда на море, казалось, жизнь здесь без неё замерла, полумрак, словно в склепе, да и дверной проём в виде арки, ведущий в спальню, как в усыпальницу говорил сам за себя.

А за этими окнами столичная суета чуждая безмолвию затхлой квартиры, ей никак не взять в толк, почему там, на юге в небольшом городке; на набережной, на танцевальной площадке жизнь била ключом, а теперь будто застыла. Вспоминалась и женщина с рыжим хвостом и обиженные слова её ухажёра: — «Она всё в поиске генерала, а мои предложения — это не то». Что говорить, кого и к чему убеждать, пока не почувствуешь и не узнаешь, что значит жить с человеком, к которому развивается неприязнь, с каждым прикосновением с каждым днём. Какая разница, кто он генерал или генерал — майор, эти глупышки…, расходуют счастливое время на старую вонь, замшелых отставных генералов, а когда они ко мне прилипают, мне тошно, дошло дело и до анонимных звонков, в памяти возродился сюжет:

— Кто Вам дал мой телефон? Пауза…, а после неизвестный, звонивший, находясь где-то на другом конце провода, заявил, «что у разведчиков, проблем с информацией нет», продолжая рассыпаться комплиментами, приправляя сладким словцом. Несмотря на тон и комплименты того, что представился «древнейшим работником ГРУ», неся какую — то чушь, «что за околесица, что за игры? Мало ли, психов на каждом шагу, вместо того, чтобы отдыхать, в танцевальном зале одолевают расспросами: «Чем занимаетесь, вы откуда? — получая однозначный ответ, — А что сейчас, происходит свидание? — простой способ пресечь любопытство. Зачем посторонним эти подробности обо мне, — Вас какие интересуют детали? — парировала в танце Людмила, или порой, отделавшись просто словами: — А в данный момент, я танцую, — не каждому по душе её объяснение или отсутствие такового. — К чему Ваши расспросы, одна я или может быть с кем-то, понимаете, я выбираю…»

И на ум пришли мысли о выборе, связав с тем, когда пришлось выбирать между Олегом и Владимиром Арнольдовичем, — но, с другой стороны, скорее не выбор, а стечение обстоятельств. До встречи с Сысоевым, за полгода до отъезда в Москву и запутанных отношений с Савелием». Людмила познакомилась с мужчиной из Кёнигсберга, с Олегом, по возрасту намного моложе Владимира, стройный, со смазливым лицом, педантичный в вопросах одежды, как выяснилось, он занимался коммерцией но, на тот момент отдыхал в санатории, неподалёку от дома Людмилы.

Впервые встретились он и Людмила на танцевальной площадке, а после он заметил её, загорающую на пляже. Кто знает, может быть, Людмила бы его и отвергла но, причина заключалась в Савелии, с которым, накануне они и рассорились. Людмила злилась на Савву и демонстрировала тому безразличие, загорая с новым знакомым на морском берегу. «Ну, и что, пусть продолжает свой отдых, понимая, что не собираюсь бегать за ним, а лучше, пусть он наблюдает за мной, со стороны, пусть поймёт, что я теперь не доступна». Она понимала, что влюбила Олега, который с первых минут, предложил приехать к нему в Кёнисберг.

Время Олега подходило к отъезду, она собиралась принять его приглашение, пообещав заняться оформлением заграничного паспорта, так как транзит до Калининграда пролегал через страны бывших союзных республик; Украину и Белоруссию.

На первых порах она принялась оформлением паспорта, чтобы в дальнейшем поехать к Олегу, но оформление затянулось. Но, после встречи с Владимиром Людмила поменяла решение, она не могла так просто, уехать, когда столько нерешённых проблем. Не говоря про литературную жизнь, не думать о том, чем грезилось и, как быть с целями в жизни, мечтами и дальнейшими планами, оставить все идеалы, пусть полетят «псам под хвост?»

Полночь, на мини лоджии с видом на городской пейзаж, внутри погружённых в унылый мрак комнат тишина, где через гостиную спит, видя десятый сон равнодушный Сысоев. В одиночестве поморгав глазами от слёз, они скатились в недопитый бокал. «Пей, хоть перепей, опять же, тоскливо, щемящее чувство …, Людмила смотрит на улицу и размышляет: «Пусть тогда всё идёт чередом, если на сексуальную жизнь я «забила», — и вспомнила, «что завтра в литературный клуб на чистых прудах, а кроме того из ЦДЛ на Никитской ей позвонили, а там: Субботнее вручение премий, подумав об этом, Людмила как будто бы улыбнулась своему отраженью в стекле, теперь в приподнятом настроении, она пошла, принять ванну. Вернулось ощущение лёгкости и полёта, нахлынув приятными мыслями, вот в её жизни забрезжила цель.

А следом дни шли без особых событий, если бы не эти звонки по ночам, зачастую звонили Владимиру, не вовремя каждый раз, когда он только начинал засыпать, трубку не брать, но от беспрерывных звонков не будет покоя. Вот и сейчас…, Людмила подходит к Владимиру, он спит, немного потеребив его за плечо, он и не думал проснуться. — Ты слышишь, Володя? — подаёт ему телефон, — быть может, что-то случилось у дочери?

Он посмотрел, какой там высветился номер, протянул руку из-под одеяла и спокойно, взяв переговорное устройство, отключил трубку.

«Что ж хорошо, если не важно», — зная его внимательное отношение к капризам Камиллы, такое поведение ему было несвойственным», — испытав на минуту сомнение и не придав тому большого значения. Она открыла в комнате дверь, ведущую на балкон, вышла на свежий воздух, ей было не до него, скорее он её раздражал и вполне устроил тот факт, что он уже спал.

Тем временем в темноте улиц, в неподвижных силуэтах домов напротив закрытых окон балкона, где — то в домах загорается свет, куда сверху смотрела Людмила, проводя в поздний час свой одинокий досуг, наблюдая, сквозь смог облаков, как проглядывали редкие звёзды, порой в желтоватом мерцанье проплывала луна. Артемида, мелькая в ночи, прикрытая тёмной вуалью ночных облаков то, появлялась то, вдруг исчезала. С наступление ночи, Людмила всё ещё продолжала сидеть в узком пространстве балкона, закутавшись в плед, располагаясь в небольшом мягком кресле, в ночь полнолуния ей не спалось. Казалось бы, пора и настроиться на другой ритм, но будто бы, глядя со стороны на себя…, как на чужую какую — то жизнь, где — то внутри, ощущая терзанье, казалось, с ней говорит подсознанье, она понимала, « что то, что происходит сейчас; жизнь с человеком духовно ей посторонним, иллюстрирует собой сплошной бред». И снова скрылась царица ночи, за окнами зияла тёмная пропасть, мистификация чёрной дыры микрокосмоса или волчье солнышко ставит ловушки?

В ночном созерцанье луны, незримо менялись реалии, в вихлянии мыслей, пролетали минуты,

и только, как стало светать, пришло спокойствие мысли, теперь покидая ночное убежище, думалось: «Что вскоре он соберётся и уйдёт в научный исследовательский центр, сейчас она ляжет и спокойно заснёт, а следом на ум вдруг пришло: Затем она „смоется“ до его возвращения, припоминая: Сегодня на Никитской „Есенинские чтения“, — Людмила накинула покрывало, глаза слипались, — всё спать, решено, там она прочитает свои строки о поэте Есенине, а может, о лунных дорожках».

Под вечер, в фойе дома литераторов собралось немало поэтов, различная публика, но в основном люди зрелого возраста, на много старше Людмилы и несколько человек в возрасте до тридцати.

Поначалу из малого зала к присутствующим у двери вышла девушка — секретарь с объёмным журналом. Секретарь, обратилась с короткой речью, открыла журнал и принялась вписывать всех желающих, принять участие в авторских чтениях.

Вскоре в малый зал пригласили войти. Поэты, писатели; конкурсанты, входили, за ним Людмила, расположившись в пятом ряду, нетерпеливо следя за очерёдностью чтения, но вот и её имя огласил член жюри. С присущим голосу трепетом, продекламировав авторский стих о лунных дорожках, под бурю аплодисментов, горделиво она возвращалась на место. И только сейчас, обратила внимание, кто сидит по соседству: « вероятно один из участников чтения, а он достаточно привлекательный; с правильными чертами лица». Мужчина назвался: — Бранислав, — вот он открыл свой планшет, показывая на сайте страницу, когда он знакомился с ней, она назвалась ему по псевдониму.

— И вы собираетесь выступить? — поинтересовалась она.

— Ирен, — обратился к ней, воспринимая её имя реальным, хотя Ирен — её авторский псевдоним, Людмила не решилась разубеждать. Ей нравилась эта загадочность: «пусть и воспринимает меня под псевдонимом», — подумав так, перевела внимание к пространству столов жюри, где находился поэт, читающих стих по листку.

— А, я вот…, передумал. — Он улыбнулся и шёпотом попросил уделить ему минуту, выйти в фойе.

Вникнув в смысл его слов, перевела взгляд от к гэ — образно сдвинутых столов жюри на сидящего с ней рядом мужчину. «Высокого роста и прекрасно сложён, привлекал и тот факт, что они с ним ровесники, не говоря о манерах; гибкий в общении, уверенный в себе человек и очевидно Бранислав — прекрасный стратег».

— Ирен, могу ли Вас ангажировать в литературный буфет? Вам известно, что после конкурса чтений начнётся литературно-музыкальный концерт?

— Да, я читала на сайте о церемонии награждения, что того, как членом союза Российских писателей объявит победители чтения, состоится концерт.

— А Вы прекрасная, извините мадам или мадмуазель?

— Отчего же, мадам.

— Мадам, я попрошу Вас, проследовать со мной в литературное кафе, выпить по чашечке кофе

— Думаю, есть и в этом резон.

Людмила с Браниславом спустилась вниз на этаж.

Он проводил Людмилу за столик в кафе, в слабом свете уютного интерьера, она окинула взглядом немногих присутствующих, в то время Бранислав отходил к барной стойке. А там, пригласив официанта, вернулся к столу и спросил:

— Ирен, какие у Вас предположения, кто станет победителем конкурса?

— Мне затруднительно давать такие прогнозы…, на мой взгляд, тот первый молодой человек. А как полагаете вы?

— Весьма вероятно. Но, это не первое моё посещение конкурсов, я полагаю, что дадут главную премию какому — то научному деятелю или заслуженному литератору, автору книг или стихов; знаете ли, искусством правит коммерция, — и тут спохватившись, себя перебил:

— А собственно, все мои слова — это не очень вежливо, глупо беседовать бог знает о чём, когда рядом прекрасная фея — Ирен.

— Я видел Вас раньше, весной или мне так показалось, а сегодня мне кажется, я вновь заметил Вас в фойе и…, у меня замерло сердце.

— Так почему не бросило в жар, Вы замёрзли? Какой Вы? Ах,…ха, ха…! Людмила смеялась, затем почти в голос. — Значит, Вы — не тайный охотник, так это не чудо, что мы оказались с Вами там рядом?

— А, как иначе мне приблизиться к Вам? — сейчас же он улыбнулся, выходя из неловкости, — А хотите я немного Вам о Вас расскажу?

— Мне интересно, как такое возможно? Как взгляд со стороны на себя или же, глазами окружающих нас или это не так?

— Заметьте, это просто предположения — мои, — и он продолжал:

— Я был в восторге, когда увидел, что пришли Вы и особенно от того, что не заметил с Вами сопровождающих.

«А он жантильный», — лукаво, она посмотрела и улыбнулась.

— Ну, впрочем, — он немного смутился, извинившись, — я отклонился от темы; В Москве вы не так давно, судя по тому, что у Вас сохранился загар. Возможно, что Вы разведены, судя по всему, Вы свободны — вижу Вас, довольно часто посещающей светские мероприятия, — задержал ненадолго дыхание, — Ирен, Вы очень сексуальны, по — этому мужчины западают на Вас. Вы вселенский магнит и по этой причине Вам приходиться быть весьма осторожной. Но, я надеюсь, весьма, что смогу не разочаровывать Вас. И последний вопрос, а когда я смогу узнать Вас поближе?

— Поближе, в смысле, как? — «последний но, каков, коварный вопрос!»

— Пригласить Вас на ужин, понимаю, вопрос доверия, предположим, в какой ни будь ресторан? Пожелаете, в любой ресторан, хотите недалеко от метро в ресторацию, у станции Баррикадной?

— Пока, ничего пообещать не могу.

— Я позвоню Вам, — мгновенно в расстановке мыслей, он изменил ход: — А может быть, Вы запишите и мой телефон? Во всяком случае, тогда я смогу приглашать Вас, держать в курсе литературных событий, Ирен не возражаете?

Он вкрадчиво взглянул в глаза Людмиле, словно ощутив согласие, продолжал о себе:

Я успешно закончил « Московский Авиационный Институт», ходил на семинары, лекции и Лабы, занимался сопроматом, практически без отдыха, еды и сна, став инженером так сказать, женился. Проблемы одолели, так сказать и Ватманом с Кульманом стали со мною неразлучны и заменили мне, как скатерть, так и кровать. Наш самолёт семейный приземлился, не каждый в жизни может стать героем, так, мы с супругой и разошлись, сначала я успешно строил бизнес. И после всех экспериментов, я понял, что заниматься бизнесом с партнёром — всё такое, не для меня. В делах неосмотрительность мешает, с друзьями с осторожностью общаюсь. Хотя, нет, Ирен, Вы прекраснее Нимф, Мельпомен. Вы — Богиня, для Вас я — открыт, Вам верный поэт — Бранислав.

— Да, Вы блестящий оратор, поэтому диктуйте номер, — Людмила опять рассмеялась, — как перед Вами устоишь? — взяла свой телефон, сделала короткий про звон, записав его номер в контактах: Джеймс.

Звонок прозвучал дважды, уже пора подниматься в зал, а там: под аккомпанементы концертмейстера, Московской Консерватории имени Петра Ильича Чайковского начался концерт с выступлением солистов и вокалистов — лауреатов всероссийских и международных конкурсов. Антракт. А после перерыва в концерте, актер театра и кино Игорь Ильин читал стихи Сергея Есенина, зал был полон, что и сказать — официальный голос телеканала «Культура», участники мероприятия рукоплескали.

— Грандиозно, — ответила на вопрос Бранислава Людмила, он подал ей пальто, — я в восторге, а вечер был бесподобен.

— Разрешите мне проводить Вас, Ирен? — Да?

— Но, только до метро.

— С Вами не забалуешь но, мне нравится и Ваш надменный взгляд и Ваша строгость.

— Какое впечатление от вокалиста?

— Нет слов, наслаждение от вокала Лунева, особенно тронуло исполнение на стихи Сергея Есенина, а каков голос Елены Симон!

— Вот и метро станции «Баррикадная», Ирен, Вам в каком направлении?

— По Таганской — Краснопресненской ветке, Бранислав, а Вы?

— Сокольническом. Ирен, позвольте с Вами до Лубянки.

— М…м… не поняла это как?

— Но, что здесь непонятного, — без объяснений, Бранислав заскочил следом в вагон…

Людмила вышла на станции Жулебино, вдохнув сырой, свежий воздух с примесью автомобильных выхлопов, ступив на переход дороги, сделав шаг к остановке маршрутки, вернулась обратно к дорожке между домов, «нет, лучше мне пешком, чем зябнуть — быстрее не будет». Скользко кругом, лужи в покрове тонкого льда, без спешки, пересекая дорожки, она шла по узким проходам дорожек вдоль фонарей у слабоосвещённых дворов. Вот и он, треугольник высоток, среди девятиэтажек домов.

Девятый этаж, дверь и коврик с надписью «вел ком», вставив ключи: «опять «голый номер», дверь закрыта, она позвонила: «Да сегодня везёт, ещё разбудила!»

— Зачем, в дверях ты оставил ключи, я же просила…

Глава седьмая

В одиночестве смотря телевизор, завершая свой завтрак, перед экраном в гостиной и при этом, испытывая, как уязвлено самолюбие, она размышляла: «Имеют ли, сотрудники агентств по подбору домашнего персонала, хоть какое-нибудь представление о том, что в начале 1930-х годов, появился подход, описывающий человеческие отношения, что позволило в организациях более углублённо рассматривать разделение труда, с учетом влияния человеческого фактора?

У Людмилы создалось впечатление, «что во многих столичных агентствах ситуация работы менеджеров граничит с абсурдом, вопреки этикету, здравому смыслу и межличностным отношениям, в стремлении выполнить все пожелания нанимателями и угождать, менеджеры настолько преуспевают в потакании различных причуд, что невообразимое рвение услужить, зачастую происходит в разрез с элементарным понятием порядочности». И такое сложившееся мнение, лишь нашло своё подтверждение, после очередного посещения собеседования агентств по найму нянь, гувернанток, в котором на днях она побывала. Который раз, задаваясь одним и тем же вопросом: «И почему это многие из нанимателей, в сфере социально-трудовых отношений допускают дискриминацию домашнего персонала?» — перечитывая сообщение и сидя, по-турецки с ногами на мягком диване уютной обстановки квартиры, припомнив диалог из телефонной беседы, директрисы одного из московских агентств, отбивший всякое рвение, наносить визиты в агентства:

— Вы правы срок годности нянь — всего год.

«Вот это отношение к людям! — вспоминая эту беседу, Людмила встала с дивана, расхаживая по комнате, с возмущеньем, такое отношение к людям, как такое может только прийти в голову: «Неужели у них отсутствует представления основ управления, взять хотя бы одну из классических школ. Кого же приглашают агентства для работы с детьми, компетентных педагогов, гувернанток, нянь или «рабынь» готовых на всё?»

Учитывая свою договорённость с Браниславом, тут же перескочила на мысль: «Нужно созвониться к полудню, и опасаясь того, что непредвиденное появление Владимира может нарушить все планы, она решила собраться пораньше, чтобы в ожидании его звонка прогуляться по Китайгородскому торговому центру. Надеясь посетить там экспозицию исторического музея, расположенного при входе на Кремлёвскую площадь. Немного погодя, выйдя из ванны и, разложив на спинке дивана два брючных костюма, Людмила постояла в раздумье: «Какой из них подойдёт, конечно, к вечеру лучше красный или может снять с вешалки платье?» Неожиданно, мысли её перебил телефонный звонок, «неужели Бронислав, что-то он рано?» — она сняла трубку, и вскоре услышала женский голос.

— Людмила, не могли бы Вы подойти сегодня к метро для встречи с работодателем?

— Куда и когда? — поинтересовалась она, прикидывая, как ей успеть: «ведь сегодня вечер поэзии, там у меня встреча с Браниславом».

— В районе трёх часов дня, Вас там встретят у входа в Сокольническом метро, столик заказан, на случай, если придётся ждать, маму с девочкой младших классов.

— Хорошо, я согласна…, — повисла пауза, голос в трубке ответил:

— Тогда созвонимся.

— Я поняла, — только успела ответить Людмила, на этом, связь прервалась.

Она посмотрела в окно, вдали с лопатой орудовал дворник, счищая с тротуаров и бордюров нападавший снег. «Этот, по-видимому, выходец из ближнего зарубежья, ловко же, он очищает дорожки, — переведя взгляд на стрелки настенных часов, что показывали 11:45, подумав, — уже приближается полдень». Насыпав корма, для птицы, она вернулась на кухню, чтобы заменить и воду питомцу, — «теперь, когда неразлучник накормлен…, и мне не мешало бы, выпить чашечку кофе.

Пора заканчивать сборы, придётся одеть чёрный костюм, да…, — она взглянула ещё раз на одежду, разложенную на диване гостиной, — теперь без колебаний выбор был сделан, — практически для всего, — поймав себя на этом, — открыв шифоньер, убрала в него красный костюм. Оделась, взяв дамскую сумочку, захлопнула дверь, спустилась из квартиры на лифте и зашагала к метро.

Доехав до станции метро Сокольническая линия, покинув вагона, выходя из метро, по ступенькам эскалатора поднялась к выходу вправо. Оказавшись снаружи, сделав с десяток шагов, остановилась, поразмышляла: «По описанию кафе должно быть где-то рядом но, не последовательная нумерация сбила с толку».

Постояла, расспрашивая у прохожих, знают ли они, «где находится кафе — «Андерсон»? Одна из женщин указала рукой в направление. Свернув в переулок, находящийся неподалёку, Людмила наконец-то заметила ничем ни примечательное четырёхэтажное здание, это и было тем самым кафе — Андерсон.

— Проходите в гардеробную, — предложила, стоящая в фойе девушка, администратор, — гардеробная на втором этаже, а затем возвращайтесь обратно, я провожу Вас за столик. Людмила назвала администратору имя, услышав в ответ: — Они скоро прибудут, просили немного их подождать.

— О Кей, согласилась она, кругом сновали семейные люди, повсюду бегали дети.

Сняв куртку, Людмила поправила облегающий чёрный костюм, затем волосы, собранные в «бабе тку», она подкрасила губы светлой помадой, отметив: «кажется всё».

— Проходите за столик в третьем ряду и направо, видите, они Вас там ждут, — показывая в сторону двух женщин, сидящих с детьми, администратор, как будто бы приветливо улыбалась, одними губами, сложенными в узенькую полоску, глаза оставались сосредоточенными на происходящем в глубине просторного зала, сохраняя серьёзность.

— Добрый день, я — Людмила, как понимаю, рекомендована Вам гувернанткой.

— Ульрика, моя сестра Казимира, дочь Бернадетт, уменьшительно Детти и племянник — Кирилл.

— Людмила, присаживайтесь.

Подошедшая к столу официантка спросила: — Выбрали? Могу ли, забрать я меню?

— Да, — держа в руках один из буклетов, Ульрика оглашает официантке список из блюд: суп с фрикадельками, салат овощной и пельмени, штрудель и чай — всё по три порции, а что желаете Вы? — спросила она у Людмилы, которая изучала меню, решая: «взять ли, к кофе маффины?»

Тем временем, Казимира откланялась, пообещав зайти к Ульрике позднее и забрать её сына — Кирилла.

Когда официантка, а за ней Казимира ушли, Ульрика повела с гувернанткой свой монолог. Людмила, слушая эту рыжеволосую женщину, временами дёрганую, теребящую волосы в причёске каре, в ответ лишь кивая, давая возможность нанимателю выговориться, не задавая вопросов. Ульрика расставляя приоритеты, ставя круг задач, оказывается, была обеспокоена школьной ситуацией дочери, отстающей в изучении языков, английского и французского. Людмила, вслушиваясь в словесный поток, оставив все вопросы к Ульрике, как говорят на закуску, не прерывая её монолог, обратила вниманию на занятия Детти. А девочка, отодвинув тарелку, рисовала цветы ромашки, колокольчики, васильки, Кирилл улыбался сестрёнке и складывал самолёт из салфеток; забавы детей лет девяти. Вероятно, им не терпелось побегать, и тут племянник Ульрикин сказал:

— Мы есть не хотим.

— Хорошо, сходите наверх но, не долго, — приказала Ульрика, кивнув головой, к детскому залу.

— Разговорный французский, практики речи, в английском отсутствует, в основном, я перевожу тексты. Занималась с детьми начальных классов, русским, математикой, как правило, это — Питерсон. Уловив напряжённый взгляд, Людмила подумала: «она, верно, не понимает, того, что касается домашних заданий Детти — это одно…, но каково её мнение, относительно репетиторства языков?»

— Я сразу оговорюсь, я не языковой репетитор, в случае найма, человека носителя языка на Английском, могу рекомендовать практикующего уроками английского языка, он занимается с разной возрастной категорией, с людьми взрослыми и с детьми, мужчина из Лондона, вы можете обратиться к нему.

Расставаясь с Ульрикой, интуитивно ощутив то, что в скором времени, ей позвонят.

Спеша по заснеженной дорожке к подземному метро на Никитскую она ответила на повторный звонок Бранислава:

— Привет, где я? Довольно таки далеко, да, спускаюсь в метро, извини, говорить неудобно. Задерживаюсь, — последовала небольшая заминка, звук пропал, затем появился, — в Моссалите, займёшь место, о Кей, — и связь прервалась.

В подземном переходе к Никитской вновь зазвонил телефон:

— Людмила, мне ужинать без тебя? — раздался голос, на этот раз был Сысоев.

— Ты, что не помнишь? Что утром я сообщила тебя: сегодня вечер поэзии — иду в дом литераторов, и не забудь про ключи, вдруг опять ты заснёшь.

В фойе Дома Литераторов её ждал Бранислав, она вошла в вестибюль, он помог ей раздеться, взяв куртку Людмилы, передал кастелянше и, получив от неё номерок, сопроводил Люду к малому залу. Оттуда были слышны голоса, в зале читали стихи, предупредив, что примерно через час он вернется, и будет ждать, указав в сторону кресел, стоящих вдоль стен, поясняя, он произнёс:

— Ирен, Вы прекраснее Нимф, если Вы согласитесь пойти со мной в ресторан, ради Вас исполню любой реприз, очаровательная Джоконда, это всего лишь ужин вдвоём, соглашайтесь, минут через пятнадцать?

— Договорились, — стремясь прервать его долгую речь, — пиит «Масса лита», пока, — кивнув головой, быстро повернулась и, открыв дверь малого зала, устремилась на одно из незанятых мест.

«Вот и всё, — слушая голоса, читающие у микрофона стихи, думая с сожаленьем, — мой редкий вечер и снова в рутину будней, где кому — то кто — то и чем-то обязан и опять суета». — Кто — то читал нараспев:

— Догорает вечер в свечах,

 скоро ночь и там лишь темнота,

мне б замедлить время но,

увы — время скоротечно, грустно мне без муз,

 а время всё стремительней бежит…

В восточном ресторане было немноголюдно, сначала им подали Киндзмараури, затем Хванчкару поочерёдно наливая в бокалы, принесли салат и бутерброды с красной икрой, по просьбе Людмилы им был подан и сок; мульти фруктовый, любимого — грейпфрутового не было.

— А, жаль, — заметила она, — из мелочей складывается гармония дня, вернее вечера.

— Ирен, Вы кажется, сегодня собирались что — то читать но, вероятно я Вам помешал?

— Не страшно, мы скоро вернёмся и я с интересом, с большим удовольствием послушаю всех остальных.

В ресторане она пробыла не более, минут тридцати и по возвращению в малый зал ЦДЛ, к своему изумлению всё же успела продекламировать свой «Декаданс».

Людмила посмотрела на людей, собравшихся в зале, сидящих в рядах, где были плотно составлены стулья, эти любители поэзии, «казалось, в одно мгновенье все замерли, устремив в ожидании взоры», перевернув в блокноте страницу, собралась с духом четко произнесла:

— А Ла Декаданс, — поправив себя, пояснила:

— «Поэзия, А Ла Декаданс, — продолжая уже более ровным тоном, привыкая к аудитории, к её пристальному вниманию, — где тело касается шёлка…

Там ночью в кафе…

танцуют танго и румбу.

Бриз с моря в бликах огней…

Секунды и музыка смолкнет,

преследуют томные взгляды и шёпот — звучат комплименты.

За стойкой у бара… я с тонкой сигарой,

бряцает браслет в темноте;

В ментоловой дымке со смесью духов…

блеснёт огонёк и погаснет,

Коктейли Мартини, подали мне,

быть может, слегка улыбнусь я тебе.

И, ветром подуло,

запутались волосы, прядь не подвластная мне…»

Вечер поэзии быстро подходил к концу и вскоре она с Браниславом вернулись в ресторан, где официант им подал горячее.

— Вы несравненна, Богиня! Ирен, в Вашем имени целый космос, слышится тайна и, погружаясь в его глубину, я смотрю в небеса Ваших глаз…

Вглядываясь в черты лица Бранислава, в глубину его тёмных живых глаз, заострив внимание на его красивом и правильном профиле, нос с горбинкой на его воинственном овале лица но, ей с трудом верилось в искренность его слов, понимая, «что каждый писатель, поэт воспринимает себя неповторимым, мня себя «Пупом Земли».

Она отвела глаза в сторону, где за окном падал снег, в витрины отражали свет роскошных ресторанных люстр, напротив них, через стол сидела мужская компания, они откровенно рассматривали Людмилу, тем временем, она поймала себя на мысли, «как в скверном сне, он красив и статен но, ревнует меня к этому старцу, «дурак».

— Ирен, неужели Вы не останетесь со мной в такую холодную ночь.

— Бранислав, вот уж не предполагала, такого, что за…, новость, — затем она пристально взглянула на него. — В Вас говорит Ваша ревность? — уточнила она, со смешком в прищуренных глаз, — Я просто не могу, и буду сейчас откровенна, мужчина, с которым живу — он старше Вас, наши встречи, если возможны то, днём.

— Ирен, зачем Вы облачились в эти костюмы, не прячьте Ваши прекрасные ноги, когда я впервые увидел Вас, я обезумел, такие ноги, поверьте за всю мою жизнь, не встречал такую красоту ног танцовщицы.

— Говорите, говорите, мне нравится, — ловя его взгляд и то, как он раздевает её глазами…, буквально поедая её с головы до пят, — продолжайте, хвалите, — Людмила игриво ему подмигнула и засмеялась.

— Нет, не комплименты, смейтесь, скажу Вам, я обожаю, Ваш смех но, говорю Вам о Вашей редкой фигуре, как на духу. Мне нравится Ваше лицо и вся внешность, белые волосы, идут Вам, к лицу, но ноги, нет слов!

— Бранислав, нам пора, я не вправе задерживаться дольше, к сожалению, я здесь не у себя, понимаете?

— Как скоро увижу вновь Вас?

— Мне кажется, что теперь не скоро…, я Вам позвоню.

Нежная мелодия лилась из динамиков, наполняя зал ресторана, окутывая в этот поздний час сидящих за столиками посетителей нотами романтизма. Звучание музыки уносило Людмилу в прошлое и вместе с тем, соединяя реальность вместе с фантазией, в какую-то долю секунды ей стало казаться, «что она кружится в вальсе, меняя партнёров, в гусарских костюмах и все они: Савелий, Владимир и Бронислав в танце, меняясь местами скользя, пересекаясь один с другим, подхватывая, словно пушинку Людмилу, порхающую в белом, как снег за окном прозрачном призрачном леденящем платье».

Людмила вышла из–за стола и закружилась, изгибаясь в ритме мелодий, незнакомый мужчина подал ей руку и они продолжили погружение в звуки мелодии, танцуя в дуэте…

— Ла…, ла…, ла…, — обнажив свою душу, пела Людмила, — ла…, а… алая!

Немногочисленные посетители ресторана рукоплескали, когда она обернулась, Бранислав припав на колено, аплодировал громко крича: «Браво! Браво! Другие голоса подхватили… Браво!»

— Спасибо, мадам, — произнёс яркий брюнет, с привлекательной внешностью, в возрасте приблизительно лет тридцати, — в благодарность, целуя ей руку.

— Я очарован, — произнёс и словно растворился среди присутствующих.

Блеск чёрных бриллиантов глаз и улыбка Бранислава, были тому подтверждением. «Какой вечер, наслаждение и жизнь… но, нет же, она прекрасна, если взять и совершить дальний полёт подобно фее взлетев с лоджий балкона многоэтажки и улететь, — подумав о том, что так неминуемо: «Когда она вернётся в квартиру, в которой к тому времени у телевизора приподняв голову с плешью, на подушке, вытянув свои долговязые ноги на восточной софе, не менее часа, как дремлет в своей тёмной пижаме Владимир, — как можно терпеть его и дальше!? А жаль, что я не прекрасная фея, как меня называет Бранислав, которая могла бы с лёгкостью вот так, взять и упорхнуть в один миг, на прозрачных крылышках».

Мелодии, звуки скрипки, словно повинуясь движению невидимого смычка, заставили Людмилу обнажить этим ускользающим мгновениям душу, зажигая миллионы огней, как будто она снимает невидимую маску — очки, открывая вид на цвета бесконечной вселенной собственных глаза.

— Джоконда, божественная, что моя жизнь по сравнению с Вами, я просто червяк, нет…, браво, браво!

— Вы, Богиня — Ирен.

— Да, женщины — божественные существа, спустившиеся когда-то на землю, существует версия — они пришельцы из космоса, — грустно пошутила она.

— Вы захватили моё сердце, как богиня, — повторяя её слова, — спустившаяся на землю, впервые увидев Вас, я не надеялся и на возможность — прикоснуться, не то, чтобы приблизиться к Вам.

Выходя придержал дверь ресторана, открытую в сторону парка, шагнув за порог, Людмила проговорила: