Бесплатный фрагмент - Грубы России моей картины…

Самоучка

Я выбираю почерк

Данного мне пути

И расстановку точек

В прошлом и впереди.

Я поэт — самоучка.

Пишет мной Бог, скользя,

Как золотою ручкой

Или пером гуся.

Александр Баженов

Грубы России моей картины

Пейзажи в стихах

Уральская поэзия

Александр Баженов

Стихи о Родине/ Уральская поэзия / Александр Баженов / 2025

Данная книга предназначена для широкого круга читателей. Каждый ценитель

прекрасного найдёт в ней что-то своё. Подлинные духовные ценности человека, природа и Родина лежат в основе этого сборника.

От произведений автора веет классикой, которая не имеет срока давности, поскольку актуальна в любые времена.

© Александр Баженов, 2025

***

Горы вершина режет вышину

И рвёт на части войлок тучи белой.

Не нужно слов. Обнимем тишину

И вспомним то, о чем душа болела.

Скрипела вагонетка. Вдалеке

Холмы на глади озера стояли

С резными теремами… Налегке

Мы шли пешком в те сказочные дали.

Закончилось сказанье прежних лет,

Но хорошо опять увидеть эти

На прошлое бросающие свет

Миры, в которых вхожи только дети…

Смотри, мой друг, как медленно плывут

В окне сады, снежинки и ухабы,

Болят в груди, в чужие сны зовут

Под сенью золотой фонарной лампы.

Они — улыбка, музыка и соль

Куплета, что о Родине написан,

Рождён, чтоб ощущать земную боль

И на струну скрипичную нанизан…

У Рождества в корзине

Здравствуй, седая даль:

Избы да мелколесье,

Добрая грусть-печаль

И тишины поместье.

Блещут барханы звёзд

У Рождества в корзине.

Образ деревни прост

Хоть на какой картине.

Родинка, роды, род,

Родина — дело в корне

Слов из родных пород

Снов из долины горней…

Всё остальное — фон —

Шалости света, тени.

Как для жреца — амвон,

Так поэта — сени…

В стужу сплошную вхож,

Я созерцаю чудо:

Здравствуйте, сонмы душ,

Тех, кто ушёл, как будто.

Звёзды, снежинки, блеск.

Трубы дымят на крышах.

Хвороста хвойный треск.

Сны из юдолей высших…

***

Холодный май, обитель тучек сизых.

Прошли дожди и хочется, дыша

Прохладою, найти родник, что высох

И удивиться, вымолвив: «Душа!».

Прищур пространства красочен и тонок,

Как в том многозначительном стихе,

Который в детстве я писал спросонок,

А после шёл слоняться налегке…

Где ряд ветвей, ладоней многопалых

Тянулся ввысь у старых флигелей,

Бараков и хрущовок, в тех кварталах,

Где люди были, кажется, милей…

Растаяло, что не было и было:

Подъезда изрисованный пролёт

И счастье, что опёрлось на перила,

Что в будущем седом слезу прольёт.

Мой лирический герой

Я — не страница, а мембрана,

Что преломляет голоса

Всех тех, кто мыслил многогранно,

Лил свет в потухшие глаза…

Поэт ли я? Ну что за пафос?

Поэтов нет уже давно.

Есть гладь воды и тучи парус,

Мольберт, художник, полотно.

Есть пух тумана, что постелен

У самых вод в углу холста,

И он, по сути, прост, но делен,

Ведь перспектива в нём чиста…

Я — ни художник, ни картина,

А тот распахнутый простор,

Что не засунуть в дисциплину —

Из правил кованный забор.

***

Цветами вишен вышит

Весны этюд,

И каждый листик дышит

Свободно тут.

Здесь Каменки верховье,

Обитель скал,

Построенный с любовью

Старик-Урал.

Здесь ходит-бродит леший,

От глаз храня

Подъем до Бога пеший

Сквозь краски дня…

Здесь только то, что надо

Для чистых вежд,

Вместительного взгляда

Моих надежд.

Родине

Самоцвет горит в суглинке,

Вьётся ветка родника.

По старинке — по былинке

Льётся дым из костерка.

Дух мой рвётся к тайнам неба —

К дымке мягкой и густой,

Где я вижу образ Феба,

Говоря в сердцах: «Постой…».

Так в России, на Урале

В тишине глухой живу,

Иллюстрируя детали:

Холмик, речку и траву.

Так и рад я чистой воле,

Где родная мать-земля

Открывает зренья поле

Света, леса, журавля.

Пусть персты кленовых веток

Добрый мой окрестят путь.

Помолчу я напоследок

И промолвлю что-нибудь.

Я скажу: «Россия-мама,

Извини меня, прости

За содеянное прямо

И хранимое в горсти…

Отпусти… Навек помилуй!

Бог прощал, и ты простишь

За избыток певчей силы,

Изливающейся в тишь.

Не пали мне грудь сомненьем,

В мир печали не бросай,

Где по рёберным поленьям

Льётся пламени слеза».

Разговор о Родине

Вздымается душистый добрый пар

Из мантии надломленной буханки,

И разговор течёт под самовар

О жизни у России на полянке:

О том, что хорошо сидеть вот так,

Держа в руке муравленую плошку,

Взирая, как заката алый мак

Ложится на лосиную дорожку.

Благословенен старый русский лес,

Где духи обитают в рваной дымке,

Где, словно фолиант, крутой отвес,

Где буквами рассыпаны росинки.

***

Выйдя на свет с утра,

Полной вдыхаю грудью

Жизнь, что легка, добра,

Посвящена безлюдью.

Будто бы кенотаф,

Высится скальный камень

Из многоцветных трав —

Густо заросших ямин.

Поле, деревня, пруд.

Жгу костерок у леса:

Искры, как рой причуд,

Что не имеет веса…

Неба кусочек — жизнь,

Без кандалов незримых.

Падают искры ввысь —

Мысли о Херувимах.

***

Гаснет родничок, лысеет бор,

Набухают призраки песчаной

Бури, словно смертный приговор

В желтом сарафане.

Проступают в ливнях кости скал —

Тлеет плодородной жизни плёнка

Там, где прежде Батюшка-Урал

Был ещё ребёнком.

Гибнет бородатый русский лес,

И опилки брызжут под пилою,

И смолою плачет здесь порез,

Нанесённый жизненному слою.

***

Древесной свежестью подышим

Весной глубокой,

Во славу всем живым и жившим,

Во имя Бога.

Пришла пора теплыни ранней —

Словесной жатвы,

Набухших почек трепетаний —

Их клейкой клятвы.

Пускай не буду кем-то понят,

Любим не буду,

На пьедестал почёта поднят —

К огням дебюта…

Мне хватит пары глаз простого

Энтузиаста,

Который ценит суть людского

И путь контраста.

***

Вольна твоя волна, моя весна,

И счастлив я, когда цветешь ты скромно,

Когда, из птичьих песен сплетена,

Разносишься мелодией истомной.

Я рад, когда ты даришь по лучу

И по цветку пустым и беглым взглядам,

И, знаю, вдохновенье получу,

Когда к тебе отправлюсь диким садом.

Присказка весны

Закричали петухи,

Распустилась дымка

Тонкой грацией строки —

Божьею улыбкой.

Зазвенели ручейки,

И волшебный всполох,

Как белёсый плат с руки,

Облетел с черёмух.

Птица взмыла в облака,

Заскрипели ставни

Там, где Дон или Ока

Плавно точат камни…

***

Я зачерпну из лужи серебра,

Перемахну зрачка тончайший обод,

Идя туда, где всё, что есть — игра:

Мотивы действий, музыка и опыт.

Мой мрак затронет света вещество,

И жизнь согреет ветер ностальгии

По датам, умещавшим волшебство,

По хлябям достопамятной России.

Россия — вдохновенье для меня,

Тумана занавешенная крепом,

Где, тайны первозданные храня,

Крестьяне разговаривают с небом.

Деревни дидактический сюжет,

Поля и копны скошенного сена

Читаю я, не трогая лорнет,

Отчётливо, степенно.

Кадильные туманы над рекой

Перебрались в ухабистые веси,

И бытие насущного всего

Мне видится в развёрнутом разрезе:

Прочна синонимическая связь

В гармонии тонов, цветов и вкусов.

Плетёт евангелическую вязь

Молчанья ангел, как сказал бы Брюсов.

В осенней чаще

Кольчуга храма — выцветший леме́х

В играющей водице серебрится,

Как Вышнего чешуйчатый доспех,

Как в вечность опрокинутая птица.

На всём заметна времени печать,

Помимо вод, жонглирующих солнцем,

И бытия, что создано молчать

У сада за оконцем…

Грибо́м и ладаном повеет от земли

Осеннего замшелого настила

В глуши, где ключевые хрустали

К восходу гонит утренняя сила.

Клубится дымка — дух — душистый пар,

Слетает ветошь с кряжевого бора,

И думается мне, что жизни дар

Мне дан для расширенья кругозора.

Здесь просятся идеи на перо,

И стуки дятла в чёрно-жёлтом фраке

Отходят с первых планов на второй

И строчкой остаются на бумаге.

Над Смоленском

Закат позолотил бугры асфальта,

Редея в небе пасмурном и сиром,

Свечою тлея и спекаясь смальтой,

Поблёскивая в дождике пунктиром.

Светило захлебнулось перелеском,

Смарагдом, анемоной, сочной глиной,

И облака, сгрудившись над Смоленском,

Чуть отдают былиной лебединой.

Запах деревни

Осенней моросью подёрнут горизонт,

И в мыслях что-то светлое о крове,

Где грифелем расчерчивал я фронт

Меж данными имевшихся условий…

С ветвей листву срывает суховей,

И в шелесте танцуют календарном

Стихи мои о русской синеве

Над лесом полыхающим, алтарным.

Деревни запах девственно-сырой

Содержит землю, травы, улей старый,

Окрестности, где тёплою порой

Вверял слова я терции гитарной.

Екатеринбург

Этот город таким ещё не был

Или, может, печали печать

На него наложила та небыль,

Что не может во мне замолчать?

Этот город бесплодных исканий

Прорастает в меня, как пучок

Планировок облупленных зданий,

Микросхем паутинных дорог.

В лабиринте коробок-хрущёвок

Или в друзе квартальных громад

Я на сердце ношу заголовок

И бросаю на облако взгляд.

Где-то там, в турмалине заката,

На который глядел Мандельштам,

Где оправдывать счастье не надо,

Я свои очертанья отдам.

Где-то там, за пределом границы,

Где не водится горя и бед,

Я увижу родимые лица,

Утекая в последний рассвет.

***

Петропавловской ли крепости иглу

Или ладожские льдины на Неве

Наблюдаю через памятную мглу

В поседевшей от снежинок голове?

Вижу край России деловой,

Золотой, серебряной и даже

С по́днятою к небу головой

Каменного стража…

Через всё, что было и прошло

«Петербургских строф» читаю слоги,

Где Россия дышит тяжело,

Словно броненосец дремлет в доке.

***

На прогулке в переулке

Открываю дорогую

Старой памяти шкатулку

И рисую, и тоскую…

Загляну в сетчатку лужи:

Облака, лучи и птицы,

Дни, что ныне стали у́же —

Им уже не повториться.

Пролетают где-то сбоку

Мысли Канта, фразы Ницше.

Понимаю: одиноко

Тем сейчас, кого я слышу…

Вижу улицы изгибы,

Лабиринты глупых страхов,

Где мы все молчим, как рыбы,

Где мотив наш одинаков.

***

Скрип избы на курьих ножках

Слышится в лесу,

Где в берёзовых серёжках

Вижу стрекозу…

Свет, разлитый на раздолье,

Вызревает в тень.

Деревенька, гул застолья,

Белая сирень.

Пепел музыки весенней

На стекло пруда

Отпадает от растений

Раз и навсегда.

Веет древностью низинной

Родина моя,

И рождается былинной

Радуги струя.

Край России — многотомный

Для поэта друг.

Я читаю тихо, томно

Неба первый круг.

***

Майский дождик сбил пыльцу.

Срок мой близится к концу.

В зарешеченном окне

Рай в сиреневом огне.

Снова пресное письмо

Разорву. Пора домой.

Яблонь сбитый цвет померк —

Разлетелся фейерверк.

Соль куплета — лоск зари.

Ничего не говори.

Тона рассвета

Читаю милый город наизусть:

Его лицо в осенней позолоте

Навеивает ласковую грусть

И тёплые раздумья о полёте.

Я отпустил, и более не жаль

Всего, что освещает ностальгия,

Иду ли в лазуритовую даль

Иль думаю о том, что есть Россия.

Нежны тона рассвета поутру,

Картинны откровения природы.

Я чувствую: вовеки не умру,

По-русски излагая птичьи ноты.

Я погружаю взгляд в перины туч,

Через меня взирает кто-то, кроме

Ценителя, взыскующего луч,

Писателя, поющего о доме.

Оформив ощущение в строку,

Я понимаю голос птицы ранней,

Но передать святое не могу:

Для духа не придумано названий.

Скажу как есть: «Россия — это ты

В той мере, на которую способен

Читать великолепье простоты

И смысл бездорожий и колдобин…»

Сюжет: рассвет и метры глубины,

Лежащей в пышном шелесте берёзы,

Где добрые мифические сны

Нисходят в человеческие слёзы.

Пейзажист

Кто я? Эпистолярный пейзажист?

Глубинно-рефлекторными штрихами —

Мелодиями, красками, стихами —

Опять приукрашаю чистый лист.

Слова пассивны — вымеренный факт:

Изложенные символы и строфы

Не выразят насущной катастрофы,

Утраченного солнца артефакт…

Но стих есть не схороненная честь —

Слагаемое внутренней структуры,

Узор души весёлой или хмурой,

Благая и тревожащая весть.

Том осени

Превозмогать сознанье не резон,

Но листопад, спускающийся в душу,

Мне говорит о том, что всюду сон,

Развёрнутый значеньями наружу…

Побитая осколочным дождём

Листва, побагровевшая на ветках,

Читается, как выстраданный том

Об осени, рябинах и ранетках.

Цепляется за мысли дикий сад,

Где тишина хранит следы традиций —

Так я шагаю в памяти назад

До вечных постаментов и позиций.

В тумана саван плавно завернусь,

Потерянный для мира и отпетый —

Лелеющий исчезнувшую Русь,

Одним воспоминанием согретый.

***

Верю: Россия пока не отпета

И на съеденье не кинута псам,

Но на вопрос я не слышу ответа

И не пытаюсь найти его сам…

Я обретаю масштаб кругозора,

Слыша, как шепчет в избушке очаг:

«Алое пламя завянет не скоро,

Превозмогая реликтовый мрак».

Осеннее молчание

Я более не верю никому:

Ни людям, ни созвездиям, ни книгам,

Ни радостям, сплетаемым в дыму,

Ни образам, ни буквам, ни интригам.

Я больше не рисую красоту

Придуманных когда-то мирозданий,

Что стро́ками плетутся по листу

И листьями вальсируют у зданий.

К чему многострадальный листопад,

Желтея, разлетелся по дорогам:

Феерия, инверсия, распад,

Готическим изложенные слогом?

К чему в конспекте осени сырой,

Утопший в бархатистом капюшоне,

Задумчивый лирический герой

На фоне фонарей, как на иконе?

Возможно, захолустный окоём

Написан про тебя рукой незримой,

Где сердца состоянье — это дом,

Где искренние строки тоньше дыма.

Ландшафты

Изучаю сельские ландшафты

В поиске не выявленной правды:

Русский дух здесь обретает связь

С речью, что ещё не родилась.

Падает листва сухою кровью

На дорогу, лужицы и кровлю.

Я читаю, словно строки книг,

Сопку, перелесок и родник…

В облаке не пёрышки, а звенья,

Если перестроить угол зренья,

Или даже слепки чьих-то лиц

С выжженных историей страниц.

Самоцвет

Неспешно тает в кружке рафинад,

На столике красуется гербарий.

Тебе я рад, почтенный адресат,

Послание придумывать в хибаре…

Я счастлив, что надеюсь и храню

Безмолвие заброшенного сада,

Диковинки, доверенные дню,

А всё, чего лишён — того не надо.

Чаёк плюс изваяния дымка,

Паёк и догоревшие полешки,

Берилловая, чистая река —

Сокровище, не терпящее спешки.

Момента самоцвет я не крошу —

Ценю люминесценцию кристалла

И не спешу податься к рубежу,

Где волны разбиваются о скалы.

Архетип

Словарь — незаменимый инвентарь,

Когда снежинка вложена в эпитет,

Когда ветра́ отсеивают хмарь,

И я пишу о том, что сердце видит…

Душою ощущаю архетип:

Плывут славянской древности архивы,

Спускается зима на ветви лип,

И все штрихи написанного живы.

Карта мороза

Влюбился я до боли в серый фон

На полземли расстеленной России:

В места, где не воздвигся Вавилон

И не раскинул сети индустрии…

Окутываю стро́ками досуг,

Пока окно, распахнутое настежь,

Приветствует меня, роняя стук, —

В таком круговороте не увязнешь.

Мороз чеканит розу на стекле,

Виньетку-ветку, сетку, алебарду,

Загадку умещая в хрустале

На аристократическую карту…

Подумать, рассудить — не навредит,

Пускай не будет радужней и краше

Заснеженной России тусклый вид,

И счастье — перечёркнутое даже.

***

Моё вниманье выпито до дна

Ни контурами, бросившими тени:

Тобою, аккуратная струна,

Скрепляющая слог стихотворений.

Я поступью мальчишеской пройдусь

По воздуху, по дну или по суше,

Храня внутри себя Святую Русь,

Где расцветают яблони и груши…

Осмыслю распускающийся сон,

Стирающий обыденные грани,

В которые мыслитель заключён,

Которым не придумано названий.

Порадуюсь на честном и простом,

Просторном языке стихотворений

Тому, что вижу в облаке седом

Изящество расправленной сирени.

***

Спасибо тем, кто, мир со мной деля,

Познал науку жить не по шаблонам,

Кто ведал, как общается земля,

И рядом шёл под старым капюшоном.

Спасибо всем, чьи формулы просты:

Тетрадка, чай и что-то от эпохи,

С которой сожжены давно мосты,

Чьи утром по нутру гуляют вдохи.

***

Снегирь на ветке — добрый знак,

Но я закрою ставни.

Зима вздымает белый флаг,

Но спрятаться куда мне?

Где в мельхиор и коленкор

Оправлены тома,

Присяду у закрытых штор,

Забыв, что рядом тьма.

Я не покорный раб строки,

А экспериментатор,

Читатель отзывов реки

Про судно и фарватер.

***

Осенними листами

Обложки древних книг

Порхают над садами

И падают в родник.

Ручей несёт ранетки.

Была ли, не была?

У ласковой соседки

Косыночка бела.

Слова плывут, как гуси,

По ткани тишины:

«Иваны и Маруси

В Россию влюблены…»

Книжное

Когда не нахожу основ для слов

Я здесь — в архитектонике округи,

Тургенев, Достоевский и Крылов

Из книжек мне протягивают руки.

Так раздаются шелестом страниц

Предлоги, подлежащие, глаголы,

Магические происки ресниц,

Забытые уроки древней школы.

Всё меньше тех, с кем мог бы я делить

Буханку солнца в лодочке сирени,

Живую семантическую нить,

Прошившую сюжет стихотворений.

В синониме безумия зажат,

Я исписался, больше нечем плакать,

Пока стрекозы смерти мельтешат,

Пока горит весною чёрной слякоть.

***

Лепестки черёмух, лепестки

Облетают и ложатся снегом.

Я живу всем бедам вопреки,

Оставаясь просто человеком.

Пышный наливается газон

Россыпью раскрытых мать-и-мачех.

Я, шагая, скрадываю в сон

Облики кварталов близлежащих.

Мне упасть бы в жёлтые цветы

И уснуть неведомо на сколько,

Позабыть про звуки суеты

И только…

***

В моей душе рождаются стихи

И мысли, отходя на микропланы,

Освобождают место для ольхи,

Мехов тайги, где ветви филигранны.

Мне го́рода заборы ни к чему:

Цветёт душа людская по законам,

Невнятным близорукому уму,

Понятным только лиственницам сонным.

Осколки слёз роняя на листы,

Я на крыльцо присел, чтоб видеть чётче,

Как Бога аккуратные персты

Спускают полог Лермонтовской ночи.

Черёмух ветви держат облака.

Я на крыльцо присел, чтоб видеть в оба

Того, кто на меня издалека

В звезду глядит, как в линзу микроскопа.

***

Пришла пора сказать: «Благодарю

За то, что жил молчанием, как рыба,

Смотря на философскую зарю,

Сжигающую тьму стереотипа…».

Сканируя событий череду

Рентгеновским зрачком визионера,

«Спасибо, — говорю, — за красоту

И листопады Пушкинского сквера».

Спасибо за зелёную тайгу

В лазурной глубине стихотворений.

Спасибо кружевному языку

Ромашки, незабудки и сирени.

Постулаты

Дворы под фонарями, как миры,

Отличные тонами друг от друга —

Вступительная часть большой игры —

Раскладка долгосрочного досуга.

Пути извив — реальности мотив,

Сквозящий дуновением прохлады,

Где разум, пустоту опередив,

Рождает золотые постулаты:

«Искусство величавее имён,

А гибель — нежелательная гостья,

Что навсегда с людей сгоняет сон,

Роняя багровеющие гроздья…».

Свобода

Свобода стоит дорого сегодня.

Ночное небо в тучной дымке рваной.

Огни, пустынный город, подворотня.

Свобода — это лёгкость после ванной.

Свобода — это ветер свежий, бьющий

В лицо и раздувающий одежду,

Высот скалистых веер, тучи рвущий,

Дыханье вотчины, несущее надежду.

Свобода — это, Господи, прощенье

Со стороны великих и безгрешных…

Свобода — жизнь в единое мгновенье

И шелест изумрудных листьев здешних.

Сквозь пальцы

Счастье сквозь пальцы сыплется

Буквами во Вселенную…

Мне не помогут Ибица

И Копенгаген с Веною…

Горе улыбкой встречено,

Ибо зачем печалиться,

Если судьба очерчена

И с пустотой не справиться?

Нет ни пути, ни посоха,

Есть только то, что видится:

Крылья мои из воздуха,

Буквы из горла сыплются…

Боже, кому раскланяться

За темноту кромешную?..

Криками бы не раниться,

Став тишиною здешнею…

Счастье моё кустарное,

Словно листва осенняя,

Падает ниц, алтарное,

И не найти спасения…

На мгновение

Голые ветви в огне фонарей,

Будто бы пальцы кошмара.

Пушкинский перечитаю хорей,

Сидя у самовара.

Лягу на печку и веки сомкну,

Дабы забыться немного,

И на мгновение в сон загляну

К ангелам Господа Бога.

Поэт

Смотря сквозь листопады сентября,

Как в лазурит спешит цыганский табор,

Он плыл по старой улице, горя

Несбыточною радугой метафор.

Он говорил о вечном и простом,

Из речи высекая амфибрахий,

В котором на холме кривился дом

И щебетали радостные птахи.

Он выдыхал летучие стихи

В крылатый листопад, не запинаясь.

Ссыпались одеяния ольхи,

А лампочка фонарная, как завязь,

Лилась на битум пламенной пыльцой.

Поэт скрывал под старым капюшоном

Испаханное муками лицо

И взор, горящий временем бездонным.

Сады в листопаде

Сады в листопаде по левую руку,

А справа — тайги беспросветная местность.

Мне осень сулила с собою разлуку,

Но всё, что случится — приму как любезность.

По левую руку сады в листопаде.

Роняет осколки небес гладиолус.

Листва под ногами, поэмы в тетради,

В душе неразгаданный призрачный голос.

Промозглая осень, сырые дороги,

Забытые песни играют невнятно.

Моменты читая, подумать о Боге,

На листья талант поменять безвозвратно…

Возможно, неплохо. Скрипящей петлёю,

Тайгою шумящей, трещащим кострищем

Течёт мой досуг по тетради строкою,

И я остаюсь обеспеченным нищим…

Кирпичная печка, свеча восковая.

Прилягу, усну, и приснится мне ангел,

Цветок на пуху белоснежного рая,

Горящий, как вечный — негаснущий факел.