Бесплатный фрагмент - Громкая женщина

ГРОМКАЯ ЖЕНЩИНА

ВСТУПЛЕНИЕ

Когда ты в последний раз слышала свой голос?

Не в Zoom. Не в магазине.

А настоящий.

Тот, который звучит внутри. Громко. По-настоящему.

Не помнишь?

Я тоже не помнила. До одного дня.

Я — громкая. И больше не прошу прощения.

Меня называли по-всякому:

— «Слишком эмоциональная».

— «Много говорит».

— «Неудобная».

— «Слишком хочет».

— «Ну нельзя быть такой в твоём возрасте…»

— «Да кто ты вообще такая?»

Я помню, как сжималась в себе.

Как тянула воздух сквозь зубы и улыбалась — чтобы никого не спугнуть.

Как глотала слова, проглатывала себя.

Как наступала себе на горло, лишь бы не задеть.

Я была той, кто рвётся вперёд —

но каждый раз оборачивалась:

а не слишком ли?

а не выдала ли себя?

а может, подождать, пока разрешат?

И вот однажды — я перестала ждать.

Я поняла: граница, которую я всё время боюсь перейти — не моя.

Это граница, нарисованная чужими руками.

Наложенная. Натренированная. Удобная.

Чтобы я была тише, мягче, смиреннее.

Но я — не такая.

Я угроза.

Для страха.

Для удобного молчания, в котором женщины прячут свои мечты.

Для правил, которые писались не нами.

Я громкая — не потому что хочу внимания.

Я громкая — потому что слишком долго молчала.

И теперь мой голос рвётся наружу, как весенний лёд — трещит, ломается, освобождается.

Эта книга — не про гармонию.

Не про «принятие себя».

Не про «правильный путь».

Эта книга — про выживание.

Про то, как не исчезнуть.

Про то, как прожить — когда тебя просят не мешать.

Про то, как не предать себя — даже если ты остаёшься одна.

Про то, как звучать, когда все вокруг — тишина.

Здесь будет боль.

Здесь будет стыд.

Здесь будет то, о чём ты молчала годами.

Но ещё здесь будет сила.

Смех.

Жизнь.

Потому что ты громкая — не по ошибке.

А потому что внутри тебя всегда была она — настоящая ты.

И если ты когда-то сомневалась — знай:

Мир не ждёт тебя смиренной.

Мир ждёт тебя — живой.

ГЛАВА 1. КОГДА ГОЛОС ОТНЯЛИ

Я помню этот день слишком чётко.

Балетный кружок. Маленький клуб на первом этаже. Скрипучие доски, холод в раздевалке, запах лака и детского пота.

Мне нравилось танцевать. Я блистала.

Когда тело двигалось — я будто вспоминала, что живу.

Я не была чужой. Я была в себе.

И вот — «День сладкоежки».

Шумный, липкий, как пирожное в жару.

Праздник, которого я не просила.

Я не хотела идти. Не любила сладкое. Не любила толпу. Всё внутри меня тихо кричало: «Пожалуйста, не надо…»

— Ну ты же сладкоежка, иди, будет весело! — мама улыбалась, как будто убеждала не меня, а себя.

Я качала головой. — Нет. Правда, нет.

— Что ты выдумываешь? Все пойдут. И ты пойдёшь.

Я замерла.

— Если я не пойду, она будет злиться.

— Может, с ней правда что-то не так? Я ведь должна радоваться. Все же идут…

И я пошла.

Словно провалилась в чью-то чужую волю.

Платье натирало подмышки, бантик давил на голову, запах крема щекотал в носу.

Я вся сжалась — как будто моё тело пыталось исчезнуть.

В груди — плотный ком. В горле — сдавленное «нет», которое никто не услышал.

— Я же сказала… Почему меня не слышат?.. Может, со мной что-то не так?

{📍} Позже я поняла: в этот день я впервые усомнилась — стоит ли вообще говорить о том, что я чувствую?

Мне было лет десять.

Машина гудела, радио шипело, запах бензина и солнца.

Мы ехали к бабушке сажать картошку.

Папа вдруг повернулся:

— Наташ, как думаешь, вот этот сорт лучше посадить у бабушки или на нашем огороде?

Меня будто окатило светом. Он спрашивает меня?

Сердце подскочило, ладони вспотели. Я прижала их к коленям, чтобы никто не увидел, как дрожат.

— Думаю, на своём огороде, — тихо сказала я.

— Ну, значит, так и сделаем, — кивнул он.

Я светилась.

Впервые — как будто на моём голосе вырос листик доверия.

Но потом…

Он сделал по-своему. Посадил у бабушки.

Я сжалась.

Я не спросила «почему». Не закричала «ты же сказал».

Я просто затихла.

Словно воздух в грудной клетке ушёл и не вернулся.

Тело стало тесным. Как будто не мне.

Где-то глубоко внутри проскользнуло:

— Не рассчитывай. Всё равно не считается. Не трать голос.

С тех пор я чаще молчала, чем говорила.

{📘} Школа. Сочинение по «Онегину».

Я вложила в него всё.

Не по шаблону. Не «как надо».

Я писала так, как чувствовала. Вдохновенно, ярко. Своё.

Учительница взяла мою тетрадь, прочитала.

А потом — вслух.

— Вот, дети, вот так писать не надо. Это у нас фантазёрка…

Смех.

Класс гудел.

А я сидела, как в холодной ванне.

Лицо горело. Щёки жгло.

Пальцы были холодными, как лёд.

В животе — будто камень.

А голос… спрятался. Сжался и исчез.

— Больше никогда. Никаких «своих» мыслей. Это опасно, — шептал кто-то внутри.

И самое страшное — не смех.

А тишина.

{📘} Музыкальная школа. Выпускной экзамен.

Я играла. Сжимала пальцы. Вдыхала музыку.

И вдруг — мужчина в зале. Родитель кого-то.

Подходит к маме:

— Ваша девочка талантливая. Ей бы дальше учиться. В музыкальное училище. Это же рядом, в соседнем городе.

Я затаила дыхание.

Вот она — дверь. Вот он — мостик к настоящей жизни.

Я ждала.

Я уже слышала музыку в голове. Уже переезжала туда — в новую жизнь.

И мама сказала:

— Нет. Мы не будем её никуда отправлять.

И всё оборвалось.

Как будто меня выключили.

Я молча кивнула.

Никаких «почему». Никаких «а можно…»

Всё тело замерло.

— Наверное, нельзя. Значит, не заслужила, — думала я.

И голос — окончательно ушёл.

Я не перестала хотеть говорить.

Я перестала верить, что это кому-то нужно.

С тех пор я стала… правильной.

Той, кого не стыдно показать.

Спокойной. Удобной.

Я научилась угадывать желания других.

Быть вежливой, быть «как надо».

А внутри?

Жила девочка. Которая мечтала. Которая пела. Которая спорила.

Иногда, когда никого не было рядом, я спрашивала:

— А где я? Настоящая?

— Ты правда хочешь жить по-другому?

— А если не справлюсь?..

Но вместо ответа слышала эхо:

— Не выдумывай.

— Делай, как сказали.

— Все так живут.

Теперь я знаю: голос не умирает.

Он замирает.

Скрывается — как зверёк под лопаткой.

И ждёт.

Ждёт, когда станет безопасно.

Когда ты сама скажешь:

— Я тебя слышу.

— Я рядом.

— Ты мне нужна.

И в этот момент начинается новая история.

ГЛАВА 2. КОГДА Я ЗАМОЛЧАЛА

Это не было одним моментом.

Не вспышка. Не удар.

Это было как утечка воздуха из проколотого мяча — шшшш… и вдруг всё стихло.

Я не замолчала.

Меня замолчили.

Сначала — будто случайно.

Слова:

— Не перебивай.

— Не умничай.

— Сядь спокойно, как все девочки.

— Ты опять со своими выдумками?

Каждый раз, когда я говорила по-настоящему, от души — взрослые будто кривились.

Как от чего-то неуместного.

Как от запаха, который не признают приличным.

И я начинала думать:

«Что-то со мной не так… Наверное, лучше помолчать».

А внутри голос всё равно шептал:

«Ты ведь знаешь, чего хочешь…»

«Ты хочешь говорить. Мечтать. Рассказывать. Но боишься. Потому что за это тебя снова — ударят. Словом. Взглядом. Молчанием»

Я очень быстро научилась чувствовать погоду в комнате.

Не настроение — напряжение.

Когда нельзя дышать громко.

Когда лучше исчезнуть.

Когда быть собой — опасно.

Это не чуткость.

Это броня.

Моё тело жило по протоколу тревоги.

Плечи — почти у ушей.

Спина — словно несла невидимый мешок.

Живот — сжат, как будто внутри — тяжёлый камень.

Горло — перетянуто.

Дыхание — короткое, прерывистое, как будто не имела права на глубокий вдох.

Я пряталась. В себе. В теле. В молчании.

«Так безопаснее. Меньше говоришь — меньше шансов ошибиться».

Я росла не с людьми.

Я росла между напряжениями.

Помню один вечер.

Самый обыкновенный.

Кухня.

Жёлтый ламповый свет стекал по стенам, как мёд.

Остывший чай.

Запах подгоревшей корки хлеба из тостера.

Кружка с трещиной.

Мягкая кофта, натянутая на колени.

Холодный табурет.

Скрученное горло. Свинец в груди.

И ощущение, будто струна внутри вот-вот лопнет.

Я сижу и думаю:

«Почему мне так тяжело?»

А тут же — вторая мысль, автоматическая, чужая:

«Нельзя ныть. Всё нормально. Просто устала».

Но мне — не нормально.

Я это знала.

Просто боялась признаться.

«Если я скажу — от меня уйдут. Я опять останусь одна. Как тогда…»

«Я же хорошая девочка. Я делаю, как надо. Почему мне так тяжело?..»

Пальцы рук — напряжены.

Ногти врезаются в ладони.

Спина — как доска.

Дышать больно.

Тело орёт, а я молчу.

Иногда мне казалось, что я живу в доме без окон.

Есть двери — но они заперты.

Я умею быть нужной.

Угадывать.

А вот быть собой — не умею.

Внутри — всё обморожено.

Я — функциональна.

Улыбаюсь — по инструкции.

Говорю — аккуратно.

Но внутри — пустота.

«Я не женщина. Я — предмет интерьера. Я — удобство».

Однажды я вернулась домой.

Не в квартиру.

Внутрь себя.

И не нашла себя там.

Только пустоту.

Отголоски:

— «Ну ладно, неважно»

— «Я потом скажу»

— «Всё нормально»

А потом… я услышала её.

Мой голос.

Тот, что я когда-то оставила.

— Ты обещала не бросать меня… А ты бросила.

Я осела на пол.

Колени дрожали.

В груди — не боль, а тишина, оглушающая.

Слёзы — не от слабости.

А от узнавания.

От того, что она — я — ещё жива.

С того вечера я начала возвращаться.

По одному слову.

По одному шагу.

По одному звуку.

— Мне не нравится.

— Я не согласна.

— Я так больше не хочу.

Каждый раз — страшно.

Будто открываешь рот на морозе, а язык прилипает к воздуху.

Но я всё равно говорила.

«Я знала, что хочу говорить. Но боялась. Думала: не заслужила. Не имею права».

А теперь…

Если ты спросишь меня:

— Ты больше не молчишь?

Я не стану кричать.

Не буду доказывать.

Просто посмотрю в глаза и скажу:

— Да. Теперь — я.

ГЛАВА 3. ГОЛОС, КОТОРЫЙ НЕЛЬЗЯ УБИТЬ

Я не сразу закричала.

Сначала — перестала дышать.

Точнее, дышала поверхностно, как будто воздух — не для меня.

Лёгкие будто сжались в кулак. Грудная клетка стала тесной. Даже воздух внутри казался чужим.

Слова копились в груди, как тяжёлые камни.

Каждый день — новый камень. Каждую ночь — ни одного лишнего вдоха.