Бесплатный фрагмент - Горные волки

Стая Белого Волка

Часть 4. Горные волки

Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя, и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным и творческим замыслом, не являются призывом к совершению противоправных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью.

Для тех, кто уже прочитал предыдущую трилогию о Стае Белого Волка. Мне очень хотелось закончить историю «Happy end». Мои герои этого заслуживали. Но если следовать логике характеров и состоянию современного мира, то такой финал оказался бы не логичным, читатели в него бы не поверили. Я — не поверила, поэтому продолжила историю.

«На губах

Идущего «по краю»,

Острее Жизни вкус.»

Ворон Уорк для Инги Риис.

Глава 1. Надлом

Удивительно красив рассвет в горах. Сначала солнечный свет падает на самую высокую, покрытую снегом, вершину, окрашивая ее в нежнейшие оттенки розового и алого цветов, в то время, когда на более низких склонах еще лежат сумрачно-сизые тени, скрадывая их очертания. И чем выше поднимается солнце, тем дальше катятся волны света, прогоняя тени, делая все вокруг более резким и ярким, окрашенным в розовые цвета надежды.

А на закате всё наоборот. Солнце уходит вниз к далекому горизонту, забирая с собой все яркие краски. Тени же начинают расти и удлиняться, протягивая свои призрачные щупальца все выше и дальше по ущелью, между горными склонами. Вытянувшийся по его дну, городок, словно тонет в сизых волнах теней. Сначала уходят в пучину сумрака невысокие домики простых горожан, затем — более высокие здания на центральной площади. Последним под напором мрака сдается высокий шпиль церкви, блеснув напоследок яркой вспышкой золотого креста. Одержав очередную победу в долине, тени начинают штурмовать горные склоны и, словно полчища врагов, широким охватом наступают на стены монастыря, прилепившегося на нешироком выступе скалы, на противоположном склоне ущелья. Через некоторое время сдается и он, погрузившись в серую мглу сумерек.

Печальный перезвон колоколов лишь усиливает безотчетную грусть, которая всегда охватывает меня на закате. Стоя у окна, я судорожно пытаюсь зацепиться взглядом за последние отблески света на снежном пике, и представить себе, что с другой стороны горной гряды, куда уходит узкая, проложенная еще древними инками, дорога, всё ещё светло и радостно. Это точно так же, как в разгар дождливой осени думать, что где-то на другой стороне Земли — весна. Обычно, мне это помогало. Но не сегодня. Сегодня я способна думать лишь о том, что именно туда два дня назад ушли те, кто мне по-настоящему дороги. И я не знаю, когда они вернутся назад. А всего лишь несколькими днями раньше, я и подумать не могла, что всё так обернется.

В тот день я уже полчаса кряду вертелась перед зеркалом в своей спальне, пытаясь пристроить в приподнятых вверх волосах гребень и кружевную мантилью, которые должны были, вместе с белым кружевным платьем в воланах, завершить образ «белой сеньоры» на сегодняшнем празднике, посвященном святой Урсуле. Весь этот наряд, на днях, привезли мне из Лимы, куда Барон переслал его, с помощью DHL, из Европы. Вместе с извинениями из-за того, что самому на празднике присутствовать не получается. Что изрядно подпортило впечатление от подарка. Вообще-то, фламенко мы вместе танцевать собирались. А тут еще Хорек, который метался по комнате из угла в угол, стеная по поводу белого же костюма, который я заставила его надеть.

— Ненавижу эту удавку! — заявил он наконец, выдергивая из выреза рубашки шейный платок, который я туда совсем недавно пристроила. — И я не понимаю, зачем мы должны так наряжаться, и вообще, идти на этот праздник!

Я тяжело вздохнула:

— Уймись ты, Алексей! У местных жителей, и так, не очень много развлечений, и этот праздник для них — главный в году. А мы с тобой — часть этого праздника, как статуя святой Урсулы. Которую, между прочим, сейчас тоже наряжают.

Но Алёшка моего шутливого настроения не поддержал:

— А мне плевать, кого они там наряжают! Хоть, новогоднюю ёлку! И мне надоело, постоянно, изображать «благородного сеньора»!

Он, определенно, задался целью испортить мне настроение! Я кое-как воткнула гребень в волосы и, отвернувшись от зеркала, рявкнула в ответ:

— А мне — не надоело! По-твоему, лучше, что ли, немецо-фашистских захватчиков изображать?

Обращение к недавнему прошлому нашего, затерянного в горах, городка произвело эффект совершенно обратный тому, который я ожидала.

— Они, хотя бы, жили, как хотели, и ни под кого не подстраивались! — резко ответил он.

Вот, тут уж, я, совсем, разозлилась:

— На тебя не угодишь! То тебя не устраивает, что я постоянно подвергаю опасности свою жизнь и жизнь наших детей, ведя активный образ жизни в стае, то ты восстаешь против мирной жизни обычных горожан! Определись уже, пожалуйста!

Хорек стойко встретил мой разгневанный взгляд:

— Ты и представить себе не можешь, как мне здесь всё опостылело! И эта однообразная повседневная жизнь, и эти убогие праздники! Особенно, эти мракобесы с их религиозными обрядами! Ведь, ты меня ещё и в церковь потащишь!

В целом, я его понимала, мне, и самой, стоило немалого труда перестроиться на мирный лад, вести размеренный образ жизни. Но интересы маленьких детей — превыше всего. Поэтому, я решила несколько смягчить позицию:

— В церковь можешь не ходить, уж, если так не хочешь! Хотя, тебя там молиться-то никто и не заставляет. Сидишь себе, вроде свадебного генерала. А урсулинкам, ты сам знаешь, мы многим обязаны!

Мне не было нужды повторять, что именно благодаря монахиням и, созданной ими в этой горной глуши, больнице и появились на свет, пять лет назад, наши дочери-двойняшки. Младшую из которых, я и назвала Урсулой. А старшей девочке, родившейся часом раньше, мы дали имя Елизаветы. Ещё одно напоминание о прошлом.

— А я считаю, что за эти пять лет мы сделали достаточно много, чтобы расплатиться с долгами! — продолжал кипятиться Хорёк.

— Любая человеческая жизнь — бесценна! А жизни наших детей — в особенности! Но, если тебе тут так надоело, то ты в праве уйти! — отрезала я, теряя терпение.

Дальнейшие пререкания прервало появление наших детей, одетых к празднику, и в сопровождении их нянь, фрау Марты и Хуаниты.

Две пары двойняшек — это очень приятно, но и очень хлопотно. Я постоянно благодарила судьбу за то, что она так прихотливо распорядилась моим потомством, создав прочные, кровные, связи внутри стаи. Но и непримиримые противоречия, заодно. Сыновья, один из которых звался Германом, родился черненьким, потому как отцом его был Че, а второй — светло-русым с голубыми глазами, весь в отца, которым, согласно генетическому анализу, был Алексей, и звался он Юрием, или как было записано в свидетельстве о рождении — Георгом.

Отцом их, по закону, считался Че, с которым я зарегистрировала брак, для упрощения выезда из России. А затем, при отъезде из Германии, опекунство над мальчишками оформили на профессора Клауса и фрау Марту. Из дочерей, родившихся меньше чем через год после своих братьев, одна оказалась блондинкой с голубыми глазами, обрамленными черными ресницами и бровями, и обещала вырасти точной копией своего отца — Вольфа. Другая же, из пары, радовала всех своими ярко-зелеными глазами и рыжими кудряшками, что очень подходило к рыжим усам ее отца — Хорька. Официально же отцом их, обеих, был записан Барон.

Единственной возможностью, как-то узаконить появление на свет моих дочерей, оказалось провести обряд крещения в местной церкви, а священник уговорил еще и обряд венчания между родителями провести, чтобы соблюсти приличия, и вопросов наследования не возникало. Другого церковного брака у меня в наличии не имелось, так что, я даже и закон не нарушила. Хотя, документы у меня теперь были на другое имя, как и у остальных из нашей команды. Вольф, через старого барона, снова организовал генетическую экспертизу, которая подтвердила, что отцов опять два — Вольф и Алексей. На что я вновь заявила, что каждая дочь будет звать папой своего биологического отца, а других перестановок не ожидается. Хорьку бы радоваться, но он, несмотря на мои заверения, что оба брака — пустая формальность, в душе все же комплексовал. А вся стая просто души не чаяла в двойняшках, считая их своими талисманами удачи.

Они, и в самом деле, оказались каким-то странным образом связанными с поворотными моментами в судьбе стаи. А я до недавнего времени считала, что мне удалось создать довольно удачную модель семьи. Каждый из малышей знал своего отца, а ко всем остальным членам стаи обращались просто по имени, признавая право старшинства. А мама у всех была одна.

Барон, потешаясь, постоянно поминал мне Киплинга. А профессор Клаус считал это типичной моделью эпохи матриархата. Ну, что ж, история древних обществ — его стихия. Они с фрау Мартой были очень счастливы, находясь в непосредственной близости от предметов своего обожания. Марта — кучи мелких детишек, а Клаус — того, что осталось от цивилизации инков. По этой причине, их устраивала жизнь в нашем маленьком городке, куда они, вместе с моими сыновьями, перебрались сразу после того, как мы сумели построить более-менее пригодное, по современным меркам, жилье. И им даже нравились местные обычаи и праздники. Они считали, что нашли здесь свою тихую гавань.

И поначалу, вся стая была примерно того же мнения. Всем нам нужен был отдых, после двух совершенно сумасшедших лет, в течение которых мы вырвались из России и выполнили совершенно безумное задание старого барона, отыскали его заклятого врага. А заодно, и освободили от нацистов этот маленький городок. Одновременно с этим, некоторые члены стаи нашли здесь свои половинки.

Ну, кто бы мог подумать, что вечный непоседа, байкер и певец, Дин покорит сердце здешнего ангела милосердия — Леонсии. И что она, ради него, забудет о своих обязательствах перед монастырем. А наш непримиримый материалист Давид, даже пойдет на венчание в церкви, чтобы окончательно завоевать любимую. И у них родится очаровательная малышка, которую при крещении мать назовет Марией, а вся стая будет звать Машкой.

А хитрый рыжий Лис станет преданным мужем Паулы и заботливым отцом для двоих девчонок, старшую из которых он назовет Лаской, а вторую — Ренатой. Сейчас они с женой ждали третьего ребенка, и я была уверена, что если родится мальчик, то назовут они его Ханом.

Но спокойная мирная жизнь оказалась более сложным испытанием для стаи, чем война. За пару лет ребята отдохнули, а затем вспомнили о той миссии, которая привела их на этот далекий континент. Дин и Че засобирались в столицу, где деньги и связи Вольфа, а также сведения старого барона, открыли им двери в большую политику. Дина еще манила возможность реализовать свои музыкальные таланты. Музыканту нужны слушатели. Они часто выступали вместе с Пакитой, которую Че увез вместе с собой из городка, подальше от грустных воспоминаний.

Педро-Пуля, конечно, с ними подался, хотя, и у него отбоя не было среди местных девчонок, но он ещё не определился. Или в революцию не наигрался. Кот получил место военного инструктора в центре подготовки горных частей, базировавшихся не очень далеко от нашей долины, ниже по склону горы, ведущему в сторону моря. Тренировал местных коммандос и устанавливал связи в перуанских военных кругах. Вольф метался между двумя континентами, ухитряясь не только поддерживать на плаву свою семейную корпорацию, но и расширять её присутствие на американском континенте. И финансировать наши проекты по благоустройству жизни в этой, затерянной в горах, долине.

Мне тоже скучать не пришлось. Я решила сделать несколько более цивилизованной жизнь местного населения, особенно же, хотелось помочь тем мальчишкам и девчонкам, которые так много сделали для меня пять лет назад. Поэтому-то и появилась здесь библиотека, где можно было взять не только книги, но и кассеты с фильмами и музыкой, которые можно было посмотреть здесь же, или взять домой. Аппаратуру для этого мы привозили в эту, оторванную от цивилизации, долину и реализовывали в рассрочку. В самой библиотеке я и мои друзья частенько проводили тематические вечера и лекции на самые различные темы. Молодёжь валом валила.

Не всем это сразу понравилось, но я, с помощью Вольфа, организовала в городке альтернативный монастырскому медпункт, куда пригласила молодую шведскую докторшу из организации «Врачи без границ» и наладила бесперебойную поставку лекарств и новейших технических средств. Хельга потихоньку продвигала местным женщинам идею планирования семьи и делала бесплатные прививки малышам. Волонтеры из «Института Гёте», которых приглашал сюда Клаус, заманивая горной экзотикой, помогли наладить европейскую языковую подготовку и принесли современные тенденции в образовательный процесс.

Окончательно же, на мою сторону женщин перетянуло открытие парикмахерской. Для меня это тоже было актуально. Мое здешнее прозвище «белая сеньора» возникло не на пустом месте. И не только из-за цвета кожи, который был гораздо светлее, чем у местных женщин. В городе я появилась с более чем странным цветом волос. Еще в Германии я превратилась в коротко стриженную платиновую блондинку. Но за время многомесячного путешествия по горам волосы мои отросли, а возможности подкрасить их не оказалось. Вот, и были они снизу — белыми, а сверху — темно-русыми, с изрядной долей седины. Я уже подумывала отстричь нижнюю часть, когда ещё немного отрастут. Но произошедшие в городке события, связанные с окопавшимися неподалеку нацистами, добавили мне такое количество седых волос, что я решила идти по прежнему пути и опять покрасилась в блондинку. Моя светлая кожа, которая никак не хотела принимать загар, и светло-русые волосы разительно отличали меня от местных темнокожих брюнеток. Постоянная самостоятельная возня с окраской изрядно надоедала, и я попросила Барона купить парикмахерское оборудование и завербовать какого-нибудь мастера в столице страны. Парикмахерша в нашей глуши надолго не задержалась, но успела подготовить себе смену, из местных.

И теперь парикмахерская стала, чем-то вроде, городского женского клуба. В ожидании своей очереди горожанки сплетничали и листали журналы, которые мы с Леонсией, и доктором Хельгой, тщательно подбирали. Я тоже бывала там, среди завсегдатаев, принимая участие в беседах и отвечая на многочисленные вопросы. Так и прививались, постепенно, прогрессивные идеи. То, что не заставишь делать с наскоку, может завоевать людей исподволь. А чего хочет женщина — того хочет бог.

Мужчинам сопротивляться было сложно. И не только из-за внутрисемейного давления, но и потому, что наиболее высокооплачиваемые рабочие места в долине создавались именно нашей командой. Несколько местных ребят постарше нам даже удалось отправить учиться в столицу, на педагогов, и следующей осенью они должны были открыть в городе вторую школу, с программой, несколько отличной от той, что преподавали урсулинки. В общем, забот у меня было по горло.

А Хорёк в этой череде мелких дел, конечно, заскучал. Хотя, первый год совместной жизни именно он мечтал о покое и семейном уюте. И когда мы обосновались в этом городке, я изо всех сил старалась стать заботливой матерью и примерной хозяйкой. Но за прошедшие пять лет, это, видимо, приелось. Какое-то разнообразие в наш размеренный быт вносили горные восхождения, а также попытки освоить новомодный спорт — горные лыжи, оборудование для которого нам привез из Европы Вольф, а первые уроки давал Педро-Пуля. Правда, таскать, по примеру Хемингуэя, лыжи на спине, вверх по заснеженному склону, оказалось довольно напряжно. Ну, и обслуживание нашего немногочисленного автопарка лежало на Алексее. И недолгие возвращения друзей, такие как, например, сегодня, когда к нам одновременно выбрались на побывку Пуля и Кот, вносили свою долю разнообразия. И беспокойства.

А история с беженцами из-за хребта, которая приключилась три дня назад, и вовсе, вывела его из равновесия. И кто бы мог подумать, что две семьи, которые на своих двоих, обремененные детьми и ранеными, перебрались через перевал, сумеют так всколыхнуть жизнь городка. Первыми их заметили мальчишки, пасущие высоко в горах стада альпаки. Появление ранним утром, на старой дороге инков, группы людей, едва бредущих с противоположной стороны горного хребта, не могло не привлечь их внимания.

Наш город является самым высокогорным населенным пунктом, расположенным на том склоне Анд, что обращен в сторону Тихого океана. И он слишком маленький, чтобы вести к нему современную дорогу даже со стороны побережья, не говоря уж о той стороне гор, которая обращена к амазонской сельве. Лишь инки, во времена расцвета своей империи, прорубили вдоль скального склона узкую дорогу, на которой с трудом могла разминуться пара лам, груженных тюками шерсти альпаки, которая высоко ценилась имперской знатью. Современные автомобили могли разойтись только на специальных расширениях дороги, возле древних складских помещений. Дорога широкими петлями поднималась от подножия гор, выходила в узкое ущелье, которое пролегало между двумя отвесными грядами, и переваливала на другую сторону горного хребта. В наш век развитой авиации гораздо проще было перебраться на ту сторону с помощью небольшого самолета или вертолета.

Древней дорогой пользовались лишь те, кто решил посетить именно нашу высокогорную долину, да, и то, предварительно уведомив о своем прибытии. Лавины и сели в наших местах не редкость. Да ещё, и многолетнее присутствие в долине нацистов создало ей дурную славу, жители близлежащих поселений не очень-то стремились посещать наш городок. Меня такая уединенность вполне устраивала. Мы, конечно, довольно много сделали, чтобы разорвать все связи со своей родной страной и замести следы, по которым за нами опять могли прийти люди из соответствующих спецслужб, но береженого — бог бережет. А в нашей маленькой долине каждый новый человек был на виду.

В тот день гостей никто не ждал, а к незнакомцам у нас относятся настороженно. Вот, мальчишки и прихватили с собой карабин, когда знакомиться пошли. Пришельцы же, увидев вооруженных всадников, едва в пропасть не попрыгали. Пастушки наши, разглядев среди гостей всего пару мужчин, да, и то, раненных, поспешили их успокоить и связались со мной по рации. Когда людям помогли добраться до города, то оказалось, что большую часть из них придется поместить в больницу. У мужчин были, явно, огнестрельные ранения, женщины — сильно избиты, а многие из детей — больны. Говорили они на неизвестном в городе диалекте, но используя смесь испанского, португальского, кечуа и языка своего родного племени, Леонсии удалось понять, что эти люди сбежали из своей деревни, расположенной по другую сторону гор.

С насиженных мест их прогнало то, что на их исконных землях, пару лет назад, появились вооруженные незнакомцы, которые сначала за бесценок скупили у местной верхушки сельскохозяйственные земли, где потом заставили местных крестьян выращивать на них исключительно коку. В деревне стало практически нечего есть. Люди пытались жаловаться работодателям, но те со смехом предлагали пожевать листья коки, те, мол, все проблемы решают. Такой старинной традиции придерживаются многие племена в тех местах, но необходимость еды это не отменяет, а её же кто-то ещё и выращивать должен.

Некоторые крестьяне попытались уйти в город, расположенный ниже по склону, но беглецов настигли и вернули в деревню. Мужчин расстреляли на площади, а остальных снова погнали на плантации. А совсем недавно по домам опять начали ходить вооруженные захватчики и забирать маленьких, двух — трехлетних, детей. Их куда-то увозили, и ни один из них не вернулся обратно. После безуспешной попытки мужчин защитить своих детей, две семьи ночью снялись с насиженного места и бежали вверх по старой дороге, решив, что выбрав такой трудный путь, они собьют с толку преследователей. Днем беглецы прятались в скалах, а по ночам, на ощупь, пробирались вперед. В живых они остались каким-то чудом, женщина и двое детей, всё же, сорвались с обрыва, их тела, по-видимому, навели на ложный след преследователей. Беглецы сначала всё порывались идти дальше, чтобы уйти от возможного преследования, но осознав, что наша община не только хорошо вооружена, но и уже давала отпор в похожей ситуации, попросили у нас возможности остаться в долине.

Я предложила им поселиться в подсобных помещениях гасиенды, в обмен на помощь по хозяйству. Но по городку поползли слухи, о возможной угрозе из-за перевала. Я посчитала, что опасения не беспочвенны, и попросила Хорька потихоньку расспросить беженцев поподробнее. Мне было известно, что во времена, когда в долине хозяйничали нацисты, гости из-за перевала были здесь довольно частым явлением. Правда, в результате широкомасштабной операции против неонацистов, которую по инициативе барона Генриха провели натовские спецслужбы, большую часть этой сети удалось выловить. Однако, я полагала, что далеко не всю. А ещё и незаконное выращивание коки на этом континенте приобретало всё более крупные масштабы. Раньше этот промысел процветал, в основном, во влажных и тёплых долинах Сельвы, но теперь, видно, всё выше в горы забирается.

Хотя, как показало будущее, лучше бы я не ворошила прошлое. Алексей подошел к делу добросовестно, но чем больше он узнавал, что там на самом деле творилось, тем сильнее у него становилось желание добраться туда и наказать захватчиков. И мои доводы о том, что нас сейчас тут слишком мало, чтобы бороться с окопавшимися за перевалом наркобаронами, на него почти не действовали. А я-то прекрасно помнила рассказы Вольфа, который уже вдоволь поколесил по южному континенту, посетив с предложениями о взаимовыгодной торговле не только Аргентину, но и Бразилию, и Колумбию. И считала, что такого рода операции под силу многочисленным и хорошо подготовленным подразделениям. Регулярной армии, например. Если всё это в её интересах.

А тут ещё друзья приехали. И Педро-Пуля, конечно, встал на сторону Хорька. У него-то на памяти была, всего лишь одна, последняя, реальная боевая операция в нашей долине. А того, сколько времени, денег и связей ушло на её подготовку, он и не предполагал. И опыта серьёзных неудач у него не было. Кот был более осторожен, но он тоже посчитал необходимым, произвести, хотя бы, разведку. Лис был примерно того же мнения. А я считала, что необходимо сначала серьёзно посоветоваться с Дином и Че. И с Вольфом.

А вот, последнее я зря предложила. Хорёк словно удила закусил, не мог он переварить, что у Барона опыта в таких делах больше. И мои рассуждения на счёт того, что наркоторговля в современном мире уже не только денег касается, но и политики, и неизвестно, каким боком вылезет нам неподготовленное вмешательство, он всерьез не принял, хотя, я весь предыдущий вечер потратила, чтобы убедить его и остальных своих друзей. Каждый из нас остался при своём мнении. А сегодня он срывал на мне свое дурное настроение.

— Ты мне специально решил публичный скандал устроить? — прошипела я Алексею по-русски, после того, как поздоровалась с нянями и поцеловала детей. — Не порть, хотя бы, детям праздник! А потом катись, куда твоя душа пожелает!

Лицо Хорька передернула гримаса, похожая на судорогу, но вслух он ничего не сказал. А тут и няня Хуанита, у которой были старые испанские корни, кинулась поправлять мою прическу. Под её ловкими руками гребень и кружевная накидка быстро обрели свое законное место.

— Вам бы ещё в волосы красный цветок прикрепить и совсем, как Кармен из оперы получится! — заметила Хуанита, беря с каминной полки красный матерчатый цветок, который лежал там рядом со шляпной булавкой.

Её коллега и подруга, фрау Марта, оказалась большой поклонницей оперного искусства и привезла с собой записи всех, наиболее известных, произведений. Эти почтенные дамы коротали свободное время за чаепитием, сопровождая его классической музыкой. Отсюда и увлечение этим известным сюжетом. Я же, памятуя несчастливый конец оперы и свой давний негативный опыт, попыталась отказаться, но Марта с Хуанитой настояли.

Мои дочери запрыгали вокруг, называя меня: то принцессой, то королевой. Я взяла их за руки и пошла к парадному выходу из дома. Восстанавливая это старинное испанское имение, мы постарались сохранить изначальную планировку всей усадьбы, используя полуразвалившиеся фундаменты и стены, а также старые рисунки, сохранившиеся в монастыре, поэтому сейчас мы спускались по широкой лестнице, ведущей в просторный двор, обнесенный каменной стеной и украшенный навесами и портиками. Там уже собрались все, кто жил или работал в усадьбе, разодетые в свои лучшие наряды. Мы с девочками остановились на верхней ступеньке крыльца и подождали, пока к нам присоединятся Алексей с сыновьями.

Двор буквально взорвался приветственными криками и аплодисментами. В другой раз эта буря эмоций принесла бы мне искреннее удовлетворение, но сегодня я с трудом удерживала на лице радушную улыбку. Нельзя же портить всем праздник из-за семейных склок. Положение обязывает. Я коротко поздравила всех с началом праздника и пошла к воротам, чтобы возглавить процессию. Хорек нехотя потащился следом, а за ним и няни с детьми.

Ворота нашей гасиенды выходили на самый дальний конец главной улицы нашего города, на другом конце которой, чуть ниже по склону, располагались собор и рыночная площадь, на которую мы все и направлялись. А с противоположной стороны ущелья, от монастыря к площади, двигалась другая процессия. Там шли монахини-урсулинки, которые сопровождали носилки с деревянной статуей святой Урсулы, разодетой по случаю праздника в нарядные, расшитые золотой нитью, одежды. Носилки несли четверо крепких и очень уважаемых горожан. По пути на площадь к нашей процессии постепенно присоединялись жители близлежащих домов, в то время, как наиболее набожные шли со стороны монастыря, громко распевая молитвы.

Все, это отражало истинное положение дел в нашем городке, где половина жителей с незапамятных времен в этот день отмечала праздник середины лета, а католическая паства — праздник святой Урсулы, давным-давно приуроченный к этой же дате хитрыми испанцами. Непримиримых противоречий, однако, не возникало. Сначала все вместе шли на торжественную мессу, а потом танцевали вокруг костров. Этот праздник в долине был гораздо более шумным и ярким, чем приближающееся Рождество.

А для меня до сих пор было странно праздновать Рождество и Новый Год в разгар здешнего лета. 21 декабря в этой части земного шара было днем летнего солнцестояния и, в отличие от моих родных мест, не самым коротким, а самым длинным днем в году. И елки здесь не росли.

Подходя к просторному современному дому, который пять лет назад наша команда построила на окраине города для совместного проживания, а теперь был местом обитания Лиса и его семейства, я увидела не только Педро и Кота, которые ночевали в доме старого друга, но и брата Паулы — Пабло. Он стоял рядом с сестрой, придерживая за руку одну из племянниц, судя по прямым блестящим черным волосам — Рэт. Его старшая дочь, Ласка, выделялась среди детей долины своими темно-каштановыми локонами, а золотисто-медовыми глазами удалась в свою мать, Паулу.

По случаю праздника парнишка был одет в традиционную рубаху, сшитую из прямоугольного куска ткани, которую местные жители делают из шерсти альпаки и украшают замысловатыми узорами, состоящими из стилизованных фигурок людей и животных, перемежающихся геометрическими фигурами, окрашенными в различные цвета. Таким же образом была украшена накидка, которую он перекинул через плечо. А также юбка и накидка его сестры. Узоры у каждой семьи в долине были совершенно индивидуальны. Клаус считал, что это — остатки пиктографического письма инков, и что узоры на одежде отображают социальный статус человека.

Мне всегда казалось, что узоры на одежде Пабло и Паулы были наиболее замысловатыми из всех, что я видела в этой долине. А одежду им мастерила, конечно же, их бабушка. Мудрая Птица, как в переводе на испанский язык, звучало ее слабопроизносимое настоящее имя, она состригала шерсть со своего стада альпак, затем сама ткала из него узорчатое полотно и шила одежду.

Да, и внешностью все их семейство сильно отличалось от остальных жителей городка. Их тонкие вытянутые лица чем-то напоминали фрески, которые сохранились в лабиринте инков, длинные черные волосы лежали мягкой волной. И своими высокими стройными фигурами они мало походили на большинство, довольно коренастых, местных жителей. И при этом, их бабушка клялась, что в их семье не было ни капли «поганой испанской крови». Испанские имена своих внуков она объясняла прихотью их матери-католички, которую её сын привёл из какого-то далёкого поселения, расположенного на этой стороне Анд.

Я с улыбкой поприветствовала своих друзей и помахала им рукой, приглашая присоединяться. Хорек немедленно переместился поближе к друзьям, которые опять принялись за вчерашнее обсуждение, а мне пришлось идти вместе с Пабло и поддерживать изрядно покруглевшую Паулу. Няни с трудом удерживали развеселившихся двойняшек и дочерей Лиса в рамках приличия.

Когда обе части процессии встретились на площади, наступила кульминация религиозной части праздника — торжественный молебен. Я эту часть считала скучной, но мирилась с ней, как с неизбежным злом. Я не понимала ни слова из того, что тут пелось и говорилось, как, впрочем, и большинство из местных жителей, но музыка и пение звучали очень красиво.

Самое интересное начиналось после того, как разряженную статую святой оставляли в соборе, а урсулинки удалялись к себе в монастырь. На площади начинали разжигать костры и устанавливать столы, на которых затем появлялось угощение. Каждая семья вкладывалась, чем могла. Большая часть провианта поступала из гасиенды, где предыдущие два дня постоянно что-то пеклось и варилось. А после застолья начинались танцы, которые продолжались от заката до восхода солнца. Так местные жители отмечали поворот времени года в сторону зимы и сокращение продолжительности солнечного дня. «Все должны досыта натанцеваться и порадоваться, пока солнце не начало стареть!» — говорили они.

Обычно, эта часть праздника мне нравилась больше всего. Местные жители танцевать любили, они от всей души отплясывали что-то под звон гитар и перестук барабанов. И сложно было разделить, где кончается испанское фламенко, а где начинаются пляски местных шаманов. Танцы перемешались между собой так же, как и потомки индейцев с испанскими пришельцами. Выброс положительной энергии был больше, чем в советское время на первомайской демонстрации.

Педро- Пуля пользовался бешеной популярностью в городе с первого же праздника, где он исполнил на гитаре свою первую самбу. А мы с Бароном показали, как её нужно танцевать. С тех пор у нас отбоя не было от учеников. Хорёк с Лисом тоже старались, как можно лучше овладеть этим искусством. И через год вся площадь танцевала самбу. Но на этом празднике всё было не так. Вольф не сумел вырваться из Европы. Лис постоянно крутился возле беременной жены. А Хорёк просто не хотел со мной общаться. И уйти-то я с праздника не могла, так как дети были откровенно в восторге от этого шумного действа, а няни, сразу же потащили бы их домой, уйди я с площади. Вот, и приходилось степенно гулять по площади, поддерживая светскую беседу с многочисленными знакомыми, ощущая диссонанс своего настроения и бурлящей энергии толпы. А ведь, платье я специально к празднику заказывала, чтобы всласть потанцевать. Но, видно, не судьба.

Я уже посчитала было праздник безнадежно испорченным, когда увидела, что ко мне, сквозь толпу, пробирается Пабло.

— Белая сеньора оставит горожан без любимого зрелища? — произнёс он, иронично улыбаясь.

— О чем ты? — рассеянно спросила я, наблюдая, как двойняшки, в толпе друзей, с визгом катаются со сборной пластиковой горки, привезённой вертолётом из столицы специально к празднику.

— Вся мужская половина города ждёт, когда твои юбки закружатся в вихре огненной самбы! — с шутливым пафосом ответил Пабло.

Я устало посмотрела на него:

— Для настоящей самбы нужна не только юбка и музыка, но ещё и достойный партнер и подходящее настроение.

— А вот это, мы попробуем сейчас обеспечить! — услышала я из-за спины весёлый голос Педро-Пули. — Достойный партнер — прямо перед тобой, не зря же, я его столько времени обучал. А настроение во время танца само придёт, ты только начни!

Я недоумённо переводила взгляд с Педро на Пабло. С этим мальчишкой я каждый праздник обязательно танцевала один танец, в честь его былых боевых заслуг и верности нашей дружбе, но, как серьёзного партнера его не воспринимала. Да, и ростом он был маловат. А сейчас поняла, что за прошедший год парнишка сильно вытянулся и раздался в плечах. А он уже скинул свою накидку на руки подошедшему Лису и протягивал ко мне руку. А люди вокруг нас расступались, образуя пространство для танца. И гитара Педро уже выдавала первые такты зажигательной мелодии. Отступать некуда.

Я положила свою ладонь поверх протянутой мне руки Пабло. И в самом деле, что нужно для танца? Слышать, куда ведет тебя музыка. Смотреть в глаза своему партнёру, предугадывая его следующее движение. И чувствовать его твёрдую руку. Я улыбнулась парню и вышла в круг. И родился танец. Педро был прав, начиная танцевать, я отдавалась этому действу целиком и полностью. Потому, что по- другому не умею. И уже через минуту рев толпы почти перекрывал музыку, подхлестывая чувства, придавая новые силы. А Пабло оказался неожиданно удачным партнёром, он не только хорошо знал основные движения, но и полностью предугадывал мои, и, следуя мелодии, импровизировал сам. Совсем скоро я уже улыбалась совершенно искренне. Настроение пришло.

Когда закончился этот танец, я не успела ничего сказать своему партнёру, лишь благодарно сжала его руку, как меня подхватил Лис, не выдержавший напора музыки. А затем — Педро, передавший гитару, на время, кому-то из местных парней. И снова Пабло кружил меня, глядя мне в лицо горящими тёмными глазами. И еще много других ребят, которых обучали мы с Вольфом и Педро. Но в какой-то момент я поймала обиженный взгляд Алёшки, стоявшего поодаль в толпе. И настроение вновь испортилось. Сам он ко мне не подошёл, а я сдаваться не собиралась потому, что считала себя абсолютно правой. Но танцевать расхотелось, и я позвала нянь, чтобы отвести детишек домой. Хорёк же остался с Лисом и остальными. И ночью он предпочёл отдельную спальню. Ну, и пусть! Ему же хуже.

А на следующее утро члены стаи снова собрались у меня. Они были уверены, что путешествие на ту сторону хребта, с целью разведки, абсолютно необходимо. Мое личное мнение не изменилось, но я устала сопротивляться. Поэтому постаралась, как можно подробнее, обсудить детали и согласовать совместные действия. Решили, что едут Хорёк, Педро-Пуля и Кот. Мне ужасно не хотелось отпускать их одних, но оставить детей без обоих родителей, я просто не имела права. А Лис, у которого был наибольший запас здравомыслия из всей их дружной компании, тоже не мог оставить без присмотра беременную Паулу и своих малышек.

Парни оседлали своих железных коней и полные энтузиазма двинулись через перевал, прихватив спутниковые телефоны и автоматы. У меня же, наоборот, нарастало щемящее чувство, хотелось кричать о неправильности происходящего. Но недавняя ссора, задевшая мое самолюбие, не давала возможности, чисто по-женски, попросить Алексея не оставлять меня одну. А. может быть, я чувствовала, что удержав его сейчас, я совсем сломаю его или наши взаимоотношения.

Даже сейчас, воспоминания вызывают почти физическую боль. И снова начинают грызть сомнения в правильности принятого решения, несмотря на всю их бесплодность. Дневная суета приносит временное облегчение, отодвигает их в дальний уголок мозга, но в предзакатном одиночестве груз их — просто невыносим. Днём я должна выглядеть перед всеми спокойной и уверенной, и это помогает держать себя в руках. Никто не должен видеть «белую сеньору», неофициальную главу нашей маленькой горной общины в растрёпанных чувствах. Но это, всё — игра для посторонних. В своей семье — сложнее. От близких людей гораздо труднее скрыть переживания, особенно, если не хочешь нарываться на сочувствие. А от него только больнее.

Я и так уже попыталась, насколько это возможно, растянуть рассказывание детям вечерней сказки. Эту традицию, которая вела в мое раннее детство, я свято соблюдала. Когда я была маленькая, мои дед или прабабка каждый вечер, перед сном, рассказывали мне сказки. Те самые, что зародились в глубинах наших деревень и сел, в которых отражена была вся мудрость народа. И хитрость, потому как твоя сказка — ты ей и хозяин. И конец у неё сегодня тот, который тебе сегодня больше по душе. Взять хоть, сказку о медведе на липовой ноге.

А потом лично проверила, как дела в конюшне и у собак. Лошадьми, конечно, конюхи занимаются, но и хозяйский глаз не помешает.

А собаки — это совсем моя стихия. Я выкупала тех несчастных, которым сильно не повезло на собачьих боях не только в нашем городке, но и на всех окрестных ярмарках, зашивала их раны и ставила на ноги. А через некоторое время, получала самых преданных друзей на свете. Выглядели они совсем не так, как когда-то мой старый чёрный пес, но дружить и защищать умели не хуже.

Потом можно было остаться пить чай в компании с фрау Мартой и няней Хуанитой, но я не хотела отвечать на очередные расспросы.

Приходиться коротать предзакатные часы в одиночестве, а я даже все текущие счета перепроверила за прошедшие два дня. Короткий телефонный разговор с Пулей, в котором он сообщил, что они благополучно миновали перевал и вышли в прямой видимости от плантаций коки, лежащих ниже по склону, особого успокоения не принес. В следующий раз они обещали позвонить, когда узнают что-нибудь конкретное. Оставалось только попытаться заставить себя уснуть и скоротать, таким образом, время до следующего дня, который можно попытаться заполнить мелкими делами, утопить беспокойство в мелочах. А это не так просто, когда голова гудит от беспокойных мыслей.

Остается один выход — отнять у своих мозгов способность думать, то есть, выпить достаточно много, чтобы просто отключиться. Я окинула взглядом шеренгу бутылок заполненных коллекционными французскими коньяками, которые Барон привозил из всех своих заграничных поездок, и решила, что сегодня не тот день. Настроение совсем не для того, чтобы наслаждаться букетом запахов и вкусов. А еще, это — дополнительное напоминание о том, что Вольф тоже далеко отсюда — в Германии.

Однажды я пообещала его деду, что Вольф вернется к семье и сыну, если в том возникнет большая нужда. Накаркала. Правда, случай, и в самом деле, серьезный. Грету надолго поместили в закрытую лечебницу, а опекунство над Генрихом–младшим оспаривают его прадед, старый барон, и дядя Греты, сводный брат её отца. И учитывая возраст старого барона, шансов у него немного. Да, и Вольфу придется попотеть, ведь, за всем этим деньги стоят немалые. Он даже приблизительно затруднился назвать срок своего возвращения, когда звонил мне в последний раз.

И как же неладно всё получилось! Ведь, именно в это время в Лиме проходит предвыборная кампания, в которой Дин и Че принимают самое активное участие. Из старой гвардии в нашем городке остался только Лис, у которого жена, Паула, на днях, ждет появления третьего ребенка. Ну, хотят они мальчика, что тут поделаешь!

Озноб нехорошего предчувствия в очередной раз пробежал по спине. Нехорошо, когда стая вся разбегается. Я потрясла головой и, отвернувшись от окна, побрела к бару-холодильнику, где держала бутыль местной кактусовой самогонки двойной очистки, которую приобрела на недавней ярмарке. Мерзкое пойло, но крепкое. Для моих целей, как раз, подойдет. Я уже успела налить себе полный стакан и даже отпить, в один глоток, половину, с ненавистью глядя на красный матерчатый цветок, лежавший на каминной полке. Ну, надо было к своим ощущениям прислушаться, раз уж, однажды послужил он нехорошим предзнаменованием!

И вдруг услышала странный звук со стороны окна. Нервы у меня были напряжены до предела, мысли тоже бродили в далёком прошлом, видимо, именно поэтому, я схватила с каминной полки трехгранную шляпную булавку и кинула её на звук раньше, чем обернулась и рассмотрела, что или кто этот звук производит. А это оказался Пабло, который уже спрыгнул с подоконника в комнату и зажимал рукой щёку, и через пальцы у него проступали капельки крови. А в оконной раме дрожала моя булавка. Его она, видно, мимолетом зацепила.

— Что ты тут, черт побери, делаешь! — вне себя от ярости, прошипела я.

Ну, или что-то вроде того. И лишь потом сообразила, что говорю по-русски, а он недостаточно хорошо знает этот язык, особенно сленг. Подскочив к нему, я повторила свой вопрос на кечуа.

— Мне показалось, что тебе тяжело одной. Но ты вправе выбрать себе нового адъютанта, если того требуют обстоятельства. Так Педро-Пуля говорил, — не очень внятно проговорил парнишка, не отнимая ладони от лица.

Про себя я послала, ко всем чертям, и Пулю с его любовью к мифологии Стаи Белого Волка, и Лиса, который был её источником.

— А что, ты до утра никак не мог подождать? — язвительно спросила я, приблизительно зная уже, что я услышу в ответ. — Теперь вот, придется тебе на ночь глядя идти искать Леонсию, чтобы она тебя заштопала!

Пабло сжал побледневшие губы:

— Я никуда не собираюсь уходить! А заштопать меня ты и сама сумеешь, с собаками у тебя это неплохо выходит!

Вот, значит как! А парнишка, которого я всегда воспринимала, как младшего братишку или старшего сына, уже вырос. И пришел он сюда не просто так. Пабло давно уже был очень близок к моей семье, как и его сестра, Паула, ставшая женой Лиса. Ближе нам был лишь Че, тут уж нас кровные узы связывали. Он, как-никак, не только мой старый друг, но и отец одного из моих сыновей. Да, и Дин с его женой Леонсией, ведь, благодаря Леонсии, мои девочки на свет появились. Я и привыкла особо не скрывать внутренних взаимоотношений и своих настроений в их присутствии. Но Пабло и сам, видимо, многое подмечал. Особенно, в последнее время.

— А у меня в планах на вечер не стояло ни гостей принимать, ни физиономии им штопать! Я собираюсь выпить ещё стакан текилы и вырубиться до утра, — ответила я ему довольно грубо. — И назначение адъютанта проводят в присутствии членов стаи, а не в спальне!

И пошла к окну, отметив про себя, что смуглое лицо парнишки становится бледно-серым, а кровь уже стекает по пальцам тонкими струйками. Пожалуй, что вылезти обратно, в окно второго этажа, в таком состоянии Пабло не сможет. А по лестнице с таким лицом он не пойдет.

— Ты вправе убить меня, если я тебя оскорбил! — прошептал Пабло, не оборачиваясь.

— Вправе! — зло выдохнула я, с усилием выдергивая булавку из рамы. Уроки Хорька даром не прошли. — Вот только, с сестрой твоей и её мужем объясняться потом придется, и адъютанта нового сложнее будет подбирать!

— Я, и сам, могу в водопад прыгнуть! — услышала я в ответ. — И это легче, чем сейчас уйти отсюда!

— А, ведь, прыгнет, пожалуй! Если решит, что в данной ситуации он «потеряет лицо», — подумала я, бесшумно подходя к нему со спины.

И не дожидаясь, пока Пабло обернется, нажала на особую точку, у основания шеи. Не стоит поворачиваться к людям спиной, если не уверен в их намерениях. И едва поймала парнишку, когда он начал падать на светлый ковер из жёсткой шерсти взрослой альпаки. Кровью он его, всё равно, запачкал.

В себя Пабло начал приходить тогда, когда я уже накладывала последний стежок ему на щеку.

— Лежи спокойно! Я почти закончила, осталось только нитку отрезать. Хотя, лучше бы ты к Лео или Хельге пошёл, у меня ровных швов никогда не получалось, — сказала я надавив коленом ему на плечо. — А теперь я, всё же, собираюсь выпить-таки текилы, и тебе могу налить, в качестве обезболивающего.

Я поднялась и пошла, чтобы подобрать стакан, который так и валялся там, где я его выронила перед броском. Хорошо хоть, на ковер упал, потому и не разбился. Налить себе текилы и залпом выпить её, заняло у меня столько же времени, сколько у Пабло — подняться на ноги, опираясь на стену и подоконник. Оценив его состояние, я хмыкнула, и, налив почти полный стакан, принесла ему.

— Пей до дна! — приказала я, отметив про себя, что стоит он, опираясь на стену.

Значит, из окна не выпадет. Оставив ему стакан, я пошла к кровати, расстегивая на ходу пуговицы на рубашке, и чувствуя, как горячая волна расходится от желудка по всему телу. Когда она доберется до головы, я упаду и усну. Сзади я услышала два не очень твёрдых шага, а затем мягкий удар приземлившегося на ковер тела. Парнишка отключился раньше меня. А ковер мы с ним определённо испортили. Ну и пусть! Зато дальше у нас — покой и темнота, хотя бы, до утра.

Глава 2. Новое поколение стаи

Вынырнув из омута сумбурных снов, я почувствовала тепло солнечного лучика, который путешествовал по моим ресницам. Но сразу поняла, что разбудило меня не это. Я всегда чувствую, когда на меня пристально смотрят, а на близком расстоянии это — абсолютно непереносимо, даже во сне. Стараясь не дрожать веками, я приоткрыла глаза и посмотрела сквозь образовавшуюся щель. Ну, конечно! Пабло проснулся раньше меня, он, ведь, моложе. Или выпил вчера меньше. И сейчас он сидел на ковре, рядом с кроватью, опершись на нее локтем и подпирая ладонью здоровую щеку. А его взгляд блуждал по мне. Ему было на что посмотреть, одеждой я себя, в душные летние ночи, не утруждала.

— Ты своим разглядыванием мешаешь мне спать! — заявила я, не открывая глаз.

Пабло охнул от неожиданности и отшатнулся, а в следующее мгновение я уже стояла по другую сторону кровати. И в руках у меня была трехгранная шляпная булавка.

— Если я была бы твоим врагом, то ты был бы уже мёртв. И если ты, всё ещё, не в их числе, то скоро будешь! Нельзя же бесконечно испытывать мое терпение! — рявкнула я, посмотрев ему прямо в глаза.

— А ты вчера не сказала точно: хочешь ли ты взять наказание на себя или доверишь его исполнение мне! — парировал он в свою очередь, поднимаясь на ноги.

Настырный пацан.

— Пожалуй, я возьму его на себя, рискуя навлечь гнев Паулы на свою голову! Но сначала, ты принесешь мне с кухни кофе, это входит в число обязанностей адъютанта, — приказала я, поморщившись.

Головная боль наутро — это неизбежное следствие использования крепкого спиртного в качестве снотворного. Парнишка несколько секунд хлопал глазами, а затем расплылся в улыбке и метнулся к двери.

— Стой! — скомандовала я, разглядев перепачканную кровью рубашку.

Пабло застыл в шаге от двери. Похвальная исполнительность. Я дошла до гардероба и, ещё раз окинув парнишку оценивающим взглядом, выбрала для него одну из рабочих рубашек Хорька. Пабло за прошедшие годы уже почти сравнялся ростом с Алексеем и стал одним из самых рослых парней в городе.

Что и не удивительно, при изменившейся структуре питания горожан. Внедрение моей стаи в горную общину принесло довольно много изменений в, веками устоявшийся, порядок жизни этого, затерянного среди бесплодных высокогорий, городка.

Со времен инков, а может быть, ещё и до их пришествия, в этой горной долине разводили альпаку — удивительного зверя, родственника ламы, дающего шерсть, из которой изготавливают самую тёплую и легкую, и от этого баснословно дорогую, шерстяную ткань. Родина этого зверя — высоко в горах, и шерсть его приобретает свои качества только в здешнем климате. И вся жизнь местных жителей подчинена интересам альпаки. Правда, денег они с этого получали не очень много, основное доставалось разного рода перекупщикам.

А традиционное земледелие приносило весьма скудные плоды. Во времена инков с их стремлением к специализации и перераспределению сюда, вероятно, завозили продукты из более плодородных низменных земель, в обмен на драгоценную шерсть, свидетельством чему является проложенная сюда дорога и полуразрушенные здания каменных амбаров, до сих пор стоящие вдоль неё. Хотя, древние террасы, вырубленные на склонах гор, указывают на то, что в прежние времена тут и сельским хозяйством занимались. И более успешно, чем в наше время, когда засеяно не более трети террас, которые поставляют на местный продуктовый рынок некоторое количество бобовых и разноцветную, но удивительно мелкую, картошку. Кукуруза, столь любимая на этом континенте, на такой высоте уже не растет. Голенастые местные куры гораздо больше подходили для петушиных боев, чем для кулинарных изысков.

Добравшиеся сюда, в поисках мифического Эльдорадо, испанские конкистадоры не нашли золота, его не было даже в местной реке, но оценили качество местной шерсти и построили монастырь урсулинок, в котором занимались первичной переработкой сырья. Продуктами питания монашек централизованно снабжали, да, и местным жителям перепадало кое-что. А вот, традиционное сельское хозяйство потихоньку загнулось.

В нынешние времена Ватикан, видимо, не очень заинтересован в получении высококачественной шерсти для сутан своих священнослужителей, поэтому поток церковных дотаций постепенно иссяк. А затем ещё и поселившиеся под боком немцы постарались ограничить контакты местного населения с внешним миром. В общем, на скудных местных харчах народ здешний заметно измельчал.

А мы постарались не только дать им работу, но и обеспечить снабжение дешёвыми привозными продуктами, которые можно было долго хранить. Что после постройки в долине электростанции, не составило труда. Дин и Че ухитрились вспомнить, чему их в вузе учили, и предложили заключить в трубу маленькую горную речку, падающую в долину с огромной высоты, и просчитали, что вырабатываемой электроэнергии хватит для городка. А Барон нашел в Швейцарии оборудование для электростанции подобного типа. Я же предложила оборудовать в одной из тупиковых ветвей лабиринта инков подземный холодильник. И вот, теперь дешёвая мороженая говядина из Аргентины в городе не переводится.

Достигнув взаимовыгодного соглашения с монастырём, мы создали в городке совместное предприятие по переработке шерсти. С них — многолетний опыт, с нас — техника и электричество. Каждый волосок альпаки полый внутри, шерстинки умеют расширяться на морозе и сужаться на жарком солнце, великолепно задерживая или отводя тепло от тела. Ткани из этой замечательной шерсти местные жители носили еще с незапамятных времён, в империи Инков только аристократия и высшее духовенство могли позволить себе купить такую одежду. Более дорогими были только ткани из шерсти дикого родича альпаки — викуньи, которые тоже водились в этом высокогорном районе. Правда, с неё можно получить не более 100 грамм шерсти в год. А с домашней альпаки, всё-таки, три — четыре килограмма в год. Можно бы и больше, но тогда звери просто замерзнут на своих пастбищах, которые находятся на высоте 4 -5 тысяч метров. Наиболее ценная часть шерсти снимается с альпаки не старше 10 лет от роду. Её за большие деньги покупают текстильные предприятия. А более грубую шерсть этих зверей, которую те дают в возрасте от 10 до 25 лет, теперь перерабатывали в городке.

Мы с Вольфом придумывали различные приманки в виде экологичности и пользы для здоровья, чтобы изделия из неё лучше покупались в Европе. А на террасах, по моему настоянию, местные теперь экспериментируют с выращиванием современных сортов сои и различных бобовых культур. И такое нововведение, как плёночные парники, себя очень неплохо показало. Вот, молодёжь в рост и пошла.

— Тебе переодеться не мешает, — сказала я Пабло, протягивая ему рубашку.

Но, посмотрев на его лицо, решила, что и щеку ему ещё раз обработать не помешает. И пока он менял одну рубашку на другую, я достала старую деревянную шкатулку, которую привезла из России. Там вместе с иглами и препаратами, принадлежавшими когда-то Кириллу, теперь находились и продукты местной традиционной медицины, в которой большим специалистом была бабушка Пабло.

Чего только она не изготавливала из местных трав и кустарников. Растениям в этих горных условиях жилось также нелегко, как и людям, поэтому, видать, способность к регенерации у них была повышенная. И умные люди этим пользовались. В частности, сейчас я достала маленький пузырёк с тёмной вязкой жидкостью, полученной от одного из здешних кустарников, которая дезинфицировала рану и покрывала её пленкой, на манер клея. Щипала она немилосердно, но и рана затягивалась на глазах.

— Сядь и не дергайся! — приказала я парнишке, подойдя к нему с пузырьком и маленькой кисточкой. — И лучше бы ты вчера к Лео подошёл, а так, судя по всему, шрам на всю жизнь останется.

От прикосновения кисточки к ране Пабло он ойкнул и закусил губу. Но его следующие слова меня как током ударили:

— Здорово! Совсем как у тебя!

Я машинально коснулась рукой своей скулы, на которой, несмотря на прошедшие годы и усилия врачей, всё ещё проступал, еле заметный, старый шрам. Чаще всего люди не обращали на него внимание, и только старые члены стаи знали его историю. Не иначе, как Лис разболтал! Я уже была готова голову ему откусить!

— А шрамы свидетельствуют не о боевых подвигах, а о пропущенных ударах! Так что, ничего хорошего в них нет! И шёл бы ты за кофе, — парировала я и выставила парнишку за дверь.

К тому времени, как он вернулся с подносом, на котором стояла турка с кофе и кувшинчик со сливками, я успела принять душ и выходила из ванны уже одетая, досушивая волосы полотенцем. Указав Пабло на столик у окна, я достала из стеклянной горки пару кофейных чашек из немецкого фарфора, подарок сторого барона.

— Присоединяйся! — предложила я ему, деля кофе на двоих. — С первым заданием ты справился. В качестве следующего, соберешь тех своих друзей, с кем вы у Педро-Пули капоэйро занимались. А перед этим к сестре зайдешь, я для Лиса записку передам. Но сначала — в кухню, на завтрак. И на всё про всё, тебе полтора часа.

Пабло ошеломлённо хлопал глазами, переводя взгляд с моего лица на чашку с кофе.

— Пей кофе, а то совсем остынет! — посоветовала я, залпом проглотив содержимое своей чашки.

И пошла на третий этаж, где уже слышались голоса проснувшихся ребятишек.

Судя по шуму-гаму, который они там подняли, две пары двойняшек — это, и в самом деле, много. Тут даже две няни едва справляются. Мое появление, сопровождающееся руководящими указаниями и направляющими шлепками, помогло им одеться и выдвинуться в кухню на завтрак. Пабло там уже не было. Наскоро перекусив, я пошла в конюшню, чтобы организовать на заднем дворе мягкое покрытие из сена и травяных брикетов. Конюхи, как раз, заканчивали укладку, когда во дворе появился Лис, который нёс в руках два деревянных шеста.

— Ты что, решила тряхнуть стариной и спарринг организовать на свежем воздухе? — спросил он после приветствия.

— Ага, спарринг! Только не с тобой! — огорошила я его.

Все эти пять лет я ему строго — настрого запрещала готовить местную ребятню по системе его старого учителя, хотя, они постоянно к нему с этим подкатывали, особенно после его рассказов из истории стаи. Незачем, раньше времени, учить мальчишек искусству убивать. Хватало и того, что Педро-Пуля обучал их правилам капоэйре, наследству своего отца. А к Лису только собратья по стае заходили потренироваться, мы в его доме неплохой спортзал оборудовали. Да, моих сыновей он вёл по начальной ступени. И своего шурина — Пабло. Но я знала, что Лис, несмотря на мой запрет, обучал немного Пабло ещё и с шестом управляться. А это — то, что и я себе не позволяла забывать.

— Сейчас Пабло учеников Пули сюда приведёт, так мы им должны показать, чем боевой комплекс от начального уровня отличается, — продолжила я, окидывая взглядом результаты своей работы.

— Ты как-то круто меняешь жизненные установки! — недоумённо пробормотал Валерка, поигрывая шестом.

— Боюсь, что здесь и обстановка скоро переменится! Но об этом потом, ребята уже на подходе, — ответила я, заметив появившихся в воротах первых посетителей.

Через пятнадцать минут на заднем дворе собрались не менее двадцати парнишек в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет. Пабло пришел одним из последних.

— Ты почти в срок уложился! — приветствовала я его.

А затем кинула ему один из шестов, которые отобрала у Лиса.

— Я знаю, что ты пытался обойти мой запрет на обучение тому, что положено знать лишь взрослым, отвечающим за свои поступки, людям. Пришло время показать, насколько ты всё правильно понял, — сказала я, вращая шест.

Владение шестом и палками разного размера было лишь одной гранью учения Мастера, который тренировал всех нас в юности. Но это умение несколько раз спасало мне жизнь, да, и не только мне. Правда, для этого надо не бояться применять его в полную силу, без оглядки на опасность для жизни. Себе и другим.

Пабло держал свой шест довольно уверенно. Но я–то была готова применить его без скидок на возраст и уровень подготовки своего противника. Поэтому буквально через несколько секунд он получил удар в верхнюю часть бедра, лишивший его равновесия. Секунды неустойчивости хватило, чтобы парень пропустил удар в предплечье, выбивший шест у него из рук, а следующий удар под ребра бросил его на землю.

— Ты был бы уже мёртв, будь ты врагом! — сказала я, заканчивая сложный пируэт и остановив шест в сантиметре от его виска.

Пабло скрипнул зубами, вероятно, вспомнив утро. Я отодвинула шест и протянула парню руку.

— Вставай! И научись с достоинством проигрывать, если хочешь быть членом стаи и моим адъютантом! — сказала я ему по–русски.

Он понял, Лис его и нашему языку потихоньку учил. А остальным ребятам этого понимать необязательно. Я повернулась к ним, молчаливо стоящим вдоль забора:

— Вы знаете, что Пабло — один из лучших бойцов среди вас. А мастер Лис, настолько же лучше меня, насколько я — лучше Пабло! Педро-Пуля учил вас правилам известной ему системы самообороны. Я хочу, чтобы Пабло назвал имена двух лучших учеников Пули. Они выйдут против Лиса, если не побоятся.

Я повернулась к Пабло, который с трудом стоял, пытаясь перенести вес на одну ногу. Он назвал два имени, и двое парней вышли из толпы. Лис глянул на меня, прищурив хитрые зелёные глаза, по губам его скользнула кривая усмешка:

— Я сделаю то, что ты хочешь, а потом ты объяснишь мне — зачем!

Затем он стянул ремешком, в хвост, длинные рыжие волосы и, не торопясь, пошел к парням. Всех, кроме меня, обманула его неторопливая расслабленная походка. И в тот момент, как Лис поравнялся с парнями, они не были готовы защищаться. А в следующее мгновение уже лежали на земле, в отключке.

— Враги были бы уже мертвы! А вы всегда должны быть готовы к обороне, — перефразировал Лис мои слова, спокойно поворачиваясь спиной к поверженным противникам.

Я же снова обратилась к стоящим парням:

— А сейчас есть ещё желающие сразиться с мастером?

После минутной заминки вперёд вышли ещё двое парней.

— Постарайся ничего им не сломать, они нам скоро понадобятся! — попросила я Валерку по-русски.

— Ладно, ломать ничего не буду! — усмехнулся Лис и скользнул навстречу новым противникам.

Они были готовы сопротивляться, и им это удавалось. Примерно минуту. А затем, они тоже оказались на земле. Один прижимал к себе руку, а другой с недоумением смотрел на вывернутое колено. К нему я и подошла. Лис, как и обещал, не сломал ничего.

— А он мог сломать тебе ногу или порвать связки, будь это реальный бой, — объяснила я, вправляя сустав на место и стягивая его своим шарфом, который носила на поясе, на испанский манер.

Лис в это время вправлял вывихнутую в плече руку другому парню.

— Теперь вы поняли, почему эти знания считались достоянием стаи? — спросила я ребят, помогая подняться на ноги своему пациенту. — И то, что эти умения служат не для того, чтобы выяснять отношения с друзьями и соседями по улице, а чтобы иметь возможность, защитить себя и свою семью от вполне реальных и безжалостных врагов! Меня и моих друзей обучал этому искусству очень хороший учитель, который прекрасно понимал, к чему он готовил стаю. Кстати, о стае. Все, вы слышали это определение, если не от Педро-Пули, то от Лиса или от кого-нибудь ещё из нашей команды. А понимаете ли вы его так же, как и мы?

Ответа не последовало, парнишки только переглядывались и смущённо пожимали плечами, тогда я продолжила:

— Мы с друзьями были приблизительно в вашем возрасте, когда нас объединила общая цель. Нам предстояло бороться с преступностью и наркотиками на улицах нашего родного города в условиях, когда более взрослые люди не могли или не хотели справиться с этими проблемами сами. А мы справлялись. И помогало нам то, что преданность своим друзьям стояла у нас выше преданности семье и повиновения традициям. И то, что, каждый из нас, готов был умереть во имя поставленной цели. Многие умирали, но поставленную цель удавалось осуществить остальным. В своей стране мы сделали всё, что было в наших силах.

Когда мы пришли в вашу страну, то нам удалось помочь этому городу справиться со своими врагами. Но основная цель нашей команды — помочь всем простым людям вашей страны, поэтому многим из нас пришлось уйти. Но кто-то должен продолжать оберегать ваш город. И я думаю, что именно вам это по силам, если будете следовать нашему примеру. А на первых порах мы с Лисом поможем вам не свернуть с выбранного пути.

Я перевела дыхание и окинула взглядом притихших ребят:

— Теперь вы знаете, зачем мы вас сюда собрали, и что от вас потребуется. Тем, для кого указанный путь показался слишком трудным, лучше уйти, прямо сейчас!

Строй парней даже не дрогнул.

— Хорошо! Будем считать, что свой выбор вы сделали. А раз так, то вам придется следовать законам стаи. Я и Лис будем вашими направляющими. Вас здесь, как раз, на два десятка, ведущими в которых будут те двое, кто последними выходили против мастера Лиса. Их мужество достойно поощрения. Ведущие, сами, перераспределят парней таким образом, чтобы каждая команда работала наиболее слаженно. Занятия, в дальнейшем, будут проходить каждый день. Ваших родителей мы поставим в известность, что вы поступаете в наше подчинение.

Теперь ещё один важный момент. Направляющие вправе выбрать себе адъютанта. Он будет тем, кто донесет до вас мои приказы в случае, когда я не сумею это сделать сама. А в некоторых случаях даже принимать решения от моего имени. Это — большие права, но и большая ответственность. За ошибку адъютант должен быть готов ответить передо мной своей жизнью. У меня есть кандидат на эту должность — Пабло! Если ни у него, ни у кого другого возражений нет, то место занято.

Я подождала с минуту и оглянулась на Пабло:

— Жить адъютанту положено в непосредственной близости от своего командира, поэтому тебе придется перебраться в гасиенду. Жду тебя здесь через час, с вещами. Всё понятно?

— Да, сеньора! — выдохнул он.

Я недовольно нахмурилась:

— С сегодняшнего дня, на мои приказания вы, все, отвечаете — «Есть, командор!» И на приказы мастера Лиса — также! А теперь все свободны. Начало занятий здесь, завтра, в восемь утра. А сегодня помогите пострадавшим товарищам добраться до больницы.

Парни ответили мне нестройным хором:

— Есть, командор!

И потянулись на выход, поддерживая четверых пострадавших.

Лис проводил их внимательным взглядом, а после того, как хромающий, но гордо отказавшийся от помощи, Пабло последним скрылся за воротами, повернулся ко мне:

— Я понял, что ты создала новую стаю! Объяснишь теперь — зачем?

Я вытерла пот со лба. Солнце уже поднялось к зениту и жарило вовсю.

— Конечно, объясню. Если сам ещё не догадался. Только давай, сперва в озере поплаваем! — предложила я.

Лис кивнул и направился к небольшой калитке, находившейся в конце двора.

А я подумала, что мне и полотенце бы не помешало, но возвращаться к парадному крыльцу было лень. И тут мне на глаза попалась старая виноградная лоза, карабкающаяся по той стене нашего дома, что росла тут ещё со времен испанского сеньора. Она тянулась прямо к окну моей спальни. По ней то, видимо, Пабло и залез вчера вечером.

— Погоди минутку, Лис! — крикнула я, направляясь прямо к ней.

Забраться до окна заняло у меня пару минут. Запрыгнув вовнутрь, я быстро сменила трикотажную рубашку, которую надевала на тренировку, на просторную белую блузу местной работы. А затем, перебросив через плечо два полотенца, быстро спустилась на землю.

— Ну, снова легендарная Рысь вернулась! В таких вещах вам с Лаской равных не было! — искренне восхитился Валерка, одновременно вспомнив и мою лучшую подругу, свою направляющую, покорявшую не только деревья и заборы, но и фасады «сталинских» пятиэтажек.

— Ты только детям моим об этом пути не рассказывай, до поры до времени! — попросила я. — Кстати, о детях! Я хотела попросить тебя, начать серьёзно заниматься с моими пацанами, по системе Мастера. Они уже кое-чему научились, но я думаю, что пора начинать тренировать их всерьёз. Да, и девчонок потихоньку привлекать.

Лис внимательно посмотрел на меня:

— Ну, ты совсем всерьёз за дело взялась! Давай, рассказывай, что тебя к этому подвигло.

Я отворила скрипучую калитку и поманила его за собой:

— Пойдем-ка, правда, к озеру. Чем меньше лишних ушей, тем лучше!

Калитка выходила прямо на каменную лестницу, ведущую к озеру. Это озеро было самым необычным явлением в нашей долине. Оно было узким, изогнутым и глубоким. И очень холодным потому, что питали его, помимо реки, ещё какие-то холодные потоки, бившие в глубине. Неизвестно как то, откуда они брались, так и то, куда девалась потом вода, с грохотом падавшая в узкую расщелину в скалах на нижнем конце озера. То ли это снеговые воды промыли свои странные подземные пути в неоднородных слоях горных пород за многие тысячелетия, то ли инки постарались, отводя воду ниже в долины. И в этом озере не жило и не росло абсолютно ничего, его даже местные называли мёртвым. Быть может, вода, просачивавшаяся из зоны вечных снегов сквозь разнородные пласты горной породы, насыщала озеро чем-то непригодным для жизни, или немцы за долгие годы чего-то накидали. И купаться в холоднющей воде, да, ещё и с сильным течением, рисковали немногие. Но, видно, тот конкистадор, что когда-то построил свой дом в нашей долине, сам был родом из горных мест. И холода он не боялся, раз, не только прорубил в скале лестницу от своего дома к берегу озера, но и выложил из скальных обломков что-то вроде помоста, с которого было удобно в воду прыгать.

А мы плавать в озере начали после того, как с помощью аквалангов, которые добыл для нас старый барон, нашли и запечатали вход, ведущий из озера в немецкий бункер. Сначала все очень страдали от укусов ледяной воды, но затем такое купание стало даже нравится. Почти как купание после бани, в проруби зимой, в России. И плавали мы в озере либо с аквалангом и в гидрокостюме, если уходили в глубину, или голышом, чтобы тело взбодрить и не простыть при этом.

— А ты помнишь, Лис, когда я ваше поколение в стаи собирать начала? Когда поняла, что для достижения поставленной цели, своей стаи мне уже не хватает. И ты же прекрасно помнишь, какую цель мы ставили, перебираясь в эту страну. Глобальное изменение общественного строя. А в эту долину мы, в общем-то, случайно попали. То, что мы здешним людям помочь сумели, конечно, хорошо. Но вся большая политика в столице делается. И в других крупных городах. Дин и Че по ним последний год довольно много колесили, устанавливая связи с оппозицией. И Пуля им помогал по мере сил. Но для победы в войне не только друзей, но и врагов хорошо знать необходимо. Для этого мы с Бароном тоже в столицу собирались, чтобы в среде правящей верхушки покрутиться. С его деньгами это — вполне выполнимая задача. Все политики куда как на деньги падки. Да, и твои хитрые мозги нам в тамошних интригах лишними бы не были.

А на кого тогда всех местных крестьян да пастухов оставить? Должны быть те, кто встанет на наше место и сумеет продержаться до нашего возвращения, в случае чего. Ведь, я довольно логично рассуждаю, не так ли? Мы заслужили небольшую передышку после той работы, что нам старый Генрих поручил, но время отдыха кончается, — объясняла я, спускаясь по неровным ступеням.

Лис задумчиво потер заросший подбородок:

— Ты как всегда права, ведущая! Усовестила. Я полностью с тобой согласен. Расслабились тут мы, излишне. Ребятам ты достойную цель поставила, а я постараюсь их правильно на путь направить. Неплохая из них стая должна получиться. Но ты меня бы ещё насчёт своего нового адъютанта просветила: что там у вас вчера вечером приключилось? Мне перед его сестрой ответ держать придётся.

Я сбросила мокасины и потрогала босой ногой воду:

— А ты, действительно, уверен в том, что хочешь знать истинную причину произошедшего?

Лис кивнул и начал стягивать через голову тренировочную рубаху:

— Конечно! Особенно, если он тебя настолько сильно оскорбил, что до реальных ранений дело дошло!

Я бросила полотенца на ближайший камень и начала стаскивать тугие джинсы:

— Ну, что ты, Лис! Ты же сам видел, что если бы дело дошло до реальной схватки, то мальчишка не продержался бы и минуты. А если бы ему удалось, и в самом деле, сильно задеть моё самолюбие, то плыл бы он уже по водопаду, с булавкой в груди. И никакие родственные связи ему бы не помогли!

Лис, понимающе, кивнул головой:

— Допустим. Тогда остается лишь тот вариант, что волчица, таким образом, пометила свою собственность?

Я криво усмехнулась, посмотрев ему в глаза:

— Ну, можешь считать, что так!

Валерка озабоченно нахмурился:

— А как же Хорёк?

Я презрительно фыркнула ему в ответ:

— Во-первых, выбор адъютанта — моё право! Во-вторых, моим адъютантом был, всё же, Барон. А он сейчас далеко. И неизвестно, когда вернется. И в-третьих, в моём отношении к Хорьку ничего не изменилось, а что касается его самого, так это — он от меня уехал, пусть, теперь плоды пожинает!

Выдав эту тираду, я сбросила рубашку на камни и прыгнула в обжигающе -холодную воду. И тот час же, сильными рывками, поплыла на противоположный берег. Лису ничего не оставалось, как последовать за мной.

Нырнуть в ледяную воду — всё равно, что в кипяток. Выбираешься на берег красная, словно ошпаренная. Дух захватывает, но и бодрит отменно. Сразу подмывает растянуться, как ящерица, на нагретых солнцем камнях, вбирая тепло всей поверхностью тела. Лис испортил все удовольствие, стряхнув на меня капли воды со своих длинных волос, с которых он снял кожаный шнурок.

— Противный мальчишка! — воскликнула я, откатываясь с намокшего камня.

Он довольно улыбнулся и растянулся рядом со мной. Мальчишки не меняются с годами.

— Знаешь, Рысь, наверное, ты права, практически во всем. Я всегда доверял твоему чутью ведущей и направляющей. И готов поддержать любое твоё начинание. И возможно, я слишком много рассказывал своему молодому шурину о нашей юности и законах стаи. Но он, и без моих рассказов, был влюблён в тебя, с того самого дня, когда впервые увидел. И он, видимо, считает, что должен за тебя бороться, а сейчас — подходящий момент. Не обижайся на него особенно, я сам с ним поговорю, — продолжил разговор Лис, как только отдышался немного.

Я тяжело вздохнула и уронила голову на руки:

— Я не обижаюсь, и стараюсь, по возможности, остудить его чувства. Ведь, нельзя завоевать крепость, в которой есть уже, по меньшей мере, два гарнизона. Я и адъютантом-то его назначила, чтобы он совсем духом не упал. Повышение в статусе, как-никак! А в его возрасте это — важно. И адъютантом он, действительно, будет неплохим. А со временем и лидером.

Лис иронично усмехнулся:

— Всё на пользу делу, даже разбитые сердца!

Я подняла голову и мрачно посмотрела на него:

— А с разбитыми сердцами, волки только отчаянней сражаться начинают, знаю по себе!

Дальнейшие разборки были прерваны пронзительным воплем, донесшимся с другой стороны озера:

— Сеньора Инь! Вы здесь?

— О, господи! Леонсия прибежала! Видать, парни до неё пострадавших довели. Сейчас нам обоим достанется! — простонал Лис, поглядев в ту сторону. — Вали всё на меня! Хуже мне уже не будет!

— Будет! — лукаво улыбнулась я, поднимаясь на ноги.

— Мы здесь с Лисом, плыви к нам! — крикнула я, помахав рукой.

— Я! В воду! Да, ты с ума сошла! — Лео, от ярости, позабыла весь политес.

Это озеро, после единственного купания в его ледяной воде, случившегося пять лет назад, она просто ненавидела. «Сеньорой» же моя здешняя лучшая подруга меня называла, когда собиралась перевести дружеские разборки в официальную плоскость. А я знала, что если вывести её из себя, то поединок я непременно выиграю. Так же, как и то, что любовь стаи к купанию, голышом, в ледяной воде — вызов её религиозным чувствам. Лис понял мою игру и поднялся на ноги рядом со мной:

— Присоединяйся! Вода — просто чудо!

Леонсия, аж, ногами затопала:

— Я сейчас Паулу сюда позову!

— Зови! — небрежно ответил Лис. — И тебе же придется принимать преждевременные роды!

И продолжил, обернувшись ко мне:

— Давай, на самом деле, к ней вернёмся, пока её от злости удар не хватил!

Я согласно кивнула и прыгнула в воду.

— Я давно уже должна была понять, что твой образ жизни ничего хорошего нам не принёсет! — кинулась ко мне Леонсия, как только я выбралась из воды.

Но в тот же момент вынуждена была отступить и отвернуться потому, что следовавший за мной Лис тоже рывком выбрался на уступ, и на нем, как и на мне, не было ничего. Вновь её монастырское прошлое давало себя знать.

— А ты ещё громче кричи, а то, может, не вся округа тебя слышала! — язвительно заметил он. — До городского пляжа отсюда около километра, и здесь, своего рода, закрытый частный пляж. Не нравится плавать с нами — не надо! Но я бы посмотрел на тебя в сутане в ледяной воде!

Лео, аж, дар речи на время потеряла, от такого непочтительного упоминания о её прежнем статусе послушницы монастыря. Я, между тем, растерла себя полотенцем и накинула длинную блузу:

— Действительно, Лео, ведь ты, как врач, прекрасно понимаешь резонность нашего подхода к плаванию. И того, что это делается в интересах укрепления здоровья. Я же не лезу к тебе с советами, в вопросах отправления твоих культовых надобностей. И даже для тебя не секрет, что во многих племенах Сельвы люди обходятся вовсе без одежды, и аморальным это не считают. А для нас с Лисом в наготе нет ничего, чего мы не видели бы друг у друга раньше. И купание голышом — это только то, что оно есть и не более того. И ты это прекрасно знаешь! Но пришла ты сюда не для того, чтобы рассказать нам о нашем моральном облике.

.Вдохновленная новой волной ярости, Леонсия повернулась к нам:

— Наносить увечья мальчишкам — это не должно согласовываться даже с вашим моральным кодексом!

— А если здесь работает принцип меньшего зла — это тебя несколько успокоит? — спросил её Лис, заканчивая одеваться. — Мальчишкам лучше сразу представлять себе, с чем они столкнутся, если встанут на предложенный нами путь.

— Какой ещё путь? — спросила Лео, всё ещё гневаясь, но начиная воспринимать информацию.

— А, может, лучше продолжим разговор на террасе, за чашкой горячего какао? Или ты хочешь нести ответственность за наши простуды и воспаления легких? — спросила я, с трудом натягивая джинсы на влажное тело.

Давить на её врачебную добросовестность — это запрещённый прием, но нужно заставить её выслушать нас спокойно.

— Хорошо! Но сделаем это немедленно! — Лео тряхнула короткими вьющимися волосами и быстро пошла вверх по ступеням.

Мы с Лисом довольно переглянулись и поспешили за ней.

Вернувшись во двор гасиенды, я подозвала младшего сына нашей кухарки, Чико:

— Сбегай к своей матери и попроси её прислать нам на террасу горячего шоколада на троих. И чего-нибудь перекусить. Но сначала — шоколад! — велела я мальчугану.

Он радостно кивнул и поскакал на кухню. Мы же с Лисом пошли на открытую террасу, расположенную в тени древней корявой оливы, непонятно как ухитрившейся выжить на такой высоте. Её, как и виноградную лозу, посадил сюда первый хозяин гасиенды. Но из многих, привезенных из далекой Испании, экземпляров, прижились здесь только эти два, прикрытые стеной дома от холодных горных ветров.

Бросив полотенца на перила ограждения, мы с Лисом расположились на широких скамьях близ деревянного стола. Отсюда открывался великолепный вид на озеро. Насупленная Леонсия расположилась рядом.

— Извини меня за подначки, Лео! Твоё мнение значит для меня больше, чем мнение всего остального города, и я, по твоей просьбе, стараюсь не будоражить его население, насколько это возможно. Но некоторые вещи я менять не собираюсь, как не собираюсь менять свой основной подход к жизни. Например, то, как готовить свою смену. Ведь, даже ты, Леонсия, понимаешь, что с нашим появлением жизнь в городе изменилась к лучшему. И не только потому, что мы прогнали отсюда нацистов! Моя команда, за уши, тянет местное население навстречу современному миру, что в свое время пыталась сделать и ты. Но люди должны не только уметь пользоваться благами современной цивилизации, но и уметь защищаться от её опасностей. От них не закрыться и не убежать. Эту истину ты прочувствовала на горьком опыте своей семьи и деревни. И ни монахини с их верой во всевышнего, ни местные шаманы с их обрядами, эффективно противостоять им не могут. А у нас получилось, не только защитить твой город от врагов, но и сделать его жителей более свободными и цивилизованными. Одни только больница и школа чего стоят! А электричество! И даже ты не смогла, в свое время, добиться большего, — высказала я своё мнение.

Лео неохотно кивнула, соглашаясь.

— Но ты все ещё остаешься здесь, несмотря на то, что тебе предложили прекрасную должность в столице, в новой клинике, которую построил Вольф. И там ты могла бы быть ближе к своему мужу. Ведь, я знаю, насколько тяжело ты переживаешь разлуку с ним! А всё потому, что не веришь в прочность, произошедших здесь перемен. Я тоже всё ещё здесь именно поэтому. А из этих мальчишек я хочу подготовить людей, которые до последней капли крови будут защищать наш новый образ жизни. Я тоже хочу, чтобы здешние женщины рожали в больнице, а не под кустом в горах или в хижине знахарки. И чтобы прививки, а не танцы шаманов, защищали младенцев от смерти, в результате детских инфекций. И чтобы дети ходили в современную школу, которая могла бы дать им возможность поступить даже в столичные вузы. И чтобы никакой враг не разрушил опять то, что мы так долго строили. Для этого я и хочу создать команду, состоящую из местных ребят. И если ты посмотришь на них повнимательней, то поймешь, что это — те, кто и в школу ходит с удовольствием, и иностранными языками занимаются, и с единоборствами уже знакомы. Моя задача состоит в том, чтобы научить их защищать себя и свой образ жизни от кого угодно. А без синяков и ссадин это не получится. Впрочем, мы не делаем ничего, через что не прошли бы сами. Но до сих пор мы никому ничего серьезно не повредили! Этого даже ты не сможешь отрицать!! — продолжала я отстаивать свою точку зрения.

— Но они же ещё совсем дети! — не сдавалась Лео.

— Мы были даже младше многих из них, когда вступили на этот путь! — поддержал меня Лис.

— А лицо Пабло — тоже в целях тренировки изувечили? — язвительно спросила Леонсия, привычно прикрывая волосами свою изуродованную щеку.

— А вот, это — случайная травма, и Пабло в ней сам виноват! — Лис принял удар на себя.

— А идти к тебе, зашивать, он вчера сам не захотел! — добавила я.

— А хромота его — тоже дело случая? Он еле ногу волочил, когда я его встретила по пути сюда! И в больницу он почему-то идти отказался, — парировала Лео.

— У него там ни переломов, ни вывихов нет. Я ему просто шестом слишком сильно на тренировке заехала. А спортивные травмы — это скорее по нашей части, — объяснила я.

— А мешок с вещами он зачем сюда тащит? — подозрительно спросила Леонсия.

Я тяжело вздохнула, придется объясняться:

— Я предложила ему должность моего адъютанта. Он станет получать небольшое жалование за то, что будет оперативно передавать мои поручения и оповещать остальных членов стаи. Спутниковых телефонов на всех не хватит. И не всё можно по местным рациям сообщать. Правда, вскоре может оказаться, что и все новобранцы перейдут на казарменное положение.

Тут даже Лис с удивлением посмотрел на меня:

— А нельзя ли, с этого момента поподробнее?

Я отрицательно покачала головой:

— Давайте, сначала какао выпьем!

И показала на дочку кухарки, которая уже подходила к террасе с подносом в руках.

Девочка принесла нам тяжёлую кастрюльку, от которой пахло шоколадом и пряностями, сливки и немного местного пряного печенья. До нашего приезда в город, в качестве горячего согревающего напитка местное население употребляло сушеные листья и мелкие ветки одного из кустарников, растущего в горах. Мне же показалось любопытным, возродить традиционные напитки из какао бобов и пряностей, имевшие хождение во времена ушедших цивилизаций, они очень подходили к здешнему непростому климату. Удивительно, что зерна какао, которое привезли в Европу именно с этого континента, выращивают в наши дни в основном в Африке. А плантации кофе оттуда перекочевали, например, в Колумбию.

— Принеси нам, пожалуйста, ещё одну чашку. А если увидишь во дворе Пабло, то передай ему, пусть, идет к нам, на террасу, — попросила я её.

Девочка кивнула и степенно удалилась, сосредоточенная на важности порученной миссии.

— Так, что же, на счёт военного положения? — не выдержала Лео, как только юная горничная скрылась за углом дома.

Я потерла лоб, пытаясь чётче сформулировать свои ощущения:

— Лис-то в курсе, куда Кот и Хорёк, в сопровождении Пули, укатили, а ты, видно, не совсем. Но ты тоже знаешь, откуда прибыли те люди, что пришли через перевал инков. Они сбежали из долины, что расположена по другую сторону хребта. Она гораздо ниже нашей, там теплее и больше влаги. И растет там всё, что в землю воткнешь. Вот, потому-то её и прибрали к рукам те, для кого наркотики — это доходный бизнес. Как эти люди поступают с теми, кто осмеливается им сопротивляться, ты, Леонсия, знаешь на примере собственной семьи. Эти несчастные люди, которые добрались до нас, спасли свои жизни, но создали нам проблему. И не только они. Я понимаю, что необходимо было разведать, что к чему. И в этом ключе, визит парней в ту долину полезен. Но я боюсь, что моим волкам будет сложно удержаться от вмешательства, когда они увидят, какие безобразия там творятся. А насколько я знаю наркоторговцев, они могут ещё вынести, если от них просто сбежал кто-нибудь из жителей. Но если они столкнутся с активным сопротивлением, то захотят проверить, откуда на них свалилась такая напасть. Боюсь, что наши друзья приведут у себя на хвосте врагов. Алчных и безжалостных. Которые захотят прибрать к рукам и нашу долину. Выращивать тут что-либо сложно, но электростанция делает возможным организовать здесь крупное производство наркотиков. И нам придется защищаться от врага, гораздо более сильного, чем прежде. С большими связями и не стеснённого в деньгах. А стая разбросана по стране. Барон, и вовсе, в Европе. И нам понадобятся все, имеющиеся у нас, ресурсы, пока не прибудет подкрепление.

Лео и Лис некоторое время поражённо молчали. Первым не выдержал Валерка:

— Если ты это знала заранее, то почему отпустила туда парней?

Я слегка пожала плечами:

— Разведку, всё равно, произвести было необходимо. А удержать их от вмешательства я могла бы, только в том случае, если бы вместе с ними пошла. Да, и то, не уверена. А оборону тогда организовывать здесь было бы некому!

А про себя подумала, что тогда я ещё не захотела, в очередной раз, ссориться с Алёшкой, который так рвался к самостоятельным решениям. А теперь приходится бороться с последствиями.

— Но ведь, тогда нужно предупредить горожан! — забеспокоилась Леонсия.

— Пока не нужно! — я покачала головой. — Ничего, кроме бесполезной паники, это не принесет. А мы с вами, как раз, и есть, та самая, реально руководящая, верхушка общины, которая может разработать план защиты и пути его осуществления. Мэр и совет старейшин имеют гораздо меньше опыта в таких делах, чем мы с вами. А может быть, всё ещё и обойдется, по первому разу. Но лучше подготовиться заранее, чем проиграть из-за собственной безалаберности!

Тут я увидела вывернувшего из-за угла дома Пабло, который шел в нашу сторону, изрядно приволакивая левую ногу. На плече у него висела большая домотканая сумка.

— Подгребай сюда, адъютант! — позвала я. — Тут военный совет образовался, и твоё место — тоже здесь!

— Ты думаешь, что ему можно об этом рассказывать? — засомневалась Лео.

— Не только можно, но и нужно! — уверенно ответила я. — Если он был достаточно взрослым, для войны, пять лет назад, то сейчас — и подавно!

Парнишка дотащился до террасы и почти упал на скамью, сбросив рядом мешок. Я налила ему в чашку подостывшее какао и коротко вела в курс дела.

— Таким образом, я думаю, что начать нужно с организации наблюдательных постов на перевале и ускоренной подготовки новобранцев. Стрелять из карабина они уже все умеют, но тренировка никому не вредила. Оружия у нас в городе сейчас не очень много, но ведь, есть ещё законсервированный арсенал в немецком бункере. Там, по-моему, не только пулеметы, но и небольшая пушка была.

— Пушка-то зачем? — всплеснула руками пораженная Леонсия.

— Вертолеты сбивать! — вместо меня ответил резко помрачневший Лис.

Пабло переводил с одного на другого взгляд, лихорадочно блестевших, глаз:

— И когда мы туда отправимся?

Я невесело усмехнулась неподдельному энтузиазму парнишки:

— Уж точно, не сегодня! Несколько дней у нас, я думаю, ещё есть. Волкам, ведь, нужно сначала в ту долину спуститься и осмотреться. А тебе и твоим друзьям сегодняшние травмы подлечить стоит. Сегодня и завтра мы здесь. Заодно, и транспорт, для вывоза оружия, подготовим. Это, Лис, сделать нужно в максимальной секретности, всё под твою ответственность!

Валерка согласно кивнул:

— Справимся!

Я повернулась к Лео, которая уже почти справилась со своим волнением:

— А ты предупреди Хельгу и проведи ревизию в больнице. Составишь список, что может понадобиться в экстренной ситуации, мы и это в бункере посмотрим.

Она тоже сосредоточенно кивнула:

— Тогда мне стоит прямо сейчас туда и отправиться!

Я ободряюще улыбнулась ей:

— Не переживай только раньше времени! Кто предупреждён, тот вооружён!

Лео нервно улыбнулась и заторопилась к выходу.

— Ты, Лис, подумай, кого и где наблюдателем поставить. У тебя опыта организации обороны в горах гораздо больше, чем у меня. Завтра, с утра, когда ребята придут, распорядишься, — сказала я Валерке.

— А мне что делать? — вскинулся Пабло.

— Сегодня — лечиться! — ответила я довольно резко. — Забирай свои вещи и занимай комнату для гостей на первом этаже. Она небольшая, зато там душ есть.

Лис остро глянул в мою сторону и предложил парнишке:

— Давай–ка, я тебя провожу и вещи помогу донести!

— Я и сам смогу! — запротестовал Пабло.

— Разговорчики в строю! — рявкнула я. — Не будешь приказы старших по званию выполнять — выгоню из стаи с позором! Ты мне завтра здоровым нужен! А Лис тебя там и осмотрит, заодно. Со спортивными травмами он лучше, чем Лео, знаком.

— Слушаюсь, командор! — ответил Пабло и попытался встать по стойке смирно.

И чуть-чуть не упал, ладно хоть, Лис его подхватил.

— Вот, и я про то же самое и говорю! — криво усмехнулась я, глядя на гримасу боли, проступившую у него на лице. — Идите уже. Я к тебе чуть позже, загляну, со своими спецсредствами, подлечим тебя, адъютант.

Памятуя об обещании Валерки, поговорить со своим юным шурином по-мужски, я решила дать им некоторое время побыть вдвоём. И побрела на детскую половину дома.

Когда мы пять лет назад, практически из руин, начали восстанавливать старую испанскую гасиенду, то я заложила почти целый этаж под помещения для детей и их нянь. Фрау Марта ни за что не хотела расставаться с мальчуганами-двойняшками, которых она нянчила весь первый год их жизни. Пришлось отдать и им с Клаусом пару комнат на том же этаже. Старый археолог с удовольствием переселился из столицы поближе к своим обожаемым инкам. То есть тому, что от них осталось. У малышей даже, как бы, бабушка с дедом появились. На том же этаже размещался и старый барон, когда навещал свою правнучку.

Основную часть года Генрих проводил в Германии, присматривая за родовым замком и наблюдая за тем, как идет процесс обучения сына Бруно, которого тот назвал Адамом. И пытаясь повлиять на то, как его внучка Грета воспитывает Генриха-младшего, ещё одного правнука. На долю маленькой Елизаветы приходилось не так уж много времени. Клаус, как мог, пытался заменить малышам деда. Даже сказки рассказывал. Точнее, истории о древних инках, ацтеках, майя и наска. Их правителях, богах и войнах. Правда, на данный момент Клаус находился там же, где и Генрих с Вольфом — в Германии. Очередную книгу в издательство повёз.

Няня Хуанита, гордившаяся своими испанскими корнями, была примерно тех же лет, что и Марта. И столь же пышного телосложения. Ко времени нашего появления в городе, муж её уже умер, а многочисленные дети обзавелись своими семьями, поэтому она с большим удовольствием перебралась к нам. Признавая несомненное главенство фрау Марты, в области кормежки и заботы о здоровье детей, она легко несла бремя неусыпного надзора за непоседливой ребятнёй. А заодно обучала их местному наречию, прямо с рождения.

В итоге, моё потомство бегло болтало на помеси испанскоого и кечуа с Хуанитой, на немецком языке — с Мартой и Клаусом, на русском — со мной и остальными парнями из стаи. А в общении со своими друзьями из местной детворы в ход шли все четыре языка вперемешку. И никому это не мешало. Тяжелее всего дело обстояло с английским языком, который мы с Вольфом пытались преподавать в качестве иностранного языка, считая, что он пригодится в дальнейшем обучении. Но настойчивость фрау Марты, которая следила за их занятиями, потихоньку давала свои плоды. Немка всерьёз восприняла нашу главенствующую роль в местной общине и пыталась вырастить моих сорванцов «приличными людьми».

И сейчас я не могла придумать, как сказать ей о нависшей опасности. Или и не сообщать ей об этом, а попытаться хитростью выслать её отсюда, хотя бы, с половиной детей? В итоге, я решила предложить ей подумать, о подборе закрытой частной школы для обучения детей в столице страны, а заодно, показать Лиму девочкам, которые ещё никогда не видели большого города. В сопровождении Пауля, работавшего водителем и охранником ещё у старого барона, а теперь постоянно проживавшего в гасиенде, путешествие в столицу должно было пройти безопасно.

Идею, подыскать школу в Лиме, фрау Марта восприняла хорошо, а вот, насчет обучения детворы боевым единоборствам была совсем другого мнения. Чего не скажешь о самих отпрысках. Они-то это известие восприняли «на ура», и немедленно начали кататься по толстым коврам местного производства, устилавшим комнаты, все вперемешку. На что Марта мне сразу высказала, что я подаю недостойный пример «юным сеньоритам». А я сказала, что может он и недостойный, зато полезный. Затем перецеловала все черные, рыжие и сивые головки и пошла в свою комнату за шкатулкой с иглами и лекарствами.

Когда я спустилась обратно, на первый этаж, в комнату, которую я выделила Пабло, Лис был всё ещё там. Он массировал ногу парнишке, который лежал на кровати совсем без одежды. Покрывавшие его тело кровоподтеки выглядели весьма устрашающе. Я даже подумала, что переусердствовала с наказанием. Но сделанного — не вернешь, в другой раз будет осторожней.

— Хорошо ты смотришься! Вся шкура в пятнах, как у ягуара! — заявила я с порога.

Пабло судорожно дернулся, пытаясь прикрыться.

— Лежи спокойно! — прикрикнул на него Лис, продолжая массировать бедро. — Раньше надо было стесняться. Или лучше защищаться. А так сплошной позор на мою бедную голову!

А затем добавил, обращаясь ко мне:

— А если бы ты ещё чуть-чуть промахнулась, то парень мог бы без потомства остаться!

Я ехидно усмехнулась:

— А ты что, действительно, такого низкого мнения о точности моих ударов, мастер?

Лис оглянулся и, вздернув одну бровь, пристально посмотрел на меня:

— А ещё говорила, что не обиделась!

Пабло взглянул на меня и густо покраснел. Мне стало его жаль, он очень напоминал мне Хорька в его юные годы. Не внешностью, конечно, а своей настойчивостью и внутренним стержнем.

— Тем не менее, ничего страшного, как видишь, не случилось! Зато я придумала ему имя для стаи! — заявила я, подходя поближе к кровати.

— В нашей стране тоже есть горы, где круглый год снег лежит. И там живет большая пятнистая дикая кошка, которая лихо лазает по скалам и охотится там, на горных козлов. Снежный барс называется. Или ирбис, как его тамошние горцы кличут. Быть тебе Ирбисом, с сегодняшнего дня! — заявила я в завершение рассказа, присаживаясь рядом с Лисом.

Пабло посмотрел на меня посерьёзневшими глазами и сказал:

— Моя кровь — твоя кровь!

А Лис озадаченно взглянул на меня:

— По древним обычаям его народа, раз, ты дала ему имя, значит, приняла в свою семью!

— А стая и есть семья, и даже больше! А я глава её, по праву. Ты, и сам, можешь подтвердить, что интересы стаи для меня всегда стояли впереди личных. И кстати, что касается семьи личной. Ты не задумывался над тем, чтобы Паулу с малышами в столицу отослать? Там у нас и дом есть, где Клаус, с фрау Мартой и моими сыновьями, первый год жили, — высказала я своё предложение. — Ведь, ты, не хуже меня, понимаешь, с какими людьми нам придется дело иметь. Уж лучше, пусть, здесь будет меньше уязвимых для наших врагов точек. А то сумеешь ли ты, в случае чего, отвлечься от интересов семьи во имя общего дела? Паула, уж точно, не сумеет.

— А свою семью ты, тоже, отсюда отправлять собираешься? — спросил помрачневший Лис.

Я горько усмехнулась:

— Всю — точно не собираюсь, может быть только девчонок с Мартой. Иначе, в городе непременно паника начнется. Но, как ты понимаешь, я в этом деле — не критерий.

Лис тяжело вздохнул:

— Знаю. Попробую, как-нибудь, решить этот вопрос.

А затем, снова повернулся к Пабло, который ошарашено переводил взгляд с одного из нас на другого:

— А ты, чтобы молчал обо всем, в тряпочку, особенно при сестре!

Потом он вновь повернулся ко мне:

— А с Лео ты, как поступать собираешься?

Я пожала плечами:

— Уж, как она, сама, решит, так и будет. Моральные нормы наркобаронов ей известны. Сама, она отсюда в такой ситуации, скорее всего, никуда не поедет, а если дочку решит поближе к отцу отправить, то я ей, конечно, поспособствую.

Заметив взволнованный взгляд Пабло, я невесело усмехнулась ему:

— Добро пожаловать во взрослую жизнь, солдат! Один хороший писатель сказал: «Любовь — это богатство, которое ты можешь иметь только в том случае, когда все враги твои истреблены. До этого же каждый, кого ты любишь — заложник, ослабляющий твое бесстрашие и подкупающий трезвость твоего рассудка».

Затем я тряхнула головой, отгоняя грустные мысли, и перешла к более срочному вопросу:

— Всё это, до утра, уж точно, терпит! А что ты, Лис, по поводу, нынешнего состояния здоровья моего адъютанта скажешь?

Тот недовольно поморщился:

— Знатно ты его отделала! Мышечное напряжения я ему снял, но глубокие кровоподтеки мне не убрать. Да, и температура у него, по-моему, растет.

Я положила руку парню на лоб и поняла, что Валерка прав:

— Ты сделал всё, что мог, дальше моя работа начинается. Иди домой, успокой Паулу. Я справлюсь.

Лис согласно кивнул мне и сжал руку Пабло:

— Станешь вести себя хорошо и делать то, что тебе велят, завтра будешь, как огурчик!

А затем он вышел из комнаты.

Взглянув на высветившиеся на градуснике цифры, я поняла, что средствами народной медицины здесь уже не обойтись.

— Похоже, я переусердствовала с наказанием! Придется тебе жаропонижающий укол сделать, а то до завтра не оклемаешься, — сказала я, набирая в шприц содержимое из двух ампул.

— Скорее, ты оказалась слишком милосердна, ведь, я ещё жив! В противном случае, мой труп плыл бы уже, где-нибудь, в нижней долине, — парировал Пабло.

— Нет такого преступления, достойного смертной казни, кроме попытки, отнять жизнь у другого человека! — строго ответила я ему, начиная обкалывать рассасывающими средствами самые крупные из кровоподтеков на теле парнишки.

Он терпеливо сносил болезненную процедуру, лишь время от времени закусывая посильнее губу.

Неисповедимы пути судьбы, закладывающие такие странные петли. Основу способа, который я сейчас использовала, заложил Кирилл. И использовал его, по указаниям своих работодателей для того, чтобы можно было представить насильственную смерть, как естественную. На мне, первой, он испытал его положительное воздействие, а знакомство с бабушкой Пабло, которую все местные жители звали не иначе, как «Мудрая Птица», позволило мне многократно усилить его эффективность, используя экстракты местных растений.

Мудрую Птицу все в городе уважали и побаивались. Меня, впрочем, тоже, благодаря тому, что знахарка распустила слух, что я являюсь воплощением древней принцессы-воительницы. Я это мнение о себе не опровергала, просто делала вид, что не обращаю на него внимание. Мне маленькая сморщенная старушка с цепким взглядом очень напоминала мою прабабку, поэтому я изо всех сил пыталась с ней подружиться. В отличие от Леонсии, представлявшей в наших местах традиционную европейскую медицину, я относилась к умениям старушки с большим уважением и даже делилась с ней своим опытом в нетрадиционных методах лечения. В ответ и получала, как дополнительные знания с её стороны, так и недоверчивую опаску со стороны горожан.

Но Пабло от всего этого сейчас только выигрывал. Расставив, в заключение, корректирующие иглы в активные точки, чтобы усилить восстановительные способности организма, я, снова, поднесла руку ко лбу парня. А он перехватил её и поднес к губам:

— Прости меня, если сможешь! Я вовсе не хотел тебя обидеть! Просто, последнее время ты была такая грустная, а я искренне хотел сделать тебя счастливой!

Эти слова, словно удар колокола, сотрясли всё внутри меня. Я их уже слышала, и не однажды. И ничего хорошего они не приносили, особенно тем, кто давал мне эти обещания. Моя рука дрогнула, да, и в лице я, видно, переменилась. И Пабло это заметил.

— Опять, что-то не так сделал! — смущённо пробормотал он.

И глаза его наполнились слезами. Мое горло тоже сжали спазмы. Ну, почему у меня не получается, держать свою боль при себе!

— Не надо ничего говорить! Я всё понимаю. Просто, ты выбрал не ту женщину! — прошептала я, погладив его по раненной щеке кончиками пальцев.

— Я выбрал самую лучшую женщину на свете! — пылко воскликнул он и попытался приподняться на постели.

Я испуганно схватила его за плечи и попыталась уложить обратно, чтобы не дать разрушить всю систему игл. А он воспользовался ситуацией и обнял меня за шею, а затем потянулся губами к моему лицу. Я не сумела противостоять умоляющему взгляду лихорадочно блестевших глаз, и ответила на его поцелуй. Губы Пабло были горячи и настойчивы, а затем его рука вдруг ослабла и соскользнула с моей шеи. Он уже спал. Успокаивающее средство, которое я ввела одновременно с жаропонижающим, наконец, подействовало.

Я осторожно уложила его обратно на кровать, а затем прошлась руками по следам утреннего противостояния, массируя и делясь своей энергией. И хорошо, что он спал, а то мог бы меня неправильно понять. Закончив, я подождала ещё некоторое время, необходимое для завершения цикла лечения, а затем удалила иглы и укрыла парнишку шерстяным покрывалом. Затем я отодвинула жёсткие пряди со лба, который уже начал покрываться испариной. На душе становилось нестерпимо погано. Как там сказал Лис: «Всё идет на пользу делу, даже разбитые сердца»? Я чувствовала себя какой-то разновидностью демона из местных легенд, который крадет и пожирает души людей. Сначала Хорёк, Лис и Кот. Затем Педро. Теперь — Пабло. Я завоевываю их души и убеждаю идти по моему пути, не щадя своих жизней. И мне когда-нибудь придётся за это ответить. Остается только надеяться, что мне зачтётся то, что я всегда преследую отнюдь не свои корыстные интересы.

Не в силах больше находиться на одном месте, я выскочила из комнаты и кинулась в конюшню. Там я попросила вывести мне мою любимую пегую лошадку местной породы. Лошадьми этих зверей можно было назвать с большой натяжкой. Барон их иначе, как ходячими недоразумениями, и не называл. Росту они, все были небольшого, ноги имели короткие и мохнатые. А спины широкие. Изящества — никакого. Зато, по горам лазали, не хуже альпаки. И зимой обрастали такой густой клочкастой шерстью, что спать могли прямо на снегу. Другие тут, видимо, не приживались. Правда, и нрав у них был весьма спокойный, даже мои дети на них ездить уже умели.

Взлетев в седло, я направила лошадку в горы. Перебираться со скалы на скалу — это вам не круги по манежу нарезать. За два часа уж неизвестно, кто из нас больше вымотался: лошадь или я. Поэтому, когда я вернула бедолагу в конюшню, то прогулялась до озера, где проплыв метров десять туда-обратно, и накинув чистую одежду, уже еле-еле дотащилась обратно в дом. Сил на всякие там самокопания уже не оставалось. Пабло в своей комнате спал сном младенца. Жар у него почти спал. Стакан текилы в спальне я опрокинула в себя уже чисто автоматически. И в чем была рухнула на свою кровать.

Просыпаться от чужого пристального взгляда мне уже начинает надоедать. Даже, когда смотрят сзади всё равно мешает.

— Пабло! Однажды я тебе, точно, чего-нибудь сломаю! — пробормотала я, не открывая глаз.

— Моя бабушка говорит, что у тех, кто видит с закрытыми глазами и во сне, есть скрытый третий глаз. И именно они могут быть шаманами, смотреть в будущее и говорить с духами умерших. А ты ещё не пробовала? — услышала я задумчивый голос своего адъютанта.

— Убью тебя — попробую! Или лучше не буду. Ты мне, и в этой жизни, уже надоел, хуже горькой редьки! — простонала я, поворачиваясь к нему и открывая глаза.

— А что такое редька? — спросил он с нарочито невинной улыбкой.

— Овощ такой! Попрошу прислать из России и скормлю тебе целиком, тогда узнаешь! — прорычала я.

Огурцы, в парнике я здесь уже выращивала, а редьку ещё не пробовала, а зря.

— Не злись! Я тебе кофе уже принес, ведь, скоро ребята соберутся. А то позавтракать не успеешь, — примирительно сказал он, показывая на поднос, стоящий на столике возле окна.

Я бросила взгляд на часы, и, чертыхнувшись, слетела с постели. Проспала! Намаялась, по горам катаясь. Да, и сил много отдала, когда Пабло лечила.

Уже плескаясь в ванной, под краном, я услышала напряжённый голос Пабло:

— А одетой ты сегодня спала потому, что побоялась, будто я опять приду?

Обернувшись к нему с мокрым лицом, я серьезно посмотрела парню в глаза:

— Если бы я, действительно, чего-нибудь боялась, то закрыла бы дверь и окно. Спала же в одежде потому, как устала и выпила слишком много! А ты вчера вечером и пальцем пошевелить не мог, не то, что идти куда-то, — я обошла Пабло и, взяв полотенце, пошла к столику с кофе.

По пути пнула валявшийся на ковре стакан.

— Тебе не кажется, что ты, и в самом деле, последнее время слишком много пьешь? — в голосе Пабло слышалось явное беспокойство.

И почему все мои адъютанты считают своим долгом так заботиться о моём здоровье?

— Не кажется, а так и есть! И с сегодняшнего дня я с этим завязываю. Время расслабленного отдыха к концу приходит! — резко ответила я, выглядывая в открытое окно. — И нам на выход пора. Во дворе стая уже собирается.

Запив чашкой кофе кусок сыра с печеньем, я побежала вниз по лестнице.

— А чего это ты про третий глаз и духов опять вспомнил? — спросила я Пабло, припомнив зацепившую меня фразу.

— Бабушка с утра пораньше заходила, — ответил он, едва поспевая за мной.

Нога у него, видать, ещё не совсем прошла.

— А почему она ко мне не зашла? — спросила я, остановившись посреди лестничного пролёта.

Мудрую Птицу я вчера вечером, мельком, видела, когда на лошади по ущелью пролетала, но объясняться с ней желания не было никакого. Она всегда была слишком проницательна. Но и постоянно прятаться я не хотела.

— А бабушка меня с утра осмотрела и сказала, что всё уже почти в норме. Большего и она, сама, сделать бы не сумела. А тебя не велела будить, пока сама не проснешься, — ответил парнишка, с недоумением глядя на моё взволнованное лицо. — И велела о тебе заботиться потому, что ты всегда отдаешь больше, чем можешь вынести. Мудрая Птица считает, что наш союз обоим на пользу пойдет. И что Паулу она сама урезонит.

Интересно, что она в понятие союзник вкладывает? Но сейчас я готова воспользоваться всем, чем угодно, лишь бы сплотить людей нашего городка. Поэтому хорошо, что Мудрая Птица на нашей стороне.

Выйдя во двор, я обнаружила, что там не только уже все члены новоиспеченной стаи собрались, но и обе пары моих двойняшек тоже внизу, вместе с нянями. Чисто выбритый Лис, конечно, тоже был там.

— Я послал уже двоих парнишек к перевалу и дал им свой телефон, — сообщил он мне, сразу после приветствия. — А что мне с твоими отпрысками делать? И особенно, с их сторожихами?

Я успокаивающе улыбнулась ему:

— Покажи им что-нибудь из новых растяжек, пусть, в уголке занимаются. Важнее всего, им членами стаи себя почувствовать. А няням я прикажу не вмешиваться. И знаешь что, я сегодня в ваших занятиях участвовать не буду. Переусердствовала вчера с катанием по горам. Поэтому, возьму-ка я пятерку таких же, как я, условно пригодных, и пойду с ними в тир.

Лис внимательно посмотрел на меня и согласно кивнул:

— Ты, действительно, неважно сегодня выглядишь. Зато Пабло почти выздоровел. Не переусердствуй однажды. Тебя-то лечить будет некому.

И этот туда же! Я шутливо ударила его кулаком в плечо и велела Пабло собрать вновь назначенных ведущих и тех двоих парней, что тоже пострадали вчера. А затем повела их в тир.

Под него мы приспособили огромный подвал, проложенный почти под всем домом. Его прежний хозяин, видимо, под хранилище вина планировал. Но здесь оказалось слишком высоко и холодно, чтобы успешно заниматься выращиванием винограда. А местные животные давали слишком мало молока, чтобы производить сыры в промышленных масштабах. Даже небольшое количество мохнатых альпийских коров, которых Барон выписал из Европы, начали съедать слишком большую часть скудной местной растительности, которая была необходима альпакам, и вскоре, сено им приходилось с равнин привозить. Поэтому мы решили, что молочные продукты для горожан выгоднее возить из низин, парное коровье молоко лишь маленьким детям раздавали. И я отгородила примерно третью часть подвала на свои продуктовые надобности, а в остальном пространстве велела оборудовать современный тир. Мои друзья собрали в нём хорошую коллекцию стрелкового оружия, установили современные мишени. Совсем как в юные годы.

Парнишки сразу бросились к стендам. Сказать, что оружие они видят в первый раз, было бы не правдой. После памятных событий пятилетней давности, я с друзьями приобрела довольно много охотничьих карабинов и организовала некое подобие курсов подготовки, после чего раздала оружие в наиболее надёжные семьи. Поэтому как-то стрелять умели все, пришедшие сегодня, мальчишки. Но такое разнообразие они видели впервые. Я же сказала, что стрелять они начнут не раньше, чем научатся разбирать и собирать каждый из представленных видов оружия. Начали с автоматов.

Три часа пролетела как один миг. В заключение я показала им снайперскую винтовку с оптическим прицелом и прибор для ночного видения, которые сохранились с тех пор, как мы работали на Генриха. Это вызвало бурный восторг. Почему же мальчишки всех стран и народов больше всего любят играть именно в войну?

— Вам тут ещё не надоело? — голос Лиса, прозвучавший с лестницы, напомнил о времени.

— Моя команда уже вся, вповалку, на матах лежит!

Я отвела от глаз бинокль, в который рассматривала очередную мишень, продырявленную мальчишками:

— Пожалуй, нам стоит покормить весь личный состав, а затем выбраться в горы с автоматами. Да, и караульных сменить, не помешает.

И я скомандовала своим ученикам, двигаться на выход. Во дворе я велела ведущим выделить дежурных, которым предстояло вынести столы, которые обычно выставлялись во время праздников, для местного населения, на переднем дворе. И помочь принести с кухни емкости с кофе и какао, а также наделать побольше бутербродов. Проблему полноценной кормёжки всей этой оравы ещё предстояло как-то решать. Хорошо хоть, запасы мяса и консервов в горном холодильнике были весьма значительными, хотя, и несколько однообразными.

Я, по старой привычке, возникшей в голодные времена, любила создавать неприкосновенный запас продуктов, а Вольф считал, что закупать их большими партиями — гораздо выгоднее. Поэтому, на запасенных нами аналогах тушенки и сгущёнки население городка смогло бы продержаться почти год.

Зайдя на кухню, я поговорила с кухаркой, которая уже не справлялась с потоком еды, и предложила привлечь к работе беженцев, которые, всё равно, уже жили в хозяйственных пристройках гасиенды. Для их же пользы, по большому счету, стараемся. А так же высказала пожелание, чтобы к вечеру мы могли бы мальчишек чем-нибудь горячим покормить. Аппетит они после такой прогулки должны будут зверский нагулять.

Дав им немного передохнуть после обеда, мы с Лисом занялись организацией транспорта для поездки в горы.

До наблюдательного пункта, расположенного над перевалом, добраться было непросто. Автомобиль туда бы не забрался, ни за что. У нас, конечно, имелось в наличии ещё и три мотоцикла, наиболее приспособленные для поездок по горам. Один был в распоряжении Лиса, другим пользовались Хорёк и Барон, когда приезжал в город. А третьим было мое трёхколесное чудовище. Увезти они могли только шестерых. Остальных мальчишек предстояло разместить на наших восьми лошадках. Я предложила Пабло заняться этим вопросом, памятуя, что если вместо седел, по местному обычаю, на спины лошадям поместить войлок и попоны, то те, кто помладше, на них, запросто, по двое уместятся.

Наша шумная кавалькада на улицах городка вызвала неподдельный интерес. Хорошо хоть, автоматы мы везли на мотоциклах, упакованными в жесткие пластиковые футляры, которые использовались как багажники, чтобы особого внимания не привлекать. Хотя, звуки выстрелов в горах разносятся довольно далеко. Придется родителям парней всё это как военно-тренировочный летний лагерь представить, что ли.

Чем выше мы забирались в горы, тем скуднее становилась растительность. Вскоре внизу остались даже те, кое-где поросшие травой ичу, каменистые пустоши, где кормились альпаки. Наблюдательный пост находился почти на границе снегов. Он представлял собой полукруглую чашу, выдолбленную в скальном выступе, до которого добраться можно было только пешком. И меня очень порадовало, что Вольф нам столько хорошего горного снаряжения приобрёл. Специальные ботинки очень даже кстати пришлись, да, и перчатки — тоже. Мальчишки же скакали с камня на камень, как альпаки. Место это, похоже, было ещё во времена инков обустроено. Уж очень хорошо с него была видна узкая крутая дорога, извивающаяся вдоль обрывистых скал. Те, кто построил такой важный торговый путь, соединяющий обе стороны великого хребта, должны были следить за его безопасностью.

Внутри чаши сидели два пацана вооружённые биноклем и телефоном, укрывавшиеся одним пончо на двоих. И то, видать, Лис позаботился. И они были очень рады, когда их сменила другая пара, предусмотрительно одетая в тёплые куртки. Дозорные отчитались, что за прошедшее время ни в ту, ни в другую сторону никто не проходил, и весьма довольные поскакали по камням вниз, где новая стая, под руководством Пабло, организовывала стрельбище.

Мы с Лисом ещё раз напомнили ребятам, что их задача — только наблюдать и сообщать нам по телефону, если кого-то на дороге обнаружат. В любое время суток. Прибор ночного видения должен был им в этом помочь. Хотя, по перевалу ночью мог двигаться только сумасшедший, или совсем отчаявшийся, человек. Ночная температура здесь часто уходит в минус даже летом, а сильный холодный ветер может, в одно мгновение, превратить дождь в снег и покрыть дорогу ледяной коркой.

Особенно тщательно следовало следить за воздушным пространством. Учитывая высоту здешних гор и коварство нестабильных воздушных потоков, малая авиация сюда предпочитала не залетать. Исключение составлял наш собственный вертолёт, пилотировал который бывший пилот бундесвера, немало повоевавший в горах по всему миру, и последнее время работавший консультантом на местной авиабазе, его нам старый барон сосватал. Да, и тот не во всякую погоду рисковал свою птичку в воздух поднимать. Местные же военно-воздушные силы, после памятных событий пятилетней давности, сюда больше не забирались. Одного раза хватило. Они предпочитали сами у нас по радио справляться, всё ли на перевале в порядке. Так что, залететь сюда могут только враги.

Оставив новых дозорных в чаше с запасом еды и горячего кофе, мы с Лисом спустились к остальным. Там я коротко изложила свои опасения на счёт появления опасности из-за перевала, порекомендовав держать сведения в секрете, до поры до времени. И от родителей в том числе. Затем мы с Лисом ещё раз показали, как обращаться с автоматами. И дали каждому из ребят выпустить очередь по мишени, чтобы те были готовы воспользоваться ими, в случае чего. После чего, посмотрев на солнце, мы заторопились домой. Спускаться с гор гораздо труднее, чем подниматься.

Вернувшись в городок, я попросила Лиса проверить готовность нашего старого фургона к завтрашнему путешествию на старую базу нацистов, а потом, когда освободится, пройтись по домам ребят и рассказать родителям нашу легенду про летний лагерь. Я полагала, что обещания бесплатной кормёжки и небольшого денежного довольствия будет достаточно, чтобы горожане смирились с потерей, на некоторое время, дополнительных рабочих рук. Пабло я приказала проследить, чтобы все ребята добрались до гасиенды, где им был обещан ужин. Конечно, после того, как лошадей в порядок приведут. Сама же я собиралась навестить Мудрую Птицу, жившую за окраиной городка.

Бабушка Пабло жила на некотором отдалении от основных городских построек, ближе всего к перевалу. Выше был расположен только подземный лабиринт, ведущий к камню Солнца и наблюдательная чаша. Небольшой домик был прилеплен вплотную к скале и сложен из обломков каменных плит. Однако, изнутри он был граздо больше, чем снаружи, многие из его помещений уходили вглубь скалы. Определить сколько ему лет или веков, не представлялось никакой возможности.

Старушка рассказывала, что, по легенде, её народ когда-то жил в низине, недалеко от того места, где суша переходит в бескрайнее водное пространство. Вот только, вода в нем была соленой и непригодной для питья. Пресная вода приходила с гор один раз в год, по высохшим руслам рек. Её отводили на поля и пытались сохранять в резервуарах, но с каждым годом воды становилось всё меньше. Мудрые люди пытались понять, от чего зависит количество воды, наблюдали за солнцем, луной и звездами, стараясь осознать великие силы природы, выстроить зависимости.

Другие люди считали, что к звёздам ушли великие боги, которые давным–давно создали людей и научили их земледелию. Сильнее всего люди боялись грозную богиню Луны, которой под силу управлять даже бескрайним океаном. Шаманы убеждали людей, что можно привлечь внимание небесных жителей, если нарисовать на высохшей земле изображения животных-покровителей племени и всем вместе, просить богов вернуться. Многие племена поверили в это и покрыли пустыню рисунками, а затем ходили вдоль них и просили богов обратить к ним свой благосклонный взор. Но воды больше не стало.

Тогда младший сын вождя одного из племен, чьим покровителем была птица, умевшая летать под облаками, предложил подняться на самую высокую гору, быть может, там боги быстрее услышат их. Самые смелые мужчины пошли вместе с ним, а также женщины, которые не захотели расставаться с любимыми. Долгим был их путь, но они пришли на вершину горы, показавшуюся им самой высокой. И нарисовали знаки, и вычислили значимые дни для солнца и луны. И они пели песни, в которых звали богов. Но те остались глухи к их мольбам. И дожди шли, по- прежнему, лишь два-три месяца в году.

В горах было холодно и мало еды, однако, на вершинах круглый год лежал снег, из которого можно растопить воду, а ещё, здесь нашли они зверя, который помог им выжить. И это была альпака. И люди решили не возвращаться на засушливые равнины, а остаться жить здесь. Говорят, что они послали вестников своим родичам, но никто больше к ним не пришёл. Тогда молодой вождь решил, что племя отвергло их, и сказал, что теперь они — новое племя, а покровитель их — альпака. И он построил себе дом, из которого была видна заснеженная вершина горы, над которой застывали луна и солнце.

Но однажды в долину пришли люди с другой стороны горного хребта, называвшие себя Воинами Туч. Что-то выгнало их из родных мест, чего-то они опасались настолько, что сразу начали строить в ущелье круглую крепость из огромных валунов. Немногочисленное племя «детей альпаки» предпочло не ссориться с пришельцами, а договориться на взаимовыгодной основе. Пришельцы строили дома и возделывали землю, а старожилы пасли стада высоко в горах. И те и другие почитали своих предков и считали Луну богиней. Пришельцы полагали, что Луна ответственна как за хорошие урожаи, так и за плодовитость скота, так как сама она периодически полнеет, как беременная женщина. У них даже существовала легенда о том, что злой брат богини, бог Дождя, убил свою сестру, когда узнал, что она понесла от чужака. Но богине удалось воскреснуть. Наверное, таким причудливым образом обыгрывались в сказаниях фазы Луны и лунные затмения. Но люди верили, что и они однажды способны вернуться в этот мир с тёмной стороны.

А инки пришли гораздо позднее. Они построили в горах хорошую дорогу на другую сторону горного хребта и поставили Камень Солнца на той самой скале, где жители поклонялись Луне и звездам. Но альпака примирила их с жителями долины. По словам Мудрой Птицы, долина всегда помогала тем, кто заботится о её детях. Поэтому та семья, что вела свое начало от первого вождя, пришедшего в долину и приручившего альпаку, всегда жила рядом с этими животными, высоко в горах, в том самом жилище, которое построил молодой вождь.

В этом доме и жила Мудрая Птица, со своими внуками, Пабло и Паулой, на момент нашего прибытия в эту долину. Рядом с домом располагался просторный загон для стада альпаки. Мудрую Птицу приглашали лечить этих животных, а также участвовать в появлении на свет их малышей практически все местные скотоводы. И плату она брала тоже альпакой. Эти животные составляли основу её жизни. Никто лучше, чем Мудрая Птица, не умел ухаживать за ними, а также обрабатывать её шерсть. И ткать шерстяные накидки с традиционными узорами. За это бабушку Пабло любили. А уважали и боялись за то, как она умела разбираться с людскими проблемами. И это касалось не только здоровья. Люди несли к ней свои семейные неурядицы и самые запутанные споры. Многим она помогала, но некоторым давала от ворот поворот. С местным старичком — священником и сестрами — урсулинками у неё были довольно сложные отношения. Те очень не любили Мудрую Птицу за то, что она помогала местным женщинам не только производить на свет потомство, но и, при необходимости, с помощью трав, избавиться от нежелательной беременности. В городской церкви она не появлялась, за что священник называл её язычницей и дочерью сатаны, но уменьшить влияние на жителей городка не смог. Альпаку-то лечить, кроме неё, было некому.

Меня же Мудрая Птица после того, как я спасла её внучку, Паулу, от нацистов, всегда принимала как родную. К парням из моей стаи Мудрая Птица тоже очень неплохо относилась. Любовь Паулы к Лису она сочла вполне допустимой причудой, правнучек своих баловала. Но жить предпочитала отдельно. А к нашим нововведениям Мудрая Птица относилась скорее положительно, после того, как я пообещала не трогать пастбища альпаки, однако предпочитала обходиться без них. Но именно Пабло был её любимцем, её надеждой, в нём Мудрая Птица, видимо, находила продолжение своего погибшего сына.

Глава 3. Новый виток

И я несколько волновалась, прикидывая, как она отнесется к тому, что Пабло пришлось переселяться из её дома в гасиенду.

— Ты выбрала правильную ночь, чтобы поговорить о важном, Инь! — стоя в дверях своего дома, приветствовала меня Мудрая Птица. — Сегодня — поворотный день, полнолуние на середине лета!

Я спрыгнула с лошадки, на которую поменяла свой трицикл, поручив отогнать его в гасиенду одному из ведущих. Не хотелось пугать альпак Мудрой Птицы, мальчишка же был просто счастлив, оседлать железного коня. Привязав лошадь, я посмотрела на вечернее небо. Луны там ещё не было видно. Но я вполне доверяла старой женщине, потому как знала, насколько давно здешние племена поклонялись небесным светилам и насколько точно отслеживали все фазы луны и солнца.

— Здоровья тебе, твоим родным и твоим животным! — произнесла я ритуальную фразу приветствия, подходя к ней. — Я пришла поговорить о твоём внуке!

Мудрая Птица, молча, повернулась и, отодвинув украшенное традиционными узорами полотно, нырнула в дверной проем, взмахом руки пригласив меня следовать за собой. В доме царил полумрак, который едва-едва разгонял неяркий огонь очага, над которым сушились связки горных трав. Их запах витал по комнате и навевал далекие детские воспоминания. Моя прабабка тоже травницей была. Тут же с треноги свисал чайник, от которого поднимался ароматный парок. Старушка указала мне на помост возле очага, а затем подошла к одной из ниш, вырубленных в каменной стене дома, и достала оттуда пару глиняных плошечек, украшенных причудливыми изображениями животных и птиц, выполненных одной незамкнутой линией. Меня всегда удивляла форма этих чашек, дно их было округлым, на жесткой ровной поверхности их было невозможно установить ровно, приходилось ставить, лишь после того, как содержимое было выпито. Возможно, их форма больше подходила, чтобы ставить их в снегу. Или в песке.