Бесплатный фрагмент - Гильгамеш

От автора

«Чужое в миг почувствовать своим»

А. Фет

«Понимание мифологии в некотором смысле равносильно припоминанию»

Ю. М. Лотман)

Краткое переложение шумерского эпоса XXVI века до нашей эры, дошедшего да нас на глиняных табличках, я переложил на ясные стихи. Эта форма стихосложения взята мной от ЯС-а — японского сонета, в котором 10 строк и они чередуются в зависимости от количества слогов в строго определённом порядке. Эти десятистишия создают впечатление табличек, на которых в особом ритме и рифмовке лаконично излагаются стихи. Каждая «табличка» имеет свой определённый образ и, последовательно сливаясь, они дают движение мысли. Структура ясного стиха составлена не японцами. Из японского фольклора взяты только два трёхстишия — хокку. Они соединены с четверостишием — катреном. Получается особая ритмика и напевность — словно куплет и припев. Такой приём я использовал в других эпических произведениях. В зависимости от размера (двусложный или трёх- и четырёхсложный), можно создавать былинный речитатив (как например, в Слове о полку Игореве) или изложение в виде притчи (поэма Аль-Фараби). Этот перевод в более подвижной форме диалогов, но всё равно ощущается некая напевность, особенно в плачах Гильгамеша, напоминающие причитания в русском фольклоре. Так как я использовал при переложении на стихи перевод И. М. Дьяконова, то возможно, он и я невольно провели такую аналогию. Если в западных источниках Гельгамеж рисуется таким супер героем, то в моём понимании — этот бого-человек, ищуший истинный смысл жизни и нашедший его во взаимопонимании, настоящей мужской дружбе, доблести. А поиск тайны бессмертия в конце концов приводит его к осознанию этой тайны.

О всё видевшем

О всё видавшем,

всё — до края мира,

познавшем моря,

прошедшим горы

и с другом покорившим

всех своих врагов.

Высеченный им самим

рассказ на камне

сохранился в народе

в виде эпоса.

«Я постиг мудрость

проникать в душу вещей,

в сокровенное.

Ведал тайное:

принёс весть о Потопе

и днях до него.

В дальний путь ходил, устал,

назад вернулся.

Стеною обнёс Урук —

город священный.

Осмотри стену,

чьи зубцы как из меди,

погляди на вал —

нет ему равных.

Прикоснись к тем порогам,

что там издревле

и вступи в храм Эанну —

жилище Иштар.

Даже будущим царям

не построить так.

Поднимись, пройди

по всей стене Урука.

Обозри её

основание,

кирпичи все ощупай.

Разве кирпичи

её не обожжены?

Стены — не семью ль

мудрецами искусно

так выложены?»

Часть первая. Урук

Царь Гильгамеш был

сыном богини Нинсун

и Лугальбанда.

И он, конечно,

мощью подобен отцу

был и талантом.

Образ этот Арура

выносит в сердце,

и из глины фигуру

слепит усердно.

И среди смертных,

более чем он велик,

нет на всём свете.

На одну треть он

так же как мы человек,

бог — на две трети.

Справится кто-то едва ль

с буйной натурой.

Вверх подъята голова

словно у тура.

Бой барабанов

город Урук разбудит

с солнца лучами.

Жители рано

гимн Гильгамешу будут

петь, но в печали:

«Ты, Гильгамеш наш пастырь!

Овцы твои мы.

Нам с тобой безопасно —

непобедимый!

Твоё оружье —

непобедимо ни кем

в любом сраженье.

Грозному мужу

это строительство стен

как развлеченье.

И чтоб тебе в том помочь —

как одержимы

трудятся день весь и ночь

наши мужчины».

Мужи Урука

сильно горюют по дому,

по своим спальням.

Не слышно звука

детского смеха — жёны

рожать не стали.

Сына отцу не встречать,

матери — дочки.

Суженым девам зачать

нет больше ночки».

Жалобу слыша,

бог Ану главный, свыше

воззвал к Аруре:

«Богиня, ты же

сделала Гильгамеша,

слепив фигуру.

Было б не лишним ещё

сделать героя.

Будет тогда хорошо —

если их двое».

Внемлет Арура

тем голосам и взяла

глины кусочек.

Лепит фигуру —

пол человека, пол льва,

сильного очень.

Будут они меж собой

мериться силой.

Будет в Уруке покой,

как все просили.

Слышат в Уруке

новость: в лесу человек

шерстью заросший.

Ноги есть, руки,

грива есть на голове.

Прячется в рощах.

Вместе к реке он попить

со зверьём ходит.

Людям мешает убить

лань на охоте.

— Это Энкиду,

я его видел во сне,

будет мне братом —

царь говорит им,

— Лучшего воина нет,

все будем рады.

Чтоб он ушёл от зверей,

надо блудницу

дать ему в чащу скорей.

Он соблазнится.

Так поступили.

И получил Энкиду

эту блудницу.

Полубогиней

он посчитал, увидав

эту девицу.

Как оставаться он мог

с ней и со стаей?

Звери ушли от него,

с нею оставив.

Женщина стала

жить с ним и в дом привела —

сильного мужа.

Мыла, чесала.

Делал по дому дела

он неуклюже.

Но был он трудолюбив,

одет прилично.

Ел пищу ложкой, забыв

зверей привычки.

Время проходит.

И про царя Энкиду

стало известно.

Станет тот вроде —

(плачут все и говорят)

с новой невестой,

но не своей, а чужой

брачное ложе

вместе делить. Боже мой!

Как же так можно?

Можно — сказали:

не упускал Гильгамеш

честь первой ночи.

Свадеб не стало.

Думал он — будто бы меж

мужем с женою

царь он — всегда должен быть

словно преграда.

Жёнам блудницами быть

стало наградой.

И по Уруку

он преспокойно один

шёл. Горожане,

по шагам звуку

слыша его впереди,

сразу бежали.

Прятались, чтоб не дай бог

он не заметил.

Только Энкиду не мог

царя не встретить.

Он идёт в спальню

к девушке той и царя

к ней не пускает.

И биться стал он

за эту дверь, только зря —

сил вдруг не стало.

Но Гильгамеш говорит:

— Слушай, упрямый!

Я ж тебя жду луны три —

будем друзьями!

Так и случилось.

И Гильгамеш-полубог

с тем полу зверем

крепко сдружились.

Каждый без друга не мог,

трудно поверить —

дня прожить. И, решив позже

стену достроить,

думают — какой подвиг

свершить героям.

А на горе жил

демон, кедр охранявший —

Хум-бабой звали.

И Гильгамешу

снится тот кедр однажды:

Будто вначале

надо им кедр тот добыть —

что там за тайна?

Просто так не должны бы

охрану ставить.

Он зовёт друга:

— Срубим пойдём, кедр с тобой,

убьём Хум-Бабу!

Пускай в Уруке

льют топоры для боя —

не будем слабы.

Славу завоевать мне

давно хотелось.

Вместе с тобой мы — братья

сделаем дело.

Перед Шамашем —

богом-героев, просит

он на коленях:

— Стану бесстрашным,

но, победить не просто.

Сделай виденье

чтобы я знал — ты со мной

там, на горе той.

Будет успешным наш бой,

я в том уверен.

Энкиду знает

всё про Хум-бабу того:

он очень страшный.

Огнь извергает,

и смерть — дыханье его.

Там горы даже

все содрогаются так,

когда он ходит.

Нету сильнее врага,

чем он в природе.

И Гильгамеш с ним

к матери входит — Нинсун,

чтоб освятила.

Совет старейшин

жертвы богине несут:

— Дай ему силы!

Должен идти он вперёд,

брат твой Энкиду!

Лучше дорогу найдёт,

он лучше видит.

Энкуду уста

открыл и им вещает:

— Знаю дорогу.

Если устанет

я вам всем обещаю —

не брошу друга.

Перенесу через ров

я Гильгамеша.

Будет он жив и здоров.

В пути утешу.

Часть 2. Бой с Хум-бабой

Вместе с Энкиду

идёт к горе Гильгамеш,

она в Ливане.

Вот кедры видит:

— Но сила твоя, друг, где ж —

брат мой названный?

Где твои сильные руки,

сильные ноги?

Как же биться без друга

буду я, боги?

Это — заклятье:

кто в центр леса войдёт —

лишится силы.

Не знали братья,

как им пробиться вперёд,

страх охватил их.

И Гильгамеш говорит,

богом хранимый:

— Будем колодец здесь рыть,

путь освятим мы.

Вырыли быстро.

и освященной водой

вымыли тело.

Оделись в чистый

каждый хитон боевой.

Легли в постели.

Ночью привиделся вдруг

сон Гильгамешу.

Будит Энкиду: — Эй, друг,

слушай, сон вещий!

Будто бы  бился

с дикими турами я,

теряя силы.

Он дал напиться.

Сила вернулась моя,

я победил их.

В другом сне — ноги гора

мне придавила.

Поднял ту гору Он, брат,

и ноги вынул.

А во сне третьем

с грохотом эта гора

рушится в пепел.

Чудесам этим

я почему-то так рад —

кто б мне ответил.

Брат, ты меня не будил —

тронул как будто.

Бой предстоит впереди,

ни в это ль, утро?

— Это Шамаша

было посланье тебе, —

сказал Энкиду.

— Победа наша —

бог   не оставит в беде.

Но вот обидно:

Как же идти мне вперёд?

Ноги — немеют.

Первым идти должен тот,

чей дух сильнее.

Встал Гильгамеш и

уста открыл — говорит:

— Хоть страшно очень,

не будем мешкать.

Я пойду. Ты, подбодри

и что есть мочи

кричи: «Не бойся, мой брат!

Готовься к бою!

Вперёд! Ни шагу назад —

мы же герои».

И если даже

паду в бою с Хум-бабой,

пообещай мне,

что всем расскажешь

не слаб я был, а храбрый

и отчаянный.

Сыну расскажешь, как в бой

шёл не боялся,

первым и вместе с тобой

с Хум-бабой дрался.

А ты, Энкиду,

не бойся — все мы смертны,

рано ли, поздно.

Не надо виду

нам подавать, поверь мне,

что враг наш грозный.

Давай возьмём топоры

и срубим кедры.

Пусть дуют для нас до поры

свежие ветры.

    Остановились

Дивятся кедрам они —

пышным и стройным.

Просеки видят.

С гор опускаться чтоб вниз —

Хум-баба строил.

Тени от кедров и гор

полны отрады.

Энкиду занёс топор

на кедр громадный.

Слышит Хум-баба

стук топоров из леса.

С горы вещает:

— Чего вам надо?

Не трогать кедры! Здесь я

всё охраняю.

Выходи драться. Давай!

Кто такой храбрый? —

И стал скорей надевать

семь одежд ратных.

     И раскололась,

загрохотала земля,

в пятки врезаясь.

Хум-бабы голос

смерти подобный друзьям

слух сотрясает:

— Вы два глупца — сын рыбы

и черепахи!

Знали б отца — то вы бы

знали, чем пахнет.

Тебя, Гильгамеш,

маленьким ещё помню —

мать не сосал ты.

Ума тебе, где ж

взять уродец ты полный,

бог волосатый.

Ты у меня в животе —

хочу срыгну я.

Кину птицам тело,

пускай пируют.

    Хум-баба страшен.

Голос его громовой,

дыханье — смерчи.

Мольбу к Шамашу

шлёт Гильгамеш: — Будь со мной!

Боюсь я смерти, —

Бог-герой отвечает:

— Ветры задуют.

Иди, не бойся, начать!

Помочь иду я.

    Задули ветры.

Восемь ветров со всех стран —

жарких, холодных.

Ломают кедры,

наводят на зверя страх

злой непогодой.

Песчаный вихрь впереди

Хум-бабу валит,

а сзади буря летит

и штормов валы.

Не может сделать

Хум-баба вперёд шагу,

стоит горой он.

К Энкиду смелость

пришла, кричит: — В атаку!

Мы же герои.

Я спереди буду бить,

а ты в затылок.

Начать скорей надо бы

пока застыл он.

    Хум-баба молвит:

— Ты Гильгамеш, пощадить

меня бы должен.

Пусти на волю!

Будешь ты мой господин

и бог мой тоже.

Кедры я сам нарублю,

в Урук доставлю.

Будет в домах жить твой люд,

и дворец справлю.

    Энкиду уста

открыл, вещает брату:

— Не слушай его!

Врагу надо стать

мёртвым — все будут рады.

Нету другого

лучше врага мёртвого —

так все считают, —

А Гильгамеш подумал,

и отвечает:

— Если сразим мы

Хум-бабу — лучи уйдут,

лучи сиянья.

Не вообразимо.

Затмится свет, потухнет —

вот наказанье, —

Энкиду вещает: — Нет,

я точно знаю,

что не рассыплется свет

перед глазами.

Поймал ты птицу,

цыплята где-то в траве,

поищешь потом.

Хум-баба злится —

прислужников его нет,

сам пойман, зато.

Мы все лучи сиянья

соберём позже.

Вперёд! Жалеть не станем,

бог нам поможет!

    Гильгамеш с тылу

зашёл, топор боевой

поднял и меч свой.

Бьёт он в затылок.

Энкиду спереди в бой

вступил и мечет

оружье Хум-бабе в грудь —

не может сразу…

лишь смог свой меч он воткнуть

с третьего раза.

Упал Хумбаба.

Замерли члены его.

Вздрогнули горы.

Были не слабы

лучи сияния, но

поникли в горе.

Всех семерых Энкиду

нашёл, убил их.

И не подавал он виду,

что страшно было.

И застонали

на поприщ двадцать вокруг

древние кедры.

Все они стали

со смертью Хумбабы вдруг,

как люди смертны.

Жилище детей Ану —

разбил Энкиду.

Начать с богами войну

он не предвидел.

Ушло насилье.

Покой объял леса все,

реки и горы.

Ливан и Сирия

смогли теперь достать кедр,

не зная горя.

Братья рубят деревья,

несут к Евфрату

Сияет в глазах вера —

все будут рады.

Шамашу-богу

готовы скорей воздать

хвалу герои.

За то, что смог он

вовремя ветры наслать.