Бесплатный фрагмент - Гимназистки

Глава 1 Перекресток

Май 2029 года. В сердце центральной части России, сверкающий утренним майским светом, раскинулся такой патриархальный Киров.

Погода располагала к прогулкам, и мы с подругами решили встретиться.

Ветер несмело шевелил подол моего плаща, накинутого на плечи на случай внезапного похолодания — май он такой обманчивый.

Наташа стояла на перекрестке в ярко алом платье и ждала нас.

И не холодно ей — промелькнула мысль.

— Отлично вчера юбилей отметили, — вспомнила Наташа.

— Ага, до сих пор голова болит, — согласилась я.

— Привет, ты куда Макса понесла? — спросила меня Таня, подходя к нам на перекрестке Октябрьского проспекта и Преображенской улицы.

— К тебе, ты же у нас ветеринар, — посмотрела я на своего бенгала, который безрезультатно пытался выбраться из переноски.

— Пошли по проспекту прогуляемся, а то Чарли сейчас на собственном поводке повесится, — позвала Таня.

— Пошли, подышим не свежим воздухом города Кирова, — согласилась я.

Как будто подслушав мои мысли, одна из представительниц отечественного автопрома шумно чихнула выхлопом.

— Топливо намешали, наверно, вот и стреляет, — просветила нас Таня, единственная из нас, имеющая водительские права.

Разговор перешел к воспоминаниям встречи выпускников. Обсудили, как поредел наш класс за сорок лет со дня окончания школы, а нам всего-то по пятьдесят восемь в своем большинстве. Мы прогуливались вдоль аллеи, расположенной посередине Октябрьского проспекта.

Престарелый такс Чарли, быстро сделав свои собачьи дела, больше никуда не спешил, а вальяжно переваливался с боку на бок.

— Даже птиц не гоняет, как раньше, — заметила Наташа.

— Ага, и морда поседела, — согласилась Таня. — А с Максом что?

— Глаза плевятся, — пожаловалась я.

— Ну, у бенгалов глаза — вообще слабое место, — резюмировала Таня.

— Максу уже восемь лет, мне его дочка на пятидесятилетие дарила, — напомнила я.

— Помним, помним, — кивнула Наташа.

— Что это, — подняла я голову.

Над нами начала кружить черная птица, Макс притих в переноске, а Чарли плюхнулся на землю и только глазами сопровождал неспокойную пернатую.

Мы с подругами по примеру Чарли, носами кверху наблюдали за кружащей над нами птицей. Вокруг нас образовался плотный туман, голова закружилась.

***

Туман рассеялся, а мы оказались сидящими в коробке, обитой тканью. Я нащупала ручку дверцы, и она со скрипом подалась. Я вышла первая и огляделась. Коробкой оказалась черная, покрытая лаком карета, стоявшая на проезжей, неширокой, немощеной улице.

— Что за хрень, — переглянулись подруги, спрыгивая одна за другой со ступеньки кареты.

Я попыталась ее обойти.

Похоже больше на фаэтон, хотя, впрочем, какая разница, однозначно по улицам Кирова такой транспорт не курсировал уже более ста лет, — мысленно удивлялась я. Заметила застекленное и зашторенное черной занавеской окошко. Фаэтон был запряжен в пару гнедых. Обходя странный транспорт вокруг, резко остановились, заметив, как на нас со скоростью пары лошадиных сил несся конный экипаж. Кучер вовремя отвернул, чтобы не столкнуться с непутевыми девицами и крепко выругался в наш адрес.

Едва успев отскочить на обочину дороги, мы услышали призывный голос мальчика:

— Покупайте Вятскую газету. Только у нас свежие новости. Заканчивается славная эпоха правления русского монарха. Александр III находится при смерти. После смерти императора, на российский престол взойдет его сын Николай.

— Может, кино снимают, — предположила Наташа.

— Тогда бы здесь было все огорожено. А нас бы на территорию съемочной площадки не пустили, тем более в современной одеж…, — не успела закончить мысль я, и мы уставились друг на друга.

Мы стояли в гимназистских черных шерстяных платьях с передниками и уложенными в кольца на голове косами. Выглядели мы как копии с фотографий нашего выпускного альбома, только в старинной версии.

— Да ладно, — выразила общую мысль я.

— Раз пророчат на царствование Николая, значит, сейчас примерно 1894 год, — вспоминала Наташа историю.

— Нас закинуло на 135 лет назад, Черт. Черт, Черт.

Я озиралась по сторонам, втягивая в себя окружающий воздух.

— Света, ты чего вынюхиваешь? — удивилась Таня, глядя на то, как раздуваются мои ноздри.

— Газом от транспорта не пахнет, — созналась я.

— Зато конским навозом воняет, — принюхалась Таня.

Я заметила, что к моим ногам боком жмется мой бенгал.

Макс помолодел лет на семь.

— А куда делась переноска? — удивилась я и подняла кота на ручки. Погладила, успокаивая его, он благодарно боднул меня в подбородок.

— Чарли, — крикнула Таня, и молодой таксенок прибежал звонко гавкая на всю округу и виляя длинным, тощим хвостом.

— Что делать будем? — посмотрела я на подруг.

— Прошу вас сесть обратно в карету, барышни, — прозвучал голос в наших головах. Кот прижал уши, пес перестал бегать и плюхнулся на заднюю точку.

Птица, которая кружила над нами во время прогулки по Октябрьскому проспекту, оказалась вороном. Он передавал нам свои мысли, и мы его понимали.

— А кто на козлах был, ты чтоли? — удивилась Таня.

Ворон неспешно опустился на крышу фаэтона, и мы смогли его рассмотреть более подробно с близкого расстояния.

Ворон смотрел на нас своим пронизывающим и внимательным взглядом, будто гипнотизировал.

— Нет, барышня, сейчас Федька вернется и отвезет вас домой, он за газетами для хозяйки пошел, — пронесся ответ в голове.

— Во, попали, куда попали, — оглядела нас Таня.

Через минуту к нам подбежал симпатичный парень лет шестнадцати, голубоглазый, с нечесаными русыми патлами. Проведя по волосам пятерней, быстро поклонился и запрыгнул на место кучера, под мышкой у него были свернуты трубочкой газетные листы.

***

— Что будем делать? — спросила Таня.

— Здесь мы точно оставаться не будем, — решила Наташа.

— Поехали, посмотрим, — позвала я.

Ехали мы, не спеша. Впереди показался деревянный мост через реку Вятку, но мы свернули направо. Дальше путь шел вдоль берега реки.

— Куда это нас везут, — не унималась Таня, поглядывая в окно фаэтона. И ворон, и кучер ее вопрос то ли не расслышали, то ли проигнорировали.

А мы тем временем подъезжали к тому болоту, которое в будущем будет гордо зваться Вересниками, а ныне слобода Большая Кикиморская. С одной стороны дороги тянулись склады, деревянные избы, украшенные резными наличниками, с другой: Вятка-матушка с баржами и мелкими плоскодонками, транспортирующими товар местных ремесленников. Пароходы, выпуская черный дым, величественно везли важных пассажиров. Погода стояла теплая, навигация по реке уже открылась. Среди ив и тополей на окраине слободы стоял добротный деревянный домик с садом. Округа радовала молодой листвой, а органы обоняния напрягались запахом конского навоза. Начало мая выдалось сухим, слякоти не было. Дорожка к дому была плотно уезжена. Отлично, даже туфли не испачкала. Это я к тому, что в двадцать первом веке на все лады пресса жестко критиковала наши кировские дороги. Поэтому никто из нас не питал надежд на то, что в девятнадцатом веке качество дорог будет лучше.

Мы зашли в дом по настоянию ворона. Федор, с видом заправского конюха, начал распрягать лошадей. Размеры дома снаружи оказалось обманчивым, изба оказалась просторной.

— Хоромы какие, а с виду не скажешь, — заметила я и принюхалась, в доме пахло мелиссой.

— Эльга, я их привез, — раздалось у нас в головах.

— Ладно ли прошло все? — спросила старуха.

— Да, — ответил немногословный пернатый.

— Заходите, барышни, не бойтесь, я молоденькими девами не закусываю, — усмехнулась узкоглазая, аккуратно одетая в льняное платье с темным передником, старуха. Седые пряди выбивались из-под цветастого платка.

— Якутка, что ли, — вырвалось у меня.

Старуха вопросительно посмотрела.

— Кожа белая, без желтого тона, значит не китаянка и не кореянка, эпикантусы в углу глаз говорят об азиатских корнях, цвет радужки не карий, значит северянка, — ответила я на немой вопрос.

— Почти угадала, барышня, я эвенка, с Севера в ваши края пришла. Позже свою историю вам поведаю, давайте наперво с вами разберемся, — посмотрела на нас старуха своими бесцветными бледно-голубыми глазами.

— Долго в пути были, истомились барышни, сейчас трапезничать будем, пост миновал, с апреля ужо разговелись, — пригласила жестом она нас за стол, разливая по глиняным стаканам молоко и ломая горячий каравай. От хлебного аромата рот наполнился слюной.

— Как мы здесь оказались? — Наташа оглядела комнату, тканые половики на полу, ситцевые шторы на окне.

— Можно нас обратно перекинуть, домой? — умоляла Таня.

— Я вас сюда не для того переместила, дабы обратно возвращать, — возразила старуха.

— Мы попали в магический мир? — обнадежилась Таня.

— Бог с тобой, что мелешь-то, барышня, — уставилась на нас старуха как на полоумных.

— Сейчас нам палочку волшебную выдадут, — улыбнулась я. — Не, обращайте внимания, она книг про попаданцев начиталась.

— Я их читаю, а кто-то их пишет, не будем показывать пальцем на того, — покосилась на меня Таня.

— Довольно, — рыкнула старуха. — Выбору у вас нету. В земли вятские явился колдун, коий для своих обрядов пользует юных девиц. Он скрал души трех гимназисток, приставы отыскали их тела в подвале гимназии в коме, я призвала ваши души в эти тела, и вы смогли в них зацепиться только потому, что вы кровные сродичи этих девиц, — рассказывала старуха.

— А мы тут при чем? — удивилась Наташа. — И как по-вашему мы будем общаться с нашими потенциальными семьями? Они же сразу поймут, что мы не они.

— Вы из благородных семейств, гимназию лишь недавно окончили, а тут такое. Три бездыханных девы явили мне прошлым днем, ибо в губернской больнице дохтора молвили, что они бессильны. Сродичам вашим я поведала, что вы весьма слабы, находитесь в беспамятстве, что пробудете у меня полное лето, покамест не восстановитесь до конца. За это время вы усвоите мои веды и поможете погубить колдуна. Стара я стала, одна с ним не справлюсь, а вы трое и губернии и себе споможете, — закончила она.

— А как мы себе поможем?

— А так, что это ваши прародительницы, и ежели они погибнут, то не будет ни вас, ни ваших близких в вашем грядущем. Вы проживете здесь полную жизнь и в свое время переродитесь снова в своем мире, — резюмировала старуха.

— А как же души наших родственниц? — уточнила сердобольная Таня.

— Их я уже вызволить не смогу, — созналась старуха.

— А на что мы будем жить? — уточнила расчетливая Наташа.

— А как мы будем ловить колдуна? У вас есть план? А мы снова не пострадаем, раз он уже украл наши души, что помешает ему это сделать снова? — завалила я вопросами старуху.

— Для этого вам придется усвоить мою науку, — ответила Эльга.

— Феоклист мне поведал, что одна из вас сродни нашего счетовода, то есть истину умеешь выделить, — размышляла Эльга.

— Это называется анализ, — высказалась Наташа.

— Не умничай, и поменьше мудреных слов молви, — окоротила ее старуха.

— Чтобы выискать колдуна, пойдешь служить к Сергею Ивановичу Медякину. В жандармерию или полицию тя не возьмут, а барон сей хитроумный частным сыском промышляет, за секретаря побудешь, да с бумагами подсобишь, поищи сведения о девках пропавших. Думается мне, что ваши прабабки не единственные девы, кои пропали за последнее лето, — начала строить планы старуха.

— И он меня примет на работу? — удивилась Наташа.

— Его как раз наняли искать пропавших барышень высокопоставленные чины, вот он и гонится по следу, а я ему помощь в деле сем обещала. Барон не отвертится, примет тя, никуда не скроется, — заявила старуха.

— Ты, — ткнула она пальцем в Таню, — будешь помощницею Петра Петровича, нашего патологоанатома в губернской больнице, я с главным врачом согласую то.

— Я, собственно, ветеринар, — возразила Таня.

— Ведаю, но коновалами, у нас мужчины служат, ветеринарные пункты в основном лошадок пользуют, тяжко тебе будет с большими животинами управиться. А так, може чего странное среди убиенных девиц сыщешь, — заявила ей старуха.

Таня совсем сникла, возиться с трупами очень не хотелось. Но для себя решила, что это временно, найдем колдуна, и она выйдет замуж и не будет ни о чем печалиться. Мотнув головой в знак согласия, она присела на корточки и погладила Чарли.

— Эй, писательница, — очередь дошла до меня, и она ткнула в мою сторону пальцем.

— Ага, Агата Кристи, — хохотнула Наташка.

— Станешь корреспондентом, соглашение с редактором Сергеем Антоновичем Андреевским я устрою, пойдешь в Вятскую газету, в Губернские ведомости тебя вряд ли примут, даже связи кровные не подсобят.

Все известия свежие в руках репортеров, так что не проморгай значимое, надеюсь это поможет нам в сыске сего лиходея.

— А как я буду работать корреспондентом, если не знаю вашей письменности? — удивилась я.

— Не лукавь, девка, Феоклист сказывал, что ты у себя там три класса церковно-приходской школы окончила и нашим языком ведаешь, — злилась старуха.

— Я читать умею, а писать, нет, — возразила я.

— И мы не умеем, — присоединились подруги.

— Ладно, выучу вас грамотству, чем вы только в своем веке маялись, — удивилась старуха.

— А если мы пересечемся с родственниками? Мы их даже не знаем в лицо? — продолжила я.

— Я не велела вашим сродичам, прежде целого месяца вас навещать, а дальше фамильяры вам подсобят, — пояснила старуха.

— Какие фамильяры, — вырвалось у Тани.

— С которыми вы ко мне явилися, — ткнула пальцем в Чарли старуха.

Макс забрался под скамейку и не высовывал носа. Не похоже на него, — заглянула я под лавку и погладила котика.

— Вам придется с ними почаще беседовать и учиться их разуметь, — начала старуха.

Эльга быстро налила две плошки молока и позвала пса и кота.

На удивление наша живность осмелела и подошла к еде.

Макс с жадностью начал лакать молоко, видимо, проголодался, Чарли последовал его примеру. Старуха бросила псу пару кусков хлеба, которые Чарли мгновенно проглотил.

Довольный Макс вдруг запрыгнул на колени к ведьме, она ласково погладила котенка, в это время беззвучно шевеля губами. Потом, почесала за ухом Чарли, не переставая бубнить.

— У меня нет фамильяра, — с облегчением выдохнула Наташа, что разговаривать с животными не придется, сомневаясь в здравом уме пожилой женщины.

— За тобой Феоклист покамест присмотрит, потом изберешь себе кого-нибудь, — сказала старуха.

— Феоклист — это ворон, который нас сюда притащил? — уточнила я.

— Да, весьма мудрая птица, однако, он и мне надобен, так что скорей определяйся с фамильяром, — обратилась она к Наташе.

— Феоклист, спроводи ее завтра в лес, дабы себе кого присмотрела, — приказала старуха ворону. Тот согласно каркнул.

— В апреле у нас вылупляются птенцы, к маю воронята окрепнут, да и на крыло станут, изберешь себе птенца да имя дашь, — наставляла Эльга.

— А почему не кот или пес?

— Чересчур долго ждать, покамест подрастет и возиться долго, у твоих товарок уже подросшие кутята, их можно учить, и они привыкли к своим хозяйкам.

— Пойдемте, барышни, покажу вам вашу светлицу, — позвала старуха.

— Мы что, вместе будем жить? — воспротивилась Таня.

Нам с Наташей это тоже не понравилось.

— Потерпите, дома будете капризничать, — усмехнулась старуха.

— Но тут ведь много комнат, — спросила я.

— Эта светлица моего внука Федьки, — показала она на дверь, рядом с нами.

— Эта зелейная, я в ней отвары варю, да настои делаю от разных хворей, — прошла она дальше.

— В этой болящих врачую, — открыла нам дверь и показала на три широкие лавки, накрытые стегаными одеялами и стол со стулом.

Мы зашли в свою комнату, в которой находились три деревянные кровати, с резным изголовьем, и напротив каждой красовался большой крашеный сундук с крышкой на железных петлях.

У окна стоял длинный стол с тремя стульями. На столе лежали три толстые тетради в кожаных переплетах, стопка серых листов, стакан с химическими карандашами и подсвечник с восковой свечой.

— А зажигалка где? — спросила я. — Чем свечу зажигать?

— Короб со спичками на полке у печи почивает, — поняла она.

— Общага, — прокомментировала Таня.

На веревке над окном была закреплена ситцевая бледно-зеленая штора с вышитым по краю старинным орнаментом.

— Сей узор — ваш оберег, сюда никто не сможет проникнуть без вашего ведома, пока сами гостя не позовете, — пояснила старуха.

— Руны, — прокомментировала я. Она кивнула.

— Перемалюйте их себе в тетради и на сердце удержите, чтобы с закрытыми очами могли начертать, — высказала пожелание старуха.

— В сундуках нарядья гляньте, их ваши сродственники привезли еще вчера.

А ныне запомните: красная ордь — писательнице, имя-то у тебя редкое, видно, матушка твоя баллад начиталась.

* (Баллада «Светлана» написана В. Жуковским в 1813г, одно из самых известных произведений того времени).

— Ну да ладно, корреспонденты зачастую себе диковинные имена выдумывают. Да еще и аура у тебя красная, сильная, жаркая, тебе придется научиться держать свои капризы в узде, — просветила меня старуха.

— У тебя ордь синяя, — показала она на кровать Тане.

— Энергия твоя яко туман или река, все острые углы обтекает, она умиротворяет. Смотри, реку свою в топь не обрати.

— А тебе достается желтая ордь, энергия твоя за безопасность и рассудительность стоит, чересчур расчетлива ты, памятуй, не всяк муж бабу прозорливую стерпеть может, — обратилась она к Наташе.

— С утра начнете учиться даром своим владеть, с фамильярами речь вести, да письму нашему обучаться, а ныне — спать, — приказала старуха и задула свечу.

Мы рухнули на кровать без сил: хоть и не слишком утомились физически, но перенесенные нервные потрясения изрядно измотали.

Даже не было сил обдумать произошедшие события. Мы не балуемся наркотой и не курим травку, так что это точно не галлюцинация. Да и в коллективное безумие не верится — может, это был сон. Вот завтра и посмотрим.

Утро застало нас с петухами все в том же 1894 году. У Эльги не было другой живности, кроме Феоклиста и пары гнедых, но вот соседские петухи драли глотки почем зря.

Сад впечатлял и размерами, и ухоженностью, а ведь она старуха древняя, интересно кто ей помогает. Вскоре мы это выяснили.

— Пока не шибко жарко, надо посадить овощей, — распоряжалась старуха, управляя нами. Мы копали грядки, сажали лук, репу и какую-то неизвестную траву с терпким запахом семян. За домом стоял глубокий колодец, и цепь медленно наматывалась на барабан, пока я вращала рукоять. Ведро, наконец, появилось в пределах досягаемости.

— Достаньте его, — попросила я подруг, придерживая рукоять.

Набрав полную бочку, стоявшую под водостоком сбоку от дома, мы умылись и пошли есть, завтрак один в один был похож на вчерашний ужин.

— Эльга, расскажи о наших семьях, — попросила я, отламывая ароматный кусок от каравая и запивая его молоком.

— Оттрапезнуйте сперва, потом письменству начнем учиться, а потом и о сродствениках ваших поведаю, — возразила старуха, жуя хлеб.

— Странно, старуха такая старая, а зубы целые, — заметила я.

После завтрака вернулись в нашу комнату.

— Ну, что, барышни, садитесь, внимайте да записывайте, — начала старуха, положив перед нами алфавит, объясняя правила правописания.

— «Еръ» есть на конце почти всякого слова согласной кончающегося, а едаже оно мужскому роду знак: Александровичъ, например. Да что я молвлю, Федька вчера газет для вас купил, гляньте их, на чтение испытайте.

Глава 2 Новая жизнь

Я взяла Вятскую газету, Наташа пыталась прочитать Губернские ведомости, Тане досталась Вятская Речь. Мы пробежались глазами по страницам.

— Много архаичных слов, на это читать уйдет уйма времени, — высказалась Татьяна, глядя на нас.

И я начала читать вслух:

— «Печальные вести с России: известия о здоровье Его Императорского Величества Александра III порождают сеять глубокую тревогу среди всех верноподданных. Монарх, чей державный ум и крепкая рука долгое время служили оплотом для Российского государства, находится на грани жизни и смерти. Очевидно, что трон перейдет к наследнику Цесаревичу Николаю Александровичу. В сие важное время благородная общественность великие надежды на будущего императора возлагает, веруя, что он с честью продолжит славные традиции своих предшественников, мудростью и справедливостью в управлении Великой империей руководствуясь. Вера в крепость династии Романовых вселяет надежду на мирные и плодотворные времена» — корреспондент Вятской газеты В. И. Леднев.

— В принципе, понятно, что пишут, — решила Наташа, откладывая газету на стол.

— Дело в том, что мы должны научиться говорить, как местные, избегая современного акцента, — сказала я.

— Надо больше прислушиваться к Эльге, она вроде бы грамотная и писать умеет, — предложила Наташа.

— Выйдем на новые места работы и будем подражать местным, — высказалась Таня.

***

Через час к нам зашла Эльга и позвала нас в лес. Феоклист, Макс и Чарли сопровождали своих новоявленных ведьм, как верные фамильяры.

Шли неспешно по городской черте, пересекли Николаевскую и Ивановскую улицы. Вышли к Ямской площади, а дальше по деревянному мостку через узкую нитку — Хлыновку.

Лес был хоженый, видно, что горожане не гнушаются пользоваться его дарами. Однако утоптанными тропами старуха нас не повела, и нам пришлось пробираться сквозь чащу. Перепуганные птицы взмывали с насиженных мест.

— А зачем мы в лес идем, за грибами и ягодами еще рано? Наташе фамильяра искать? — отворачиваясь от назойливой ветки, пытающейся выколоть глаза, спросила Таня.

— Трав собрать, ибо некоторые из них в это время в силу вступают. Меня все Эльгой-травницей кличут, за травами да настойками ко мне бегают, — рассказывала старуха.

Мы переглянулись, кроме зверобоя, ромашки и подорожника мы особо ничего и не знали, о чем и поведали Эльге.

Старуха снова посетовала на нашу дремучесть.

— Зверобой в цвету собирают, — пояснила она, — рано еще.

Через полчаса продирания через кусты и буераки мы вышли на поляну, залитую солнцем. Обдирая с подола колючки и прилипшие листья, огляделись. Красота. От созерцания прекрасного нас оторвала Эльга.

— Гляньте, это безденежник — он от испуга и нервных потрясений, это тысячелистник — он раны врачует, крапива — кровь останавливает, о ромашке вы сами знаете, — показывала старуха.

Мы набрали трав целые корзины, и вдруг наш ворон громко каркнул.

— Ступайте скорее, нас Феоклист зовет.

Пройдя поляну, снова забрались в непролазные дебри, длинные подолы юбок цеплялись за каждый куст.

— Черт, как же джинсов не хватает, может брюки в моду введем, — предложила Таня.

— Не призывай черта, явится ведь. В сундуках ваших амазонки для верховой езды я видела, с мужскими портками, срам один, — выдала нам старуха.

— Мы, что, должны уметь верхом на лошадях скакать? — по-своему оценила Наташа услышанное.

— И музицировать, — рассмеялась я.

— А вы что, не умеете ли? — удивилась старуха.

— Нет, — хором ответили мы.

— Да что же вы за неучи такие, чему вас там в вашем веке обучали, — злилась старуха.

— Ну, почему, мы вполне прилично играем на нервах, — резюмировала я.

— Умная, вижу, — язвительно бросила она.

Я поспешила отскочить в сторону.

Ее клюка, на которую она опиралась всю дорогу, взмыла вверх. Теперь Эльга пыталась меня ей стукнуть, но дотянуться не смогла.

— Бить детей, непедагогично, — выдала я, косясь на старуху.

— Дитятки, — хмыкнула она. — Учились бы усерднее, без побоев бы обошлось.

— Мы так не договаривались, и не напрашивались в эти тела, это вы нас сюда призвали, и будьте добры вести себя адекватно, — выдала Наташа.

А старуха еще сильнее разозлилась:

— Продолжай-ка разговаривать мне.

Ворон сидел на толстой ветке ольхи и вслушивался в нашу перепалку.

— Кого ты мне привел, — бросила старуха на него косой взгляд.

— Не гневайся, хозяйка, они разумные, университеты окончили, — пытался успокоить ее Феоклист.

На верхней ветке было гнездо. Туда периодически залетали и вылетали черные как смоль воронята.

— Лезь, выбирай, — приказала старуха Наташе.

Наташа обошла вокруг дерева, потрогала на прочность нижние ветки и отошла в сторону.

— Феоклист, а ты не мог бы мне помочь выбрать фамильяра? — попросила она, косясь на старуху.

Ворон подлетел к гнезду, схватил одного птенца и выронил его прямо в ладошки Наташе, которые она подставила лодочкой.

— Имя фамильяру придумать хватит толку? — вопросительно посмотрела старуха на Наташу.

— Нарекаю тебя Лок, — выдала пафосно Наташа.

— Что за клок сей? — удивилась старуха.

— Не клок, а Лок, жил такой философ в семнадцатом веке Джон Локк, вот в честь него и назвала, — начала объяснять Наташа.

— Все у вас с выкрутасами, одно слово — аристократки, что в этом веке, что после, — покачала головой Эльга.

Мы возвращались домой, когда старуха продолжила нас учить.

— Общайтесь с фамильярами, со временем они начнут вашу речь разуметь и ответ дадут. А до тех пор наблюдайте. Фамильяр чует зло, и, если против вас кто намеревается на лихое, он вам подскажет. Ваших сродственников он тоже распознает, ведь призван охранять ваш род, а уж зов крови он завсегда определить сможет, — учила нас Эльга, по пути притаптывая пыльную траву.

— А если родственник затаил зло? — спросила я.

— Защитит, — обнадежила старуха.

— Постойте чуток, надо к трясине наведаться, — оглядевшись, позвала нас Эльга сделать небольшой крюк.

В одном месте Хлыновка разлилась и заболотилась. Вот туда-то мы и направились.

— А-а-а, — закричала Таня, первая увидев гадюку.

Мы отскочили следом.

— Вот вы то мне и требны, красавицы мои, — заулыбалась Эльга.

Мы втроем поежились и переглянулись.

Она пробормотала какое-то заклинание, и гадюка свернулась калачиком, как будто заснула.

Достав из холщовой сумки стеклянный флакончик, открутив колпачок, ведьма нажала краем на ядовитые железы змеи и по стенке сосуда потекла жидкость. Потом она проделала такое еще с несколькими гадами, и мы снова вернулись на прежнюю тропу.

— Яд гадюки весьма ценен, настои на нем от боли в пояснице излечивают. Тот же Вострокнутов не прочь у меня эти настойки прикупить. Даром, что главврач губернской больницы, вот тебе и на, — хвасталась Эльга.

Мы вернулись из леса уставшие и голодные, Федька радостно махнул нам рукой.

— Чего суетишься, — спросила старуха.

— Семениха приходила за настойкой от кашля, яиц принесла да крынку молока, так я ей тот флакончик и отдал, что ты минувшим разом показывала, — сказал Федька.

— Славно, — похвалила старуха внука.

Ноги гудели до одури, мы без сил плюхнулись на лавку возле дома.

— Наталья Ильинична избрала себе фамильяра, надо бы ему какую плошку выстругать и мха туда кинуть, — попросила старуха внука.

— Спроворим, — кивнул Федька.

И Эльга, как ни в чем не бывало, зашла в дом и стала готовить ужин.

— Двужильная ведьма, может заговор какой от усталости знает? Надо бы спросить, а то мы с ног валимся, а она как девочка бегает, — посмотрела я в ее сторону.

— Это просто привычка, Света, — возразила Таня.

Солнышко робко задело линию горизонта, заливая небо палитрой огненных всполохов. Небо, заиграв всеми красками алого, золотого и сиреневого, намекнуло на окончание светового дня. Облака, омытые теплым светом, походили на пушистые островки, плавно скользящие по небу.

Мы любовались красотой заката, сил идти в дом не было.

— А раньше мы даже не замечали подобной красоты, — высказала Наташа.

— В телефонах все закаты и рассветы смотрели, — согласилась я.

Быстренько поужинали и пошли в свою светлицу, как ее гордо именовала старуха, учить новое заклинание для отвода глаз.

Глаза сами слипались под нудное бормотание заклинания.

— Вы как хотите, а я спать, — первой не выдержала Наташа.

***

Я проснулась от беспокойного Макса, он никак не мог улечься у меня в ногах и ползал по мне взад и вперед.

— Уймись, окаянный, — шуганула я его и заметила, что не сплю не я одна.

Танька сидела на кровати по-турецки и гладила Чарли.

— Чего не спишь? — поинтересовалась я у подруги.

— Бесит все, хочу обратно в двадцать первый век, к родным и близким.

— Не сможем мы вернуться к близким, нет их, и нас нет, наши прабабки сдохли в подвале гимназии, только от нас зависит, будет ли будущее у наших близких, — шепнула я, думать об этом совсем не хотелось.

— Тань, а что тебе больше всего не хватает в этом времени?

— Кондиционера для белья, не могу носить натуральную шерсть, колется, сука, всю себя расчесала уже, — пожаловалась Таня.

— Может шампунь его заменит? Он смягчит шерстяную ткань, не кондиционер, конечно, но всяко лучше, — предложила я.

— Вот вам не спится, утром не можете эти ваши рецепты обсудить, старуха опять поднимет ни свет, ни заря, — зашевелилась Наташа.

— Ладно, давайте спать, завтра решим, с рецептами, — стала укладываться я.

Утром занялись ревизией своих сундуков, нашли брючный костюм для верховой езды: широкие брюки из ткани, пышную юбку, укороченную спереди и в цвет нее жакет.

— Да в лес в этом не походишь, только ворон насмешим, — выдала Таня, глядя на модную амазонку.

— Особенно без юбки, — хихикнула Наташа.

— Бархатное платье, шифоновое платье, накидка, шляпка с искусственными цветами, плюшевый жакет, две пышные твидовые юбки бордового и изумрудного цвета, куча рубашек, подъюбников, две однотонные белые блузки с пышными рукавами-фонариками, панталоны, — перебирала я свой сундук.

— И не одного лифчика, — возмутилась Таня.

— В это время грудь поддерживал корсет, — напомнила Наташа, доставая из сундука орудие пыток.

Наши гардеробы были примерно одинаковыми по фасонам, отличались только цветовой палитрой и наличием или точнее сказать, обилием кружев, у кого-то меньше, у кого-то больше.

***

— Что вы вчера ночью обсуждали? — спросила Наташа.

— Нам нужен рецепт шампуня, чтобы Таня могла носить шерстяные платья, да и мне, честно говоря, не комфортно его носить. Мы решили, что если платья стирать шампунем, а не мылом, то он будет действовать на шерсть как кондиционер, — сказала я.

— Я нашла в сундуке мыло лавандовое, не подойдет? — спросила Наташа, принюхиваясь к куску, обернутому в бумагу.

— Нет, мыло сейчас варят из топленого свиного сала и натриевого щелока, — сказала Таня, увлекавшаяся в свое время мыловарением. Правда, основные ингредиенты можно было заказать по интернет-магазину, а сейчас доступным был только базар.

Мы попросили у Федьки сито, для заливания золы кипятком и вымывания из нее таким образом щелока, парень только удивлялся нашей фантазии, но спорить не стал, и нашел нам все, требуемое по списку.

Старуха пожертвовала для нас шмат сала, который нам пришлось топить в русской печке. Непрерывно помешивая топленое сало и вливая в него щелок, мы варили первую пробную порцию мыла. У Наташки в сундуке нашлось розовое масло, видимо используемое ее предшественницей в качестве духов. Мы плеснули в наше варево немного этого драгоценного масла и поставили эту массу остывать. Форму для мыла нам сделал все тот же безотказный Федька, а старуха молча наблюдала за нашими манипуляциями. Остывшее мыло нарезали на кусочки. Часть оставили себе, а часть велели старухе продать. Потому что нам нужны были средства на ингредиенты для приготовления шампуня.

— А что нам нужно для приготовления шампуня? — Наташе стало любопытно, сейчас такие знания были на вес золота.

— Для шампуня нужно жидкое кастильское мыло, — со знанием дела поведала нам Таня.

— Не тяни, говори, что нужно, — не выдержала я.

— Растительное масло, натриевый щелок и вода, ну еще пару капель эфирного масла, можно розового, а можно лавандового, — делилась премудростями бьюти-сферы Таня.

Выделенный щелок мы разбавили водой и начали нагревать, тихонечко влили туда подсолнечное масло, в оригинальном рецепте было оливковое, но Федька сказал, что оливкового на базаре не было. Пока масса не загустела, мы еще раз добавили туда воды и влили лавандовое масло.

Радости нашей не было предела, когда мы увидели результат своей работы. Особенно когда испытали его на наших волосах.

После мытья головы мылом кожа на макушке чесалась и осыпалась снежной россыпью перхоти. А сейчас волосы, заплетенные в косу, были словно шёлковые нити, аккуратно струящиеся и переливающиеся на свету.

Про платья и говорить не стоит, результат был на лицо, а точнее на коже — она не чесалась. А то ходили в этих платьях, как будто вечно аскезу соблюдали, получалось плохо, мы чесались, даже нижняя рубаха не спасала, ну мы еще ладно, терпели, а Танька мучилась сильнее всех, кожа у нее нежная, а точнее у ее предшественницы.

***

Мы потихоньку вливались в нашу новую жизнь, с солнышком вставали, с зорькой ложились, занимались садом, изучали травы и настойки, наши тетрадки полнились разными заговорами и заклинаниями, письменность освоили быстро, Федька пару раз водил нас на базар на Ямской площади: посмотрели, поторговались, порадовались новым эфирным маслам.

Двадцать четвертого мая случился день памяти Кирилла и Мефодия, мы старательно пели Символ Веры, почти попадая в такт с прихожанами и правильно крестились. После трехчасовой праздничной службы, когда ноги уже совсем не держали нас, мы уселись в фаэтон и блаженно их вытянули. Федька повез нас на главную площадь города. Базар на Хлыновской площади не шел ни в какое сравнение с Ямским. На базаре гуляли и торговали много мужиков, были здесь и женщины, девицы и дети. Слышался гомон продавцов и покупателей, ругань грузчиков, стук колес телег, конское ржание и собачий лай. Торговали одеждой, разной мелочью и товаром из заграницы — механическими поделками.

Старуха выдала нам по три рубля, невиданная щедрость. Хотя мы и предполагали, что на прокорм наши родственники отсыпали ей от щедрот своих, особо она нас не баловала, хотя, конечно и впроголодь не держала.

На шумном рынке, среди торговых рядов, произошло событие, которое обсуждали весь день. Ванька Кабан, знатный местный плут, решил поживиться и потянулся к кошельку бабки Прасковьи. К несчастью для него, хитро спрятанный кошелек вдруг выпал, когда Прасковья испугалась и громко вскрикнула. Казалось, кошелек сам решил покинуть бабкину подмышку и спрятался в складках её юбки. Но Ванька, не привыкший сдаваться, нагло сунул руку туда, где он волею судьбы оказался. Бабка Прасковья, почувствовав его руку на своих телесах, завопила как сирена пожарная. Тут как тут оказался пристав, который схватил плута за руку.

— Да, в двадцать первом веке такого не увидишь, — тихонько шепнула Наташа.

— Цирк, да и только, — резюмировала Таня.

Мы еще немного посмеялись и пошли дальше знакомиться с местным маркетингом.

***

На следующий день мы строчили в своих тетрадях очередную абракадабу.

Произнеся ее, старуха махнула рукой, воздух покрылся рябью и мы на нашем столе увидели блюдо с яблоками, а через минуту оно исчезло. Просто растаяло в воздухе.

— Эльга, ты и гипнозом владеешь? — удивились мы.

— Сие чары иллюзии, учите заклинание, а не препирайтесь, — ответила она.

— Завтра испытаешь его на соседке, только осторожно, не попадись, — дала мне задание старуха.

Вечером соседка привела к Эльге хромающего паренька. Петька всхлипывал и размазывал сопли грязным рукавом рубахи.

— Где ж ты так ногу рассадил? — спросила она мальчонку, проводя его в лекарскую. — А ты, Степанида, тут жди.

— Смотрите и учитесь, — крикнула она нам. Из кончиков пальцев старухи вырвался нежный свет — теплое, золотистое сияние, которое медленно оплетало раны, словно ласковая рука заботливого целителя. Кровь, что еще мгновение назад струилась, застыла, а боль начала отступать. Петька притих, глядя на этот живительный свет. Каждое касание света на глазах заживляло ранку, и мы переглянулись.

— Будете стараться — так же сможете.

Паренек уже собирался спрыгнуть с лавки и убежать к матери, как Эльга его остановила:

— Здесь переночуешь.

Он послушно уселся обратно, из-под лобья поглядывая на нас:

— А вы тоже ведьмы?

— Мы только учимся, — ответила я. — А ты ложись, спи.

Прикрыла я парня лоскутным одеялом.

Мы вышли из лекарской в гостиную. Эльга принимала у Степаниды дары: яйца, молоко и кусок соленого сала.

— Завтра его заберёшь, сегодня я ещё его полечу, — сказала Эльга.

Соседка кивнула и ушла со двора.

— Не боишься, что они тебя на костре сожгут? — задала я вопрос.

— Он сейчас поспит, а завтра и не вспомнит, — она хитро улыбнулась.

Время за учебой бежало быстро, заканчивался май.

Глава 3 Татьяна

— Поздравляем с днем рожденья, — крикнули мы хором, заходящей на кухню Таньке.

— А что, сегодня первое июня? — задумалась она, поправляя подол незатейливого льняного платья, отрезного по линии талии, с длинными рукавами и с повязанным поверх темным передником. Белокурые волосы наша голубоглазая красавица носила в стиле «а ля Тимошенко», хотя этой прической в этом времени грешили многие барышни, и мы с Наташкой не были исключением. Наши наряды так и лежали в сундуках, одевать в такую жару бархатные тяжеленные платья с огромными рукавами — жиго мы не рискнули, да и куда их носить на Кикиморской, Феоклиста что ли очаровывать? Тончайший шифон, который мы предпочитали в двадцать первом веке носить налегке, здесь не прокатит. Эта ткань как раз была в моде, даже императрица Мария Федоровна любила платья из шифона. Но под него нужно надевать еще тонну подъюбников, чтобы ничего не просвечивало и держало пышную форму у юбки. А еще эти жуткие корсеты, заставляющие завидовать крестьянкам. Вот уж кто мог себе позволить не носить это орудие пыток.

— Первое, первое, — подтвердила старуха, — Ишь, раскричались.

— У Тани сегодня день рожденья, — пояснила я.

— Не именины чай, стоило так шуметь, — возразила старуха.

День рожденья аристократы, конечно, отмечали, но по сравнению с именинами, это было более скромное празднество, с чаепитием и сладостями.

— Готовься, сродственники твои ныне могут пожаловать, — предупредила старуха, почесав подбородок.

— Ты обещала рассказать про мою семью, — испугалась Татьяна, что нагрянут нежданные гости.

— Ну, слушай: прапрапрадед твой Григорий Ильич Лепехин — был муж славный из дворян. Его изыскания внесли знатный вклад в претворение науки в нашей губернии.

Внук его Павел Ильич Лепехин был образован в Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге. Не брезговал участвовать в странствиях по России, изучая травы и зверей разных, а сын его Григорий Павлович Лепехин — твой отец, ныне врачеванием промышляет в нашем городе.

В учебные годы свои в Петербурге Григорий повстречал твою матушку Музу Бауэр. Отец ея Карл Бауэр переехал в Россию из германского города Тюбингена, он по сей поры обучает юных неслухов медицине в Имперской Академии в Петербурге.

— То есть я Татьяна Григорьевна Лепехина, и мне сегодня исполнилось девятнадцать лет, в этом году закончила Вятскую женскую гимназию. Я все правильно запомнила? — уточняла для себя Таня.

Эльга кивнула.

— А братья или сестры у меня есть? — спросила Таня.

— Был у тебя брат старший, да помер он, — вспомнила старуха.

Таня взгрустнула, как странно пересекаются и повторяются судьбы, ведь и в ее настоящем времени она тоже потеряла старшего брата, почему так. Судьба?

— А кто ж знает, Господу сверху виднее, кому жить, а кому помереть, — развела руками Эльга.

— Ты православная? — спросила я.

— В храм захаживаю, — уклончиво ответила старуха.

— Раз захаживаешь, значит — захажанка, а не прихожанка, — резюмировала я.

— Разум свой при себе придержи, — зыркнула на меня старуха.

День близился к обеду, мы вышли в сад, яблони уже отцвели, травы и овощи, которые мы сеяли в начале мая, взошли и радовали глаз. Мы втроем пошли в сарай, перебрать высохшие травы. Запах дурманил. Федька что-то мастерил из дерева, строгая его рубанком. Парень нам улыбнулся, и продолжил работу усердно сопя.

— Похоже, не бедствует наша ведьма, — выразила я свое мнение.

— Я тоже так думаю, и инструмент у парня справный, и рубаха добрая, — заметила именинница.

— Ух ты, мы уже привыкаем к местному диалекту, — высказалась Наташа.

— Ага, — согласилась я.

К дому подкатила шикарная карета, совсем не такая, как фаэтон, на котором нас вез Федька.

— Федька, иди сюда, — позвали мы.

— Чаво вам, барышни, — вышел парень, вытирая со лба пот рукавом.

— Кто это приехал? — показали мы парню на карету.

— Так знамо кто, матушка Татьяны Григорьевны, а с ней главный дохтор пожаловали, — выдал парень и вернулся обратно.

— Федь, тебе квасу принести? — спросила я. В колодце в бадье с холодной водой старуха хранила молоко и квас.

— Негоже, вам, барышня, мне прислуживать, — потупился парень.

— Я и не прислуживаю, — отозвалась я и пошла за квасом, сама попью, и парню налью ковшик, мне не трудно.

— Эльга, где моя дочь? — крикнула Муза Карловна с порога.

Старуха вышла встречать гостей.

— В саду с другими барышнями гуляет, — ответила Эльга, открывая калитку.

— То есть как, гуляет? — не поверил доктор и вбежал в сад, посмотреть на оживших девиц.

Пока доктор приходил в себя, глядя на вполне себе здоровых барышень, имеющих на щечках розовый румянец, в сад зашли Муза Карловна и Эльга.

— Wie fühlst du dich, meine Liebe? (Как ты себя чувствуешь, любовь моя?), — обратилась к Татьяне ухоженная, стройная дама, средних лет.

Таня молча смотрела то на Эльгу, то на мать, не зная, что ей делать. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть. Что если эта женщина поймет, что она не ее дочь?

— Не ведает она языки заморские, — выдала Эльга.

— То есть как не ведает? — удивилась Муза Карловна.

— Так долго в беспамятстве была, что потеряла часть памяти, — объясняла старуха.

— И что, никак нельзя эту память вернуть? — снова поинтересовалась Муза, обращаясь скорее к доктору, чем к Эльге.

— Может возвернется память ея, а может и нет, — сказала Эльга.

— Татьяна, собирай вещи, мы едем домой, — приказала Муза Карловна.

— Успокойся, барыня, рано ея еще домой, не восстановилась она целиком, вы же на лето согласие давали, — напомнила Эльга об уговоре.

— Ты что себе позволяешь, ведьма старая? — взвизгнула Муза Карловна и строго посмотрела на дочь.

— За вещами Семена пришлю, — встала в позу она и потащила Таню за локоть к карете.

— Увезешь ее, обратно не приму, — бросила Эльга вдогонку и зашла в дом, громко хлопнув дверью.

Доктор Вострокнутов помог обеим дамам сесть в карету, и сам забрался следом.

— Александр Иванович, голубчик, вы ведь присмотрите за Танечкиным здоровьем, — с надеждой в голосе спросила Муза Карловна.

— Конечно, иначе и быть не может, — заверил доктор.

— Вы понимаете, мы полковнику Вайсу обещали Танечку за его сына Марка отдать, юноша приехал после окончания университета, готов жениться, а невесты нет, такой пассаж, — жаловалась Муза Карловна.

Таня слушала их разговор, и ее охватывал ужас. Спазм сковал горло, она не могла произнести не слова, образ доктора, сидевшего напротив, поплыл перед глазами, сознание померкло, и она провалилась в темноту.

— Таня, — вскрикнула Муза Карловна и умоляюще посмотрела на доктора, придерживая голову дочери, безвольно болтающуюся из стороны в сторону.

— В больницу, — крикнул тот кучеру, и карета начала разворачиваться.

***

Очнулась Таня от запаха нюхательной соли. Она полулежала на диване в ординаторской губернской больницы с расстегнутыми на груди пуговицами платья. Из образовавшегося выреза скромно выглядывала нижняя рубаха. Обвела глазами комнату со шкафами и уставилась в беленый потолок, на котором тускло горела лампочка. А ведь я сама подумала о том, что не хочу расчленять трупы, а хочу выйти замуж, что пожелала, то и получила, надо быть скромнее с желаниями.

— Татьяна Григорьевна, вы меня слышите? — спросил ее врач.

Она кивнула.

— Таня, ты что, не можешь ответить? — взорвалась Муза Карловна.

Таня молча перевела на нее непонимающий взгляд.

— Господи, Александр Иванович, что с ней, — взмолилась Муза Карловна.

— Похоже, вы поторопились забрать ее у травницы, — возразил эскулап.

— И вы туда же, — картинно закатила глаза Муза Карловна.

— Татьяна, откройте рот пошире, — он заглянул в открытый зев. — Похоже, у нее спазм голосовых связок.

— Да что же это такое, что же нам делать, мы же не можем представить Вайсу немую невесту.

— Вас только это беспокоит? — покачал головой врач. — Подумайте о здоровье дочери, она только на ноги встала, вы ведь видели ее состояние, почти при смерти была. Поговорите с Вайсами, объясните ситуацию. И верните Татьяну к Эльге. Я думаю, она быстрее справится с ее недугом.

— Поехали домой, — приказала Муза Карловна.

***

Дом Лепехиных.

— Гришенька, мы вернулись, — поспешила Муза Карловна в гостиную с Татьяной под руку. Таня тем временем оглядывала комнату.

— Тарас, вели кухарке накрывать на стол, — бросила она слуге.

— Я так перенервничала, так проголодалась, — жаловалась Муза Карловна мужу.

— Танечка, ты себя хорошо чувствуешь? — спросил Григорий Павлович.

Она молча посмотрела на него, а потом перевела взгляд на окно и стала разглядывать улицу.

— Что с ней? — спросил Григорий Павлович.

— Александр Иванович говорит, что это спазм голосовых связок, — пересказала диагноз Муза Карловна.

В гостиную прошли слуги с подносами и стали накрывать на стол.

— У Танечки сегодня день рождения, и такое горе приключилось, а что мы будем говорить Вайсам, — сетовала Муза Карловна, перескакивая с одной темы на другую.

Дальше обед проходил в молчании, Тане не лез кусок в горло, она немного попила чая и встала из-за стола.

— Дашка, отведи барышню в покои, пусть отдыхает, — позвала Муза Карловна служанку.

Даша сноровисто начала разоблачать барышню ко сну.

— Татьяна Григорьевна, да что же это делается, как вы такое допустили. Кто ж на вас это платье крестьянское надел? — без умолку трещала Дашка.

— Я ж сама вам в дорогу сундук собирала, самые модные и красивые платья сложила, а вы в льняном ходите, — продолжила Дашка.

Таня наконец-то осталась одна и шумно выдохнула. Что на нее такое нашло, приступ паники, такой, что свело горло, и она не смогла издать ни звука.

***

Следующее утро началось с визитов. Хотя, сложно назвать утром полдень. Таня, привыкшая у Эльги вставать с петухами, привела в шок свою служанку.

— Да где это видано, чтобы благородные барышни сами одевались, — стонала Дашка, заглянувшая узнать, почивает ли ее подопечная.

Подопечная, оказывается, вскочила с кровати ни свет, ни заря, и давай бродить по дому. Куда надо, и не надо нос совать.

Варвара, ведь не единственная, любопытная дама на всем белом свете.

— Татьяна Григорьевна, вы, когда завтракать изволите? Может вам еду в комнату принести? — спросила сердобольная кухарка, знавшая, что с молодой барышней приключилось несчастье.

Таня согласно кивнула и ушла в свою комнату. Дашка проворно расставляла чай с ароматными пирожками на блюдцах на маленьком столике с подноса кухарки. И Танюша принялась чаевничать. Вчера она не смогла поужинать и сейчас в животе утробно урчало.

***

— Зачем ты ее сюда приволок, — кричали за дверью. Затем послышался звонкий лай.

В комнату вбежала Дашка:

— Барышня, там Семен вещи ваши от травницы привез и пса маленького, Эльга сказала, что он ваш, это правда?

Таня кивнула. Это сейчас был самый доступный метод общения для нее. По крайне мере она могла так выразить свое согласие или отказ для окружающих.

— А матушка ваша злится, что он псину в дом тащит, сказала, что ей место во дворе.

Татьяна не выдержала и выбежала из комнаты, Чарли бросился к ней. Она подхватила любимого пса, прижала к сердцу, как самое дорогое. Чарли благодарно лизнул ее щеку.

— Что ты делаешь, отпусти его сейчас же, — возмутилась Муза Карловна.

— Оставь ее, Муза, девочка первый раз за все это время улыбнулась, я думаю, у нее нервный срыв был, и если Эльга позволила ей взять пса, значит, это поможет Танюше восстановить здоровье, — настоял Григорий Павлович. — Только где она взяла породистого щенка, деревенские таких не держат.

— Ты ведь помнишь, как они с Марком в детстве крестьянских псов подкармливали, — улыбнулся далекому счастью Григорий Павлович.

— Гришенька, это было в детстве, а сейчас она девица на выданье, она не может так себя вести, — возмущалась Муза Карловна.

— Не спорь, — настоял на своем Григорий Павлович.

— Гришенька, ты куда собираешься? — заметила Муза, как муж взял свой кофр.

— Меня больные ждут, — возразил муж.

— Твоим главным пациентом должна стать дочь, — настаивала Муза Карловна.

Доктор Лепехин строго посмотрел на жену, а затем развернулся и поехал в больницу, а дочку оставил на попечение взвинченной мамаши.

— Дашка, принеси мне капель от нервов, — крикнула хозяйка, пытаясь успокоиться.

***

— Барыня, гости пожаловали, — объявил Тарас, исполняющий в доме Лепехиных обязанности дворецкого.

Следом за Тарасом в гостиную прошел полковник Штефан Вайс и его сын, русоволосый, зеленоглазый юноша, примерно тридцати лет отроду на первый взгляд.

— Тарас, пригласи Татьяну Григорьевну, — приказала Муза Карловна.

Таня зашла в гостиную, сделала молча книксен, подсмотрела его у Дашки, и как положено высокородной барышне, чинно уселась в кресло.

— Доброе утро, Татьяна Григорьевна, Муза Карловна, — обратился к дамам улыбающийся Марк. Полковник манерно кивнул.

— Рад видеть вас в полном здравии, — перевел взгляд на предмет своих воздыханий Марк. Таня ему нравилась еще с детства, и он сумел уговорить отца, посвататься к Лепехиным.

— В том то и дело, уважаемый полковник, Танюша пока не совсем здорова. Доктор Вострокнутов говорит, что у нее спазм голосовых связок. Она пока не может говорить из-за всех этих нервных потрясений, — обратилась к старшему Вайсу Муза Карловна.

— Молчаливая жена — дар богов, — хохотнул полковник.

— Что ты этим хочешь сказать, папа, — надулся Марк, и со стороны стал напоминать обиженную барышню.

— Только, о том, как тебе повезло, — продолжил улыбаться полковник.

— Так какие прогнозы дает доктор Вострокнутов по поводу здоровья вашей дочери? — посмотрел тот на Музу Карловну.

— Он ничего по поводу сроков не говорит, — опустила глаза женщина.

— Жаль, жаль, ну ничего, сынок, не расстраивайся, без жены я тебя не оставлю, у нас на примете была еще Прасковья Коровина, помещика Коровина дочка, — посмотрел полковник на сына.

Марк скорчил такую гримасу при упоминании Прасковьи, что стало понятно, он не горит желанием становиться ее мужем, от слова, совсем.

Муза Карловна от таких слов поперхнулась собственной слюной, видимо содержимое ядовитой железы попало в горло, пытаясь успокоиться.

Июньская жара набирала обороты, о кондиционере не приходилось и мечтать, Танечке, конечно. Остальные про такое чудо техники даже и не подозревали. Муза Карловна приказала Даше принести веер для нее и для Татьяны Григорьевны. Даша, поторопившись выполнить распоряжение барыни, неплотно прикрыла за собой дверь Таниной комнаты, чем не преминул воспользоваться соскучившийся по хозяйке Чарли, и ломанулся в гостиную быстрее служанки. Даша подошла к Татьяне Григорьевне, чтобы передать веер, запнулась за вертевшегося в ногах пса и полетела прямо на колени Марку. Не ожидавший этого, парень вскрикнул, стушевался и залился краской как девица. Таня хихикнула и извинившись, выскочила из комнаты.

— Вот, — рассмеялся полковник. — А всего-то надо было девочку рассмешить, чтобы она поправилась.

— Я так понимаю, мы можем обсудить размер приданого, — напомнил он о свадьбе…

Ладно, оставим Танюшу готовиться к важному торжеству.

Тем более что приближалось третье июня, православные жители Вятки, а также паломники из близлежащих деревень и уездов собирались кучками на площади перед Спасским Собором. Собор служил важным местом для проведения церковных служб и обрядов. А сегодня, получив благословение у настоятеля храма, народ, всей массой, напоминающей тело огромной анаконды, медленно двинулся по дороге в сторону реки Великой. Началось паломничество к иконе святителя Николая Чудотворца в село Великорецкое. Своими корнями оно глубоко вросло в историю, и было традицией задолго до 1894 года. И дожило до века двадцать первого, чему я являюсь настоящим и живым свидетелем. Так как хаживала в этот Крестный ход не один раз.

Глава 4 Наташа

Мы с подругой шли по узкой тропке, ведущей к лесу. Феоклист, то ли по настоянию Эльги, то ли из-за личного соображения решил нас сопровождать.

— Не доверяет, — мотнула я головой в сторону ворона.

— Да ладно, пусть летит, нам спокойнее, мало ли какая внештатная ситуация, — возразила Наташка.

— Разделимся или вместе пойдем? — спросила я.

— Давай вместе. Старуха сказала, что зверобой растет на сухих и светлых полянах и вдоль опушки леса.

— На фиг, в лес не полезем, только платья издерем, — предложила я.

И мы пошли вдоль опушки.

Через час нам на встречу попался молодой парень на телеге, лошадь под натянутыми вожжами всхрапнула и остановилась.

— Эй, девки, подите-ка сюда, — заулыбался он.

Макс прижался ко мне своим боком и зашипел. Я почуяла неладное. Лок тоже заметался из стороны в сторону. Читать заклинание отвода глаз было поздно, он нас уже увидел.

— Может иллюзию какую навести? — шепнула Наташка.

— Какую? — шепнула я в ответ.

— Фаэриа вокс, иллюзио вита! — пробубнила неуверенно я. Воздух подернулся рябью и… И ничего.

— Ты не направила энергию, — шепнула Наташа.

— Я испугалась, — шепнула я в ответ.

Феоклист, не дождавшись от нас ничего путного, низко спланировал над головой лошади и каркнул так, что та вскинулась и понесла. Мы еле успели отскочить в сторону.

— Ведьмино отродье, — крикнул парень, пытаясь остановить понесшую лошадь.

— Фу, пронесло, — выдохнула я.

Мы решили от греха подальше углубиться в чащу.

Лес наполнился ароматом цветущей полыни, который дурманил и возбуждал одновременно. Макс с грацией кота ловко маневрировал между кустами и деревьями. Лок, перелетая с ветки на ветку, не отставал от своей хозяйки.

— Эльга рано утром ушла к соседям роды принимать, у бабки Нюры сноха рожает, — рассказывала Наташа. Подруга с утра готовила завтрак, пока я поливала в саду грядки.

— А еще она рассказала мне о том, как погибли мои родители. Оказывается, на них грабители напали, когда они возвращались из Петербурга в Вятку и решили продолжить путь ночью, чтобы побыстрее вернуться домой, — сокрушалась Наташа, как будто и правда потеряла близких родственников.

— Да, в эти времена бандиты в основном занимались грабежами и разбоем на торговых маршрутах и в сельской местности. Никаких тебе киберпреступлений, телефонных мошенников, — сравнивала я предпочтения преступного мира через века.

— Возможно, если бы они остановились переночевать в придорожном трактире, то остались бы живы. Их зарезанными нашли на обочине дороги на подъезде к городу, а карету разграбленной. Брат моего отца, полицмейстер Николай Николаевич Яхонтов, долго за этой бандой гонялся. Да разве здесь так просто лиходеев поймаешь. И теперь меня воспитывает дядя, — рассказала Наташа.

— Надо узнать у твоего дяди, сняли ли отпечатки пальцев с кареты, — задумалась я и запнувшись о корягу полетела, да еще и ободрала коленку.

— Осторожнее, — пронеслось в моей голове. Я посмотрела на Феоклиста.

— Это не я сказал, — ответил он мысленно.

— А кто? — сказала я вслух, поднимаясь и отряхивая подол.

— Макс, — подсказал он.

— Ты, о чем? — спросила ничего не понимающая Наташа, обирая с меня налипшую траву.

— Кажется, я своего кота слышу, — ответила я.

— Ух, ты, — обрадовалась подруга, попутно срывая подорожник и прикладывая к моей коленке.

— Какие отпечатки, Света, мы с тобой не в двадцать первом веке.

— Точно, первый дактилоскопический кабинет в России откроется только в 1906 году, немного осталось подождать, каких-то двенадцать лет.

— Ты-то откуда это знаешь? — удивилась Наташа.

— Я книжку про попаданцев писала и изучала этот материал, — напомнила я. — Ты ее вроде бы тоже читала.

Наташка кивнула, припоминая изданную мной книгу в 2024 году.

— Интересно, как там наша Танюша? — снова задумалась я.

— Нормально наша Танюша, замуж выходит, все у нее хорошо, жаль только нам помочь не сможет колдуна ловить.

— Откуда вести?

— Старуха рассказала, она вчера какую-то траву ночью курила, сидела на крыльце, раскачивалась и что-то бубнила. А потом мы с ней немного пооткровенничали.

— Она еще и наркоманка? Вот нам повезло, — усмехнулась я.

— Не наркоманка, а шаманка, сказала, что так она в будущее заглядывает, — поправила меня Наташа.

— А, это теперь так называется, то-то я смотрю, в двадцать первом веке шаманов много развелось, все хотят узнать будущее, — съязвила я. — А ты что ночью на крыльце делала?

— В уборную ходила.

За разговорами мы вышли на поляну, Макс резвился среди цветов, Лок уселся у Наташи на плече и высматривал добычу, в смысле червячков.

— А ты к дяде, когда вернешься? — спросила я.

— Не знаю, он пока меня к себе не звал. Старуха сказала, что у меня есть дом и поместье в селе Красное, недалеко от Вятки, от родителей осталось. Но он мне его в приданое отдаст. То есть пока я не выйду замуж, буду жить у него.

— Красное — это которое с сторону Нововятска?

— Свет, я откуда знаю, возможно, — задумалась Наташа.

— И за кого он тебя замуж собирается отдать?

— Этим вопросом тетка Глафира Петровна занимается, а старуха пока не в курсе, кого она присмотрела мне в мужья, — делилась новостями Наташа.

На прошлой неделе полицмейстер Яхонтов заезжал к нам узнать, как его племянница себя чувствует. Привез Наташке пряников, но домой пока не спешил ее забирать, по настоянию нашей ведьмы.

— Ну вот, у вас есть с Танькой родственники, а я как будто подкидыш, от родни не слуху, ни духу. В страшное время мы попали, еще и замуж обязательно выходить придется, это не двадцать первый, одна не поживешь.

— Точно, и за кого захочется выйти, не факт, что отдадут, тут от кошелька жениха все будет зависеть, — вздохнула Наташа.

— Через двадцать три года революция грянет, и будет нам всем свобода и равенство, правда нам к тому времени года по сорок два будет, — напомнила я.

— Здесь останемся, или заграницу побежим?

— С колдуном сначала надо справится, а там посмотрим.

— Что-то прабабки наши не справились.

За пустыми переживаниями и рассуждениями о несовершенстве этого мира, мы быстро набрали травы и прошлись по молодому сосняку, глянули маслят.

— Грибовницу сегодня сварим, — предложила я.

— Ага, кстати, старуха сказала, завтра мой первый рабочий день.

— Боишься?

— Опасаюсь, — задумалась подруга.

На выходе из леса мы услышали ритмичный такт, отстукиваемый красноголовым дятлом.

— Впору рэп почитать:

Занес меня ворон в места прошлых лет,

Где время течёт, но дороги уж нет.

И реки иные, и лица черты,

Не сбудутся прежние наши мечты.

Мир странный, загадочный, тихий, как сон,

Судьба мне иная сплетает канон.

Быть может, навек я останусь здесь жить,

Где ворон над вечностью любит кружить.

— Пушкина решила переплюнуть? — удивилась Наташка моему экспромту.

— Само как-то на ум пришло, — созналась я.

Мы практически свернули на дорожку, ведущую вдоль Кикиморской слободы, когда увидели издалека, как из калитки старухиного дома вышел медноволосый коренастый молодой мужчина с кудрявой шевелюрой и оглянулся по сторонам. За ним вышла Эльга.

— Кто это? Надо у Федьки спросить, — прячась за толстый ствол раскидистой черемухи, я повернула сразу к сарайке. Наташка последовала за мной. Обойдя дом с другой стороны, мы прибежали к Федьке.

— Так барон Медякин приехал, — сказал парень.

— Его слуга в карету сундук Натальи Ильиничны уже грузит. Бабка молвила, вы завтра у него трудиться начинаете, он вам уже и светлицу приготовил в доме своём. Не изволите же вы ежедневно на Кикиморскую ножки стаптывать.

— Не изволим, — согласилась Наташка.

Мы начали развешивать собранные травы и продолжали болтать с Федькой. Он похвастался нам новым заказом.

***

В самом начале нашего тут пребывания мы узнали, что внук старухи работает в подмастерьях у Силантия — краснодеревщика.

А я-то думаю, откуда у Эльги в доме такая добротная мебель. Не из карельской березы, конечно, но все равно очень красивая, украшенная изысканной резьбой. Мы нарисовали парню образцы кухни из нашего двадцать первого века, он оценил по достоинству ее функционал и теперь у нас рядом с печью притулился почти современный кухонный гарнитур. Эльге тоже понравились новая мебель и приспособления, которые мы попросили нашего рукастого умельца сделать. В большой ступке на столе красовались несколько лопаток, поварешка, шумовка и другие кухонные принадлежности. Особенно он смеялся на дырявую поварешку, а когда мы с Наташкой рассказали, для чего она нужна, Эльга заставила нас готовить эти самые пельмени.

— Их зимой делают, где ты их летом морозить будешь, — возразили мы в один голос.

— Сделайте маленько, на пробу, — настояла старуха.

Эльга с Федькой нахваливали наши кулинарные способности, по десятому разу облизывая ложки, которыми черпали пельмени и долго расспрашивали про наш современный быт.

— Что, и вправду, механизмы и сосуды очищают и рубища стирают? — удивлялся Федька.

Мы кивали, описывая посудомоечную машину и стиралку.

— А показать, как эти механизмы спроворить, можете? — глаза у парня блестели азартом.

— Нет, — сознались мы.

— Молчи, Федька, не распространяйся нигде, о чем барышни ведают, — предупредила старуха внука.

— Неуж-то я не разумею, что об этом и речи быть не должно, — согласился Федька.

Особенно он удивился, что у нас не обязательно жениться, если захочешь жить с бабой. Хотя потом сознался, что у них среди крестьян тоже такое случается, особливо, если баба вдовая.

***

Справившись с травой, мы решили вернуться домой, не до ночи же сидеть в сарае.

— Воротились, — улыбнулась ведьма.

Мы кивнули и поставили корзину с маслятами на лавку.

— Наташа, собирайся, — сказала старуха.

— А что, разве можно жить незамужней девице с мужчиной в одном доме? — этот вопрос меня беспокоил. Не в двадцать первом веке находимся, но это я уже про себя подумала.

— Я не один живу, барышни, — ответил медный барон, ухмыляясь в свои модно подстриженные усы.

Таракан рыжий, так прозвала его Наташа про себя.

— Моя сестра, Евдокия Ивановна, переехала из Петербурга сюда и любезно согласилась стать компаньонкой для вашей товарки.

— Вот и славно, — ударила себя по коленям старуха.

Мы с Наташкой обнялись, я пообещала, что зайду ее проведать, и они с бароном укатили в город на карете, на крыше которой сидел вороненок.

Особняк Медякиных представлял собой дом внушительных размеров. В роскошной обстановке двухэтажных хором, не побоюсь этого слова, царил аристократический шарм и элегантность.

Наташе представили слуг, показали ее покои.

— А за ужином я познакомлю вас с моей сестрой.

Пока Наташа раскладывала свой скромный гардероб по шкафчикам и полочкам, в окно тихонько постучали.

Она приоткрыла форточку, в которую залетел Лок.

Федька для Лока сделал что-то вроде широкой пиалы, в которой уложили мох, еще Наташа поставила на верхний край шкафа маленькую пиалу с водой. Форточку оставила открытой, а на шторе с обратной стороны она карандашом начертала обережные руны, которые никто бы не смог заметить. Такие же руны она начертала на торце двери, и на шкафчике, в котором под вещами лежала тетрадь с заклинаниями. Удовлетворенно кивнула сама себе, что сделала все правильно, она начала переодеваться к ужину.

Время за делами пролетело незаметно, и она только хотела присесть в кресло и отдохнуть, как услышала.

— Барышня. Голос прозвучал перед дверью, но в комнату никто не вошел. Наташа усмехнулась — защитные руны, начертанные на косяке, работали безупречно. Она с чувством удовлетворения вышла в коридор, где у дверей в растерянности застыла служанка, ожидавшая разрешения войти.

Широкая лестница вела вниз, в сердце дома, и оттуда, из гостиной, доносились обрывки напряженного разговора. Наташа невольно замедлила шаг, превратившись в слух.

— …и зачем ты притащил меня в эту дыру? — в голосе молодой женщины звенело неприкрытое раздражение.

— Я уже объяснял, — ледяной тон барона Медякина мог бы заморозить пламя в камине. — Требования приличий. Я не могу держать в доме незамужнюю девицу без компаньонки.

— Приличий? Или ты просто влюбился в эту пигалицу? — прошипела сестра. — Зачем она тебе? Нанял бы мужчину в секретари!

— Не говори ерунды.

— Так зачем ты вообще в это ввязался?

— Потому что меня попросили люди, которым я не в силах отказать, — в голосе брата прозвучала сталь, и Наташа почти физически ощутила, как он, должно быть, устремил взгляд в потолок, словно обращаясь к невидимым покровителям.

— Она — племянница полицмейстера Яхонтова и свидетельница по делу. Его поддержка в этом деле мне не помешает. Поверь, от исхода этого расследования зависит и будущее нашей семьи.

Наташа замерла у приоткрытой двери, прислушалась. Она хотела услышать больше, но в этот момент предательская служанка, решив проявить усердие, «нечаянно» толкнула ее в спину. Она влетела в гостиную, отчаянно взмахнув руками, чтобы удержать равновесие. Раскрасневшаяся, застигнутая врасплох, она оказалась в центре внимания. Спор мгновенно оборвался. Две пары глаз — холодные и насмешливые глаза Евдокии и тяжелый, изучающий взгляд барона — впились в нее. Повисла неловкая тишина.

Восстанавливая самообладание, Наташа успела оценить обстановку. Великолепный камин с мраморным обрамлением, тяжелая мебель красного дерева, картины старых мастеров в позолоченных рамах. Все кричало о богатстве и вкусе, но атмосфера была напряженной.

— Прошу прощения, — голос прозвучал на удивление ровно. — Не хотела прерывать вас. Барон тут же бросился к ней, предлагая руку.

— Осторожнее, здесь высокий порог. Евдокия Ивановна лишь надменно хмыкнула.

Когда Наташа, поблагодарив, устроилась в кресле, представление началось.

— Наталья Ильинична, мы так рады знакомству, — с безупречной вежливостью начал барон.

— Да-да, безмерно рады, — протянула Евдокия, и в ее улыбке сквозила откровенная насмешка.

Наташа промолчала, выдерживая паузу.

— Мой брат был так любезен, — продолжила Евдокия, обмахиваясь веером, — пообещал доставить мой рояль из Петербурга. В вашей провинции, увы, невозможно найти достойный инструмент. Вы ведь обещаете составить мне компанию в музицировании?

Это был первый выпад. Наташа почувствовала, как легкая гримаса тронула ее губы, и это не укрылось от внимательного взгляда ее новой компаньонки.

— О, неужели вы не играете? — в голосе Евдокии прозвучало притворное сочувствие.

— Нет, — призналась Наташа.

— Как жаль, — яд сочился сквозь бархат интонаций. — Вероятно, у вашего дядюшки не нашлось средств на учителя для бедной родственницы?

Удар был нанесен. Барон предостерегающе вскинул бровь, глядя на сестру. Щеки Наташи залил румянец обиды, но она встретила взгляд мучительницы прямо, не отводя глаз.

— Я всегда считала, что умение извлекать звуки из инструмента и умение слышать музыку — не всегда одно и то же. Дар радоваться звукам дан каждому, у кого есть сердце. А техника — лишь ремесло.

Евдокия замолчала, явно не ожидав такого отпора. В глазах барона мелькнуло одобрение.

— Наталья Ильинична абсолютно права, — вмешался он, сглаживая острые углы. — Главное — чувствовать.

Тем временем Наташа изучала свою новую «компаньонку». Та была похожа на брата: коренастая, невысокая, с россыпью конопушек на лице. Но если во внешности барона была основательность, то в ней — лишь надменность. Медные кудри, уложенные в сложную прическу, и дорогое платье цвета молодой травы не могли скрыть холода в зеленых глазах.

— Зоя сказала, что вы отказались от ее услуг, — сменила тему Евдокия, кивнув в сторону служанки, застывшей в углу. Наташа нанесла ответный удар.

— Зоя? — она невинно захлопала ресницами. — Простите, а кто это? Как я могла отказаться от услуг девушки, которая ко мне даже не соизволила зайти?

Барон не удостоил служанку взглядом. Его холодные глаза впились в сестру, и та, поняв все без слов, лишь едва заметно кивнула.

— Я разберусь.

Медякин нахмурился, явно недовольный развивающейся обстановкой. От печальных мыслей его отвлек дворецкий, позвавший всех на ужин.

Столовая впечатляла не меньше гостиной. Казалось, дубовый стол, был способен вместить целую армию гостей. Под ногами раскинулся ковер ручной работы с восточным рисунком. Потолок, украшенный изящной лепниной, завершал атмосферу во истину царственного великолепия.

Наташа вспомнила, как в своё время с подругами приезжала в Петербург и посещала экскурсии по дворцам. Сейчас она оказалась в одном из них и почувствовала прикосновение к истории.

Тишину за столом можно было резать ножом. Единственным звуком был отчетливый, почти вызывающий стук серебряной вилки Наташи о тарелку — она ковыряла паштет, но так и не отправила в рот ни кусочка. Барон сидел во главе стола, прямой, как статуя, и делал вид, что поглощен созерцанием своего бокала.

— Надеюсь, наша скромная стряпня не оскорбила ваш утонченный вкус, Наталия? — Голос Евдокии прозвучал сладко, как мед с ядом.

Наташа подняла голову. Её черные глаза, похожие на бездонные омуты, встретились с холодным взглядом хозяйки дома. Она медленно положила вилку рядом с тарелкой. Звук серебра о фарфор прозвенел, как пощечина.

— Еда слишком пресная на мой вкус, — произнесла Наташа. И не скажешь за столом этим снобам, что в двадцать первом веке она предпочитала восточную кухню.

Щеки Евдокии вспыхнули. Девчонка! Наглая выскочка, посмевшая не просто критиковать её кухню, а вынести приговор всему их укладу. Посмевшая смотреть на нее так, будто — ровня ей! Холодная ярость, словно ледяная вода, заполнила вены, но на лице застыла лишь вежливая улыбка.

Наташа грациозно поднялась.

— Благодарю за ужин. Он был… поучительным. Завтра меня ждет много работы.

Она развернулась и вышла, оставив за собой звенящую тишину и едва уловимый аромат незнакомых духов.

Войдя в свою комнату, Наташа прислонилась спиной к двери, и только тогда позволила себе выдохнуть. Пальцы слегка дрожали. Она подошла к окну, на форточной раме сидел ворон. Его блестящий глаз-бусина внимательно следил за ней.

— Мы заставим их считаться с нами, Лок, — прошептала она, протягивая палец к его клюву. — Обязательно заставим.

Ворон тихо каркнул в ответ, словно давая клятву.

Глава 5 Светлана

Начало июля радовало жаркой погодой, я даже один раз выбралась искупаться на Вятку. Но плавать в длинной рубахе было непривычно и неудобно.

Федька поплелся за мной. Не поняла, зачем только, наверно старуха отправила проконтролировать, чтобы я не утопла ненароком. Макс сидел на берегу, наблюдая, как я размахиваю руками над водой, пытаясь изобразить брасс. Рукава рубахи быстро намокли, отяжелели, и плавать так, как я привыкла это делать в бассейне двадцать первого века, стало невозможно. А дефилировать в купальнике, в самодельном, естественно, я не рискнула.

О времена, о нравы. Любовниц и любовников заводить, это, пожалуйста, а плавать в удобном купальнике, такой пассаж, — злилась я, выплевывая попавшую в рот воду.

Набарахтавшись в воде, а по-другому сие действо у меня язык не повернулся назвать, я вышла обсыхать на песчаный пляж, и плюхнулась рядом с Максом.

— А чей-то вы, барышня, так странно плаваете, — спросил меня Федька, выходя из воды следом за мной, в облепивших ладный зад подштанниках.

Я промолчала. А что я должна была ему сказать. Через час мы вернулись домой.

— Вдоволь искупались? — глянула на него старуха, когда мы вернулись, и я пошла в свою светлицу переодеться.

Выполоскав рубаху в специальном баке, в котором старуха стирала белье, я повесила ее сушиться на веревке в саду.

— Чем недовольна, — заметила Эльга мое плохое настроение.

— Ваше общество цепляется за нормы морали, изображая из себя скромниц и добродетелей, а сами блудят направо и налево. А я не могу в результате нормально в купальнике на пляж ходить, — высказала наболевшее я.

Эльга хмыкнула и развела руками.

***

И так, Танюша готовится к свадьбе, Наташа работает секретарем. А я? Я по-прежнему живу у Эльги. С сожалением вспомнила комфортную, уютную недожитую жизнь двадцать первого века, которую мы временами ругали и нисколько не ценили. А зря, только накрутила себя бесполезными воспоминаниями. Слезы сами навернулись на глаза.

— Не грусти, хозяйка, — пронеслось в голове. Макс пытался меня успокоить. Запрыгнув ко мне на колени, шершавым языком слизнул покатившиеся по щеке слезинки. Постепенно я успокоилась от его мерного урчания. Кот тарахтел как трактор, старался. А грустно мне было от того, что никто из родственников Холодковской Светланы Сергеевны, в теле которой я находилась уже больше двух месяцев, не соизволил ее навестить. Может и к лучшему, кто его знает, что это за родня, — успокоила я себя.

Потом вспомнила свою прабабушку, ту, которая жила в мое время, старенькая, добрая. Заботилась обо мне, пока все остальные родственники работали на благо социализма. Да, мы с подругами застали те времена.

Так что же получается, эта старушка Медведева Дарья Александровна теперь должна будет стать моей доченькой. Вот же ж, так стоп, а я ведь и не знала, что она дворянка. Молчали родственники, скрывали от меня правду, боялись, наверное, что в комсомол не примут бывшую дворянку. А еще я вспомнила дом моей прабабки, такие же половички, как сейчас у Эльги, запах, вот что меня повергло в пучину раздумий. У нее пахло как у Эльги. То есть получается, что они знакомы, или это просто у всех так в доме раньше пахло.

Пазл не складывался.

— Нечего в тоску впадать, грех это, — толкнула меня в бок Эльга.

— Расскажи мне про Светланину родню, — пропустила я комментарий старухи мимо ушей, богобоязненная какая нашлась.

— Дед твой Сергей Аксаков, был почтенным писателем, чьи труды о природе да быте с образом Вятки связаны. Из дворянского роду происходил и воспитание получил в Казанском университете. После в Москву подался.

— Все как у нас, современные жители тоже стремятся или в Петербург, или в Москву переехать, ничего не меняется, — вставила я комментарий.

— Так и понять его можно, славу познал он через творения мемуарные. Книг премудрых много написал. Овдовев, к старости снова женился на Ирине Семёновне Перваковой, взял девицу из роду дворянского обнищавшего. Их дочерь Лилия Сергеевна Аксакова, мать твоя с Сергеем Николаевичем Холодковским супружествует, с братом Николая Николаевича Холодковского, редактора газеты «Губернские ведомости», — вспоминала старуха.

— А то, что не могут к тебе прибыть, то батюшка твой ныне является личным порученцем цесаревича по шибко важному делу, и они по сей раз с вашей матушкой в Гессене обретают. А вас на попечение престарелой тетки Надежды Аксаковой оставили, старуха сварливая, склочная, старая дева. Когда служанка для тебя сундук собирала, та велела самую ветхую одёжу туда положить. Славно, что ты здесь обретаешься, и лихое в голову не бери, — успокаивала старуха.

— Я даже знаю, зачем они туда поехали, — вспомнила я историю.

Старуха с любопытством на меня посмотрела.

— За невестой для Николая, — ответила я на вопросительный взгляд старухи.

— Да только больна Аликс, и болезнь эта детям передастся, — продолжала я.

— Помалкивай об этом, — строго предупредила меня она.

— Когда ты уже договоришься по поводу моей работы корреспондентом, — спросила я.

— Вот приедет Виктор Ильич с поездки и возьмется тебя обучать репортерскому делу.

— А куда уехал Леднев? — спросила я.

— Вестимо куда, известия разные собирать, в Москву наведается, в Петербург, — рассказывала старуха про неспокойную жизнь корреспондента.

— Не опасайся, тебя никуда за вестями из губернии высылать не станут, — упредила мой вопрос старуха.

— А колдун, он точно в городе, может уже куда смылся? — уточнила я.

— Я его чую, здесь он, вот только как впотьмах блуждаю, понять не могу кто это, — печалилась Эльга.

— Молоко прокисло, простоквашу будешь?

— Оставь простоквашу, я сыр сделаю, — предложила я альтернативу.

Старуха смотрела за моими действиями и только головой качала.

— Ловко вы готовите, любому мужику такие яства по вкусу придутся, — нахваливала она меня.

— У нас говорят, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, — отозвалась я.

— Так оно и есть, не совсем безнадежна, хоть и барышня.

— Через двадцать три года все барышни исчезнут, останутся только товарищи. Надо бы завтра Наташку навестить, как там она. Да и с Танюшкой повидаться охота, — соскучилась я.

— Завтра в Александровском Соборе на службе увидитесь, восьмого июля праздник великий в честь иконы Владимирской Божьей Матери, вот после окончания богослужения и побродите по базару, — предложила старуха.

***

Повязав на голову белый платочек, я поднялась по ступенькам Собора, где уже собрались горожане, готовясь к праздничной службе. Величественная икона Владимирской Божией Матери возвышалась на своем месте, украшая алтарь, и окутывала всех присутствующих атмосферой благоговейного трепета.

Прозвучали первые строки акафиста, и приход подхватил прекрасное пение, наполняя собор торжественным звуком. Голоса прихожан сливались в единый хор, создавая атмосферу возвышенного молитвенного состояния.

Когда служба подошла к концу, прихожане еще долго не расходились, обмениваясь друг с другом добрыми пожеланиями.

Девчонки первыми увидели меня, спускающуюся по ступеням Собора, и помахали рукой.

После службы многие направились к рынку, где праздничное оживление витало в воздухе. И мы последовали их примеру.

— Еле у матери выпросилась с вами повидаться, если бы не отец, она бы меня не отпустила, — жаловалась Таня.

Мы обнялись тепло и сердечно, соскучились, чего уж там. Осознание того, что мы одни в этом мире нас не покидало.

— Когда свадьба? — интересовались мы, неся стопы на базар.

— В начале сентября, отец со свекром ресторацию выбирают, мать меня по примеркам таскает, платье шьют в ателье у мадам Кики. Я в нем как матрешка. Может, свое ателье откроем, бесят меня эти наряды?

Мы деликатно промолчали, услышав этот крик отчаяния и мысленно соглашаясь. Местная мода ужасно раздражала. Так хотелось походить в джинсах, футболке и кроссовках.

— Отец за мной поместье Успенское отдает, это по Слободскому тракту, недалеко от города. Марк там открывает ветеринарный пункт, буду ему помогать. Стану сама себе хозяйка, сможем чаще видеться.

— Муж не станет противиться нашему общению?

— Нет, Марк, он добрый и заботливый, — улыбнулась Таня.

— Повезло с женихом, — покивали мы.

— Как у вас дела? — поинтересовалась она.

— У меня компаньонка, сука такая, еле от нее сегодня сбежала, — жаловалась Наташка. — Сергей Иванович, частный сыщик, адекватный, деловой, даже похвалил меня за то, что я быстро привела в порядок все документы и составила картотеку. А его сестра постоянно пытается меня унизить, будто мы не ровня: и музицировать я не умею, и одеваюсь не по столичной моде, и стою не так, и ем не то.

Торговцы расхваливали свой товар, а гул от многочисленных разговоров и звонкий смех заставлял все время оборачиваться.

Мы немного прогулялись среди торговых рядов, выбирая к празднику безделушки и лакомства.

— Что с колдуном? — посмотрели на меня девчонки.

— Эльга говорит, что он затаился, — ответила я, вспомнив предостережения. — Ой, я же вам от нее подарки принесла.

Я быстро вытащила из собственного льняного ранца, который сама себе сшила, амулеты.

— Старуха велела носить, не снимая даже во время сна и в банный день, — пояснила я. — Они защитят нас от постороннего колдовского воздействия. И носить их надо под одеждой, чтобы никто не видел и ненароком не сорвал.

— Я у Медякиных и так всю свою комнату оберегами изрисовала, — и Наташа поведала о знакомстве со служанкой Зоей.

— А твои родственники не объявились? — задали мне вопрос девчонки.

— Нет, но я узнала, что они сейчас в Гессене, за невестой для цесаревича поехали, — созналась я.

— Так у нее же гемофилия, — ахнула Таня, прикрывая рот ладошкой.

— Тихо, старуха сказала, это не наше дело и велела молчать, и вообще, мы здесь не для спасения царской семьи, о себе бы позаботиться, — передала я слова Эльги.

— Я же тебе ещё подарок принесла, — снова полезла я в рюкзак.

— О, как здорово! — восхитилась Татьяна, увидев деревянные спицы, которые для неё выточил Федька.

— Он и мне сделал — пять штук маленьких и две пары длинных: одни потолще, а другие потоньше. Маленькие я уже опробовала, носки ему связала, он такой радостный был, что не только старухе, а еще и Силантию похвастался, — смеялась я. А за это он меня обещал на лодке по Вятке покатать.

— Да, были бы нитки, я бы ему свитер с горлышком связала, на холода, — мечтательно ответила Таня.

— Кто тебе не даёт это сделать! Пошли, сейчас ниток купим и свяжешь, — предложила я. — На базаре пряжа есть, я видела.

Мы бодро прошлись по торговым рядам, выбирая напряденную шерсть. Танюшка ещё в двадцать первом веке была настоящей рукодельницей: крючком вязала обалденные кофточки на заказ, а спицами такие ажуры выводила, что хоть на выставки отправляй. Наташка, в свою очередь, изумительно готовила. Так что с подружками мне повезло — одна нарядит, другая накормит.

Глава 6 Секретарь

Кабинет барона Медякина был обставлен мебелью из темного дерева. Тяжелый стол под зеленым сукном, ряды фолиантов, запах старой бумаги и сургуча. Именно сюда, в сердце частного сыска, была допущена Наташа. Но не как гостья, а как равный партнер.

Она разложила на столе несколько карточек, результат многочасовой работы с архивом.

— Сергей Иванович, я закончила первичную систематизацию. — Голос ее звучал ровно и деловито. — Помимо очевидных категорий — кражи, мошенничество, насилие — я выделила особую. Я назвала ее «Ритуальные убийства».

Барон оторвался от бумаг и поднял на нее глаза. В них мелькнуло удивление.

— Именно так я и сам их называю мысленно. Что входит в вашу картотеку?

— Пока только два случая, — Наташа подвинула к нему первую карточку. — Первый — покушение на дочь городского головы, Никанора Лакутина. Девушка не была ранена или отравлена. Она просто… угасла. Впала в кому и умерла на девятый день. Преступник не оставил следов.

— Вы хорошо поработали с отчетом доктора Вострокнутова, — заметил барон. — Что еще?

— Еще покушение на нас, схоже по почерку. И все жертвы — девушки из знатных семей. Ни одной простолюдинки. Я также нашла вашу переписку с другими губерниями. Вы ищете похожие случаи за пределами Вятки?

Он молча кивнул, брови поднялись в изумлении. Наташа взяла следующую папку, самую толстую. В ней были доносы, отчеты приставов и личные заметки барона. И среди пожелтевших страниц она вдруг увидела знакомую фамилию. Рука дрогнула. Это был рапорт об убийстве ее родителей. Пять лет назад.