Бесплатный фрагмент - Главный пульт управления

Уважаемый читатель! К сожалению, все, описанное в этой повести, — правда.

Я, как, наверное, и многие другие, всегда был недоволен тем, что важнейшие научные открытия засекречиваются. Я считал это неправильным. Мне казалось, люди должны знать все.

Но после событий на Машиностроительном заводе имени Бачурина, я не так уж в этом уверен. Возможно, некоторые вещи, в самом деле, лучше не знать. Чтобы сохранять душевное спокойствие и уверенность в прочности окружающего нас мира.

Почему же я написал эту книгу? Потому что мне страшно нести мое знание одному.

Автор

---

Пролог

В мире природы все обстояло прекрасно.

В мире людей нет.

— Вижу, мы не договорились? Правильно я вас понял? — поднял брови Гость. Он сидел в кресле у журнального столика. В руке — маленькая чашка с кофе.

За открытым окном едва заметно колебалась зеленая чешуйчатая стена тополиной кроны, и синело июльское небо. Хозяин стоял у окна, спиной к Гостю.

— Правильно, — ответил он, не оборачиваясь. — Не договорились. Я не могу продать вам пульт управления, потому что у меня его нет.

Гость сделал глоток кофе и одобрительно кивнул:

— Кофе — настоящий! Это — хорошо. А вот то, что вы говорите не правду, это — плохо, — он вздохнул. — Пульт у вас. Есть свидетели.

— Свидетели? — повернулся Хозяин. — Смешно! Не могут существовать свидетели того, чего нет. Возможно, просто кому-то что-то показалось.

— Короче говоря, по-хорошему вы не хотите… — негромко, будто для самого себя, произнес Гость.

Хозяин только пожал плечами.

— Жаль, — мягко вздохнул Гость.

— И мне жаль, — слегка развел руками Хозяин. — Но ничем не могу помочь.

— Мне вас жаль, — внезапно окаменел лицом Гость.

— Меня? — удивленно вздернул брови Хозяин.

— Да, вас, — в упор посмотрел на него Гость. — А вот вам себя совсем не жаль. И сестру вашу не жаль. И ее детей — ваших племянников.

Хозяин опустил голову и смотрел в пол. Так продолжалось с минуту. Потом он поднял глаза на Гостя и негромко, без выражения, спросил:

— Вы мне угрожаете?

— Да, — охотно согласился Гость. — Угрожаю. Я хочу, чтобы вы ясно представляли, к чему ведет ваше вранье.

Хозяин подошел к телевизору. Взял лежащий на подставке пульт дистанционного управления, поднес его к подбородку и задумался.

Гость внимательно смотрел на Хозяина. В его взгляде светилось живое любопытство.

«Думает, как выскользнуть, дурачок… — думал он. — А никак ты, дружок, не выскользнешь… Никак. Хоть узлом завяжись».

Гость думал, что ему известно ближайшее будущее. Он ошибался.

Его взгляд из уверенного неожиданно стал растерянным, а, затем — испуганным: он увидел, как по рукаву его темного пиджака, потрескивая, медленно ползет маленькая, словно змейка, голубая электрическая молния.

Гость хотел закричать.

Он уже раскрыл рот, но крикнуть не успел.

1. Исчезновение

Подполковник смотрел строго.

Начальник отдела по охране особых объектов в сфере промышленности и науки Георгий Иванович Пигот сидел за своим рабочим столом. Он рассматривал Ефима так внимательно, будто видел впервые. Хотя работал вместе с майором Мимикьяновым уже семь лет.

Ефим Алексеевич Мимикьянов расположился на одиноком стуле у стены. К Гошиным суровым взглядам он давно привык и думал о своем:

«Неделю назад брюки гладил, а стрелка, как бритва…» — с удовольствием отметил он.

Любому человеку, видевшему майора, приходило в голову, что он очень похож на волка — серыми внимательными глазами, густыми, почти сросшимися на переносице бровями и впалыми щеками сизого цвета.

Окно было открыто. В кабинет вливался прохладный утренний воздух и ровный рокот городской вселенной.

— Ефим, ты когда на Машиностроительном заводе последний раз был? — наконец, прервал свое молчание подполковник.

— Ну, где-то месяца три-четыре назад, — отвлекся от своих мыслей майор. Он еще не заподозрил ничего плохого, но его Интуиция уже насторожилась.

Георгий Иванович сжал губы в осуждающую фигуру.

— Плохо! — покачал он головой. — Четыре месяца! Четыре! Режимное предприятие, выпускающее боевую технику, почти на полгода остается без внимания. И ты об этом так спокойно говоришь! Удивляюсь я тебе, Ефим!

Мимикьянов тоже удивился.

— Да, там все спокойно, — пожал он плечами. — Никакая боевая техника на Машиностроительном сейчас не выпускается. Ты что, Гоша, забыл? Танковое производство уж год, как стоит. Там сейчас только колесные тележки для железнодорожных вагонов делают, да еще гусеницы для промышленных тракторов, и все. Если к осени контракт с Индией на поставку танков «Рособоронэкспорт» подпишет, ну, тогда, конечно… А сейчас-то — ничего! Тишина!

Майор посчитал тему исчерпанной и ждал реакции начальника. Но тот молчал, и Ефим на всякий случай перешел в наступление:

— Ты сам меня в командировку в Москву посылал, а потом на авиазавод! Говорил: Важно! Срочно! А на Машиностроительном-то, что мне было делать?

Однако Пигота таким простым приемом было не взять.

— Профилактическую работу проводить! — назидательным тоном произнес он. — Вот что! Агентурные позиции создавать! — поднял он верх указательный палец.

— Гоша, прекращай демагогию разводить! — Ефим не дал ему окончательно войти в роль воспитателя, беседующего с сотрудником-дебилом. — Случилось что-нибудь?

— Случилось, — ответил начальник, осуждающе поджал губы и замолчал.

— Что случилось-то? — не выдержал встревоженный майор. — Гоша, говори уже!

Подполковник сдвинул брови и веско произнес:

— Человек пропал.

Сказав это, Георгий Иванович коснулся лежащей перед ним папки. Сделал он это с такой осторожностью, будто перед ним находилась не изделие из пластика, а включенная электроплитка.

— Ну, что ж, пусть милиция ищет. Ее работа, — на всякий случай сказал майор.

— Милиция и без тебя знает, что ей делать, — осуждающе дернул бровями подполковник. — Ты бы лучше спросил, что за человек пропал, прежде чем милиции задания давать!

— Что за человек пропал? — послушно спросил Ефим. И отчетливо ощутил, как его Интуиция забеспокоилась и завозилась в своем темном жилище.

Пигот раскрыл огнеопасную папку, опустил в нее нос и начал читать:

— Чапель Юрий Федорович. Помощник генерального директора «Рособоронэкспорта» по особым поручениям. В прошлом — сотрудник министерства обороны.

Он вынул из папки лист бумаги и протянул Ефиму:

— Ночью по электронной почте из «Рособоронэкспорта» прислали.

На листе был напечатан портрет мужчины в белой рубашке и темном галстуке.

Ефим вгляделся.

Возраст — где-то между тридцатью пятью и сорока пятью годами. Овал лица — правильный, нос — прямой, подбородок — отчетливо выражен… Все хорошо, но как-то не очень индивидуально… Разве что глаза поставлены чуть ближе к переносице, чем нужно… Да в линии рта есть что-то такое… капризное, что ли? Вообще в выражении лица присутствует ощущение собственного превосходства. Словно человек знает о вас нечто такое, чего вы сами не знаете. И это позволяет ему думать: «вы у меня в руках».

— Да, серьезный гражданин… — оценил майор. — Что же ему у нас понадобилось?

— Неделю назад он прибыл по официальной командировке «Рособоронэкспорта» на Машиностроительный завод имени Бачурина. Поселился в заводской гостинице. Утром на следующий день встретился с директором завода и главным инженером. Обсуждались вопросы производства запчастей для танков «Т-80», которые, возможно, будут по контракту поставляться в Индию.

Пигот лизнул палец, перевернул лист в папке и продолжил:

— По свидетельству дежурных охранников завода, Чапель в тринадцать тридцать пять покинул здание заводоуправления. После этого — пропал.

— Как это пропал? — поинтересовался майор.

— Как пропадают? — не поднял глаз подполковник. — В гостиницу не вернулся. Никто его после заводоуправления не встречал. Исчез.

Пигот помолчал, как бы предлагая майору оценить услышанное.

Майор оценивал.

— Милиция опросила всех кого могла, — продолжил Пигот. — Ничего. Человек, как сквозь землю провалился. И не просто человек, — подполковник поставил торчком указательный палец. — Секретоноситель! Чапель имеет допуск к режимной документации всех уровней секретности. Сегодня утром из Москвы звонили, из Главного управления. Просили внимательнейшим образом разобраться. Так что, уважаемый Ефим Алексеевич, не только милиции с этим делом придется возиться, но, дружище, и нам с тобой.

— Да, я уж понял, — кивнул майор.

Пигот пригладил зачесанные назад рыжие волосы, снял узкие очки без оправы. Затем вытащил свое грузное тело борца-классика из кресла и подошел к окну.

Напротив окна блестел в солнечных лучах свежими утренними листьями высокий клен.

— Ай, да что ж такое! — обычно сдержанный Гоша неожиданно резко взмахнул рукой. — Ну, уродиться же такое чудо! И обязательно в органы служить идет! Вот ни куда-нибудь! Обязательно — в органы!

Заинтригованный майор слегка приподнялся со стула и тоже взглянул в окно.

Внизу располагалась управленческая стоянка для служебных автомобилей. В ровную шеренгу покинутых офицерами легковых машин, пыталась втиснуться японская «Хонда», похожая на отполированную морем гальку. И своим тяжелым задом она так и норовила толкнуть в борт красную «десятку».

«Десятка» принадлежала Георгию Ивановичу Пиготу. А «Хонда» — капитану отдела наружного наблюдения Сереже Челенкову. Сергей был известен среди офицеров управления своей фантастической невезучестью за рулем. Ничего особенно неприятного с ним не случалось, но редкую неделю кто-нибудь из автолюбителей не мял его «Хонде» бока, или он сам не целовал в борт или багажник подвернувшуюся ему автомашину.

Теперь утрата девственности явно нависла над чисто вымытой и почти новой Гошиной «десяткой».

— Да, что же это такое, наконец! Ну, выворачивай же вправо! Выворачивай! — шептал Гоша, наблюдая за маневрами невезучего капитана.

Удивительным было то, что Челенков заслуженно считался лучшим стрелком управления. И даже неоднократно занимал призовые места на межобластных соревнованиях офицеров безопасности по стрельбе из табельного оружия. Из этого следовало, что и с глазомером, и с твердостью руки, и с хладнокровием у него — все в порядке. Однако, как только он садился за руль, все эти прекрасные качества куда-то улетучивались, словно туман под солнцем.

— Ну! Ну! Ну! Еще немного! — гипнотизировал невидимого водителя «Хонды» Пигот.

Ефиму показалось: через секунду подполковник сорвется с места, выскочит из кабинета и, не дожидаясь, пока на третий этаж прибудет неторопливый управленческий лифт, словно сброшенный вниз мешок с цементом, покатится к выходу, подпрыгивая и переворачиваясь на каменных ступенях лестницы.

Но тут неудачливый водитель, наконец, благополучно втиснулся в разноцветный ряд легковушек, все-таки не задев борт испуганной «десятки». Начальник отдела даже покрутил головой, сбрасывая напряжение.

Потом он вытолкнул из груди воздух, скопившийся во время наблюдения за рискованными автомобильными маневрами, повернулся к Ефиму и уже обычным ровным голосом спросил:

— У тебя информаторы на Машиностроительном есть?

— Естественно, — чуть обиженным тоном, ответил Мимикьянов. — Я ж тебе в рапорте писал.

— Ну, да, ну, да… — покивал головой Пигот. — И что, толковые люди?

— Неплохие.

— Слушай, как это тебе удается? — склонив голову набок, посмотрел на подчиненного Георгий Иванович. — Рубахой-парнем тебя не назовешь. Наоборот, есть в тебе что-то такое… отталкивающее, я бы сказал. С агентурой ты особенно не пьешь. Спецфонд сверх нормы не транжиришь. А внештатники на тебя пашут прямо, как дачники на своем участке… Как ты это делаешь, а?

— Запугивание. Лживые обещания, — майор сделал вид, что честно пытается найти точный ответ. — Ну, и — прямое физическое воздействие, — вот основа моих успехов, — закончил он анализ причин своих успехов в работе с внештатной агентурой и убрал прилипшую к брюкам белую нитку.

Подполковник поместил на лице недовольную гримасу, означающую: «Я ждал серьезного ответа, а не глупых острот».

Но продолжать выяснение методов, применяемых майором в оперативной работе, Георгий Иванович не стал. Он пожевал губами, потер подбородок и спросил:

— Слушай, Ефим, а что там, за Специальное Конструкторское Бюро на территории Машиностроительного завода до девяносто пятого работало, а? Я тут наши документы посмотрел, но ничего не понял…

— Специальное КБ? — переспросил майор, собираясь с мыслями.

— Ну, да.

— СКБ «Экран» находилось на территории завода с сорок девятого года, — начал докладывать он. — Но к заводу Бюро никакого отношения не имело. Занимались там чем-то, то ли антирадарным, то ли противоракетным. Работники завода туда не допускались. Сотрудники нашего управления тоже.

— Это как так? — удивился Пигот.

— Вот так. Режим охраны и проведение контрразведывательных мероприятий обеспечивала Москва — сотрудники Главка Центрального аппарата. После ликвидации все оборудование и документацию вывезли.

— А те, кто работал в СКБ, куда делись?

— Ну, кто куда… — пожал плечами майор. — Начальствующий состав состоял в основном из москвичей. После ликвидации КБ они в Москву и вернулись. Ну, из остальных… кто-то на заводе работает, кто-то ухал в другой город, кто-то умер. Жизнь… — докладывал майор, а сам думал:

«Сейчас на Машиностроительный пошлет. Точно. А встреча с Танечкой, кажется, сорвалась…»

— Давай, Ефим, бери ноги в руки и отправляйся на Машиностроительный, — командирским тоном подтвердил неприятные предположения Ефима подполковник.

— Так мне сегодня еще информацию по авиазаводу проверить надо. — предпринял попытку отсрочить поездку и спасти свидание с Татьяной Ивановной майор. — Ты же сам вчера говорил, что это очень важно…

— Потом проверишь! Не до этого! — словно от ничтожной мухи, отмахнулся от его слов Гоша. — Мне уже завтра в Москву о Чапеле докладывать надо! Так что, прямо сейчас поезжай! По заводскому поселку походи. Пощупай обстановку. С агентурой поговори. Ну, не может быть, чтобы никто ничего не видел…

Георгий Иванович сделал пару шагов по кабинету и продолжил:

— Хотя бы рабочую версию, куда мог деться Чапель, ты к завтрашнему утру должен привезти… А, еще лучше, — подполковник помолчал, — привези мне самого Чапеля! Живого или мертвого. Лучше живого, конечно, — строго взглянул он на Ефима с таким выражением, будто Ефим для удобства транспортировки мог собственноручно лишить Чапеля жизни.

Майор Мимикьянов не обиделся. К Гошиной манере вести беседу Ефим давно привык.

— Понял, товарищ подполковник, — дисциплинированно ответил он.

Майор подождал несколько секунд: не добавит ли еще что-нибудь строгий начальник. Но Гоша молчал.

Мимикьянов кивнул, поднялся со стула и покинул руководящий кабинет.

Оказавшись в длинном прохладном кабинете управления, майор немного постоял на месте. В здании едва слышно шуршала тишина. Утренние совещания в отделах уже закончились, и большая часть оперативников без следа растворились в бесконечных гончарных, бетонных и деревянных лабиринтах большого города.

Ехать на Машиностроительный майору не хотелось. По причинам не служебного, но личного характера. Стремясь хоть немного отсрочить начало внутригородской командировки, он начал убеждать себя: для бодрости ему обязательно нужно выпить чашечку кофе. Убедил и деловым шагом направился в сторону буфета.

В высоком зале с белой гипсовой гирляндой под потолком, почти никого не было. Только за столиком в углу что-то обсуждали двое офицеров из отдела наружного наблюдения.

Буфетчица Божена, увидев Ефима, заблестела глазами.

Ефим в ответ изобразил улыбку, но умеренную. В последние недели майор осуществлял стратегию постепенного понижения температуры своих отношений с темпераментной тридцатипятилетней брюнеткой. Он исходил из мудрого правила: для контрразведчика безопасность — прежде всего. По многим признакам, майор ощутил: еще немного и начнется: «Я так больше не могу! Я хочу, чтоб ты всегда был рядом. Мне надоело врать маме, что я ночевала у подруги».

В результате этой женской психологической диверсии он должен был оказаться официальным третьим супругом любвеобильной Божены. Чтобы не допустить подобного развития событий, но и не вызвать шумный женский скандал со слезами, битьем посуды на глазах у всех и жалобой генералу, майор и осуществлял осторожные маневры по отходу на заранее подготовленные позиции.

— Привет, Божена! Дай мне чашечку кофе! — сдержанно произнес он.

— Вам растворимый, Ефим Алексеевич? — изогнувшись в его сторону, как подсолнух к свету, спросила Божена.

Майор на интимное телодвижение не отреагировал. Наклоняться к женщине не стал. Продолжал стоять перед стойкой прямо, как на ковре в генеральском кабинете.

— Натуральный, конечно, — ответил он. — Ты ж знаешь, я растворимый не пью.

— Да, я уж забывать стала… — распрямляясь, недобро стрельнула в его сторону глазами буфетчица. — Что-то редко к нам заходить стали, Ефим Алексеевич…

— Дел много, Божена Евгеньевна, — покосившись на ребят из «наружки», ответил Ефим.

Божена включила кофейный аппарат.

— У нас сегодня судачок отварной, как вы, Ефим Алексеевич, любите, — смягчив тон, сказала она. — Приходите обедать… Придете, а?

— Отварной судачок — это хорошо, — кивнул Ефим. — Но сегодня я — в поле на весь день. Начальство гонит. Говорит, чтоб сегодня в управлении и не появлялся. Так что, где-нибудь в городе пообедаю…

— А с ужином как? К ужину-то вы домой вернетесь? — в голосе Божены прорезались командирские нотки, свойственные зарегистрированным в ЗАГСЕ супругам. Их-то не любил и даже боялся, вообще-то в жизни совсем не трусливый майор.

— А с ужином — точно не знаю… Как получится… — неопределенно ответил он, чтобы не доводить дело до открытого выяснения отношений. — Подполковник сказал: не сделаешь, лучше не возвращайся! Хоть ночуй там!

— Так, уж и — ночуй? — засомневалась Божена в словах подполковника.

Кофейный автомат мигнул зеленым глазом, фыркнул по-кошачьи, подождал несколько мгновений, будто нарочно испытывая терпенье людей, и, наконец, энергично наполнил круглобокую фаянсовую чашечку густой коричневой влагой. Ее блестящая поверхность тут же покрылась кремовой пенкой.

Божена, не глядя на Ефима, поставила чашку на блюдце, сунула ей под выпуклый бок два кусочка сахара и десертную ложечку. Затем она с сердцем швырнула блюдце по стойке в сторону майора. Проскользив по гладкому, как стекло, пластику, блюдце замерло на самом краю. При этом из него не расплескалось ни капли.

Ефим отметил точность движений и совершенство дамского глазомера.

— Большое спасибо, Божена!» — сказал он, словно не замечая демонстрации женщиной своего недовольства. Осторожно взяв блюдце с парящей чашкой, майор направился к столику, где сидели офицеры из отдела наружного наблюдения.

По его сведениям, сегодня в отделе у них имелась свободная оперативная машина: Машиностроительный завод имени Бачурина находился от центра города совсем не близко.

2. Водитель идет в атаку

Если быть точным, машиностроительный завод имени Бачурина лежал на самой окраине города.

Рядом с ним располагался поселок. Там жили те, кто на заводе работал. Возник поселок одновременно с производственными корпусами в те легендарные годы, когда эшелоны с людьми и станками стали прибывать в Сибирь с далекой, занятой врагом Украины.

Покинув салон дежурной оперативной «Волги», Ефим направился к виадуку, висящему над железнодорожными путями. За ними и лежал заводской поселок.

С виадука он был виден, как на ладони.

Высокое солнце освещало покрытые розовой штукатуркой однотипные трехэтажные дома. Старые тополя, взметнувшие в синее небо стога сочных июльских листьев. Внушительный дворец культуры с треугольным фронтоном античного храма и толстыми белыми колоннами.

Завод отделяла от поселка ровная лента бетонного забора. Майор скользнул взглядом по длинным грифельным брускам цехов, грибкам вентиляционных труб на их плоских крышах и блестящим нитям стальных рельсов, змеящихся по заводской территории.

Над литейным цехом вился голубой дымок. Рядом двигался над грудами металла козловой кран, похожий на гигантского длинноногого паука. По рельсам медленно перемещался маленький желтый тепловозик. Стараясь изо всех сил, он тянул за собой две открытые платформы, нагруженные стальными парами вагонных колес. Они напоминали большие катушки для ниток.

Ефим постоял, опершись о гладкие деревянные перила, послушал долетающий с территории завода металлический стук, вдохнул пресный запах отработанного мазута и пошагал дальше.

Он спустился вниз и направился к узкой дорожке, идущей вдоль заводского забора. Дорожка проходила, будто в туннеле. С одной стороны — высокие бетонные плиты, с другой — непролазная стена густых тополиных кустов. За кустами вдоль всей дорожки тянулась длинная канава, наполненная черной грунтовой водой. На ней жирными блинами плавала изумрудная болотная ряска.

Здесь стояла прохлада и почти сельская тишина. Не верилось, будто вокруг лежит большой беспокойный город. Сладко пахло болотом, и горько — горячим металлом из-за забора.

Направляясь в поселок Машиностроительного завода имени Бачурина, майор думал не о служебном задании. Его мысли бежали совсем в другом направлении.

Ефим Мимикьянов, как и подавляющее большинство мужчин, любил женщин с формами. Чтобы бедра при ходьбе тянули фигуру в противоположные стороны, и она раскачивалась, словно крутобокая лодка на мелкой волне. А грудь заставляла бы откидывать торс немного назад, — не из гордыни, но для удержания равновесия.

Однако современные женщины настойчиво уплощали свои тела диетами и спортивными тренажерами. Поэтому, когда на жизненном пути майора встречалась не испорченная дамская фигура, он не мог оставаться равнодушным. Как раз такие соблазнительные очертания имела новая сотрудница отдела технических средств капитан Татьяна Ивановна Папирусина.

Профессионально проведенная разведка принесла сведения: Татьяна Ивановна замужем, но с мужем не живет. Супруг также служит в органах, но в Новосибирском управлении. Должно быть, семейная лодка уже дала течь. И вот, как раз, сегодня капитан Папирусина, наконец, пригласила Ефима к себе домой на обед. Угостить окрошкой и заодно посмотреть сломавшийся пылесос. При этом она уточнила, что мама с дочкой уехали к родственникам, и дома они будут одни.

«Как все удачно сложилось, и вот на тебе!..» — сокрушенно заметил про себя майор.

Ефим Алексеевич Мимикьянов открыл для себя один объективный закон природы. Майор назвал его Законом Слипаемости Событий. Заключался он в следующем: события не любят ходить поодиночке. Они всегда прилипают друг к другу. Если в жизни ничего не происходит, то уж прямо-таки совсем ничего — пустота. Пустыня. От скуки запить можно. А вот, если что-нибудь, наконец, случается, то — готовь зонтик и резиновые сапоги — события хлынут, как вода из сорванного крана.

Скользящий взгляд майора споткнулся о нечто необычное: на краю асфальтовой дорожки сидела лягушка.

Майор остановился. Лягушка смотрела на него широко расставленными внимательными глазами. Они походили на стеклянные шарики, наполненные неоном. Время от времени лягушка опускала на них капюшончики своих больших век.

Ефим остановился.

У него имелась личная примета: лягушки в его жизни появлялись к неприятностям.

Его Интуиция высунулась из своих темных апартаментов и злорадно закивала головой: именно так, все и случится! Неприятности ждут тебя, не дождутся!

Прислушиваясь к внутренней собеседнице, майор на секунду отвлекся от созерцания пучеглазого существа. А когда снова взглянул — на дорожке никого не было.

Мимикьянов собрался продолжить свой путь, как вдруг он услышал за спиной рокот автомобильного мотора.

Майор удивился. Дорожка предназначалась исключительно для пешеходов. Казалось, в ее размеры вообще не может вписаться автомобиль. Однако он все-таки вписался.

По узкому тоннелю катился черный внедорожник. Тяжелая машина едва не касалась правым бортом шершавого бетона заводского забора, а левым сбривала листья тополиных кустов. Мимикьянов вяло ругнулся про себя: «Ну, автомобилисты, нигде от них не спрячешься! В сточную трубу, и то въедут!».

Он огляделся, и, чтобы дать автомашине проехать, рискуя испачкать рубашку, вплотную прижался к лохматому тополиному кусту. И тут же понял: все равно ему с вездеходом не разойтись. Майор сделал водителю знак рукой: «Стой, не разойдемся!». И тут же увидел, как тяжелый вездеход, рыкнув мотором, прибавил скорость.

Автомобиль неотвратимо надвигался.

Тополиные кусты хлестали упругими ветвями по его корпусу с ожесточенностью любителей русской бани, но, конечно, остановить крепко сбитую металлическую коробку не могли. Внедорожник приближался, усмехаясь тупой мордой, — оскаленным радиатором, выпученными глазами-фарами, темным лобовым стеклом, по которому метались солнечные блики.

Ефим знал: автомобиль рождает у водителя чувство защищенности и безнаказанности. «Сижу внутри железной коробки, и никто меня не достанет!» — кажется хозяину мотора. Но, на самом деле, эта безопасность мнимая. Достать водителя можно, и это даже не так уж трудно сделать.

Майор сунул ладонь в карман куртки, вытащил оттуда кожаный чехольчик с торчащей из него тяжелой гроздью ключей — от квартиры, подъезда, гаража и служебного сейфа. И, демонстративно замахнувшись, метнул двухсотграммовую связку в надвигающийся вездеход.

Не существует водителя, который, увидев нечто, летящее прямо ему в лицо, инстинктивно не нажал бы педаль тормоза. Не оказался исключением и человек, сидящий за рулем внедорожника.

Машина резко остановилась, клюнув радиатором, будто врезалась в невидимую, но несокрушимую преграду.

Майор, расталкивая тополиные ветки, прыгнул к черному корпусу и рванул на себя автомобильную дверцу с противоположной от водителя стороны.

Ближнее кресло пустовало.

На водительском месте сидел одетый в полосатую рубашку длиннолицый мужчина средних лет. На заднем сиденье блестел глазами еще кто-то. На лице водителя выступила растерянность. И постепенно начал конденсироваться страх. Ефим протянул свою экскаваторную ладонь к длиннолицему шоферу и схватил его за плечо, собираясь вытащить из затемненного салона. Но не успел. Водитель пришел в себя быстрее, чем майор ожидал. Он нажал педаль газа, и автомашина рванулась с места.

Раздался треск. В руке Ефим сжимал длинный кусок полосатой ткани. Это был рукав водительской рубашки.

Автомобиль, уходил в сторону поселка, безжалостно обдирая болтающейся незакрытой дверцей листья с тополиных кустов.

Через несколько секунд внедорожник скрылся за поворотом.

И — все стихло. В узком тенистом туннеле, где только что сражались человек и автомобиль, снова повисла зеленая стеклянная тишина.

Мимикьянов перевел дыхание, посмотрел на зажатый в ладони трофейный рукав, пожал плечами, и бросил его в кусты. Затем посмотрел на асфальт. Сыгравшая в схватке решающую роль связка ключей обнаружилась быстро. К счастью, она не улетела в канаву, а лежала на асфальте, у самого забора, шагах в пяти от майора.

Он подобрал связку, подбросил ее на ладони и засунул на законное место в карман брюк.

«Госномер? — спросил себя Мимикьянов, восстанавливая в памяти переднюю и заднюю части исчезнувшего автомобиля: — Нет, переднего номера вообще не было, — сказал он себе, — а, задний — замазан грязью, но что-то все-таки проглядывало… Вроде, две семерки в конце…»

Он постоял с минуту, подумал и сказал себе:

«Непонятно! Ну, совершенно ничего не понимаю…»

Пожав плечами, Ефим продолжил свой путь.

Майор Мимикьянов даже не подозревал, о том, что случившееся с ним странное происшествие станет только началом в длинной цепи куда более странных и опасных событий. Хотя его собственная Интуиция честно пыталась ему это сказать.

Но не услышал ее майор.

Люди, внимательнее относитесь к своей собственной Интуиции! Это поможет вам в самые нелегкие часы вашей жизни.

3. Дом, в котором живет Сова

В холле гостиницы «Машиностроитель» царили прохлада и сумерки.

В его углу даже горела настольная лампа под матовым колпаком.

Свет лампы падал на сидящую за высокой деревянной стойкой женщину. Широкое лицо в больших круглых очках делало дежурного администратора гостиницы похожей на большую лесную сову-змеелова. На плечах у нее лежала серая мохнатая шаль, а полную шею украшали медовые шарики янтарных бус. Сова занималась вязанием. Длинные блестящие спицы так и мелькали в ее небольших руках.

Майор пересек сумрачное пространство холла и приблизился к стойке.

Оторвавшись от рукоделия, Сова сквозь линзы очков посмотрела на Ефима, будто видела его в первый раз. Потом она неторопливо засунула спицы с клубком шерсти внутрь стойки и произнесла:

— Здравствуйте, Ефим Алексеевич!

— Здравствуйте, Ираида Михайловна! — слегка поклонился майор.

— Номерок снять хотите? — наклонив голову, поинтересовалась администраторша.

— Нет, спасибо, номерок не хочу.

— А что же вы тогда хотите от старой женщины? — чуть приподняла брови Сова.

— Старой женщины здесь не вижу, — отозвался хитрый оперативник. — Я здесь зрелую женщину вижу. Хочу поговорить.

— На какую тему? — с любопытством в голосе поинтересовалась Сова.

— Хочу узнать, что зрелые женщины ценят в мужчинах? Ум или внешность? Очень мне это интересно. Побеседуем?

— Что же, раз такая тема, я — согласная, — кивнула Сова и крикнула: — Галя! Погляди тут, я отлучусь ненадолго.

— Ах-х-ха… Жу-жу… — невнятным эхом отозвались сумеречные коридоры гостиницы.

Ефим вгляделся в коридорную темноту. И в груди у него ворохнулось необычное ощущение. Он словно в одно мгновение ощутил вкус и аромат, целой эпохи, твердым шагом прошедшей по этому послевоенному дубовому паркету! Какие звезды на генеральских мундирах видели эти коридоры!.. Какие золотые лауреатские медали на штатских пиджаках. Сколько душистого армянского коньяка было выпито за высокими дверями, и какие дискуссии о неясных путях развития мировой науки и покрытых мраком дорогах истории здесь звучали!

Мимикьянову казалось: там — в коридорах, уходящих в глубину гостиницы, шевелились не обычные пыльные сумерки, а словно бы слегка подрагивал густой студень, в который, застыв, как уха в холодильнике, превратились события, что клокотали здесь в минувшие десятилетия.

— С вами, Ираида Михайловна, работать одно удовольствие! Вы всегда все правильно понимаете, — сказал майор, обращаясь к своей информаторше.

Гостиничная администраторша сползла со своего высокого, как насест, стула и указала подушечкой толстенькой ладошки на маленькую дверь в деревянной панели за своей спиной. Ефим заметил, едва ли не каждый ее пухлый пальчик имел свое персональное кольцо.

В крохотной комнатке, кроме узкого диванчика, вплотную размещались: матерчатое кресло, тумбочка и низкий круглый столик. Зато окно занимало почти всю стену. После темного холла Ефим даже зажмурился от яркого солнца.

Сова взглянула на него и, приподнявшись на носки, задернула плотные, цвета ржавого железа, шторы.

Когда она оказалась к нему спиной, Ефим окинул взглядом ее фигуру: широкие бедра упруго натягивали бежевую юбку, а ноги в чулках сохраняли умеренную стройность. Он выставил фигуре Ираиде Михайловны положительную оценку, без всякой скидки на возраст.

Гражданка Оскольцева Ираида Михайловна являлась одним из лучших осведомителей майора Мимикьянова в поселке Машиностроительного завода имени Бачурина. Информацию, она всегда давала качественную, не хуже чем опытный оперативник: что за командировочный прибыл на завод, с какой целью, где и с кем ночует, и какое производит общее впечатление. А точная первичная информация для контрразведчика — все равно, что прочный фундамент для дома.

Пятнадцать лет Ираида Михайловна проработала конструктором в СКБ «Экран». После его закрытия, несколько лет трудилась в отделе Главного конструктора на заводе. А, когда и там произошло резкое сокращение, поступила работать администратором в заводскую гостиницу «Машиностроитель».

Майор сел в кресло, а Оскольцева захлопотала с чайными принадлежностями.

— У меня облепиховое варенье есть! Вку-у-усное! Хотите попробовать, Ефим Алексеевич? — спросила администраторша.

— Отчего не попробовать? — согласился майор.

Хозяйка поставила на столик вазочку с оранжевым вареньем, щелкнула кнопкой пластмассового электрического чайника и опустилась на диван. Пружины под ее телом деликатно скрипнули. Женщина взглянула на гостя и мягким движением поправила на груди невесомую пуховую шаль.

— Я вот что хотел спросить у вас, Ираида Михайловна… — отодвинул в сторону приятные мысли и приступил к работе Ефим. — Говорят, у вас тут человек пропал?

— Пропал, — кивнула Сова.

Вскипевший чайник громко щелкнул, выключаясь.

Женщина начала разливать чай.

— Ну, и что можете сказать? Доложите! — строгим голосом произнес майор. Он знал: подобный тон на бывшую конструкторшу, двадцать лет проработавшую на закрытых производствах, действовал, как кнопка «запуск» на танковый дизель.

— В пятницу, на 12 — 00, у Чапеля Юрия Федоровича закончилась оплата номера, — начала четко докладывать администраторша. — Вещи — в номере, а самого — нет. Сутки прошли — нет.

— Ясно. Ваши действия? — спросил майор.

— Набираю приемную директора: так, мол и так, не знаете, куда ваш командировочный подевался? Они отвечают: не знаем ничего. Только трубку положила, межгород заливается. Москва. Чапеля спрашивают. Прямо кричат на меня, почему его мобильник молчит? Почему, да почему? Я им отвечаю: а, я-то откуда знаю? Он вообще в гостинице больше суток не появлялся. Они мне: так, что же вы мер не принимаете? Я — им: а то, я без вас не знаю, что мне делать! И тут же на завод Ренату Николаевичу позвонила, он в милицию сообщил, и сам сюда приехал.

— Понятно, — кивнул майор, глотая терпкий горячий чай. — Ну, а какое этот постоялец вообще на вас впечатление произвел? Каким человеком показался?

— Да, я его и видела-то только в пятницу утром, как на дежурство заступила… — извиняющимся тоном произнесла плечи Оскольцева. — Он накануне вечером заехал. Его не я, а Лидка Чумаченко селила… Ну, утром в пятницу он мне ключ от номера сдал и ушел… Сказал, вечером уедет. Вообще-то, мужчина солидный, сразу видно, — настоящий оборонщик! Уж я-то знаю, повидала!

— Бальзам! — сказал майор, слизнув с ложки облепиховое варенье. — Не варенье, а утешение! А куда ж ваш постоялец подеваться мог, а, Ираида Михайловна? Может, женщина у него здесь появилась? Знаете, как в командировке бывает?

— Да, уж знаю… — поджала губы администраторша. — Только не похоже. Он мужчина деловой… Серьезный… Сразу видно, не котяра, который за первой юбкой побежит. Ну, если даже и заночевал у какой-нибудь, потом-то должен был появиться!… Сколько ж можно варенья скушать? Это только кажется, что целую банку, а, как начнешь есть, быстро приестся! Правильно ведь говорят: делу время, а потехе час! А ведь, до сих пор нет!

Майор аккуратно зачерпнул десертной ложечкой ароматный оранжевый нектар.

— Ну, а что ж, по-вашему, тогда могло с ним случиться, Ираида Михайловена? — спросил он, поднося ложку с вареньем ко рту.

— Ну, мало ли… — Сова подумала и решительно произнесла: — Бандиты поймали, и… поминай, как звали!

— Да, какие ж у вас здесь бандиты? — удивленно приподнял волчьи брови майор.

Оскольцева поставила чашку с чаем на круглый столик и сказала:

— Бандитов, может быть, и нет, но вот за кое-кого я бы не поручилась!

— Это за кого, например? — поинтересовался майор.

— Да, вот, скажем, за Секаченку! Не поручилась бы, нет!

— А кто это такой? — удивился майор. Все, сколько-нибудь заметные заводские аборигены заводского поселка, были ему известны. Фамилию же Секаченко, он слышал впервые.

— А это у нас тут такая фирма поселилась. «Локомотив» называется. Колеса для вагонов на заводе покупает, а потом железной дороге продает. А Витька Секаченко там вроде гестапо.

— Это как? — не понял Мимикьянов.

— Служба безопасности, — пояснила Сова, поджав губы.

— Что, очень серьезный человек? — заинтересовался майор.

— Не знаю, серьезный или нет, а я бы с таким в лифт не села! — отрезала администраторша.

— Да, уж, если так, конечно… — покачал головой Ефим, показывая, что после этих слов он осознал степень опасности, которую представляет гражданин Секаченко.

Неуловимым движением Ираида Михайловна дала возможность пуховой шали немного соскользнуть с плеч, и явить свету глубокий вырез на блузке. В нем помещались два готовых к старту метеорологических шара, до отказа наполненных теплым воздухом. Шары так и стремились вырваться из-под ткани и уйти в свободный полет. Но хитроумное дамское приспособление с маленькими крючочками на спине их надежно удерживало.

Ефим сосредоточился на чашке с чаем.

— Ираида Михайловна, — равнодушным голосом спросил он, не поднимая глаз, — А чем конструкторское бюро «Экран», занималось, а? Вы же до того, как на завод пришли, там работали, так?

Ответа майор не услышал. Он поднял глаза. Сова, не мигая, смотрела на него сквозь свои большие очки.

— Я подписку давала, — строгим голосом произнесла она. — А вы что ж, сами не знаете?

Майор подумал.

— Я-то знаю, — наконец, сказал он. — Но все-таки нужно кое-что уточнить.

— А мне за это ничего не будет? — Оскольцева изо всех сил потянула подол юбки, безуспешно пытаясь замаскировать матовые лампы круглых колен.

— Ну, Ираида Михайловна, вы ж не кому-то постороннему сообщаете… — упрекнул женщину Ефим. — Уж мне-то можно!

— Да? — моргнула Сова.

— Конечно, — уверенно подтвердил майор, хотя, конечно, понимал, что существенно превышает имеющиеся у него полномочия.

Бывшая конструкторша поправила шаль, слегка прикрывая нежную поверхность своих метеорологических шаров.

— На «Экране» ГПУ делали, — шепотом произнесла она.

— ГПУ? — не поняв, переспросил майор.

— Да, — кивнула бывшая инженер-конструктор. — Изделие так называлось: Главный Пульт Управления.

Майор сделал подряд несколько глотков чая.

— Пульт управления чего? — после паузы спросил он.

— Чего «чего»? — не поняла Ираида Михайловна.

— Ну, чем этот пульт управления должен был управлять?

— Вот этого я не знаю, — Оскольцева взяла из вазочки маленький сухарик с корицей. — Наш отдел за корпус пульта отвечал. Да. А чем этот пульт должен был управлять, мне не известно.

Со стороны завода долетел требовательный гудок маневрового тепловоза.

— Любаня! — громко прозвучал из-за непроницаемых рыжих штор женский голос. — Ты Кольку моего не видала? Два часа назад за хлебом пошел и как сквозь землю провалился…

— Да, у «Акопа» он сидит. Пиво хлыщет. С Гришкой из «литейки». Я мимо проходила, видела… Беги, пока они еще не набрались!

— Ах, он парази-и-ит! — взмыл возмущенный женский голос, и за рыжими шторами все смолкло.

Майор допил чай и поднялся.

— Что ж, спасибо, Ираида Михайловна, — прощаясь, сказал он. — Вы мне очень помогли.

— Ну, что вы, Ефим Алексеевич, — засмущалась Сова, — Вы же знаете, я всегда готова!

Метеорологические шары на ее груди шевельнулись, будто пытаясь разорвать удерживающее их пластмассовое крепление, выскользнуть из блузки и рвануться вверх, в свободный полет, в атмосферу.

4. Майор берет след

Солнце заливало поселок по самые верхушки антенн на крышах.

В его лучах кудрявоголовые колонны заводского Дворца культуры сияли сахарной белизной, и на мгновение могло показаться: вокруг лежит древняя Греция, а не нынешняя Сибирь.

В тени античных колонн стоял человек.

Издали он походил на театрального героя-любовника, завершающего свою сценическую карьеру. Был он высок, широкоплеч и имел роскошную копну седых волос.

Но, если подойти ближе, то сразу становилось понятным: нет, это — зверь совсем другой породы. Слишком грубой, будто, сделанной из наждачной бумаги, была кожа на его лице. Слишком глубоки вертикальные морщины на щеках. И слишком умно для самовлюбленного представителя творческой интеллигенции смотрели его серо-зеленые глаза.

Майор Мимикьянов прекрасно знал этого человека.

Его звали Тимофей Топталов.

Тимофей Павлович не являлся внештатным осведомителем майора Мимикьянова в поселке Машиностроительного завода. Он был просто его хорошим знакомым. Хотя… Оперативник — опасная профессия. Сущность этой профессии — поиск тайны, спрятанной в среде людей. Этот поиск совсем не более простой, чем поиск ученым истины в среде элементарных частиц или бактерий. Такое занятие быстро меняет характер человека.

Через самое короткое время, оперативник невольно начинает смотреть на окружающих, прежде всего, как на источник информации. Независимо от того, являются они его агентами, просто знакомыми, или даже близкими людьми.

За все приходится платить. За неумеренность в еде — появлением на животе и боках лишних килограммов. За профессиональное занятие оперативной работой — появлением на месте обычных глаз двух рентгеновских аппаратов, а в черепной коробке — постоянно действующей программы по обработке получаемых данных.

— Здорово, Тимофей! Чего стоим? Кого ожидаем? — произнес Ефим, подходя к своему давнему знакомцу.

— А-а-а! Ефим Алексеевич! — обернулся к майору бачуринский старожил. — Здрас-с-сте вам! Никого не жду, так стою, жизнь обдумываю.

— Дело доброе! — похвалил Ефим, протягивая руку.

Топталов крепко стиснул его ладонь своей закаленной хваталкой:

— Давнее-е-енько у нас не появлялись!

— Сам знаешь, сержант, служба! Куда пошлют, туда и бежишь! — ответил Мимикьянов. — У вас-то тут как?

— Да, вроде, ничего! Жизнь идет. Чего нам, танкистам, сделается?

В молодости Тимофею Топталову дважды приходилось временно переезжать на жительство в места, отгороженные от остального мира колючей проволокой. Первый раз, — еще несовершеннолетним, за кражу мотоцикла у соседа. Второй, — уже после армии, за драку из-за девчонки, в результате которой у его соперника, к несчастью, медики зафиксировали тяжкие телесные повреждения.

Выйдя после этой взрослой отсидки, Тима утих.

Он окончил курсы токарей-фрезеровщиков на Машиностроительном заводе имени Бачурина и пятнадцать лет добросовестно стоял у станка. Сначала — в цехе сборки танковых башен завода, затем — в закрытом СКБ «Экран».

После ликвидации конструкторского бюро Топталов снова вернулся на завод. Когда танковое производство замирало, и рабочих отправляли в неоплачиваемые отпуска, Тимофей Павлович трудился в поселковом ателье по ремонту бытовой техники. С ремонтом утюгов, пылесосов и стиральных машин у него получалось не хуже, чем с монтажом танковых башен.

Все три последовательно появлявшихся у Тимофея спутницы жизни не ужились с вольным казаком: женщин Топталов любил, но еще больше он любил свободу. В настоящее время Тимофей Павлович, с точки зрения дамской части поселка, снова являлся женихом на выданье.

— Поговорить бы надо, — сказал майор. — Как насчет «полигона», а? Чего тут стоять, пятки давить? Бачуринских пельмешек покушаем, как?

«Полигоном» в поселке называли кафе «Мотор».

— О, доброе дело! — обрадовался Тима. — Пойдем — закусим.

Кафе «Мотор» располагалось здесь же, во Дворце культуры.

Оно впечатляло своими размерами. Возможно, за это его и прозвали «полигоном». А, может быть, потому, что некоторая часть заводских мужчин регулярно проводила здесь испытания на устойчивость собственных организмов к различным дозам и сортам алкоголя.

В этот час «полигон» пустовал.

Ефим с Топталовым сели за столик у окна.

Майор махнул рукой скучающей у стойки крупногабаритной официантке.

— Нам Бачуринских пельмешек в курином, бульоне, — сказал он. — Ну, и… — он взглянул на Топталова, вальяжно раскинувшегося на стуле. — Водочки… сто граммов.

Официантка смотрела на посетителей с интересом: Топталов — поселковый жених для дам зрелых лет, Ефим — знакомый жениха.

— Поняла… — со значением блеснула подведенными глазами женщина, одетая, видимо, в миниюбку своей дочери.

— Ну! Ефим Алексеевич! Обед все-таки! Под сотку разве покушаешь!… — дернулся было Тима.

— Сто, — твердо произнес майор.

Тимофей посмотрел на майора своим умным взглядом и мгновенно сделал вывод о бесперспективности дальнейшего спора по поводу количества алкоголя, достаточного для хорошего обеда. Он равнодушно пожал плечами: дескать, ну, разве я — против? Сто, так сто…

— Как скажете, мужчина… — пропела официантка и плавным движением полной руки поправила черный бантик, нежной бабочкой присевший на высокий стог ее пшеничных волос.

Бачуринские пельмени славились далеко за границами заводского поселка. Название они получили по имени легендарного директора завода, который в годы войны привез эвакуированное предприятие с Украины в Сибирь.

Легенда гласила, что у него был свой личный рецепт пельменей. Его особенность состояла в мясном фарше. Он состоял их трех основных частей — свиной вырезки, постной баранины и говяжьего языка. В него обязательно добавлялась петрушка, свежая или, на крайний случай, сушеная, и тертая картошка. Пельмени варились в крепком курином бульоне с лавровым листом и горошками черного перца. В результате рождалось уникальное блюдо, обладавшее поистине чудесными свойствами. Например, сильным лечебным действием.

Поселковые женщины врачевали им своих простудившихся мужей. На ночь — рюмка водки, тарелка бачуринских пельменей в крепко поперченном бульоне, и — в постель. Наутро — пропотевший кормилец семьи вставал весел и бодр.

Но имелся и побочный эффект. И вот он-то многим женам не так уж и нравился. На следующую ночь супругам не помогали никакие отговорки: «устала, голова болит, вообще плохо себя чувствую…» Муж вдруг вспоминал, кто в семье главный, и в такие часы не стоило женщинам перечить даже матерым подкаблучникам.

«Ты смотри, какая лебедь! Сегодня не хочу, вчера не хочу, никогда не хочу! Ишь, ты, недотрога! Зато я хочу! Забыла курица, кто в доме хозяин? — грозно вопрошал супруг, переполненный энергией, полученный от бачуринских пельменей. — Ничего! Сейчас, быстро поймешь, кто тут главный! Ну-ка, скидывай свои тряпки! Супружеские обязанности исполнять будешь!»

Учитывая такое действие директорского рецепта, местные хозяйки готовили их не часто и использовали с большой осторожностью.

Расставляя на скатерти тарелки с пельменями, блюдце с хлебом и графинчик водки с узким птичьим горлышком, официантка ухитрилась с десяток раз прикоснуться своими мягкими плечами к твердым телам мужчин. При этом вырез ее белой блузки постоянно находился у их глаз. Видимо, для того, чтобы у гостей «полигона» не оставалось ни малейших сомнений в качестве наиболее удачных частей ее тела. Мужчины как будто смотрели с удовольствием, но высказывать свое мнение вслух, как и положено серьезным людям, не спешили.

Накрыв столик, официантка немного задержалась, не теряя надежды что-нибудь услышать, однако не дождалась. Но, как женщина опытная и умная, выпускать недовольство на свое широкое лицо не стала, а напротив, улыбнулась и величаво отплыла к стойке.

Мужчины проводили ее внимательными взглядами и приступили к трапезе.

Топталов, не торопясь, со вкусом выпил полную рюмку. Во время этого действа мизинец он держал оттопыренным в сторону, что в кругах старых заводчан считалось признаком человека культурного и умеющего пожить. Вернув рюмку на скатерть, Тима с наслаждением выдохнул, соорудив из узких губ букву «О». И сразу его наждачное лицо помягчело.

— Ух! — сказал он негромко. — Вот так! А еще говорят! Нет уж, поживем еще!

Затем Тимофей Павлович аккуратно зачерпнул ложкой золотистый бульон, поймав в ложку маленький белый пельмень, и неторопливо понес угощение ко рту.

Ефим позавидовал тому, как аппетитно начался у Тимы обед. Сам он себе позволить такого пока не мог.

— Слушай, Тимофей… — сказал он. — Я, когда в поселок шел, меня чуть какой-то джип не задавил, «Патрол-Нисан» черный, на широких шинах… Не знаешь, случаем, кто на таком катается?

— Чего ж не знать? Знаю, — ответил Топталов.

— Ну! — поднял голову майор.

— Секаченки эта машина. Или сам или его пиндюки ездят!

Второй раз за недолгое пребывание в поселке, майор слышал имя этого гражданина.

— Секаченки? — переспросил он.

— Ну, да, Витьки Секаченки.

— Это, который на «Локомотиве» начальником службы безопасности?

— Точно. Он когда-то у нас в заводском бассейне отмокал, тренером по плаванью, не покладая рук, трудился. А теперь вот, поди ж ты!.. Мы — не раки, мы — орлы! Мы не плаваем, мы — летаем! Я в те времена с ним одну бабенку не поделил… Клава, в столовой такая работала… Так, я его тогда… Ну, да, ладно, что теперь об этом говорить! Это давно было!

Топталов толстыми пальцами ухватил графинчик за тонкое горлышко, будто желая придушить, как цыпленка. Но, к счастью графинчик остался жив, все кончилось тем, что Тимофей Павлович безжалостно, до последней капли, выдавил из него водку в свою рюмку.

Посидев над ней, как над кроссвордом, он медленно выцедил прозрачную жидкость. Напоминающая наждачную бумагу кожа на его лице смялась в ком, а потом резко расправилась. Тимина физиономия стала матово-гладкой, будто ее только что незаметно зачистили рашпилем и отполировали. Майор с удивлением отметил, что даже морщины-овраги на его щеках почти исчезли.

— Тимофей Павлович, — уважительным обращением подчеркивая важность слов, произнес Ефим, — ты ничего не слышал про то, что у вас в поселке человек пропал? Командировочный из Москвы?

Топталов на секунду блеснул острым взглядом и тут же его погасил.

— Слышал, конечно… Милиция по этому делу пару дней назад у всех тут слова записывала…

— Ну, и что скажешь? Куда он мог деться?

Тимофей помолчал.

— Думаю, Секаченко его завалил, — после паузы решительно произнес он.

«Да, что же это за демон зла в поселке появился?» — подумал майор, наклонился над столом и задал вопрос:

— Почему ты думаешь, что это он?

— Ну, а кто еще? — удивился поселковый аналитик. — Начальство «Локомотива» испугалось, что москвичи сами колеса на заводе покупать станут и потом их железнодорожникам толкать. Тогда весь этот «Локомотив», в котором всех станков — один, да и тот, для бритья, можно сразу в утильсырье сдавать. Вот Секаченко Москве и показал, кто здесь хозяин…

— Знаешь, Тима, так можно и начальника железной дороги в убийцы записать… Ему ж, наверное, тоже выгоднее колеса напрямую покупать, без всякого «Локомотива» — посредника.

— Ха! Так «Локомотив», на самом деле, начальнику железной дороги и принадлежит! Виткевич, который на фирме — генеральный директор, он же — родич начальнику железной дороги.

— Да?

— Точно! Племянник, — пояснил Тима.

— Ладно, — махнул рукой Ефим. — Это все — теория. Пустые рассуждения. Ты мне факты давай! То, что сам видел!

Тима сверкнул глазами и полез ложкой в быстро пустеющую тарелку.

— Так, я сам и видел, как этот москвич с Секаченкой разговаривал, — подхватив сразу пяток пельменей, сказал он.

Майорская интуиция вздрогнула, как кошка, у которой неожиданно задели ухо.

— Где это ты их видел? — боясь спугнуть удачу, спросил Мимикьянов.

— Рядом с пивбаром. В пятницу это было, да. Я там с ребятами из «сборочного» пиво пил. А этот москвич у табачного киоска стоял, вроде, ждал кого-то. Тут черный джиппер подкатил. Из него Секач выскочил и к этому москвичу подошел. Они о чем-то поговорили. Минут пять, наверное…

— А потом?

— Ничего потом. Секач в свою машину прыгнул и уехал. Не на улице же ему москвича валить?

Майор задумался.

— А откуда ты этого москвича знал? Как это ты понял, что это он с Секаченкой разговаривал?

— Да, я тогда и не знал… А мужика этого запомнил, потому, что поселковых-то я всех в лицо помню, а этот — чужой… Да и вид у него какой-то был такой…

— Какой?

— Ну, такой… Гладкий больно для наших мест. Вот я и обратил внимание. А потом, когда мне милицейский опер его фотографию показал, я сразу его и вспомнил.

Майор прислушался к Интуиция. Она в своих темных апартаментах вела себя беспокойно, хотя ничего определенного и не говорила.

— А, в котором часу все это было? — спросил он у склонившегося над тарелкой Тимофея. — Не запомнил?

— Почему не запомнил? Запомнил. После двух, — уверенно ответил Топталов.

Ефим удивился.

По данным милиции, после того, как Чапель в тринадцать тридцать вышел из здания заводоуправления, он и считался пропавшим, потому что после этого его никто уже не видел. Оказывается, видели!

— После двух? — уточнил Ефим. — Точно? Не путаешь?

— Точно, — кивнул, жующий Тима. — Ничего не путаю.

— У тебя ж часов нет? — прищурился майор.

— А зачем мне они? Я в ателье до двух работаю! А там часы есть! Там много часов! Там, если хочешь знать, на стенке десять часов висит! Все — на ходу! Вот, я как в пятницу работу закончил, к «Дяде Акопу» и заглянул… А там ребят из танкового сборочного встретил… У них же главный конвейер стоит, их в отпуска и отправили…

«Неужели, след?» — подумал майор.

— А эти ребята из «сборочного» тоже видели, как москвич с Секачом разговаривал? — спросил он.

— Ну, а как же! — горячо произнес Топталов, но потом немного поостыл и менее решительно добавил: — А, может, и не видели… Они же к улице спиной стояли… Ты, что — мне не веришь, а, Ефим Алексеевич?

— Почему, не верю! Верю! Но ты же и ошибиться мог… Сам же говоришь, пиво пил… Вдруг что-то перепутал?

— Ты что, думаешь, я пьяный был? — взвился Топталов. — Ну-у-у, Алексеич! У меня ж не глаз, а штангенциркуль! Я после стакана спирта на фрезерном станке микрон ловил! А уж, чтоб целого человека перепутать! Скажешь тоже!

— Чего ж ты в милиции все это не сказал, а?

— Я им в помощники не нанимался! — отведя глаза в сторону, ответил Тимофей Павлович. — Да, тут еще такая история вышла… Они меня в тот вечер в клетку засунуть хотели… Ну, там, вроде, я у Верки-продавщицы окно разбил… А это не я!.. Может быть, и я, но случайно… Ну, ерунда одним словом… Я и не стал с ними разговаривать… Раз они так! То и я — так!

«Да, — подумал майор. — Верно говорят: как ты к людям, так и они к тебе».

Мимикьянов взялся за ложку, поймал пельмень, но из тарелки его не вытащил, отпустил плавать в родном прозрачном бульоне.

— Тима, — вскинул он глаза на своего собеседника, — а после того, как Секаченко уехал, москвич что делал?

— Ничего не делал. Дождался и ушел…

Майор замер.

— Кого дождался? — осторожно, чтобы не спугнуть удачу, спросил он.

Тима помолчал, потом блеснул глазами и сказал:

— Таю Тесменецкую.

Ефим не видел себя со стороны. А, если бы увидел, то отметил странный танец, произведенный его собственными бровями. Они сначала сцепились над переносицей, затем вспорхнули на лоб, повисели там и, наконец, вернулись на свое обычное место.

«Вот так и знал! Не случайно лягушка на дорогу выскочила, — подумал он. — Так и чувствовал, что без Тесменецкой вся эта история не обойдется!»

Увлеченные разговором майор и Тима Топталов, не заметили, как официантка отклеилась от стойки. Двигаясь в раскачку, как шлюпка на малой волне, она приблизилась к их столику.

— Мужчины, может быть, вам еще чего-нибудь дать? — медленно поправляя черную бабочку на своей соломенной копне, спросила она. — Только скажите!

Майор оторвался от своих мыслей и вскинул глаза на подплывшее судно.

— Слушаю вас, мужчины! — поймав его взгляд, пропела обитающая на «полигоне» нимфа.

— Нам бы, красавица, еще… — решительно начал Тима.

— Нет-нет! — быстро перебил его майор, понимая, что именно Тимофей собирается попросить у женщины. — Нам достаточно.

— Достаточно? — не поверила официантка.

— Совершенно, — отрезал Ефим.

— Ну, как хотите… — разочарованно пожала плечами дама и, покачиваясь на несуществующих волнах, отплыла к стойке. Ее спина и все остальные части тела выражали упрек.

Майор подумал и спросил:

— Слушай, Тимофей Павлович, ты в СКБ «Экран» сколько проработал? Лет пять?

— Шесть.

— Да? И чем Ваше КБ занималось?

— Ну, как чем? Одним изделием. Секретным.

— ГПУ?

— Точно, — солидно чмокнул губами Тимофей Павлович. — Им. Расшифровывается: Главный пульт управления.

— А чем этот пульт управлял-то, а? — чуть подался вперед майор. — Говори, не бойся. Я все про твою подписку знаю. Мне можно.

— Да, что мне эти подписки? — взвился Топталов. — Не такие дела заваливали! Лично я на участке опытного производства работал. Я — вставки для излучающей панели точил. Пульт на расстоянии одной боевой установкой должен был управлять.

— Какой установкой?

— Ну, откуда ж я знаю, какой? — пожал плечами Тима. — Этого нам не говорили. Там знаешь, какая секретность была? Не то, что про другой отдел ничего не знаешь, что на соседнем станке точат, и то, не спрашивай! На «Экране» какой порядок был? Ставили задачу: сделать то-то и то-то, технические условия такие-то и такие-то, а для чего оно — извини, брат, только главный конструктор знает, да! Вот так! И правильно! Чего всем рассказывать? Кому, что положено, тот пусть и знает, а остальным-то зачем? Верно, я говорю, Алексеич? — блеснул хитрыми умными глазами старый заводчанин.

— Совершенно верно, — одобрил Ефим и откинулся на спинку стула.

Посидев так с минуту, он обратился к Топталову:

— Так, говоришь, после разговора с Секаченкой, москвич вместе с Тесменецкой ушли?

— Да. Вместе, — подтвердил Тима, вычерпывая из тарелки оставшийся там золотистый куриный бульон.

На дне его тарелки пельменей уже не оставалось. Только, колыхаясь, словно маленький скат, плавала одинокая пельменная шкурка, где-то потерявшая свою вкусную мясную начинку.

В майорской тарелке — пельмени плавали дружной белой стайкой.

«Вот такая она оперативная работа, — подумал майор. — И еда — мимо рта. И солнце — мимо оконца. Но жаловаться нечего. Сам выбирал, палкой никто не гнал».

5. Женщина с прошлым

Таю Тесменецкую Ефим также знал очень хорошо. Даже слишком.

Когда-то Анастасия Вацлавна работала в СКБ «Экран» инженером-технологом. Затем, — лет пять на заводе. А когда там начались сокращения, ушла в свободное плавание: инженерша стала хозяйкой и директором ателье по ремонту бытовой техники. Оно располагалось здесь же, в Бачуринском поселке. Ателье называлось «Мастерица». Насколько Ефим знал, хозяйствование у Тесменецкой получалось.

Ефим распрощался с Топталовым у залитых солнцем белых колонн Дворца культуры и направился на другой конец площади. В ателье.

Синяя линза сибирского неба собирала летящие сквозь ледяную Вселенную солнечные фотоны и густыми потоками бросала их на поселок. Напоенные энергией частицы ударялись о выгоревший асфальт, розоватые стены домов, зеленую листву тополей и прыгали в воздухе, словно крохотные резиновые мячики. Прохожие жмурились и старались попасть в угольную полуденную тень.

Когда майор пересекал площадь, пышущую жаром, будто сковорода, родная Интуиция вдруг напомнила о себе и толкнула его в грудь.

Мимикьянов остановился, повертел головой и понял, на что тайная советчица обращала его внимание. В одну из отходящих от площади улиц сворачивал внедорожник. Он ничем не отличался от той машины, что однажды уже встречалась ему на узкой дорожке. На той, что вела вдоль заводского забора в поселок.

Майора и автомобиль разделяло приличное расстояние: метров в сто. Но, ему показалось, что на номерном знаке выглядывали из-под грязи две запомнившиеся ему семерки. Внедорожник завершил свой маневр и скрылся за углом розового дома.

Мимикьянов проводил его взглядом и пошел дальше, имея ориентиром блестящую на солнце большую, в размер окна, вывеску. На ней молодая домохозяйка, превосходящая формами любую фотомодель, с вожделением держала обеими руками толстый гофрированный шланг пылесоса. Шланг был похож на удава, а поднятая вверх насадка — на его растянувшую в стороны пасть, готовую заглотить не только маленькую мышь, но, при случае, и неосторожного ухажера.

Подойдя к новенькой, без единой царапины, белой двери, майор вошел в ателье.

Здесь царила тишина. Уютно пахло канифолью и ацетоном. Посетители отсутствовали.

За прилавком застыла тоненькая светлоглазая девушка в нарядном голубом халате и шапочке.

— Вам Анастасию Вацлавну? Вон туда, — указала она остреньким подбородком на задернутые темно-зеленые шторы.

Ефим раздвинул тяжелую ткань и постучал в дверь.

— Войдите! — услышал он знакомый голос.

Майор открыл дверь и вошел.

Перед ним открылась небольшая комната. Ее пол лежал на полметра ниже уровня приемного зала. Владелица и директор ателье сидела за письменным столом.

Круглое лицо Тесменецкой совсем не загорело. Оно оставалось белым, как сметана. Только с переносицы сбегали на щеки едва заметные бледно-оранжевые веснушки. Ее широко расставленные глаза имели странную радужную оболочку — малахитово-зеленую, с черными крапинками. Как казалось Ефиму, она походила на большую, красивую лягушку.

Для себя он ее когда-то так и назвал: Царевна-лягушка.

Кроме письменного стола хозяйки, в небольшом пространстве кабинета помещался низкий чайный столик с двумя креслами, небольшой холодильник и целое дерево в покрытой лаком деревянной кадке. У растения был черный извилистый ствол и большие лапчатые листья.

На майора повеяло театральным запахом горьковатых женских духов.

— Ефим, ты? — удивленно произнесла владелица ателье. — Вот уж не ожидала! — всплеснула она руками.

— Я. — ответил Ефим. — Можно к тебе?

— Да, можно конечно! — произнесла женщина, вставая. — Он еще спрашивает! А я уж думала никогда тебя не увижу! Исчез и все! Даже не звонишь. Кофе хочешь?

Никакой злобы в женском голосе, чего так Ефим боялся, он не заметил. Даже, наоборот, ему показалось, в ее тоне прозвучали нотки искренней радости.

«Ну, хотя бы, личные отношения выяснять не придется», — с облегчением подумал майор.

— Кофе было бы очень кстати! — с радостью ответил он, хотя после чаепития с Оскольцевой и обеда с Топталовым, ни кофе, ни чаю, ни вообще чего-либо вливать внутрь совершенно не хотел.

— Чего к нам? По делу или так, старых знакомых навестить? — спросила Тесменецкая, десертной ложкой насыпая растворимый кофе в маленькие чашки тонкого фарфора. — Тебе сколько ложек класть? Я уж забыла…

Ефим все-таки уловил в ее голосе острый крючочек.

— Ложку — одну. Приехал по делу, — строго ответил он.

— А-а-а! — с чуть заметным разочарованием, потянула Тая, берясь за вскипевший электрический чайник.

Налив кипяток, Анастасия Вацловна сама размещала в его чашке сахар и коричневый кофейный порошок. Обычно ее забота так далеко не заходила. Со стороны Царевны-Лягушки это, безусловно, являлось знаком внимания.

Майор вежливо сказал «спасибо», отхлебнул кофе и решил, не откладывая, приступить к делу:

— У вас тут на прошлой неделе один москвич пропал…

Он исподволь взглянул на Тесменецкую, пытаясь уловить ее реакцию на свои слова. Однако никакой реакции не увидел. Лягушка спокойно смотрела на него своими широко расставленными непроницаемыми малахитовыми глазами.

— Слушай Тая, а ты с этим москвичом случайно не пересекалась, а? — продолжил он.

Женщина молчала, с задумчивым видом смотрела в окно.

— Тебя с ним видели… — прервал игру в молчанку майор.

Анастасия Вацловна посмотрела ему в лицо, блеснула лягушачьими глазами и сказала:

— Ну, естественно. Он же ко мне приезжал.

Мимикьянов даже поставил чашку на стол.

— К тебе? — переспросил он. — А ты, что, была знакома с Чапелем?

— Знакома? — вздернула брови Царевна-Лягушка. — Как же я могу быть с ним не знакомой, если Юра — мой бывший муж. Как же я могу быть с ним не знакомой, сам подумай?

Мимикьянов даже слегка тряхнул головой от услышанного.

— Чапель — твой бывший муж? — переспросил он.

— Ну, да, — наклонила голову Тесменецкая. — Ты что, не знал?

— Нет.

— Ну, правда, мы уже давно в разводе. Ты мог и не знать, — тоном, каким адвокаты оправдывают преступника, произнесла Тесменецкая. — Мы поженились-то рано. Я еще на первом курсе политехнического училась, а он тогда уже заканчивал. Семь лет вместе прожили. Вот, приезжал, уговаривал, чтобы я опять за него замуж вышла. Говорит, за все годы лучше никого не нашел.

В голосе женщины прозвучала горделивая нотка.

— Ну, а ты? — Ефим неожиданно ощутил укол ревности по отношению к женщине, от которой в свое время сам же сбежал.

— Что я? — вздернула брови женщина.

— Согласилась?

Лягушка сделала глоток кофе, облизала тугие губки и ответила:

— Нет.

— Почему? — осведомился Ефим с интересом и почему-то начал расхваливать перед женщиной ее бывшего мужа: — Чапель человек с положением. В «Рособоронэкспорте» крутится около самого верха. На хорошем счету. Деньги, зарубежные командировки, наверное, дача на Рублевке, — превозносил майор незнакомого мужчину. — Да, и дальнейшая карьерная перспектива имеется. Почему же — нет?

Владелица ателье бросила в рот мятную конфетку.

— А, не нравится, — ответила она. — Вот почему.

— Не нравится? — приподнял густые волчьи брови майор. Он почему-то ощутил чувство, похожее на радость.

— Нет, — подтвердила женщина. — Не нравится.

— А раньше нравился? — не отставал Ефим.

— Ну, раньше… Раньше я девчонка была… Чего я там понимала? А деньги? Я — не бедствую. Вот «Тойоту» недавно купила, почти новую. И сама себе хозяйка.

Майор помолчал, пошевелил бровями и вынужден был признать:

— Тогда, конечно.

Он помолчал, сделал глоток кофе и спросил:

— Тая, а почему ты в милиции не сказала, что встречалась с Чапелем, а? Ведь, дело-то не шуточное! Человек пропал! Тут все обстоятельства имеют значение!

— Ой, да никуда он не пропадал! — махнула ладонью хозяйка ателье. — Чепуха все это! Ираидка, дура, неизвестно зачем шум подняла, ну и понеслось!

— Не пропадал? — удивленно переспросил майор.

— Нет, конечно. Он в Новосибирск уехал. На несколько дней. Вот и все.

Женщина поправила край платья на коленях, то ли для того, чтобы скрыть лишнее, то ли наоборот.

— Да откуда ты знаешь? — не отрываясь, смотрел на нее майор.

— Он мне сам говорил.

— Мало ли, что можно говорить…

— Ну, уж я-то, наверное, знаю, когда он врет, когда правду говорит… — с женским самомнением произнесла Тая.

— А чего же он вещи в гостинице оставил?

— Да, какие там вещи? Пустая сумка, разовый станок для бритья, да зубная щетка, вот и все вещи! — с досадой отмахнулась Тесменецкая. — Когда он спешит, про такие мелочи и не вспоминает… Я-то его знаю.

Ефим молчал, обдумывая сказанное Тесменецкой. Услышанное было для него полной неожиданностью. И, неожиданностью, вообщем-то, хорошей. Никто никуда не пропадал… Что же может быть лучше? Но успокаиваться было рано.

— А когда вы расстались? — спросил он.

Тесменецкая увела глаза к потолку.

— Мы около трех пришли, я еще на часы посмотрела… — начала вспоминать она. — У меня часа два посидели… Значит, где-то в начале шестого мы из дому вышли. Я его еще до цыганского угла проводила, — добавила Тая. — Он к цыганскому барону пошел.

— К цыганскому барону? — не поверил Ефим.

— Ну, да, — подтвердила Царевна-лягушка.

Она положила ногу на ногу, и прямо перед глазами майора оказались ее скульптурные колени.

Майор, перебарывая себя, отвел взгляд.

— Слушай, Анастасия, а ты когда в СКБ «Экран» работала, чем занималась? — безразличным тоном спросил он.

— А чего это ты вдруг вспомнил? — удивилась Тесменецкая. — Это же так давно было, как в другой жизни… Да, я и подписку о неразглашении давала… — искоса взглянула она на Ефима.

— Ну, тебя ж, ни кто попало, спрашивает… — изобразил обиду Мимикьянов. — Я тоже подписку давал. Мне-то говорить можно.

Анастасия Вацловна пожала плечами: дескать, ну, ладно, если тебе надо:

— Я в процессорной группе работала.

— А в проектировании ГПУ участвовала?

— Участвовала, конечно… Все участвовали… Я за процессор, устанавливающий связь пульта с Объектом, отвечала

— С каким Объектом? — спросил майор.

— Ну, откуда ж я знаю? — удивилась Тесменецкая. — Нам же никто не говорил… Это ж для нас секретно было. Ну, может быть, со спутником или с орбитальной космической станцией… Об этом только начальство знало. У кого-то из них спрашивать надо. У Генерала спроси, он, наверное, знает, что там и с чем связывалось…

Ефим посмотрел на обтянутые светлыми чулками круглые женские колени. Казалось они, будто огромные глаза смотрели на него снизу вверх и в чем-то упрекали.

Майор поднялся и подошел к окну. По площади в солнечных лучах бежала, пылая рыжей шерстью, низенькая собачонка. Острой хитрой мордочкой она походила на лису.

Женщина подошла и положила свою легкую ладонь ему на плечо. Совсем, как раньше.

Ефим повернулся к ней лицом.

От женщины веяло горьковатыми духами и арбузной свежестью кожи.

— Слушай, Ефим, приходи сегодня ко мне ужинать, а? — блестя малахитовыми глазами, сказала она. — Я бачуринских пельмешек налепила.

— Да? Это, по какому же случаю? — спросил майор.

— А ни по какому! Захотелось, и все! Придешь?

Ефим знал: с Таиными пельменями не могут сравниться никакие другие. Да, и по поводу пребывания Чапеля в поселке к его бывшей супруге — гражданке Тесменецкой вполне могли возникнуть новые вопросы. Но опасение вместе с пельменями отведать и приторное блюдо, под названием «выяснения отношений», которое так любят готовить все женщины, удерживало его от того, чтобы сразу согласиться. Однако служебный долг, объединившись с желанием вкусно поужинать, победили страх перед женскими слезами и возможным скандалом.

— Приду, — кивнул он.

— Что-то глаза у тебя не горят… Устал, что ли? — изучающим женским взглядом посмотрела на него Анастасия Вацловна.

— Есть немного, — согласился Ефим, хотя уставшим себя как будто и не чувствовал.

— Ну, вот, пельмешек моих покушаешь, опять хвост трубой, поднимешь, волчище серый! — улыбнулась Тесменецкая.

Ефиму показалось, что в ее голосе прозвучала искренняя забота.

Конечно, подозрительный оперативник до конца в нее не поверил. Безупречно искренняя интонация могла оказаться обычным лягушачьим притворством. Но все-таки ему было приятно.

Майор вышел на залитую солнцем улицу.

«Вот так штука, — подумал он, — Что же, получается, никто и не пропадал… Чапель просто уехал по делам в Новосибирск, не предупредив дежурную в гостинице, и все… А какой шум поднялся, аж Москва забеспокоилась… Неужели, просто недоразумение? Шторм в луже?.. А никакого исчезновения секретоносителя и не было? Вот Пигот-то обрадуется!..»

Мимикьянов шагал по асфальту и невнимательно скользил взглядом по яркому летнему миру. Шустрые заводские воробьи бесстрашно суетились у его ног, рискуя попасть под подошвы ботинка. Но в последнее мгновение они успевали веселыми пушистыми комочками взмыть в воздух, чтобы тут же опуститься на ветку ближайшего тополя.

«Нет, все-таки, что-то здесь не то… — через несколько мгновений сказал себе Ефим. — Ну, ладно, дежурную в гостинице Чапель не предупредил, бывает, в это можно поверить. В конце концов, я и сам, случалось, вот так из гостиниц выезжал… Но, чего же он собственному начальству до сих пор ничего не сообщил?… А ведь уже четыре дня прошло… Мог найти возможность… В серьезной ведь фирме работает, и сам — не мальчик, порядок не может не знать… Должен бы со своим руководством связаться в любом случае. Они о его поездке в Новосибирск ничего не знают, раз ищут его здесь… В подобное легкомысленное поведение чиновника для специальных поручений трудно поверить… Очень трудно. Похоже, надо рыть дальше», — с неудовольствием заключил свои размышления майор.

Какой-то особо наглый воробьишка взмыл прямо из-под его ноги и, будто нарочно, мазнул Ефима крылом по лбу.

«А что же Тесменецкая, изложившая мне версию добровольного отъезда Чапеля в Новосибирск, она сама искренне заблуждается или… сознательно вводит меня в заблуждение?» — спросил себя майор.

Ответа на этот вопрос у майора Мимикьянова не было.

6. Как оперативник знакомится с нужными людьми?

Как оперативник знакомится с нужными людьми?

Например, так.

Два года назад, когда майор Мимикьянов только приступил к кураторству Машиностроительного завода имени Бачурина, он как-то шел по поселку летним вечером.

Заходящее солнце помещало свои маленькие яркие копии в окна верхних этажей.

Его обитатели готовились ужинать: из открытых окон доносился запах жарящегося лука и котлет. На веранде пивной «У дяди Акопа» окончившие смену заводчане лениво беседовали, крепко сжимая ручки литых стеклянных кружки с желтым пивом.

Жизнь здесь текла так уверенно и спокойно, что майору даже не хотелось возвращаться в суетливый и нервный центр города, хотя все намеченное на этот день он уже совершил. Внимательно изучил принятый на заводе порядок выдачи и хранения секретной документации. Ознакомил начальника службы безопасности завода Рената Абсалямова с установочными данными на одно нежелательное лицо, которое, вскоре попытается устроиться на работу в закрытый цех. Наконец, объехал с Ренатом Николаевичем весь периметр охраняемой территории с целью выявления его слабых мест.

Дневной план был полностью выполнен. Можно было уезжать из поселка. Но не хотелось.

В воздухе появились колдовские запахи бескрайней сибирской степи, что начиналась совсем рядом — за крайними домами поселка. Майор вздохнул полной грудью.

И вдруг среди этой благодати Мимикьянов услышал отчаянный женский крик.

Ефим окинул взглядом улицу и обнаружил его источник. Кричала женщина в окне первого этажа розового трехэтажного дома, расположенного почти напротив пивной. К ней в квартиру через окно пытался влезть какой-то мужик. Со стороны улицы его пыталась поймать за брючный ремень и стащить вниз еще одна женщина. Мужик лежал животом на подоконнике и, делал движения, подобные конвульсиям рыбы на песке. Таким образом он, видимо, пытался соскользнуть с подоконника внутрь квартиры. Но хозяйка, упершись в его голову обеими руками, никак не позволяла ему это сделать.

Гости «дяди Акопа» на происходящее никак не реагировали.

Ефим ускорил шаг, приблизился к борющейся группе и, дернул мужика за ногу. Тот повернул к майору свое лиловое от натуги лицо.

— Эй, мужик, дверь с другой стороны! — сказал Ефим.

— Так она закрыта, — сказал мужик, — Жена открывать не хочет! Что делать? Решил — через окно. А она и тут не пускает! Наверное, привела себе хахаля, пока я на смене был!

«Зря вмешался, — подумал Ефим, — семейные дела, это — такое болото, в которое постороннему лучше не лезть: супруги помирятся, а ты главным виновником и останешься. Милые бранятся — только тешатся. Это посторонние от них плачут».

Услышав слова мужчины, женщина в окне даже перестала кричать и замерла с открытым ртом.

— Кто жена? Где жена? Я — тебе не жена! — наконец, воскликнула она. — Убирайся, бандит проклятый, а то я сейчас милицию позову!

— Не жена, говоришь? — возмутился мужик. — А кто ж ты мне? Как зарплату, так давай, а как домой пускать, так иди к тете Фене, да?

— К какой Фене? Какую зарплату? — совсем растерялась женщина в окне.

— Такую зарплату! — с праведным гневом в голосе воскликнул мужик. — Такую, которую ты на тряпки свои тратишь, барахольщица! Мотовка бесстыжая! — вошел в раж мужик.

— Когда я твою зарплату на тряпки тратила? — даже задохнулась от возмущения похожая на Сову женщина. — Тима, ты умом не тронулся?

— Я-то не тронулся! А вот ты, смотрю, через свои сериалы, да трепотню с соседками последнюю память потеряла! — осуждающе произнес мужик, возобновив попытки сползти в комнату. Но бдительная Сова крепко упиралась в его лоб руками.

— Да, не слушайте вы его! — сказала молодая женщина, что находилась рядом с Ефимом на улице. — Никакая она ему не жена! Он и живет-то в другом доме. Напился алкоголик и мелет, невесть что!

— Кто напился? Я напился? — возмутился мужик, не прекращая попыток вползти в комнату. — Да, я уже неделю в рот капли не брал!

Уяснив наконец, что седой мужик и женщина, похожая на Сову, — не супружеская пара, Мимикьянов стал действовать решительно. Он двумя руками ухватил непрошенного гостя за брючный ремень и с силой потянул на себя.

— Ты что? Отпусти? — обернулся тот. — В табло дам!

Ефим уперся ботинком в стену, напрягся и сбросил неудачливого конкистадора-захватчика вниз, на тротуар.

Поднявшись с асфальта, мужик бросился на Мимикьянова. Но недостаточно быстро. Майор ушел в сторону и встретил нападавшего хорошим ударом под ребра. Мужик снова оказался сидящим на асфальте.

Мимикьянов ожидал нового броска. Но его не последовало. Взглянув на майора снизу вверх умными, вмиг протрезвевшими глазами, мужик вдруг улыбнулся и сказал:

— Извини, начальник. Ну, выпил немного. С кем не бывает?

Он, не торопясь, поднялся, пару раз ударил ладонью по собственной заднице, изображая чистку брюк. Потом побил ладони друг о друга, стряхивая с них грязь, и протянул правую руку Ефиму.

— Топталов Тимофей Павлович, — важно произнес он. — Очень приятно.

Мужик Мимикьянову чем-то приглянулся. Он не оттолкнул протянутую руку, а протянул свою:

— Мимикьянов Ефим Алексеевич. А вас как зовут? — повернулся он к стоящей рядом женщине.

— Анастасия Вацловна, — протянула она ему холодную ладошку. — Тесменецкая.

При внимательном рассмотрении женщина показалась ему похожей на большую красивую лягушку.

«Царевна-лягушка» — сразу присвоил он женщине имя в своем внутреннем каталоге.

— Очень рад, — сказал майор и поднял взгляд на Сову в окне. — Давайте все познакомимся, раз уж так получилось.

— Оскольцева Ираида Михайловна, — поджав губы, представилась женщина-Сова.

Все замолчали.

Первой нашлась Царевна-лягушка:

— Ираида, ну чего молчишь? Приглашай к себе на чай! Не расходится же сразу!

— А, и правда! — оживилась Сова. — Заходите! У меня и заварка свежая! Милости прошу… Только вот хлеб кончился. Шла с дежурства, забыла купить. Сахару купила, а хлеб забыла. Думала еще есть. А он кончился. Тима, сходишь? — обратилась она к своему обидчику.

— Какой брать? — как ни в чем не бывало, осведомился Тимофей Павлович у женщины, в квартиру которой он еще минуту назад ломился, как бандит.

— Булку белого и печенья к чаю возьми! Еще пачку масла. И… — начала перечислять хозяйка квартиры.

— Ну, хватит! — взмолился Тимофей Павлович. — Я все не запомню. Давай деньги, и я уже пойду!

Сова на какое-то время исчезла с оконного экрана, затем вернулась уже с кошельком в руках. Покопавшись, она вытащила оттуда несколько мятых бумажек, целую горсть мелочи.

Чтобы вручить все деньги своему грабителю, ей пришлось лечь на подоконник. Во время этого движения два больших метеорологических шара, спрятанных на ее груди, практически вырвались из тесного домашнего халата. Казалось, еще чуть-чуть, они выпрыгнут на асфальт и, толкаясь белыми боками, покатятся по тротуару.

— Ираида, ты бы баллоны наружу не высовывала! — осуждающе заметил Тимофей Павлович, подняв лицо к подоконнику. — Женщина в годах все-таки! Блюсти себя должна! Какой пример ты молодежи показываешь!

— Да, иди ты уже! — замахнулась на него женщина. — Балаболка несчастная!

— Я-то пойду! — никак не мог угомониться Топталов. — Только ты, Ираида, выводы все-таки сделай! Ты же не только с такими культурными людьми, как мы с Ефимом Алексеевичем, — он кивнул в сторону майора, — можешь встретиться… которые, если что и увидят, то ничего не скажут! Люди разные бывают, Ираида! Есть такие, что и плохо подумать о тебе могут! А то и воспользоваться! Почему на тебе лифчика нет, а, Ираида?

— Есть у меня лифчик! — возмущенно произнесла Сова. — И вообще, какое тебе дело, что у меня есть, а чего нет! Ты мне — не муж! Иди, пока я в тебя горшком не кинула!

В доказательство серьезности своих намерений Оскольцева показала ему большой керамический горшок. В нем зло топорщился колючками кактус, похожий на стоящую торчком толстую зеленую оладью.

Тимофей Павлович сноровисто сделал несколько шагов от окна, но, уходя, все-таки обернулся и укоризненно покачал головой.

Управился Топталов мгновенно: едва чайник успел закипеть, а он уже входил в кухню Ираиды Михайловны.

Причем, Ефим заметил: вместе с пакетом покупок, Тима отдал хозяйке сдачу.

К чаю Ираида Михайловна выставила облепиховую настойку. На что Тима сказал:

— Вот, Ираида, скажу тебе прямо: хозяйка ты — не такая уж плохая! Даже, если быть честным, — хорошая! Да, что говорить, нет больше в поселке такой хозяйки, как ты! Вот говорят, Матрена Бабакина хорошую настойку делает! Чушь, чушь и бабьи сплетни! Даже, вот ты, Тая, — повернулся он к Тесменецкой, — ничего, не скажу, хорошая хозяйка, и настойка у тебя неплохая, но все-таки с Ираидой не сравню, нет!

— Ладно тебе, ишь, распелся! — с показной строгостью цыкнула на него Сова, но было заметно, что сердится она не всерьез, на самом деле, слова Тимофея Павловича ей приятны.

Но это, естественно, не устроило вторую присутствующую в кухне женщину. Попав в расставленную хитрым пройдохой ловушку, Царевна-лягушка взревновала по поводу своей репутации, как хозяйки.

— Тима, а когда это ты мою настойку пробовал, а? — серьезным голосом спросила она.

— Да, уж когда угощала, тогда и пробовал! — самодовольно заметил Тима.

— Никогда я тебя не угощала! — взвилась Тесменецкая. — И не собираюсь!

Женщина грозно блеснула зелеными, с черными искрами внутри глазами.

— Да, ладно, чего ты испугалась? — примирительно произнес Тима. — Ты может быть, Ефима Алексеевича стесняешься? — кивнул он в сторону майора. — Зря! Ефим Алексеевич — он парень свой! — как о старом знакомом отозвался Топталов о сидящем рядом Мимикьянове, с которым только что познакомился. — При нем можно не притворяться!

— Что? — даже растерялась Анастасия Вацловна. — Да кто притворяется? В чем мне притворяться-то?

— В том, что ты прошлым летом влюбленная в меня ходила! Да боялась сказать. А не надо было бояться! Пригласила бы меня к себе, ну, и…

Царевна-лягушка обратила лицо к потолку.

— Я? Влюбленная в тебя? Прошлым летом? — выкатила она большие глаза. — Ой, держите меня!

— Я вижу, у тебя любовь-то не прошла! Меня не проведешь! — погрозил ей пальцем Тима.

— Прям без памяти влюбилась… — сложила на груди руки женщина. — Сплю и вижу, когда Тимочка ко мне в гости заявится!

— То-то и оно! — важно сказал Тимофей. — Только зря ждешь! Не приду я! Однолюб, потому что!

— Вот я расстроюсь, бедная! Ночи теперь спать не буду! — глаза у женщины прямо искрились от возмущения.

— Спи, не спи, а не приду, даже не уговаривай. Другую люблю! — многозначительно произнес Топталов, прекрасно зная о той власти, которую имеет над каждой женщиной любопытство.

И точно, Лягушка попалась.

— Это кого же, интересно? — почти отвернувшись, и делая вид, что ей совсем и не интересно, спросила она.

— Не скажу! — захлопнул ловушку Топталов. При этих словах он многозначительно посмотрел на Ираиду Михайловну. — Эта любовь в моем сердце спрятана, как в танковой башне! Пусть там и умрет!

Ефим заметил: хотя хозяйка виду не подала, но приняла последние слова Топталова на свой счет, и они ей явно пришлись по душе.

— А вы у нас секретную часть проверяете, да? — демонстративно повернулась Тесменецкая к Ефиму, показывая, что больше с Топталовым общаться не желает: — Вы оттуда? — она кивнула наверх.

Майор отметил быстроту расползания информации по заводскому поселку, причем информации совсем не предназначенной для широкого распространения.

Он изобразил на лице гримасу, которая могла означать и — «да», и — «нет», и — «не могу говорить».

— Я теперь у вас часто бывать буду! — на всякий случай добавил Ефим к этой бессловесной информации, чтобы женщина не приняла его гримасу за нежелание с ней разговаривать.

— Правда? — спросила женщина, и Ефиму показалось: в ее голосе прозвучала радость.

— Работы много оказалось! — заметил он.

— Ну, давайте за знакомство! — сказал Тима и потянулся к рюмке с оранжевой настойкой.

Но попробовать облепиховый напиток, приготовленный гостеприимной хозяйкой, им не удалось.

В квартире заулюлюкал дверной звонок.

Хозяйка пожала плечами и пошла открывать.

Вместе с Ираидой Михайловной в комнату вошел широкоплечий мужчина среднего роста с наголо обритым черепом, похожим на купол обсерватории. Он слегка лоснился, так что казалось, будто его только что протерли тряпочкой с лосьоном после бритья. В кухне сразу стало тесно.

— Всем — добрый вечер! — сказал он.

— Заходи, Шура! Садись! — захлопотала хозяйка.

— Инженер Мамчин, — окинув сидящих внимательными серыми глазами, новый гость протянул Ефиму руку. — Александр Михайлович.

У Мимикьянова самого была такая лапа, что мало кто мог выдержать его пожатие. Но тут в своей ладони он почувствовал прямо-таки не струганную деревянную доску. Завершив рукопожатие, инженер положил твердую ладонь на плечо Топталову.

— Тимофей, поставь рюмку! — негромко произнес он.

— Шура, я, между прочим, в отгуле! — возразил Тима, но рюмку на стол поставил. — Ты сам отпускал.

— Я отпускал тебя при условии, что ты прокладку к башенному крепежу сделаешь, — не громко, но очень веско произнес инженер. — А ты? Сегодня Бабич начал ставить, и что?

— Что? — с показным интересом спросил Топталов.

— Ничего! — прошипел Мамчин. — Ты, какие отверстия высверлил?

Топталов пожал плечами, но как-то не очень уверенно:

— Какие ты дал на чертеже, такие и высверлил!

Мамчин засопел коротким вздернутым носом:

— Я тебе собственной рукой писал — два сантиметра! Два! А ты выточил полтора с припуском!

На темном от загара лице Топталова проступило недоуменное выражение. Он кашлянул и озадаченно произнес:

— Да?

— Да! — рыкнул Мамчин. — Чем ты смотрел? Собирайся, идем! Завтра машину надо на полигон выгонять. А во вторник уже арабы приедут первую партию принимать! И что они будут принимать?

Тима покивал головой своим мыслям. Они означали примерно следующее: «Вот она жизнь! Что-то предполагаешь! Планируешь! И на тебе!»

Потом он глубоко вздохнул и снова потянулся за рюмкой. Но, исподтишка взглянув на Мамчина, он правильно оценил выражение его глаз: Топталов отдернул руку от рюмки так быстро, словно на скатерти его ждала не сладкая облепиховая настойка, а гадюка с обнаженным ядовитым зубом.

В открытое окно кухни влетела лихая песня о трех друзьях-танкистах. Акоп Айданян включил проигрыватель в пивной «У дяди Акопа».

Из уютной квартиры Оскольцевой все ее гости вышли вместе.

Инженер Мамчин вместе с Тимой Топталовым отправились на завод. А майор Мимикьянов вместе с Анастасией Тесменецкой пошли в соседний подъезд, в квартиру к Царевне-лягушке. Она пригласила его на чай. Хотя, конечно, чай являлся только предлогом. Оставшись вдвоем, мужчина и женщина часто забывают про чай. Да, и сколько его можно выпить? Ну, чашка, ну — две… А потом? Потом — бывает по-разному. У Ефима с Царевной-лягушкой, как ни крути, получилось неплохо. Да, что там говорить? Очень хорошо получилось.

Но все это происходило два года назад.

7. Неожиданное приглашение

Майор хорошо знал географию поселка.

Поэтому, направляясь по нужному адресу, пошел не по главной улице, а двинулся мимо угольного склада. Так было ближе.

Очень скоро майор пожалеет об этом. И вспомнит, что Интуиция снова честно исполняла свой долг: стучала в стену его сознания, предостерегая от опасности. А он в очередной раз умудрился не обратить на нее никакого внимания.

За кирпичным забором высились черные угольные холмы. Их жирные зернистые бока искрились на солнце. По пологому склону одного из них медленно полз казавшийся на холме совсем маленьким, веселый яично-желтый бульдозер. Словно упрямый жук, преодолевающий крутой подъем, он время от времени замирал, немного откатывался назад, и снова устремлялся к вершине.

Ефим шагал по морщинистому асфальту, погруженный в свои мысли.

«Вот, ведь, и красива Царевна-лягушка, и умна, и в сексуальном плане, хороша, хоть и не теплокровное существо… Почему же что-то отбрасывает меня от нее, а?» — спросил он свою Интуицию, видимо, забыв, что Интуиция тоже женского рода и о своей сестре по полу никогда ничего хорошего не скажет.

«Ха! — произнесла тайная советчица. — А тебе, что, в жене — ум, что ли нужен?» «А что же, только умение хорошо готовить, да рубашки стирать?» — попытался съязвить он. «Глупец! Ничему тебя жизнь не учит! — ответила Интуиция. — В жене важен не ум, и даже не хозяйственность, а совсем другое!» «Что же, интересно, может быть, скажешь?» «Сочувствие! — серьезно и почти вслух произнесла осторожная советчица, обычно стремящаяся не выдавать своего присутствия. — Умение чувствовать вместе с мужем. Совместно чувствовать. Со-чувствовать! Понял меня? А Царевна-лягушка сочувствует только самой себе!» «Но вот на пельмени же пригласила, пожалела!» — возразил он. «Какой ты наивный! Какой простак! И, как я с тобой живу столько лет!» — запричитала вредная дама. — Да, ей что-то нужно от тебя, вот и все!»

Майор был так занят своим внутренним диалогом, что не сразу заметил, препятствие, выросшее на его пути.

Препятствие состояло из четверых парней. Ребята чему-то тихо радовались. Видимо, они появились из-за угла автомобильного гаража. Когда Ефим их заметил, между ними оставалось метров десять.

Майор остановился. Уступать дорогу веселая компания не собиралась. Присмотревшись, майор узнал в одном из мужиков длиннолицего водителя внедорожника. У него на узкой дорожке он так не вежливо оторвал рукав рубашки. Встреча, похоже, произошла совсем не случайно.

Ефим Мимикьянов был человеком совсем не слабым. В свое время он проходил спецподготовку двух уровней, да и вырос на окраинных городских улицах, где жизнь быстро учила умению постоять за себя. Но, все-таки, юные годы остались у него далеко позади, и четверо здоровых бойцов не были для него пустяковой проблемой.

Майор знал: захват инициативы — это первое условие для победы в любом бою, а, при подавляющем превосходстве противника — главное условие для того, чтобы уцелеть или не стать инвалидом.

Обстоятельства, помогающие тому, кто оседлал инициативу, есть всегда. Имелись они и в этом случае. Противник расположился в самом узком месте дорожки — между бетонной стенкой гаража и кирпичным забором. Их крепкие тела стояли тесно, плечом к плечу. Это помогало бойцам надежно перекрывать дорогу, но, одновременно, и являлось серьезным недостатком: в схватке, они бы стали мешать друг другу.

Ефим нашел и слабое место команды — невысокий мужичок с краю, прижатый своими более рослыми друзьями к забору. В отличие от остальных, выражение его лица было скучным. Казалось, происходящее его вообще не интересовало.

После того, как Мимикьянова остановился, прошло секунд десять. Дальше медлить не стоило.

Майор двинулся вперед, с каждым шагом, набирая скорость и пробивную силу. Приближаясь к живому заслону, он, чтобы ввести противника в заблуждение, слегка забрал в сторону, противоположную той, где собирался нанести удар.

И в этот момент скучающий мужичок повернул голову к своим друзьям и что-то негромко им сказал. Три бойца повернулись и живо исчезли за углом гаража.

Не ожидавший этого Ефим замер на месте.

Серый мужичок отклеил свое плечо от забора и шагнул навстречу майору.

— Ты, дядя, не заводись, — бесцветным голосом произнес мужичок. — Мы плохого тебе не хотим. Дело к тебе есть.

— Что за дело? — спросил Ефим, внимательно наблюдая по сторонам.

— Виктор Сергеевич просил подъехать. Поговорить надо…

— Кто такой Виктор Сергеевич? — произнес майор, стараясь одновременно держать в поле зрения вялого собеседника и угол гаража, за которым скрылись его рослые друзья.

— Ну, Секаченко! Виктор Сергеевич Секаченко, — охотно пояснил мужичок. — Неужели не знаешь?

Мимикьянов кивнул и спросил сам:

— А, о чем он говорить хочет?

— Не знаю, — слабо пожал плечами серый человечек. — Это уж пусть тебе сам Виктор Сергеевич скажет.

Майор задумался.

— Да, это — рядом, — вяло махнул рукой собеседник. — На заводе. Туда –сюда, ерунда! Чайник закипеть не успеет.

Майор взвешивал, как поступить. Был аргумент, чтобы отказаться, имелись и аргументы, чтобы согласиться.

Разумеется, куратору Бачуринского Машиностроительного майору Мимикьянову не понравилась форма приглашения на беседу. Никто в поселке не должен был позволять себе разговаривать с офицером государственной безопасности подобным образом. Это, с одной стороны.

Но с другой, за время сегодняшнего пребывания в поселке Ефим уже несколько раз слышал о Викторе Сергеевиче весьма любопытные вещи. После них познакомиться с начальником службы безопасности акционерного общества «Локомотив» следовало в любом случае. А тут вдруг сам собой представился такой случай. К тому же, по утверждению Тимы Топталова, именно с гражданином Секаченко о чем-то беседовал Юрий Федорович Чапель после того, как покинул заводоуправление и, по официальной версии, исчез.

Доводы за то, что бы принять приглашение определенно перевешивали. Майор решил на время отодвинуть вопросы этики и самоуважения в сторону и согласиться на встречу.

— Ладно, если не долго, едем, — кивнул он.

На скучном лице собеседника впервые мелькнула тень какой-то эмоции, возможно удовлетворения. Он повернулся в сторону гаража и громко крикнул:

— Кубарь, давай тачанку!

Прошло несколько секунд.

Из-за гаражного угла выкатился автомобиль. Этот был тот самый, хорошо знакомый Ефиму внедорожник, с которым он встретился на узкой дорожке по пути в поселок. Этот факт подтверждал и хорошо заметный паучок из трещинок, присевший на его лобовом стекле — след брошенной майором тяжелой связки ключей.

Ефим влез в машину и оказался на заднем сиденье, зажатый между двумя широкими бойцами. Скучный малорослый мужичок сел рядом с длиннолицым водителем. В этой военизированной компании он явно был за командира.

Чем сильнее толкал майор своими твердыми плечами сидящих рядом с ним крупногабаритных бойцов, тем сильнее крепло у него ощущение, что он — под арестом. Ощущение было не из приятных.

Ехали недолго. В поселке долго ездить можно только по кругу.

Обогнув территорию ТЭЦ, они оказались у ворот Главной проходной завода. Длиннолицый нетерпеливо посигналил. В стекле сторожевой будки светлым овалом мелькнуло чье-то лицо. Видимо, машину здесь хорошо знали. Никаких дополнительных разъяснений или пропусков не потребовалось. Повизгивая маленьким колесиком по асфальту, темно-зеленый щит ворот медленно отъехал в сторону, открывая проезд на Бачуринский Машиностроительный.

Они покатились по главной заводской аллее. Мимо длинных красно-кирпичных цехов, белого бублика неработающего фонтана, и черной гранитной плиты, с выбитыми на ней золотом именами машиностроителей, не вернувшихся с войны.

За литейным цехом автомобиль свернул на перпендикулярную дорожку и, проехав с полсотни метров, остановился у большого пятиэтажного здания. Его стены, покрытые желтой штукатуркой, украшала белая лепнина. Она изображала скрещенные винтовки и кавалерийские сабли в окружение лавровых листьев.

Вход в здание нельзя было не заметить даже при взгляде с самолета а, может быть, и из космоса. Судя по высоте дверей, архитектор этого здания был человеком предусмотрительным. Похоже, он учел в проекте даже такую маловероятную возможность, что кому-то может придти в голову въехать в здание на слоне: размеры дверей позволяли это сделать. А, может быть, архитектор считал, что в его доме предстоит трудиться атлантам или циклопам. Под их рост он и спроектировал входные двери.

В этом здании в течение многих десятилетий располагалось специальное конструкторское бюро «Экран».

Теперь большая его часть пустовала. Лишь в нескольких комнатах первого этажа поселилось акционерное общество «Локомотив», закупающее у завода колесные тележки для грузовых вагонов и затем, уже от своего имени, продающее их железной дороге.

Здесь же располагалась и служба безопасности «Локоматива», возглавляемая Виктором Сергеевичем Секаченко.

8. Неожиданное предложение

Дверь, рассчитанная на великанов, обычным людям поддалась не сразу.

Чтобы ее открыть, одному из сопровождающих Ефима бойцов пришлось всерьез напрячь толстый бицепс. Но, поупрямившись, дверь вдруг легко поехала на петлях, открывая за собой сумрачный холл.

Он был высок и просторен, как зал ожидания железнодорожного вокзал, в котором не осталось ни одного пассажира.

На старом дубовом паркете лежали странные тени. Их рисовали солнечные лучи, пронзающие листву могучих тополей, загораживающих окна. Пахло резиной и едва заметно — женской косметикой.

— Сюда, — вяло указал в темный проем коридора скучающий командир сопровождающего конвоя.

В далеком, как горизонт, конце темного туннеля ярко светилось солнцем торцевое окно. Они прошли коридор до середины. Здесь конвоир тронул Ефима за руку, и они остановились. Скучный мужичок толкнул высокую дверь, и перед глазами Ефима оказалась обычная учрежденческая приемная среднего пошиба. С массивным столом, сердитой на весь мир секретаршей и белым ящиком персонального компьютера перед ней.

Изнуренная диетой дама лет двадцати пяти что-то печатала, неторопливо переводя взгляд с клавиатуры на экран и обратно.

— Люда, шеф, у себя? — безразличным голосом спросил вожак.

— У себя, — не отрываясь от дела, ответила секретарша.

— Кто-нибудь есть?

— Никого, — недовольно мотнула стриженой головой хозяйка приемной, злясь, что ее отрывают от работы.

— Я зайду… — не спрашивая, а лишь равнодушно оповещая о своих действиях, произнес маленький командир конвойно-посольской группы.

— Заходи, — произнесла Люда с облегчением: она закончила тыкать пальцем в клавиши и включила печатающее устройство.

— Подождите здесь, — негромко бросил вожак Ефиму и своим подчиненным. Он открыл обитую кожей дверь и пропал в темном переходном тамбуре между приемной и кабинетом.

Секретарша поерзала компьютерной мышкой по овальному коврику, досадливо сморщила нос и злобно прошептала в мерцающий экран:

— Ну, печатай, дрянь такая! Чего тебе надо?

«Не позавидуешь орлу, который в ее белые пальчики попадется, — подумал Ефим. — Такая злоба в глазах, что ощиплет и, не задумываясь, в суп отправит».

Он сделал шаг в сторону, посмотрел на принтер, и увидел, что зеленый индикатор с надписью «данные», мигает, говоря о том, что печатающее устройство находится в процессе получения от компьютера набранного текста. Майор сделал еще шаг, дотронулся до плечика рассерженной девушки и сказал:

— Люда, вы не волнуйтесь, сейчас принтер ваш текст с компьютера считывает. Как закончит считывать, начнет печатать.

— Да? — с надеждой спросила секретарша, поднимая на него глаза. Лед в них почти растаял, но кое-какие кристаллы ледяной злобы все-таки посверкивали.

— Сейчас увидите! — тоном пророка произнес головой майор.

И принтер подтвердил его слова: он втянул в себя вставленный сверху белый лист и тут же выбросил его, уже покрытым мелкими буковками текста.

Секретарша посмотрела на Ефима с уважением, словно перед ней был настоящий знаток электронных устройств. Ничем подобным майор, разумеется, не был.

«Хоть в чем-то повезло», — отметил он про себя, а для хозяйки приемной слегка пожал плечами: дескать, для нас это плевое дело, мы и не такое можем. Стоя рядом с секретаршей, майор успел прочесть в правом верхнем углу отпечатанного листа: «Директору Машиностроительного завода Э. П. Недорогину.»

Что просила служба безопасности АО «Локомотив» у директора завода, он прочитать не успел. Кожаная дверь открылась, оттуда показался скучный мужичок и сказал, обращаясь к своим подчиненным:

— Ждите в машине.

— На обед когда? — робким голосом, не вязавшимся с его боксерской внешностью, спросил один из них.

— Когда скажу, — совсем засыпая, прошелестел щуплый командир.

Однако бойцы среагировали так, будто их послали матом. Ни слова не говоря, они дружно развернулись и вышли из комнаты.

Мужичок скользнул равнодушным взглядом по Ефиму и едва слышно произнес:

— Заходи.

При этом он изобразил ладонью приглашающий жест, но так осторожно, словно любое энергичное движение могло вызвать у него печеночную колику или острый приступ остеохондроза.

Майор направился к двери и вслед за своим новым знакомцем вошел в кабинет начальника службы безопасности акционерного общества «Локомотив» Виктора Сергеевича Секаченко.

Кабинет, как кабинет, отметил Ефим.

Правда, боксерская груша, висящая на ввинченном в потолок крюке, и гиря в углу встречаются не в каждом кабинете. Но, учитывая сферу занятий хозяина, — ничего удивительного.

В простенке между окнами глянцевый плакат. На плакате — парящий над землей танк «Т-80», выкрашенный в непривычную для средних широт желто-коричневую расцветку. Такой камуфляж принят в качестве маскирующего на Ближнем Востоке.

Сам Виктор Сергеевич Секаченко сидел за сверкающей, совершенно пустой плоскостью письменного стола. Был он респектабелен, как депутат Государственной думы, приглашенный на телевидение. Хороший костюм, белая рубашка, галстук в красно-синюю полоску. Шея у начальника — короткая и толстая, размера воротника для нее не хватает, верхняя пуговица расстегнута. Костюм на плечах натянут до расползания швов.

А что лицо?

Круглое. Глаза карие, живые, нос не боксерский — маленький и острый. Русые волосы зачесаны набок. Хорошо выбрит, но щеки все равно сизые от спрятавшейся под кожей щетины. Общее впечатление? Отнюдь не тупой давила, как можно было ожидать. Совсем, нет… Что-то бьется там, по ту сторону карих глаз, просится наружу, не дает хозяину спокойно жить и дышать. Не простой человек Виктор Сергеевич Секаченко, — сделал вывод оперативный уполномоченный Мимикьянов, человековед-практик не только в силу своей профессии, но и по личной склонности.

Секаченко молчал, рассматривал Ефима немигающими живыми глазами.

Неэнергичный конвоир, с безразличным видом стоял, опершись о стенку.

Прием майору не понравился.

— А у вас что, гостям садиться не предлагают? — недовольно произнес он.

— А зачем тебе садиться? — негромко произнес Секаченко. — Тебе сейчас, дядя, надо руки в ноги брать и в аэропорт катиться.

Слова начальника службы безопасности Мимикьянова удивили. Всего майор ожидал, но чтоб так… Это ж какую уверенность в своих возможностях надо иметь, чтобы так разговаривать с офицером управления федеральной службы безопасности?

Майор слегка приподнял брови.

— Прямо сейчас в аэропорт? — спросил он.

— Сейчас, — кивнул хозяин кабинета.

— А что за срочность-то у вас такая? — поинтересовался майор.

Виктор Сергеевич изобразил на лице удивление тупостью гостя. Он откинулся на высокую спинку черного кожаного кресла и усмехнулся.

— Не у нас, голуба, срочность. У тебя! Тебе, дядек, надо срочно в свою Москву улетать.

— В Москву? — переспросил майор.

Никаких дел у него в Москве не было. Да и командировку ему выписывали в другом здании.

— В Москву, в Москву, в столицу нашей родины России, — охотно повторил Виктор Сергеевич.

— И для чего мне туда лететь? — поинтересовался заинтригованный майор.

— Как для чего? Как для чего? — изумился хозяин кабинета. — Чтобы здесь навсегда не остаться! У нас знаешь, какая печка в литейном? Не успеешь партийку на бильярде разогнать, а от человека уже и косточек не осталось. Один шлак.

Ефим был изумлен не меньше Виктора Сергеевича: «Вот так в открытую угрожать офицеру госбезопасности, курирующему завод? Может быть, Секаченко — просто идиот, по ошибке выпущенный из психбольницы? Не похоже… Как же все это понимать?» — спросил себя майор и не нашел ответа.

— Хорошая печка, — вслух согласился он. — А чем я вам так помешал-то?

Секаченко хмыкнул:

— Да, ничем ты нам помешать не можешь. Ничем! — он сжал ладонь в кулак. — И хозяева твои не могут. Забей себе эту мысль в черепок кувалдой! И тем, кто тебя сюда пригнал, передай! Седельникову передай! Варыгину передай! Пусть командировочные деньги поберегут, не тратят попусту! Потому что этот город — наш! И этот поселок — наш! И все, что тут есть — наше! И пульт, что ты тут ищешь, — тоже наш!

«Про каких хозяев он говорит? — спросил себя майор. — Кто такой Седельников? Кто такой Варыгин? А пульт? Уж не ГПУ ли он имеет в виду?»

— Что за пульт такой? — произнес он вслух.

— Да, ты дурачком-то не прикидывайся! — острый носик руководителя службы безопасности побелел и даже стал как будто еще острее. — Не знает он, что за пульт! А чего ты тогда сюда прикатил? Пельмени бачуринские покушать?

— Пельмени хорошие… — заметил Ефим, не зная, что сказать.