12+
Главный калибр

Бесплатный фрагмент - Главный калибр

Книга мужчины

Объем: 156 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Словарик моряка

бак — носовая часть палубы.

бизань — парус на задней, обычно небольшой, мачте.

бизань-мачта — самая задняя из всех мачт на судне.

борт — боковая наружная стенка корпуса судна, бок.

бушприт — вытянутая вперед судна палка или конструкция, нужная для крепления самого переднего паруса (кливера).

гальюн — туалет. На малых яхтах — обычно биотуалет.

гик — самая опасная палка на паруснике. Прикреплена одним концом к мачте, растягива­ет горизонтально нижнюю сторону паруса (фока, грота или бизани).

грот — главный, обычно наибольший, парус на судне.

грот-мачта — главная (обычно наибольшего размера) мачта на судне.

драить — мыть, чистить (но задраить — значит накрепко закрыть)

днище — «брюхо», нижняя часть поверхности корпуса судна, расположенная ниже бортов.

камбуз — кухня, кухонный блок: газовая плита, столик, шкафчики, место для продуктов.

киль — продольная прочная балка вдоль всего днища от носа до кормы, «хребет» судна.

кливер — самый передний треугольный парус на судне, вынесенный вперед на бушпри­те.

корма — задняя часть корпуса, «хвост» судна.

кранцы — большие резиновые груши или автопокрышки, засовываемые между судном и причалом (пирсом) для предохранения от повреждений.

крейсерская (яхта) — предназначенная для дальних плаваний, со спальными местами, каютами, камбузом и т. д.

лебедка — устройство для сильного натягивания (набивания) веревок (концов). Неболь­шой цилиндрический вращающийся в одну сторону барабан, закрепляемый неподвиж­ным основанием к палубе или мачте. На барабан накидывается два-три оборота конца, в ось барабана вставляется ручка-рычаг (как у ручной кофемолки), и ей крутят барабан. Увеличивает силу натяжения веревок от 5 до 30 раз.

мачта — вертикально стоящее древко, палка, труба, на которой поднимают паруса.

нос — передняя часть судна.

перо руля (руль) — крылышко или пластина, прикрепленное на судне сзади в воде вертикально, действует как управляемые колеса у автомобиля или как хвостовой руль у самолета — служит для поворота судна.

рубка — торчащая выше основной палубы судна часть помещения, как кабина у автомобиля.

румпель — рычаг, соединенный с пером руля, за который вручную управляют небольшими судами, яхтами (вместо штурвала с рулевым приводом).

палуба — судовые полы, настилы, перекрытия. Все, по чему ходят.

шкот — веревка для управления парусом. У каждого паруса свой шкот, который при­креплен к его заднему нижнему углу.


штаг — трос, который крепит мачту спереди, предохраняя ее от падения назад. Также на штаге обычно ставят парус стаксель, а на кливер-штаге — кливер.

штурвал — колесо с ручками или без них. вместо руля у автомобилей, служит для управления судном.

фал — веревка, которой поднимают парус (у каждого паруса свой фал).

форштевень (волнорез) — вертикальная балка от переднего кончика палубы до киля. Как бы передний бампер на автомобиле, только поставленный вертикально.

Часть I

24 стороны света

Коротко и ясно

Каждая «двойка» мини-рассказов — это два фонарика, осветившие одну ситуацию с разных сторон.

Прочитав одну двойку, не торопись к следующей: можно и поразмышлять, с каких сто­рон разумно было бы посмотреть на похожие ситуации в твоей жизни?

1. Кто я, то есть ты?

Проснулся от удара по голове. Нещадно мотало, ревело, шторм распоясался. Федя, сменщик, хотел разбудить меня бережно, но швырнуло и рухнул на мою голову.

На вахту, рывком, волна в морду!
Обижусь, заплачу, нахохлюсь, прощу, улыбнусь, помолюсь?

Зачем я здесь?

Кто меня сюда засунул… сам.

Миллиарды живут спокойно. Немногие, как я — нет.

Мне нужна Жизнь-движение, Жизнь-ответ.


1. Это ты, то есть я.

Разомлел… Тихонько плескалось за бортом. Мирно, уютно, никто не орет, солнышко светит. Посапывают рядом пацаны. Поразился: сто лет знаком с Пашкой, а вчера в шторм он как герой бился с парусами. Хлестало, выло, думал — забьется в норку… боцмана спас. За борт смыло, Пашка вцепился намертво, не дал утопнуть.

Невероятно. Я открываю нас заново. Факт налицо.

2. Почему?

Лопнул, зараза, кливер-штаг. Знал ведь, лопнет.

Мне команда — лезть наверх. Двое тянут, страхуют, я обвязан фалом и обезьянкой лезу. Поджилки задергались на седьмом метре. Вспотел чуть выше. Дальше руки свело. Вокруг белый космос. Расплывается, свистит, голова кружится.

Волна шатает, размахи безумные. Маамаааа!

А ведь можно было проверить, когда мачта лежала еще, не поставленная!!!

Дурак!!!

2. За что?

Лопнул, зараза, кливер-штаг.

Проверял же — прочно было. Почему? За что?

Ветер шумит, волна дергает, надолго. Надо лезть.

Упорно тянусь, еще метр. Страхово. Пульнет меня, как блесной!

…Иногда случаи бывают не «за что», а «зачем»

Тогда понял. Я трусил, прятался за спины.

Теперь или я — или никто, и тогда смерть всем.

Нельзя прятаться. Ни-ког-да.


3. Палуба

Она была белая. Глянцевый лоск, как в мажорных гладких журналах. Но пошли в океан, забегали по ней тяжкие сапоги, грохнули якорем. Море выщербило, солнце
выжгло. Потрескалась, потекла, сгнила и проломилась.

Не ремонтировали, а надо регулярно это делать.

Так же и душа наша: постоянно ремонт нужен, глаз да глаз. Прощение, Причастие, Храм. Иначе как? Проломленные души.

3. Родное пристанище

Мое «Я», или душа, увидело старый корабль.

Подумало: «Я тоже корабль. Плыву по волнам моря житейского, то в гавань домашнюю захожу, то океан пересекаю. То с грузом ценным, то налегке. То мне помощь окажут, то я. То ветром меня гонит, то яростно противлюсь.

Но растрепало меня, и цели теряю. На ремонт пора! Покаяние и примирение».

4. Закат

Жидкое, светофорно-оранжевое Солнце готовилось скрыться за горбом Земли.

Зрелище, тыщу раз видел, ни разу одинаковым не было. Сегодня ясно узрел: ночь — не то, для чего был создан Человек. Солнце необходимо нам, жадно необходимо.

Ночь — лишь тоска по нему. Да, отдых, но какой-то «в изгнании».

Ночная вахта похожа на ход чрез туннель.

Скорее бы…


4. Рассвет

Уникально. Несравнимо ни с чем — ждать торжественного Сияния. Секунды летят, сердце бьется. Подсветка компаса стыдливо поблекла (где ей тягаться…). Палуба в росе, умывшаяся, готовая.

Душа играет фанфарами! Луч!!!

Чайковский, «Концерт No1», громко и бравурно. Гигантское Небо!

Паруса пламенеют, пышут жаром.

Вот откуда такая радость?

Моя душа так понимает: Солнце — икона Бога, Источника Света.

5. Чистота неизбежно необходима

Сегодня возник запах гнилой крысы.

Штиль, идем под мотором, экипаж отдыхает. Объявляю аврал.

Первым делом, на солнышко матрасы и спальники. Рундуки открывают широкие пасти. Одежда — куртки, штаны… три разных носка. Пованивает, постирать надо.

Продукты. Ооо… Рис грязнозеленый, шевелится.

Выкинули. Помыли.

Подцепляем пайолы… Неет!!! Закройте, дышать нечем!!!

Хирургическим путем мерзость удалена за борт.

Выдох. Победа.

5. Трюм души

Я классно живу: встал, умылся, оделся, набил желудок, сходил в школу, побегал, поболтал, набил желудок, соскользнул с урока, поиграл, обновил плеер, набил желудок, поглазел телек, поболтал, уснул.

А почему это совесть кричит — «у меня в трюме воняет»?

А потому, что все это падало в трюм души и умирало там. Трюм-то чистить надо.

Исповедь поможет.

6. Ночной бой

Кромешная тьма, трое на вахте, трое сопят на койках. Яхта летит с шумом, раскачиваясь крепким попутняком. Сражение не на жизнь, а на смерть! Компас мотает туда-сюда, палуба ухает из-под ног, маяк мигает и скрывается впотьмах.

Карта треплется ветром. Есть! Точка жирно зачернела на ней.

Уффф, прошли риф.

Жутковато, проигрыш — шварк в скалу, и смерть.

6. Крепкие парни

Крейсер «Адмирал Кузнецов» гигантской льдиной тяжко переваливался попутным накатом. Ночь, мгла, на мониторах лишь точка от яхты впереди, медленно ползущая среди контуров рифов и скал. Узко, темно, опасно, сердце беспокойно.

Еще сбросил ход, не доверяя дорогущей электронике.

Это мне-то страшно, в комфорте… а каково на старенькой яхточке?!

Точно говорю, крепкие капитаны выйдут из этих парней.

7. Кодла

Восьмой класс — комиссия завела в тюрьму, попугать. А там клево, зона блатная: бритые, сильные, зубы золотые, щурятся. Восторг, таким же хочу быть.

Братков собрал, циники, хищные.

На дело: телку зажали, магаз почистили, айфонов натырили.

Все девки наши.

Взяли нас, как щенков — буднично и противно.

Наваляли пребольно. «Групповуха».

Сижу думаю. Уродство это, не дружба.

7. Экипаж

Офисная сонность привычно тянулась. Лица уткнулись, шелест компов, курлыкание телефонов. «Пожарная часть сорок пять, слушаю…»

Резко: «Боевая! Пожар-три, Парковый, „вторая“ на выход, Ромка — ведущий, Вика — связь, пошел!!»

Вдвое быстрее норматива. Полыхало мощно, крики, рушились балки, но пожарные без­удержны. Соседний дом цел, все спасены, мама с Илюшей — слезы от счастья.

Экипаж. Нельзя иначе.

8. Что-то в жизни не так

Героический Я в пробитой осколками мантии, расставив ноги, картинно оперся на меч и простер длань над шлемами войска:

— Победа будет за нами! Вперед, орлы, в последний решающий бой!

— Ура! Ура! Ура!

Фанфары звенели, пули свистели, враги как фарфор разбивались мечом.

… — Вань, мусор вынесешь?

Сел и заплакал. Доколе мне будут мешать быть героем?!?


8. Реальность бытия

В фильмах смотрю: герои. Яркие, сильные, неординарные. Магнитом тянет смотреть еще. Вижу драматические картины — подвиги, победы.

В играх — то же. Все восхитительны, я хочу таким быть, игра позволяет это… виртуально.

Нет.

Отбросив гаджет, я понял Истину.

Подлинный подвиг и счастье — шаг к Абсолютному Бытию. Неимоверно сложно и супер-ярко, реально коснуться руки Спасителя.

9. Шторм

Мама кричала вчера сильно. Шваркнула по затылку. Отобрала смартфон.

Хожу, не могу заснуть, слезы наворачиваются. Обидно.

Но вспомнил: шторм — следствие охлаждения воздуха и уменьшения объема.

Значит, я охладился? Моя душа?

Дальше вспоминаю.

Не помолился утром.

Не сделал уроки.

Пропустил физру.

И вот выгнали меня из школы.

Нечего, выходит, обижаться: сам сдулся. Шторм неизбежен.

9. Штиль

Мама порхала вчера бабочкой. Чмокнула в затылок. Подарила смартфон.

Хожу, радуюсь жизни.

Вспомнилось: добрая погода — следствие согревания воздуха.

Значит… я согрелся?

Исследую дальше.

Нехотя, но пошел на физру.

Трудно, но вынес мусор.

Тяжко было, но сотворил молитву.

Лень, но стал делать уроки.

Согревать труднее: надо затрачивать энергию. Однако только это разгоняет облака, устанавливает погоду.

10. Почему?

В классе клево. Меня ждут, восторгаются, соплячки трепещут. Приятно щелкнуть соплячку по лбу, заплачет, остальные заржут! Удовольствие — отмочить номер:

развалясь, небрежно ляпнуть бред учителю, покраснеет, потеряет лицо, заорет (я сильнее, сижу улыбаюсь).

Но один соплячок дал сдачи. Я его размотал, а он опять. Ему синяков наставил — он снова.

Неспокойно мне. Все зашаталось. Почему?

10. Потому

В класс каждый день, как на пытку. Машка материт в лицо, Димка плюется, Сашка щелбаны сверхбольно ставит.

Слава Богу, все это в прошлом. Сегодня я сжал зубы и устоял.

Я Тебя узнал, почувствовал вдруг. Ты говоришь всем: «тело умрет, а душа бессмертна. Пусть душа управляет телом.»

Когда это так, то все нестрашно.

Мы победили.

11. Притча корабля

Когда люди сделали меня впервые, я повез их ловить рыбу, чтобы не умерли с голоду.

Когда беззакония людей достигли Неба, оставшиеся праведники построили

меня большим, и я уберег их от потопа. Увы, другие потом строили меня вооруженным, и я… убивал…

Но построил тогда Бог Главный Корабль, и я оправдан: мое дело — защищать и спасать.

11. Притча о корабле

Жил-был человек. Пришла в голову мысль: надо научиться доставать рыбу из моря.

Сделал корабль! Хорошо стало. Теперь за океан, пограбить: сделано. Ай, потоп!

Снова корабль выручает. Спаслись… нет, война: построим военные корабли. Еще спортом займемся. И роскошных яхт побольше.

Но Бог построил Свой Корабль. Церковь. Тоже корабль…

Не важно, что ты строишь. Главное — зачем.

12. Кто я… ау.…

— О, это мама. Хочу другой смартфон! Купииии. Да, в школе все норм. Только училка обижает. Уроки сделаю. Я побежал!

— Благословите, батюшка. Грешен, конфетку взял в пост, котлетку съел.

— Ха, Васька. Дарова, бро! Канеш, вот бабло, отжал у мелкого. Сиги купи, и валим.

— Кто?!? Смерть??!?! Неее… беее… это не яяя…

Поздно. Поделом.

12. Это Мы.

Когда ты вымотан до предела, когда руки не держат даже печеньку, в глазах мутно от слез, жестокие волны нещадно бьют тебя с кораблем, рев стихий выдавил мысли из головы, все безысходно мокро, холодно, друзья рыдают навзрыд, а корабль летит на честном слове — крикни одно: «Господи!» и станешь собой настоящим.

Вместе вы осилите.

Будь жив.

Встреча

Рассказ о том, как всё не так

Когда папа и в этот раз сказал: «ты сам думай, взрослый уже», я все-таки икнул. Да, он давно меня приучил к мысли, что я «сам с усами». Мне уже 14 лет, получил паспорт (так что теперь уже не Мишка, а Михаил Федорович!), сам себе покупаю вещи, езжу по городу на автобусах, записываюсь в кружки, умею машиной управлять, в классе всегда на первых ролях, на даче делаю что хочу — ухожу на речку, строю штабы в лесу, гоняю на мопеде…

Моя кругленькая физиономия чаще всего улыбается, потому что все в жизни у меня идет как надо.

И еще я, говорят, «крепкий от природы» — шире остальных пацанов, тяжелее, и еще я сильнее почти всех. Никто меня не мутузит, никто мне не страшен. Папы только боюсь, он строгий.

Значит, я уже взрослый совсем. И что желаю — то и делаю.

Чего еще мне желать?

А пожелал я пойти к пожилому и неторопливому Виктору Семеновичу. Он капитан «ушаковцев», моих друзей, а я давно хотел на яхтах научиться плавать. Отучился у него годик, и он пригласил нас, учеников, покататься на его большой яхте. Это двухмачтовый «Наследник», длинный низко сидящий в воде корабль, черного цвета, с большой руб­кой. Мне очень понравилось, отошли от причала — и яхта кааак полетела по воде!

Только вода бурлит и шипит, и ветер в ушах, и накренился «Наследник» слегка, напряг­ся как собака в охотничьей стойке. И так грациозно идет по волнам, изящно, очень при­ятно! Внутри кровати и газовая плита, нам сразу старшие матросы вскипятили чай, да­ли булочки, печеньки.

Я сидел, хрустел, пил, и мне это все стало еще интересней. И я почувствовал, что здесь совсем все по-взрослому.

Еще вспомнил, как Виктор Семенович рассказывал про старинных русских адмиралов, что они тоже начинали свою жизнь с хождения на похожих яхтах.

Павел Евгеньевич — второй капитан дружины ушаковцев — худой, слегка сутулый, с горбинкой на носу и всегда готовым добродушно усмехнуться лицом, также говорил о ботиках, ялах, шлюпках и яхтах, как о школьных партах для адмиралов.

Может, и мне адмиралом можно стать?

Решил: ушаковцем быть хорошо.

(«взрослый уже…», шепчет кто-то внутри…)

Потом ушаковцы построили маленькие яхточки из фанеры — «швертботы». Они и меня приглашали их делать, я там освоил всякие инструменты, научился клеить эпоксидными смолами, размечать заготовки, резать, грунтовать корпус, красить.

Яхточки у ушаковцев не такие, как в интернете (смотрел специально): черные, с широкой белой полосой по борту, а на полосе — как будто окна для пушек, «портЫ» называются. Спереди длинный нос и палка торчит под углом вверх, как на ста­ринных фрегатах. Вид классный! Бригантина какая-то.

Я когда сел в такой швертбот, дух захватило! Он как живой: не стоит на месте, ерзает подо мной на воде. Легкий, чуть ветер дунул — моментом унесся от причала! Я там сначала был шкотовым матросом, это когда сидишь у мачты и тянешь паруса за нужные веревки. Потом мне дали порулить. Ооо, этого не забыть никогда.

Схватил румпель дрожащей рукой, а тут ветерок рраз! Швертбот мигом вбок кинуло, мы с экипа­жем едва успели броситься на другой борт! И скорость тоже сразу разогналась, как у моторки! Я на что не пугливый, а сдрейфил и румпель выпустил. Лодочка сразу развер­нулась носом к ветру и встала как столб вкопанный, только волна плеснула внутрь.

Пока унял дрожь, пока пришел в себя, пара минут прошла. Пацаны в экипаже помогли — подсказали, что делать. Взял я снова румпель, повернул в нужную сторону, яхта развернулась и бойко полетела вперед. Очень острое управление у нее, чуть сантиметрик румпелем шевельнешь — прямо кидается в сторону.

Глазами моргнул, глядь — уже в берег воткнулся.

Вспотел пять раз, пока к берегу яхту привел. Когда вышел на пирс, оказалось — весь дрожу и ноги подгибаются. А считал себя спокойным и невозмутимым…

В общем, папа сказал «думай сам».

Я подумал: зовут в большое плавание. И причем туда, где я и так давно хотел побывать — в Севастополь. Сердечко мое стукнуло, капитан что-то еще говорил о трудностях, о слезах (при чем тут слезы, мы маленькие, что ли..?), о холоде и голоде, но я мимо пропустил — я ведь сильный, не трусливый, многое умею, так что ерунда все это. Лишь бы парни-матросы попались не сопливые.

…На четвертый день плавания стало понятно. Весь экипаж сопливый, кроме Павла Евгеньевича. Заступаешь на вахту — толстый белобрысый Леха сразу намылива­ется как бы невзначай юркнуть в рубку и там вроде карту изучает. Через десять минут вспоминаешь о нем, заглянешь в рубку, а он дрыхнет с широкой улыбкой! Саня долговя­зый сидит рулит, орлом глядит, а потом раз, и свалится в кокпит. Хорошо, что не за борт. Ваня, тощенький и белобрысый, вроде смотрит вперед, глазами хлопает, и вдруг нате: вылезает из-за паруса огромный ржавый танкер. Еле успеваешь отвернуть! Куда он смотрел? Почему молчал?

О, капитан проснулся, скоро смена. Я хлопнул кругленького Леху по спине, давай мол чайник ставь. Да забыл, что капитан сначала молится (как будто в церкви, смешно так), а потом уж чай все пьем. Леха после молитвы мне тихонько говорит:

— Чего он молится, как в кино? Мне так неловко от этого. А ты тоже, что ли, молишься? Я просто так стою рядом.

Я ему сказал, что так надо, и все тут. Дисциплину надо поддерживать, понимаю ведь!

Шестой день. Смену сдал — смену принял. Это мы так всегда делаем, когда рулевой меняется: новый вахтенный рулевой принимает управление и говорит: «руль взял», а старый рулевой отвечает «руль сдал», и с него тогда снимается ответственность за ях­ту. Теперь новый рулит, командует, отвечает за нас.

Пойду погуляю по яхте. Она старая у нас, ее десять метров длины многое повидали. Палуба давно не белая, а желтоватая, краска местами облуплена, леерные стойки кривоваты и некоторые шатаются, и в каюте тоже все не новое. И еще в ней в палубе щели есть, в них при шторме вода набрызгивается и протекает. Капает на койки, за шиворот затекает, когда лежишь. От этого не высыпаешься и потом ходишь сонный по кораблю.

Залез в каюту, она тесновата, но все нужное под рукой. Загляну-ка под койку, которая на корабле называется «рундук» — типа сундук, на который рухнешь и спишь (я так себе объяснил название). Там у меня фонарик есть для того, чтобы ночью светить на карту, а то яхтенный фонарь большой и неудобный.

Ну вот, вооружился, теперь я вообще все знаю и умею, никакая вахта не страшна. Хва­таясь за деревянные поручни в каюте, выполз наружу. Красота вокруг! Солнышко, тугой ветер пихается, волна бодренькая такая. Берега все дремучие, с густым лесом, слева пониже, а справа горки.

Меня сразу окликнул рулевой, это сейчас наш Ванька чернобровый:

— Возьми руль, Мишань, дай в туалет схожу!

— Ну, давай, только не как в тот раз.

В прошлый раз он так же попросился, а сам ушел на корму и там заснул. Я целых десять минут его будил.

Не, матросы у нас вообще «печалька». Что за люди, не понимают что ли, что надо меня слушаться?! Сколько раз им говорил, чтобы не спали на вахте. Сопливчики.

На десятый вечер капитан Павел Евгеньевич нас собрал перед вахтой, как обычно, у карты, и стал нам подробно объяснять наш маршрут. Туда ходи, сюда не ходи. Этого бойся, этого не бойся. Да знаю я!

_________

Привычно уселся на место рулевого. Окинул морским взглядом горизонт, вспомнил ориентиры с карты, которую только что смотрели, и задумался о жизни.

Вот чего мне не хватает?

Все есть. А чего-то тянет внутри, не понимаю, но ощущаю. По-моему… по-моему, мне пока непонятно, зачем я живу.

Так, в раздумках, тянулось время нашей вахты…

Внезапно прямо над головой оглушительно хряснуло небо.

Грохот, взрыв, выстрел!

Удар грома бахнул одновременно с молнией, шибанувшей в десяти метрах от борта. Осколки воды полетели в разные стороны, меня обдало озоном и жутким страхом! Быстро оглянувшись, я увидел страшные черные «когти» по нижнему краю огромной штормовой тучи. И как я ее пропустил!!

Стянуть большой кливер на палубу, быстро!!! Иначе нас всех порвет!

Следующие три часа моей вахты слились в одну длинную войну с рулем и безумными шквалами ветра. Яхту трепало, мачты било крупной дрожью от напряжения, ливень с бесконечными полотнищами воды, так что видно было только саму яхту и пару метров впереди нее. Хлестало от души.

Наши «сопливчики» сразу юркнули все в рубку, и оттуда торчали их огромные круглые глазищи. Потом стало еще более дико шпарить, но они уже очнулись и стали выползать наружу (суровый взор Павла Евгеньевича как бульдозер выгребал их…). Санек не юркнул со всеми, помог кливер смайнать, и теперь пытался с независимым видом усидеть на пляшущей палубе, остальные с уважением на его посматривали.

Капитан сразу моментом отреагировал на шквал, резко отдал все нужные команды, все проверил, и теперь неторопливо оделся во все штормовое, вылез на палубу, поправил паруса и сел рядом. Он был спокоен, хотя все вокруг свистело и ревело.

А у меня все внутри неприятно заныло, потому что стало доходить: что именно с нами случилось бы, ударь молния в яхту. Мы бы просто испарились бы вместе с яхтой.

Шторм еще крепчал.

Мои глаза метались от тучи к парусам, на компас и вперед по курсу, а мое «я» как-то за­ворочалось в груди. Страх стал непреодолимо вползать в меня. Стала чувствоваться прямо-таки «кожей тела» глубина воды под нами, хлипкость яхты (хотя раньше она казалась мне очень крепкой), и еще моя недолговечность.

Вспомнил, что мой дядя умер совсем недавно в возрасте 22 лет от нелепой случайности на работе. Сердце металось внутри груди, уже хотело выпрыгнуть наружу!

И вдруг я ощутил, как Кто-то большой встал рядом с моим правым плечом. Я дернулся поглядеть, кто же это появился на яхте? Никого! Но ощущение стало совсем устойчивым, надежным. Стало понятно, что Он даже не просто большой, а совсем необъятный. И еще какой-то чересчур спокойный, не по-человечески даже.

И еще добрый, или лучше — сочувствующий.

И всесильный.

Я тут же увидел свое «я» рядом с этим «Кем-то». Оказалось, что «я» совсем-совсем малюсенькое! Раньше думал, что я довольно большой и такой, что ли, влиятельный человек, а теперь даже радостно засмеялся: стало смешно от своей же глупости.

И дальше увиделось, что быть малюсеньким, это не значит быть нелюбимым. «Он» реально любит меня! Это ощущается всем собой, даже не знаю, как объяснить.

Ну, просто знаю это, и все!

И с этой секунды мне вдруг стали очень дороги мои сопливчики. Они маленькие просто еще, на 2—3 года младше меня, а я их презирал за то, что они не умели себя вести «как я». Дак я-то тоже не умел себя так вести три года назад!!

«Он» как-то дал понять, чтобы я не боялся штормяги, потому что она скоро пройдет безопасно для нашего «Наследника», и мы не погибнем. Не словами, а просто стало по­нятно, и все тут.

Я сразу вспомнил крапивинских «Святых Хранителей». Елки ж, какая чушь! Неужели он, Крапивин, не понимает, что это не Хранители, а Отец мира, то есть Бог? Ты вот как думаешь: такая Встреча бывает не у каждого? А может, и у каждого! Просто не каждый это хочет оценить и принять, и потому быстро забывает. Проще забыть Его, сделать вид, что Его нету, потому что если Он есть — то я обязан ради Него что-то делать, слушаться Его, и это трудно (я потом это понял).

                                       * * *

Ох, парни, я стал совсем другим. От старта прошло всего две недели, а мне вчера ребята сказали, что я перестал их ругать и презирать, и они этому очень рады.

Сегодня Леха вообще подарил мне кораблик, который сделал из твердого пенопласта. Я растрогался, даже слезинка выскочила из глаза, ведь гонял же этого Лешку всю дорогу. С Ваней тоже помирились, а то я его очень плохо обозвал, и мне бы­ло так же плохо по совести.

Когда шторм кончился, мы по команде капитана осмотрели наш корабль. Ветрище немного порвал нам один парус, а еще накидал веток с далекого берега на палубу. Сейчас светит ясное солнышко, так хорошо уже! Идем под моторчиком, и я только что сменился с вахты и вот пишу это все тебе, зная что ты не все сразу поймешь. Ты подумаешь, что это все выдуманный рассказ, а он не выдуман, а всамделишный.

По реальным событиям, как наш капитан говорит.

Я теперь тебе открою, чего мне не хватало. Мне Его не хватало, и теперь Он со мной. И теперь я узнал смысл моей жизни. В чем он?

Это ты, брат, давай сам ответ ищи. Что сам найдешь, то тебе намного дороже.

На халяву и уксус сладок?

«Оторви-да-брось» — так назвали бабки из соседнего подъезда моего другана Степку. Я его зову «Тапкой» за то, что он постоянно лезет тапать в чужие телефоны, как только те окажутся поблизости. А он сам, со своими вечно нечесаными серыми волосами и шмыгающим курносым носиком, зовет себя гордо — «Бумер». Ну, какой он «Бумер», когда он просто мой сосед по парте?!? Да многие лучше его знают, какая модель БМВ до скольки может разогнаться, и какая сколько весит. И еще я лучше всех из нашего пятого класса угадываю, что позади проезжает именно «бумер», по звуку его мотора.

А вот от чего меня завидки берут, так это от того, какой Тапка безбашенный. Никто луч­ше него не может нахамить по-взрослому!!

Ну пустяки. А рассказать я хочу историю, которая приключилась с нами позавчера утром. У меня до сих пор еще болит, не могу понять что больше: то ли животик от смеха, то ли ухи от пальцев Гири-мента.

Вот сижу я такой, значит, весь в драных синих джинсах и бурой курточке, после школы на бревне любимом, около страшно корявой и старой липы в нашем заросшем дворике. Утро. Солнышко осеннее. Гляжу наружу, на дорогу, которая видна через хлипкий заборчик. Дома у нас деревянные, старенькие тоже, вообще район прикольный: мы с друзьями жи­вем в трех почерневших бараках, а через дорогу от нас, справа и слева от моих окон, стоят ужасно вычурных форм домища за высокими заборами, с воротами на брелках управления, и туда бесшумно заплывают такие машины, от которых рот сам разевается. Кто там живет? Не знаю.

Знаю, что «они» живут на другой планете, так мне бабка Нюра говорила — «мы с ними живем на разных планетах». Откуда-то Ленка из класса знает еще, что это тайные бандиты, которые стали теперь адвокатами и директорами.

И посреди нас, инопланетян, непонятно зачем затесался большой белый монастырь. Он прямо перед моими окнами, и мне кажется, что он нахально влез промежду больших вычурных домов. Смотрится, как древний воин со щитом и мечом на крутой вечеринке. Я-то вижу, что туда ходят одни наши соседи — глупые бабки и один дедушка, а бандиты с соседних домов не ходят. Дядя Толя, который зовет себя «науч­ным атеистом» (мне так и хочется сказать — «научным аферистом»), давно всем рас­сказал, что бандиты его построили. Хотят свои какие-то грехи замолить, деньгами откупаются. В общем, нечистое там что-то.

Сам я тоже частенько забегаю туда, потому что там живет один большущий поп, весь черный: волосы, бородища, платье с юбкой (вроде ряса называется?) … так вот он очень радуется всем нашим школьникам, и когда кого из нас встретит — тут же захохочет, раз­двинет огроменные руки, схватит кто не успеет увернуться, и начинает мутузить: и под­бросит, и пообнимает, и косточки помнет, и погладит. И иногда, главное, конфеты дает.

Вот я и захожу иногда за эти тяжеленные зеленые решетчатые ворота, за толстые белые стены, и брожу с независимым видом, руки в карманы: типа так, погулять зашел. И сам высматриваю, когда тот поп вывернется из-за угла… а он быстро-быстро шагает, всегда торопится, и углядеть его вовремя — ой, непросто! Не углядишь, он тут как тут — нагря­нет сверху, как туча, обхватит ручищами и ну мять и хохотать!

Тяжело конфетки иногда достаются)))

В монастыре есть всякие домики. Вот если посмотреть сверху, как будто с квадрокоптера (фотки с него лежат в инете), то видно, что монастырь — это почти квадрат. Ближняя к тебе сторона — это та, на которую я смотрю из своих окон, с воротами. Дальняя — та, что выходит на реку Каму. Слева в квадрате стоит огромадная церковь. Белая, с темно-зеленой крышей, и со здоровыми золотыми куполами. Наверху кресты такие большие, что я не понимаю, как их туда затащили. Ворота, тяжелые и зеленые, прямо перед церковью. Церковь какая-то простая: никаких украшений на стенах, ни окон всякой разной хитрой формы. Вон, у соседних домов — что ни окно, то чудо: одно с фиолетовыми стеклами, другое в виде листика березового… и стены, то желтоватые и узорчатые, то красные бугристые, то зеленые полосатые. А храм — нет, весь просто белый. Еще левее высокая-превысокая колокольня, тоже белая. С нее, ребята говорят, ночью грешников скидывают. Я об этом даже думать боюсь!

Справа — пустынька такая маленькая, дворик, и еще правее несколько деревянных домиков. Почти таких же стареньких, как и мой дом. Над пустынькой склонились несколько берез, я думаю — они нарочно так склонились, потому что получается тень и не так жарко бывает по пустыньке гулять летом.

По углам пустыньки стоят машины попов (так мне Ленка говорила). Они всякие есть: и старинные «жигули», и новенький «фольксваген-туарег» недавно видел. Думаю, что главный поп на нем ездит. Машина толстая, и поп должен быть толстым…

Я боюсь вообще-то один ходить по монастырю, потому что там, говорят, может выско­чить страшный злой монах и сильно отругать меня. За что? Не знаю. Но боюсь.

Поэтому если захожу, то прогуливаюсь около выхода, чтобы чуть что — сразу улизнуть.

Позавчера так все и начиналось. Встал с бревна своего, подошел к воротам монастыря (школа во вторую смену, заняться нечем), как обычно поглазел, кто как кланяется при входе туда: смешно, как роботы, и с таким серьезным видом!

Домикам кланяются. Туповатый, видимо, народ. И ежу понятно, что Бога богатые придумали, бандиты, чтобы притеснять таких старушек, а они не понимают! Зашел вслед за каким-то старичком. Там за воротами сразу площадка небольшая из серой плитки, вот по ней я и стал прогуливаться — руки в карманы. Слева внутри колокольни «церковная лавка» есть: в лавке — красивые штучки, всякие картинки, цветные портреты в блестящих рамках (иконы называются), и на витринах сверкают до­рогие драгоценности.

Смотрю, мимо лавки Тапка бежит. Курточка серая, волосенки серые, мордочка тоже серая — немытая, что ли? Он меня увидал и рукой замахал сразу — давай, пойдем, мол! Я за ним, а он через пустыньку наискосок и к дальнему углу монастыря. Забегаем за деревянный дом, и натыкаюсь на троих наших пацанов из школы. Тапка возбужден, руками махает, что-то там объясняет всем. Мне один из ребят, Васька, перевел на русский язык: оказывается, Тапка встретил за соседним домиком монастырским пьяного попа, который сказал, что у них есть ненужный пароход, а на нем куча всяких интересных вещей. И в этот пароход нам можно залезть и взять все, что нам понравится! И совсем почти бесплатно, только за сто рублей всего! Вот халява-то!! И таинственно так, в настоящий пароход залезть!

На этом мы с Тапкой и погорели.

Он стал рыться по карманам, искать деньги. Нашел смятый червонец. Остальные заинтересовались (приключение же) и тоже вывернули карманы. Нет, нашли конечно еще рублей семь, но… куда интересней оказалась другая находка. У Борьки-торгаша, длинного нашего старшака, за пазухой нашлась бутылка! Он не знал точно, что в ней (стырил без палева у родителей), но важно сказал нам: «Да водяра это! А что не­понятная и без названия, так на халяву и уксус сладкий!». Я тут же брякнул — надо ее вместо денег дать!

Отдал я бутылку сильно повеселевшему попу, сидевшему покачиваясь на скамейке, и мы пошли с ребятами туда, куда он показал — в самый дальний конец монастыря. Заходим за баньку… и я рот открываю. Сколько мимо бегал, а глаза-то только сейчас разул: за кустиками и деревьями лежит там на брюхе самый настоящий пароход! Корабль железный! Больше автобуса!

Серый, ржавый немного, остроносый и с окошками на боках. Одно окошко без стекла, лесенка деревянная рядом лежит. Кто-то уже побывал тут. Ну, мы с пацанами рванули сразу туда лезть; попыхтели, лесенку приставили, забрались в окошко по очереди. Внут­ри страхово немного: темно. Закоулки разные. Пахнет старым кладбищем (это мне так кажется).

Боюсь, что сейчас какой-нибудь древний пират вылезет из-за угла и заорет пьяным голосом. Везде железные штуковины, на полу предметы какие-то, коробки, ящики.

Мы давай все открывать и тянуть к свету из окошка. Вася нашел якорь здоровенный, по­тащил и на ногу себе уронил — как заорет! Наверное, целую тонну тот якорь весит, конечно больно. Тапка быстрей всех пробежал везде, все обнюхал, и мордочка у него чего-то приуныла. А как не приуныть? Все интересное либо слишком большое, либо не­понятно зачем нужно.

В общем, поиграли мы там немножко в пиратов, попрятались в разных местах и полезли наружу. Когда отошли уже, я облегченно перевел дух и почувствовал — как это хорошо, что ничего не взял из корабля! Уж больно что-то давило внутри, как будто кто говорил постоянно — «уходи, вылазь, отойди, не бери ничего».

А Тапка… он как будто рожать собрался. Что такое? Курточка на пузе оттопыривается, и походка стала враскоряку. Спрашиваю, что он взял с корабля?

Только сопит и воротит нос в сторону. Так и дошли до тяжелых ворот, а дальше рассосались по домам.

Нет, это мы так хотели — рассосаться.

А Гиря, наш участковый мент, здоровенный дядечка с усами, так не хотел! Он хотел совсем не так, потому что внезапно возник у нас с Тапкой за спиной и уронил свои тяжеленные руки нам на плечи. Я сразу учуял, что дело пахнет керосином… корабль, может, заколдованный был, и не надо было туда лезть. Попы умеют колдовать, это все у нас в классе знают. Вот колдовство и навело на нас ментов, и они сейчас нас посадят в обезъянник и будут мучить наших мамок, чтобы те им денег много дали за нас.

И Гиря был сильно злой. Я дернулся было из-под его руки, так моментом был схвачен за то самое ухо — тиски слабее зажимают! Вторая рука Гири уже давила правое ухо Тапки. Дядя участковый гаркнул мне в зажатое ухо: «а ты знаешь, что сейчас чуть человека на тот свет не отправил?!? ГРЕШНИК!!!». У меня все внутри оборвалось.

Как же, думаю, так? Лазили же аккуратно, никто не поранился даже, а попа того мы и не трогали совсем… «…Пошто, окаянный, водку паленую подсунул?!?» — и тут до меня дошло. Бутылка-то Борькина… оёёй! Но как он догадался, что это я!?

Громким своим басом время от времени громыхая, Гиря с нами в руках маршировал к школе. Оёй… а там как раз на площадке выстроилась линейка мелюзги. А мы с ушами!

— Здравствуйте, товарищ директор! — это загрохотал Гирин бас.

— Доброго здоровья, товарищ инспектор! А что это у вас в руках?

— Разрешите доложить: попались на месте преступления!

— О, кого я вижу. И что натворили?

— Один вот (мое ухо было дернуто) пытался угробить человека, а второй… РОЖАТЬ СО­БРАЛСЯ!!!

Строй мелюзги рухнул прямо на асфальт. Ржание и гогот были слышны, наверное, даже в монастыре, за три квартала отсюда!

Сам Гиря не смог удержать больше наши ухи.

Вытирая от слез глаза, давясь смехом, он долго и громогласно рассказывал, как горе-пираты соблазнились «поповской» халявой и что из этого вышло. В бутылке, конечно, оказался именно уксус. Извлеченную из курточного брюха Тапки сложную штуковину Гиря экспроприировал (я с инета специально смотрел, как это слово пишется) и ушел отдавать обратно монахам. Нет, нас не посадили.…

Но уже третий день меня все зовут «уксусянцем», а Тапку «беременным пиратом».

Вот и скажите теперь, что нам делать: то ли смеяться, то ли плакать?!?

Внутри что-то шевелится, где сердце. Не могу понять, что.

                                       * * *

Этот день начался для меня привычно. Тело проснулось раньше сознания, смахнулось с кровати и бодро пошагало в ванную. После всех утренних процедур, после молитвенного правила, разогретый силовой зарядкой, я пришел в себя окончательно. Рубашка белоснежна, темная форма сидит идеально, документы на месте, барсетка в руках. Мой рост приучил слегка пригибаться в помещениях, вот и сей­час по привычке я чуть поклонился перед зеркалом… надо отвыкать, право слово. А то Гирей прозвали, а сам кланяется каждому зеркалу!

Семья в составе Любаши и миниатюрной Сашки еще мило сопела носиками в кроватках, нежные поцелуи их не разбудили, и я пошагал на утренний развод в свой родной участок бодрый и полный сил. Кто мог предполагать, что сегодня я буду ловить пиратов…?

Но профессия обязывает предполагать еще и не такое.

Получив вводные, разнарядку, амуницию и оружие, мы с напарником Дмитрием Санычем направились первым делом на обход вверенного района патрулирования. Вчера был церковный праздник — Рождество Пресвятой Богородицы. Я был в монастырском храме, отпросился со своей государственной службы на службу Божественную: на праздничную всенощную.

Теперь всенощные службы уже не идут, как это было тысячу лет назад, всю ночь; од­нако их торжественность и пышность сохраняются в полном виде, настраивая нас на особый лад.

Мне церковные службы стали понятны всего пару лет назад. До того я относился к священникам и богослужению просто с уважением, пока при задержании одного опаснейшего киллера не увидел сам своими глазами вмешательство Божие в земные де­ла. Не только я, но и двое сотрудников могли влегкую погибнуть тогда, а Бог не дал. Не увидеть и не поверить в существование Живого Бога для меня стало тогда просто не­честным.

Потом понял и смысл службы в храме: наши мозги настолько не понимают настоящей сущности жизни, что нам всем просто необходимо ежедневно подолгу объяснять себе самим, как всё есть на самом деле… только тогда ум проясняется и действуешь с пониманием, не поддаваясь на всякие подставы от бесов. И надо именно коллективно, соборно обращаться к Богу, Его Пречистой Матери и святым людям — чтобы осознать снова единство верующих во Христе, всю полноту Церкви.

Богослужение помогает сплотиться всем христианам вместе, ведь только через совместную жизнь с людьми человек может научиться любить и прощать… то есть стать больше похожим на Бога.

Это так я сам себе объясняю; не богослов, конечно, поэтому если хотите точнее понять — обращайтесь к священникам, не бойтесь. Они для того и поставлены Богом, чтобы отвечать и помогать нам.

Обойдя район, мы с напарниками договорились о встрече у массивных зеленых монастырских ворот и разошлись каждый в свою сторону: осмотреть территорию монастыря после праздника. Известно ведь, что наш народ всякое дело частенько «отмечает» слишком активно… праздники вот, хотя и церковные, тоже. Батюшка наш просил меня еще в прошлом году, помогать таким прихожанам очнуться и прийти в себя, если братия не уследит.

Иногда в наш монастырь заезжают «большие птицы» — мэр города, губернатор, местные олигархи нефтяные и торговые. Машины у них… закачаешься. «Фольксваген-туарег» из них самая дешевая, наверное. «Порше», «ягуары», «бентли»…

Раньше я думал, что они подленько пытаются «грешки отмыть», а когда сам пережил Божие касание, то понял — их тоже Бог коснулся, и они просто по- честному стараются прожить оставшуюся жизнь, помогая Церкви.

Зайдя на территорию, поклонился с радостью местному нестандартному товарищу: есть тут один монах, он не священник, а только диакон (помощник священника); но его все, увидевшие впервые, принимают за Самого Главного Супермонаха, потому что он здоровенный, заросший внушительной черной бородищей и очень общительный. Колоритная личность! Дети его любят, потому что он их тоже любит и конфетки раздает. А еще я знаю, что он несет серьезный молитвенный подвиг… и при этом не унывает никогда.

Тревога!

Услышав сдавленный вопль из-за баньки, я метнулся туда, мигом вспомнив план построек на монастырской территории.

Залетев за угол баньки, мгновенно оценил обстановку: стоит, качаясь, бородач в черном, запрокинул голову, глаза выпучил и сипит, хватаясь за горло. Конечно, такие картинки я уже видел — если бы не слышал крика, то подумал бы, что это приступ астмы; а крик сразу дал знать, что просто человек не того глотнул.

Схватил валявшуюся рядом бутылку, аккуратно нюхнул — уксус! Ну понятно, попил дядя водочки в православном монастыре. Бесы-то не дремлют, подсовывают всякие пакости. Быстро окинул взглядом местность: нужна вода. Да, вон кран из стены торчит — бегом проволок беднягу к нему, запрокинул голову, промыл как мог глотку, заставил вытош­нить проглоченный уксус.

Надо бы еще было его пооживлять, но взгляд гражданина сделался уже осмысленным и с губ было готово что-то слететь. Фу… мат-перемат!

Мне аж противно стало, сам не матерюсь давно.

А еще «косит» под монаха! В черное оделся, бороду отрастил. Зачем позорит монастырь, люди ведь думают — это монахи такие-сякие, пьют и матерятся!

Вот беда!

Фильтруя его словесный поток, понял, что его «кинули» четверо пацанов, которых он якобы просил сходить за бутылкой в магазин. Вот они купили и дали ему, невинному, и чуть не «отпустили на тот свет» без покаяния.

Неет, так просто дела не делаются. Понятно же, что так покупать отдавать бутылку уличные дети не станут. Значит, скорее всего, наш герой что-то им обещал за это.

Деньги? Непохоже, чтобы он был при деньгах.

Запугать явно не мог — не в состоянии.

А может, детки решили всучить ему уксус вместо водки, взять у него деньги и слинять? А откуда уксус взялся? Специально купили в магазине? Так бутылка-то явно не фирменная, без наклейки — уксус домашней выделки. Случайно оказалась у ребят? Ну положим. А деньги все-таки сомнительно, чтобы у товарища были.

Загадка. А я люблю загадки! Попробуем оглядеться вокруг. Секунду помолчать… помолиться Богу и своему святому, Георгию Победоносцу. Может… так. Это дети. Дети могут «купиться» на что-то тоже загадочное. Баня? Это просто закрытый на замок домик. Остальные дома на территории — заняты разными монастырскими организациями: библиотекой, воскресной школой, кельями. Там уличным сорванцам неинтересно, увы. Они пока не доросли ни до книг, ни до церковной школы, ни до общения со старцами.

А что, если… точно. За кустиками же стоит недостроенный корпус яхты монастырского детского яхт-клуба. Это мысль; пойдем посмотрим. Есть! Лесенка, следы на земле, выбитый иллюминатор. Осторожно засовываю голову… глаза привыкли к темноте, вижу разваленные ящики и коробки.

Мда, пошарились детки. Ну все — бегом их догонять, благо времени прошло немного!

Рысцой подбегаю к воротам монастыря, и вуаля, вот они! Бородач говорил — четверо, а тут двое, уже половина дела в шляпе. Походка пугливая, озираются.

Неслышно подлететь сзади и хвать!

Опешили. «Дяденька, отпусти, мы больше не будем!» — «Чего не будете?» — «Ничего не будем!»

По горячим следам, так сказать.. Дернулись бежать — схватил обоих за уши.

Интуиция подсказала, что делать дальше.

Рявкнул наугад правому пареньку в ухо: «А знаешь, что сейчас ты чуть человека не убил паленой водкой!?! На тот свет отправить захотел!?» Тот побледнел…

Краем глаза подметил, что у второго что-то оттопыривает курточку на животе.

Ладно, по пути разберемся.

Куда тащить?

На участок… нет. Что в монастыре, на святой земле, произошло, то надо по возможности миром решать — я так для себя понял. Домой развести и сдать на руки родителям? Лекцию коротенькую и увесистую каждому. Можно. Но что-то сейчас сердце не лежит к этому. Они ж не понимают еще ничего.

А что, если в школу?

Пока думал, мы уже почти у школы и оказались — ноги как будто сами принесли, даже удивился. А, вот что! Утренник детский там у младшеньких! Стоят, симпатяги, в беленьких рубашечках, девочки в бантах, мальчики в жилетках. Вот что мы сейчас сделаем.

— Здравия желаю, товарищ директор!

— И вы здравствуйте, товарищ инспектор!

— Здравствуйте, товарищи орлы! (это я к ребяткам в беленьких рубашках)

— Здрааааа!

— Товарищ директор школы! Разрешите обратиться!

— Разрешаю. А что это у вас за… чего они натворили?

— Это, товарищ директор, наши с вами два гражданина. Настоящие, живые граждане России. Но один сегодня хочет нам рассказать, что никогда!!! больше не будет давать людям неизвестные жидкости! А второй… что никогда больше не будет РОЖАТЬ!!

И хлопнул Тапку по животу.

Из которого выпало сложное стальное устройство, утащенное с того корабля…

Я потом, еле сдерживаясь от смеха, долго просил прощения у директора за то, что утренник превратился в бурное веселье прямо на асфальте. Мальчишки и девчонки хохотали, подпрыгивали и показывали пальцем на наших героев…

                                       * * *

Через два года я присутствовал в составе наряда полиции на освящении той красавицы — яхты монастырского детского парусного клуба. Было много народа, торжественных ре­чей, флагов и детей в кадетской форме.

Мощный кран плавно поднял сияющую черным глянцем бортов яхту и аккуратно опустил на воду.

И… я был очень рад видеть в числе первых ее матросов, взошедших на борт, моих дорогих сердцу сорванцов — Степку и Эдика, в прошлой жизни «уксусянца» и «беременного пирата».

Космическая вахта

Космос всегда рядом

Волнение мое достигло предела. Мои гладкие темные волосы, кажется, потрескивают от скопившегося в них электричества. Говорят, что у меня узкие глаза, но сейчас они наверняка «по пять копеек». Нечасто бывает, что сердечко пытается выпрыгнуть из груди. Я впервые в жизни ощутил, как бьется мое сердце, где-то лет семь назад; с тех пор оно так стучало только один раз. Это когда меня зажали пятеро старшаков в пустом коридоре школы. Уже вечерело, видеокамера этот угол не брала, и я реально испугался — они и убить могли (я так думал). Среди своих-то я уверенно себя чувствую, а эти… давно и курят, и пьют, и ножи в карманах. Страшно было.

Сейчас сердце опять трепыхалось.

Мы уже три недели шли на нашей яхте по рекам и водохранилищам. Иногда река извивалась узкая, как желудок змеи; иногда расширялась километров до пяти. Один раз мы пересекли «лужу» (так ее называет наш капитан) размером, наверное, километров двадцать — берега были еле видны.

Но все-таки видны!!

И потом, это не море. Ну не знаю, как объяснить? Море соленое. Большое, громадное. Торжественное, что ли. Величественное. Там дельфины, акулы. Или моржи с китами. Если даже их не видишь, то все равно, сознание их близости не покидает — ты знаешь, что они рядом.

А это река; здесь все привычное, рядовое, каждодневное. Плоское какое-то. Рыба речная, водоросли речные, берега близкие речные… корабли тоже речные, кстати.

А ТАМ — нечто совсем иное.

Ну, это я делюсь ощущениями просто. Я не знаю, как там будет на самом деле, адумаю, что так.

И вот — Капитан вчера вечером объявил, что сегодня мы выйдем в открытое море. Он сказал мне: «Федор! Тебе, как старшему матросу, доверяю быть рулевым на морском переходе. Держи вахту на контроле, вспоминай все, чему тебя учили, и не забывай молитву».

Бам-бам-бам! Частые удары ладонью по палубе! Изнутри яхточки они слышатся очень громко: здесь как внутри барабана находишься. Представил, что ты внутри барабана, и кто-то начинает дубасить по нему ладонью?

С койки меня все-таки эти удары не сорвали, но разбудили — сон слетел. А сорвал могучий крик вахтенного матроса прямо мне в ухо:

— ПАААДЪЕЕЕЕМСмена вахты!!!

!!!!

Тело сдуло с коечки. Издевается, да?! Ладно. Знаю, что это он от радости так, что его вахта кончилась. Не буду его за уши драть)))

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.