Бесплатный фрагмент - Где искать витамин счастья?

Предисловие

«Где искать витамин счастья?» — вопрос риторический. Потому что счастье каждый понимает по-своему. И все же я решила назвать книгу именно так. И мой собственный ответ на этот вопрос в книге есть. Вот только отдельно он не сформулирован, к ответу подводит совокупность эпизодов книги, вся цепочка размышлений и поступков Ксении.

Скорее всего, такое утверждение читателей разочарует, им — если уж они найдутся — захочется сразу раскрыть интригу, а не держать этот вопрос в уме до финальных страниц повести. Да и не будет никто держать! Книги сейчас читают, надеясь на отдых и развлечение, а размышлений нам и в жизни хватает…

Ну, не знаю, как насчет отдыха, а пробудить читательский интерес крутые виражи событий должны. На всем протяжении повести сложно угадать, что будет дальше. Ее острые коллизии превращаются в поиск «пятого угла», потому что героиня, запутавшись в жизненных обстоятельствах, ежечасно, иногда подсознательно, принимает нетривиальные решения! Будто бы на самом деле находит пятый угол в комнате…

Повесть условно делится на три части.

Действие первой — «В сути ошибки надо разобраться» — происходит в 90-е годы 20 века. В те «лихие 90-е», которые многие люди вспоминают до сих пор.

На фоне реальных примет времени любовная история Ксении и Леонида приобретает социальный характер, это в чем-то драма всего поколения 90-х.

Две последующие части «Пустыня одиночества» и «Где он, витамин счастья?» тоже содержат много узнаваемых подробностей жизни и быта тех лет — это уже 21 век, нулевые годы. Но фокус повествования смещается с социальных вопросов на личную жизнь героев.

Они переживают острую драму и, казалось бы, кроме развода никакого другого выхода нет и быть не может. Но уход от шаблонов чудесным образом помогает Ксении найти дорогу к спасению. семьи.

И последнее, что хотелось бы сказать читателям. Иллюстрации к этой книге я впервые создавала сама — с помощью нейросети "Kandinsky". Это было увлекательно! Но и трудно.

Для нейросети нужно составлять текстовое задание к каждому рисунку отдельно, ей невозможно как-то передать сюжет повести в целом. Поэтому большого труда стоило добиться, чтобы герои на разных картинках были похожи на самих себя. Мне кажется, что это в какой-то мере удалось. Полного сходства быть и не могло: действие занимает большой период времени. Например, Ксении, которая изображена на фоне дачи, 20 лет. А за чайным столом сидит она же, но 55-летняя. Леониду там и вообще чуть больше 60 лет…

Но я надеюсь, что внутреннюю идентичность герои сохраняют всегда!

В СУТИ ОШИБКИ НАДО РАЗОБРАТЬСЯ…

«…грех, это камень,

Брошенный в небо,

И он падает на голову

Не по закону Моисея,

А по закону Ньютона…»

(Инна Кабыш)

Поздравляю: у Вас есть враг

Рабочий день в редакции близился к концу. Я уже прощалась с Николаем — вечно занятым врачом, который нашел время для статьи в нашу газету и принес ее для согласования, как вдруг зазвонил телефон.

— Елизарова, ты?! Надо же: жива еще… C-с&ка!

От неожиданности я замерла с телефонной трубкой в руке. Кто это?!!

— Ксения Алексеевна, что с вами?

— Погодите, Коля, голова вдруг закружилась…

— Может, давление подскочило? — забеспокоился Николай. — Давайте проверим. У меня, по счастью, тонометр с собой.

Я минуту подумала и решила, что могу сказать правду. Николай — давний автор газеты, почти друг, а звонок меня напугал…

— Дело не в давлении… Кто-то надеялся, что меня уже нет в живых! Решил проверить. Фразу произнес короткую, но так, что мороз по коже… Может, позвонить мужу, чтобы встретил? Близится вечер…

— Ну, домой-то вас и я провожу! Вы только успокойтесь, дышите глубже… Ничего же пока не случилось — Вам смерти желают, а Вы живы. Значит, у вас защита есть!

Знаете, мне знакомый священник недавно рассказал, что в городе появились якобы «колдуны», и у них сейчас много заказов. Порча, сглаз, привороты — все идет в ход! Это выгоднее, чем обычное убийство, ведь преступления как бы и нет — за такое перед законом не отвечают! Но, с другой стороны, гарантии тоже нет: у жертвы может оказаться хорошая защита. Особенно у людей верующих, воцерковленных, но вы, вроде бы, не из их числа?

— Увы, нет. Я даже некрещеная.

— Да вы что? И почему?

— Если бы родители окрестили меня, им бы влетело по партийной линии. Да они и не считали нужным это делать… А я сама только недавно стала задумываться о таких вещах.

— Какое тогда было время, я представить могу: «Гагарин летал — Бога не видал» и точка. Но начинается 21 век! Храмы полны народа… А вас все равно что-то удерживает?

— Инерция, наверное… Атеисткой я себя уже не считаю, но церковь привыкла обходить стороной. Вопрос о крещении передо мной почему-то даже и не вставал. В детстве это само собой происходит, но на пороге сорокалетия… неловко как-то.

— Напрасно! Вас что-то уберегло от магии, и это неспроста. Или вы сами готовы уже принять веру, или кто-то за вас усердно молится.

— Я думаю, что молится моя двоюродная сестра. Недавно она приняла постриг. хочет посвятить жизнь возрождению женского монастыря. Дело идет уже к тому, что Вероника станет матушкой-настоятельницей…

— Да, молитвы такого человека многое значат! Но о крещении вы все-таки подумайте, как и о том, кто это вас так ненавидит. Журналистов и обычным киллерам часто заказывают, но вы — редактор на редкость безобидного издания. «Целитель» всего лишь учит людей побеждать болезни…

Я где-то читал, что настоящего врага завести труднее, чем друга, для этого нужно открыто высказать свое мнение, совершить поступок. Парадокс, но с наличием врага вас можно поздравить!

…Не помню уже, как мы дошли до моего дома. У меня есть враг? Но если кого-то и можно так назвать, то только Илью. Неужели же мне звонил он? Голос показался незнакомым, но все же он был узнаваем, вот только я в первый момент сильно растерялась.

Значит, по версии Николая, Илья заказал меня магу-киллеру? Но почему сейчас?! Да, наша с ним дружба закончилась некрасиво: личной ссорой и крупным скандалом в редакции. Потом мы целый год не виделись, а когда встретились — совершенно случайно! — не в своем родном городе, но, по воле судьбы, в Москве, то поговорили вполне мирно, сняв, кажется, все претензии друг к другу.

— Вы так потерянно молчали всю дорогу, что я забеспокоился! — сказал Николай у дверей моей квартиры. — Не расстраивайтесь прежде времени. Быть может, этот звонок ничего и не значит. Чья-то неумная шутка…

— Нет, Коля, не шутка. Я додумалась к концу пути, кто звонил, потому и молчала… Только не поняла еще, зачем понадобилась Илье эта выходка? Вы помните Илью Кудинова, который после учреждения «Целителя» был нашим коммерческим директором?

— Помню. Сам-то я редко с ним встречался, но у нас есть общие знакомые. Постойте-ка! Совсем недавно мне о нем рассказывали!

— Неужели? И что же, он по-прежнему в Москве, по-прежнему процветает?

— А он разве когда-то процветал? Начинал какое-то крупное дело, но быстро разорился, влез в огромный долг, попытался добыть деньги откровенным мошенничеством и попал в поле зрения прокуратуры… Теперь его ищут и кредиторы, и милиция, но он где-то скрывается.

— Вот как… А вскоре после увольнения он был жизнью доволен, сказал, что все претензии ко мне забыл. Мы тогда случайно столкнулись в Москве…

Сейчас эти претензии, похоже, вернулись, и Илья снова начал мстить за то, что помешала ему отжать «Целитель». Коля, почему люди так злопамятны? Библейскую заповедь «Не суди, да не судим будешь» знают все, однако вовсю осуждают друг друга, а прощать и тем более не умеют

— Вечные вопросы, Ксения Алексеевна… На них, наверное, мало кто находит ответ. Но я ищу. Кое-какие соображения уже накопил. Если хотите, зайду к вам как-нибудь, попробую поделиться своими мыслями…

— Конечно, хочу! Приходите в воскресенье, ближе к вечеру. Обычно мы всей семьей уезжаем на дачу, но я решила на этот раз остаться дома под предлогом срочной работы. К крещению нужно готовиться, так ведь?

…Уже и не помню, когда я оставалась дома одна на большой срок. Сначала было неуютно в пустой квартире, но потом я перестала замечать ее непривычную тишину, потому что все окружающее будто исчезло. Я видела не то, что вне меня, а то, что внутри. Читая Евангелие, часто останавливалась и невольно начинала рассматривать свои прошлые поступки и даже мысли.

Впервые в моих руках оказался «камертон», позволяющий проверить чистоту звучания этих поступков — подобно тому, как настройщики проверяют звучание клавиш музыкального инструмента. Результат оказался ошеломляющим! Я убедилась, что за весьма недолгое время своей жизни успела каждую из заповедей Божьих в той или иной мере нарушить…

В грехе гордыни и самолюбования уж точно была повинна. Мне и в голову не приходила мысль, что многое на этом свете совершается именно так, а не иначе, потому что существует промысел Божий. Когда родители Ильи или педагоги его школы вели себя с ним сурово, это становилось горьким, но необходимым лекарством, вот и получается, что не напрасно он рос именно в такой семье и учился в этом классе.

Взрослые там видели, что юноша любит приврать и позволяет себе нечестно добывать деньги. А я обвиняла и семью, и школу, защищала его, считая себя умнее всех, гордилась собой…

Как же так получилось, что я столько лет не сознавала столь очевидного греха, да и многих других, жила в уверенности, что почти всегда поступаю правильно?

Я задала этот вопрос Николаю, когда он, как и обещал, навестил меня в воскресенье вечером.

— Наверное, потому, что у вас до сих пор не было причины приняться за серьезный анализ прошлого. Это — трудная работа, мы к ней не привыкли, живем по принципу «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится».

Нас никто не учит останавливать суетный бег мыслей, отвлекаться от забот и хлопот, которыми мы постоянно заняты.

— Согласна с вами… Но я за себя решила приняться всерьез. Только буду меньше смущаться, если таинство крещения совершится не в нашем городе, где меня многие знают, а в Санкт-Петербурге. Я скоро поеду в командировку и пойду в тот храм, где когда-то крестили моего отца, ведь он по происхождению коренной петербуржец.

* * *

Во Владимирском соборе крестились вместе со мной еще человек десять, я не считала… Все внимание было приковано к словам и действиям отца Гавриила, который совершал таинство так, будто каждый из нас был единственным объектом его внимания. Святой отец понимал, конечно, в каких убеждениях воспитаны люди моего поколения — а их было большинство среди собравшихся — поэтому объяснял все обстоятельно, стараясь помочь нам.

Все в этот день сложилось так, чтобы крещение стало событием праздничным: отличная погода, старательный батюшка, старинный питерский собор, удивительный по убранству и благодати… Даже то место, где я стояла, оказалось на редкость удачным: рядом с иконой «Утоли моя печали», которую я уже знала и любила, поэтому остро чувствовала, что Богородица понимает все, что со мной происходит, и сопереживает мне.

Сопереживать, действительно, было чему. Я получила в тот день истинный праздник, но — «со слезами на глазах». Повторяя за отцом Гавриилом частое «Отрекаюсь, отрекаюсь…», я не могла представлять себе прошлые грехи просто в виде абстракций, а вспоминала их, как могла, подробно. Особенно все, что было связано с Ильей

Хреновина с морковиной

…Мы познакомились в конце 80-х годов. Илья пришел в студию начинающих журналистов, которую я создала при редакции молодежной газеты, и после шумных заседаний стал провожать меня домой, поскольку заканчивали мы поздно, а он жил неподалеку. По дороге паренек рассказывал о себе, жалуясь и на родителей, и на «классную».

— Представляете, Ксения Алексеевна, наша Карлуша — ой, простите: наша Елена Карловна — добилась, чтобы меня поставили на учет в милиции! Она уверена, что те деньги, которые класс собрал для поездки в Москву, я прогулял с подружкой в ресторане! А у меня их украли цыганки, когда я шел в турбюро.

Налетели, загалдели, стали шептать на ухо предсказания, а когда я от них вырвался, кошелька в кармане не оказалось… Глаза у Ильи были наивные и честные, в студии он слыл душевным, услужливым парнем, радеющим за общее дело. Неудивительно, что именно он понес коллективные деньги в турбюро. Почему ему не верит учительница?

— Насобачишься в школе с Карлушей, придешь домой в надежде, что хоть тут-то будет взаимопонимание, но и дома проблемы. Мать — та хоть просто заваливает делами, чтобы продохнуть не мог и не успевал шляться, а отец допекает нотациями: «К чему тебе студия журналистики? Щелкоперством в наше время не заработаешь, ищи дело, достойное мужика!» Но занятия в студии — для меня праздник. Самое светлое пятно в жизни.

После таких слов я почувствовала ответственность за судьбу Ильи. Нужно позаботиться о творческом развитии этого, по сути, одинокого парня. Мне такая забота только в радость. Я постоянно наполняюсь впечатлениями и стремлюсь передавать их окружающим. В тот период я вообще на свои плечи столько всего взвалила, что непонятно: откуда силы брались? Здоровье всегда у меня было слабеньким, но помогало вдохновение.

С полной самоотдачей я писала проблемные статьи, вела занятия в студии, поднимала маму после инфаркта, старалась окружить заботой мужа и детей… Так прошло года три, а потом грянул 1992-ой… Комсомольская газета стала ненужной, сотрудникам предложили искать новую работу. Я не восприняла это как удар: на школьной теме к тому времени себя исчерпала и охотно бралась за очерки о врачах.

Значит, нужно найти газету, которая не жалеет места для медицинских проблем. В разгар этих поисков ко мне прибежал сияющий Илья:

— Ксения Алексеевна! У меня гениальная идея! Новый закон о печати позволяет любому коллективу учреждать собственную газету, так ведь? Смотрите, что вокруг делается! А чем мы хуже? Вполне сможем издавать медицинский вестник, ведь вы перезнакомились уже со всеми ведущими врачами! А чтобы вы спокойно занимались творчеством, давайте меня сделаем коммерческим директором, Я на себя возьму заботы о бумаге, типографии и прочем материальном...

Илья после окончания школы на журфак поступить не смог и, чтобы не терять времени, устроился работать в типографию. Чему-то там он уже научился, но я сомневалась, что сумеет справиться с организацией газетного производства с нуля. Я этим тоже никогда не занималась, поэтому от «гениальной идеи» отказалась.

Однако она засела в голове Ильи прочно, он продолжал убеждать меня в реальности этого замысла, и я невольно заразилась столь мощным деловым азартом. Но потребовала компромисса: учредителем новой газеты должен стать не только ее коллектив, а еще и городской департамент здравоохранения.

Свободы творчества будет меньше, но начального капитала у нас нет, без надежного партнера не обойтись. Пойти на затраты горздрав готов — в поисках работы я уже обращалась туда и выяснила, что у них есть потребность в собственном скромном издании. Ну и пусть, что сначала все будет скромно! Если выйдем на самоокупаемость, дело можно будет потихоньку расширять…

Я не очень-то верила в успех затеи, но неожиданно все удалось. Главная удача — редакционный коллектив. Сотрудников немного, но все — энтузиасты. Каждый выполнял несколько функций, что экономило средства на оплату труда. Горздрав пробными выпусками остался доволен, а врачи, которых я успела «приручить», распространяли новое издание в больницах и поликлиниках города. Газета в течение двух лет стала популярной и действительно самоокупаемой.

И тут Илья повел себя очень странно. Он стал грубить мне на каждом шагу и откровенно мешал работать. Взял моду приводить в редакцию каких-то «нужных» людей, угощал их чаем (а иногда и чем-то покрепче!), вел с гостями долгие разговоры, тайком включая диктофон, и оправдывал это тем, что готовит сенсационные материалы.

Горздрав выделил газете всего две комнаты, уединяться для срочной работы ни мне, ни другим сотрудникам было негде, а заставить Илью прекратить гвалт в редакции нам не удавалось. Я с удивлением смотрела на человека, которого привыкла видеть чутким и услужливым, и поначалу думала, что его выходки — это случайные взбрыки, но скоро поняла, что он специально устраивает балаган, добиваясь какой-то цели. Какой? Я спросила об этом напрямик.

— Эти люди помогут нам обрести свободу! Я делаю друзьями газеты потенциальных советчиков и спонсоров — например, юриста, банкира… А так же потенциальных авторов: модных экстрасенсов, сексопатолога, и даже — не побоюсь сказать — «голубых»! А что? Я их вполне понимаю… Если ничего этого не предпринимать, — тираж скоро достигнет потолка!

Изданий теперь развелось — пруд пруди, и чтобы завоевать читателя, надо такую хреновину с морковиной придумать, чтобы все ахнули! Интервью с магами, завлекательные современные советы по технике секса, главы «Кама-сутры», исповеди наркоманов и гомосексуалистов — такое пойдет нарасхват.

А вы тут гомеопатию пропагандируете, травяные чаи, какие-то древние оздоровительные методики… Не знаю, как читателей, а меня от всего этого уже тошнит! И от тем этих, и от зарплаты! Из-под крыши горздрава пора уходить. Я, когда затевал все это, хотел свое дело открыть, свою, частную, газету, понимаете? Частную!

Вы думали, что «коммерческий директор» — это просто дань модной терминологии, а в реальности я буду кем-то вроде завхоза? Дудки! Я специально именно так назвал в учредительном договоре свою должность, я вас тогда подловил… Директор — он и есть директор. Хозяин. А вы — всего лишь редактор, понятно? Не нравится вам со мной работать — ищите себе другого шефа.

Я так и села. И в прямом, и в переносном смысле. И это — Илья?! Это — та «Галатея», которую я, подобно Пигмалиону, ваяла в течение нескольких лет? Неужели же я настолько плохо разбираюсь в людях и до сих пор наивна, как в юности?

Когда Илья, демонстративно хлопнув дверью, покинул редакцию, из соседней комнаты вышел Игорь, наш художник, фотограф и ответственный секретарь в одном лице. Я была уверена, что все сотрудники уже разошлись по домам, но Игорек возился с фотопленкой в отгороженном для этого темном закутке, его я не заметила.

— Извините, но… Гоните вы Илью в шею, Ксения! Он делает работу, которую тут каждый выполнить в состоянии. Я, что ли, не смогу сдавать в типографию оригинал-макеты и забирать готовый тираж? Вот Илье мои обязанности не по плечу: творчески он стал бесплоден, а туда же… Если хочет, пусть учреждает собственную газету. А мы тут останемся — я за всех ручаюсь, потому что вижу, как люди стараются. Никто не захочет перейти из нашей газеты в областную пародию на «Плей-бой»…

Илья так зарвался, что я предлагаю уволить его за прогулы. Врал, что ездит искать выгодную типографию и дешевую бумагу. Ничего он не искал, а торговал с матерью на базаре или привозил ей товар… Зря вы отпускали его просто так, не оформляя командировок по всем правилам. Это были именно прогулы, а не командировки.

На следующий день то же самое мне сказали трое остальных наших сотрудников, и я, краснея от стыда за попустительство Илье, подписала приказ об его увольнении.

Илья заблуждался, считая свою должность выше редакторской: право принимать на работу и увольнять их было все-таки у меня…

Рецепт здоровья от шантажиста

Вслед за увольнением разразился скандал: Илья подал иск в суд, в котором обжаловал приказ об увольнении, и поднял шум в горздраве, спровоцировав проверку редакционной документации. Ее я вела еще не вполне грамотно, за что получила выговор. Но самым страшным было то, что Илья начал меня шантажировать, угрожая разжечь ревность Леонида.

— Уходите из редакции по собственному желанию, — требовал он. — Пока в суде рассматривают иск, я еще могу отозвать его. И все закончится миром! Вы напишете объяснительную записку с подтверждением, что я отлучался по вашим устным разрешениям, и уйдете! Оставьте газету мне, а не то я погублю всю вашу семью. У вас тут тоже подозрительные гости бывают! Этот докторишка, Николай, не всегда статьи приносит, я заметил! Вы с ним и не по делу мило болтаете, чай пьете…

Я «мирный договор» отвергла, и тогда Илья свою угрозу начал приводить в исполнение. Повадился звонить нам домой, издевательски-вежливо вопрошая:

— Могу я поговорить с Леонидом Андреичем?

Отвечать, что Леонида нет дома, было противно. Это означало бы нечестную игру в духе самого шантажиста. Я нехотя передавала мужу трубку и сжималась, пока у них с Ильей шел разговор. А потом мысленно благодарила Леню за истинно мужское поведение! Он ни разу не принял приглашения Ильи встретиться где-нибудь «для важной беседы».

Леня понимал, чего добивается Илья, и на меня злился, но обсуждать свою жену ни с кем бы не стал, тем более за ее спиной, собирание сплетен считал занятием бабским, мужчины недостойным. Вскоре телефонные приставания так надоели Леониду, что он послал Илью куда подальше, пригрозив крепко с ним разобраться, если еще раз столкнется с шантажом.

Несмотря на то, что суд Илья выиграл, сильно потратившись на адвоката (у меня его не было вообще), восстановление в должности ему ничего не дало. Он сильно насолил горздраву во время скандала, и наши учредители тут же сократили эту штатную единицу — за ненадобностью!

Забавно было смотреть, с каким гордым видом Илья сел за свой рабочий стол после восстановления в должности! Он демонстративно перерыл в ящиках бумаги, то и дело обвиняя Игоря за беспорядок, даже хамил: «Какой из тебя и.о. коммерческого директора? Руки не из того места растут…». Игорек лишь улыбался! Мы все уже знали, что вернулся Илья всего на несколько дней. Коллеги искренне веселились.

Комичность происходящего я тоже понимала, но мне одной в редакции было не до веселья. Стресс я тогда пережила сильный и вскоре на месяц попала в больницу с истощением нервной системы. По ночам мне там снились кошмары: Илья повсюду гоняется за Леонидом и пытается впихнуть ему в руки доказательства моего «романа с Николаем»…

Врач назначила на ночь укол снотворного, делали и какие-то капельницы, но приходила я в норму медленно… Потом жизнь начала потихоньку возвращаться в свою колею. Леонид к моей выписке из больницы сделал уборку в квартире, купил торт — видно было, что ждал меня и скучал. А Илья нигде не показывался — похоже было, что он исчез из города, испарился…

Через год после этих событий меня послали на курсы повышения квалификации, и вот там, в Москве, мы неожиданно столкнулись. Я возвращалась в гостиницу, когда на пути возник Илья:

— Ксения Алексеевна, вы?! Какими судьбами в столице?

— Учусь. Макеты от руки, линотипы и метранпажи остались в прошлом, пора осваивать новые технологии, переводить газету на современную компьютерную верстку…

— А что, в редакции есть хорошие компьютеры? — Илья был приветлив, словно мы расстались друзьями и встрече он рад. Спросил, где я остановилась, предложил подвезти до гостиницы.

— В метро час пик, вас там в порошок сотрут… Не бойтесь, я не кусаюсь! Садитесь, прошу! — он картинным жестом показал на новенький автомобиль, припаркованный рядом. Недешевый. В марках машин я не разбираюсь, но это поняла.

Я поколебалась минуту, но потом согласилась. В Москве люди годами живут, не встречая знакомых, а тут, пожалуйста, встреча! Значит, судьба так распорядилась…

Илья сел за руль и галантно распахнул передо мной дверцу.

— Эх, Ксения Алексеевна! Я в юности Оле с Андреем завидовал, что у них такая мать, потом только сообразил, что вы слишком инертны, от жизни отстаете, не видите, куда она нас всех повернула, до сих пор мыслите в рамках совковой морали.

На цивилизованном Западе умение ловчить и изворачиваться, чтобы свое дело вперед двигать, давно уже расценивается не как порок, а как талант. Если бы вы этот талант вы у меня разглядели, я бы на «Целителе» большие деньги сделал! Ну и у вас бы зарплата стала не чета нынешней…

Вот вы в своей газете о причинах болезней рассуждаете, а причина одна — неудовлетворенные желания! У меня их нет. Я могу позволить себе все, что захочу. Могу из прихоти разбить свою машину в центре города, а потом куплю новую! Зато «пар» выпущу — и никаких неврозов! Вот вам главный рецепт здоровья, можете напечатать его в своем «Целителе» — дарю!

ПУСТЫНЯ ОДИНОЧЕСТВА

Как мой милый уходил —

С собой солнце уносил.

С каждым днем все холодней…

Мама, с неба обогрей!

(Инна Кабыш)

Как мой милый уходил…

В первое время после крещения во мне сильно звучало эхо этого события, и я начала приучать себя к регулярным исповеди и причастию, но эхо постепенно ослабевало, посещения храма становились все более редкими. Если я «выдергивала» себя из семьи хотя бы на половину выходного дня — значит, моя доля домашних дел доставалась кому-то другому. Но у всех своих забот полно…

Да и у меня житейской суеты стало еще больше, чем в то время, когда я жаловалась на это Николаю. Неотложные дела возникали одно за другим: Олины свадьба и венчание, развод Андрея, устройство быта детей в обоих этих случаях, тяжелая болезнь мамы… Да разве все перечислишь? Жизнь течет бурно, ее не остановить… Господа я не забываю, нужные молитвы выучила наизусть, окружающий мир воспринимаю по-новому, к смерти отношусь по-новому, в храмах, хоть и редко, но все же бываю, может, этого достаточно?

Но какая-то нить внутри меня взяла — и оборвалась. Я не умерла от этого — нет, слава Богу! Но с ужасом почувствовала, что жизнь буксует на одном месте… После крещения моего прошло уже десятилетие, промелькнуло в заботах и суете, а потом и суета остановилась. Внезапно я получила травму позвоночника и надолго слегла в постель… Когда вернулась возможность ходить — ясно стало, что нога слушается совсем плохо. Врачи оформили инвалидность, и «Целитель» свой я передала другому редактору. После этого случилось нечто непонятное, словно нарочно кем-то придуманное…

Вокруг всегда было полно людей, но оказалось вдруг, что с большинством из них меня связывали только деловые отношения. Ушло дело — ушли и люди. А у истинных друзей, сразу у всех, возникли неожиданные обстоятельства, в силу которых и они меня покинули. Николай, например, женился и жил теперь на дальней окраине города.

Даже сын именно в это время нашел в Санкт–Петербурге интересную работу и переехал туда на постоянное жительство. Я окунулась в такое горькое одиночество, которого никогда прежде в моей жизни не было! Только дочь меня спасала, только она всегда была рядом. Муж, конечно, был сейчас еще нужнее, но с Леонидом у нас в последнее время сложились очень странные отношения.

Когда меня положили в больницу на реабилитацию, эта странность стала очевидной: я почувствовала себя так, будто мужа у меня нет совсем. В молодости тоже был период, когда из-за вспышки туберкулеза, нажитого в детстве на Крайнем Севере, пришлось долго лечиться, но тогда Леня приезжал ко мне каждый день. Он просто не мог без этого!

Даже в Москву и Питер ездил, куда меня отправляли на обследование, даже до башкирского села добрался, где я в санатории лечилась кумысом. Везде и всегда он был рядом! Выздоровление от туберкулеза стало нашей совместной победой. А сейчас — как отрезало. Внешние причины для такого поведения, конечно, были, он мне свои редкие посещения убедительно объяснял, только я этим объяснениям не верила…

Еще до свадьбы произошел такой случай: Леня пригласил меня в театр, но за день до спектакля извинился и попросил, чтобы вместо него пошла моя мама, так как возникла срочная командировка. Мама только зря обрадовалась: Леня, весь взмыленный, примчался все же из другого города, чтобы мы вместе провели театральный вечер, а ночь потратил на обратную дорогу…

Когда он хочет быть со мной, никакие обстоятельства и причины ему помешать не могут — это я знаю точно. Значит, сейчас — не хочет. Не нужна я ему стала и все… Но почему? Что произошло?

В памяти всплыли события, которые подтолкнули меня к крещения, вспомнилась жуткая телефонная фраза Ильи. Но ведь в попытке мести он результата так и не добился! Нынешнее несчастье с позвоночником слишком удалено от того момента, а других происков со стороны моего единственного врага не было. Или есть что-то, чего я не знаю?

Ой, напрасно я взяла с собой в больницу «Мои посмертные приключения» Юлии Вознесенской. Переживания героини книги, попавшей в ад, оказались слишком похожими на мои собственные. При этом внешнее описание ада не имело значения. Ад — это не то, что вне нас, а то, что внутри. Не нужно раскаленных сковородок и геенны огненной, достаточно того, что из твоей жизни ушла любовь. Когда самый близкий человек неизвестно почему от тебя отдаляется — все вокруг становится серым и унылым. Если Бог — это любовь, то в раю мы ею максимально наполнены, а в аду любви нет совсем, зато слишком остра тоска по ней…

Когда Леня все-таки пришел ко мне в больницу — веселый, нарядный, в новой модной рубашке, я даже растерялась от радости: хотелось и его расспросить, и о себе рассказать. Леня слушал все как-то отрешенно… Я чувствовала, что ему неуютно со мной, что мысли его далеко. Может, это потому, что я слишком медленно хожу? Ногу с трудом переставляю, а Леня привык к быстрому темпу. Приноровиться ко мне ему тяжело, это видно. Или есть и другая причина отчужденности? Когда мы сели на лавочку, я спросила:

— Ленечка, что с тобой? Ты не заболел ли?

— Да так как-то… Устаю, конечно, все-таки недалеко уже до пенсии. И вообще — чего-то не хватает…