Бесплатный фрагмент - Философия неоднозначных понятий – 3

Варяги

(Из книги А. Е. Тихомирова «Социальные проблемы общественного развития», LAP LAMBERT Academic Publishing (LAP LAMBERT Academic Publishing is a trademark of: AV Akademikerverlag GmbH& Co. KG), Саарбрюккен, Германия, 2013).

В статье приводится одна из гипотез происхождения названия «варяги». Согласно «Повести временных лет», русская княже­ская династия берет свое начало в Новгороде. В 859 г. Се­верные славянские племена, платившие тогда дань варягам, или норманнам (по мнению большинства историков, вы­ходцам из Скандинавии), изгнали их за море. Однако вско­ре после этих событий в Новгороде началась междоусобная борьба. Чтобы прекратить столкновения, новгородцы ре­шили пригласить варяжских князей как силу, стоящую над противоборствующими группировками. В 862 г. князь Рю­рик и его два брата были призваны на Русь новгородцами, положив начало русской княжеской династии.

Легенда о призвании варяжских князей послужила основанием для создания так называемой норманнской теории возникновения Древнерусского государст­ва. Авторами ее были приглашенные в XVIII в. в Россию немецкие ученые Г. Байер, Г. Миллер и А. Шлецер. Авторы этой теории подчеркивали полное отсутствие предпосылок для образования государства у восточных славян. Научная несостоятельность норманнской теории очевидна, так как определяющим в процессе образования государства явля­ется наличие внутренних предпосылок, а не действия от­дельных, пусть даже и выдающихся, личностей.

Если варяжская легенда не вымысел (так считает большинство историков), рассказ о призвании варягов сви­детельствует лишь о норманнском происхождении княже­ской династии.

Версия об иноземном происхождении власти была довольно типична для Средневековья.

Датой образования Древнерусского государства ус­ловно считается 882 г., когда князь Олег, захвативший по­сле смерти Рюрика власть в Новгороде (некоторые лето­писцы называют его воеводой Рюрика), предпринял поход на Киев. Убив княживших там Аскольда и Дира, он впер­вые объединил северные и южные земли в составе единого государства. Так как столица была перенесена из Новгоро­да в Киев, это государство часто называют Киевская Русь.

В летописи Нестора, по древнейшему Лаврентьевскому списку, сказано, что варяги были Русь, Свое, Англяне, Оурмане, следовательно, по Нестору, варягами были люди, к разным народам принадлежавшие. Проверим это другими историческими доводами.

Кодин, византиец, говорит, что варяги были англичане.

Анна Комнена, историк и дочь императора XII в. пишет, что варяги были с острова Фуле. Но бывший остров Фуле лежал в устье Темзы; впоследствии, по спадении воды у всех берегов северного полушария, он соединился с материком и образовал нос, именуемый ныне Фульнес. Итак, по Кодину и Анне Комненой, варяги были англичане.

Когда датский король Эрик прибыл в Царьград, то варяги получили дозволение идти к нему, ибо он был госу­дарем их народа. Следовательно, варяги были и датчане.

Норвежского короля Гаральда, женившегося в Нов­городе на Елизавете, дочери Ярослава, по лишении его престола избрали цареградские варяги как единоземца сво­его в начальники своей дружины. Следовательно, варяги были и норвежцы.

По Лиутпранду, видевшему лично варягов в Кон­стантинополе, большая часть из них были Руссы. Но автор говорит, что их называли и нормандцами.

Следовательно, варяги были и Руссы-норманны.

В 1820 году найдена близ Чернигова золотая медаль византийского императора Михаила с надписями на одной стороне греческой, а на другой — славянской.

Некоторые историки заключили, что подобные ме­дали выдавались скандинавам, находившимся в службе ви­зантийской варягами. Не отвергая того, что подобные ме­дали выдавались не византийцам, а иностранцам, служив­шим защитниками Царьграда, нельзя, однако же, согла­ситься, чтобы скандинавам выдавались медали со славян­ской надписью. — Ужели же славянский язык был тогда всемирным, как ныне латинский, или неужели в образо­ваннейшей Византии не умели сделать скандинавской над­писи, что помещали вместо таковой славянскую? Вероят­нее всего, что эти медали со славянскими надписями и вы­давались варягам-славянам, а для прочих варяг делались и надписи на их языках.

Но какие же из упомянутых варягов были славяне, получавшие медали со славянскими надписями? Разумеет­ся, не Свет, не Англяне, положим и не Оурмане; кто же остается? Одни Руссы.

Следовательно, варягами были Руссы-славяне.

Из всех этих выводов явствует, что варяги отнюдь не составляли ни особенного племени, ни даже разных племен, но от одного народа происшедших. А в таком слу­чае соединение варягов в одну дружину составляло касту, в которой могли участвовать все народы.

Варяги сидели преимущественно у берегов Балтий­ского моря, называвшегося поэтому варяжским, и на западе до Англии и Ирландии; ибо у Нестора сказано: «варяги си­дят к западу до земли Агнянски и Волошски». Напрасно некоторые считают волошскою землей Италию; славяне издревле называли Кельтов волохами; часть этих Кельтов переселилась в Ирландию и Шотландию, они составляют там и по сие время особое от прочих великобританских жителей племя, простирающееся до 8 миллионов душ, и сами себя называют Галлами. Мы видим также варягов на Черном или Русском море, у устья Днепра; на Каспийском море, у устья Волги. Нестор говорит: «из Руси может идти в Болгары и в Хвалисы на восток дойти жребии Симов. По сему же морю (следовательно, Хвалисскому) седят варязи семо к востоку, до предела Симова». Мы видим варягов на реках Волге, Двине северной и западной и на Днепре; на последней был у Заруба остров, называвшийся варяжским; он находился поблизости жилища половцев.

Временно появлялись варяги у византийских импе­раторов, русских князей и франкских королей. В этих вре­менных побывках они являются как воины. Нет надобно­сти повторять здесь призывы варягов идти в Византию и Россию, скажем только, что франкский король Боэмунд, сын Робер­та, приходил с варягами на греков.

Кроме того, варяги являются в истории как напа­дающие на новгородские владения для получения дани и как грабители и зажигатели на Каспийском море. Большей частью мы видим варягов как воинов, а если осмотрим внимательнее пути варягов, то увидим, что это были пути древней торговли, продолжавшейся от доисторических времен даже до 14-го века.

Чтобы отвечать на этот вопрос, мы должны сделать другой: «что могло быть целью варягов следовать всюду по путям торговли?» Предположить, что они нуждались в торговле, занимались ею, будет недостаточно; ибо на что им быть для этого воинами, довольно для того одного зва­ния мирного гражданина. Остается заключить, что торгов­ля нуждалась в варягах. Но какую же нужду могла она иметь в них?

Что торговля имела нужду в вооруженной защите варяжской или другой какой, в этом нет никакого сомне­ния; стоит только вспомнить скандинавских пиратов, гра­бивших все встречные им суда. Чем могли в то время огра­дить себя торговцы от хищнических нападений, как не вооруженной силой? Но торговцы не могли противостоять опытным в употреблении оружия и отчаянным в своих на­падениях пиратам: следственно, они вынуждены были на­нимать людей для охранения судов своих и товаров силь­ной и опытной вооруженной рукой. И Константин Багря­нородный говорит, что по случаю нападения половцев на суда, ходившие по Днепру, нужно было вооружать их над­лежащим образом, почему не прежде, как, сделав это, от­правлялись они в путь. По острову варяжскому должно за­ключить, что вооружение судов состояло из варягов.

Нет никакого сомнения, что военная каста варягов, нанимавшаяся как вспомогательное войско, и на путях тор­говли исправляла ту же цель, охраняя товарные суда от на­падений, в морях от морских разбойников, а на реках от речных, известных на Балтийском море под именем викин­гов, на Черном и Средиземном под именем пиратов, а на реках русских под именем поляницы.

Зная, что торговля азиатская шла через Новгород по Балтийскому морю в Венету или Выжбу — этот древний знаменитейший славянский торговый город, и, зная, что Балтийское море усеяно было морскими разбойниками, очень естественно предположить, что для охранения тор­говых судов от разграбления нужно было какое-либо воо­ружение на них; ибо и на реках России торговые суда со­провождались, даже в позднейшие времена, вооруженной повольницей, охранявшей суда от речных разбойников, из­вестных под именем поляницы. Такие охранители нанима­лись добровольно, и Балтийская, Черноморская и Каспий­ская повольница назвалась варягами.

Мы видим также, что варяги, кроме охранения со­провождаемых ими судов и сами занимались торговлей, что явствует, во-первых, из летописей Киевской и Смолен­ской, в которых под 1148 годом сказано: «Изяслав дари Ростиславу, что от Рускии земли и от всех Царских (Цареградских) земель; а Ростислав да дари Изяславу, что от верхних земель и от варягов». — Не сказано же в летописях: от варяжской земли, потому что не было таковой, а от куп­цов-варягов, доставлявших разные товары в Новгород.

По сие время слово «варять» означает в Тамбовской губернии: заниматься развозной торговлей. В Москве «ва­рягами» называют торговцев — ходебщиков. Поговорка же «полно варяжничать» означает перестань выторговывать.

Что варяги действительно занимались торговлей, мы видим из следующих обстоятельств:

1) В 1188 — 1190 годах война Новгорода с варягами. Новгородцы поссорились с ними, задержали их купцов, посадили в темницы, не пустили своих за море, отправили назад послов варяжских и не хотели договариваться о мире.

2) В 1205 г. — новая ссора русских с варягами, после­довавшая по делам торговли; и варяги должны были согла­ситься на все, чтобы только дозволено было им торговать в русских северо-западных областях.

Когда возникли Варяги и куда ушли они в 14-м веке, так что имя их утратилось совершенно для истории?

Когда появились первые варяги, неизвестно, но должно думать, что во время силы и процветания Винеты, когда торговля на севере была еще в руках одних славян.

Смотря по мере распространения торговли между скандинавскими государствами, явились и варяги датские, шведские и норвежские; торговля английская образовала своих варягов, а беломорская породила варягов-готов, си­девших в северной Финляндии, и варягов-оурман, сидев­ших в заливе Белого моря, называвшегося в то время Урманским, а ныне Мурманским.

Итак, варяги и в отношении к торговле требовались вооруженные. Выгоды, получаемые от торговли, обеспе­ченной от разграбления морскими разбойниками, давали возможность производить значительную плату варягам, а выгодность варяжничества привлекала постоянно новые лица в круг этого действия, следовательно, должны были образоваться дружины; а так как дружины не могут быть без начальника, то у них появились и начальники, управ­лявшие их действиями. Наконец, избыток варягов против требуемого их числа заставлял их искать другие должности военные в виде наемного войска, а недостаток и в таких местах вынуждал их самих пускаться на грабежи и насилия, какие мы видим из истории совершившимися в Новгородской области и на берегах Каспийского моря. Впрочем, и раздоры их с торговцами могли также быть причинами учиненных ими насилий.

Собственная же торговля варягов, образовавшаяся позднее их варяжничества, могла также и в свою очередь увеличивать их число, но оно с 13-го века стало упадать по какой-то особой причине; на путях торговых мы их уже с 1241 года вовсе не находим и только в последний раз они являются в Царьграде в виде телохранителей в 1325 и 1380 годах, затем совершенно исчезает их имя из истории.

Этого и должно было ожидать по ходу торговли. Образовался новый торговый союз под именем ганзейского или Ганзы, и, может быть, ссора новгородцев с варягами была и поводом к составлению этого союза (Chronicon Slavorum до 1209 года. Helmold). Но рассмотрим этот во­прос несколько подробнее. Сначала торговля севера Евро­пы была в руках одних славян. Морские разбойники граби­ли торговые суда и тем вынудили торговцев вооружать свои корабли, и явились для того варяги как защитники ку­печеских кораблей, как отражатели хищнических нападе­ний. Мало-помалу входили в торговлю скандинавы и анг­лы; явились и их охранители, принявшие название варягов.

Выгоды торговли побудили и варягов самих снаряжать свои собственные торговые суда и заниматься торговлей; им последовали германцы, двинутые к этим занятиям по­буждениями Карла Великого. И вот в 1241 году образовал­ся Ганзейский союз, в который вошел и Новгород; этот со­юз достиг в 1250 году высочайшей силы своего развития: он имел тогда 1000 собственных кораблей и до 20 000 соб­ственного охранного на кораблях войска. Этим как варяги-охранители, так и варяги-торговцы вытеснены были из круга действия своего, и мы видим их уже только как тело­хранителей в Византии. Ибо самый Новгород как один из главнейших союзных городов Ганзы, вероятно, более всех препятствовал торговле варяжской. Когда же наконец ми­новала надобность в них и в Византии, то состарившаяся там последняя дружина варяжская разбрелась по домам, и громкое нарицательное имя ее кануло в лету.

Иначе быть не могло; ибо, куда же девалось это множество варягов, рассеянных по главным торговым мо­рям и рекам Европы? Они никуда не выселялись, на них не было моровой язвы, а их нет. Если отвергнуть это мнение, то мы ставим новый вопрос: где же остаток варягов и как их называют?

Ганза имела также свою торговлю и свое войско. Если бы быт Ганзы не был так близок к нам по времени, то, может быть, и об ганзеатах мы делали бы теперь такие же разыскания, как и о варягах. Но рассмотрите хорошенько и вы увидите, что обстановка варяжничества, ганзейства, торговли соединенной нидерландской, португальско-испанской и, наконец, ост-индско-английской имеют нечто общее характеристическое, торгово-воинственное, обнару­живающееся кое-где притеснениями и насилиями. Торгово-военные флоты всех этих сообществ нередко с угрозами стояли перед чуждыми столицами для вынуждения какого-либо торгового трактата. Даже самое падение всех этих торговых обществ имело одну общую характеристическую черту — это была высочайшая степень дерзости, с каковой они требовали выгодных для себя торговых трактатов. И Англия, говорящая теперь устами ост-индской своей ком­пании, уже дошла до той степени дерзости, для которой нет далее хода, кроме рокового.

Пояснив, сколько возможно было, сущность варягов и варяжничества, нам уже легче опровергнуть мнение скандинавоманов о варягах. Приступим к тому.

В летописи Нестора, по древнейшему лаврентьевскому списку, сказано, что варяги были: Русь, Свое, Англяне, Оурмане. Скандинавоманы утверждают, что Русь была скандинавского племени. Первое начало этому мнению положил Байер, не знавший ни русского, ни сла­вянского языков. Немало трудился этот ученый над швед­ским лексиконом, чтобы выпытать у него слово, которое хотя бы косвенно и с натяжкой можно было поставить кор­нем слову варяг; наконец, рассерженный неудачей, что словарь не поддается его капризному замыслу, сказал: «Я утверждаю, что русские летописи называют варягами готландцев, шведов и норвежцев». Байер думал голым словом «утверждаю» придать исполинскую силу своему мнению, но вместо того подверг себя только осмеянию пред судом критики.

Шлецер, преемник его мысли и впоследствии ка­федры, также не нашел никакого доказательства на мнение Байера и диктаторски изрек: «Варяги-Русь должны быть шведы». Карамзин пишет: «Историки находят основатель­ные причины думать, что Нестеровы варяги-Русь обитали в королевстве шведском, где одна приморская область из­давна называлась Росскою (Rosslagen)».

Карамзин, выразившись так неокончательно, явно показывает тем, что он сам не надеялся решить этот вопрос и потому высказал свою мысль так, что и скандинавоманы и противники их могут толковать мнение его в свою пользу. Первые могут сказать: Карамзин соглашается, что варяги-Русь обитали в королевстве шведском, в области Рослаген, и к этому прибавят от себя: «следовательно, были шведы». Вторые могут сказать, что Карамзин не включает себя в число историков, которые находят причины так думать; а притом варяги-Русь могли жить и в Рослагене, не бывши шведами, а так как он и не называет их таковыми, то они славяне.

Поэтому заключение Карамзина становится ней­тральным в споре о племени варягов-Руси; ибо он не вы­сказал решительного мнения о них.

Венелин, столь много внесший света своими разысканиями в древнюю историю славян, в разыскании о варя­гах сделал большую ошибку, приняв их всех за славянское племя, тогда как славянского племени были только Руссы и Оурмане и, может быть, Геты или Готы, если исследования докажут вероятность наглядного заключения об их славян­стве.

Полевой уверял нас, что будто летописи русские на­зывали всех варягов скандинавами. Но где же эти летописи, недоступные для нас? Мы знаем много летописей, в кото­рых нет этого. А каково вам покажется такое определение: историк сперва определил свойства варягов, а потом свой­ства призвавших их славян, но, заметив, что эти два опре­деления противоречат последовательной обстановке лиц, он прибавляет: варяги утратили свои народные, отличительные черты, а Руссы все переняли у варягов, все варяж­ское привилось к ним. Таким заключением он поставил во­прос в число неопределенных: можно думать, что или ва­ряги поглупели от Руссов, или Руссы поумнели от варягов, или и то и другое случилось вместе.

Эверс был того мнения, что варяги были наемные солдаты и что, побывав в Греции, они там получали назва­ние варягов. Его ошибка в том, что он считает слово «ва­ряг» греческим и варягам ничего, кроме военной службы, не приписывает.

Шафарик утверждает, что, будто в русских летопи­сях сказано, что варяги-Руссы германо-норманнского пле­мени. Но по всему видно, что Шафарик читал Нестора только в шлецеровской переделке, а не в оригинале. Шафа­рик не мог бы истолковать навыворот факта, исторической критикой неопровержимого; а предположения, что он сде­лал это по невниманию к предмету, мы не смеем допустить, по любви его к истине и по глубокому знанию дела исто­рической критики. Но, может быть, что и кроме Шлецера, его руководил еще какой-либо другой скандинавоман.

Однако же непростительно Шафарику, что он, зная язык Летописей русских, не хотел сам проследить их. Что он не сделал этого, явствует из следующего: когда он до­шел до места, где рассказано, что Руссы с Оскольдом и Диром ходили на Византию, то спросил сам себя: как же это могло быть, что Нестор отделил этих Руссов от новгородских? Отвечаем ему: достопочтеннейший муж, где ты сам трудился над извлечением славянской истории из вековой архивной пыли, там ты пролил свет, который уже не за­тмится клеветой, но где ты положился на учение скандинавоманов, там ты жестоко обманут! Потрудись сам проследить летописи Руссов и ты найдешь, что они чистой сла­вянской крови!

Теперь выставим все положения скандинавоманов, на которых они основывают свое мнение, что будто варяги-Русь были шведы.

1) Что в Швеции есть область, издревле называю­щаяся Рослагеном (Rosslagen).

2) Что шпионы шведские назвались в Византии Рус­сами.

3) Что варяги при византийском дворе говорили датским языком.

4) Что варяги пришли из-за моря.

5) Что имена Рюрик, Синеус, Трувор, Оскольд и Дир скандинавские, а не славянские.

6) Что Рюрик завоевал Россию, а не добровольно был призван новгородцами.

На мнение, что Рослаген есть место родины варягов-Руси, мы должны возражать следующими доводами:

Рослаген не составляет никакой области, это назва­ние слишком громко для приморского местечка, могущего, конечно, вместить 5000 торговых людей с их балаганами, но при оседлой жизни недостаточное и для 500 душ.

Притом и самое слово Rosslagen составлено из двух: Ross (Русь) и Laga (кочевье). Слова: Lav, Lagh, однозначные с Laga и, равно как и немецкое Lager, принятое у нас в русский язык в слове лагерь, употребляются для обозначе­ния военного кочевья. Так, в Англии Danelagh означает ме­сто кочевья данов во время их набегов на Англию; в Нор­вегии Throndelagen (Фрёнделаген) — место кочевья готского племени фругундионов, во время набегов их на это го­сударство; в Швеции Rosslagen — кочевье Руссов.

У шведов Lagga sig, а по-немецки sich lagern — зна­чит поместиться кочевьем. Итак, Rosslagen означает только, что Руссы там временно пребывали, что могло быть, разу­меется, только по случаю войны, грабительства или тор­говли. Иначе бы и по месту Danelagh должно было заклю­чить, что датчане происходят от англичан, тогда как мы знаем наверное, что дело выходит наоборот и что значи­тельная часть англичан происходит от данов.

Если бы руссы составляли маленькое скандинавское племечко, то как мог знать их Фотий в 866 году и говорить, что Руссы издревле имеют, по его мнению, худую славу. «Издревле» значит по крайней мере за несколько веков. Велико ли же могло быть племя рослагенское за несколько веков до Оскольда, и что это по пространству своему во­робьиное гнездо могло сделать византийцам, отстоя от них на несколько тысяч верст? Такое заключение указывает на отсутствие соображения! К сожалению, мы нередко видим в истории, как дерзко-смелый автор одним росчерком пера уничтожает целый народ, занимавший многие тысячи квадратных миль собой, и подобным смелым действием сажает на его месте другой народ, о котором прежде никто и не слыхивал.

Если бы Руссов под разными наименованиями не было такого множества в пределах тогдашней России и хо­тели бы непременно доказывать, что Руссы скандинавского или германского племени, то лучше бы выводить их из Rossitz, что означает по крайней мере сиденье Руссов, а не кочевье. Хотя это местечко и в Моравии находится, в сла­вянском жилье, но ведь название Rossitz дано немцами, так почему бы на основании той же теории и этих славян не сделать немцами?

Сами скандинавы не решались называть варягов-Руссов соплеменниками своими, только в 1853 году Мунх первый решился это сделать.

Но рассмотрим, что говорят все древнейшие лето­писи скандинавские о Руссах. Скандинавскими летописями древних времен занимались Торфей (норвежский), Иоган­нес Магнус (шведский) и Саксон Грамматик (датский ис­торик). Они говорят, что:

В I веке норвежский владетель Гальфдан воевал в землях востока России и Ливонии, убил на поединке слав­ного русского царя Сигтрига и женился на дочери русского царя Эймунда. (Tort. Hist. Norw. 1.175). Этим указывается, во-первых, что русских владений под особыми царями бы­ло не одно; во-вторых, что Русы не норвежцы и что они, по всей вероятности, соседили Ливонцам.

В начале I века Фротон I, король датский, в морском сражении победил русского царя Траннора, взял город его, Роталу, в Ливонии, и Пельтиск (Полоцк), столицу Веспазия, другого русского царя, завоевав еще страну какого-то царя Гандувана, на дочери которого и женился (Sax. Gram.). Вот здесь опять два или даже три царства русских, если имя Гандувана счесть за Надувана с постоянно прилепляемым скандинавским h впереди слова; притом все эти царства русские в Помории, а Руссы не датчане.

Во II веке Готер, сын шведского короля Готброда, погиб в сражении с Боем, сыном русской княжны Рынды. Сын Готера и его преемники имели многие войны с Русса­ми в течение всего II века (Sax. Gr.). — Этим доказывается, что Руссы не были и шведами, ни даже шведскими подан­ными. Да и в титуле шведских королей писалось и пишет­ся: король шведский, готский и венедский — и только. Этим доказывается, что Руссы никогда не были подвластны им.

Если же венедов счесть за Руссов, то еще более ясно будет, что Руссы были славяне. — Этим же доказывается, что и го­ты не скандинавы.

В III веке король датский Фротон III (по Торфею) женился на дочери какого-то царя уннов и потом развелся с ней, за что тесть объявил ему войну и соединился с Рус­сами, но был побежден. Фротон отдал тогда Гольмгардскую (Холмогорскую) область королю Олимеру, Эстию другому королю, а третьему Конногардию (Sax. Gr.). Из этого явствует что: 1) на севере России жили Унны. В Ар­хангельской губернии действительно и по сие время мы видим живые урочища, сохранившие имя Уннов: это Уннский залив, Уннская губа, озеро Унно, река Унна; 2) что Унны владели землей Холмогорской, Эстией и землей Уннской; 3) что Руссы не датчане.

Иоганнес Магнус, архиепископ Упсальский, говорит, что за несколько лет до Р. X. Готеброд, вспомнив о насили­ях, совершенных в Швеции Руссами и эстами, собрал войско из шведов и готов, вступил в Русь, избил великое множество русских и заставил их платить себе дань. — Ста­ло быть, Руссы не были шведами.

Он же говорит, что по смерти Готеброда Родерик, сын Готгера, снова начал войну с Руссами и подчинил их Швеции. — Следовательно, Руссы скоро освободились от первой дани, иначе не нужно было бы вновь подчинять их войной.

Сильный король готов Vilimer или Philimer (Велемир), царствовавший в начале христианской эры, объявил войну русскому царю Гернифу или Гервифу, победил его и наложил дань на Русь, поручив управление ею сыну своему Нордиану. Но после Гервиф выгнал Нордиана с его готами (Jon. Mag.). — Этим доказывается, что Руссы не были и готами и вновь освободились от шведского пленения, или же было еще другое русское княжение, отдельное от того, с которым воевали шведы.

В VI веке шведский король Ингварь покорил себе Эстляндию и отправился с той же целью в Россию, но был там убит (Sax. Gram.).

В имении Ф. Н. Глинки, в Тверской губернии, есть камни с древними надписями; снимок с одной из них от­правлен был в Копенгагенское общество Древностей; там прочли надпись следующим образом: «Здесь Ингварь под­нят на щиты». Что значит признан королем — этим снова доказывается, что Руссы не шведы и что за 300 лет до пришествия варягов в Тверской губернии сидели уже Рус­сы.

В исландских сагах упоминается о знаменитом рус­ском владетеле Зигурламе, который, по мнению Торфея, жил в III веке. — Это вновь подтверждает, что Руссы состав­ляли отдельные от скандинавских и самобытные государ­ства.

В VII веке знаменитый Ивор, завоевав Данию, воцарился в ней, потом покорил Швецию и завладел ча­стью какого-то русского государства. Он убил зятя своего Рерика, царствовавшего в Зеландии (в то время Зеландия населена была одними славянами). Жена Рерика, Овда, дочь Ивора, бежала после этого в Россию с малолетним сыном своим Гаральдом к русскому князю Радибрату и вышла за него замуж. — Этот Гаральд, пасынок Радибрата, с помощью флота отчима своего вступил на датский престол в том же VII веке (Sax. Gram.). — Этим доказывается: 1) что князь Руссов, Радибрат, владел приморской стороной, ибо имел флот; 2) что кроме этого государства русского было и другое, частью которого завладел Ивор; 3) что руссы составляли отдельный народ и отдельные государства от Швеции.

Сын Фротона III, Фридлав, был воспитан в России и с помощью русского князя вступил на престол (Sax. Gram.). Опять свидетельство, что русские князья были самовладе­тельны и не подчинены скандинавам.

В VII веке Гальфдан, датский король, помогал Рус­сам против шведского короля (Sax. Gram.).

Все эти выводы ясно показывают, что Руссы не бы­ли ни шведы, ни датчане, ни норвежцы, ни даже готы и со­ставляли самобытные государства, в числе которых были и приморские, слывшие под именем поморян.

Подобных выводов можно сделать множество из ис­тории Скандинавии; все они поведут к тому же, что Руссы отнюдь не скандинавского, а, судя по некоторым именам князей своих, чисто славянского племени.

Но скандинавоманы отвергают верность сказаний этих трех историков потому, что они бьют наповал их ложное учение. Возможно ли допустить, чтобы три разных писателя, говорящих о трех различных народах, писали ложь, когда их показания относительно четвертого народа, Руссов, соприкосновенного к тем трем только действиями неприязненных отношений, были так согласны между со­бой, как будто бы они писали все вместе, с общего согла­сия и по одним и тем же данным. Такие историки заслужи­вают еще более доверия, которые, следя деяния различных точек воззрения, совпадают в своих выводах в одну точку относительно времени, местности и действий совершенно чуждого для них народа, ими вовсе незнаемого, но только по разным отношениям соприкосновенного ко всем тем, историю которых они писали. Эти историки вовсе не по­мышляли о том, чтобы выставлять Руссов, но им нужно было говорить о Руссах для пояснения каждому своей только истории.

Скандинавоманы говорят, что эти историки состав­ляли свои летописи из преданий и народных песен, а пото­му и нельзя им верить. — Да скажите нам: которого во всем мире народа первоначальная история составлена не из пре­даний? Ведь искусство писать образовалось у каждого на­рода позднее начала бытия его; из этого не исключаются и самые греки, следовательно, первобытная история только в преданиях и могла быть сохранена. А что предания, сохра­нившиеся в трех скандинавских государствах, верны и не­сомненны, это явствует из одинакового указания на враж­дебных им Руссов, которые могли войти в одинаковом или сходном отношении во все три истории не иначе, как по действительности описываемых событий.

Притом и сан этих историков не дает повода думать, чтобы они руководствовались пустыми сказками. Саксон был протоиереем (Probst) в Рёскильде, Иоганнес Магнус, архиепископом в Упсале.

Ни Торфей, ни Саксон Грам., ни Иоган. Маг. не имели никакого повода выставлять Руссов вопреки истине, хваля их славных витязей. Они все трое трудились для объяснения скандинавской истории, и все приводят дела славных Руссов разных столетий. — Струбе приводит в до­казательство того, что Руссы, будто скандинавы, все упо­мянутые здесь сказания Иоган. Маг. Но что же он этим до­казывает? Только то, что Руссы были в постоянной вражде со шведами и бивали их неоднократно. Вместо достижения цели своей: доказать, что Руссы шведского племени, он только более поясняет, что Руссы решительно не сканди­навского племени.

А что скажут скандинавоманы о живущих в авст­рийской империи Русняках, Русинах, Рутенах, Червоноруссах, которых в Австрии собственно 2 миллиона, в Галиции 1800 000, в Зибенбюргене 200 000, в Венгрии миллион и которые все говорят по сие время славяно-русским язы­ком? Какие скандинавы дали этим Руссам свое имя, не бы­вав никогда в стране их?

Кстати, приведем здесь в доказательство, что Руссы не были скандинавы, и то, что имя местечка «Рёскильд», в котором жил Саксон, в переводе значит «кол для Руссов», а в действительности это было место казни для Руссов, по­падавшихся в своих набегах в плен к скандинавам. Руссов сажали тут на кол (Aberdin). В таком месте, конечно, могло скопиться множество преданий о Руси и Руссах. Да и в ис­ландских сагах упоминается в числе только соседних наро­дов скандинавских, а не подданных им, народ Ruiz, т. е. Руссы.

Все описанные нами здесь факты повторяются и объясняются и другими сказаниями, а теперь взглянем только бегло на некоторые источники не скандинавские, убеж­дающие в том, что Руссы не скандинавы, а славяне.

1) Летописцы прусские ясно говорят о войнах прус­сов в VI веке с соседними им Руссами и их союзниками — мазовшанами. Одного из князей русских того времени на­зывают они Чимбагом.

Этим доказывается: 1) местность Руссов близ Помо­рья; 2) славянство Руссов как по букве ч, в имени Чимбаг, несвойственной скандинавским языкам, так и по названию владетеля русского князя; ибо в Швеции никогда князей не бывало, да и теперь нет; у них были только конунги разных степеней, как Tiodskonungar, Fylkiskonungar, Naskonungar и пр.

2) Русский поморский князь Ратибор дал свой флот в помощь датскому королю Гильдестанду для истребления морских разбойников.

3) Город на Лабе, Рослау, древняя Русислава, свиде­тельствуют, что там сидели некогда Руссы, а так как назва­ние это гораздо старее 862 года, то значит, что Русь была там до пришествия варягов в Новгород. Что эта Русь была славянская, а не скандинавская, в том свидетельствует вто­рая половина имени города слава. На это не нужно нам до­водов исторических: география сохранила нам имя Руси-славы, а вместе с тем и славу славяно-русского племени, жившего от Лабы до Немана.

4) По Пифею, поморье от Фриш-Гафа до Куриш-Гафа называлось Руснею.

5) В IX веке мореплаватель Вулфстан нашел торго­вый город Ruse (Pycy) у Фриш-Гафа.

6) У Скимноса Хиосского то место Балтийского мо­ря, где были янтарные копи, названо Novorutha (Новорусью).

7) Что Русь — славянское племя, а не скандинавское, и что и самое имя Русс славянское, то признают и чехи, и даже постоянно в борьбе с Руссами находившиеся поляки. Их историки пишут, что было три брата; Лях, Чех и Рус родоначальниками всего славянского племени.

8) Разыскания Г. Морошкина также свидетельству­ют, что Руссы сидели у Поморья.

Если строго рассматривать наши летописи, то ока­зывается, что со славянами, кривичами, чудью и мерею участвовала в призвании варягов даже и Русь; ибо только от поправки Тимковским лаврентьевского списка по кенигсбергскому ускользнула из него эта мысль. Тимковский сделал несколько таких ошибок, например, в неисправлен­ной лаврентьевской летописи сказано: «Идоша за море к варягом Pycи; сице бо ся зваху тьи варязи суть». В переводе будет: «Пошли за море к варягам-Руссам, ибо так назы­вавшиеся Руссы были варяги». Но в Кенигсбергском спи­ске вместо суть поставлено «Русь»: Тимковский, согласно кенигсбергскому списку, поправил и лаврентьевский, но ошибочно; ибо у него вышло повторение вместо пояснения. — Нестор хотел сказать, что пошли к варягам-Руси, назван­ным потому так, что они занимались варяжничеством, сле­довательно, он намекал, что есть Руссы, которые и не варя­ги, и тем прямо указывает, что варяг есть нарицательное имя.

А что слово варяг есть действительно нарицатель­ное имя, то мы видим из «Русской правды» Ярослава. Ибо в статье под заглавием: «Иже придет кровав муж», между прочим сказано: «иже боудет варяг или колбяг, то полная видока вывести и идеша на роту». Но под словом колбяг подразумевался работник, делавший жесть из железных полосок; полоски эти назывались колбягами, а мастера — колбяжниками. Следовательно, и под словом варяг должно подразумевать какое-либо особое занятие. Смешно думать, чтобы в этом деле собственное имя поставлено было в од­ну категорию с нарицательным.

Далее у Нестора в неисправленном подлиннике лав­рентьевского списка сказано: «Реша Русь, Чюдъ, Словене и Кривичи». Здесь ясно, что к варягам-Руси пришли: Русь же, а с ней и Чудь, Славяне и Кривичи. Но в кенигсбергском списке слово «Русь» поставлено вместо именительного па­дежа в дательном, т.е. «Руси», а Тимковский перенес эту ошибку и в лаврентьевский, исправляя его. А как лаврентьевский список старее кенигсбергского, то мы полагаем, что последний надлежит поправить по первому, а не наоборот. По лаврентьевскому списку, не испорченному поправкой, выходит, что к варягам-Руси пришли в числе послов и Руссы-не варяги.

Да в этом и нет ничего удивительного, что вместе с прочими пришла и Русь к русским варягам. Ведь Старая Руса существовала уже в то время, и нет сомнения, что она населена была Руссами и что эти Руссы, поблизости от Новгорода, входили и в состав Новгородской вольной об­ласти, а потому и действительно могли участвовать как в выборе князей, так и в депутации, к ним отправленной.

А что старая Руса построена еще до варягов, явству­ет из того, во-первых, что об ее построении не упоминается в летописях, во-вторых, что никакой другой новой Русы, или просто Русы, не было построено в новгородских вла­дениях, могшей дать повод назвать эту Русу Старою, ибо нет никакого сомнения, что эта Руса не называлась Старою, когда была еще одна.

Даже и то место текста летописи, где сказано: «Избрашася 3 брата и пояша всю Русь по собе», можно толко­вать так, что общее название Новгородского владения, кроме Чуди и Мери, было «Русь», а только Новгородцы назывались Славянами; ибо братья разделили Русь, — но какую же, если не Новгородскую?

Напрасно некоторые из наших историков толкуют, что Новгородцы прозвались Русью тотчас по прибытии варягов. В летописи сказано: «от тех прозвася Русская зем­ля Новоугородцы: ти суть людье Новгородцы от рода Варяжска преже бо беша Словене». То есть русская земля или Руссы назывались прежде славянами, а когда пришли варя­ги, то эти Руссы прозвались Новгородцами; вот и тут есть намек, что эти славяне были также Руссы.

Позднее, когда Олег поселился уже в Киеве, сказано в летописи: и рече Олег: се буди мати градом Русским. Бе­ша у него Варязи, и Словени и прочий прозвашася Русью. Следовательно, только при Олеге прозвались все подвла­стные ему племена снова Русью, когда пришли к Руссам киевским.

Что в Киеве и его окрестностях сидели также Руссы, явствует из того, что Олег пришел в Киев в 879 году, а ви­зантийские историки называют киевских славян и окрест­ных им жителей Руссами во время императора своего, Ми­хаила, умершего в 867 году, следовательно, по крайней ме­ре, за 12 лет до Олега, если не более. По Фотию же, они исстари известны грекам под именем Руссов.

Вся разность состоит в том, что киевские Руссы на­зывались Россами, как и река Рось, впадающая в Днепр, это доказывает; а северные именовались Руссами; так точно западные Руссы именуются и поныне Руссинами и Русняками, а восточные назывались Расью, Рсою, Расами, Ресами и Ресенами.

В подтверждение наших выводов из лаврентьевского списка летописи Нестеровой, скажем в заключение, что в одном из новейших списков сказано так: «и посла к варя­гом-Руссом, кои быша словене, за море». — Мы не брали в руководство себе ни одного из новейших списков, но дове­ли до того же самого заключения. Как бы этот список ни был молод, но все он отделяется от нас многими столетия­ми, и, вероятно, тогда живы еще были предания о славян­стве варягов-Руссов.

Кроме того, должно заметить, что Нестор нигде не смешивает видового имени народа с родовым и, говоря о варягах, он ясно разделяет народы. — Ну если б мы сказали, что в 1812 году пришли воевать Россию парижане, францу­зы, итальянцы, голландцы и проч., ведь скандинавоманы стали бы над нами смеяться, что мы между родовых имен поставили одно видовое, принадлежащее уже к упомяну­тому нами роду, и, может быть, спросили бы нас: а разве парижане не французы, что вы их особенно упоминаете при французах? — и мы теперь спросим скандинавоманов: отчего же вы не смеетесь над собою, когда хотите имя Руссов счесть за видовое, поставленное перед своим родо­вым Свеями? — Конечно, это смешно, но только не для вас!

Вторым доводом к заключению, что будто Руссы были шведского племени, выставляют скандинавоманы следующее обстоятельство: отправленные императором Феофилом в 839 году к Людовику Благонравному люди, именовавшие себя в Византии Россами, а владетеля своего Гаканом, оказались лазутчиками и свеонами.

Рассказ состоит в том, что свейские лазутчики пришли в Византию под именем Россов. А вывод скандинавоманов из этого следующий: если свеоны, для скрытия име­ни своего назвались Россами, то Россы должны быть не­пременно свеоны.

Не станем разъяснять того, что лазутчики называ­ются всегда чуждым народным именем, а приведем только подобный пример в опровержение этого неблестящего ра­зумом доказательства. — Ну, если б турок пришел теперь в Пруссию под именем Русса, а по исследованию оказалось бы, что он лазутчик и турок — неужели из этого должно за­ключить, что Руссы подвластны туркам или даже и сами турецкого племени? А ведь по логике скандинавоманов выходит точь-в-точь так!

Такие доводы, похожие на бессмысленный лепет младенца, не должны иметь и места в истории. В дополне­ние скажем только, что Россами назывались в то время только киевские Руссы, а северные именовались постоянно Руссами. Если развить далее теорию скандинавоманов, то выйдет, что рослагенцы, пройдя через новгородские вла­дения, взяли сперва Киев, а потом через 20 лет они попяти­лись назад, да уже тогда и Новгород им достался.

Третьим доводом ставят скандинавоманы то, что будто варяги, находившиеся при византийском дворе, го­ворили датским языком. Опровержение этого довода сде­лано уже в самом начале и доказано, что варяги принадле­жали к разным народам и в числе этих народов были и сла­вяне.

Четвертым доводом ставят скандинавоманы то, что призванная на княжение Русь пришла из-за моря, следова­тельно, из Швеции.

Но мы выше доказали, что Поморье, или нынешняя Померания, занято было Руссами, а потому нет никакого сомнения, что из Новгорода к Руссам, в Поморье, следова­ло отправляться морем; особенно если сообразим, что все заливы морские входили тогда далее внутрь материка, не­жели теперь; что явствует как из того, что в то время все пространство, занимаемое ныне Невой, было морем, ибо Ладожское озеро входило тогда устьем в море; так и из на­блюдений шведских ученых, по которым оказывается, что Балтийское море постепенно понижается, а именно через каждые 15 лет на три дюйма; а как с 862 года по сие время прошло таких периодов с лишком 66, то значит, что во время пришествия варягов море было на 199 дюймов, или почти на две с половиной сажени, выше настоящего его теперь горизонта, а потому и Чудское озеро могло входить тогда устьем в море; следовательно, путь к варягам помор­ским водою был ближайший и удобнейший.

Следовательно, путь из Новгорода в Поморье шел сначала по реке Волхову в Ладожское озеро, а через него в море до места варягов-Руси. Кроме того, должно заметить, что за морем от Новгорода жили не одни шведы, а многие народы: почему же скандинавоманы берут это обстоятель­ство в число доводов своих? Ведь за морем жили и роксо­лане, и бодричи, и вагры, и раны, и даны, и англы, и русси-лионцы; почему же послы отправились в Рослаген, а не в Русь-Илион, Русню Пифея или Русу Вульфстана? Видно так было надобно! Это очень похоже на то, как если б мы сказали, что в Рослаген есть сухопутная дорога, стоит только обогнуть Ботнический залив.

Относительно 5-го возражения скандинавоманов, будто имена Рюрик, Синеус, Трувор, Оскольд и Дир скан­динавские, а не славянские, мы имеем сказать следующее.

Слово «Рюрик», являясь у славян в разных видоизменениях, смотря по свойству славянских наречий, более или менее мягких и гибких, означает всегда сокола.

1) Так на примере малый Кролевец лютичей ныне Кенигсберг, в франкфуртском округе, находится на реке Рёрике, вытекающей из озера Рёрика.

Рерик на наречии лутичей означает сокола.

2) Столица Бодричей называлась Рарог и означала сокола.

3) Мекленбург, бывши еще славянским, назывался Рюрик и означал также сокола.

4) У древлян сокол назывался Руриком, у поморян — Рюриком, у верхних лужичан — Рурком — не знаем, не отсюда ли происходит и имя Орурк; но, по всей вероятности, должно быть так.

У сербов и по сие время есть город Сокол,

У славян имена орла и сокола употреблялись искони как эпитеты молодечества; это мы видим из народных пе­сен, сказок и поговорок, как, например, «соколы, орлы мо­гучие», «ой вы соколики!»

В доказательство того, что эпитетное имя «Рюрик» принадлежит славянам, мы видим, что Рюриком назывался брат владетельного князя Богемского. Что этого Рюрика нельзя называть пришедшим из Скандинавии, это несо­мненно; ибо в Богемию никогда ни скандинавы вообще, ни варяги в особенности не приходили.

Итак, прозвище «Рюрик» есть чисто славянское, оз­начающее сокола, и безуспешны будут все притязания скандинавоманов на него.

Рассмотрим теперь имя второго брата князей варяж­ских, Синеуса.

Древние сечные казаки управлялись особыми князь­ями; в числе их был князь Засекин, идущий по колену кня­зей Темносиних, от князей смоленских. Почему князья Темносиние получили это прозвище? Не один ли повод служил причиной в обоих случаях, как у ветви князей смо­ленских, так и у брата Рюрикова? Но посмотрим далее: Плиний приводит синеволосых роксолан, живших на По­морье. Не станем еще доказывать здесь, что поморские роксолане суть Руссы, а обратим только внимание на то, что и Синеус мог быть так прозван по синим усам его. Что он не назван синебородым — это понятно, ибо варяги брили бороды и носили» усы, и самый Рюрик изображается только с усами в наших генеалогических картинах, а равно и на золотом брактеате, хранящемся в копенгагенском музее.

Что прозвища по цвету волос и других частей дава­лись во всей Европе, а не только у одних славян, мы видим из того, что Гвид, граф Бульонский, назван был Белоборо­дым, Фридрих I — Рыжею бородою, Гаральд III, датский ко­роль, — Синезубым (Blaatand), Генрих — Синей бородой.

Синими волосами называют вообще черные, с си­ним отливом.

Итак, Синеус есть эпитетное прозвище второго бра­та из призванных русских князей, на княжение в новгородскую область и означает не что иное, как Сине-усого.

Имя третьего брата Трувор должно быть не эпитет­ное; но что оно славянское, тому служат доказательством много других имен, наверное славянских, похожих на него своим строем и окончанием, а именно: Вигбир, сын Вулка, князя поморского (996), Думар, князь Черешпан (1114), Прибор, в Лобурге, Фогт у магдебургского архиепископа — славянин и идолопоклонник (1115), Самбор, князь восточ­ной Помории (1170).