18+
Год обезьяны, или Клад купца Трофимова

Бесплатный фрагмент - Год обезьяны, или Клад купца Трофимова

Объем: 292 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Глава 1.Чем больше терпения, тем дольше приходится ждать

Олег корпел в зоопарке на своем привычном месте. Грот, между тапирами и выдрами, как будто специально был вырублен для него: есть крыша от дождя, прямой солнечный свет не попадает на мольберт, рядом — пруд с уточками и лебедями. Он так и говорил о своей работе: иду на дачу, отдохнуть, поблаженствовать, заодно капусты нарубить.

Рядом посетители увлеченно смотрят на зверей и птиц. Наслаждаются на все сто рублей, заплаченные за вход. Общаются между собой. Дефилируют вдоль вольеров, разглядывают живность и показывают себя. Бросают монетки в воду на память, чтобы снова вернуться…

— Папа, эти гуси специально ныряют, что бы денежки собирать в пруду? Тут же написано: «Купаться запрещено!»

— Нет.

— А чего они тогда здесь плавают?..

— Читать не умеют, — воскресный папа засеменил мимо…

Если честно, ходил Олег, прежде всего, не для того чтобы отдыхать. Высокого роста, с бородой белого цвета от ранней седины и черными от природы усами и бровями, он был неожиданно подвижный и веселый в силу своего динамичного характера. Ему нравилось рисовать шаржи и получалось у него не плохо: как-никак член профессионально-творческого союза художников России. К тому же работа на свежем воздухе полезна для здоровья. А если за неё ещё и платят, то почему бы пенсионеру не порадоваться жизни таким образом?

Пока не было клиентов, у него появилось время покурить и немного собраться перед работой. Такое с ним редко случалась. Часто его отвлекал или подвигал на размышления какой-нибудь вопрос соседки справа. Или ее ребенка. Смотря, кто из них в этот день продавал сладкую вату.

— Маркер, а что лично для тебя шарж? — спросил в этот раз ребенок.

— Это графический образ, который люди могут нести в своем сердце всю жизнь.

— А подробнее?

— В рисунке художника отражается внешний облик человека и его характер, индивидуальные особенности и желаемые черты. Как по иконам узнают лики святых верующие, по любимым кадрам художественных фильмов зрители восторгаются актерами, и любят театралы артистов по «своим» ролям, так и по профессионально сделанным фотографиям, портретам, шаржам человека определяется его существо… Ты ещё лекций в институте не наслушалась?

— Нет.

— Тогда вникай. Наиболее символичным и лаконичным образом в этом ряду предстает шарж — сатирическое, юмористическое изображение кого-либо или чего-либо. По крайней мере, именно так трактуют этот жанр изобразительного искусства большинство словарей.

— А наши посетители чаще всего называют твои картинки карикатурами, пародиями или гримасами.

— Это в лучшем случае. Так происходит потому, что маленьким детям, впервые столкнувшимся с шаржами, окружающие чаще всего объясняют увиденное подоступнее…

— Помедленнее, я не успеваю конспектировать… — Иришка явно прикалывалась, пока Олега несло.

— Извини, тебе не надо было задавать дурацкие вопросы. Дай сконцентрироваться и войти в астрал…

— Входи. Только не промахнись.

Олег пригрозил ей пальцем.

Рядом послышался разговор посетителей. Немолодая мама, а может быть няня с малышом, подходили к соседней клетке.

— Здесь кто? — спросил ребенок.

— Носуха, — отвечает женщина, смотрит на табличку и читает малышу. — Это животное — хищник.

— А это кто?

— Это выдра. — Опять взгляд на табличку. — Тоже хищник.

— А это кто? — взгляд малыша упал на обросшего седой бородой и в черных очках Олега, который закатил глаза вверх и абстрагировался от действительности.

— Это художник-шаржист.

— А он хищник? — Оба смотрят на табличку-ценник.

— Судя по цене рисунка, хищник!!!

Приколисты. Но они — возможные клиенты! Главное теперь, что бы сразу не ушли, а успели рассмотреть шаржи: не так уж и дорого стоят эти рисунки, качество их отменное, скорость работы фантастическая, память о посещении зоопарка — эксклюзивная.

Кажется, повезло. Остановились и рассматривают.

— Будешь себя хорошо вести, художник тебе портрет нарисует…

— А если плохо, то шарж?

Ответ на вопрос Маркер не расслышал. Подкатила небольшая стайка школьников-экскурсантов. Последовала целая тирада возгласов, из числа тех, кто оказался ближе:

— Я представляю, как меня нарисуют…

— За такие деньжищи я сама тебя нарисую!

Глядя на них, стали подтягиваться и другие зеваки.

— Что такое шарж в образе животных?

— Твое лицо и хвост.

— Мама, папа! А этот дядя в прошлом году меня раком рисовал!!!

Да. Детки скажут — мудрецы замолчат. Здесь, наверное, стоит заметить, что Олег не просто рисует шаржи на посетителей зоопарка. Он их рисует в образах представителей животного мира. Вообще-то мысль о том, что люди похожи на животных, стара, как мир. В хозяевах собак узнают их питомцев и наоборот. Лошадей, коров, ослов, хомяков называют человеческими именами. Гороскопы, и те все в зверином обличье. После десятка лет рисования портретов и шаржей на Арбате, в Сокольниках, ЦПКиО имени Горького, ВДНХ, в переходе под Манежной площадью, Олега как-то случайно занесло в зоопарк. Увидев здесь непаханое поле для работы, уже через год он нашел свою нишу и придумал свою фишку — зоошарж. Мало того, что он не рисовал, как все свои собратья по творческому цеху, карандашами и пастелью, а только маркерами (отсюда и прозвище — «Маркер»). Так теперь и шаржи у него стали особенные — с другими не спутаешь. На рекламе у него изображены Лариса Долина в виде лягушки, Филипп Киркоров — павлином, Елена Степаненко — уткой, Леонид Якубович — кроликом, Наоми Кэмпл — пантерой, Алла Пугачева — львицей, Эдди Мэрфи — мартышкой и т. п.

…Годы работы приучили ко многому, поэтому Маркер спокойно делал вид, что разгадывает кроссворд. Докуренную сигарету он забычковал и, поглядывая на зрителей, ждал «поклевки» — первого клиента, которого захотелось бы нарисовать. Первый шарж — самый важный. Проверка руки (трясутся пальцы или нет), настроения (есть желание общаться с людьми или сегодня лучше не связываться), появления куража от выполненной работы. Если все складывается нормально — день пройдет на «ура!».

Детвора и взрослые продолжали резвиться перед картинками на рекламе:

— Я его узнал! Этот! Вот та! Тот! А это он! Она! Тот самый! — я всех узнал!

— Нет! Это жена Петросяна, Филипп Пугачев,…

— Смотри, лягушка с лицом! Вон муж Пугачевой, Страна дураков…

— А я бы хотела стать русалочкой…

— А я кошечкой…

— Такое и я нарисую!!!

Наконец, одна из мам не выдерживает и обращается к своему чаду:

— Давай тебе шарж нарисуем?

— Как?

— Узнаешь свое истинное лицо.

Маркер взглянул на девушку и пацана. Классные лица. Его типаж. Рисовать легко, без большого напряжения. Шанс, что не понравится клиентам, — один на миллион. Вот здесь то и пахнет удовольствием от работы и заработком. Совмещать полезное (куда в наше время без денег!) с приятным (Маркер кайфовал от работы) — это мечта любого.

Встав к парочке поближе и заглядывая с улыбкой в лицо, он произнес:

— Девушка! Для вас супер предложение.

— Как это?

— Вашего мальчика я рисую за любые деньги!

— За какие?

— А за любые. Мы с Вами о марках, фунтах, рублях и тугриках сейчас не будем говорить. Я просто рисую пацана. И Вы платите по результату работы так, как сочтете нужным. Идет? В зависимости от ваших финансовых возможностей, желания, настроения, наличия или отсутствия у Вас мужа!!! Только пожертвуйте парой минут, и удовольствие вам гарантировано!

Мальчик, услышав про халяву, уже сам шел позировать, не глядя на мать. Что и было нужно.

Работал Маркер легко и быстро. Со стороны казалось, что он просто обводит заранее нарисованный контур или снимает кальку с домашней заготовки. Вот в этом и был весь фокус: уверенная линия, поразительное сходство и неожиданные решения в каждом портрете делали карикатуру по-настоящему дружеским, не обидным, веселым шаржем. Наблюдать со стороны за его действиями было интересней, чем получить собственный шарж. Зрители заразительно смеялись, мальчик позировал, совсем не стесняясь. Его мама улыбалась, она уже не боялась расстаться с любой разумной суммой, так как было видно — всё нравилось.

— Мам, а я на кого на шарже похож?

— Догадайся сам.

— Ну, хоть намекни…

— На того, кем тебя бабушка называет на даче.

— На козла что ли?

— Нет. Ну что ты такое говоришь. Когда мы с папой дома, и ты себя хорошо ведешь…

— Значит на котика…

Вот так, представитель кошачьего мира им мил. Стоит сделать его необычным котенком. Парень активный, не обидчивый. Ему должно тоже понравиться. Еще насколько штрихов и подпись: «Гроза зоопарка!». Озорной тигренок — полосатый котенок — готов.

— Мама, это же я — тигр!!! Повесим этот шарж у меня в комнате и будем всем показывать!

Маркер проложил калькой рисунок, чтоб не испачкать его еще не высохшим фломастером, свернул лист трубочкой и протянул мальчику рулон.

— Держи. Сосканируешь на загранпаспорт, и тебя в любом зоопарке мира будут ждать отдельная клеточка, улучшенное питание и повышенное внимание. — Взял предложенный девушкой гонорар, и, не глядя, положил деньги в карман. — Кто следующий?!

Следующих было много. Они сами организовали очередь, пока художник работал. И процесс пошел. Кенгуру, пантера, мышонок, русалочка, гризли, кролик… Через пару часов он остановился.

— Все. Я устал. Следующего рисую после перерыва на пятнадцать минут, — сказал Маркер. Он дорисовал молодую женщину в виде выдры, как ему за спиной подсказывал муж клиентки, сделал подпись «Гордость зоопарка», и показал ей портрет. Зрители зааплодировали.

— Ой, какой симпатичный зверек!… На меня похоже! Я теперь не буду обижаться, если меня муж выдрой станет называть…

Парочка расплатилась, художник присел и блаженно затянулся сигаретой. Надо было собраться с силами и отдышаться. Все-таки напряжение от этих двух-трех минут, когда сливаешься с человеком, который стоит перед тобой, достаточно сильное. Передается волнение позирующего, идет напряженная работа над сходством с самим человеком, поиски его шипящего, мяукающего, рычащего, кукарекающего персонажа. Затекает рука и ноги — работа происходит стоя. Но теперь перерыв.

Маркер оглянулся. Народ рассосался. Только стройная девушка с копной золотистых волос и необычайно интересным кулоном на открытой груди рассматривала его рисунки. Она была в джинсах и блузке с открытым животом, как и большинство ее сверстниц. Смотрела куда-то вниз и держала двумя руками сумочку. «Какой интересный камень у неё в кулоне… И, похоже, что мы с ней где-то уже встречались», — подумал Маркер, но его отвлек хамоватый голос.

— Это чё?! — спрашивала, рассматривая рекламу художника, не по годам ярко накрашенная девица лет 13—14.

— Прочитай, очаровашка, подумай, — спокойно ответил Маркер.

— Если бы я думала, я бы не спрашивала… — девица упорхнула за угол.

Если спросить, кого из художников-шаржистов знает среднестатистический россиянин, то этот список в лучшем случае ограничится Борисом Ефимовым и Кукрыниксами, которые прославили этот жанр до, после и в годы Второй мировой войны карикатурами на Гитлера, Муссолини, и проч. Но они лишь изредка рисовали шаржи. К «генералам» от шаржей советских времен, знатоки отнесут авторов работ в «Огоньке», «Советском экране», «Известиях», «Правде», «Крокодиле». Которые, между прочим, и сейчас живы-здоровы, и, иногда, публикуют замечательные работы. Владимир Мочалов, Игорь Лососинов, Игорь Куксо — вот тот небольшой генералитет в войске карикатуристов-шаржистов, в котором Маркер занимал скромное, но достойное место в ранге примерно полковника. В молодые годы он мог составить конкуренцию самому Мочалову, попавшему в книгу рекордов Гиннеса за высокую скорость рисования шаржей. Но тот рисовал для славы, а Маркеру просто были нужны деньги, и он на спор выиграл ящик водки, перекрыв рекорд «генерала» на несколько секунд. А потом вместе с арбатскими друзьями-художниками и музыкантами принял участие в опустошении этих бутылок…

Через некоторое время подошла симпатичная парочка. Оба слегка взвинчены, похоже, что с помощью пива им не терпелось поразвлечься.

— Маэстро! Нарисуй шарж на мою Анечку!!! Мы специально приехали в зоопарк, чтобы к тебе попасть. В прошлом году я здеся рисовался, так друзья до сих пор, когда в гости приходят, ржут! Смотрят на меня — мангуста-Серегу — и хохочут. Твой шарж в рамочке на самом видном месте висит. И ей вот захотелось.

— Прошу! — Маркер уже был готов к работе и показал девушке, где и как надо встать. Зеваки стали подтягиваться.

Началась работа. Парочка веселилась, полненькая девушка строила дружку глазки, позировала для вида, а сама жадно курила и потягивала пиво.

Чтобы ее отвлечь, надо было бы поговорить с ней и заставить смотреть в сторону художника.

— Вам, девушка, какую губную помаду нарисовать? Итальянскую или французскую?

— Все равно.

— Я вам вкусную нарисую.

— Точно!!! Покажешь мне шарж, я в обморок упаду. Он (девушка кивает на стоящего рядом мужика) сделает искусственное дыхание рот в рот и поужинает на халяву. А мне вечером готовить не надо будет, — она засмеялась, показав ровный ряд верхних зубов.

— Девушка, Вы сами себе веснушки нарисовали или мама с папой подарили?

— Это я под дуршлагом на даче загорала!…

У Олега на бумаге получалась весёлая корова.

Молодец! Юморная девица. Ей все должно понравиться, лишь бы было весело. Еще несколько штрихов.

— А Вы животных любите?

— Еще бы! Я сама из-под Ярославля. И собираю с детства игрушки, статуэтки всякие в виде… коров. Коров я очень люблю!!!

Сергей-мангуст стоит за спиной Маркера и дико хохочет:

— Вот удружил! Как догадался-то? Мы ее телкой с друзьями зовем!!! Грудь у неё стоящая — шестой номер!

Народ прикалывается:

— А это у вас настоящая грудь? Или синтепон?

— Девушка, вы очень красивы, а красивых девушек надо размножать!

— Хотел бы я, чтобы на мою защиту стали такой грудью!

— Вы так красивы, что к вам страшно подойти!

— Вы сегодня прекрасно выглядите! Вчера, наверное, бухали?

— Девушка! У вас такие ножки!

Аня не остается в накладе:

— А ты мой свои ноги каждый день и у тебя такие же будут!

Маркер быстро подписал шарж: «Ярославская телочка «Анечка» — «Мисс зоопарк!» Серега согнулся в хохоте, и вместе с ним все зрители. Аня увидела шарж, и даже присела от неподдельной радости.

— Клёво! Моя коллекция пополнилась! Я в ней — самый классный экспонат!!!

За спиной раздались аплодисменты. Чаще всего именно так наблюдатели за работой шаржиста выражали свой восторг его работой. Шарж и впрямь удался.

Щедро расплатившись, веселая парочка углубилась в зоопарк — искать живых коров и мангустов. Народ стал разбредаться, и только девушка с копной золотистых волос задержалась у рекламного стенда чуть дольше, чем остальные. Она рассматривала его рекламный щит и тут взглянула на Маркера.

Этот мимолетный взгляд из-под челки поразил Олега. На какое-то время он потерял способность воспринимать окружающую действительность. Да! Именно глаза показались ему необыкновенными в то первое мгновение, когда он увидел ее перед картинками на рекламном щите.

— Продайте мне ваш рисунок с обезьянкой, — обратилась девушка.

— Для вас — что угодно! Хотите, я Вас нарисую!

— Нет-нет. Мне понравилась мартышка, и к тому же она мне нужна. А к шаржам на себя я отношусь довольно скептически. Но я Вам могу предложить поработать, если вы придете вот по этому адресу. — Она протянула ему визитку.

— Ладно. Возьмите так. Я ее Вам дарю. — Маркер протянул картинку и посмотрел на девушку как загипнотизированный. Было такое чувство, как будто он молодел, отражаясь в ее глазах, и от этого хотелось действовать: рисовать, рисовать, рисовать!

— Спасибо, — сказала девушка, и пошла в сторону стоящего неподалеку фотографа.

— Дяденька, а меня нарисуете? — к Маркеру обращался очередной клиент с державшей его за руку бабушкой.

— Конечно. Становись! — и Маркер положил визитку в карман и стал работать.

Когда он закончил шарж и оглянулся, рыжеволосой девушки уже не было. Оставалась только чувство какой-то недосказанности, несделанности, и настроение мгновенно упало. Кураж пропал.

Олег закурил и подошел к фотографу.

— Привет, Серега! У тебя случайно не фотографировалась сейчас одна очаровашка?

— Какая из ста, Маркер? — засмеялся Сергей, который не мог пропустить ни одной смазливой мордашки.

— Покажи, тех, что были последними, — и Маркер с Серёгой стали просматривать кадры на экране цифрового аппарата. — Вот она! Сделай мне отпечаток!

— Нет проблем! Какой формат? — кивнул Серега и, не дожидаясь ответа, пошел к принтеру. Через минуту он протянул фотографию девушки с золотой копной волос на голове. — С тебя шарж и на мою подружку!

— Заметано! — Олег бесплатно иногда рисовал Серегиных подружек, когда тот в свои выходные выгуливал их в зоопарке. Поэтому о деньгах они не говорили. — Баш на баш. Все. Сегодня работа дальше не пойдет.

Олег собрал вещи и двинулся домой. По дороге он рассмотрел визитку:

«Центр разрешения кризисных ситуаций «Мудрая обезьяна».

Ольга Трофимова имеет честь пригласить Вас на презентацию нового проекта, которая состоится в…».

«К черту эту презентацию! Сейчас — за работу…» — он сунул визитку в карман. Глаза девушки неотступно преследовали его, и рисовать теперь шаржи (!) он бы не смог при всем желании. Он просто бежал домой! Вот чего ему не хватало в той картине, которую уже столько времени не мог закончить. Глаза! Именно эти глаза! Теперь-то все получится. Снимок девушки в нагрудном кармане грел ему сердце.

Он пришел домой и сразу взялся за кисти. Прикуривая сигарету за сигаретой, он все больше и больше добивался того результата, которого искал уже не один десяток лет. Мазок, еще мазок. Нет. Не так! Еще…

Только к утру стало выходить именно то, чего он ждал…

Он сел напротив златокудрой красавицы с изумительным кулоном на груди, прищурился. На него смотрели огромные глаза и улыбались чему-то своему, потаенному. Маркер сфотографировал портрет на смартфон и расслабленно закурил сигарету.

Получилось…

Глава 2. Отдыхать — не работать!

Отдыхать — не работать. Банальная истина, когда ее воспринимают как показатель того, что лучше отдыхать, чем работать. А если работа — твой отдых? Для уличного художника-шаржиста все именно так и бывает. Но лишь до тех пор, пока не наступит пресыщение. В какой-то момент не хочется брать в руки маркер, все люди становятся похожими друг на друга, клиентов избегаешь и думаешь о чем угодно, только не о шаржах. Или наоборот. Они начинают сниться. Каждый встречный воспринимается как потенциальная натура. Люди просятся на бумагу. А пальцы не слушают сердце. И тогда выход один — уезжать на гастроли по городкам черноморского побережья.

Олег в последние годы так поступал не раз. Когда не было сил смотреть на людей, глаз замыливался, работать не хотелось, он брал билет на поезд и радовал себя каникулами. Впервые такую поездку он предпринял шесть лет назад, и постепенно южные гастроли заменили ему отпуск.

Скучное времяпрепровождение в купе на верхней полке он заменял походом в вагон-ресторан. Неизменная солянка, которой славилась новороссийская бригада, и графинчик водки создавали приятное настроение. Начинали улыбаться проводницы и завязывались новые знакомства. Суточная поездка пролетала, как один блаженный миг с анекдотами, мечтами о море, разговорами со случайными попутчиками в тамбуре до глубокой ночи и т. д. и т. п. Он чувствовал себя маленькой рыбкой счастья в большом океане удовольствий.

Эта поездка начиналась так же, как предыдущие. С той лишь разницей, что не было в купе малышни, которая часто раздражала своим вольным поведением. Период, кода мальчики и девочки вызывают умиление и радость, у Олега проскочил. Своих детей не было, а с чужими он общался, рисуя шаржи.

В своем купе на нижних полках Олег увидел двух дам неопределенного возраста, которых тетками или бабами язык назвать не поворачивался. Отличие купе от плацкарты часто проявляется именно в этом: женщины, которые требуют внимания и любят себя, не садятся в многолюдный коридор с общими полками, матрасами, курицей в целлофане, ароматом пива и водки, смешанным со стойким потом и перегаром соседей. Они предпочитают максимум удобств и выбирают уютную атмосферу СВ или, в крайнем случае купе фирменного поезда. Пусть дороже, но комфортнее.

Вот и эти попутчицы сидели спокойно у окна, когда к ним вошел Маркер и поздоровался.

— Доброе утро и вам, милый человек, — любезно произнесла та, что сидела справа. Вторая любезно улыбнулась, обнажив великолепный ряд зубов голливудской чеканки и спокойно кивнула головой. — Нам по пути? Так располагайтесь, а мы с Клавочкой вас оставим на пару минут.

Они чинно вышли из купе, предоставив возможность сложить вещи и переодеться попутчику. Скинув джинсы и натянув вольготные шорты, бросив на полку рюкзак и сумку, Маркер приоткрыл дверь, что бы выйти в тамбур покурить, а затем отправиться в вагон-ресторан. Однако дамы уже стояли в проеме и как бы намекали: не спешите юноша, нам хочется пообщаться.

А куда спешить? Дорога дальняя, на платформе он уже накурился и очередная сигарета еще не прикурена. Пропустив соседок к окошку, он устроился рядом. На вид женщинам было от пятидесяти до восьмидесяти лет. Определить точнее при вагонном освещении было сложно. Но ухоженные руки, с правильным маникюром и короткие прически, сделанные мастерски на фоне элегантных брючных костюмов, выдавали не обычных попутчиц, которые двигались на южные курорты. А скорее путешественниц или бизнес–леди, отдыхающих от работы. Подкрашенная седина, неброский макияж, огромные перстни на пальцах у одной, стильные очки и изумительной красоты кулон с золотой цепочкой на груди у другой…

— Как вас зовут, милый человек? — его наблюдения прервала та, что была с приятным голосом и оттенком чего–то королевского в манерах.

— Ненавязчиво. По кличке или по имени.

— Ваша кличка?

— Маркер.

— А имя?

— Олег, — ему захотелось добавить «Ваше величество» или «миледи». И, совсем не робея, он не удержался. А чего терять? Пошутить в поезде, как и в жизни, можно вполне, тем более, что через несколько часов судьба опять всех разбросает. — Миледи…

Дама улыбнулась.

— Но с «миледи» вы, молодой человек, погорячились. А то, что я — княжеской крови, внучка белого генерала, так это точно. Зовите меня Марина Эрнстовна. А это моя близкая подруга и помощница Клавдия Васильевна. — Соседка справа так же молча одарила Маркера ослепительной улыбкой. — Мы возвращаемся после лечения из Карловых Вар.

— Очень приятно. — Олег опять не удержал свой порыв и привстал, что бы поцеловать дамам руки. Но верхние полки купе не предполагали галантного общения пассажиров, поэтому звон удара его головы совпал с отправлением железнодорожного состава. А ему не оставалось ничего, как рассмеяться над своей неловкостью.

Эта ситуация вызвала смех и у попутчиц.

— Ничего, Маркер! — похлопала его по плечу Марина Эрнстовна.

— Вы не ушиблись, Олег? Надеюсь, что вам не больно? Садитесь поближе и можете без церемоний. Мы давно ко всему в этой стране привыкли. А когда надоедает, то просто уезжаем за границу. А куда вы путь держите? — Клавдия Васильевна вступила в разговор. — Хотя можете и не говорить. Я попробую угадать. Вы едете отдыхать на юг, наработавшись за год. По специальности вы не служащий, а скорее предприниматель с небольшим бизнесом. Дома оставили жену и детей, которым милее дача в Подмосковье. А сами решили удариться во все тяжкие. Я права?

— Это звон бутылок из моего рюкзака вам подсказал такие вопросы? Спешу разочаровать. Пиво всегда беру на утро, так как не знаю, каким будет вечер. Я по жизни простой уличный художник.

— Тот, кто называет себя свободным?

— Вот–вот. Абсолютно и от всего свободным в России быть невозможно. Но понятие «свободный художник» для меня, как нельзя, кстати.

— Пейзажи? Портреты? Натюрморты? Что вы пишете, милый человек?

— Не угадали. Шаржи и карикатуры. Иногда графику. Книжки оформляю.

— Клава, вот видишь, читая детективы, у тебя появляется тяга к дедукции, а практическое её применение из одних промахов.

— Подождите, — всполошилась Клавдия Васильевна. — Как же вы зарабатываете себе на жизнь? Насколько я знаю издательское дело, то выпуская в свет даже одну книжку в два месяца, вы не в состоянии уехать от Москвы даже дальше Мытищ.

— А Арбат? Я из той когорты, что трудится на улице и зарабатывает себе на хлеб насущный ежедневным трудом. Плюс корпоративные вечеринки с гонорарами, публикации в журналах, отдельные заказы. В общем, мне хватает.

— И даже остается….

— Примерно, как и у нас, — вставила Марина Эрнстовна. — С той лишь разницей, что мы живем на остатки роскоши моего деда. Да и то в преклонном возрасте нам и этого много.

— Это у вас–то преклонный возраст? — Маркер выказал искреннее удивление. — Да вы юны и цветущи, как персики в саду Шахерезады!

— Скорее как абрикосы, из которых уже получился урюк. Милый человек, мы уже не боимся называть свой возраст. А иногда даже гордимся тем, что в сумме нам 160 лет…

— Не может быть!

— Да–да, мне девятый десяток, а Клаве — за семьдесят. Причем, так мы можем сказать только сегодня. Вчера был мой день рождения, а завтра — у неё. 81 год плюс 79 лет равно 160. Вот так то.

— Милые дамы, — Маркер привстал, но в этот раз лишь символически, — я не могу удержаться, и приглашаю вас в вагон–ресторан, что бы отметить такое достойное событие!

— А мы принимаем ваше предложение. Правда, Клава?

— С таким-то кавалером…

Через несколько минут новая компания сидела в соседнем вагоне, который и был рестораном на колесах. Все весело отмечали знакомство. Солянка под водочку, рекомендованная Маркером, коньяк с лимоном и десерт прошли на ура. Соседи по купе оказались преотличными собеседницами. Рассказывали анекдоты, смеялись от души. Пили. Фотографировали друг друга. Возвращаться никому не хотелось. И даже симпатичная девушка, мечущая недвусмысленные взгляды на Маркера из–за соседнего стола не могла изменить ситуацию.

После очередного тоста за прекрасных дам, у которых все должно быть великолепным, Маркер обратил внимание на исключительно интересную огранку камня, что висел на груди Клавдии Васильевны.

— Это единственная память, оставшаяся о моей семье.

— Мне интересно. Расскажите.

— Но история давняя и воспоминания могут затянуться надолго.

— Так давайте закурим, а вы расскажете. Впереди еще не один час пути. Я же вижу сигареты в вашей приоткрытой сумочке, значит, вы курите. Да и мне хочется придавить в себе коня каплей никотина. Не откажите Клавдия Васильевна, — и Маркер приблизил к ней зажигалку, — разрешите?

— А я не курю, как Клава. Даже в юности не пробовала. Капля никотина пролетела мимо, не убив во мне вьючное животное. Мне — мороженного, пожалуйста. — Марина Эрнстовна обратилась к официанту. — С орешками. Люблю я их. И могу себе позволить. Только ничем не поливайте! Никаких сиропов и варений…

Клавдия Васильевна прикурила, глубоко затянулась и неторопливо начала свой рассказ.

— Как вы уже, наверное, сосчитали, я родилась в 1930-ые годы прошлого столетия. И первые детские воспоминания у меня связаны с голодом, непонятной суетой вокруг и парным молоком. Жили бедно, как и все, на хлеб зарабатывали своими руками. Да и то, что добывалось потом, отдавали в образующиеся колхозы. Надо сказать, что на этом фоне наша семья отличалась от соседей. Мать моя и отец были из купеческой семьи, работать могли и умели. А наличие своей коровы делало их совсем зажиточными крестьянами. Именно таких людей, как я понимаю, тогда и называли кулаками. Поэтому под коллективизацию они попали скорее, чем хотелось бы. Вы изучали советскую историю и помните, конечно, о массовых переселениях и ГУЛаге. Так вот, чтобы избежать гибели от репрессий в той деревне, куда мои родители приехали после революции из Питера, отец решил переехать на Кавказ. Там теплее, палку в землю воткнешь, она прорастает и плодоносит. Одним словом выжить легче. Мама эту затею поддерживала. Хотя, скорее это были наивные мечты юности моих родителей. Но вмешался случай. Когда отец однажды уехал в больницу, которая находилась в соседней деревне, сосед предупредил мать о готовящихся к вечеру арестах. Та быстро собрала кое–какие пожитки, и отправилась в далекий путь сама. Как и было обговорено с отцом. А он должен был её догнать в Ростове.

— Вы хотите сказать, что остались с отцом, а мать уехала одна?

— Нет. С отцом остался мой старший пятилетний брат. А мать в то время была беременна мной. На одной из станций мама натолкнулась на Марининых родителей. Они тоже пробирались к сытому, как им казалось, и теплому югу, за границу.

— Здесь я должна внести поправку, — вступила в разговор Марина Эрнстовна. — Мой дед, тот самый белый генерал, когда-то ухаживал за симпатичной купеческой дочкой с Фонтанки. Как потом мы узнали, за Клавиной бабушкой. В каждой семье есть свои тайны, которые, как банальные скелеты в шкафу, только ждут своего часа. Но та любовь умерла… Мой дед встретил новую женщину, создал семью. В гражданскую войну он погиб, а мои папа с мамой жили без детей. Бежавшую из деревни беременную маму Клавы все наше семейство приняло, как свою, родную… Скоро на свет появилась Клава, а через пару лет родилась и я. Чем не подружки с младенчества?

— В общем, мы считали себя сестрами… Через некоторое время моя мать скончалась от тифа. — У Клавдии Васильевны повлажнели глаза от грустных воспоминаний. — К счастью меня Маринины родители приняли меня в свою семью. О тяготах путешествий того времени мы естественно ничего не помним, а родители не рассказывали ничего. Как попали за кордон, кто помогал нам и как? Никому не известно теперь… Выплывают из памяти крыши вагонов, чайники с кипятком, люди в платках, сухие необыкновенно вкусные корки хлеба, размоченные в воде… И море, море, нескончаемое море… Но это, скорее, впечатления фильмов, чем воспоминания. Все мы чудом вышли в Турцию через горные перевалы. Потом были скитания по Африке и Европе. И только в Канаде мы нашли своё пристанище. Получили образование, работали. Вышли замуж.

— А дети?

— Господь не дал. Врачи говорили, что из-за голодного и болезненного детства.

— А вот родителей и мужей своих мы пережили, — теперь покатилась слеза и у подруги. — Всю жизнь прожили в русском квартале. Хоть и говорим на трех языках, русский считаем своим основным. За жизнь заработали кое–какие деньги. И недавно приехали в Россию. Захотелось на историческую родину. К своему погосту, так сказать.

— Значит, вы путешествуете на старости лет. Но так и не сказали мне о кулоне с камнем?

— Этот камень оставила мне перед смертью мать. Как память об отце. Именно он когда–то подарил две сережки с такими камнями маме. Со временем к одной из них я сделала вот такую оправу и ношу на груди не только как украшение, но и как талисман на счастье. А почему он вас так заинтересовал? Что в нем особенного, Олег? — обе дамы несколько напряглись и посмотрели на Маркера заинтересованно.

— В общем-то, ничего. Красивая и необычная форма. Просто взгляд художника. Иногда вытаскивается из памяти что-то, что остается с тобой надолго. Как ваши детские воспоминания с корками размоченного хлеба. Вот и я недавно видел девушку, у которой был кулон с камнем, напоминающим ваш. Только на серебряной цепочке. Я смотрел тогда на камень в оправе, и представлял себе великолепные серьги. А сегодня вижу ваш камень и сравниваю с тем. Только цепи разнятся. Мне кажется, что они идеально подошли бы друг к другу. Такой необычной огранки парные камни должны были бы представлять собой серьги, а не два кулона…

Дамы переглянулись. За столом неожиданно нависла тишина. И даже стук колес за окном и звон посуды за соседними столами пролетали мимо ушей, как будто бы в вагоне-ресторане они оставались совсем одни.

Первая спохватилась Марина Эрнстовна.

— Вы не могли бы рассчитаться за обед, а мы пока попудрим носик одни в купе, Олег? Нам с Клавдией надо поговорить, так сказать тет–а–тет. Обед прошел замечательно. Мы вам очень признательны за компанию. — Она достала портмоне, отсчитала деньги и положила на столик. Маркер извлек свои сбережения, попросил счет и остался ждать официанта, чтобы расплатиться.

Когда он вернулся в свой вагон и открыл дверь купе, то увидел посерьезневших спутниц. Как будто и не существовало былого веселья.

— Что случилось? Я чем-то провинился или сделал что-то не так? Дико извиняюсь за любой свой проступок. Кстати, вот сдача. — Он протянул руку в кармашек шорт. — Вы слишком много оставили.

— Ой, возьмите себе, милый человек. Если не отдали все в буфете на чаевые. Никто ни на кого не обижается.

— Тогда в чем дело, откуда такая серьезность. Или это напускное? — Олег сел на свободное место.

Клавдия Васильевна положила ему руку на колено и внимательно посмотрела в глаза. Даже сквозь очки было видно, что они еще не потускнели и искрятся, как у молодой проницательной женщины. Вот же глаза! И кого они ему напоминают?…

— Расскажите нам подробнее о той девушке с кулоном. Кто она? Откуда? Как вы познакомились? Когда?

— Обычная история. Я встретил ее на своем рабочем месте за этюдником. Совсем недавно. Мне очень понравились ее глаза, и я не мог удержаться, чтобы их не нарисовать. Этих глаз недоставало портрету, над которым я работал долгие годы.

— А откуда она родом, не помните? Как ее зовут? Её фамилия?

— Не знаю. На ее визитке что–то было написано… Какая–то достаточно популярная русская фамилия. Не помню. Думаю, что она не столичная девушка. Но не уверен.

— А что потом? — Обе женщины подались вперед и стали сыпать вопросами. — Вы встречались с ней еще? Знаете, где она сейчас? Кто ее родители?

— Послушайте, любезные дамы. Это что? Допрос? Попытка влезть в мои интимные дела? — Маркер стал закипать. Нервы частенько у него сдавали по пустякам. Вот и сейчас, похоже, он готовился лезть на рожон. — Когда мы начинали знакомиться, то ваши дедуктивные методы я воспринимал, как должное. А сейчас в чем дело?

— Ответьте нам только на один вопрос. Вы знаете, где она сейчас?

Маркер опустил глаза и тихо вымолвил:

— Нет. Но женщину с такими глазами я искал всю жизнь.

Клавдия Васильевна сняла очки и внимательно посмотрела ему в лицо:

— Очень похоже на то, что мы с Вами ищем одного и того же человека…

— Не понял…

— Я вам не все рассказала о своей семье… Помните, у меня оставались отец и брат, которые нас с матерью так и не догнали. Или не стали догонять. Или не смогли. Лихое было время, и не мне о том судить, почему они нас не нашли. В память о семье осталась одна лишь сережка, которая стала кулоном. — Она крепко прижала его к груди. — И вот этот листочек.

Женщина аккуратно достала маленький футляр, похожий на визитницу. Медленно, как великое сокровище, открыла его. Внутри лежал потемневший от времени обрывок того, что когда-то называлось метрикой, а в последние десятилетия свидетельством о рождении.

Маркер с трудом смог прочитать расплывшуюся запись: «гражданин Трофимов Николай Васильевич, родился 24 августа 1928 года. Место рождения: РСФСР,…»

А дальше, наискосок — обрыв. Полностью отсутствует тот лист, где указаны родители, национальность, точное место регистрации и дата выдачи документа. И кусочек первой страницы. Самый нижний, с местом рождения. На взгляд: оторвано две трети документа.

— Вам понятно? — спросила она.

— Что?

— Это метрики моего брата. Вернее их обрывок, в который был завернут камень. Как вы понимаете, я не могу найти даже свою родную деревню. Узнать, где похоронен отец, как сложилась судьба его и брата. Есть ли у меня близкие и родные мне люди. Или я закончу свой век ничего не узнав об отце?

— Я то здесь с какого боку?

— Вы видели девушку, которая может быть знает о судьбе моего отца и брата. А может быть она — моя внучатая племянница. Мать говорила Марининым родителям, а те впоследствии — мне, что одна сережка остались в нашем доме, а вторую мама взяла себе. Эти сережки не простые. Сложить камни в оправу можно было и тогда, и сегодня. — Она щелкнула чем-то на кулоне, и камень выпал прямо ей в ладошку. — Сделать серьги можно только имея одинаковые камни. Но если найти второй камень и сложить их вместе, можно убедиться, что они одно целое — кулон небывалой красоты. В те времена в российской глубинке такие вещи все равно носить было нельзя на людях. Это штучная вещь и очень (поверьте мне, очень) дорогая. Родители специально разделили драгоценность на две части, зная, что их разлука неминуема… Свой камень я ношу на груди не снимая всю жизнь. Значит, кто-то носит его половинку… Кто? Вывод мы можете сделать сами…

— Так вы носите фамилию Трофимова? — спросил через некоторое время Олег.

— Да. Все эти годы.

Дамы, растревоженные воспоминаниями, примолкли. Клавдия Васильевна складывала кулон, Марина Эрнстовна смотрела в окно и вытирала платком глаза. Маркер тоже задумался.

Все верно. Возможно, что он видел их юную родственницу. Примерная география рождения и жительства одинакова. Даже возраст. Такая девушка вполне могла быть внучатой племянницей Клавдии Васильевны. А главное, это два одинаковых кулона, которые когда–то были серьгами. Парой. Единой и неповторимой парой. Разъединившей людей во времени, но существующей реально. Именно эти кулоны и должны их объединить. В итоге появится один большой кулон. Да… Вот его величество случай. Обычная встреча пассажиров в поезде. И не обычная в то же время.

— Подъезжаем к Ростову–на–Дону! — в дверь купе заглянула проводница. — Пассажиры готовимся к выходу!

— Кажется, мы приехали. Вот что, милый человек, где вы обитаете свободный художник? Олежек, у вас есть какие–то координаты, что бы мы могли вас найти?

Маркер протянул визитку.

— Мы еще должны здесь на юге навестить кое–кого из знакомых. Найти могилу матери. Навести справки. Мы составили план поиска, и пока не готовы сломать его из–за нашей случайной дорожной встречи. А вы найдите ту девушку. И не только для себя, но теперь и для нас. Вот. Возьмите наш номер мобильного. Звоните, как только, что-нибудь узнаете… — Марина Эрнстовна говорила и одновременно собирала свои вещи.

— И вы позвоните мне обязательно в любое время! — Олег записал номер телефона в смартфон.

— Мы будем ждать ваш звонок! Умоляем вас!!! Вы та ниточка, за которую можно вытянуть нужную нам информацию. — Клавдия Васильевна поцеловала его в щеку, и пошла на выход.

— Давайте я вам помогу с вещами! — Маркер кинулся за дамами, и, подхватив невесомые сумки, помог спуститься на платформу. Толпа встречающих и провожающих разъединила их, и лишь нежный шлейф дорогих духов, покинувших его дам, пьянил на привокзальной площади.

Глава 3. Встречи бывают разными

После Ростова в купе к Олегу вошла очаровательная попутчица. Она приоткрыла дверь и с порога заявила:

— Извините, вы верите в любовь с первого взгляда или мне зайти попозже?

— Минуточку, я одену очки… Заходите!

Маркер растаял от дешевого прикола и забыл все на свете. Психологи считают, что большинство мужчин мечтает о подобном раскладе, и всегда надеются — вот сейчас войдет Она и начнется незабываемый праздник: знакомство, поцелуи, страстная ночь и… У Маркера все так примерно и начиналось. После выпитого спиртного в ресторане хотелось подвигов. А тут замечательный объект женского пола, от которого крышу снесет не только у юноши, но и у седого старика. Что–то в ней было неуловимо знакомое, но Олег не заморачивался на воспоминаниях. Мало ли кого из очаровашек он встречал или рисовал в своей жизни. В ресторане он пил за троих и поэтому был все еще в легкой эйфории.

— Тебя как зовут очаровашка?

— Меня? Как маму.

— А маму как?

— Как меня.

— Ну, а как вас обеих зовут?

— Одинаково…

Девушка улыбнулась, от неё повеяло приятным ароматом, который кружил голову. Она мгновенно распаковала свою сетку с запасенными в дорогу снедью и вином. Небрежно скинула легкий пиджачок и оголила красивые плечики. Олег лихо открыл бутылку, налил в чайные стаканы алый напиток, и они выпили за знакомство. Девушка представилась Кристиной, предложила тост за чудесный отдых на юге. Она смотрела на Маркера широко открытыми глазами, и вдруг её взгляд упал — на часы. Несколько раз её взгляд переносился с Олега на часы и обратно.

— Почему ты смотришь так часто то на меня, то на часы?

— Понимаешь, это непростые часы, они могут мне многое сказать.

— Что, например?

— Ну, например что на тебе сейчас надето.

— Интересно… Ну, и что же на мне одето из нижнего белья?

— Точно не знаю, а часы показывают будто бы ты без трусов.

— Не правильно. Они–то как раз на мне — заулыбался Маркер.

Она внимательно и с умным лицом посмотрела на часы и произнесла:

— Ну ладно, может, спешат немного!!!

— А вот ты точно сегодня без трусиков?

— Да, а как ты догадался?

— По перхоти на туфельках.

Оба рассмеялись еще несколькими, более скабрезными приколам. Потом выпили еще — за случайное знакомство, следом — за чудесные ворота Кавказа, затем за окном стемнело, и Олег перебрался к ней поближе на соседнюю полку…

И как он забыл, что Ростов зовут не только городом на реке Дон, но и величают «папой»? И песенка про левый берег Дона пелась чаще на воровских малинах, чем в кафе и на танцплощадках?

«Ростов — город, Ростов-Дон! Нежно-синий небосклон. Улица Зеленая, скамеечка кленовая… Ростов — город, Ростов-Дон!», — напевала тихо она…

Пока Олег бегал за пивом и воблой по Краснодарскому перрону, очаровашка из купе исчезла. Причем вместе с отпускными деньгами, которые он вложил в барсетку. Теперь уже было поздно корить себя, потому что закончилось все не так, как пишут в слезливых романах для домохозяек, а достаточно обидно — как в скверном детективе. И кто его научил прятать ценности с джинсами под матрац, если на нем же и занимаешься любовью с объектом страсти? Вспомнил бы кто — убил. А так, сам — дурак, оставшийся с сдачей из вагона-ресторана в кармане шорт. Хорошо, что барсетку не забрала. Память от друга. Какой–никакой, а подарок. Жаль расставаться с привычными вещами.

Отпуск несколько помрачнел, как только Маркер ступил на утренний перрон, и хмель стал выдыхаться. Денег хватало на пару суток за ночлег. А слать телеграммы друзьям было не в его правилах. Поэтому уличный художник вышел из поезда в ближайшем городке, где прежде никогда не был, и его никто не знал. Грела небольшая надежда на «его величество случай», но больше — на свои руки.

Койку на ночь Олегу предложила одна из первых попавшихся местных старушек. У вокзала их было с полсотни. И у всех — жилье разного калибра. Поэтому он выбрал то, что было по карману. К месту сна и отдыха добрались пешком. Его все устроило. Он расположился в каморке с отдельным входом. Осмотрелся, выпил пиво из бутылки, бросил свою сумку под кровать, накинул на плечо рюкзак и отправился к морю. Именно ради него он ехал через полстраны!

На пляже галдели отдыхающие. Олег прошел ближе к берегу и кинул свои пожитки у семейства с колоритным мужчиной весом под сто пятьдесят килограмм. Такой стог мяса видать за версту. К нему, как к ориентиру в незнакомом месте, всегда можно будет найти обратную дорогу. Первый же заплыв порадовал: чистое море и нет медуз, которых он органически не терпел. Скользкие и мерзкие многощупальцевые безмозглые твари возбуждали в нем омерзение при купании в любом водоеме. Хотя по телевизору или в кино не инициировали отрицательных чувств. Благо вокруг было полно двуногих очаровашек, которые в состоянии откликнуться на дежурный вопрос:

— «Девушка, вы не подскажете, как проплыть в Анталию (в библиотеку, в ресторан, на дискотеку…)?»

Отвечали они все по–разному. Кто–то посылал подальше. Кто–то отмалчивался и делал вид, что в уши воткнуты бируши. Кто–то мило улыбался. А одна дамочка бальзаковсого возраста позвала мужа на помощь. Но возле самого берега, когда Маркер уже выходил из воды, две девушки подняли ему настроение мгновенно и вдохновили пригласить их на вечернюю прогулку по городу. Да и как можно было поступить иначе, если на туристический запрос о направлении к местоположению турецкого курорта они хором ответили: «Мы согласны плыть вместе!» Тут же познакомились, разговорились, а потом еще вместе плескались, загорали и прикалывались друг над другом.

Внезапно Маркер вспомнил, что он совсем без денег. Это совсем не радовало. Пришлось придумать вескую причину, чтобы быстренько уйти, предварительно определившись с вечерней встречей в центре города.

— Девочки! Извините, но банкоматы на пляже обещали установить только завтра. Я — в банк за наличными.

«Что делать?» или «где взять деньги?» — эти риторические русские вопросы надо было решать поскорее. И даже не потому, что Олег наобещал девушкам сказочную ночь с музыкой в ресторане. Хотя бы потому, что он хотел опохмелиться и съесть чего–нибудь существенного. Голод подкрался незаметно. Во рту мерзко — как будто там кошечки покакали. В холодильнике у квартирной хозяйки мышь повесилась. Он подсчитал мелочь в кармане и порадовался южным ценам: на стакан вина и чебурек ему хватило. А дальше что?

Размышляя о бренности жизни и отсутствии финансов, он шел и жевал горячий чебурек, пока ноги не принесли его в какой-то парк, утопающий в южной зелени. Редкие в это время дня отдыхающие гуляли по тенистым кипарисовым аллеям. Кто–то ел мороженное, кто–то стрелял в тире. Большинство людей тянулись с горящего пекла на пляже в холодок кафе или домашних построек. Маркер уныло глазел по сторонам в надежде встретить земляка или знакомого. Вдруг встрепенулся, услышав знакомый оклик: «Не желаете портретик?»

Перед ним раскинулась небольшая площадка, где сидели с этюдниками десятка полтора художников. К миловидной девушке обращался парень в выцветшей бейсболке и рваных шортах: «Девушка для вас бесплатно. В полцены! Получите отличный портрет… Хотите, посмотрите мои работы», — художник подвел ее под руку к своему рабочему месту и навязчиво протягивал альбом с фотографиями клиентов, выполненных в былые времена.

Маркер подошел к мольберту, за которым рисовал портрет с фотографии один из местных художников. Рядом висела табличка «Запись на завтра».

«Лихо! Значит, работа у моря идет», — подумал Маркер и похлопал по плечу парня, на затылке которого было выстрижено восходящее солнце.

— Привет! Братан, одолжи пару листов бумаги. Верну.

— А ты кто есть такой? — солнечный парень был несколько насторожен внезапной просьбой человека со стороны.

— Я — Маркер.

— Маэстро. — Он протянул руку и крепко поздоровался. Такими руками не кисти держать, а глину месить. — А не тот ли ты самый Маркер, что в зоопарке столичном шаржи пишет фломастерами?

— Ну. Типа того.

— Почему я тебя раньше здесь не видел?

— Я из Москвы только сегодня приехал.

— И что, правда, быстрее всех ваяешь? За минуту?

— Да нет. Это в былые времена и на спор. А как сейчас я работаю, сам сможешь оценить. Только бумаги одолжи. Понимаешь, меня в поезде разули. — Олегу было немного стыдно за ночное происшествие. — Надо бы приподняться. Отдыхать ехал, а тут кинули, как пацана. Я в долгу не останусь.

— Бери. Не жалко. К тому же шаржисты еще не подъехали. Конкуренцию ты никому из наших не составишь.

— Спасибо. — У Маркера мгновенно проснулся знакомый зуд работы. С одной стороны грело, что в этой тьму-таракани о нем знают незнакомые художники. А с другой — появился шанс подзаработать и проявить себя.

— Ты сам откуда? — Маркер достал из нагрудного кармана рабочий роллер и маркер, подготовил бумагу и попытался поближе узнать нового товарища.

— С Башкирии мы. И я, и вон Наташа, моя жена. И Игореха с Феликсом. Есть еще ребята с Казани. На днях должны Санька-Мастер подрулить и Лёня–Рыжий. Но они с другой стороны уральского хребта.

— А остальные?

— Да со всей нашей необъятной. С Одессы есть, с Краснодара, Еревана, Питера, из Москвы…

— Здорово, Маркер! — неожиданно из-за спины вырос высоченный парень в небрежно накинутом берете. — Не узнаешь, что ли? Помнишь, в 95-ом году мы с тобой на ВДНХ зимой водочкой грелись после трудов праведных!!!

— Лёва! Сколько зим, сколько лет… — Маркер искренне обрадовался товарищу по цеху, с которым простоял рядом у входа на всероссийскую выставку, а потом как–то вместе работал в Сокольниках. Лев в те времена был с шикарной кучерявой шевелюрой: соответствовал своему имени. Высокий, лет сорока парень с неровной, но твердой походкой и громким красивым голосом, которому могли позавидовать многие певцы эстрады. — Ты что, сбрил гриву свою?

— К зиме отрастет. — Они крепко обнялись, Лев попытался приподнять Маркера и немного потрясти.

— Поосторожнее, брат. Я уже не тот, что раньше. Спину сорвал, недавно после операции.

— Фигня все это. Я после аварии два года в аппарате Елизарова пролежал. И ничего! Бегаю!

— Твой животный организм всегда отличался тем, что легко справлялся не только с болезнями, но и с лекарствами!

— Меня выписали под наблюдение паталогоанатома.

Они обменялись привычными колкостями, и Маркер приготовился к работе.

— Как здесь трудится под южным солнцем?

— Мы тут ведем здоровый образ жизни — пиво, водка, курево, девочки… Ну разве не здорово? — не унимался Лёва. — Давай обмоем встречу?

— Почему бы и нет?

— Ну, нет, так нет…

— Молодец. Прикалываться не разучился. Лёва, извини, но я — на нуле. Мне бы чуток поработать, и тогда вспомним былые дела.

— Так садись за мой этюдник и пиши. — Лева стал в позу и начал декламировать с пафосом:

«Мешай зверушку нагло с хомо,

Вращая маркером привычно.

Изображенье нам знакомо.

Но что в характере первично?»

— Помнишь? Тебе посвящал. Ну ладно, сегодня я за винцом сгоняю. Здесь такой портвейн продается — обалдеешь. «Черный лекарь» называется. Полечимся.

— О, кей.

К ним подошла полная женщина с не менее пухлым ребенком. Обе «плюшки» стали рассматривать Лёвину рекламу. Почему–то подумалось, если нормального человека пустить на мыло, то из него получится 7 кусков. А из этого семейства можно сварить чемодан мыла.

— Портрет у Вас можно заказать?

— Без проблем, — Лев показал ценник.

— Ой, мама это для нас дорого.

Лёва тут же развернулся, и, ускоряя шаг, двинулся в сторону рынка.

— Я за лекарством, — бросил он на ходу. — Скоро буду!

— А хотите, я нарисую шарж на вашу девочку, — обратился Маркер к даме. — Это будет стоить в три раза дешевле.

— Хорошо нарисуете? — засомневалась старшая «плюшка». — А долго?

— Посмотрите сами. Соскучиться не успеете. А удовольствие получите по полной программе и на всю жизнь.

— Ой, мамочка, я давно хотела карикатуру на себя!

— Мы согласны, — женщина потянулась за кошельком.

— Не спешите. Деньги — после работы…, — кивнул Маркер и принялся за привычное дело.

Мгновенно его и девочку с мамой окружила толпа. Знакомый смех и подначивание за спиной вдохновляли. А взгляды незнакомых художников, с которыми теперь предстояло провести не один день, требовали особой собранности. Они подходили со спины, смотрели на работу и отходили в сторону, обсуждая между собой нового товарища. Но Маркеру эта ситуация была давно знакома. И он рисовал одного клиента за другим до тех пор, пока не закончилась бумага.

— Все, друзья, маленький перерыв… — Он закурил и оглянулся.

— Здорово. Был наслышан, но такого темпа и качества не ожидал. — Маэстро протягивал ему еще кипу бумаги. — На завтра себе оставь.

— Спасибо. — Маркер сложил чистые листы. — Ты же знаешь, что день на день не приходится. Просто так звезды легли.

— Паши, брат, паши. Пока люди идут. Сегодня тебе ночью проставляться. А мы пока отдохнем в бильярдной.

— Здесь и шары погонять можно?

— А то! Мы каждый пустой день катаем. Станет скучно — заруливай за угол вот у того киоска. Поиграем.

— Заметано!

Забычковав сигарету, Маркер принялся рисовать следующего клиента.

Все складывалось отлично. Деньги появились. Друзей нашел. Бильярд в городе есть. Хотя сегодня его и так ждут два мероприятия: кабак с пляжными девчонками и «проставление» у художников. А может быть все объединить в одно? Эта мысль показалась ему наиболее удачной перспективой. Работа пошла веселей.

Через пару часов стало трудно рисовать. Темно. Зашло солнце, а уличные фонари в парке еще не включили. Маркер закурил очередную сигарету и вспомнил о встрече с девчонками. Лев сидел рядом на газоне с закрытыми глазами. Чтобы заснуть, нормальному человеку требуется в среднем 7 минут, а Лёве всегда хватало минуты. Похоже, что он брал выпить на двоих, но не донес. Это было на него похоже. Здоровый как настоящий царь зверей, пил он соответственно организму, но меры, к сожалению, не знал. Рядом лежала двухлитровая бутыль с оставшимся на дне вином. Судя по разносившемуся вокруг аромату, парил обещанный портвейн «Черный лекарь». Подлечился дружок.

По негласному соглашению, художники не отвлекали друг друга во время работы по пустякам: что бы руку не сбить. Особенно не любил этого Маркер. Он же не рисовал карандашом или сухой кистью, как другие. И малейшая ошибка, неловкое движение, взгляд в сторону могли повлиять на всю работу, которую резинкой-ластиком не поправишь и не подотрешь. Лёва это знал, терпел, ждал и не дождался. Уговорил пузырь в одиночку. Если тело спящего человека на полсантиметра длиннее, чем бодрствующего, то Левино туловище увеличивалось в размерах вдвое. Он спал, широко раздвинув ноги и, как шлагбаум магистраль, так он перегораживал все вокруг.

Маркер постоял рядом, отхлебнул для настроения пару глотков из горлышка. Послушал мирный храп товарища и не стал его будить.

Зачем делать что–то такое, что может сделать за тебя другой? Впереди был целый отпуск на юге, и надо было использовать каждую минуту в удовольствие.

Глава 4. «Зеленая» на юге

Место встречи в центре Олег нашел очень быстро. Допотопная белая арка в честь победы кого-то над кем-то не первый век служила излюбленным ориентиром для всех отдыхающих города. Под ней назначали встречи. В бойницу останков старинной крепости, соседствующей рядом, бросали монеты, что бы вернуться сюда ещё раз. Рядом делали стандартные для каждого южного местечка фотографии на память с видом на море или в развалинах прошлых веков.

Маркер встал в проеме, поправил рюкзак на плече, и принялся всматриваться в лица отдыхающих. «После пляжа, где все без макияжа, узнать девушек будет сложно. Это факт. Цвет и фасон их купальников уже не будет определяющим в оценке внешности. Вот так. Приплыли. — думал Олег, — Как же я найду именно тех девчонок? Это первый вопрос. А второй напрашивается сам по себе: может быть познакомиться с кем-нибудь другим, получше? Такие очаровашки вокруг, пальчики оближешь. Пусть и с макияжем, и в брюках… Хотя разбрасываться в первый день, наверное, не стоило».

— Молодой человек, у вас огоньку не найдется?

— Пожалуйста. — Маркер протянул зажигалку, не поворачивая головы в сторону просящей прикурить. Он был так занят изучением лиц людей вдали, что не замечал тех, кто стоял рядом.

— А вы не местный? Не подскажете, где здесь приезжим девочкам сняться можно? — это ему вернули зажигалку.

— Опаньки… — Маркер потерял дар речи. Перед ним стояли две фотомодели. Брюнетка и шатенка. Тоненькая и пухленькая. Обе на высоких каблуках. С шикарными прическами. С оголенными плечами. С блеском в глазах. — Я бы вас ни за что не узнал, если бы не голоса…

— Да, конечно. Типа мы не знакомы. Сознавайся, на кого ты уже глаз положил?

— Очаровашки, вы всех затмили. Кроме вас никого не вижу. Вы — лучшие под этой аркой на побережье!

— А кто из нас самая-самая?

— Та, что с краю…

Все засмеялись, оценив деликатность ситуации. И взяв кавалера с двух сторон под руки, пошли на звуки музыки. Настроение было праздничным. Дневная жара спала. Лёгкий ветерок с моря бодрил. Вокруг звучали смех и громкие голоса отдыхающих. Компания взяла хрустящий попкорн, с шумом покаталась на каруселях, с удовольствием поели мороженое, выиграли в тире плюшевого мишку, сфотографировались на память с павлином.

Набрались мужества и зашли в «Музей средневековых наказаний», где в помещении под землёй собраны всевозможные орудия пыток и казни, с реалистичными восковыми макетами героев и жертв. Там выглядело всё очень правдоподобно: лужи крови, оторванные конечности, белые кости и черепа. Слабонервным минут через пятнадцать становилось жутко и появлялось желание исторгнуть содержимое желудка.

Девчонкам — хоть бы что. Наоборот, на выходе они сподвигли Олега хором попеть караоке. Вдохновил просмотр! И так незаметно, развлекая друг друга, обошли все более-менее привлекательные места в центре курортного городка.

Вокруг становилось все меньше и меньше народу. Мелкая детвора просилась спать, а озабоченные и уставшие их родители невольно шли по снятым квартирам. Малышню постарше, наоборот, было невозможно затянуть в койки, и они неохотно тащились к дому, подвывая и хныча.

Маркер повел свою компанию к месту, где он встретил сегодня художников.

— Я покажу сейчас местный Арбат…

— Где? Это же Лувр.

— Нет. Эрмитаж, — девчонки изгалялись в остроумии. На знакомом месте Маркер увидел всего только один завалившийся этюдник и спящего рядом Лёву. Вокруг было удивительно пусто. Как будто днем здесь никого и не было. Фантастика какая-то.

— Так. Минуточку. — Олег оставил девушек и подошел к спящему другу. — Лёва. Подъем! Страна зовет своих героев.

— Расценки дороговаты, зато борода без ваты, рисую гуашью противные рожи ваши! — Лёва не спал, а лишь прикидывался, наблюдая за компанией. — Маркер, ты где шаришься?

— Я того, гуляю… Вот познакомься. Две очаровашки. Гордость местного курорта.

— Лев, — представился художник. Он встал и галантно поцеловал девушке руку.

— Света, — улыбнулась брюнетка.

В ответ Лева выдал свой перл:

«Ты скажи мне, Светик,

Любишь ли минетик?

Я тебе в ответик

Передам приветик».

— Оба–на! Так вы типа поэт?

— А то… — Лева положил руку на грудь и повернул свой профиль, изобразив памятник.

— Будем звать тебя «Шехерезада»! За твои замечательные смоляные волосы…

— Это ты, царь Шахрияр? А Олег — его брат? — не растерялась Света.

— Инга, — кокетливо присела и сделала реверанс шатенка.

— А чего ты вся в белом?

— Сдаюсь!

Лев тут же взял её под руку и продекламировал:

«С воскресения на понедельник

заскочил сексуальный затейник.

В целомудренной девочке Ингочке.

Обнаружил две новые дырочки.

Он попробовал ротик, и попочку,

не испортив при этом нисколечко».

Ошарашенную пошлым рифмоплетством девушку, он быстренько увлек в ближайшие кусты, не давая задуматься над смыслом слов…

— Лёва, Инга, вы куда? — такая прыть Лёвы удивила Свету, но не Маркера. Он то знал взбалмошный и непредсказуемый характер товарища по перу. А о его рифмоплетстве — тем более.

— Все за мной. По пути объясню.

Компания нырнула в заросли и оказалась на тропинке, уводящей вглубь парка. Еле поспевая за Львом, они слушали его нехитрые объяснения.

— Около полуночи приехали наши ребята. Художники с Урала. И вся толпа снялась с насиженных мест и ушла на «зеленую». Вот мы их и догоняем.

— А что такое «зеленая»? — спросила удивленно Инга.

— Придем — узнаешь.

— Брат, а как же мы с пустыми руками явимся. Ты же знаешь, как я не люблю на халяву.

— Обижаешь. А я на что. Меня же оставили тебя дожидаться. А рюкзак я заполнил, как положено.

— Ой, какой Вы, Лева запасливый…

— Инга, давай сразу на ты перейдем. А на брудершафт попозже выпьем.

— С таким мужчинкой я завсегда и с удовольствием, — Инга еще плотнее прижалась к художнику. А Лёва свернул с тропинки влево, ориентируясь по каким-то своим приметам. Через минуту перед ними предстала роскошная картина.

— «Зеленая» на юге — во всем своем великолепии, — Лева сделал широкий жест рукой, кругом обозначив панораму. — Мане со своими завтраками на траве, Шишкин в лесу и все пейзажисты разом отдыхают. 21 век. Картина маслом. Подлинник. Гуляют художники демократической России. Вот это и есть наша «зеленая».

— А зимой она «белая», — шепнул на ухо Светлане Маркер, чтобы ненароком не сорвать спич Левы.

Справедливости ради, открывшийся вид впечатлял. За узким, но довольно длинным столом, вьющимся широкой рекой тарелок и стаканов, между зелеными кустами акации, сидели выразительные личности в панамах и кепи, лысые и кучерявые, молодые и пожилые. Прикид художников на общем фоне всегда отличается от остальных людей, а когда творцов много, и они в одном месте… Татуировки и шейные платки, здоровенное сомбреро и забавное канотье, кольца в ушах и ракушечные ожерелья на шеях в свете отблеска свечей создавали незабываемое впечатление. Женщины и мужчины, сидящие за импровизированным столом, составленным из этюдников и подставок к рекламе, похоже, только что выпили после очередного тоста и с аппетитом закусывали. Но с каким смаком, удовольствием от трапезы они это делали! У опоздавшей компании слюнки капали так, что, казалось, они не ели неделю до этой встречи.

Во главе стола сидели Маэстро и Жора. Первый был утвердившийся лидер компании, а второй — известный тамада. К тому же он был местным, самым старшим по возрасту и с замечательной способностью все подмечать, придумывать неординарные тосты-притчи, веселить компанию.

На противоположном от них конце стола сидели незнакомые ребята — наверное, это те, что приехали с Урала. А рядом с ними было несколько свободных мест, к которым устремились опоздавшие.

— А вот и мы! — Лева в силу своего великанского роста и неумеренной активности сразу завладел всеобщим вниманием. — Не дождались москвичей, выпили уже по первой?

Он водрузил на стол три двухлитровых банки с вином и подвинул ящик Свете.

— Присаживайтесь, — он сел сам и уместил на коленях Ингу. — Маркер, не стой столбом. Стульев здесь все равно не найдешь. Размещайся, как тебе удобно.

— Ты не против такого пассажа? — добавил он чуть тише, чтобы слышал его один только Олег. — Я же помню «твой размерчик», поэтому выбрал себе пухленькую, а тебе Шехерезаду…

Давным–давно в каком–то московском баре, они делились своими предпочтениями в выборе модели для ваяния. Надо же Лёва помнил, как Маркер ему показывал на проходящих девушек и говорил: «Видишь, это — мой размерчик. Максимум 44–ый, карманная девочка. Ножки, как у куколки. А грудь — „троечка“. Одевается в Детском мире, но не ребенок…»

Пока Маркер со Светой усаживались, все заполнили пластиковые стаканы. Маэстро представил вновь прибывших, а Жора принялся говорить очередной тост. Из витиеватых фраз лица кавказкой национальности сложилось замечательное: «Выпьем за наших друзей». Художники чокнулись пластиком (вот почему со стороны было все тихо и степенно) и выпили.

Завязалась беседа, которая постепенно становилась все оживлённее. Южные вина некоторым развязывают язык и связывают ноги. Другим навевают сон. Но сегодня сонных лиц не было. В работе на пленэре народ соскучился по дружескому общению, одним хотелось проявить себя, другим предстать с неизвестной товарищам стороны. Тем более, что художниками многие из них были по призванию. А в будничной жизни занимались совсем иным делом. Среди тружеников кисти и карандаша встречались школьные учителя, военные, чиновники, журналисты, компьютерщики, музыканты и все, все, все. Но жизнь свободных художников была у них в крови, свои отпуска они с радостью проводили в этой тусовке. Находили новых друзей, кто-то влюблялся и женился, а некоторые колесили по всем городам юга, и знали практически весь «свет» уличных художников.

С Маркером заговорил один из парней с Урала. Зеленоволосый сосед напротив обращался к нему не иначе как к Мастеру. А самого его звали все Рыжим за яркий окрас на голове, который он умудрялся создавать каждый год по-новому. Мужики эти были веселые, жизнерадостные и с уральским чувством юмора: с прибаутками, приколами под дурачка, естественным громким смехом и оканьем.

Они обменялись визитками с номерами телефонов. Оказалось, что эти парни знают и помнят многих арбатских ребят по Крыму и Анапе. Рыжий проработал как–то на Арбате целое лето. Мастер постоянно гастролировал по черноморскому побережью и средиземноморью. Как-то сразу тема разговора перешла в воспоминания, и они мигом нашли общих друзей. И пожалели, что не все уже могут быть рядом. Кто спился. Кого убили. Кто уехал в никуда.

— Друзья! Я вам сейчас расскажу, как нас в Америку блатовали ехать. — Рыжий захотел поговорить. Свой природный артистизм он живо нёс друзьям.

— На Бродвей что ли?

— Не знаю. Я туда не попал. Но суть вот в чем. Стоим мы у стены Цоя. Вдруг подходит мужик–иностранец с переводчиком. И они предлагают все желающим ехать по контракту в США. Но при условии прохождения конкурса.

— Что за конкурс?

— Мы за пять минут должны нарисовать этого американца. Он потом отсылает наши шаржи своему брату в штаты и те, чьи работы брательнику понравятся, будут приглашены за океан на полгода.

— Так вот откуда мне твоя рыжая голова знакома! Я в том же кругу стоял и рисовал этого американца.- Маркер вспомнил тот конкурс.

— Я–то уехал через месяц. А чем все закончилось? Вызовы пришли кому–нибудь?

— Кидалова не было. Из полусотни желающих в том кругу вызов в США пришел пятерым.

— И они ездили?

— Да. Суриков–младший, Дега, Влад и Саня.

— Четверо. Ты тоже пролетел, как и я?

— Получается, что пролетел. Только я был пятым в том списке. А шестым — мой брат. Я тогда за пять минут два шаржа нарисовал. Цветной за брата и черно–белый за себя. Но мне визу не дали, так как я служил в те годы офицером. А брат с ребятами в Индию, уехал, в монахи. Да так там и остался. Ты Панаму помнишь? — спросил Мастер

— А как же! Он меня так классно развел однажды.

— Расскажи.

— Мы с Михалычем и Суриковым–младшим стояли у Праги. Подваливает Кент в европейском прикиде и кивает нам. Плиз, мол, рисуйте! Мы отпахали его все трое. Три шаржа вручаем, чтобы выбрал тот, что понравится. А он позировал молча, только улыбался. А в конце по–русски: «Привет арбатским художникам от Магаданских мастеров кисти и карандаша! Героев панели надо знать в лицо!»

— Что, не заплатил никому? — удивился Лёва.

— Это бы был не он, если б так поступил. Всем понемногу, но дал.

— Судьбу Ешкиного Кота кто–то знает? Я с ним в Крыму работал, — спросил ребят Жора.

— Погиб Гарик пару лет назад, — отозвался Лёва.

В среде художников хватает разного люда. И профессионалы, и халявщики, и алкоголики, и трезвенники, и порядочные, и сволочи — всякие рисуют. Но среди этой братии всегда находятся такие люди, кто завоевывает симпатии своим внутренним огоньком, обаянием, неординарным рисунком, особой харизмой. И в первую очередь у своих собратьев по перу.

Таким был Гарик — Ешкин Кот. В Афганистане он служил военным переводчиком, получил контузию и приехал в Москву лечиться после увольнения из армии. Да так и осел на Арбате. Его знали все продавцы в ларьках, новые русские кооператоры, уличные музыканты и даже центровые московские бомжи. Гарик был всегда в хорошем настроении, с неизменной щербатой улыбкой и под шафе с утра. Доброта и веселый нрав Игорька не знали границ и практически всё, что он зарабатывал, в тот же день пропивалось в компании новых и старых друзей. Главным ругательством этого знатока английского языка было выражение «Ешкин Кот». Под таким погонялом его знала не только вся Москва, но и страна. Умер он по пьяному делу. Водка… А собутыльник Эдик, который был с ним в ту роковую ночь, попросту пропал. И о нем никто ничего не слышал до сего дня. Гарика любил мастеровой народ, и потерю его переживали всем Арбатом. Поговаривали, что один из московских баров в честь него так и назвали «Ешкин Кот».

Была в арбатской тусовке еще одна неординарная фигура, о которой вспоминали хорошим словом. Толя Будилов — Будилыч, как его уважительно называли соратники по цеху. Профессиональный художник, автор многочисленных выставок и одновременно член союза журналистов, Будилыч был способен нарисовать авторучкой классный шарж даже на полях четверной банкноты, которую он тут же продавал за полтинник. Именно он показал Маркеру ту технику рисунка фломастером, которая потом легла в основу новых арбатских линейных шаржей. Будилыч дружил с архитекторами, поэтами, скульпторами. Но он же ни дня не мог прожить без посещения ресторана в Домжуре [дом журналистов], где его так хорошо все знали и постоянно… наливали. В силу своего богатырского здоровья он никогда не отказывался и уходил в многодневные запои. Потом возвращался, рисовал, хорошо зарабатывал и… встречал очередного друга, с которым не виделся со времен физиков и лириков. Но однажды всё это затянулось так, что его перестали пускать в рестораны, у художника стали трястись руки, не стало денег. Будилыч пообносился, развелся с женой, продал квартиру, забомжевал. Он стал не похож на себя. И когда однажды Маркер, который считал себя Толиным учеником, встретил того на Арбате, Будилов его попросту не узнал. Лишь попросил закурить. Маркер дал ему пачку. Попытался напомнить о себе. Но в пустых глазах, пораженных беспробудным пьянством, ничего не отразилось. А через год Будилыча не стало. Его зверски забили насмерть у Киевского вокзала. Кто — неизвестно. Преступников так и не нашли.

Многие сегодняшние соседи по столу помнили и о Великом хироманте. Для них он был Алексей Иванович, а для Маркера — просто Лёхой, старым закадычным товарищем. Они проработали рядом в переходе под Арбатом у кинотеатра «Художественный» не один год. Этюдник к этюднику. Бывали друг у друга в гостях. Обсуждали научные статьи, делились идеями. Алексей считался по праву самым лучшим арбатским специалистом. Со своей аудиторией, почитателями, постоянными клиентами, учениками. К нему приходили за помощью богатые москвичи, которые ему хорошо платили. Обращались друзья, многим из которых он помогал бескорыстно. Не взяв ни копейки. Он предсказал друзьям Маркера, отчаявшимся иметь детей, что через год у них будет ребенок. Он уговорил их попробовать на себе еще одну методику, и все получилось. Правда, предсказал двух детей, а появился только мальчик. Но какая это была для бездетной семьи радость!

Но кому-то Алексей Иванович отказывал, рассмотрев ладони и увидев страшную перспективу. Как–то он делился курьезными случаями из своей практики и рассказал историю про собаку. Обратилась к нему пожилая дама, у которой утром на прогулке пропала собака. И она не придумала ничего лучшего, как сразу же прийти к Лёхе. Помоги, мол, найти любимого пёсика. И протягивает ему свои ладони. Лёха мне говорил, что спустя месяц после приключившегося с человеком, он может что-то выяснить, пользуясь хиромантией. Жизненные события накладывают свой отпечаток — рисуют линии на руках. Но спустя два часа… Это нонсенс. Поэтому он просто пошел с дамой к месту собачьей прогулки и помог найти псину. Просто так, как обычный сосед по дому.

Погиб Лёха по-идиотски обидно. Спускаясь на той самой хоженой–перехоженной лестнице у кинотеатра в подземный переход, где трудился многие годы, он поскользнулся и упал, ударившись затылком. Его потеря была наиболее трагична. И достойной ему замены на Арбате так и не появилось.

— Смерть — единственная реальность жизни… — медленно привстал Мастер.

— Давайте помянем тех ребят, кто раньше нас покинули этот мир, — добавил Мастер. Их поддержали все, и молча, не чокаясь, пригубили вино.

Кто–то достал гитару и провел рукой по струнам. Рыжий запел на два голоса с Лёвой. Грустная музыка и печальные слова были своеобразной данью памяти всем тем, кого не было рядом.

Глава 5. Бильярд — игра трезвых

Маркер проснулся поздно. Потянулся за пивом в сумку. И ничего не нашел. В голове мелькнула трезвая мысль: «Что–то не так… Не привычно». Вспомнил, что трезвое — хорошо проспавшееся пьяное, значит — выспался.

И, правда, приоткрыв глаза, он увидел справа на столе пустую бутылку от пива, а слева…

Слева лежала Света. Хороша девица — как ни крути.

— Привет, Шехерезада…

— Доброе утро, милый. Удивлен?

— Не очень. Хотя нет. Удивлен. То, что мне хотелось вчера быть с тобой — это нормально. Но почему так скоро?

— Что скоро? Просто к твоему дому было ближе идти, чем к моему. Ингу утащил куда–то Лев, а она не сопротивлялась. Ты по–джентельменски предложил меня провести домой и привел сюда.

— И все?!

— И все. Открыли бутылку пива, якобы «полирнуть». Ты сделал глоток и вырубился.

— А ты?

— Что я. Мне тоже хотелось спать. А кровать у тебя оказалась одна. Я допила пиво и уснула рядом.

— Приплыли… Старею. Извини. Перехожу на лечебное сексуальное голодание.

— Да, ничего. Мне вчера с тобой было интересно. И ребята — твои друзья — классные. Я впервые в такой тусовке, лежала, вспоминала эту ночь, всё так интересно, просто отлично. А секс — это же процесс пары минут.

— Они у тебя есть?

— Есть. Но лучше оставим это дело на потом. На вечер. Я сейчас, — она немного сконфузилась, — не в форме. И на море хочется. Впереди мало времени. Уверена, у нас все еще будет.

— Ладно, искусство секса — это умение поцеловать даму в нужное время в нужном месте. — Маркер посмотрел на часы. Он понял пикантность ситуации. — Пора подниматься. Надо мужикам долги раздать. Да и поработать.

— А мне совсем по утрам работать не хочется.

— Утром не хочется идти на работу? Открой журнал «Форбс» и найди там свою фамилию. Не нашла? Шуруй на работу!…

— Приколист… А, правда, что тебя в поезде кинули? — Света застегивала платье и искала взглядом зеркало. — И ты совсем без денег?

— Угу.

— А как же ресторан обещанный? Или на наши бабки хотел погулять?

— Думаешь, я из этих?

— На тебя вроде не похоже. Да и ребята к тебе относятся нормально.

— Вот и не переживай. Обещал, значит сходим.

— А Ингу возьмем?

— И Инга, и Лёва, и ты, и я. Сегодня же встречаемся на том же месте и в то же время!

— Ура!!! Слушаю и повинуюсь, мой Шах! — Света захлопала в ладоши, как маленький ребенок, чмокнула Маркера в щеку, поклонилась вниз, сложив руки, как восточная женщина, и выбежала из комнаты.

Маркер пошел бриться и чистить зубы, постепенно просыпаясь и вспоминая вчерашние разговоры: «Да, какое обманчивое первое впечатление. На вид ей лет двадцать семь–двадцать восемь, а дочка уже взрослая. Что на море не разглядел из–за очков в пол–лица, что вечером при свете фонарей. И только утренний солнечный свет выдал возраст: с морщинками, складками, шрамом от кесарева. Хотя и аккуратным. Видно юной рожала. Хотя девчонка отличная. С юморком».

Он взял из сумки бутылку виски (может вечером пригодится) и пошел в город. По пути заглянул на рынок и купил себе «боцманку» — шляпу сезона, на которой было вышито золотыми нитками «капитан». Китайская безделушка, но от солнца спасает. Забрел в канцтовары. Купил себе этюдник, пачку бумаги, набрал еще всякой мелочевки и отправился в парк.

Небо затянулось тучами, дул неприятный ветер так, что казалось, будто зубы качаются при его порывах. На прежних местах сидели человек пять художников и скучали.

— Всем привет! А где остальные?

— Где ж им еще быть, — Наташа показала в сторону соседнего здания. — В бильярдной, опохмеляются.

— А ты чего не с мужем?

— В семье хоть один человек должен быть трезвым. Вчера им был Маэстро. Сегодня — моя очередь.

— На. Возьми мой должок. Спасибо большое тебе, и мужу.

— Да, не за что. Свои же люди. Сегодня ты в долгах, мы в шелках. Завтра наоборот.

— А где Лёва?

— Пока не появлялся. Он ближе к вечеру приходит, днями отсыпается.

Маркер поставил этюдник рядом с фонарем недалеко от остальных, и пошел в бильярдную.

В последние годы, помимо уличного рисования, страстью Маркера стала игра на зеленом сукне. «Американке» и «Сибирке» он отдавал особое место. Играл, как любитель. Но с удовольствием. Особо тогда, когда игра шла, и было настроение гонять шары. Удар ему ставил в свое время отец. Играли они тогда с ним редко и только в выходные. Ходили в дом офицеров или в городской парк с утра, до появления профессионалов. Но когда учитель стал проигрывать ученику чаще, чем побеждать, у сына появились новые интересы. И бильярд был заброшен на многие годы.

Потом Олегу встретился по жизни молодой паренек, солдатик. От трудно было ожидать отличной игры за столом. По крайней мере так Олегу казалось. Первогодок, замученный службой. Но, за бильярдным столом с противниками, даже с дембелями и офицерами, он преображался. Выигрывая почти все партии с разбоя (стол был, кстати, старенький и разбитый, с лузами в два кулака), он не давал спуска никому и заслужил искреннее восхищение Маркера. Показал некоторые удары, натаскивал, как умел. Рассказывал всякие интересные истории про мастеров.

Например, о Владимире Маяковском, который играл как-то с критиком, нелестно оценившим пьесу «Клоп». Играли «на пролаз». То есть проигравший должен был пролезть на четвереньках под столом. Поэт выиграл и загнал критика под стол. Телосложение у него было такое, что он еле там помещался. И четыре метра пути перемещался попеременно: на четвереньках и по-пластунски под всеобщий хохот литературной братии. «Рожденный ползать — писать не может!» — напутствовал его поэт.

Рассказал о Марке Твене и его рассказе Бильярд. Там писатель вывел примеро следующее: «Страсть к бильярду полностью испортила мой ангельский характер. Давно, когда я был бедным репортером «Вирджиния Сити», я всегда выбирал в партнеры простаков, которых легко выигрывал.

Однажды в наш город приехал незнакомец и открыл бильярдную. Я осмотрел его без особого интереса. Он предложил мне сыграть с ним партию, и я ответил: — Хорошо, давайте.

— Покатайте-ка пока шары, я хочу посмотреть, как вы играете, — спросил он.

Я выполнил его просьбу. После этого он сказал:

— Буду честен, предлагаю играть с вами левой рукой.

Я был очень задет. Он был косоглазый, рыжий, весь в веснушках и я осмелился проучить его как следует. Он положил первый шар и закончил сам всю игру, не дав мне опомниться. Я только стоял и мелил свой кий. Мои полдоллара перекочевали к нему в карман.

— Если вы левой рукой играете так хорошо, — сказал я, — интересно как вы играете правой?

— А правой я играть не умею, — ответил он. — Я левша».

На деньги Маркер старался не играть. Всегда вспоминал случай из далекой юности, когда попал в какой–то пансионат и обратился к невзрачному старичку. А тот согласился играть лишь за деньги. Правда, небольшие по тем временам, но интерес проснулся мгновенно. Дедушка попросил разбить, а сам играл медленно, размеренно. Со стороны даже как–то неуверенно. А Маркер стучал кием по полу и радовался забитым шарам, как пацан. Первую партию закончили со счетом восемь–пять в полчаса. Причем, Маркер дважды выставлял свои шары и думал, что уж во второй–то партии он себя проявит по–полной. Не тут–то было. К вечеру в зале потихоньку стали собираться зеваки, пришли завсегдатаи, и дедок преобразился. С разбоя вложил два шара. Дал пару раз ударить Маркеру, и партию закончил в пять минут, не дав возможности забить шар престижа.

— Учись, внучок. С тобой пока играть скучно. Смотри, как это делают взрослые дяди, — сказал на прощанье профессионал, взяв деньги. И стал играть с вновь прибывшими.

В тот вечер, и несколько дней подряд после памятного проигрыша, Маркер просидел в зале не один час и понял многое в игре. Как заманивают, как подставляются, как сливают партии, как обогащаются за один вечер и как становятся нищими. Как важно хорошо знать стол и владеть своим киём. Чувствовать уверенность в себе и давить на психику сопернику. Ходил он в тот зал потом не одни раз. Играл с любителями, тренировался. Правда, всегда ему мешали влажные пальцы. Кий по руке скользил так, как по весенней грязи лыжи. Его научили посыпать кисть тальком, который не всегда был, правда, под рукой. Олег приспособился посыпать место соприкосновения руки и кия пеплом от сигареты. Благо, что курил он много и вместо пепельницы ссыпал его себе на пальцы. Только зимой этого года он удосужился купить себе трехпалую перчатку игрока. И сразу почувствовал, как легче стал бить по шарам… Но зарок: «на деньги не играть!», — помнил…

В зале на побережье столов было много. Работал кондиционер, и отдыхающие расслаблялись. Маркер осмотрелся по сторонам.

За первым столом играли, похоже, два отставника: один седой дед — высокий, не по годам стройный, в белом костюме, с изящными манерами и спокойными движениями он грациозно ходил вокруг стола. Второй — лысоватый, маленький, крепенький, суетливый, желающий победы любой ценой. Играли в «Американку» и, похоже, на какой–то свой интерес. Каждая партия заканчивалась под прикосновение пластиковых стаканчиков с коньяком. Платил проигравший. Шары после этого возлияния залетали в лузы чаще у высокого, а шуму, приколов, ажиотажа больше было у мелкого. Игра смотрелась. Побеждали по очереди. Тем более, за соперниками наблюдала дама преклонного возраста, по которой не было видно, кому из них она отдает предпочтение. Оба старались.

На груди этой женщины весел кулон на серебряной цепочке. Маркер не удержался и прошел рядом, поглядывая на камень. Сходство с тем, «камнем княгини» оказалось призрачным — вблизи цвет и форма оказались совершенно иными. Олег поймал себя на мысли, что история с кулоном его хорошо зацепила. Собрать деньги, поехать в столицу и найти обладательницу камня Трофимовых — вот что стало его ближайшей задачей.

За соседним столиком резвилась детвора в «пул». Разноцветные шарики гоняли просто так — лишь бы забить.

А вот за третьим шла нешуточная борьба в «московскую». За милю было видно, что хохол средних лет и пожилой грек играли на деньги. Первый был хмур и сосредоточен, а второй весел и непринужден. Он сыпал обычными фразами, которые слышны в любом зале: «Кто сильнее бьет, тот и побеждает!» — и у него шары влетали с треском в лузу. «Тише — надежнее» — и закатывал нежных свояков через весь стол. Делая неудачную серию ударов, не преминул промолвить и свое, похоже, коронное: «Не каждая лычка в строчку!»

В ответ слышалось лишь «епрст!» при неудачном ударе, и «гарно!» при забитом шаре. Или: «Я такие девять из десяти кладу!» Маркер постоял рядом, поболел за обоих и пошел к друзьям.

Знакомые художники занимали дальний стол в конце зала, играли с шутками, и попивали пиво.

— А не забацать ли нам турнир по бильярду пока время позволяет! — Маркер пожал всем руки и достал новую белую «боцманку». — Вот. Презентую победителю предстоящих соревнований!!!

— Ага. Турнир «Белого шлёма», — поддержал Маэстро.

— Точно. Победителю переходящая белая шляпа и… — Маркер достал пузырь виски, — и приз!

— Играем!!! — откликнулось сразу несколько голосов.

Оказалось, что всего было восемь человек, которые хотели сразиться. Олимпийская система с выбывавшими сразу побежденным проходила в этом раскладе без проблем. Тут же нашелся лист бумаги, куда готическим шрифтом Феликса вписали имена участников. Мастера, как не умеющего играть, все единогласно избрали рефери. Постановили играть американку из трех партий. Так быстрее и зрелищней в большой компании. Из белой шляпы вытащили номера партнеров и разыграли время проведения матчей. Взяли по пиву, обмыли почин с турниром, и стали к столу.

Первым выпало сражаться Маркеру и Эльдару. Этого парня он видел впервые, на вчерашнем застолье его тоже не было. Как он играет, никто не знал. Поэтому башкирский соперник был сюрпризом для всех.

После выпитого пива художники повеселели. Болельщики сгрудились вокруг стола. И назначенный судья объявил начало турнира первым ударом по шару. После нескольких ударов соперником Олегу стало ясно, что Эльдар играл слабо, и это было ему на руку. Можно не напрягаться и не бояться делать подставки, забивать те шары, которые ложатся без особого напряжения. Одним словом, Маркеру повезло. Не матч, а разминка. Он даже черную перчатку, в которой всегда играл последнее время, и с которой никогда не расставался, вытащил лишь во второй партии. И то падал этот жест, как устрашающую хохму. А как же, мол, иначе, если первая партия проиграна. Задачу выиграть турнир он себе не ставил. А хорошо отдохнуть, и найти себе интересных партнеров в такой ситуации было можно.

Народ веселился, подначивал то одного, то другого. Вскоре болельщики разделились на два лагеря и активно аплодировали каждому удачному удару. Спустя час Мастер назвал первого победителя.

— Со счетом 2:1 победу одержал Маркер!

Сам победитель раскланялся, и не на шутку удивился: пока шел первый матч, остальные соперники времени не теряли. По крайней мере, четверо из них послали гонца в спорттовары и обзавелись цветными перчатками! Вырисовались потенциальные победители, готовые сражаться в финальных матчах: синяя перчатка — Одессит, красная — Леня, зеленая — Маэстро, белая — Феликс.

Турнир продолжился. А пока шли остальные игры, и определялись новые соперники, Олег вышел поработать. Впереди его ждал поход в ресторан, а накормить и напоить четверых компаньонов он пообещал.

К счастью, клиенты были. Плохая погода согнала семейных отдыхающих с пляжа. Из-за ветра и сопутствующей ему волны не все родители отпускали детвору в море. А выгулять их в парке — пожалуйста. Многие прохаживались навеселе, разогреваясь дешевым сухим вином. Поэтому с удовольствием позировали.

У Маркера хмель выветрился еще в ходе первого матча, а добавлять пива он не стал. Деньги были нужнее, не хотелось плохо рисовать, да и желания большого пить после вчерашнего возлияния у него не было. Бокал «Сибирской короны» прошел на «ура», и хватит. Пока.

Его позвали в зал. Четвертьфинальные матчи заканчивались. Стали вырисовываться полуфиналисты. Оказалось, что жеребьевка подкачала для Маэстро. Не помогла даже новая перчатка. Его выбил из турнира Феликс, который и стал соперником Маркера в полуфинале. Это было уже серьезно. Так как война двух перчаток — зеленой и белой — говорила, что бьются претенденты на победу в турнире. Значит, перед Маркером был фаворит…

— Я наблюдал, как сливается первая партия с Эльдаром, и сразу понял, какой ты игрок, — готовя кий к игре, произнес Феликс.

— А я жалею, что не увидел, как ты рубишься с Маэстро. Но уже в предвкушении хорошей битвы.

— Без подставок?

— Играем все шары.

— По взрослому?

— Ага.

— Ну, разбивай…

Маркер нанес первый удар с попаданием в лузу. Ему надо было сделать небольшой задел, чтобы не слить весь матч быстро. Хотелось поиграть с достойным соперником.

Так и получилось. Хорошо, что игра шла по–трезвому. Удар у Феликса был поставлен классно. Особенно свояки в середину. Поэтому важно было ему не делать подставки в центре стола. Соперник тоже не хотел рисковать и играл почти безупречно. Первая партия затягивалась. Шли на равных. Шар в шар.

А вот предполагаемый противник для победителя этого матча никак не мог определиться. Одессит выиграл и ушел рисовать, а Рыжий с Урала все никак не мог одолеть Ашота. Тот отчаянно сопротивлялся. Поэтому играли они уже третий час. Армянин медленно, тщательно вымерял линию удара, аккуратно прицеливался, бил и… мазал, ругая плохой кий. А Рыжий пил пиво и заигрывал с девочками–болельщицами. Травил анекдоты и никуда не спешил. Мазал, но от широты души. Как мышка с кошкой он играл на публику. Только не мяукал.

Первую партию Маркер все же проиграл. Сам же случайно подставился, за что и получил восьмой шар. А Феликс обрадовался, взял себе пива, расслабился и, как и ожидал Маркер, выиграть его стало проще. Сначала счет по партиям стал один-один. А в третьей — просто повезло Олегу. В решающей игре часто все решает случай. Именно он и помог Маркеру в этот раз. Феликс грубо ошибся, и сделал подставку в угловую лузу. Оставалось только накатать пару шаров, и вывести на удар третий, что в итоге и произошло. Победа и выход в финал.

Примерно в это же время Ашот все–таки проиграл Рыжему. Расстроился, закинул кий, взял два пива и ушел в парк. Послали за Одесситом, но тот уже рисовал клиента — сам же вчера назначил именно на это время. Поэтому отказать девушке, которая готовилась к этому позированию, быть может, не один час, было неудобно. Все посовещались и решили остальные игры перенести. И матч Рыжего с Одесситом, и финал Маркера с победителем в их встрече. Или на ночь или на следующий день — это как пойдет.

Отлично! Можно было поработать на славу, или погулять в кабаке. Портрет не шарж. За минуту цветной портрет хорошо не нарисуешь. А та техника цветного рисунка, которым мастерски владел Одессит, требовала минимум час на человека. Несколько клиентов дышали ему в затылок. Останавливать художника никто бы не решился. Парень приехал рисовать, а выиграть или поиграть в бильярд он всегда успеет.

Друзья разошлись по рабочим местам.

Глава 6. Поздно выпитая вторая — зря выпитая первая

Маркер, как и большинство людей, делил окружающих на четыре большие группы: 1) жаворонков — тех, кто рано встает; 2) сов — тех, кто поздно встает; 3) петухов — если он встал, то все встали. 4) дятлов — которые сами не спят и другим мешают. Но с появлением в его жизни Лёвы стала вырисовываться новая разновидность особей, которые другим спать не дают, а сами спят, когда хотят. Железное здоровье мужика, который от выпитого спиртного терял счет времени от абсолютного счастья, позволяло ему пить столько, сколько есть под рукой. И так долго, насколько широким оказывался круг собутыльников, попавших под его обаяние или наличие у них с собой выпивки.

Лёву Олег принимал со всеми противоречиями: замечательный рисовальщик уживался в нем с циничным рифмоплетом. Беспробудное пьянство соседствовало с галантностью по отношению к знакомым и незнакомым женщинам. Сила и выносливость могли посоперничать с его же боязнью замкнутого пространства. Щедрость и русский кутеж уживались с необязательностью по отношению к своим же спонсорам. Маркер считал не без оснований, что Лёвы должно быть в меру. Мало Лёвы — скучно. Много Лёвы — это армагедон в одной квартире. Эту меру общения с Лёвой он помнил и знал, что одному ему, Маркеру, Левы много. Больше пары часов он с ним не мог находиться. Как другим? Это их дело.

Олег помнил совместные посиделки в Сокольниках, походы в знаменитую «Шайбу», где этот высоченный рифмоплет любил читать свои творения со сцены. Не забыл, когда в отделении милиции убеждал милиционеров, что это нормальный парень, в котором слишком много неуемной энергии, у Лёвы, мол, возрастная гиперактивность. И был очень рад, что его друг по цеху понравился Инге, которая неотступно следовала за Лёвой с самого момента знакомства.

Бывает же такое в жизни, идешь себе по улице, никого не трогаешь. Вдруг решил посмотреть на собачку где–то на другой стороне улицы, или бросил ей кусок колбасы. И все. Не отвяжешься. Животное уже рядом. Заискивающе смотрит в глаза. И просит ещё. Или котенку в подъезде нальешь блюдце молока, а он тут же тебе сделает у двери лужу и завалится спать на твоем же коврике, наоравшись до одури. Инга с Лёвой были в этом смысле парой. Прохожий и собачка. Лев и котенок.

Провалявшись в постели до самого вечера, они одновременно почувствовали неудержимый голод и жажду. С памятной ночи в гостях у художников у них во рту не было и маковой росинки. За исключением маленькой дыньки «колхозницы», которую им днем принесла Света. Она заскочила на минутку, переоделась, сказала о предстоящем ужине в городе и убежала на море. Понятно было, что она здесь лишняя.

— Куда пойдем?

— Решай сама. Чего ты хочешь?

— Крота.

— Какого еще крота?

— Я хочу найти крота слепого, старого и богатого. И выйти за него замуж.

— Дюймовочка от такого сбежала.

— Я же не такая дурочка, как она. Я бы его сначала попотрошила…

— Ну, это далекие планы. А сейчас?

— Для начала поесть. Тут есть замечательный шашлычник — Ашот. У него продукты с рынка, мясо — свежак, делает шашлыки такие, что пальчики оближешь. Причем на огне! А не на какой–то электрической горелке.

— А выпить у него найдется?

— Спрашиваешь… У него все, как в Греции.

Они быстренько оделись и вышли на улицу. В городе летом все дороги вели к набережной или ларькам со спиртным. И вскоре перед ними вырисовался магазинчик с вывеской «Вино».

— В этом городке все очень просто. — Лёва кивнул в сторону подвальчика. — Видишь винный погребок? Похоже, что здесь таких немерено. Пока мы дойдем до твоего Ашота, есть смысл подзаправиться. В роте плохо! Давай мы возьмем себе то, что захочется, и принесем прямо к шашлыкам. Нормально?

— Такой подход мне нравится. Идем выбирать спиртное!

Они спустились по ступенькам в небольшое помещение, заставленное одинаковыми бочками. В воздухе винные пары от множества напитков смешивались так, что постояв здесь с полчаса, можно было бы ничего не брать — пьяным станешь от одного только аромата.

— Так… Давай остановим свой выбор на… — Разнообразие впечатляло: «Кагор» пяти наименований, «Изабелла» и «Каберне» трех видов, известный уже «Черный доктор», «Черные ночи». В названиях можно было запутаться. Инга даже растерялась, не зная, что взять. — На вкусненьком…

— Будем идти методом исключения. Иначе мы здесь можем сутки простоять и нас вынесут трезвыми. Ты вино, какого цвета предпочитаешь: красное или белое?

— Мы же идем к шашлыкам. Значит красное.

— Крепкое, полусладкое, сухое, десертное, полусухое…?

— Бери водку и не мути мозги!

— Я то же знаю этот анекдот. Но иногда люблю получать удовольствие от того, что пью.

— А я получаю удовольствие от того, что со мной делает блаженный напиток.

— Можно все это совместить. И употребление и последствия. Здесь конечно на пробу дают?

— Как и везде. Причем бесплатно.

Лев попросил у продавца несколько видов напитков, которые тот наливал в крышечки из–под бутылок от «Кока-колы». Лев взял ещё несколько пластиковых стаканчиков.

— Мы платим и за пробу! Гулять, так гулять!

— Первая пошла! — он протянул девушке импровизированную рюмку.

— Кисляк.

— Точно. Между первой и второй промежуток небольшой.

— Поздно выпитая вторая — напрасно опрокинутая первая.

— А вот это?

— Вкусно. Но сладко до приторности.

— А так? — Он смешал что–то в стаканчике.

— Смачно! Что это?

— Это купаж. Мне нравится, когда одна часть красного вина, например «Кагора», смешивается с двумя третями «Каберне». Получается не очень сладко и не так кисло, как по отдельности. По градусам выше, а пьется, как компот.

— Тогда давай учтем еще один момент. Количество сахара должно быть минимальным и там, и там.

— Якобы ты на диете?

— Якобы… — И света весело рассмеялась, похлопывая себя по пухленьким бедрам.

— Таблетки для похудания пьешь?

— Пью.

— А сколько?

— Сколько, сколько… Пока не нажрусь!

Они попросили смешать понравившиеся напитки. И тут же выпили еще по стаканчику. Потом добавили, но уже другой вариант. Праздник стал приобретать новые расцветки. Они заказали понравившийся купаж в одну двухлитровую кока–коловскую ёмкость. И на посошок выпили еще по стаканчику.

Держась за руки, они нетвердой походкой вышли на набережную, и через несколько минут оказались у тлеющего углем мангала с колоритным армянином.

Обнявшись, они встали в небольшую очередь и принялись целоваться. Через какое-то время Лев оторвал от неё губы и сказал:

— Какая же ты сладкая! Так бы и съел тебя!

— А я бы тебя съела прямо здесь!

— Что вы будете есть, я уже понял. А что вы будете пить? — раздался рядом голос лица кавказской национальности.

— Ашот! Добрый вечер! — Инга улыбнулась знакомому шашлычнику, как голливудская кинозвезда.

— Здравствуй красавица! Ты сегодня с кавалером? А где падрущка?

— Отдыхает у моря, скоро выпорхнет! Накормишь нас?

— Конэчно! Что сегодня будем кушать? Люля, шашлык с осетрины, со свинины, корейку?

— Дайте нам корейку. Две порции и кетчупа не жалейте!

— Слюшай, зачем много кетчуп. Совсем вкус мяса убьешь. Всего в меру нужно брать. Кайф нельзя ломать. Его надо получать.

— А я шашлык отдельно, кетчуп отдельно. Люблю я его, понимаешь?

— Кого любишь? Этого длинного? Или кетчуп? Или шашлык?

— Ашот, с тобой не соскучишься, — все засмеялись удачной импровизации шашлычника.

Вино и мясо шли замечательно. Они пили, балагурили. Лёва, как это с ним часто бывало и прежде, вдруг замолчал на какое–то время. А потом выдал:

— Скажи, всем ли женщинам в этом мире посвящают стихи?

— Конечно!!!

— Я имею ввиду конкретных женщин. Пушкин писал Анне Керн, Блок –…

— Ты хочешь сказать, что ты посвятил что–то мне?

— Я тебе целую поэму сегодня утором сочинил. Хочешь, почитаю?

— Я вся внимание.

И Лёва стал читать:

«Люблю помуркаться порой.

И с нежной киской поиграться.

Где ты, готовая со мной

всю жизнь любовью заниматься?

Я б пригласил тебя в музей.

Искусством там полюбоваться.

А ты в ответ — «Скорей в постель,

хочу любовью заниматься.

С сосками нежными одной

Негоже ночью забавляться.

Поможешь мне? Ты ж обещал

Со мной любовью заниматься!»

Пройдусь по сисечкам рукой

Ты будешь нежно улыбаться.

И спросишь: " Кто мне обещал

Всю жизнь любовью заниматься?»

На пляже томно разомлев,

нам не удастся искупаться.

Все мысли только об одном

— скорей любовью заниматься!

В кафе зашли б по шашлычку,

что бы шансоном наслаждаться.

А ты свое: пора в постель,

любовью лучше заниматься.

Я б в сауну тебя привел

попариться, покувыркаться.

А ты б подмылась и вперед:

опять любовью заниматься.

Ты по утрам и вечерам

Не устаешь мне отдаваться.

Все почему? Да любим мы

вдвоем любовью заниматься…

Ты станешь старенькой, а я

И дряхлым стану изгаляться.

И коль получится, смогу

с тобой любовью заниматься.

А ты не станешь возражать

И откровенно так смеяться.

Когда под мраморной плитой

Мы сексом будем заниматься».

Смеялись все, кто сидел рядом и слушал. А Инга встала и поцеловала автора в губы смачно и громко.

— Я согласная!!!

Пока Лёва читал свои стишата, он увидел рядом тир. И не удержался: предложил пойти пострелять. Надо отдать ему должное, что стрелял он в любой ситуации отменно. Кандидату в мастера спорта по стрельбе, пусть и получившему это звание в далекой юности, пляжные соревнования были не в диковинку. А после обильно количества выпитого у него только глаз становился острее. Правда, не всегда. Лишь на кураже. А сейчас он чувствовал, что у него был кураж.

Раздвинув детвору, которая смотрела на мишени, он первым делом узнал о главном призе.

— Ради чего суетимся, командирша?

— Первый приз — бутылка шампанского, — ответил бабушка–пенсионерка, выдающая пульки.

— Сколько надо выбить?

— 49!

— Шампанское есть?

— Вот, — она показала две бутылки, как символ победы стоящие на маленькой полочке с надписью «ПРИЗЫ».

— Так, бью 147 из 150. И забираю обе бутылки! — уверенно заявил Лёва.

— Не смешите меня, — заявила бабулька.

— Не верите?

— Нет.

— Спорим? — Лева нахмурился. А малыши вокруг захлопали в ладоши и закричали «Пусть стреляет!»

— Ну, стреляй. 147. Не больше и не меньше.

Она отсчитала пульки на протянутые Лёвой деньги. Дала винтовку и укрепила мишени.

Инга встала рядом и заворожено смотрела на Лёвины приготовления. Тот внимательно оценил прицел, попросил поменять оружие, еще посмотрел. И приготовился к стрельбе.

Когда он прицелился, все замерли.

Первый выстрел.

— Восьмерка! — с наслаждением выдохнула пенсионерка.

Лёва переложил винтовку с левой руки в правую, и еще раз прицелился. Медленно нажал на курок и…

— Десятка! — захлопали малыши.

И тут началось. Все пульки ложились в одну точку, а мишень висела как новенькая, только расширялось отверстие яблочка. Стрельба шла до последней пули. И на закуску Лёва схохмил:

— Бабуля, не переживай! Я тоже умею мазать! — он переложил винтовку в левую руку и выбил «девятку». — Давай приз!!!

Забрав две бутылки «Абрау–Дюрсо», они пошли к своему столику обмывать победу. Но в этот раз решили заказать бутылку коньяка, так как, оказывается, Инга еще не пробовала этот напиток местного разлива. Ашот, вместе с друзьями наблюдая стрельбу по мишеням, захлопал в ладоши и дал им бутылку бесплатно.

— От нашего заведения, за бесплатный концерт и отличное мастерство. Угощаю!

К их столику подсели еще зрители, собралась веселая компания, пили коньяк, вино, и всё, что кто хотел, а закусывали Ингиным кетчупом. Произносили множество тостов:

— За то, чтобы было на что!

— За то, чтобы женщины имели мужество до замужества!

— За то, чтобы наши женщины приходили усталыми не с работы, а на работу!

— За то, чтобы в южную ночь повсюду звучал весёлый звонкий секс!

— За то, чтоб шампанского брызги взлетели под девичьи визги!

— За тех, кто уснул не в кровати, а в свежем и вкусном салате!

— За представительниц второго древнейшего пола на земле!!!

— За верный рукав, который спасал нас при отсутствии закуски!

Потом Инга спохватилась, что их ждут Маркер и Света. Такое мероприятие упускать не хотелось. Но прежде чем идти на место под аркой, решили сполоснуться в море…

Тот момент, когда к Маркеру подошла Света, он не заметил, а только почувствовал её нежный поцелуй в щеку. Она была ещё краше, чем вчера и вызвала неподдельный восторг у художника. Но когда под импровизированный салют появилась из ниоткуда парочка из семейства кошачьих, то все окружающие не могли пропустить ее мимо. Не было таких, кто б не улыбнулся или не кинул веселую реплику в адрес необычной кошечки и льва. Огромный Лёва нес на шее пухленькую Ингу, а на вытянутых руках держал над собой две бутылки шампанского. К ним были привязаны воздушные шарики, которые Инга прокалывала время от времени. Вся эта скульптурная композиция была покрыта зелеными водорослями, которые развевались на ветру и осыпались мелкими зелеными брызгами. Походка основания фигуры была достаточно неровная. Лёву шатало и заносило из стороны в сторону. Взрослые шарахались, дети смеялись. А один самый шустрый мальчуган кружил вокруг колоритного художника и клянчил воздушный шарик у Инги.

— Тетенька, шарик подарите! Ну, дайте шарик…

— У мамы с папой попроси. Они тебе кучу шариков отвалят. Заодно и братика с сестричкой получишь!

По всему выходило, что эта сладкая парочка уже давно радуется жизни, и уговорила не одну бутылку.

Вдруг Лёва стал двигаться строевым нетвердым шагом и заорал свои новые речовки:

«Я иду в разнос. Ухожу в раздрай.

Сам себе создал сексуальный рай.

От одной уйдя, улетел к другой.

Только с третьей я приобрел покой.

Почему так жизнь завертелась?

Потому что мне захотелось!»

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.