Бесплатный фрагмент - Гребень из рога единорога

Глава 1

Проклятое болото! Точнее, и не болото сроду, а живая тварь, лишь по счастливой случайности не сожравшая меня вместе с сапогами. Хотя, если знать чем это всё закончится, то сапогами вполне можно было и пожертвовать. Но теперь остаётся только следовать советам дворцового астролога о приятии мира вокруг как он есть. Без прикрас и пустых ожиданий. В том числе, это относится и к твари из тины…

— Хозяи-ин… Куда двинемся?

Последствия неосторожного купания в болоте. Теперь, видимо, так и будут постоянно напоминать о себе этим противным — «Хозяи-ин»…

— А вам-то не всё ли равно? Можно подумать, вам доступно что-то изменить. — Злюсь на слишком уж болтливых собеседников. И кто бы мог такое предположить?

— Но-но, только не надо… Не надо на нас давить. Хватило и скотного двора с грязью, которая, как оказалось, никакая не грязь, а самый настоящий навоз…

— Может, помолчать попробуете? — резко обрезаю бесполезные препирательства.

И благословенная тишина служит мне ответом… Хотя, какая к чёрту благословенная тишина может быть в колдовском урочище? Одни только вопли сумасшедшей банши чего стоят.

Задание от колдуньи на первый взгляд представлялось плёвым — сходить в урочище и надёргать волшебных кореньев. Кореньев дурманус эквалитус… Или как-то так. Кто ж разберёт, что там бормотала эта старая беззубая карга. Но без корешков она не выдаст тайну местонахождения гребня. А без гребня не будет никакой свадьбы… А без свадьбы не будет и полкоролевства в придачу.

— Вас — семеро претендентов на под венец с нашей дочерью. — Король Эльфиантона Афенад Последний, дородный такой мужик при бороде и короне на голове, стоит напротив нас подперев руками обширные бока. Корона слегка перекосилась на кудрявой голове, отчего вид у монарха лихой и слегка придурковатый.

— И нынче традиционный рыцарский турнир за обладание руки нашей любимой дочери решено провести в несколько ином формате…

Претенденты, среди которых присутствую и я, недоуменно переглядываются. Это ещё что за сюрпризы? А я уже внимательнее оцениваю внешний вид короля… Излишнюю кудрявость… Съехавшую корону… Вывод неутешителен — не слегка…

— Не будем такой важный вопрос отдавать на волю глупой воинской удаче. Кто более достоин руки принцессы решать будем иным порядком. Наша дочь, озвучь требования!

Проклятье! Видимо, далеко не слегка…

Принцесса на выданье Эя. Мечта любого дееспособного мужчины в королевстве и даже за его пределами. И всё при ней — и недурная внешность, и заманчивые формы, и, что самое прекрасное, полкоролевства в придачу…

Принцесса обходит по очереди кандидатов на её руку и возможно даже сердце тихо шепчет что-то каждому на ухо…

Мне достаётся змеиное шипение о поисках волшебного костяного гребня из рога единорога. Вот же… И где эти единороги? И где тот рог, что превращён неким умельцем в гребень?

— А чтобы не было сомнений в индивидуальных качествах претендента, оруженосцы и слуги остаются, чтобы затем отправиться в родные пенаты. — Король подводит под условиями испытаний жирную черту, более напоминающую крест на моих ожиданиях. Точно, очень не слегка…

По утру у главных ворот, похоже собралась вся имеющаяся бель и чернь столицы Эльфиантона. Среди любопытствующих придворных и сам король с принцессой. Старт рыцарского турнира совершенно иного формата обставлен, на мой взгляд, без должной помпы — принцесса Эя просто подбрасывает кружевной платочек, и когда он падает на землю, семь претендентов на руку и полкоролевства пришпоривают своих коней.

Я решаю оказаться самым умным из претендентов и первым делом заворачиваю к колдунье Морге. Живёт она, конечно, не в ближнем свете. Приходится добираться целых два дня, и всё пешим порядком. А дороги там… Точнее, дорог там никогда не было и сейчас нет, и далеко не каждый конь способен ходить по тем нетдорогам. Ладно, хоть погода стоит тёплая, даже ночью. И чтобы выспаться достаточно завернуться в плащ да залечь под любой раскидистый куст. Правда, уже на вторую ночь приходят эти… Призраки дорог. Да чтоб их… Дорог нет, а призраки есть. Так ещё и хлеб весь утащили под чистую. Поганцы…

Избушка колдуньи — брёвнышко к брёвнышку, досочка к досочке — стоит на небольшой полянке посреди лесной чащобы. Всякая божья тварь, оказавшаяся волею случая неподалёку, опасливо помалкивает, а мелкая травка, завидев неосторожного путника, тревожно сигналит красными цветочками — мол, стой, дурак, не заходи дальше! И развесистые ягодки вокруг — сплошь волчьи, во всём их ядовитом разнообразии. Божьей благодатью это лесное урочище назвать, конечно, язык не поворачивается.

Правый угол избушки слегка от старости перекосило, левый порос северным мхом, а вот крыша подозрительно сияет новеньким пиломатериалом. Видимо, какой-то добрый молодец захаживал да расстарался. Но отпустили его по добру по здорову или запекли в печи среди яблок, история умалчивает. Пока.

— Морга! Открывай добру молодцу. — Хотя звучит примитивно и смешно, но требуется следовать строгим канонам. Не мы их устанавливали, не нам их и отменять.

— Добрый молодец мне крышу счинил, боле не требуется. Покуда… — ответствует колдунья неприятным скрипучим голосом, вызывая у меня лёгкое онемение в чреслах. Или не чреслах?

— Я, может, тоже смогу чем-нибудь подсобить. — Продолжаю глупую игру в «добра молодца», «меч кладенец» и прочая, и прочая. Сказочный антураж, чтоб его… И кто только это напридумывал, прости Господи.

— Пособить, конечно, сможешь… Если испаришься сей секунд. Я ещё не переварила свой последний ужин… Кода отойду, проголодаюсь, тогда и заходь… Хе-хе-хе…

Какой же отвратительно мерзкий смех у этой карги — как-то само собой приходит мне на ум.

— Ты чего там удумал, болезный? — начинает волноваться колдунья. — Говорено же — не в настроении я с добрыми молодцами бесед вести. Шастают тут всякие, а ты майся потом… Несварением и запорами.

А я размышляю, как же мне вразумить колдунью на продуктивный диалог. Не своим же весьма худосочным телослож��нием соблазнять? Хотя, в контексте имеющихся желудочных колик может и прокатит.

— Так, давай, бабушка, корешков каких от желудка принесу, — предлагаю свои добро-молодецкие услуги я.

— Хе-хе-хе… Бабушка. Какая я тебе бабушка? Ещё назови — девицей-красавицей, — ехидничает старая карга, не ведясь на мой шикарный комплимент.

— Слышь, колдунья. С тобой не какой-нибудь простолюдин-дурачок разговаривает, а принц Примума Хервиг! — Меня начинает раздражать упрямство старухи.

Некоторое время ответом служит гробовая тишина. Лишь ветер с треском играется новеньким флюгером на крыше.

— Принц, говоришь? А чего… И то, дело, — неожиданно заинтересовывается предложением колдунья и уточняет, — А сможешь?

— Конечно, — уверяю её в своей молодецкой дееспособности.

— Тогда, заходь.

И дверь в избушку сама собой распахивается.

Внутри, в разрез распространённым слухам, оказывается довольно светло. Пахнет не плесенью и лягушачьей сыростью, а гелиотропом и лунным цветком. Под потолком пучки сушёных трав, на оконцах чистые занавески, стол оструганного дерева с такими же табуретами вокруг. Всё мило…

Хотя, нет. Не всё… Огромная печь в треть дома с прикрытым закопчённой заслонкой ненасытным зевом устья. Мне кажется, или действительно через терпкие запахи трав чувствуется вонь недавно подгоревшего мяса? И нет даже малейшего желания ознакомиться — что там за заслонкой… А посреди всего этого деревенского великолепия стоит местная колдунья — небольшая худенькая старушка, лет так под восемьдесят. Длинный нос крючком, лицо сморщено до невозможности, словно оно когда-то было листком бумаги, но прошедшие годы безжалостно измяли его своевольной дланью. Волосы колдуньи собраны на затылке в жидкий пучок.

— Говоришь, готов сбегать на болото за дурманус эквалитус? — с интересом спрашивает хозяйка избушки.

— Запросто, — легкомысленно соглашаюсь я, — Но взамен ты мне расскажешь, где найти гребень из рога единорога.

— Нет такого гребня. — Колдунья уверенно рушит мои мечты о свадьбе с полкоролевством в придачу.

— Ты, Морге, давай, говори да не заговаривайся, — резко пресекаю упаднические настроения. — Ишь, чего удумала — гребня нет! А что я тогда должен найти и принести принцессе Эе?

— А ты, давай, не выпячивай свой городской гонор. Если Морге сказала, что нет такого гребня на свете, значит, нет его. Ни в лунном, ни в подлунном мирах.

— Э-э-э… Да?

— И не сомневайся, болезный. Но если принесёшь травок, то я тебе по секрету шепну, где можно пошукать. Не отчаивайся, ведь ещё неизвестно, кому из вас боле повезёт — тому, кто добудет руку и сердце принцессы, или тем, кто «пролетит»…

Колдовское урочище неожиданно проявляется резким контрастом с прочим лесом — патриархальная идиллия белесых берёзок сменяется унылой серостью иссохших осин; низкорослую травку с весёлыми цветочками вытесняет режущая ноги высокая осока; а вместо боярышника и малины повсюду лишь кусты дикого, ощетинившегося острыми иглами, шиповника. До того сопровождавший мой путь разномастный птичий переклич словно обрезает ножом — здесь только давящая тишина. Изредка распарываемая дикими воплями засевшей посреди болота сумасшедшей банши, которую в её помутнении рассудка можно понять — оптимизма и веры в прекрасное будущее этот унылый пейзаж не вселяет.

Морге описала нужную травку, как торчащий из болотных кочек пучок узких зелёных стеблей — типа, увижу, сразу пойму о чём речь. Болотные кочки я уже наблюдаю, но никаких зелёных стеблей на них. Лишь пожухлая травка, словно из черноты болотных вод торчат многочисленные стариковские макушки с редкими мокрыми волосами. Сами же старички сидят тихо в воде и не отсвечивают. Точнее, отсвечивают, но только своими лысыми макушками. Приходится скрепя сердце лезть вглубь болота, прямо в гости к банши. А та, словно почувствовав появление незваного гостя, замолкает.

Заправским тушканчиком некоторое время перепрыгиваю с кочки на кочку… Пока на одной из скользких макушек левый сапог предательски не съезжает в сторону, и, потеряв равновесие, я ухаю по пояс в воду. Чертыхаюсь в голос — допрыгался, болезный. И тут… Как молнией ударяет — да это же не вода! Чувствую, как некая тварь хватает омерзительно мягкими губами за ноги. Проклятье! Я, оказывается, барахтаюсь прямо в пасти какого-то болотного чудища. Уже мысленно прощаюсь и с ненайденным гребнем из рога единорога, и с принцессой, которая с полкоролевством в придачу, и… Много ещё с чем прощаюсь… Как вдруг эта тварь, словно распробовав что-то неприятное во мне, с омерзением выплёвывает на кусочек суши посреди болотной трясины. И я некоторое время бездвижно лежу, не веря своему счастью… Как вдруг:

— Хозяи-ин… Чего разлёгся-то? Хоть бы воду из нас вылил. Да носки не грех поменять уже давно.

— Конечно, ему-то что — это же прямо в нас носки с их трёхнедельной «свежестью» запихивают!

Растерянно озираюсь, стараясь понять, кто тут такой привередливый оказался со мной на островке.

— Хозяи-ин… Куда… Ну, куда ты смотришь? Мы внизу…

Я смотрю себе под ноги и понимаю, что это разговаривают мои собственные сапоги!

— Э-э-э, Как это? — растеряно спрашиваю у своих… Сапог?! Сума сойти можно! — Я же вас покупал безгласными!

— Здрастье… И что? Нам теперь и поговорить нельзя?

От местных сказочных закидонов голова идёт малым кругом — сама собой разговаривающая обувь! И это при полном отсутствии чего-либо похожего на рот.

— Хозяи-ин… Так и будем лежать? А гребень? А принцесса с пол… — хором тараторят чересчур уж разговорчивые сапоги.

— Ну-ка, цыц малявки! — резко прерываю надоедливую болтовню от собственной обувки. — С чего это вы вдруг разговорились?

— А кто прямо в рот Йожину с болота залез?

— Скажи спасибо, что тот нас выплюнул. Он кабанятину на дух не переносит.

— А-а? Так это он меня только из-за вас, что ли, не съел? — удивляюсь своему нежданному счастью я.

— Дошло, наконец, — ехидничает левый сапог.

— Но-но… Постойте… Я же покупал сапоги из буйволиной кожи? Выложил кучу серебра.

— Ха-ха! — начинает дружно веселиться разговорчивая обувь, — Такого лопуха надо ещё поискать…

В целом, мне сапоги нравились… До сегодняшнего дня. Но не ходить же теперь босиком только из-за того, что они вдруг обрели индивидуальность и право голоса.

Тут я замечаю нужную травку прямо на соседней кочке. Забыв о разговорчивых сапогах, перепрыгиваю поближе и выдергиваю пучок травы вместе с разлапистым корнем. Оценив тяжесть добычи, решаю что колдунье этого хватит за глаза. И пока местный Йожин не поменял предпочтения по своему сегодняшнему меню, возвращаюсь тем же лесным путём к колдунье.

— Во! — гордо трясу длиннющим корнем перед крючковатым носом Морге.

— Ох, молодец-то какой! — ласково радуется та, — А я тебе баньку истопила. Ишь, промок весь. Иди, затем ужинать будем…

— И то, дело, — без задней мысли, легко соглашаюсь я.

Когда прогревшись и напарившись, возвращаюсь в избу, печь колдуньи уже пышет жаром. Но стол, на удивление, пуст.

И тут я чувствую какой-то подвох — и с банькой, и с печью, и с колдуньей. А сама хозяйка стремительно меняется — согбенность напрочь исчезает, тело распрямляется, наливается силой, и вот передо мною уже стоит вполне себе внешне ничего женщина лет сорока. Весьма грозного и воинственного вида. С голодным блеском в темнейших глазах. Помог, значит, добытый эквалитус… Но это нисколько ни радует.

Морге медленно поднимает руку с мелодично позвякивающими колокольчиками. И я тут же теряю всяческие ощущения от своего чистейшего тела. Вот же… Дурень!

— Ам-ам, — лишь растерянно бормочу. — А-а-а…

— Худосочен, конечно, но с яблоками пойдёт, — оценивает мои достоинства, почему-то только с кулинарной точки зрения колдунья. — Печь, открывай заслонку!

— Эй, эй. — неожиданно «просыпаются» до того помалкивавшие сапоги, видимо, напуганные перспективой совместного запекания в яблоках. — Мы несъедобные! Прежде нас снимите!

У Морге от душераздирающих воплей моей обувки отвисает челюсть.

— Ты, это что, болезный? В Йожина всё-таки проваливался?

— Ага-а, — с трудом киваю непослушной головой.

— И он тебя не съел? — всё более удивляется любительница добрых-молодцев в яблоках.

— Ага-а… — Я бы и рад более развёрнуто поведать о своих приключениях на болоте, но только-то и могу, что выдавливать из себя, — Ага-а-а…

Колдунья стремительно теряет внешний вид сорокалетней воительницы и вновь обретает скрюченный образ старой-престарой перешницы.

— Больной, что ли? — словами придворного эскулапа подозрительно интересуется у меня.

— Нет. Здоров как… — Но как именно здоров, в голову ничего дельного не приходит. — В общем, здоров.

Колдунья оценивающе смотрит на обувку:

— Поросятина?

— Почему сразу — поросятина? Мы — кабанятина! — дружно тараторят разговорчивые сапоги.

— Хрен редьки не слаще… Во всяком случае, для Йожина.

Морге щёлкает перед моим носом пальцами, и морок бездвижности покидает чресла. Я облегчённо вздыхаю. Кажется, на этот раз пронесло. Вновь обретя силу в руках и в ногах, а с ней и привычное нахальство, спрашиваю у колдуньи:

— Так, как на счёт гребня? Свою часть договора я исполнил — вернул тебе сварение желудка. Исполни свою.

— Ну, ты нахал, — удивляется колдунья.

— Наш хозяи-ин такой… — совсем ни к месту поддакивают сапоги.

— Какой есть. — Я пожимаю плечами. — Сказочный мир — сказочные обитатели…

Путь в страну, где водятся единороги, лежит через раскинувшийся на горизонте горный кряж. Правда, как клятвенно заверила Морге, ничего про хоть одного убиенного обладателя единого рога она слыхом не слыхивала и знать не знает. И потому, откуда мог взяться гребень из оного рога, она ума не приложит. Что нисколько и ни удивительно — откуда у колдуньи ум, который можно куда-либо прикладывать…

Всю дорогу до трактира, где остался мой верный конь по кличке Сивый, сапоги без умолку болтают — про вонючие носки, про сухую прекрасную погоду, про каменистую дорогу, снова про вонючие носки, про Йожина с болота, что наделил их говорливостью с сознанием в придачу, и снова про носки… В общем, оставалось только радоваться, что в пасть к Йожину не загремел до кучи и мой Сивый. Представляю себе развесёлую компашку — говорящие сапоги на пару с говорящим конём…

— Заткнитесь вы уже! — неожиданно раздаётся незнамо откуда.

От неожиданности я останавливаюсь… Это ещё что за…

— Ну, началось, — начинают возмущаться сапоги, — Проснулся!

— Кто проснулся? — чувствуя, как начинают шевелиться волосы на макушке, спрашиваю я.

— Кто-кто… Аспид!

И я перевожу взгляд на свой ремень из кожи чёрного аспида.

— Да-да. Это я, — соглашается с моим недоуменным взглядом тот. — А нече было лезть в пасть к Йожину. Там обретают с-сознание и дар речи любые вещи, выделанные из убиенных животных.

Вот же… Теперь к компании болтливых сапог присоединяется говорящий поясной ремень. Бедная моя голова продолжает движение, наверное по бесконечному, кругу…

— Так, давайте договариваться. — Решаю установить границы дозволенного и области табуированного. — Можете чесать языками, или чем вы там болтаете, но только вне присутствия посторонних. Мне ещё обвинения в чёрной магии не хватало!

— А чего сразу в магии?! — дружно восклицают сапоги. — Мы из-за такой мелочи молчать не будем!

— А чем не угодил чёрный цвет? — присоединяется к возмущениям ремень из чёрного аспида, — Можно подумать, все беды человеческие исходят из наличия в подлунном мире чёрного…

— Цыц, малявки, — прерываю препирательства я и пытаюсь воззвать к разуму, какой он у говорливых вещей ни есть, — За подозрением в чёрной магии вполне может последовать испытание водой, а затем сожжение на костре. И обычно казнимые горят вместе со всей своей обувкой и одёжкой.

— Какая дикость! — удивляется Аспид, — Никогда людям не доверял — ограниченные, примитивные в с-сознании с-своего надуманного величия с-создания.

Сапоги задумчиво помалкивают, видимо, оценивая риски своей сказочной говорливости.

— Так, что? Договорились? Болтаете только, когда рядом нет никого и это безопасно…

— Замётано, — неожиданно идут на уступки обычно несговорчивые сапоги.

— Это в общих интересах, — также соглашается и когда-то чёрный аспид, а ныне мой поясной ремень.

— Вот и прекрасно!

Проблем в трактире с болтливостью носимых вещей не возникает. Я рассчитываюсь с жадным до чужой наличности хозяином и забираю своего рысака. Продукты здесь сравнительно дешёвые, и купленного теперь должно хватить на несколько дней пути до страны единорогов.

Путешествие в седле, что, впрочем, ни удивительно, нравится сапогам больше пешей прогулки по каменистой дороге, и те, пребывая в хорошем настроении, весь путь до гор дуэтом распевают похабные песенки. И как это ни странно, ни без юмора.

Бесконечные просторы полей и лугов сменяет чаща глухого леса. И стоит только в неё углубиться, как впереди на тропе замечаю небольшую заварушку — четверо подозрительного вида бродяг лениво мутузят мелкого пятого. Тот молча принимает удары и даже не пытается позвать на помощь. Наверное, не надеясь на её приход в столь глухом, безлюдном месте. И хотя имеется значительный перевес по числу разбойников, я направляю Сивого прямо в эту кучу-малу. Конечно, не без плана на отступление в случае чего неприятного.

Завидев конного, бродяги оставляют жертву лежать, а сами молча перегруппируются, прикидывая шансы на новую поживу.

— Прочь с дороги! — Я пытаюсь взять инициативу в свои руки. Порою в таких ситуациях для черни достаточно грозного окрика.

Но в этот раз не прокатывает. Наверное, лихие люди из опытных, и суровым видом да окриком их не испугаешь. Ситуация развивается в сторону незапланированной стычки, и я извлекаю свой боевой тесак.

— Хозяи-ин… Чего, драться будем? — совсем ни к месту громко шепчут сапоги.

И только я хочу их приструнить, как замечаю ошалелые взгляды противников.

— Только поаккуратней тесаком маши, нас не задень! — как ни в чём ни бывало напутствует на ратные подвиги моя же обувка.

И этого оказывается достаточно для победы.

— Колдовство! — истошно вопит кто-то из лихой братии, и бродяги, тут же позабыв о своей жертве и перспективе поживы, дружно кидаются в разные стороны. Чем нимало меня удивляют.

Тем временем жертва лесных бандитов «оживает» и пытается встать. Ошалело вертит головой, не в силах понять, откуда пришло спасение. Короткая стрижка и прилично так разукрашенное огромными синяками лицо не позволяют разобрать, сколько спасённому лет — может, лет семнадцать, а может, и все двадцать.

— Господин, век буду помнить вашу помощь! — наконец до парня доходит, кто его спас.

— Не благодари, это всё мои болтливые сапоги. — И я демонстрирую левый сапог.

Чем вызываю лёгкое смущение у спасенного. Тот несколько раз переводит недоуменный взгляд с сапога на меня и обратно на сапог. А обувка, как назло, помалкивает словно рыба в пруду. Видимо, бдит установленные мною границы и области. Но не буду же я посреди леса объяснять незнакомому парню, что у меня сапоги разговаривают. Тот точно решит, что его спаситель того…

— Передайте, тогда, мою благодарность своим сапогам, — находится в непростой ситуации парень.

— Чего от тебя хотели-то? Ты не кажешься обладателем толстого кошелька или несметных сокровищ.

— Так и вы, господин, не кажетесь чересчур богатым. У вас даже слуги нет, — ловко уходит от ответа парень. — Может, возьмёте меня своим слугой? Не пристало господину самому чистить свой камзол и сапоги…

Я задумываюсь. А что? Условием испытания предусматривалось оставление личных слуг в замке, а о вновь приобретаемых ничего не говорилось. Что прямо не запрещено, то разрешено — решаю я.

— Тебя как зовут-то?

— Арад.

Я спрыгиваю с коня и протягиваю руку для верноподданнического поцелуя.

— Арад, ты принят в услужение, — торжественно посвящаю парня в слуги. — Отныне, на щадя живота своего, ты должен служить мне верой и правдой.

— Замётано, — неожиданно легкомысленно отвечает новый слуга.

Заставляя меня задуматься — а правильно ли я поступил, взяв неизвестно кого в услужение? Да-а, уж…

— Господин, куда мы путь держим? — деловито интересуется неожиданно обретённый слуга.

— По ту сторону гор.

— А что вы забыли в Уникорнии? Там не привечают пришельцев с этой стороны, — удивляется Арад.

— Откуда информация?

— Да был я в этой Уникорнии. Дыра-дырой. Мой совет — туда не ездить.

— Тебя позабыли спросить, — ухмыляюсь я. — А сам-то, ориентируешься там?

— Легко.

— Вот и отлично. Поможешь, значит, в поисках.

— В поисках — чего?

— Гребня из рога единорога.

Распахнувшийся от удивления рот парня кажется очень удобным местом для заселения туда целого роя диких пчёл.

— Слышал о таком? — Реакция на простой вопрос уже о многом говорит.

— Да. Очень опасная вещь.

— С чего бы это? Давай, рассказывай.

И пока мы направляемся в сторону гор, Арад складно так рассказывает историю этой странной вещицы.

Единороги в Уникорнии водились во множестве. Только их никто никогда не видел. Но название страны, как бы говорило само за себя. Поговаривали, что на древнем неведомом языке, коим владели лишь редкие знахари, оно и означало — Единорог.

Богатствам Уникорнии завидовали все соседи и не прочь были хотя бы малую толику оного отщипнуть. Но с единорогами, охранявшими Уникорнию, связываться опасались. Ведь всем хорошо известно, что эти животные очень сильны, дики и легко впадают в ярость, стоит только увидеть неподалёку чужака.

— Так их же никто не видел? — прерываю повествование Арада я. — Чего бояться-то?

— Вы, господин, тоже не видели гребень, но едете же за ним…

— Ну, это другое.

— Не обязательно самому всё видеть, достаточно послушать умных людей.

— Ладно, убедил. Давай, чеши дальше про уникорнийцев.

По странной прихоти божественных сил местный король Дендрариад Третий не имел наследника, только две дочери скрашивали его высочайшую жизнь. Старшую по рождению нарекли Мариадой, а младшую Дариадой. Но чем с возрастом мудрее становился король, тем более тяжкие думы его мучали — королевство нуждалось в приемнике… И, по возможности, смелом, умном и добродетельном. Правда, одна знакомая королю ведьма, говорила, что нет таких людей в подлунном мире. Есть только или смелые, или умные, а на счёт добродетельных она вообще не уверена…

— Стоп! Это кто про подлунный мир говорил? — заслышав знакомую присказку, спрашиваю я.

— Знакомая ведьма…

— А как её зовут? Случаем, не Морге?

— Нет. Мезге.

— А сколько лет этой Мымре? Старая?

— Мезге? Нет. Но в возрасте. А что?

— Да, так, ничего. Показалось. Продолжай.

В общем, Дендрариад Третий решил выдать старшую дочь замуж за смелого и умного. Был кинут клич…

— Стой, — снова прерываю я повествование, — Это когда было? Чего-то не припомню никакого клича. Я бы и сам подал заявку претендента на руку принцессы Уникорнии. Смелости и ума мне не занимать.

— Два года назад.

— Проклятый мажордом! Проворонил свадебного голубя. Приеду, казню…

— Господин… — Слуга ошарашено останавливается. — Так вы принц?

— Да. Из Примума.

— А направляетесь в Уникорнию за рукой младшей принцессы?

— Она тоже клич кинула? — интересуюсь неожиданно возникшими перспективами я.

— Нет.

— А чего спрашиваешь тогда? Совсем, что ли? Давай, повествуй дальше…

— На церемонию знакомства съехались принцы из самых разных королевств, и было их так много, что пришлось даже ставить военные палатки во дворе дворца. Известное дело, — прокомментировал Арад, — Уникорния славилась богатством и просвещённостью…

Принцессе вряд ли кто мог позавидовать — выберешь одного, обидятся остальные, и, объединившись, могут даже объявить войну. А никого не выберешь, обидятся уже все вместе. Помогла сестре в непростой ситуации ведьма Мезге — она предложила объявить сложное испытание, а победителю доставалась умная принцесса и полкоролевства в придачу.

— Что за испытание? — профессионально интересуюсь я.

— Поймать единорога.

— Постой. Насколько я слышал, единорога может поймать только девственница.

— Ну-у, типа того. На то и испытание, чтобы быть сложно выполнимым.

— И что? Кто поймал?

— Принц крови из Дессертума…

Ани — так звали принца — при всей своей внешней грубости и неотёсанности казался самой галантностью и добропорядочностью. Что, конечно же, никто не ожидал от рождённого в граничивших с Уникорнией обширных пустошах и пустынях.

Первое время избранник повсюду с собой носил маленькие плитки шоколада — сладости в Дессертуме издревле имели отменное качество. И Ани раздавал эти вкусности всем подряд. Отчего щедрого на подарки принца полюбили и придворные, и слуги, и даже простой народ. Только королевский осёл Пиф, по традиции пользовавшийся особым расположением, и которому разрешалось беспрепятственно шастать по всему дворцу, дессертумского гостя на дух не переносил и при каждой возможности старался его укусить. Придворные решили, что Пиф просто не любит шоколад. Что же ещё ожидать от какой-то бессловесной твари, к тому же — осла?

После пышной свадьбы принц Ани и молодая жена избрали своей резиденцией дворец в Уникорнии, чему все были только рады — так привечали и любили принцессу и её мужа.

Не прошло и полгода, как старый король окончательно решил отойти от государственных дел… Вернее сказать — настойчиво отошли. И привычные нравы дворца с некоторых пор стали стремительно меняться — постоянно появлялись новые люди, преимущественно самодовольные дессертумцы, а старые исчезали. Исчезали в буквальном смысле этого слова — без следа. Первым исчез осёл Пиф. И поначалу все решили, что он банально издох где-то в укромном уголке королевского сада. Но вслед за животным стали пропадать и люди. Кто-то пытался навести справки по исчезнувшим, но исчезал и сам. Также бесследно.

Когда у Дариады открылись глаза, королевство находилось под полным контролем нового правителя и его дессертумцев. Старый король скоропостижно умер, оставив после себя подозрение, что умер он совсем не просто так. Но проводить тщательное расследование было уже некому. Жители пустынь обосновались повсюду — и во дворце, и в тайной канцелярии, и в армии, и даже в королевской гвардии. Когда случалось пройтись по улицам столицы Уникорнии, казалось, что и простой народ теперь — это сплошь грубые и неотёсанные дессертумцы…

— Ха-ха! — не сдержавшись, смеюсь я, — Облапошили пустынники умных уникорнийцев по полной.

— Просто, никто не ожидал от Ани такой подлости. Первоначально казался приличным человеком. — Неожиданно обижается Арад.

— В том то и дело, что казался… Так, что с гребнем? — стараюсь направить течение занимательного рассказ в интересующее меня русло.

Перед тем как Ани начал осуществлять подлое проникновение дессертумцев в структуры Уникорнии, он подарил Мариаде гребень из рога пойманного единорога. И когда принцесса примерила подарок, то не захотела его больше снимать. Хотя, теперь-то уже понятно, что просто не могла…

— Убил единорога, что ли? — перебиваю слугу я.

— Нет. Отрезал рог. Тогда никто ничего не понял, но без рога, волшебное животное потеряло часть своих качеств. Раньше же единорогов не видели, и потому даже не предполагали, насколько благополучие и процветание Уникорнии зависит от них.

— А что Мариада?

— Она потеряла разум. Правда, этого поначалу никто не заметил. Принцесс во дворце всегда воспринимали этакими дурочками. Сказывалась давняя традиция Уникорнии, что светочем и опорой государства мог стать только мужчина. И потому влияние Ани после свадьбы оказалось столь безграничным.

— Каков счастливый конец этой «доброй» сказки?

— В Уникорнии теперь правит Ани и его дессертумцы, Мариада пропала вслед за остальными придворными, но про это никто в народе не знает. Младшая Дариада тайно покинула дворец и отправилась на поиски сестры. Я бы не советовал, господин, вам посещать Уникорнию. Нравы там теперь дикие.

— Да-а, уж. Нравоучительная история. И заставляет задуматься. Но без гребня мне не видать ни свадьбы, ни полкоролевства в придачу. Так что, продолжим путешествие в Уникорнию. А там поглядим, что и как. — Подвожу черту под затянувшимся повествованием я.

Ночью на привале, когда новый слуга уже крепко спит, изрядно умаявшись за непростой для себя день, а я только-только начинаю проваливаться в сладостную негу, процесс засыпания прерывает заговорщицкий шёпот стоящих рядом сапог:

— Хозяи-ин… Хозяи-ин…

— Чего вам? — не открывая глаз, раздражённо отвечаю я.

— У левого-правого есть сомнения в новом слуге, — дружно отвечают сапоги.

— Какие сомнения?

— Что это парень.

— В смысле? — Я поворачиваюсь на бок и открываю глаза.

— Не мужского полу он.

— А какого же он тогда полу? — Вообще ничего не понимаю из намёков этой парочки, неожиданно заделавшейся конспирологами.

— Какого-какого, — раздражаются сапоги моей непонятливости, — Женского, конечно. И Аспид с нами согласен.

— Да, — коротко подтверждает тот отсылку на его экспертное мнение.

И тут я задумываюсь… Но лишь на некоторое время.

— А-а-а, прогон. Вы его лицо-то видели? Какое же оно женское. Оно всё в синяках. Не морочьте мне голову. И не мешайте спать… Идиоты.

Закрываю глаза и быстро засыпаю. Правда, как оказалось, с идиотами я слегка поспешил…

Поутру, вспомнив ночной разговор, я подзываю слугу.

— Кхм-м, Арад, слушай…

Тот внимает и готов исполнить любую прихоть господина. Я же немного тушуюсь — всё-таки не часто приходится удостоверять принадлежность мужчины к женскому сословию.

— Ты — женщина?

Подкрашенные синяками глаза слуги распахиваются дальше некуда, и в них я вижу отражение своей глуповатой физиономии. Да-а, уж…

— Конечно, нет! — начинает возмущаться Арад.

И я верю в его искренность.

— Ну, что? — самодовольно спрашиваю у сапог.

— Это ещё ни о чём не говорит… — сконфузившись, тихо отвечают те.

— Так они и вправду разговаривают! — тут уже поражается Арад.

— Конечно. А чему тут удивляться? Никогда не видел говорящей обувки? — обижаются сапоги.

— Нет. Никогда.

— Так у нас ещё и пояс разговаривает, — по-свойски просвещают они слугу.

— Да, — коротко подтверждает неразговорчивый Аспид.

— И пояс!? — Удивлению Арада кажется нет предела.

И я начинаю беспокоиться за психическое здоровье своего слуги. Столько поразительных открытий с утра да по раньше.

Вдруг впереди у края дороги раздаётся громкий треск кустов.

— Медведь! — тут же забыв о разговаривающих сапогах, испуганно восклицает Арад.

— Дикий кабан! — забыв о слуге, радостно кричат сапоги.

— Да! — немногословно присоединяется к безумному хору Аспид.

И только я молчу и сохраняю выдержку, но на всякий случай достаю тесак. От медведя, конечно, вряд ли поможет, но с кабаном, наверное, справлюсь.

Кусты нещадно трещат, мои вещи и слуга орут, я жду страшного… Наконец ветви кустов раздвигаются, и появляется испуганная морда осла.

— Ой! — как-то по-бабски восклицает Арад.

— Ой, — совсем по-человечески повторяет за ним осёл.

— Ой! — вторят сапоги. — Он разговаривает!

— Они разговаривают! — ревёт осёл.

— Да! — не отстаёт в общем безумии Аспид.

— Харэ-е! — ору уже на всех вместе взятых я. — Что за сумасшедший дом!?

И все замолкают.

Осёл деловито выбирается из кустов и, подойдя к Араду, здоровается:

— Приветствую тебя, Дариада.

— Пиф? — Арад, словно увидав перед собою призрак, смотрит на осла открыв рот.

— Мы же говорили! — радостно голосят сапоги.

— Да! — И Аспид тут как тут.

— Какая Дариада? — Только я ровным счётом ничего не понимаю в этом бедламе.

— Та самая, хозяи-ин. Та самая, — ехидничают сапоги…

— Да!

— Рассказывай! — Я строго смотрю на Арада-Дариаду.

— Ну, да. Я принцесса. — Под тяжестью улик разводит руками слуга… Или уже не слуга?

— Но как же так!? — пораженно восклицаю, уязвлённый в самое сердце чёрной неблагодарностью от спасённой мною принцессы, — Ты же меня обманул… -ла! Сказал… -ла, что ты не женщина.

— Здесь нет никакого обмана — я и не женщина… Пока. — Как-то слишком спокойно пожимает плечиками принцесса-поканеженщина.

— Кхм-м, — смущаюсь я. И чтобы уйти от разговора на слишком пикантную тему, перевожу взгляд на подозрительно болтливого осла Пифа.

— Ты как это так разговариваешь? Никогда не слыхал, чтобы ослы разговаривали!

— Тоже самое могу адресовать твоим странным и чересчур разговорчивым сапогам, — как-то уж очень фамильярно отвечает мне Пиф. Хотя… Что с него взять — это же осёл, хотя и придворный.

А стоит заметить, что и среди придворных Примума болтливых ослов предостаточно, пускай и не таких эталонных.

— Мы тоже впервые слышим. Взять, хотя бы, нашего коня Сивого — тот же помалкивает! — по привычке встревает в разговор моя обувка.

— А я и не знала, что Пиф умеет говорить! — Вслед за остальными способностям осла удивляется и Дариада.

— Это всё король Дендрариад Третий, — охотно поясняет Пиф, — Уж очень он хотел знать, о чём разговаривают придворные.

— Так ты подслушивал?! — гневно восклицает Дариада.

— Что сразу — подслушивал? — Обижается Пиф. — Просто не затыкал уши, когда придворные плели интриги и тайные государственные заговоры. Сама же знаешь, какой король подозрительный. И не мудрено. Помня судьбу его отца Керкуса Второго…

— А что с ним приключилось? — интересуюсь залежалыми сплетнями от двора Уникорнии.

— Что-что? — недовольно бурчит Пиф, — По традиции отравили прямо на пиру, когда пили за здравие короля…

— Кто отравил?

— Знамо кто — Дендрариад и отравил.

— Король?

— Ну, положим, тогда ещё не король, а кронпринц.

— А смысл, если он и так — крон?

— Наверное, традиция, — уклончиво отвечает Пиф. Видимо, осёл не сильно разбирается в хитросплетениях правил престолонаследия Уникорнии.

Мне остаётся только удивляться такой примитивной прямолинейности уникорнийцев. У нас в Примуме с этим всё гораздо сложнее и замысловатей. Яды — не наш стиль.

— А когда ты научился разговаривать? — спрашивает Дариада. — Я же тебя ещё милым ослёнком помню. И тогда ты точно ничего не соображал, не то что говорить. Всё морковку выпрашивал.

Пиф, если бы умел краснеть, то залился румянцем по всей ослиной морде.

— Помнишь, при дворе жил один хитрый богослов? Так вот, твой отец ему хорошо заплатил, чтобы тот научил меня разговаривать… Тот и учил.

Последние слова Пиф произносит заметно скривившись. Видимо, процесс научения человеческому языку до сих пор отдаётся резкой болью в рёбрах.

— Но как ты здесь оказался? — продолжает расспрашивать Дариада.

— Шёл-шёл… И пришёл, — не слишком информативно отвечает Пиф. Наверное, ему есть что скрывать.

— Но ты же пропал из дворца?

— Конечно пропал. Ты же помнишь те времена — если сам себя не пропадёшь, то грубые пустынники с радостью помогут тебе в этом пикантном деле. А им такие серьёзные мероприятия доверять ни в коем случае нельзя… Вот я в одну из тёмных ночей и пропал… — Делится своей историей осёл. — Мне Дендрариад все уши прожужжал — хочу знать каждый шаг принца Ани. А тот-то далеко не дурак оказался, хотя внешне — дубина дубиной, неотёсанная. Он как-то уж слишком быстро вычислил мой тайный статус. Даже не знаю как. Но морковка, которую он мне подсунул вместо шоколадки, оказалась отравленной. Я тогда от греха подальше и пропал…

— Бедненький, — жалеет королевского тайного осведомителя Дариада.

— Что-нибудь слышал о гребне рога единорога? — Вмешиваюсь в семейные истории я и начинаю опрос свидетелей по актуальному для себя вопросу.

— Мариаде принц дарил после свадьбы. Дальнейший его путь для меня сокрыт мраком…

— Про сестру ничего не слышал? — спрашивает осла Дариада.

— Нет. Во дворце, наверное, пирует с мужем-негодяем.

— Нет её во дворце. Пропала…

— Сама? — со знанием дела интересуется осёл.

— Не знаю. Ани сказал, что не хочет выходить из покоев, приболела. Но я смогла через окно к ней залезть. И её там не было.

— В окно? Но там же очень высоко! — не на шутку поражается Пиф.

— А-а, — пренебрежительно машет рукой, как оказалось, весьма бойкая до лазания по фасадам принцесса.

— Ладно, зря теряем время. Мне пора в дорогу. — Я решаю закончить обмен воспоминаниями. — Меня ждёт принцесса и полкоролевства в придачу.

— А я? — спрашивает слуга-принцесса.

— Ты, как хочешь. Не можешь же ты теперь быть моим слугой.

— Почему? — наивно удивляется Дариада.

— Ну, как же. Ты — женщина, принцесса, — перечисляю я только на данный момент ставшие явными недостатки. А что там ещё скрывается за пазухой, сам чёрт не разберёт.

— Ах, ты! — обижается Дариада и отворачивается.

— А, я? — спрашивает уже осёл.

— Что — ты? Слугой моим хочешь быть?

— А что? Я могу. Кормить будешь?

И я задумываюсь. Осёл? Слугой? А что люди скажут? Принц с ослом — слугой! Прощай авторитет и уважение…

— Не-е, — категорически отметаю любые претензии абы кого на получение высокого звания слуги принца Примума.

— Если поможешь найти Мариаду, я выйду за тебя за муж! — неожиданно предлагает Дариада.

Я буквально впадаю в ступор — жениться на бывшем слуге!?

— А что? — неожиданно встревают сапоги, — Отличная будет пара. Совсем как мы!

— Цыц, малявки! — Затыкаю сапогам рот, или чем они там разговаривают. И обращаюсь к Дариаде, — Ты это пошутила, что ли?

— Нет. Слово принцессы! — клянётся в серьезности намерений бывшая слуга.

— Давай-ка, я сперва выполню задание, а там видно будет. — Отвечаю неопределённо, так как ещё сам не определился с этим, творящимся все последние дни, бардаком.

Дариада опять обиженно надувается. Наверное, в представлении любой «принцессы» — её рука и сердце для каждого встречного поперечного вожделенный драгоценный приз. Но зачем мне это «добро» от королевства, на троне которого сидит узурпатор? И ни абы какой, а легко вычисливший в обычном с виду осле коварного акустика и соглядатая.

— Постой… — Вдруг светлеет ликом в синяках Дариада. — Тебе же нужен будет проводник по Уникорнии?

— Ну, да… — Но я пока не вижу поводов для её радости.

— Я могу быть твоим проводником! — восклицает принцесса, — Уникорния для меня как пять пальцев.

— А я-а? А я-а? — волнуется Пиф, наблюдая, как свободные вакансии в моей экспедиции быстро заполняются.

С сомнением смотрю на осла. Вот куда его пристроить? Хотя… Перевожу взгляд на только что обретённого проводника в лице принцессы. Я-то на быстром скакуне, а ей за мной бежать вприпрыжку, что ли?

— Замётано. Будем использовать тебя в качестве перевалочного транспорта, — быстро решаю я.

— Как это? — Кривится Пиф. — Тяжести таскать? У меня подлопаточная грыжа.

— Будешь ездовым ослом. Как это смешно ни звучит. Твоя задача — возить принцессу и не отставать от меня.

— А в тебе сколько будет бутов? — Пиф, вживаясь в роль ездового осла, с сомнением оценивает субтильную фигуру принцессы на вес.

— Двадцать три мута.

— Я согласен. — Сразу же веселеет Пиф. — Мут это не бут…

Быстро свернув бивак, мы выдвигаемся в Уникорнию. Впереди я на бравом коне, следом принцесса на осле. И что-то эта эпическая картина мне напоминает. Только вот что? Нечто настолько давно прочитанное, что ныне надёжно забытое…

Мои сапоги, как всегда, радуются конной прогулке и распевают песни, только репертуар в связи с присутствием принцессы кардинально меняется — что-то там про ясноглазую красотку, что сидит у оконца и ждёт суженного да ряженного, который спутался на чужбине…

Пиф показательно изнемогает под легковесной принцессой. Дариада же что-то напряжённо обдумывает, не замечая страданий своего «скакуна».

— А я предлагал… — бурчит Пиф.

— Что предлагал? — Путь долог, вокруг лишь дикий лес и унылая дорога, и от нечего делать я вступаю в диалог с недовольным ездовым ослом.

— Предлагал не завтракать.

— А-а-а. Что, ноша непомерная? — ухмыляюсь я.

— Какая-какая ноша? — Сразу же вынырнув из тайн женских грёз, сурово смотрит на меня принцесса.

— У Пифа спроси, — ловко перевожу грозное внимание Дариады на осла.

— А чё я? Я ни чё, — юлит хитрый Пиф. — Иду, тружусь, пока все прохлаждаются. Но завтрак могли бы и пропустить.

— Так может нам ещё и не обедать? — ехидничаю я.

— Так вы ещё и обедать собрались?! — начинает искренне возмущаться сварливый осёл. — Достаточно и одного ужина. Переедание вредно как для организма носимого, так и для остеохондроза носителя…

Так, периодически вступая в перепалки с ездовым ослом, мы дружной компанией продвигаемся к цели.

— Всё. Я устал. Давайте передохнём. — К полудню Пиф окончательно выбивается из сил.

Что, впрочем, неудивительно — лес неожиданно закончился, и мы теперь двигаемся по круто уходящей вверх каменистой тропе. Я думаю, и мой Сивый не прочь напроситься на привал, только способностью говорить его природа обделила. А судьба не свела с умным богословом.

— Согласен. Можно и передохнуть, перекусить…

— Что-о?! — Тут же взбрыкивает вздорный осёл. — Идём дальше, я ещё полон сил и энергии!

— Привал. — Неумолимо ставлю точку в начавшейся было перепалке.

Принцесса спешившись незаметно исчезает за ближайшей каменной грудой. И я, пользуясь случаем, также отхожу в сторону.

— Эй-эй! Поаккуратней! — кричат сапоги, — Нас не забрызгай!

— Не переживайте, я снайпер…

Когда возвращаюсь, Пиф лежит на боку и показательно тяжело дышит. Видимо, надеясь на чувство сострадания и переход принцессы на праноедение. Напрасные старания!

Я достаю из поклажи продукты и понимаю, что не стоит слишком уж затягивать путешествие по пустынным и диким местам. Трактир на перевале нам бы совсем не помешал.

— Эй, а она не слишком ли задерживается? — Наконец до меня доходит ставшее подозрительно долгим отсутствие принцессы.

По смыслу своего положения принцессы как бы и не нуждаются в слишком уж продолжительной уединённости. Пиф поднимает голову, профессионально прислушивается.

— Ничего не слышу.

— Пиф, со мной. Сивый, охраняй бивак, — командую я и направляюсь по следу пропавшей.

Иду… Иду… Только камни во всём их диком разнообразии кругом, и ни малейшего намёка на принцессу.

— Пиф, что с акустикой?

— Ничего не слышу. Только ветер завывает.

Проклятье! Я оглядываюсь. Куда она могла подеваться? Слева и справа уходящие ввысь скалы, на которые без надлежащего снаряжения не залезть. Как бы ловко принцесса не умела взбираться по этажам дворца.

— И куда она могла подеваться? — задаюсь в никуда риторическим вопросом. — Неужто гномы утащили в свои подземелья?

Горные пики сурово молчат в ответ, зато отвечает Пиф:

— Гномов здесь нет!

И в его ослином голосе столько категоричности, что для проформы интересуюсь его самонадеянной уверенностью:

— Ты почему это так уверен?

— Здесь обитают крылатые варлы.

— Это ещё кто такие? Летучие мыши, что ли?

— Хуже — летучие люди.

— И чем это нам грозит?

— Как и все люди — могут съесть.

— Да-а? — Не могу скрыть удивления.

Хотя… И чему тут удивляться, помня меню колдуньи Морге. Но вот человек ли она? Женщина — это точно, а вот на счёт людской породы не уверен.

— Думаешь, утащили принцессу на праздничный обед? — спрашиваю всезнающего осла.

— Скорее всего. Если бы растерзал пещерный медведь, остались бы кровавые ошмётки. Повсюду разорванная одежда…

— И то верно, — соглашаюсь с неожиданно умным ослом. — Где тогда искать Дару?

— Надо лезть в горы. — Делает паузу… И многозначительно добавляет, — Или подождать…

— А чего ждать… — Не успеваю договорить начатую фразу, как раздаётся громкое хлопанье крыльев, и на нас падает тень… Огромная тень!

Полёт в качестве глупой добычи мне совсем не понравился. Крутило, вертело, ноги болтались на ветру, как какие-то два малых штандарта, так ещё и сапоги стали подозрительно тесными. Периодически в поле зрения вместо горных пиков попадала искаженная ужасом морда Пифа с выпученными глазами. Судя по всему, он что-то орал в голос, но свистящий у меня в ушах ветер не позволял ничего расслышать. А может мешал мой собственный крик: А-а-а-а! — глуша любые сопутствующие звуки.

С аккуратным приземлением «гостей» никто заморачиваться не стал — нас с Пифом просто сбросили с порядочной высоты на каменистое плато. Ладно, хоть, удалось обойтись без переломов, одним большим ушибом по всему телу.

Пока я отлёживаюсь после удара о камни, рядом постанывает Пиф.

— Встать! Чего разлеглись?!

Я открываю глаза, чтобы глянуть — кто там такой умный выискался. «Умным» оказывается огромный мужик в чёрных кожаных брюках. Оплетённый мускулатурой обнажённый торс не оставляет и доли сомнения в просто чудовищной силе его обладателя. Черепушка абсолютно лысая, а всё лицо густо покрыто охрой. За спиной ввысь устремлены два огромных вороных крыла. Честно говоря, варлов я вижу впервые, и как-то даже не приходилось раньше о них слышать. Конечно, хотелось бы и дальше оставаться в таком же неведении. Но Судьба — та ещё сволочная Хозяйка…

Неожиданно меня хватают за шиворот, как тряпку встряхивают и затем ставят на ноги.

— Спасибо за заботу. — Я стараюсь быть максимально вежливым в этой агрессивно недружелюбной среде.

И с моей стороны это не просто аванс — Пифа поднимают на ноги пинками.

— Я бы попросил… — начинает возмущаться сварливый осёл.

И тишина ему служит ответом.

Вокруг нас стоит десяток крылатых варлов, и все мужского пола. Хотя… О варловских женщинах я не имею ни малейшего представления. Может, они ничем и не отличаются от местных мужиков.

— Он что, разговаривает? — удивление в голосе одного из варлов ничуть не наигранно.

— А неча было пинать! — огрызается осёл.

Местные собираются гуртом и что-то между собой активно судачат. Поднятые вверх крылья при этом нервно трепещут оконечными перьями.

— Хозяи-ин… Хозяи-ин… — заговорщицки шепчут сапоги.

— Ну, что ещё?

— А это мы где?

— Вы что, проспали полёт?

— Там так болтало… Боялись, что свалимся с ног.

И тут я понимаю, что опять стало тихо как в гробу…

Все варлы, как один, смотрят на мои сапоги. А когда их взоры с сапог перемещаются на меня, в глазах легко читается осуждение.

— Господа, я тут ни при чём! — Спешно пытаюсь разрушить неожиданно возникшую между нами стену непонимания.

— Колдун? — сурово спрашивает варл, который до того интересовался, чего это я возлежу после падения с огромной высоты.

— Ни единым разом, — как могу, открещиваюсь от обвинения в приверженности чёрной магии.

— А чего это твои осёл с сапогами разговаривают?

— Осёл не мой. Сапоги мои, но за их базар я не отвечаю.

Варлы снова между собой что-то гыр-гыркают.

— Не могли помолчать? — зло спрашиваю у сапог я. — Мне ещё костра на вершине мира не хватало!

— Съедят, — со знанием дела комментирует варловский совет Пиф.

— Кого?

— Тебя, естественно. Никогда не слыхал, чтобы варлы харчевались ослами.

— А сапоги?

— Чего — сапоги?

— Сапоги в рацион варлов входят? — с напряжением в голосе вопрошает обувка.

— По-моему, нет.

— Это хорошо. А то, нас уже однажды съедали! — радуются сапоги, эгоистически позабыв о своём хозяине.

Совет варлов быстро завершается. И нас с Пифом уже пешим порядком ведут по едва заметной каменистой тропке вглубь горной цепи…

— Дара! — завидев принцессу в целости и сохранности, радуюсь я.

— Принц! — Принцесса бросается мне на шею.

— Пиф! — Ласково треплет того по холке.

— Сапоги! — А вот обувке от принцессы достаётся только доброе слово. Если слово — сапоги, позволительно называть добрым.

Этакий счастливый сказочный конец. Но это далеко не конец…

Поселение варлов, куда нас доставили, представляет собою несколько десятков разбросанных по горному плато каменных сооружений. Домами — эти странные творения криворукого архитектора язык не поворачивается называть. Скорее, груда камней, кое-как сформированная в виде некого приложения рук… При том, нечеловеческих. Как и сами варлы, каменные груды выглядят мощными и приземистыми. Удивляет, правда, полное отсутствие окон и дверей. Этакие небольшие крепости, собирающиеся выдержать длительную осаду диких орд. Правда, куда быть ещё более диким, чем сами варлы?

— Ты цела? — интересуюсь у принцессы.

Та кивает — типа, жива-здорова.

— А не в курсе, чего нас сюда притащили? — пытаюсь разузнать у неё, какая культурная программа ожидает нас всех впереди.

Но Дариада лишь пожимает плечами.

Сопровождающие варлы подталкивают меня в спину, завершая короткое свидание с принцессой.

По поселению мы с Пифом идём совсем недолго. А когда оказываемся прямо в центре среди каменных построек, пред нами предстаёт, судя по напыщенному виду и золотому обручу на голове местный царёк.

— Кто? — задаёт он короткий вопрос нашим сопровождающим.

— Колдун, говорящие сапоги и осёл.

— Что — «и осёл»? — переспрашивает царёк, с интересом рассматривая мою обувку.

Чем смущает стоящего у меня за спиной бугая. Тот чешет толстую шею, о чём-то напряжённо размышляет. Его крылья напряженно вздрагивают. Наконец варл выдаёт:

— Осёл тоже… Того… Говорит. Как человек.

Царёк переводит взор с моих сапог на Пифа:

— Осёл. Ну-ка… Чего-нибудь скажи.

— Что значит — ну-ка? — по привычке возмущается ранимый на хамство осёл.

— Ха-ха-ха! — совершенно неожиданно начинает хохотать царёк. — Какой умный осёл!

— Что будем с пленниками? — спрашивает тугодум-варл.

— Девчонку за красоту, осла за ум, сапоги за необычность — съедим, — подумав, объявляет свой вердикт царёк. — А парня можно скинуть со скалы. Пускай полетает. Ха-ха-ха!

А царёк-то, оказывается смешливый — делаю я вывод.

— Что значит — осла съедим? — без должного пиетета переспрашивает местное Его Величество Пиф.

— Мы варлы, уважаем неординарных людей… — Его Величество задумывается, глядя на осла, — Хм-м-м… И ослов… Хм-м-м… И сапоги… А чтобы перенять лучшие или необычные качества понравившегося нам человека… Осла… Сапогов… Мы его… Их… Съедаем.

Во как! Даже и не знаю — радоваться или грустить, что я совсем не понравился варловскому царю…

Накануне торжественного ужина с ритуальным поеданием принцессы, осла и моих сапог, нас помещают в одну из «крепостей». Находясь внутри, становится понятно отсутствие окон и дверей — само строение представляет собой этакую каменную бочку без крышки, и нас туда банально закидывают сверху. Как варлы в этих «зданиях» скрываются от дождей и прочих осадков, мне совершенно непонятно — ни крыши, ни малейшего навеса внутри. Лишь каменные пол и стены да синь неба над головой. Те ещё удобства. И, вдобавок, холодина, просто до ломоты в костях.

Мы сидим на полу, прислонившись спинами к камню стен, и дружно молчим. Я переживаю за предстоящий полёт в пропасть, остальные за меню на «званом» ужине. В общем, всем не до разговоров. И даже неугомонные сапоги готовятся стать второй раз съеденными молча.

— Так, — прерываю затянувшееся непродуктивное молчание. — Надо разработать план побега.

— Хозяи-ин… Мы готовы стрелой бежать хоть на край света! — первыми отвечают, как и следовало ожидать, сапоги, видимо, возомнившие себя скороходами. — Только бы подальше отсюда!

— А как нам отсюда выбраться? — меланхолично вопрошает осёл. И продолжает философствовать голосом полным горечи от предстоящей утраты, — Ни лестниц, ни верёвок. А крыльев у меня нема. А были бы у меня крылья, был бы я не осёл, а Пегас. Но кому нужен Пегас, как две капли воды похожий на осла?

— Пиф, ну, ты что? — пытается его успокоить Дариада, — Принц чего-нибудь придумает.

Мне, конечно, приятно, что в меня верят, ни смотря ни на что, но… Я же не волшебник!

— А если даже выберемся, то как избежать встречи с варлами? — не отвлекаясь на слова поддержки, осёл продолжает упорно крутить заезженную шарманку унылого пессимизма, — Ну, избежим встречи с варлами, а куда нам бежать? Мы же не представляем, где находимся! А если придётся вступить в бой с варлами? Они же нас банально порвут на клочки по закоулочкам!

— Да…

— Чего тебе, Аспид? — отвлекается от созерцания нерадостного будущего Пиф.

— Я что-то пропустил?

— Ха-ха! Пропустил? Да ты всё проспал! — Неожиданно находит повод для веселья Пиф.

А я начинаю переживать за его психическое здоровье. Интересно, могут ли ослы сойти с ума от мрачных перспектив будущего?

— Пока ты спал, нас взяли в полон, а теперь ещё хотят съесть! — просвещаем пропустившего перипетии нашего пленения.

— Так что мы с-сидим? Надо бежать! — Аспиду, судя по всему, припомнились молодые годы, когда он ребёнком бегал по зелёной травке…

Хотя… Сам себе обрываю поток мыслей. Какое к чёрту — бегал? Он же был ползучим гадом!

— Мы не можем вылезти из этого колодца, а если бы вылезли, там бы нас ждали варлы, а если бы не ждали, то куда… — Снова вернулся на мрачные круги своя Пиф.

— Так нас варлы здесь держат? — искренне удивляется Аспид.

— А ты чему так поражаешься? — настороженно спрашиваю у своего вдруг разговорившегося пояса.

— Так, варлы же до жути боятся горных змей. Герпетофобия, по научному называется.

— И что? — пока не понимаю нездорового оптимизма Аспида.

Ну, боятся варлы змей? Нам-то от этого какая прибыль? У нас же здесь только одна выделанная шкурка змеи имеется! Сомневаюсь, что варлы разбегутся, если я буду ей активно махать перед их охряными носами…

— Я могу позвать…

— Кого?

— Горных змей.

Мы недоуменно переглядываемся с принцессой и Пифом.

— Так что ты сидишь! — неожиданно нечеловеческим голосом ревёт осёл, — Зови их скорее, пока нас тут всех не съели!

— Позвал, — неожиданно заявляет Аспид.

— Когда? — удивляется Пиф.

— Только что.

— Не слышал.

— И не услышишь. Это же змеиный язык, а не ослиный!

— Тихо! — приказываю я, — Что там?

И все прислушиваются. А из-за каменных стен доносятся какие-то странные звуки — непрерывные шорохи, тихий перестук камней, иногда гаснущий вскрик. Внезапно резкий гортанный клич разрывает ночную тишину. И вслед раздаётся хлопанье крыльев, словно на крыло встала целая стая гигантских птиц Рух. И всё снова стихает.

— Что это было? — спрашиваю у соседей по заключению я.

— Не знаем, — отвечают сапоги. — Надо бы посмотреть. Уж больно подозрительно там всё звучало.

Прикидываю возможность залезть по стене наверх. Камни в кладке крупные, просветы между ними вполне достаточные, чтобы засунуть туда палец. И я медленно штурмую неприступную стену.

Когда оказываюсь на самом верху, бегло оглядываю поселение варлов.

Ночная темень, конечно, не сильно этому способствует, но слабый свет Селены позволяет составить представление о творящемся внизу зле — огромные змеи завораживающе медленно скользят между «домов» варлов, разыскивая добычу. Крылатых демонов я вообще не наблюдаю. Видимо, слиняли подальше от таких непрошеных «гостей».

— Аспид, твои пресмыкающиеся друзья разогнали всех! Как бы нам их отблагодарить и отправить обратно в Ад, откуда они все повылазили?

— С-сей момент… Готово!

Я снова смотрю вниз. А там вообще полная пустота. Ни варлов, ни змей. Просто ни единой заблудшей души.

— Эй, компания. Лезьте наверх. Здесь никого! — зову принцессу и Пифа.

Дариаде взобраться на стену не составляет труда. Чего не скажешь о Пифе. Тот несколько раз для проформы подпрыгивает и на этом успокаивается. Ну, как успокаивается…

— А я-а?! А я-а?! — благим матом ревет снизу он.

— Вот чёрт! Он же сейчас сюда накличет либо варлов, либо змей! — возмущаются сапоги.

— Пиф, не ори. Сейчас найду верёвку, и мы тебя вытащим… — пытаюсь заглушить этот «фонтан» я.

— Отлично, — радуется осёл и спокойно заваливается на бок, как я понял, чтобы поспать. Вот же…

Спуститься со стен каменной бочки оказалось даже проще, чем на них залезать. С принцессой быстро обыскиваем окружающую местность. Верёвка находится довольно быстро — наверное, варлы её загодя приготовили для пленников. И я, завязав петлю, перекидываю конец через стену.

Ох, и тяжкая это работа — из колодца тянуть осла…

— Да он весит как бегемот! — бормочу себе под нос, пока мы с принцессой изнемогая тянем лямку.

Наконец над стеной показывается довольнющая морда Пифа.

— А как вниз? — интересуется он, поглядывая на нас сверху вниз. — Кто из вас меня спустит?

— Ничего… Спрыгнешь сам. Не переломишься, — отвечаю совсем потерявшему берега ослу. — А не хочешь прыгать — оставайся. С нашей стороны было бы как-то неуважительно по отношению к хозяевам оставлять их совсем без ужина!

Когда осёл с грохотом и визгом оказывается внизу, мы дружно двигаем прочь из этого негостеприимного поселения.

Горы в свете четверти Селены предстают мрачными громадами. Словно мы волшебным образом оказались в стране великанов.

И ни малейшего представления о направлении дальнейшего движения. Кругом камни, крутые пропасти и отвесные стены. Поселение варлов мы, конечно, покинул и даже отдалились от него на некоторое расстояние, но откровенно смешное для летающих варлов.

— Так… А как теперь добираться до Сивого? — спрашиваю у своей команды я. — Кто запомнил дорогу?

Но, как и следовало ожидать, все только помалкивают и безнадёжно пожимают плечами, у кого они, конечно, имеются. Но у такой массовой забывчивости есть простое объяснение — я, например, пока летел по воздуху тоже ни чёрта не запомнил. Ни до того совсем было.

— Как будем искать? — смещаю акценты вопроса я.

А в ответ тишина. Становящаяся всё более грозной. Не надо иметь и двух пядей во лбу, чтобы догадаться — варлы уже очухались после нашествия змей и теперь ищут сбежавшую закуску.

— Сапоги, а вы случаем не обрели в болоте способность летать? — на меня неожиданно нисходит озарение.

— Не знаем.

— Ну, так попробуйте!

Некоторое время обувка исполнительно пыхтит. А я готовлюсь снова полетать, но уже по своему хотению.

— Слишком тяжёлый. Попробуй снять. Может мы пустые смогём.

— Это что? Хотите в одиночку слинять? Обойдётесь. — Подозреваю предательство я. — Эх-х! Нам бы какого, пускай, завалящего, провожатого!

— Могу поспособствовать, — неожиданно отвечает Аспид.

— Как?!

— Позову какую местную змею. Она нас выведет.

— Чёрт! Давай, не тяни!

Когда приползает «провожатый», я теряю дар речи — такого огромного гада в жизни не встречал. Если этот змей решит перекусить, в нём легко поместятся и Пиф, и принцесса, и я с поясом да сапогами!

— Я же просил завалящего… — шепчу исполнительному, но, как оказалось, довольно бестолковому поясу.

— Это место — территория Робина Бобина Барабека.

— Кого?!

— Так зовут этого горного анаконда…

У меня дар речи пропадает окончательно и, кажется, на всю оставшуюся жизнь…

Отдохнуть после перехода мы наметились в трактире «Уподножия». Путешествие через горы измотало всех до полусмерти. Даже сапоги последние пару дней пути безостановочно ныли о том, как же они устали. Повезло ещё, что Барабек оказался очень предупредительным змеем и, как мог, помогал преодолевать ущелья, следил, чтобы никто не сверзился с узкой тропы, и пару раз придержал меня, когда я уже готов был улететь в пропасть. Распрощались мы с ним как с родным. Жаль, конечно, что Барабек совсем не разговаривает…

Трактирщик встречает нас с распростёртыми объятиями — ныне с постояльцами в трактире полный швах. Как пояснил хозяин Порк, после воцарения Ани желающих посетить Уникорнию резко сократилось. Потому с приятным ночлегом в тепле и в самой настоящей кровати проблем не возникает. И лишь Пиф, привыкший к королевской роскоши, долго возмущается, что его не пускают внутрь, а предлагают разделить стойло с Сивым. Сивый же на такое беспокойное соседство встречных возражений не выдвигает…

Хозяин подсаживается, когда принцесса уходит отдыхать. Лучшие его годы пришлись на времена восшествия на престол Дендрариада Третьего, и сейчас трактирщику изрядно за шестьдесят. Во всяком случае, внешне. И такое впечатление, что всё съеденное и выпитое им за эти годы никуда не девалось и теперь присутствует в его грузной фигуре.

— Вы поосторожнее будьте со своим ослом, — тихо советует мне Порк.

Я сижу за столом и потягиваю самоваренное пиво. Не сказать, что оно составляет достойную конкуренцию пилзскому, но при прочих равны — на безрыбье и рак рыба. И потому тихо наслаждаюсь пенным напитком и никого не трогаю.

— А что такое? — Не понимаю причин для его тревожного беспокойства.

— Это же Пиф — королевский осёл. Точнее, бывший королевский бывшего короля осёл. А нынче любой намёк на Дендрариада Третьего может стоить свободы, а то и головы. По новой летописи, что глашатаи зачитали пару месяцев назад, Ани — данный небом король Уникорнии с самых глубин веков.

— А Дендрариад?

— Совсем не было такого.

— Что и остальных не было? — удивляюсь я. — А придворные? А принцессы? Где они все?

Порк молча показывает пальцев вверх.

— У вас на втором этаже?

Моя растерянная физиономия заставляет Порка изрядно поволноваться:

— Что вы! Что вы! Тьфу-тьфу-тьфу. — Трактирщик так истово плюётся через левое плечо, словно я призвал самого Демона Тьмы. — Сейчас в трактире только ваша компания… Никаких бывших придворных!

Ха-ха-ха! Знал бы он, кто сейчас устраивается на ночлег в его гостевой комнате. Сон бы ему на ближайшее время отшибло бы точно. Но, видимо, ещё не сошедшие синяки на лице принцессы, короткая стрижка и рванина, в которую она одета, надёжно скрывают её от любопытных глаз соглядатаев Ани.

— Я бы посоветовал сменить масть вашего осла. У меня есть отличная краска. Всего-то один золотой.

— А что так дорого?

— Нынче краска изрядно подорожала — все хотят сменить свою масть.

— По рукам, — соглашаюсь я.

Но на мой взгляд, Пиф в роли вороного осла выглядит ещё более подозрительно, чем даже если бы он распевал гимн дома Дендрариадов прямиком на королевской площади. А напряжённое лицо Порка, когда он увидел перекрасившуюся вслед за ослом принцессу, наводят меня на мысль, что тот начал что-то подозревать или пытается подозревать, но пока безрезультатно. И чтобы не дать ему шансов узнать в Араде младшую принцессу, мы поутру снимаемся с гостеприимного ночлега.

— Вам-то хорошо, — бурчит Пиф, — Спали на кроватях, а не как я — в стойле!

Мы не торопясь передвигаемся по дороге в сторону столицы Уникорнии. Я на Сивом, брюнетка принцесса на вороном Пифе. Тот, видимо, так и не смирившийся с ролью ездового осла, ищет любой повод выразить своё неудовольствие.

— Но ты ж осёл! — удивляюсь я, — Тебе должно не привыкать к стойлу.

— Я королевский осёл! — гордо заявляет тот. — Я с младых копыт сплю на пуховых перинах, а ем отборные финики и смокву.

— Теперь, отнюдь, не самое лучшее время гордиться принадлежностью к королевскому двору, — предупреждаю Пифа, — Уже как пару месяцев на геральдическом древе Уникорнии отсутствует династия Дендрариадов. Там только богоданный Ани.

— Как это? — вскидывается Дариада.

— Ани, как настоящий правитель, переписал историю Уникорнии начисто. Теперь ты не принцесса.

— Вот же… — Дара пытается подобрать подходящее слово, — Сволота!

— А кто по праву рождения обделён человеческой речью, попрошу при посторонних помалкивать. Нам кроме тёрок с чёрным орденом ещё и повышенного внимания тайной полиции Ани не хватало! — предупреждаю остальных я.

— Вот же… — привычно возмущаются сапоги. — Уже и лишнего не ляпнуть, без оглядки за свою жизнь!

— Вам-то чем быть недовольными? — удивляюсь я. — Вы даже когда существовали шкурой живого кабана, были безгласными. Если бы не купель в пасти болотной твари…

— Раз обретя свободу выражать свои мысли, отныне не представляем себе иной участи! — гордо заявляют сапоги.

— Ну, так и разговаривайте… Когда это безопасно, то есть — когда никто не слышит.

— А смысл? Если никто не слышит. Речь дана для коммуникации, а не чтобы пустоту сотрясать.

— Харе, или продам вас нафиг!

— Ха-ха-ха! — хохочут сапоги, — Да как ты нас продашь?! Стоит нам только слово сказать покупателю…

— Ну, тогда оставлю в глухом лесу. Во избежание…

От такой угрозы сапоги примолкают.

— Дара, где искать гребень? — спрашиваю у принцессы.

— Там же, где и Мару. Но где она сейчас, я не знаю.

— А с чего нам, тогда, лучше начать поиски? В городе есть люди, оставшиеся верными королю?

— Не знаю. — Пожимает плечами принцесса. — Я уже с полгода там не была.

Вот же… Задача с поиском гребня с каждой минутой усложняется неимоверно…

Когда до столицы остаётся едва ли конный переход, какой-то невзрачный пешеход роняет походя:

— Не рекомендую столь ярко выраженным брюнетам появляться в городе.

Я осаживаю Сивого.

— Это ещё почему?

Прохожий тоже останавливается и начинает мрачно вещать:

— И масти цвет укажет нам

На замыслов коварный план.

Чей день весь злобой поглощен,

Во век не будет он прощен.

Он мир окрасил в черный цвет,

У будущего… Жизни — нет!

— Чего? — не могу скрыть удивления.

— Это вещают все глашатаи по всем площадям Уникорнии. А у вас ещё и осёл той же подозрительной масти, что и его седок. Неужели, Пиф?

Вот же… Законспирировались, называется!

— Вы, я вижу, достойный человек. Не подскажите, что сейчас творится в городе?

Достойный человек переводит полный невысказанных подозрений взгляд с принцессы на меня.

— Ничего хорошего. И без должного основания я бы туда не советовал соваться.

— А что так? — спрашивает принцесса, — Это же был прекрасный город.

— В том-то и дело, что был…

И больше не произнося ни слова, достойный человек поспешно уходит. Может быть, узнаёт в побитом парне на вороном осле перекрашенную принцессу.

— Требуется остановка, чтобы сменить масть, — командую я. — Если уж какой-то прохожий мимоходом всё понял, тайники Ани срисуют нас в семь секунд.

Деревня, в которую мы заворачиваем сменить масть, совсем небольшая — от силы, домов двадцать. И я благоразумно стучу в дом на самом краю, чтобы в случае тревоги скрыться в начинающемся за хилой оградой лесу.

Из открывшейся двери появляется лохматая голова пожилого крестьянина.

— Чего ещё? — Многочисленные подозрения в его глазах не может скрыть даже хитрый прищур.

— Нам бы переночевать. Мы заплатим, — пытаюсь убедить его, что мы порядочные путешественники.

— Иди мимо, — зло отвечает голова и пытается скрыться.

— Очень просим! — мне на помощь, уломать грубого крестьянина на приём нежданных гостей, приходит Дариада.

У лохматой головы, стоит ей увидеть принцессу, отвисает челюсть.

— Ваше Высочество? Вы что тут делаете?

Дариада некоторое время всматривается в крестьянина и затем восклицает:

— Мажордом!?

— Кто? — поражается на заднем плане осёл и пытается просунуть голову поближе к хозяину дома.

— Пиф!? — Такое впечатление, что крестьянина вот-вот хватит апоплексический удар…

— Алонсо?

Когда первоначальный шок у всех проходит, кестьянин-мажордом, предусмотрительно стрельнув глазами вдоль пустынной улицы, запускает нас в дом.

— Не ожидал вас здесь увидеть, Ваше Высочество… — удивляется Алонсо. — В деревне! В таком виде!

— То же самое могу сказать и о тебе, — также удивляется Дариада, — Такой галантный кавалер и в этом уродском костюме!

Мажордом церемониально раскланивается. Что, признаться, для образа в крестьянской хламиде выглядит довольно потешно.

— Что поделать, Ваше Высочество — О времена, о нравы!

— И тётушка Марта здесь?

— Марта! Посмотри кого я привёл! — кричит довольный Алонсо.

Из дверей в светлицу появляется дородная крестьянка и, всплеснув руками, кричит:

— Принцесса Дара!

И бросается обниматься.

— Мартушка! — неожиданно радуется осёл и довольный барабанит передними копытами по полу.

— Пиф!

И я начинаю откровенно скучать. Ох, уж эти восторги от бывшего Уникорнийского двора…

Приходится в очередной раз ожидать, когда чувства схлынут, и можно будет поговорить об ужине.

— Хозяи-ин… Хозяи-ин…

— Ну, чего?

— А что нам никто не радуется?

— А вы кто такие, чтобы вам радоваться?

— Хм-м-м… Говорящие сапоги…

— Вот, пускай, вам башмачник и радуется.

И те, надувшись, замолкают.

Мы сидим за грубо сколоченным столом и едим неплохое жаркое с полбой. Я помалкиваю и, навострив уши, слушаю воспоминания о былых прекрасных временах, о подлеце Ани, о том, куда катится Уникорния с этими проклятыми пустынниками и прочее, и прочее.

— Это хорошо, что вы к нам заглянули, — говорит Алонсо, — С таким цветом волос в городе теперь нельзя — гвардейцы Ани сразу срисуют. Давно ушедший в прошлое тренд. Сейчас в моде крестьянский примитивизм — для пустынников крестьянин, что пустое место. Просто никаким боком не соприкасающиеся миры. И здесь нас половина деревни таких — перевоплотившихся из князи в грязи.

— Так, может, и Мара здесь? — живо интересуется принцесса.

— Нет. К сожалению, её Старшее Высочество пропали, — печалится тётушка Марта, — После того, как этот урод Ани объявил её заболевшей, никто больше принцессу не видел. А я ей говорила — выбросьте этот проклятый гребень…

— Гребень? — Встрепенулся я, услышав знакомое слово. — Единорога?

— Да. Колдовская вещь.

— И где он?

— На принцессе. А принцесса пропала, извёл её этот изверг! — начинает закипать Марта.