Бесплатный фрагмент - Горизонт Времени, или Узоры на панцире Черепахи
Серия «Кривая Будды»
Жизнь — она квадратная и, как ни крути, круглее не станет!
Аннотация
Автор сделал попытку рассказать своим читателям о том, что каждому в его Картине Мира Жизнь вышивала свои Узоры, правда, не всегда там, где хотелось бы. И ходят слухи, что попытка рассказа удалась. А что касается конкретно этой книги… Когда у автора спросили, что в ней правда, а что ложь, он посоветовал принять всё написанное за чистую монету, при этом не веря ни единому слову. И главное, к чему призывает автор своих читателей, — не обольщайтесь, эта книга не содержит рецептов…
Нет иного Мира, кроме Иллюзии, которую создал я сам.
Введение
История о том, как один Скорпион, обнаружил у себя четыре ноги, превратился в Кота и оседлал Черепаху. Две фиксации одной Реальности.
Однажды, буквально за два месяца до Нового года, в самый пик «Часа Тигра» родился Таир. Произошло это событие в роддоме деревни N, в четыре часа утра. Как его мать оказалась в этом роддоме, Таир не знает. Вылезать при родах он не хотел, и его тащили щипцами. Родился малыш весом четыре семьсот и ростом пятьдесят два. Опытная акушерка при виде новорождённого воскликнула: «Кра-а-асивый какой! Все девки его!» Но «девок» у Таира не было ни одной. Четыре женщины, которых он пытался в своей жизни идентифицировать как свою собственность, идентификацию не прошли, только «девками» они не были.
Родился Таир осенью и, по тогдашним астрологическим канонам, стал Скорпионом. Таиром его назвали не сразу, при рождении дали имя Лев. Лёвочкой он был ровно две недели, пока бабушка, собрав родственников на кухне, настойчиво не убедила всех, что имя ему надо дать Олег — в честь князя Олега из поэмы Пушкина. Тут же, на кухне, сотрясал пространство дед, который громко возмущался по поводу князя и утверждал, что имя Олег не в честь князя, а в честь Олега Кошевого из книги про молодую гвардию. Деду приказали молчать, дали ему два рубля и отправили в магазин за водкой.
— А ещё рупь? — спросил было дед.
— Ты разведка, вот и найди, — ответила ему бабушка.
Дед в войну был фронтовым разведчиком, поэтому спорить не стал.
Имя мальчику оставили Олег — в честь «вещего Олега», князя Новгородского.
А ещё через неделю мать снова собрала всех своих и объявила, что имя у сына будет Альтаир.
— Алька, значит, — весело сказал слегка пьяненький дед, и все обернулись в его сторону.
— Ты когда успел хлебнуть, старый? Опять принял на синий глаз? — спросила его бабушка.
— Нет, мать, в этот раз на зелёный, — ответил дед. Глаза у него были разного цвета: один синий, другой зелёный.
— Совсем сдурел, — всплеснула руками бабушка, имея в виду что-то, понятное только ей и деду.
— Разведка знает наперёд и повода не ищет, — загадочно ответил дед и хитро всем подмигнул пьяным глазом.
А что стало следствием того, что дед принял на зелёный глаз, мы скоро узнаем.
Через год после рождения глаза Таира обрели цвет бриллиантовой зелени демантоида…
Искусство
— Зачем алхимик разогревает печь?
— Для плавки
Разогрев Печи, или События, происходившие, до Горизонта Времени
— Возможно ли стать Колдуном?
— О да! При условии, что ты создашь «Лунную сонату» и станешь Бетховеном. Но лучше будет, если ты им родишься.
Кот на Крыше
Фиксация первая
Узор №1
Начало
Как-то раз Таир поехал в командировку в Москву. Закончив дела ещё до обеда, в ожидании поезда решил побродить по привокзальному универмагу. И там к нему подошёл человек с дипломатом в руке.
— Ты Таир? — спросил незнакомец.
— Да, — ответил он.
— Я Колдун, — представился незнакомец.
— А я граф Монте-Кристо, — ответил Таир.
Незнакомец улыбнулся и приветливо сказал:
— Понимаю шутку юмора. Но время не терпит. Вот смотри, — и незнакомец, держа в руках дипломат, раскрыл его. В нём лежала толстая стопа листов формата А4. — Здесь рукописи. Я отдаю их тебе.
— А мне-то они на что?
— Послушай, я в курсе всей твоей жизни. Чтоб было понятно, я лично знаю того самого авторитетного йога, о котором мало кто слышал, но ты с ним знаком. Знаком ведь с Рыбаком?
Таир слегка заинтересовался.
— И что мне с этими бумагами делать?
— Просто прочти. Они тебе помогут, а мне они уже не нужны.
— А ты, вообще, кто такой?
— Я же сказал, я Колдун. Да там, в книге всё написано.
— А может, у тебя и Ведьма есть?
— Ну конечно, есть.
— И где же она?
— Где-то поблизости. Но скоро мы с ней отправляемся далеко, к себе, и она меня ненадолго отпустила, точнее, я сам отлучился ненадолго.
— Колдун спросил разрешения у Ведьмы?
— Да, представь себе, так надо.
— И где же ты такую раздобыл Командиршу?
— Не Командирша, а Наездница. Ладно, расскажу, у нас есть пара минут, слушай.
И Колдун рассказал Таиру историю.
— Дело было так. Однажды летом я вышел из дома на улицу к подъезду вечерком, покурить возле крыльца. Людей нет, стемнело уже, только фонарь на одном столбе немного светил. И вот смотрю, идёт женщина. Невысокая, худенькая такая, в платье синем в белый горошек. На ремешочке через плечо сумочка махонькая висит, сбоку, элегантно так — настоящая Дама, а в руке у неё лампа типа «летучей мыши». И вот останавливается она напротив меня и говорит: «Так спишь, что никого не узнаёшь? Сильно ты себя запечатал».
А во мне будто окаменело всё — ни шевельнуться, ни слова сказать не могу. Усмехнулась та дама и начала.
— Что начала?
— А вот что. Впилась в меня взглядом, и неожиданно из-за её спины выплыла метла, ну, какая у дворника бывает… и прямо перед женщиной остановилась горизонтально, в метре от асфальта. Женщина тот фонарь, «летучую мышь», на кончик метлы повесила, а потом как-то хитро повела рукой, и возникла флейта, которая стала кружить вокруг неё. Потом расстегнула сумочку и достала оттуда пригоршню какой-то не то пыли, не то порошка, серебристого такого, и в воздух подбросила, затем вспрыгнула на метлу, схватила флейту и стала играть на ней.
— Чудеса.
— Не то слово. Играет себе, а музыка такая плавная, завораживающая. И флейта светиться начала золотистым светом, как солнце на зорьке, а потом вдруг и фонарь засиял, но светом лунным — чисто светильник из сказок. Светло стало, как ночью под луной. Дама флейту выпустила, а та всё равно кружится вокруг неё и играет, поёт, а следом и женщина запела. И песня какая-то сильно знакомая, но я стою дуб дубом и вспомнить никак не могу.
— А потом? — Таир был уже заинтересован.
— А потом женщина петь перестала и говорит мне тихо так, ласково: «Проснись, Колдун, тебе снова пора на крышу».
— И что?
…И тут Колдун проснулся. Он хищно огляделся, увидел Ведьму, улыбнулся широко: «Ах ты, Чуда моя». Сказал и, мгновенно превратившись в огромного Кота, скакнул на самую высокую крышу из всех, которые смог увидеть. Оказавшись на крыше, он снова обернулся Колдуном и стал ждать. Пока он ждал, у него созрел план. Он щёлкнул пальцами, и в его руке появился дипломат. Колдун открыл его, проверил содержимое, остался доволен и, произнеся: «Я скоро», — исчез с крыши.
— А дальше? — спросил его Таир.
— А дальше я здесь и отдаю этот дипломат тебе, — Колдун протянул его Таиру.
Тот взял в руки чемоданчик и спросил:
— Что-то не вяжется у тебя, Колдун. Как же ты сейчас на крышу попадёшь, если Ведьма не знает, где ты?
— Она позовёт, снова позовёт.
И тут же откуда-то сверху полилась тихая мелодия. Таир от неожиданности покрутил головой, ища источник звука, а когда глянул снова перед собой, то никакого Колдуна не было и в помине. Так и стоял он с дипломатом в руке, изредка оглядываясь, ещё минут десять…
Узор №2
Каково начало…
На самом краю проезжей части стояли двое — парень и девушка. До Нового года оставалось около часа. Они спешили к ней домой с праздничной вечеринки, улизнув от компании, которая притворилась, что ничего не заметила. Поток машин был очень плотный, и в ожидании разрыва в потоке пьяненькая девушка незаметно для себя на секунду заснула, положив голову на плечо своего сопровождающего.
— Ах! — вдруг вскрикнула она.
— Что случилось?
— Я, кажется, уснула.
— Ничего страшного, я ведь рядом.
— И мне приснился сон.
— Это тоже бывает — короткий быстрый сон. А ну, побежали.
И парочка быстро пересекла дорогу, пока в потоке автомобилей образовалась прореха. Минут через пятнадцать они уже были в её квартире и накрывали стол. Парень приготовил бутылку советского шампанского и стал нарезать хлеб, а девушка сноровисто жарила яичницу.
— Ты знаешь, никак не выходит сон из головы. Мне кажется, что и не сон это был, а… словно явь. Всё быстро и очень чётко.
— Да что такое тебе там приснилось?
— Мне, скорее, привиделось, будто мимо нас пронёсся кот, сидевший верхом на черепахе.
— Ну да, на черепахе только и носиться перед Новым годом, — со смехом ответил ей парень.
— Нет, правда. Я, как сейчас, вижу: большая черепаха, а на неё накинута уздечка, за которую держится огромный кот. И кот такой чёрный, с прищуренным левым глазом, правое ухо у него подморожено и короче левого, улыбается, а во лбу у него светится синий третий глаз.
— Под Новый год все улыбаются, даже твой кот.
— Нет, правда, правда. Он улыбался как-то насмешливо, а когда поравнялся с нами, то вообще расхохотался и двинулся на своей черепахе дальше и вскоре пропал — наверное, я в это время проснулась.
— Да ты просто устала, вот и приснилась чепуха. Какой-то кошак на какой-то черепахе — все вокруг уже квакнули по стопарику и теперь ползут себе в магазин за шампанским, — парень весело рассмеялся своей шутке.
— Да нет, всё не так. Кот с черепахой были огромные — размером с уазик, и они не ползли, а скакали галопом.
— Ага, скакали и песни напевали. Приснится всякое.
— И что-то было ещё — никак не вспомню. Что-то очень важное.
— Бедная моя, бедная уставшая девчонка, которой приснилась чертовщинка.
Парень подошёл к девушке, обнял и стал неторопливо потискивать её левую грудь. Девушка была не против, и через минуту никто в целом мире про кота уже ничего не помнил.
Узор №3
Дружба
Таир откинулся на спинку стула и стал смеяться. Смех лился из него против воли, и никак его было не остановить. Наконец, минут через пять смех утих, и стало возможно размышлять.
— Похоже на то, что происходящее подтверждает правильность моих выводов, — подумал он вслух. — А это означает, что я иду верной тропой.
* * *
Дня три тому назад Таир вдруг вспомнил своего школьного друга Серёгу и решил поискать его координаты в сети «Интернет». Ну, в общем, чтобы потрындеть, вспомнить, так сказать, детство босоногое. В поисках лазил он по различным ресурсам очень долго — часов шесть кряду и, наконец, обнаружил одно-единственное фото давнего друга со ссылкой на сайт. Перейдя по ней, он оказался в какой-то задрипанной соцсети с названием PhotoСаntry. Там нашлась и Серёгина страница. Конечно, это был уже старый дядька, но выглядел он очень бодрым весельчаком и, по-видимому, любимцем женщин. Аккаунт у него просто зашкаливал от лайков, поцелуйчиков и прочих женских инетовских ништяков.
— Ах ты донжуан, — произнёс с улыбкой Таир.
Он тут же написал ему письмо, мол, «Здарова, Серёга! А помнишь ли меня — друга детства», ну и так далее. Но задрипанная соцсеть потребовала регистрации. Покобенившись немного, он зарегистрировался, и снова соцсеть поставила условие — разместить своё фото в аккаунте. Попытки разместить фотографии слона, одуванчика или телевизора не увенчались успехом — админка жёстко банила фотки и требовала «вашу настоящую фотографию». Чего не сделаешь ради прежней дружбы, и на третий вечер личное фото было размещено.
Оставалось ждать, и буквально утром следующего дня в приватку пришло письмо — скорее всего, с ответом. В предвкушении долгожданного разговора с другом Таир приготовил себе кофе, уселся удобно на свой любимый венский стул перед компьютером и торжественно кликнул на кнопку почты.
В письме какой-то педераст плакал, что у него никогда не было с мужчинами в возрасте и предлагал обрести этот опыт совместно. Таир сидел, окаменев, почти минуту с чашкой кофе, так и не донесённой до рта. В своём ответе Таир предложил педерасту сдохнуть, затем написал гневное письмо админу, аккаунт свой удалил, а задрипанную сеть проклял, потом откинулся на спинку стула и стал смеяться.
С того дня при слове «друг» внутри него возникало какое-то движение, как если бы он хотел быстро отойти от края грязной лужи, по которой мчался автомобиль.
Узор №4
Авторитетный йог
С авторитетным йогом Таир познакомился в Крыму на одном из семинаров по всяким там восточным премудростям. Это был худощавый и высокий, под два метра ростом, дядька лет около сорока, одетый в спортивный костюм и кроссовки. Руководитель семинара представил его как очень авторитетного йога и, рассадив всех на полянке для занятий, велел слушать и вникать. Тот часа полтора рассказывал всем про какую-то алхимию бессмертия, но Таир слушал невнимательно. Вещи, с его точки зрения, непрактичные были ему не особо интересны. Он обдумывал, как бы ему завтра слинять с этого тупого семинара, и прикидывал, как побыстрее добраться до вокзала. Когда йог закончил, он разрешил всем задавать вопросы, и его ещё минут пятнадцать осаждали слушатели, желавшие завтра же стать бессмертными. Таир решил не быть серой массой и, когда толпа схлынула, подошёл к йогу и задал свой вопрос.
— Скажите, пожалуйста, а возможно ли, не становясь бессмертным, прожить сотни жизней одновременно?
Авторитетный йог на мгновение будто замер, затем встряхнувшись внимательно каким-то своим, особенным образом прищуренным глазом посмотрел на Таира и спросил его:
— Вас как звать, молодой человек?
— Таир.
— Таир, зовите меня Рыбак. Я обязательно отвечу на ваш вопрос, если позвоните мне после семинара в любое время вот по этому телефону, — и протянул ему свою визитку. Таир визитку взял, а на следующий день, не дожидаясь окончания практикума, уехал домой.
Почти через десять лет после того семинара, когда они стали уже не просто хорошими знакомыми, а почти друзьями, авторитетный йог с Таиром сидели в кафе и тихо разговаривали о том, что было понятно только йогу. Пока только ему. Таир понять лишь пытался.
— Таир, скажите, пожалуйста, а как будет ваше полное имя?
— Альтаир.
— В честь звезды?
— Ага.
— Что ж, сударь, по сути, то, о чём вы меня спросили, — вещь очевидная. По какой бы лестнице вы ни взбирались — результат всегда виден только с последней ступени.
— Слушай, давай на ты. Ну какой результат? Зачем такие аллегории? Что за сложности?
— Хорошо, на ты, значит, на ты. Да никакой аллегории и никаких сложностей. Ты никогда не знаешь, что увидишь с последней ступени, пока не поднимешься на неё. И результат не зависит ни от какого твоего желания, или знания, или интуиции. Тебя встретит голая реальность. Может быть, это будет крыша, а может, это будет пропасть.
— Да ведь это просто рассуждение, не более.
— Допустим. Для тебя. Но ведь опыт, даже твой опыт, уже говорит тебе, что я прав. Если желаешь, я могу и на примере доказать.
— Изволь.
— Когда-то я уже рассказывал тебе про восемь восприятий, точнее, про четыре восприятия и по два варианта их фиксации — итого восемь.
— Говорил.
— Мы же с тобой учёные и вполне можем порассуждать. Вот, допустим, видишь ты человека — пусть знакомого, где-то, пусть в саду-огороде, который ежедневно достаёт откуда-то лестницу и несёт в сторону высокого сарая. Там он приставляет её к стене и взбирается на крышу. Взобравшись, что-то там делает и через какое-то время, довольный, спускается, забирает лестницу и куда-то её уносит. Его умиротворённый вид не даёт тебе, сударь, покоя, и ты уже замучился в своих догадках. Стало охота узнать, что же там такое на крыше делает этот человек. Чего только уже ты не предположил, но у тебя нет лестницы, а попасть на крышу надо и самому увидеть, что же там происходит. Выход один — когда твой знакомый поднимется и скроется где-то там наверху, ты поднимешься за ним следом и хоть краем глаза, но увидишь то, что рассеет подозрения и домыслы.
— Уже интересно…
Узор №5
Детство
Описывать детство Таира нет никакого смысла — об этом есть целая, с хвостиком, книга, поэтому можно смело продолжить с кажущихся действительно важными событий.
Воспоминаниям своим Таир никогда не придавал исключительного значения. Первое, что всплывало у него в памяти о себе самом, это что-то тёмное, тёплое и влажное. Точнее, он находился в темноте в тёплом океане, в котором ему было уютно и сытно и хотелось пребывать вечно, почти не двигаясь.
Второе — короткое, как вспышка. Ему перерезают пуповину. Тут Таир никогда не сомневался, потому что слово «пуповина» впервые прозвучало для него именно здесь. Как он мог видеть сам себя, да ещё и помнить об этом, он понятия не имел, да и никогда не морочился на эту тему.
Третье — его взвешивают на весах. Таких белых, в форме люльки — для новорождённых. Затем кладут на стол и зачем-то чертят химическим карандашом на животе полосу поперёк, которую потом измеряют оранжевой сантиметровой лентой.
Четвёртое — он с отцом в деревне N. Они смотрят в окно второго этажа роддома, и отец показывает ему на его мать, держащую в руках новорождённого. «Смотри, какой маленький», — произносит отец. Это воспоминание было самым чётким и самым непонятным для Таира, потому что если маленький был его младшим братом, то тот родился в городе. А вот он, Таир, как раз был рождён в роддоме деревни N.
Все эти ранние воспоминания Таир нёс в себе, как что-то обычное. То есть никогда не возвращался к ним и не носился с ними, как с «нечто», — они были естественны. И только когда ему было около двадцати и он в какой-то пьяненькой компании выдал их «на-гора», а его подняли на смех, он закусил язык. И больше о его ранних воспоминаниях никто никогда не слышал. Единственное, чему он тогда удивился, так это тому, что никто из присутствующих не помнил свою жизнь раньше своих четырёх-пяти лет. И это было самым непонятным для него — чего там помнить-то? Вот четыре года, вот три года, вот два года — конечно, не всё как на ладони, но отдельные моменты всегда всплывают, если их начинаешь извлекать. Но в этом вопросе окружавшие Таира люди всегда неожиданно для него тупели и начинали его убеждать в том, что помнить о чём-то ранее пятилетнего возраста природой не дано, а вот он, Таир, явно начитался фантастики. Так и повелось у него потом — всё, что было с ним необычного, люди относили к выдумке. Он же относился к этому без всякого сомнения и удачно укладывал в отдельный сундук памяти, из которого через много-много лет сложилась целая библиотека знаний, перевернувших его мир.
Узор №6
Нирвана
Однажды в седьмом классе, на уроке труда, учитель ближе к окончанию урока вдруг заговорил об индийской йоге. И с первых его слов Таир уловил в слове йога что-то беспредельно близкое ему и знакомое. До этого он никогда ни о какой йоге не слышал. Но тут вдруг так страстно разгорелся желанием узнать о ней всё, что едва учитель упомянул о какой-то перепечатанной самиздатовской книге, которая у него есть, Таир после окончания урока, когда все пацаны покинули мастерскую, стал осторожно, но настойчиво выпрашивать эту книгу почитать. Трудовик сильно подивился такому упорству, но не отказал, а пообещал принести. И принёс. «Только на три дня», — сказал он, передавая ему толстую стопку печатных листов, завёрнутую в газету. «Я быстро прочитаю и сразу принесу», — ответил Таир и вечером этого же дня, когда все домашние улеглись спать, он при свете настольной лампы принялся изучать текст. Уже через пятнадцать минут он понял, что в его руках величайшая в его жизни драгоценность. Он уже смог выполнить парочку незамысловатых йоговских упражнений и тут же сообразил, что прочитать книгу за три дня невозможно. Это надо изучать, и в этом следует упражняться. И принял решение — не вникая в смысл текста, переписать содержимое, за три дня успеет, книгу вернуть, а потом не спеша постигать великое искусство индийской йоги. Так и было сделано. Трудовик удивился, что такой текст был освоен за три дня, но ничего не сказал, лишь покачал головой и похвалил Таира за пунктуальность.
Меньше чем за полгода он изучил всю книгу по хатха-йоге и научился выполнять асаны в любой последовательности, но главное, ему удалось овладеть основным искусством и секретом древней науки — пранаямой. Со своим дыханием и пульсом, который смог доводить до трёх ударов в минуту, он творил чудеса. И вот уже в восьмом классе, прочитав за летние каникулы массу книг по индийской философии, он стал тренировать главную, как ему казалось, цель йоги — достижение нирваны, которую индийские мудрецы превозносили выше всех знаний мира. И ему удалось её достичь.
Однажды поздней осенью он, как всегда, лежал на полу поверх сложенного пополам ватного одеяла, служившего ему ковриком, и проводил задержку дыхания. Вдруг он заметил, как его тело стало постепенно исчезать. Точнее, исчезало не тело, а ощущение его, и когда тело «исчезло», он оказался в пустоте. Он был в ней один, и был там единственный, и ничего больше не было. Возникла мысль исследовать пустоту на предмет нахождения в ней ещё кого-либо, подобного ему. Он уже направил было мысль свою от себя куда-то вовне, как вдруг раздался сильнейший хлопок или даже взрыв. Таира мгновенно выбросило из достигнутого состояния, и он понял, что за окном шла уличная разборка местных хулиганов с такими же из другого двора. Там кто-то бросил самодельную бомбочку.
«Вот гады», — подумал Таир, и когда шум на улице утих, он принялся за повторение своего опыта. Всё получилось, как и до этого, и даже лучше. Он словно шёл по уже проторённому маршруту. И погружённый в пустоту, едва начал он ощупывать пространство, как опять раздался взрыв, и его снова выбросило из нирваны.
В этот вечер погружение больше ему не удалось. Не удалось и на следующий день и вообще больше никогда. Он долго, почти три месяца ходил нервный, думая о том, что эти проклятые разборки помешали ему ощутить первозданную мудрость вселенной. И почти довёл себя до очень сильной степени нервного истощения, пока однажды, придя после школы домой и завалившись на диван, не выкатился в какую-то полудрёму. Он будто спал, но мысль о мудрости вселенной вдруг начала куриться в его голове, как слабый дымок от разгорающегося костра. Мысль вилась и стала уходить куда-то глубоко, в бескрайность самого Таира, затем подхватила его сознание и, пронеся по какой-то структурированной бесконечности, вытолкнула из сна. Таир вскочил совершенно бодрый, без малейших признаков болезни, и к нему тут же пришло знание того, о чём твердили индийские мудрецы. Он понял, что в нирване, точнее, в одном из её аспектов, нет никакой мудрости, нет никакого знания, нет ничего, что могло бы там быть и что можно было бы придумать. Даже пустота, которую он там ощущал, на самом деле тоже там отсутствовала. И тотчас стало ясно, что нирвана и ей подобные состояния не являются инструментами и для него, Таира, бессмысленны и бесполезны.
В ЭТОТ МОМЕНТ СКОРПИОН ОБНАРУЖИЛ СВОЮ ПЕРВУЮ НОГУ.
Узор №7
Любовь
В восьмом классе, сразу после новогодних каникул, к ним пришла новенькая. Её звали Лена. Это была невысокая худенькая, стройная, с большими и очень живыми глазами девчонка. Таир в неё сразу безнадёжно и навсегда влюбился. Его любовь была очень странной. Он был до того стеснительным и так скрывал свои чувства, что даже его лучший друг Серёга догадался о его влечении к Ленке случайно, заметив однажды на перемене, когда пацаны в коридоре шутили про одноклассниц и их красоты, как Таир начинал краснеть при любом упоминании её имени.
— Ты чего, Таир, влюбился в Ленку, что ли? — спросил он его, когда пацаны пошли в класс после звонка и их никто не слышал.
— Да ты что, Серёг, очень надо, — ответил Таир, стараясь не смотреть на друга, и скорым шагом направился в кабинет литературы.
— Понятно, — пробормотал друг и тихо вздохнул.
В классе, где учился Таир, все были старше него, и он надолго стал слегка выпавшим из пространства разговоров своих одноклассников о другой, почти уже взрослой для его лет жизни. Старше него почти на год была и Ленка. И в то время как парни из класса уже начинали потихоньку исследовать прелести своих одноклассниц, Таир оставался в глубоком неведении о происходящем вокруг. По сути, он был ребёнок, сознание которого спало сладким сном и не собиралось взрослеть ни за какие коврижки. Он не был, как говорят сегодня, «ботаником» — при пацанах он неплохо ругался матом, умел, но не любил, курить сигареты, мог, если требовалось, подраться и, в принципе, был своим по всем параметрам стайки одноклассников. Но в то же время его интересовали вещи, которые на ту пору были абсолютно всем без надобности. Он часами зависал в школьной библиотеке, изучая в крохотной читальной комнате энциклопедию Эрмитажа с работами Леонардо да Винчи и Микеланджело, или вдруг увлекался астрономией и подолгу разбирался в различиях между «белым карликом» и «красным гигантом», а однажды целый месяц был полностью погружён в исследование библиотечного фонда по теме Тунгусского метеорита. Надо ли говорить о том, что библиотекарша его просто обожала, и к концу восьмого класса в школьной библиотеке не было, пожалуй, ни одной книги, которую он не прочитал бы или как минимум не ознакомился с её содержанием. Память у него была феноменальная, да к тому же не только зрительная, но и память моторики, когда он, не помня страницы в книге, просто воспроизводил нужное количество движений и книга всегда открывалась там, где нужно. Возможно, благодаря всем этим прочитанным книгам он возводил абсолютно всех женщин в идеал. Идеал такой необыкновенной высоты, что любые думы о чём-то телесно-земном в его понимании женщины были абсолютно неприемлемы. Даже идей на эту тему не возникало. Ну, то есть, он, конечно, замечал и видел безостановочно нарастающую красоту учившихся с ним девчонок, но его отделяло от них всего лишь одно слово — любовь. Без её наличия в его идеальных грёзах и фантазиях иного контакта с женщинами возникнуть и быть не могло никак. Вероятно, поэтому он не замечал томные взгляды других девчонок, кроме той, в которую сам был по уши влюблён.
Ленка ходила в цирковую студию при городском Дворце культуры. После школы она часами пропадала там, и это было не просто увлечение — она всерьёз готовилась к поступлению в цирковое училище, собираясь по окончании учёбы поехать в Ленинград для сдачи экзаменов и, поступив, учиться там своему искусству. Она была пластическим акробатом. Однажды перед весенними каникулами весь класс ходил на представление цирковой студии, где Ленка под знаменитую в то время музыку из фильма «Крёстный отец» исполняла свой сольный номер. После представления, придя домой, Таир никак не мог отделаться от мысли, что когда он смотрел на Ленкино выступление, его всецело захватила не её почти идеальная пластика, а мелодия, под которую Ленка выступала, и это его ужасно раздражало. Было совершенно непонятно, почему какая-то музыка полностью вытеснила из сознания образ той, которую он почти боготворил.
Десятый класс Таир окончил с хорошими оценками, но на семейном совете было принято странное решение, круто повлиявшее на всю его следующую жизнь. Планов, куда идти учиться или работать, у Таира никаких не было. Родители у него были заводские, хотя мать сама родом из каких-то интеллигентов, поэтому либо на завод, либо поступать учиться, но куда? Из вариантов перебрали всё, что возможно было перебрать: военные училища, строительный институт, химический техникум и прочее, и прочее, благо справочник учебных заведений был толст и понятен. И тут старенькая бабушка Сима подошла с объявлением о наборе в художественно-реставрационное училище по мозаике. Училище было ленинградское, и решение семейный совет принял моментально: Таир едет в Ленинград, поступает в училище, а параллельно учится на курсах для последующего поступления в Ленинградский строительный институт на факультет «Строительство мостов и тоннелей». Решение приняли, и через пару недель Таир был уже в Ленинграде, имел беседу при поступлении, принят был без экзаменов и остался там учиться. Училище было никаким не художественно-реставрационным, а обычным ПТУ строительного профиля, и там Таир стал облицовщиком-плиточником-мозаичником четвёртого разряда.
Через полгода учёбы он узнал из Серёгиного письма, что Ленка поступила в своё цирковое училище и тоже учится в Ленинграде. В письме Серёга сообщил Таиру Ленкин телефон, и он ей позвонил. От волнения с трудом произнося слова, Таиру удалось договориться о встрече со своей мечтой — Ленка назначила ему место возле входа в цирковое общежитие в шесть вечера следующего после звонка дня. В тот вечер Таир прождал Ленку до часа ночи, но она так и не появилась. Он подобрал на земле кусочек известняка и, написав на стене около входной двери огромными буквами: «Я был. Я ушёл», — отправился к себе. Ночи были белые, и к утру, пройдя половину города пешком, он добрался до своего общежития.
Однажды через много лет ему позвонил друг Серёга и сказал, что в ближайшую субботу будет встреча одноклассников и, между прочим, там будет Ленка, с которой он не виделся со школьной поры. Ощутив в груди слабый толчок волнения, Таир сказал, что придёт, но чтобы не напиваться со всеми, решил поехать на своём автомобиле. В какой-то довольно приличной столовке собралось человек около тридцати — бывшие одноклассники из двух параллельных классов. Когда он вошёл, намеренно опоздав минут на двадцать-тридцать, все были навеселе. Его дружно приветствовали и посадили за стол напротив Ленки. Она почти не изменилась: та же фигурка, тот же живой взгляд, только отпечаток иной жизни мгновениями угадывался за весёлой и уже в подпитии маской. Собравшиеся одноклассники, через пять минут потеряв к Таиру всякий интерес, сначала спели песню «Как здорово, что все мы…", а потом начали вспоминать школьный выпускной, хохоча над тем, как они после бокала шампанского тискались в тёмных уголках школьных коридоров. Затем кто-то произнёс очередной тост, и все стали совсем пьяны. Таир вышел покурить в полуосвещённое фойе, а через минуту туда пришла Ленка. Перекинулись парой фраз, и вдруг Ленка разговорилась: про Ленинград, про мужа, который не пустил её учиться в Германию, и про то, как она прочла его надпись на стене и всё хотела ему позвонить, но вот была чудовищно занята на гастролях. Затем она неожиданно приблизилась к нему, дыша перегаром, расстегнула молнию у себя на джинсах и, схватив его руку, запустила её к себе в трусы. Таир выдернул руку и, велев ей обождать его, вышел на улицу. На крыльце стоял и курил Серёга. Таир встал рядом, и вдруг его стало трясти. Трясло и колотило сильной дрожью, дрожало всё тело. Он был в полном сознании и не понимал, что с ним происходит, не испытывал никакого волнения, никакого переживания и вообще никакой тревоги или беспокойства, но трясучка реально была и била его с ног до головы. Через минуту она вдруг прекратилась, и ноги неожиданно стали подкашиваться.
— Что с тобой? — Серёга подхватил его под руку. Ты чуть не упал.
— Да голова что-то закружилась. От воспоминаний, наверное. Ладно, Серёг, поеду, пока не стемнело совсем, созвонимся. Ленке привет передай.
— Ну бывай, не пропадай, — ответил Сергей, и Таир, заведя машину, укатил к себе домой.
Позже, много позже один весёлый и авторитетный йог при встрече сказал Таиру про ту трясучку, что так его покинул Дух Прошлого. Потом каким-то своим, особенным образом прищуренным глазом осмотрел Таира со всех сторон и тихо сказал:
— А у тебя, брат, теперь совсем нет Прошлого. Дух с собой забрал. Слышал я про такое, но вот чтобы самому видеть — первый раз. Выходит, радоваться тебе надо.
И авторитетный йог заржал как конь.
Узор №8
Ленинград
Осенью произошло событие, сильно изменившее восприятие Таира. Он жил в это время в общежитии училища. Комната на четверых располагалась на четвёртом этаже, и в ней жили якут Санька, немец Тиссен, кореец Лёха и он — русак Таир. Выходным днём, ближе к полудню, в канун большого осеннего праздника они с соседом по общежитию — якутом Санькой, строили планы на воскресенье. Вдруг в комнату вломился здоровенный пьяный парень лет тридцати, с третьего этажа, работавший монтажником на стройке и живший под ними.
— А ну, пацаны, быстро связали мне простыни. Я ключ потерял от комнаты. Сейчас через окно полезу, а вы простыни держите.
— Так высоко же. Может, к коменданту сходить?
— Высотники высоты… не дрейфят, — выговорил он пьяной речью. — А комендант с меня деньги вычтет или из общаги выселит. Я и так задолжал ей ползарплаты.
— Вдруг простыни непрочные?
— Харош базарить, вяжите, пока по шеям не навалял.
Таир с Санькой послушно сгребли со всех кроватей простыни и быстро связали их в длинный, около десяти метров, канат. Монтажник проверил на прочность каждый узел и, открыв окно, выбросил в него один конец. Второй он велел держать Таиру с Санькой, а сам, встав на подоконник и держась за этот канат, стал спускаться. Когда он прополз по простыням всего полметра, они оборвались. В руках парней остался лишь рваный конец каната. Таир подошёл к окну и выглянул. На асфальте лежало тело монтажника. Секунд пять оно билось в конвульсиях, затем затихло, и из-под него стала вытекать струйка крови.
Через полчаса парней забрали в милицию для допроса. Там почти до полуночи их вместе и по отдельности допрашивали на предмет того, не выбросили ли они монтажника в окно сами, по сговору или в процессе драки. Но парням нечего было придумывать, их показания сходились, и их отпустили. Правда, потом в течение недели вызывали ещё пару раз, но дело закрыли. В общежитии это событие волну не вызвало, разговоров никаких не было, только соседи того парня по комнате дней через десять вызвали Таира с Санькой к себе и напоили их водкой «на помин души», а потом сказали, что замирили с ними и что в общаге их никто не тронет. Таир тогда блевал всю ночь от огромного количества выпитого.
После того как всё улеглось, на Таира накатила тоска. Он почуял одиночество, у него возникло ощущение дикого зверя, которого изловили и посадили куда-то в вольер, за перегородку, из-за которой, будучи в неволе, он наблюдал чью-то чужую жизнь. Он вдруг обнаружил, как ему безразличны этот монтажник и его соседи по комнате, менты со своими допросами, комендант общежития, учёба, работа и само общежитие. Нет, он не невзлюбил их, а вдруг стал к ним равнодушен. И ещё страшно сильно захотелось домой. Чтобы унять тоску, целый месяц он ходил в любое свободное время в Эрмитаж, а потом вдруг полюбил Театр музыкальной комедии. На «Труффальдино» он бывал подряд четыре раза и знал наизусть имена всех актёров. Потихоньку хорошее настроение вернулось к нему, но ходить в одиночку по музеям и театрам Ленинграда он не бросил.
Осенью всю группу, где учился Таир, перевели в Колпино, на отделку новых корпусов Ижорского завода. Там же, в Колпино и прописали в общежитии.
А весной, в апреле следующего года, его призвали в армию.
Узор №9
Армия
В армию Таир призывался из Ленинграда. В канун призыва он постригся наголо, и голова стала круглой, как глобус. Смотря на себя в зеркало, он сильно удивлялся своему новому образу. Санька-якут, такой же обритый, как и остальные призывники, собрал всех четверых, и они укатили к его друзьям в институт Герцена в Ленинград. Там девчонки-студентки, Санькины землячки, угощали их вкусным ароматным чаем и тортом «Муравейник». Таир раньше никогда не пробовал такого торта, но очень стеснялся и ел мало. Вечером уехали обратно в Колпино, а с утра уже были на призывном пункте, откуда их и ещё два десятка парней перевезли в сборный пункт в Ленинград.
Сборный пункт был настоящим табором. Призывников было много, и каждый располагался где и как придётся — кто на полу, кто на скамейке, кто на стуле. Но атмосфера царила дружески радостная и возбуждённая. Ленинградские, коренные, весело пили одеколон, не стесняясь сержантов, которые никого не трогали и лишь следили за общим порядком.
— А нам можно — мы присягу не приняли, — говорил всё время один из призывников, которому лет уже было около двадцати пяти, самый взрослый из всех. «Гуляй, пацаны, пока ружьё не дали». И все ржали над его словами, так что стены дрожали. И ещё все курили. Дым от папирос и сигарет стоял такой густой, что дышать было тяжело.
Наконец, всех вывели на улицу, построили, выпотрошили весь одеколон и, погрузив в автобусы, отвезли на вокзал, а через полтора-два часа весь призыв, распределённый по вагонам и полкам, уже ехал куда-то. Как оказалось потом, в Белоруссию, в город Молодечно. Ехали долго, с перестановками вагонов, с долгими стоянками и какими-то стыковками. По дороге пацаны играли в уцелевшие карты и допивали закуркованный одеколон. А на редких остановках, которые случались на вокзалах каких-то городков и полустанков, кричали в открытые окна: «Девушка в красном, дай нам несчастным…» и ржали потом всем вагоном.
В Молодечно прибыли поутру. Там всех отправили в баню, потом их осмотрел доктор, и получившие обмундирование и амуницию призывники были распределены в «отстойник» — казарму для новобранцев. В «отстойнике» пробыли чуть больше месяца. Там всех приучили к расписанию и распорядку, научили рано вставать, делать зарядку, шить, пришивать и подшивать, заправлять кровати и мыть полы, а также дневалить. Через пару недель на общем построении отобрали каких-то спортсменов в спортроту, каких-то музыкантов в музвзвод, каких-то электриков в хозвзвод, а остальных отправили на репетицию Парада Победы к девятому мая. На репетиции все по команде изображали какие-то боевые действия с криками «Ура!» и радостью победы. А после праздников приехали «покупатели» из каких-то секретных воинских частей и, набрав себе по команде новобранцев, разъехались. Таира забрали в Воронеж, а точнее, в Воронежскую «учебку» войск спецсвязи.
Вся служба пролетела для Таира как один вдох-выдох. Он словно повернул выключатель и поместил себя в отдельный сосуд жизни, похожий на аквариум. И там, поплавав отведённое время с местными рыбами, вернулся. Изо всех событий в армии Таир едва ли помнил пару эпизодов, да и те годились лишь для анекдотов на кухне под рюмку водки. Когда он, демобилизовавшись, приехал с сослуживцем Андрюхой в Ленинград, то они пошли к тому на квартиру и, переодевшись, сразу двинулись к пивному ларьку, о котором Андрей мечтал всю дорогу. Таир пива не пил вовсе, но с удовольствием решил составить компанию. Возле ларька стоял пьяненький парень и неторопливо отпивал из огромной кружки янтарную жидкость.
— А-а-а-а-а, Андрюха, здарова. Давно я тебя не видел, где пропадаешь? — закричал он пьяным голосом.
— Я, вообще-то, в армии служил два года, — ответил Андрей.
— То-то я смотрю, тебя нет и нет. Думал, в КПЗ, что ли, так долго сидишь?
— Вот идиот. Ничего не меняется, — проворчал в ответ Андрей.
От Андрея Таир поехал в Колпино, где снялся с учёта в военкомате и отправился домой, на родину. Когда он, приехав с вокзала, стоял у своей квартиры и звонил, дверь открыла мать. Увидев его, она спокойно, словно он сбегал только что в булочную, сказала:
— Проходи, чего встал.
Таир, зайдя в квартиру, разулся и прошёл в свою комнату, где, не раздеваясь, лёг на кровать и уснул. На этом вся его армия и весь его Ленинград закончились.
Узор №10
Книга суккуба
Он никогда не придавал значения снам, в которых ему являлись женщины и занимались с ним сексом, а относил их к обычным, хоть и очень ярким. То, что это были суккубы, он узнал позже и долго был уверен, что какие-то существа, соблазняющие его во сне. Как и бо́льшая половина человечества, впрочем. Однажды, уже после армии, он беседовал со своим знакомым и очень авторитетным йогом на тему того, как и где набраться энергии, хотя в ту пору в энергиях он мало чего понимал. И авторитетный йог авторитетно заявил, что если и возможно энергетическое пополнение тела, то есть одна верная, но маловероятная возможность:
— Друг мой, следует осознать себя во сне и выследить там какую-либо сущность, а затем схватить её и удерживать, пока она не отдаст все свои энергии тебе. Говорят и пишут, что способ верный, но я что-то не встречал людей, осуществивших подобное практически.
После его слов Таир долго размышлял, как отследить сущность, и что это за сущность, и как её удерживать. И сколько этих сущностей надо поймать. И где вообще гарантии верности метода? В общем, он тему эту забыл, пока к нему во сне не явился достаточно мощный суккуб в виде шикарной и соблазнительной женщины. Чего только она не вытворяла с ним. Секс, который суккуб устроил ему, был до того яркий и насыщенный, что воспоминания долгим шлейфом тянулись весь день до самого вечера, а следующей ночью всё повторилось с новой силой и с этим же суккубом. Утром Таир валялся в кровати, слегка обессиленный и в то же время как-то гармонично уравновешенный. Вяло текли мысли, и одна из них привела его к разговору с авторитетным йогом. В тот же миг его осенило:
— Так вот же они, сущности. И искать никого не надо, — вслух подумал он. — И как я раньше не допёр? Суккубы сами придут, а я стану их ловить. И чем больше я буду их ловить, тем больше энергий я приобрету, а чем больше я их приобрету, тем жирнее суккубы будут приходить. Блин, да это бесконечный источник. Так думал он, не имея ни малейшего понятия о том, какой темы коснулся и в чьи владения вторгается.
Своего первого суккуба, не очень мощного и похожего на вокзальную проститутку — разукрашенную и полуголую, он поймал легко. Просто прижал к себе и удерживал. Проститутка сначала дёрнулась пару раз в недоумении, а потом так шарахнулась вместе с Таиром об стену, что он даже во сне ощутил удар головой о кирпич. Но сам уже осознавал, что он делает, и не отпускал её, всё время думая о том, чтобы не проснуться раньше срока. Суккуб ещё пару раз вместе с ним метнулся по комнате, а потом затих, стал трястись мелкой дрожью и вдруг превратился в клочок серого тумана. Таир от удивления чуть не выпустил его. Туман недолго клубился, а затем очень быстро потёк в ладони Таира и улёгся где-то внутри его тела. Когда он проснулся, ощущения описать было невозможно. Тело распирало от избытка огромной мощи, глаза блестели, а тело… хоть вместо лампочки светись, и в голове была необыкновенная ясность без лишних слов и диалогов. Почти тишина. Он сел на край кровати и минут тридцать просто наслаждался эффектом, потом позвонил авторитетному йогу.
— Слушай, я нашёл способ, как управиться с сущностями, — сказал он и дальше вкратце описал метод.
— Никто не знает, чья это территория там, с суккубами. По крайней мере мне неизвестно. Но то, что ты там Первый из тех, кого я знаю как живых, — это факт. Держи меня в курсе и, если что — срочно звони, ты знаешь, о чём я. Береги себя.
О чём говорил авторитетный йог, Таир знал:
— Ой, плачет по мне одёжка с длинными рукавами, — проговорил в шутку, положив трубку телефона. — Ой, плачет.
В течение следующей недели он поймал ещё трёх суккубов. Сначала одного, похожего на тамаду-ведущую с какой-то свадьбы, а через день сразу двоих, пришедших к нему парочкой в виде смазливых японских школьниц. Парочка бесстыдно и без прелюдий стала заниматься с ним оральным сексом, и он помнит до сих пор, что очень сильно удивлялся во сне, как это они умудряются делать одновременно одно и то же вдвоём, но с одним-единственным объектом. Этих двоих он связал за волосы, и они мотали его по комнате минут тридцать, пока не обернулись всё тем же туманом и не улеглись внутри него. После этого сна Таир долго размышлял о нереальности ощущения одновременности двух параллельных фактов, пока не уловил, что каждого из суккубов он наблюдал разными сознаниями. То есть получалось, что суккуб был один, но видел его он ещё каким-то третьим и тоже сновидческим сознанием. Поэтому эти две японочки и умудрялись трахать его «одновременно отдельно».
«Ну и дела! Получается, что сознаний не два, — подумал он, а возможно, даже и не три. Надо посоветоваться с авторитетом».
Теория стала подтверждаться. Таир рос энергетически в своих ощущениях как на дрожжах. Его просто распирала необыкновенная мощь. Женщины на улице стали оборачиваться в его сторону. А ещё через неделю к нему во сне пришёл Змей. Чёрный и какой-то бесконечно огромный. Но он точно знал, что это тоже суккуб. И совсем-совсем не простой.
Уснул он, как обычно, немного устав на работе после ночной смены, днём. Во сне он обнаружил себя в комнате сидящим за столом и рассматривающим иллюстрации в какой-то книге. Неожиданно в дверь комнаты кто-то постучал. Стук был сухой и настойчивый, как удары барабанных палочек, но не громкий. Таир подошёл к двери, открыл её и тут же отскочил в испуге — в открытую дверь вползал огромный змей. Он был блестящий и чёрный. Таир замер посреди комнаты. Змей вполз, свил вокруг него пару колец и остановился напротив лица, глядя ему в глаза. Затем он разинул свою пасть, и из неё полился тихий убаюкивающий свист. Змей пытался что-то сказать Таиру. На того немедленно стала накатывать волна необыкновенного блаженства и ощущения какой-то очень неземной любви. Неожиданно змей захлопнул пасть и пропал, а Таир вылетел из сна и проснулся. Посмотрел на часы и удивился — спал он около четырёх часов. Подушка была влажная от пота, а трусы были все мокрые от… Отмывшись в ванной, он немедленно позвонил авторитетному йогу.
* * *
— Ну, что тебе могу сказать? — очень важно начал разговор авторитетный йог. — Ничего! Понятия не имею, с кем ты повстречался. Единственное, что приходит на ум, так это то, что во всех мифологиях Змей — это Правитель или Царь. Вероятно, ты побеспокоил или зацепил какое-то пространство высоких энергий, и какая-то шишка из этого пространства навестила тебя.
— А о чём эта шишка могла свистеть?
— Тут, друг ты мой, надо следовать тому, что происходящее необходимо принять за чистую монету.
— Как это?
— А вот как. Ты делаешь предположение или допуск, что к тебе явился Царь Суккубов. Он тебя высмотрел и увидел, что твоих энергий недостаточно для его аппетита и для набора более высокого уровня, разрешил тебе охоту на своих подданных, имея в виду, что когда-нибудь трахнет тебя сам и вернёт все энергии, только обогащённые твоим сознанием.
— Так он что, получается, кабанчика решил вырастить?
— Что-то типа того, если только наше предположение верно или хотя бы близко к истине.
* * *
В последовавших после прихода змея сновидениях Таир ловил суккубов пачками и поодиночке. Он научился их предчувствовать, различать и в итоге разработал целостную систему иерархии этого явления, состоявшую из двенадцати ступеней. Последняя ступень в его расчётах была тринадцатой, но он понимал, что там, на этой ступени, суккубов больше нет, кроме одного — Царя Суккубов. Он всё ждал, когда тот появится, но, видимо, состояние его энергий всё ещё не соответствовало торжеству ожидаемого момента. Лет прошло уже много, суккубы всё реже стали являться Таиру, и вскоре он совсем забыл, когда была последняя охота. Он спокойно конфигурировал свою энергетику под одну известную только ему гибридную структуру и о суккубах забыл совсем — не до них было. Стал считать свои опыты детской забавой и отнёс их к юрскому периоду своей личной энергетической эволюции.
Но Царь пришёл. В эту ночь Таир, славно потрудившись днём у себя в саду, спал легко и свободно. Во сне он то ли раскладывал какой-то пасьянс, то ли собирал какой-то конструктор-трансформер, и суккуб явился неожиданно. Недалеко от него вдруг возникла женщина в знакомом ему облике. Она медленно и спокойно стала подходить к нему, излучая сексуальное желание такой силы, что его живот стал горячим, словно он только что проглотил утюг.
«Ах ты, мать честная, — подумал он, — никак, Сам явился».
— А ну, иди к папочке, иди, иди — я тебя отшлёпаю, — проговорил Таир.
— Приласкай меня, Таирчик, поцелуй — я так устала без тебя, — зашептала женщина, и утюг в животе Таира стал превращаться в реактор, плавящий кишки.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.