16+
Грустные размышления об ушедшей эпохе

Бесплатный фрагмент - Грустные размышления об ушедшей эпохе

Объем: 284 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее
О книгеотзывыОглавлениеУ этой книги нет оглавленияЧитать фрагмент

Книга посвящается светлой памяти Василия Гроссмана, чье великое личное мужество всецело так послужило автору до чего еще на редкость как есть более чем весьма достойным примером.

Автор выражает особую благодарность писателю Владимиру Колычеву самому наилучшему своему учителю великого и могучего русского языка.


«А между тем замечено, что хорошую вещь можно написать только в обстреливаемом отеле». Братья А. Б. Стругацкие «Хищные вещи века».


«Потому что в истории мира не было более отвратительного государства, - сказал Кетшеф». Братья А. Б. Стругацкие. «Обитаемый Остров».


«Нет дела, коего устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми».

Н. Макиавелли


Именно с той сколь еще безукоризненно искренней охотой сладостно и бесконтрольно так и тянясь ко всему в этом мире восторженно и распрекрасно явно уж, как водиться небесно чистому та еще дореволюционная российская интеллигенция, жила себе и жила в мире светлых бликов всяческих политических брошюрок и большой литературы.

А это само собою подразумевает односторонне восторженное восприятие всей той или иной окружающей действительности.

И можно же плавно скользить между теменью и мраком общественной жизни, как-никак их чисто так, принципиально вовсе-то не видя и не примечая.

А если обо всем существовании запредельно неприглядных сторон жизни, хоть как-либо вообще ведь и вспоминая, то только лишь разве что, ставя при этом крест на всем сразу минувшем, совсем не разбирая какие его стороны были светлыми, а какие и впрямь весьма вычурно темными.


И надо же кое-кто более чем искренне при этом явно полагал, что нечто подобное следует делать так вот и изобличая все нечистое и нечестивое нутро современного ему общества разве что в некоей той чисто совсем абстрактной манере…

То есть, бичуя безрадостно неказистые реалии своего времени, как нечто вовсе бесформенно аморфное и крайне кровожадно мешающее всему тому невообразимо великому духовному прогрессу.

Ну а тот всецело уж тем людям виделся разве что в розовом сиянии грядущих благ, а о том, что их надо создавать, возясь в вязкой грязи общественного  быта, кое-кто попросту, наверное, уж совсем ведь вовсе  и не знает.

Причем само, то чисто мысленное соприкосновение ко всем тем вот чудодейственно сладостным свойствам и качествам духовности у некоторых явно всецело само собой разом и подразумевает как физическое, так и духовное наслаждение.

И именно ярко чувственное восприятие мира прекрасного и есть для кое-кого истинно главное, во всем том из чего только должна бы состоять вся уж духовная жизнь умственно развитого человека.

А между тем утилитарное употребление в пищу плодов духовности той или иной интеллектуальной элитой вполне вот оставляет простой народ в диком невежестве и отчаянно тупом неведении во всем, что только касается нравственного развития каждой отдельной личности.

Однако это подчас совсем же никого не волнует раз мир, в котором живут люди определенного рода ума, бесподобно полон огнями яркого света, а этот пламень душевного энтузиазма раз и навсегда сходу отучает видеть какую-либо вообще общественную тьму.

Ее ведь лучше будет вовсе и не видеть, а если и пытаться ее изжить, то уж никак не разбирая, где среди тех, кто имеет на лбу каиновою печать зла, те нечестивцы, действующие сознательно и обдумано, а где те, кого не в пример другим следовало бы вразумить и сильно одернуть.

Да и вообще для кое-кого жизнь до того во всем прекрасна и удивительна, а потому и надо бы просто брать от нее все, что только еще возможно.

Ну а как раз именно потому, так и скрепя своими большими челюстями, столь еще умело, как бы между делом подобные люди и уплетают плоды чужого, и непомерно огромного творческого труда.

И уж до чего бодро действуя именно подобным образом, кое-кто из их числа всеми фибрами души разом и чувствует всю свою попросту невообразимо высокую человеческую значимость…

А главное, та полностью невозмутимо пестрая и разношерстная толпа всех тех отчаянно сладкоречивых личностей и вправду ненароком разом так обмерла, полностью вот сопрев в том самом до чего еще глубокомысленном ожидании неких тех донельзя широких грядущих перемен в той самой извечно так и доселе горькой общественной жизни.

И это никто иной, а именно они и примерили на самих себя то до чего изрядно нарядное фактически уж маскарадно-опереточное мировоззрение, некогда созданное именно для того, чтобы сходу всемогуще примерить на всю общественную жизнь седло, так и сделав из абсолютно любых представителей общества полностью одинаково тянущих воз цивилизации тягловую силу…

И уж как-никак, а была эта их фанатичная вера в лучезарно светлое завтра попросту всесильной и пламенной.

Да и буквально-то все и вся в те времена было еще изначально разом сплошь уж пропитано весьма приторно сладкими надеждами на некое, то совсем  до конца небесно чистое и как есть весьма ведь откровенное явное авось.

Ну а кроме того и оказались все те крайне несуразные чаяния до чего еще вскоре  помпезно отображены на белой бумаге всем тем бородатым племенем довольно-то безбедно живущих мыслителей, до чего зачастую рассуждающих о всеобщей судьбе людской, для того вот явно используя один лишь разве что свой собственный указательный палец.

И они в том еще более чем  чудовищном исступлении яростно втыкали его в те самые для них отныне ведь навеки пустые небеса.

А потому и нет, да и никогда не будет ничего более верного, нежели чем донельзя метко и верно прозвать оседлавших «безумных парнасов» мечтателей отчаянно ретивой когортой, чьи представители были явно готовы дружно побрести по перистым облакам к их главной где-то уж совсем отдаленно маячившей на самой линии горизонта блистательной цели.

В нее они верили всею душой и, размахивая буквально каждой же своей распаленной мыслью, словно рапирой... о да они и впрямь были готовы сделать буквально все, чтобы как можно воинственнее приблизить свет идей к серой темени безыдейной жизни.

Причем эти люди может и вправду хотели дать всему миру что-то небесно чистое, да только руки свои они при этом хотели оставить белоснежно же белыми, а от этаких усилий быт людской становиться разве что чернее и горше.

А, следовательно, и усилия подобного рода могли ведь только лишь, и иметь самый несуразный и чисто вовсе обратный эффект.

А как раз потому и именно во имя самого доподлинного духа настоящей правды и впрямь явно потребуется разом назвать все это явление духа именно, как оно того сколь безупречно разом уж и заслуживает.

Вся та от вольного и разудалого духа свободы вконец опьяневшая братия, вовсе ведь неотвратимо так затем воцарилась посреди нисколько несусветного бедлама всплывших, словно мыльные пузыри и впрямь-таки самых еще новоявленных «мыслей-миражей».

Ну, а неистовствующе негодующая по поводу всех тех доселе существовавших порядков донельзя разношерстная орда бравых экстремистов довольно быстро весь этот их духовный настой всецело же приспособила как раз под те сколь еще изуверские личные свои нужды.

И это как раз именно в связи со всеми теми более чем восторженными дифирамбами о лучшей жизни, вся та в стране власть, в конце концов, и впрямь до чего на редкость безнадежно затем разом и уплыла в руки отъявленно криворуких революционных ханжей и хамов.

Поскольку - это они и оказались наиболее наилучшим образом более чем сходу и приспособлены к той самой насквозь промозгло лживой реализации, всех тех блекло-светлых радужных надежд на то самое как есть невообразимо ведь сладостно всеобщее, однако, в конечном итоге сугубо же личное лишь их только грядущее наилучшее бытие.

Ну а для всех тех остальных из разряда прочих была тогда в наличии одна вот вовсе вот  безмерно вширь необъятно огромная помойная яма довольно уж чрезвычайно острого на свой язык коммунального быта…

И вот тупо идя вброд через кровь, смерть и страдания целых поколений на редкость бесподобно же радостно осчастливленных всем тем вовсе-то забесплатно им дарованным бесправным существованием в самой той жуткой тине бравых идей, кое-кто тогда жил и не тужил, бескрайне торжествующе при всем том сколь еще счастливо весьма благоденствуя.

Но при всем том этакое его роскошное житье-бытие было совсем вот безнадежно крайне, как есть до чего совсем  осоловело неправедным.

Все партийное начальство народный хлеб досыта жевавшее было именно тем чисто вот новым свирепо паразитическим классом.

Их хлебом насущным стала страстно льстивая и бестрепетно лживая самопропаганда.

Верные псы сталинской гвардии стали ярыми инквизиторами, подавляющими даже и не высказанные вовсе уж неважно насколько более чем глубоко так затаенные мысли.

Ну а все те фальшивые и крикливые воззвания остались одними лишь разве что бесцветными фетишами истинно настоящей жизнью если и живущими, то только лишь в том весьма ведь строго официозном языке броских лозунгов.

Ну, а все, то самое простейшее тогдашнее существование стало тогда и близко ни с чем тем, что было ранее вовсе и несравнимо, куда значительно вот поболее скудным, нищим и совсем уж отчаянно печальным.

Причем все свои как они есть чисто прямые истоки та весьма вот беспрестанно, так и льющаяся из довольно-то многих лживых уст демагогия явно брала именно из тех совсем неистово рьяных экивоков в сторону на редкость высокопарно немилосердных книжных истин…

А ими был попросту всецело пропитан сам воздух той еще дореволюционной империи…

Поскольку буквально все в то время начиналось и зачиналось разве что только-то всеми теми попросту до чего   немыслимо «титаническими» усилиями тогдашней интеллигенции, что в весьма значительной мере была чрезвычайно уж прозападно тогда более чем близоруко  тогда ориентирована.

И сколь, несомненно, она и вознамерилась, ни сходя с этого места всячески до чего мощно расколоть, а не обдуманно и неспешно чисто так со временем растопить, весь извечный лед, никак на скорую руку в лучшую сторону (в своей внутренней, а не наружной сущности), и близко-то неизменяемых застарело собственнических общественных взаимоотношений.

А между тем та самая, словно струна натянутая молодцеватая холодность промеж извечно обирающей народ до нитки властью и до чего властно обложенным оброком наивности и беспросветного невежества простым российским людом на самом-то деле более чем однозначно имела глубочайшие исторические корни, и никому с ними было разом никак вовсе не совладать.

Однако кое-кто еще задолго до тех чисто тифозного духа революций, собственно, и занялся всецело уж старательными поисками наиболее надежного способа как бы это взять да перевернуть общественную пирамиду именно тем довольно мудреным путем, дабы все, значит, само собой разом и стало таковым, каковым тому и вправду положено быть от века.

Причем наиболее важной составляющей подобного более чем скороспелого подхода всецело уж послужило именно то, что художественные книги для человека, постепенно переставшего обращать буквально всякое свое пристальное внимание на довольно-то объективно существующие вне какого-либо его восторженного мировоззрения обыденные реалии…

Все перекроить - это ведь не платье по-другому сшить, а по душе и телу всего ныне существующего общества разом так безжалостно острым скальпелем пройтись.

Теоретики революционных изменений к самому же исключительно одному  наилучшему во многом будут подобны именно тем, кто вовсе  никак не будут способны вполне осознать всю разницу между трупом, корпя над которым можно будет весьма  стоически учиться медицине и живой плотью общества, которую резать без крайней необходимости совсем явно никак нельзя.

И вот со временем подобный подход еще уж полностью  выпестует тех донельзя безмозглых и безграмотных практиков, что будут действовать, словно хирурги в гигантской операционной.

И, ясное дело, сразу так на деле они окажутся готовы пустить народу кровь, напрочь с ходу отсечь все гнилое, ненужное и, по их мнению, давно омертвевшее…


Но ведь они только лишь осуществляли кем-то вовсе не ими чисто теоретически некогда ранее задуманное.

И те благородные мечтатели вполне истово верили, что царство добра и справедливости можно будет создать, дьявольски жестоко отрезав от существующей современности ее не в меру разжиревшие филейные части.

А между тем разве этаким образом можно было помочь обществу на деле стать справедливее и чище…?

А может наоборот оно тогда станет чисто людоедским и непримиримо жестоким.

Но у кого-то все время перед глазами мелькали картины весьма удручающей общественной несправедливости, а то, что ее надо медленно и осторожно столетиями подобные благодетели рода людского вовсе вот никак не понимали от слова совсем.

Мягкие души всяких тех этакого рода сладостно позевывающих доброхотов, вполне конкретно сталкиваясь буквально-то со всем в этом мире весьма настороженно казенным, а иногда и того хуже, еще, и отчаянно воинственно свирепым, «вздорным» неприятием всех их истинно гуманнейших намерений, до чего быстро и легко приобретали самую доподлинную каменную твердость и хладность.

И уж во всем том дальнейшем они до чего однозначно разом и станут именно на тот исключительно неприглядный путь непримиримой войны со всем тем, так или иначе существующим общественным организмом, который надо бы то признать, некогда, как и сегодня, тоже был донельзя отягощен сущими веригами многовекового бесправия и произвола.

И был он, кстати, исключительно во всем беспредельно могуч, да вот уж, однако целиком и полностью умственно недалек, а главное, и того он вовсе совсем ни на йоту нисколько не осознавал…

…а именно как раз того самого, что наиболее грозный его козырь «стращать и не пущать» не только ныне безвременно устарел, но и до чего неприглядно будет ему дано только и послужить, именно теми широкими кузнечными мехами, беспечно раздувающими едва-едва тлеющие угли безмерно ужасающего довольно-то многие души беспросветно массового политического террора.

И стал данный во все стороны бушующий пламень революционных страстей, куда поболее весомым орудием в деле донельзя яростного расшатывания царского трона, поскольку чисто так изначально во главу угла тогда ставилась не лютая ненависть, а именно то в некоем лучезарном грядущем явственно уж затем последующее истинно всеобъемлющее и всеобщее грядущее счастье.

С другой стороны, нисколько нет никакого же существенного повода до чего непримиримо сходу идеализировать ту некогда доселе вот существовавшую прежнюю еще дореволюционную будто бы всецело наилучшую эпоху…

Поскольку, так или иначе, а то самое «БЛАГОСЛОВЕННОЕ» царское время и близко никак совсем не скупилось на всяческого самого так разного рода трагические события и безумно мрачные происшествия.

Ну, а из всего того само собой разом и следует, что вовсе ведь незачем совсем уж безостановочно плакать о том, что прежде всего и стало донельзя наглядной предтечей всей той грядущей жесточайшей трагедии 20 века.


И сколь неисчислимо многие и истинно нескончаемых его бед по всей своей чисто исконной сути как раз и начались именно с тех никак не до конца логически верно осмысленных мыслей тех самых господ добрейших идеалистов, что были совсем не наспех наделены чисто так неземным разумом.

Ну а будучи как раз вот именно  им вооружены они и оказались собственно теми, кому попросту был явно никак не близок весь белый свет с его извечно во всем на редкость донельзя безмерно застарелыми болячками.

Зато до чего радостно и светло им было от всего того невероятного возвышенного сияния, что как то кое-кому беспрестанно казалось, само исходило от необъятно толстых фолиантов, созданных усердной слепотой самого различного рода теоретиков, что столь усердно корпели в библиотеках над трудами древнейших философов, а также и своих ближайших предшественников.


…и надо же, именно как раз оттуда и изымали они все те до чего ярко на солнце сверкающие блики своего блестяще-ярчайшего нового мира.

Причем то было бы вполне надлежащим делом, да и, кстати, безупречно естественным, кабы, конечно, никто и близко не собирался излишне скверно спешить, наскоро одевая в белый саван всю чисто рядом с ним безбедно так пока существующую современность того ныне исключительно бывшего 19-го, да и самого начала 20-го столетия.

А между тем тот весьма  самонадеянно самоуправствующий и более чем донельзя вот ретроградно правящий порядок в каких-либо действительно довольно же резких и более чем немыслимо долгожданных положительных улучшениях…

Нет, вряд ли, что он в том хоть сколько-то поболее нуждался, нежели чем некий тяжелобольной и вправду имел нужду в тех-то самых весьма ведь пресловутых белых тапочках.

И никакие идеалистические (не заземленные) принципы и близко не помогут переменить всю ту от века повседневно сложившуюся действительность хоть чуточку к чему-либо хоть сколько-то, как есть донельзя так всецело наилучшему.

Все те ярые зачинатели подобных заранее гибельных и безнадежно вот обреченных на неуспех общественных преобразований, либо попросту все как один сгинут в сплошном бездеятельном популизме, либо, что лишь окажется несоизмеримо хуже, будут они наспех беспардонно отодвинуты в сторону яростными сторонниками захвата власти любой ценой и буквально под любым «благим» предлогом.


И, кстати, вот еще, что все те так и витающие в облаках собственных благодушных мечтаний яростные доброжелатели всего рода людского были весьма удивительно схожи со всеми теми, кто был вполне «героически готов» с величайшей радостью и живостью поживиться за чужим столом, только на этот раз в чисто духовном смысле.

А кроме того, и все те нескончаемо бурные дебаты о более чем никак несомненной, и столь безотлагательной надобности самой еще спешной перекройки всего того всегдашне вот помимо нас уж существующего мироздания и создают великое множество всевозможных и всяческих сладострастно воспевающих насилие фанатиков.

А заодно и этакого бесславного рода, бессмысленно вторящих всему тому заученному энтузиастов революционных  вакханалий, которых весьма явно поболее уж всего  ослепило именно суровое сияние, что весьма вот крайне сурово исходило от всех тех несокрушимо бесценных, однако, при всем том до чего совсем неестественно обезличенных истин.

И разве то непонятно, кому - это именно еще оказалось и впрямь-то под силу со всею большою страстью хрустально чистой души действительно поверить всему тому неистово пустозвонному кликушеству.

И это как раз, поэтому все те никак не злокозненные, а прежде всего, исключительно так бескорыстные разрушители всего того старинного, барского и холопского уклада разом и устремились до чего решительно распахать плугом идей всю ту необъятную целину ничуть с ходу вовсе так непроходимого, да и всасывающего, словно трясина общечеловеческого невежества.

А чего это вообще от них можно было, собственно, еще тогда ожидать?

Разве были они способны на разумный, читай раннехристианский подход в смысле вящей терпимости, а также и благодушия к людям, что вовсе-то не осознают саму сущность всяческих безапелляционных требований по весьма наглядному улучшению всей той безбрежно же сколь обыденно суровой и вовсе вот никогда в России и близко не изменяющейся действительности?

Ну а, кроме того, никто из них никак совсем не жаждал вовсе  никаких (благих?) перемен…

Да только понять ли это…

Нет уж, на что-либо подобное представители современного агностического ума были никак и близко совсем не способны, поскольку было им нисколько совсем не видать за отдельными деревьями славных благих убеждений целого леса общечеловеческого тупого невежества.

А между тем на той самой «опушке», кое-кому и довелось столь весьма старательно обосновать все те тезисы, которые более чем неизменно базировались никак не на знании, а прежде всего на воинственном всеядном всезнайстве.

Но только зачем это вообще видеть всю ту довольно-то подчас совсем невзрачную действительность, если кому-то как есть, до конца явно этак всегда более чем неизменно  хватает и ее вполне верно и надежно отмытой проезжей части.

И это как раз именно, поэтому некоторые яркие и блистательные личности сколь еще отчаянно и заболотили весь тот путь, по которому и следовало вести всегда совсем же пассивные, да и как есть более чем агрессивно собственнические массы простого народа.

Правда, подобного рода «просветители» буквально всегда отчаянно же действовали в одно лишь то широчайше во всеуслышание так и объявленное всеобщим наиболее наилучшее людское благо, да вот ведь, однако только лишь в меру всего своего чрезмерно как есть более чем до чего нелепо затасканного книгами разумения.

А между тем было оно до чего уж безупречно-то разом вот выпестовано именно на том никому и никак не нужном сколь сухом и черством мистически-философском хламе.

И все те исключительно острые и неумолимые, словно вражеский штык мировоззрения кое-кем были впитаны еще и безо всяческих хоть сколько-то долженствующих рассуждений и прений, причем разве что именно потому, что как есть они кое-кому весьма явственно показались абсолютно так явно вовсе вот совершенно излишними.

И, ясное дело, что светлые чувства и впрямь всецело должны превалировать над любыми логическим построениями, когда речь идет о любви, да только настоящая любовь к истине всегда настояна на сомнении, а не на фанатическом самомнении…

Разумеется, что не все дореволюционные либералы были именно таковы, однако и те другие, куда поболее взвешенные и здравомыслящие люди, никак не могли уразуметь, что простой народ и близко совсем неспособен к умственному употреблению больших и неудобоваримых (безо всякого соответствующего образования) философских постулатов.

И его можно будет разве что до чего же дьявольски хитро заманить в более чем и впрямь самой необъятной ширины ловушку всяческими теми довольно изящными и изощренными словесами обо всем том, как есть до чего только непреложно грядущем, куда явственно лишь значительно поболее благостном бытии.

Однако кое-кто обо всем этом мыслил совсем иначе, поскольку подобного рода людям вся та окружающая их несветлая жизнь так и впрямь попросту бьет в нос самым же отвратительным запахом чудовищного гниения.

А между тем им-то самим чего это вообще, собственно, было еще надобно от всей той крайне для них, уж вовсе-то на редкость бессодержательно постной общественной и личной жизни?

И им она и вправду тогда показалась как раз ведь именно таковой без сколь еще помпезного в ней самого достойного присутствия всякого того великого праздника безумно светлых идей.


И попросту никак не иначе, а действительно главным для подобного рода ярких духом и плотью людей было лишь то, чтобы им и вправду более-менее удалось безо всяческих долгих, мучительных проволочек нынче-то наскоро просочиться сквозь все те препоны и запоры в те отныне вовсе не запертые перед самым их носом двери.

И при этом они до чего изощренно пользовались системой отмычек, поскольку ни в какие те и без того широченно открытые двери все их огромное мироощущение и близко ведь ни в жизнь бы никак совсем не пролезло.

А как раз потому они и ломились сквозь все, что могло еще стать хоть сколько-то существенным препятствием на их пути, да так, словно бы те плохо смазанные ворота в широкий внешний мир и впрямь были столь уж крепко, как и ранее намертво прихвачены пудовыми запорами, да и засовами в придачу!

Причем, словно бы сквозь замочную скважину, глядя на простой народ они и впрямь-то истинно уж безудержно всячески нагнетали в его среде весь тот догматический свет тех самых сколь осатанело доморощенных, чисто ведь абстрактно ничем никак непобедимых истин.

А те, кто их взяли затем на щит, были и впрямь-то беспристрастно-беспринципными аскетами, так и горящими пламенем своей идеи в точности, как конкистадоры некогда горели пламенем именно что своего воинственно-пламенного понимания христианства, и суть их фанатизма имела одну и ту природу, да и точно тот изначально общий внутренний исток.

Они боролись за счастье всех и вся, идя путем убийств и разрушений, а путь этот сам собою разве что только и ведет в одну лишь сплошную алую мглу всех тех лишь затем только донельзя разве что безрадостно грядущих времен.

И точно так же отблески средневековых костров инквизиции и впрямь на редкость беспрестанно некогда отсвечивали тьму до чего отчетливо царившую во многих сердцах людских.

И с той самой не столь, в сущности, уж древней эпохи ничего этакого существенного в человеческом обществе и близко-то никак явно не переменилось.

Наше всеобщее бытие - оно по всей своей сути довольно-таки как есть фактически незыблемо и попросту вечно.

Причем во всех своих наиболее заглавных принципах оно именно все то же, каковым оно было еще в древности, и только лишь сознание стало шире, да окружающий нас мир оказался нынче, куда только менее необъятным, нежели чем он некогда представлялся нашим далеким предкам.

А сами люди нынче точно таковы, каковыми они были всегда ведь и ранее, им, несомненно, свойственна полностью слепая вера, а уж в кого - это именно не столь оно, по сути, и важно.

Их и сегодня можно купить одними только пустыми обещаниями светлого и совсем вот иного грядущего дня.

Главное делать это надменно и насуплено не отступая не на шаг от чисто своей твердокаменной линии.

А комиссары и были сущим верхом донельзя беззастенчивой и самодостаточной самоуверенности, когда они сколь печально так и принимались говорить о бесконечных горестях темного прошлого и более чем благих перспективах того самого чисто уже своего ближайшего будущего.

Причем в них самих все, то наиболее собирательно темное как раз поболее всего почти ведь всегда безо всякой меры, безусловно-то всецело до чего наглядно и преобладало.

Причем нет, никак не идет тут, собственно, речь о чем-либо том, что лишь в самой глубине их души и впрямь разве что лишь только до чего еще осатанело совсем уж ненароком присутствовало из-за всех тех чисто внешних тяжелых условий той еще самой дореволюционной жизни.

Нет, дело оно вовсе не в этом.

А попросту на самом том первичном этапе явственным оплотом всей большевистской идеи была острая отточенность, словно бы как у карандаша и именно в ней была отображена вся та абсолютно уж ничем никак незамутненная идеологическая верность, причем самой разве что только себе.

Ну а в реальном мире кровавых дел все это непременно разом так и чревато лютой смертью миллионов людей и уж все это только ведь разве что во имя того и близко затем никак не наступивших светлых дней до чего еще ненаглядно лучезарного коммунистического грядущего.

Его чисто мифическое существование было во всей полноте зафиксировано в одних только тех еще ярчайших грезах сколь безнадежно утопически настроенной интеллигенции, видевшей все свое настоящее в одних лишь черных, а будущее, вполне сообразно сему, в исключительно розовых оттенках.

А мир он имеет огромное количество оттенков всех совершенно же немыслимых цветов, но есть при этом люди, всецело игнорирующие этакую донельзя разноликую гамму.

Такие Индивидуумы видят одни только яркие оттенки света и тьмы, а остальное их попросту вообще вот не интересует.

Они всею душою неистово любят самую полную определенность, а тот факт, что ее придется добиваться, вырезая из общей истины наиболее лакомые куски их нисколько так совсем не смущает.

Да и надо бы учесть все бессмысленные ужимки того самого пресловутого непорочного разума, которому попросту была безнадежно чужда всякая убогая действительность, а дороги одни лишь разве что бесплотные выводы, порожденные почти невидящими глазами, ненавидящими буквально всякую живую и трепещущую под их взглядом плоть жизни.

Да и вообще довольно-то многие рьяные последователи самых ведь разных, но одинаково блажных философских течений отличались той еще крайней узостью мышления, как и весьма специфическими вкусами…

Не просто уж так они всею душой сурово и яростно абстрагировались от всей той и впрямь попросту разом навязшей им на зубах самой этак повседневной и вовсе ведь до чего еще незыблемо вездесущей реальности…

Им попросту была нужна исключительно иная жизнь, они ее придумали и восхваляли, а неистово суровую смерть всего того крайне темного прошлого они буквально всегда разом воспринимали, как самую что ни на есть естественную и прямую историческую надобность.

И, кстати, всем этим блудливым своим языком деятелям от века ведь были свойственны тайность, хитроумная аллегоричность, эзопов язык, сущая благосклонность ко всяческим закулисным интригам.

Да только все это никак не было предвестником грядущих более светлых и благих дней, а скорее наоборот - являлось оно сколь явным пережитком позднего средневековья, а потому и несли все эти «кровососущие словно слепни» идейки сущие черты до чего давнишней закрепощенности совершенно так неистовствующего во всех своих оковах довольно-то праздного духа.

Люди, проповедующие свет от имени лютой тьмы, попросту разом перешли из стародавнего холопства в холопство вовсе-то иное, исключительно ведь возвышенно идеалистическое.

Хотя, конечно, еще изначально и были некоторые признаки и несколько иного развития событий.

Как-никак, а некий тот чисто внешний легкий налет заморских европейских свобод несколько затронул и ту стародавнюю от века так самодержавную Российскую империю.

Однако все это было и впрямь-то разом раздавлено в прах стопою солдафона Николая Первого.

Причем он ее не просто до чего слепо раздавил, а именно вывел, как изводят клопов в старом диване.

Да и после всякого окончания его сурового правления любая полусвобода сколь еще неизменно была только лишь и чревата исключительно вот разве что поболее свирепым безнадежно же отчаянно тяжким грядущим рабством.

Сама ведь собой столь внезапно появившаяся возможность некоей той исключительно уж явной отдушины, несомненно, вскоре вылилась в сущий антагонизм и отрицание всех прошлых религиозных идеалов, глупейшую попытку их скорейшей и безусловной замены чем-либо земным, и попросту вполне житейским и плотским, однако при этом и вправду-то безмерно радужным и сияющим.


И в этих новомодных проявлениях мысли и духовности, несомненно, отпечаталось буквально все самое наихудшее, как довольно этак донельзя скупое на всякий свой житейский ум наивное рыцарство, да и наиболее темные злокозненные интриги.

Причем люди, придерживающиеся последнего, частенько вот добивались своих целей разве что путем самого еще яростного взвинчивания и растравления слепых надежд людей, куда поболее, чем они во всем и вправду безупречно же достойных.

Однако ведь и те исключительно во всем достойные тоже не были истинно чисты во всех своих псевдогероических замашках и помыслах.

Ими двигал сиюминутный импульс, а потому и всем им более чем неизменно, разве что только и желалось самым надлежащим образом вовсе ведь незамедлительно разом и воплотить в серые и безликие будни действительности все те «безоблачно призрачные», сплошь как есть надуманные и нисколько-то ранее и немыслимые изыски духа.

Под чем-либо подобным имеется в виду все то, что еще издревле брало свое истое «благое» начало как раз от всех тех излишне оптимистичных, скороспелых надежд.

И им при всем том были сколь спешно приданы все те на редкость явные свойства самой непомерной чудовищной химеры, попросту исключительно разом и опьянившей народ, да и спаявшей из него некое единое месиво, в котором, кстати, буквально все были едины пред занесенным над их головами топором.

Ну, а также и извечной нищетой, еще и возведенной в квадрат абсолютной неприемлемости всякого своего даже и самого же невольного, чисто вот даже и совсем вот вынужденного порицания.

Причем все те идеи благословенного добра стали в суровом быте реальности абсолютным уж своим антиподом отнюдь не от всего своего до чего явственного извращения, а именно от того никак и близко себя не оправдывающего крайне воинственного применения к жизни совершенно безжизненных постулатов несколько иного буквенно ирреального жития-бытия.

В нем все было безупречно разложено по всем тем весьма удобным позициям и полочкам, и, главное, буквально всему и было полностью так верно предоставлено именно свое вполне надежное место, да только жизненная практика не одной логикой дышит, а потому и всякая невозмутимо холодная логичность ее враз более чем безнадежно удушает.


А потому все те блаженные и праведные идеи надо бы примерять ко всей той так или иначе нас окружающей действительности только лишь относительно издали и чисто теоретически, да и то с самой величайшей при этом  осмотрительностью и осторожностью.

Да только нечто подобное совершенно уж никак не все хоть сколько-то вполне полноценно принимают действительно к сведению.

И кто - это значится этакого рода огненные посылы сколь исключительно вот благодушно - толкал в чрезвычайно, как всегда, простодушные народные массы?

Да это были именно они те самые донельзя рьяные кузнецы-молотобойцы, ревностные кураторы всеобщих благ в новоявленном на этот раз (по их вере) исключительно ведь «чисто земном раю».

И это как раз только этому греховному эдему и полагалось столь еще весомо, затем и заменить тот никогда на деле не существовавший сказочный сад, из которого Бог некогда в гневе изгнал Адама и Еву.

И то, в принципе, практически всякому ведомо, чьих это рук делом как есть и стало то самое безумно яростное претворение в жизнь планов по всему тому бесподобно быстрому построению в самой гуще прошлого патриархального бытия внешне и впрямь-то помпезно величественного здания всегда лишь разве что некогда только грядущего коммунизма.

Правда здание это было чисто же абстрактно так возведено именно что на зыбучем песке совершенно напрасных и наивных людских чаяний.

Да и сама эта власть принесла с собой один лишь тот бессменный набор тупых штампов, а кто только смел ее даже и невзначай немного покритиковать, буквально ведь сразу оказывался лишним или на свободе или тем более вообще на всем белом свете.

Но начиналось все это неизменно же именно как раз с того до чего безумно радостного и благородного желания чисто разом действительно улучшить сами основы всех тех необъятно уж истинно широких общественных отношений.

Да только все те чисто теоретически благие улучшения буквально-то всеобщих условий жизни в том самом случае, когда они были основаны разве что на лучших намерениях, а не на трезвых расчетах всегда без тени сомнения грешат довольно-то весьма уж отменной и самозабвенной тупостью.

В них ничего реального они только лишь выражают чьи-то потные амбиции, а на них не построишь совсем ничего кроме разве что пустого горлопанства.

А нечто подобное приблизить лучшие времена нисколько так явно совсем не сможет, а только лишь невообразимо их отдалит.

Правда кто-то вот думает совсем иначе…

Однако никак нельзя будет переиначить судьбу каких-либо общественных формаций при помощи каких-либо задиристых слоганов, раз им будет дано стать одним лишь явным орудием демагога, только-то и желающего хитроумно оседлать общество, дабы и стать затем его духовным вождем и  повелителем.

Ну а любые правильные реформы должны обходиться совсем без войны с теми или иными прослойками внутри общества и они более чем отчетливо требуют некоей единой твердой руки и жесткого ярма до чего старательно обуздывающего людские, скотские инстинкты.

Всех этих качеств у левых либералов во времена крушения Российской империи попросту никак совсем и не было...

А вот праздные мечтания об лучшем устройстве общественного организма у них было попросту хоть отбавляй... И уж ясное дело, что во время громогласных и пустозвонных революционных событий и впрямь-то еще водружают подобные люди на массы совершенно так нисколько и несвойственную им умственную роль.

Ну, а осуществлено было этакое «всеблагое дело» никак не иначе, а как раз на том исключительно высоком прибое во всеуслышание заявленных, а затем и длиннющим носом спешно уж разом унюханных сногсшибательных свобод и отныне никем более, никак не возбраняемых прений.

И почему бы теперича, кое-кому было всласть не погалдеть обо всем том совсем уж глубокомысленно важном чего быть может и удастся некогда вполне еще привести во вполне надлежащий вид и форму, да только случится это никак не иначе, а в том самом нынче исключительно пока донельзя еще отдаленном грядущем.

И для всего того явно потребуется столь много долгих веков самой повседневной обкатки тех ныне совершенно абстрактных идеалов на весьма грубой почве до чего и впрямь неизменно крайне так совсем неотесанного житейского быта.


А в это наше сегодняшнее время наиболее насущный вопрос был заключен именно в том, а зачем это вообще было делать из всего того так и выжженного пламенем схоластики лживого учения некий замкнутый круг самих собой до чего, всецело-то разом именно что совсем навек более чем безупречно доказанных истин?

Да еще именно как раз тех, что будто бы и впрямь совсем ведь настойчиво требуют именно того на редкость полностью безупречного и вполне явственно же как-никак неотложного своего дальнейшего воплощения в те самые беспощадно суровые будни всей безрадостно серой доселе вовсе никак никчемной обыденности.


Ну и чего вообще могло хоть сколько-то остановить всех тех безвременно зарвавшихся от запаха свободы слишком-то безо всякого зазрения совести неистово кипятящихся господ либералов?

Раз они попросту явно воспринимали данное им свыше «право» нести всевозможную несусветную околесицу, как именно то сколь безупречно так лучезарное свое достояние создавать и создавать грядущее обличие всего того пока никак и не народившегося на белый свет будто бы и впрямь совершенно «иного» рода людского.

По представлениям ярых блюстителей того донельзя пресловутого всеобщего вселенского блага, его лишь разве что некогда затем только ведь предстояло всеми силами разом сотворить при одной уж, как есть единственно так верной помощи, тех самых блаженно-бумажных истин.

То есть, попросту разом увидели они во всех тех изуверски верно теоретически выверенных выкладках до чего еще никак небезосновательное обоснование для сколь многозначительно незамедлительных общественных преобразований.


Ну, а своя собственная роль в их весьма долгожданно сладостном осуществлении им вполне однозначно представлялась именно в виде загодя так им дарованного блага, ясно выражающегося в истинно славном преимуществе, смело творить то самое никак нерасторопное добро, обличая и бичуя старое, как и сам этот мир, зло, сущего великого социального неравенства.

При этом они явственно устремились куда-то вперед и ввысь, однако со всей очевидностью можно сказать, что были те люди чрезвычайно одержимы идеей, вполне полноценно воссоздать именно ту стародавнюю природную мудрость, что была, по их мнению, всеми нами некогда безответственно утрачена из-за бесконечно слащавых догматов истовой веры в загробную жизнь.


От их бескрайне просвещенных наукой умов повсюду и засквозило леденящим холодком простецких чисто надуманных логических абстракций, ну, а ярость благороднейшая их добрейшей души обнажила обоюдоострые мечи всегда склонной к обильному кровопусканию донельзя между тем абстрактнейшей справедливости.


Той-то самой, что во все времена была слишком откровенно самооправдываемой именем всей той еще изначально свойственной ей великой задушевной простоты, что более чем вполне безупречно возникла именно на основе полудетских дрем, в которых та очевидно совсем уж бесхитростно созерцала, словно бы в зеркале никогда, вовсе и не сбывшееся светлое завтра.


У этих горе-реформаторов воздуха в груди хватало на одно то до чего сладкоречивое раздувание всевозможных и всяческих утопических грез, но отнюдь никак не на реальное улучшение и впрямь безнадежно стесненного положения обездоленных, и по большей части, именно что самими собой, да и всем своим осоловелым невежеством сколь закономерно закабаленных классов.


Причем данные более чем благие доброжелатели всего сущего на этой земле, если чего вообще тогда и творили, так это разве что на редкость безостановочно изливали они друг другу боль и скорбь о той весьма удручающе совсем наглядной неполноценности всего того нынешнего для них вовсе-то никак неправого обустройства всего общественного бытия.

И вот еще что.

Они, сколь восторженно и обескураживающе бурно отметая всяческие в том «неправые» сомнения, яро и остро высказывались о самой крайней необходимости полнейшего переоформления всей тогдашне существующей действительности в некий, куда поболее надлежащий облик, а именно сущее подобие всего того, чего им ярко и красочно виделось во всех их сладких радужных снах.

Они и впрямь рвались сходу переделать всю вселенную.

Да только до далеких звезд на небесах им было как-то нисколько не достать, однако, сколько бы его ни было под голубыми небесами, эти люди всенепременно так вознамерились, во что бы ни стало переиначить, придав ему некий абсолютно иной вид, суть и смысл.

И до чего неистово томились их горячие сердца в те хмурые и унылые дни всего того ярого и окаянного насилия, что и вправду изменило все и вся, но только лишь разве что в одну только самую наихудшую сторону.

Правда это никак заранее не могло быть на редкость полноценно разом понятно, но догадаться к чему все идет, вполне было можно.

Но все тут дело в горячем желании далеко обогнать свою родную эпоху, ну а затем и потащить ее вслед за собой…

И всяким прекраснодушным идеалистам были весьма осатанело потребны все те будто бы неизбежные, а все-таки по некой непонятной причине чрезвычайно запаздывающие сколь долгожданные перемены из того исключительно специфического разряда, что и сами вскоре к нам разом нагрянут, а тем и освежат они весь тот замшелый облик всего стародавнего, патриархального общества.

Они всего этого до того и впрямь откровенно же сладостно ожидали, словно бы народ иудейский в знойной пустыне манны небесной.

А между тем вся та извечно так сонная эпоха явно уж не дышала им даже в затылок, вконец запыхавшись, скача вот вприпрыжку вслед за их убегающим куда-то совсем в дальнюю даль до чего безмерно лучезарным самосозерцанием.

А уж, тем паче, куда было простым обывателям хоть чуточку поспеть за всем тем их ярко и самозабвенно, буквально-то всеобъемлющим и вездесущим мировоззрением.

Они, надо бы то вовсе ведь не мешкая сразу же вымолвить, и вправду до чего неизменно стремились к чему-либо бесконечно светлому и никак не безрадостному и, кстати, вполне вот всецело истинно наилучшему… и, главное, совсем не иначе, как сразу для всех и буквально-то каждого.

И вся беда была разве что именно в том, что сколь закоренело, было им и вправду дано, уж истинно до конца обрести, то самое наиболее ведь главное свое весьма вот донельзя черствое заблуждение…

А именно были они на редкость злосчастно уверены, что тот наиболее светлый для всего их народа путь совсем вот, безусловно, пролегает именно по сухому руслу целесообразности разом же искрометно взметнувшихся к самым небесам отчаянно красных от людской крови знамен.

Причем, как оказывается, дойти до неких тех самых наилучших времен можно было одной лишь разве что дорогой самой еще неизбежной и неминуемой смерти всех тех, кто даже и ненароком мог помешать всему человечеству, действительно же проделать и впрямь-таки гигантский скачок в тот истинно всеобщий наш великий завтрашний день.

И был он явно для них окутан туманом простых и радостных ожиданий, а обыденная и безыдейная жизнь была им попросту вовсе-то безынтересна, раз никак не сияла она изнутри безмерным восторгом наилучшего конца всех тех прежних бед и несчастий для всего уж как оно есть человечества в целом.

За тем редким исключением, а именно разве что только совсем безо всяких тех карикатурно отображенных в весьма специфической литературе злобных уродов и палачей.


И сколь наиболее яркими, а также и безгранично во всем последовательными в деле как раз именно что всецело подобного тому, по-своему исключительно на редкость совсем неприглядно веского восприятия всей-то нас еще от века окружающей действительности, и оказались в 19-20 столетии некоторые изумительно блаженные духом граждане Российской империи.

Жили-то они в стране с тем самым нисколько пока никак вовсе ведь совсем до конца неизжитым феодальным прошлым.

Однако при всем том и впрямь-таки фактически сразу истинно же безутешно им захотелось в единый миг до чего стремглав ринуться в мир бытия столь от нас пока еще безнадежно, да и беспредельно далекого будущего.

Причем как раз именно такого более чем праведного грядущего, которому и впрямь-то вполне возможно и предстояло стать изумительно светлым временем новых дней в жизни всего рода людского.


И тут и сыграла роковую роль полнейшая оторванность от реалий тех праздномыслящих интеллектуалов, что живя в двух столицах империи, напрочь позабыли, что они едва ли, не более чем ничтожно малая часть от необъятного этноса, в котором никак не отмерло почти то же, что и тысячелетие назад довольно-то мало (в закутках душ) изменившееся язычество.


И это вовсе не одно крайне уж предвзятое мнение автора, вот чего пишет обо всем этом великий человек - царский министр финансов Витте Сергей Юльевич;

«Царствование Николая Второго»

«У нас церковь обратилась в мертвое, бюрократическое учреждение, церковные служения - в службы не Богу, а земным богам, всякое православие - в православное язычество. Вот в чем заключается главная опасность для России. Мы постепенно становимся меньше христианами, нежели адепты всех других христианских религий».


И разве то никому и никак не ясно - неграмотный человек, и близко сам не читавший ни единой страницы Евангелия, вряд ли что мог во что-либо на самом деле вполне оказаться поистине верующим, скорее уж быть ему считай, что одним лишь глухим отзвуком на весьма скорую руку, бездумно заученных им молитв.

Вот почему та официальная религия и являлась для большинства жителей той прежней России едва ли чем-либо хоть сколько-то большим, нежели чем та еще от века, так или иначе, совсем непреложно сложившаяся традиция, нечто, что как-никак, а издревле стало тем самым официально общепризнанным, а потому и полностью незыблемым положением вещей.

Ну, а посему если внутрь их души свет церковных служб даже и проникал, то не слишком-то он в них тогда глубоко оседал.

К тому же те церковные службы были занятием зачастую во всем безнадежно ведь обязательным, а между тем всякая обязаловка неизменно чревата довольно-то казенным отношением к делу и веры в Бога, она никому вот совсем явно не прибавляет.


И именно этакого рода людям, толком и по сей день не воспринявшим в душе светлое учение Христа, кое-кто из слишком воинственно настроенных либералов и впрямь от всей благодати своего широкого мировоззрения, как есть и возжелал разом всучить идею строительства общества принципиально иного, нового типа.

Того самого, что и впрямь было до чего безукоризненно основано как раз-таки на принципах абсолютно ведь никому и никак пока неведомых, а не просто и близко уж явно не досягаемых всякому тому более-менее элементарному логическому анализу, причем - это так даже и у человека во всем всесторонне начитанного.

И, кстати, могло ли вообще оказаться на всем белом свете, хоть чего-либо бессердечно худшее, нежели чем то самое донельзя вот прискорбное положение дел, при котором всяческие недруги и злопыхатели буквально на дух не переносящие «ретроградов», сторонников старого, долгими веками до того вполне безупречно сложившегося общественного уклада…

И они, надо бы то прямо разом совсем уж безупречно признать, были донельзя ведь бездумно искренни во всем их пламенно неистовом хотении буквально весь этот мир сходу фактически, что наспех всецело переиначить.

По всей наивности своей, они и вправду сколь донельзя так беспричинно подумали, что всего этого как есть явственно будет возможно добиться разом срубив во имя того под тот еще корень абсолютно всякое в нем угнетение, одних из нас некими, значит, другими.

И, кстати, наиболее скверным во всем их поведении было именно то, что они совсем же начисто при этом отрицали всякую свою духовную взаимосвязь с их никак доселе неумытой, и долгими веками барским кнутом до чего безжалостно забитой родиной.

Поскольку где-то глубоко в душе они явно парили в некоем том разве что чисто своем воображаемом мире сладостных и сколь окрыленно радужных ожиданий некоего и близко ведь далее уж вовсе никак совсем неминуемого грядущего счастья.

Легендарные (в советское время) либералы, наверное, ни сном ни духом и близко пока не ведали о той на редкость чудовищной цене, которою в том разве что лишь только последующем и грядущем веке до чего неизбежно явно придется заплатить и без них неимоверно так давно многострадальной России.

И все - это как раз из-за той чисто внешне верной, однако при всем том более чем безнадежно отягощенной всяческим тем донельзя излишним изяществом совсем непомерно безо всякой меры «пересоленной» и «переперченной» словесности.

А она между тем, хотя и впрямь-то являлась чем-либо более чем умопомрачительно поистине либеральным в ее чисто внешней, исключительно наружной, неистово одухотворенной всеми западными ветрами сути…

Однако где-то внутри себя все это необычайно так восторженно утопическое мироощущение неизменно таило сущий пожар чудовищно бесноватого средневековья, причем (опять-таки именно от самого полнейшего отсутствия на должном месте какой-либо вполне же светлой головы).

И это как раз эдакая «вопиюще болезненная заноза чрезвычайно спешного сокрушения всего того нечестивого зла» и несла в своем чреве тот самый смертоносный заряд, коим извечно-то всегда были напичканы (начинены) мозги всех тех тогдашних крамольников Раскольниковых.


А начинены они были той самой исключительно же донельзя изощренной жестокостью буквально ко всему тому еще издревле родному и сколь давно, кстати, им вконец до чего навеки совсем обрыдшему.

Причем то вовсе никак не пустые и праздные слова, следствие одного лишь крайне до чего недалекого ума, - вот оно то, что пишет обо всем этом великий Лев Толстой в его бессмертном романе «Анна Каренина»:

«Либеральная партия говорила, что в России все дурно, и действительно, у Степана Аркадьича долгов было много, а денег решительно недоставало»


А ведь и вправду самым же всеблагим задушевным настроем всех этих людей всенепременно так стала именно та еще европейская целесообразность, смертельным ядом всей своей ненависти вовсе-то бездумно косившая несчастных аборигенов далеких земель, однако в самой-то, как она есть, просвещенной Европе ее применять было доселе пока вот никак абсолютно не принято.

Но зато там, на неведомых дорожках, где и близко толком никак пока не укрепились все те исключительно естественные нормы европейской цивилизации, да и весьма изрядно затасканной внешне чисто уж поверхностно изящной культуры, разом все и было дозволено тем, кто нес ее мишурный и призрачный свет.

Правда, жизнь нисколько не безбрежна в ее тайных желаниях и намерениях, а свято место пусто никогда не бывает, так что если некий примитивный уклад жизни и уступает дорогу чему-либо очаровывающе идейному, то надо бы еще поглядеть, а не сулит ли - это горе, страданья и смерть для сколь многих простых людей?


Причем вовсе-то никак не для всех она действительно станет довольно-то ПРОСТОЙ И ОБЫДЕННО БИОЛОГИЧЕСКОЙ, зато для столь обезличенно многих она как есть, и вправду попросту окажется весьма же явной кончиной духовной и будет - это так именно вследствие «имплантации в уме и сердце народа» совершенно чуждых ему пришлых идеалов.

И то само собою всегдашне и проистекает от всякой той донельзя «великой» идеи насильственно революционного общественного переустройства.

Да и вообще от подобного рода благодушных веяний и впрямь безмерно ведь так и разило холодком сколь безбрежного океана леденящей логической правоты безо всяких же признаков хоть какого-то доброго человеческого сердца.

А, кроме того, революция еще изначально задумывалась именно для тех мест, где пролетариат был хоть как-либо развит, чтобы и вправду до чего ответственно иметь теоретически верную возможность действительно проникнуться духом идеи, а не всего-то что взять да словить, столь быстро тающую на губах сахарную вату той самой несбыточно светлой мечты.


Да и сама по себе та идея была весьма вот омерзительно догматичной, да и окрылялась она одной лишь кабинетной фантазией академика от опричных наук Карла Маркса, который украл все свои блестящие кораллы из мифов и снов порою излишне уж воинствующе либеральничающей левой интеллигенции.

Мысль Маркса, как и понятно, вьется и вьется вьюнком вокруг древа всеобщих наработок социологии его времени, но главные ее координаты – это как раз ведь тот еще деспотизм на гребне совершенно пустой фантазии о некоем земном рае после более чем явного и вполне полноценного уничтожения всецело же мнимых внешних цепей.

«Демосфен новых времен» язвил, как он мог, дабы людям и впрямь еще оказалось дано самим забрать себе все то, чего им не дал Бог!

А либералы «светлейших идей» просвещенного радикализма были и впрямь-то в сущем щенячьем восторге как от него самого, да так и от того совсем до чего еще безрассудного переиначивания общечеловеческих ценностей во всех тех псевдоинтеллектуальных потугах Маркса привнести в экономику вящие философские постулаты.

Маркс, он вообще в этом вопросе неизменно походил на всех тех философов, в сущих сколь утонченных думах своих так и живущих очень уж даже далече от всей той корыстной и эгоистичной братии полнейших невежд, что столь бездумно жуют и жуют свой хлеб всей той до чего весьма вящей их повседневности.


Ну а чересчур либерально настроенные радикалы, по всей на то видимости, попросту вот именно что сходу и захотели раз и навсегда безумно уж чувственно околдовать жизнь суровыми чарами своих помпезно возвышенных словопрений.

А смерть классов и вакханалию всеобщего дикого насилия они вполне однозначно при этом восприняли, словно бы то и впрямь была до чего совсем неизбежная плата за тот исключительно всеобъемлющий, самых же гигантских масштабов духовный прогресс.

И как это только иначе оно уж может ведь выйти у тех самых людей, что и близко не ведают никакого искреннего и глубокого чувства сострадания, причем ни сердцем и ни душой буквально-то ко всякому человеческому существу только за то, что оно, точно как и они, тоже передвигается на двух ногах.

Да и сам тот общечеловеческий двигательный аппарат их никак никогда вовсе не волновал, раз для них тот самый обыкновенный человек неизменно только лишь и олицетворял собой один лишь тот особый вид социального животного, одиноко и бесцельно бредущего вслед за всеми своими сколь обыденно отягощающими ему душу благостями и горестями.

Облегчить его страдания, дать ему свет и мысль (разумеется, что единую) и было стародавней «розовой мечтой» всех тех, кто попросту совсем погряз в безучастно осатанелом «грызении всяческих тех еще философских абстрактов».

И главное все это разве что лишь потому, что слишком те люди на редкость во многом довольно-таки далеко отошли от всяческой той и по сей день крайне ведь осоловело унылой - кое-кому чисто на зубах почти от рождения приевшейся повседневности.

А, кроме того, в те действительно наипоследние два-три века сколь немыслимо много поразвелось всех-то, значиться тех, кто непросто вот совсем отчаянно горою стоит за все то немыслимо спешное продвижение строго вперед, но и глядеть под те самые необъятно большие и широкие колеса технического прогресса вовсе этак совсем нисколько не желает.

У них теперь, понимаешь ли, буквально все однозначно, да и на редкость безапелляционно будет решать один лишь тот непогрешимо безгрешный математический расчет, что был и впрямь попросту ведь донельзя отныне всемогущ в его совсем  беспардонной и сверхъестественной власти над буквально всяческим вполне реальным житием-бытием.

Ну, а отдельные люди в смете «усовершенствования всеобщего нынешнего мироздания», как некие те отдельные самостоятельно мыслящие индивидуумы вовсе-то никак далее значиться явно уж отныне не будут.

Ведь нет их (в качестве каких-либо отдельных разумных существ) на всем белом свете…

И вот чего пишет обо всем этом Федор Михайлович Достоевский в его великой книге «Преступление и наказание»:

«…Началось с воззрения социалистов. Известно воззрение: преступление есть протест против ненормальности социального устройства - и только, и ничего больше, и никаких причин больше не допускается, - и ничего!..

- Вот и соврал! - крикнул Порфирий Петрович. Он видимо оживлялся и поминутно смеялся, смотря на Разумихина, чем еще более поджигал его.

- Н-ничего не допускается! - с жаром перебил Разумихин, - не вру!.. Я тебе книжки ихние покажу: все у них потому, что "среда заела", - и ничего больше! Любимая фраза! Отсюда прямо, что если общество устроить нормально, то разом и все преступления исчезнут, так как не для чего будет протестовать, и все в один миг станут праведными. Натура не берется в расчет, натура изгоняется, натуры не полагается! У них не человечество, резвившись историческим, живым путем до конца, само собою обратится, наконец, в нормальное общество, а, напротив, социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тотчас же и устроит все человечество и в один миг сделает его же праведным и безгрешным, раньше всякого живого процесса, без всякого исторического и живого пути! Оттого-то они так инстинктивно и не любят историю: "безобразия одни в ней да глупости" - и все одною только глупостью объясняется! Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души! Живая душа жизни потребует, живая душа не послушается механики, живая душа подозрительна, живая душа ретроградна! А тут хоть и мертвечинкой припахивает, из каучука сделать можно, - зато не живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется! И выходит в результате, что все на одну только кладку кирпичиков да на расположение коридоров и комнат в фаланстере свели!

Фаланстера-то и готова, да натура-то у вас для фаланстеры еще не готова, жизни хочет, жизненного процесса еще не завершила, рано на кладбище! С одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион! Отрезать весь миллион и все на один вопрос о комфорте свести! Самое легкое разрешение задачи! Соблазнительно ясно, и думать не надо! Главное - думать не надо! Вся жизненная тайна на двух печатных листках умещается!»


И эта та самая буквально все на этом свете совсем же бесспорно и бесслезно умертвляющая целесообразность и есть то исключительно так более чем всесильное порождение западноевропейской цивилизации, но все же во всей своей полноте применение данного глобального мировоззрения имело место разве что в одних ее разве что колониальных владениях.

Однако Россия - чем она не западноевропейская колония, только и надо было ее сколь бескомпромиссно и яростно как бы между делом расчленить на всевозможные самые отдельные ее составляющие части, ну, а затем почему бы и не колонизировать?

И вот он всему тому изумительно яркий пример, изысканный автором посреди слов, сказанных весьма же ярым идеалистом из числа наиболее отчаянных декабристов…

Святослав Рыбас, «Похищение генерала Кутепова»:

«Николай Трубецкой, словно заглядывая в наше "демократическое" время, написал: "Будущая Россия - колониальная страна, подобная Индии, Марокко или Египту". Правда, тут же добавил: "Азиатская ориентация становится единственно возможной для настоящего русского националиста"».


А между тем все те до чего строго же сверкавшие очечками своих пенсне немецкие инженеры, что довольно-таки многие русские железные дороги в том еще позапрошлом веке весьма усердно и активно повсюду вот понастроили…

И дело уж ясное, обильно проливая свой интеллектуальный пот, не в самых легких топографических условиях (вдали от фатерлянда) сооружая железнодорожное полотно они, небось, как пить дать, сколь еще благонравно заглядывались на широчайшие российские просторы, причем именно как на свою в некоем том последующем времени явственно же грядущую германскую вотчину.


Эти планы совсем и близко не то чтобы у всех их имелись, и лишь у некоторых из европейских правителей они и вправду могли вызывать в душе действительно более чем весьма значимый ответный отклик.

Да, и вообще коли тот тогда и был, то и впрямь весьма этак основательно предполагать, что и вправду было в нем, хоть чего-либо до конца полностью ведь на редкость явно так определенное…

Нет, совсем не надо бы думать, что буквально все в этом мире неизменно уж само собою всегда идет именно по тому кем-либо заранее, истинно до чего четко спланированному плану, а потому и на редкость всецело заранее оно разом предрешено.

А между тем слишком же необычайно много во всем том политическом мире довольно-таки часто сменяющихся игроков и сила их влияния все время, безусловно, меняется, чтобы и впрямь-то было возможно до чего смело заговорить о некой той доподлинно долговременной и, кстати, более чем весьма ведь реально и единодушно продолжительной последовательности.

Ну, а что уж вообще только еще могло быть касаемо некоего пресловутого еврейского заговора, то тут и говорить, собственно вот нечего…

Практически всегда и среди политиков подчас попадаются свои дураки-неудачники, ну, а тупым особям рода людского самих себя было ни в чем никак вовсе не обвинить по крайне мере без слез и сурового тыканья пальцем в кого-либо значит совсем другого.


И надо бы вместо того никогда на деле и не существовавшего еврейского заговора всенепременно узреть весь тот суеверный страх пред ужасающе быстро вширь разрастающейся Российской империей, а также и твердое нежелание иных «настоящих» европейских держав действительно предоставить ей, тот совершенно новый для нее геополитический статус по окончанию Первой Мировой Войны.

И тут вне всяких сомнений, что именно оно и впрямь было фактически до чего подробно еще уж заранее оговорено промеж тех самых весьма вальяжных чопорных западных европейцев.

Сущий развал Российской империи произошел именно что как раз по воле двуличного и коварного Запада или точнее никак не скажешь, а был он им до чего щедро полностью ведь заранее профинансирован, да и словесно полностью этак всесильно явно поддержан.

Однако вовсе тут не было ничего и впрямь сколь изначально на редкость осатанело зловредного, а всего-то навсего Россию попросту захотели (подобно Африке) расчленить на несколько маленьких царств, каждому из которых затем и должно было раз и навсегда беспрестанно находиться под самым неусыпным оком одного из западноевропейских государств.

Климат в России тот же, что и во всей Европе, никаких тебе лихорадок и сам мозг выедающей жары.

А надо бы тут еще и учесть, что кондиционеров в самом начале 20-го столетия никак не было даже в помине!


Ну а в чудовищно страшные времена Второй мировой войны речь до чего, несомненно, явно ведь действительно разом тогда уж пошла именно о почти полнейшем вот тотальном уничтожении абсолютного большинства россиян, чтобы затем обязательно еще заселить Россию всяческими западноевропейскими (или недобровольно) восточноевропейскими колонистами.

Однако снова бы надо о том чисто сходу заметить, что при всем том нет, и не было за всем этим какой-либо до чего злокозненно священнодействующей таинственной руки безудержно дергающей всех политиков за какие-то совершенно никакому глазу невидимые ниточки.

А имели место довольно-то боязливые опасения, всецело базирующиеся на том грядущем сценарии развития событий, при котором не далее чем завтра в России поспешно сменится правительство и место царя займет радикально настроенный блок ярых националистов, что смело, затем и поведет российских солдат на вовсе не столь хорошо укрепленные бастионы западноевропейской культуры.

При этом надо бы и явно так учесть и всю ту сколь существенную разницу между достаточно изнеженным цивилизацией европейским солдатом и ею пока нисколько никак не избалованным солдатом российским.

Атомного оружия тогда попросту пока еще не было, и никто не мог заранее того предсказать, что истинно вскоре оно уж будет ведь произведено на свет чрезмерно порою более чем излишне всемогущим человеческим интеллектом.

А потому тут сам собою до чего наглядно проглядывает сущий же факт того, что старушке Европе было, отчего в начале 20-го столетия и впрямь-таки мелко подрагивать при одном разве что упоминании о том великом властелине, что неизменно располагался на востоке от ее довольно-то часто и обильно помеченной российской кровью территории.

Да только все те долгоиграющие имперские планы всегда были более чем естественно крайне ведь донельзя исключительно неопределенными…

Европейские правители вовсе не были всегда уж разом только лишь за что-либо и впрямь всецело одно!


Да и сами российские либералы тоже совсем не всегда полностью так осознанно ведали, а чего это им самим от всей этой жизни было вот значится, собственно, надобно.

То ли полнейшей свободы или во всем безгрешной жизни безо всякой той русской волынки, да и той еще самой всегдашней безыдейной скуки.

Бездумное подражательство Западу или пренебрежительное отрицание всех его безнадежно утопических ценностей буквально рвало страну на куски, причем почище самых грязных и алчных планов каких-либо неведомых сил, что (для кое-кого совершенно определенно) и крутят все свое кино за спинами так или иначе имеющихся в этом мире политических элит.

Да еще, между тем, им это, оказывается, и вообще попросту как есть свойственно делать во всякое время, да и во всяком-то месте.

И уж в России, дело ясное, в самую первую значится очередь…

А между тем русский народ очень долго, хотя и вовсе бессознательно, рвался и рвался к великим благам общественных свобод, но его попросту никто не возглавил, поскольку этого никак не дозволила повседневно существовавшая сумятица и разобщенность, причем не только сугубо внешняя, но в том числе зачастую и в душах отдельных людей…

…а уж она-то попросту совсем никак не оставляла ни малейшей возможности действительно настоящего могучего лидерства.

Да и Федор Достоевский, тоже, зачастую яростно метался промеж двух огней, как между той еще самой средневековой российской дикостью, да точно так порою, несомненно, вполне как-никак и доводилось ему обретаться и близ той до чего утонченной всеми своими сколь яростно своекорыстными помыслами сущей же целесообразностью новых времен.

Его многолетняя скитальческая жизнь с семьей заграницей…

Он смешал все это в некое единое и впрямь-таки до чего еще донельзя же никак неразделимое целое, и вот именно этот вящий сумбур и был, собственно, прозван людьми «достоевщиной».

А между тем та довольно зыбкая почва, на которую некогда в сущем бессилии упали свежие семена светлых помыслов Федора Михайловича Достоевского, была, как есть, беспробудно проникнута всеобъемлюще же всеобщей вековой тьмой, а потому и представляла она из себя тот самый омут с весело и резво и копошащимися в нем бестиями-чертями.

Да и Чехов, пусть и не злонамеренно, но тоже ведь некогда обронил некое зерно во всем, безусловно, весьма сомнительной истины, которое между тем затем и проросло, и нашло свое место в виде колосьев на гербе новоявленного, рабовладельческого государства.

Русские классики общемировой литературы, как-никак породили на свет слишком много мишурного блеска сколь безмерно благих идей.

Причем, надо бы тут чисто уж сходу невозмутимо и веско разом заметить, что все эти их словесные излияния, обильно и яростно порицающие буквально-то всеобщую и всеобъемлющую безыдейность того еще дореволюционного бытия, его сущую аморфность и скуку, всенепременно при этом издавали бесподобно пряный дух на редкость радостно вскоре грядущей близкой свободы.

Да только, в конечном-то счете, оказались они вполне насущной предтечей века, в коем беспроглядно же наглядно фактически ведь преобладало именно то донельзя безусловное и принципиальное отсутствие всяческого гнета общественно проявленной совести, а также и стали те новые времена весьма значимым оплотом беспредельно яростного фанатизма.

Причем всему тому самым-то откровенно явным прологом, да и вполне уж зрело весомым нравственным обоснованием, сколь, несомненно, некогда и послужили именно те вовсе несбыточной красоты мечтания, что до чего неизменно попросту начисто с корнем отрывают, от всей естественной почвы довольно многозначительный пласт о чем-либо трезво думающей интеллигенции.

И уж тогда под вскрывшейся «почвой обыденности» действительно разом затем и начинают шевелиться всевозможные подземные черви, весьма активно и до чего крайне раздольно при всем том разом выползающие оттуда на весь белый свет.


Ну, а вслед затем лучи дневного светила и станут безнадежно, затем затмеваться яростным сверканием в грозных очах, и тогда днем с огнем разом окажется попросту никак невозможно найти себе хотя бы одного того безупречно здравомыслящего человека.

Причем тех еще самых простых людей при таких делах вполне уж запросто можно будет и впрямь-то сходу заставить более чем ответственно всех вот разом поверить даже и в то, что солнце неизменно восходит на западе, ну а заходит оно, как и понятно вовсе не иначе, а только лишь на востоке.

Да и провернуть - это будет проще пареной репы, собственно, говоря, как раз исходя из того, что святая простота доверчивости ко всем тем, кто безбожно так и несет всевозможнейшую чудовищную ахинею, попросту разом становится самой неотъемлемой аксиомой всеобъемлющего восприятия всей-то нас неописуемо же зловредно нынче обступающей, осатанело революционной действительности.

Народ, он всегда бежит никак не за правдой, а за краюхой хлеба, которую ему можно, в принципе, донельзя мастерски более чем торжественно и клятвенно всячески наобещать в том самом до чего ведь блекло освященном светом истины, сладком, словно тот еще дивный сон, наилучшем грядущем.

Ну, а восторженно и угловато мыслящая интеллигенция может и впрямь довольно-таки искренне радоваться всему тому и вправду наконец-таки ныне вернувшемуся относительному же внешнему порядку.

Ну, а кроме того, всеми теми необычайно спешными темпами ныне уж строится то самое до чего безупречное социалистическое общество, о котором им весьма долго в розовых снах некогда ранее только лишь весьма сладко мечталось.

Лапша она уж разве что в мирное и спокойное время этак-то довольно ведь быстро вниз с ушей оседает, а во время бурное и вовсе неспокойное она с них слазит медленно и крайне болезненно.

И это, кстати, касается абсолютно всех тех или иных слоев общества.

Народ и интеллигенция, варясь в одном котле колоссального социального потрясения, как есть еще разом встряхнувшего буквально-то все те или иные доселе незыблемо существовавшие основы, полностью одинаково донельзя же безрадостно выживают и видят при этом кошмарные сны.

А сны те целиком при этом так и состоят из тех еще истинно чудовищных революционных явей.

И уж представляло нечто подобное из себя самое естественное следствие того-то самого бешеного энтузиазма, вырвавшегося наружу именно в связи с тем, что была буквально враз тогда истинно вот всеми обретена та самая до чего беспардонно дармовая свобода.

Ну, а ею сколь всласть смогли тогда воспользоваться разве что те, кто всею черной своею душой жаждал безвластия и полной безнаказанности за абсолютно все немыслимо ужасные проявления того еще самого чрезвычайно ведь чудовищного своего своеволия.

Причем довольно малое наличие грамотных людей из своих, то есть именно тех, кому и вправду доверять было бы чисто так на деле и впрямь поистине можно, и привело как раз к тому, что большевистская агитация взяла ведь полностью вверх над всяким иным здравым смыслом.

Ну, а те «великограмотные правители», видать весьма же ответственно полностью до чего взвешенно осознавали, чего это именно, и когда они на редкость последовательно совершали, раз столь властно, они всеми теми беспрекословными (к их самому незамедлительному исполнению) распоряжениями более чем бесцеремонно и беспрестанно тогда так и разбрасывались.


В принципе, природа этого явления, безусловно, была заключена также и в самом том сколь же беспрецедентно насильственном отмирании всей той прежней, нынче вовсе вот напрочь отринутой веры, как и самой явной необходимости поиска, ей более чем достойной замены, куда только значительно поболее во всем соответствующей духу данной новой эпохи.

Причем зародилось все это никак и близко совсем не в России, а в той самой крайне ведь агностически настроенной Западной Европе, ну а оттуда затем с попутным ветром все это, в конце концов, донеслось и донельзя же далекого российского берега.

А заодно и великие русские классики 19-го столетия явно уж захотели посильно приблизить интеллигенцию к своему народу, а потому и приложили они все старания, дабы через созданную ими перемычку в средневековое российское общество и впрямь полилось широчайшей рекой суровое безверие буквально ни во что, хоть сколько-то ранее истинно святое.


Европа им довольно-таки быстро и легко переболела, ну а Россия посредством всего этого недуга и заразилась же самой ужаснейшей «общественной чахоткой».

Причем наиболее наглядной тому первопричиной и послужило именно то, что европейская цивилизация с самого начала своего существования до чего ведь искусственно стушевывала и упраздняла многие прежние (дикие) представления обо всем этом мире, бессердечно обезличивая отдельного человека, ставя во главу угла, прежде всего его, чрезмерно возвышенные жизненные приоритеты и идеалы.

И уж при всем своем донельзя наглядном перерождении религиозный фанатизм, став фанатизмом высокоидейным, только-то и всего, что присовокупил в потемках душ своих адептов самое безмерное множество свежих сил для того самого донельзя безнадежного преумножения сущего же стародавнего мракобесья в его разве что весьма полновластно вновь обновленном виде и форме.


Еще вот так называемый просвещенный 19-й век до чего еще безнадежно породил абсолютное безверие в высшие силы, разом как есть, наделив человеческий разум вовсе-то изначально ему нисколько не свойственной самой ведь более чем безупречной полной непогрешимостью.

Причем все это однозначно произошло разве что из-за всего того весьма уж безотчетного самовозвышения культуры на некий «Эверест», где лишь избранным и было дано… и впрямь-то как есть вполне предоставлялось никем и нечем неоспоримое право безвозмездно (в силу одних лишь свойств возвышенной души) употреблять ее и впрямь-таки сколь живительный кислород.

А чего же тогда могло быть предоставлено всем тем остальным простым смертным?

Ну так им для полнейшего счастья только и надо было… значит, на всех их одно как есть общее корыто, ну, а кроме того и весьма простенькое массовое искусство.

Потребовалось то самое довольно-то длительное время, да и самый конкретный и совершенно вот зримый пример, дабы духовная элита и власть предержащие, безусловно-то, вполне осознали, что как следует, его до самых краев не наполнив, они истинно многим при этом уж более чем наглядно разом рискуют.

А именно как-никак, а всецело оказаться попросту же совершенно низложенными в результате ярого народного бунта.

Однако для всего того на редкость достоверного понимания данного факта их явно еще надобно было буквально до самых чертиков раз и навсегда сколь этак здорово напугать.

Да только, как то и впрямь более чем наглядно видится автору этих строк для вполне стоящей того полноценности эффекта непременно бы хватило и очень даже многих относительно мирных забастовок.

Так, что и близко тут не было какой-либо вообще явной необходимости в том самом до чего безнадежно весьма же уродливом создании некоего того великого псевдосоциалистического монстра.

Причем теоретическая база для всего его замогильного жития-небытия была как есть, еще первоначально уж создана именно теми-то широкими кругами общественной мысли, и лишь затем только была она сколь еще беззастенчиво и впрямь узурпирована довольно-то малой группкой псевдосоциалистических монстров во главе с Ильичом.


И это именно те, кто и ныне более чем явно желают буквально все народное добро именно что по-своему безо всякого вообще остатка разом перераспределить, лучше всего, затем и поделят все ими на самую скорую руку безжалостно и скрупулезно у тех самых господ буржуев до того заправски бесслезно награбленное…

И никто из них это теперь совсем естественно сходу снова чье-либо личное добро в то самое весьма эфемерное и чисто абстрактное народное пользование совершенно не отдаст - вовсе не та это людская порода.

Да этого точно у них никак при всем том желании совсем не отнимешь!

Зато про всякие те более чем и впрямь будто бы совсем этак легко достижимые общественные блага они исключительно ведь мужественно и стойко и вправду умеют языком своим безо всяких костей попросту до чего на редкость совсем уж безостановочно все время без конца и края молоть и молоть.

Да вот, однако, нисколько не преумножать их при помощи каких-либо своих действительно вполне того стоящих интеллектуальных усилий.

А еще и весьма же насущное моральное обоснование для абсолютно любых насильственных действий у всей той совсем на редкость разношерстной шушеры неизменно зиждилось разве что на ослепительно чудной самоубежденности всем блаженным духом своим восторженной интеллигенции.


А она между тем никак и близко не сопротивлялась всей той революционной этике, причем как раз же именно в силу всех тех своих чисто собственных сколь безмерно острейше безжалостных убеждений.

И ведь все это исключительно разве что потому, что над чьим-либо большим и светлым разумом до чего безраздельно преобладала одна та донельзя куцая правда книжных истин.

Да вот, однако, были эти задушевно душистые аксиомы весьма и весьма безответственно далеки от тех самых до чего обыденных реалий быта почти уж повсеместно вовсе этак совсем невежественного народа.

И он никак не был способен проснуться, раз он и не спал, а только жил тем, чем он жил, а спала и дифирамбы себе под нос в сладком сне пела именно та дивно же восторженная интеллигенция, и этот ее сон и обернулся для всего народа вековым кошмаром осатанелого, идеологического маразма.

И главное все это предстало именно в подобном виде разве что исключительно потому, что по представлениям ревностно и революционно настроенных демагогов, богатство неизменно же всегда находится в руках сильных, что только лишь то и делают, что до чего беззастенчиво и беспрестанно угнетают всех тех слабых и немощных.

Ну, а из всего этого явно следует, что у них его и впрямь-то полагалось с ходу отобрать, дабы максимально затем промеж всех сирых и обиженных на скорую руку разом и перераспределить.


Явственного понимания того, что подобным путем лишь только разом всецело растравливаются самые кровожадные стадные инстинкты, у тех самых весьма благодушных дореволюционных доброхотов попросту не было даже в помине…

Они хотели святого добра и только одного добра, а уж, дабы всеми силами искренне так радостно его достичь они до чего бесцеремонно и намеривались разом ведь вымазать простонародные массы в безудержно обильной крови всех их давнишних и кровных вековых угнетателей.

И ох уж это немыслимо цепкое до всяческих тех мелких фактиков лицемерие, до чего незыблемо заключавшееся в самом вот бездумном братании с идеалами, выношенными на щите еще теми кое-кем и впрямь до чего идиллически воспеваемыми историческими личностями, а именно Робеспьером, а ранее Кромвелем.

И это именно оно и сослужило России самую ужасную службу, собственно, и, оказавшись одним из наиболее важных факторов, превративших ее в некий новый Египет, хотя она всегда искренне жила светлой мечтой являть собой лик Третьего Рима, то есть попросту быть во всем наиболее естественным продолжением Византии.


И это ее явное перерождение проистекало, собственно, лишь оттого уж крайне ведь исключительно до чего весьма непритязательного обстоятельства, что людей вполне всерьез некогда возжелали возглавить, взнуздать и отправить по всему тому крайне нужному кому-либо навеки вечные безупречно «правильному» пути.

И ясное дело, что подобная безоглядно и безапелляционно идейная тенденция ничего хорошего… кроме разве что чего-либо беспредельно плохого, в самой уж себе нисколько так вовсе никак не несла…

Вот бы понять всяческим горе-воякам с тем безумно же великим общественным злом, ту неимоверно гигантскую разницу между добром всецело отлаженным и подогнанным к действительности и его полнейшим антиподом, наилучшим из всех орудий Сатаны ВЕЛИКОЙ ЛЮТОСТИ благом, сплошь нашпигованным лихостью и ухарством, а главное, еще и предначертанном без разбора всем разом.


А между тем писатели гуманисты, такие, например, как Сергей Довлатов всегдашне стремятся донести до нашего сведения на всех страницах своих книг ту ярко искрящуюся собственным светом мысль о том, что в принципе-то невозможно, обустроить наше житейское бытие на том самом крайне зыбкой основе излишне прекраснодушных, аморфно праведных логических доктрин.

На чистой от буквально всяческой житейской грязи бумаге они, может, и вправду выглядят весьма заманчиво, но жизнь - это река, а вовсе не костер и уж тем более не доменная печь.

А потому, вот, значит, чем оно будет разве что поближе ко всему тому, так и сверкающему в ночи искрами очистительному огню, тем оно вполне ведь как есть соответствующе отныне и окажется на редкость, куда подалее от всех тех доселе полностью естественных норм никак и близко неизменной общественной жизни.

Прекрасные идеалы, во всем на редкость безупречно хороши разве что как некие далекие маяки во всем том чисто же одиночном, а никак не наскоро и безбожно откуда-то извне яростно подстегиваемом «заплыве» по всему тому непомерно безбрежному морю нашего пока до чего и впрямь еще сколь этак всеобщего невежества.

Ну, а когда их путем слепо же бездушных логических умозаключений, изощренно и искусственно довольно-то сурово и агрессивно со всей основательностью спешно приближают ко всей той безмерно ведь суетливо обыденной житейской реальности, они только-то всех нас вот затем и приведут к одним лишь грозным рифам всеобщей житейской разрухи.

Поскольку безнадежно утяжеляющие ходьбу по слякоти повседневных невзгод вериги идеалистически будто бы и впрямь изумительно так единственно верного восприятия жизни, безусловно-то, разве что только и утянут нас за собой во всепоглощающую бездну безумно осатанелого зла.

Причем, той еще на редкость несомненной первоосновой буквально всех подобного рода довольно сомнительных общественных начинаний совсем неизбежно являются именно те вовсе-то бесполые порывы чьих-либо безудержно благонравственных душ, что и вправду устремились сходу пошатнуть издревле устоявшееся основы сколь незыблемо же существующей социальной вселенной.


Однако - это один разве что тот высокий ум (безо всяких вкраплений к его внутренней самой-то сокровенной сути весьма неприглядных черт донельзя самовлюбленного эгоизма) и будет способен со временем ниспослать всему этому миру то самое безвременно же великое и всеобщее благоденствие.

Правда, подобным образом все это случится только лишь в том единственном случае, если уж он и впрямь-таки будет, вот вполне зиждется именно  на здравых принципах, полнейшего осознания необходимости повседневного  задействования сколь недюжих сил всесторонне развитого интеллекта, а не только горячего, и зачастую совершенно во всем бессмысленно безрассудного сердца.

Именно этакий (коллективный) разум, собственно, и создаст светлый путь общественных перемен, а не одну ту ни с чем, что было ранее никак несопоставимую разруху, и прежде-то всего именно  в тех и без того полностью пустых головах.

Да нет, это именно данного рода яркий проблеск в черных тучах слепой обыденности затем и претворит в жизнь именно то, что и станет во всем том дальнейшем главными составляющими элементами, куда значительно же поболее справедливого общества.

При этом явно использовав весь тот вдоволь имеющийся в массах задушевный энтузиазм как раз-таки в его-то наиболее стоящем того ключе, а именно в смысле постепенного приучения всего людского социума к вящему состраданию ко всякому ближнему своему.

Война классов отбрасывает человеческое общество обратно в животный мир.

Люди беспрестанно страдают, потому мир скроен плохо, но его плоть и кровь, однако никак ведь нельзя резать совсем по живому, а только лишь взращивать новые и новые поколения в несколько же принципиально другом духе при этом, не отрицая старое, а целиком так на него весьма надежно во всем опираясь.

При этом еще и крайне важно вполне осознавать отчего - это именно все страдания всякого человека, собственно, и берут свое начало, причем и тогда нисколько нельзя разом рубить с плеча обрубая канаты, от века, связывающие общественную жизнь со всем тем сколь надежным причалом, на котором, кстати, и зиждется всякая законная власть.

Ее недостатки зачастую отчасти нивелируются ее весьма существенными достоинствами.

Да и вообще всю ту бессердечную несправедливость совершенно так нисколько неправого общественного мироустройства полностью извести сможет одно лишь всестороннее просвещение, и именно поэтому его до чего еще всегда неистово опасались буквально-то все вездесущие мракобесы той самой, давно ныне, как бы это, ни было печально, всецело-то бывшей Российской империи.

Ну а что еще вообще могло быть и вправду касаемо тех и впрямь на редкость совсем так мгновенных и молниеносных перемен, то тут как не крути, а те самые адски жаркие, словно угли глаза всех тех, чьи сердца были целиком и полностью разом изъедены пламенем бесовской революции…

Нет, то уж далее были никак не настоящие люди, а только лишь одни черные тени былых людей.

Все то, что они совсем неспешно и заправски самоуверенно сотворили со своею страной, и близко не имело никакого отношения к каким-либо уж истинно новообретенным житейским свободам, а только-то к самому безусловному закабалению граждан извечно опричной державы, разве что весьма ведь значительными чисто так дополнительными, тяжелейшими оковами безукоризненно деконструктивной идеи.

Причем буквально все в ней еще изначально было, ну совершенно во всем без всяческих в том сомнений именно же мертворожденное.

Причем дальневосточное осуществление идей Карла Маркса всею своей живучестью явно обязано именно как раз тому, что сама идея была ведь создана именно что в расчете на некий тот большой общечеловеческий муравейник.

И всему тому вышеизложенному можно отыскать вполне и впрямь уж исключительно полноценное подтверждение, причем именно в той на редкость достойной самого еще многократного прочтения и почтения художественной литературе.

И, конечно же, такие писатели как Сергей Довлатов, да и другие, подходят к описанию данных, некогда произошедших в стране событий несколько иначе.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.