Бесплатный фрагмент - Гибель державы

Фрагменты истории ушедшей страны

Нужна ли истина

(Вместо предисловия)

Простить можно прозаика, поэта,

История для творчества — кайма,

В ней может не искать ответа,

И не просить ученого совета,

И истина ему, пожалуй, не нужна.

Чужие тайны, мысли, жизнь — пустяк,

Разворошит, коснется грубо ран,

Сегодня круг придворных дам,

Герой — гасконец Д, Артаньян,

Назавтра — Сирано де Бержерак.

Он не несет за истину ответ,

Он может опорочить чье-то имя,

Не спросишь, прав он, или нет,

Когда осмеян им мыслитель и поэт.

И возвеличен служка Мазарини

Сейчас историки, а летописцев нет,

Правдивые сказания не пишут,

В истории найдется ложный след,

Подкинет он и толику монет,

И может послужить отличной пищей.

Глотаем ложь, глотаем полным ртом

Про славные дела предателя Мазепы,

Те были до Полтавы. А потом?

Что думал Карл Двенадцатый о том?

Что Пушкин написал об этом?

И возглашают: «Грандиозный труд,

Интерпретация событий, и оценки!»

Хотя все это — лишь словесный блуд,

А доказательств нет, хоть бейся в грудь,

Хоть бейся головой своей об стенку.

В убийцу превратить Бориса Годунова,

Коль сделан царственный заказ,

Свидетелем — слепого и немого,

Подчистить здесь, и там убрать немного,

И прежде создавалось, и сейчас.

На плахе жизнь окончил Томас Мор,

И Ричард Глостер в честном пал бою,

Святую Жанну ожидал костер,

Такой же Яну Гусу приговор,

Но каждый создавал историю свою.

За все заслуги Орлеанской девы,

Сподвижника ее — Де Рэ,

Взошли наветов гнусные посевы,

Под ликование огню предали тело,

И не было защиты при дворе.

За раны тяжкие, за пролитую кровь,

За ратные заслуги и труды,

Де Рэ рассчитывал на общую любовь,

Ему обязан был король

Но символом стал Синей Бороды.

А правду подменить довольно просто,

Возможностей испытано так много,

Диктатору права присвоить Бога,

И не найти пути иного,

Как после смерти объявить его

и дьяволом и монстром

Россия накануне войны и революции

В честь трехсотлетия царствования дома Романовых была издана книга, В ней четко, прекрасным слогом были описаны основные исторические вехи правления. Заканчивалась она восхвалением царя и утверждением того, что никогда не было такого единения его Императорского Величества и народа. Революционные события опровергли эти строки. Страна нуждалась в реформах, как в воздухе, а они тормозились, тормозились окружением царя.

Россия далеко зашла,

Создав могильщиков не мало,

Хоть быстро двигались дела,

Но продолжала быть отсталой.

Необозрим ее простор,

А безземелье стало лихом,

Соха и лошадь, да топор,

Солома крыш в селеньях тихих.

Глубины душ рождают гнев,

Он ищет выхода наружу,

Какой и где взойдет посев?

Реформы на деревне нужны.

Нашелся тот, кто все понял,

Решив все сдвинуть с мертвой точки.

Царь манифест тот подписал,

Народ не понял в нем ни строчки.

И озадачен император,

Что дальше делать, как тут быть?

И очень скоро реформатор

Был Каракозовым убит.

А сколько партий развелось,

На каждый день, на все фасоны…

А сколько по России лож —

В Москве и Питере масоны.

Где центр масонства? Где?

Враждебен для России круг,

Масоны развелись везде,

Немало средь царевых слуг.

Но государь был слишком мягок,

И не вникая в сущность дел,

Министрам доверял бумаги,

Дурного видеть не хотел.

И, если б не было войны,

Событья были бы иные?

Могильщики везде видны,

Конец царю, конец России.

Несколько слов о Николае II и о том, как решались нерешенные вопросы.

Он — образец отца и семьянина,

В любви купается жена,

Он ждет наследника и сына,

Но Богом радость не дана.

Под знаком ли беды родился?

«Ходынка» — знак ли той беды?

Кто так тогда распорядился?

На скипетре царя — следы…

Всегда властитель виноват,

Но где же близкие, родные?

Где дядя был, и где был брат,

А где друзья, где все — иные?

Не хватит исполину сил,

Дела отца не завершены,

Нет, он мечтателем не был,

В правительстве его масоны.

Хождения по монастырям,

Молитвы истовые — Богу,

То дьявол искушал царя —

У государя дочек много!

В России — тюрьмы, палачи,

Но, такова ль ее природа?

Сулят нам мед и калачи,

Приманкой служит и свобода,

Боролись мы за долю, волю,

Поднявши бунты, мятежи,

Свободой каждый русский болен,

Но нет ее, как ни служи!

У «Февраля» и «Октября»

Окраска разная, оттенки:

«Февраль» пришел, и нет царя.

«Октябрь» пришел, и царь у стенки!

А был ли штурм, или не был?

Ну, предположим, не был.

На небе не было светил,

Иль в ярких звездах было небо?

Сигналом выстрел был «Авроры»?

Иль Петропавловки салют?

Не вижу в том предмета спора,

А в революции — вся суть!

Монархия в России пала,

Взошла ли ясная заря?

Свободными ли люди стали,

Убивши своего царя?

Исчезли каторга и тюрьмы?

Исчезли голод, недород?

Исчезли битвы, войны, штурмы?

И гибнуть перестал народ?

И какова за это плата?

Хотя тогда были видны,

Что смелых ждет петля и плаха,

И гибнуть светлые умы!

А с чем останется Россия,

В потоках дней своих, ночей?

Утратит ум свою и силу

В объятьях тех же палачей?

Азор

В 1908 году военным министром стал генерал Сухомлинов В. А. Он, гордившийся Георгиевским крестом за войну с Турцией 1877—1878 годов, считал себя выдающимся знатоком военного дела, и на этом основании не считался ни с каким мнением. За шесть лет его пребывания на высоком посту министра сменилось четыре начальника генерального штаба. Сухомлинов был опытным царедворцем, сумел обворожить царя вкрадчивыми манерами, умением развлечь. Угодить ему подчиненным было невозможно, Он жил прошлым, и любые нововведения отвергал. Обжаловать решения военного министра было невозможно. Он любил инспекторские поездки, за что был прозван генералом «Отлетаевым» Его интересовали внешний вид солдат и офицеров, их строевая выучка. Заниматься серьезными делами 60 летнему министру мешала любовь к Катеньке, Екатерине Викторовне, 24 летней красивой женщине. Благополучие ее стало смыслом его жизни. Она была замужем за богатым молодым помещиком. Развода тот жене не давал. Предпринимались все попытки устранить это препятствие. Попытка засадить мужа Катеньки в сумасшедший дом не удалась. Молодого человека обвинили в прелюбодеянии с гувернанткой-француженкой, жившей в доме помещика. Ко времени суда, француженка уже находилась в Париже, лжесвидетели оклеветали мужа Кати, и суд постановил развести супругов. Правда, потом через французское посольство факт измены был опротестован. Оскорбленная гувернантка представила медицинское свидетельство, что она — девица. Разразился скандал, министерство юстиции завело дело на Сухомлинова. Но не понятно, как все материалы дела исчезли из сейфа министерства. Екатерина Викторовна искренне была привязана к своему Азору, такую кличку взял себе министр (так называли любимого пса Катеньки) Молодую женщину следовало бы понять. Ее приданое — красота, и все! Ей пришлось самой вступить в спор с жизнью. Прежде, чем она вышла замуж за богача Давыдова, довелось работать машинисткой у одного юриста в Киеве.

Нет средств, нет нужных связей.

Чтоб не иметь нигде отказа,

Приходится волчком вертеться,

Ей не дадут за просто, так,

В приданом дана красота

Да навыки, что дали в детстве.

Простой служила машинисткой.

В конторе среднего юриста.

Надежд на будущее нет.

Что значит возраст мужа,

Когда ей близость Света нужны,

Чтоб в нем блистать немало лет.

К чести ее, она ответила привязанностью к Сухомлинову, оставаясь с ним до самой смерти. Все внимание военный министр сконцентрировал на своей любви, времени для военного ведомства не оставалось. Когда Государственная Дума пригласила на свое заседание Сухомлинова, думцы были поражены жалкими ответами военного министра на свои вопросы. Министр не понимал ни миллиардных цифр, которыми оперировало его ведомство, ни самого существа военной программы. И это накануне войны! Между определением цели и ее достижением лежала целая бездна. Это было великим несчастьем России!

У Сухомлинова беда,

Побойтесь бога, господа,

Не сыпьте соль ему на раны,

Амура он сражен стрелой,

Был в битвах с турками герой,

Теперь под каблучком у дамы.

Ценитель моды и манер,

Георгиевский кавалер,

Министр военный, страж войны,

Красавицу одну узрел,

Не устоял альковный лев

Пред чарами чужой жены.

Она — действительно, прекрасна,

Искать пороки в ней напрасно,

Фигура прелесть, ножки, руки,

Нежна, как бархат, ее кожа,

Завлечь она любого может,

Душевные рождая муки.

В ход пущено любви искусство,

Ответное рождая чувство,

Отметены преграды — годы,

Теперь предлог какой-то нужен,

Чтобы могла уйти от мужа,

Особые нужны к нему подходы.

Так молод муж у милой Кати,

Еще свежи его объятья,

Он — дворянин, к тому ж, богат…

Какая тактика нужна?

Сказать, что тот сошел с ума?

Министр в любви не ведает преград.

Попытка была неудачной,

И Сухомлинов озадачен,

Ну, явно, непредвиден поворот,

И новый шаг задумал он,

Муж был в «измене» уличен,

И, наконец, получен был развод

Министр военный был суровым,

Хотя, конечно, не Суворов,

В бою считал надежным штык,

Все новшества, и все иное,

Помехою считал для боя,

Ну, что поделать, он к тому привык!

И прежде воинству помеха,

Теперь он стал предметом смеха.

Служа молоденькой жене,

Министр, не ведая позора,

С собачьей кличкою «Азора»

Судьбой доволен был вполне.

Масоны

Февральская революция не была случайным явлением в истории России. Понадобилось всего восемь дней, чтобы было разрушено то, что создавалось веками. Не было в тот период партии, которая могла бы так точно разыграть спектакль. Создавалось мнение, что «актеры» хорошо знали сценарий революции, свои роли, свои места. И прошел он поразительно четко, без оттенка политических направлений. О том, что зреет заговор такой разрушительной силы, не знала и не докладывала самая мощная сыскная служба в мире. Такой тайной не политической силой России являлось масонство.

По всей России, как грибы

Растут масоновские ложи,

Охранки филеры слепы,

План тайных обществ сложен.

Нет мистики и мишуры,

Свободно каменщиков братство,

Но с давних пор, до сей поры.

В них крайне трудно разобраться.

Нет масок, скрывших нос и лоб,

Отброшен фартук, мастерок,

Оставлен череп, черный гроб,

Куда-то делся молоток.

Глядишь, как будто бы забава,

От скуки челюсти свело,

Но тайны, значит, нету права,

Проникнуть в тайны тяжело.

И все же, цель их какова?

Раз тайны — вредны, значит!

Какие связи, с кем дела?

О чем в тех обществах судачат?

Пришедшее к власти Временное правительство не было сборищем бестолковых людей, как его описывали и высмеивали. В ней существовала крепко сколоченная группировка. Они выполняли таинственный, им только известный план действий. Эту группировка состояла из А.Ф.Керенского, Н.В.Некрасова, М.И.Терещенко и А.И.Коновалова.

Терещенко и Коновалов,

Некрасов, Керенский А. Ф.,

Такой удачи б не бывало,

Скромней бы выглядел успех,

Когда бы было все случайно,

А не продуман четко план.

В России все необычайно,

И Октябрю пример был дан.

Русскому общественному мнению масоны представлялись чудаками, поглощенными архаичными и безобидными обрядами. Создание масонских лож «Северная звезда», «Возрождение» носило комический характер и было связано с именами петербургского адвоката М. С. Маргулиеса и пресловутого князя Д. О. Бебутова.

Ответ ищу, кто шел туда?

Понять еще, с какою целью?

В масонах были господа,

Возможно, были от безделья?

Восторги вызвал ритуал,

Запретный плод от церкви, Бога?

Что, став масоном, потерял?

Быть может, все-таки и много?

Прорехи, беднота души,

Коль мистика ее объяла,

Живет ли в Питере, глуши.

Спит под пуховым одеялом,

Иль дух движенья обуял,

Увлек круг новых интересов.

Он душу дьяволу отдал,

И служит демону и бесу.

Царская охранка совершила непростительную глупость, остановив внимание на фигуре постаревшего в великосветских салонах князя Бебутова, самовлюбленного фата. Что кавказский князь непроходимо глуп, было видно невооруженным глазом. Бебутов со смаком ругал царя, издал за рубежом альбом карикатур на Николая Второго, обклеил ими стены своей квартиры, сорил деньгами на всякие «общественные» дела. Как потом выяснилось, это были деньги царской охранки. Он соблазнял кадетов вступлением в масоны, ссудил им деньги на организацию кадетского клуба, 10000 рублей, деньги по тому времени немалые. Возможно, облик и поведение «видного» масона заставили охранку пренебречь масонами, не обращать на них серьезного внимания.

Все знали, что Бебутов глуп,

Что фат и мот, нечистоплотен,

Но деньги дал, построен клуб,

Кадетов центром став, оплотом.

Он думал, что войдет в ЦИКа,

Но Милюков не любит шума,

Потеря денег велика

А Бебутов стал депутатом думы

Царский сыск промахнулся, и эта промашка стоила царского трона. Тайная масонская организация росла и укреплялась, ей удалось охватить царский двор, бюрократию, технократию, армию. Во главе стал так называемый «Комитет народного спасения»

8 сентября 1915 года им был издан документ — «Диспозиция №1» В нем говорилось о том, что России приходится вести две войны, против внешнего врага и против внутреннего. Под врагом внутренним подразумевалась царская династия. Был назначен штаб верховного командования. В него вошли князь Г.Е.Львов, А. И. Гучков и А.Ф.Керенский

После февральской революции сделано было немало, чтобы участие масонов в революционных событиях было скрыто. Много было сделано для этого за рубежом. В свете этого следует полагать, что русские масоны получали указания оттуда, планы проведения февральской революции был создан там.

В истории немало белых пятен,

А кто над ними потрудился?

И факт стал просто непонятен, —

Заказчик своего добился.

А сколько их в веках прошло…

И каждый пятнышко оставил!

На пятнах, что ни будь взошло?

Кто не солгал, а кто слукавил?

И пятна белые слились,

Образовалось беспросветье,

Какая прежде была жизнь?

Что утерялось за столетья?

За веру и Сербию

28 июня 1914 года в Сараево был убит наследник австрийского престола Франц-Фердинанд. Ровно через месяц после этого Австро-Венгрия напала на небольшое славянское государство — Сербию. Наносился косвенно удар по престижу России, считавшейся протектором славян. Это не было пресловутым «панславянизмом», о котором говорил кайзер Вильгельм, подталкивая австрийцев на поглощение славянской Сербии. Это не соответствовало действительности. В России веками воспитывалось сочувствие к обиженному младшему брату. Русский народ вел длительные войны с турками за освобождение славян. Чувство сострадания нашло свое выражение в слове «братушка», которым наши солдаты называли болгар и сербов. Теперь место турок заняли немцы. Факт нападения воспринимался русским народом, как нападение — на нас.

Бились за Болгарию с османом,

Помнит Шипка, помнит Плевна,

Долго заживали наши раны,

Без кормильцев оставались семьи.

На чужбине выросли кресты,

Сколько их, кто это подсчитает.

Мысли русских воинов чисты,

Только за славян душа страдает.

Вновь Россия вышла на войну,

Защищает братьев своих — сербов,

Голову положит не одну,

Из старинных именитых гербов.

А простых рабочих и крестьян,

Сотни тысяч, может, миллионы,

Тяжела судьба у всех славян,

Но, Россия чести не уронит.

Сколько горя, сколько слез хлебнет

В битвах тяжких за единоверцев

Испытаний много ее ждет

Но от бед ей никуда не деться!

Манифест об объявлении войны в России воспринимался в различных кругах общества по-разному. Произносятся слова о мужестве и не боязни смерти. Играют оркестры гимн «Боже царя храни» У многих на глазах слезы…

Удаль, ты, русская!

Удаль кипучая!

Сколько ты бед принесла,

Голою грудью ограды колючие,

Рвы и окопы брала,

Не уклоняясь от боя и драки,

Силы врага велики…

С криком «Ура» поднималась в атаки,

Пушки брала на штыки.

Лезла на стены,

Спускалась на заднице,

Что тебе тот Сен-Готард,

Славу тебе, забияка и пьяница,

В песнях воспел своих бард.

Удаль кипучая!

Удаль ты, русская!

Сколько отметки, рубцов,

В праздник веселая, в будни, ты грустная

Слава во веки веков!

Русский солдат, уходя на войну, прощается. Он, и все его окружающие уверены в том, что война — значит, смерть. Отвесив на все четыре стороны поясные поклоны, взглянув в яркое солнечное небо, говорит просто:

«Прощай, белый свет!»

Ратников собрали на селе,

Оторвали от сохи и поля.

Главного работника в семье,

На войну идет по чуждой воле.

Крестит мать и ладанку сует,

Талисманом в ней — земля родная.

Что там, на чужбине его ждет?

Не родную землю защищает.

В грудь уткнулась милая жена,

Слезы по кормильцу проливает.

На дыбы поднялась вся страна,

Царь на запад войско посылает.

Вышел новый ратник за порог,

Дети обступили его кругом,

Расставаться тяжко, видит Бог,

И с детьми и с верною подругой!

Что поделать, выхода ведь нет,

До земли родным он поклонился,

Говорит: «Прощай-ка белый свет!»

На телегу сел, слезой залился.

И в Берлине вашем наши были,

А вам в Москве не быть,

И прежде русские вас били,

И если нужно, будут бить!

Идите с пальмовою ветвью,

Идите с светлою душой,

И будем вместе пить, и петь мы,

В компании большой»

Неразбериха

Война началась. Главнокомандующим русской армии стал великий князь Николай Николаевич, мужчина исполинского роста, импозантной внешности, и великой внутренней пустоты, прозванный в армии «лукавым». Этого поста домогался военный министр и, не добившись его, затаил злобу. Великий князь получил неограниченную власть на фронте. Тыл оставался в полном подчинении военному министру. Главное Артиллерийское Управление не подчинялось ни тому и ни другому. Разделение военной борьбы на тыл и фронт, нарушившее боевое снабжение армии, имело трагические последствия.

«Отлетный» в тылу, на фронте — «лукавый»,

Единого нету начала.

Одни едут влево, другие — направо,

И ГАУ не отвечало.

Меж фронтом и тылом надежной нет связи,

Командует неразбериха.

Какое снабженье? Какие — приказы?

Похуже врага — это лихо!

Старая болезнь

План молниеносной войны с Россией родился впервые не в голове Гитлера, а в голове начальника генерального штаба кайзеровской Германии Мольтке.

Были сделаны попытки подкинуть русским фальшивку — «липовый» план, подписанный Вильгельмом Вторым и Мольтке. В нем указывалось размещение вооруженных сил Германии, несоответствующее действительности, Расчет был сделан на «примитивность» славянского мышления и превосходство над ним тевтонского ума. Фальшивка попала в руки русского командования, но оно на «утку» не клюнуло.

Тевтонский дух и взгляд тупой

На русское мышление,

А вывод был такой простой,

Очнитесь на мгновение.

Забыли Бисмарка слова

И Гинденбург и Мольтке,

У русских есть и голова,

И не одна, а сколько!

Своею мудростью живем,

У вас не занимаем,

Не взять нас хитростью,

Живьем,

Повадки ваши знаем!

Немцы имели преимущество в артиллерии, особенно в тяжелой. Но привыкли стрелять только с открытых позиций. Русские по выучке намного превосходили немцев, превосходно стреляя из закрытых, громя немецкую артиллерию, когда та вынуждены была стрелять по невидимым русским пушкам. Второй недостаток немцев состоял в том, что они шли в атаку сомкнутым строем, позволяя русским наносить сокрушительные потери в живой силе. 20 августа 1914 года под Гумбиненном русские корпуса, численностью в 64 тысячи человек столкнулись с 75 тысячами немецких войск. Немцы имели тяжелую артиллерию, какой у русских не было. Немцы, хорошо подогретые шнапсом, под барабанный бой, сомкнутым строем, грудью вперед, двинулись на русских. Шли как на параде. Русским не пришлось искать цели. За несколько минут винтовочными выстрелами и пулеметами был выкошен целый батальон. Немцы бросили свою артиллерию, но она привыкла работать с открытых позиций, стоило ей только появиться, как они были моментально уничтожены. Только за один день немцы потеряли 200 офицеров и 8000 солдат. Победа была полной. Перед первой русской армией открывалась дорога в Восточную Пруссию. Шесть кавалерийских дивизий генерала Хана Нахичеванского и 3–й армейский корпус, не участвовавшие в сражении, полные воодушевления, готовы были преследовать деморализованных немцев. Ждали только приказа, но он не последовал. Командующий русской армией Ранненкампф не решился на преследование. Случись это, может быть, война имела бы совсем иной исход. Немцы стали из Франции и Бельгии перебрасывать войска на Восточный фронт.

В расчетах на войне

Будь осторожен,

Все рассчитать, в ней не дано,

Ход непредвиденный возможен,

А с ним и пораженье — заодно!

На глупость не рассчитывай врага,

Сам можешь глупым оказаться,

Победа станет слишком дорога,

Когда не станет на нее стараться.

Упустишь нить игры, не подберешь,

Над этим думай чаще, лучше,

Не клюнет враг на пущенную ложь,

Другой такой не встретишь случай.

В Берлине паника

В штабе Притвица, командующего 8 немецкой армии, после поражения при Гумбиннене царило смятение. Он уже отдал приказ об отступлении за Вислу. Паника охватила Берлин и Кобленц. Все население Пруссии живет в ожидании наступления русских на Берлин. Срочно из Франции и Бельгии отзываются на Восточный фронт 6 корпусов и кавалерийская дивизия. Но армия Ранненкампфа не двинулась с места, не двинулась она и тогда, когда немцы обрушили превосходящие силы на армию генерала Самсонова…

В Берлине паника и шок,

Пред кайзером толпа аристократов:

«Какой нам от Парижа толк,

Когда бегут немецкие солдаты.

Потери на востоке велики,

И тени нет сомнения,

Вот-вот в Берлин ворвутся казаки!

Как защитить наши имения?

Набирали битвы обороты, или, что помешало русским войти в Берлин

Положение дел к ноябрю у немцев стало критическим. Русское командование рвалось войти в Германию. И все предпосылки к этому были. Что же мешало? А мешала старая ошибка русских штабов передавать приказы по радио простым кодом. Начальник германского генерального штаба Фалькенгайн писал, что перехват радиограмм давал нам возможность с начала войны на Востоке до половины 1915 года точно следить за движением неприятеля и принимать соответствующие противомеры.

Набирали битвы обороты,

И огромный нанесли урон,

Бились прежде батальоны, роты.

Под Варшавой бился миллион.

Чтобы было с немцами, не знаю,

Если бы не русские штабы,

Из штабов приказы вылетают,

Четко в них означены шаги.

Все пути похода, построения,

До деталей весь расписан план,

И читают немцы в изумленье

Перехваты радиограмм.

Военная хитрость

25 декабря 1914 года, в католический сочельник, немцы решили форсировать реку Бауру, чтобы улучшить свои позиции. С самолетов они забросали русские позиции листовками, в них говорилось о том, что на следующий день стрельбы не будет. Православные солдаты сочувственно говорили: «Оно, конечно, известно, каждый свой праздник имеет. Чего им мешать — каждому своя вера дорога!»

Но нашелся православный с офицерскими погонами, который, прочитав листовку, ворчал:

«Конечно, само собой разумеется — праздник! А все-таки, кто его знает, народ, немцы, лукавый, примеров тому не искать стать! Как бы чего не вышло, на всякий случай…

Эй, Воронков! Распорядись-ка, любезный, чтобы на флангах окопа пулеметы были в порядке,

людям патроны раздать полным комплектом…

А ночью подготовив плоты, немцы начали переправу.

«Ах, нехристи! — изумлялись православные, — сами заявление кидали, а глянь, что делают! Ладно, же!

Немцам дали доплыть до средины реки. Потом хлестнули по ним пулеметы. Заговорила русская артиллерия. Почти три тысячи немцев потонули в студеной воде. Только единицы, окоченелые добрались до берега и сдались в плен.

У немцев военная хитрость такая,

Сообщают, что стрелять не будут,

Что сегодня праздник отмечают,

И услуги русской не забудут.

Если те ответят немцам тем же.

Офицер из наших проворчал:

«Не встречалось мне такое прежде,

Немцев православных не встречал»…

Жертва чести

Союзная Франция просит Россию помочь, хотя наблюдается отток немецких войск из Франции. Не впервые России расплачиваться за нерадивость союзников жизнями своих солдат. Вот и теперь главнокомандующий великий князь Николай Николаевич бросает Вторую русскую армию в наступление на северо-запад, через Восточную Пруссию. Командует 2-й армией кавалерийский генерал Самсонов. Такого еще не бывало, Самсонов назначен под предлогом «омоложения» командного состава. Самсонов торопит армию, измеряя движение пехоты кавалерийскими мерками. Армия измотана продолжительными переходами, тылы отстают, боевые порядки расстроены. В конце августа измотанная русская армия дала немцам генеральное сражение при Грюнвальде и проиграла. Проиграла потому, что имела против своих 9 измотанных переходами дивизий, 12 свежих немецких, проиграла потому, что Самсонов утратил возможность координировать действия своих войск. Нужно отдать должное русским воинам, которые, не зная о планах своего командования, продолжали с успехом оказывать сопротивление. Сказывался передовой по тому времени военный устав России, позволявший самостоятельные действия сообразно военной обстановке. К примеру, 143-й Дорогобужский полк под командованием полковника Кабанова целый день сдерживал атаки немецкой бригады неподалеку от Алленштейна. Сам полковник Кабанов погиб, остатки полка присоединились к основным силам русских. Немцев в этом бою погибло свыше 600 солдат и офицеров. При попытке окружить 15-й русский корпус наголову была разбита 41-я немецкая пехотная дивизия, только убитыми были 2400 человек, потеряно 13 орудий. Возникла среди немецких войск паника. Раздавались крики: «Русские идут!»

Колонна бегущих заставила ген. Гинденбурга свернуть на автомобиле от Алленштейна к Остероде. На самом деле шло отступление русских. Отступали они, огрызаясь. Так, например, Каширский пехотный полк дважды отбрасывал с большими потерями части 37-й немецкой пехотной дивизии. Только после того, как немцы, окружив полк, подвергли его артобстрелу из 150 орудий, сопротивление каширцев было подавлено. Издали казалось, что каширцы вместе с землей взлетают в воздух.

Героизм отдельных частей не мог обеспечить планомерного отхода,

И хотя потери немцев были такими же по численности, что и у русских, 2-я русская армия была разбита. Генерал Самсонов, соблюдая воинскую честь, застрелился. Русские войска потерпели поражение не от немецких войск, а от своих бездарных высоких военачальников. И еще, армия Самсонова была принесена в жертву, чтобы выправить положение на Западном фронте, где действовали французы и англичане.

Кавалерист командует пехотой,

Ну, что поделать, так бывает,

Но, если мыслить нет охоты,

Что пеший за конем не поспевает.

Нарушен порядок, тылы отстают,

Пехота изнурена бегом,

Приварка горячего ей не дают,

Порой не хватает и хлеба.

Но вот показался и Танненберг,

Когда-то звался он Грюнвальдом,

И ринулись в бой, не замедлив свой бег.

Самсонов дал бой генеральный!

Самсонов утратил решительность,

пыл,

Задуманный план провалился,

Но честью своей генерал дорожил,

Поэтому взял, застрелился.

Бой в пользу не русских,

Терпели урон,

Хоть бились отчаянно, смело,

Потери большие с обеих сторон,

Но крахом закончилось дело.

Отчаянно бились бригады, полки,

Но армии целой не стало,

Потери убитыми так велики,

И в плен тридцать тысяч попало.

Еще не было фашизма

Поведение немцев и австрийцев на захваченной ими территории было неописуемо — массовый грабеж, расстрелы. Богатейший Ясногорский монастырь был разграблен и осквернен. В Калише были массовые расстрелы. Трупы расстрелянных мирных жителей неубранными лежали на улицах и канавах. За нарушение каждого постановления немецкого генерала Прейскера приказано расстреливать каждого десятого. Мир еще не знал фашизма, но уже тогда в 1914 году немцы систематически нарушали законы и обычаи войны. Пытки и убийства военнопленных стали правилом, а не исключением. Применялись разрывные пули дум-дум, запрещенные Гаагской конвенцией. Мирные города беспощадно обстреливались тяжелой артиллерией. Хотя облик врага вырисовывался четко, соблюдение рыцарского кодекса ведения войны русскими соблюдался безоговорочно. Отступление от него строго наказывалось.

Мир еще тогда не знал фашизма,

Но не ведал жалости тевтон,

Звук пустой для немца чьи-то жизни,

Не для немцев правила, закон.

Что для них конвенция в Гааге,

Каждый по природе — тугодум,

Не спасает красный крест на флаге,

Применялись пули и дум-дум.

Кто впервые применил иприт?

Кто травил людей фосгеном, хлором?

Чувство сострадания претит,

И тевтон не ведает позора.

И тогда про честь забыли немцы,

Где ступал их кованый сапог,

Мирному народу негде деться,

Каждый ни за что погибнуть мог.

Это было под Лодзью

По плану Гинденбурга и Людендорфа немецкий генерал Шеффер во главе 9-й армии должен был отрезать 2-ю и 5-ю армии русских, выдвинутые клином в Германию. Немцы скрытно приблизились к русским позициям и утром 11 ноября 1914 года обрушились на русских. Шли не рассыпным строем, а плотными колоннами. Немецкая муштра превратила их в живых роботов. Русские скашивали пулеметами одну шеренгу за другой. Образовался вал из мертвых тел, высотой в человеческий рост. Следующие шеренги взбирались на него, ступая коваными сапогами по лицам и телам. Русские охватили 9-ю армию с флангов, и началось избиение. Это было под Лодзью. Немцы потеряли более 40 тысяч. Остатки немцев унесли ноги только благодаря Ранненкампфу, велением судьбы оказавшемуся здесь. И вновь этот русский генерал показал всему миру бездарность.

Утро без дождя и без тумана,

Солнца нет и на траве роса,

Строй солдат немецких полупьяных

Шел на русских. Слышны голоса

Резкие, короткие и злые…

А потом рожков надсадный вой,

Барабаны били боевые,

Строй упал, за ним поднялся строй.

Строго по линеечке колонны,

Сомкнуты солдатские тела,

И рожков коротких вой и стоны

Воля генералов в бой вела.

Люди, не из олова отлиты,

И война идет, а не игра,

И по настоящему убиты,

Может быть, задуматься пора.

Застрочили пулеметы русских,

Напрямую, цель не выбирая,

Целей много на просторе узком?

Падает шеренга, вслед вторая.

Каждый, кто на пулю напоролся,

Стебельком согнулся и упал.

Ложатся на землю, как колосья,

И растет из тел солдатских вал.

Кованный альпийскими гвоздями,

Шел сапог по лицам и телам,

И, сдиралась кожа над костями,

Стоны, крики раздавались там.

И не бой идет, а истребленье,

Гибнут с той и этой стороны,

Здесь страданье, а не развлеченье,

Ужасы чудовищной войны.

Мазурские озера

Идет февраль, еще метут метели,

И крепкий лед на реках и озерах,

Леса в снегах, заиндевели,

Но их пробудят слишком скоро.

Высоты безымянные, болота

Разбудят вновь жестокие бои,

Кто одолеет и кого-то,

Столкнутся здесь чужие, и свои.

Патроны, расстреляв, снаряды,

Двадцатый корпус русских умирал,

Шли с голыми руками, без зарядов,

Шрапнельный огневой накрыл их вал.

Кто добежал до вражеских орудий,

И раненым упал у их колес,

Испили чашу смерти эти люди,

Им славу о себе услышать довелось.

Вот, что сказал им, израненным, измученным боем, германский генерал:

«Несмотря на то, что вы были окружены, вы все-таки ринулись в атаку, навстречу смерти. Преклоняюсь, господа русские перед вашим мужеством!» И отдал честь.

Вот что писал об этом военный корреспондент Р. Бранд в «Шлезише фолькцайтунг»:

«Честь ХХ корпуса была спасена, и цена этого спасения — 7000 убитых на пространстве 2 километров, найдя здесь геройскую смерть! Попытка прорваться была полнейшее безумие, но святое безумие — геройство, которое показало русского воина в полном его свете, которого мы знаем со времен Скобелева, времен штурма Плевны, битв на Кавказе и штурма Варшавы! Русский солдат умеет сражаться очень хорошо, он переносит всякие лишения и способен быть стойким, даже если неминуема при этом верная смерть!»

Галицийская битва

Галицийская битва продолжалась с 18 августа по 21 сентября 1914 года. Русские войска продвинулись на запад более чем на 200км. С первых же дней ее выяснилось, что артиллерия начинала бой, вела его и решала исход. Русская пехота наступала под непрекращающийся грохот своей артиллерии. Орудийные стволы раскалялись до красного каления. За три недели боев каждое орудие расстреляло до тысячи снарядов. Австро-венгерская армия потеряла 400 тысяч человек, из них 100 тысяч пленными. Австро-Венгрия была обескровлена.

Бог войны артиллерия наша,

Называет враг ее «волшебной»

В донесеньях слышится все чаще,

Рев орудий праздником победным.

Враг расстрелян ею пред атакой,

Было бы достаточно снарядов,

То б до Вены мчались австрияки,

А не шли бы праздничным парадом.

Взятие Перемышля

Русские осаждали сильную крепость Перемышль. Тщетно, утопая по пояс в снегу, кладя дивизию за дивизией, пытались австрийцы снять блокаду с Перемышля. 22 марта 1915 года Перемышль пал. В плен к русским попало 9 генералов, 2500 офицеров, 120 тысяч солдат. Было захвачено 900 орудий. Была открыта дорога на Будапешт. Русская ставка ликовала. Возникали радужные планы: через Венгрию и Австрию зайти в тыл к немцам…

А на юге, как на юге,

Окружен войсками Перемышль,

Так же здесь гуляют ветры, вьюги,

Да шальная, словно вихорь, мысль.

Завалило снегом перевалы,

И трещат февральские морозы,

Австрияки действуют навалом,

Отшумели пушечные грозы.

Март идет, и крепость пала,

Русским путь открыт на Будапешт,

Армия Брусилова устала,

Обороной, занявшись тех мест.

Нам снаряды б, что нам слава!

Ставка оставалась к ним глухой,

Сладостным виденьям предавалась

А прогноз был ясный, здорово — плохой!

Предвестник катастрофы

11-я германская армия под командованием Макензена получила приказ нанести таранный удар по русским у Горлице, в Галиции. Главный удар был направлен против Х русского корпуса. Против корпуса были выставлены 50 батарей тяжелых орудий и сотни полевых, У русских было всего четыре тяжелых орудия. Отвечать на удары немецких орудий было нечем. Выделялось по 5—10 снарядов на день. Уступали русские орудия и в дальности стрельбы. Их выстрелы не могли поразить орудия врага, когда тот мог своими ударами поражать русские цели. Устилая трупами землю, немцы шли на восток. Русские отступали. За год прежде великолепная кадровая армия исчезла, вместо нее пришла необстрелянная молодежь. Но, уступая старикам по выучке, молодые сражались храбро, Не отставали и полковые священники. Их часто можно было в черных рясах видеть на поле сражения.

Теперь иные времена,

И немцы стали осторожны,

Наукой стала им война,

А на войне и все возможно.

На русский ствол, немецких — сотни,

И бьют подальше, чем у нас.

Что сделает казацкий сотник,

Коль грянут все, в неровен час.

Утюжат долгими часами,

У наших пушек — недолет.

Ад — на земле, под небесами,

Противник прет, противник — прет!

И армия у нас не та,

В болотах Пруссии осталась,

Пришла на смену пестрота,

А старой гвардии досталось!

Где те, гвардейские полки?

Где наши унтер-офицеры?

Где старые кадровики?

Где наша выучка, к примеру?

На смену юноша пришел,

С тупою шашкой и сигарой,

В стену разрывов храбро шел,

Солдатам, подражая старым.

Поскрипывает портупея,

Перчатки белые на нем.

Мальчишечья худая шея,

Кричит: «Ребята, немцев бьем!»

И безвозвратно исчезает,

Совместно с прибывшею ротой,

В дыму сражений флаг мелькает,

Там гибнет русская пехота!

Позиционная война

Снег траншеи укрыл, наступила зима,

Паутинкой морщин вся покрылась Европа,

И шрапнелью плюется старуха война,

Поражая солдат, что укрылись в окопах.

Передышка дана, да дороги трудны,

Их укрыли снега, без саней не проехать,

Пищи просит голодное брюхо войны.

«Нет снарядов!» — ей тыл отвечает, как эхо.

Сеть железных дорог у противника есть,

Пополненья идут, и составы несутся,

А в России остались только вера и честь,

Да чиновников тьма — в министерствах пасутся.

Скоро стают снега, и просохнет земля,

Устремятся полки из России на запад,

Многолика славян, да не дружна семья,

Ей печаль не хранить, хоть страдать, но

не плакать!

Февраль-март 1915 г.

Русские уходили из Восточной Пруссии, подавленные превосходством врага, особенно в артиллерии. На каждый русский орудийный выстрел, немцы отвечали десятью. Огромные тяжелые, словно чемоданы, снаряды немецкой тяжелой артиллерии вспарывали русские окопы. Тщетно взывали русские войска к своему тылу: «Снарядов! Дайте снарядов!»

Трясется земля, и воздух трясется,

Взвивается столб из дыма, огня.

И, кажется, тело с душой расстается,

И мысленно молит: «Хотя б не меня!»

И снова я слышу шипенье снаряда,

И выстрел далекий, как будто хлопок,

И снова снаряд разрывается рядом,

Смотрю, отупело, как будто оглох!

Осталось живое ль на месте разрыва?

Иль только куски человеческих тел,

Идет методично, не торопливо

По нашим окопам немецкий обстрел.

Израсходовав уйму снарядов, положив десятки тысяч своих солдат, немецкое командование убеждалось в том, что русский фронт так и не прорван, что русские отступили, сохраняя порядок боевых рядов.

При дворе

При дворе так много родовитых,

Их отличить друг от друга нечем,

Лаврами и лентами увитых,

Мудрости печатью не отмечены.

Сколько здесь ханжей и лицемеров,

Под монаршим взглядом маслом тают?

Сколько женщин служит здесь Венере,

Красотою ей не уступая?

Путь наверх продуман четко, ясно,

Как заполучить здесь чин?

Нужно отыскать одну, прекрасную,

Среди близких государю женщин.

Сколько здесь блестящих генералов,

Не бывавших никогда в сражениях?

Их судьба от битв оберегала,

Ждут чинов, по службе повышения.

Сколько государственных мужей,

Милостями царскими осыпанных?

Сколько здесь рождается идей?

Только жаль, что нет теперь Столыпиных!

А придет беда, что будут делать?

Как и из кого тут выбирать!

Разве можно ожидать победы,

Если глупых окружает рать!

Да, государю-императору не позавидуешь! В мирное время можно и посредственность терпеть близь себя. Война заставляет на все взглянуть по иному. Здесь нужны не только тактики, но и стратеги, нужны решительные и смелые. А выбирать их из нечего. Началась министерская чехарда. Стоит только взглянуть на смену одних премьер-министров, чтобы понять положение, в котором находился Николай Второй. Не очень талантливого Горемыкина сменил Б. В. Штюрмер, 68 летний «святочный дед, ставленник Григория Распутина и императрицы. Он был невеждой во всех областях, с которыми ему пришлось соприкасаться. Он не мог связать и пары слов, приходилось все записывать и читать «по тетради». 9 ноября 1916 года премьером стал Н. Ф. Трепов. Вот что о нем писал сам царь в декабре шестнадцатого: «Противно иметь дело с человеком, которого не любишь и не доверяешь, как Треп. Но раньше всего надо найти ему преемника, а потом выталкивать его, — после того, как он сделает грязную работу» На рубеже 1016—1917 года премьером был назначен князь Н.Д.Голицын, старый вельможа, долго отказывавшийся от этой высокой должности.

Кому война, а кому — мать родна

А поражения идут,

А планы — не сбываются.

Все хуже русские живут,

А кто-то наживается.

За все берет в три дорога,

Мошной своей не делится.

Похуже внешнего врага,

А русский, что не верится!

Не гнал хотя бы «липу», брак,

Был патриотом, вроде бы,

Будь я России злейший враг,

Ему повесил орден бы!

На поставках в армию наживали целые состояния, и все же были не довольны, полагая, что царская власть сковывает предпринимательскую инициативу. Борьба шла за те фабрики и заводы, которые оставались казенными (государственными) Приведу только цифры по ГАУ (главное артиллерийское управление):

122 мм. гаубичная шрапнель на казенных заводах обходилась государству по 15 рублей,

на частных она уже была по 35 руб. Барыши в некоторых случаях составляли более 1000%.

Как то начальник ГАУ Маниковский пожаловался царю, сетуя на произвол предпринимателей, на что царь ответил:

«Ну, и пусть наживают, лишь бы не воровали»

«Но это же открытый грабеж!» — воскликнул Маниковский.

Царь вздохнул: «Все-таки не нужно раздражать общественное мнение»

Похоже, что император понимал, что происходит, но влиять на это уже не мог.

Великий князь

Николай Николаевич понимал, что на фронтах происходит что-то непонятное. О готовящихся действиях его войск неприятель почему-то узнавал еще до того, как о них оповещались сами участники. Не хватало снарядов. Великий князь пытался разобраться в этом вопросе. Оказалось, что генерал Сухомлинов заключил с американцами договор о поставке снарядов, Установленные сроки поставки они не выполняли. А зачем им было торопиться, если от Сухомлинова они получили огромный аванс золотом. В Могилеве, в ставке произошел интересный разговор между председателем Думы Родзянко и Николаем Николаевичем. Родзянко обратился к генералу с вопросом:

«Ваше высочество, как же так, нельзя же палками драться!»

На это великий князь ответил: «Я должен сказать одно: я верующий человек и мне остается надеяться на милость божью. У меня нет винтовок, нет снарядов, нет сапог, и я к вам, как верховный главнокомандующий, предъявляю требование как к председателю Государственной Думы — поезжайте в Петроград и обуйте мне армию, я видеть этого не могу, войска не могут сражаться босыми» Дума потребовала генерала Сухомлинова предать суду. Тот был заключен в Петропавловскую крепость.

В мистицизм с головою ушел генерал,

И поход на Берлин сочиняет Данилов,

На что годы ушли, он за год растерял,

Где раскинуть умом, он расходовал силу.

Русским в землю зарыться, беду б

переждать,

Отбивая атаки австрийцев и немцев,

Не задравши штаны, за победой бежать,

Нужно разумом брать, а не действовать

сердцем!

Новый год наступил и взорвался февраль,

В августовских лесах песнь запели снаряды,

И телами солдат закрывали, как встарь,

Экономя патроны, сохраняя заряды.

Каждый фронт огрызался и бился, как мог,

Расстрелявши в пустую патроны,

В штыковую пошли, видит Бог,

На немецких солдат, на немецких баронов.

Корпус гибель нашел, кто-то все ж уцелел,

Был контужен в бою, или ранен,

Где сражался солдат, как рассерженный лев,

Снежный наст, покрывая своими телами.

Но масонство в России, как тяжелый нарыв,

И пока нет условий, чтоб вскрыться,

И блестящий на юге военный прорыв,

Не позволил достигнуть границы.

Разошелся вовсю бог войны,

Разыгрались его аппетиты,

На просторах огромной страны,

Сколько раненых, сколько убитых.

Сколько боли, страданий и слез,

Вверх тормашками мысли и планы,

Чашу горькую пить довелось

За просчеты министров бездарных.

Тянутся обозы

Наступление немцев, их жестокое обращение с мирным населением, полное ограбление его привело к массовому перемещению людских масс, затрудняющих перемещение войск, снабжение их, возникшая необходимость заняться их размещением и снабжением продовольствия, которого и так не хватало.

Тянутся обозы, нищий скарб,

Ручейки людей, переселенцев.

За спиной у них войны пожар,

Люди на восток бегут от немцев.

Нелегко оставить землю, дом,

Что в наследство оставляли деды,

Что нажито каторжным трудом,

И ценою жизни, так нередко.

Сцены вновь возникли старины,

Воскрешают варварские нравы,

Все забыты правила войны,

Он завоеватель, значит — правый.

Как сползает кожа у змеи,

Так сползло добро и милосердье,

Не найдется ни одной семьи,

Той, что не страдала от усердья

Тех, кто потерял и честь, и стыд,

Тех, кто превратился в мародера,

И кому придется все ж испить

Чашу поражения позора.

Так воспоминания свежи,

Долго о таких не забывают,

Общее насилье, грабежи,

Раненых штыками добивают.

«Майн кампф» еще не был рожден,

Печи Аушвица не горели,

Но насилья дух не побежден,

Свил себе гнездо в немецком теле.

Шпионы, кругом одни шпионы

Ушедший до войны жандармский полковник Мясоедов (его подсидели служащие из охранки, подсунув контрабандное оружии и листовки — причина зависть к его успехам) из зависти к его успехам. С началом войны Мясоедов пошел в армию и занимался войсковой разведкой. Он работал хорошо, ободрял личным примером под огнем солдат, но по старой привычке тащил из брошенных домов «трофеи». Поскольку в прошлом он был своим человеком Сухомлинова, недруги военного министра решили разыграть игру с Мясоедовым, арестовали его, раскрутили дело о «шпионаже», которое было голословным, ничем не подтверждалось. 18 марта 1915 года его приговорили военным судом, и через два часа после вынесения приговора решили повесить. Стараясь потянуть время, чтобы жена успела сообщить вверх, Сухомлинову о расправе над ним, Мясоедов стеклами разбитого пенсне нанес себе глубокий порез в области сонной артерии. Но палачи тут же перевязали его и вздернули.

Идут поражения в битвах,

Корабль государственный тонет,

Кто ищет спасенья в молитвах,

Кто видит причину в шпионах.

Изменников ищут и действует суд

Во имя священной победы,

Раз ищут, бесспорно, кого-то найдут

И жертвою стал Мясоедов.

Он в прошлом жандармским полковником был,

И слыл государевым оком,

И суд торопливо его осудил,

Когда тот охвачен был шоком.

Страдая от тяжких полученных ран.

Повязки ему наложили,

И срочно повесить — приказ был отдан,

Оспорить его тот не в силах.

Потом Сухомлинов попал под арест,

Две ночи провел в каземате,

Коснулись приказы присутственных мест,

Служили министру когда-то.

Азору, наверно не снесть головы,

Но Катя царицу молила,

Министр был отставлен, но злоба молвы,

Ее самое очернила.

Кто масло в огонь тогда подливал?

Подробности мерзко смакуя,

Григорий Распутин, и тот жертвой стал,

Хоть слабости власти не чует.

Я так полагаю, что все было так,

И нет никакого сомненья,

Что стал Мясоедов за мелкий пустяк

Обычным козлом отпущенья.

Помощь союзникам

Хотя б умнее стали,

Служа своей отчизне,

В бою враг платит сталью,

Россия платит жизнями.

Мы долго собираемся,

А делаем все в спешке,

И часто надрываемся.

В игре чужой — мы пешки.

Мы в шведскую компанию,

Извне искали дружбу,

В союзе с Польшей, Данией,

Испытывали нужду.

Союзы ненадежные,

Гляди, вот-вот развалятся,

Перипетии сложные,

Огромным комом валятся.

В Париже и Вестминстере

Торопят с наступлением,

И снова взрывы, выстрелы,

И снова преступления.

Разменною монетою,

Солдаты наши стали,

Жизнь отдают за это,

А враг встречает сталью!

Кто руку приложил?

Шло наступление крупной буржуазии, недовольных действиями правительства. А были ли у них основания быть недовольными? Да, были. Приведу примеры, в 1915 году Россия стала размещать военные заказы в союзных и нейтральных странах, а собственные заводы оставались на голодном пайке. Промышленные возможности одного только Петрограда намного превосходили хваленый Парижский район. Мощности ружейных заводов России (тульский, ижевский, сестрорецкий) простаивали без работы, к примеру, тульский завод мог выпускать 250 тысяч винтовок, а за 1914 год выпустил только 16 винтовок, не тысяч. Зато Россия влила заказов в американский рынок 1800 000 000 золотых рублей. Сумма фантастическая. За эти деньги военная промышленность США выросла в гиганта, в то время, как до этого она была в зачаточном состоянии. Я думаю, что в дальнейшим комментариям прибегать нет смысла. Ориентация на зарубежную промышленность не оправдала себя, родив недовольство. Отсюда отечественная буржуазия сознательно создавала препятствия для оттеснения от власти царизма.

Семь миллионов под штыком

Крестьян, мещан, рабочих,

Хоть план снабженья бестолков,

Но каждый кушать хочет.

Крупа, мука, насущный хлеб,

К ним овощи и мясо,

А на полях зловещий след,

Там землю пушки пашут.

А кто за плугом, за станком,

Кто смотрит за скотиной?

И в горле застревает ком,

Коль выявишь причины.

Патронов нет, снарядов нет,

Винтовок не хватает.

Что создавалось много лет,

Как снег под солнцем тает.

И с голой грудью, кулаком,

Идут вперед, в атаку,

Ну, в лучшем случае штыком

Орудуют солдаты.

По ним шрапнель, по ним картечь,

А их долбят фугасы,

Придется многим в землю лечь,

Коль нет боеприпасов.

Эх, планы, вы планы

«Нынешняя война, — говорили в Думе, — открыла нам глаза, и мы впервые осознали весь тот гнет, который губит и душит русскую жизнь во всех ее проявлениях. Есть один путь — путь самобытности и самосознания» Предлагались планы реализации путей:

Арестовать и выслать царицу в Крым и заставить царя создать министерство доверия.

Перехватить царский поезд на глухой станции Новгородской губернии и заставит царя отречься от престола.

Посадить царя в самолет, вывезти в лес и заставить подписать отречение.

Силами гвардейского экипажа, охранявшего ставку, принудить Николая Второго отказаться от власти, царицу заманить на военный корабль и вывезти за границу.

А. Ф. Керенский предлагал разбомбить с воздуха царский автомобиль при проезде его по дороге на фронт.

Были попытки и реального решения плана. Предлагалось великому князю Николаю Николаевичу воцариться на престоле. С этой целью к нему послали тифлиского городского голову Хатисова. Ждали от него условного знака: «Госпиталь открыт, приезжайте!»

Великий князь Николай Николаевич отказался от такой высокой чести.

Пораженья расшатали

То, что прежде было слабо,

И министры наши стали

Истеричны, словно бабы.

Государственная Дума,

Словно камень преткновенья.

Много криков, много шума,

Только глупые решенья.

Нет, собраться бы им с духом,

Привести в соотношенье…

А повсюду — сплетни, слухи,

На царицу наступленье:

«Немка немца не накажет,

Пусть и косвенно, не прямо,

Но поможет и покажет,

Передаст сражений планы».

«Немцы въелись в плоть престола,

Правят матушкой Россией,

Гибнет русская основа…

Это — чистое насилье»

Было много разговоров,

Было множество решений,

И рождалось в этих спорах

Николая отреченье.

Возмутитель спокойствия

Придворную пустую жизнь оживило появление в Царском Селе Григория Ефимовича Распутина, 1872 года рождения, крестьянина села Покровское Тюменского уезда Тобольской губернии. Путь в Царское село в 1905 году ему проложил великий князь Николай Николаевич. Уже в 33 года Распутина почтительно называли «старцем» Императрица Александра Федоровна души не чаяла в родившемся наследнике Алексее, боялась за его жизнь. Неудивительно, что она привязалась духовно к «старцу», который сказал: «Пока грешный Григорий возносит молитвы у трона, отрок будет здравствовать.

Григорий Распутин будет пребывать при царском дворе 10 лет. Я не стану описывать все те грязные истории, сочиняемые при жизни Распутина и распространяемые по всей России. Поскольку влияние Распутина на царственных особ было относительно велико, та грязь, которую выливали на «старца», должна была попасть и на императора Николая П.

Немало для очернения Распутина сделала и охранка, распуская слухи о его развратности.

А в императорских покоях — недоумение: «Чего эти люди беснуются? Что их возмущает?

Что этот святой человек молится о несчастном наследнике? О тяжело больном ребенке, которому каждое неосторожное движение грозит смертью? (цесаревич страдал гемофилией — несвертываемостью крови).

Сколько доставалось Николаю,

Свечи ставил, истово молился,

Он душой, конечно, понимает —

Царский род пред Богом провинился.

Александром совершен был грех,

Он замешан в гибели отца,

Тенью подозрений лег на всех,

Бедам всем не видится конца.

Не оставлен ими Николай,

Первый знак беды — была «Ходынка»,

Заговоров зреет урожай,

Их не погасить тюрьмой, дубинкой.

Нанесла судьба еще удар,

Сын родился с грозною болезнью,

Можно ежедневно ждать удар,

Будущее — темной, страшной бездной.

В ход пошли оккультные науки,

Знахари, провидцы при царе,

Самые нелепейшие слухи

Гнездышко находят при дворе.

Атмосфера жизни: сплетни, плутни,

Порождали веру в чудеса,

В Царское Село пришел Распутин —

Так угодно было небесам.

Говорил внушительно, серьезно:

«Пока буду Богу я служить,

Не коснутся вражьи силы, грозы,

Отпрыск будет здравствовать и жить»

И остался жить не год, ни два,

И судьба у «старца» не простая,

По России поползла молва,

Правдой и неправдой обрастая.

Ненавидит «старца» высший свет,

Не за то, что ими помыкает,

А за то, что целых десять лет,

От него покоя он не знает.

Без него к царице не пройти,

Нет на то его благословенья,

И к царю закрыты все пути —

Это ненормальное явленье.

Внешне все, как будто хорошо,

Даже респектабельно, как будто.

Но слушок по Питеру пошел,

И в России слухи о распутстве.

«Старец, де, с царицею живет,

Ну, на то фамилия — Распутин,

Ну, а царь, чего от «старца» ждет,

Почему его он не «остудит!»

Как он женщин приобщает к Богу,

Руки заставляет целовать,

Моют и целуют ему ноги,

Или то, о чем нельзя писать.

Церковь православная роптала,

Но Распутин был неуязвим,

Кличка «Черт святой» к нему пристала,

Или просто говорили — «Бесов сын»

«Старец был прохвост среди прохвостов,

И к тому же, инородным телом,

Все вопросы им решались просто,

Просто подходил к любому делу.

Знал ли царь об этом, иль не знал?

Так ли это было иль не так?

Государь страною управлял,

Так что, император не дурак.

Кто-то над портретом потрудился, —

И такое, далеко, не редко,

Чтоб в России каждый убедился —

Царствует не царь, марионетка.

Убийство Распутина

16 декабря 1916 года Государственная Дума собралась на заключительное заседание сессии. Один из думцев Пуришкевич задержав члена думы, махрового монархиста Шульгина и попросил того, чтобы он запомнил этот день.

«Зачем? — пожал плечами Шульгин.

«Мы его сегодня убьем!»

«Кого?»

«Гришку!»

«Он плохо влияет на императора! — зло выпалил Пуришкевич.

«Вздор! — воскликнул Шульгин. — Он просто молится за наследника. На назначение министров не влияет. Просто, он — хитрый мужик! Убив его, вы ничего не измените. Будет та же чехарда министров.

«Мы идем к концу! — брызгал слюной Пуришкевич. — Хуже не будет! Убью, как собаку!

Прощайте!»

В ночь с 16 на 17 декабря 1916 года родственник царя, князь Феликс Юсупов пригласил Распутина к себе во дворец, сказав, что будет небольшой вечер среди дам, что будет на нем и его жена Ирина. «Старец» дал согласие. Заговорщики, в числе их вел. князь Дмитрий Павлович и Пуришкевич, подготавливали сцену: на стол поставили откупоренные бутылки сладкого вина, пирожные, часть пирожных понадкусывали, словно уже до этого здесь присутствовали дамы, угощаясь вином и пирожными, в пирожные был помещен кристаллический цианистый калий, в вино — жидкий раствор того же цианистого калия. Одного не знали заговорщики, что сладкое нейтрализует этот сильнейший яд. Пуришкевич и Дмитрий Павлович поднялись этажом выше, предоставив основную работу выполнять тридцатилетнему князю Юсупову.

Заговор созрел, убить Распутина,

Участь «старца» была решена,

Во дворец зазвать — вся суть его,

А приманкой Феликса жена.

Распутина никак не осуждаю,

«Старец» он, но молодой мужчина.

А при дворе звездой такой сияет,

Средь звездочек красавица Ирина.

Князь Юсупов «старца» пригласил,

Посидеть за рюмочкой вина:

«Я из Крыма нынче получил,

Будут женщины, средь них моя жена»

Встретил князь Григория сердечно.

В комнате, куда они вошли,

Освещеньем были только свечи.

Князь сказал, что женщины ушли,

Вышли, чтоб сменить свою одежду,

Только что сидели за столом.

Феликс в госте согревал надежду…

И к столу Распутин подошел.

На столе пирожные, бутылки,

Кое где надкусаны они,

Штопор там, бокалы, ложки, вилки,

Пятна от вина кой-где видны…

Гостью Феликс предложил вина,

Выпил тот и закусил пирожным,

И еще один бокал до дна…

«Что за диво, это невозможно!»

Ведь в пирожных и вине был яд,

Гость — живой, ну, как же это?

И Юсупов выпустил заряд,

Целясь гостю в грудь из пистолета.

И Распутин грохнулся на спину,

С лестницы скатилися друзья.

Дело сделано наполовину,

Здесь лежать Распутину нельзя.

За автомобилем вышли двое,

За спиною их раздался вой,

Это князь Юсупов дико воет:

«Бейте Гришку, он еще — живой!»

Пуришкевич видит спину «старца»,

Вперевалку по двору бежит,

До ворот нельзя ему добраться,

И рука с наганом не дрожит.

Громкий выстрел, вслед за ним

Второй,

Подогнулся и упал без стона,

Гирей бил в висок его герой,

Князь красавец, и владелец дома.

Труп Григория Ефимовича Распутина, старца 44 лет, был спущен убийцами под лед, где он был обнаружен и извлечен полицией 21 декабря 1916 года. Царская семья скорбела по убиенному.

У каждого свой план

Знал ли об угрозе ему император Николай Второй? При такой вездесущей охранке не мог ни знать. Большее внимание было обращено на социал-революционеров и большевиков, как наиболее радикальные революционные партии. Лидеры этих партий вынуждены были скрываться, уходить в «подполье», эмигрировать за границу. Меньшее внимание было приковано к кадетам, «октябристам» и другим партиям правого толка. Но император знал о том, что в их кругах зреет заговор против него, что ему угрожают отречением. Но шла война, начинать открытую борьбу с теми, кого поддерживали промышленники, означало тотальный саботаж, военное поражение и оккупацию значительных территорий, и прочие неприятности, связанные с этим. Царь надеялся на победу. После этого можно было бы заняться и заговорщиками. Были ли надежды на победу. Были, и основательные. Ресурсы Германии были исчерпаны, прорыв Брусиловым австрийских войск показал силу русского солдата. Заговорщики тоже знали и готовили свои планы, победа царя — это расправа над ними.

У каждого свой план, у Львова, Милюкова,

Есть план у Николая,

Россия к революции готова,

Лишь только время выбирает

И не спасет царя «Брусиловский прорыв»,

Такая яркая победа,

Коль революции созрел нарыв,

Буржуазии на потребу.

23 февраля 1917 года

Дворцовой переворот был спланирован на средину марта 1919 года. Готовились к открытой схватке обе стороны, но эта подготовка, в каких-то деталях пряталась за занавесью секретности. А родилось что-то неожиданное, малоуправляемое, которое никто не ожидал. А замешено оно было на бессмысленном избиении миллионов людей. Хотели родить диктатуру, но диктатура оказалась безголовой, а потом к октябрю этого же года четко вырисовывались две головы, без диктаторского туловища.

Воздух Петрограда жгучий, злой,

Ветерок снежинки подметает,

Тротуар, посыпанный золой,

Кое-где узор на окнах тает.

Вдоль Невы дворцы вельмож желтеют,

Дворников не видно у ворот,

Грузовик ворчит, дымок синеет,

С улицы свернул за поворот.

И толпятся женщины, подростки

У дверей кондитерской за хлебом.

Милостыню нищий нищих просит.

Но с утра неласковое небо.

Запустил в витрину снежным комом,

Зазвенело, но не дало трещин,

Парень подошел с тяжелым ломом,

Оттеснив, толпу подростков, женщин.

Хрястнул и посыпались осколки,

И в пролом окна полезли люди,

Тянут хлеб и опустели полки,

И добычу защищают грудью.

«Казаки!» — раздался чей-то крик.

Кто бежал, а кто к стене прижался,

Проскакал отряд казаков, сник,

Только цокот где-то отозвался.

Многолюдно на Большом и Невском,

У Тучкова собрались моста,

Марсельезу распевают песни

Тут, у полицейского поста.

Наступила ночь, не спит тревога,

Да горят на улицах костры,

И солдат у «Мариинки» много,

Видны и жандармские посты.

А на Вознесенском, рядом

В свете фонарей алеет флаг,

Здесь стоят рабочие отряды,

Царская охранка — злейший враг.

Там городовой на землю пал,

И над ним толпа людей сомкнулась,

Кто-то и случайно жертвой стал.

Поутру столица встрепенулась,

И манифестация пошла,

Там тащили пушки, пулеметы,

Там к рабочим на подмогу шла

С фронта подоспевшая пехота.

Крики там, а там идет пальба,

И трамваи в Питере не ходят,

Где-то лавки грабит голытьба,

Но к дворцам богатым не подходят.

На Литейном был убит жандарм,

А на Охте строят баррикады,

И приказ казакам строгий дан

Не пускать солдатские отряды.

И Литовский замок догорал,

На кострах портреты Николая,

Медный всадник голову задрал,

Тоже революцию встречает.

* * *

На улицах редко увидишь господ,

Стараются все отсидеться,

Все грязное сделает русский народ,

В петле он, и некуда деться.

23 марта 1917 года

Хотя был конец марта, но весной и не пахло. В Петрограде хоронили жертвы революции на Марсовом поле. Шли толпы народа. Такого подъема, какой был в феврале, уже не было.

Общество четко разделилось на две части: одни были за Временное правительство, возглавленное князем Львовым, другие, пока еще по численности меньшие, но более радикально направленные в переменах жизни. Эти две части пусть и плохо, но сотрудничали по некоторым вопросам. Народ еще не успел к ним присмотреться.

На Мойке здание пылало.

И снег, и небо розовели,

И пламя жарко целовало

Все, что могло гореть. Горели

Окна, двери, крыша,

Казалось, что горят и стены,

Столб пламени взлетал все выше,

Пожарный кран плевался пеной.

Струился мир, летел куда-то,

Орлы горели с позолотой.

Смешались черные бушлаты

С солдатской, серою пехотой.

Отреклись царь и Михаил —

Плясали буквы транспарантов.

И буйный ветерок кружил,

Гуляя между демонстрантов.

В шубейках с дырами, в платках,

На холоду держались стойко,

Фуражек много и папах,

От Миллионной и до Мойки.

Шуршание сапог по снегу,

И лиц голодных синева.

Людскому не покорна бегу,

Спокойна подо льдом Нева.

Чугунные решетки сада,

И памятник царю Петру.

Вздувались парусами флаги

И полоскались на ветру.

Кариатиды Эрмитажа,

И окна зимнего дворца,

В тумане плавали, как в саже.

Какого ожидать конца?

Не возвратится прежний строй,

А нынешний ничем не лучше,

Как прежде, мир объят войной,

И также голод бедных мучит.

И не жалеют слез и сил.

На поле Марсовом кордоны,

Там братских несколько могил,

Там павших в феврале — хоронят.

Гробы затянуты в кумач,

Да слышен легкий запах тленья,

Их похоронят не под плач,

Под «марсельезы» пение.

Добрей, едва ли люди стали,

Но не жалеют меди глоток,

Поют: «Вы жертвою стали»…

Но ждут и пуль, но ждут и плеток.

Мятежный генерал

18 апреля (по старому стилю) или 1-го мая (по новому стилю), когда рабочие отмечали праздник, они впервые вместе с солдатами свободно вышли на демонстрацию с плакатами: «Вся власть Советам!», «Долой войну», «Долой Милюкова», «Долой Гучкова», (военный министр) В ответ на это сторонники временного правительства организовали контрдемонстрацию, под лозунгом доверия правительству. Впервые одновременно выступили и пролетариат, и буржуазия, предоставляя право выбора широким массам людей. Временному правительству пришлось, чтоб усилить свое влияние, заставить армию на фронтах перейти в наступление. В случае победы, можно было обрушиться на большевиков и разогнать их, в случае поражения обвинить их в развале армии, и запретить их деятельность. Время наступления на фронтах не определил главковерх (главный верховный главнокомандующий) А. Ф. Керенский в апреле не определил.

Власть получить, не значит, удержать,

Не применив ни силы, ни старания,

Или, наворовав, стремится убежать,

Оставив позади себя страдания.

Отрекся царь, а что взамен?

Одни пустые обещания.

Россия ждет реформ и перемен,

Но видит только обнищание.

И на фронтах идут бои,

Успех такой, каков был прежде,

И снова — отступления своих…

Победа — снова призрачной надеждой.

Июньские дни

Начатое 18 июня, оно провалилось. 18 июня на улицы Петрограда вышло до 500 тысяч людей с лозунгами: «Вся власть Советам!» В ответ кадеты, во главе с Милюковым заявили о выходе из прпавительства. Условием пребывания в нем они поставили — разоружение рабочих, вывод революционных войск из Петрограда и запрещение партии большевиков. В ответ состоялась 4 июля массовая демонстрация трудящихся, организованная партией большевиков. В ней участвовало свыше 500 тысяч.

Демонстрация была расстреляна. Большевики плохо к ней подготовились. Начались репрессии, разоружение полков и рабочих, разгромлены типографии «Труд» и «Правда».

Руководству партии пришлось перейти на работу в «подполье». Добившись единовластия, и видя явную слабость временного правительства, буржуазия готовила введение военной диктатуры. Роль военного диктатора возлагалась на генерала Корнилова. 25 августа 1917 года Корнилов двинул на Петроград, снятый с фронта 3-й конный корпус. Но корпус генерала был разгромлен, руководство его было арестовано и направлено в гор. Быхов. Временное правительство стало готовиться к суду над мятежным генералом.

Сменилась власть, проблемы те же,

И вывод, может быть, таков:

В Россию также немец лезет,

Да и внутри не счесть врагов.

Куются, как в огне горнила,

И нужна крепкая рука.

Ведет на Петроград Корнилов

Свои отборные войска.

У правых, левых лица хмуры —

Все понимают, что их ждет:

Режим военной диктатуры,

Свободомыслие умрет.

С фронтов отозваны солдаты,

Фронт оголен, и немцы прут.

Царь слишком мягким был,

когда-то.

Ну, а Корнилов слишком крут.

Собрались все цвета и флаги

И генералу дали бой.

Разбит Корнилов — это благо!

Беда — воюют меж собой!

Штурм Зимнего

Зимний дворец расположен на берегу Невы. Это огромное трехэтажное здание в 200 метров длины, 160 ширины и 22 высоты. Перед дворцом — широкая площадь. С разных сторон ее замыкают громады зданий Главного штаба и Адмиралтейства. Среди пустынной площади одиноко высится Александровская колонна. К моменту «штурма» против Зимнего, за зданием Главного штаба, на Морской, на прилегающих к ней улицах и возле Полицейского моста сосредоточились красногвардейцы Выборгского и Петроградского районов. Здесь же находились броневики, зенитная артиллерия и полубатарея полевой артиллерии. Дальше по Невскому, у Казанского собора, в полной боевой готовности стояли орудия на тракторной тяге. Со стороны Александровского сада дворец окружали отряды красной гвардии, моряки прибывшего из Кронштадта учебно-минного отряда, 2-го Балтийского и Гвардейского флотских экипажей, солдаты Кексгольмского полка, броневики. С левой стороны, у Адмиралтейства расположились моряки машинной школы, учебного судна «Океан», отряды солдат Егерского и Волынского полков. На противоположном берегу Невы стягивались рабочие отряды Василеостровского р-на. На Неве стоял с наведенными на дворец пушками крейсер «Аврора» В Петропавловской крепости готовились к обстрелу Зимнего из пушек. Противостояли им — женский батальон и отряд юнкеров. Они были отрезаны от всего мира, не имели связи, продовольствия.

Стало смеркаться. Пушки стали готовиться к обстрелу, но тут поступило сообщение о капитуляции гарнизона Зимнего и временного правительства. Одна из женщин женского батальона покончила с собой, одну — изнасиловали. Вот и все жертвы!

Штурм Зимнего в кино,

В картинах, повестях, рассказах,

И в песнях наших заодно,

О жертвах в нем не сказано ни разу.

Кто охранял огромнейший дворец,

Длиною, шириною в сотни метров?

Где разрушенья, наконец,

В понятиях обычных, смертных?

Сражался ль женский батальон,

А с ним и юнкеры-мальчишки?

Кто был убит, а не пленен?

И комментариев нет лишних.

Готовы крепостные пушки

На Зимний залп обрушить свой.

Один заряд для слабодушных,

И тот к тому же холостой.

Поиски выхода

Старый, мрачный Гатчинский дворец, в котором жил когда-то Павел Первый преобразился. В нем царила атмосфера прифронтового штаба. Керенский со своими адъютантами разместился в комнатах третьего этажа. С первого этажа на третий сновали курьеры с бумагами, звеня шпорами, перемещались офицеры для поручений. Вновь и вновь летели грозные телеграммы в ставку, в штабы фронтов с требованием ускорить посылку войск к Петрограду. Генералы обещали, успокаивали, а войск не было. Вместо войск с Кавказского фронта пришла телеграмма от главнокомандующего Пржевальского, в ней выражалось негодование по поводу восстания в Петрограде и в торжественных словах выражалась верность Временному правительству.

Несутся грозные приказы,

Духонину и всем фронтам,

И в одиночку, и всем разом:

Прибыть, прислать, остаться там.

Все понимают важность дел,

И сложность ситуации,

Фронт оголить, кто бы посмел…

И все включают рацию:

Пришлем, дадим, уже идут,

Встречайте их вот там,

А в Гатчине сидят и ждут

И шлют ко всем чертям!

И Петроград готовый в бой,

Хоть дел невпроворот,

Там не любуются собой,

Готовят пушки, флот.

И тоже шлют свои депеши,

Приказы в ставку и фронтам,

У них слова одни и те же:

Прибыть, прислать, остаться там!

На все просьбы и приказы Керенского отозвалась только Луга, сообщив, что в Гатчину направлен эшелон артиллерии 1-го осадного артиллерийского полка в составе 800 человек. И на сторону Керенского стал генерал Краснов. Поздно ночью 27 октября генерал собрал у себя казачьи комитеты и предложил атаковать Царское село на рассвете, когда противнику трудно определить, какие силы против него наступают. В 2часа ночи на 28 октября полки Краснова. К Царскому Селу подошли на рассвете, но встретили яростное сопротивление красной пехоты численностью около батальона. Наступавшие казачьи сотни были поддержаны артиллерией. Шрапнельные разрывы заставили красных отойти к парку. К солдатам подъехали члены казачьего комитета и предложили сдать оружие. Потом на автомобиле приехал сам Керенский со своими адъютантами. Он обратился с речью к солдатам. Началось разоружение солдат, кто-то сдал, но большинство осталось при оружии и стало окружать казаков. Краснов приказал своим батареям открыть огонь. Осыпаемые осколками шрапнели толпы солдат рассеялись. Путь на Петроград был открыт. Пролетарский Петроград спешно мобилизовал свои силы для отпора войскам Краснова. На позициях в грязи и сырости тысячи людей рыли окопы, укрепляли колючую проволоку. Отмобилизовав все силы, красные нанесли сокрушительное поражение Краснову. Керенский через потайной старинного дворца бежал, оставив на произвол судьбы своих сподвижников. Революционные войска заняли Гатчину и арестовали штаб Третьего корпуса вместе с генералом Красновым.

Ночь шли казаки, подустали,

Но вот и Царское Село,

Окопы и штыки из стали,

Не спят, хотя не рассвело.

План не сработал у Краснова,

Не потому, что был он плох,

В строю придется биться снова,

Не удалось застать врасплох.

Казачья бурка и шинель-

Поднялись и смешались рядом…

Потом накрыла их шрапнель,

Солдаты разбежались разом.

И путь открыт на Петроград!

Не удалось опять Краснову,

Отброшен в Гатчину, назад,

Разбит, но будет биться снова.

Революция началась, а Временное правительство этого еще не осознало. Убрав со сцены монарха, оно так и не научилось адекватно реагировать на развертывающиеся события. Вместо активных действий 24 октября Депутаты Предпарламента в Мариинском дворце занимались говорильней. В течение 4 часов после речи и отъезда Керенского шли заседания фракций. Депутаты ежеминутно звонили то в Зимний, то Смольный. Эсеры проваливали уже пятую резолюцию. Потом перебрались в Зимний. Только в 18 часов закончились долгие прения и председательствующий — Пешехонов А. В. открыл заседание предпарламента. И это происходило накануне революции, потрясшей весь мир. Депутаты Предпарламента покинули Зимний дворец около 11 часов вечера. После их ухода Керенский доложил Временному правительству о сути его разговора с парламентариями. И опят, уже здесь разгорелся теоретический спор на тему: кто губит революцию. Вдруг сообщили о захвате Петроградского телеграфного агентства, о занятии красногвардейцами Николаевского моста. Керенский бросился в штаб округа и узнал о том, что полки солдат один за другим переходят на сторону большевиков. Красная гвардия, которую серьезно не принимали в расчет, вдруг на глазах выросла в грозную силу. О наступлении не приходилось и думать. 25 октября около 10 часов утра Керенский послал своего офицера в американское посольство с просьбой предоставить ему автомобиль. Секретарь посольства США Уэйтгауз одолжил автомобиль. Красногвардейцы, увидев машину с иностранным флагом, пропустили Керенского.

Внезапно была или нет

Для власти революция?

То тот, то тот давал совет,

Писались резолюции.

Беспечность всюду и развал.

Тревога нарастала.

Подспудно каждый сознавал

Последствия развала.

А силы таяли, как снег.

У власти нету силы.

Керенский совершил побег

В чужом автомобиле.

Провалы там, провалы тут.

Военные провалы.

А люди мира, хлеба ждут

Надежд на это мало.

Идет проклятая война,

Итог ее такой:

Устала от войны страна,

Брожение умов…

Не все исполняется, что задумано

Попав в положение арестованного и, находясь в тюрьме — Быховской женской гимназии Корнилов стал налаживать связи с преданными монарху военными руководителями и создавать новые военные силы. И кто знает, чтобы было, не будь, свергнуто временное правительство. Чтобы было, не будь всеобщего разложения.

Мятежный генерал посажен под арест,

Гарантия одна — под слово чести.

К нему идут гонцы из разных мест,

Иль сами господа, с охраной вместе.

Романовский сегодня прибыл, Марков,

Лукомский завтра и Деникин.

Прохладно в здании, не жарко,

В тени деревьев, вишен диких.

За рюмкой коньяка серьезная беседа:

О судьбах родины несчастной,

Что нужно делать для победы,

Оставив мысль о личном счастье?

Гимназия, конечно, не тюрьма,

На окнах — ни одной решетки…

И видится с восставшими война

В разрезе планов, выписанных четко.

Да, Быхов — городок, что надо,

Провинциальный, тихий и зеленый.

И нет Корнилову достаточной преграды,

Здесь, под охраною гуманного закона.

Он может вызывать свидетелей сюда —

Что значит, демократии устои.

Готовит материалы для суда,

Ничто Корнилова не может беспокоить.

Меж Быховым и ставкой в Могилеве

Надежная, без перебоев связь,

И лучших не придумаешь условий,

Чтобы мятеж готовить, не боясь.

Здесь, в Быхове готовится расправа

Для тех, кто заставлял царя отречься:

Петля для левых, штык для правых,

Они окружены, куда им только деться!

Идут перемещения частей

В Финляндии, под Киевом, в Донбассе,

И офицеры разных рангов и мастей

Проходят подготовку в школьных классах.

Съезжаются, кто верен был присяге,

Кто с немцами бесстрашно воевал,

Кресты, и золото на саблях и на шпагах,

Кто государя никогда не предавал.

Белогвардейские мощнейшие колонны,

Оружие, припасы, все в них есть,

В мундирах новеньких и золотых погонах,

Кто сохранили опыт, совесть, честь.

Но не дойдут до Питера колонны,

Столицу не возьмут в кольцо блокады,

Хоть численность их в четверть миллиона,

Но, помнить бы, идя на Питер, надо:

Пусть двоевластие в растерзанной стране,

Есть Сольный институт, дворец есть — Зимний,

Не будет люд стоять спокойно в стороне,

Поднялся он по всей России.

Не даром, говорят, что первым было слово.

«Земля крестьянам, фабрики — рабочим!» —

Тот лозунг станет жизненной основой,

А в кабалу идти опять никто не хочет!

Уход Корнилова на Дон

Ставка верховнокомандующего продолжала находиться в Могилеве. Руководил ею генерал Духонин. Он отказался подчиняться Советской власти. Духонин был объявлен находящимся под домашним арестом. Но, он успел до смещения предупредить генерала Корнилова об опасности. Утром 19 ноября в Быхов к женской гимназии, где находились арестованные, прибыл полковник генерального штаба Кусонский и доложил Корнилову:

«Генерал Духонин приказал, что всем заключенным необходимо тотчас покинуть Быхов.

Генерал Корнилов приказал коменданту «тюрьмы» подполковнику Текинского полка Эргардту: «Немедленно освободите генералов. Текинцам изготовиться к выступлению к 12 часам ночи. Я иду с полком»

Деникин, Лукомский и другие генералы переоделись в штатское и поездом отправились на юг, на Дон. Корнилов с полком стал пробираться туда же. Полк двигался проселочными дорогами, скрытно. Крестьяне встречавшихся на пути деревень при приближении текинцев бежали. У станции Красный Берег полку пришлось всю ночь отражать нападение врага. 21 ноября полк вступил в Жлобин, дальнейшее продвижение было приостановлено ввиду занятия ставки революционными матросами. Бегство Корнилова было замечено, преследование его было поручено бронепоезду под командой Пролыгина и двум батальонам 266-го Пореченского полка. Корнилов пытался пересечь железную дорогу западнее станции Унеча. Он подошел к станции «Песчаники» и попал под ураганный огонь орудий бронепоезда. Текинцы в огромном количестве падали убитыми и ранеными. Под Корниловым свалилась лошадь. Полк рассыпался. Головной эскадрон круто повернул в сторону и ускакал. Бросив остатки полка, генерал переоделся в штатское и поездом покатил на Дон.

Ночь вступила в права, в небе звезды зажглись.

Город спит, словно вымер, усталый.

А в гимназии женской мужики поднялись,

Кто налево бежит, кто — направо.

На крыльце в черной бурке стоит генерал,

Построение шло, как обычно,

Перед ним караул, что его охранял,

Говорит генерал: «Благодарен вам лично,

Охраняли меня, берегли пуще глаз,

И исправно, я вами доволен,

Время быстро прошло, оставляю я вас,

Что поделать, приказ… А я воин.

Не купец, ни банкир. Все, что есть у меня,

Я дарю вам, вот здесь двадцать сотен»

Пачку денег отдал, да вскочил на коня,

И возглавил текинские сотни.

Сонный Быхов разбужен, сквозь ставни глядит.

Полк текинцев его покидает,

Полчаса еще слышится цокот копыт.

И опять тишина, все смолкает.

Длинный мост через Днепр, деревянный настил

Весь дрожит, катит масса живая.

Опасаясь погони, Корнилов спешил,

За собою следы заметая.

Ночь в движенье, рассвет наступал,

Полк в лесу, или роще скрывался.

В продолжение дня объявлялся привал,

Но порядок всегда сохранялся.

А движенью полка помогала луна,

Пусть и света потоки скупые,

Незнакомая конникам здесь сторона,

Выбирают дороги глухие.

Полк не кучка людей, его надо кормить,

Хлебом-солью его не встречают.

Будут в памяти долго крестьяне хранить,

Что текинцев не так привечали.

Путь на Жлобин открыт, и село впереди,

Красным Берегом в мире зовется,

Стороной невозможно его обойти,

Всюду топи, повсюду — болотца.

Задержаться пришлось, бой неравный принять,

И не видно врага в лунном свете,

И пришлось слезть с коней и в слепую стрелять,

В невидимых врагов до рассвета.

Рассвело, день вступает в права,

Враг исчез, как туман, растворился.

Но солдатскою кровью залита трава.

Путь опасным теперь становился.

А Лукомский, Деникин давно на Дону,

Их Каледин приветливо встретил.

И придется Корнилову ночь не одну,

Путь, проходы искать до рассвета.

Стычки частыми стали, и отдыха нет,

Не забыть орудийную встречу,

И Корнилов не шлет им снарядов в ответ,

Нет орудий, стрелять больше нечем.

Бронепоезд. «Песчаники». Дикий огонь,

Головной эскадрон удирает,

В том бою под Корниловым ранен был конь.

Полк разбит в пух и прах, отступает.

Ub, tkm Гибель генерала Духонина

Что мы знаем о генерале Духонине, начальнике генерального штаба военной ставке. Начал войну командиром полка, потом стал генерал-квартирмейстером и, наконец, начальником генерального штаба при правительстве Керенского. Поскольку Керенский, являясь по должности своей главковерхом, не разбирался в военных вопросах, действиями фронтов руководил Духонин. Советская власть должна была бы поставить ему памятник. Это из-за его медлительности и неуверенности военные не подавили Октябрьскую революцию в самом зародыше.

В ночь на 20 ноября 1917 года из ставки бежали все представители иностранных миссий, члены общеармейского комитета и часть чинов штаба, в том числе генерал-квартирмейстер Дитерихс, заведующий оперативной частью полковник Кусонский, начальник связи Сергиевский и почти все офицеры оперативного отдела. Армия осталась без оперативного руководства, чем незамедлительно воспользовалось германское командование, Отсюда такое незапланированное отступление и немецкая оккупация огромных земельных пространств. Самого генерала Духонина арестовали и поместили в поезд главковерха. Оттуда он был матросами, считавшими генерала виновным во всех неудачах, извлечен и растерзан.

«Повинную голову меч не сечет»,

Но только когда нет вины,

Но если грехи есть, то это не в счет,

Пусть малы они, не видны.

Пред сильным бессильный всегда виноват,

Когда даже помыслом чист,

Вина вырастает его во сто крат,

Когда перед ним не молчит.

Брестский мир

Вожди не ошибаются у нас,

Ошибки наши делают другие.

Вожди прекрасны без прикрас,

И вечно, бесконечно, молодые.

Безгрешной наша партия была.

Провал в политике — измена.

А как проверить те дела,

Ведь не поднять творцов истории

из тлена.

20 ноября 1917 года в Брест-Литовске «по воле народа» было подписано с немцами соглашение о перемирии. 8 января 1918 года В. И. Ленин выступил перед делегатами 3-го съезда Советов по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира. Но при голосовании он не получил большинства. Большинство требовало продолжения революционной войны с Германией. Попытка затянуть по времени переговоры не удалась. Немцы потребовали ультимативно подписания мирного договора, предусматривающего отторжения от России всех оккупированных немцами территорий. Троцкий нарушил директиву и отказался подписывать мирный договор. Германское командование в ответ на это 18 февраля 1918 года начало наступление по всему фронту. Были оккупированы Латвия и Эстония, значительная часть Украины и Белоруссии. Наступление прекратилось тогда, когда под Нарвой, Ревелем и Псковом немцам был дан отпор.

На фронтах с Германией затишье,

Нет движений, топчутся на месте,

У России козырей нет лишних,

Собралась просить о мире в Бресте.

Раз о мире просит, значит — слаба,

Прежде не просила никогда,

Дипломаты из Берлина рады,

С ними говорят не господа.

Нет уловок, убеждений нет,

Диалог раскованный, открытый.

И Россия помнит много лет.

Были все надежды там убиты.

Нет, не получился в Бресте спор,

Не хватало аргументов четких.

Русский фронт не выдержал напор,

И потери были несчетны.

Исправлять так трудно довелось,

Били немцев в Нарве и под Псковом,

С немцем мирный договор не ложь.

Только лишь победа в ней — основа!

* * *

Дать оценку прошлому возможно,

Вряд ли это будет объективным.

Истина в ней станет горькой ложью.

Ложь, напротив, несравненной, дивной!

Все вопросы мира и войны

Обсуждались в тихих кабинетах,

Чтоб ошибки были не видны,

И преподносились, как успехи!

Москва — вновь столица России

В марте месяце было решено перенести все властные структуры из Петрограда в Москву.

Большевики — не дураки,

В Москву перенесли столицу,

К Мойве подходы не легки,

И далеки от ней границы.

И кремль — не Зимний, окон нет,

Высоки, неприступны стены.

Здесь тихо было много лет,

Труднее замышлять измены.

Да и Москва — река мелка,

К кремлю не подойдет «Аврора»,

И легче собирать войска,

И враг не доберется скоро.

Первопрестольная опять

Вобрала властные структуры,

Отсюда легче управлять.

Здесь родина — нашей культуры.

Назад, в Тулон

В 1918 году французский экспедиционный корпус высадился в Севастополе и Одессе. На рейде у Одессы дымили трубами французские крейсеры и эсминцы. По городским улицам патрулировали французские вояки. В Одессе губком партии большевиков, которым руководил И. Ф. Смирнов (подпольная кличка — Николай Ласточкин) создал «иностранную коллегию» для ведения агитационной работы среди солдат и матросов интервентов. Немало коммунистов, в том числе Смирнов, француженка Жанна Лябурб и другие, погибло от рук палачей-интервентов. Работа агитаторов не пропала даром. Во французском флоте на Черном море вспыхнуло восстание. Пришлось отозвать флот на место своей дислокации — военный французский порт — Тулон.

Пале Рояль. Вандомская колонна,

И пляс Пигаль, и Пер ля Шез,

Французы из Парижа и Тулона,

Вы, почему-то оказались здесь!

Дюк Ришелье и де Рибас

Друзьями вашими не были.

Прибыли к нам вы в неурочный

час,

Что в русском городе забыли?

В порту, на рейде, чуть вдали

Друг другу часто семафорят

С трехцветным флагом корабли.

Француженка с французом спорят,

Так убедительна, упряма,

Он неподатлив, словно дуб,

У ней простое имя — Жанна,

Фамилия французская — Лябурб.

К ним подошел еще один моряк,

Потом другой, их стало — много,

О чем-то шепчутся, о чем-то говорят,

Им Жанна говорит спокойно, строго:

«Король когда-то свергнут нами

Под ликование народа,

Но, почему решили сами

Душить в зародыше народную

свободу.

Россия цепи рвет, оковы

Буржуазии, богачей.

А мы — душителей основа,

Роль выполняем палачей!»

Она становится опасной,

Чтоб рот закрыть, нужны патроны.

Она надеялась напрасно,

Что жандармерия ее не тронет.

В числе троих ее схватили.

Одессу облетела весть:

Мужчин и женщину казнили —

Французов нынче расстреляли здесь!

И кровью стяги налились,

Такой нанесен был урон.

И с рейда корабли снялись,

Курс направления — Тулон.

Уходили казаки на Дон

На Дон, к атаману Каледину, уходили не только казаки, туда уходили все те, кто пытался предотвратить «гибель России». Там сформировалась Белоказачья армия атамана Краснова. Летом 1918 года она двинулась на Царицын, чтобы, соединившись с заволжскими белогвардейскими силами, единым фронтом двинуться на Москву.

Уходили казаки на Дон,

Не поняв за что им нужно биться.

Бились, как всегда, за отчий дом,

Бились за российские границы.

Голову не прятали в кусты,

Бились храбро за царя и веру,

На груди у казаков кресты,

Да рубцов у каждого без меры.

Уходили казаки на Дон,

Не было еще такой напасти.

Становился Дон родным гнездом,

Всех врагов советской, новой власти.

Тихая донская сторона,

Хутора зеленые, станицы,

Рвется на куски по швам страна.

Меж собой родные стали биться.

Сколько генералов на Дону,

Сколько их в гостях у атамана?

Будут продолжать они войну.

Нанося стране большие раны.

На Москву готовится поход,

Древнюю российскую столицу.

Превратился во врага народ,

Будут казаки с народом биться.

Да, и с той, советской стороны,

Тоже бьются со своим народом.

Красный, белый цвет у той войны,

Погибает лучшая порода.

Хоть и восстановятся потери.

Но в душе неизгладимый след,

И удар по православной вере.

Отзовется болью этих лет.

Оборона Царицына

К лету 1918 года немцы, оккупировавшие Донбасс и Ростов на Дону, стали снабжать оружием атамана Краснова, помогли ему создать армию. Белоказачья армия Краснова летом 1918 года двинулась на Царицын, чтобы подать руку заволжской контрреволюции и единым фронтом двинуться на Москву. Обороняла Царицын 10 армия. Для обороны города был создан Военный совет Северо-Кавказского военного округа, в состав которого вошли И.В.Сталин и К. Е. Ворошилов. Эпизоды обороны хорошо описаны в романе А. Н. Толстого «Хлеб», хотя во многом тенденциозны.

Краснов под слово был отпущен,

На Дон вернулся атаман.

Не упустил последний случай,

Что был ему судьбою дан.

На Дону собраны полки,

Под стягами казачьи сотни,

В них — опытные «старики»,

И молодые, да не очень.

Раздолье конникам в степи,

Здесь нет лесов, где можно

скрыться,

И солнце яростно слепит…

Цель атамана — взять Царицын.

Писатель Алексей Толстой

Немало слов о том обронит,

Быть может, где-то и пустой

О Сталине и обороне.

Красновым осажден Царицын

В боях тяжелых был он взят,

Красновцы будут еще биться,

Потом покатятся опять.

В начале января 1919 года войска Южного фронта красных разбили Донскую армию Краснова. Многие казаки просто бежали к себе на Дон.

Мятежи в фортах

В мае 1919 года генерал Юденич перешел в наступление на Петроград. В Прибалтике белогвардейцы с помощью английского флота также перешли в наступление. С севера двигался с войсками белогвардейский генерал Миллер. Петроградский комитет обороны отдал распоряжение об эвакуации заводов и фабрик и даже стоял вопрос о потоплении балтийского флота. На фортах Красная Горка, Серая Лошадь и Обручев вспыхнул мятеж. Мятежники открыли огонь по Кронштадту. Мятеж был подавлен. Юденич отброшен от Петрограда.

Власть захватит, не значит, удержать,

Кругом враги и мало денег,

На Питер собирает свою рать

Один из генералов — Николай Юденич.

Штормило море. Балтика встречала,

Ворча сердито, флаг английский,

Британская пехота с ветхого причала

Сходила на берег российский.

Десант без боя Котлин захватил,

Мористее курсирует эскадра,

Но взять Кронштадт не хватит сил,

Хоть брошены отличнейшие кадры.

Что здесь забыл британский лев,

Или Неву попутал с Темзой.

Ишь, как он нынче осмелел…

А если мы ответим тем же?

Юденич с запада, с ним эсты, финны…

На русские форты надежда.

Для вражьих сил неодолимы,

Путь к Питеру закрыт, как прежде!

Свинцовая накипь клубящихся туч

Нависла над Финским заливом,

С утра не пробил ее солнечный луч,

И капли дождя не пролила.

Но вот грянул гром, и над фортом завис,