С УЛЫБКОЙ
ШУТКА
Марьинцам посвящается
Ночь уже вступила в свои права, и, возвращаясь домой в довольно позднее время, невольно начинаешь обращать внимание на таинственные очертания предметов, на которые, быть может, при свете дня вы и не посмотрели бы. По улицам совершенно непринужденно, явно наслаждаясь сравнительно свежим вечерним воздухом, разгуливает молодежь, или шпана, как всеобще принято называть ее в ночное время.
Заворачивая в небольшой, но достаточно темный переулок, непроизвольно обращаешь внимание на один-единственный фонарь, который удостоил вас своим, правда, немного мрачноватым и тусклым столбом, нет, это, пожалуй, слишком сильно сказано, но так или иначе столбиком света. Но вы, радуясь и этому, легко входите сразу в нужный вам подъезд и через некоторое время оказываетесь перед тарелкой, источающей аппетитнейшие запахи. И именно за этим занятием исчезают все мелкие неприятности, обиды и неудачи, а их место занимает чувство полного удовлетворения.
ИЗ МЕМУАРОВ ОДНОГО ЗАЙЧИКА
Как я встретился с Колобком
(почти сатира)
Сижу на пенечке. Солнышко светит, травка зеленая кругом. Птички поют…
Да, им хорошо петь. Забот никаких. Зернышко склевал, росой запил — и ты сыт и доволен весь день. А я… Эх, где же ты, где… радость моя. Помню румянец твой нежный, кожу бархатную. Как давно я тебя не видел, соскучился. Как бы встретить тебя где, где найти… любовь моя… морковь. Да что уж там. Ну, хоть что-нибудь, хоть лист капустный, хоть семечко пшеничное.
Сижу я такой весь расстроенный, думу думаю: быть или не быть, достойно ли сгибаться под ударами судьбы… И вдруг вижу: прямо на меня летит Колобок! Румяный такой, веселый. Ну, думаю, услышаны мои молитвы. Я ж даже присел от радости. Ну, говорю, Колобок, рад я тебя видеть, рад. Дай-ка обнимемся с тобой, милый сердцу моему друг, чай в последний раз. А он давай петь. Значит, точно, рад он мне, думаю. И самодеятельность я люблю. Стал я на стол-то собирать, сервировать то есть, чтоб, значит, и ему приятное сделать. Только салфетку на шею повязал, глядь, а Колобка-то и нету. Вот она, молодежь-то. Ты к ним с открытым сердцем — а они тебе и до свидания не скажут.
ЗАПИСКИ РАЗОЧАРОВАННОГО ЭСТЕТА
Хорошо пройтись юным утром по чуть только проснувшемуся лесу. Штирлицем промелькнуть мимо смешных сонных дачных домиков и жадно нырнуть в лесную невесомость. Ощущая теплую приятную тяжесть раннего завтрака, легко и весело шагать по упругой прохладно-слезной траве, упиваясь захлестнувшим с головой неуемным восторгом в миг исцеленного слепо-глухо-параличного, и пьянеть, пропуская через себя извечную мудрость Вселенной. А потом долго лежать лицом в траву, обнимая всем существом своим необъятное, и слышать, как пульсирует Жизнь, и раствориться…
Однако мудрый холод постепенно пронизывает тело, и тяжела забалдевшая от шумов и запахов голова, резвые члены затекли, в животе недовольно урчит и булькает, а макушку уже давно поочередно целуют тяжелые ледяные капли дождя. В ботинках безнадежно хлюпает. Домой, скорей домой!
ВОВА, «ВУЛЬФ» И РОДИТЕЛЬСКАЯ ЛЮБОВЬ
Маленькому Вове ужасно не хотелось делать уроки, а так как мамы с папой не было дома, он потихоньку включил компьютер, вошел в директорию игр, выбрал любимую «Вульф» с расширением com и клавишей Enter запустил ее.
Третий уровень. Битва предстояла быть жаркой, и Вова замер в предвкушении. Время быстро летело, но Вова уже не замечал этого. Перед его глазами бесстрашный супермен (т. е. он, Вова!) блуждал по мрачным застенкам, стремительно распахивал двери, и под его пулями жестокие нацисты и устрашающие монстры падали как подкошенные.
Но вдруг Вова вспомнил, что вот-вот должны вернуться родители из театра, он решительно нажал клавишу F2, и, когда высветилась надпись «стоп компьютер», клавишей Enter вышел из игры и выключил машину. Затем он вбежал в свою комнату, поспешно разбросал по столу учебники и тетради и постарался придать своему лицу выражение глубокой сосредоточенности.
И тут в дверном замке повернулся ключ… вошли двое, от которых сладко веяло безмятежностью, свойственной лишь молодым супружеским парам. По ее лицу пробежала тень озабоченности: «Наш, верно, вместо уроков играет в компьютер». Она тихо отворила дверь детской. Малыш словно не услышал этого. Восседая с обеими ногами на стуле, он в упор гипнотизировал книгу, и обе его ладошки упирались в щеки. Она улыбнулась, подошла и, проворковав нежное, поцеловала сына.
И никто не заметил, что книга, над которой склонилась детская головка, лежит вверх ногами. Этого не заметил даже сам Вова, потому что мысли его были далеко-далеко. Он думал, как хорошо, что есть его мама и папа, что они любят его и что завтра они пойдут в кино, а тогда он непременно освоит следующий уровень. И казалось, что так будет всегда…
КАК Я СНИМАЛАСЬ НА ТВ
Сейчас мой выход. «Я — психотерапевт, я — психотерапевт», — внушала я себе. Интересно, а психотерапевты ходят «походкой от бедра»? М-да-а, туфли на размер больше, теперь главное дойти до трибуны, не оставив их на полдороги. А что? Может, это внесет свежую краску в консервативную передачку? «Вызывается свидетель защиты: Родина Татьяна Васильевна!» — «Вы слыхали? — Это нас!»
Вхожу в зал суда, камера сопровождает мой проход. Подавляю жгучее желание приветливо помахать рукой и передать приветы хотя бы близким друзьям и родственникам. Так, сделать умное лицо. О да, это у меня получается хорошо: за годы обучения в институте это умение меня спасало не раз. В общем, иду вся такая компетентная и…
Споткнувшись о провода телекамер, делаю далекий от изящества кувырок, сверкнув в воздухе каблуками и, поспешно приподнявшись, бодро изрекаю:
— Здрасьте, ваша честь!
Раздался дружный смех, который я приняла за одобрение и бойко оттараторила свой текст. Когда я села на место, погас свет. Во всей студии. Никакой паники, и среди тишины жизнерадостные возгласы защиты и обвинения:
— Подсудимый, беги!
— А адвокат сейчас взятки присяжным раздает!
— Бабушка перегрызла провода и крадется убивать подсудимого!
В темноте ко мне подсел кто-то и, навалившись теплым плечом, вкрадчивым тоном сделал мне такое предложение, на которое я тут же согласилась. От первой порции прямо из центра живота стала растекаться приятная теплота. Затем тосты «чтобы эту сволочь засадили пожизненно» как-то постепенно сменились на «за здоровье всех присутствующих». Спустя еще несколько приятных минут мы уже сидели, обнявшись, и нестройным хором задушевно пели: «…была бы только Родина богатой да счастливою…» Присяжные плавно в такт размахивали зажигалками, и огоньки мерцали убаюкивающим хороводом, умиротворяя. В уме проносилось: «Не судите да не судимы… все люди — братья». И под гнетом этой очевидной истины вдруг стало совершенно ясно, что подсудимого оправдают. Потерпевшая простит и попросит суд отпустить его. Прокурор поцелует ей руку за это, присяжные зааплодируют, а зрители зарыдают от умиления. Судья скажет: «Идите и не грешите больше», — и снимет с себя мантию, навсегда отрекаясь от судейских полномочий. И тут внезапно включился свет…
Картина оказалась следующая. Я в обнимку с адвокатом сижу в клетке подсудимого, который, в свою очередь, мирно спит, свернувшись калачиком под лавкой. Присяжные при свете мобильных режутся в карты. Секретарь поспешно поправляет блузку. Судья ищет молоток. Прокурор в гордом одиночестве зевает, зрители безмолвствуют.
Досняли быстро и без помех. А я ехала домой и думала: «А может, истина в вине?»
КАК Я ХОДИЛА НА ЛЫЖАХ
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.