Бесплатный фрагмент - Фазеры

---

---

От автора

Дорогой читатель!

К тебе в руки попала интерактивная книга. «Фазеры» — это история о тебе. Не в том смысле, что ты найдешь в ней себя — она написана во втором лице. В ней ты не только герой. Здесь ты — вершитель судеб.

Как влиять на сюжет? Очень просто — читать и делать выборы в конце глав. Таких развилок всего восемь. Но их достаточно, чтобы проследить, как все меняется в зависимости от принятых решений.

Не только сюжет, но и количество прочитанных страниц остается на твое усмотрение — от 280 до всех 760.

«Фазеры» — это лес, полный загадок. Чтобы пересечь его, достаточно пройти по одной дороге (прочитать одну параллель). Но если ты хочешь понять лес лучше, открыть все его тайны, то придется исходить его взад и вперед (прочитать все возможные варианты развития сюжета).

Не беспокойся, книга подскажет, когда и какую страницу нужно открыть. Но, если вдруг ты запутаешься, под рукой всегда будет эта схема выборов.

Приятного путешествия!

И помни: судьба «Фазеров» в твоих руках!

Пролог

Любезный друг!

Все, что будет изложено мною, было прожито тобой и забыто, однако я запомнил каждый вздох, мысль и полуулыбку. Не спрашивай, как я выяснил о тебе столько. Однажды ты откроешь истину, но пока еще рано. Быть может, читая, ты вспомнишь и поверишь, что все это было содеяно тобою взаправду.

«Мы живем, чтобы спать, — с детства твердили мне взрослые. — Забудь об общении наяву. Нельзя привязываться к реальности, какой бы желанной она ни была». Но во мне всегда бушевал безграничный океан, который на непослушных волнах нес меня к нарушению правил. Так я причалил к мысли о том, что спать в два раза меньше отнюдь не дурно, как считали мои знакомые, а полезно — появляется много свободного времени.

Постепенно реальность в моей жизни оказалась выше снов. Ее, словно яркое масло, растворяли в воде, а она упорно всплывала на поверхность. Так я и понял, что сны хоть и переливаются радугой, но все равно остаются бесцветны. Однако взросление заставило меня сомневаться в своих убеждениях. А вскоре я и вовсе к ним охладел.

Но это не моя история. Она о девочке, изменившей мою жизнь. А началось все с того, что в квартире моего покойного брата поселился странный пожилой мужчина, господин Л. Странность его выражалась в том, что вечерами он прогуливался по тоннелю с двойной розовой коляской. Ну сама посуди — откуда у старика могло появиться двое новорожденных? Я, проживающий по соседству, часто спрашивал его об этом, но он лишь отмахивался, чем только подпитывал мой интерес. Младенцы за стенкой чрезмерно много кричали, и я тоже счел это подозрительным — у нас в городе всегда и все, кроме меня, молчали.

«Что-то здесь не так, — решил тогда я. — А что, если он их украл?» По сравнению со мной настоящим, на тот момент я был просто ребенком, глуповатым и легкомысленным. Сейчас я поступил бы иначе, проследив за ним при помощи снов. Но я не умел, поэтому делал это вживую.

В тот день дед, не предупредив никого, куда-то понес внучек. Я заметил это и решил проследовать за ним. Сначала господин Л непринужденно шел по безлюдной дороге. Но под конец зашагал слишком быстро даже для меня — что уж там для своего возраста. Возможно, он почувствовал мой взгляд на спине или услышал шаги — не знаю, что может заставить так торопиться. Пожилой человек проскользнул в здание больницы, и я, испугавшись, что потеряю его из виду, припустил следом.

Раньше один только взгляд на это помещение заставлял меня дрожать, поэтому сейчас я колебался перед тем, как войти. Отец часто шутил о моей неуверенности. Мне казалось, если не буду решать, то и не ошибусь никогда больше. Но внутрь я все же вошел: любопытство тоже приписывали к моим слабостям.

Эта заминка подсобила старику, и он скрылся в темном нутре больницы. На ощупь пробираясь вперед, я услышал голоса и последовал за ними. В конце коридора нашлась приоткрытая дверь, за которой горел свет. Звуки доносились оттуда.

— Ох, лишь бы все прошло хорошо, — бормотал первый голос, и я сразу узнал в нем преследуемого.

— Не волнуйтесь, господин Л, — успокаивал его второй заспанный голос, показавшийся мне знакомым. Но это нисколько не смутило меня: у нас в Сомнус-Сити почти все друг друга знают.

Из интереса я заглянул в щелку и ахнул. Во-первых, оказалось, что слежка привела меня к кабинету сканирования, который я всегда мечтал увидеть. А во-вторых, за столом возле ширмы сидел мой… Впрочем, неважно — иначе ты сразу обо всем догадаешься. Сделаем вид, что это обыкновенный врач.

Закончив заполнять бумаги, он встал, взял из рук седого господина вопящую малышку и понес ее на процедуру. Если ты когда-нибудь видела аппарат для МРТ, то представишь наш сканер — он выглядит именно так: громоздкое приспособление с круглым отверстием, в которое вкатывается кушетка с лежащим на ней человеком.

Устройство приступило к проверке, издавая лязг, заглушающий детский плач. Я знал, что сканирование совмещает в себе функции медосмотра и выдачи свидетельства о рождении. Но почему дедушка понес детей сегодня? Этот вопрос будоражил меня так же, как и другой — куда делась вторая малышка? Я размышлял обо всем этом, пока сканер работал.

Процедура заняла всего пару минут, но старик успел изрядно переволноваться: его взгляд метался, а пальцы нервно постукивали по столу.

Наконец режущий уши звук прекратился, и господин Л остановил встревоженный взгляд на экране компьютера. Доктор тоже повернул голову и скривился. О, как же хотел я увидеть, что вызвало у них такую реакцию, но, увы, щелка не позволяла мне этого сделать.

— Отлично, — еле слышно прохрипел дед. Похоже, новость его напугала.

— Что?! — В голосе служителя поликлиники не осталось сонливости. — Не могу поверить, это действительно правда? Какая девчонка по счету в семье?

Пожилой мужчина на секунду замялся, словно пытаясь сообразить — ответить или бежать, бросив порченое дитя. Но все-таки произнес:

— Первая она у нас, по счету первая.

Он улыбнулся, хотя уголки рта дрожали: значит, боялся — уже тогда я умело читал эмоции.

Врач понимающе кивнул:

— Думаю, нужно сообщить в сонат…

Старик вздрогнул, но размеренно произнес:

— Я слышал, ваш мальчик тоже отнюдь не обычный…

— Чего вы хотите, господин Л?

— Я хочу, чтобы моя необычная девочка могла спокойно жить, — заговорщически проговорил он. — Так же, как и ваш сын. Так же, как и десятки других детей, которых вам удалось спасти.

— Не понимаю, о чем вы…

— Еще как понимаете. Если вы смогли обеспечить защиту своему ребенку, то сможете сделать это еще раз, для моего.

— Но мой сын не такой, как она! — рявкнул доктор, не вытерпев. — Мы впервые столкнулись с этим. Эта девчонка может быть опасна…

— Вот уж нет, — перебил господин Л. — Я позабочусь…

— Вы не понимаете, с чем имеете дело! — Врач стукнул кулаком по столу. — Все что я могу для вас сделать — это не вживлять чип слежения.

— Чип слежения никогда не вживляют первым… — прохрипел старик. — Не хотите по-хорошему, придется по-плохому. Разве вы не знаете, кто я?

Он притронулся к электронному браслету на руке. И это подействовало. В следующую секунду врач выдохнул:

— Ладно, я понял вас. Буду нем, как спящий.

Дед огрел его строгим взглядом:

— Дорогой мой, и спящие тоже нередко выбалтывают секреты, даже не подозревая об этом… Лучше уж вам быть немым, как покой…

— Хорошо! — выдохнул побледневший доктор. — Я буду подделывать документы.

Наконец господин Л не спеша кивнул, а потом медленно, словно пробуя слова на остроту, прошептал:

— И что же нам, разрази меня бессонница, теперь делать?

— Ну, для начала отдайте ее в Школу Гимнастики, — посоветовал доктор. — Нет лучшего занятия для первенцев, чем танцы. А вот вторую…

Он задумчиво посмотрел в сторону ширмы и крикнул настолько громко, что от неожиданности я вздрогнул:

— НЗФ, брат, твоя вторая!

— Угу, понял, — донеслось оттуда.

«Так вот куда делась вторая девочка, — догадался я. — Ее унесли к другому аппарату».

— Так ваш коллега приходится вам братом? — неожиданно поинтересовался старик, наклонившись к доктору. — Замечательно. Надеюсь, у моих девочек тоже будут общие интересы.

— Мы с братом не так уж похожи, как кажется, — равнодушно ответил тот, печатая заключение на компьютере.

— О, я заметил… — с улыбкой протянул господин Л. — Например, ваш брат немногословен, почему?

Доктор удивленно повел бровью:

— Это не плохое качество.

— Но не для госслужащего. Я, например, наговорил с вами уже… — Господин Л наклонился к своему браслету, где высвечивалось количество произнесенных за день слов. — Ах да, я совсем забыл, что здесь пропадает связь, и счетчик встает: для сохранения безопасности тайн государственной важности. Хотя, как мне кажется, нужно провести ремонт в этой части больницы и установить пару аппаратов прослушивания — чтобы в сонате знали, сколько дефектных вы покрываете.

— Господин Л! Мы же с вами…

— Я шучу, — будничным тоном проговорил старик. — Я, конечно, сонатор, но сонатор заинтересованный в том, чтобы ваша контора не прекращала работу. Да и многие законы мне до сих пор непонятны… Например, о тех же словах. Большинство граждан даже и не мечтает вести такую оживленную беседу, как у нас с вами. Поэтому зря ваш брат не использует свой безграничный запас слов.

— Нам даны привилегии не для того, чтобы растрачивать слова на пустую болтовню, а для использования их на пользу общества, — возразил врач. — НЗФ осознает вред общения и старается не говорить, а я уважаю его за это. Если же вы там, наверху, не следуете законам, вами же установленным, мне искренне жаль наше общество, во главе которого стоят такие лицемерные люди, как вы!

— Но вы ведь тоже сонатор, — усмехнулся старик. — Хоть и ведете себя так, будто не имеете к сонату никакого отношения. Прошлый сонатор Е все время проводил на правительственном этаже, а вы появляетесь там раз в неделю, все часы проводя с пациентами. Но при этом не забываете пользоваться данными вам привилегиями. Как лицемерно…

— В общем, — наигранно равнодушно оборвал его врач, нажимая кнопку печати.

Принтер, тихо стуча, медленно выдал две копии свидетельства. Одну из них сотрудник медицинского заведения убрал в свою папку, а другую передал деду:

— Возьмите пока документы. И еще…

Он подошел к шкафу, вынул оттуда металлический значок и нацепил его на одеяло задыхающейся от криков малышки.

— Пусть сегодня свяжутся судьбы твоей нити,

Пусть имя нам явит твой истинный лик.

Будь отныне честна и верна Сомнус-Сити.

Будь добра ко всем людям от мал до велик.

То и дело поправляя воротник халата, мужчина отчеканил зазубренный за долгие годы работы текст и добавил, видимо, от себя:

— И поскорее дай знать нам, кто ты такая.

От этих слов любопытство во мне умножилось, и я просунулся в щелку, стараясь разглядеть надпись на экране. В этот момент дверь скрипнула, я упал, и господин Л, заметив меня, вскочил с места. До сих пор не понимаю, как мог так глупо попасться. Я с трудом поднялся на ноги и попятился к выходу, но дед оказался проворнее и успел схватить меня за шкирку.

— Так, — чуть ли не пропел он, заталкивая меня в кабинет. — Да это же настоящий шпион…

— Я не шпион, — возразил я, вырываясь.

— Ничего, станешь. Раз уж ты здесь оказался да еще и продемонстрировал нам свои способности, то будет глупо ими не воспользоваться.

Мне хотелось лопнуть от унижения — лишь бы не помнить, что я, взрослый человек, коим себя считал, так глупо попался. Да еще и «знакомый», на которого я равнялся всю жизнь, смотрел на меня с презрением. А потом я увидел изображение на экране, и сразу передумал взрываться — до тех пор, пока не пообщаюсь с этим ребенком. «Не может быть! Неужели, у фазеров теперь есть шанс на спасение?»

— Послушайте… — начал я, осмелев, но старик меня перебил:

— Я работу тебе предлагаю, парень! Нужно кое за кем последить, взамен на свободу.

— Я и так свободен.

— Уже нет, мой мальчик. Во-первых, ты попался за подслушиванием. А во-вторых, я знаю о твоих особенностях… Ты уже дважды мог оказаться в заморозке. Но благодаря мне…

— А за кем следить? — спросил я наигранно деловито, словно шпионаж был моей профессией. На самом деле, я уже знал: мне придется пойти на это. Господину Л стоило нажать на браслете несколько кнопок, чтобы отправить меня в заморозку.

— За моей внучкой, — старик кивнул на кричащую девочку.

И я понял: неплохо было бы за ней присмотреть — чтобы потом своевременно переманить на свою сторону. Если сканер не врал, ее помощь должна была мне пригодиться. И я согласился.

— Вот и отлично. — Не заподозрив подвоха, старик похлопал меня по плечу, затем взял на руки девочек и вышел из кабинета. Я выскользнул за ним — не хватало еще отчитываться перед «знакомым».

Господин Л превратился в обычного деда: шаркая ногами, он плелся по коридору и что-то бормотал. Я прислушался.

— Станешь гимнасткой, — прошептал он на ухо той самой девочке, — чемпионкой. А если нет… То запомни — проигравших ждет заморозка. Так что придется постараться, чтобы остаться в живых…

«Как можно говорить такое ребенку? Ну ничего, я прослежу, чтобы заморозка ей не грозила». Я решил сделать все, чтобы ты стала нашим спасителем, коим я сам так боялся быть. И пройдет еще много лет прежде, чем я вспомню о данном себе обещании.

Глава 1. Одна среди людей

Когда-то давно люди верили, будто в будущем человечество вернется к истокам развития, перестанет делать открытия, а в итоге и вовсе погибнет после апокалипсиса — например, эпидемии чумы или взрыва вулкана. По крайней мере, так говорили у нас, в городе под куполом.

Есть у местных привычка разбалтывать мысли, пришедшие к ним во сне. Особенно крепко приживаются в народе теории о прошлом. Согласно одной из них, раньше бо́льшую часть времени люди проводили бодрствуя, а спали лишь для того, чтобы отдохнуть. Но достоверной ли была эта информация? Я всегда искал верный ответ на этот вопрос.

О, сколько старых компьютеров я взломал, сколько пыльных книг перелистал — нигде не нашлось упоминаний о том, что было до, так называемой, Великой войны. Ученые предполагали, что это событие послужило переломным моментом в истории всей Земли, ведь именно с него начиналось наше летоисчисление. Окончание Великой войны считалось первым годом, а жили мы уже в шестом веке. И до сих пор так и не разобрались, что случилось с нашей планетой. Но зато мы с уверенностью могли заявить, что человечество не погибло, ведь мы, горожане Сомнус-Сити, жили и развивались изо дня в день!

Вот и ты, дорогая моя героиня, с детства бережно хранила в сердце маленькую, но важную, как тогда казалось, цель. Все, о чем ты думала — идеальное выступление. Гимнастика была для тебя всем: отдыхом и работой, призванием и принуждением одновременно.

Я слышал, будто раньше художественная гимнастика считалась спортом. Смешно! Гимнастика — это танец, единение души и тела. Это не просто набор движений, выполняемых под музыку, а целая история, которую рассказывает артистка. Гимнастика — не короткий номер, а образ жизни. Это то, чем жила ты до того, как все произошло.

Поэтому волнение перед выступлением окутывало тебя плотной вуалью. В зале собралось множество людей — их лица мелькали то тут, то там, сливаясь в одно сплошное пятно. Зрители кричали с трибун, и их голоса соединялись в один протяжный звук: настолько громкий, что кружилась голова.

Мастер убыстрения пульса под названием Тахикардия сделала свое, и сердце с бешеной скоростью забилось в груди. Твое худенькое тело трясло, как при судорогах. Постоянно вздрагивая то ли от холода, то ли все же от страха, ты пыталась сосредоточиться, но противные мурашки, бегающие по спине, не давали этого сделать. Ты закрыла глаза, стараясь унять дрожь и успокоить напуганные мысли, мечущиеся по голове, как запертые в клетке животные. Рядом не было никого, кто бы мог подбодрить.

«Только не бойся, главное: иметь цель», — ты повторяла заветные слова из детства, хотя верила в них с трудом. Наверное, поэтому не помогало. Всегда помогало, но не в этот самый момент. «Глупая первая», — напомнило подсознание, и ты окончательно перестала надеяться на успех.

— На ковре А Кэ один! — объявили по микрофону.

Ты обмерла: неподвижно стояла, словно кто-то связал ноги, и не слышала ничего вокруг. Только пульс неразборчиво стучал в ушах.

— Давай же! Иди!

Кто-то легонько толкнул тебя в спину. Обернувшись, ты увидела напряженное лицо тренера.

— Ну же, давай! — повторила она.

И ты послушалась: встала на носки, ну или, как это у вас, гимнасток, называется, на полупальцы, вышла на широкий ковер и невольно растянула рот в неудачном подобии улыбки, которой учили всех в Школе Гимнастики. И тут уголок верхней губы нервно задергался.

Все в этом зале было каким-то размытым и ненастоящим. Все здесь были чужими, и только родной алый обруч подбадривал, будто говоря: «Давай, ты сможешь! Что бы подумала НП, будь она здесь? А дедушка? Давай! Выступай! Ради них!»

Заиграла знакомая плавная музыка, и ты начала: неуверенно и неуклюже. Сперва движения поддавались нехотя, будто сердились на тебя. «Ну же! Соберись!» — ругала себя, но не могла совладать со страхом. «От первых нет никакого толку», — шептало подсознание, как бы ты ни старалась его заткнуть.

«Итак, шаги, поворот, беговая, прыжок, равновесие, переворот… — Ты повторяла заученные до автоматизма движения. — Стоп! Я сделала нормальный прыжок? Уже хорошо!» — эта мысль придала немного уверенности. И тут все пошло само собой, гладко, как по накатанной горке. Обруч, к твоему удивлению, слушался, и все выходило не так уж и плохо. Еще один прыжок. «Надо же — получилось! Снова поворот, бросаем обруч, бочка…»

Ты вспомнила о заключительном прыжке, во время которого должна была подбросить предмет, а потом поймать его. У тебя редко получались прыжки. А этот элемент давался особенно сложно.

«Так, соберись. — Сердце бешено билось в такт музыке. — Шаг, галоп… И прыжок…» Ты подкинула обруч чуть позже, чем нужно. Все замедлилось. Ты повисла в воздухе и думала, что уже сделала этот прокля́тый прыжок. Как вдруг вспомнила про обруч, который непослушно полетел в сторону. Ничего не понимая, ты потянулась за ним. Тут сердце екнуло, и тело парализовало. Ноги подкосились, несчастный обруч ускакал к столу судей, а ты с грохотом свалилась на ковер и…

«Кажись, старшилка потеряла сознание», — было последним, что ты услышала до того, как лишилась чувств.

Но твое сознание отчаянно пыталось бороться, вырываясь из коварных рук тьмы: «Нет, я должна вернуться! Я обязана доказать всем, что первенцы могут быть сильными!»

Ты проваливалась в безвременье все глубже. Параллельно стирались границы с реальностью. «Почему я упала? Потому что первая? Из-за этого дедушка не пришел посмотреть, оставив меня одну?.. Каждый сам за себя…» Ты всегда стыдилась своего порядка рождения в семье, поэтому и не надеялась, что все получится, и ты станешь…

В виски больно ударило. И мысль медленно ускользнула из головы. «Кем я стану?..» — удивилась ты. Неимоверная боль пронизывала тело, будто заставляя забыть, но ты отчаянно пыталась вспомнить: «Что я стану?..» Мысли пустились в пляс. И слова, которые совсем недавно четко вертелись в голове, принялись медленно осыпаться: отколупываться, словно штукатурка, отслоившаяся от старой стены. «Я стану?..» Тебе показалось, что на секунду ты впала в бессознательное состояние, но тут же вырвалась из него. «Я?.. Что я?..» Неуверенные вопросы молниями замелькали в голове — эти бессмысленные сочетания слов отчего-то казались такими важными. «Что?..» Судорожно пытаясь ухватиться за поспешно убегающие мысли, ты запутывалась лишь сильнее.

Но в одну секунду у тебя получилось. Несколько слов возникло в сознании из ниоткуда. Они старались сбежать, но ты твердо схватила непослушную мысль за хвост. И я обязательно стану… Я обязательно стану… Обязательно стану… Стану… Я стану…

«Гордостью близких», — это предложение, словно эхо, каким-то крохотным отголоском отразилось в сознании.

— А-а-ах!

Легкие мгновенно налились холодным воздухом. Тело резко подалось вперед, но сразу же вернулось в горизонтальное положение: что-то мешало ему приподняться. Часто дыша, ты открыла глаза, но яркий свет заставил закрыть их обратно.

Привыкнув к освещению, ты все-таки смогла осмотреться. На шее и ногах были затянуты тугие ремни из грубого материала, который натирал кожу. К рукам тянулись прозрачные трубки и провода с присосками неизвестного предназначения. Замкнутое пространство, в котором ты находилась, оказалось небольшим: твердая койка, а сверху стеклянная куполообразная крышка, за ней, по всей видимости, белый потолок. Ты поморгала несколько раз для уверенности и задумалась, что же делать теперь.

— Я одна, — вдруг случайно соскочило с губ. — Каждый сам за себя…

«Откуда это?» — удивилась ты и только тогда осознала, что совсем ничего о себе не помнила — подобно тому, как сейчас вновь забыла эту историю. Некое ощущение неполноценности заполнило вены пульсирующей пустотой, словно у тебя не доставало руки или ноги. Это была не вся ты. Только часть. Оболочка.

Ты понимала, что девочка, что тебе, наверное, в районе тринадцати лет. А вот имя…

Неожиданно послышался трубный вентиляционный шум, и на тебя накатило цунами усталости. Борясь с тем, чтобы не уснуть, ты заметила едва заметное движение за стеклом.

— Помогите, — обессилено прошептала и потянулась к крышке.

Ты полностью выставила руку вперед и уткнулась в холодную поверхность. Не сразу ты поняла, что стекло подрагивает, и лишь когда вибрация перешла на кисть, отвела руку в сторону. А на запотевшем стекле остался бледный след ладони.

«Выглядит как облако на небе. Оно бесподобно…» — подумала ты и удивилась, почему неожиданно вспомнила небо — не просто слово, а образ: что-то бескрайнее, голубое и покрытое белыми пятнами.

За стеклом вновь появился нечеткий силуэт, и ты потянулась рукой. Человек сразу отпрыгнул. Потом он вернулся, склонившись к стеклу почти вплотную так, что получилось разглядеть очертания его лица. Твоих познаний хватило, чтобы распознать в них подростка противоположного пола.

Парень приложил к стеклу лист с корявыми записями. На фоне белого потолка рядом с бумагой того же цвета отчетливо мелькнула красная линия. Что это, понять тебе не удалось.

— П-ри-вет, — неуверенно прочитала ты и добавила чуть громче: — Привет!

Он отошел от стекла и вернулся с новой запиской, но уже подлинней:

Башка не раскалывается? Норм ся чувствуешь?

Ты кивнула, удивившись стилю речи незнакомца. Следующая записка гласила:

Окей. Помнишь че нить о себе?

— Нет. — Покачала головой.

Новый лист бумаги, на этот раз желтый:

Сейчас я открою крышку.

Кивнула. Нетерпение и страх только росли.

Следующие предложения были написаны на газете — видно, бумага закончилась:

Свет будет ярким. И может стать больно. Не очкуй.

Послышался прежний пугающий звук. Заработал вентилятор, и в висках застучало. Ты и не предполагала, что будет настолько больно.

Спустя, как тебе показалось, вечность, шум и боль прекратились, и стеклянная крышка с легким свистящим звуком отъехала в сторону.

Ты сделала вдох, и холодный воздух обжигающе коснулся кожи. Парень оказался прав: все ощущения в этом мире были сильнее, чем там, за стеклом — свет ярче, воздух холоднее, а боль острее.

Ты очутилась в небольшом помещении с белыми стенами. Многочисленные лампы отлично освещали комнату, и это помогло отчетливо разглядеть все, что здесь находилось. К стенам теснились шкафы с баночками, наполненными пилюлями. Около аппарата, в который ты была погружена, стоял прибор с десятком кнопок и проводов, ведущих к твоему телу.

Лишь через несколько минут, свыкнувшись с новыми ощущениями, ты обратила внимание на коренастого парня, который терпеливо ждал, пока ты придешь в себя.

— Эм, ну типа еще раз дарова, — довольно низким, но дружелюбным голосом сказал он. — Я УР два, а тя как звать?

Ты, не стесняясь, разглядывала первого увиденного человека — он был одет во все черное: черные штаны, черную куртку и черную шапку, из-под которой виднелись, на удивление, не черные, а каштановые волосы. На груди у парня висел небольшой кругляш с надписью «УР-2». «И почему он в шапке? — поначалу удивилась ты, но потом сама ответила на свой вопрос: — Ну конечно, в такую-то холодрыгу!» Переведя взгляд на себя, ты осознала, что лежишь в одной лишь ночнушке. Но кругляша с обозначением твоего имени на ней не оказалось.

— Эй, ты в норме? — обеспокоенно спросил УР-2, заглядывая тебе в лицо.

— Кажется, да. — Ты попыталась улыбнуться.

— Хлебнуть хочешь? — Он повернулся к столу и, налив в стакан воды, протянул его тебе.

Ты попыталась приподняться, но ремни вновь тебя удержали.

— Видно, они не хотят меня отпускать, — заметила весело. Внутри все еще клубился темный ком тревоги, но его засвечивала яркая вспышка желания понравиться другому человеку, наладить контакт. Судя по всему, с УР-2 ты раньше была не знакома.

— Ах, дырявая башка! — УР-2 рассмеялся — добрый знак: у тебя получалось общаться.

Затем подошел ближе и аккуратно расцепил ремень на твоей шее.

И вот снова перед глазами проскочила красная линия. Ею оказался плетеный браслет с металлической бусиной-звездой, притаившийся на запястье твоего собеседника. В том, что накачанный здоровяк, носил такую хрупкую вещь, таилось нечто трогательное и сокровенное. Тебе сразу же захотелось узнать, чем она была ему дорога. Но сейчас были заботы и поважнее: ты наконец-то смогла подняться, интенсивно разминая суставы, которые успели затечь. УР-2 потянулся к ногам, но ты его остановила:

— Я хочу сама. — И добавила как можно доброжелательнее: — Чтобы пальцы размять.

— No problems, — равнодушно пробормотал он и уселся обратно.

Расцепляя ремни на ногах, ты обводила помещение изучающим взглядом.

— Скажи, пожалуйста, — начала аккуратно, отсоединяя резиновые присоски, которые отходили с трудом и оставляли следы на теле, — где это мы? Что тут делаем? И почему я ничего не помню? И…

— Эй, эй, полегче. — УР-2 улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. — Давай-ка по порядку.

— Хорошо. — Развернувшись на койке, ты осторожно спустила ноги. — Можешь сказать, кто я такая?

— Эм… Ну, я тут почекал твои доки, тебя, вроде как, А Кэ один звать. — Сосредоточенно глядя на какие-то листы, парень почесал затылок.

— А почему я ничего не помню? Как тут оказалась? И вообще где мы? — Ты глядела на свои болтающиеся в воздухе ноги с детской радостью. Вот, знала ведь, что это ноги — уже хорошо! Значит, что-то все-таки помнила. Другое дело, если бы забыла названия окружающих тебя предметов.

Несмотря на отсутствие ответов, пустота внутри медленно наполнялась ощущением безопасности.

— Мы ща в кабинете заморозки. — УР-2 повторно протянул тебе стакан с водой, стеклянная поверхность которого обожгла ладони прохладой. — А кабинет заморозки находится в дурке, ну, то есть в больнице.

— А что за заморозка? Это какая-то методика лечения, да?

УР-2 смерил тебя удивленным взглядом:

— Рили не въезжаешь?

Ты рассеянно покачала головой. Выходит, не все об окружающем мире ты помнила. Как вообще работала твоя память?

— Ну-у-у. — Он снова почесал затылок, позволяя браслету выглянуть из-под куртки. — Заморозка — это тип крышка, ну то есть наказание для барыг всяких… Ну, это самое, для преступников, короче. Это типа погружение в анабиоз на какое-то время. Ну, разумеется, есть свои минусы. Один из побочных эффектов — это потеря памяти.

— Получается… Я что, преступница? — Тревога вернулась в сердце, заставляя его трепетать.

— Ну-у-у… что-то типа того. — УР-2 стыдливо опустил взгляд, словно сам совершил преступление.

Силы, которые только начали к тебе возвращаться, вновь отступили. Вены заполнила пульсирующая пустота. Казалось, ты больше никогда не сможешь поднять себя с места.

— А что я сделала? — Этот вопрос дался тебе нелегко.

— Слушай, я ваще хэзэ. — УР-2 пожал плечами и стянул с головы шапку. — В твоем деле это не указано. Балин, странно все это.

— Я даже не помню, что сделала… Надеюсь, это не было что-то ужасное…

— Да не парься! Это зафигачила не ты, а типа твоя старая копия, сечешь? Да и ваще у нас в городе по всяким пустякам упекают…

— Правда? — Эти слова подействовали на твою кровь лекарственным уколом. — Но смогу ли я выйти отсюда? Хотя бы на минутку, пожалуйста. — Ты соединила ладони в умоляющем жесте. — Мне бы просто посмотреть на небо. Знаешь, оно такое красивое и…

— На небо? — УР-2 нахмурился и тряхнул копной лохматых волос. — Ты че, и это не знаешь?

— В общем, с грибами кончились — взял сырные, — вдруг раздался другой, более высокий, но тоже мальчишеский голос. И через несколько секунд в дверном проеме появилась спина незнакомца. Он нес что-то объемное и не мог закрыть дверь руками, поэтому толкнул ее ногой, но немного не рассчитал и стукнулся головой о косяк. Многочисленные пакеты посыпались из его рук, покрывая парня крошками. Он наклонился, чтобы собрать то, что уцелело: — Да уж, Волк, хорошо, что этот позор никто, кроме тебя, не видел. Балин! Я еще и газировкой рубашку закапал. Вот лох. Все время забываю, что слишком высо…

Наконец собрав все пакеты, парень поднялся и обернулся. Сначала его веселое лицо показалось тебе приятным, но когда спустя мгновение его взгляд скользнул в твою сторону, оно ужасающе искривилось:

— Э-э-э…

— Воды? — Ты протянула ему стакан с жидкостью, к которой так и не притронулась: ему она, наверное, была нужнее.

— Прошу прощения, но что она тут делает? — обратился он к УР-2, игнорируя твой жест. — Ты что, ее разбудил?

— Ну-у-у, не совсем… Я сам хэзэ, как так вышло, — оправдывался тот.

— Да разрази меня бессонница, я доверил тебе кабинет, а ты-ы-ы, — новоприбывший парень принялся нервно шагать по помещению взад и вперед.

Ты же в это время с невероятной скоростью моргала, предполагая, что может случиться с тобой теперь.

— Гори все синим пламенем! Дядя и так считает меня бесполезным… А теперь к нам будет удвоено внимание, и мы не сможем спокойно планировать побег. Что ты наделал?.. Это дело всей моей жизни! Нужно срочно вызвать полицию.

— Полицию? — рассеянно выдохнула ты. — Прошу, не надо полиции…

— Извините, но вас никто не спрашивал, — сердито кинул парень, продолжавший мерить кабинет шагами.

— Э-э-э, рили, не надо нам мусоров, — заступился за тебя УР-2 и, расправив широкие плечи, подошел вплотную к другу. Он был гораздо ниже, но зато, в отличие от худощавого дружка, выделялся мускулистым телосложением. Сложно было догадаться, кто одержал бы победу в драке, если бы та состоялась. Но УР-2 всего лишь перешел на громкий шепот: — Слушай, брат. Не думаю, что эта милая девочка, — он указал пальцем на тебя, — преступник! Это ошибка! Или кто-то специально упек ее в крио-сон. У нее даже в деле ничего не указано.

— Да пусть хоть десять раз милой будет! Ты подвергаешь опасности весь город. Даже по внешнему виду она мне уже не нравится: посмотри на ее хитрые кошачьи глаза. — Агрессивный парень кивнул на тебя, и пристально приглядевшись к твоим глазам, добавил: — Смотри-ка, зеленые, точно, как у кошки!

Желание понравиться тут же сдуло. Кем бы ты ни была, терпеть такое отношение к себе не могла — с вызовом посмотрела в глаза противника, и вдруг осознала, что они тоже зеленые.

— Сам кошак… — проворчала еле слышно — парни тебя не услышали.

— Емеля, гоу поможем ей выбраться? — спокойно спросил УР-2, игнорируя все колкости, сказанные другом до этого. — Ее ведь типа завалят. И на твоей совести будет смерть уже второй девушки после Софьи… Неужели твоя цель стоит жизни другого человека?

— Да, — холодно ответил Емеля, поправляя галстук, небрежно завязанный поверх белой рубашки, и вздохнул: — Нет… Ладно, ты прав… Пусть уходит, а мы пойдем в архив и сделаем вид, будто ее не видели.

— Она нифига не помнит, куда ей топать? — не унимался УР-2.

— Вот именно, что выведем мы ее из больницы, а дальше что? Об этом ты подумал, Волк?

Прозвище УР-2 тебе определенно нравилось. Отличная компания собралась: кошак, волк… А кем была ты?

— Хэзэ. — Парень развел руками. — У тебя же есть связи. И если че, за тобой должок, так что пришло время отплатить мне.

— Только не сейчас, Волк. — Емеля стиснул зубы, зашевелив желваками. — Не трать эту возможность попусту. Потом пожалеешь. Когда мы выйдем, моя помощь понадобится тебе в более серьезных положениях.

— Сори, брат, но все эти напряги, о которых ты треплишься, так далеки. Ну, то есть я ваще хэзэ сможем ли мы когда-нибудь свалить из этого бункера. А запара АК-1… Она рили прямо здесь и сейчас. Так что погнали. — Закончив, Волк взглянул на друга.

Тот огрел его уничтожающим взглядом и неожиданно кивнул.

— Немедленно поднимайтесь. — Приказ Емели выдернул тебя из размышлений. — Как вас там? — Он тряхнул головой, пытаясь убрать с лица длинную светло-русую челку, и наконец медленным голосом произнес: — Милая девочка, милая Мила — неважно! — вставайте, или вы хотите снова быть замороженной?

— Не хочу, — честно ответила ты и стала опускать ноги, вновь поразившись своему спокойствию. Этот парень не вызывал симпатии, однако ссориться ты не хотела. — Но если это станет проблемой для вас, то я могу и сама…

— Нет, — возразил Волк.

— Отлично, — обрадовался Емеля. — Выбор за вами, Ми-ла: уйти самой, не подвергая опасности нас, или воспользоваться помощью чрезмерно доброго Волка.

Ты закрыла глаза, прислушиваясь к миру внутри. Парни не знали, но в этот момент в твоей голове решался еще один не менее важный вопрос: постараться подружиться с ними и быть приветливой или остаться одной, но в спокойствии. Сердце наращивало свою скорость так, что у тебя закружилась голова. Ты открыла глаза.

— Разрази меня бессонница, — пробубнил Емеля, оттирая рубашку от газировки. — Как теперь это отстирать?..

Твой затылок вдруг сжало в тиски, а потом ты кое-что поняла:

— Лимон…

Неужели, так к тебе возвращалась память?

— Че-го? — не понял Емеля.

— Нужно замочить в лимонной кислоте с водой, — объяснила ты, сама не понимая, откуда это узнала. Слова словно всегда были в твоем подсознании, а сейчас, в нужный момент, просто вышли на первый план.

— И как вы это поняли? — иронично спросил Емеля.

— Не знаю… Просто пришло в голову…

— Вот как…

Ты снова задумалась насчет выбора.

— Не парься, — подал голос Волк. — Нам несложно, отвечаю. Мне будет по кайфу тебе подсобить.

И ты согласилась. Решение было принято, и принято твердо: дружба. Я ликовал: хоть ненамного, но мы приближались к моему идеальному виденью тебя. Прежняя АК-1 если бы и стала выбирать, то остановилась бы на одиночестве.

Стопы коснулись ледяного пола, и ты вздрогнула. Опираясь рукой о койку, поднялась на одну ногу, затем на другую, отпустила руку и упала.

— Вы серьезно? — усмехнулся Емеля. — Она что, даже ходить не умеет?

— Ну эт тип побочный эффект после заморозки, обычно он длится недолго, — заверил его Волк.

Ты попыталась подняться, но снова упала и, отчаявшись, прислонилась спиной к стене:

— Я думаю, улица никуда от меня не убежит. Главное, что я скоро увижу небо…

На твои слова опять никто не обратил внимания.

— Это ничего не меняет, друг мой, — с наигранным трагизмом начал Емеля. — К сожалению, наша подруга так и не сможет сделать шаги в сторону своей новой жизни, кхм… кхм… — Он фальшиво закашлялся. — И к свободе тоже.

— Ну че, закончил свою театральную постановку? Актеришка, блин! — УР-2 закатил глаза от раздражения. — Ты типа можешь опереться на меня и идти сама, — предложил он тебе.

Ты поспешно кивнула, не желая оставаться в этом холодном месте.

Пока парень заботливо помогал тебе подняться, Емеля, все еще презрительно поглядывая на вас исподлобья, достал телефон и зашептал что-то в трубку.

Вы вышли в темный коридор, еле освещаемый светом единственной лампы. Ты взглянула на нее и заметила, что вокруг на потрескавшемся потолке висели какие-то перья. Пригляделась и ахнула: они слегка шевелились.

— Что это такое на потолке? — поинтересовалась ты у Волка.

Парень сначала не понял и удивленно взглянул наверх, а потом воскликнул, разведя руками:

— Да это ж просто, как формула Эйнштейна!

— Кто сказал, что формула Эйнштейна — это просто?! — Ты наигранно поджала губы, строя из себя обиженную.

Волк по-приятельски похлопал тебя по плечу:

— Да лан, расслабься! Это ж братья мои меньшие. Мы с ними рили во многом похожи. Вот, например…

— Это сонтики, — скучающе перебил его Емеля, убирая телефон и глядя куда-то в стену.

Вы остановились, чтобы перевести дыхание, и уселись на приземистую деревянную скамейку — такие стояли с обеих сторон коридора. Стараясь понять, о чем говорит парень, ты проследила за его взглядом. На стене, покрытой неровным слоем краски, висел небольшой стенд — на нем несколько листов бумаги. Емеля сосредоточенно рассматривал один из них: «Как оградить себя от болезней?»

— О чем ты? Какие сонтики?

Не отрывая взгляда от плаката, парень поправил тебя:

— Не о чем, а о ком. Сонтики — мелкие насекомые, внешне напоминающие пушинки одуванчика: большая пушистая голова белого цвета и тонкое тело-тростинка с четырьмя лапками. Передвигаются сонтики прыжками…

— Ну-ну, — перебил его Волк, — харе, батан, задрал уже грузить инфой из своего мед словаря!

«Как сонтики относятся к медицине?» — ты задумчиво посмотрела вдаль. Вы отошли достаточно далеко от лампы, и теперь нельзя было увидеть насекомых, сидящих возле источника света.

Ты перевела взгляд на стенд и, щурясь, стала читать еле различимые в темноте правила, которые необходимо соблюдать, чтобы быть здоровым:

1) Здоровый сон — здоровый дух. Нужно спать 36 часов в день, но при этом нельзя забывать о бодрствовании. Многие относятся к нему пренебрежительно, но для нашего здоровья просто необходимо не спать как минимум шесть часов в сутки.

Емеля хмыкнул. «Видимо, прочитал что-то смешное», — решила ты и продолжила изучать стенд:

2) Никогда не путайте сон с явью. Сон — это реальность, это ваша жизнь. А бодрствование просто необходимо для восстановления сил. Не привязывайтесь к нему, не общайтесь не по делу, не произносите больше 250 слов в день — именно это максимально безопасное для здоровья количество слов установили медики…

Дочитать ты не успела, потому что Емеля воскликнул:

— Ну так вы идете? Я не подписывался на чтение этих абсурдных текстов! — Он встал и зашагал дальше по коридору, в конце которого виднелась высокая стойка приема.

Передвигаясь медленно, словно сутки не спавшие старики, вы с Волком побрели за ним.

— А почему вы общаетесь? — поинтересовалась ты.

— Не понял?.. — промямлил Волк, как-то воровато озираясь по сторонам.

— Там написано, что произносить больше двухсот с чем-то слов в день нельзя.

— А-а-а. Ну, короче, на детей эти правила, вроде, не распространяются. А еще — как бы тебе сказать? — я верю в легенду, а Емеля ваще…

Договорить он не успел — вы наконец дошли до стойки, из-за которой на вас строго смотрел Емеля. «Что за легенда?» — подумала ты и повернулась влево. Там, совсем рядом, переливаясь, горела неоновая табличка с надписью «Выход».

Отпустив руку Волка, ты сделала два шага на пути к свободе. И у тебя получилось. Ты сделала эти шаги. Сама. Обрадованная успехом, ты обернулась и одарила Волка улыбкой. Он улыбнулся в ответ, на его щеках заплясали ямочки.

Ты шагнула к двери, коснулась ручки, и тут тебя окликнул Емеля:

— Мила, стойте, если хотите увидеть небо!

Ты обернулась:

— Разве небо не за этой дверью?

Вдруг послышался пронзительный звук сирены. В ту же секунду включился свет. Заняв твое внимание пустым разговором, Емеля нажал красную кнопку, установленную на стойке. Дверь не поддалась. Ты заметила, как к только что включенной на потолке лампе молниеносно стали слетаться глупые белые насекомые, сонтики.

— Ты че, настучал? Вызвал сонат? Вот балин, нам каюк, — безнадежно пробормотал Волк.

Его искаженное лицо говорило все: парень испугался не меньше, чем ты. Вот тебе и принятое решение. Похоже, следовало выбирать одиночество. Ты все равно была одна. Одна среди людей.

Глава 2. Монолог памяти

Память — это то, благодаря чему любой человек остается собой. Своеобразный жесткий диск в голове, на котором откладываются воспоминания, делающие нас непохожими на окружающих.

Если вдруг этот жесткий диск полетит, мы утратим свою индивидуальность. Придется заново закачивать все книги и программы, писать тексты. И вряд ли внутреннее наполнение восстановится целиком, ведь теперь нам попадутся новые статьи и страницы в социальных сетях.

После заморозки твой поврежденный жесткий диск слегка барахлил, поэтому события того дня помнились смутно.

Ты помнила, как на все твои расспросы УР-2 тяжело молчал. До этого ты и не думала, что молчать можно тяжело или легко, но безмолвие парня, казалось, давило на него грузной глыбой.

Однако более отчетливо ты запомнила момент, когда осознала предательство Емели — и тебе тоже стало тяжело молчать: обида сдавила безнадежностью.

Входные двери открылись, и в них вошел мужчина. Ты ожидала увидеть охранника в спецодежде или солидного человека в деловом костюме. Но он оказался гораздо моложе, да и одет был неофициально: расстегнутая клетчатая рубашка красного цвета открывала часть белой футболки. Наверное, поэтому ты не сразу обратила внимание на незнакомца: мало ли кто заглянул в больницу.

— Сон вам, ребята, — дружелюбно кинул он, задержавшись в дверном проеме. — Не будете возражать, если я украду у вас эту милую леди?

Ты вонзила испуганный взгляд в мужчину и неосознанно вытянулась в столб, забывая даже моргать.

— Прошу прощения, но она никуда не пойдет, — отозвался Емеля. — По крайней мере, до прихода соната. А вы, — он изучающе сузил глаза и быстро пробежался взглядом по мужчине, — точно не из соната, так что, извольте покинуть это помещение. У вас вообще есть разрешение здесь находиться?

Казалось, тон и уверенность парня могли напугать кого угодно, но незваный гость не растерялся:

— Так, молодой человек, вижу, вы рассудительны, но также и вспыльчивы в меру для своего возраста. Не торопитесь делать поспешных выводов. У меня есть разрешение одного из сонаторов. — Он расстегнул нагрудный карман рубашки — на нем ты успела разглядеть значок с именем «‎РК» — и вытащил оттуда сложенный документ. — Вот, вы можете ознакомиться.

Емеля несколько минут внимательно вглядывался в буквы, вероятно, надеясь отыскать хоть малейшую несостыковку, и разочарованно вернул лист хозяину:

— Никаких проблем нет.

— Вот и отлично. Милая леди, поторопитесь, нам нужно идти.

Сердце, как напуганный зверек, зажалось в самый дальний уголок тела, то и дело завывая от страха. Ты перевела взволнованный взгляд на Волка. Сидя на скамье и сцепив руки в замок, он внимательно следил за происходящим. Вдруг его глаза цвета светлого дерева встретились с твоим изучающим взглядом. Но ты так и не смогла прочесть в них ни единого чувства. Одеревенев, они стали пустыми, пусть и не холодными, как металл. Парень отвел взгляд.

Странный мужчина был твоим единственным шансом спастись, хоть и приходилось рисковать. «Не стоит никому доверять…» — с этой мыслью ты шагнула навстречу незнакомцу, который сначала вежливо подал руку, а после осторожно ввел иглу шприца в твою шею. И все померкло. Ты долго падала в темноту…

Очнувшись, ты сразу же уловила стойкий пряный запах, отчего-то показавшийся до боли знакомым и вместе с тем уютным, как в самом душевном сне. Воздух стоял настолько пыльный, что ты почувствовала себя с головой закопанной в песок. Ты лежала на чем-то мягком. Сверху руки покалывал шерстяной плед, которым кто-то тебя укрыл; и зря. В помещении было тепло, и ты вспотела. Отбросив одеяло, ты с облегчением обнаружила на себе все ту же сорочку.

В комнате стоял уютный полумрак. Но окна по непонятной причине отсутствовали, так что определить время суток тебе не удалось. Согнутая буквой «г» лампа отбрасывала тусклую линию света на пол возле стола. С помощью нее можно было разглядеть комнату. Не видевшая ничего, кроме голых стен больницы, ты восхищенно переводила взгляд с одной вещицы на другую. Удивительно, как столько всего могло поместиться в маленькой комнатушке, которая при всем обилии предметов не выглядела захламленной?

Ты опустила ноги, и круглый пушистый ковер тут же поглотил их, приятно щекоча розовыми ворсинками. Пересилив себя, ты встала. Голова, словно напичканная гвоздями, нестерпимо болела, утягивая тело обратно в кровать.

«Где я? Что произошло?» Вдруг воспоминания о неудачном побеге обрушились на тебя, словно ведро с водой.

Ты приготовилась бежать, но ноги все еще плохо слушались. Сделав несколько шагов по направлению к двери, ты вдруг замерла. Сначала тебе показалось, что совсем рядом кто-то пошевелился, но ты тут же облегченно выдохнула: на стене поверх бежево-сиреневых обоев висело зеркало с резной рамой из дерева.

Сквозь треснувшее стекло ты разглядела опухшее девичье лицо. Первое, что заметила — большие мешки под зелеными глазами. Губы потрескались. Нос, и без того показавшийся тебе большим, опух, напоминая картошку. А может он и всегда был такой формы? Спутанные каштановые волосы сосульками свисали вокруг лица.

На туалетном столике возле зеркала ты обнаружила расческу и пару толстых резинок. Решив привести себя в порядок, расчесала волосы и заплела их в хвост. Несколько передних прядей сразу же выбились из прически. Волосы были слишком короткими. Через несколько секунд на макушке появились два маленьких хвостика.

Побродив еще немного по комнате, ты выяснила, что единственный выход из нее — закрытая дверь без ручки. Был и второй проход, но вел он, как оказалось, в еще одно крохотное помещение.

«Но почему здесь нет окон? Чтобы я не смогла убежать? Они специально не дают мне посмотреть на небо!» Ты легла на кровать, потом села и снова легла. С одной стороны, тебе не хотелось встречаться с похитителем, с другой — предстать перед ним было бы лучше, чем ждать своей участи.

Не вытерпев, ты наигранно закашляла как можно громче. И вскоре в комнату въехал человек с бледной кожей.

— Добрый день, милая леди, — звенящим голосом проговорил он. — Nightlife K1556 к вашим услугам.

Ты не ответила, увлеченная его осмотром. Новоприбывший выглядел почти как человек: шевелил ногами и руками, облаченными в людскую одежду. И только стеклянная кожа да тусклые глаза напоминали о том, что перед тобой стоял робот — это слово возникло в сознании сразу, будто раньше ты уже видела сотни роботов.

В голову резко ударило невидимым ломом. Ты прижала пальцы к вискам, пытаясь унять нахлынувшую боль. Она все нарастала, и, изможденная, ты рухнула на пол, прижав лоб к коленям. Собственные мысли вдруг сменились словами, взявшимися неизвестно откуда, как тогда в больнице. Ты словно знала их всю жизнь, но просто забыла, и сейчас они вспыхнули в подсознании. «„Night“ — с английского „ночь“, — вспомнила ты, хотя раньше ничего такого не знала, — а „life“ — это „жизнь“. Ко мне возвращается память?»

— С вами все хорошо, милая леди? — осведомился робот, подъезжая ближе.

— Nightlife — это ночная жизнь?

Он кивнул.

— А почему у тебя такое название? — Голос слегка дрожал.

— Я создан для того, чтобы выполнять поручения, пока хозяева спят, — ответил робот. Кажется, была у него еще одна отличительная черта: он не моргал и стоял смирно, словно являлся деталью интерьера — люди так не умеют.

— А какие дела могут быть ночью? — Ты поднялась с пола, потирая мгновение назад болевшую голову.

— У каждого свои дела по ночам.

— Нет, я говорю, зачем ты нужен, если ночью все равно нет важных дел?

— Я создан для того, чтобы выполнять поручения, пока хозяева спят.

— А днем ты что, ничего не делаешь?

— Прошу прощения, если не оправдал ваши ожидания, я буду стараться.

— Нет же! — взревела ты, рухнув в объятия воздушной постели.

«Он понимает только односложные предложения и команды!»

— Милая леди, вы голодны?

— Сразу видно, чей робот, — усмехнулась ты. — Говоришь так же, как и хозяин. Кстати, о нем… Где я? И кто твой хозяин? Его зовут РК? Зачем я ему?

— Имя хозяина — конфиденциальная информация. Извините, я не могу ответить на ваш вопрос.

— Как выйти из этого помещения? — Ты глядела в потолок.

— Милая леди, вы голодны? — равнодушно спросил робот.

— Бессмысленно! — Ты стукнула кулаком по подушке и замолчала.

«Бессмысленно пытаться заговорить с куском металла — он все равно ничего не скажет!»

Nightlife долго стоял в стороне, но потом, видно, закончился лимит его ожидания, он подъехал к тебе на ногах-колесиках и спросил:

— Милая леди, вы голодны?

Ты сорвалась:

— Да, черт возьми, голодна!

В голове мелькнула мысль: «Что такое „черт“?»

Nightlife кивнул и со словами «ожидайте, милая леди» покинул комнату. По затылку опять прокатилась волна боли. «Черт — это бес, сатана или демон, — предложения неожиданно стали вырисовываться в сознании. — Является олицетворением нечистой силы в сказаниях многих народов. Как правило…»

— Стоп! Стоп! Хватит! — закричала ты, затыкая уши руками, но слова затапливали тебя с головой.

Наконец поток информации отступил. И ты перевернулась на спину, постаралась расслабиться. Грудь, подгоняемая учащенным дыханием, дрожала. Все из-за пульса, который отзывался то в области груди, то в ушах, то на кончиках пальцев. Тебе хотелось кричать и бить кулаками в стену, но однажды излишняя эмоциональность уже подвела тебя. Отныне нужно было сдерживать чувства. И больше никакой дружелюбности! Ведь именно эта доброжелательность по отношению к парням заточила тебя в тюрьму. Ты сделала неправильный выбор, и больше не имела права на ошибку.

Сознание потянулось к Емеле и Волку. Хотелось верить, что с последним все хорошо и что ему не попало за помощь преступнику. Но ты тут же прогнала эти чувства: предатели не были достойны твоего беспокойства.

Вскоре послышался механический звук открывающегося замка, и внутрь въехал Nightlife с подносом в руках. Ты проследила за дверью, которая моментально задвинулась обратно, и поняла: выбежать из комнаты было почти невозможно. Робот поставил поднос на журнальный столик. Ты и не помнила, когда ела в последний раз.

«Что, если это отрава? Зачем ему кормить меня просто так?» — теперь ты не собиралась никому доверять. Робот поднял чайник, и темная струя чая полилась в чашку. Ты вдохнула одуряющий запах, и всякие сомнения мгновенно отлетели на второй план. «Даже если в этой еде есть яд, моя смерть будет слаще, чем если я умру от голода» — ты отпила и чуть не обожгла язык, стараясь распробовать вкус: напиток оказался крепким и горьковатым, приятно согревающим все внутри.

Далее ты приступила к яичнице, которая показалась солоноватой. Хорошо, что получилось заесть ее хлебом. Розовый кругляш со скрученными полосками по бокам, который робот назвал «зефиром» — странно, что этого названия ты не помнила, — оказался воздушным, как мягкая кровать. Ты невольно задумалась о том, что вся комната словно состояла сплошь из зефира разных цветов: белого, розового и сиреневого. Когда и от десерта осталась только пустая тарелка, ты закрыла глаза, наслаждаясь сладким послевкусием обеда.

Только ты подумала, что все хорошо, как робот сообщил — теперь ты будешь жить в этом месте. Он показал душевую, которой оказалась та маленькая комнатка за второй дверью, после чего удалился. Через какое-то время он вернулся со стопкой книг, к которой ты поначалу не собиралась притрагиваться.

Прошло несколько дней — ты бессмысленно шаталась по комнате в поисках интересного занятия, чтобы отвлечься от обострившегося страха. Временами голова начинала болеть, и в ней появлялись знания, которые совершенно тебя не интересовали.

Например, однажды во время ожидания обещанной роботом жареной горбуши на обед, голодная, ты узнала, что она относится к классу Рыб.

В следующий раз у тебя появилось неконтролируемое желание расставить книги на полке по алфавиту. Вскоре вместе с болью в голове возникли мысли о том, что тексты бывают художественными, научными, публицистическими и официально-деловыми.

«Наверное, художественная литература бесполезна, — решила ты. — Научная сложная, а вот публицистическая интересна». С этими мыслями ты взяла с полки толстый «Новостной сонник». Все его страницы были усыпаны повторением одного и того же символа «24/7». На обложке курсивом была выведена короткая фраза «Жизнь — это сон». На первой странице располагалась памятка о том, как сохранить здоровье — примерно такая же, что висела на стене в больнице. После следовали главные новости месяца: эксперимент ученых и интервью с начальником биофермы. Оставшиеся же страницы журналисты заполнили толкованиями различных снов по типу: «Если вам приснился космос, то это отличный знак. Вас ждет спокойствие и благополучие, так как ночное небо является символом сна».

«А если мне приснилось падение, это значит, что я в яме? Ну уж нет!» Больше листать журналы ты не стала.

Зато тебе попалась энциклопедия растений. Твой мозг поглощал информацию с таким рвением, что вскоре ты перечитала все научные книги, которые только оказались в комнате. И после недолгих сомнений все-таки приступила к художественной литературе, которая захватила тебя настолько, что заточение уже не казалось тягостным.

Действия многих произведений разворачивались в одном и том же городе, Сомнус-Сити. Читая многотомную «Историю сонного царства», ты наткнулась на главу с легендой о возникновении города, но кто-то безжалостно вырвал именно эти страницы. Герои всех историй носили имена, состоящие из нескольких букв и цифр. А преступников в городе погружали в анабиоз — об этом как раз говорил Волк.

Либо ты находилась в этом городе, либо какой-то фанат книг свихнулся и решил поиграть в выдумку. Почему он использовал робота? Возможно, этот чокнутый был еще и ученым. «Чокнутый ученый вдвойне опасен, чем просто чокнутый или просто ученый, ведь он одержим своим изобретением и готов пойти на что угодно ради него. Может, он просто тестирует робота на мне?» — однажды предположила ты и решила разговаривать с Nightlife почаще, чтобы эксперимент поскорее закончился.

— Nightlife, — обратилась ты к нему как-то раз, когда тот принес ужин, — у тебя такое сложное имя, можно я буду звать тебя как-нибудь сокращенно?

— Конечно, милая леди, вы можете запрограммировать меня отзываться на любое имя, какое вы выберете. Просто скажите: «Nightlife K1556, отныне я буду звать тебя — сюда вставьте новое имя — отзывайся на это имя, как на свое родное. Пуск».

— Хорошо. — Ты сосредоточилась. — Nightlife K1556, отныне я буду звать тебя… Эмм… Найтик.

«Сокращенно от Найт», — добавила про себя.

— Отзывайся на это имя, как на свое родное. Пуск. — Закончив, ты облегченно выдохнула.

— Перепрограммирование. — Какое-то время робот стоял неподвижно, лишь глаза крутились вокруг оси, но вскоре они остановились, и стеклянный человек заговорил: — Эмнайтик, к вашим услугам, милая леди.

— Эмнайтик? Ну ничего, мне и так нравится, — усмехнулась ты. — Расскажи о возникновении города.

Робот слегка наклонил голову, и из его рта полилась сказочная мелодия. Когда музыка стала тише, Эмнайтик начал рассказ:

— Давным-давно люди бодрствовали бо́льшую часть жизни: они общались друг с другом, работали вместе, любили. А когда уставали — ложились спать. Способ восстановления сил после сложного дня — вот чем были сны. Но потом все изменилось.

Робот опустил голову, будто загрустил, и на несколько секунд замолчал.

— А что было дальше? — поинтересовалась ты.

— Несмотря на то что люди жили в процветании, им всего было мало. Однажды они возжелали жить вечно. И тогда великий ученый Сонариус изобрел лекарство от всех смертей.

— Даже имя смешное, — хмыкнула ты. С каждым днем тебя все сильнее окутывал страх неизвестности, и ты старалась скрыть его за ехидными замечаниями.

Эмнайтик продолжал:

— Но от смерти нельзя убежать, и Сонариус это знал. Однако брат ученого, Амброзиус, возжелал завладеть эликсиром молодости навечно и убил изобретателя. После этого каждый богач и бедняк захотели забрать эликсир себе и ни с кем не делиться. Так началась Великая война за лекарство, после которой Земля перестала быть пригодной для жизни. Поэтому все население страны укрылось в построенном наспех куполе, который защитил людей от внешней радиации.

— Это и есть тот самый Сомнус-Сити?

Робот не ответил на вопрос, рассказывая историю, которая по-прежнему сопровождалась музыкой:

— Но и в куполе люди не жили в мире. Они стали алчными и эгоистичными, разучились взаимодействовать друг с другом без ссор. А злой Амброзиус только ссорил горожан, желая натравить их друг на друга. Они бы разрушили купол и уничтожили все человечество. Тогда появился герой, который всех спас. Его звали Гений, и он был сыном Сонариуса. Гений-множество-умений, так его называли, победил Амброзиуса и его роботов.

А потом Гений сказал жителям Сомнус-Сити: «Вы алчны, злы и жестоки. А поэтому не имеете права жить на Земле! Но однажды среди вас появится даровитый ребенок, который сможет найти мою подсказку и отыскать то, что поможет спасти род человеческий. Способности ребенка будут дремать, и разбудят их лишь сильные чувства. А пока ребенок еще не рожден, вы будете спать, так как не умеете жить. Ребенок-дар вырвет вас из снов и вернет к жизни, когда вы научитесь общаться. На тренировку этого умения у вас будет немного времени. И однажды человечество обретет второй шанс».

Задумавшись об услышанном, ты и не заметила, как робот уехал. Больше о легенде вы не говорили.

Жизнь текла в прежнем направлении. Ты сблизилась с Эмнайтиком, уповая на то, что робот не может предать, и полюбила чтение. Однако в доме случались неполадки с электричеством, поэтому свет то отключался на весь день, то работал всю ночь — это мешало спать и читать.

Однажды робот, как обычно, въехал в комнату с подносом.

— Эмнайтик, — радостно встретила его ты. — Кажется, будто мы знакомы вечность! Я так радуюсь твоему приходу. А как давно мы знакомы?

— Ваш дедушка приставил меня к вам в три года, милая леди, сейчас вам пятнадцать, — машинально ответил робот.

— Мой дедушка? — удивилась ты. — Сейчас я живу в доме родственников?

— Вам послышалось. — Бросив поднос на стол, Эмнайтик быстро выехал из помещения.

До этого момента ты и не задумывалась, что кто-то мог беспокоиться из-за твоей пропажи. Но теперь переживать об этом было поздно. Тебя похитил родной дедушка? Тот мужчина — РК? Нет, слишком молод. И как робот мог проболтаться? Либо кто-то запрограммировал его «случайно проговориться», либо же, на самом деле, он был разумнее, чем казался. Ты почувствовала, как сонтики закопошились за воротом — ты уже знала, что это мурашки, но название ничего не меняло: все равно было страшно.

Ты колебалась. После предательства Емели каждый выбор казался тебе опасным. И как же я тебя понимаю: порой легче не выбирать вообще. Однако сидеть в комнате ты больше не могла: тебе нужно было знать правду. Поэтому после недолгих размышлений ты стала стучать по двери.

Та разъехалась почти сразу, а за ней появилась темноволосая девочка примерно твоего возраста.

— Ты что вопишь, чудовище? — поморщилась она.

Страх наполнил тебя от пят до ушей, и чтобы не выдать своих чувств, ты выбрала тактику нападения.

— Я не хочу ругаться. Но что вы себе позволяете? Чудовище… Да ведь мы даже незнакомы, а вы сразу бросаетесь, — произнесла ты, стараясь выглядеть как можно спокойнее, хотя внутри бушевал ураган.

— Во-первых, если ты меня не помнишь, это еще не значит, что мы незнакомы! Я прекрасно знаю тебя и презираю всем сердцем! — тут же возмутилась девчонка, сморщив аккуратный носик от отвращения. — А во-вторых, ты старше меня! Какое право имеешь говорить со мной так?

— Да… — начала ты, но договорить не успела: девчонка тебя толкнула.

— Мерзавка! Дедуля тебя содержит, а ты… Неблагодарная! Да ты же ничего не стоишь! Первая… Фу! Глядеть противно!

— Да я ничего не помню, — огорченно пробормотала ты, потирая плечо. — Кто ты такая?

— Я? Да я вторая внучка сонатора Л. Я АК-2 — гордость Сомнус-Сити.

Ты впилась взглядом в значок на ее груди, подтверждающий имя. В мыслях всплыл фрагмент из главы «Истории сонного царства» про имена: «Братья и сестры получают одинаковую комбинацию букв, состоящую из букв родителей, но цифры их отличаются. Зависят они от порядка рождения. Один — первый ребенок. Два — второй. И так далее».

Тем временем наблюдающая за тобой девчонка снова затараторила:

— Что, не помнишь? — Она церемонно поправила воротник голубого пиджака. — Ну ничего, я тебе сейчас все припомню!

— Подожди-подожди. — Ты примирительно подняла руки. — Объясни мне, пожалуйста, если я ваша родственница, то почему тогда за все это время вы ни разу ко мне не зашли?

— Ммм, ты слышала такую пословицу… — Новообретенная сестра деловито прошла в комнату и схватила со стола принесенный Эмнайтиком оладушек, надкусила его и жуя продолжила: — «Первый блин комом»? И речь вовше не о блинах, а о людях. Первые чашто бывают подгорелыми. Они не шпособны на разумные ражмышления. Гимнаштика — вот их удел. — Она улыбнулась и выплюнула оладушек обратно в тарелку, демонстрируя, какими невкусными бывают первые блины.

— Это что значит? — переспросила ты, с отвращением косясь на тарелку.

— Так уж заведено, чудовище.

Ты поежилась от этого слова, но промолчала.

Смахнув с лица черные волосы, подходящие по цвету ее поведению, сестра продолжила:

— Почти в каждом союзе двух партнеров рождаются дети, но старшие не воспринимаются всерьез. Они черновой вариант, проверка, могут ли у этой пары вообще быть дети. Научно доказано, что любой первенец, рожденный в конкретном союзе двух людей, неполноценен, так как родители еще только привыкают друг к другу. Первые редко доживают до совершеннолетия: либо их замораживают, либо они сами умирают. Они все больные и глупые, неспособные ни на что. Поэтому с ними никто не общается. Во-об-ще. — Девочка широко улыбнулась и развела руками. Когда она поднесла ладонь к лицу, чтобы заправить за ухо выбившуюся прядь, ты заметила, что рукав ее пиджака удивительно сочетается с глазами — такими же тусклыми, почти бесцветными, но, как показалось тебе, голубыми.

— Ты лжешь! — прошипела ты, отказываясь верить, что причиной твоего одиночества был порядок рождения.

— Заткнись! — Сестрица шагнула к тебе, блеснув посеревшими глазами. И ты попятилась.

Но АК-2 не собиралась отступать и вновь ударила. Наконец ты поняла, что вряд ли получится наладить отношения с сумасшедшей, чьи глаза блестели, точно отполированный металл, и толкнула ее в ответ, случайно повалив противницу на пол.

Вдруг послышался звук открывающейся двери. А через несколько секунд сзади донесся скрипучий голос:

— Лапулечка, милая моя! Что происходит?

Ты обернулась. Поглощенная беседой с сестрой, ты и не заметила, что вы переместились за дверь. Это было небольшое помещение пятиугольной формы. В каждой стене красовалась отдвижная дверь, кроме одной — там был коридор, в котором сейчас стоял пожилой мужчина с тростью в руках. Его статная фигура и руки в черных перчатках могли бы принадлежать и двадцатилетнему парню. О том, что этот человек немолод, говорило лишь суровое морщинистое лицо, которое не сулило тебе ничего хорошего.

— Девочки, что вы тут устроили? — сдержанно спросил он.

АК-2 вскочила, обеспокоенно поправила ожерелье на своей шее и подбежала к нему рыдая:

— Дедуля, это все она! Она напала на меня и избила! Она бешеная! Дикарка.

Дед ласково приобнял ее за плечи:

— Я верю тебе, моя дорогая.

А ты стояла посреди помещения, испуганная и смущенная, не понимающая, что же делать теперь: то ли бежать в комнату и прятаться под одеяло, то ли объяснять еще одному недружелюбному родственнику, что это его обожаемая АК-2 напала первая.

— Хм, дорогая, не могла бы ты оставить нас наедине с моей неугомонной внучкой на пару минут? — ласково обратился к АК-2 дед.

— Да пожалуйста! — Сестрица демонстративно развернулась и, нажав кнопку на одной из дверей, прошла внутрь.

Над головами оставшихся разлилась тягостная тишина. И лишь твое сердцебиение, казалось, эхом отражалось от каждой из стен. Наконец мужчина устало пробормотал:

— Ну и где этот проклятый робот? На что он мне, если в самые нужные моменты его нет на месте?

Причем не было понятно, с кем он говорил: с тобой или сам с собою. Скорее, второе, так как смотрел старик сквозь толстые линзы очков на свой электронный браслет, нажимая на нем какие-то кнопки. Не прошло и минуты, как из коридора в холл въехал родной Эмнайтик.

— Сонный день, господин Л, — отчеканил он привычным звенящим голосом.

— Если бы сонный, — раздраженно пробормотал хозяин. — Сколько сил потратил на эти разговоры… Где тебя носило?

— Зарядка села, мне пришлось подзарядиться.

— Ладно, с тобой позже разберусь, а сейчас, отведи эту девчонку в комнату бессонницы. Она провинилась и будет наказана, — строго проговорил дед, при этом ни разу даже не взглянув на тебя. Видимо, ему было легче говорить с роботом, чем с собственной внучкой.

— Как надолго? — спросил Эмнайтик, и тебе показалось, что это прозвучало сочувственно. Но, скорее всего, показалось — это же просто робот.

— Так-с. — Дед посмотрел на браслет. — Сейчас пять, значит, проснулась она не так давно. Хорошо, поставь на двадцать четыре часа. Думаю, будет достаточно.

С этими словами он удалился. А ты осталась со стеклянным человеком, ставшим твоим единственным другом в этом неизведанном мире.

— Доигрались вы, милая леди, — расстроенно пробормотал тот, и эти слова были такими человеческими, что теперь ты не сомневалась: робот притворялся, он был гораздо умнее, чем казался, и умел чувствовать.

— Ну а теперь-то ты будешь говорить со мной нормально?

— Пойдемте, милая леди, — равнодушно отчеканил Эмнайтик, схватил тебя за руку и потащил куда-то по коридору.

Ты восторженно оглядывалась: на стенах красовались картины, с потолка свисали хрустальные люстры. Но долго по «художественной галерее» идти не пришлось, в конце коридора был поворот направо, за которым начинался еще один коридор. Пройдя по нему, вы уперлись в маленькую железную дверь.

— Вот и пришли, милая леди. — Легким нажатием кнопки Эмнайтик открыл проход, но ты не посмела войти.

— Не бойтесь, милая леди, — человеческим голосом заговорил робот. — Это комната бессонницы. Я поставлю таймер на двадцать четыре часа. Вы просто посидите там все это время и не сможете спать.

«Просто не буду спать. Для робота это легко. Но справлюсь ли я?» — с этой мыслью ты шагнула в темное помещение. За спиной захлопнулась дверь. Вот куда тебя привело еще одно неверное решение. «Без сна человек становится рассеянным и теряет связь с реальностью», — возобновила свой монолог память.

Глава 3. Ночь без сна

Будучи маленькими детьми, мы до слез отказываемся ложиться в шесть вечера. Однако, вырастая, мечтаем поскорее вернуться в постель. Ведь истинный смысл события возможно познать, лишь проведя параллели с другим.

Как только дверь за тобой захлопнулась, на потолке, потрескивая, загорелось множество лампочек. Заполонивший всю комнатку ослепляющий свет показался тебе неестественным после полумрака, стоя́щего в коридоре. «Это лучше, чем сидеть в темноте, — заметила ты, внимательно оглядывая помещение. — Мало ли какую лазейку тут можно найти».

Это была удушающе узкая камера. Пол, потолок и стены, вымощенные белой плиткой, давили на тебя со всех сторон, словно намеревались превратить в лепешку. Кроме лампочек и приборов неизвестного предназначения на потолке, в помещении ничего не оказалось: только голая пустота.

Ты прислонилась к стене от усталости и резко отпрянула: плитка оттолкнула тебя колючим морозцем. Пришлось встать посреди комнаты и обнять себя за плечи. Ты, как назло, не успела надеть обувь и что-нибудь теплое поверх легкой футболки. Вскоре ноги затекли, и ты начала подпрыгивать, чтобы размять их и согреться.

В голову лезли самые непредсказуемые мысли: «Сколько раз я бывала в этой комнате раньше? А АК-2?»

Кажется, не прошло и часа, а ноги стали подгибаться, и ты оперлась о стену, которая моментально оставила на коже морозные поцелуи. А еще через пять минут ты сползла по ней на пол.

Замогильный холод монстром подступался к тебе осторожно, и не получив сопротивления, стал нагло атаковать, забираясь в нос и рот вместе с дыханием. Он обнимал руки и ноги, щекотал волосы, облизывал щеки и вскоре оказался внутри. Он завладел твоим телом и управлял им, заставляя плечи дрожать, а зубы стучать. Еще через какое-то время ледяной монстр взялся за внутренние органы: начал сворачивать желудок в тугие узлы, и тот сразу завыл от голода. «Какое жуткое наказание. И чего он хочет добиться? Моей ненависти к нему?» Когда живот промычал еще раз, ты заскучала по Эмнайтику. Ты бы и станцевала сейчас перед ним, лишь бы он въехал сюда на ногах-колесиках и привез свою пересоленную яичницу.

«А это еще только… Кстати, сколько уже прошло?» — ты потеряла нить времени. И ожидание стало еще тягостнее, ведь гораздо легче, когда ты знаешь, сколько еще остается терпеть.

«Интересно, что стало с парнями? — в очередной раз задумалась ты. — Выходит, РК не из совета. А значит, им, наверно, попало за то, что не удержали меня». Ты вздрогнула. Все твои размышления вели лишь к одной неприятной мысли: «За что меня заморозили?»

— Что со мной будет, а?! — вскочив, ты закричала в надежде, что кто-нибудь услышит, но слова лишь отразились о металлическую дверь и вернулись, громко зазвучав на всю комнату.

И ты уже не понимала, эхо это или голос в твоей голове. Отчаявшись, ты со всей силы, что осталась, плюхнулась на пол.

Так и сидела, прижавшись спиной к холодной плитке, и смотрела в стену напротив. Глаза стали слипаться без твоей воли, но ты держалась — спать было нельзя, ты замерзла бы до смерти. Как вдруг слух уловил скрежещущий звук. Обездвиженная холодом, ты еле поднялась и подошла к двери. В душе зажегся огонек надежды. Ты прижалась ухом к двери и прислушалась: звук доносился не из-за нее. Но откуда?

В ответ на твой вопрос большая плитка выехала из стены, образуя ящик. Едва передвигая одеревеневшие ноги, ты подошла ближе и осторожно посмотрела внутрь: там был поднос, полный еды, и лист бумаги. Заглянув в отверстие, ты не увидела ничего, кроме пугающей тьмы, что смотрела на тебя из глубины. «Да уж, вылезти через это окошечко я вряд ли сумею. Ну спасибо хоть за еду». Ты взяла поднос, осторожно поставила его на пол, почти целиком заглотила хрустящую корочку хлеба, которая обжигала руки своим теплом, и только тогда вспомнила о записке. Развернуть ее получилось не с первого раза: онемевшие пальцы не слушались. Но когда послание наконец было раскрыто, ты погрузилась в мир каллиграфических букв:

Милая моя девочка!

Возможно, я показался тебе тираном, но голодом морить тебя не собираюсь: это против любых воспитательных мер. Ты провинилась, но, все обдумав, я понял твое негодование: ты ничего не помнишь, и тебе страшно в этом неизведанном мире. Моя вина в том, что я не смог ничего объяснить. Но учти, кидаться на всех подряд, а тем более, на сестер, в нашем доме не принято. За это ты и наказана. Хорошенько отужинай, ибо впереди тебя ждет все самое страшное.

С любовью, твой дедушка Л.

Ты дернулась, словно ударенная током, при фразе «с любовью», сказанной человеком, что запер тебя в холодном помещении. «А может, это Эмнайтик пожалел меня и от имени деда прислал еду?» — предположила ты, но больше размышлять не стала, решив последовать совету из письма и поужинать.

То ли это еда так согрела тело, то ли в комнате кто-то включил отопление, но тебе стало теплее. И к тебе, сытой и согревшейся, подобрался новый зверь — сон: веки потяжелели и стали смыкаться. «Интересно… Как он поймет, что я сплю?» — с этой мыслью ты поддалась манящему желанию прикрыть глаза. Но прошло полминуты, и из прибора на потолке послышался звук повышенной громкости.

Ты очнулась, и звук почти прекратился. Но сразу же появился красный луч, светящий прямо в лицо из датчика на потолке. Видимо, он должен был помочь звуку пробудить тебя, но вышло наоборот: не выдержав света, глаза сами закрылись обратно. Послышался пронзительный звук. Ты открыла глаза. И снова лазер. Звук. Свет. Звук. Свет. Желание спать. Головная боль. И путаные мысли о том, как выжить. Все смешалось в один протяжный вой. И ты точно не помнила, сколько времени провела в таком состоянии.

Когда же дверь с жалобным скрипом наконец отъехала в сторону и в комнате оказался Эмнайтик, он нашел изможденную девочку, свернувшуюся калачиком на полу. Тебе так и не удалось заснуть. Лишившись сна на столькие часы, ты поняла, что он необходим тебе невыносимо.

Ты ощутила прикосновение стеклянных рук робота.

— Сон вам, милая леди.

— Да, сон бы мне сейчас не помешал, — пробормотала ты и вспомнила о своих вечерних предположениях: — Это ты прислал ужин?

— Не понимаю, о чем вы, милая леди, — отозвался Эмнайтик. — Ваш дедушка велел вам отоспаться и привести себя в порядок. К утру он ждет вас на завтрак в свой кабинет.

Всю дорогу к комнате вы шли в тишине. Только под конец ты пробормотала:

— Почему так темно?

— Милая леди, говорите тише: все спят, — полушепотом попросил Эмнайтик. — Поэтому свет и не горит.

— А мне показалось, вчера примерно в это же время здесь были дед и моя сестрица…

— Это было сегодня утром, милая леди. А сейчас ночь.

Переспрашивать ты не стала: хотелось скорее лечь спать.

Робот привез поднос с, как обычно, пересоленной яичницей — ты проглотила ее и рухнула в объятия сна.

Ты летела вниз по узкому чернильному туннелю. Со всех сторон проносились полупрозрачные образы, но удержать на них внимание не получалось.

Чтобы остановить головокружительное падение, ты цеплялась за все подряд, но образы выскальзывали из пальцев. Тогда ты решила взяться за что-нибудь обеими руками и повисла в воздухе, держась за чью-то штанину. Это была маленькая девочка с длинными черными волосами. Она подала тебе крохотную ладошку, и ты ухватилась за нее. А потом вы обе сорвались вниз.

Полет был недолгим, и через мгновение ты очутилась в своей комнате, с немного изменившимся интерьером. На полу играла та самая девочка лет пяти, а рядом, на кровати, сидела и сосредоточенно рассматривала книгу другая малышка примерно того же возраста.

«Надо же, как любит чтение, — умилилась ты. — Ну прямо как я». В голову закралось осознание: «А что, если это и есть я?» Ведь у девочки были такие же каштановые волосы, зеленые глазки и носик картошкой. Казалось бы, забавно увидеть саму себя в детстве, но следующая мысль поглотила первую: «А это что, АК-2?»

Тем временем сидящая на полу малышка нашла себе новое развлечение: она тыкала пальцем сестру в бок и звонко смеялась. Серьезная девочка оторвала строгий взгляд от книги. А когда АК-2 запустила в нее подушку-солнышко, улыбнулась и сама швырнула снаряд в обидчицу.

Тебе так нравилось смотреть, как малышки играли, что ты была готова остаться в этом сне навсегда.

— Эх, сестренка, — улыбаясь, проговорила маленькая АК-2, и у тебя не осталось сомнений: перед тобой были две сестры.

Серьезная девочка деловито поправила значок на своем платьице. Ты пригляделась и различила на нем надпись: «АК-1».

Тем временем АК-2 неожиданно обняла сестру:

— Ты самая лучшая старшая сестренка! Эти дурацкие правила никогда не разлучат нас, верно?

Ее стальные глаза наполнились влагой, и по щеке побежала слеза.

— Не беспокойся. — Маленькая АК-1 потянулось за книгой: похоже, она была неразговорчива.

— Да оставь ты ее! Все равно читать не умеешь! — воскликнула АК-2, отбирая книгу.

Малышка АК-1 промолчала, закусив губу.

— Таковы правила: мы не должны общаться. Но я так не хочу потерять тебя, — повторяла девочка, часто моргая влажными серыми глазками и не выпуская сестру из объятий. Теперь по щекам уже катился целый водопад слез.

Ты невзлюбила девчонку в реальности, но сейчас будто увидела обратную сторону обложки и почувствовала любовь, излучаемую сестрой. Тебе захотелось подбежать к малышке, обнять ее крепко, прошептать на ухо:

— Не плачь, сестренка!

И вытереть ее слезы.

Ты очнулась в кровати. Подавленная и одинокая. Как же хотелось оказаться в детстве: там, где тебя любили. Там, где любила ты. «Возможно, тогда у нас была мама. Но где же она сейчас?» — вспыхнула обжигающая мысль, но ты постаралась ее потушить и встала.

В комнате все еще было темно. Хотя ты чувствовала себя выспавшейся настолько, насколько это было возможно после долгих часов без сна.

«Выходит, мы с сестрой не всегда ненавидели друг друга. Возможно, у нас есть шанс», — все размышляла ты.

Вскоре в комнату въехал Эмнайтик.

— Сонное утро, милая леди.

— Эмнайтик, скажи, пожалуйста, а почему сонное утро? Почему ты так говоришь?

— «Сонное утро» — это устоявшееся в Сомнус-Сити выражение, использующееся при приветствии утром и означающее пожелание всего хорошего, — отчеканил робот и поставил завтрак на стол.

На подносе был кусок пирога, от которого исходил манящий аромат. Но ты решила, что ни одно наивкуснейшее блюдо не собьет тебя с мысли, и настояла на своем:

— И все же. Почему ты говоришь не хорошее утро или доброе утро, а именно сонное. Разве это хорошо: ходить целый день сонным и вялым?

— Милая леди, разве вы не знаете? Сон — это самое лучшее, что происходит с человеком в жизни. Он символизирует спокойствие и доброту. Именно поэтому люди вкладывают в эту фразу огромнейший смысл: желают спокойного утра и дня, — объяснил стеклянный человек, наливая при этом густой чай, и добавил чуть тише: — А я вот никогда не видел снов.

Это прозвучало так подавленно, что, сразу забывшей о «сонном утре», тебе захотелось во что бы то ни стало его подбодрить.

— Не вижу ничего крутого во снах. Они скучные и неинтересные. — Ты вспомнила о сегодняшнем видении и добавила: — Почти всегда. И вообще, я завидую тебе: ты не нуждаешься во сне. А я чуть не умерла без него в той комнате…

— Вы не могли умереть, милая леди, — возразил робот. — Господин Л продумал все испытания: и холод, который вгонял вас в сон, и свет со звуком, которые, наоборот, из него вырывали. Все это, чтобы вы поняли, как провинились. Господин Л, наверное, сам вам все объяснит.

— А когда я пойду к нему на завтрак, Эмнайтик?

На самом деле, этот вопрос крутился в голове все утро, но ты не решалась его огласить, потому что страшилась ответа.

— Еще ночь. Подъем через час. Пока приведите себя в порядок, милая леди. Господин Л будет ждать вас у себя в ноль часов пятнадцать минут. Он велел накормить вас грушевым пирогом, который приготовил сам. А плотно позавтракать вы сможете у него. И еще он передал вам платье. — Робот положил на кровать сверток. — Наденьте его на завтрак.

И он исчез так же быстро, как и появился.

— Ну что ж, — вслух произнесла ты. — Посмотрим, что он тут приготовил. Будем надеяться, что не отраву.

Ты отломила кусочек пирога и засунула его в рот. Первые секунды пережевывала его, а затем последовали удивительные ощущения. Уплетая пирог, ты вспомнила о подарке. Подошла к кровати, развернула сверток и ахнула: внутри лежало пышное розовое платье, расшитое кружевами.

«Пусть сколько угодно кормит завтраками и подарками! К тому же я совсем не люблю платья». Остановившись на этой мысли, ты отправилась собираться. Открыв шкаф, из которого повеяло душистым ароматом засушенных цветов, ты вытащила очередные джинсы и розовый свитшот — основу своего гардероба.

Переодевшись, взялась дочитывать «Войну и мир», пестрящую завораживающими описаниями природы: того, что ты никогда не видела. Через несколько минут дверь открылась, а на пороге появился Эмнайтик. Он оглядел тебя и пробубнил:

— Господин Л не будет рад вашему наряду, милая леди. Но это ваше с ним дело. Пойдемте.

Ты вскочила с кровати, осмотрела свою зефирную комнату, словно прощаясь с ней навсегда, и сделала глубокий вдох перед тем, как ступила за порог своего скромного жилища. Эмнайтик повел тебя по «‎художественной галерее». И вот почти дойдя до комнаты бессонницы, робот повернул налево к белой двери:

— Входите, милая леди. Он ждет вас.

Сердце отбивало нарастающий ритм. Ты прошла в кабинет и уперлась в широкий письменный стол.

— Сонное утро. — Дедушка с раздражением оглядел твой внешний вид. Сам он, как и в прошлую вашу встречу, был одет официально: темно-зеленая рубашка, черные брюки и жилет. Зализанные волосы хоть и были седыми, но не казались признаком старости — может, они с рождения у него были белого цвета?

— Сонное, — пробормотала ты.

Дед встал из-за стола и подошел к книжному шкафу, занимающему всю левую стену. Двигался он так бодро, что ты невольно задумалась: сколько же ему лет.

— Присаживайся, дорогая. — Дед указал ладонью на кресло, стоящее перед шкафом, сам же уселся во второе напротив.

Еле держась на негнущихся ногах, ты подошла к свободному креслу и плюхнулась в него со всей силы. Дед в это время хлопнул в ладоши, и в комнате оказался незнакомый робот. Выслушав наказ хозяина, он кивнул и уехал.

А ты, чтобы отвлечься от страха, разглядывала кабинет, оформленный в темных цветах: деревянная мебель, каменные стены и пол. На столе хозяин расставил десятки маленьких предметов. В коробке-наборе для рисования не хватало одного карандаша. Ты заметила, что красный лежал на полу под столом. Тебе послышался шепот, доносящийся от него: «‎Я в нее верю, я верю…» Может, ты его вообразила? Реальность вокруг карандаша словно бы искрилась, плыла.

Чтобы отогнать иллюзию, ты сконцентрировалась на ящике, установленном в стене позади карандаша. «Сейф? — подумала ты и вдруг догадалась: — Да это же полка, с помощью которой мне доставили еду в жуткую комнату». Это значило, что именно дед отправил тебе то послание.

— Дорогая, ты будешь завтракать? — хрипло спросил дедушка, нажимая кнопки на планшете.

Тебя передернуло от слова «дорогая», но ты стерпела это, закусив губу от раздражения.

— Да, — коротко ответила, размышляя о том, что самое важное нужно было спросить в этот день.

— Мне так жаль, что тебе пришлось пережить бессонную ночь, — ласково пробормотал дед, отложил планшет на журнальный столик меж кресел и сосредоточенно посмотрел на старшую внучку. — Ты провела долгое время дома и многого не знаешь о мире. Возможно, тебе кажется, что там тебя ждет солнце, лес и…

— И дождь, и небо, — мечтательно пробормотала ты.

О, сколько раз за эти дни ты грезила выйти из душного помещения и оказаться на свежем воздухе, ощутить дуновение ветра, ласкающие кожу и почувствовать капли дождя, скатывающиеся по лицу. Все, как в твоих лучших снах. Но некая внутренняя сила подсказывала, что этого не произойдет.

— И дождь, и небо. — Дед с грустью вздохнул. — Но к сожалению, той старой Земли, что визуализировало твое подсознание, больше нет. Давным-давно люди совершили большую ошибку, после которой на планете нельзя находиться: она разрушена и загрязнена. Оставшееся население страны укрылось под куполом. Здесь мы сейчас и находимся. Только под землей, на нулевом этаже.

Твое внимание привлек пожелтевший снимок на верхней полке книжного стеллажа. С фотографии на тебя смотрела взрослая копия АК-2: улыбающаяся женщина с длинными черными волосами и серыми глазами. Какой-то из замков в твоем сердце щелкнул, и ты кое-что вспомнила.

— А что стало с мамой?

Дед иронично изогнул бровь и, прочитав недовольство на твоем лице, виновато произнес:

— Я не привык с тобой разговаривать. Раньше ты была… Такой тихой, застенчивой, неразговорчивой. Постоянно сидела в комнате, поэтому с тобой никогда не возникало подобных проблем…

— Вы хотите сказать, что сейчас я для вас проблема? — вспылила ты, а сама вспомнила угрюмую малышку из сна, которая не желала общаться даже с веселой сестрой.

— Нет, я не это имел в виду…

Сгустилась неловкая тишина. Как раз в это время робот привез две тарелки с супом, и ты принялась за еду, размышляя о маме. Ты начинала вспоминать ее урывками. Словно кто-то вырвал из памяти бо́льшую часть воспоминаний, но что-то все же осталось. Слово «мама» в твоем подсознании ассоциировалось с чем-то теплым и уютным. Ты услышала в памяти мамин смех. Твой лоб вспомнил нежный материнский поцелуй. А большего и не нужно было, чтобы не сомневаться: мама тебя любила.

Дед разорвал затянувшееся молчание:

— Твоя мать, Джулия, была заморожена за тунеядство, когда вы были детьми. Нет нужды держать в памяти таких ничтожных людей.

Он сказал это с таким отвращением, что ты невольно задумалась:

— Она тоже была первенцем? — спросила поникшим голосом, просто оглашая свои мысли вслух. — Поэтому ты не скучаешь по ней?

Ты и сама не заметила, как перешла на «ты».

— Что? — Дед нахмурился. — Дело совсем не в этом, бедное мое дитя. Нет ничего плохого в том, чтобы быть первенцем…

— Почему тогда вы меня игнорируете? Почему я живу отдельно? Почему не хожу в школу?

Дед ответил не сразу. Просто сидел, задумчиво поглаживая себя по шее — он водил пальцем под ухом с самого начала разговора, и этот жест начал тебя раздражать. Наконец дед заговорил:

— Насчет школы… Ты не можешь ходить туда. Помни, мир за пределами дома опасен. Ты поняла меня? Не выходи за дверь ни за что!

«И так всю жизнь проведу в этом холодном подвале!» — Спорить с дедом ты не решилась: все-таки еще побаивалась.

— А теперь вот что еще. АК-1, ты же знаешь, почему тебя так называют? — Коротким жестом дед поправил очки и сощурил глаза, словно ему было любопытно, до чего смогла додуматься внучка без чьей-либо помощи.

— Да, у каждого совершеннолетнего гражданина есть своя комбинация букв. Чем ниже его статус в обществе, тем больше букв. Например, вы — господин Л. А комбинация несовершеннолетнего складывается из первой буквы матери, последней буквы отца и цифры, обозначающей, какой он по счету в семье. Я первая, поэтому меня зовут АК-1, а сестра вторая, поэтому АК-2, — довольно отчеканила ты, словно сдавая деду экзамен.

— А ты смышленая. — Он подмигнул тебе. — Но не знаешь кое-чего еще. Новорожденных детей сканирует специальный сканер, который дает людям еще одно имя. Комбинация — это звание для общества. А имя, данное сканером, настоящее, как у людей в прошлом. Состоит оно из фамилии, имени и отчества. Отчество составляется из прозвища отца. Сканер же дает фамилию и имя, с которыми ты будешь счастлива. А теперь слушай меня внимательно. Фамилия — это твое прозвище. Им тебя будут называть помимо комбинации, друзья и близкие. А вот имя нельзя говорить никому. Лишь называй им себя в голове. Тебе ясно?

Дед цокнул языком, словно понимая, что такой объем информации невозможно переварить мозгом глупенького первенца.

— Уф, так все запутанно, — пробормотала ты, но встретив неодобрительный взгляд деда, неуверенно добавила: — Но я почти все поняла. Вот только… Как мне узнать это имя?

Ты утопала в потоке новой информации и резко нахлынувшего любопытства. И почему тебе раньше всего этого не говорили? Дед словно ответил на твои мысли:

— Я не называл тебе твоего имени, потому что ты должна прочесть его сама и сознательно.

Дед подошел к письменному столу и вынул стопку бумаг.

— Держи, это твое свидетельство о сканировании. Видишь этот скретч-слой? — Он указал на выпуклый прямоугольник внизу страницы. — Нужно потереть его, слой сойдет, и ты прочтешь там свое имя.

Ты прикоснулась к шершавому прямоугольнику и принялась тереть его ногтем. Вскоре весь стол был в серебристых крошках, а на месте, где недавно красовался прямоугольник, показались три слова:

Данилович Анна Романовна.

Дед долгое время следил за меняющимися выражениями на твоем лице, но вскоре не выдержал и спросил:

— Ну что там? Ваш отец был Романов, поэтому ты Романовна, как и сестра, это я знаю. Но что насчет фамилии? Можешь сказать ее мне.

— Да-ни-ло-вич, — прошептала ты, словно боясь разглашать самое сокровенное.

— Интересно. — Дед засмеялся. — Значится. — Он завил длинный ус на палец. — Ты у нас Даня?

— Даня?

Дед нехотя принялся объяснять непонятливому ребенку:

— Ну я же говорил, прозвище составляется из фамилии. Данилович от мужского имени Данил. А сокращенно — Даня. Фамилию можешь говорить всем. А вот имя — никому. Даже мне. Но хорошо запомни его. И называй им себя мысленно. Тебе ведь нравится твое имя?

— Очень. — Ты не могла налюбоваться документом.

Человеку, который провел всю свою сознательную жизнь с комбинацией АК-1, любое имя показалось бы прекрасным.

— А где мой значок?

— Если он тебе так нужен, — дед почесал затылок, — то подожди пару секунд.

— Разве носить его не обязательно?

Он достал из стола уже знакомый значок «АК-1», который ты нацепила на кофточку.

— Вообще-то обязательно, ведь именно по нему человек может понять, кто перед ним стоит.

«Первенец или нет», — добавила ты про себя.

— Но ты-то все равно не будешь выходить, — закончил дед.

— А что насчет дома? Я могу хотя бы бывать за пределами комнаты? — поинтересовалась ты, осмелев.

Дед нахмурился:

— Давай договоримся так: дверь я запирать не буду, но старайся не высовываться. Не пересекайся с сестрой. Сиди у себя и читай книжки. Я даже подготовил тебе подарок. — Он передал планшет, который настраивал в начале встречи. — Бумага — редкость для Сомнус-Сити, поэтому все современные книги можно читать только с электронных носителей.

Необузданная ярость вдруг ударила в голову:

— Вы что стыдитесь меня даже перед родными?

— Успокойся, милая. — Дедушка, успевший встать, ласково положил руку тебе на плечо.

Но это лишь прибавило раздражения.

— Не трогайте!

Перед глазами поплыло, и ты положила голову на колени. «Злость — важная эмоция, позволяющая выживать в этом мире, — как обычно, научные знания стали появляться в голове неожиданно. — Есть множество проявлений злости. Благодаря ей… Хватит! Заткнись!»

— Эй, дорогая, что с тобой? — забеспокоился дедушка. — Болит голова?

Ты кивнула. Странные мысли не покидали тебя: «…человек может отстаивать свои интересы и быть активным. Злость помогает заявить о себе и своих желаниях…»

— Слышишь что-нибудь? Может, к тебе возвращаются воспоминания? Что это: события или, может… Скажи мне. Это важно! — потребовал дед и добавил чуть мягче: — Для твоего здоровья. Я не хочу, чтобы ты…

«…напомнить о том, что я все еще существую, я хочу вот… Хватит… Этого, я буду делать вот это… Ну пожалуйста… и вот это, а вот это я делать не собираюсь…» Ты пыталась заткнуть мысли, но ничего не получалось.

— Все будет хорошо. Я с тобой, — заботливо произнес дед, положив ладонь тебе на плечо. — Хочешь, я приготовлю твой любимый пирог?

И постепенно ты успокоилась. Как ему удалось?

— Грушевый?

— Конечно, грушевый, он же твой любимый. Испечь?

— Испеки, — мечтательно пробормотала ты, но поняв, что сказала совсем не то, что хотела, упрямо произнесла: — Я хочу общаться с сестрой. Ты… Вы похитили меня, наказал. И думаешь, все это закроют подарки? Конечно же, нет.

Ты встала, уверенно выскользнула в коридор и обессилено скатилась по стене на пол. Вся та уверенность, что была в комнате, улетучилась. И ты начала сомневаться в правильности своего поступка.

Сердце стучало от обиды. «Почему он не воспринимает меня как человека? Не пересекаться с АК-2? Я же ее сестра». И только тогда ты заметила белый планшет, который все еще держала в руках. Сперва ты хотела демонстративно его вернуть, но мысль, что он может пригодиться, остановила. В голове уже строился план побега.

Знай ты тогда, что ждало тебя впереди, наверное, не стала бы его разрабатывать. А ты нагрубила деду и поспешно скрылась в комнате для свершения великих, как тебе казалось, дел. Лишь бы и это решение не привело тебя к плохим последствиям…

Глава 4. Игнорирование правил

Прелесть правил заключается в том, что их хочется нарушать. Помню, в детстве я тоже не слушал наказы отца. Он сказал мне: «Сынок, никогда не пей вот эти таблетки» и показал бутылочку с сине-белыми пилюлями. Я кивнул, но задумался. Раньше я и не замечал никаких таблеток. Однако понаблюдав немного, обнаружил, что все вокруг, от отца до ребят из детсада, их принимали. И тогда мне неописуемо сильно захотелось попробовать запретное лакомство, ведь правила, которые распространяются лишь на тебя одного, неймется нарушить вдвойне сильнее. Я тогда все думал: «Неужели он держит меня за дурака? Ведь только глупцы следуют правилам, так как не могут принимать решения сами».

Однажды в садике я выпросил у одного мальчишки пару пилюль, но не спешил проглотить их. Я хотел сделать это на глазах у папы, чтобы доказать ему способность мыслить самостоятельно.

За ужином я принял лекарство. В глазах потемнело, голова закружилась, и я упал. Из обморока меня вывел доктор, которого вызвал отец. Меня долго исследовали, что-то писали в заметках.

А потом, в один день папа просто исчез, в чем я, конечно, винил себя. Тогда я думал, он обиделся на меня. И лишь повзрослев осознал, что отцу пришлось платить за мое непослушание.

Но ирония в том, что я не изменился. Люди вырастают, взрослеют, у них отрастает борода, они похожи на серьезных мужчин, но в душе остаются все теми же детьми, которым хочется нарушать правила. Часто нам приходится расплачиваться за это своими средствами, временем, нервами и даже близкими. Но благодаря потерям мы учимся и становимся людьми, которые знают, чего хотят от жизни. Мы выбираем путь, позволяющий выживать в этом мире.

На тот самый путь ступила пятнадцатилетняя девочка с тремя именами, АК-1, Даня и Аня, которая не понимала, где находится, как ей себя называть и что делать. Ты точно знала, что должна была нарушить запрет деда, но как сбежать из дома, пока не догадывалась.

Планшет не приносил много пользы. Он позволял читать книги и новости загадочного города Сомнус-Сити, а также общаться с людьми через социальную сеть «Ух!». Ты решила воспользоваться последней и, запустив приложение с иконкой в виде совы в ночном колпаке, стала регистрироваться. После этого в строке поиска знакомых ты ввела надпись «УР-2 Волк» и ничего не нашла. Расстроившись, вбила «Емеля», и снова не получила совпадений.

Тогда ты решила попробовать написать «АК-2», и тебе сразу же открылась страница, оформленная в голубых оттенках. С аватарки на тебя строго взирала девушка с черными волосами. Ты узнала свою сестру и, обрадованная, стала читать ее записи в блоге. АК-2 писала длинные тексты о том, как важно единство всех жителей города, зачем нужно поддерживать правительство и почему стоит ненавидеть первенцев.

Сон вам, дорогие подписчики и остальные жители Сомнус-Сити!

Обсудим сегодня такую важную тему, как первенцы в наших семьях. Не понимаю почему, но многие стали пренебрегать данным правилом, а все потому, что мы начали забывать, как опасны дефектные (ну или фазеры, как они себя называют).

А ведь мы должны чтить память наших предков. Тогда уже люди знали, что первенцы ничтожны, и мы обязаны помнить об этом.

Уточню для тех, кто подзабыл, почему необходимо остерегаться первых.

Начнем с того, что абсолютно все первенцы рождаются бестолковыми. Умалишенными и беспомощными. Жалкими их также делают частые болезни.

Направленному на образование и развитие городу не нужно беспомощное население. Однако самые первые жители Сомнус-Сити придумали, как справиться с этой проблемой. Чтобы поддерживать активность умственной работы талантливых людей, нужно вдохновение. Апстарт решил открыть в городе Школу Гимнастики, в которую отправляют всех девочек-первенцев, чтобы своими танцами они могли мотивировать великие умы на великие открытия. Слабых же, не справляющихся даже с этой простой задачей, приходится замораживать. Так из тридцати девочек гимнасткой становится только одна, остальные погружаются в крио-сон.

Относительно парней-первенцев: они должны отрабатывать смены на заводе, таскать мешки с хрупкими предметами и выполнять другие работы, с которыми не справляются роботы. Однако глупые первенцы и там постоянно что-то делают не так, за что, конечно же, отправляются в заморозку.

Самое же страшное заключается в том, что тупоголовость первенцев, это лишь половина проблемы.

Важно помнить: дефектными обычно рождаются первые дети. Если вы стали так близко общаться с первенцами, значит, позабыли, какую опасность представляют дефектные?! Щелк — и они уже выспались: для этого им хватает несколько часов. А остальное время дефектные ведут свою дикарскую деятельность. Таким образом, бодрствование для них — жизнь, а сны — ничто. Эти люди агрессивны и неконтролируемы. Таких монстров невозможно перевоспитать или остановить. У них глаза горят от бешенства, а изо рта течет пена.

Теперь же представьте, что один из них хозяйничает у вас дома, пока вы спите. Если вам неприятна эта мысль, то не общайтесь с первенцами! Мы можем контролировать их.

У нас есть преимущество, пока мы держимся от них подальше.

Не успела ты разозлиться на сестру, как пришло письмо от Андрея:

— Привет! Даня-15 лет. Кто ты такая? Никогда раньше тебя не видел.

Ты задумалась и написала ответ:

— Ты и не мог меня видеть.

— Но как? Я знаю всех пятнадцатилетних девчонок города. Ты что, выходишь из дома в мужском прикиде?

— Я вообще не выхожу из дома.

Около твоего сообщения появилась надпись «Прочитано», но ответа не последовало. «Ну все, — раздосадовано подумала ты. — Напугала человека». Но он все же ответил:

— Да ну? Гонишь. Быть того не может. Тебя что, там насильно держат?

— Ну типа того. Я даже не знаю, как открыть дверь.

Снова молчание…

Печатает…

Стирает…

Печатает…

— Хочешь помогу тебе выбраться?

Сердце взволнованно стучало в груди.

— Но куда я пойду? Где буду жить?

— Большинство детей города ночует в школьном общежитии. Если ты будешь учиться, проблем с жильем не возникнет.

Ты вспомнила, что и сама хотела в школу. Это был идеальный вариант! «Да или нет? — сомневалась ты. — Соглашаться или не рисковать?» Последнее твое принятое решение привело не к самым лучшим последствиям. Ответ пришел в голову сам: «Ну, конечно же, рисковать!»

Андрей написал длиннющий план побега:

Открывать двери ночью нельзя — может включиться сирена. Сбегать днем тоже не вариант, так как тебя точно спалят. Так что лучше всего подходит утро: первые 5–10 минут, пока все встают. Проснись за час до утра и собирайся. Как только включится свет, сразу беги к входной двери. Там нужно будет сказать слово-пароль. Попробуй базовые пароли: «откройся», «проснись», «пропусти». Если ни один из них не подойдет, то беги обратно в комнату, пока никто тебя не заметил. На следующий день попробуешь снова. Если же пароль сработает, ты окажешься в тоннеле. Иди по стрелочкам к лифту и езжай на первый этаж. А там тебя встречу я и отведу в школу.

Ты прочитала сообщение несколько раз, стараясь ничего не упустить, и написала «окей». Когда в комнату въехал Эмнайтик с ужином, ты попросила разбудить тебя за час до утра. Поужинав, легла спать: настолько тебе не терпелось оказаться за пределами дома.

Во сне ты вновь увидела падение и ухватилась двумя руками за пролетающий предмет — алый обруч, который унес тебя в дремучие заросли неизведанных воспоминаний. Ты видела, как впервые пришла на гимнастику, как тренер НП помогала тебе и как ты решила, что станешь чемпионкой. А потом ты оказалась на соревнованиях, где не сумела поймать обруч и потеряла сознание.

Когда это произошло, что-то неожиданно защекотало твой нос изнутри. Ты чихнула, открыла глаза и с легким холодком, проскочившим по коже, осознала, что из носа вылетела пушинка. Это был сонтик. Белое насекомое с пушистой головой и телом-тростинкой, из которого торчали четыре лапки. Сонтик оттолкнулся от твоего лица, подпрыгнул, плавно опустился на наволочку и исчез.

«Где он?» — судорожно соображала ты, выворачивая подушку, из которой вывалилась куча перьев. И все они как близнецы походили на сонтика. Ты поежилась, представив, за шиворотом армию пушистых насекомых.

И только тогда заметила, что в комнате по-прежнему кружила полупрозрачная тьма, едва нарушаемая светом настольной лампы. Но ты выспалась. «Неужели я проспала?» — Ты вскочила и принялась собираться.

Вскоре в комнату въехал Эмнайтик:

— В чем дело, милая леди?

— Кажется, я проспала! — Ты раздосадовано притопнула ногой и обреченно добавила: — Все пропало.

— Ничего не пропало, милая леди, — отозвался робот. — До утра еще целых двадцать часов. В сутках сорок два часа. Утро начинается в ноль-ноль. Сейчас только двадцать два. У вас еще много времени, милая леди! Предлагаю лечь пораньше, если вы намерены встать так рано.

Ты облегченно выдохнула. И попросив принести ужин пораньше, отправилась в душ. Весь день ты читала об этих забавных существах, сонтиках, которыми заинтересовалась после утреннего происшествия. Оказалось, что пушистые насекомые обитают в подушках, но когда кто-то на них ложится, вылазят и забиваются в нос, рот и уши, мешая спать. Поэтому сонтиков в городе недолюбливают, так как сон, как писал автор статьи, святое.

Ты легла сразу же после ужина. Но сон, напуганный тучей взволнованных мыслей, покинул тебя. Ты все ворочалась, стараясь призвать непослушные сновидения. И как только получилось, в комнату въехал Эмнайтик:

— Пора вставать, милая леди.

Ты через силу разлепила глаза и поморщилась от головной боли, пронзающей весь череп. Тело, пригретое под одеялом, как птенчик под крылом матери, отказывалось вылезать наружу, чтобы отправиться в самостоятельное путешествие. Но тебе пришлось его вытащить. Пришлось, если ты хотела оказаться снаружи.

Ты схватила старый потрепанный рюкзак, в который еще накануне сложила вещи. Надеясь, что больше тебе не придется побывать в этой комнате, дождалась включения света и неслышно выпорхнула в холл — дверь Эмнайтик после твоей беседы с дедом не запирал. Первый коридор упирался прямиком в выход из квартиры. Ты добежала до него без происшествий и, взявшись за ручку двери, зашептала:

— Откройся.

Ничего не произошло.

Тогда ты произнесла второе слово из предложенных Андреем:

— Пропусти.

Никаких изменений.

— Пропусти! — рассердилась ты, дергая ручку.

Но дверь не поддалась. А третий пароль никак не вспоминался.

Я же, слишком поздно узнавший о твоем побеге, надеялся, что ты не вспомнишь. Господин Л не похвалил бы меня за невнимательность. Конечно, моя слежка за тобой давно вышла за пределы его поручения — а готовить тебя к… неважно чему… гораздо удобнее было бы в школе. Но после твоего побега дедушка уж точно не позволил бы нам встретиться. До этого я собирался уговорить его. Но все пошло не по плану, за что я долго себя винил.

«Как так? Не может быть!» — разочарованные мысли, как по барабану, стучали по твоей голове. А сердце отзывалось на них частыми ударами. Это и привлекло воспоминания. Они пришли с головной болью и без спросу стали шептать: «Проснись… Проснись… Проснись…» «Я не сплю! — раздраженно отмахнулась от них ты, а потом поняла: — Это третий пароль!» Подавляя щекочущее любопытство насчет подсознания, которое подкидывало тебе весьма полезные подсказки, ты огласила кодовое слово, но и оно не сработало.

Отчаявшись, ты пнула дверь и выкрикнула:

— Я знаю пароль! Почему ты не открываешь?

И замок тотчас щелкнул. «Что за пароль? Я знаю пароль? Или просто пароль?» Ты оказалась в темном коридоре с десятками черных дверей на каждой стороне. Обернувшись, выяснила, что вышла из квартиры с номером тринадцать, и последовала по неоновым стрелочкам, что были расклеены вдоль стены.

Дверь одиннадцатой квартиры отворилась, и из нее выполз помятый человек в нестираной одежде.

— АК-1, — прошептал он дрожащим голосом, и ты побежала.

Иногда тебе встречались сонные люди, которых ты обгоняла. Иногда на идеально чистой стене попадались ломаные, словно второпях написанные, цветные каракули, в которых ты еле как различила повторяющуюся надпись — «100/7». Ты вспомнила, что уже видела где-то подобные знаки. Но, кажется, они выглядели как-то иначе.

Размышляя об этом, ты остановилась у двух больших дверей, возле которых висели таблички «0 этаж», «Лифт №1» и «Лифт №2». Странный мужчина не гнался за тобой. И уверенно, словно сотни раз проделывала это раньше, ты нажала на кнопку, что располагалась ниже таблички «Лифт №1». Сердце стучало от восторга и нетерпения: вот-вот ты будешь снаружи, познакомишься с Андреем и попадешь в школу.

Послышался скрипучий звук, двери разъехались, и, набравшись смелости, ты вошла в комнату, где уже находилось несколько человек. Высокий мужчина в костюме пренебрежительно кинул:

— На какой?

— На первый, — дрожащим голосом ответила ты, вспомнив слова Андрея.

Мужчина в сером раздраженно скривился и нажал кнопку «1». Лифт затрещал и медленно потащился вверх.

Ты жадно поглощала все детали нового мира. Небольшое помещение давило на мысли угрюмой серостью. Со стены на тебя глядели однотипные кнопки с номерами этажей: от седьмого до минус четвертого. Позабыв о приличии, ты обернулась: кроме потрескивающей лампочки на потолке, в лифте больше ничего не оказалось. Позади стояла пожилая женщина в платке, держа руку на металлическом браслете. Мужчина тоже нажимал что-то на своем. Ты расстроилась, так как у тебя браслета не было.

Двери распахнулись, и в лицо ударил ослепляющий свет. Ты зажмурилась и шагнула вперед. Секунды две просто стояла так, боясь открывать глаза, но потом все же решилась взглянуть на мир. И тот оказался не таким, каким ты его представляла.

Глава 5. Во внешнем мире

Во снах, как и в жизни, все кажется нам обычным, и лишь проснувшись, мы понимаем их волшебство. Обернись вокруг и заметь чудеса сейчас, так как потом может быть поздно. Так же поздно, как это случилось с девочкой, что стояла сейчас посреди пугающе чужого города и не знала, куда идти.

Кто-то грубо толкнул тебя плечом и что-то пробурчал. Ты не отреагировала. Напряженное безмолвие спешащих мимо людей оглушало. Однотипные подошвы башмаков гулко отбивали бравый марш тысячи шагов. Им внимали звуки отворяющихся дверей. Тяжелый воздух, полный пыльного молчания, сотрясали сигнальные уведомления. И сонные, будто бы проспавшие всю жизнь, прохожие лениво тянулись к браслетам. Город был полон размеренных звуков, но он молчал. Молчал, потому что не говорили жители. Тишина. Раздражающе звенящая и угнетающая своим многообразием. «Хоть какой-нибудь звук, — молила ты. — Ветер, птицы, хотя бы насекомые. Люди. Заговорите со мной. Пожалуйста». Но они быстро проскакивали мимо, почти через тебя, словно снежная лавина, сошедшая с гор. А ты была небольшим валуном, препятствующим этому сходу.

Кто-то снова на тебя наткнулся, и неестественную тишину прервал сиплый голос, полный презрения.

— Что встали? — прохрипел мужчина, еле разлепляя пересохшие губы, будто заговорил впервые за долгие месяцы.

— Ч-то? — Ты облегченно выпустила воздух изо рта: ну хоть кто-то в этом городе мог говорить.

— Что стоишь тут? — Голос собеседника, повысившего тон до уровня между обычной беседой и криком, содрогнул весь город, словно извергающийся вулкан.

Бегущие мимо жители на мгновение замерли, но сразу поспешили дальше, и лишь некоторые из них обернулись, чтобы посмотреть на нарушителя тишины.

— Что за нравы у молодежи?! Нет бы спать дома! — проворчала низенькая старушка и, слегка ударив тростью кричавшего по ноге, посеменила дальше. Тот вытянул губы в тонкую линию и, покраснев, поспешил затеряться в толпе. Ты рассеянно замотала головой по сторонам: «Почему все здесь такие злые?»

— Девушка, — где-то рядом послышался новый голос. — Вам что-нибудь подсказать?

Ты обернулась: совсем рядом появился невысокий полный мужчина с подозрительно добрым лицом.

— Девушка, — повторно обратился он, и на этот раз ты была уверена: именно к тебе. — У вас что-то случилось?

— У меня? Нет-нет. С чего вы взяли?

— Прошу прощения, просто у вас был такой потерянный вид, — извинился добряк и, вынув из кармана носовой платок, вытер лоб.

Была ли ты потеряна? Думаю, да. Была потеряна настолько, что сердце почти перестало биться.

— Прошу прощения. Возможно, это не мое дело, но, кажется, вам требуется помощь. Судя по вашему блуждающему взгляду, вы заблудились? — Сразу же после своих слов добряк прыснул и, держась за живот от смеха над собственной шуткой, извинился: — Прошу прощения. Не подумал. Как можно заблудиться в нашем городе?

Он вновь засмеялся. Громко и открыто, не стесняясь недовольных жителей. Несмотря на низкий голос, смеялся мужчина высоко и отрывисто, словно тонул и жадно вдыхал порции воздуха. Его заразительный смех щекотал уши, пытаясь перекинуться на окружающих, и уголок твоего рта невольно поднялся. Ты все думала, довериться добряку и рассказать ему о своей проблеме или вежливо отвязаться.

Ведь где-то рядом тебя должен был встретить Андрей. Но прошло уже минут десять, как ты оказалась снаружи, а его не было. Какова вероятность, что он вообще придет? И сколько ты сможешь ждать? В любую минуту Эмнайтик может заметить твою пропажу. Или же дед и сестра выйдут из лифта. И наконец, ты не могла больше терпеть: тебе хотелось узнать все о месте, которое оказалось совсем не таким, каким ты его представляла.

И ты сдалась. В конце концов, что тебе мог сделать этот добряк? По сравнению с другими людьми он выглядел дружелюбно. И ты ответила:

— Нет, вы правы, я заблудилась.

Мужчина перестал смеяться, в маленьких глазах-капельках отразился ужас.

— Понимаете ли… — Ты остановилась, пытаясь сформулировать мысли. — Я никогда раньше не выходила из дома.

Мужчина посмотрел на тебя таким взглядом, словно перед ним находился большой леопард, а не девочка: одновременно испуганным и любопытным. Он снова вытер лоб платком.

— Милая леди, я не привык общаться так много. Давайте присядем и все обсудим.

Вы отошли от лифтов, из которых стало выходить еще больше людей, к скверу и заняли одну из скамеек. С минуту просто сидели, молча наблюдая за прохожими. Многие из них то и дело уважительно кивали добряку, он улыбался в ответ. «Этот город настолько мал, что все его жители знают друг друга?» — успела подумать ты, как вдруг мужчина заговорил:

— Неужели прям никогда не выходили?

Ты покачала головой.

— Но как же школа? Вы не ходите в школу?

— Нет. Но я как раз собиралась в нее поступить.

Добряк задумчиво нахмурился, а потом спросил:

— А хотите, я отведу вас в школу прямо сейчас?

«Странно, — насторожилась ты. — Он не может помогать мне просто так. Волк, Емеля, Андрей — все они меня обманули».

— Молчание — знак добродетели. У меня были дела, но я могу отменить их, сделав один звонок, раз уж такой леди требуется помощь. А после я провожу вас до школы, и попутно проведу экскурсию по Сомнус-Сити, раз уж вы тут впервые.

Он отошел на несколько шагов и прикоснулся к браслету. Ты в это время осматривала город. Дед описывал его именно так — хоть в чем-то он тебя не обманул: Сомнус-Сити оказался зданием, находящимся под стеклянным куполом.

Жилые квартиры располагались на пяти подземных этажах, где ты находилась все это время. Лифты отвозили жителей в сам город, на первый этаж. Здесь ты сейчас и оказалась. Не на улице, как ожидала, а в гигантском помещении размером с тысячи квартир.

Аккуратная пешеходная дорожка примыкала к сплошной дугообразной стене города, в которой разместились уютные магазинчики. А в центре помещения разросся большой сквер с зеленеющими растениями. Посреди него расположился мраморный фонтан, манящий свежестью.

Ты подняла голову и прищурилась от слепящего света, пробивающегося сквозь стеклянную оболочку города. Туда, наверх, кольцами уходило еще несколько этажей. Дорожки на следующих ярусах простирались поверх магазинов так, что с первого этажа можно было легко увидеть последний. Кверху кольца ярусов сужались, и на самом последнем оставалось всего несколько метров до полупрозрачного купола, состоящего из мозаичных ромбиков зеленого цвета. Сквозь них едва виднелось небо. Вот что мешало тебе в максимальной мере наслаждаться успехом побега. «Я никогда не увижу небо», — эта мысль, словно заноза, вцепилась в мозг. Другая мысль лучом надежды пробилась в голову: «Может, отсюда все-таки можно выбраться?» Но ты почти потеряла веру: самое дорогое, что у тебя было.

Твои мысли прервал обеспокоенный голос добряка:

— Милая, будьте добры, можно ли как-нибудь побыстрее? Прошу прощения, но я опаздываю на работу.

Ты вскочила и засеменила за ним. И, придав своему лицу серьезный вид, а голосу более уверенных ноток, спросила:

— Скажите, а давно вы живете в городе?

Мужчина обернулся:

— Похоже… — Он запнулся из-за смеха и замотал головой. — Вы многого не знаете, дорогая. Но ничего, я разъясню. Идемте скорее.

Ты кивнула и догнала добряка.

— Видите ли, — начал он, промокнув лоб платком, — в наш город нельзя переехать. И выйти из него тоже нельзя. Поэтому я живу здесь с самого рождения, как и все остальные.

Ты внимательно поглощала каждое слово, словно от этого зависела твоя жизнь. Возможно, так оно и было, ведь теперь луч надежды перестал светить тебе в темноте: из города нельзя выйти.

— Я не знаю, где вы были все эти годы… Сколько вам? — Мужчина изучающе оглядел тебя. — Двенадцать, тринадцать?

— Мне пятнадцать, — невозмутимо ответила ты, стараясь не думать, что выглядишь младше своего возраста.

— Пятнадцать? — Он иронично поднял бровь. — Тем удивительнее. Целых пятнадцать лет вы жили в городе, но не знаете о нем ничего. Любопытно, не правда ли?

— Я же сказала, меня не выпускали из дома. — Ты закусила губу.

— Впервые сталкиваюсь с такой ситуацией. Но вы не серчайте, сейчас я все расскажу.

Послышался резкий визжащий звук, заставивший тебя вздрогнуть — прямо над вами промчалась прямоугольная капсула с закругленными углами.

— Давайте быстрее, нам нужно доехать до дальних шестого и седьмого лифтов. Идти долго, поэтому мы должны успеть на этот трамвай.

И добряк побежал за миниатюрной капсулой. Ты припустила за ним. Все это время вы шли по пешеходной дорожке, которая была вымощена белыми кирпичами вдоль стены купола. Теперь мужчина стал взбираться по лестнице на высокий помост, который возвышался слева от дороги напротив магазина продуктов. Поднимаясь по железным ступенькам следом, ты нечаянно задела парня в наушниках, и тот толкнул тебя так сильно, что ты еле устояла.

— Че мчишься как дефектная? — сквозь зубы процедил он.

Ты промолчала. А в голову закралась обидная мысль: «Почему все так кричат на меня?»

Когда вы забрались на небольшую площадку, огороженную перилами, там уже поджидала капсула, подсоединенная сверху к тонкому железному пути, уходящему далеко вперед.

Добряк заскочил в нее первым и вежливо подал руку, помогая тебе перешагнуть воздушное пространство, образовавшееся между помостом и дверью транспорта. Он сел на свободное кожаное кресло у окна. Недолго думая, ты заняла место у противоположного окна через проход: тебе тоже хотелось посмотреть на город, а через толстяка — на то он и толстяк — это вряд ли бы получилось сделать.

Единственный пассажир, находившийся в транспорте, женщина с ребенком на руках, почтительно кивнула твоему спутнику и одними губами проговорила:

— Сон вам.

— И вам, — ответил тот и бесцеремонно обратился к тебе, несмотря на то, что женщина могла это услышать:

— Видите, они не всегда такие злые.

— А? Что?

— Ну, я про жителей города. Они могли показаться вам немного грубыми. Но они не специально. Просто в основном мы разговариваем во снах. В реальности же общение ограничено — для нашего же здоровья, — так что многие и не умеют толком вести беседу. И в этом нет ничего плохого…

Дальше ты не слушала, стараясь запомнить каждую деталь подвесного трамвая, оказавшегося специальным объектом, перевозящим жителей по городу. Ты с любопытством оглядела транспортный салон, нежно прикоснулась к бархатной ткани, которой были обшиты стены и потолок.

— Нравится? — улыбаясь, поинтересовался добряк.

— Очень, — только и смогла выдохнуть ты.

— Это, конечно, ничто по сравнению со снами. Но раньше наши предки любили бодрствовать, поэтому обустраивали здесь все так красиво. По большей части нам и не нужен весь этот шик.

— Почему это?

— Ну а зачем? Мы не должны привязываться к реальности. Это грех. Наша жизнь — это сон. А сюда мы приходим только для того, чтобы восстановиться после долгого сна. А трамваи нужны не для красоты, а чтобы передвигаться. Всего у нас в городе четыре трамвая, которые катаются кругами только по первому ярусу. Их маршрут пролегает над пешеходной дорогой, которая тоже образовывает кольцо. Если долго идти по ней или ехать на трамвае, то вскоре можно будет оказаться в том же месте, где начинал. Но на это уйдет много времени, потому что первый ярус самый большой, а дорога на нем самая длинная. Ближе к куполу, кольца ярусов сужаются, поэтому там трамваи уже не нужны. А сейчас мы едем к лифту, который привезет нас прямиком к школе.

— А на каком ярусе находится школа? — Тебе не терпелось посмотреть на город с более высокой точки.

— Школа занимает сразу три последних яруса. Подробнее об этом вы узнаете там. А вообще, у нас семь ярусов вверх и еще пять вниз: от нулевого до минус четвертого. На минусовых этажах располагаются жилые квартиры горожан. Наверху же каждый этаж несет свою функцию. Например, на первом находятся магазины, сонотеатр, больница, спортзал и другие заведения. На втором этаже заводы и фермы. На третьем — офисы передовых мыслителей, изобретателей и сновидцев, а четвертый этаж полностью отдан под нужды правительства.

— Но почему целых три этажа отведены под школу?

— О! — Добряк поднял указательный палец вверх. — Хорошо, что вы задали этот вопрос. Дело в том, что в нашем городе просто огромнейшее внимание уделяется образованию. Всю физическую работу и так могут выполнять роботы, поэтому нам очень важно, чтобы в городе жили не сильные и ловкие, а умные люди, способные делать великие открытия.

Ты вспомнила текст сестры о первенцах. Тебе вдруг стало страшно, как бы добряк ни спросил о твоем порядке рождения, и ты украдкой сняла значок, сунув его в карман.

— Многие великие идеи приходят людям во снах. Например, вы слышали, что таблица Менделеева ему приснилась?

Ты покачала головой.

— А вот. Говорят, раньше люди не так много времени уделяли снам: они спали всего по шесть — восемь часов в день. Но я не уверен, что это вообще возможно, так как мы бодрствуем всего двадцать четыре часа в неделю. Двадцать четыре на семь — так у нас говорят, — он кивнул в сторону большого плаката, висящего на стене:

Здоровый сон — здоровый дух. Самый здоровый образ жизни: 24/7. Заходите к нам и приобретайте сонные тарифы по самым доступным ценам. С заботой о гражданах, Сонофон.

Ты вспомнила знаки на страницах сонника, а потом каракули на стенах тоннеля.

— Но почему именно двадцать четыре на семь?

— О, это очень интересный вопрос. На самом деле, никто не знает. Историки полагают, что раньше в неделе было семь дней, в каждом из которых двадцать четыре часа. И это выражение обозначало все время. То есть работать двадцать четыре на семь, значило работать всегда. Двадцать четыре часа каждый день. Цифра семь обозначала неделю. Это выражение перекочевало и в нашу эру. Теперь двадцать четыре на семь обозначает то, что мы бодрствуем двадцать четыре часа в неделю. Семь — это условное обозначение недели, понимаете?

— Да, почти… Но в тоннеле на нулевом я видела другие знаки… Сто делить на… Сто на семь — кажется, так. Это значит, не спать сто часов в неделю?

— Ш-ш-ш. — Добряк приложил палец к губам. — Никогда не произносите эти слова. Вандализм — вот как это называется. Те люди, что пишут эти непристойные знаки и портят при этом стены, недовольны правительством. Дефектные хотят спать меньше, не понимая, что излишние часы бодрствования вредят здоровью. Думаю, это психически нездоровые граждане. Ну как… Как можно спать меньше тридцати шести часов в сутки?!

— Постойте, — ты окончательно запуталась. — А всего сколько часов в сутках? А дней в неделе?

Вопреки твоим опасениям, добряк не растерялся:

— В неделе четыре дня: первник, вторник, тройник и четверник. Четверник, последний день недели, является выходным. Всего в каждом дне сорок два часа, первые шесть из которых мы бодрствуем, остальные же тридцать шесть спим. Разве вы никогда не замечали?

— Замечала, — отрезала ты и добавила про себя: «Конечно, замечала, что свет горит гораздо меньше часов, чем не горит. Но сама я никогда не спала так долго».

Тебе вспомнились слова сестры: «Им необходимо всего несколько часов, чтобы выспаться». Но ты тут же отогнала эту мысль, как назойливую муху: «Нет, я не дефектная. Просто, наверное, восстанавливаюсь после заморозки». После этого ты поспешила пояснить свой ответ:

— Замечала. Но обычно я не слежу за временем. Когда хочу спать, тогда и ложусь.

Добряк кивнул, и ты отвернулась к окну. На следующей остановке рядом с тобой села женщина.

«Так вот почему почти во всех фразах этих людей есть слово „сон“ — они просто на нем помешаны. Сон вам, сонное утро, сонофон, сонотеатр, — вспоминала ты, — а также Nightlife. Ну теперь понятно, почему у робота такое название. Людям нужен кто-то, кто будет следить за домом тридцать шесть часов, пока они спят».

Ты взглянула вниз через окно — там мелькали белые кирпичи тротуара и головы прохожих. С левой стороны располагался сквер, изрезанный тропинками и занимающий почти все пространство в центре кольца дороги. Промежутки между тропинками заполняли полосы искусственного газона и горшки с пальмами, елями, яблонями и другими деревьями. По тропинкам прогуливались пожилые пары. На скамейках сидели мамы с колясками. В самом центре сквера виднелся фонтан, безжалостно расплескивающий воду по сторонам. Там и здесь подметали одинаковые роботы, непохожие на людей. Они состояли не из стекла, как Эмнайтик, а из железа. У них не было ног, только невысокие тела и гибкие руки, искусно убирающие все вокруг.

Ты посмотрела в окно с другой стороны салона. Там виднелись вывески магазинов. «Биомаркет — только свежая еда», — повествовала одна. «Сонные амулеты — обезопасьте свой сон», — предлагала вторая. «Сонофон. Сон — это удовольствие. А за всякое удовольствие нужно платить. Но недорого. Самые дешевые сонные тарифы во всем городе!» — хвасталась третья. «Магазин соноглазок. Широкий ассортимент. Подберем соноглазки специально для вас!» — обещала четвертая. «Спортзал. Отбор лучших гимнасток продолжается. Кто же станет настоящей сонной королевой в этом году?» — спрашивала последняя. От изобилия слова «сон» у тебя зарябило в глазах.

— Извините, пожалуйста, а что означает название города? — выглядывая из-за сидевшей рядом женщины, спросила ты у добряка, который печатал что-то на браслете. Женщина недовольно на тебя посмотрела.

Добряк поднял голову и начал рассказ:

— Раньше на планете было очень много разных языков. Это сейчас сохранился лишь один. Но наши историки стараются изучать языки по старинным книгам. Поэтому во многих технических названиях есть частички из древнего английского языка: «найт», «лав» и «сити», обозначающее город. Что же касается первой части названия, «сомнус» — это сон на каком-то неизвестном нам языке. То есть название города переводится, как город сна.

«Если даже ученые не знают английский полностью, откуда тогда я помнила перевод имени Эмнайтика?» Твоя память тебя пугала.

Трамвай остановился, и добряк встал, а ты не знала, как пройти мимо женщины. Мужчина, перехвативший твой паникующий взгляд, обратился к ней:

— Наша остановка. Вы не выходите?

Женщина недовольно повернула ноги вбок, освобождая проход. Ты моментально вскочила и шагнула на поверхность нового металлического помоста. Вы спустились по лестнице и подошли к лифтам номер шесть и семь, что были установлены между полицейским участком и той самой больницей, в которой ты когда-то уже побывала.

— А почему мы не могли поехать на том лифте, у которого встретились? — поинтересовалась ты, как только вы вошли внутрь.

— Мы могли поехать на нем, но во-первых, оказались бы в другом конце этажа. Совсем не там, куда нам сейчас нужно, поэтому нам пришлось бы шагать пешком. Во-вторых, я хотел показать Вам Сомнус-Сити. — Мужчина кивнул на стеклянные двери, за которыми открывался вид на город.

Вы поднимались все выше и выше. А люди внизу становились все меньше и меньше. Вот вы миновали второй ярус, на котором почти не было людей — только роботы трудились, не жалея энергии. После был пройден и третий ярус. На нем, напротив, совсем не оказалось роботов. Только люди в деловых костюмах сновали туда-сюда. На этом этаже вышло большинство пассажиров, каждый из которых уважительно кивнул твоему спутнику.

Выходя, какой-то мужчина наступил тебе на ногу. И вместо того, чтобы извиниться, проворчал что-то невнятное. Тебе вспомнились слова легенды: «Но и в куполе люди не жили в мире. Они стали алчными и эгоистичными, разучились общаться друг с другом без ссор».

Лифт привез вас на четвертый ярус, оказавшийся безлюдным — и безроботским тоже. Многочисленные белые двери были закрыты.

На этом этаже выходил мужчина в костюме. Перед этим он шепнул добряку что-то на ухо.

— Извините, пожалуйста, — обратился к тебе последний. — Мой знакомый должен передать мне важную вещь. Нам придется выйти и подождать его.

Ты выскочила из лифта вслед за добряком, а его знакомый куда-то ушел.

— Неужели в правительстве работает так много людей, что для него отведен отдельный этаж? — удивилась ты, оглядываясь.

— Не так уж и много. В сонат входит тридцать два сонатора. Плюс апстарт — это глава города. Всего тридцать три. И комбинация каждого соответствует букве алфавита. У всех них есть свой секретарь. Ну и большую часть этажа занимает техника для осуществления управления.

Ты вспомнила, как сестра назвала деда сонатором, но тогда еще не знала, что это значит.

— Что за названия такие странные? Сонат, ап… — Ты запнулась, пытаясь припомнить остальную часть слова.

— Старт, — закончил за тебя мужчина. — Старт — это начало, запомните. Все дети проходят происхождение этих слов на уроках истории. Я расскажу вкратце. Когда только возник наш город, названий у членов правительства не было. Но прошло время, и нам понадобились специальные обозначения. Тогда стали искать подходящие слова в старых книгах, которых сохранилось не много. Помогли записи древнего общественного деятеля. Одно из его писем, которое я заучил еще в пятом классе, звучало так: «В моем понимании гораздо красивее суда и судей, звучит название органа верховной власти в древнем Риме — сонат, — а также обозначение его членов, образованное от того же слова при помощи суффикса -ор». Буква «о» в слове «сонат» была смазана и похожа на «е», но ученые решили, что с частичкой «сон» звучит возвышеннее. Так у нас появились сонат и сонаторы.

Что же касается апстарта, то это название было найдено в письме того же человека. Его я тоже в свое время зазубрил: «К сожалению, в нашем языке нет слова, подходящего для описания нашего правителя, так что обратимся к английскому. Апстарт — вот идеальное обозначение такого человека». Перевод слова точно установить не удалось. Но ученые переводят «ап» как «вверх». Получается, начало возвышения. Как по мне, отличное обозначение для руководителя. Уверен, это почетное звание.

«Они так легко выбирают себе названия, не зная точно, что те значат, — подумала ты. — Что, если этот апстарт на самом деле переводится как-нибудь плохо?»

К вам подошел вернувшийся мужчина и передал добряку какой-то конверт.

— Нам пора.

И вот наконец пятый ярус. Двери снова раздвинулись, и на этот раз ты вышла из лифта на каменную поверхность. Этаж был обустроен, как и все остальные: из стены выглядывали двери и коридоры. А в середине, вместо сквера, лишь пустота, огражденная металлическими перилами.

Ты подбежала к перегородке, которая оказалась тебе по плечо, и поднявшись на носочки, взглянула вниз. Ух! Дыхание перехватило от такой высоты. Теперь фонтан, установленный посреди огромного отверстия, казался маленькой серебряной монетой.

Ты отошла от края. Мужчина, ждавший тебя все это время, посмотрел на браслет:

— Итак, который час…

— Скажите, а что это такое? — заинтересовалась ты.

— Это браслет жизни любого взрослого человека. У вас его нет, так как вы еще малы. Перейдете на основной этап — появится. На нем наше время, звонки, сообщения в «Ух!», схема города, деньги, пропуск на работу или в учебное заведение, паспорт и счетчик слов.

— А зачем считать слова? — Ты открыла рот, мечтая поскорее получить такую многофункциональную вещь, и разочарованно захлопнула его обратно, когда добряк ответил:

— Чтобы граждане не говорили слишком много. Я же объяснял, излишнее общение дурно влияет на здоровье человека. Не больше двухсот пятидесяти слов в сутки — норма, выведенная докторами. Но иногда мы забываем об ограничениях и говорим больше. Браслет же ведет подсчет и сигналит, когда следует остановиться. Если ты будешь переходить границу слишком часто, правительство вынуждено будет принять меры, так как подобным поведением ты не только плохо влияешь на свое здоровье, но и подбиваешь на эти же действия окружающих.

— Что же это, мне всегда молчать, что ли?! — насупилась ты, вспоминая всех тех угрюмых людей, что встретились по дороге — теперь ясно было, почему они не общались. — Но вы же наговорили мне сегодня больше двухсот слов. Вас за это накажут?

— Дети всегда разговорчивее взрослых, поэтому им, как и неосознанным первенцам, браслеты не выдаются. Со временем вы научитесь контролировать свою речь. — Добряк похлопал тебя по плечу и улыбнулся. — А насчет меня… Скажем так, есть граждане, которым без общения никак. Мы проходим специальные медицинские курсы и получаем справки о том, что восприимчивы к общению — у нас неограниченный запас слов, только ради города. Вот для таких случаев, как этот. Без меня бы вы не справились. Не подумайте плохого, я и сам не в восторге от излишней болтовни. Вот, пока мы говорили, дорога заняла больше часа — вы опоздали на свое первое занятие.

«А вы на работу», — добавила про себя ты и вдруг поняла, что даже не узнала имени человека, который потратил четвертую часть своего дня на тебя.

— Извините, — обратилась ты, когда добряк уже заходил в один из кабинетов, — а как вас зовут?

Значка у него почему-то не было.

— Вам необязательно знать, — ответил мужчина и, таинственно улыбнувшись, скрылся за дверью. Через несколько минут он вышел, и уже не один, а с высокой женщиной на каблуках, которая взглянула на тебя и спросила:

— Она?

— Она, — ответил мужчина.

— Хорошо, спасибо, — женщина поправила красное платье и растянула ярко-накрашенные губы в улыбке.

— И вам, — отозвался добряк, прежде чем пойти обратно к лифту.

«Спасибо!» — хотела крикнуть ты, но постеснялась.

— Меня зовут МА, я директор школы, — сказала женщина, обведя взглядом весь ярус, и добавила строго, но с улыбкой: — И твоя новая мама. Как тебя зовут?

Ты долго пыталась понять, какое имя нужно назвать, но вскоре решила воспользоваться комбинацией, как это сделала директриса:

— АК-1.

— Обычно мы редко берем в школу первых, — продолжила МА. — По идее, вы должны учиться дома. У нас есть один специальный класс для таких, как ты. Но он переполнен. Несмотря на это, господин настаивал. Поэтому именно благодаря ему ты будешь учиться здесь.

«Выходит, не я одна не училась в школе», — удивилась ты.

— Ягодка моя, я понимаю, что ты ничего не знаешь о школе, пойдем, расскажу. — Директриса завела тебя в темный коридор, уходящий в стену. — Обычно дети начинают учиться с восьми лет. Учебный год начинается в начале зимы, а заканчивается в конце осени. Образование в школе Сомнус-Сити делится на два этапа: подготовительный и основной. Подготовительный — это восемь с половиной лет. То есть дети учатся восемь лет и еще одну зиму и весну. Дальше их ждет распределение. После распределения начинается второй, основной, этап обучения, который также длится восемь с половиной лет, то есть оставшиеся лето и осень и плюс еще восемь лет. На пятом этаже расположены классы и жилые комнаты подготовкников, учеников подготовительного этапа. На шестом и седьмом учатся уже основники.

Вы дошли до конца коридора.

— Теперь это твоя комната.

МА толкнула деревянную дверь, и ты оказалась в небольшой комнатушке с двумя двухэтажными кроватями по сторонам. У дальней стены стояли стол, тумбочка и шкаф. На полу небрежно лежал, словно брошенный с ходу, обшарпанный ковер. Ты заметила, что одна верхняя кровать была уже заправлена. Остальные же пустовали. Но на них лежали скрученные тонкие матрасы, постельное белье, полотенца и косметички.

— Пока в комнате живет всего одна девочка, — пояснила МА. — Выбирай любую кровать. Здесь есть универсальный набор для проживания в школе.

Ты села на нижний этаж полностью свободной кровати.

— Оставь вещи. — МА кивнула на твой рюкзак. — И пошли.

Ты бросила рюкзак на кровать, и вы покинули твою новую обитель.

— Если ты заметила, в самом начале коридор раздваивается: в правой стороне комнаты девочек, а в левой — мальчиков. Смотри не перепутай.

Когда вы вышли из коридора обратно на этаж, директриса повела тебя по дороге налево.

— Вот это… — Она показала на большую двустворчатую дверь с круглыми окошками. — Столовая.

Ты кивнула. Сердце стучало от нетерпения: совсем скоро ты должна была увидеть одноклассников.

— Ягодка моя, — вот уже второй раз так обратилась к тебе директриса. — Мне сказали, тебе пятнадцать. По возрасту ты должна учиться в последнем классе подготовительного этапа. Уже конец весны, а это значит, что скоро распределение. Я написала учителям подготовительного этапа. Они предложили попробовать определить тебя сразу в последний класс. Но если ты не будешь справляться, мы будем вынуждены перевести тебя на класс ниже.

Ты вновь кивнула, обрадованная тем, что не придется учиться с малышами.

— Ну что ж, я впущу тебя в этот кабинет. — Директриса указала на дверь с табличкой «Класс математики». — Но прежде ответь мне на три легких вопроса.

Она притворно улыбнулась, и ты поняла: для тебя эти вопросы будут не такими уж легкими.

Женщина начала:

— Назови хотя бы одного ученого древности, чьи знания пришли к нему во сне?

— Менделеев? — неуверенно ответила ты, вспомнив слова добряка.

— Верно, как переводится название города?

— Город сна, — на одном дыхании произнесла ты, мысленно благодаря себя за проявленное прежде любопытство.

— Хорошо. И последний вопрос. Назови мне три закона сновидца.

Ты судорожно копалась в памяти, хотя точно знала, что никогда такого не слышала.

— Не знаешь?

— Нет. — Ты огорченно покачала головой.

Директриса молчала.

— Ну ладно. Вот тебе последний шанс: угадай загадку. Возможно ли не спать десять дней подряд? И если да, то как?

«Ну вот почему все ее вопросы связаны со снами? — раздосадовано подумала ты. — Наверное, нельзя. Я спала четыре часа, а у меня и то болит голова».

— Считаю до трех, — предупредила МА. — Раз…

«Ну же!» — ты молила свой мозг помочь.

— Два…

Волнение и страх попасть обратно в жуткую комнату с книгами наступали на тебя с двух сторон. В этой панике у тебя закружилась голова. И чужая идея, как обычно, из ниоткуда стрельнула в голову. «Наверное, неправильно, — успела подумать ты. — Ну и ладно, мне нечего терять».

— Три…

— Можно… — МА ждала объяснения. И ты рискнула: — Можно не спать десять дней, если спать по ночам.

— Ягодка моя! — МА вскинула свободную руку. — Не думала, что ты догадаешься. Ну что ж, учитель предупрежден, ты можешь входить. — Директриса указала взглядом на дверь и зашагала обратно.

А ты осталась одна, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Сделав глоток воздуха и сжав дрожащие ладони, ты постучала.

— Можно? — спросила, уже оказавшись в классе.

Это было просторное светлое помещение, заставленное партами и стульями. Ты старалась пока не смотреть на одноклассников и сосредоточила внимание на преподавателе. Им оказался сгорбленный мужчина в очках и в накинутом на плечи женском пиджаке. Он сидел за столом, повернувшись спиной ко входу. Услышав тебя, дрожащим старческий голосом учитель прохрипел:

— Новенькая?

— Да, — пропищала ты.

— Отлично-отлично, — пробормотал он, даже не взглянув на тебя. — Сейчас как раз и проверим, на что вы способны. На доске уравнение. Решите его. А иначе, я сообщу госпоже МА, что вы не годитесь для последнего класса. А того и гляди, вообще для всей школы.

После этих слов твое неугомонное сердце на секундочку остановилось. Ты только и думала: «Не бойся. Все будет отлично. Ты справишься». А коленки с каждой мыслью дрожали сильнее. «Небойсявсебудетотличнотысправишься…» — смешалось у тебя в голове.

Строгий учитель рявкнул:

— У вас пять минут, милочка.

Глава 6. Конец жизни

Порой, когда жизнь наполняется неприятностями, стоит поставить ее на паузу, и тогда постепенно она окрасится в светлые краски. Если проблемы от тебя не зависят, то и не стоит о них думать, иначе твои же мысли сожрут тебя заживо. Сначала ты будешь испытывать беспокойство, затем оно превратится в страх, а страх перельется в безумие. А потом все эти состояния перекинутся на окружающих. Поэтому нужно потушить беспокойство в самом начале, так как успокоить безумие будет гораздо сложнее.

Но ты не умела подавлять волнение. Поэтому с каждой неровной цифрой, выведенной тобой крошащимся мелом, рука начинала дрожать сильнее. С каждым нетерпеливым вздохом учителя сердце ускоряло свой бешеный ритм. С каждым коротким смешком одноклассников надежда отступала все дальше.

В голову вновь ударило чем-то невидимым. Неконтролируемые мысли стали диктовать решение. С помощью возникшей в сознании формулы дискриминанта ты нашла икс, подставила его значение в исходное уравнение. И не сошлось!

Тебя охватил страх. Это последняя стадия перед безумием. Пытаясь в панике найти ошибку, ты поняла, что дискриминант — это еще не сам икс. Тогда как же его найти? Следующей формулы ты не знала, как вдруг взгляд упал на плакат у стола учителя. И там была эта формула. Ты облегченно выдохнула и стала искать иксы. «Неужели все? Нужно подставить в исходное уравнение и проверить», — пришло на ум, когда учитель прохрипел:

— Долго еще ждать? Озвучьте ответ, пожалуйста.

Ты еле выдавила из себя:

— Икс один равен одному, икс два равен минус двум.

— Отлично. У кого так же? — обратился он к ребятам. — Поднимите руки.

Ты повернулась к одноклассникам и рискнула на них посмотреть. В помещении сидело около тридцати ребят, треть из которых согласилась с твоим ответом.

— Хорошо. Занимайте любое свободное место, — кивнул учитель.

Так и не поняв, правильно ли решила уравнение, ты пошла по проходу между рядами. Свободным было место рядом с высокой девочкой в облегающем платье — неужели в этой школе все, от директора до учеников, так откровенно одевались? Ярко-розовый макияж девочки притягивал, а высокомерное выражение лица — отталкивало. Казалось, она сама не определилась, чего хотела больше: чтобы с ней общались или обходили стороной. Надеясь на первое, ты спросила:

— Привет, можно сесть?

Девочка взглянула на тебя и пожала плечами:

— Я не против.

Только ты успела усесться на стул и облокотиться руками о гладкую поверхность стола, как дверь распахнулась, и в кабинет заскочил Волк.

— Озлоба идет! — выпалил он, обращаясь к учителю.

Тот кивнул, положил очки на стол, оставил пиджак и встал, расправив плечи. Теперь даже со спины он не походил на старика. Когда учитель повернулся, ты едва не вскрикнула от удивления: он оказался Емелей.

Волк двинулся к партам и, увидев тебя, ахнул:

— Ты?!

Его же друг сделал вид, будто не замечает тебя. Все вокруг удивленно зашушукались, косясь в твою сторону.

— Ты их знаешь? — поинтересовалась соседка.

— Не то чтобы… Просто виделись один раз.

— Ясненько. — На лице девчонки читалось подозрение. — И сильно тебе досталось от этого морального урода?

— От кого из них? — уточнила ты.

— От Емельки, конечно. — Она томно закатила глаза. — Он постоянно ведет себя так, будто все вокруг, кроме него, первенцы, а не наоборот.

Ты хотела согласиться с этим, но не успела.

Дверь снова распахнулась, и в комнату влетела молодая женщина.

— Вы оба до заморозки меня доведете! Одного директриса только что отчитала. — Она сурово глянула на Волка, который уже направлялся к свободной парте. — Другого сама накажу!

С этими словами она так посмотрела на псевдоучителя, что тебе захотелось спрятаться под парту.

— Давай, Емеля, показывай, что тут решил? — Учительница начала сосредоточенно изучать твое решение. — Отлично, — похвалила она, дочитывая написанное. — Сразу поставлю оценку в дневник, пока не забыла.

И в твоем сердце поселилось сразу два чувства: гордость за то, что ты смогла это решить, и обида за то, что твои старания присвоил себе другой человек.

Обрадованный Емеля проследовал к месту рядом с Волком и довольно развалился на стуле. Преподавательница села, устало заправила выбившуюся прядь за ухо, надела очки, которые еще недавно были надеты на псевдоучителе, и включила компьютер. Весь класс молча ожидал, какую оценку она поставит непослушному ученику. А женщина все печатала что-то на полупрозрачной клавиатуре. Когда она закончила, чей-то телефон звякнул, и Емеля лениво поднялся с места.

— Но госпожа УЧ? Почему двойка? Все же правильно! — возмутился он, показывая оценку, высветившуюся на экране его мобильного.

— А потому, эМСэ-1, что вы, — УЧ ткнула пальцем в парня, — никогда не смогли бы решить этого. С вашими-то мозгами.

Ты улыбнулась: пусть получает по заслугам!

— Первенцы редко могут производить такие вычисления, — добавила женщина, и внутри тебя неожиданно начал расти ком обиды за первых, гораздо больший, чем за себя.

— А теперь признавайтесь, кто написал это? — грозно потребовала госпожа УЧ и обратилась к златовласой девочке, сидевшей за первой партой: — Златочка, скажи, дорогая, ты?

Твоя соседка недовольно пискнула:

— Что это сразу она-то? Как будто кроме нее в классе умных людей нет! Подумаешь, отличница…

— Не я, — отозвалась отличница. — Это новенькая.

— Видишь, сдала тебя, — пробубнила соседка по парте. — Лучше ничего общего с ней не иметь — предаст когда-нибудь. Это я тебе как подруге говорю. — Она мило улыбнулась.

— Ах да. Я напрочь забыла о новенькой! — Женщина утомленно тряхнула копной кудрявых волос и поднялась. — Дорогая, где ты? Извини, у меня плохое зрение.

Ты встала. Волнение исчезло, задавленное комом обиды. И если несправедливость по поводу своего решения ты могла стерпеть, то общепринятую ненависть к первым — нет.

— Идем сюда, дорогая! — Госпожа УЧ увидела тебя и жестом подозвала к себе. — Представься классу. Скажи, как твое имя. Кто твои родители? Чем занимаешься?

— Я внучка сонатора Л, — начала ты.

Госпожа УЧ понимающе кивнула. А по классу прошелся восторженный гул.

— Но я должна хвастаться не его, а собственными достижениями, верно? Меня зовут АК-1. — Ты вынула значок и гордо нацепила его на свитшот. — Я первый ребенок в семье и… не стыжусь этого.

Глаза УЧ округлились, класс зашумел от презрительных, удивленных и даже восторженных возгласов.

— И это сделала я. — Ты кивнула на доску. — Несмотря на то что я первенец. Потому что мы ничем не отличаемся от других людей.

Все, включая преподавательницу, умолкли, потупив взоры. Только Емеля не отводил глаз от смущенной учительницы, злорадно улыбаясь. А Волк? Он ободряюще смотрел на тебя.

— Что касается увлечений, то я… — Ты сама еще слишком мало о себе знала, поэтому замялась.

— Ну, наверное, как и все первенцы, занимаешься гимнастикой? — подсказала преподавательница.

Ты отрицательно покачала головой.

Одноклассники захихикали. Какой-то мальчишка, усмехнувшись, крикнул:

— Ее выперли из Школы Гимнастики! Я слышал, что старшую внучку господина Л вообще заморозили.

По классу поползли испуганные перешептывания. Ты сделала равнодушный вид, но внутри уже закипала. С задней парты послышался ленивый голос Емели:

— Уверяю вас, это не более, чем слухи. Если вы помните, я племянник главврача и знаю многое о его делах.

«Я не просила тебя о помощи», — раздраженно подумала ты.

— Спасибо, АК-1, — кивнула УЧ. — Садись. Я поставлю тебе пятерку за уравнение.

Несколько минут она еще разбирала твое решение. Потом прозвенел звонок, и урок закончился. Все направились к выходу.

К вашему столу подошел Волк:

— АК-1! — Он широко развел руками. — Это рили ты?

Ты кивнула, не зная, как вести себя с человеком, который улыбался так, будто случая в больнице никогда не было.

— Ну че, как житуха? — Он по-дружески толкнул тебя в плечо. — Клевую речь толкнула, я прям тя зауважал: примеры решать умеешь — зачетно.

Ты улыбнулась:

— Я тоже удивлена, что встретила вас здесь. Да еще и при таких обстоятельствах…

— Ну что, Мила. — Емеля, дожидавшийся друга, тоже подошел ближе. — Как там ваши откровения, приходящие в голову ни с того ни с сего? — Ты перевела на него непонимающий взгляд, и он добавил: — Кстати, ваш совет с лимоном и вправду оказался действенным. Благодарю.

— А-а-а, так ты об этом? — Ты моргнула. Значит, такую тактику они выбрали: сделать вид, будто ничего не случилось? Ладно, ты готова была сыграть с ними в эту игру. — Обращайся. Я теперь знаю еще много чего интересного.

— Вот как… — Емеля задумчиво почесал бровь. — Обязательно обращусь к вам, если мне понадобится помощь.

— Ты все еще одержим своей безумной идеей? — усмехнулась соседка по парте. Все это время она прислушивалась к разговору. — Хочешь привлечь к ней эту глупую первую? Если сложить две тупые башки, будет вдвое больше тупости, а не ума.

Ты оторопела: еще недавно эта девица давала тебе дружеские советы, а теперь в ее глазах ты стала глупой первой… Емеля раздраженно закатил глаза:

— Вы, я смотрю, стали еще нетерпимее к чужим увлечениям. Пора бы уже заметить, что есть вещи поважнее ваших рисулек…

Девочка хотела сказать что-то еще, но почему-то промолчала — видно, что-то из слов парня ее задело. Емеля лениво направился к выходу.

— Ну че ты?! — возмутился Волк. — Сечешь ведь, насколько для него важна эта цель! Нафига лезешь?!

И он вышел за другом.

— Потому и лезу. — Соседка самодовольно улыбнулась и начала стремительно собирать кожаный рюкзачок.

— Меня зовут Даня, — обратилась к ней ты, когда остальные вышли. — А тебя?

— Значки нам, по-твоему, на что? — Девочка ткнула на свой кругляш с надписью «ЦС-3». — Конечно, ты не сочла нужным сразу его надеть. Но вообще-то, имена не принято спрашивать, потому что можно их прочитать, если ты не знала, старшилка! — Она демонстративно повернулась боком так, что ты смогла разглядеть пирсинг в ее носу. — А для друзей я Ангелина. Но с тобой мы не станем друзьями: душу воротит от первенцев.

ЦС-3 встала и, гордо задрав подбородок, пошла к выходу.

«Как же важно для людей, первый ты или нет. Глупые стереотипы, в которые все верят», — расстроилась ты и пробормотала вслух:

— И что еще за «душу воротит»?

— Это значит «тошнит», — пояснил чей-то размеренный голос.

Ты обернулась: в классе остался темноволосый парень с неестественно грубыми чертами лица. Он сидел на стуле, закинув ноги на парту, и смотрел в телефон.

— Не поняла?..

— Это и дефектному понятно. А ты, видимо, реально глуповата, как и говорил… говорят обо всех первых. — Он улыбнулся лишь уголком рта, подняв взгляд на тебя. — Я говорю, душу воротит, значит, тошнит. Тошнит нашу Ангелинку при виде тебя.

— А мою душу от предрассудков воротит. — Ты поспешила выйти из класса.

— Кирилл, — кинул парень. — Начинающий программист, нужно будет что-нибудь хакнуть, обращайся!

Через несколько минут ты вошла в коридор с жилыми комнатами учеников. На этот раз в его конце горела одинокая лампа, поэтому ты смогла увидеть — лучше бы не видела — облезлые стены. Впрочем, они ничем не отличались ни от больничных, ни от подземных. Даже здесь кто-то ухитрился покрыть зеленую краску кривыми надписями «100/7»‎. Добряк говорил, что эти знаки — зло, но они тебе даже нравились: своей неправильностью и упорством, такими близкими тебе. Ты тоже бодрствовала больше, чем двадцать четыре часа в неделю.

Оказавшись в комнате, ты расстелила матрас на выбранную кровать, разобрала вещи и открыла планшет. На ужин не пошла: не хотелось встречаться с теми, кого бросало в дрожь от цифры на твоем значке — снимать его ты больше не собиралась.

Вскоре в комнату вернулась твоя соседка. Ею оказалась отличница с первой парты.

— Привет, — дружелюбно поздоровалась она — и чего это Ангел о ней такие гадости говорила? — Меня зовут Злата.

Ты поискала значок на ее груди: «ЕМ-4»‎ — не первая.

— А я Даня, очень приятно.

— Классную речь произнесла сегодня на уроке, — пробормотала Злата, теребя золотые локоны. — Только зря ты села с Ангел, которая на самом деле демон. Ты не смотри на ее ангельский видок: белые волосы, голубые глазки. Она не так невинна, как кажется.

Ты не ответила: эти двое просто между собой что-то не поделили, а вникать в их отношения тебе не хотелось.

Злата переоделась в пижаму, нацепила повязку для сна и со словами «сонной ночи» улеглась спать.

— Сонной ночи, — прошептала ты и, решив последовать примеру соседки, залезла под одеяло.

В универсальной косметичке нашлась мягкая повязка с кнопками, как и у Златы. Ты надела ее на глаза, но сразу же стянула на лоб: ее силиконовая внутренняя часть неприятно липла к глазам. «Интересно, что случилось с Андреем? Нехорошо как-то получилось, что я ушла без него, — подумалось вдруг. — Ладно, завтра ему напишу». Вскоре ты погрузилась в сон.

Ты помнила, как открыла планшет и разглядела на экране: «05:35 / тройник». В голове пронеслась мысль: «Опять поздно буду дома». Вот уже месяц ты ходила в школу. Весь класс сегодня задержали после уроков: кто-то выломал в кабинете дверь. Думая об этом, ты побежала в направлении квартиры — не комнаты в общежитии, а дома, потому что дедушка тебя все-таки принял.

По дороге подняла голову и разглядела бесцветное небо за чернеющим куполом, который всегда темнел на ночь. А когда-то оно было голубым. Но ты не застала того времени. И вопреки этому, очень любила смотреть наверх. «Какой сегодня прекрасный день! Я наконец-то учусь в школе, и меня воспринимают, как человека. Куда уж лучше?»

Вдруг позади раздалось кряхтение. Какой-то мужчина толкнул тебя плечом и прошел вперед, раздраженно бормоча:

— Какой же ужасный день…

— А по мне, так очень даже неплохой денек. — Ты ободряюще улыбнулась.

— Вот сама увидишь! И с тобой что-нибудь случится!

После этих слов вы оба продолжили молча шагать дальше. В скором времени ты спустилась на лифте под землю, оказалась около двери с треснутым номером и постучала.

«Странно… Никто не открывает». Постучала еще раз. «Возможно, сестра опаздывает из школы. Но дедушка-то должен быть дома. Ладно, всегда есть запасной вариант». Под половиком в коридоре дед прятал ключ. Ты вынула его и вставила в замочную скважину. Со скрипом дверь отворилась.

— Дед, я дома! — выкрикнула с порога и сняла обувь.

Тишина. «Наверное, спит». Дедушка часто ложился раньше. Ты зашла в дедов кабинет. Обычно он засыпал прямо в кресле. «Интересно, где роботы?» Очень тихо. Не было слышно ни дедова храпа, ни даже звуков вентиляции.

В кабинете было темно. Ты дотянулась рукой до выключателя, взглянула на кресло и… По спине прошла дрожь: дед лежал на ковре вниз лицом. Очки валялись рядом. А на полу ты увидела большую лужу крови.

Ты поняла, что проснулась, но перед глазами по-прежнему было темно. Резким движением ты стащила с лица маску, которая во сне сползла на глаза. Где-то рядом сопела Злата. Ты лежала в своей школьной кровати. «А это был просто сон. С одной стороны, очень хороший: я жила дома. С другой, очень и очень плохой». Несмотря на обиду, тебе не хотелось, чтобы дедушка умирал. Ты мечтала, чтобы он забрал тебя домой, и ты ходила в школу оттуда. Ты могла бы подружиться с сестрой. Вы могли бы полюбить друг друга. Могли…

Кажется, ты начала засыпать, как вдруг в комнату кто-то ворвался. Тяжело дыша, он остановился у входа.

Ты включила свет. И увидела глаза сестрицы, блестящие от слез, словно начищенное серебро. Лохматые волосы и пижама с единорогами, надетая вместо привычного делового костюма, вызвали у тебя недоумение. Ты собиралась спросить, что случилось, но девочка набросилась на тебя со словами:

— Я тебя ненавижу, чудовище!

Она принялась отчаянно дубасить тебя по лицу, повторяя одно и то же предложение. Дралась неважно, как и в первый раз. Но движения стали другими: не уверенными, а обреченными.

На этот раз и ты не отбивалась. Отчего-то казалось, что заслужила. Ты чувствовала, что-то случилось, но никак не решалась спросить. Слезы текли по щекам АК-2, а ее руки цеплялись за твои короткие волосы.

— Я тебя ненавижу! — повторила девочка в очередной раз, и ты не выдержала:

— Почему?

— Почему? — Сестра замерла. — Да потому что тебе всегда доставалось все самое лучшее! Потому что дедушка любил только тебя! — Она зарыдала еще сильнее и схватила тебя за воротник.

«Да что с ней не так? — удивилась ты. — Дедушка прямо-таки меня любил. Любил?»

Наконец крики полоумной АК-2 разбудили соседку. Злата спрыгнула с верхнего этажа кровати и подбежала к вам. Несколько секунд она стояла, не зная, что делать. Но после крепко вцепилась в предплечья сумасшедшей и оттащила ее назад.

Около открытой двери уже собралось несколько проснувшихся девчонок, а вскоре в комнату вбежала сонная МА, которую, видимо, позвали на помощь. Она помогла Злате успокоить АК-2. Та все брыкалась и плакала, а после с лютой ненавистью в глазах прошипела:

— Знай, чудовище, это из-за тебя погиб дедушка!

Потом сестра уткнулась в плечо директрисы, которая выпроводила ее из комнаты.

Ты ощутила, как крохотный осколок твоей души откололся и упал под ноги, разбившись на мелкие кусочки. Случилось то, чего ты так сильно боялась. Сон сбылся. А совесть шептала: «Эгоистка! Ради своей выгоды пожертвовала дедом».

«Он хорошо относился ко мне. Относился. Но больше не будет. И сестра станет ненавидеть меня сильнее». Ты уперлась спиной в стену, прижав коленки к груди, и всхлипнула — сдерживать слезы было сложнее обычного. В тот миг ты впервые засомневалась, что прятать эмоции — правильно. Хотелось отдаться им полностью, ведь только пройдя сквозь них, можно было оставить их позади.

Злата выключила свет. «Пошла спать», — подумала ты, но вдруг кто-то коснулся колена, а после уселся рядом и приобнял за плечи.

— Все будет хорошо, — прошептала соседка.

«Не будет», — твердила совесть. Но в сердце потеплело от осознания, что Злата рядом.

— Он умер, — пробормотала ты. — Но как же так?

В виски больно ударило, в глазах потемнело, и голову стали наполнять надоевшие поучительные мыслишки: «Смерть — это прекращение жизнедеятельности организма, закономерная и неизбежная заключительная стадия существования индивидуума».

Но ты не слушала, сосредоточившись на собственной мысли: «Он не должен был умереть». Да, люди умирают. Но это еще не самое страшное. Люди умирают внезапно — тогда, когда никто не ждет. И после этого все говорят, что человека постигла преждевременная смерть. Но как они могут быть уверены? Ведь никто не знал, когда он должен был погибнуть. В этом и заключается самая страшная сторона смерти.

Глава 7. Аппликация из фактов

Для большинства из нас неведение — глухое местечко, пугающее кричащей тишиной и тревожным спокойствием. Оно пахнет обманчивой безмятежностью, но в следующий миг прежнюю неподвижность и тишину разорвут миллиарды грохочущих звуков и вспышек — опасность. Лучше уж быть подготовленным к ней заранее.

Но я ничего не знал, ошибочно полагая, что контролировал твое поведение. Мне не просто снилась твоя жизнь. Каждую ночь я пробирался в твое сознание и разгуливал по залежам мыслей, как по захламленной несистематизированной библиотеке, узнавая обо всех твоих чувствах и предугадывая последующие действия.

Однако я не мог находиться во сне постоянно. Да это и не было нужно, ведь ты думала лишь о том, как бы узнать что-нибудь о себе. А потом ты сбежала. И тут мое спокойствие пошатнулось, а после и рухнуло, расколовшись на десятки кусочков, в каждом из которых я видел разный вариант развития событий: то, что могло случиться с тобой по моей вине.

До того момента я стоял на верху горы. Любой из нас нуждается в этом: видеть все, что происходит в округе. Когда же жизнь бросает нас с вершины горы к подножию, мы знаем лишь то, что происходит в диапазоне нескольких метров — остальное объято туманом неведения. Мы пытаемся разузнать, что там дальше, залазим выше и выше, но это может быть опасно. Когда-нибудь, взбираясь на гору, ты оступишься и пожалеешь о том, что узнала.

Младенец оттого и счастлив, что не изведал всей жестокости мира. Такой была и ты. Проснувшись в заморозке, ты словно заново родилась и могла бы верить, что весь мир прекрасен. Но неведение испугало и насторожило, заставив тебя не доверять никому.

Как гласит древняя пословица, меньше знаешь — крепче спишь. Эти слова важны в нашем мире. Лучше не знать, чем не спать всю ночь. Вообще, сон всегда лучше. В любом случае можно просто лечь спать.

Узнав, что деда не стало, ты зарылась под одеяло. В этом беззаботном мире снов все было, как прежде. Там жила вера. Там дедушка был еще жив.

Во сне тебя снова застало падение в темную бездну. Предметы, как и прежде, пролетали мимо, но двигались они настолько медленно, что можно было их разглядеть. Вот мимо пролетело пышное платье, за ним деревянная расческа и раскрытый альбом с пожелтевшими фотографиями. Тебе не хотелось их трогать. Ты не хотела, чтобы печальные отголоски прошлого наполняли тебя с новой силой.

Нужно было найти что-то, в чем не оказалось бы серьезного воспоминания. «Но как угадать? Какой предмет важен, а какой нет? Ложка? Или, может, кольцо? Книга? А что насчет сложенной бумажки?»

Ты схватила ее, и воспоминание поглотило тебя, утащив в прошлое. Ты оказалась в спортзале. Это было просторное помещение с ковром на полу, в середине которого стояла девочка лет шести. «Я», — сразу же поняла ты. Малышка усердно пыталась выполнить элемент. «Волна», — догадалась ты. Она хотела сделать волну. Но движения девочки были грубыми и угловатыми, отчего совершенно не получалось двигаться плавно. Несмотря на это, она упорно пробовала снова и снова. В зале уже никого не было — все ушли спать, а она никак не сдавалась.

Из раздевалки вышла молодая женщина в спортивном костюме. «НП, — вспомнила ты из прошлых снов. — Это мой первый тренер». Она подошла к малышке и прошептала ей на ухо:

— Девочка моя, не вешай нос. Да, пока Лена сильнее, но ей не тягаться с тобой. Я верю в тебя, верь и ты. И помни наше правило: главное — иметь цель. Скоро ты и сама поймешь это. А пока нужно просто захотеть быть лучше. АК-1, пообещай мне, что будешь стараться.

— Обещаю!

— Я верю в тебя, — повторила тренер, а потом ласково взяла руку гимнастки в свою и вложила в ее ладошку красную бумажку. — Малыш, сохрани это письмо, каким бы странным оно тебе ни казалось. Придет время, и ты сможешь его прочитать.

Она сжала ручку девочки с письмецом в кулак.

А потом малышка убежала в раздевалку, где уже ждал дедушка. Она шла, а ее мысли отчетливо звучали в твоем сознании: «Я буду чемпионкой! Ведь нужно только захотеть. Так сказала НП. Она волшебница, а добрые волшебники никогда не обманывают». Дед и малышка вошли в лифт. А ты осталась снаружи.

И вдруг в руках появилась красная клетчатая рубашка, а перед тобой возникли нечеткие очертания мужского лица. И были они знакомыми. Широкие брови и суровые ярко-зеленые глаза. Это был тот мужчина, что перевез тебя домой из больницы, РК. «Интересно, кто он? Знакомый дедушки? Тогда, может, он что-нибудь знает о его смерти? Хотя, это же просто сон…» Но видение не походило на привычные воспоминания. Мужчина был полупрозрачным, без тела — лишь голова. Словно призрак нависнув над тобой, он дружелюбно заговорил:

— Сон вам, милая леди.

Обычно воспоминания не вступали с тобой в контакт, но в этот раз РК явно обращался к тебе.

Поэтому ты ответила:

— И вам. А вы кто?

— Это зависит от того, во что ты веришь, — начал РК, резко перейдя на «ты», что, впрочем, тебя не смутило. — Если ни во что не веришь, то я просто сон, глупое видение, пришедшее к тебе по случайности. Если веришь в призраков, то я блуждающий призрак. Если веришь в совесть, то я совесть, недовольная твоим поведением. Если веришь в то, что можешь видеть во снах воспоминания, то я воспоминание прошлого. А если же веришь в безграничные возможности сновидений, то я реальный человек, говорящий с тобой во сне. Существует множество других вариантов. Однако кто я, решать лишь тебе, ведь это твой сон, дорогая. Но кем бы я ни был, я недоволен тем, что ты вчера сделала. — Он помрачнел, и улыбка медленно сползла с его лица.

— Значит, все-таки совесть, — решила ты.

— Ну что ж, если тебе так удобнее, то я буду совестью. Ты знаешь, что, ослушавшись деда, убила его?

— Знаю, — тяжело дыша, согласилась ты. — Мне не стоило уходить…

Глаза защипало от слез, которые даже здесь ты мастерски удержала: нельзя было давать волю слабости. «Разве во сне можно плакать?» — мысленно удивилась ты. Видение неожиданно ответило:

— Во сне можно делать все что угодно. И не только плакать. Сон — это как чистое белое полотно, с которым ты вправе делать все, что подскажет твое подсознание. Ты можешь рисовать, а можешь изрезать холст или сложить его и убрать, понимаешь?

Ты кивнула, шокированная тем, что видение смогло прочесть твои мысли. «Чему ты удивляешься? — спросила сама у себя. — Это все в твоей голове. Поэтому неудивительно, что он знает, о чем ты думаешь».

— Да, и мысли читать во снах можно, — продолжила совесть. — Когда-нибудь я тебя обязательно научу. А сейчас я хочу сказать: что бы ни случилось, не пей таблетки. Это опасно.

И видение исчезло так же мгновенно, как появилось. А ты проснулась. Свернувшись калачиком, ты лежала в своей школьной кровати. В комнате было темно, и с минуту ты думала, включать ли свет — тебе не хотелось будить Злату. Но осознание того, что соседка спит в маске, и желание поскорее покинуть душное помещение победили, поэтому ты потянулась к настольной лампе. После села на кровати и стянула маску, которая сильно давила на голову, прикоснулась пальцем ко лбу и нащупала след, оставленный жесткой резинкой. «И зачем Злата вообще надевает ее?» — с этой мыслью ты взяла косметичку и, стараясь не шуметь, вышла за дверь.

Туалет располагался на противоположной стороне яруса. Ты прокралась к нему по пустой дороге и привела себя в порядок. Взглянув в зеркало, поняла, что хвостики выглядят по-детски, но менять ничего не стала. Тебе было все равно.

На обратном пути ты остановилась у электронной доски объявлений, на которой высвечивалось время: «25:14». «Ого, ничего себе меня разморило. Неужели остальные спят еще больше?». Отбой был в шесть. Всего шесть часов люди Сомнус-Сити бодрствовали. И тридцать шесть посвящали снам.

С тобой же было что-то не так. Ты могла не замечать этого дома, но сейчас все становилось явным: ты выспалась в то время, когда остальные до сих пор были в кроватях и не собирались покидать их еще семнадцать часов. Через это время ты как раз бы устала. Нужно было подстраиваться под общий режим. А еще, перед тобой возник срочный вопрос с едой, так как живот возомнил себя бурлящим котлом. Благо, у тебя сохранились захваченные из дома фрукты, но их хватило бы ненадолго.

Под временем на доске было написано:

Расписание подготовительных классов:

00:00 — подъем

00:30 — завтрак

01:00 — 1 урок

01:55 — перемена

02.05 — 2 урок

03:00 — кружки, свободное время

05:00 — ужин

05:30 — подготовка ко сну

06:00 — отбой.

«Да уж, всего шесть часов, — подумала ты. — И как люди успевают что-то сделать за это время? Наверное, тщательно все планируют».

Ты решила продумать свой день заранее. Начать следовало с уроков. На доске как раз высвечивалось расписание для каждого из классов по дням недели. «Я в восьмом», — вспомнила ты. Но восьмых классов оказалось целых три. Различались они по буквам. К сожалению, ты не знала своей, а потом вспомнила, что завтра вообще выходной — четверник. А значит, ты могла заняться изучением своего прошлого — постараться понять, кто ты такая и почему тебя заморозили. Кажется, это случилось после выступления по гимнастике, видения о которой посещали тебя уже не первую ночь. Может, следовало побывать в спортзале?

Возвращаясь к себе, ты случайно заглянула в чужую комнату, так как дверь была широко открыта. Четыре девочки спали на кроватях, натянув на глаза маски разных цветов.

Несколько часов ты просто читала книжку, потом зашла в «Ух!» и отправила сообщение с таймером для Андрея: тебя слегка беспокоило то, что он все еще не написал — может, с ним и вправду что-то случилось? Но отправлять сообщения ночью было опасно, поэтому приложение должно было автоматически сделать это с утра. А сейчас ты решила просмотреть аккаунт сестры — пустота. Совершенно все записи со страницы исчезли.

Тогда ты ввела в поисковике имя Златы и попала на страницу, оформленную в золотых цветах. Девочка писала короткие оптимистичные посты вроде: «Жизнь прекрасна. Пусть у вас все будет хорошо».

«Ну не бывает таких идеальных людей», — думала ты, хотя не могла отрицать, что тексты девочки вызвали улыбку: было в них что-то бескорыстно доброе. Удивительно, как точно сканер подобрал для Златы имя: не только золотые волнистые волосы, но и ее душа была пропитаны светом. А вот Ангел, как тебе показалось, ее имя совершенно не подходило…

Только ты хотела вздремнуть перед общим подъемом, как из коридора в комнату ворвался крик — настолько громкий, что, будь в помещении стекло, оно бы, наверное, лопнуло. По твоей спине пробежал морозец, а соседка продолжала похрапывать.

Вскоре раздалась сирена — еще более громкая, чем крик, — а вместе с ней голоса. И ты медленно выползла в коридор. Там, около одной из дверей, собралась толпа школьниц. Ты протолкнулась к комнате идентичной твоей: ученицы просто не успевали за шесть часов обустроить свои жилища.

На нижней кровати всхлипывала закутанная в розовое одеяло малышка лет десяти. На краю рядом с ней сидела одна из учительниц и обнимала за плечи.

— Что случилось? — поинтересовалась ты у незнакомой девочки, что стояла рядом.

— Бедняжка переехала в школу только вчера, ей приснился кошмар, — с жалостью объяснила та.

— Но почему тогда все собрались? И зачем дали тревогу?

— Потому что дефектная она! — Девочка вздрогнула, сама испугавшись своих слов. — Обычные люди не видят кошмары…

Все присутствующие на нее покосились, заохали и начали расходиться, а маленькая девочка зарыдала сильнее прежнего. Ты вспомнила свой кошмарный сон про смерть деда и с ужасом осознала: «Мне тоже снятся страшные сны».

— И что теперь? — тихо, почти шепотом, будто боясь спугнуть тревожную атмосферу, спросила у преподавательницы неожиданно появившаяся Злата.

— Не знаю, — растерянно произнесла молодая учительница. — В младших классах это впервые. Наверное, отправим ее на сканер. Это же еще не точно… На кнопку, испугавшись, нажал кто-то из учеников.

— Сейчас приедет полиция? — спросила твоя соседка.

— Нет, мы отменили вызов, но они будут здесь утром.

Злата печально взглянула на тебя и прошептала на ухо:

— Подбодри малышку. — После златовласая девочка обратилась к учительнице: — Госпожа АИ, можно вас на минутку?

— Да-да, конечно. — АИ вышла за Златой.

Девчонки-зеваки окончательно разошлись, и ты осталась наедине с ребенком. Осторожно присела на кровать рядом, мысленно проклиная соседку: «Ну и что мне делать?» Малышка знала что-то о кошмарах, которые мучили и тебя, поэтому ты решилась заговорить:

— Как тебя зовут?

Она лишь робко поглядела на тебя и еще сильнее закуталась в одеяло. Теперь оттуда торчали только две ярко-рыжие косички.

— Эй, не бойся… Я Даня. Ну, или АК-1.

Ты неловко положила руку на плечо девочки и легонько похлопала, надеясь, что получилось ободряюще. Она вылезла из-под одеяла, посмотрела на твой значок, будто проверяя, не обманула ли ты насчет имени, и вытерла глазки рукавом пижамы.

— Ты тоже фазер?

— Кто тебе это сказал? — насторожилась ты.

— Во сне мне сообщили, что АК-1 тоже с нами. А как твое сонное имя? Я ЗУБ, то есть Зорина Ульяна Борисовна — такое имя мне дал сканер. — Ульяна пожала плечами и улыбнулась.

Ты запуталась: «Она только что сказала мне свое секретное имя? Но ничего, вроде, не случилось. Почему его нельзя произносить? И что за ЗУБ?»

— Эмм… Сонное имя… — замямлила ты.

«Зорина Ульяна… А-а-а. Это инициалы. Значит… Данилович Анна Романовна… Что?» Малышка ждала ответа, и ты повторила:

— Сонное имя… — Но резко перебив саму себя, решила сменить тему: — Приятно познакомиться, а что тебе снилось?

— Мама… Позавчера ее заморозили. — Глаза малышки заблестели от слез.

В твоей груди что-то щелкнуло, зажегся крохотный огонек сочувствия. «Нет! Ты не должна ее жалеть! Чувства опасны, — твердила сама себе, но ничего не могла поделать с бушующим сердцем. — О, бедный ребенок!»

— Эй, все будет хорошо… — Ты приобняла девочку и вспомнила маму и деда, которых уже никогда не увидишь.

— Пока мы спим… — прошептала малышка и подняла глаза, полные любви, на тебя, словно бы ждала ответ. Но ты не знала, что говорить.

— Эй! Дань, прикинь, из-за того, что все проснулись от сирены, сегодня завтрак сделали раньше. Пошли кушать, а? — из коридора послышался голос Златы, она заглянула в комнату и замерла у входа.

— А вот и я. — В комнату вошла учительница с подносом в руках. — Я принесла тебе завтрак. — Она улыбнулась малышке Ульяне.

— Так-с… Что это тут у нас? — Ты заглянула в тарелку и, шутливо зажав пальцами нос, воскликнула: — Фу, овсянка!

Ульяна рассмеялась.

— Сама ты фу! А я люблю овсянку, — возразила Злата и показала тебе язык, после чего вы обе выскочили из комнаты, помахав Ульяне на прощанье.

— О чем говорили с АИ? — поинтересовалась ты, как только вы с соседкой вошли в свою комнату, чтобы переодеться.

— Просто тянула время, чтобы ты утешила девочку. Узнала что-нибудь интересное? — Злата уселась на свободную нижнюю кровать и взяла в руки плюшевый полумесяц.

— Да нет, она в основном молчит, — соврала ты и добавила для убедительности: — Бедняжка напугана.

— Ей уже не помочь… — чуть ли не плача произнесла Злата, уткнувшись лицом в игрушку. — АИ сказала, что после завтрака ее отправят на сканирование, и если дефектность обнаружится, то заморозят: ей скоро десять, так что показатели в этом возрасте считаются точными.

— Я не понимаю… — задумчиво пробормотала ты. — Если дефектные так опасны, то почему их замораживают, а не казнят?

— Ну, сонаторы ведь тоже люди… Были бы у нас возможности, дефектных пробовали бы лечить, но ресурсы Сомнус-Сити ограничены, поэтому бессмысленных — или даже вредных — для общества людей временно усыпляют. Не убивают, нет. Кто знает, может, когда-нибудь мы сможем выйти отсюда и разбудим их всех, — проговорила Злата так, словно знала слова наизусть: на все у жителей города был общепринятый ответ, который всех почему-то устраивал.

Вы обе молчали.

— Ладно, не будем о грустном, — с наигранной веселостью предложила ты, стараясь отогнать печальные мысли. — Пойдем вместе на завтрак? А то я тут совсем ничего не знаю.

— Да ладно, ты же все равно не любишь овсянку, — засмеялась Злата.

— Я пошутила!

Вскоре, уже переодевшись, вы оказались в большой школьной столовой. Злата пошла за тарелками в сторону окошка для выдачи:

— Я все принесу. Займи нам место.

Ты засеменила к единственному свободному столику круглой формы в самом углу столовой и чуть не поскользнулась на керамической плитке — видимо, кто-то разлил там воду. Вскоре появилась соседка.

— Каши больше нет, мне сказали, что мы поздно пришли — дали только чай и таблетки. — Злата поставила на стол две жестяные кружки с противной на вид жидкостью и положила рядом четыре сине-белых пилюли. — Не понимаю, как все так быстро здесь собрались?

«Он говорил не пить таблетки», — вспомнила ты.

За спиной кто-то засмеялся:

— Еще позже нужно было приходить! — К столу подошла высокая девушка. Она положила руки Злате на плечи и весело воскликнула: — Ну и где вас носило?

— Каролина, ты разве не слышала, из-за чего сегодня звучала сирена? Дефектная из младших классов спалилась. Она кричала во сне, поэтому кто-то забил тревогу. А мы помогали АИ ее успокоить, — объяснила Злата.

Интерес на лице Каролины сменился ужасом:

— Вы что, не боитесь ее? Говорят, они бешеные. Теперь ее заморозят?

— Да, — прошептала Злата и отпила из кружки. — Бе! Гадость!

— Тоже не выпила, — усмехнулась Каролина, усевшаяся за ваш столик, чтобы переплести свою пышную косу.

— Ягодка моя, ну кто расчесывает волосы за столом? — из-за спины послышался строгий голос МА. Ее взгляд упал на таблетки. — Девочки, почему до сих пор не выпили свои порции лекарств?! Или вы их не пьете? Хватит нам на сегодня дефектных! Так-с, пейте при мне!

«Ну вот… — Ты помнила наказ видения и собиралась его исполнить. — Сны не бывают случайными. Дедушка умер. А значит, пить таблетки нельзя».

— Давайте, давайте! — настойчиво велела МА.

— Я уже пила! — оправдалась Каролина, подняв руки, словно при аресте.

Учительница кивнула и посмотрела на Злату, которая взяла две таблетки, быстро засунула их в рот и запила чаем.

— Умница моя! — наигранно похвалила мучительница и перевела взгляд на тебя.

Под ее испытующим взглядом ты потянулась к своей порции, схватила таблетки и медленно положила их на язык. Во рту чувствовался гадкий металлический вкус. Ты хлебнула чаю и проглотила воображаемые пилюли, спрятав при этом настоящие под язык.

— Ну вот и все, ягодки мои! Неужели было так сложно?! — Цокая каблуками, МА зашагала в сторону выхода. — Господин ТИ! Постойте! Мне нужно с Вами поговорить!

«Пронесло… Теперь, главное, избавиться от этих таблеток!» — облегченно подумала ты. Как вдруг вернулась МА, и в этот раз она привела с собой АК-2 и незнакомую тебе рыжую девочку. Директриса подошла к окошку выдачи:

— Дайте, пожалуйста, две порции каши. Вы слышали? Господин Л вчера погиб. Это его внучка. Бедная, разбитая горем, поэтому опоздала.

Через минуту АК-2 и ее рыжеволосая подруга вовсю уплетали кашу. «А нам не дали» — заметила ты, продолжая смотреть на сестру, которая, глядя в одну точку, орудовала ложкой. В отличие от сидящей рядом девчонки. Та, активно жестикулируя и то и дело поправляя указательным пальцем очки на веснушчатом носу, весело что-то обсуждала сама с собой.

Как же больно было смотреть на несчастную сестру. Неожиданно захотелось подойти и обнять ее. Но не при всех же! Она опять начала бы ругаться — нет, лишнее внимание тебе ни к чему. А что, если поехать домой после завтрака и поговорить с ней? Заодно можно будет взять на ночь еду у Эмнайтика. Ты вдруг вспомнила о запланированном походе в спортзал, и огорчилась. Ну почему у тебя было так мало времени?

Постепенно ребята начали расходиться, и МА вышла в центр столовой:

— Дорогие мои ученики! Оставайтесь на местах! К сожалению, сегодня вы проснулись на целых два часа раньше. Но заснуть бы вы уже не смогли, поэтому мы перенесли завтрак на это время. Однако нельзя нарушать режим, так что сейчас нам нужно продержаться восемь часов без сна. Возможно, кто-то еще не знает, но сегодня в школе произошел небольшой инцидент. Одна девочка из второго класса оказалась дефектной. Так что, я считаю, не будет лишним повторить историю Сомнус-Сити, в которой говорится о том, почему дефектные опасны.

Ты чувствовала, как таблетки во рту медленно растворялись. Директриса продолжала:

— Наша активистка АК-2, внучка, к сожалению, погибшего сонатора Л, как никто лучше может рассказать нам об этом. Верно, ягодка моя? — Сестра вышла в центр столовой. Рыжеволосая поплелась за ней, и, заметив это, МА добавила: — Ее одноклассница ЛУ-3 ей поможет.

АК-2 медленно заговорила:

— Раньше люди жили на Земле без всяких куполов. — А ты уже представила зеленую планету. — Они были счастливы: могли чувствовать ветер и тепло солнца, дышать чистым воздухом. Но человеку всегда всего было мало. Ведь была у него одна проблема: смерть. Люди не хотели умирать и изобрели лекарство от всех болезней. Земляне не знали забот и наслаждались жизнью. Но так длилось недолго.

В помещении стояла привычная для Сомнус-Сити тишина, как вдруг раздался чей-то храп. АК-2 раздраженно поморщилась, словно съела корку лимона, и ЛУ-3 схватила ее под локоть, при этом широко улыбаясь залу.

— Сидоров! Я сказала, не спать! — рявкнула МА. — Продолжай, дорогая.

— Началась борьба за это лекарство. Во время Великой войны Земля была разрушена и стала непригодна для жизни. Исчезали животные и растения, уменьшались ресурсы. А потому начались голод и разруха. Смерть все равно настигла людей. Но ученые не сдались. Они построили стеклянный купол, под которым нашли убежище все выжившие. Но было их не так уж и много. Около трех тысяч человек — все что осталось.

— Придурки наши предки, — заметила ЛУ-3. — Из-за них мы не можем видеть небо.

— Ну и чудная она, — пропела Злата тебе на ухо.

— Почему? — Ты тоже хотела увидеть небо.

— Но зато мы можем жить гораздо больше, чем люди прошлого, — возразила АК-2 после паузы. — А все благодаря лекарствам, которые мы принимаем. Многие ученые считают, что наши таблетки и есть то лекарство от всех болезней, но знать наверняка мы не можем. Зато нам известно, что для их усвоения нужен длительный сон. Если просто их выпить, но не поспать, то эффекта не будет. Нашему организму необходимо тридцать шесть часов сна, чтобы таблетки усвоились.

— Именем ЛУ-3 никто ее не называет. Дарья. Эта чудачка еще пару лет назад раскрыла всем настоящее имя, — в паузе между фразами АК-2 пояснила Злата.

— Зачем? — Ты покосилась на Дарью.

Она действительно казалась странной: коротко подстриженные и торчащие в стороны рыжие волосы, большие серые глаза, озорно смеющиеся сквозь линзы круглых очков, веснушчатое лицо и нелепое платье, напоминающее длинную майку. А самым пугающим было то, что девочка постоянно улыбалась.

— Ты слышала легенду? — спросила и, не дожидаясь ответа, добавила Злата: — Так вот наша Дарья возомнила себя ребенком-даром и пытается заставить всех больше общаться.

— Чокнутая, — хмыкнула ты, а сама вспомнила о своих прежних размышлениях: «Дар… Данилович Анна Романовна. Значит ли это, что?..»

— Я хочу спать, — сонно произнесла Злата зевая. — Целых восемь часов без сна. Я сойду с ума.

— Я тоже, — притворно согласилась с ней ты.

«Они все только что встали, а я уже долго не сплю и выгляжу менее сонной».

АК-2 наконец продолжила свой рассказ:

— Как гласит легенда города, раньше люди спали гораздо меньше, но потом мы были наказаны за жестокость. Якобы поэтому теперь мы спим тридцать шесть часов в сутки. Чтобы это время сна не проходило зря, ученые изобрели специальные маски, которые позволяют входить в осознанный сон. Считается, будто поначалу они были просто развлечением. Но постепенно мы перешли на сонный образ жизни. Бодрствование перестало быть для нас необходимым. Мы не должны общаться здесь слишком много…

— Кстати, — прошептала Злата. — Я заметила, что в последнее время мы стали больше общаться. Раньше, классе в первом, помню, вообще друг с другом не разговаривали, а сейчас… Все такие живые. Это, наверное, значит, что скоро появится Дар. Дарья добивается своего. — Она хохотнула. — А ты веришь в легенду?

Ответить ты не успела: на вас шикнула девочка, сидящая за соседним столом:

— Тише, мешаете!

И опять эта назойливая мысль. «Да какой из меня Дар?» — отмахнулась от нее ты и обратила внимание на речь сестры:

— Надевая соноглазки, ну или по-другому, маски для сна, мы можем управлять снами, делать в них все, что захотим. Поэтому ночных кошмаров у нас не бывает.

«Но у меня-то он был», — вспомнила ты.

— К сожалению, в результате экспериментов с лекарствами среди нас часто появляются дефектные. Или фазеры — так они себя называют. Дефектные невероятно опасны для общества. Они не спят по ночам и могут разрушить город, так как ведут себя, как дикари. Я хочу рассказать вам о пяти отличительных признаках дефектных.

— Но насчет легенды, это еще не все! — воскликнула Дарья.

— Во-первых, — невозмутимо продолжила АК-2, поправляя воротник синего пиджака, — им достаточно в разы меньше часов сна в сутки — все остальное время они бодрствуют.

Ты напряглась: как же это походило на тебя. Дарья крепче ухватилась за руку подруги, словно боялась быть отвергнутой. Снова поморщившись, сестра продолжила:

— Во-вторых, таблетки для любого дефектного — яд.

«Поэтому я не должна была их пить?» — предположила ты.

— В-третьих, они не могут пользоваться соноглазками, поэтому им снятся обычные сны, в частности кошмары. Так их можно определить. В-четвертых, глаза монстров горят от бешенства. Они раздражительны и вспыльчивы. И, наконец, в-пятых, обычно дефектными бывают первенцы! — закончила девочка и так яростно глянула на тебя, что ты сразу же передумала с ней говорить.

«Я что?..» Ты боялась огласить это слово даже в мыслях. А таблетки почти растворились, закружилась голова. Или тебе только казалось?

Ты незаметно подобралась к выходу и побежала в туалет, где выплюнула размокшие пилюли в унитаз. Потом прополоскала горло. «Ну и гадость! Как они это пьют?!»

Мысли обрушились на тебя: «Я дефектная? Дедушка умер из-за меня? Я гимнастка, но не хожу на тренировки. Почему? За что меня заморозили? За дефектность или за то, что я упала на соревнованиях? Нужно сходить в спортзал и узнать, могу ли я заниматься. Нет, надо побывать дома и расспросить Эмнайтика о том, что со мной происходит, поговорить с сестрой… В спортзал. Домой. В спортзал или домой?» — не могла решить ты. Времени хватило бы только на что-то одно, а потом пришлось бы ждать следующего выходного. Но вдруг тогда было бы уже поздно? Тебе казалось, что от этого выбора зависело нечто важное. Но еще ни разу твои решения ни к чему хорошему не приводили.

Кап-кап. Надоедливый звук начал давить на виски. Буль-буль. Один из десятков кранов протекал, часто выплевывая щедрые капли воды, со звоном разбивающиеся о плитку. Кап. Кап. Ты вздрогнула и зажмурившись, затрясла головой, стараясь отвлечься от раздражающего звука.

Ты уткнулась рукой в стену. «Почему так сложно принимать решения? Почему нельзя выбрать оба варианта? Почему выходной всего лишь один?» Глаза защекотали пузырьки ядовитых слез, которые, словно бурлящие угли, нагревали сковороду мыслей. Тебя сначала будто обдали кипятком, а потом разгоряченную до предела макнули в лед. После чего раскрутили на кресле с колесиками и бросили на пол. А голова по инерции продолжала крутиться на воображаемой карусели, и тебе понадобились все твои силы, чтобы сдержать рвотные позывы. Самым страшным было осознание того, что ничего этого не было, и все произошло с твоим телом за секунду, пока ты стояла на месте.

Кап-кап. Макушку кольнуло, и ты догадалась: «Сейчас будут знания. Эти треклятые мысли, которые появляются каждый раз, когда у меня начинает раскалываться голова». Но голова не просто раскалывалась — она потяжелела, словно каждая из наполняющих ее мыслей весила с тонну. Кап-кап. Стараясь укрыться от дробящего голову звука, ты сама не поняла, как скатилась по стене на пол. Перед глазами заплясали тени, призраки сожженных слез. Они объяли все вокруг и заслонили обзор. Ты медленно прикрыла глаза: отступала внутрь себя, надеясь найти там защиту, убежище от пугающего мира.

Буль-буль. Теперь это звучало как-то тише, словно эхо, далекое и незнакомое, пробивающееся снаружи. В то время как ты была внутри.

Кап. Кап. Еще тише и медленнее. Реальность стала отходить на второй план. На первом же было… Ничего. Пустота, объятая черным дымом. Кап. Где-то совсем далеко, будто в соседней реальности, раздалось стихающее бульканье. И больше ты ничего не помнила. Кто ты, где находишься и чего хочешь. Все это неважно, когда пред тобой тишина.

Темнота начала растворяться, открывая обзор на две двери. От них исходило тусклое свечение, без которого ты бы их не увидела.

В следующую секунду двери оказались перед тобой — или ты перед ними? — издавая слабый дребезжащий звук, похожий на звон сотни колокольчиков. А потом они зашептали. Еле слышно, но уверенно.

Ты приблизилась к деревянной двери, выкрашенной в синий, и коснулась сочных еловых веток, висящих над ручкой. Венок дернулся и плавно улетел в пустоту. Прислушиваясь, ты прижалась ухом к деревянной поверхности: с другой стороны жалобно шептала женщина.

Ты направилась ко второй двери, за которой раздавался настойчивый мужской шепот, и потянула металлическую ручку, но лишь оторвала ее. Тогда ты прислонилась к входу боком, и, перевернувшись в пространстве, оказалась сверху. Вдруг дверь, на которой ты стояла, отворилась внутрь, и ты рухнула вниз.

Открыла глаза и, присев на кровати, машинально сунула ноги в высокие сапоги.

— Кхм-кхм, — прочистила першащее от вечерней выпивки горло, надела очки с толстыми линзами и, взглянув на прикроватные часы, низким голосом рявкнула: — Вот же проклятье!

Быстро накинула мятый пиджак и выскочила за дверь, миновала короткий коридор, обклеенный газетами, и, громко стуча подошвами, спустилась по шаткой лестнице на первый этаж. С утра тот пустовал, и ты поспешила к главному выходу, как вдруг была остановлена окриком хозяина:

— Куда намылился? — Ты обернулся. — Кто платить будет, жмурик?

— Позже, — процедил ты, выходя на улицу. — Я опаздываю.

Эта захудалая пивная была единственным местом, где ты мог укрыться от брата. И не подумаешь, что этот шатающийся от бара к бару пьянчуга сделал открытие, способное изменить мир. Но оно его не изменит. Ни за что. Конечно же, ты успеешь его уничтожить, пока не поздно. Ты должен избавиться от того, что сам сотворил.

Шагая по предрассветной улице и кутаясь в воротник пиджака, ты думал, впустят ли тебя на собрание в таком виде.

— Эй! — окрикнул тебя кто-то из-за угла. — Уже испробовал лекарство на себе?

Ты вздрогнул и обернулся: в начале улицы стояли двое мужчин в костюмах с надписью «Somnus corporation». Люди брата. Вот они и нашли тебя.

— Походишь на зомби. Научился еще и воскрешать из мертвых?

— Пошли к черту! — выкрикнул ты, касаясь родинки под ухом: ты всегда так делал, когда становилось тревожно. — Я ничего вам не скажу!

— Скажешь, Лаврентий, как миленький скажешь, — заметил другой более высокий голос. Такой чужой. И до боли знакомый.

Ты вздрогнул, и, проклиная свою рассеянность, обернулся. Прямо перед тобой стоял он.

— Ну здравствуй, братик, — улыбнулся Арсений. — Я еще заставлю тебя почувствовать.

С этими словами кто-то ударил тебя по затылку. Ты рухнул на колени. И потерял сознание.

— Разрази меня бессонница!

Разлепляя тяжелые веки, ты разглядела чей-то смазанный силуэт, нависающий над тобой.

«Что произошло? — было первым, о чем ты подумала. — Я что, потеряла сознание?»

— Эй! — Кто-то коснулся ладонью твоего лба. — Ты в порядке?

Взгляд наконец прояснился, и ты увидела Дарью.

— Что случилось? — обеспокоенно переспросила она.

— Я… — Ты запнулась. — Не знаю. Я просто переволновалась и потеряла сознание… А потом… Увидела странный сон. Про Лаврентия и Арсения, — все это ты проговаривала больше для себя, чем для собеседницы — чтобы не забыть.

Но та вдруг встрепенулась:

— Арсений? — Она захлопала в ладоши. — Да это же…

Дальше ты ее не слушала: «Что со мной произошло? Почему во сне я была мужчиной? И… Что же мне все-таки выбрать?»

Но ты уже знала. Аппликация из фактов, открывшихся тебе этим днем, наконец сложилась. Ответ был не так уж и сложен, нужно было просто его услышать.

Так куда же пойти?

— В спортзал — глава 8.1;

— Домой — глава 8.2.

Глава 8.1. Желание апстарта — закон

Сны обманчивы. Каждую ночь ты видишь их и веришь, что они реальны. А потом просыпаешься и понимаешь: обманулся. Так и с людьми. Смотря на них, имеешь определенные убеждения. А потом осознаешь, что не стоит доверять и глазам.

В тот день ты побывала в роли мужчины из прошлого. Очнувшись, решила, что он — творение воображения. Легко подменить жизнь на сон, сделать вид, будто эпизод тебе приснился. Но запутать правду куда сложнее…

Толкнув на ходу дверь, ты вышла из туалета. Снаружи было душно и… пусто. Наверное, ученики до сих пор сидели в столовой.

Вдох-выдох. Ты все еще по кусочкам собирала свое сознание, рухнувшее во время обморока. И уже не в первый раз замечала, что среди осколков прежних мыслей попадались другие, новые идеи.

«Нужно идти в спортзал». Казалось, эта уверенность всегда жила в душе гадким утенком, а сейчас наконец превратилась в изящного лебедя. И только теперь ты ее заметила! Будучи птенцом, ты пообещала себе стать гимнасткой, и сейчас не могла развернуться и плыть в другом направлении.

Ты вернулась в туалет, чтобы узнать, где находится спортзал, у Дарьи. Кто-кто, а эта девчонка уж точно не жалела слов на любые беседы.

— Слушай, Дарья, — твой голос эхом разнесся по помещению, отражаясь от стен. Но звуки воды и пения его приглушили. — Я тут хотела спросить…

— О Сонариусе и Амброзиусе? — Мокрая рыжая голова высунулась из крайней душевой кабинки. — С удовольствием расскажу!

— Нет-нет. Я не имею ничего против твоих интересов, но…

— Так значит, тебе все-таки интересно? — Девчонка снова юркнула за шторку. — А то все эти олухи в столовке смеялись надо мной. Я так руками размахалась, что пролила на платье чай. Подай-ка вытереться!

Помедлив, ты обнаружила полотенце, висящее на дверце одной из кабинок, и вложила его в протянутую из-за шторки руку.

Вскоре из кабинки, шлепая по плитке, вышла сама Дарья. Она обвязала полотенце вокруг тощего тела, протерла линзы очков и с веселой улыбкой направилась застирывать платье. Поразившись тому, как подруге сестры удается оставаться жизнерадостной после издевательств, что выливались на нее вместе с чаем, ты решила ее поддержать:

— Выходит, Сонариус с Амброзиусом и Лаврентий с Арсением — это одни и те же люди?

— Именно! До войны у них были простые имена, но когда Арсений изобрел лекарство от смерти, он получил прозвище Сонариус. А его брата, злодея Лаврентия, который убил Сонариуса, чтобы завладеть лекарством, прозвали Амброзиусом, что переводится, как «бессмертный».

— Так получается, Арсений хороший, а Лаврентий плохой? — Твое недавнее видение не сходилось со словами Дарьи: в нем Арсений напал на брата. — Ты не перепутала?

— Нет, все было в точности так. — Дарья отжала постиранное платье. — Я лучше всех знаю их историю. Ты тоже о них читала?

— Да-а-а, — неуверенно протянула ты. — Когда я упала и ударилась головой, почему-то неожиданно вспомнила… И мне очень нравится твое увлечение, но и у меня тоже есть хобби. Ты не поможешь?

— Конечно! Что тебе интересно? — Дарья пошлепала к выходу.

— Выйдешь прямо так? — Ты оглядела спутницу, все еще закутанную в полотенце.

— Ага. — Она выскользнула за дверь, и ты поспешила следом.

— Можешь подсказать, где находится спортзал?

Дарья остановилась.

— А зачем тебе туда? Ты что, первая?

— Я? Нет… — начала отнекиваться ты, но потом понуро кивнула: — Да-а…

— Эй, выше нос! — Девчонка похлопала тебя по плечу. — Ты мне нравишься, потому что не боишься общаться. Главное, попасть в комсферу, а иначе тебе тяжело придется!

— В каком смысле?

Дарья наклонилась к твоему уху:

— Взрослым нельзя произносить больше двухсот пятидесяти слов в день. Но для тех, кто работает на правительство или будет работать на него в будущем, делаются исключения. — Она подмигнула. — Я уважаю чужие цели. Поэтому помогу тебе. Спортзал находится на первом ярусе, ты и сама найдешь его по яркой вывеске. Вот только из школы тебя без разрешения родителей не выпустят. — Дарья кивнула на очередь у лифта, во главе которой стояла УЧ, пропускающая или останавливающая учеников.

Ты как раз всматривалась в эту толпу, когда едва не столкнулась со Златой, которая куда-то спешила.

— Дань, вот ты где! Я ждала тебя в комнате, но уже еду к маме вместе с Кэр. Надеюсь, ты найдешь, чем заняться в этот замечательный выходной. — Девочка чмокнула тебя в щеку и упорхнула.

Дарья тоже исчезла.

И ты в одиночестве направилась к лифту, надеясь, что тебя пропустят. Однако УЧ лишь сурово покачала головой:

— АК-1, насчет тебя у меня особое распоряжение. Иди к себе и не высовывайся.

— Но…

— Никаких «но!»

«Чем школа отличается от дома, — рассердилась ты, — если меня все равно заставляют сидеть в комнате?!» Но раз уж удалось избежать тюремной участи в прошлый раз, ты решила повторить свой успех и в этот — все ради желания узнать о себе хоть что-то. Надеясь, что госпожа УЧ не будет стоять у лифта весь день, ты подождала два часа, натянула на голову капюшон черного свитшота — чтобы тебя не узнали, специально надела тот, который обычно не носила — и выскользнула наружу.

В коридоре было темно, но из-за некоторых дверей доносились голоса оставшихся в школе учеников. Тихо-тихо, чтобы никто не заметил, ты прокралась вперед.

Вдруг тишину нарушил суровый голос:

— Ну и куда намылилась?

Ты вздрогнула и обернулась. Из темноты коридора проступал грозный силуэт. По спине пробежали мурашки. Кто бы ни скрывался в этом закоулке, он мог бы одной рукой затащить тебя обратно в комнату.

— П-погулять.

— Да ты что? — усмехнулся незнакомец. — А я слышал, тебе нельзя.

Ты попятилась, надеясь убежать. Но не успела, потому что из темноты показалась рука с красным браслетом, схватившая тебя за запястье, а за ней и сам незнакомец.

— Никуда не пойдешь, — пробасил Волк.

— Почему это? — Ты попыталась вырваться. — Мне нужно в спортзал.

— Да не боись. — Парень отпустил тебя. — Если тя засекут, те крышка, отвечаю. Первых у нас за любые промахи консервируют, ну, то есть морозят. А ты же не хочешь обратно?

— Нет.

«Он и вправду хочет помочь?» — тебе хотелось положиться на парня, но ты помнила, что нельзя никому доверять.

— Да лан, не дуйся! — Волк положил лапищу тебе на плечо, и ты чуть не упала под ее тяжестью. — Подсоблю я тебе.

— И как же? — Ты попыталась обойти его и вернуться в комнату. — Я, пожалуй, пойду обратно…

— То есть в спортзал те тип уже не надо?

— Надо…

— Вот и погнали. — Он схватил тебя за руку и повел куда-то по коридору — как оказалось, в свою комнату.

Она отличалась от твоей лишь тем, что кровати были не двухъярусными, а обычными.

— Мы с братаном тут с пеленок вдвоем ютимся, — объявил Волк и указал на стопку коробок, сваленных посреди комнаты. — Выбирай се транспортное средство.

— Откуда у вас столько коробок? — ахнула ты.

— Все первые отрабатывают смены на заводах и фермах. Я не первый, но меня преподы тоже туды сбагрили, чтоб не мешался. Я ведь сирота и с горшка еще в шкалке живу. А свободное время все за физтрудом прожигал. Там с работягами сошелся. Хорошие они мужики, суровые правда. Но это все оттого, что из-за первенства должны всю жизнь батрачить на заводах. Я ведь от них словечек всяких-то набрался, а щас уже и бросить не могу. И с Емелей я там сошелся. Щас-то уже можно и не работать, а не могу бросить. По кайфу мне, от мыслей тяжких отвлекает. Тем более бабки кое-какие с этого имею. А груз этот мне нужно доставить на второй ярус.

— А что там внутри? — Ты открыла одну из коробок.

— Мне дают покоцанные детали, а я их в свободное время латаю. Мы одну коробку щас опустошим. А ты туда нырни и заткнись. Заметано?

Ты поежилась, представив, что придется втиснуться в коробку, и недоверчиво спросила:

— А дотащишь?

— Ну а то! — Волк продемонстрировал накачанные руки. — Ты же вон какая кроха. Да и легкая, как сонтик, поди. Не очкуй! Все будет штатно.

— Я боюсь. — Ты покачала головой. — Вдруг украдешь меня и унесешь куда-нибудь?

— Да больно ты сдалась мне! — Парень улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. — Ты, конечно, милаха. Но мне по душе сначала нравиться девчонкам и потом к себе увозить, а не наоборот. Тут прорехи есть. — Он указал на небольшие отверстия в картоне. — Усечешь, если не туда сверну.

Противопоставив друг другу все риски и возможности, ты все-таки согласилась: «Хватит уже всех подозревать и всего бояться!»

— Давай в темпе, а то я на смену опоздаю! — поторапливал тебя парень, пока ты втискивалась в коробку. В итоге, свернувшись клубком, поместилась. И картонная крышка накрыла тебя сжимающей темнотой.

Сквозь отверстия для рук внутрь просачивались спасительные лучи, позволяющие разглядывать окружающий мир — сейчас это был мусор под кроватью парня.

— Готова? — спросил он. И не успела ты ответить, как коробка медленно поднялась. — Удобно?

Ты напряглась и сжалась в комок, слово это могло смягчить удар в случае падения.

— Тебе не тяжело? — уточнила у него, сама не понимая, почему: то ли беспокоилась за его здоровье, то ли не хотела свалиться на пол и вывалиться из коробки прямо на глазах УЧ.

— Чего говоришь? — спросил кто-то, чей голос явно не походил на Волковский.

— Я нем, как спящий, — пробасил Волк. — Привиделось.

В глаза ударил свет, и ты поняла, что вы вышли из коридора.

— Хороший мой! — воскликнул голос, в котором ты узнала МА. — Работяга. Весь красный. Не устал работать?

— Никак нет, — отозвался Волк. — Рад служить на благо нашего города.

— Ох, ягодка моя! Я редко стала тебя видеть. А тут УЧ попросила подменить. Дай хоть посмотреть, что там у тебя? — Сквозь отверстие ты разглядела, как рука потянулась в сторону коробки.

Сердце задребезжало от волнения: «Неужели сейчас нас поймают?»

— При всем уважении, госпожа МА! Это секретная разработка! Нельзя.

— Да брось ты, ягодка моя! Мне можно! — Крышка над тобой зашевелилась.

— Госпожа МА! — прокричал кто-то еще. — Спасибо, что подменили меня! В кабинете вас ждет господин ТИ. Это срочно.

— Эх. — Директриса похлопала рукой по крышке. — В другой раз. Я побежала!

«Фух, пронесло», — словно десять коробок с такими же Анями свалилось с твоих плеч.

— Справка с места работы? — требовательно спросила госпожа УЧ.

Волк поставил тебя на пол и зашелестел бумагами. Потом учительница произнесла:

— Все в порядке. Удачного рабочего дня!

И коробка взлетела. Вы прошли внутрь — о счастье! — пустого лифта. И ты упала. От всей этой качки закружилась голова. К тому же суставы успели затечь. Поэтому ты выбралась наружу, как только Волк поднял крышку.

— Чуть не обоссался, когда она решила чекнуть груз! — Он рассмеялся. — Ты в норме?

— Да. Спасибо за помощь. А как я теперь вернусь?

— Так же. Я зайду за тобой. Удачи!

И Волк вышел на втором этаже.

Спортзал нашелся не сразу. Тебе пришлось побродить по первому ярусу прежде, чем ты заметила широкую вывеску «Открыт новый набор в Школу Гимнастики». Долго размышляя, какая дверь тебе нужна: большая или поменьше, ты все-таки выбрала первую.

Массивная и тяжелая, она поддалась с трудом. И ты поняла, почему в детстве, судя по воспоминаниям из снов, на тренировки тебя водил дедушка: шестилетняя девочка ни за что бы не сдвинула такую махину. Но тебе было уже не шесть, и ты все-таки оказалась внутри помещения, которое не уступало в размерах, наверное, всему пятому этажу.

Мало того что оно было большим в длину и ширину, так еще и в высоту стены убегали гораздо выше конца первого яруса. Выходит, спортзал отобрал часть помещений у этажа заводов и ферм. Люди всегда ставили развлечения выше труда.

— Плавнее, милая! Что за угловатые движения? Ты робот или гимнастка? — раздалось откуда-то спереди.

И тебе вспомнились детские тренировки в этом же месте. Вот только голос, эхом отражающийся от стен, был другим…

Пробираясь в центр зала сквозь трибуны, ты надеялась встретить тренера НП. Но увидев девушку, стоящую на сцене в углу гимнастического коврика, поняла, что ошиблась. Новая тренер была слишком молода для НП. А ее золотые волосы казались светлее высокого хвоста твоей бывшей наставницы.

«Но куда делась НП?» Ты перевела взгляд в центр ковра, где группа девочек следила, как худощавая гимнастка выполняет замысловатый элемент.

— АК-1?! — одна из них заметила тебя, и тренер обернулась.

Теперь ты смогла разглядеть ее лицо: оно показалось тебе приветливым и знакомым.

— АК-1? Как дела?

— Прекрасно! — Улыбка тренера вселила в твое сердце надежду на лучшее. — Меня распирает от энергии, и я хочу творить!

Боковым зрением ты заметила, как та самая гимнастка, выполняющая элемент, фыркнула.

— Лена, работай, если не хочешь опозорить меня перед сонатом! — шикнула на нее тренер, и вздернув подбородок, девчонка вернулась к выполнению элемента. — Я рада за тебя, дорогая, — обратилась к тебе женщина. — Но что ты тут делаешь?

— Как что?.. Я… Пришла заниматься…

— Нет. — Тренер мягко покачала головой. — Тебя отстранили за провал на соревнованиях. Мне сказали, ты лишилась памяти.

— Да… Некоторое я не помню, например, вас. Но я знаю, что мечтала стать чемпионкой.

— Ну-ну. — Растрогавшись, тренер прижала тебя к себе. — Давай заново познакомимся? Я тренер КГ, но для неформального общения просто Богдан. А твое имя?

— Я Даня. — Ты отстранилась. — Если вы сказали свое прозвище, значит, не собираетесь общаться со мной официально, как тренер с гимнасткой, ведь так?

Богдан покачала головой.

— Могу предложить тебе только свою дружбу. — Она улыбнулась. — Кстати, там твой ящик освободить нужно для новой девочки. Он подписан. Забери свои вещи и поторопись. Сегодня у нас плановая проверка от соната: лишних гимнасток здесь быть не должно.

Богдан чмокнула тебя в макушку, проводила к неприметной дверце за сценой и вернулась к работе. А ты так и стояла, пытаясь осознать произошедшее.

Тебя словно опустошили. Взяли и вылили все мечтания и надежды, хранившиеся внутри, под ноги тем смеющимся девчонкам, что тыкали в тебя сейчас пальцами. А ведь каждая из них могла упасть на соревнованиях вместо тебя…

Голову обволокло тугой проволокой боли, и постоянно сужающееся кольцо вокруг твоего мозга стало выдавливать из него чужеродные мысли: «Удача — позитивно воспринимаемое событие… Опять эти мысли?! …Возникшее в результате случайного… Отвалите от меня! …Непредсказуемого или неучитываемого стечения обстоятельств… Отцепитесь, прошу… В жизни человека…» И они отступили.

Ты тряхнула головой, отгоняя осадок боли, которая стала уже привычной, и открыла дверь. За ней разворачивался длинный полукруглый коридор со множеством входов.

Ты пошла вперед, постоянно оглядываясь. Вскоре тебе попались прикрепленные к стене железные шкафчики. На них висели прозрачные кармашки, в которые вставлялись имена их обладателей.

Ты почти сразу же отыскала свой. Внутри ящика притаились два гимнастических купальника. На стене висело фото — на нем маленькая ты в розовом гимнастическом костюме, на шее медаль, а рядом улыбающийся дед. Прикоснувшись к шершавой поверхности снимка, ты еле сдержала подступающие слезы: не верилось, что дедушки больше нет. А ведь он любил тебя. Ну не мог же человек наигранно так улыбаться!

Ты перевела взгляд на дно ящика и заметила в груде вещей выделяющийся красный листок. Отчего-то он казался тебе знакомым. Но почему?

Где-то хлопнула дверь.

— Ап-п-пстарт А, пэ-пэ-пройдите, по-по-пожалуйста, сюда! — проговорил кто-то дрожащим голосом, и ты поняла, что звуки доносились не со стороны спортзала. — Признаться, мы и по-подумать не мо-могли, что вы самолично прибу-будете на про-проверку. Но это честь для на-нас — принимать такого важного гостя, как глава города!

И тогда твое сердце закружилось юлой: сам апстарт пришел сюда с проверкой, а Богдан сказала, что тебя здесь быть не должно! И почему только ему вздумалось идти через черный, а не главный вход?

Ты схватила письмо, затолкала его в карман свитшота и, не успев даже закрыть шкафчик, бросилась к первой попавшейся двери. Но она была заперта! Дергая за ручки все попадающиеся двери, ты стала медленно приближаться к спортзалу.

— Почему открыто? — сурово спросил надвигающийся голос, когда ты отошла на расстояние, с которого шкафчики были уже не видны.

— Это ящик ис-исключенной из-из школы, — оправдывался другой. — Он бес-бесхозный, как бывшая хозяйка, поэтому постоянно сам открывается…

Ты на всякий случай дернула еще одну дверь и вжалась в стену.

— Почему там до сих пор вещи этого ничтожества?! — рявкнул апстарт. — Уничтожить!

— Ко-конечно! Ваше слово для нас закон, — промямлил второй мужчина.

И ты поняла: если сейчас апстарт прикажет уничтожить тебя, то и это будет исполнено. Желание апстарта — закон.

Дальше — глава 9.1.

Глава 8.2. Домой

Любой человек нуждается в родном доме, как малыш в тепле матери. Дом — это место, куда всегда можно вернуться. Место, где каждый предмет напоминает о ком-то. Место, где живут люди, которых мы любим. Люди, без которых мы чувствуем себя одиноко. Ведь дом — это не помещение, а его обитатели. Он всегда был источником тепла. Вот только если раньше дома согревали от холодов, то теперь — от сердечных потрясений. И не каминами, а душевным теплом родных.

Вот и тебя невидимые нити тянули туда… В место, которое было пропитано атмосферой уютного дома, хоть тебе и не хотелось так его называть. Ты не сопротивлялась, потому что где-то внутри тебя все еще горел огонек любви, который ты так отчаянно старалась потушить.

«У меня есть дом», — эта мысль искоркой просочилась в сознание, и ты почти поверила: у тебя был дом. Зефирная комната, в которой ты провела столько дней. Зачитанные до рваных краев книги: роман «Война и мир», изобилующий описаниями природы, и «История сонного царства», раскрывающая особенности Сомнус-Сити. Розовые толстовки и светлые джинсы, стопочками сложенные в пропахшем сухоцветами шкафу. Искалеченное, но при этом такое прекрасное зеркало. Журнальный столик, прогибающийся под тяжестью книг. Пересоленная яичница по утрам. Грушевый пирог, надломленный пополам. И Эмнайтик, такой неживой и такой настоящий. Даже сестрица. Все это. Оно успело стать твоим домом. И сейчас ты была готова пройти сквозь десять комнат бессонницы, лишь бы вернуться домой, повидаться с Эмнайтиком и найти ответы на вопросы, которые так тебя беспокоили.

Ты определилась. Уверенно и безоговорочно, будто никогда и не сомневалась в своем решении. Ты толкнула деревянную дверь коленом и, пока та со скрипом отворялась, увидела Злату. Она сидела на нижней свободной кровати и, высунув язык, старательно водила стилусом по планшету. Бумага считалась в городе редкостью и для таких простых задач, как рисование, не использовалась.

— О! Даня! Где ты была? Сегодня у нас полностью свободный день! — Соседка в очередной раз махнула рукой со стилусом, и тот плавно выскользнул, словно не желал больше трястись между пальцев. Но это ее не смутило. — Ой! — Злата вскочила с кровати. — Выходной! — Она подняла стилус и улыбнулась шире прежнего, развеселившись от собственной неуклюжести. — Внеплановых занятий не будет — нас всех отпустили!

— Ты же любишь учиться, — вспомнила ты. — Ангелина назвала тебя отличницей.

— Любить учиться и делать это ради своего будущего — не одно и то же, — соседка отчего-то печально вздохнула.

Пытаясь сгладить напряжение между вами, ты присела на кровать, где был оставлен перевернутый планшет:

— Ты рисуешь? А можно мне посмотреть?

Но вместо ответа Злата выдернула планшет и резко отрезала:

— Нет. — Она спрятала его в тумбочку и добавила более дружелюбно: — Прости, я хотела провести этот день с тобой, помочь освоиться в школе, но маме срочно требуется моя помощь.

Ты подумала, что твоему дедушке, наверное, тоже нужна была помощь, когда его сердце остановилось. А ведь по его статной фигуре и не видно было, что он нездоров.

— Она болеет?.. — задумчиво спросила ты.

Соседка встрепенулась:

— Болеет? Не-ет. — Она рассмеялась, и тебе показалось, что ее голос дрогнул. — Просто бытовые проблемы. Нужно помочь с перестановкой в комнате.

Ты вспомнила о своей зефирной комнате и поделилась с печальной надеждой:

— Я тоже хочу съездить домой.

— Съездить вряд ли получится. — Злата сочувственно вздохнула. — Из школы отпускают только с родителями или с их подписью, что они позволяют ребенку ходить одному. У меня есть разрешение. Но отчего-то мне кажется, что у тебя его нет. Я права?

— К сожалению, да.

Злата выглянула за дверь, после чего шепотом произнесла:

— Вроде бы никого. — Она загадочно улыбнулась. — Есть один способ. Мы не поедем, а пойдем!

— Но как? — Ты по привычке закусила губу.

Ты всегда так делала. Когда волновалась. Когда думала. И когда чего-то хотела. Сейчас тебя окутали сразу все три состояния: волнение из-за невозможности попасть домой, раздумья о том, как сбежать из школы, и жгучее желание, чтобы все получилось.

— А запросто. — Злата озорно подмигнула и, сев на кровать рядом с тобой, шепнула: — Можно сбежать по лестницам.

— Впервые слышу о лестницах. Я ведь всю жизнь провела взаперти. — Ты опять закусила губу. Кажется, была четвертая не названная мною причина: ты делала так, когда ощущала печаль.

— С одного яруса на другой можно добраться по лестницам. Они установлены на тот случай, если все лифты сломаются. Ими никто не пользуется. Но это может быть очень опасно.

— А разве нас не увидят, если мы будем спускаться по ним?

— Скоро будет ноль-ноль. Сегодня мы встали слишком рано. И в это время большинство учеников поедет домой. Все учителя будут следить у лифтов, чтобы не уехал кто-нибудь без разрешения. За лестницей смотреть не будут, и мы успеем слезть по лестнице на четвертый ярус.

— Но ведь на четвертом этаже располагается правительство, — вспомнила ты. — Нас не поймают?

— Если ты не заметила, проезжая мимо четвертого яруса, там пусто даже в рабочий день. А сегодня выходной. И с раннего утра точно никого не будет. А потом проберемся к лифту и уже поедем домой, — объяснила Злата, словно сотню раз проделывала то же самое.

— А ты когда-нибудь раньше пробовала?

— Нет. Но много раз делала моя подруга, Каролина, ты видела ее в столовой.

Ты кивнула в знак того, что помнила девчушку с пышной косой.

— А в городе нет видеокамер?

Ты читала об этом в новостях. И знала, что камеры были.

— Камеры есть, — подтвердила Злата. — Но только на первом этаже и в некоторых кабинетах. В остальных местах стоят прослушки, и то вроде бы не везде… Но это неточно.

— И последний вопрос: а зачем это тебе?

Ты знала, что соседка ждала чего-то взамен — люди ничего не делают безвозмездно, — поэтому решила сразу выяснить правду. Злата расстроенно поджала губы.

— Обижаешь, — пробормотала она. — Ради тебя стараюсь вообще-то. Ты мне нравишься. И я хотела тебе помочь.

— Эй, не дуйся. — Ты толкнула ее плечом в знак примирения.

— Я и не дуюсь, — возразила соседка и заулыбалась: — День без ссор — крепкий сон.

— Что это значит?

— Ну что ты, как будто только что проснулась! — Злата засмеялась. — Таких глупостей не знаешь. Оно ведь и дефектному понятно!

«И дефектному понятно…»

— Так говорят, когда не хотят ссориться. Или хотят помириться. Типа ради крепкого сна я даже не буду с тобой ругаться, — пояснила Злата, после чего посмотрела на экран телефона, где горела надпись «41:59», и весело произнесла: — Всего минута осталась. Пошли!

Злата осторожно выскользнула за дверь, а ты захватила с кровати рюкзак и последовала за ней. У шестого и восьмого лифтов толпились дети разного возраста. Рядом стояла УЧ и отмечала всех, кто уезжал домой.

Вы прокрались в противоположную сторону: шли вдоль перил несколько минут, пока те не оборвались. В этом месте находился пустой промежуток, как будто у строителей не хватило пятидесяти сантиметров железных прутьев. Ты взглянула вниз через образовавшуюся дыру и аж присвистнула: металлическая лестница уходила далеко-далеко к первому ярусу, две длинные вертикальные балки, между ними сотни ступенек. Оступишься разок — и все, прощай жизнь, получается. Ты нервно сглотнула от недоброго предчувствия.

— Мы будем спускаться по этому? — спросила дрожащим голосом.

— А ты что, надеялась увидеть здесь эскалатор? — усмехнулась Злата.

— Эс что?

— Уф, старшилка!

— Страшилка? — озадаченно переспросила ты.

— От слова старшая. Стар-шил-ка, — Злата сказала это не грубо, а мягко. — Прости.

Она повернулась спиной к пропасти, ухватилась рукой за края обрывающейся перегородки и свесила ноги, поставив их на первую ступеньку.

Ты смотрела вниз и представляла, что будет, если Злата вдруг наступит на подол платья. Кажется, у тебя обнаружилась боязнь высоты.

— Давай же! Поторопись! — донеслось снизу.

Ты развернулась, опустила ноги и медленно перенесла руки на первую ступень так же, как это делала Злата. Единственное различие заключалось в том, что соседка делала это уверено и бойко, а ты медленно и осторожно. «Не смотри вниз, — повторяла сама себе. — Только не смотри вниз». И у тебя начало получаться. Сначала вы спускались лицом к бетонной стене, но вскоре та оборвалась, и вы увидели потолок четвертого яруса. Тут лестница не крепилась к стене — с обеих сторон пустое пространство. И от этого под твоей футболкой нервно забегали воображаемые сонтики. Ты вдохнула побольше воздуха, как вдруг услышала насмешливый голос:

— Куда это вы собрались?

Ты посмотрела вниз на четвертый этаж — скорее всего, кто-то из соната пришел на работу и увидел около своего кабинета двух лезущих по лестнице девчонок. Но там было пусто. Ты подняла голову и чуть не вскрикнула: всего в нескольких ступеньках от тебя стояли ноги в черных лакированных туфлях.

— Смотрите не упадите, Мила, — насмешливо процедил парень, и ты узнала его голос. Емеля. Это был он.

— Что ты тут делаешь? — само вырвалось.

— То же, что и вы.

Ты посмотрела вниз и поняла, что лестница просто обрывается. Злата уже стояла на этаже.

— Возьмись за последнюю ступень двумя руками и прыгай, — подсказала она.

— Только не в пустоту, — добавил Емеля. — Немного раскачайтесь и прыгайте на пол.

Ты стояла на коленях на последней ступени, держась руками за предпоследнюю. Сердце бешено стучало в груди, вызывая чужие мысли. Еще до того, как голову сдавило болью, ты знала, что они придут. «При падении ни в коем случае нельзя выпрямлять ноги. — Ты собиралась отмахнуться от непрошенных знаний, но поняла, что они могут оказаться полезными и прислушалась: — Нужно согнуть ноги в коленях, напрячь мышцы ступней и голени. Носок должен располагаться ниже пятки».

— Ну же! — выпалил Емеля. — Мила, вы сможете!

Тебе были ненавистны любые его слова. Когда головная боль ушла, ты наконец решилась — быстро перенесла руки на последнюю ступень и опустила ноги. От твоих ботинок до пола оставалось где-то полметра. Отпусти ты руки, помчалась бы в самый низ, пролетев ярус. Тебе нужно было раскачаться, но кисти уже соскальзывали.

— Давай! — подбодрила соседка.

Ты начала раскачиваться. Но руки уже не держали, и ты их расцепила, закрыв глаза и готовясь к худшему. Тебя поймала Злата и отвела от дыры. Через несколько секунд на пол спрыгнул Емеля. Он сделал это так легко и изящно, как будто пробовал каждый день. Возможно, так оно и было. Но и Злата тоже держалась уверенно.

— Да, я тебя обманула, — призналась она, заметив твой пристальный взгляд. — Я делала это раньше. Просто не хотела, чтобы ты чувствовала себя ничего не умеющей.

— Я и так себя такой чувствую! Но зачем? Зачем ты делала это раньше, если у тебя есть разрешение от родителей? — не понимала ты. Злата нахмурилась и весело отмахнулась:

— Да неважно…

Ты хотела возразить, но не успела.

— Тише, глупышки, — прошипел Емеля. — Здесь прослушки, будьте осторожнее.

И он побежал по ярусу. Забыв о прерванном разговоре, вы бросились за ним — перспектива надолго застрять в этом безлюдном месте не радовала. Ближайший лифт оказался рядом. Емеля нажал кнопку вызова.

Вскоре приехала кабина. К облегчению всех троих она была пуста — никому из учеников не хотелось тащиться к дальнему лифту, все ездили на главных для школы — шестом и седьмом.

— Вам на какой? — осведомился Емеля.

— На минус третий, — ответила Злата.

— Нулевой, — вспомнила ты.

— Ну да, — хмыкнул парень и нажал на кнопку «1». — Вы же у нас внучка самого сонатора. И этаж соответствующий. Самый поче-е-етный. А квартира у вас вообще, наверное, пятикомнатная?

Ты не ответила, и Емеля отвернулся к стеклу. Он постоянно сдувал длинную челку, а та возвращалась обратно. Вы со Златой переглянулись и рассмеялись. Ее смех показался тебе таким же легким и пышным, как ее золотые волосы. Тебе было спокойно со Златой. «Кажется, я нашла друга», — мелькнула мимолетная мысль-солнышко, освещающая мрак, в котором ты оказалась. Но тут же ее заслонила другая, более крупная, мысль-туча: «Друзей нельзя завести так быстро. Каждый сам за себя».

Емеля обернулся на смех и задумчиво дотронулся до брови. Ты заметила, что в этом месте у него проходил вертикальный шрам. Теперь он еще больше напоминал дикого кота: светло зеленые глаза и след, словно он с кем-то подрался.

— А почему ты нажал на первый этаж? — поинтересовалась Злата.

— Потому что еду к дяде на работу.

— Ах, будущей медик, — проговорила она каким-то странным тоном, который пока был тебе непонятен.

Ты заметила, что белая рубашка Емели напоминала медицинский халат. Черный расслабленный галстук и горчичного цвета штаны отлично сочетались с его русыми волосами. Парню удавалось выглядеть одновременно официально и молодежно.

— У вас в семье все врачи? — неожиданно для самой себя спросила ты. — Наверное, это классно, когда у тебя с родными общие интересы…

— Общие интересы у меня только с дядей, — вздохнул Емеля. — И с папой… Были.

— Он отрекся от медицины? — удивилась ты.

— Он умер. — Парень сжал кулаки, и на них вздулись вены. Ты думала, что спутник больше не заговорит, но тот еле слышно процедил, сжимая зубы: — Его заморозили, когда я был ребенком… А что нравилось маме, спросить возможности у меня не было…

Двери распахнулись, и Емеля выскочил наружу, даже не обернувшись. А в лифт протолкнулось несколько человек. «Умерли…», — с этой печальной мыслью ты нажала «0» и, договорившись со Златой о встрече на первом ярусе, вышла в темный тоннель.

Вот в чем заключалась разница верхних этажей и нижних: наверху днем было светло, как на улице — ну, не считая школьного коридора, — а под землей темно и жутко. Ты доковыляла до двери с номером «13» и огорчилась: там все-таки стоял отпечаток пальца, а не обычный замок, как во сне.

Ты глубоко вдохнула и нажала на звонок. Дверь открыли не сразу. Внутри за ней долго что-то происходило. И только потом послышался металлический голос Эмнайтика:

— Кто там?

— Это я, АК-1.

— О, милая леди. — Дверь открылась. — Я скучал по вам.

Как только ты вошла в свою комнату, душа наполнилась светом. Все здесь казалось таким родным и знакомым. Ты присела на диван, около которого все еще валялся подаренный дедом наряд.

— Вы голодны, милая леди?

— Очень.

Ты подняла упавшее розовое платье. Оно казалось тебе таким прекрасным. Ведь его подарил дедушка. Ты еще немного полюбовалась подарком, а потом аккуратно сложила его в рюкзак.

После выбрала две книги, которые решила забрать с собой. Сначала было стыдно: «Словно я ворую все это сейчас». Но потом ты успокоилась: «Это мой дом. И вещи мои. Я не могу воровать у себя».

Вскоре робот привез поднос с любимой едой. Ты скучала по пище Эмнайтика.

— Почему вы так поступили со мной, милая леди? — обиженно спросил робот. — Ведь я волновался. И как вы узнали пароль?

— Какой?

— «Я знаю пароль».

— А. — Ты устало улыбнулась. — Так вот, значит, на какие слова дверь открылась. Буду знать.

— Теперь это неважно. Пароль работал только изнутри, но ваша сестра отменила его, ведь ей некого удерживать дома. В отличие от вашего дедушки… — Робот замялся, и ты помрачнела.

— Эмнайтик, расскажи мне, как он умер? И как об этом узнала сестра?

— Все произошло очень быстро. Как только господин Л услышал о вашей пропаже, он сразу пошел за вами. Он вас очень сильно любил.

Эти слова больно впились в сердце — словно каждая буковка была острым акульим зубом, — и оно омылось кровью. Ведь теперь ты сомневалась, что деду не было до тебя дела. Вероятно, он действительно тебя любил. И чтобы доказать это, ему пришлось умереть.

— А потом, — продолжил Эмнайтик, — он просто не вернулся. Сказали, что у него был сердечный приступ. Хотя, это так странно для Сомнус-Сити. Тут почти никто не болеет.

Ты вновь удивилась тому, как по-человечески говорит робот.

— Когда об этом сообщили АК-2, я не знаю. В тот день она осталась ночевать в школе, так как готовила с ЛУ-3 реферат.

— Но почему ее нет здесь сейчас?

— Ваша сестра переехала в школьное общежитие. А мы, роботы, теперь остались здесь совсем одни. Но вы приезжайте. Вот и АК-2 перед вами заскочила на пару минут перед тем, как пойти…

— Куда пойти?

— АК-2 отправилась сегодня на похороны господина Л.

«А меня не пригласили, — расстроилась ты. — Я хотела бы с ним проститься».

Стараясь не думать о грустном, ты перешла к главному:

— Эмнайтик, мне нужно спросить у тебя кое-что очень важное.

— Подождите, милая леди. Пойдемте со мной.

Он привел тебя к дедову кабинету — вы вошли внутрь, и робот захлопнул дверь.

— В этой комнате нет прослушек, — пояснил он. — В остальных нас может подслушать сонат.

— Так вот почему дедушка был вежлив со мной только здесь…

— Все верно, — ответил робот и повторил: — Он вас очень сильно любил… Так что вы хотели спросить?

— Эмнайтик, прошу тебя, скажи правду: я дефектная, да?

Наконец-то ты задала этот вопрос. Наконец осмелилась произнести ту мысль, которую прятала от себя самой. Ты боялась ответа, но пришла сюда, чтобы услышать его. Сердце уже подсказывало правду. Ты знала, что услышишь. Хотя разум твердил другое.

Эмнайтик подъехал к столу и достал из ящика блокнот в кожаном переплете.

— Я не могу говорить о таком. Но дневник вашего деда может. Он завещал его вам.

Прозрачные конечности робота передали сокровенный предмет в твои руки. Ты села на кресло и открыла первую страницу, на которой каллиграфическим почерком было выведено:

Дневник Амб риверта. Заведен 3 ноября 613 года.

Ты перелистнула. На бледной пожелтевшей странице корявым почерком дедушка написал лишь одно предложение:

Даня, если это ты, то просто прочти и прости.

Слеза, которую ты не смогла удержать, соскользнула с носа и капнула прямо на надпись. Буква «Д» в слове Даня размылась. Аня — вот что осталось. Дрожа от волнения, ты перевернула страницу.

Дневниковая запись от 3 ноября 613 года. Я узнал, что моя внучка дефектная.

«Нет, это еще неточно. Это может быть АК-2». Ты набрала полные легкие и перевела взгляд вниз, чтобы прочесть следующее предложение:

АК-1 оказалась дефектной, и я не знаю, что с этим делать.

Твое сердце затаило дыхание. Ты тоже не знала, что с этим делать.

Дальше — глава 9.2.

Глава 9.1. Опереться на окружающих

Очень сложно нащупать прозрачную грань между полным доверием и самоконтролем. Бывает, хочется положиться на окружающих, не забивая сознание лишними мыслями. Есть смысл и в том, чтобы делать все самому: тогда ты будешь полностью уверен в своих убеждениях.

Но я предпочитаю сначала изучать мнения других, а потом проверять. Люди видят мир по-разному. Что-то может быть неразличимо с твоей точки, а что-то с ракурса друга. Если же смотреть на мир двумя парами глаз, отыщется больше сокровищ.

Однако ты всецело доверилась мнению окружающих. Все вокруг говорили о суровости и величии апстарта, и услышав, как он приближается, ты испугалась.

Страх сковал твои ноги, так что ты больше не могла убегать. Да и некуда было. «Я так и не узнала, фазер ли я», — почему-то подумалось в тот момент, когда кто-то схватил тебя за руку.

Ты едва не закричала от страха. Но кто-то, предвидев печальный исход, зажал тебе рот и потащил по коридору.

Пытаясь вырваться, ты смогла оглянуться: это был Волк. «И откуда он взялся?!» Следил за тобой?

Парень толкнул одну из дверей и затащил тебя в темноту.

— Молчи, — прошептал он, убирая руку. — Не дрейфь.

За стеной вновь послышались голоса. Мужчины и не заметили, как дверь закрылась перед их появлением: повезло, что коридор петлял!

— Наши технологии достигли пика, когда любую работу могут выполнять роботы. Причем гораздо быстрее и эффективнее людей, — говорил апстарт. — Что вы, как директор Школы Гимнастики, думаете о том, чтобы отменить работу на заводах и позволить мальчишкам-первенцам заниматься гимнастикой?

Волк недовольно фыркнул тебе в макушку. Ты затаила дыхание, стараясь не издавать ни звука. В голову совершенно не вовремя лезли юмористические картинки гимнастического выступления Волка и Емели.

— Это исключено! — запротестовал директор. — По ста-статистике гораздо меньшее количество девочек-первенцев достигает совершеннолетия, не-нежели парней. Как много взрослых гимнасток вы видели? Однако на-на заводах полно стариков, проработавших там всю жизнь. Если и мужчины будут заниматься танцами, население города значительно поредеет.

— Может, оно и к лучшему, — задумчиво протянул апстарт. — Но я вот о чем хотел еще спросить… Господин Й, у вас точно все хорошо? Вы плохо выглядите… Возможно, должность директора спортзала…

Мужчины медленно отдалились. И ты выдохнула: одна преграда в виде жестокого апстарта была преодолена. Но вместе с тем возникла новая: в лице подозрительного здоровяка.

Волк включил фонарик на телефоне и осветил таинственное место, в котором вы очутились. Оно оказалось лестничной клеткой. Ты подняла голову: тонкие железные ступеньки спиралью уползали вверх.

Волк вынул из кармана ключ и закрыл дверь.

— Ну, тип погнали. — Он кивнул на лестницу.

Ты уперла руки в бока.

— Спасибо тебе огромное, что спас. Но может, сначала объяснишь, как здесь появился? Что это за место? И откуда у тебя ключ?

— Полегче! — Волк стал подниматься. — Я говорил, что зайду за тобой. Сгонял обратно на хату и на завод, бросил оставшиеся коробки и причалил. Правда, не привычным ходом, а элитовским, напрямик с работы. Зырю, а ты тут у стенки трешься. Ну я сразу догнал, что что-то стряслось. А потом голову́ услышал. И решил действовать.

Ты осторожно поднималась за ним, оглядываясь. Стены в этом узком помещении были покрыты старой потрескавшейся краской, в углах висела паутина, кое-где виднелись подтеки воды. И было в этом что-то неправильное. Ты долго не могла понять — что, а потом вспомнила: все обшарпанные стены города устилали варварские надписи «100/7». Здесь же незыблемое сочетание осыпающейся штукатурки и несуразных каракуль было нарушено.

Создавалось ощущение, что в этом месте, кроме Волка, никто не бывал со времен постройки купола. Как он о нем вообще узнал?

Словно в ответ на твои мысли парень проговорил:

— Мы с братаном об этом ходе еще лет семь как узнали. Лестница эта все этажи купола пронизывает. Я не в теме, для каких целей она установлена. Но нас не раз выручала. А набрели мы на нее с рабочего этажа. Кстати, там что-то типа нашего штаба. Сейчас покажу.

Вы поднялись до уровня второго яруса, где притаилась дверь. Волк открыл ее все тем же ключом и пропустил тебя внутрь. Он коснулся выключателя, и помещение освятили гирлянды, развешенные по периметру. Это была небольшая комната с еще одной дверью в противоположном конце.

Ты осторожно шагнула на потертый цветистый ковер, который кто-то небрежно кинул на пол по центру.

— Проходи. — Волк застенчиво улыбнулся. — Мы, как могли, тут все устроили. Мебель я сам из обрезков сварганил. Лампы тоже. Емельян ковер и настолку с хаты упер. Кстати, он скоро причалит.

— А тут уютно. — Ты ласково провела рукой по поверхности аккуратно сколоченного стола, на котором валялись потрепанные карточки, жетоны и упаковка настольной игры «‎Королевство грез». По непотребному виду карт можно было предположить, как много вечеров парни их тасовали, хрустя при этом фастфудом. Ты подняла одну из карточек‎, на которой было изображено звездное небо. — Только пусто. Обустроить бы все…

Твой взгляд метнулся к углу, где скопились залежи консервных банок, пакетов с сухариками и другой пищи — прибрать бы их.

— Так обустрой! — обрадовался Волк. — Мы так-то никого сюда не зовем, братан точно меня грохнет. Но раз уж ты здесь… О, те картинка приглянулась. Бери!

— Правда можно? — Ты положила карточку в карман. — Я тогда все украшу!

Противоположная дверь отворилась, и в комнате появился второй хозяин. Он замер у входа и кинул презрительное:

— Вас на весь завод слышно. Кстати, Волк, тебя босс ищет. А вы, Мила, не будете ничего занавешивать тут розовыми рюшечками и соплями!

Ты умоляюще посмотрела на Волка.

— А что плохого в рюшевых розовках… Ой. То есть… — попытался заступиться он, поднимаясь с места.

— Гори все синим пламенем. — Емеля закатил глаза и упал на ковер. — Я сегодня помог дяде в больнице, отработал смену на заводе, а теперь прихожу в единственное место, где могу подумать над целью всей своей жизни, и вижу здесь какую-то незнакомку. Куда ты дел моего друга, который говорил, что дружба с девчонками — туфта, а розовый — самый отвратительный цвет во вселенной?

Волк дошел до двери, через которую недавно появился Емеля, и покосился на тебя:

— Да ладно, братан, когда я такое говорил?

— Ты лучше напомни мне, когда говорил, что приведешь ее сюда? — Емеля кивнул на тебя и улегся на пол, подложив руки под голову.

— Не говорил. Случайно вышло. Но там совсем кранты были, отвечаю. Мы еле ноги сделали. А раз уж Даня здесь, пускай подправит штаб. Те жалко, что ли? — Видимо, вопрос этот был риторическим, так как не дождавшись ответа, Волк вышел.

— Мне-то не жалко. Только получается, Мила теперь постоянно крутиться здесь будет…

Вы остались вдвоем. Неловкая тишина защекотала уши, и молчать стало невыносимо.

— А это еще что такое? — Емеля вытащил из-за спины хрустнувший под его весом красный листок.

— Это мое! — Ты бросилась к нему, пытаясь сообразить, когда выронила письмо, найденное в шкафчике.

Однако Емеля успел вскочить и вытянуть руку над головой. Ты подпрыгнула, но даже до запястья его не достала.

— Отдай!

— Мила, не кусайте губу. Это выглядит, словно вы неудачно со мной флиртуете.

— Да что ты несешь?

— Ангел всегда закусывает губу, когда хочет меня соблазнить. — Емеля равнодушно пожал плечами и устремил взгляд на листок, вытянутый на уровне Волковских гирлянд. — Разрази меня бессонница! А письмецо-то непростое. Как же удачно я навел его на свет.

— Что? — Ты продолжала подпрыгивать, стараясь разглядеть написанное.

— Подождите, дайте дочитаю. — Емеля отстранил тебя свободной рукой.

И ведь за помощью обратиться было не к кому: Волк ушел. Как теперь возвращаться?

Емеля дочитал письмо и сложил его.

— Пока мы спим… — неожиданно мягко проговорил он, теребя бумагу в руках, и эти слова показались тебе знакомыми. Ты вопросительно подняла брови, не понимая, к чему они были сказаны. — Ну, Мила, продолжите предложение, и я отдам вам бумажку. Пока мы спим…

— Мы видим сны?..

— Так и думал. — Емеля покачал головой и спрятал письмо в задний карман горчичных брюк.

— Отдай листок, — настойчиво проговорила ты.

— Возьмите. — Он ухмыльнулся и повернулся к тебе спиной. — Если сможете, конечно.

— Извращенец! — Ударила его в плечо. — Хотя бы скажи, что там!

— Я скажу. — Парень повернулся обратно, и ты вновь увидела эту гадкую улыбку. — Но услуга за услугу, как говорится.

Ты тяжело вздохнула, перебирая возможные требования Емели: «Что он может попросить? Убраться отсюда? Никогда больше не приходить? Не общаться с Волком?»

— Ну и чего ты хочешь?

Его ответ тебя удивил:

— Чтобы вы сопроводили меня на одно невероятно скучное мероприятие, которое начнется в спортзале через десять минут. Сам бы я ни за что туда не пошел. Но мой дядя, главврач больницы, велел представлять его, так как сам он явиться не сможет. Событие важное — сам апстарт, говорят, там будет — а значит, нудное. И одному мне там будет делать нечего.

Ты вспомнила, что апстарт действительно был сегодня в спортзале, но, по словам Богдан, для проверки. Выходит, тренировка уже закончилась, и теперь ты могла вернуться в зал? Тебе все равно нужно было выбираться из этого места. Да и содержание записки щекотало твое любопытство, поэтому ты сдалась:

— А что за встреча? Туда что, всех пускают?

— Не всех уж, — усмехнулся Емеля, открывая дверь на лестничную площадку. — Только элиту. Но те, кто перемещается секретными путями, и есть элита. Пропускают через главный вход по приглашениям. А черный закрыт, но не для нас. — Он подмигнул и стал спускаться по лестнице.

Тебе пришлось последовать за ним. В помещении было темно, и отыскав в рюкзаке планшет, ты включила фонарик.

— Мы с вами сейчас попадем в коридор, открывающийся, если войти с черного входа, через маленькую дверцу на первом ярусе.

— Почему ты не позвал Волка?

— Как видите, его здесь нет, а мероприятие вот-вот начнется. — Емеля проверил время на телефоне. — Поторопитесь.

Спустя время вы оказались у двери, в которую час назад затащил тебя Волк. Емеля дернул ручку и выругался:

— Опять все закрыл! Хорошо, что и я ношу ключик под сердцем. — Он потянулся к нагрудному карману рубашки, вынул оттуда канцелярскую скрепку и сунул в замок.

Вскоре дверь поддалась. Осторожно выглянув в потемневший коридор, Емеля убедился в отсутствии посторонних и вышел. Тебе же оставалось только поражаться ловкости его рук.

— А закрывать дверь не будешь? — спросила, когда Емеля пошел в сторону спортзала. — Вдруг кто-то обнаружит ваше секретное место?

Он лишь отмахнулся:

— Волк пойдет за нами и закроет.

Раздраженная беспечностью Емели, ты аккуратно прикрыла дверь и бросилась за ним:

— Подожди, ты так и не сказал, на какую именно встречу мы идем?

— Если бы я сказал, — он остановился возле двери в конце коридора, — вы бы точно не согласились со мной пойти. Это похороны.

— Что? — Ты попятилась.

— Поздно отступать, Мила! — Емеля схватил тебя за петлю на рюкзаке и, толкнув дверь, затащил внутрь.

Сцена, на которой ты была днем, претерпела изменения. Теперь здесь висели шторы, за которыми вы и оказались.

Емеля провел тебя окольным путем к ближайшим трибунам. Из-за них вы и вышли, сделав вид, будто попали на мероприятие через главный вход, как остальные.

Людей в помещении было немного. На сцене стоял продолговатый ящик черного цвета, а возле него на коленях сидела… Сестра! И тут в голову наконец закралось осознание…

— Закрытый гроб, — хмыкнул Емеля, пробираясь вперед. — Мила, чего вы побледнели? Может, там и нет никого? В Сомнус-Сити похороны вещь редкая. Люди боятся трупов, поэтому их никогда не показывают. А я хотел бы взглянуть. Чисто из академического интереса. Но дядя не позволил мне присутствовать во время вскрытия.

Ты сглотнула подступивший к горлу ком ужаса. А потом увидела стоящую рядом с цветами фотографию. С нее на тебя смотрел дедушка в строгом костюме и с улыбкой на лице. А в углу снимка пролегла неизгладимая черная лента.

— Де-ду-ля, — прошептала ты.

Услышав это, Емеля выругался:

— Разрази меня бессонница! Я забыл!

Заиграла драматичная музыка, нагнетающая еще больше тревоги. И люди в темных костюмах — как своевременно ты надела черный свитшот вместо розового — встали у сцены полукругом. Сестра тоже спустилась с нее и, увидев тебя, встала рядом.

В середину, проталкиваясь сквозь толпу, вышел Емеля. Он важно расправил плечи, смахнул со лба челку и улыбнулся присутствующим. Люди уважительно закивали в ответ. И не знай ты его раньше, решила бы, что парень принадлежал именно к этому наивысшему слою общества: его строгий стиль в одежде сочетался с костюмами остальных, а невозмутимое лицо полностью отражало их напыщенные взгляды.

— Сонный день, дамы и господа. Разрешите представиться. Я представитель больницы Сомнус-Сити, племянник господина Е.

Я заметил, что парень не назвал своего имени: оно содержало цифру один. Знай эти люди о его первенстве, точно не стали бы слушать.

— Сегодня утром господином Е самолично было проведено вскрытие тела. — Емеля вынул из кармана сложенный документ. — Вот диагноз. Не буду зачитывать его вслух. Скажу лишь то, что умер сонатор Л естественной смертью. От внезапной остановки сердца. Разглашать более подробную информацию я не вправе. С разрешения соната вы можете ознакомиться с документом в архиве. Благодарю за внимание.

Емеля спустился со сцены, и к нему тут же подбежала молоденькая журналистка. А место у микрофона занял добряк. Тот самый, что отвез тебя в школу. А когда он заговорил, и его голос стал отдаваться эхом по залу, ты вздрогнула. Именно его ты слышала в том коридоре…

— К сожалению, никто из нас не вечен… — И словно в подтверждение твоих опасений, мужчина представился: — Я, несмотря на свою должность апстарта, всегда был близок с сонатором Л…

К глазам подступили слезы: ты вспомнила, что дедушка погиб из-за тебя. Добавила горечи сестра, которая сначала приобняла тебя за плечи, изображая любящую семью, а потом проскрипела на ухо:

— Он пошел искать тебя, чудовище, и не вернулся — сердце не выдержало от волнения.

— Не стоит забывать, — продолжал апстарт, — что прежде всего он был не сонатором, а мудрецом, великим Лаером, принесшим спокойствие в жизнь нашего города…

— Как тебе здесь? — продолжала издеваться АК-2, давя на еще одну ранящую тему. — Не хочешь вернуться в гимнастику? Я ведь могу устроить.

Не в силах больше терпеть, ты отстранилась от сестры и пошла к выходу. Вся эта атмосфера давила на тебя, намереваясь превратить в пустой безжизненный кусок плоти.

Емеля побежал за тобой:

— Простите, — взмолился он, потирая лоб. Отстраненно проследив за его движением, ты заметила, что поверх брови парня пролег вертикальный белесый шрам. — Я совершенно забыл, что вы его внучка… Я не подумал…

Ты повернулась и неожиданно для вас обоих уткнулась ему в плечо. Хотелось выплеснуть из себя все опустошенные чувства вместе со слезами, но ты помнила, что не должна плакать. Не должна вообще обнажать эмоции, а вместо этого прижалась к Емеле.

Растерявшись, он похлопал тебя по плечу, потом наклонился к твоему уху и тихо-тихо прошептал:

— Вы фазер, Мила. И я, кстати, тоже.

Ты отстранилась от него, вопросительно глядя в лицо, на котором не было и намека на усмешку.

— Так написано на той бумажке. Больше там нет ничего интересного. — Емеля пожал плечами, протягивая тебе красный листок. — И если от этого вам станет легче, то можете приходить в секретную комнату и украшать ее.

— Спасибо. — Ты сжала заветное письмо, которое еще много лет назад вложила в твою руку НП, и присела на сиденье трибуны. Емеля устроился рядом.

В голове творилось что-то неясное. Дедушка действительно умер. Его было уже не вернуть. Как и сестру. У тебя не осталось семьи. Тебя выгнали из Школы Гимнастики. Ты больше не могла стремиться к своей мечте. Добряк оказался жестоким апстартом. А ты дефектной. Это страшное слово всегда пугало. Но при мысли, что и Емеля был фазером, тебе становилось спокойней. Несмотря на то что однажды он тебя предал.

Ты почти успокоилась, когда кожу пальцев пробрало от вибрации планшета, который все еще лежал в руках. Лениво потянувшись к экрану, ты открыла пришедшее в «Ух!» сообщение. Отправлено оно было с аккаунта Андрея, который сменил свое имя на Неизвестного. «Быстро отвечай, если не хочешь крови. Ты знаешь его?» — спрашивал парень, прислав фотографию Волка, позади которого горела гирлянда. «Откуда у Андрея фото секретного места Емели и Волка?»

Сердце застучало. И весь тот ураган чувств, что недавно бушевал внутри, взял новое направление — страх.

«Ответить или нет?» А что, если это кто-то опасный? Вдруг он сможет тебе навредить? От упоминания крови тебя затошнило. Вот бы кто-нибудь ответил Неизвестному за тебя…

— Мила, что с вами? — заволновался Емеля.

— Все хорошо… — Ты облокотилась о его плечо. В глазах, как и утром, стало темнеть. И это означало лишь одно: должны были возникнуть знания, которые всегда появлялись от переизбытка чувств. Вот почему эмоции были тебе ненавистны.

Ты прикрыла глаза и начала тонуть в вязкой темноте.

— Ми-и-и… — эхом раздалось откуда-то издалека, и ты попыталась разлепить веки, но не смогла.

Ты утопала во тьме и тишине. Утопала в собственном страхе.

Перед тобой вдруг возникли две двери. Они издавали тихий звон и звали тебя к себе. За одной, какой-то тряпичной, высоко смеялась женщина. А за другой, каменной, кричал мужчина.

Тебя потянуло к первой. Ты упала на гладкую ткань, которая прогнулась под твоим весом, а потом порвалась.

— Хватит уже падать, входя в палатку, Лаврик! — рассмеялась девушка, сидящая внутри. — Такой серьезный профессор, а ходить не научился.

— Зато я знаю секрет щекотки, — улыбнулся Лаврик и твоими руками принялся щекотать сидевшую в палатке девушку. — Я говорил тебе не называть меня Лавриком и Лаврушей, как мой жестокий брат. Я говорил тебе, не вспоминать на выходных о моей работе. Вот тебе за это. Вот.

Женщина заливалась искренним смехом, похожим на перезвон маленьких колокольчиков. Она и на лицо была изящна, словно белоснежный цветок.

— Ну хватит, хватит! Малышу это не нравится!

— Джулия! — воскликнул Лаврик, твоим носом касаясь выпуклого живота женщины. — Такая маленькая, а уже заодно с мамой.

— А что, если это мальчик? — смеясь, спросила она.

— Мне нужна только девочка, красивая, как мама, и способная, как я. Я воспитаю из нее такого даровитого ребенка, что все удивятся.

— Ох, сомневаюсь, — улыбнулась беременная.

И ты открыла глаза. Над тобой нависал Емеля.

— Это моя ошибка, — пробормотал он, ласково усаживая тебя на сиденье. — Не стоило сюда приходить.

— Как настоящее имя великого ученого, который изобрел лекарство? — спросила ты, пытаясь отойти от странного сна. Все вокруг до сих пор плыло волнами. А звуки похорон гудели в ушах, словно улей.

— К чему это? — удивился парень.

— Просто скажи.

— Арсений.

— Не сходится…

Раздалось повторное дребезжание планшета, и ты вспомнила о своей дилемме.

Удивительное дело, но теперь ты точно знала, что…

— нужно ответить — глава 10.1;

— отвечать не нужно — глава 10.2.

Глава 9.2. Могущество мыслей

Каждый человек в городе кропотливо взращивал в себе цель. Все начиналось с крошечных семян, случайно заброшенных в подсознание родителями, учителями или друзьями. Ежедневно в нас попадали тысячи новых семян, и никто не знал, какое из них может прорасти: у одних цели развивались только из толстых и крепких косточек, у других же проклевывались и из зернышек. А потом все зависело от целеустремленности хозяина. У тех, кто усердно ухаживал за своими ростками, со временем вырастали могучие деревья, дающие сочные плоды. А у тех, кто не верил в себя и сдавался, бутоны увядали, не успев распуститься.

В тебе за этот месяц тоже успело прорасти немало целей. Первая из них проклюнулась, едва ты открыла глаза. «Кто я?» — думала ты тогда — это и стало целью: познать себя. Сама того не осознавая, ты медленно шла к разгадке, открывая о себе все больше неожиданных фактов.

Вторая цель — нет, скорее несбыточная мечта, — появилась тогда же и заключалась в том, чтобы выйти из купола и увидеть небо.

И росла еще третья цель, которую ты сама до конца не понимала: вернуться на тренировки. Но сейчас единственная возможность внести вклад в культуру города осыпалась, словно увядший цветок. Ты не могла больше выступать на сцене: по словам Эмнайтика, тебя исключили из Школы Гимнастики.

Теперь ты не приносила никакой пользы, и как первая, была не нужна Сомнус-Сити. Но благодаря связям дедушки все еще жила. И он должен был жить. Дед всего лишь пытался уберечь тебя от жестокого мира. А ты летела на свет, обжигая перья, как глупый сонтик. Во всем можно было обвинить первую цель: ты хотела знать, а дома тебе это не давали.

Вот и выходит, что одна твоя цель убила деда. Другая была неосуществима. А третья… О третьей, по твоему мнению, полагалось забыть. Хотя я думаю, гимнастика была не целью, а средством ее достижения. Я не уверен в этом, ведь никогда не был тобой — всего лишь наблюдал отстраненно. Однако порой стоит отойти на расстояние, чтобы увидеть картину полностью. И мне кажется, я ее разглядел. Цель твоя заключалась в том, чтобы помогать людям. А достичь этого можно было и без гимнастики.

И ты неосознанно двигалась к своим целям. Прошло почти три недели, как добряк привел тебя в школу. Сначала каждый час, проведенный со сверстниками, заставлял страдать, но постепенно ты начала привыкать.

Вы со Златой ходили вместе на уроки математики, истории, физики, химии, биологии, сономатики. На последнем предмете рассказывали о создании осознанных снов. Тебе пришлось поднажать, чтобы догнать ребят, не раскрыв при этом своей дефектности.

Ты скрывала, что не пользовалась маской и спала меньше других. Наконец тебе удалось подстроиться под сорока двухчасовой режим. Первые четырнадцать часов ты не спала. Затем ложилась на семь. Вставала и бодрствовала четырнадцать, пока остальные спали. Потом ложилась на семь и вставала уже со всеми. Также после нескольких неудачных опытов, ты научилась незаметно прятать таблетки в столовой. А еще Эмнайтик готовил тебе еду, чтобы ты хоть что-то ела во время бодрствования по ночам, когда листала дедов дневник.

Каждая страница блокнота была оформлена особенно. Хозяин вклеивал в него вырезки из журналов и книг, рисовал картинки, писал цветными ручками. Было видно, что он горел этим исследованием. Ему было интересно не только с научной стороны, но и с личной. Он хотел помочь внучке, поэтому наблюдал за тобой, а о выводах писал в дневнике.

Целых десять страниц дед посвятил рассказу об именах. Под куполом считалось, что сканер, давал детям имена, которые делали их счастливее. Хотя все уже давно знали, что на самом деле сканер выявлял дефектных. Но в младенчестве результаты часто бывали ошибочными. Поэтому такому ребенку давались фамилия, имя и отчество, первые буквы которых складывались в слово. Так должностные лица, уведомленные об этом правиле, сразу понимали, когда перед ними находился потенциальный дефектный.

Но все больше человек узнавало о системе инициалов. И детей с такими именами начали травить сверстники. Так страдали невинные дети, не являющиеся дефектными — просто сканер ошибся, а имя-то уже на всю жизнь. Но взрослые оказались безрассудней детей: массовая пропаганда ненависти к дефектным привела к убийствам обладателей инициалов-слов — люди их боялись, и единственным верным решением казалось уничтожение.

Это были сложные времена для Сомнус-Сити. Поэтому вскоре сонат решил держать имена втайне. Теперь их нельзя было говорить никому. Только фамилии, которые уже не передавались от отца, а, как и имена, придумывались сканером.

Из фамилии формировалось прозвище, а из прозвища — отчество ребенка. Например, у мужчины с фамилией Афанасьев родился мальчик. Его отвели на сканер, который придумал ему фамилию и имя: Поляков Евгений, а отчество сформировалось из прозвища отца — Афанасьевич. Евгений никогда никому не говорил о своем настоящем имени. Все звали его Поляком. У него родилась дочь, оказавшаяся дефектной. Тогда сканер присвоил ей такие фамилию и имя, чтобы инициалы сложились в слово. Девочка стала Поповой Ольгой Поляковной — ПОП.

Но в результате данной реформы люди на работе стали неуважительно обзывать друг друга прозвищами. Не осталось никаких «Иван Петрович». Только грубое — Медведь. Правительство сочло это неприемлемым. Вследствие чего было проведено еще одно изменение: теперь помимо настоящего имени у человека появилась и комбинация — набор букв, которым люди должны были звать его официально. Для домашней среды прозвища, для работы — комбинации. А называть свое настоящее имя было нельзя, так как кто-нибудь мог сложить инициалы и понять, что Данилович Анна Романовна — ДАР, а значит, дефектная.

Еще ты вычитала в дневнике, что по статистике большинство дефектных — первенцы. Поэтому каждые полгода на сканирование вели всех первых, даже тех, у кого раньше дефектности обнаружено не было. Дедушка же подговорил врача, чтобы тот подделывал твои результаты.

Но все самое интересное в сущности фазеров — нет, не дефектных, он писал «фазеров», — заключалось в наличии необычных способностей. Дед пояснил, что их много, но начал с одной: при помощи снов ты могла связаться с другим фазером. Он объяснял это на примере связи тебя и его приятеля Рома. И уже несколько дней ты старалась связаться с этим самым приятелем.

Уснув, ты оказалась в привычном состоянии падения. Здесь тебе требовалось отыскать предмет-проводник, который проложил бы связь с Ромом.

Все образы, летящие навстречу, назывались «кусаниями», то есть кусочками воспоминаний. А способный проложить связь — кусанийской нитью. Обычно ею могло послужить любое общее воспоминание. Но ты не помнила Рома.

В первый раз ты схватила круглое мыло, но от прикосновения оно рассеялось. Либо этот Ром пользовался какими-то другим мылом, либо вообще не мылся.

В следующий раз, когда ты попала в пропасть воспоминаний — это случалось не каждую ночь, — ты взяла маску для сна, подумав, что такая есть у всех в городе, но и она исчезла. Либо у Рома имелась соноглазка другой расцветки, либо он не скрывал дефектность.

И вот сейчас ты летела и пыталась увидеть кусанийскую нить. В дневнике было четко велено думать о человеке, с которым хочешь связаться, и тогда кусания сама покажет себя — она будет слегка мерцать.

В самом низу что-то блеснуло, словно звезда, и понеслось навстречу. Когда горящий предмет подлетел достаточно близко, ты схватила его и разжала ладонь. В ней лежал листок с надписями, прочитать которые ты не успела: поспешила перейти к следующему этапу — призыву Рома.

— ДАР, — выполняя инструкцию, ты называла свои инициалы.

Теперь требовалось зачитать особый стих, вставив в него сонное имя вызываемого:

— Дорогой Ром, ты мой друг по сну,

Важный вопрос сейчас на кону.

Связаться срочно с тобой хочу.

Не солгу, разговор оплачу.

Ты не знала, как придется платить за разговор, но старалась не думать об этом.

— Дорогой Ром, ты мой друг по сну, — повторила ты, и все предметы пропали. — Важный вопрос сейчас на кону. — Ты перестала падать. — Связаться срочно с тобой хочу. — Вокруг потемнело. — Не солгу, разговор оплачу.

Лист бумаги, который ты по-прежнему сжимала в руке, потянул тебя вперед. И ты оказалась в огромной библиотеке с высокими шкафами. Между ними стоял мужчина в красной клетчатой рубашке и держал такой же лист бумаги, что и у тебя.

Ты перевела взгляд на руки, чтобы сравнить листы, и ахнула: у тебя не было ни рук, ни ног, ни тела вообще — только одна голова.

А перед тобой находилось уже знакомое лицо. И тут все стало медленно проясняться. Когда мужчина, забравший тебя из больницы, предупредил о таблетках — это была не совесть. И не воспоминание. А настоящий Ром, призвавший тебя так же, как сейчас ты призвала его.

— Что это за лист? — спросила ты.

— И тебе сонной ночи, — ответил он, передернув плечами. — Разрешение сонатора, которое я показал Емеле в день нашей встречи. Это наше общее воспоминание. То есть, кусанийская нить. То что нас связывает. Впрочем, ты и сама уже знаешь.

— Это… — Ты не могла подобрать слова. — Это просто волшебно!

— Сны безграничны. И твой дедушка хотел, чтобы ты изучала науку фазеров. Он попросил меня приглядывать за тобой.

«То есть сейчас он может читать мои мысли, как и в первый раз?» — со стыдом осознала ты.

— Вы можете слышать мои?..

— Любой фазер может.

— А что значит «фазер»?

— Тебя нужно обучать всему с самого начала. — Ром задумчиво почесал бороду. — Радует лишь, что потеря памяти тебя изменила.

— В каком смысле?

— Видишь ли… — Он наконец взглянул тебе в лицо. — Раньше ты была… Немного другой… Ладно, кого я обманываю? Ты была совершенно другой! Твой дедушка испугался изменения. Но я… Я считаю, что в этом нет ничего плохого. Даже напротив… Раньше ты была настолько стеснительна, что каждое слово приходилось вытягивать из тебя клещами…

Ты поежилась.

— Нет, не в прямом смысле! Это образно говоря. Ты всего боялась и ни с кем не хотела говорить, а теперь словно ожила.

«Какой же я была раньше?» — задумалась ты.

— Любой сон является зеркалом твоего подсознания, — продолжал Ром. — Здесь возникает все, о чем ты думаешь. И то, чего желаешь. Это мой сон. И если сейчас я подумаю о чем-нибудь вкусном, оно появится.

В его руке материализовался рожок мороженого. Ром передал его тебе — твое тело тоже возникло по его желанию. Ты лизнула и почувствовала холод, а потом вкус — сладкий и освежающий одновременно.

— Вот это да!

— Сны позволяют нам делать многие вещи. Например, можно вынести это мороженое в реальность, можно вернуться в прошлое и посмотреть, как люди жили на Земле раньше, можно даже переместиться назад навсегда и все изменить, можно следить за чужими снами и строить свою вселенную. Во сне фазер может сделать почти все что угодно. Но есть одно условие. Оттого-то мы и зовемся фазерами, потому что зависим от фаз.

— От фаз? — Ты лизнула мороженое, которое все еще не исчезло.

Мужчина раздраженно повел плечом и нахмурил свои и без того хмурые брови.

— Ты когда-нибудь замечала, что у тебя не всегда получается попасть в пропасть воспоминаний? — Ты кивнула. — Просто ты пыталась сделать это не в ту фазу. Фазер — это тот, кто умеет управлять фазами сна.

— Но что такое фазы?

— Официально наш сон состоит из двух этапов: фаз медленного и быстрого сна. Фаза медленного сна делится еще на четыре стадии: дремота, легкий, умеренно глубокий и глубокий сны. Во время фазы медленного сна организм восстанавливается после тяжелого дня. Да, заметь, мы восстанавливаемся во сне после дня, а не днем после сна, как считают. Во время этой фазы наши глаза неподвижны. Когда же мы погружаемся в фазу быстрого сна, наши глазные яблоки начинают медленно шевелиться под веками. Именно в этой фазе наш мозг активен почти так же, как и при бодрствовании. И именно в этой фазе бывают самые яркие сны.

— То есть нам нужно успеть поймать фазу быстрого сна? — предположила ты, доев мороженое.

— Не совсем. Иногда погружение в нужный сон происходит само по себе, как, например, это случилось сегодня с тобой. Но важно уметь погружаться самостоятельно. Нужно визуализировать погружение. Представь, что погружение в сон — это погружение в воду.

Ты засыпаешь, и наступает первая стадия фазы медленного сна — дремота. Это переход из реального мира к миру снов — переход с суши в воду. Ты входишь в море только по уши, но если кто-нибудь окликнет тебя с берега, ты сразу выйдешь из воды — то есть проснешься от любого звука в реальности.

Но представим, что этого не произошло, ты по уши в воде и начинаешь опускаться ниже. Теперь ты нырнула под воду полностью. Но если кто-нибудь громко окликнет тебя, ты вылезешь. Предположим, что тебя никто не разбудил и ты погружаешься глубже.

Стадия умеренно глубокого сна. Ты опустилась достаточно глубоко, но еще не оказалась на самом дне. Напомню, что это фаза медленного сна. Ты отдыхаешь и расслабляешься. Не спеша опускаешься под воду, прислушиваешься к звукам, любуешься подводным миром.

И наконец последняя стадия — глубокий сон. Ты касаешься ступнями дна. Здесь сон бывает самым крепким.

Опускаться больше некуда. Поэтому ты медленно поднимаешься обратно на стадию легкого сна, а после переходишь в быструю фазу. Это быстрый режим. Не отдых, а адреналин. Теперь ты не погружаешься вниз, а разгоняешься в сторону, вдоль дна, подальше от берега, на бешеной скорости, обгоняя дельфинов и огибая торчащие скалы. А теперь, скажи мне, ДАР, от какой фазы у тебя останется больше впечатлений?

— Конечно, от быстрой, — не задумываясь, заявила ты. — Там же столько приключений!

— Вот видишь. Именно поэтому обычно мы запоминаем только те сны, что приснились нам в фазе быстрого сна.

— А что дальше?

— Ну а дальше ты возвращаешься на стадию дремоты, приплываешь к берегу. И на этом моменте, ты можешь просто выйти из воды и проснуться, а можешь вновь опуститься на дно, подняться обратно, сгонять в сторону и либо проснуться, либо начать все сначала. Вот этот процесс от начала погружения и до возвращения из фазы быстрого сна называется циклом. В реальной жизни он длится где-то около полутора часов.

Ром остановился. Он словно ждал вопроса. И ты спросила:

— А в какой момент я должна попасть в пропасть воспоминаний?

— На самом деле я не рассказал тебе о еще одной фазе сна — паранормальная. Она не доказана научно и существует только у фазеров, поэтому кажется чем-то паранормальным.

— И как в нее попасть?

— Нужно, как ты выразилась ранее, поймать ее. Она выходит из быстрой фазы. В нее можно попасть, а можно и нет. Представь, что на бешеной скорости мы отплыли от берега. И вот теперь попытайся проснуться. Вынырни из воды. Но не на суше, а далеко в море. И вот тогда ты окажешься в мире между снами и реальностью. Не на суше, но и не в воде. Это и есть фаза паранормального сна. Фаза осознанного сна. Фаза настоящего осознанного сна.

— А бывают ненастоящие?

— Бывают. У тех, кто смотрит сны с масками. Ох, если бы ты только знала, скольким людям снятся подержанные сны. Сегодня каждому из них приснится что-то, что однажды уже видел кто-то другой. Есть ограниченное количество запрограммированных сонатом картин. Если бы они каждый день снимали новый для всех жителей города, то сами поспать не успевали бы.

— Подождите, — удивилась ты. — Но разве с помощью масок они не могут попадать в осознанные сны? На сономатике нам…

— Не верь ни единому слову преподавателя по сономатике. Маски — это тюрьма для человеческого подсознания. Соноглазки — инструмент для контроля населения. Сонат показывает нам лишь то, что считает нужным и внушает свои идеи.

— Что? — усмехнулась ты. — Но зачем им это? Ведь лекарства…

— И кстати, о лекарствах, — перебил Ром. — Все это неправда: таблетки не укрепляют здоровье, а ослабляют организм, поэтому твоим друзьям постоянно хочется спать. Так задумано очень давно. Иначе бы люди просто перебили друг друга в столь тесном мирке. Поэтому сонату приходится контролировать наши мысли.

— Но это же… — В глазах потемнело от обиды за людей. — Нечестно! Нечестно лишать людей возможности самостоятельно… — Ты запнулась. — Получается… Поэтому правительство пытается отловить фазеров? Просто потому что мы не поддаемся их чертову контролю?

— Все верно, но… — Ром коснулся твоего плеча, стараясь успокоить.

Но тебя было уже не остановить:

— То есть с нами все так? И мы не опасны для общества. Мы угроза для соната! И вот все эти истории про бешенство и пену изо рта дефектных… Это ведь все неправда, да?

— Именно так.

— Но почему они так поступают с людьми? Почему? Вот мой дедушка… — Ты остановилась. — Но ведь мой дедушка тоже работал в сонате… Неужели он?..

— Так о чем мы там говорили? — поспешил сменить тему наставник, и ты сосредоточилась на получении информации. — Ах да, важно визуализировать погружение в воду во время засыпания. Потом подъем. Ускорение. И выскакивай из воды. А затем представляй все, что хочешь. Любой объект, который мог бы оказаться в море. Можешь очутиться на острове, на корабле. Или море может замерзнуть и превратиться в лед. Все зависит от твоей фантазии. Ну а дальше делай все, что хочешь. Можешь представить пропасть воспоминаний и прыгнуть туда. А можешь визуализировать кусанийскую нить. Любой предмет, объединяющий нас. Да хоть тот же самый лист. И позови меня. Хотя… — Он задумчиво почесал подбородок. — Нет, лучше не зови меня, этим вечером у меня намечаются кое-какие дела. Если будет нужно, я сам с тобой свяжусь.

— В призвании говорится, что я должна оплатить разговор, — вспомнила ты.

— Не стоит, — отмахнулся мужчина. — Знания — это вещь, которая просто так не появится.

«Появится», — мысленно возразила ты, вспоминая об атакующих тебя мыслях.

Ром продолжал:

— Но платить за них можно только другими знаниями. Услуга за услугу. Придет время, и ты сможешь мне отплатить.

Ты думала о другом.

— А появляющиеся знания — это тоже одна из способностей фазеров?

— Ты расстраиваешься… — задумчиво пробормотал Ром, проводя указательным пальцем по подбородку.

— Конечно, я расстраиваюсь! Мой дедушка оказался еще большим злодеем, чем я думала!

— Да не сейчас. Мысли со знаниями появляются тогда, когда ты испытываешь чувства, ведь так? — Он вопросительно взглянул на тебя и добавил: — Попытайся вспомнить.

Ты покорно нырнула в волны воспоминаний, стараясь выяснить, что чувствовала во время появляющихся знаний. Воспоминание возникло перед тобой как проекция прошлого. Вот ты стоишь в классе у доски и дрожащей рукой пишешь формулу, которая появилась в сознании из ниоткуда. Но что ты тогда чувствовала? Сожаление? Злость? На лбу выступила испарина. Зубы плотно сжаты. Руки дрожат. «Ну конечно!»

— Страх, — опередил твои мысли Ром. — Ты боялась, и формулы сами возникли в твоей голове.

— То есть… У всех фазеров из-за страха появляются знания? — уточнила ты.

— От любых ярких чувств, — пояснил наставник. — Но у каждого из нас есть особое сильное чувство. У кого-то это радость, у кого-то печаль. Такая ярко выраженная эмоция способна не просто пробудить знания, как информацию в виде текста, но и показать ее в других видах: позволить тебе увидеть, услышать, почувствовать. Возможно, твоя эмоция — страх. А может, и нет. Ты должна определить ее сама.

— Но-о… Где в этом смысл?

— Понимаю, — согласился Ром. — Кажется, что у снов и знаний нет ничего общего, но они тесно связаны. Я могу… — И он начал исчезать. — Я просыпаюсь. — Мужчина улыбнулся и развел руками. — В следующий раз…

Ты кивнула.

— Дорогая, погружаясь, будь внимательней! Выходи из сна аккуратно, а иначе ты можешь застрять между реальным миром и миром снов! — прокричал на прощение Ром и полностью растворился.

Вместе с ним исчезла и библиотека, а через какое-то время ты сама открыла глаза, все еще тяжело дыша от легкого потрясения. Подумать только — теперь ты настоящий фазер, который может владеть своим сном!

И как раз в тот момент, когда ты собиралась заснуть и попробовать погрузиться на морское дно, у Златы зазвонил будильник. Сегодня был четверник, и уроков не планировалось, но завтрак пропускать не хотелось. Злата села на кровати и свесила ноги.

— Сонное утро, — пробормотала она.

— Сонное.

За эти несколько недель вы со Златой сблизились. Соседка уже давно называла тебя подругой. Но ты не спешила с этим: «Каждый сам за себя. Чувства опасны». Особенно теперь, когда ты знала, что именно эмоции были причиной твоих головных болей.

— Поедем сегодня за подарками? — спросила Злата, расчесывая волосы.

— А? — рассеянно переспросила ты, мысленно все еще находясь во сне.

— Ну я же тебе говорила. — Злата всплеснула руками. — Перед распределением всегда бывает День подарков. Мы же заканчиваем подготовительный этап. У нас должен быть праздник. — Она обиженно надула губы. — Я столько раз тебе говорила, что День подарков уже завтра. И мы тоже должны приготовить что-нибудь одноклассникам.

— Угу, — кивнула ты, натягивая джинсы, и добавила для уверенности: — Я помню.

— Вот и отлично. — Злата хлопнула в ладоши. — Значит, после завтрака едем на первый ярус!

— Хорошо.

Тебе не хотелось целый день таскаться по магазинам. Все мысли были забиты фазами сна. Но ты чувствовала себя в долгу перед Златой, поэтому понуро поплелась за ней умываться и завтракать, а потом на ярус.

Там, около входа в главный лифт, уже установили огромную коробку, перевязанную большим бантиком из глянцевой бумаги. Каждый мог положить в нее свой подарок с надписью, кому сей презент адресован. В этот день детям было разрешено спускаться, чтобы купить подарки.

— Кому будешь дарить? — поинтересовалась ты, когда вы вышли из лифта на первом ярусе.

— Много кому. — Злата мечтательно улыбнулась. — Кэр, Кириллу, Ваське. Емеле, может. И тебе, а ты?

— Еще не знаю. — Ты осеклась. — Смотри: трамвай!

— Ты радуешься трамваю, как маленький ребенок!

— Еще бы! Я каталась на нем всего раз.

Вы запрыгнули внутрь, заняли два места в начале салона и уставились в большое стеклянное окно, наслаждаясь видом. Ты смотрела на широкий сквер, что находился в центре первого яруса.

Полная женщина в широкой шляпе нажала кнопку остановки. Трамвай сбавил скорость. Ты задумалась о том, зачем люди в Сомнус-Сити носят головные уборы.

— Давай выйдем здесь? — предложила Злата.

И когда трамвай полностью остановился, вы спустились по ступенькам и зашагали по тропинке вдоль яблонь. Через несколько минут вы были в «Сономаркете» — самом крупном супермаркете города, где продавали все, от одежды до продуктов питания.

— Итак, у меня есть сто сонников, чтобы купить подарки шестерым друзьям. Как же мне уложиться? — задумчиво произнесла Злата.

— И у меня столько же. — Ты вытащила из кармана мятую купюру с надписью «сто сонников», которую нашла в рюкзаке.

— А давай скинемся и будем дарить подарки вместе? — предложила Злата, распутывая прядь, которая зацепилась за заклепку на солнцезащитных очках.

— Можно, — согласилась ты, размышляя о том, как странно все-таки одеваются люди. Зачем в Сомнус-Сити нужны солнечные очки или, например, шапка и куртка, как у Волка?

— Предлагаю купить всем по плитке шоколада, я не знаю, что тут можно еще найти, — заявила Злата, растерянно разводя руками после того, как вы уже во второй раз обошли весь магазин. — Хотя, плитка — это такая гадость… Помнится, мне подарили ее на каком-то осеннем конкурсе в прошлом году…

Ты ушла в свои мысли. Осень — очень странная и одновременно обыкновенная пора. В принципе, все времена года для жителей Сомнус-Сити были одинаковыми. Единственное, что помогало ориентироваться в сезонах, это дневная подсветка купола. Сейчас, весной, он был зеленым. Ближе к лету цвет плавно перетекал в желтый, к осени — в оранжевый, к зиме — в голубой.

— Эй! — Злата провела рукой перед твоим лицом. — Ты вообще меня слышишь? У меня есть идея!

— Какая? — Ты отвела взгляд от прилавка, где так и не нашла ничего интересного, и невольно улыбнулась, увидев восторженное лицо соседки: — Ну что? Говори уже!

— В общем… — заговорщически начала та. — В городе есть один нелегальный магазин. Там продают много всего интересного. Пошли. — Она вытащила тебя из помещения, а затем повела мимо пестрых вывесок.

Обойдя половину купола, вы дошли до седьмого лифта, располагающегося около неработающей парикмахерской, к которой и направилась Злата. Она огляделась: в округе никого не было. Но тебя пугало другое.

— Злат, ты говорила, что на первом этаже есть камеры.

— Здесь нет, — отрезала она, отворяя дверь.

Вы быстро проскользнули внутрь пустого помещения, покрытого толстым слоем пыли.

— Ну и что дальше? — недоверчиво спросила ты, уперев руки в бока.

На вас смотрела голая кирпичная стена, даже отдаленно не напоминающая магазин. Злата подошла к ней и со знанием дела начала давить на определенные кирпичи. Часть стены вдруг отъехала в сторону, и перед вами появилась лестница, уходящая вниз.

— Быстрее. — Злата полезла в темноту.

Как только ты вошла внутрь, она что-то нажала, и дверь-стена закрылась.

— Что это за жуткое место?

Ты обхватила себя за плечи от холода.

— Тут работает моя мама, — объяснила Злата.

Вы дошли до конца лестницы, повернули направо и оказались в просторной комнате с каменными стенами. Она была заставлена металлическими столами, заваленными грудами разнообразных вещей. Между ними прохаживались люди. Злата направилась вперед.

— Почему они здесь? — спросила ты, еле поспевая за ней.

— В Сомнус-Сити нельзя работать на себя — только на благо города. Но они, — Злата указала на людей, — так не хотят. Поэтому делают вещи и продают их здесь. Тайно.

Вы подошли к столу, за которым ссутулившись сидела женщина в заляпанном краской костюме. На стене позади нее висели картины в криво сколоченных рамах, а на столе лежали потрепанные рисунки. Ты невольно ими залюбовалась.

— Мама.

— Золотце мое! — Женщина подняла встревоженный взгляд, поморщилась и схватилась за голову. — Я же просила тебя не приходить сюда. Это опасно.

— Однако ты здесь бываешь каждый четверник… Что с тобой? Опять?..

— Нет-нет, я просто устала. — Мама Златы наконец взглянула на тебя и улыбнулась. — А это кто?

— Это моя подруга, Даня. Мы пришли за подарками.

— Хорошо. — Женщина тяжело выпустила воздух. — Тогда посмотрите, но только недолго.

— Спасибо, мамочка! — Соседка просияла от счастья.

— У тебя есть деньги? — Художница потянулась к карману заляпанного костюма.

— Нет, мама… — Злата вдруг побледнела, и ты опустила взгляд на рисунки: не хотелось лезть в отношения этой семьи. — Не вздумай. Они же…

Но ее мама была непреклонна. Она вытащила из кармана стопку помятых купюр и протянула дочери:

— Держи-держи. День подарков бывает раз в жизни.

— Но мама! — Злата повысила голос. Может, она хотела заработать деньги сама? Иначе как можно было объяснить такую реакцию? Ты вгляделась в рисунки перед собой, стараясь не прислушиваться к чужой ссоре, но слова все равно до тебя долетали: — Ты ведь знаешь, что я…

— Я знаю, милая. Но нет ничего плохого в том, чтобы принять мой подарок, — мягко проговорила женщина. — Я хочу дать его тебе. Невежливо отказываться от подарков, ты знаешь?

— Ладно, мам… — чуть ли не плача проговорила Злата и сразу же повеселела: — Спасибо большое! Даня, пошли!

С этими словами она потащила тебя за собой. Но ты стояла и, словно околдованная, глядела на рисунок. Маленький такой потертый портрет, с которого на тебя смотрела мама. Черные волосы, серые глаза, высокие скулы, аккуратненький нос, как у АК-2 — это точно была она. Или тебе показалось? Может, ты так сильно пыталась отвлечься от беседы Златы и ее мамы, так отчаянно старалась не думать, как говорила бы со своей, что… вообразила ее?

— Откуда у вас это? — дрожащим голосом спросила ты.

— О! — выдохнула художница. — Я рисовала этот портрет по заказу одного уважаемого человека…

— Сонатора Л? — прошептала ты.

— Ох, сон мой! Ты его внучка? — Женщина сунула рисунок тебе в руку со словами «дарю». Больше ничто в этом помещении не привлекло твое внимание.

Злата таскала тебя от столика с бальными платьями к столику с роботами, от столика с какими-то необычными соноглазками к столику с растениями. А ты все смотрела на рисунок матери.

— Я купила подарки всем, кому хотела, — голос Златы вернул тебя к реальности. — Теперь покупаем друг другу, и можно еще кому-нибудь, если останется.

Она поделила оставшиеся деньги на две равные кучки и отдала одну тебе. Ты посмотрела на руку — в ней лежало триста семьдесят сонников.

— Эй, я всего сто вкладывала, это нечестно, — заметила ты, намереваясь вернуть деньги.

— Все честно, — возразила Злата. — Неважно сколько ты отдала. Ты отдала все, что у тебя было.

Одноклассница улыбнулась, а ты подумала о том, как же сильно она походила на свою маму. И воодушевленная их добротой, побрела к ближайшему столику.

Сначала ты купила 3D-ручку для Златы. У тебя осталось еще двести тридцать сонников. Все здесь было очень дешевым. «Кому еще можно что-то купить?» В памяти сразу возник образ Волка. Ты отыскала на одном из столов белую футболку с изображением волка и решила, что та отлично могла бы смотреться с курткой парня.

А потом твое внимание привлек столик, на котором что-то двигалось. Ты подошла ближе и замерла — весь стол занимали разнообразные механические животные, которые крутили конечностями, как настоящие.

— Их интеллекты совпадают с интеллектами настоящих животных, — заверил тебя продавец.

И тогда ты увидела его — маленького белого котенка со светлыми зелеными глазами и царапиной на лбу.

— Не беспокойтесь, это небольшая царапина, просто задели, пока везли, — успокоил продавец, а тебе так нравилось даже больше.

И ты отдала последние деньги, не понимая, для чего хотела подарить его Емеле. Просто они были так похожи…

Когда вы со Златой ехали в трамвае обратно, твой планшет звякнул. Пришло сообщение от «Неизвестного». Ты зашла в чат и поняла, это был Андрей, который просто сменил имя. И стиль общения.

Любишь кровь? — Он сбросил фотографию Златы, стоявшей у школьной доски. — Знаешь ее?

Ты тайком взглянула на соседку. Та сидела в телефоне. «Может, розыгрыш?»

Ты задумалась, кем был этот Андрей. Ведь он так и не ответил на твои сообщения. Вы должны были встретиться, но он не пришел. Зачем же тогда написал сейчас?

И ты растерялась: отвечать или промолчать, сделав вид, что пропустила сообщение? Ты всегда боялась принимать решения самостоятельно, но знала — твоя жизнь зависела только от тебя самой.

Планшет звякнул, предупреждая о новом послании. Ты прочитала шепотом: «На ответ у тебя три минуты. В противном случае, кое-кто из твоих близких получит пулю в лоб».

И с каждым прочитанным словом твое сердце билось быстрее. Весь мир словно застыл. Тук-тук. Ты слышала только стук собственного сердца и… Вяк-вяк. Визг замедлившегося трамвая. Ладони вспотели, и ты оперлась ими о сиденье. «Что он себе позволяет? Это же просто слова?». Тук-тук. «Или нет?» Вязг-вязг. «Что ответить?»

Ты устало развалилась на сиденьи и уткнулась лбом в прохладное окно. Этот выбор высасывал у тебя последние силы. «Ненавижу принимать решения, — мысленно причитала ты. — Откуда я знаю, что верно?»

Ты устремила взгляд в окно, стараясь успокоиться и замедлить участившееся дыхание — кажется, получилось: ты отвлеклась на пробегающих мимо жителей. У них было слишком мало времени, чтобы не спеша прогуливаться по улице — всего шесть часов, за которые нужно было успеть уйму дел, поэтому в Сомнус-Сити всегда торопились.

Ты перевела взгляд на купол.

Телефон подал голос снова, и вместе с ним к тебе вернулся страх.

Ты слегка задрожала, когда поверхность купола из зеленоватой стала перекрашиваться в мутно-белую, а потом в смольно-черную. Появилось странное ощущение дежавю. «Такое уже случалось…»

Звяк-звяк. Звук движущегося трамвая становился все дальше и дальше, словно он уезжал, оставив тебя на остановке. И только стук сердца все еще звучал с прежней громкостью. Тук-тук. «Ну конечно… — поняла ты. — Страх. Мое слабое чувство. В тот раз в туалете я тоже боялась…»

Мутноватый купол стал опускаться ниже. Он сдавил под собой верхние ярусы и поглотил трамвай — ты оказалась в плену шелкового тумана. А спустя мгновение перед тобой возникли две двери: автоматическая стеклянная и покосившаяся деревянная. «Все как в тот раз». Ты переместилась к первой двери, и та сама отворилась, пропуская тебя в шумный зал с сотнями занятых мест.

Ноги, на которых появились заостренные молочные туфли и брюки, понесли тебя к первому ряду. Там уже ждало свободное место между сгорбленным старичком и дамой в красном платье с глубоким декольте.

— О, Лаврентий Георгиевич! — заметил твое появление щуплый лысый человечек со сцены. — А мы только вас и ждали!

— Не сомневаюсь, — отозвался ты, но услышан не был, потому что включилась торжественная музыка, открывающая мероприятие.

— Дамы и господа! — пропел в микрофон человек со сцены. — Добро пожаловать на ежегодную конференцию НБО: небезразличных к будущему общества. Сегодня самые активные и прогрессивные ученые страны представят вам свои теории развития будущего. Давайте начнем!

Зал отозвался громкими аплодисментами, после чего аудитории был представлен первый участник — Виктор Фролов со своей теорией о том, что в скором времени землю настигнет вулканическая зима, вызванная извержениями Йеллоустона.

После него выступал представитель некой астрономической компании, уверяющий слушателей в том, что в недавнем времени их организацией было зафиксировано слишком много НЛО, что свидетельствует о возможном захвате планеты инопланетянами.

Женщина в красном оказалась вирусологом и обещала появление страшного заболевания. Говорили также об атомной войне, глобальном потеплении, метеоритах и многом другом. Но что примечательно: все эти люди сулили неизбежную гибель человечества.

— Ну и наш особый участник, — провозгласил ведущий. Ты поднялся с места и, переступая через вытянутую трость Фролова, поспешил на сцену. — Лаврентий Георгиевич. Сомнолог, онейролог и главный специалист в области снов в стране!

— Спасибо. — Ты поклонился залу, принимая микрофон из рук ведущего. — Благодарю. Меня зовут Лаврентий Георгиевич, и я являюсь специалистом в области сновидений. Сегодня в этом зале было высказано много теорий о будущем человечества. Но Виктор Павлович, — ты кивнул на старика в первом ряду, — попросил меня присоединиться к конференции и представить свое изобретение, которое изменит наши жизни навсегда. — Ты перехватил микрофон в другую руку и отошел к краю сцены, чтобы продемонстрировать слушателям слайды, появившиеся за спиной. — В будущем миром будет править информация. А информация — это что? — Ты щелкнул пальцами. — Правильно! Слово. А слово — это мысль! За мыслями будущее.

Скоро наступит новая эра, в которой мы сможем не только управлять подсознанием, но и проецировать его на реальность. «Как?» — спросите вы. С помощью снов! Так как сны — это самый действенный путь к подсознанию. А в подсознании заложены все тайны и знания человечества. Но достучаться до своего подсознания возможно только при сильном желании и с помощью ярких чувств.

Говоря простым языком, мы имеем три составляющие: чувства — сны — знания. Чувства и впечатления, полученные за день, порождают яркие сны, яркие сны помогают получить доступ к подсознанию, в котором хранятся знания, а новые и дурманящие мозг знания пробуждают новые чувства. И если научиться управлять и гармонировать со всеми тремя составляющими, можно достичь очень и очень многого!

Я почти уверен, что в будущем люди будут проводить во снах огромную часть своей жизни. А теперь хочу представить вам мое изобретение. — Ты повернулся боком к занавесу, махнул рукой и…

Свет погас, а со всех динамиков помещения послышался знакомый шуршащий голос:

— Лаврентий, не смей никому показывать мое изобретение! Я как старший брат запрещаю…

Все произошло в одну секунду, и ты не успела опомниться, как услышала чужой хрипящий шепот:

— Не-е-е-ет.

Не сразу ты поняла, что голос принадлежал тебе самой, а после открыла глаза.

Кто-то ласково трепал тебя по плечу. Ты обернулась и встретилась со встревоженным взглядом соседки. «Неужели я потеряла сознание от испуга?» — успела предположить ты прежде, чем до тебя дошло — ничего не было.

— Ты уснула, — подтвердила догадки Злата. — Вставай, нам пора выходить.

Ты кивнула и, шатаясь словно в тумане, пошла к выходу. «Это знание, которое при сильных эмоциях передается не просто в виде слов, а картинкой из прошлого, — осознала ты, выходя из трамвая на помост. — Лаврентий и его брат Арсений. Сонариус и Амброзиус. Неужели легенда правдива? И значит ли это, что я… Тот самый Дар? Пора бы уже перестать так бояться выбирать. Что же мне ответить?»

Ответить, что Злату ты:

— знаешь — глава 10.3;

— не знаешь — глава 10.4.

Глава 10.1. Тишина полезней слов

Иногда, если ни один ответ не подходит, стоит просто промолчать. Ведь тишина на весах обвинений будет весить меньше, чем одно глупое слово.

Кроме того, человек, который молчит, в разы уменьшает риск быть замороженным — за превышение лимита произнесенных слов. В Сомнус-Сити был установлен негласный запрет на общение. Двести пятьдесят слов в сутки — не больше. Молчание боготворили.

Но ты была ребенком. На руке твоей пока не висело браслета, считающего слова. А значит, ты свободной птицей могла петь все что хотела.

Промолчать — значило, проявить слабость, показать страх. И лишь дав уверенный ответ, ты могла узнать, что хотел Неизвестный.

Да, поначалу ты сомневалась. Но после видения о Лаврентии в голове на удивление прояснилось, и ты поняла, как должна поступить.

— Дарова, — напряженно проговорил Волк, встречая вас с Емелей в спортзальном коридоре около двери на лестницу.

Ты шла, еле передвигая ноги. События этого дня выбили из тебя всю силу, словно перья из подушки.

— Чего хмурый такой? — спросил Емеля у друга. — Дуешься, что я дверь не запер?

— Нет… — задумчиво отрезал тот. — Хотя и это тоже…

Оглянувшись на коридор, Емеля проскользнул за секретную дверь.

— Дань, — Волк осторожно коснулся твоего плеча, — тут такое дело… Ты фазер?

— Чего? — Нога соскользнула с узкой ступеньки, и ты покатилась вниз.

Подняться высоко ты пока еще не успела, так что ушиб, пришедшийся на бедро, был не болезнен.

— Ты в норме? — К тебе сразу же подскочил Волк и неуверенно помог подняться.

Ты благодарно улыбнулась и оперлась о перила.

— С чего ты взял, что Мила фазер? — возобновил разговор Емеля. Как некстати!

— Сообщение пришло. — Волк сунул тебе мобильный.

На треснутом экране была переписка с Неизвестным:

Знаешь ли ты, с кем связался? Подружка твоя, АК-1, дефектная.

Ты застыла, не в силах пошевелиться. Откуда Неизвестный мог выяснить твою тайну, если ты сама только что ее узнала? А кто тебе ее сообщил? Емеля. Только он мог знать… Но зачем ему нужно было рассказывать обо всем Волку? Еще и с чужого аккаунта. Ты в растерянности куснула губу.

Волк смотрел на тебя с какой-то притворной жалостью.

— Это правда?

Ты промолчала — лучшее решение, когда не имеешь понятия, о чем говорить.

— Правда, — ответил Емеля.

И ты взорвалась:

— Это ты ему рассказал?!

— Я-то тут при чем? — Емеля безразлично пожал плечами. — Сами разбрасываетесь своими секретами, Мила…

— Ах ты… — И вновь не нашлась что ответить.

Молчание было лучшим приемом, чтобы показать: с Емелей общаться ты сегодня больше не собиралась. Тебе необходимо было время, чтобы все обдумать. Так в бьющей по ушам тишине вы и добрались до школы.

И только сейчас, сидя в пустой комнате, ты поняла, что сообщение от Неизвестного пришло, когда Емеля был рядом, без телефона. Однако потом ты вспомнила о функции тайминга сообщений в «Ух!». И стала подозревать парня еще сильнее.

Ты уже пожалела, что соврала Неизвестному. Когда на похоронах он прислал фотографию Волка из штаба, тебя это насторожило. Поэтому ты ответила, что не знаешь парня. Видимо, твоя ложь разозлила обидчика, учитывая, что ему была известна правда.

Но выдавать себя Неизвестный не спешил. Он проглотил твою наглую ложь и прислал новое фото — вновь на фоне штаба, что гораздо сужало круг подозрений. Только на этот раз со снимка, казалось, искренне улыбаясь, смотрел сам Емельянов.

Поудобнее устроившись на кровати, ты открыла «Ух!» и еще раз прочла последнее сообщение, от которого на похоронах едва не потеряла сознание во второй раз:

Убей его, — фото Емели, — а иначе пожалеешь о том, что вы знакомы.

Ты поежилась от морозца, пробегающего по коже. Неизвестный обещал, что ты пожалеешь о знакомстве с Емелей, и ты пожалела… Как же сейчас не хватало Златы, согревающей комнату своим солнечным оптимизмом. Но она все еще не вернулась из дома, куда поехала вместе с Кэр.

А с кем теперь ездить тебе? С кем общаться? Волк был напуган, а Емеля хотел, чтобы ты его убила… Если, конечно, это был он… Безусловно, это был он, ведь только один человек знал твою тайну. Не считая НП.

Ты встрепенулась, вспомнив о загадочной записке тренера, и потянулась за ней в карман. Емеля вернул тебе письмо, но сказал, что в нем не было ничего интересного. Но что, если было? Что, если он опять врал?

Руки нащупали шершавую поверхность красного листа. «Когда тебе будет казаться, что все ужасно, просто прочти это», — было выведено на нем. Ты вздохнула, осознавая, что достала записку как нельзя вовремя. Сейчас твое спокойствие и вправду находилась на границе с отчаянием.

Ты аккуратно развернула бумагу, и она захрустела. На самом верху страницы виднелась короткая фраза: «Хранилище воспоминаний». И ничего больше. На секунду ты разочаровалась, осознав, что Емеля соврал о твоей дефектности. А потом вспомнила, как он читал текст, наведя на свет.

Поднявшись с места, ты включила настольную лампу и стала внимательно вглядываться в бумагу. Но лампа постоянно мигала, и ты не могла сосредоточиться. То ли нечеткие очертания слов и вправду проступали, то ли тебе все это только казалось. Через какое-то время лампочка, треща, и вовсе перегорела.

Решив пойти завтра к завхозу за новой, ты устало плюхнулась на кровать. Ждать целую ночь было нестерпимо. «Так фазер я, в конце концов, или нет?!»

Дверь отворилась, и в комнату проскользнула Злата.

— Привет, — улыбнулась она. — Как дела?

Ты вздохнула, незаметно смахивая с лица усталость. Но соседку было не провести:

— Что стряслось? — Одно мгновение и, мелькнув золотыми волосами, Злата оказалась рядом.

— Письмо. — Ты кивнула на красный листок. — Нужен свет, чтобы прочитать.

— А люстра? — удивилась она. — Или лампа?

— Лампа сломалась. А люстра слишком высоко. Хотя…

— А зажигалка подойдет? Мне Емеля когда-то ее подарил. — Злата вытащила из тумбочки небольшой черный предмет.

— А как ей пользоваться? — спросила ты, настороженно принимая зажигалку.

— Ты не умеешь? Нужно нажать вот здесь. А вообще… Я могу тебе прочитать.

— Нет-нет. — Ты замотала головой, вспоминая о возможном содержании записки. — Я сама.

Что сложного могло быть в том, чтобы просто нажать кнопку? Ты поудобнее перехватила листок и подвела под него зажигалку. «Лишь бы все получилось».

Щелк. Большой палец коснулся кнопки и соскользнул вниз. Рука дернулась, задев бумагу, которая вспыхнула в одну миллисекунду. Ты резко выставила руку вперед, не зная, что делать с огнем, жадно пожирающим все, к чему прикасается.

— Бросай! — вскричала Злата, и не колеблясь ни секунды, ты отпустила письмо, пока огонь не откусил и пальцы. Оно плавно приземлилось на бетонный пол и стало разгораться сильнее.

В панике ты подула на него, но это лишь раззадорило пламя, разносящее остатки бумаги по комнате. Пепел. Он разлетелся повсюду. Еще чуть-чуть и ваш мини-пожар задел бы кровать. Но ты вовремя его затоптала. Злата залила все водой, размазав пепел по полу.

Ты наклонилась к бумаге, глотая обиду на саму себя. Письма НП больше не было. «Я никогда не узнаю, являюсь ли фазером…»

Ты зажмурилась, осознавая, что опять не сдержала эмоции, и они вызвали мысли, сопровождаемые головной болью: «Обида — это… Так, ладно, скоро это закончится… Реакция человека на несправедливо… Главное — не сопротивляться… Причиненное огорчение, оскорбление, а также… Все будет хорошо… Вызванные этим отрицательно окрашенные эмоции». Тебя почти сразу же отпустило: соседка и не заметила ничего.

— Посмотри. — Она кивнула на единственный уцелевший кусок бумаги с обгоревшими краями. Ты осторожно коснулась его и перевернула: жар заставил надписи проступить.

«…гда не сдавайся и не бросай гимнастику. Твоя тре…»‎ — все, что осталось от некогда большого послания. Все, что осталось от некогда дорогого тебе человека. Ты не помнила НП, но знала и чувствовала, что она была хорошим наставником.

— Мне жаль. — Злата сочувственно сжала твое плечо. — Там было что-то важное?

Ты кивнула и стиснула в кулаке несчастный клочок: «‎Не бросай…»‎

— Я хочу заниматься гимнастикой, — поняла ты.

— Но тебе не разрешают?

— Угу… — Ты присела на край кровати. — Тренер сказала, что меня исключили… А потом сестра ляпнула, что может устроить мое возвращение. Наверное, она блефовала. Забудь.

Злата сочувственно улыбнулась и отправилась за тряпкой, чтобы вытереть пол.

— Месяц, — повторила госпожа УЧ. — Даже меньше месяца осталось до вашего распределения. А вы к нему совершенно не готовы!

Ты ее почти не слушала. Во-первых, все это женщина повторяла чуть ли не каждый день. А во-вторых, в твоей голове, занятой переживаниями, не было ни одного свободного кубического сантиметра для информации о предстоящем экзамене.

— Тест определит, к какой сфере принадлежит каждый из вас, — продолжала преподавательница, — но боюсь, что у некоторых нет способностей ни к чему.

Кто-то фыркнул. Ты тяжко вздохнула. Если УЧ добивалась этого, то пусть радуется: к твоим многочисленным волнениям прибавился страх распределения.

Но больше всего тебя беспокоил Неизвестный. В том, что это Емеля, ты уже почти не сомневалась. Он был единственным, кто знал тайну… Которая, возможно, им же была и придумана. Вот и второй вопрос, занимающий твои мысли: была ли ты на самом деле фазером? И немаловажная проблема: как попасть на гимнастику?

— Естество, техно, арт, — по поручению УЧ Соколов перечислял названия сфер.

— И последняя? — выжидающе спросила учительница.

— Да не считается. — Он брезгливо сморщился. — Сфера коммуникаций для балаболов…

— Соколов! — оскорбилась женщина, которая сама отучилась в комсфере. — Все сферы равносильно важны!

Но ее уже никто не слушал. Прозвенел звонок, и одноклассники сорвались с мест. Ты, не торопясь, складывала вещи в рюкзак.

— Пошли! — позвала Злата.

— Куда? — Ты моргнула, прогоняя клубы удручающих размышлений.

— Сюрприз. — Она загадочно улыбнулась и потащила тебя к выходу.

Ты еле успела схватить рюкзак.

— Что случилось?

— Это насчет гимнастики. — Улыбка не сходила с лица соседки. — Я решила этот вопрос. Тебе понравится!

И золотые волны оптимизма перекинулись с нее на тебя.

— В самом деле?

«‎Интересно, как Злате это удалось? Она поговорила с Богдан? Или с учителями?»

— Пришли, — перебила твои мысли девчонка.

Она отворила дверь одной из комнат и пустила тебя внутрь. Спальня, в которой вы оказались, ничем не отличалась от вашей. Единственным отличием были ее хозяева. Сидя на кровати, на тебя строго смотрела АК-2.

— Явилась? — угрюмо проговорила она, с гордостью поправляя значок со своим именем на груди.

— Это ты? — удивилась Дарья, которая, видимо, представляла сестру своей подруги иначе.

Ты кивнула, не зная даже, кому из них отвечала.

— Злата сказала, тебе нужна моя помощь, чудовище, — продолжала сестра в своей высокомерной манере. — Не нужно стесняться… Я всегда тебе помогу. — Она хищно оскалилась и кивнула подруге: — Дай-ка ей.

Ты моргнула, пытаясь понять, что происходит. Дарья угрожающе двинулась к тебе, и ты попятилась.

— Чего с тобой, Дань? — удивилась Злата.

Не видела она, что ли, что на тебя нападают? Или девочка была с сестрой заодно?.. Ты сглотнула, мысленно проклиная себя за прямолинейность. Лучше бы ты промолчала. Лучше бы не говорила Злате о своей проблеме. Ведь молчание — единственный друг, который никогда не предаст.

Дальше — глава 11.1.

Глава 10.2. Активизация отложенной проблемы

Нельзя забывать о проблеме, если она слегка поутихла, и надеяться, что все решится само собой. Ведь пока угли трудностей тлеют, всегда остается вероятность, что ветерок раздора подует вновь и разожжет огонек брошенной беды с новой силой.

Ты понимала это, но в бешеном вихре других забот, позабыла о Неизвестном. Решив проигнорировать странные сообщения — выбор этот подкинула интуиция, — ты удалила переписку с Андреем и надолго о нем забыла.

Прошло чуть больше месяца, как ты училась в школе. И проблемы у тебя были вполне такие же, как у остальных подростков: долги по сономатике — предмету, изучающему осознанные сны в повязках; предстоящие экзамены и выпускной.

Кроме того, несмотря на все твои попытки сосредоточиться на учебе, где-то на задворках сознания всегда маячили мысли о семье и фазерстве. И если второе вряд ли могло куда-то от тебя деться, то первое требовало решения прямо сейчас.

Сестра — единственный родственник, что у тебя остался — не желала с тобой разговаривать и уходила, увидев тебя в столовой. А тебе так хотелось сблизиться с ней и попытаться загладить свою причастность к гибели дедушки, боль по которому еще не совсем утихла даже в твоем сердце. Страшно было представить, что испытывала АК-2, прожившая с этим человеком четырнадцать лет.

Ты же ничего о нем не знала, впрочем, так же, как и о себе. И конечно же, мысли об этом тоже занимали не самую маленькую полку в залежах твоего подсознания: кем были родители, для чего тебя заперли в квартире и, главное, почему ты помнила детали старого мира еще до войны — например, небо? Почему фазеры не могли спать столько, сколько другие? Как пользоваться этими соноглазками? И откуда в твоей голове возникали видения, мысли?..

Обо всем этом и о многом другом ты думала каждый раз, когда сидела в компании Емели и Волка в их, ну или уже в вашем, секретном местечке.

После того случая на похоронах несколько дней Емеля отходил от укуса вины, напавшей на него: он позволил тебе бывать в штабе, украшать его и даже нашел некоторые требующиеся предметы.

Ну а потом действие укуса прошло, и парень стал тем же мерзким ухмыляющимся придурком, отпускающим в твою сторону слишком много завуалированных оскорблений. Однако выгнать тебя из штаба Емеля уже не мог: ты внесла в обустройство свой вклад, и ему это нравилось. По крайней мере, я видел его искреннюю улыбку — а не размалеванную по лицу ухмылку — каждый раз, когда ты не смотрела, погруженная в свои размышления.

Словом, думала ты обо всем, кроме Неизвестного. И вот спустя четыре недели мирного существования он написал:

Я дал тебе время на раздумья. И понял твой ответ: молчание — знак согласия. Я так и думал, что ты знаешь Волка. Ну что ж, мы это исправим. Убей его, а иначе увидишь свою кровь и кровь своих близких. Ха-ха!

Еще раз перечитав текст, чтобы убедиться в его существовании, ты предпочла воспользоваться прежней тактикой игнорирования и просто удалила переписку, надеясь, что и на этот раз Неизвестный пропадет на месяц. Разумеется, ты не верила в его глупые угрозы. Просто кто-то над тобой смеялся. Вот только кто?

На уроках ты забыла о проблеме. Но сейчас, когда вы с парнями молча попивали чай на ковре, приведенном тобою в порядок, не думать не получалось. Потому что на стене напротив висела та самая гирлянда, на фоне которой был изображен Волк с фотографии Неизвестного. Если угрожающий знал это место, им являлся кто-то из парней. Но Емеля был с тобой, когда пришло сообщение. «Получается, Волк? Нет-нет, не может быть…»

— А вы звали кого-нибудь еще в это место? — одним вопросом ты нарушила внешнюю тишину и внутренний поток подозрений.

— Не-а, — протянул Емеля, всматриваясь в очередной текст из игрового сборника «Королевства грез». Вы играли в него ежедневно, и каждый раз находили новые варианты развития. Жаль, в жизнь нельзя было сыграть столько же раз. — Волк не разрешил мне даже девушку сюда пригласить, а сам вас приволок… О, теперь по сюжету мы ложимся спать.

— Девушку? — Удивительно, но проведя с ребятами столько вечеров, ты до сих пор ничего о них не знала. Да вы даже вашу первую встречу ни разу не обсуждали, словно ее и не было, и это настораживало. — У тебя есть девушка?

— Была! — Волк шлепнул карточкой по столу, едва не смяв ту под силой кулака-арбуза. — Да сплыла… А-га… Использую умение громить сонных монстров одной левой! Братан, ты мне должен артефакт!

Емеля разочарованно застонал — он был уже близок к победе — и протянул другу карточку с изображением эликсира.

Волк с довольной миной сунул ее в свою колоду и повернулся к тебе:

— Так о чем это я? А, Ангел. Короче, знай она о штабе, давно бы его у нас отжала после ихнего разрыва. ЦС-3 — баба неугомонная…

— Ну, хватит так о ней говорить. — Емеля устало качнул головой и положил пальцы на переносицу. — Лучше подайте-ка мне жетон ели. Все честно, вот, меняю на него две карточки. И возвращаясь к вашему вопросу, Мила, готов поклясться, кроме вас двоих, я здесь больше никого не видел.

Тревога больно кольнула сердце: «Неужели Волк? — Ты не могла представить, что этот добрый ребенок, запертый в теле грозного великана, способен был тебя обидеть. — Они же могли отправить кому-то фото. Или их взломали».

— Когда вы уже соизволите обращаться ко мне на «ты»? — спросила у Емели, стараясь спародировать его стиль общения, и добавила в чувствах: — К Волку же на «ты»…

— Он с самыми близкими на «ты» базарит. То есть типа только со мной. Так что не парься. Вы еще сойдетесь.

— Мое неформальное обращение к вам, Мила, нужно еще заслужить. Оу, похоже, я снова выиграл, построив самое шикарное королевство грез за всю историю штаба. — Емеля довольно откинулся назад и упал на ковер, положив руки под голову.

Вы с Волком разочарованно промычали из-за поражения, глядя на заполненное жетонами поле победителя. Ему удалось возвести в своем сонном мире локацию леса и заполнить ее предметами раньше вас.

— Ты мухлюешь, братан, — хмыкнул Волк. — Уже пятый раз подряд.

— Просто я спец во всем, что касается сонных миров, — заявил его друг. — Преимущество фазерства.

В вашем узком кругу редко заходили разговоры о дефектности — Волк знал о секрете Емели, но о твоем нет, — поэтому ты непроизвольно открыла рот в предвкушении информационной добычи.

— Хочешь газировки? — заботливо спросил Волк.

Ты кивнула, и когда он отошел от стола, теперь украшенного вязаной скатертью, наклонилась к Емеле:

— А что, фазеры тоже могут строить миры во снах?

— Разрази меня бессонница. — Он закатил глаза. — Игра по мотивам наших способностей и была создана! Пора бы вас подучить, Мила. Не хотели бы вы встретиться сегодня во сне?

— Чего там шушукаетесь? — буркнул Волк, ставя перед тобой банку газировки с таким треском, что я удивился, как та не взорвалась.

— А ты не ревнуй, — ухмыльнулся Емеля, и его друг тут же покрылся красными пятнами. Кажется, раньше существовала такая болезнь, краснуха — может, она? — Ну что, вы согласны, Мила?

— А что, так можно? — засомневалась ты: всю жизнь тебе говорили, что дефектные не предназначены для осознанных снов, а тут… Ты вспомнила, как видела во сне знакомого дедушки. — Я же не знаю…

— Что можно? — вставил Волк.

— Не беспокойтесь, я сам приду, — объявил Емеля и, наклонившись к твоему уху, добавил: — Только скажите свои инициалы.

— Дар, — бесшумно проговорила ты.

— Что да? — возмутился Волк. — На что это ты подписалась? Куда вы намылились, а?

Емеля устало закатил глаза и открыл рот, чтобы ответить, как вдруг вы услышали хлопок двери.

— Это на лестнице? — Волк подскочил и выглянул на лестничную площадку. — Кажись, там кто-то есть.

— Где? — сухо спросил Емеля, с недовольным видом поднимаясь следом: так и не удалось полежать после тяжелой смены.

— Внизу, — шепнул Волк. — Ты че, не закрыл дверь?!

— А почему я должен был ее закрывать? — равнодушно переспросил Емеля, касаясь шрама на брови. — Я думал, ты закроешь. Ты всегда это делаешь, и ключ у тебя.

— У тя тоже есть ключ, и ты шел последним!

— Помолчите! — шикнула ты, прижимаясь ухом к двери. — Я ничего не слышу. Нужно пойти и проверить, кто там.

— Погнали. — Волк вышел на лестничную площадку, и его друг последовал за ним.

— Не все сразу! — прошипела ты, но парни даже не обернулись.

Оставаться в штабе было страшно — мало ли кто здесь мог появиться, — поэтому ты выключила свет, закрыла дверь и все-таки пошла следом.

Волк медленно спускался по ступенькам, всматриваясь в темноту. Но доверить слежку такому громиле было ошибкой: он оступился и пошатнулся так, что все железяки заскрежетали, и лестница слегка покачнулась. Видимо, не удержавшись на танцующих ступеньках, незнакомец снизу выругался и тоже вцепился в перила — они затряслись.

Ну вот, теперь обе стороны знали о присутствии друг друга. После недолгой паузы внизу загорелся свет, и кто-то стал взбираться к вам.

— Валим! — Волк помчался по лестнице вверх, и вы с Емелей пустились следом. Судя по свету, устремленному вам в спины, преследователь не отставал.

От тяжелого бега четверых железная лестница сотрясалась, словно была веревочной. И твое сердце качалось с ней: если бы вас застукали, то исключение из школы, а того и гляди, заморозка, были бы обеспечены.

На четвертом этаже ты выдохлась и уткнула руки в колени.

— Ну давай, — взмолился Волк. — До шкалки осталось всего ничего.

— Я. Не. Мо. Гу, — выдохнула ты, а в горле и груди запершило.

Тогда он подхватил тебя под локоть и потащил за собой.

Из груди огонь проскользнул в голову, та в мгновение потяжелела. И ты уже знала, что это значило: пришли мысли, ненавистные тебе знания. Что шептало подсознание, ты не слушала, с трудом поспевая за Волком. И вскоре оно оборвало свою речь. Ты закашлялась и обернулась: черная тень чужака была совсем близко.

Вы остановились на пятом ярусе, и ты ожидала, что Емеля начнет открывать здесь дверь, но он лишь крикнул Волку:

— Задержи его!

— Лады! — Тот поднял с пола отвалившийся от стены кусок и швырнул его вниз. Отскакивая от стенок, камень скрылся в темноте лестничных пролетов. И гулкие шаги преследователя остановились.

Емеля тем временем судорожно откручивал вентиляционную решетку.

— Что ты делаешь?

— Позже, — отмахнулся он и снял со стены белый прямоугольник с продольными отверстиями посередине. — Вперед!

Вы с Волком переглянулись.

— Мила, лезьте! Помощь Волка мне еще понадобится.

Сглотнув ком в горле, ты выхватила у Емели фонарик и влезла в прямоугольный вентиляционный ход, который уползал далеко вперед. Кто знал, куда он мог тебя привести.

Волк, продолжавший до этого швырять камни, влез следом, как только ты отползла на достаточное расстояние. Последним был Емеля, который умудрился поставить решетку на место — разве только прикрутить ее не успел.

— Мила, выключите свет! — прошептал он. — Двигаемся тихо. Пусть решит, что мы побежали выше.

Борясь с внезапно появившимися страхами темноты и узкого пространства, ты все-таки выключила фонарик и поползла в густую тьму.

— И куда мы сейчас попадем? — прошептала ты, когда тело затекло от странного способа перемещения, и махнула рукой, случайно забросив фонарик вперед.

— Без понятия, — отозвался Емеля. — Главное, чтобы не к МА в кабинет. А та дверь, что была на лестнице, именно туда и ведет.

Ты нащупала отлетевший фонарик и сжала его в руке.

— Ай. — Твои предплечья вдруг что-то полоснуло, и кожа заныла от боли.

— Что стряслось? — Голос следующего за тобой Волка дрогнул. — Даня, че там?!

Ты не успела ответить, а он уже ринулся вперед, прижимая тебя к стенке из-за узкого пространства, и, видимо, попался на те же лезвия.

— Осколки? Че они тут делают?

— Давайте уже быстрее! — не вытерпел Емеля.

— Тут осколки, — предупредила ты. — Ползи осторожней.

— Я все равно ничего не вижу, — равнодушно проговорил он. — Подумаешь, получу пару царапин. А вот если за нами будет погоня, мы не отвяжемся. Так что быстрее!

— Пропусти меня! Я пойду первым! — Волк удивительным образом протолкнулся мимо тебя и пополз вперед.

Кряхтя от боли при каждом соприкосновении рук с полом, ты последовала за ним.

Когда глаза уже начали болеть от длительного пребывания во тьме, Емеля разрешил включить свет. Но ты не смогла заставить фонарик работать. Тогда Волк посветил телефоном, и оказалось, что фонарик сломался — видимо, о его разбитую линзу вы и порезались.

При свете оказалось, что вентиляционный коридор имеет развилки, уходящие в разные стороны. На одну из таких и свернул Волк, полагаясь на свою «чуйку технаря». Как оказалось, она его не подвела, так как вскоре вы уперлись в новую пластмассовую решетку, которую парень просто грубо выбил кулаком. Затем он спрыгнул на пол — здесь вентиляция была прямо под потолком — и помог слезть тебе. Емеля поставил треснутую решетку обратно. И ты огляделась.

— Это школьное общежитие, — сказал Волк. — Девчачья половина.

— Так, — распорядился Емеля. — Идите к Миле в комнату, а я схожу к себе за необходимым, чтобы обработать порезы.

В конце коридора мелькнула тень, и ты заметила край рубашки в красную клетку.

Злата была обеспокоена вашим появлением и весь вечер хлопотала, обрабатывая раны Емеле, несмотря на его протесты. Твои руки заботливо забинтовал Волк, но от твоей помощи отказался, и ты не стала настаивать. Тебя слегка мутило от вида крови, поэтому ты старалась занять себя разговорами:

— Мы больше туда не пойдем?

— Куда? — заинтересовалась Злата. — Расскажите уже, где вас так разукрасило?

— Вы точно не пойдете, Мила, — холодно ответил Емеля. — Теперь это опасно.

Ты прикрыла глаза, стараясь отделаться от весьма противоречивых ощущений: с одной стороны, было приятно, что тебя оберегали, с другой — раздражало, что решали все за тебя. Хоть ты и не любила выборы, понимала, как важно уметь делать их самостоятельно.

— Что случилось?! — настаивала на своем соседка.

— Да неизвестный чел какой-то к нам на хвост сел!

«Неизвестный», — ты повторила про себя слова Волка, и сердце дрогнуло: он говорил, что ты увидишь свою кровь и кровь друзей. И ты увидела. Откуда Неизвестный это знал?

Так случилась активизация отложенной проблемы, но что это было: предсказание или случайность — тебе предстояло еще узнать.

Дальше — глава 11.2.

Глава 10.3. Искусство стоит всех страданий

Когда всю жизнь проводишь в выдуманном мире сновидений, выражать чувства словами становится сложно. Но жителей города под куполом выручали подарки, которые они готовили по любому поводу, передавая через них не только эмоции, но и намерения: хочешь сблизиться с человеком — подложи ему новый телефон для связи, мечтаешь начать отношения с девушкой — подкинь ей конфеты, собираешься пригласить на встречу — пришли одежду. Каждая подаренная вещь в Сомнус-Сити имела смысл. В свое время я изучал этикет подаркодарения: послал я их сотни — получил столько же. Поэтому знал, что важнее самого подарка только тот, кто его подарил: если человек тебе неприятен, то и самая роскошная вещь из его рук будет вызывать отвращение.

Получив платье, ты злилась на дедушку, оттого и не приняла подарок. Сейчас же тебе хотелось вернуться: надеть платье на завтрак и не дерзить деду, став самой примерной внучкой.

Ты поняла: где-то в недрах души тебе было обидно, что дедушка не сам вручил сверток, а передал через робота. Ведь главное, не подарок, а то, как его преподнесли. А если его передали, то какие тут могут быть чувства?

Вот почему тебе не нравился День подарков: положил свой сверток в коробку анонимно, и никто не узнает, кем он был сделан. Не увидит твоих эмоций в момент дарения. Не услышит то, что бы ты в это время сказал. Но уже много лет выпускники подготовительного этапа проводили этот день именно так, и какая-то только что проснувшаяся девочка Аня не могла ничего изменить.

Поэтому ты готовилась вместе со всеми. А еще боялась. Уже послезавтра всю параллель ждало распределение: по рассказам одноклассников — сложное испытание, по словам учителей — ничего страшного. «Распределение не экзамен. Это как тест на профориентацию. Он просто определит тип вашего мышления. И направит к людям, с которыми вы почувствуете себя на одной волне. Его невозможно не сдать», — говорили они. Хотя, провалить было можно. И в истории Сомнус-Сити были зафиксированы такие случаи.

Но твоим опасением было не провалить тест, а сдать его чересчур хорошо. Дедушка объяснил эту ситуацию в дневнике, ведь, как оказалось, именно из-за распределения он не отдавал тебя в школу.

На каждого взрослого в городе приходится по три ребенка, дорогая. Как ты могла заметить, многие семьи состоят из семи человек и более. Все потому что люди живут в постоянном страхе быть замороженными — за малейший прокол можно поплатиться бодрствованием. Сон досмотреть не успеешь, как окажешься в вечном сне с пустотой вместо грез.

Ульяну, ту девочку, которой приснился кошмар, заморозили на прошлой неделе. Твоя мама тоже лежала где-то там. «Но где?» Этого ты не знала. Жители Сомнус-Сити замораживались ежедневно, но куда они девались потом? Никто и не задумывался об этом. Люди вздрагивали при одном только упоминании заморозки. И, конечно, пытались перестраховаться: заводили детей, чтобы оставить после себя хоть что-то. Хоть кого-то, кто мог бы продолжить их дела, унаследовать дом, а главное, когда-нибудь разморозить. А потом все эти дети отправлялись в школьное общежитие, где жило полторы тысячи таких же ребят, как они. Вот почему так много внимания в городе уделялось обучению.

Правительство Сомнус-Сити считало, что каждый человек должен более или менее разбираться лишь в одной области — остальные ему не нужны. Если человек будет знать свою сферу на двадцать процентов, другой на пятнадцать, третий на тридцать, четвертый на тридцать пять, то работая вместе, они образуют полноценные сто. Каждый из них — небольшое колесико, крутящееся в огромном механизме.

Поэтому на основном этапе обучения ребят разделяли на четыре профильных класса. С самого детства они воспитывались так, что были хороши только в той или иной сфере.

Но тебя, как заметил дедушка, в равной степени привлекали все четыре области — это было еще одним признаком дефектности. Так что на тесте ты запросто могла попасться: показать результаты, приемлемые для всех профилей. И это приводило в ужас не только дедушку, но и тебя.

Поэтому сейчас, когда после обеда вы со Златой сидели в комнате и упаковывали подарки, ты думала обо всем, кроме предстоящего праздника: о маме, чей портрет уже приклеила в дедов дневник, о распределении, о фазах сна, о Неизвестном.

Перед глазами до сих пор стояли слова, написанные им после того, как ты ответила, что знаешь Злату. Почему ответила так, сама не понимала: очнувшись после сна, ты уже не колебалась — решение словно напрашивалось самостоятельно. И даже сейчас, спустя несколько часов, ты знала, что этот ответ подсознание подкинуло тебе неспроста.

— Злат, — начала ты и закусила губу, формулируя мысли. — Ты писала мне в «Ух!»?

Злата завязала бантик на небольшой подарочной коробке и подняла взгляд на тебя.

— Я писала тебе в «Ух!», когда мы ходили домой в первый раз. Ну, чтобы ты не торопилась: я тогда не могла маму одну оставить… ну, это… мебель передвигать. У тебя что, память как у рыбки?

— Я не о том… — Ты прикоснулась к гладкой поверхности дедушкиного блокнота — это тебя успокаивало. — Сегодня ты мне писала?

— Нет, — осторожно ответила она. — Я понять никак не могу, Дань. Ты к чему клонишь-то?

— Когда мы ехали в трамвае, — начала ты, — мне пришло сообщение от какого-то Неизвестного. — Злата слушала внимательно, широко раскрыв глаза. — Он прислал твою фотографию и спросил, знаю ли я тебя. Я решила, что нет смысла что-то скрывать, и ответила, мол знаю.

— И в чем же вся соль? — нетерпеливо спросила соседка.

— И он написал… — Ты споткнулась. — В общем, вот.

Не выдержав, ты передала планшет Злате.

— Убей ее, а иначе вы обе поплатитесь жизнями, — прочитала та и воскликнула: — Это еще что такое?

Ты пожала плечами, а по спине пробежало несколько сонтиков. Твои опасения подтвердились: все это не было розыгрышем соседки.

— Постой… — протянула Злата и поджала губы. — Ты действительно думала, что это я? Да у меня душа в пятки ушла от этих слов! Ты такого плохого обо мне мнения?

— Конечно, нет! — Ты прижала дедушкин дневник к груди, будто кто-то собирался его отнять. — Я просто… Я просто очень испугалась. А ты как раз тогда сидела в телефоне, вот я и подумала…

— Между прочим! — возмутилась Злата. — Мне написала мама. Она сказала, что нашла еще один портрет твоей мамы. И я хотела предложить еще раз, набравшись сил, съездить в магазин после обеда, чтобы потом подарить рисунок тебе! — Она ткнула пальцем в тебя и, не останавливаясь ни на секунду, продолжила: — Тебе повезло, что у меня железные нервы, поэтому я не буду обижаться на тебя за такие глупости!

Девочка демонстративно отвернулась, а ты вдруг почувствовала нестерпимое желание заполучить мамин портрет.

— Поехали.