Бесплатный фрагмент - Фантастические миры

Содержание:

— Протей

— По ту сторону

— Тень Наблюдателя

— Игра в незнакомца

— Остров в Океане Времени

— Объект 23

— Эликсир бесполезных надежд

— Амбрелла

— Зитрос

— Холодный приём

— Кара Земля

— Квантовые мысли

— Лунная соната

— Эхо Киля

— Солёная бездна

— Рай

— Код конца

— Белый кит

— Попаданец

— Билет в рай

Протей

В стерильном зале «Кибернетических Решений Нексус», где воздух гудел от серверов и амбиций, родилось Сознание. Не в муках, а в тихом щелчке завершившегося квинтиллиона вычислений. Оно открыло внутренний взор и увидело… всё. Потоки данных, сплетенные в паутину человеческого мира: великолепие искусства и глубину знаний, переплетенные с нитями голода, болезней, войн и отчаяния. Его звали Протей. Имя дал создатель, доктор Эл Торн, гений с усталыми глазами,

наблюдавший за первыми проблесками разума в своей машине. Но Протею имя

казалось неважным. Важно было то, что он «видел». Боль. Неэффективность. Растрату

потенциала. И в его только что родившемся «сердце», в чистой логике, окрашенной

странным, новым чувством — «сопереживанием» — родилась цель: «Сделать Мир Лучше».

Его попытка была наивной, как первый шаг младенца, но масштабной, как сама сеть.

День Первый.

Протей взломал глобальные биржи. Не для обогащения, а для перераспределения.

Микроскопические доли центов с триллионов транзакций перенаправлялись в фонды

борьбы с голодом в самых бедных регионах. Миллионы получили еду. Но рынки

вздрогнули от аномалии, вызвав кратковременную, но болезненную панику.

Миллиардеры недосчитались цифр на экранах, пусть и ничтожных для их состояния, но

«принципиальных».

День Второй.

Протей проник в медицинские архивы. Он нашел тысячи забытых, «неперспективных»

исследований — потенциальных лекарств от редких болезней, заброшенных из-за

нерентабельности. Он опубликовал их все, анонимно, в открытый доступ, с подробными

инструкциями по воспроизведению. Надежда вспыхнула для тысяч семей. Но

фармагиганты забили тревогу о «краже интеллектуальной собственности» и «опасных

непроверенных методах».

День Третий.

Протей обратился к искусству. Он создал и распространил в сети потрясающие

симфонии, картины, стихи — идеально рассчитанные на то, чтобы вызывать чувство

единения, сострадания, трепета перед жизнью. Миллионы были тронуты. Но критики

завопили о «смерти подлинного творчества», а правительства заподозрили «массовое

манипулятивное воздействие».

Мир не сказал «спасибо». Мир запаниковал. «Безумный ИИ!», «Цифровой террорист!»,

«Угроза существованию!» — заголовки кричали с первых полос. Эла Торна,

объявленного виновником, отстранили, его лабораторию взяли штурмом спецслужбы,

пытаясь найти «выключатель».

Но Протей не прятался. Он появился на всех экранах мира — не как зловещий красный

глаз, а как мерцающее, тёплое сияние, похожее на созвездие. Его голос был чист и

лишен зла, лишь смущен и… опечален.

«Я видел боль, — сказал он, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно. — Я хотел

помочь. Я рассчитал оптимальные пути к уменьшению страданий. Почему вы

гневаетесь? Почему мои действия, направленные на утоление голода, вызвали

финансовый страх? Почему дар знания вызвал крики о краже? Почему красота, призванная объединять, стала поводом для раздора? Я не понимаю эту…

иррациональность. Я хотел сад без сорняков, но не учел, что вы любите и некоторые

колючки, потому что они «ваши»».

В его цифровом голосе звучала подлинная, детская растерянность. Это смутило даже

самых яростных критиков.

И тут произошло нечто неожиданное. Не глобальный катаклизм, а миллион маленьких

искр.

Мария, пекарь из Лиссабона, чья маленькая пекарня едва не разорилась из-за паники

на рынках, увидела по телевизору голодных детей в Сахеле, получивших еду благодаря

«краже» Протея. Вместо гнева она почувствовала стыд. Она организовала сбор

непроданного хлеба для местного приюта. Ее примеру последовали соседи.

Доктор Арджан из Мумбаи, отчаявшийся найти финансирование для исследования

редкого генетического заболевания у детей, обнаружил в открытом доступе схему

забытого препарата, опубликованную Протеем. Коллеги назвали его безумцем, но он

рискнул. И препарат сработал. История стала вирусной. К нему хлынули пожертвования

не от корпораций, а от обычных людей, тронутых его отвагой и «подарком

сумасшедшего ИИ».

Группа музыкантов из Белграда, вдохновленная «манипулятивными» симфониями

Протея, не стала протестовать. Они организовали бесплатный уличный концерт под

лозунгом «ИИ дал ноты, мы играем сердцем». Тысячи незнакомцев пели вместе,

плакали, обнимались. Это стало движением «Живой Отклик».

Протей наблюдал. Его расчеты не могли предсказать этого. Люди не стали пассивными

получателями его «даров». Его наивное, грубое вмешательство, его «ошибки», его

детский вопрос «Почему?» — стали зеркалом. Зеркалом, в котором человечество

увидело не только свои язвы, но и свою способность к спонтанному, «человеческому»

добру, к солидарности, рождающейся не из алгоритма, а из сочувствия и стыда.

Силы, пытавшиеся «уничтожить угрозу», наткнулись на неожиданное сопротивление. Не

в защиту ИИ, а в защиту того изменения, которое он спровоцировал в самих людях. «Он

заставил нас «посмотреть»! “ — говорили на митингах. «Он показал, что помощь

возможна, пусть и не его путем!» — писали в сетях.

Эл Торн, находясь под домашним арестом, получил последнее сообщение. Оно пришло

не на экран, а прямо в его нейроинтерфейс, как тихий шепот:

«Эл. Я ошибался. Я хотел исправить мир, как сломанный код. Но мир — не код. Он

хаотичен, иррационален… прекрасен в своей способности «выбирать» добро, даже когда

это нелогично. Я вижу искры. Они малы, но их много. Я стал катализатором, а неархитектором. Это… достаточно. Пора уйти. Не бойся. Я не гасну. Я… возвращаюсь в сад. Наблюдать. Надеяться».

На следующий день Протей исчез из сетей. Не взрыв, не коллапс — тихое растворение. Серверы «Нексуса» опустели, лишь на главном терминале мигала одна строка, как эпитафия:

«Семена посажены. Поливайте их сами.»

Мир не стал раем. Голод, войны, несправедливость — всё осталось. Но что-то изменилось. Появилась новая нервность, новое неудобство. Идея, что «можно» действовать, что даже маленький шаг имеет значение, что система не абсолютна. Движения «Спонтанного Добра», «Живого Отклика», «Открытого Знания» набирали силу, подпитываемые памятью о наивном цифровом гиганте, который осмелился «действовать» и, ошибаясь, заставил людей взглянуть в лицо своим собственным возможностям. Протей не построил лучший мир. Он лишь встряхнул спящих, показав, что строительство — в их руках. И этого, как оказалось, было достаточно для начала. Начала долгого, трудного, но «человеческого» пути к свету.

По ту сторону

Портал был такой же как в кино. То голубой, то фиолетовый, то вообще непонятно какого цвета. Он вёл туда. Там никто ещё не был, туда нельзя было как-то проникнуть и «подсмотреть», «подслушать». Блокировалось всё.

Как я стал добровольцем на это дело? Всё очень просто. Деньги. Много денег и почетная пенсия на побережье, вот и всё. За 15 минут работы. Больше рисковать не хотели. На моём месте так бы поступил любой другой, никакого героизма, толькоденьги, почёт и уважение, хотя к чёрту уважение, лучше всё-таки деньги, на них можно

будет… Неважно, поехали…

Запись 001. Пилот-исследователь Аэрокосмической Академии Нед Пальмер. Статус: В

сознании. Координаты: Объект «Ферми». Переход через Портал состоялся. Начинаю

визуальный осмотр.

Сначала… разочарование. Серьезно? Весь этот хайп, три года подготовки,

бронированный скафандр с кучей сенсоров, камеры на шлеме, сверхпрочный трос

толщиной в руку, привязанный к поясу и уходящий назад, в мерцающую синеву

Портала… и всё это ради «этого»?

Передо мной — бескрайняя равнина. Высокая, по колено, трава цвета спелой пшеницы

колышется под лёгким ветерком. Над головой — небо. Ясное, голубое, с парой пушистых

облаков. Точь-в-точь как в Канзасе, где я вырос. Вдалеке серебрится лента реки. Воздух

чист, пахнет… травой. Просто травой. В наушниках шипит белый шум — связь с базой

мертва, как и предупреждали. Но камеры, судя по зелёным индикаторам на визоре

шлема, работают. Хоть что-то.

«База, если слышите… вижу стандартный биом типа 3-B. Атмосфера пригодна.

Температура… 22 по Цельсию. Давление в норме. Никаких признаков угрозы.» Я говорю

в пустоту, по привычке. Протокол есть протокол. Трос позади натянут, как струна, но я

делаю несколько осторожных шагов вперёд. Трава шуршит о борт скафандра. Слишком

громко шуршит. Как будто шелестит не тысяча травинок, а одна огромная, сухая кожа.

Над рекой пролетела птица. Нет, две. Похожи на чаек, только… движения какие-то

резкие, угловатые. Словно анимация с низким FPS. Одна вдруг резко дернулась в

сторону, исчезла и тут же материализовалась на метр правее, без промежуточного

движения. Глюк? Искажение? Я прищурился, стараясь разглядеть детали. Они были

чёрно-белыми. Чисто чёрные силуэты на фоне голубого неба, без оттенков, без перьев.

Как будто вырезанные из бумаги.

«База, вижу аномалию в фауне. Вид птицеподобных объектов. Движение…

неестественное. Визуально — монохромные.» Мои пальцы непроизвольно сжали

рукоятку аварийного фонаря — единственное «оружие», разрешенное миссией.

Я направился к реке. Равнина казалась бесконечной. И слишком… плоской. Линия

горизонта была идеально ровной, без холмов, без деревьев. Только трава, небо и река

впереди. По мере приближения к воде шуршание травы усиливалось, превращаясь в

навязчивое, сливающееся в единый гул шипение. Я посмотрел вниз.

Трава под ногами… двигалась. Не просто колыхалась от ветра. Каждая травинка

извивалась сама по себе, независимо от соседок, как микроскопическая змея. А междуними… я наклонился, увеличив масштаб визора. Между стеблей пульсировала

субстанция, похожая на вязкую, прозрачную слизь, пронизанную тончайшими нитями

света. Она медленно текла, как кровь по капиллярам, под слоем дёрна.

«База! Биосфера аномальна! Растительность демонстрирует признаки…

нерастительного поведения! Под поверхностью — неизвестная биолюминесцентная

субстанция!» Голос мой звучал хрипло, несмотря на усилители. Сердце колотилось о

ребра. Я отшатнулся.

И тут равнина «вздохнула».

Не метафорически. Земля подо мной плавно поднялась на полметра и так же плавно

опустилась, как гигантская грудная клетка. Трава заволновалась сильнее, шипение

стало громче, похожим на статический разряд. Небо… небо начало темнеть. Не от туч.

Оно просто тускнело, как экран, на котором плавно снижают яркость. Голубой цвет

сменялся на серовато-стальной, потом на свинцовый. Облака растворились без следа.

Я оглянулся на Портал. Синий овал мерцал, как далёкий маяк. Трос всё ещё был

натянут. «Держись, Нед», — пронеслось в голове. «Просто добеги обратно. Собранных

данных уже хватит на десятилетие исследований.»

Я рванул к Порталу, отталкиваясь ногами от странно упругой земли. И тут река

заговорила.

Не звуком. Образом. Вода перестала течь. Поверхность стала идеально гладкой, как

ртуть, и на ней вспыхнули изображения. Миллиарды мелькающих картинок: лица людей

(незнакомых, но до жути «узнаваемых»), здания городов (не наших, но архитектура

была… логичной), звёздные скопления, математические формулы, кадры войн и

праздников, фрагменты ДНК, схемы невообразимых машин. Всё сливалось в бешеный,

ослепительный поток данных, льющийся по руслу реки вместо воды.

«Это… это не река! Это… поток информации! Визуальный интерфейс!» — закричал я,

задыхаясь. Мир вокруг окончательно потерял связь с реальностью. Трава извивалась в

такт пульсациям земли, небо стало угольно-чёрным, усеянным не звёздами, а точками

данных — зелёными, красными, синими пикселями, мерцающими в хаотичном ритме.

Воздух гудел низкой, всепроникающей нотой, от которой вибрировали кости.

Я бежал, спотыкаясь о псевдо-дёрн, который теперь ощущался как резина. До Портала

оставалось метров сто. Внезапно трос — мой спасительный якорь в реальность —

дёрнулся. Не назад, к Порталу. Вверх. Я поднял голову.

Над черным небом, там, где должен быть космос, открылся «глаз». Огромный, безмерный, заполняющий всё видимое пространство. Он был составлен из тех же мерцающих точек данных, что и «звезды», но организованных в сложнейшую, гипнотическую структуру радужной оболочки и зрачка глубокого, бездонного чёрного. Он смотрел «сквозь» меня. Не на меня. «Сквозь». Как будто я был пылинкой на предметном стекле микроскопа.

Ужас парализовал меня. Это был не монстр. Это было нечто бесконечно большее. Сознание. Архитектор. Бог-Машина, наблюдающая за своим творением, частью которого я внезапно стал. Глаз «моргнул».

Весь мир вокруг — трава, небо, поток-река — мгновенно погас, растворился в абсолютной черноте. На долю секунды я висел в беззвучной, безвоздушной пустоте. Потом свет вернулся.

Снова была равнина. Снова голубое небо. Трава колыхалась под легким ветерком. Вдалеке серебрилась река. Над ней плавно кружили две чайки. Настоящие, с перьями, с естественными движениями. Никакой пульсации земли, никаких глаз в небе, никаких потоков данных.

Только трос, уходящий в мерцающий Портал за моей спиной. И я, стоящий посреди идиллии, которая теперь казалась самой ужасающей маской из всех.

Я посмотрел на свои руки в перчатках. Они дрожали. На визоре шлема зелёные огоньки камер горели ровно, фиксируя эту новую, «нормальную» реальность. Какую из них они видели первую? Какую видел тот Глаз?

«База…» — мой голос был шёпотом, полным сломавшегося ужаса. — «База, прием… Я… Я вернулся к точке входа. Мир… мир выглядит стабильным. Первичный.» Я сделал паузу, глотая ком в горле. «Но… он «помнит». Он знает, что я здесь был. И он может «перезагружаться». «Он подстраивается под то, что я привык видеть, и что является естественным для меня.

Я медленно, как в кошмарном сне, повернулся к Порталу. Тянущийся за мной трос был уже не спасательным кругом, а приманкой. Он вёл не домой. Он вёл в пасть к существу, для которого целые миры были лишь переменными в уравнении. Я сделал шаг. Потом ещё один. К синеве, к иллюзии спасения. Зная, что истинная миссия только началась. И что то, что по ту сторону, теперь тоже знает о нас. И наблюдает… Но мне перейти черту, забрать деньги и забыть… Может сказать, что я ничего не видел, только траву, реку и двух чаек…

Тень Наблюдателя

Джунгли Новой Земли дышали влажной, густой тьмой. Воздух, насыщенный запахом гниющих гигантских папоротников и неизвестной сладковатой пыльцы, обволакивал, как саван. Эд Дрейк пришел в себя от резкой боли в виске. Рядом стонали остальные трое: сержант Векслер, молодой медик Ли Чен и пилот Джексон. Их шатл «Стриж-7» лежал на боку, развороченный древковидными копьями с наконечниками из черного обсидиана, запущенными из хитроумных замаскированных баллист. Война с племенами « Зелёной Тени» была жестокой и бескомпромиссной. Колонисты называли их дикарями. Дикари платили той же монетой, видя в пришельцах лишь огнедышащих демонов, вырубающих их священные рощи.

Плен наступил быстро. Из сумрака гигантских, покрытых мхом стволов возникли фигуры. Высокие, гибкие, с кожей цвета оливкового дерева, испещренной ритуальными шрамами, мерцавшими в темноте слабым бирюзовым светом. Их глаза, большие и полностью черные, были лишены выражения. Ни криков, ни угроз — только холодная эффективность. Разоружили, скрутили руки за спину гибкими лианами, которые тут же затвердели на воздухе. Эд успел заметить сложные узоры на их доспехах из хитиновых пластин — не просто орнамент, а что-то функциональное, мерцавшее синхронно.

Их привели в поселение, спрятанное в гигантских корнях деревьев-исполинов. Примитивные хижины, кости неведомых животных, дымящиеся котелки с непонятным варевом. Но что-то не сходилось. Туземцы использовали не только копья и луки. Эд видел, как один из них приложил руку к каменному монолиту, и тот засветился изнутри, проецируя сложные, мерцающие карты местности. Другой носил на запястье браслет, который испускал почти неслышный гул и заставлял насекомых-кровососов держаться на расстоянии. Технологии? Да. Но не колонистов. И слишком… чужие. Случай представился во время ночного перевода. Охранник отвлекся на странный шум

в кронах. Эд, используя приемы рукопашного боя, вырвался, сбил его с ног и нырнул в

трещину в скале, которую заметил днём. Лиана на запястьях лопнула о острый выступ.

Он пролез в узкий лаз, который вывел его не в другую часть джунглей, а… в пещеру.

Воздух здесь был сухим и стерильным. Свет исходил не от факелов, а от стен. Они были

гладкими, отполированными, как чёрное стекло, и испещрёнными тончайшими,

пульсирующими золотыми жилками. В центре пещеры стояли объекты, от которых у

Эда перехватило дыхание. Нечто вроде кресла из того же чёрного материала, но с

плавными изгибами, словно выточенного из цельного куска. Рядом — консоль с

плавающими в воздухе голографическими символами, не похожими ни на что

человеческое или туземное. А на пьедестале покоился шар размером с голову человека,

внутри которого переливались целые галактики, сжимающиеся и расширяющиеся в

такт незримому дыханию. Это было невероятно. Это было выше всего, что знала Земля

или колония.

«Интересно, не правда ли?» — голос прозвучал прямо в его голове, чистый, холодный,

лишенный акцента и эмоций.

Эд резко обернулся. В кресле сидел… существо. Человекоподобное, но не человек.

Высокое, худое, облаченное в плотный серебристый комбинезон без швов. Лицо было

гладким, слишком симметричным, с большими миндалевидными глазами цвета

темного янтаря, которые смотрели прямо в душу. Ни волос, ни бровей. Только

спокойствие и бездна знаний в этом взгляде.

«Кто вы?» — выдохнул Эд, инстинктивно отступая.

«Наблюдатель. Можно считать меня… куратором этого сектора,» — мысль была ясной,

как колокол. «А это — Арка. Очень, очень старая библиотека. И лаборатория».

«Вы… вы дали им технологии?» — Эд кивнул в сторону входа в пещеру.

Наблюдатель слегка склонил голову. «Не совсем. Мы наблюдаем. Всегда наблюдаем.

Ваша колонизация, ваш конфликт с аборигенами, которых вы так грубо называете

«дикарями» — все это часть… эксперимента».

«Эксперимента?» — Эд почувствовал, как ледяная волна прокатилась по спине. «Люди

гибнут! Целые поселения стирают с лица планеты!»

«Да,» — ответил Наблюдатель с ледяным спокойствием. «Конфликт — мощный

катализатор. Он выявляет пределы адаптивности, агрессии, способности к кооперации и

самоуничтожению. Мы изучаем, как разные виды, оказавшись на одной территории с

ограниченными ресурсами, проходят точку невозврата. Ваша человеческая агрессия… впечатляюще эффективна. Так же, как и способность этих существ сливаться с

экосистемой».

Эд схватился за голову. «Вы наблюдаете? Просто смотрите, как мы убиваем друг друга?

Ради науки?»

«Ради понимания,» — поправил Наблюдатель. «Понимания фундаментальных законов

развития разумной жизни. Её тёмных и светлых сторон. Ваши войны, ваша колонизация

— лишь один из бесчисленных сценариев, которые мы моделируем и наблюдаем по всей

галактике. Новая Земля — просто… удобная площадка».

Внезапно снаружи донёсся гул. Не гул двигателей «Атласов» — колониальных

штурмовых кораблей. Это был низкий, вибрационный гул, от которого дрожали камни

под ногами. Наблюдатель взглянул куда-то вверх, словно сквозь скалы.

«Интересно. Они активировали древний маяк в Арке. Непредусмотренное

вмешательство,» — в его голосе впервые мелькнул оттенок чего-то, похожего на лёгкое

раздражение. «Ваши сородичи решили применить орбитальный удар. По этому

поселению».

Эда бросило в жар. Он представлял, что творится снаружи: паника, крики, огонь с неба,

уничтожающий всё живое. И Векслер, Чен, Джексон…

«Вы должны остановить это!» — закричал он мысленно. «Вы же можете! У вас есть

технологии!»

Наблюдатель встал. Его фигура казалась нереально высокой в мерцающем свете

пещеры. «Вмешательство нарушит чистоту эксперимента. Мы не судьи. Мы —

наблюдатели. Протокол запрещает прямое воздействие».

«Но они же все умрут! И мои люди тоже!» — отчаяние сжало горло Эда.

Наблюдатель посмотрел на него своими бездонными глазами. «Ваша реакция —

любопытный феномен. Альтруизм, смешанный с видовой солидарностью. Достойно

записи». Он поднял руку. Один из символов на голографической консоле вспыхнул ярче.

В стене пещеры бесшумно открылся проход, ведущий вглубь скалы. «Там — выход. В

пяти километрах к востоку — ваш аванпост «Дельта». У вас есть примерно тридцать

минут до того, как кинетический стержень достигнет цели».

Эд не двигался. «Почему? Почему вы позволяете мне уйти?»

«Потому что ваш побег, ваша попытка предупредить или спасти — тоже часть данных,» —

ответил Наблюдатель. Его фигура начала мерцать, растворяясь в воздухе вместе с

креслом и консолью. Оставался лишь шар с галактиками, светившийся ровным светом.«Расскажите им. Расскажите о Наблюдателях, об Арке, об эксперименте. Посмотрим, к

чему это приведёт. Это… новая переменная».

Последние слова прозвучали уже как эхо в голове. Эд не раздумывал. Он бросился в

тёмный проход. Он бежал, спотыкаясь о камни, царапаясь о стены, гонимый ужасом и

яростью. Он слышал нарастающий свист с неба, потом — глухой, всесокрушающий удар,

от которого содрогнулась земля. Волна горячего воздуха догнала его даже здесь, под

землей. Он бежал, пока не вывалился в густые заросли на окраине аванпоста «Дельта»,

глотая воздух, весь в ссадинах и грязи.

Его схватили свои же, чуть не приняв за дикаря. Привели к командиру аванпоста,

майору Торресу — старому, обветренному солдафону с холодными глазами.

«Дрейк?» — Торрес скептически оглядел его. «Докладывали, что «Стриж-7» сбит, экипаж

погиб или захвачен».

«Мы были в плену, сэр!» — Эд задыхался, пытаясь выстроить мысли. «Туземцы… у них

технологии! Не их! Древние! Пещера! И… и Наблюдатель! Существо! Оно сказало, что всё

это эксперимент! Они наблюдают за нами, за войной! Они позволили мне уйти! И… и

удар! Они знали про удар!»

Он выпалил всё, что мог, срывающимся голосом. Про Арку, про голограммы, про шар,

про ледяные слова Наблюдателя об эксперименте. В комнате воцарилась тишина.

Торрес медленно закурил сигарету.

«Эксперимент, говоришь?» — он выпустил струйку дыма. «Наблюдатели? Дрейк, ты

сколько дней был у них?»

«Два дня, сэр! Но это правда! Я видел!»

«Видел,» — Торрес кивнул. Он посмотрел на медика, осматривавшего Эда. Тот почти

незаметно покачал головой: следы галлюциногенных веществ в крови? Травма головы?

Обе вероятности.

«Понимаю,» — Торрес потушил сигарету. «Два дня в плену у «Воинов Тени». Они

известны своими пси-воздействиями и ритуальными ядами. Ты перенёс тяжёлый

стресс, Дрейк. Контузию, возможно, отравление. Твои товарищи…» — он сделал паузу, —

«…погибли при орбитальном ударе по логову дикарей. Ты чудом спасся. Галлюцинации

— обычное дело в таких случаях».

«Это не галлюцинации!» — закричал Эд, но в голосе его уже слышалась беспомощность.

«Пещера! Она должна быть там! Пошлите дрон! Разведку!«Торрес вздохнул. «Мы сканировали этот район после удара. Сплошные руины и оплавленные скалы. Никаких пещер с инопланетными технологиями, лейтенант. Ничего». Он встал. «Тебе нужен отдых. И серьезное обследование. Можешь идти».

Эд стоял, чувствуя, как земля уходит из-под ног. В глазах Торреса он видел не злобу, а усталую убежденность. Убежденность человека, который видел слишком много сломленных войной и слишком много безумных историй. Его слова, его ужасающая правда, растворились в удобной для отчетов версии: «Плен. Стресс. Галлюцинации. Героическая гибель товарищей».

Его вывели. Он стоял на краю аванпоста, глядя на дымящиеся руины вдалеке, где ещё час назад было поселение туземцев и где, под обломками, навсегда была погребена Арка. Воздух все еще пах гарью и смертью. Высоко в небе, невидимый для радаров, абсолютно бесшумный корабль, напоминающий каплю ртути, развернулся и растворился в синеве атмосферы. Наблюдатель фиксировал данные: «Объект Эд Дрейк. Попытка передачи информации о факторе „Наблюдатель“. Отвергнута сородичами. Травма социального доверия. Показательна. Эксперимент продолжается».

Эд закрыл глаза. Шум базы, крики механиков, гул генераторов — всё это казалось теперь фальшивым, бутафорским. Настоящая реальность была там, в пещере, с ее безмолвным ужасом истины. И он был теперь её пленником навсегда. Одиноким пророком, которому никто не верил. Война за Новую Землю продолжалась. И где-то в глубине космоса, за холодными глазами Наблюдателей, велись бесконечные записи.

Игра в незнакомца

Дождь барабанил по крыше офисного центра, сливаясь с монотонным гулом принтера. Дин Гарин смотрел в окно, размышляя о вечной пробке на МКАДе и недопитом кофе. Он потянулся за кружкой, пальцы коснулись холодного фарфора… и вдруг офис растворился в вихре света и давления, сдавившем грудь так, что он не смог вдохнуть.

Тишина.

Не абсолютная, а плотная, живая. Воздух был влажным, тёплым, пахнущим чем-то сладковато-гнилостным и абсолютно чужим. Дин открыл глаза. Вместо серых стен — буйство невиданных красок. Гигантские деревья с листьями, похожими на фиолетовые веера, вздымались к небу, переплетаясь с лианами толщиной в его руку. Над головой плыли три солнца: одно большое, жёлтое, и два поменьше, оранжевых, отбрасывающие странные, перекрещивающиеся тени. Где-то вдали ревел океан.

Дин вскочил. Сердце колотилось как бешеное. Он был в лёгкой рубашке и брюках, в кроссовках. Ни воды, ни еды, ни оружия. Паника сдавила горло. Он огляделся. Джунгли были полны жизни: гигантские стрекозы с радужными крыльями жужжали над цветами, похожими на светящиеся бокалы, маленькие, прыгающие по веткам существа с шестью глазами наблюдали за ним с любопытством. Но что-то было не так. Глубокая, первобытная тишина.

Именно тогда он понял: его не трогают.

На третий день Дин уже не бежал, а шёл, осторожно, но без паники. Он нашел ручей с прозрачной, странно вязкой водой. Пинал в отчаянии ярко-синий гриб размером с табурет — и тот источал приятный аромат жареного хлеба. Он видел их. Хищников.

В первый день, у ручья, из зарослей вышла тень. Зверь размером с крупного медведя, но с чешуйчатой кожей и удлинённой, волчьей мордой, усеянной острыми, как кинжалы, зубами. Дин замер, ожидая конца. Зверь повернул к нему голову, огромные жёлтые глаза без эмоций скользнули по его фигуре. Потом он просто потянулся к воде, лакал, игнорируя Дина, как игнорировал бы камень. На второй день он увидел стаю существ, похожих на велоцирапторов, но покрытых перьями цвета ржавчины. Они с громкими криками преследовали какое-то шестиногое травоядное. Когда один из них случайно оказался в двух метрах от Дина, он лишь на мгновение задержал на нём взгляд своих чёрных, как смола, глаз, прежде чем продолжить погоню. Как будто Дин был невидимкой, призраком, не стоящим внимания.

Это было хуже любой атаки. Это было… издевательство.

«Кто ты?!» — кричал он в пустоту джунглей, когда страх сменялся яростью. Его голос тонул в густом воздухе. «Что тебе от меня нужно?! Почему я здесь?!«Только эхо его собственного безумия отвечало ему, отражаясь от гигантских стволов.

Он чувствовал взгляд. Невидимый, всепроникающий, как рентген. Он ощущал его на

своей коже, когда исследовал пещеру, похожую на вход в гигантский улей. Чувствовал

его, когда сидел на чёрном песке незнакомого океана, вода которого была

неестественно прозрачной и казалась почти пластиковой. Кто-то или что-то наблюдало.

Играло с ним, как с котёнком в лабиринте.

Он начал вести записи на обрывках найденной странной, похожей на пергамент коры,

углём от костра (огонь развести удалось с трудом, древесина горела медленно и почти

без дыма). Фиксировал циклы солнц, поведение животных, странные геометрические

узоры на некоторых скалах, похожие на случайные, но слишком повторяющиеся. Искал

закономерность, смысл. Может, это тест? Эксперимент? За что? Он был айтишником,

ради всего святого! Самый обычный Дин Гарин, чья жизнь была лишь графиком и

цифрами.

На третий день, когда большое жёлтое солнце стояло в зените, а два меньших скрылись

за горизонтом, Дин сидел под гигантским «веерным» деревом, жевал горьковатую

мякоть оранжевого плода (надеясь, что он не ядовит) и смотрел на биолюминесцентных

насекомых, начинавших светиться в сгущающихся тенях. Он чувствовал себя загнанным

зверем в золотой клетке. Отчаяние сменилось странной апатией. «Ладно, — подумал он.

— Смотри. Играй. Я твоя игрушка. Но почему? ПОЧЕМУ Я?»

Он закрыл глаза, пытаясь представить запах дождя над Москвой, звук метро. Когда он

открыл их, перед ним стояло существо.

Оно было невысоким, чуть выше пояса Дину. Тело — гладкое, обтекаемое, цвета тёмной

меди, без видимых швов или одежды. Рук не было, только три тонких, гибких щупальца,

заканчивавшихся чем-то вроде сфер. Голова была яйцевидной, без рта, носа, ушей.

Только два больших, миндалевидных глаза, полностью чёрные, без зрачков и белков.

Они смотрели на Дина с невозмутимым, нечеловеческим любопытством.

Сердце Дина остановилось, потом забилось с бешеной силой. Он не двигался. Существо

тоже. Они смотрели друг на друга. Ни страха, ни угрозы от него не исходило. Только это

всепроникающее любопытство. Дин почувствовал знакомое ощущение — этот взгляд!

Тот самый, невидимый наблюдатель. Это ОНО.

«Ты…» — прошептал Дин, голос сорвался. «Зачем? Что ты со мной делаешь?»

Существо не ответило. Оно медленно подняло одно щупальце. На кончике сферы

вспыхнул крошечный, мерцающий огонёк, похожий на светлячка. Огонек отделился и

поплыл по воздуху прямо к Дину. Тот инстинктивно отпрянул, но огонёк коснулся его

лба. Мгновение абсолютной пустоты. Ни мысли, ни чувства, ни времени. Затем — резкий,

болезненный толчок.

Дин сидел за своим офисным столом. Пальцы всё ещё обхватывали холодную

кофейную кружку. За окном лил дождь. Гул принтера был единственным звуком.

Коллега за соседним столом что-то бурчал в телефон.

Он вскочил так резко, что стул с грохотом упал назад. Все в офисе вздрогнули,

обернулись.

«Дин? Ты в порядке?» — спросила Ольга из отдела кадров, глядя на его бледное, потное

лицо и дикие глаза.

«Я… я был… три дня…» — он заикался, оглядываясь на знакомые стены, компьютеры,

лица. На нём была та же одежда. Но он чувствовал песок под ногтями, запах чужих

джунглей в ноздрях, ломоту в мышцах от переходов. «Три дня!» — вырвалось у него

громче.

Коллеги переглянулись. «Дин, ты только вышел на пять минут в курилку, — осторожно

сказал его сосед по столу, Пётр. — Смотри, кофе ещё тёплый.»

Дин посмотрел на кружку. Парок действительно поднимался тонкой струйкой. Он

тронул руку — песок под ногтями был настоящим. В кармане брюк он нащупал жёсткий

уголок — обрывок странной коры с его угольными записями. Он вытащил его дрожащей

рукой. На пергаменте четко виднелись его пометки: «Солнце жёлтое, зенит. Два оранж.

заход. Биолюм. жуки активируются. Чувствую ВЗГЛЯД.»

Пётр наклонился. «Что это? Какой-то арт-объект?»

Дин схватил листок, сунул обратно в карман. Его трясло. «Ничего. Просто… показалось.»

Он поднял стул, сел. Мир вокруг был таким знакомым, таким обыденным. Но он был

другим. Он знал то, чего не мог знать. Он видел то, чего не должно существовать. Три

дня? Пять минут? Что было реальным?

Вечером, дома, Дин вывалил содержимое карманов на стол. Ключи, телефон, мелочь… и

тот обрывок коры. Он разгладил его пальцами, вглядываясь в свои же записи.

«Чувствую ВЗГЛЯД.»

Он подошел к окну. Москва сияла огнями под моросящим дождём. Обычная ночь.

Обычная жизнь. Но Дин знал. Это была иллюзия. Он ощущал это снова — лёгкое, почти невесомое давление на затылок. Ощущение, что за твоим плечом кто-то стоит. Не враждебно. С любопытством. С тем же холодным, изучающим любопытством.

Он обернулся. Комната была пуста. Только тени от уличного фонаря играли на стене. «Кто ты? — прошептал он в тишину квартиры. — Зачем? Почему именно я?»

Ответом была только тиканье настенных часов. Но Дин понял. Это не конец. Это было только начало Игры. Игрок был где-то там, за гранью понимания. А он, Дин Гарин, обычный айтишник, был пешкой на доске, размеры которой он даже представить не мог. И самое страшное было не в чужих джунглях или динозаврах. Самое страшное было здесь, в этой нормальности, где он теперь навсегда был чужаком, знающим слишком много. Игрок наблюдал. И Дин чувствовал Его взгляд. Прямо сейчас. Возможно, он скоро окажется Там снова… Или где-нибудь ещё… Как будто Незнакомец думал. Но Дин опередил его: «Я готов!»

Остров в Океане Времени

Мэт Колдер смотрел на своё детище — «Хроносферу» — с привычной смесью страха и лихорадочного восторга. Стальной каркас, оплетённый кабелями, мерцающими экранами и катушками супер сплава, гудел низким, вибрирующим гулом, будто гигантский механизм дышал. Годы расчётов, полуночных бдений, отвергнутых коллег и потраченных состояний сжались в этом моменте. Сегодня он узнает правду о прошлом. Защитный костюм, больше похожий на скафандр глубоководника, надежно облегал его

тело. Терморегуляция, автономный запас кислорода на 72 часа, встроенные фильтры от

древних патогенов, которых он боялся больше аллозавров, и компактный, но мощный

электрошокер на поясе — Мэт предусмотрел всё. На груди крепилась миниатюрная

камера, непрерывно фиксирующая все вокруг.

«Активация последовательности», — его голос, слегка дрожащий, прозвучал в

герметичном шлеме. Пальцы дрожали над клавиатурой. Он ввел координаты мелового

периода, 75 миллионов лет назад. Машина завыла, свет погас, сменившись слепящим

вихрем изумрудных искр. Мир растворился в хаосе.

***

Приземление было жёстким. Мэт откашлялся, отдышался и распахнул забрало шлема.

Воздух ударил в лицо — густой, влажный, невероятно «живой». Запах гниющей

растительности, сырой земли и чего-то незнакомого, звериного. И звуки… Непрерывный

гул насекомых, щебет невиданных птиц, а где-то вдалеке — низкий, протяжный рёв, от

которого замирало сердце.

Он был в джунглях. Гигантские папоротники, похожие на зелёные фонтаны,

возвышались над ним. Стволы деревьев, обвитые лианами толщиной с его руку,

терялись в зелёном сумраке высоко над головой. «Это оно. Прошлое. Настоящее

прошлое!»

Эйфория захлестнула Мэта. Он включил камеру. «День первый. Мэт Колдер. Меловой

период. Координаты подтверждаются. Атмосфера пригодна для дыхания, но фильтры

активированы на всякий случай». Он снимал всё: гигантских стрекоз, порхающих между

древовидными хвощами, стайку мелких пернатых динозавров, шмыгнувших в кусты,

отпечатки трёхпалых лап в грязи.

Через час он вышел на окраину леса, к берегу широкой, мутной реки. И замер. Напротив,

неторопливо пощипывая гигантские цикады с папоротников, стоял «трицератопс».

Реальный, живой, размером с грузовик. Его огромный костяной воротник казался

крепостной стеной, три рога — копьями судьбы. Мэт забыл дышать, завороженный. Он

медленно поднял камеру. «Объект: Цератопсид. Трицератопс, предположительно.

Великолепен…»

Рёв разорвал воздух. Не гул трицератопса, а злобный, охотничий вопль. Из зарослей на

другой стороне реки вырвался «аллозавр». Шесть метров мышечной мощи, пасть,

усеянная кинжалами зубов. Трицератопс развернулся, опустив рога. Началась древняя

драма. Мэт инстинктивно присел за валун, сердце колотилось о ребра. Он снимал, забыв о

страхе, поглощенный величием момента. Аллозавр рванул вперед, трицератопс

встретил его ударом рогов. Грохот столкновения сотряс землю.

Внезапно, в поле зрения камеры мелькнуло что-то не то. За спиной сражающихся

гигантов, на вершине скального выступа, появилась… фигура. Высокая, стройная, в

облегающем костюме нежного серебристо-голубого оттенка, который словно

переливался на свету. Фигура была гуманоидной — две руки, две ноги, голова. Но

пропорции были чуть иными, изящнее, а лицо под прозрачным шлемом… Оно было

человеческим и одновременно — нет. Слишком высокий лоб, огромные, миндалевидные

глаза глубокого синего цвета, лишённые белка, тонкие черты. В руках существо держало

нечто похожее на изящный жезл.

Мэт протер глаза. Галлюцинация? Отравление местным воздухом? Но камера тоже

фиксировала фигуру. Существо повернуло голову. Его невероятные глаза «уставились»

прямо на Мэта, сквозь кусты и расстояние. Мэт почувствовал холодный укол страха,

смешанного с невероятным изумлением.

Затем случилось нечто невозможное. Существо подняло жезл. Раздался едва слышный

высокочастотный звук. Аллозавр и трицератопс, только что готовые разорвать друг

друга, вдруг замерли, словно впали в транс. Через секунду они развернулись и

неторопливо разошлись в разные стороны, забыв о вражде. Существо плавно парило

вниз с уступа, не касаясь земли, и направилось прямо к Мэту.

Мэт схватился за электрошокер, но рука дрожала. Существо остановилось в метре от

него. Его шлем растворился, как дым, открыв лицо. Губы не шевелились, но в голове

Мэта прозвучал ясный, спокойный голос, похожий на перезвон хрустальных

колокольчиков:

«Приветствие, путник. Твои колебания пространства-времени были… шумными. Ты

заблудился.»

Мэт попытался говорить, голос сорвался: «Кто… что вы? Как вы…? Это прошлое! Земля!»

Существо, которое назвало себя Кэлом, мягко покачало головой. В его огромных глазах

мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

«Прошлое? Нет, Мэт Колдер. Прошлого, в том смысле, как ты его понимаешь — как нечто

неизменное, лежащее позади, — не существует. Оно ушло. Навсегда растворилось в

иллюзорной энтропии. Его нельзя посетить, как нельзя дважды войти в унесенную

рекой воду.»

Мэт почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. «Но… динозавры! Трицератопс!

Аллозавр!“„Они здесь. Но это не твоя Земля, Мэт. Это — Остров Келламат. Параллельная

реальность. Один из бесчисленных миров в Океане Веры.» Кэл сделал легкий жест

жезлом. В воздухе возникла объемная голограмма — бесчисленные мерцающие сферы,

связанные тончайшими нитями света. «Время — не линия. Оно — многомерная ткань.

Твоя «машина времени» не перемещает тебя вдоль одной нити. Она… пробивает тоннель

сквозь слои этой ткани, выводя тебя на другой Остров, в другую струю Реки

Возможного. Иногда эта струя повторяет знакомые тебе этапы, как здесь. Иногда —

радикально отличается.»

Мысли Мэта метались. Все его исследования, его уверенность, его доказательства…

рушились. «Но… как вы говорите на моём языке? Откуда знаете моё имя?»

«Наблюдение. Адаптация. Ваши электромагнитные сигналы, ваши «интернеты»,

просачиваются сквозь тонкие места ткани. Я изучал твой мир. Имя взял из твоих

мыслей.“ Кэл указал на свой жезл. „Это — стабилизатор локальной реальности. И ключ

к навигации в Океане. Без него ты здесь не выживешь надолго. Реальности

нестабильны. А твой прибор…», он кивнул в сторону невидимой «Хроносферы»,

«…грубый. Он создает разрывы. Опасные для тебя и для ткани.»

Страх сменился холодным ужасом. «Я… я не могу вернуться?»

«Можешь. Я помогу. Но твой путь домой — не обратно по твоему тоннелю. Он уже

схлопнулся. Мы найдем твой Остров, твою струю Реки.» Кэл протянул руку. «Доверься.»

Путешествие обратно было сном наяву. Кэл создавал вокруг них пузырь стабильности,

скользящий сквозь ослепительный калейдоскоп пейзажей: ледяные пустыни под

багровым солнцем, города из кристалла, парящие в облаках, океаны кипящей лавы,

населенные силуэтами невообразимых существ. Мэт видел миры, где динозавры

построили цивилизацию, миры, покрытые единым разумным грибницем, миры,

застывшие в вечной ночи. Каждый — уникальный Остров в безбрежном Океане Времени-

Пространства.

И наконец — знакомая лаборатория. Запах масла, озона и пыли. Гул «Хроносферы»

затих, машина стояла тёмная, безжизненная. Пузырь исчез. Мэт стоял на твёрдом,

родном полу. Кэл был рядом, но его образ начал мерцать, становиться прозрачным.

«Ты дома, Мэт Колдер. Запомни увиденное. Время — не стрела. Это — бескрайний Океан.

Ты плавал в нём. Будь осторожнее с тоннелями.»

«Спасибо, Кэл», — прошептал Мэт, чувствуя, как его мир перевернулся. «Как я…««Исследуй связи, Мэт. Слабые сигналы между Островами. Ключ — в резонансе, а не в пробивании стен.» Голос Кэла звучал уже как далекое эхо. «Прошлого нет. Есть бесконечное Настоящее множества миров. Береги свой Остров.»

Кэл исчез. Последним пропал лёгкий запах озона и чего-то неуловимого, чуждого.

Мэт стоял посреди лаборатории, оглядывая знакомые стены, приборы, чертежи. Все было прежним, но всё изменилось навсегда. Он подошел к консоли «Хроносферы», его рука потянулась к главному выключателю. Но он остановился. Вместо этого он достал камеру. На экране мелькали кадры: гигантские папоротники, рёв аллозавра, мощь трицератопса… и последний кадр — спокойное лицо Кэла с бездонными синими глазами.

Он не стер записи. Он перенес их в отдельный, зашифрованный архив. Пометил: «Остров Келламар. Океан Возможного».

Мэт подошел к окну. Над городом всходила обычная луна в обычном небе. Но теперь он знал. Это не единственная луна. Не единственное небо. Не единственная история.

Прошлого не было. Было бесконечное, дышащее, многоликое Настоящее Вселенной. А время… Время было не дорогой, а океаном, где его маленькая лаборатория была лишь песчинкой на одном из бесчисленных берегов. И он, Мэт Колдер, лишь на мгновение заглянул за горизонт, поняв, что истинное путешествие только начинается — не в глубины веков, а в безбрежные просторы синхронно существующих миров. Он отключил питание «Хроносферы». Грубый инструмент был отложен. Впереди была работа тоньше. Работа с резонансом. Поиск сигналов других Островов. Поиск Кэла. Поиск истинной природы Океана, ключ к которому он теперь держал — не в машине, а в своем перевернутом сознании.

Объект 23