Бесплатный фрагмент - Фалор

Читать и жить — это не одно и то же. Желая чего-то, не жалей, когда оно исполнится.

Полине нужно было знать это с самого начала, но теперь уже слишком поздно. Теперь она ответственна за мир, которому не принадлежит, и должна рисковать жизнью ради миллионов жизней, которые ей безразличны.

Бежать или драться? Бороться или стать оружием в руках тех, кто знает лучше? Спасти или разрушить? Выбрать сторону или позволить стороне выбраться тебя?

Автор: Яблонко Ксения

Художественное оформление: Чернова Екатерина

Глава I

Искать приключений  — неверное выражение. Приключения сами тебя находят. Хочешь ты этого или нет. Мне в этом смысле повезло — я хотела. Я жаждала приключений всей душой, но нарваться на них было не самым простым делом ввиду некоторых обстоятельств. И мне всё-таки удалось. Началась эта запредельно обыкновенная история следующим образом.

Это был замечательный майский вечер, сиреневый и прозрачный, подсвеченный уютными жёлтыми огоньками парковых фонарей. Мы с подругами сидели на лавочке в парке в том неопределённом состоянии, когда вроде бы пора расходиться, и прогулка себя изжила, но ещё хочется растянуть удовольствие.

— Я не буду это смотреть, у меня нет столько времени! — злилась Ася.

— Рано или поздно ты сдашься, — философски заметила Вероника. Она посмотрела этот сериал первой из нас и постепенно заставила остальных.

— Куда она денется, даже я сдалась, — встряла я.

— О, ну ты, конечно, показатель, — предвкушая волну негодования, Марго закинула руки за голову и откинулась на спинку скамейки.

— Может быть, — негодовать я не стала.

— Слушай, его посмотрели сотни тысяч людей и им нравится, и время находится, — уговаривала Вероника. — Его все знают, ну.

— Кто — все? Вы одни такие пришибленные.

Мы с Вероникой переглянулись. Ну, тут сложно не согласиться.

— Все — все. Спроси кого угодно, — Вероника сделала неопределённый жест рукой.

— А правда, вон парень сидит, давайте у него спросим, — Марго всегда была главным инициатором сомнительных авантюр.

— Ага, и если он смотрел, ты признаешь нашу неопровержимую правоту и соглашаешься смотреть, — поддакнула я.

— Давайте мы не будет доставать случайных людей хотя бы сегодня, — сказано это было просто для приличия, едва ли Ася сильно против.

— Всё, поздно. Пошли к нему, — Марго решительно поднялась. Я вскочила следом.

Я заставила Асю подняться, и мы вчетвером направились к жертве.

Жертва о нашем существовании не подозревала — невысокий, неестественно бледный юноша примерно нашего возраста сидел на скамейке в начале аллеи, нервно поправлял рукава куртки, смотрел в небо и, вероятно, кого-то ждал.

— Извините, можно вопрос? — непосредственно нападение на жертву было поручено Марго, как самой уверенной из присутствующих.

— Рискни, — он перевёл на неё взгляд и улыбнулся.

— Вы смотрели сериал «Сверхъестественное»?

— Ага, — усмехнулся парень, — но не весь. Долго.

— Большое спасибо, — и обернулась к Асе. — Всё, теперь ты тоже смотришь.

— Зачем вы так над ней издеваетесь?

— Это аргументы, а не издевательство, — я пожала плечами.

— Вы очень странные.

— Ты даже не представляешь, насколько. Можешь посидеть с нами немного, и отдалённо представишь, — предложила Марго.

— Ладно, давайте.

Мы озадаченно переглянулись и подошли ближе. В нашу компанию редко попадали новые люди, а если и попадали, то сбегали через неделю.

Кое-как справляясь с неловкостью, мы мило поговорили о том самом сериале, о других фильмах и книгах. И не назвали совершенно никакой информации о себе. А между тем уже уверенно темнело, по-хорошему разойтись по домам следовало ещё час назад.

— Может быть, теперь познакомимся? — робко предложила Вероника.

— Джон, — с готовностью произнёс парень.

— Это настоящее имя?

— Может быть. Скорее всего.

— Кто знает, что настоящее, а что нет? — подыграла я.

— Ну, да. Я Ася.

— Марго.

— Полина, — улыбнулась и слегка поклонилась.

— Вероника. Может, по домам? Меня мама убьёт.

— Не только тебя, — мрачно заметила Ася. — Реально, давайте расходиться.

Уже сидя в автобусе, я заново прокручивала события сегодняшнего дня, и, наконец, дошла до Джона. Не самый скучный субъект, которого мне доводилось встречать, ничего особенно опасного в нём не было. Мне он понравился, даже жаль, что мы больше не встретимся.

Мало кто катается на маршрутках в эту сторону в это время, поэтому сейчас в полупустом автобусе под частью перегоревшими желтыми лампочками было даже уютно. Я надела наушники, повернулась к окну и уставилась рассеянным взглядом на улицу. Сейчас для меня ничего не существовало кроме музыки и аккуратных домиков частного сектора: способность выключаться и прятаться в собственной голове была со мной с детства. Мама называла это побегом от проблем, я предпочитала слово эскапизм.

Из транса меня вывел неожиданное прикосновение холода. Удивительная штука маршрутка — дырявая, как решето, ломается прямо в пути, там же чинится, но при этом вполне себе ездит. Так что в том, что откуда-то внезапно потянуло холодом, нет ничего удивительного. Я поправила куртку и вернулась к созерцанию застекольного мира.

Ни по пути домой от остановки, ни за ужином, ни после него, я не могла отделаться от мысли о том парне из парка. Мне хотелось разгадать его личность, или найти в соцсетях, но его настоящее имя неизвестно, а всех парней из города и даже страны с именем Джон, я проверила — тишина.

После вчерашней прогулки как-то не верилось, что сегодня придётся всё-таки вставать в половину седьмого и тащить себя в школу. Однако пришлось. Я опоздала, заверила всех неравнодушных, что на географию я не особенно тороплюсь и вместе с Марго триумфально завалилась в кабинет. Тут же на месте выяснилось, что на географию не торопится половина класса, причём во главе с географичкой. Ну и замечательно, есть время обсудить что-нибудь более практическое, например, у кого есть ответы на самостоятельную по химии или с какой вероятностью отменят литературу, если она стоит последним уроком, а русичка, скорее всего, не придёт. Но ответы меня интересовали мало, а на литературу повлиять всё равно не получится, так что я решила потратить начало урока на очередной мозговой штурм по поводу вчерашнего.

— Марго, — я всем корпусом повернулась к ней, а спиной, соответственно, к двери. Опрометчиво.

— А? — она сосредоточенно строчила в тетради. Скорее всего, там алгебра. — Давай потом.

— Дам списать, если ответишь.

Она странно на меня посмотрела и продолжила писать. А да, я же никому не даю списывать. Это отлично знают даже те, кто никогда не пытался с этим ко мне лезть. Потому что я не для того учусь на отлично, трачу целые дни на домашку и жертвую развлечениями, чтобы они потом получали те же оценки, совершенно без усилий. Отличников ненавидят за то, что они не помогают другим, но все сделали выбор, так что извольте пожинать плоды.

— Ты помнишь, что вчера было? — я молча подвинула к ней свою тетрадь.

— Так говоришь, как будто есть, отчего забыть.

— Я так говорю, потому что чувствую, как развинчиваются болтики на крыше, — я постучала пальцем по виску, — и начинаю подозревать, что я это всё придумала.

— Ну, нет. Он, конечно, странный, но он был вживую.

— А мы как будто не странные.

— Ну, не настолько.

— Ага, не настолько. Мы гораздо хуже, — мрачно хмыкнула я. — Слушай, тебе не холодно?

— Нет, а должно быть?

— А мне холодно. Хотя, с чего бы?

— Мне тоже интересно, на улице май.

Я подняла глаза на окно. Действительно, май. Неестественно голубое, как детская гуашь, небо. Солнышко. Тепло. Я вроде бы тоже согрелась.

— Хотя, забей. Уже нормально.

До конца учебного дня дела обстояли весьма неплохо, но приступы холода время от времени настигали. Я бы сказала, что ситуация становилась нездоровой, но болеть мне сейчас стратегически невыгодно — конец четверти и года заодно, итоговые оценки, все дела.

Мы с Марго медленно, растягивая время на разговоры, брели к автобусной остановке. Домой не хотелось, ибо в моём случае вернуться домой означало просидеть пару часов за уроками и после этого не хотеть вообще ничего. Позалипать в телефон, может, посмотреть одну серию сериала и лечь спать. В какой момент я свернула не туда, и моя жизнь превратилась в это?

— Че молчишь? — вежливо поинтересовалась Марго.

— А че говорить? — устало отозвалась я.

— Ну не знаю, как день твой прошёл?

— Мимо прошёл.

— Мой тоже.

— Так это один и тот же день был, что ты от него хочешь? — вздохнула я.

— Ну, тебя на уроках спрашивали, меня — нет, уже не одно и то же.

— Резонно. Ладно, пусть будут два разных дня, которые прошли мимо нас.

— Вместе, за ручки, — поддакнула Марго.

— Ага. Не будем им мешать.

Дальше шли молча. И был ли смысл так медлить?

Моя маршрутка пришла первой, мы попрощались и я, пробравшись через толпу автобусного общества, пристроилась у окошка. Марго смотрела в мою сторону. Я, оставаясь на остановке, обычно отворачивалась сразу.

Я привычно полусонно пялилась в окно и только где-то на полпути сообразила, что рядом со мной кто-то сидит.

Невзрачная серая куртка, белая футболка под ней. И ослепительно белая кожа. Парень чуть старше меня. Да не может быть.

— Джон? — осторожно предположила я.

Он резко обернулся ко мне, окинул быстрым взглядом и дергано улыбнулся.

— Привет. Рад тебя видеть.

— Я тоже. Ты где-то рядом живёшь?

Естественно, рядом. Насколько я могла судить, на той остановке, где он зашёл, не было буквально ничего, только дома.

— Ага. А ты?

— Уже не очень далеко, мне через три остановки выходить.

Уже через две. Эта встреча была совершенно невероятна, скорее из области фанфиков. Следующей не будет с вероятностью 101%.

— Слушай, — я замялась. Вдох-выдох. Решилась, — если мы снова чудом встретились, может быть… найдёшь меня в соцсетях? Или я тебя, — я нервно жестикулировала и, возможно, покраснела. — Или просто обменяемся номерами, чтобы… встретиться ещё как-нибудь…

— Да, давай.

Согласился! И спокойно отреагировал на моё бестолковое смущение. Самое сложное позади.

Джон продиктовал мне свой номер, я сразу ему позвонила. Зазвенел характерный заводской рингтон. Кто в здравом уме и в возрасте младше двадцати лет не меняет его на что-то своё? Впрочем, ладно. В любом случае, я исправила ошибку вчерашнего вечера.

Очень вовремя, надо сказать, ибо вот уже моя остановка. Я быстро попрощалась и выбралась наружу. Немного постояла, приходя в себя ¬ — общение с кем-то кроме подруг и родителей требовало напряжения всех сил. Но зато сегодня я страшно довольна собой. Нужно будет рассказать девочкам. В приподнятом настроении я зашагала в сторону дома.

Вечером, с горем пополам разобравшись с уроками, я снова задумалась о том парне. Надо бы ему написать.

«Хэээй, привет» — ни до чего более умного я не додумалась.

«Привет. Не думал, что ты напишешь»

«Хах, я тоже. Ты занят?»

«Нет, а что?»

«Ничего, просто хотела поговорить»

О господи, почему говорить с людьми так сложно?

«Ладно, о чём?»

«О книгах?»

Вообще без разницы о чём, я просто пытаюсь наладить контакт, чтобы общаться в дальнейшем было обычным делом.

«Давай. Какой жанр тебе нравится?»

«В последние дни у меня нет времени читать. Но вообще фэнтези»

«Здорово. Представляешь себя на месте главного героя?»

Вопрос, конечно, интересный, но это не самая логичная реакция.

«Обычно нет. Мне больше нравится роль второстепенного персонажа, которого герой встречает по пути»

«Тоже неплохо. А если бы ты всё-таки оказаться на его месте?»

«Не знаю, я и сейчас едва справляюсь. Мне кажется, я бы всего боялась, но в решающий момент нашла бы силы всех спасти ценой своей жизни или как-то так. Хотя, может и не нашла бы, будем честны»

«Все герои находят»

«Не все могут стать героями»

«Их обычно не спрашивают»

«Резонно»

На этом наш диалог закончился. Но это уже неплохо, даже лучше, чем я рассчитывала. А правда, смогла бы я быть главным героем, и не совершать тех же ошибок, которые раз за разом совершают они? Потому что злиться на героев за глупость (почему они не могут понять то, что поняла я, это же очень просто), сидя в комнате с книжкой, и применять эти умозаключения, скажем, на поле боя — всё-таки не одно и то же. Но ведь весь мой опыт основывается на книгах и фильмах, и ничего, живу, успешно применяю. Каких-нибудь совсем типичных ошибок, заставляющих зрителей кричать на персонажей и закатывать глаза, всё-таки смогу избежать. Но это просто ошибки, а смогу ли принимать важные решения? И как буду жить с тем, что сделала что-то не так?

В размышлениях подобного рода я провела остаток вечера.

А утром, мало отличавшимся от вчерашнего, рассказывала Марго о произошедшем вчерашним вечером. Она была явно восхищена: хихикала и время от времени вставляла едкие комментарии. Я тоскливо подумала о том, что серые будни настолько серые, что сообщение о содержании малопримечательного неловкого диалога, вызывает столько эмоций. Остальным девочкам из нашей компании я рассказала раньше, чтобы избавить их и себя от неожиданных подробностей, которые неизбежно появились бы, узнай они эту историю от Марго. Она была отличной подругой и отличной рассказчицей, но в деле донесения правды ей доверять не стоило. Мы и не доверяли, и всех всё устраивало.

Физика — штука увлекательная и сложная. И какой её в первую очередь станут считать, зависит от того, как велит её воспринимать учитель. Наша физичка считала её в первую очередь сложной, и на каждом уроке (я регулярно отмечала этот момент) напоминала, что все физику знать не могут. Меня это мало беспокоило, потому что я-то её понимало, но подавляющее большинство отнесло себя к разряду не всех и прекратило попытки спастись. После очередного урока мы в очередной раз перемалывали эту тему.

— Что у тебя по самостоятельной? — мрачно спросила я. Урок после любой работы по физике становился временем всеобщего траура.

Марго показала три пальца. Прискорбно.

— У меня четыре. В вычислениях ошиблась.

Дальше следовал подробный разбор работы, прерываемый горестными возгласами — осознанием собственной глупости. Мне снова стало холодно. Да что это, черт возьми?

Подобным образом прошло ещё несколько дней: после школы я делала уроки, потом читала или смотрела пару серий. Ложилась слишком поздно, не выспавшись, вставала утром, на уроках старалась доказать себе, что нужно слушать, а не читать фанфики с телефона, спрятанного в пенале или просто на коленях, на переменах обсуждала с подругами сериал и прочую малозначительную, но очень важную чушь. Жизнь шла своим чередом, с тем лишь исключением, что теперь меня время от времени, всюду, кроме дома, настигали порывы холода без видимых на то причин. Джону я больше не писала, он мне тоже. Время на то, чтобы наладить общение стремительно уходило, но мне не хотелось навязываться. Мне вообще ничего не хотелось.

«Привет» — внезапно пришло во время урока. Дело было на литературе, так что не было решительно ничего удивительного в том, что я заметила сообщение почти сразу.

«Привет. Как дела?»

«Неплохо. Ты занята?»

«Ну, вообще, я на уроке, но нет»

«Не боишься, что заметят?»

«Не-а, никто не может обвинить меня в безответственном отношении к учёбе»

«Ты страшный человек»

«Вряд ли, но спасибо»

«Даже опасаюсь теперь звать тебя гулять»

«А были мысли?»

«Вообще были»

«Давай тогда я тебя позову. Например, в субботу»

«Например, в том же парке. Часов в двенадцать»

«Отлично»

— Ты там с кем? — заглядывая через плечо, спросила Марго

— У тебя есть три попытки.

— Мне хватило бы одной. Он тебе нравится?

— Не знаю. Как человек — вроде да.

— Но ты собираешь с ним гулять?

— Вот и выясню, нравится он мне или нет.

— Ну, удачи тогда.

— Угу, спасибо. Ты ревнуешь, что ли?

— Деньги со ставок считаю.

Я молча придала лицу вопросительное выражение.

— Первой оказаться в отношениях из нас должна была либо ты, либо Вероника. Я бы ставила тебя. Даже не только я.

— Спасибо, конечно, но мне жаль твоих гипотетических денег.

— Посмотрим.

Вряд ли она всерьёз собиралась свести меня с Джоном, но афиняне требуют хлеба и зрелищ, а школьники, даже самые разумные, жаждут сплетен.

Утром в субботу я привычно завтракала и непривычно нервничала: мне редко приходилось видеться с малознакомыми людьми. Я жила в своём устоявшемся мирке, общаясь с одними и теми же людьми и бывая в одних и тех же местах. Выбираясь из него, я чувствовала себя беззащитной и болезненно уязвимой. Родителей это беспокоило, меня — нет. Разумеется, до того момента, когда приходилось знакомиться или ехать в незнакомое место. Мама была только за сегодняшнюю прогулку, очень легко меня отпустила, особенно после того, как я сказала, что в реальности мы уже несколько раз виделись — родителям свойственно не доверять людям из интернета.

Я надела любимую белую рубашку, джинсы и неопределенного (но ближе к зеленому) цвета куртку и выскочила из дома. Да ладно, всё будет хорошо. Старательно подавляя желание в десятый раз перепроверить время и место встречи, я велела себе успокоиться и увидеть наконец, что нет ни одной объективной причины для волнения. Но волнению редко нужны были причины, поэтому все обычные действия производились с обычным выражением лица, скрывающим неприятное шевеление внутри. Не можешь избавиться — игнорируй.

До места я добралась первой.

«Ты где?» — не могла же я перепутать время или место, я же столько раз проверяла.

«Я хотел эффектно сказать, что у тебя за спиной, но на самом деле где-то справа»

Я обернулась, но никого не увидела.

«Прямо на меня смотришь. Ты видишь, но не наблюдаешь»

«Это Шерлок Холмс. А, я тебя вижу»

Я наконец заметила светлую фигурку в конце аллеи и помахала рукой. Фигурка помахала мне в ответ.

— Привет, — улыбнулась я.

— Привет, — улыбнулся он. — Куда пойдём?

— Не знаю. Предлагаю просто идти.

Мы говорили о музыке, истории (ну, тут говорила только я), дурацких шутках, всемирном заговоре…

— Вот смотри, есть пять вещей, которые мы можем почувствовать: свет, звук, вкус, запах, и… Короче, когда наощупь определяешь предметы. Вот. Но что, если этих вещей намного больше, просто мы не можем их воспринимать, или что интереснее, воспринимаем, но не можем осознать, ну или как-то так. Ведь есть же магнитное воздействие, и мы знаем, что оно есть но чувствуем. Может, существует что-то ещё примерно такое же, но его мы ощутить сможем. Так вот, может быть, пришельцы действительно создали землю и управляют нами через эти неведомые штуки. Тогда твоя теория подтверждается.

— Выходит, да. Если мы сейчас находимся где-то в самом начале по сравнению со всем временем цивилизации, может, мы когда-нибудь найдём хотя бы несколько из этих вещей. Хотя бы пятую.

— Шестую, — машинально поправила я.

— Ну да, шестую.

Мы гуляли до самого вечера, но уже через пару часов я не могла вспомнить ничего из произошедшего, кроме отдельных деталей бесконечных разговоров. Но день определённо прошёл чудесно.

«3 непрочитанных сообщения»

Вероника: «вы всё-таки пошли гулять?»

Ася: «ну что, как дела?»

Марго: «как он тебе?»

Надо же, как они интересуются моей жизнью. Не то, чтобы я считала, что безразлична своим подругам, но сейчас ими явно двигала жажда сплетен. Хотя мне тоже в новинку, что у кого-то из нас может быть жизнь за пределами школы и нашего закрытого кружка.

Я вкратце отписалась каждой о событиях сегодняшнего дня, хотя говорить о них хотелось бесконечно. Но именно так это и происходит: чем более счастливым тебя делает событие, тем меньше ты о нём расскажешь из страха, что кто-то осмеёт или отнимет твоё личное счастье. Я постоянно встречала в интернете советы в духе «записывайте свои мысли», но мыслям вполне удобно было в голове, и вытащить их оттуда не представлялось возможным, проще было прийти к ним самой. Всё, что я хотела записать или нарисовать, хранилось у меня в голове, и этого хватало. Законсервированные воспоминания в баночках, истории и чудесные места были там, время от времени забывались и тускнели, но иногда возвращались, и этого мне было достаточно. Сегодняшний день останется где-то там же.

Маме было интересно не меньше (а больше, давайте смотреть правде в глаза), чем подругам, но ей я тоже рассказала немного и поспешила исчезнуть в спальне. Думаю, эта баночка останется со мной надолго.

В сообщениях уйти от ответа немного проще, чем когда тебя ловят за руку на перемене и требуют объяснений. Особенно, если это твоя одноклассница. Мне каким-то образом сказочно повезло, что из нашей скромной компании мне в одноклассницы попалась не вежливая Вероника или безразличная Ася, а именно агрессивная в своём желании общаться и тусить Марго, от которой (доказано) спрятаться невозможно. Обычно я её в этом поддерживала, но тщательно упрятанным историям назад уже не выбраться, поэтому рассказывать я ей ничего не собиралась. Но обсудить какие-нибудь абсурдные вещи согласилась, и мир был достигнут за дискуссией о муравьиной цивилизации.

Глава II

Сегодня, единственный день в неделю, у всей параллели восьмых классов уроки заканчивались в одно время, и к остановке можно было идти всем вчетвером. Выбравшись из-под зеленовато-ядовитого света школьных ламп, мы брели нарочито медленно, смеялись и болтали о всякой чепухе, не связанной с учёбой. Солнце, тщательно отмытое дождём, сияло ещё ярче, и вырезало тени из белого света ещё четче. Прохладный ветер трепал цветные и тёмные волосы. Можно было снять крутку и сверкать унылыми в стенах школы и почти симпатичными за её пределами, белыми рубашками. Хороший был день.

— Эй! — донеслось из-за угла школы.

Я не обратила внимания — в 99,9% случаях, если кто-то кого-то звал, ко мне это не имело ни малейшего отношения.

— Полина! — с ноткой шутливого раздражения.

Я резко обернулась на своё имя.

— Не игнорируй, пожалуйста, — попросила непонятно откуда материализовавшаяся белая фигура.

— Ты откуда тут взялся? — я старалась говорить сдержанно, но не скрывала радости от встречи с Джоном. Мои подруги тоже.

— У меня репетитор тут рядом, шёл мимо решил заглянуть, — он пожал плечами, нервно теребя рукав, и улыбнулся.

— Пройдёшься тогда с нами до остановки?

— Обязательно, только… — он снял рюкзак и принялся в нём что-то сосредоточенно искать. — Ща, подождите… Нашёл.

Он извлёк на свет штук семь маленьких, почти детских деревянных колечек.

— Это вам. От моей сестры.

Мы послушно разобрали колечки. Я своё даже смогла надеть на указательный палец. Остальным они оказались малы. Действительно, детские.

— Повешу на цепочку и буду носить на шее, — тут же нашла выход Вероника.

Джон дошёл с нами до автобусной остановки и остался ждать со мной, когда разъехались все остальные. Кроме нас там стояли ещё человека три.

— Пройдёмся, пока ждём? — внезапно предложил он.

— Ну, недалеко, — легко согласилась я. Мы отошли от остановки, вернулись обратно, отошли от остановки в другую сторону.

— Знаешь, что? — изменившимся, чуть севшим, голосом спросил Джон посреди разговора.

— Видимо, нет, — аккуратно предположила я.

— Узнаешь, — пообещал парень и полез в рюкзак. Я настороженно следила, готовясь, на всякий случай, бежать. — Вот он.

Джон достал из рюкзака нож. То есть не совсем нож, скорее кинжал, длинный с красивой лазуритовой ручкой и лезвием из голубоватого металла, я даже не знала, что такой бывает. Красивый. Я дернулась было назад, но вернулась на место. Сделала над собой усилие, чтобы не обернуться в поисках путей к отступлению. Если кинется — просто побегу, на остановке стоят люди, они заметят.

— Не бойся.

Я меньше боялась, пока ты этого не сказал.

Джон пристально всмотрелся в стену дома, перед которым мы стояли и, резко замахнувшись, воткнул в неё кинжал. Лезвие вошло в кирпичи, как в масло, и очертило кривой прямоугольник в высоту человеческого роста. За лезвием оставались светящиеся синим царапины, а когда линия замкнулась, синим озарилось всё внутри. Я не хотела разбираться в природе этого явления, просто молча отступала назад, чтобы незаметно скрыться, пока он закончит.

— Стой! — Джон обернулся ко мне. Я замерла. Вот же чёрт.

— Иди сюда, блин!

У него нож. Он старше и сильнее, если побегу, помочь никто не успеет. Я осторожно подошла.

— Да ничего я тебе не сделаю, успокойся, — в подтверждение он отбросил кинжал в сторону.

— Что это такое? — я кивнула на синюю дыру в стене.

— Сейчас узнаешь, подойди, — нетерпеливо проговорил он.

— Спасибо, я не хочу. Кстати, вон моя маршрутка.

Её не было и в помине.

Джон шагнул ко мне и схватил за руку, рванул на себя. Я полетела вперёд, он толкнул меня в спину. Я упала на колени и думала, что врежусь в стену, но мои вскинутые руки ушли в синюю завесу, как в дым. Я хотела вскочить на ноги, но не смогла выпрямиться — синий дым затягивал меня внутрь. Я барахталась, пытаясь выбраться, кричала, цеплялась за края провала, но тщетно: я тонула, медленно погружалась в вязкую жидкость. Окошко на улицу становилось все менее различимым, покачивалось и расплывалось. Я могла дышать, но уже не хотела — глаза закрывались, разум медленно уплывал в сон.

Глава III

Я вздохнула и подняла тяжёлые веки. Правда, первая попытка это сделать провалилась. Сфокусировав кое-как взгляд, я обнаружила себя на кровати в маленькой комнате, стены которой обшиты деревянными панелями, и нахмурилась, тщетно пытаясь сообразить, куда, как и зачем меня занесло. Память упорно выдавала колышущееся синее пространство. А до этого что? Как я ни старалась, не откликнулось ни одного воспоминания: ни как меня зовут, ни сколько мне лет, ни кто мои родители.

Я попробовала сесть. Тело протестующе заныло, голова раскалывалась. Ладно, отложим, не к спеху. Пока будем думать.

У противоположной изножью кровати стены стоит шкаф, слева от него, прямо под окном, письменный стол, две двери (одна ведёт наружу, вторая, возможно, в ванную) к стене справа крепятся книжные полки, с подозрительно малым количеством книг. Но это может быть вполне нормально, если сейчас каникулы, то есть мне не нужны учебники, и если остальные книги в доме хранятся в другом месте, и сюда я их приношу оттуда, а потом возвращаю назад. Но стол был пуст. Может, что-то лежит в ящиках, но это ничего не меняет: я в жизни не встречала людей, у которых ничего не стояло бы на столе — хотя бы стакан с ручками или лампа.

Это не моя комната, я никогда здесь не жила. Нужно всё тут изучить. Но для этого надо встать, а встать пока выше моих сил.

Вставать нельзя, думать, считай, тоже. Что делать тогда? Я вздохнула, в красках прочувствовав каждый нерв в грудной клетке, и уставилась в потолок. Очень милая люстра. Несколько часов, как мне казалось, на самом же деле, минут десять от силы, я пролежала без движения, пытаясь откопать в воспоминаниях хоть какие-то подсказки. Глухо.

Я снова вздохнула. Уже не так больно, конечно, но ощутимо. Хорошо, ещё немного и можно будет вставать. Ну ладно, встать получится вряд ли, но хотя бы сесть было бы неплохо. Нетерпение отчаянно боролось со здравым смыслом и в конце концов победило.

Я резко поднялась и тут же пожалела об этом. Привалившись к спинке кровати, я ждала, когда боль утихнет. Тело по-прежнему ныло, но повиновалось охотнее. Чудесно, сесть почти без потерь мне удалось. Теперь я могла посмотреть в окно.

Прямо в стекло билась сосновая (предположительно) ветка. Огромная, разлапистая, как на картинках из детских книжек. Причем даже не одна: ласковый золотистый свет пробивался через множество ветвей и падал на подоконник не то кружевом, не то рваной занавеской. Дом, где находилась моя нынешняя комната, стоял прямо посреди леса.

В дверь постучали. Я вздрогнула. Даже примерно не представляю, кто бы это мог быть. Вошёл парень. Светлые растрёпанные волосы, почти прозрачная бледная кожа, серые глаза. Он показался смутно знакомым.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — без особенной уверенности отозвалась я

— Помнишь меня?

— Нет, — осторожно ответила я. Лучше пока воздержаться от язвительных комментариев.

— Итак, — с театральной загадочностью произнёс он и сел прямо на пол. Извлёк из-за спины кинжал с лазуритовой рукояткой и лезвием из странного голубого металла. — Помнишь, что это?

Этот кинжал будто разрезал голубую пелену и сквозь неё хлынули воспоминания: тот день после школы, парк, подруги…

Память вернулась. Я замерла, опасаясь, что меня снесёт этим потоком. Парень улыбнулся и поощряюще кивнул.

— Ещё раз. Ты меня помнишь?

— А хотела бы забыть, — я злилась за историю возле остановки скорее по инерции, чем в действительности.

— Где мы? — я устало потёрла лоб.

— Скоро узнаешь, — заговорщицки бросил он, вставая. — Приводи себя в человеческий вид и пойдём. Жду тебя снаружи.

Он махнул кинжалом прямо перед моим лицом и хлопнул дверью прежде, чем я успела задать хотя бы один вопрос. Мудрое решение.

Вздохнув, я неуверенно поднялась на ноги. Все мышцы и кости по-прежнему болели, словно меня избили или переехали, но жить можно.

Я подошла к шкафу. Внутри обнаружились три длинные туники, отличавшиеся только цветом, двое штанов из грубой ткани, напоминающей джинсовую (сейчас я сообразила, что Джон был одет во что-то похожее), несколько пар белья и единственную пару обуви в составе высоких чёрных сапог. На дверце шкафа с внутренней стороны оказалось безупречно чистое зеркало. Насчёт нечеловеческого вида Джон был, пожалуй, прав, я выглядела совсем плохо: больные глаза на побледневшем лице обрамляли синяки, волосы спутались и как-то потускнели. Я проверила вторую дверь и нашла за ней ванную. Превосходно. Отстирать кожу до скрипа, отмыть и вычесать волосы и ещё влажными аккуратно заплести, одеться, неотрывно рассматривая оплывшее лицо, несколько раз оправить одежду, обуться.

Я подошла к входной двери и застыла, положив ладонь на ручку. Иногда не нужно пытаться пробить стену неизвестности, пока она не подастся сама. Но шагать за неё страшно. Сердце нервно забилось, отдаваясь в висках. Я выдохнула, выпрямилась. Действуем осторожно, но решительно, не рискуем зря, но и шансов не упускаем. Я нажала на ручку и вышла.

— А ещё дольше нельзя было? — Джон отклеился от стены и отпустил рукав туники.

Можно было, даже следовало.

— Извини, постараюсь больше так не задерживаться. Приведение в человеческий вид потребовало больше времени, чем я рассчитывала.

— Не страшно, вид у тебя всё равно человеческий при любых обстоятельствах.

Я чуть удивлённо подняла брови.

— Это звучало хуже, чем я рассчитывал. Я имел в виду, что ты единственный человек в этом доме.

Я молча ждала объяснений.

— Как бы тебе объяснить… Есть два мира. Твой и наш, и… — он, видимо, резко усомнился в своей способности толком объяснить, — Но это не важно. Ладно, если ты готова, идём.

Я резко повернулась к нему, чтобы потребовать подробностей, но делать этого не стоило: в глазах потемнело, ноги подкосились. Он шагнул ближе и придержал меня за плечо и протянул вторую руку. Я с благодарностью ухватилась за неё и поднялась. Все опять скрылось за рваной темной пеленой. В этот раз от падения меня спасло плечо парня

— Что, так всё плохо? — он снова шутил, выводя из себя.

— Смотря, как выглядит хорошо. Хотя, да. Всё плохо.

Пока мы тащились к двери, зрение потихоньку прояснялось.

— Отпустило?

Я кивнула.

— Замечательно, пойдем.

Придерживая меня за локоть, он зашагал по коридору. Коридор между оливковых стен заворачивался, как раковина улитки, и совершенно непонятно было, кончится он когда-нибудь или нет.

Пока мы шли в абсолютном молчании, я крутила головой во все стороны, хотя смотреть было особенно не на что. Длинный коридор простирался вперёд и назад до бесконечности. Мимо проплывали удручающе одинаковые двери, различающиеся лишь золотыми цифрами, обозначавшими номер комнаты. По мере того, как надоедало окружающее пространство, увеличивалось количество вопросов.

Спрашивать или нет?

— Слушай… А где мы? — очевидно, я решила спросить.

— Здесь, — он, по всей видимости, думал о чем-то другом,

— В смысле?

— Что в смысле? — не отвлекаясь от своих мыслей, спросил он.

— Здесь — это где?

— Здесь — это в Штабе.

Уже неплохо. Стало ненамного яснее, но уже что-то.

— А Штаб где находится?

— То есть? — теперь он оказался сбит с толку.

— В нашем мире или в вашем?

— А, в нашем. Но скоро он станет и твоим.

— Почему?

— Слушай, я не умею объяснять такие вещи, ты всё узнаешь.

Хорошо. Занавес неизвестности пока плотно задёрнут, но откроется где-то в обозримом будущем. Однако с мертвой точки я не сдвинулась ни на миллиметр. Надо спросить что-нибудь ещё, чтобы как-то скрасить тоску.

— Куда мы идём? — выплыл самый простой вопрос.

— Ужинать. И встретиться кое с кем.

Может, этот кое-кто окажется разговорчивее и объяснит хоть что-нибудь.

— А к кому мы идём? — осторожно продолжала я, подсчитывая, как скоро он велит мне заткнуться.

— К хорошей знакомой, — он усмехнулся, увидев разочарование на моём лице. — Скоро тебе всё объяснят. Ну, я надеюсь, что скоро.

Шли в тишине, прерываемой только звуком шагов.

— Долго ещё? — спросила я, когда мы ступили на вторую по счёту лестницу. Лестницы этого архитектурного ужаса соединяли этажи по два, то есть, добираться со второго этажа на четвёртый надо было по двум лестницам, проходя коридоры от одной до другой почти целиком.

— По идее, да, — неуверенно ответил собеседник. — И о чем они думали, когда этот кошмар проектировали?

Вышло наигранно.

— Хороший вопрос, — усмехнулась я. — Они думали, а мы мучаемся.

И это тоже получилось совсем не натурально.

— Да уж.

Мы неловко замолчали. Разговор себя исчерпал.

На очередном витке раковины Джон внезапно остановился, прошёлся туда и обратно, сверяясь с чем-то ему одному ведомым, вернулся ко мне и заявил.

— Вроде на месте.

— Наконец-то, — тускло ответила я, чтобы не выдать настоящего раздражения.

— Ага, года не прошло, — улыбнулся Джон. Хотя путь в любом случае не мог быть бесконечным, добраться было, несомненно, приятно.

Я мельком заметила номер на последней двери — «415». Если предположить, что первая цифра означает этаж, а другие две — порядковый номер комнаты на этаже, на каждом этаже должно быть не меньше пятнадцати комнат. Этажей тут по меньшей мере пять, куда столько?

Джон постучался в комнату, в ответ прилетело сдержанное «входите» женским голосом.

— Заходим, — пригласил Джон и открыл дверь.

Я выпрямилась и шагнула в комнату.

Комнату, абсолютно идентичную той, которую я только что покинула.

За столом у окна сутулилась стройная фигура с ярко-синими волосами. Мне в глаза бросился белый бантик, скрепляющий назатылке передние пряди. Видимо, чтобы не лезли в глаза. По большому счёту, дело было даже не в бантике, а в том, что синие волосы до лопаток выглядели абсолютно естественно, как будто были такими от рождения.

Фигура поднялась из-за стола, выпрямившись во весь рост, и оказалась на полголовы выше меня. Она обернулась и оказалась девушкой с резкими чертами лица, колючим изучающим взглядом и тонкой, словно бумажной голубой кожей. Я замерла, рассматривая её во все глаза.

— Я обещал привести её сразу к тебе, я привёл, — отчитался Джон. — Всё, тебе больше ничего от меня не надо?

— Я не ожидала, что ты и правда её приведёшь. Но теперь верю, — она рассматривала меня, как манекен.

— Я бы на твоём месте не верил, — он пожал плечами.

— Тебе-то?

— Ага.

— Не путай самокритику с самоуничижением.

— А ты не путай шутки с серьёзными заявлениями.

Девушка вздохнула.

— Проще будь, никто пока не умер, — усмехнулся Джон.

— Успеется. Ну, привет, — она протянула мне руку.

— Привет, — я пожала её ладонь, стараясь не слишком открыто пялиться на синюю кожу.

— Куверилика Астрон. Можно Лика.

— Полина Совина. Мне больше нравится полное имя.

— Его разве можно сократить?

— Некоторые пытаются назвать меня Полей.

Она поморщилась.

— Это подходит в лучшем случае маленькому ребенку. Я рада, что тебе не нравится.

— Тебе это о чём-то говорит?

— Не только это.

— Когда с тобой говорит слишком многое, это уже не совсем здоровое состояние.

Ну, не удержалась.

Она кашляюще рассмеялась, Джон заразительно захихикал. Я тоже скромно улыбнулась.

— Думаю, можно вести её к старшим, — с сомнением произнесла Лика. — Хорошо себя чувствуешь?

— Вполне, — я пожала плечами.

— Ты ей что-нибудь рассказал?

— Не хочу выполнять работу за них.

— Ты не выполняешь свою. Ты тест прошёл по чистой случайности, не признался, что не в состоянии выполнить задание и прибежал ко мне за помощью. Я должна была победить, а тебе ещё и хватило наглости попросить кинжал, — она шагнула к нему и обожгла холодной яростью. — Я подставилась, когда отдала тебе его ради пользы дела, а ты всё равно не справился. Поэтому даже не смей возмущаться и делай, что я говорю.

— Моя задача — привести её в наш мир, что ты ещё от меня хочешь?

— Ты мне должен. Отдай кинжал и рассказывай, — раздельно, почти шипя.

Джон отстегнул с пояса ножны и протянул Лике.

Я наблюдала эту сцену, стараясь слиться со стеной, чтобы не отвлекать их друг от друга, и тщетно пыталась отодрать с лица ухмылку, но она приклеилась намертво.

— Итак, есть два мира, — нехотя начал Джон. — Твой и наш. И нашему миру грозит разрушение от каких-то неведомых причин. И есть пророчество, или прогноз, или просто предупреждение, что есть человек, который победит его, и ещё один, который разрушит этот мир и объединит его с другим. Ты и есть первый человек.

Я выслушала его молча и безэмоционально, но изнутри рвался вихрь мыслей, грозя разбить эту безразличную маску. Мне нужно спасти чужой мир. Эта фраза была колючей и горькой, она не вписывалась ни в одну нишу в моей голове, она расплывалась и искажалась. Ярко, масляно, тошнотворно блестела, как плёнка бензина в дождевой луже.

Вот к чему он спрашивал про главных героев книг. Он хотел узнать, трудно ли со мной будет. А я сказала, что хочу держаться в стороне, подальше от геройств главного персонажа. Молодец, что скажешь. Прямым текстом признала собственное нежелание что-либо спасать.

— Мне нужно спасти чужой мир? — я произнесла это вслух, но не помогло — звучало точно так же нелепо и неправдоподобно.

— Вообще, да, — беспечно отозвался Джон. — Не переживай. Тебе всё объяснят. И помогут. Тебе и делать ничего не придётся.

— В смысле не придется?

— Честно, кроме командования никто не знает ни подробностей, ни даже приблизительного плана. Но тебе всё расскажут.

— Не факт… — еле слышно пробормотала Лика. — Могут рассказать, а могут держать в неведении. Так или иначе, будь готова к тому, что тебе ничего не скажут.

Она видит во мне главную героиню.

— Ладно, идите, — сказала Лика, возвращаясь к столу, — вас ждут.

— Кто? — возможность задавать вопросы и получать ответы не могла не радовать.

— Командование, — произнёс Джон.

Я вдумчиво кивнула. Он кивнул в ответ и зашагал вперёд.

Мы спустились вниз по пяти лестницам и, по идее, должны были уже находиться под землёй. Джон остановился перед дверью, уже положил руку на ручку. Замер, вспомнив о чём-то, повернулся.

— Они будут пытаться тебя проверять. Не пори чушь и думай прежде, чем говорить, и всё будет хорошо. Главное будь собой, — он ободряюще улыбнулся. ­­

— Или той, кем я хочу им показаться.

— Да на здоровье, главное соответствуй тому, в чём их убедишь.

— А иначе? — я бы изогнула бровь, если бы умела.

— Они тебя уничтожат, — он очаровательно улыбнулся. Я улыбнулась в ответ.

— Когда зайдёшь за дверь, просто иди вперёд, только прямо, никуда не сворачивай. А иначе, — иронично предупреждая вопрос, — потеряешься, и черта с два тебя кто-нибудь потом найдёт.

— Поняла.

— Отлично, — он приоткрыл дверь и просочился внутрь. Дверь с грохотом захлопнулась, словно за ней был сквозняк. Немедля и не раздумывая, я вошла следом.

Меня словно окунули в воду — всё обозримое пространство занимала вязкая, замедляющая, бирюзовая субстанция. Я шагнула строго прямо, как велел Джон, и шаг этот дался невероятно тяжело. То есть, не столько тяжело, сколько долго. Я обернулась — за спиной расплывчато виднелась дверь. Это определённо, со всей возможной точностью, вода. Причём, вероятно, морская. Я могу в ней дышать, но не могу через неё идти. Почему бы тогда, например, не поплыть? Я подпрыгнула и перестроилась в более горизонтальное положение. Между прочим, неплохо получается. Стараясь держать курс, я поплыла прямо.

И выбилась из сил прежде, чем добралась куда бы то ни было. Попыталась идти пешком, но толку от этого по-прежнему не было. Лёгкие жгло, неимоверно хотелось пить, а цель не приближалась. Не то, чтобы я начала паниковать, но именно это и произошло.

Наконец, когда надежда на спасение угасла окончательно, впереди обозначилось нечто. Его тёмные очертания расплывались за синей глубиной, но это было уже что-то. Я бегом припустила к нему. Вернее, пропустила бы, если бы это слово было применимо к плаванию. Ладно, так или иначе, я знаю куда идти и знаю, что не ошиблась и делаю всё правильно. Вынужденная медлительность раздражала, но иного выхода не было, так что пришлось примириться с ситуацией.

Да! Я добралась. Темное нечто оказалось дверью. Я встала на ноги, нажала на ручку и с размаху выпала в комнату. Замерла на полу, тяжело дыша и упираясь дрожащими руками в пол. С кожи и одежды стекала вода, мышцы размякли от секундного расслабления. Слабая.

— Как добралась? — как ни в чём не бывало заявил Джон.

— Живой, уже неплохо, — прохрипела я с пола.

— Вставай давай, тебя ждут.

— Ну не в таком же виде.

— Да, — задумчиво произнёс он, рассматривая меня. — Наверное, не в таком. В любом случаем, поднимайся.

Сдержавшись, чтобы не застонать от слабости, я послушно поднялась на ноги. Джон взял мою руку чуть выше запястья, где начинался рукав туники. Через несколько секунд отпустил. Вся моя одежда чудесным образом высохла.

— Это как? — тупо спросила я.

— Магия, — лучезарно улыбаясь, отозвался Джон.

— Прикольно, — нисколько уже не удивляясь, заметила я.

— Согласен. Ты тоже так научишься. Восстанавливать одежду — это практически первое чему учат в магии.

— Почему?

— Потому что, когда маги огня три раза сожгут свои шмотки, на четвёртый им не дадут денег на новые.

— Резонно, — в сухой одежде, даже с учётом мокрых волос, я чувствовала себя гораздо увереннее.

— Готова?

Я кивнула, оправляя тунику.

— Шагай, — он указал на дверь с другой стороны комнатки. — Удачи.

— Она мне понадобится?

— Зависит от тебя.

— Тогда спасибо.

Я осторожно приоткрыла дверь и просочилась внутрь.

Глава IV

Шагнула в комнату. Прямо напротив за квадратным столом цвета красного дерева (такого же, как и стены) сидели семь человек в черных мантиях — пятеро мужчин и две женщины. Похоже, они и есть те, кого Джон назвал командованием. Все глаза уставились на меня. Я не знала, куда деться от смущения: нервно тёрла кулаки друг о друга и металась взглядом с одного лица на другое. Причём лица эти были разных цветов и не такие до серости бледные, как у Лики.

— А вот и надежда всего Фалора, — подал голос один из них — высокий худой мужчина с длинными синими волосами, заплетёнными в тонкие косички, и бледно-голубой кожей.

— Здравствуй, Полина, — тепло улыбнулся другой — смуглый, с веселыми карими глазами.

— Здравствуйте, — слегка подалась вперёд, с трудом подавив глупый нервный смешок.

— Садись, дорогуша, — приветливо произнесла девушка с нежно-оранжевым лицом и соломенными волосами. Она немного подвинулась и хлопнула по месту рядом с собой. Я неловко подошла, то ускоряя, то замедляя шаг, и, неестественно выпрямившись, пристроилась на краю скамейки.

— Итак, я полагаю, наши юные друзья ввели вас в курс дела, — благодушно произнёс тучный мужчина, почти старик, с землисто-зелёным лицом

— Господин Фоим, как наставник мисс Астрон, могу заверить вас в том, что Полина понятия не имеет о своей миссии, — проговорил джинн с косичками, растягивая слова. Он улыбнулся и обернулся ко мне. — Что они вам сказали?

— Что я должна спасти мир, — мне не удалось полностью сдержать истеричные нотки.

— Коротко и по делу, — заметил он.

— Ваша ученица способна на большее. Она могла бы рассказать ещё многое, — заметил смуглый мужчина. Если бы я не знала, что Лика не должна была участвовать в операции, даже не догадалась бы, что этот упрёк не имеет отношения к её способностям. Речь была о том, что Лонхир вообще позволил ей влиять на ход событий.

— Моя ученица поступила наилучшим образом, — беспечно игнорируя угрозы ответил некто с косичками. — Она сказала вам, кто мы?

— Я не уверена, — ответила я. — Но вообще, рассказывала не она.

— Но под её присмотром, я полагаю,

— Да, — совсем робко, хотя в чём тут сомневаться, казалось бы.

Мужчины обменялись нечитаемыми взглядами.

— Мы джинны, — просветил тот, что с косичками. — Большинство из нас, не все. Скажем, Лика призрак, но таких, как она, очень немного.

— Одни от других мало чем отличаются, — дополнила молчавшая до сих пор бледная седая женщина.

— Меня зовут господин Лонхир, — он дружелюбно улыбнулся, нарочито игнорируя её слова — Госпожа Азира… — он кивнул на седовласую женщину.

…господин Фоим,

Тучный джинн с землисто-зелёным лицом, который верил в мою осведомлённость.

…господин Оврес,

Молчаливый, мускулистый мужчина с коротким ёжиком волос и нездорово красной кожей.

…и господи Бовиус, премьер-министр Экталиона. Среднего роста, смуглый, кареглазый, коренастый.

Девушку с розовыми волосами, которая сидела рядом со мной, и юношу с бирюзовым лицом не представили.

— Мне кажется, наши юные друзья устали подслушивать за дверью, — снова вклинился Фоим

Дверь робко приоткрылась, и из-за неё выглянуло встревоженное детское лицо. Господин Бовиус кивнул, и в комнату вплыло тело целиком, и оказалось девочкой лет одиннадцати с идеально белой кожей и длинными волосами, заплетёнными в тугие косы. Она робко присела на край скамьи напротив

Следом появился высокий юноша, ровесник Лики. У него была ярко-красная кожа и такие же волосы, длиной примерно до лопаток тщательно расчёсанные и идеально ровно лежащие на спине. Обходить скамейку, чтобы сесть, он не стал — просто перешагнул и рухнул на сиденье. Кто-то из взрослых недовольно покосился в его сторону. Рядом с ним, таким же образом уселась Лика и поймала ещё больше осуждающих взглядов.

Последней к разношерстному обществу присоединилась невысокая тучная девочка на год или два младше меня с зелёной кожей и темными кудряшками. Обычная, такая же, как у всех, туника, была заправлена в длинную юбку из разноцветных лоскутов.

— Друзья, — произнес синеволосый джинн, отстраненно улыбаясь. — Сейчас, я полагаю, самое время приступить к тому, зачем мы, собственно, здесь собрались.

Смуглый мужчина кому-то кивнул. Из-за стола поднялся юноша с бирюзовой кожей. Он подошёл к стене, надавил на панель и достал из открывшегося тайника небольшую, но, кажется, тяжёлую деревянную шкатулку, инкрустированную какими-то блестящими камушками, которых я никогда раньше не видела. Лика и парень рядом с ней переглянулись. Младшие девочки, не отрываясь, пожирали глазами шкатулку. Водрузив коробку на стол и дождавшись кивка Бовиуса, парень открыл её и извлек на свет карточки, камешки и фигурки.

Это игра что ли?

Парень принялся пересчитывать и раздавать все принадлежности. Передо мной легли три карточки, пара камешков и фигурка воина с мечом. Очень красивая, детализированная, видно каждую складку плаща. Пока я разглядывала своего воина, уже начали играть. Кто-то уже успел сделать ход. Стоп, стоп, а как играть?

— Извините, а можно вопрос?

— Да? — господин Лонхир отвлекся от своих карт. Он не самый старший по званию среди присутствующих, почему все вопросы по умолчанию адресуются ему?

— А какие правила?

— Никаких, — ответил он, словно это было нечто, само собой разумеющееся.

— А что тогда..?

— У тебя есть территория, — он указал на карточки, — основное занятие жителей, — на моего прекрасного воина, природные богатства, — на камешки. — Строй свою страну, правила найдутся на ходу.

Значит, придётся вспоминать историю. Я пристально наблюдала за действиями остальных и, когда ход дошёл до меня, уже знала, что делать. Война, конечно, не самый надёжный способ развития, поэтому такими темпами меня очень скоо захватят и уничтожат. Но если нет своего, бери чужое, а у меня пока самая могущественная армия на этой половине стола, так что брать я могу всё, что захочу. За несколько ходов я захватила две трети королевства соседки Эрики и присвоила почти все её научные достижения, выиграла войну с парнем по имени Рой, и начала строить систему управления. У других тоже дела шли бурно: парень, сидевший рядом с Ликой, захватил королевство младшей девочки — Каи — и «убил» правительницу, то есть та вышла из игры.

— За счёт детей самоутверждаешься, Джек? — бросила ему Элоиза.

— Мне нет до них дела, это средство, а не цель, — усмехнулся он. Его армия осаждала замок Лики. Ей на помощь пришли союзники и дело удалось решить миром — просто объединить королевства с правящей четой во главе.

— Повезло так повезло, — пробормотала Александра, полненькая кудрявая девочка где-то на год младше меня. — Я даже в игре за него не вышла бы.

— Иногда для пользы дела рисковать собственным счастьем, девочка, — выговорила, почти не разжимая губ, госпожа Азира

Рой, который доставал шкатулку, плел интриги против моей соседки, но её заговор против него сработал быстрее, и его королевство попало в зависимость. Я, довольная победой, вела мирную политику и развивала науку (война больше не оправдывала себя). Джек захватил почти половину государств. Но Лика хотела править единолично и устранить всех конкурентов. Она попыталась свергнуть Джека, что, конечно, не получилось, но запасной план был — Эрика (моя соседка) должна была завершить её замысел, когда Лика отправится в опалу, и получить за это часть земель и независимость от их империи. Джек не мог не заметить готовящийся заговор и сделал одну из самых простых вещей, которые можно было провернуть — предложил Эрике больше. Конкретно, статус королевы могущественнейшего государства в «мире». Но прежде, чем они успели завершить манипуляции, сработал другой тайный замысел, в котором не участвовал никто извне — королевство досталось Лике, а Джек вышел из игры.

— Сволочь, — почти восхищённо выговорил он.

— Что ты там сказал? — неожиданно встрял господин Оврес. Ну, я на месте Джека ругаться при взрослых не стала бы. Что происходило у взрослых, вообще не было понятно, они словно вовсе с нами не играли.

— Осторожнее, — усмехнулась Лика, — думай прежде, чем делать.

— Я был близок.

— Не был, — устало отозвалась она.

Лонхир с улыбкой наблюдал за этой сценой. Он перевёл взгляд на Овреса. Тот ответил недовольным взглядом: видимо, неприязнь к Джеку была единственным, что их объединяло.

Все время, что мы играли, я не уставала поражаться продуманным до мелочей заговорам и планам их предотвращения. Если честно, мне всегда нравились идеально просчитанные планы, использование самых разных людей для достижения своих целей. Меня завораживал холодный разум и способность держать в голове невозможное количество ходов — своих и чужих. Я непременно научусь так же. Эту партию, ясное дело, проиграю, но потом…

А вот кстати о поражении: на мое королевство напали. Лика захватила страну без единого выстрела и пообещала сохранить мне жизнь в обмен на сокровища. Я предпочла застрелиться и вышла из игры.

— Опрометчиво, — заметила Азира.

— Я всё равно не выиграю, а так мои подданные останутся в безопасности, при новой власти им ничего не грозит.

Минут через десять с карты исчезли все государства, кроме империи Лики, королевств господина Лонхира и Бовиуса и республики Элоизы. Каким-то невероятным образом Бовиус захватил империю (я, как ни старалась, не смогла уследить за ходом событий), но жители оставшихся королевств присягнули Элоизе, приняли её власть и отказались повиноваться законным правителям. Оказалось, она с самого начала игры отправляла своих людей в страны потенциальных победителей и создавала идеальную страну, переманивая таким образом народы к себе. Все происходило настолько мирно, что никто не заподозрил угрозы захвата.

— Вот как, — улыбнулся Лонхир.

— Вы понадеялись на свой ум, господа, а я на народ, — с трудом сдерживая самодовольную ухмылку, произнесла победительница. — Никогда нельзя недооценивать простых смертных.

Все сидели, как громом пораженные. А ведь и правда. Отличный ход, но я бы в жизни не рискнула положиться на такую изменчивую и опасную вещь.

— Поздравляю, вы открыли новую тактику, — задумчиво произнёс господин Бовиус. Я думаю, нам пора расходиться.

В единственную дверь потянулись игроки. Когда за моей спиной закрылась дверь в комнате, в которой мы оказались, не обнаружилось никого старше 30 лет — взрослые остались за столом.

Компания столпилась перед выходом. Элоиза шагнула за порог. Лика с Джеком что-то обсуждали в углу и уходить не торопились. Рой стоял у стены и происходящим интересовался мало. Кая и Александра тоже мялись где-то поодаль, кидая на меня тревожные взгляды, но активно моей персоной пока никто не заинтересовался.

— Пойдём вместе? — неожиданно долетел до меня обрывок фразы Лики.

— Нет, — холодно отозвался Джек, — я много раз говорил, что не смогу.

— Я знаю. Я пойду с тобой.

— Ты ни разу не пробовала.

— Вчера я ушла спать после того, как меня десять раз прогнали туда и обратно.

— Сколько из них удачно?

— Пять. В пять раз больше, чем у тебя.

— Я не смогу тебя вытащить, не рискуй.

— Тебе и не придётся, просто направляй меня.

— Я сказал нет! — крикнул он и замахнулся. Замер и опустил руку. — Иди первой.

Она криво усмехнулась, повиновалась. Он вышел, как только за ней закрылась дверь.

Я смотрела на закрывшуюся дверь, пока за ней исчезали все остальные. Мой мозг отчаялся осознать произошедшее. Значит, оставим пока. Потом спрошу у Джона.

С меньшим ужасом, но не меньшим трудом я преодолела путь до следующей двери. Вышла в абсолютно пустой коридор в абсолютно мокрой одежде. Ужасно. Сообразив, откуда мы с Джоном пришли, я направилась искать лестницу.

Мне на плечо легла чья-то рука. Я дёрнулась и вскрикнула. Чёрт, нельзя было выдавать страх…

— Своих не узнаёшь? — ухмыльнулся Джон, выходя из-за спины.

— Никто не узнает, если свои так подкрадываются.

— Я не виноват, что ты не слышишь.

— Если в абсолютной тишине я не услышала звука шагов, значит, его не было.

Это я сейчас что сморозила, позвольте поинтересоваться?

— Так и есть. На Земле джиннам лучше удаётся изменять форму и превращаться в свою стихию, здесь сложнее, но частично рассеиваться можно. В случае с воздухом, очень удобно подкрадываться.

— Я не хочу представлять, как происходит… рассеивание.

— И не надо. Но ты видела, как это действует на земле. То есть, прям видеть ты не могла, но могла почувствовать.

Я задумалась. Да не может быть…

— Ощущается, как холод?

— Отлично! Не думал, что ты так быстро сообразишь.

— Спасибо, я польщена. Ты следил за мной?

— Только на улице и иногда в школе.

— Зачем?

— Надо было выбрать удачный момент, чтобы попасться тебе на глаза, не волнуйся.

Я промолчала. Только потому, что не могла выбрать, как именно реагировать: изобразить презрение, разозлиться, смутиться или обидеться. Ну и к чёрту. Сдержанность никому ещё не помешала.

— Скажешь что-нибудь?

— Не скажу. Хотя, нет. Скажу. Что это за место между коридором и той комнатой, куда мы ходили?

— Портал, — он пожал плечами, словно в этом не было ничего удивительного. Ну, для него, может, и не было. — Та комната находится не в Штабе. Через портал все проходят соответственно своей стихии.

Минуточку.

— То есть, у меня она тоже есть?

Он вздохнул, закатывая глаза в шутливом презрении.

— А ты думаешь, на кой чёрт именно тебя из всего вашего мира притащили сюда?

— Резонно.

— Говорят, люди могут выбирать любую, у них нет предрасположенности. Что у тебя было?

— Вода. А вдвоём через него проходить нельзя?

— Можно, но лучше не надо, у всех разные соотношения стихий. Но если главная одна, то не смертельно.

— А если не одна? От такого умирают?

— Очень даже умирают, — весело ответил он. — Иди к себе, до завтра никому от тебя ничего не понадобится. Будет скучно — приходи в двести двадцатую. Там гостиная.

— Ты… меня не проводишь? Я не уверена, что помню дорогу, — это прозвучало не совсем так, как я планировала. — В смысле, серьёзно, я потеряюсь.

— Ладно, идём, — он не заподозрил ничего странного. Хорошо. Если я собираюсь поддерживать дружелюбный нейтралитет, нужно следить за языком.

В молчании мы добрались до моей комнаты. Я мельком заметила номер — 212. Красивое число, легко запомнить.

— Ну, всё, я тогда пойду. Если что…

— В двести двадцатую, — закончила я.

— Вообще да, но если что-то нужно лично от меня, то я живу в триста седьмой. Вряд ли тебе это поможет, я там редко бываю, но…

— На всякий случай.

— Да. Соображаешь. Тогда до встречи, — он поспешил ретироваться. Я вошла в комнату, заперла дверь на защёлку и улеглась на кровать, вперив взгляд в потолок. В обществе единственно себя было сложно сосредоточиться на чём-то постороннем, чтобы не думать об очевидном. Но даже если о нём думать, ничего всё равно не происходило: это было сродни тому, как читая книгу, попадаешь в самую гущу событий, словно тебя бросили в ледяную воду, и по ходу дела разбираешься что и как, и кое-как выплываешь, начиная ориентироваться. Но одно дело сидеть в своей привычной уютной реальности, двигающейся по одному и тому же маршруту и пытаться из праздной прихоти разбираться в том, что тебя лично никоим образом не касается. И совсем другое — барахтаться в настоящей воде, чувствуя её холод немеющими конечностями и имея вполне реальную возможность в ней насмерть утонуть. Отлаженный шаблон разорвался единым движением, и я всё не могла отойти от потрясения этим фактом. Утешало лишь то, что очень немного из прочитанных книг я так и не смогла до конца понять.

Я ещё немного полежала, тоскливо глазея на торчащие ошмётки на месте разрыва того самого шаблона. Вот надо же, ещё неделю назад я боялась прожить свою жизнь в скучном настоящем мире, пройдя по накатанной, без приключений и поворотов, а теперь я лежу тут и размышляю о том, что хочу вернуть прежнее простое и понятное положение вещей.

Ну, вообще-то нет. Я просто в шоке, мне нужно время, чтобы освоиться. Разве я говорила, что мне здесь не нравится, и я хочу назад? Ничего подобно, мне нравится, я немного разберусь с тем, как тут всё устроено и проживу свою лучшую жизнь. Спасу мир, или что им там от меня надо.

Вот так. Отлично. Я свесила ноги с кровати и, не обуваясь, босиком подошла к книжным полкам, тщательно оценивая каждый том на предмет полезных сведений.

Приключения кого-то откуда-то, это не интересно.

Кто-то и кто-то ещё: возвращение (куда и откуда?) тоже не интересно, к тому же, явно не первая часть. Смотрим дальше.

Учебник физики. Зачем? Я сняла старую синюю книжку с полки и открыла содержание. Кое-что из этого я знаю, кое-что мы проходили, но в подробностях уже не помню, впервые вижу всего пару или тройку тем. Неплохо. Непонятно, правда, даёт ли это что-нибудь, но обнаружить в своей голове какие-нибудь знания всё-таки приятно.

Дальше. Учебник химии. Там всё обстояло немного сложнее, но некоторые вещи я тоже вспомнила.

«Краткая история Фалора: от сотворения мира до наших дней». Вот оно! Именно то, что нужно. Чем бы ни был Фалор, история — это отлично. В контексте масштабных событий вроде спасения мира, особенно. Вот с этого и начнём. Я вернулась на кровать, набросила на босые ноги одеяло и раскрыла книгу.

По привычке читать все, что есть на странице, на титульном листе я заметила надпись мелким шрифтом: «издание второе, изменённое». Ладно, приступим. На следующей странице нашлось оглавление, которое я быстро пролистала, просмотрев каждый заголовок, почти ничего не поняла. Итак, приступаем к изучению. «Глава первая. Сотворение Фалора. Как все начиналось».

«4,25 млрд лет назад в солнечной системе появилась планета Земля, — читала я под заголовком — Спустя 550 млн лет на Земле появилась жизни, а 200 тыс. лет назад — первые люди. Все это благодаря магии. Движущей силе, которая заставляет мир меняться. Именно благодаря ей зародилась жизнь. Именно благодаря ей рождались и умирали цивилизации. Именно она ответ на вопросы о возникновении всех процессов из ничего. Не имея постоянного расположения, она сгущалась в отдельных участках и вызывала сбои, вследствие которых менялся мир.

Людям свойственно познавать мир вокруг себя. Им свойственно пытаться приручить силы природы. И это им удалось. Они приручили воду, воздух, огонь, землю и магию. Все пять существующих стихий. Люди научились использовать ее во благо. Но ни одна столь великая сила не может не вызывать страха перед тем, кто ей владеет. Немногие смогли научиться использовать магию. Их сила стала безграничной, сродни божественной. Те, кому не посчастливилось стать магами, боялись волшебников. Наиболее известным противостоянием была инквизиция (в которой, кстати, не погиб ни один настоящий маг, ибо им не составляло труда избежать преследований).

И ни одна великая сила не может не вызывать соблазна использовать её во зло. Маги из благих, как им казалось, побуждений, убивали простых людей, подчиняли и разрушали целые города. Так появлялись те, кого у людей принято называть побочными сущностями. Остатки жизней, душ людей, убитых магией, оживлённые волшебством становились бестелесными, но разумными призраками. Так появилась первая «побочная» волшебная раса, именуемая привидениями. Помимо людей маги уничтожали вещи, многое значившие для своих хозяев. Потому ли, что они сделаны с любовью или потому, что эти вещи напоминают о чём-то важном. Так или иначе, в них заключена частичка души. Во время магических войн вещи уничтожались без разбора, порождая джиннов, вторую волшебную расу.

Безвольные, покорные каждому, кто окажет небольшое давление, сущности лишь усиливали начавший было утихать хаос. Не умея ничего создавать, они бесцельно блуждали по миру, попадая под влияние волшебников, исполняя их желания (лишь те, что можно проделать с помощью магии четырёх стихий, ибо магией как таковой владели исключительно люди). Когда соперничество магов и простых людей достигло своего апогея, некто по имени Алкорд, овладевший магией в несколько большей степени, чем остальные, собрал сильнейших волшебников своего времени, чтобы совершить немыслимое — собрав всю магию в чистую субстанцию, бросить вызов самой природе мироздания. Он предложил им создать новый мир за пределами вселенной. О цели предприятия Алкорд помощникам не поведал, так как предполагалось, что эксперимент проводится из чистого тщеславного желания доказать своё всемогущество.

Смысл заключался в том, чтобы переместить из нашего мира джиннов и куда менее многочисленных привидений, передать им магическую субстанцию и, используя их огромную силу (зависевшую по большей части от их немыслимого количества, чем от способностей отдельной сущности), уничтожить переход между мирами. За день до даты, на которую планировался старт эксперимента, Алкорд собрал всю волшебную субстанцию и с помощью способностей побочных сущностей создал мир. Идея была рискованной — сил сущностей могло не хватить, а магия остаться — в другом мире.

Тем не менее, эксперимент удался, и Алкорд вместе с побочными сущностями исчез за границей вселенной. В чистой субстанции, созданной людьми, содержалась львиная доля всех магических ресурсов. Без неё обуздать оставшуюся магию стало почти невозможным, ибо требовало неоправданно огромных физических и эмоциональных затрат. Новый мир назвали Фалором. Почему было выбрано такое название, история умалчивает.

Так как джинны могли принимать любую форму и подстраиваться под умственные и физические особенности облика, Алкорд вместе со своими ближайшими соратниками, Бовиусом и Орвилом, заставил их стать похожими на людей и построил для них цивилизацию. Так появился Фалор и его обитатели»

Я подняла глаза от книги и уставилась в стену. Что я сейчас прочитала?

Магия. Пятая стихия. Пятая… Пятая! Вот что он имел в виду. Тогда, в парке, в ту знаменательную субботу, когда мы с Джоном обсуждали сомнительные теории, он не оговорился, он дал мне подсказку. Вольно или невольно, он уже тогда дал мне знать, что всё — правда, вопрос был только в том, хватит ли мне соображения запомнить и поверить. Мне хватило.

Вот значит, как всё было. То есть буквально всё, что существует, обязано своим появлением магии. Странно, но я даже не удивилась. Если честно, я всегда верила в магию. Не до конца, так чтобы обосновывать ею все происходящее, но если найду доказательства, то поверю не сопротивляясь. Что, в общем-то, и произошло.

Размышляя об этом, я немного отвлеклась от своего порванного шаблона. Ну вот, я начинаю разбираться. Всё будет хорошо.

Наверное, с меня пока хватит теории. Пора бы заняться более прикладными вещами. Я снова поднялась и принялась исследовать комнату. Неизученным оставался только стол. В ящиках я нашла стопку тетрадей, штук десять черных ручек, столько же простых карандашей, ластики, линейки, и прочая околоучебная чепуха. Всё это было простым и совсем новым, но больше походило на старые вещи, которые я находила у бабушки и которые были в два-три раза старше меня. Странное ощущение неправильности. Всё это должно быть ветхим и разваливающимся, но эти вещи словно только что куплены.

Я достала из ящика карандаш и ластик и положила их вместе с книгой на стол. Вот теперь хорошо. У нормальных людей обязательно должно что-нибудь лежать на столе.

Теперь можно пойти в двести двадцатую комнату, познакомиться с местными. То есть, по-настоящему познакомиться, а не поглядеть на них с другой стороны стола. Я внимательно изучила себя в зеркале на дверце шкафа и вышла.

Ориентируясь по номерам, отыскала комнату. Прислушалась. За дверью о чём-то оживлённо говорили. Ну, там хотя бы кто-то есть. Отлично. Я постучалась. В комнате затихли.

— Входи, — крикнул Ликин голос. Я приободрилась и просочилась внутрь.

Что собой представляла двести двадцатая, сказать было сложно: вдоль стен стояли диваны, но присутствующие их игнорировали и лежали, сидели и иным образом размещались прямо на полу, покрытым сплошным мягким ковром и отчасти пледами. В своеобразной прихожей стояла обувница, почти полностью забитая почти одинаковыми сапогами. Я разулась и босиком прошлась до угла, откуда можно было осмотреть всю комнату. В шкафах, хаотично расположенных по всему пространству (видимо для того, чтобы разделить комнату на небольшие участки и избавиться от неизбежности сидеть в середине у всех на виду) находилось великое множество всякой ерунды, словно все, кто здесь находились сейчас, здесь же и жили. Или, как минимум, хранили здесь всё своё имущество. В тех же шкафах стояли свечные фонарики, дававшие единственное освещение (на потолке была люстра, но её вполне успешно игнорировали).

— Ну, здравствуй, — оскалился Джек. Он заметил меня первым, не считая Лики.

— Здравствуй, — неловко отзеркалила я. Мне не подходило это слово. Его могли говорить только те, кто производит сильное впечатление и абсолютно в этом уверены. Джек таким был, я — нет.

— Как дела? — продолжал он, сидя в пол-оборота.

— Неплохо, — машинально ответила я. И он, и Лика были намного выше меня, и теперь мне было неуютно смотреть сверху вниз.

— Садись к нам, — почти не снисходительно предложила Лика. Странно. Эти двое не производили впечатления людей, которым интересен кто-то вроде меня (робкий, не очень умный, не очень уверенный, на несколько лет младше). С другой стороны, я вроде как значимая фигура, и нет ничего удивительного в желании местных заполучить меня в союзники. И мне они в этом отношении пока не опасны, главное познакомиться с кем-нибудь ещё и оставить выбор компании за собой.

Несколько ободрившись этой мыслью, я опустилась на пол рядом с ними.

— Джек, — парень протянул мне руку. Мы же вроде уже знакомы? Хотя, кто-нибудь другой на моём месте может и забыл бы.

— Я знаю, — ответила я. — меня зовут Полина.

Хотя, он, скорее всего, помнит. За игрой моё имя упоминали и если брать во внимание то, что я единственная новая персона в тесном кругу обитателей штаба, запомнить его было бы не сложно.

— Я знаю, — ну, что и требовалось доказать. — Но насчёт тебя я не был уверен.

— А я насчёт тебя была.

Он улыбнулся. Стеклянно и не очень натурально. Словно изо всех старался изобразить что-то искреннее, но слишком привык к приклеенной ухмылке.

— Тебе здесь нравится? — у него почти получилось говорить без угрозы, но голос словно рвался о закостеневший металлический стержень.

— Я ещё не решила, — задумчиво отозвалась я. — А тебе?

— Какая разница? — в этот раз улыбка была больше похожа на настоящую. — Выбора всё равно нет.

— А я не про выбор. Я имею в виду, нравится ли тебе тут, а не то, что ты собираешься с этим делать.

Его взгляд ощущался как ноготь по коже: не острый, как нож, но всё равно неприятный. В темноте я плохо видела лицо, и от этого стало совсем не по себе.

— Да, — ответил Джек, — нравится. Здесь неплохо.

Он покосился на Лику и усмехнулся.

Я была почти уверена, что он хотел сказать что-то другое, но заставил себя выдать это, раз сам претендовал на некоторую откровенность.

Лика молчала, внимательно вглядываясь в моё лицо. Видимо, она ничего не спрашивала только потому, что Джек сам задал все вопросы, на которые ей хотелось знать ответы, и она заранее знала, что так и будет. Она потянулась куда-то рукой, выудила из-под ближайшего шкафа бутылку, задумчиво повертев в руках, открутила крышку и отпила. Протянула Джеку, тот махнул рукой, отказываясь. Вообще-то, мне было интересно, что в ней, но пробовать я бы не отважилась. Назовём это здравым смыслом.

— Кто из взрослых тебе симпатичен? — внезапно спросила Лика.

Отличный вопрос. В тот единственный эпизод, когда мне представился случай сформировать мнение о взрослых, я была слишком занята тем, какое впечатление произвожу я сама, и старалась не делать глупостей на игровом поле.

— Пока не решила.

— Ты на всё так будешь отвечать? — поинтересовался Джек.

— Угу, — мрачно отозвалась я. — Так безопаснее.

— Нельзя всё время держаться нейтралитета.

— Можно на первых порах.

— Быстро привыкнешь, — предупредила Лика. — И так останется до конца. А в конце, когда ты не будешь готова, придётся выбирать.

— А если не выберу? — осторожно предположила я.

— Тогда тебя сожрут, — просто сказал Джек. Лика молча кивнула, соглашаясь.

Прикольно. Не с этого я планировала начать знакомство с местными.

— Значит, буду держаться до последнего, и выберу прям перед тем, как сожрут.

— Твоё личное дело, — Джек пожал плечами. Лика хотела возразить, но он предостерегающе накрыл её руку своей. «Не время». Она промолчала. Для чего не время? Ссориться со мной или говорить о чём-то важном? Я сделала вид, что не заметила.

Разговор зашёл в тупик и там остался. Меня это смущало, их — нет.

— Расскажите что-нибудь об этом месте, — неловко попросила я.

— О месте сама узнаешь, — ответила Лика.

Значит, дело не в месте.

— А об этих людях?

— Мы не люди, — напомнил Джек. — Аккуратнее со словами. Здесь все знают, кто ты, но за пределами Штаба ты — джиннша. Больше не забывай.

Я стушевалась и кивнула. Значит, придётся скрывать своё происхождение. Я не умею лгать. То есть, могу придумывать ложь и даже говорить её вслух, но мельчайший нажим — и я расколюсь. Значит, научусь. И, сдаётся мне, не только лгать.

— Так что насчёт… взрослых? — я избегала произносить слово джинны. Дело даже не в том, что оно мне не нравилось. Просто сложно поверить. Сложно затолкать мысль о совершенно других разумных существах в привычную картину мира даже с учётом того, что они сидят прямо перед тобой.

Джек сдавленно хихикнул и одобрительно кивнул.

— Это наши наставники. По стихиям различать умеешь?

— Не знаю, — я замялась. — Это как… по цвету кожи?

Мне почему-то показалось, что это звучит до ужаса глупо.

— Верно, — Лика сосредоточенно кивнула, думая, очевидно, о чём-то постороннем. Придя к соглашению, она продолжила. — Значит, представляешь, кто кого учит?

Я кивнула.

— …и кто кому подчиняется. Ученик отчитывается перед своим наставником и только перед ним. Запомни.

Я кивнула ещё раз. Не очень хочется представлять ситуации, когда мне может пригодиться это правило на практике. Но коль скоро мне надо спасать мир, желающие повлиять на мои решения наверняка найдутся.

— И перед Бовиусом, — подсказал Джек.

— Да, — сухо согласилась Лика. — Он — верховное начальство и в штабе, и в стране.

— Стихию выбирать ты будешь сама, у людей предрасположенности нет, поэтому имей в виду и благодари судьбу — мало кому выпадает шанс выбирать начальство, — вклинился Джек.

Лика бросила на него предостерегающий взгляд: то ли просила не перебивать, то ли выбирать выражения.

— Фоим, наставник земли, скучный и зациклен на правилах, — продолжила она.

— А ещё трус и очень ненадёжен.

— Не лезь, — не выдержала Лика.

— Ты не можешь знать всего.

— Ты тоже.

— В этом и смысл, чем больше источников, тем легче найти правду.

Я явственно почувствовала, что речь уже не об источниках. Но, возможно, всё ещё о правде.

Лика выдохнула и кивнула. Он победил, но внимания на это не обратил.

— Ты никогда не сможешь ему ничего доверить.

— Сдаст тебя Бовиусу с потрохами.

— Азира. Чопорная, муштрует не столько правилами, сколько приличиями. Мне жаль, что Кае попалась первой наставницей именно она.

— Зато научится дисциплине, — просто театральный приём. Он ничего не имел в виду под этой фразой, но хотел, чтобы я услышала реакцию Лики на неё.

— Она ребёнок. И вырастет либо пешкой, либо бунтаркой без мозгов.

— Ведь и не скажешь, что лучше.

— Второе, — не колеблясь, сказала Лика. — Умирать лучше за то, что выбрал.

Многозначительная пауза. Чем дальше, тем меньше я понимала в происходящем и тем более уязвимой для влияния становилась. Неприятно.

— Огонь. Оврес. Надёжный, никто никогда не узнает о твоих ошибках.

— потому что он убьёт тебя раньше, чем ты успеешь ошибиться, — весело вклинился Джек.

— Ты сам виноват в том, что он тебя ненавидит.

— Меня все ненавидят, — он пожал плечами.

— Заслужил, — она повторила жест и продолжила. — Муштрует сильно, но действенно. Его ученики одни из лучших на экзаменах.

— Спасибо, — ласково оскалился Джек.

Она проигнорировала.

Мысль о том, чтобы быть лучшей, задела моё честолюбие. Не то, чтобы оно было, но иногда поднимало голову. Я привыкла много работать и быть в числе первых, так что ничего принципиально непривычного случиться не должно. Видимо, туда мне и дорога.

— И Лонхир…

— О, нет, про него я расскажу, — Джек забрал у неё бутылку, словно это был микрофон. — представь себе самую странную личность, какую сможешь. И умножь на два. Вот это он и будет. Никто не знает, кто он такой, никто не знает его настоящего имени, никто вообще ничего о нём не знает. Но он всем нравится.

— А тебе? — поинтересовалась я.

— Мне тоже. Но я не нравлюсь ему.

— Но тебя это не задевает, потому что ты вообще никому не нравишься?

— Да, — он кивнул, почти довольный моей сообразительностью. — Его ученики тоже странные, но знают больше запрещённых вещей.

Тоже звучит неплохо. Я всегда считала себя странной и очень этим гордилась. Улыбалась и благодарила тех, кто меня так называл, и они ещё больше укреплялись в своих подозрениях. Нас с подругами это чрезвычайно веселило. Теперь, если честно, не очень весело. Странность — это непредсказуемость, а непредсказуемость — это почти опасность. Может, не стоит?

Оба собеседника всё это время наблюдали за моей реакцией.

— Я думаю, тебе пора идти, — произнёс Джек сочувственно.

— Я тоже так думаю, — согласилась я и, чтобы не быть голословной, тут же поднялась и направилась к выходу. — Спасибо за компанию.

Выдохнула, только выйдя в коридор. После тёмной и душной, утонувшей в запахе воска и расплывшейся в дыму, двести двадцатой здесь было слишком светло и холодно. Всё, что произошло там, напоминало скорее дурной сон, чем удачную попытку пообщаться. И проснулась я от него с ощущением, которое могло бы настигнуть крыс в лаборатории: словно тебя изучают, каждую секунду разбирают и рассматривают твои части то по отдельности, то вместе. С туманом из гостиной в голове я побрела к себе. Всё, спать, хватит на сегодня потрясений. Вообще, было бы весьма и весьма неплохо поесть, но это не обязательно.

Я кое-как притащила себя в комнату и, войдя, тут же завалилась на кровать. Потом всё-таки разулась и удачно взглянув, обнаружила на столе поднос. Еда. Отлично. Мой сегодняшний ужин состоял из одного салата. Я не разбиралась в ингредиентах — съедобно, и хватит с него. Закончив с едой, я переоделась и улеглась спать.

Глава V

Стук в дверь. Чего? С каких пор мама стучится, прежде чем зайти меня будить?

— Угу, заходи, — с трудом выговорила я, не предпринимая попыток открыть глаза.

Я с трудом разлепила глаза и обнаружила на пороге комнаты парня. Стоп, а откуда… Точно. Вспомнила. Добро пожаловать в новый мир, девочка.

Я медленно села, подтянув ноги к груди.

— Доброе утро, — пробурчала я, потирая глаза.

— Тебе того же. У тебя полчаса на сборы, — бодро заявил Джон.

— Сколько времени? — Сказанное до меня доходило словно через густой туман.

— Начало шестого.

— Утра?

— Головой подумай.

— Мгх… не могу. А куда собираться?

— Не важно. Просто собирайся. Ничего с собой не бери.

— Угу, — безропотно согласилась я. — Выйди тогда, я это… короче… ты понял, иди.

Джинн тут же скрылся за дверью, любезно прикрыв её за собой.

Я заторможенно спустила босые ноги с кровати. И, пытаясь разлепить веки и заодно и склеенный со сна мозг, посидела немного так. Какие к черту пять утра? Спать хочется неимоверно. Я зевнула, бессмысленно прижимая руку к лицу. Надо бы умыться, может, поможет.

Откинув одеяло, нетвёрдо поднялась на ноги. Разнеженные мышцы подчинились не сразу, но подчинились, и я перетащила себя к зеркалу. Умылась, причесалась, надела аккуратно повешенные вчера вечером вещи. Всё это отвратительно медленно, но у меня даже думать в обычном темпе не получалось, не то что делать что-то осмысленное. Пару раз я останавливалась не там, и не могла сообразить, в чём дело: сказывались десятки неразбуженных подъёмов перед школой с механическими перемещениями по комнате без необходимости напрягать мозг.

Кое-как собравшись, я выбралась в коридор.

— Быстро ты, — саркастично заметил Джон. — Идём?

— Ну, идём, — снова зевнув, ответила я и зашагала за ним по коридору. — А куда идём-то?

— Выяснять твою предрасположенность по магической части.

— Ты же сказал…

— А ты сказала, что видела воду, когда проходила. Ты же не знала, что там будет?

Я заверила, что нет, понятия не имела. Странно с его стороны сначала не предупреждая отправлять не ясно куда, а потом спрашивать, знала ли я.

— Это было типа как… проверка?

— Типа да. Мы так ждали этого дня, хотели увидеть, как переход будет выглядеть для того, у кого нет предрасположенности, а ты…

— Разочаровала? — почти с азартом предположила я.

— Угу. Но ничего, не расстраивайся.

— Я и не собиралась, в общем-то. Мне кажется, я ещё много кого разочарую.

— Да ладно, от тебя не ждут подвигов.

— А мир спасать?

— Это не подвиг, от тебя мало что зависит. Это быстро будет, тебя домой отпустят самое большее через две недели.

Добрались до выхода. Дверь наружу подразумевала только дверь. Ни фойе, ни прихожей, просто дверь, такая же, как в комнаты, но более надёжная на вид.

Я поймала себя на мысли, что еще ни разу не была на улице в этом мире. Вот сейчас и посмотрим, что там. Выскочив из Штаба следом за Джоном, я оказалась в лесу. Вообще-то, я ожидала чего-то подобного, но в моём представлении это была лучшем случае пара елочек под окнами или парк, но не натурально же сосновый бор. В шесть утра должно бы уже светать, но неба сквозь сплетённые ветви не было видно. Холодно и темно.

— Так, — хмыкнул Джон, осматривая местность.

Мне кажется, или он понятия не имеет, где мы? Он помолчал, прошёлся туда-сюда, повернулся пару раз, неосознанно схватился за рукав, отпустил его, схватился снова.

— Знаешь, что… — он явно нервничал, но пока, кажется, был запасной план, — стой тут, я сейчас вернусь.

Его лицо стало странно прозрачным, и он медленно растворился в воздухе. Я осталась одна в холодном лесу и леденящем ожидании. Скорее бы он вернулся. Я прошлась вперёд-назад. Запнулась, чуть не упала. Прошлась в другую сторону, совсем упала. Поднялась, отряхнула ладони, старательно щурясь, осмотрела их на предмет царапин. Не нашла, но скорее от того, что ничего не видно, чем оттого, что их не было.

Ну, где же он? Куда он делся? А главное, почему он не знает, куда идти? Я зябко обняла себя за плечи.

Хотя, если Джон появлялся в Штабе только тем путём, каким пришла я, то есть, через портал или как-то вроде того, он может и не знать, где это место вообще находится. Что ж, он хотя бы знает, что делать. По крайней мере, пока.

Я прислонилась к ближайшему дереву и, ожидая дальнейшего развития событий, стала любоваться природой. Выбор занятия оказался не самым удачным, потому что казалось, что природа в ответ пялится на меня. Пробила дрожь. Кажется, начинает светать. Через пару минут небо изрядно посерело, словно выцвело; на его фоне прорезались ветки, но видеть я лучше не стала — они отлично справлялись с поддержанием темноты и в отсутствие ночи.

Джона всё не было. Мне казалось, что сегодня произойдёт что-то если не ужасное, то явно плохое. И это никак не связано с нынешним положением. Всяким нервным предчувствиям я не особенно доверяла, но неприятный комок внутри от этого никуда не делся. Было беспричинно неуютно и даже страшно. Ладно, решаем проблемы по мере поступления. Мерзкие предчувствия преследовали меня постоянно, причём совершенно беспричинно. Я не сказала бы точно, откуда они вылезали, но ноги росли точно откуда-то из начальной школы. Школа, может, и формирует личность, но только в том случае, если уничтожение и извращение изначальной сути считаются формированием.

Пальцы дрожали и на попытки растереть их и согреться отзывались болезненно. Ветер залезал под тунику и трогал плечи ледяными руками. За спиной хрустнула ветка. Я резко обернулась и едва не столкнулась с Джоном.

— Есть две новости. Во-первых, я нашёл выход. Во-вторых, он страшно далеко, и мы точно опоздаем туда, куда идём.

— И как нам исправить положение?

— Сократить время, на которое опоздаем. Если поторопимся, то придём минут через двадцать после начала. Идём?

— Идём, — вздохнула я. Опаздывать я ненавидела.

Так что приходила самое позднее за десять минут до положенного времени. А тут аж двадцать после… Ужас. Однако, что делать? Смириться и шагать.

И вот уже около часа мы шагаем через лес.

— Джон, — позвала я, в очередной раз споткнувшись обо что-то неопределённое.

— Что? — откликнулся он, перешагивая нечто не более определённое.

— Зачем ты идёшь пешком, если можешь… не идти пешком? Типа превратиться в дым — и вперёд.

Это было не то, что я хотела спросить.

— Я не могу так долго находиться в этой форме здесь. На земле могу, тут — нет.

— Почему? Это как-то связано с тем, что у нас нет магии?

— Ну типа того. Чтобы наколдовать что-нибудь, надо разорвать магическую связь в предметах… что-то такое, я не вникал. Короче, у вас эта связь не такая прочная, как у нас, и разорвать её проще.

— Угу, поняла. А почему мы куда-то идём, а не в Штабе это делаем или как-то по-человечески добираемся?

— Ну, по-человечески не получится.

— Справедливо, — согласилась я. Люблю каламбуры, даже дурацкие.

Из размышлений об исключительных свойствах игры слов, как явления, меня бесцеремонно выбило падение — запнулась о корень и рухнула на землю.

— Почему нельзя было, как в прошлый раз пройти? Через дверь? — прошипела я, потирая ушибленный локоть.

— Проход не настроен. Предполагалось, что идти нам всего ничего, но, видимо, как-то неправильно предположилось.

— Почему было не настроить? Я же вроде как важная личность, — прозвучало совсем криво.

В качестве важной личности меня представить никак нельзя, даже если очень постараться. Но даже если так, все равно, кажется, будто я искренне так считаю. — Ну то есть, я имею в виду, что ты сам сказал, что вы долго готовились ко всему этому и…

— Слишком долго готовились, не всё успели, — без намёка на улыбку отозвался он.

Я не стала настаивать.

— Странные вы тут, конечно, — пробормотала я, отодвигая ветку, норовившую ударить меня по лицу.

— Ты тоже, — хмыкнул он.

— Отрицать не стану, но с чего вдруг?

— Потому что всё происходящее тебе кажется абсолютно нормальным, хотя таковым даже близко не является.

— Может, я просто привыкла

— За день?

Резонно. К новым порядкам я, вообще-то приспосабливалась быстро, но без особого желания и не уставая удивляться странностям, а тут… Тут, с точки зрения рациональности, всё в корне странно, я это отлично понимаю, но лично с моей точки зрения, всё безотчётно кажется правильным. Как будто я всегда здесь жила.

— Ага, — кивнул Джон.

Что?

— Ты мысли, что ли, читаешь? — испугалась я.

— Нет, просто кое-кто подсказал момент, когда тебе в голову придёт эта мысль, — ухмыльнулся он.

Это как?

— Потом расскажу. Так вот. Магия — основа этого мира. Ты — волшебница и владеешь абсолютной магией. Следовательно, она связана с Фалором, потому что здесь находится её лисм.

— Что находится?

— Лисм абсолютной магии. Короче, коробочка, в которой она хранится.

— Ладно, — протянула я.

— Так вот твоя магия пытается соединиться с той, что в этой коробочке. У тебя никогда не возникало ощущения, что ты не там, где должна быть?

О, знал бы ты, как часто. Моя жизнь была интересной, в меру трудной и, в целом прекрасной. Были друзья, понимающие родители, хорошие оценки и любимые увлечения. Всё было хорошо, но неправильно, мне всё чаще казалось, что я не на своём месте, будто всё это временно, что скоро начнётся настоящая жизнь, всё встанет на свои места… Я искала себя даже там, где не хотела бы найти. Жизнь много раз радикально менялась, неизменным оставалось лишь чувство, что всё это — не то, что мне нужно.

— Было, — мрачно ответила я.

— Ну, теперь ты знаешь, почему.

— Действительно.

Поверить в то, что мои мытарства прекратились, было куда сложнее, чем в существование магии. Неужели, всё так просто?

Или сложно? Так или иначе, это закончилось. Даже дышать сразу стало легче.

— Слушай, а… Как мы разговариваем? — Ой, дура. — Ну в смысле, разве возможно, что мы говорим на одном языке? Как мы понимаем друг друга?

— Твой мозг адаптируется. Почти вся культура Фалора упирается в магию, в том числе и язык, а ты как бы… ну как это объяснить? Ты связана с магией, поэтому твой мозг как бы интуитивно понимает этот язык, потому что он вроде как создан с помощью магии. Это сложно.

— Это очень сложно. Но я привыкну.

Какое-то (достаточно длительное) время шли молча. Вообще-то, мне было, что ещё просить, но едва ли мне хотелось тратить силы на то, чтобы вникать в ответы: я уже порядком устала.

— Далеко ещё?

— Почти пришли, — без особой уверенности ответил джинн.

— Насколько почти?

Отвечать не потребовалось — впереди, за стеной деревьев, показалась дорога.

— Наконец-то, — раздражённо выдохнула я.

— Да не то слово, — отозвался Джон с не меньшим облегчением. Видимо, риск не прийти оставался в силе до сих пор.

Дальше мы шли уже по дороге. Как оказалось, мы забрели по лесу куда-то не туда, и идти теперь минут на десять больше. Замечательно.

— А как так вышло, что встречу (или куда мы там идём) назначили так, что мы даже из леса не можем выбраться, не опоздав?

— Ну, Штаб перемещают, чтобы, скажем, недоброжелатели не выяснили его местоположение. Видимо, какой-то кретин без разрешения переместил его сюда уже после того, как назначили встречу. А мы теперь мучаемся.

— Да уж, — нахмурилась я.

Дальше шли молча. Джона опоздание, кажется, вообще не волновало. Меня, в общем-то, тоже должно было, я же не виновата, но я уже мысленно готовилась к разносу, подбирая реплики, и ничего не могла с этим поделать.

— Может, попутку поймаем? — неуверенно предложила я. Ноги недвусмысленно гудели от перехода по лесу. — Ну, попросим кого-нибудь довезти нас?

— Я понял, что это значит, но скажи мне, ты видишь здесь хоть кого-нибудь?

— Не вижу, — кивнула я.

— Ну вот и всё, иди и не ной.

— Было бы справедливо заставлять меня не ныть, если бы я сама это выбрала, но вообще-то ничерта подобного.

— Нытьё тебе не поможет.

— Потому что тебе всё равно?

— Это, во-первых. А во-вторых, идти-то всё равно надо. Так что выбирала ты это или нет — вообще ничего не значит.

— Здорово.

Идём дальше. Ноги всё ещё болят, а дорога всё ещё пуста. Я попросила остановиться и получила решительный отказ — нет у нас на это времени. Нет, я понимаю, но такими темпами я не дойду вообще, и едва ли это окажется лучше.

Где-то позади, очень далеко и очень тихо раздался звук. Странно звонкий и отрывистый для машины. Я бы сказала, что это лошадь с повозкой, но…

Это и правда лошадь с повозкой. Под мерный цокот копыт, шуршание колёс по пыли и благодушное мычание хозяина, напевавшего, не разжимая губ, какую-то песенку, конструкция вырулила из-за поворота.

— Эй, господин! Вы в город едете? — крикнул ему Джон.

— В город, мальчик, — весело ответил ему тучный мужчина с открытым лицом. — А вы, смотрю, туда же?

— Точно.

Он раскатисто засмеялся.

— Забирайтесь, подвезу.

Джон просиял, поблагодарил джинна и полез в телегу. Я проделала то же самое и, хотя гораздо менее ловко, но забралась без помощи и свалилась на дно. Из груза (кроме нас, конечно) в повозке обнаружились мешки, ящики и всевозможные другие емкости с фруктами и овощами.

— Голодные? Возьмите там что-нибудь, не жалко, — щедро предложил мужчина. Справедливо рассудив, что завтрак мне светит не скоро, я потянулась за яблоком. Джон немного посомневался, но себе тоже взял.

Яблоки. Значит, сейчас сентябрь. Может, август. Значит, месяцы у них с нашими не совпадают. Прикольно. Интересно, сейчас август этого года или прошлого? Или всё-таки сентябрь?

Лучше, наверное, повременить с такими вопросами, никто же не должен знать, что я не местная, так? Тем более сейчас месяц — меньшая из моих проблем. Я беспечно ела яблоко, рассматривая лес (некоторыми вещами лучше любоваться издалека), раскачиваясь в такт повозке, и какое-то время была весьма довольна своим нынешним положением.

Вести диалог с хозяином повозки я предоставила Джону, чтобы не попасть под подозрение. Когда приходится врать, делать это вдвоём можно только в случае, если вы очень хорошо друг друга знаете и обладаете актёрским талантом или полным отсутствием легенды. А у Джона какие-то наработки, кажется, есть, пусть он и врёт.

— А девочка что же молчит? — как-то нехорошо это прозвучало, почти хищно.

— А она немая, — тут же нашёлся Джон.

Мне очень повезло, что я не успела ничего сказать.

— Надо же, жалко, — жалко ему не было совершенно.

— А идёте вы откуда?

— Так из деревни же, там дальше, по дороге.

— Так там только моя деревня, а вас я впервые вижу.

— Ну, наша чуть дальше вашей, наверное.

— Там дальше только дорога на Нирг и его деревни. Что ж вы в Нирг тогда не пошли?

— Мы к родственникам идём.

— Так у вас родственники общие?

— Мы двоюродные.

— Не видно по вам.

— Ну, это вам не видно, другим, может, видно.

Ложь его трещала по швам, а хозяину почему-то нужно было, чтобы она лопнула совсем. Мы же не похожи на воров, тем более, как бы мы у него яблоки бы украли? Мы даже вдвоём и одного мешка не унесём. Он и сам об этом прекрасно знает, значит, мы для него совершенно безобидны. Значит, нет никаких причин допытываться, откуда, куда и зачем мы идём. Если всё-таки считает, что с нами что-то нечисто, почему бы сразу не высадить? Судя по хитроватому выражению, он давно понял, что Джон врёт и сам в своей лжи путается. Но почему бы ему просто не оставить наши тайны при нас, если мы всё равно ничего ему не сделаем?

Джон продолжал пороть чушь, я запоминала подробности нашей легенды на случай, если он совсем запутается, но я же немая, чем я смогу ему помочь?

Появились первые дома: далеко в поле стояли аккуратные деревянные домики, словно недавно выстроенные, утопающие в зелени садов. В своем мире я тоже такие видела, но они были совсем старыми, посеревшими, едва виднелись за покосившимися заборами.

— Спасибо, что подвезли, — заулыбался Джон. — Дальше мы сами.

Я благодарно кивнула хозяину повозки и следом за Джоном выпрыгнула прямо на ходу.

— Да куда ж вы, до города ещё далеко, — окликнул, спешно останавливая лошадь.

Джон схватил меня за руку и кинулся бежать, не разбирая дороги. Я вырвала свою ладонь, припуская быстрее. Мы мчались через поле, топча, кажется, чей-то огород, и остановились только когда отбежали так, чтобы не видно было с дороги, и спрятались за сараем.

— Это что… — задыхаясь, прохрипела я, — сейчас было?

— Я не уверен, но он, походу, не тот, за кого себя выдаёт.

— А за кого… он себя выдаёт?

— За обычного жителя. А он ни разу не обычный.

— А какой?

— Скорее всего, это агент или кто-то в таком духе.

Какие агенты в такой глуши? Ты о чём?

— У меня на родине это называется паранойя.

— У меня тоже, — заверил парень, — но это уже третий за последние четыре дня.

— А что им от нас нужно?

— Мы и нужны. Вернее, ты. Человек, который может спасти мир. Ты практически сильнейшее оружие в мире. В стране сейчас ситуация немного сложная, поэтому некоторые пытаются шантажировать правительство… как-то так, я не вникал.

— А почему он тогда нас отпустил?

— Это другой вопрос. Но думаю, он знает, что мы далеко отсюда не уйдём, и при необходимости нас найдут.

— А мы уйдём?

— Наверное, нет. Но попытаться можем.

Я с готовностью кивнула. Чем дальше, тем больше всё это походило на невозможный абсурд. Мозг отказывался всерьёз воспринимать агентов, заговоры и спасение мира, поэтому я решила пока следовать за своим спутником и не заморачиваться. Когда осознаю весь ужас ситуации, тогда и посмотрим. А сейчас всё равно.

Выходить на дорогу во второй раз мы благоразумно не решились и дальше пробирались через чьё-то поле. Солнце уже встало, и всё пространство на километры вокруг было залито живым золотистым светом. Редкие дома (нам встретились всего два или три) резко сменились узкими улочками, на некоторых попадались лавки со всякой всячиной. Чем ближе мы подходили к центру города, тем больше и крепче становились дома, деревянные почти полностью сменились кирпичными. Город был плоским и круглым, как лужица, в которой плавали цветные опавшие листья — прилипшие к кирпичам пятна света. До центра мы добрались быстро, и меня это несколько смутило: столица разве не должна быть если не огромной, то хотя бы большой по площади? Впрочем, ладно, лишь бы дойти.

По главной улице мы шли, кажется, дольше всего — нескончаемо длинная, по-утреннему безлюдная, с множеством только-только открывающихся лавочек она выглядела почти сказочно и навевала это странное ощущение единения, когда в некогда шумном месте остаются меньше десятка человек и становятся друг для друга настоящими людьми, а не безликими манекенам в толпе.

Главная улица упиралась в площадь, и прямо перед нами выросло около полудюжины внушительных зданий. То, что оказалось нашей целью, было высоким и плоским, без единого объёмного украшения, по форме стремившимся к необъёмному квадрату. Сверху смотрели с десяток простых высоких окон, а под простым навесом над крыльцом прятались двери.

— Нам туда? — поинтересовалась я, кивая на здание.

— Туда, — мрачно вздохнул Джон и зашагал к дверям. Мы пересекли площадь, поднялись по ступенькам и остановились перед дверьми. Парень медлил: оглядывался, что-то искал в карманах, порывался что-то сказать, но молчал.

— Заходим? — неуверенно предположила я, берясь за ручку двери.

— Да, да, сейчас, — рассеянно отозвался он, не сводя взгляда с чего-то на другой стороне площади.

— Что-то случилось?

— Пока нет, но может, — туманно отозвался, переходя на другую сторону крыльца.

— Скажи, что, — предложила я, опираясь локтями на перила.

— Ещё непонятно. Но у меня должна была быть одна вещь…

— Ты её потерял по пути? Или забыл в Штабе? — я представила масштаб проблемы. Возвращаться мы уже не будем, естественно. Теперь либо все планы сорвутся, либо нас просто отругают.

— Может, у меня её вообще не было, может, украли…

— Как её могли украсть?

— Есть способы, — он развернул ладонь и протянул мне бумажку с бегло написанным трехзначным числом. — Ценник от одежды. У тебя в кармане только что лежал.

Я, ошеломлённо глянув на его руку, забрала бумажку и засунула обратно в карман брюк. Действительно, лежал. Ни малейшего понятия, как он это сделал.

— Ну, мы можем сказать, что она потерялась по пути. Типа долго шли, устали, не заметили и так далее. А тащиться в такую даль пешком, между прочим, они нас заставили, так что сами виноваты. Сами пусть и ищут. А что это было-то?

— Какая-то ручка или вроде такого… Что-то из твоих вещей.

Я вопросительно подняла брови.

— Зачем она тебе?

— Скорее тебе. Определение предрасположенности — очень болезненная штука, поэтому почти всегда берут какие-нибудь вещи, которые очень дороги хозяину и… как бы это… впитали его душу? Типа такого.

Надо же. Впитали душу. Но на самом деле так и есть. Ручка, о которой он говорил, изначально была самой обычной письменной принадлежностью в пластмассовом корпусе, но стала волшебной после того, как я трижды потеряла её навсегда и трижды она ко мне вернулась. С тех пор я берегла её как зеницу ока, заботливо заматывала скотчем и меняла стержни. В школу я её брала редко, только когда происходило что-нибудь важное или мне нужна была удача. Вчера (или позавчера?) я собиралась исправлять оценку по географии, удача была жизненно необходима. А теперь она совсем потерялась. Закономерно она, конечно, должна была вернуться, но в этом мире магия ручки просто не сможет перебить местную магию и её не хватит, чтобы разорвать связи в вещах и мыслях и заставить судьбу вернуть её мне.

— Чего молчишь? — неловко спросил он.

— Осознаю потерю. Это была не просто ручка.

— Это была как часть тебя. Я знаю, у меня такое было. Зато теперь ты знаешь, что она и правда волшебная.

— Была. Раньше. Она же не вернётся?

— Скорее всего, нет. А возвращалась раньше?

— Угу, — я тщательно старалась делать вид, что я просто зла на Джона, но потерять ручку было почти что лишиться друга.

— Значит, её украли.

— Не надо обвинять в своей криворукости всех, кроме себя.

— Не в это дело. Если она возвращалась раньше, значит, ей хватило бы сил не потеряться. Она держалась бы за тебя всеми средствами. Но чужой воле она противостоять не сможет.

Я постояла ещё немного молча, мысленно оплакивая ручку.

— Ладно, пойдём уже, мы и так опоздали.

— Без нас не начнут, не переживай, — он пытался шутить, но это не очень помогло. Было стыдно за эту детскую привязанность к вещам, но ничего поделать с этим я не могла.

Глава VI

Мы зашли, наконец, за двери и оказалась в небольшом холле с желтыми стенами, диванчиками, напоминавшими скорее скамейки, расставленными по периметру, и будкой охранника справа от входа. Джон махнул рукой сухому старичку, сидевшему в ней и поднявшему голову на звук закрывающихся дверей. Старичок приветливо махнул в ответ, улыбнулся, но улыбка его тут же погасла: он увидел меня. Я кивнула в знак приветствия, но охранник тут же отвернулся и вернулся к занятию, от которого мы его отвлекли.

— Это что с ним?

— Не с ним, а с тобой. Впервые человека увидел, пойдём уже, — он кивнул куда-то влево, на коридор.

— А тот, кто нас подвозил, ничего не сказал, — я послушно зашагала, куда велели. Между жёлтыми стенами, под зорким взглядом белых ламп.

— Он сделал вид, не знал. Да и в принципе ты похожа на джинншу. У тебя глаза и волосы почти одного цвета. И кожа не бледная. Если не знать, что ты человек, можно решить, что у тебя просто предрасположенность к земле и огню.

Хоть какая-то польза от моей невыразительной внешности. Вы удивитесь, если узнаете, сколько комплексов может развиться у ребенка от одной невежливой фразы о том, что у него глаза и волосы почти одного некрасивого цвета.

Мы поднялись по лестнице (наконец-то нормальная лестница, которая проходит через все этажи) и свернули в какое-то боковое крыло. Чем дальше, тем сильнее это место напоминало школу — ряды одинаковых дверей и листы с информацией в промежутках, наклеенные прямо на стены. Стену, противоположную дверям, почти всю занимали окна, за которыми виднелись другие окна, видимо, второго корпуса.

Нужное помещение находилось в самом конце коридора.

— Готова? — спросил Джон, нервно улыбаясь.

— Я не знаю, к чему готовиться.

— Это значит нет?

— Это значит да. Идём.

Я постучала в дверь. С той стороны послышались шаркающие шаги. Дверь заскрипела и открылась на крошечную щёлочку.

— Госпожа Азира, это мы, — торопливо отрапортовал Джон.

— Час! — резанула она. Нас всё-таки отругают. Хотя бы оправдываться не мне, уже неплохо.

— Мы шли пешком от Штаба.

— Там от силы два квартала.

— Он в лесу за городом. Далеко за городом.

— Как в лесу?

— Просто в лесу. Там же, где был вчера вечером.

— Напомни, кто отвечал за перемещение? — я сказала бы, что её голос не сулил ничего хорошего, но кажется, уже не нам.

— Я не знаю, — он поднял руки в жесте капитуляции. — Я с ними не общаюсь.

— Да, Лика могла настроить всех против тебя после той истории. Заходите, — она открыла дверь шире, и мы ввалились в комнату.

Комната была заполнена множеством всякой ерунды не вполне определённого назначения: одежда и обувь в открытом шкафу, множество коробок (я открыла одну, пока госпожа Азира выясняла у Джона подробности задержавших нас обстоятельств) с хламом вроде украшений, книг, даже игрушек, картин, что-то вроде театрального реквизита и декораций, костюмов…

Всё это располагалось на стеллажах с претензией на образцовый порядок, но тут скорее честно пытались его создать, но так и не смогли и бросили на промежуточной стадии.

— Что ты себе позволяешь, держи руки при себе! — прикрикнула Азира, заметив, что я полезла в коробку. Я, испугавшись, отдёрнула руку, сжимая пальцы в кулак.

— Не трогай без разрешения то, что тебе не принадлежит.

— А кому это принадлежит? — я поправила крышку коробки только для того, чтобы занять руки и не попытаться заглянуть туда снова.

— Школе, — она протянула мне тяжёлую вешалку с серым защитным костюмом на ней.

— Ты спускайся, — Азира кивнула Джону, и он тут же кинулся к двери, ведущей, по-видимому, на лестницу. — А ты переодевайся, — Азира окинула меня оценивающим взглядом. — Полностью. Вещи сложишь в шкаф.

Азира вышла, аккуратно прикрыв дверь. На всякий случай отойдя за шкаф и придвинув к нему подходящего размера картонную ёлку, я спряталась за этой ширмой, чтобы не было видно от дверей и принялась переодеваться.

Только полностью раздевшись, я задумалась о том, зачем, собственно, это нужно. Что такого может ждать человека в школе, что его заставляют облачаться вот в это? Костюм в надетом состоянии оказался просто длинным халатом и на ощупь внутри и снаружи напоминал внешнюю сторону зимней куртки. Очень неудобно и неприятно. Под тяжестью халата я ссутулилась ещё сильнее, чем обычно (хотя, казалось бы, куда там сильнее).

Теперь надо спускаться. Эта идея с переодеванием совсем выбила из колеи: на перспективу идти куда-то, где, если верить Джону, будет очень больно, накладывалась неловкость и неудобство одежды. Ужасно. Отвратительно. Скорее бы переодеться обратно.

За этими мыслями я успела преодолеть половину лестницы. С другой стороны двери не было, лестница вела сразу в зал. Я помедлила на середине. Когда пойду дальше, меня увидят и повернуть назад будет нельзя. Вообще-то, и сейчас нельзя, и вчера, когда меня притащили сюда, тоже уже было нельзя. Но чувство неотвратимости добило только сейчас. Я спущусь, и отступать будет некуда, я выйду отсюда уже другим человеком. Я сцепила руки в замок, чтобы не дрожали, и стала спускаться.

Внизу, похоже, услышали шаги и притихли. Они меня уже видели, я их — нет. Это напрягало. Я спустилась и оказалась на сцене. То есть, это была даже не сцена, а просто пустой участок зала перед зрительскими местами, там было всего от силы пять рядов, в каждом по десять кресел. Все зрители вполне уместились на первом. Здесь были только взрослые из Штаба. Все были внешне спокойны, но я чувствовала мандражное волнение в воздухе. И с мрачным удовлетворением заметила, что не только своё.

Всего метрах в двух от первого ряда стояли четыре тумбы. На каждой что-то лежало, но я, застыв у лестницы, затравленно озиралась в поисках подсказки, что делать и не заметила, что именно.

— Приступаем, — грянул голос госпожи Азиры. Она стояла у другого края сцены. — Подойди, — сказала она, медленно, как змея или черепаха, поворачивая ко мне голову.

Я нервно сглотнула и направилась к Азире, почти физически ощущая взгляды, направленные на меня. Когда я достаточно приблизилась, женщина, не забыв прожечь меня убийственным взглядом, взяла мою руку, перевернула её ладонью вверх и, коротко размахнувшись, вонзила мне в палец острие длинной иглы, увенчанной четырьмя маленькими драгоценными камнями — рубином, сапфиром, изумрудом и бриллиантом. Я не успела вскрикнуть, но руку отдёрнула, инстинктивно схватившись за неё другой.

Если это всё, что касается боли, то за кого они меня принимают? Из-за собственной неосторожности мне приходилось терпеть куда худшее.

— Дотронься до каждого лисма, — ледяным тоном приказала госпожа Азира.

До чего? Ну, выбор тут не особенно велик. Я подошла к тумбам, стараясь не обращать внимания на зрителей, следящих за каждым моим шагом.

На первой лежало перо. Такое, как на всех картинках, связанных с литературой. Золотое, со вставками из красного камня. Я опасливо коснулась его проткнутым пальцем, потом сжала в руке. Развернула ладонь, бессмысленно рассматривая размазанное пятно крови.

Перо прямо в руках полыхнуло огнём и обожгло руку. Я зашипела от боли и уронила вещицу. Она упала и оглушительно звякнула. Я рванулась было поднять, но не успела: по рукам и ногам от пальцев растекался жар. Словно кровь грелась и закипала. Чем дальше, тем горячее. В горле пересохло. Слёзы вышибло из глаз, как от удара. Под рёбрами полыхал огонь, жарче и жарче. Как сунуть руку в костёр. Больно. Нервы сгорают, кожа плавится. Я упала и не почувствовала этого. Больно. Как гореть заживо. Зажмурилась и стиснула зубы, растянув губы в гримасе.

А потом всё прошло. Единым мгновением. Я прерывисто дышала, лёжа на полу, старалась сдержать всхлипы. Холодный пол несколько утешал. Я медленно приподнялась, сначала на локте, потом полностью выпрямила руку, совершенно, кстати, здоровую: никаких следов огня или яда. По крайней мере, внешне. Я встала на ноги и подошла к следующей кафедре.

Боже, неужели снова? На глазах предательски вспыхнули слёзы. Нет, нет, я не буду этого делать, я не буду, я не вынесу этого я ещё раз! Я просто уйду, только и всего, я просто…

— Стой на месте, — металлически произнесла госпожа Азира. Она так и стояла у стены, вроде бы контролируя происходящее, но и не вмешиваясь. Очень удобно, а главное действенно, когда я валяюсь, скорчившись, под тумбами.

Нет, я не останусь. Я рванулась было в сторону лестницы, но не смогла сделать ни шагу. Они меня не отпустят. Точно, от меня ничего не зависит, ведь это ненадолго, всего недели на две. Я затравленно глянула в зал. Все были спокойны, никого ничего не удивляло. Сволочи. Только Джон сидел бледнее мела, впиваясь в моё лицо перепуганным взглядом и судорожно сжимая в белых пальцах край рукава. Он раскаялся с лихвой. Я довольно усмехнулась и схватила, боясь передумать, следующий лисм — малахитовый браслет, перевитый тонкими нитями из зеленоватого металла.

В этот раз больно не было, просто отнялись по очереди руки и ноги, затуманилось зрение, и спутались мысли, а на языке расплылось что-то горькое. На яд похоже. Всё прошло быстрее, чем я ожидала. Лонхир многозначительно переглянулся с Бовиусом.

На третьей тумбе стоял крошечный серебряный пузырёк, состоявший, казалось, только из оплетающих его тонких узоров. Капля крови, о которой я успела забыть, особенно ярко была видна на блестящей поверхности. Здесь не произошло вообще ничего — только ударил ледяной ветер.

Последний. Я судорожно выдохнула. Совсем немного и всё кончится. Я взяла в руки кинжал, лежавший на последней тумбе. Он лёг в руку, как влитой, словно всегда мне принадлежал.

Рот заполнился водой, на голову словно давила толща океана, руки и ноги замерзли и мелко дрожали. Я захлёбывалась. Пыталась закричать, вдохнуть, откашляться. В голову ударила липкая холодная паника. Воздуха уже не было, я не могла дышать.

Я открыла глаза. Надо мной стояла госпожа Азира и с едва видимой за приклеенным недовольством тревогой вглядывалась в моё лицо.

— Очнулась? Вставай, — бросила она, выпрямляясь. Я повиновалась и встала, борясь с головокружением.

— Встань в круг, — приказала госпожа Азира. Оказывается, всё это время посреди сцены был начерчен мелом идеально ровный круг.

Я покорно побрела туда, куда велели, держась за больную голову.

— Расслабься и жди.

Ага, расслабишься тут. Хотя, с другой стороны, едва ли у меня сейчас есть силы напрягаться. Закрыла глаза. Открыла. Тёмный туман, застилавший глаза после отключки, чуть рассеялся и повис клочьями. Всё тело ныло. Не знаю почему, но должно быть в промежутке я что-то пропустила. Голова ещё кружилась. Части тела временами без предупреждения немели. Я пошатнулась и, падая, зацепилась за тумбу и устояла на ногах.

По залу пронёсся ропот. Не то удивлённый, не то обеспокоенный. Что бы это могло значить? Хотя, какая разница. Я стояла, нетвёрдо опираясь дрожащей рукой, и скрипя зубами от злости, ждала приказаний. Отвратительное ощущение, когда ждёшь решения своей судьбы и совершенно не в состоянии на что-то повлиять.

— Поздравляю, — произнёс господин Бовиус, сидевший в первом ряду у стены справа от меня, то есть напротив двери. — Ваша основная стихия — вода. В овладении ею вашим наставником станет господин Лонхир.

— Это я, — уточнили с другой стороны зала. Обернувшись на голос, я обнаружила высокого джинна с синими косичками. Ну да, это он, я помню, зачем мне лишний раз напоминают чьи-то имена?

Он медленно, но изящно поднялся со своего места, обозрев зал насмешливым взглядом. Поклонился, доброжелательно улыбнувшись мне. Я кивнула и криво, вымученно улыбнулась в ответ одним уголком рта, ещё не вполне придя в себя.

— Что ж, прекрасно. Доброго дня, — произнёс Бовиус, обращаясь ко всем присутствующим, и вышел за дверь. Это послужило сигналом. Остальные зрители поочередно поднимались со своих мест и покидали зал.

Итак, теперь я, кажется, официально волшебница, хотя и понятия не имею, как пользоваться новообретённой силой.

Что делать с этой информацией, я ещё не решила. Нравится мне это или нет — тоже. Пока что мне хотелось лечь и не вставать как можно дольше. Кое-как переставляя ноги с ослабевшими мышцами, я добралась до верхней комнаты. Там никого не было — все ушли как нормальные люди, через дверь в стене, а не в потолке. Ну и отлично. Я спряталась в своём убежище за ёлкой и шкафом. Переодевание заняло немного больше времени, чем я рассчитывала: пальцы не слушались, зависающий мозг не в состоянии был выпутаться из туники и нормально её надеть. Кое-как я сладила с одеждой, аккуратно (излишне) повесила на вешалку костюм, который был на мне, убрала его в шкаф. Полюбовалась итогом. Поправила его, чтобы висел ровнее. Одёрнула, чтобы не мялся. Я не совсем отдавала себе отчёт в том, зачем это делаю, но скорее всего, просто тянула время и старалась занять мозг какими-нибудь мелкими делами, потому что на крупные, например, покинуть комнату, разыскать кого-нибудь и двинуться дальше к своему предназначению, меня не хватило бы.

Хорошо. Ладно. Нужно собраться. Нужно собраться и выйти из комнаты. Я через силу приволокла себя к двери. Не успев выйти, я услышала голоса. Джон и госпожа Азира. Видимо, общими ответами насчёт опоздания она не удовлетворилась. Судя по интонациям, Азира не отчитывала моего незадачливого проводника, а скорее что-то выясняла, уточняла подробности. Вся эта неразбериха изрядно путала без того замученный мозг.

Слов я разобрать я не могла, но Азира явно пребывала в беспокойном замешательстве. Она в последний раз что-то спросила у Джона и застучала каблуками прочь. Джон подождал чего-то, постучался, заглянул внутрь. Он был мрачен и задумчив. Я нахмурилась.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила я, разводя руками.

Джон молча взял меня за руку и потащил за дверь. Я напряглась.

— Джон!

Молчание.

Я вырвала свою руку и остановилась.

— Объясни, что случилось, — потребовала я.

— Пойдём, — он проигнорировал вопрос.

— Не пойду, пока не скажешь!

— Не скажу, пока не пойдёшь!

Такими темпами мы далеко не уедем. Ладно.

— Пойдём, — вздохнула я.

Прошли уже половину коридора.

— Так что случилось?

Джон упрямо молчал. Беспокойство нарастало.

— Ты обещал сказать!

— Когда выйдем, — коротко бросил джинн

Смутная тревога тяжело ворочалась в груди. У меня похолодела спина. Мы выбежали из школы. Бегом пересекли площадь, не расцепляя рук. Свернули в какой-то не внушающий доверия переулок. Джон молчал. Я хотела снова спросить, что произошло, но он меня опередил.

— Сейчас я отдам тебе вот эту вещь, — он достал из кармана туники плоский пузырёк, вынул пробку и протянул её мне, — Ты заберёшь её и убежишь. Возвращайся в Штаб тем же путем, как мы сюда пришли. Расскажешь кому-нибудь, что случилось.

Джон открыл пузырёк. Прежде чем я успела вскрикнуть, выпил его содержимое.

Я кинулась к парню, схватила его за руку, выбила из рук флакон. Пузырёк отлетел далеко в сторону и со звоном покатился по земле. Пустой. Поздно.

Глава VII

Рука джинна обмякла, глаза закатились. Он упал на землю, я рухнула рядом с ним на колени. Как во сне звала его, трясла за руки, зная, что не поможет. Он безвольной куклой лежал на земле, не сопротивляясь. Неужели он… Да ну нет, он не может просто так взять и умереть. А как узнать, жив ли он? Кожа джиннов всегда холодная, пульс не чувствуется. Черт-черт–черт… Нет, не в мою смену. Сквозь туман в голове до меня дошла мысль о том, что он просил что-то сделать. Что же? А, да. Пузырёк. Точно. Я побежала искать несчастный флакон. Ноги подкашивались, споткнувшись, я едва не упала. Прозрачное стекло бутылочки жизнерадостно блестело в траве.

Схватив его подрагивающей рукой, сжала в ладони.

Что дальше? Бежать. До штаба полдня пути пешком! Я не могу уйти и бросить его тут! Что мне остаётся? Надо вернуться в школу, там полно народу. Но он же не просто так сказал идти в Штаб? Я не успею! Слёзы вспыхнули. Что мне делать? Я кинулась прочь из переулка, на площадь. Назад к школе, я найду старших, позову Лонхира, он же теперь мой наставник, он поможет… Да, именно так и сделаю, всё будет хорошо.

Из школы, мило болтая, выходили старшие джинны. Моя уверенность покачнулась и рухнула. В школу нельзя возвращаться, он же сказал. Я не могу, я не успею! Била нервная дрожь, пока я бешено озираясь, стояла перед выходом из переулка и не могла решиться. Направо или налево? В школу или в Штаб? Ну, куда же? Помогите, умоляю… Я не знаю, нет, пожалуйста, я не могу… К горлу подступили рыдания, я судорожно всхлипнула, выдохнула и побежала. Налево, вдоль по главной улице, в Штаб.

Минуты через три я выдохлась и поплелась пешком, отчаянно подгоняя себя. Пешком до Штаба полдня пути. Нет у меня времени! Нужно как можно скорее поймать попутку, нужно найти проезжую улицу, нужно… Я прокручивала в голове, что скажу в просьбе подвезти. Это неправдоподобно, это недостаточно весомо, это тоже не годится… Я побежала. Повозка! Я кинулась к ней, но не успела — она проехала мимо. Черт ну почему всегда вот так. Я побежала за ней, надеясь найти другую, более оживлённую улицу, выдохлась, вернулась обратно, прошлась пару раз вперёд-назад. Почему никого нет, ну хотя бы кто-нибудь…

Едут! Некто, сидевший на козлах, с таким грозным криком обращался к кому-то, сидевшему в самой телеге, что я побоялась подойти. Повозка проехала мимо. Долго никого не было. Меня выворачивало наизнанку, от липкого страха тошнило. Какая же дура, плевать на разборки тех двоих, надо было остановить их, они бы помогли. Надо было бежать быстрее, успеть ещё на первую. Никчёмная идиотка, мерзкий слабый червяк, который… Я разревелась уже не скрываясь. Тошнота подступала к горлу. Ну же, хоть кто-нибудь.

Повозка!

— Помогите! — крикнула я, задыхаясь от слёз и бега. — Стойте! Пожалуйста, мне нужно…

Не хватило воздуха договорить. Повозка остановилась. Я рванулась к ней.

— Куда… вы едете?

— Подальше отсюда к чертовой матери. Чего надо?

— Из города? На запад? — не знаю, причём тут запад. Панически вспоминаю поля, по которым мы бежали от «агента». Длинные тени стелились прямо перед нами, значит, бежали как раз на запад. А потом повернули и тени съехали направо. Значит, мы шли… на север или на юг? Не помню.

— Нет, не знаю куда. Видать, на север. А на кой ляд тебе на запад?

Да не на запад мне, чёрт тебя дери.

— А если запад справа, то север впереди?

— Сзади, — буркнул парень. — Так куда тебе надо-то, соображай быстрее.

Север сзади, значит, шли мы на юг. Значит, теперь мне надо обратно, то есть на север. Север! Отлично!

— Мне тоже на север. За город.

— Точно? — он закатил глаза.

Нет, конечно, я что похожа на человека, у которого что-то может быть точно?

— Да, точно.

— Загород не поеду, но до границы довезу. Залезай.

— Спасибо! — я готова была разреветься от радости.

Я доберусь, я успею! Я неуклюже залезла в повозку. Парень тронул поводья.

Ехали долго. Меня трясло и тошнило. Стискивая зубы, я старалась не дрожать и не всхлипывать. Всё будет хорошо, я доберусь до Штаба и сделаю, как сказал Джон, его обязательно спасут. Только бы Штаб не переместили. А если переместили? Как его найду? Нет, что за глупости, там же никого нет, куда он денется.

Вот оно! Я помню этот дом, мы с Джоном шли мимо него по пути в город, я точно помню!

Джон. Тревога, отступившая было, пока я плутала по городу, нахлынула с новой силой. Перед глазами как наяву возникло его рухнувшее тело, пустой флакон, отлетевший в сторону…

Он жив, конечно, жив. Если бы яд был смертельным, он бы не выпил его. А вдруг…

А не вдруг. Нельзя предаваться панике, пока дело не закончено. Сначала добраться до Штаба, потом изводить себя сомнениями. Усилием воли я заткнула внутренний голос.

— Всё, приехали, — парень рванул поводья, лошадь остановилась, всю телегу хлипко качнуло по инерции. — Дальше не повезу. Расплачиваться будем?

Об этом я не подумала. Стала судорожно рыться в карманах, но ничего кроме пузырька от яда не нашла. А пузырёк был красивый, хрустальный… Нельзя его отдавать, это же главная улика, где потом искать этого парня?

— Быстрее соображай, если нечем так и скажи.

Если бы плата не была ему нужна, то и не спрашивал бы. Надо скорее что-то придумать, времени нет, да что ж такое…

— Да, есть чем, одну секунду. Вот! — я достала из кармана хрустальную пробку. Из крошечной круглой капли был вырезан изящный лебедь в волнах. — Её можно продать, дорого. Парень засмотрелся и протянул руку. Я отдёрнула свою.

— Довезите до конкретного места, тогда отдам.

— Откуда она у тебя?

— Нашла, — я беспечно пожала плечами. — Но за эту вещь назначена награда, я нашла её, а потом, когда мы уже поехали, заметила объявление, поэтому не пошла за вознаграждением сразу. А так вы его получите.

Ну? Складно? Похоже на правду? Отреагируй уже как-нибудь.

Он кивнул.

— А сама чего не получишь? Деньги не нужны?

— Я спешу и в город больше не вернусь, жалко хозяина этой штучки, мне она зачем.

— Ладно. Отвезу.

Я отвернулась, чтобы скрыть изумление. Вот так сразу? Взял и поверил?

Штаб оказался ближе, чем я рассчитывала — минут через двадцать за кронами деревьев показалось здание, облицованное темно-коричневым кирпичом, абсолютно не к месту возникшее в чаще леса, словно вырезанное с другой картинки. Его, похоже, перенесли в моё отсутствие. Что ж, тем лучше. Едва заметив очертания здания, я заторопилась уходить и остановила хозяина повозки, чтобы не обнаружить лишний раз местоположение Штаба перед посторонним.

— Спасибо большое, — я спрыгнула с повозки и уже с земли протянула парню пробку. Он бережно, словно боялся, что она развалится от малейшего движения, взял её в руку и осторожно переправил в карман.

Сработало! Я добралась! Я бегом кинулась в лес, оступаясь и каждую секунду рискуя упасть и переломать себе что-нибудь. Один раз даже упала, но обошлась малой кровью — только ладони ободрала и испачкалась. Наконец-то, Штаб. Огромное здание, как Колизей, возвышалось прямо посреди чащи.

Я взбежала по ступенькам и дернула ручку двери. Она открылась сразу же, даже стучать не пришлось. Влетев в холл, я никого не обнаружила. Это ничего, сейчас кого-нибудь найду. Я не помню, на каком этаже живут взрослые, но туда мне сейчас и не надо, раз они остались там, в школе. Мне надо в двести двадцатую.

В гостиную я добралась быстро — всего один подъём и пробежка по коридорам. У входа стояла чья-то обувь в количестве пяти пар. Отлично. Я вошла и наткнулась взглядом на компанию в составе пяти (очевидно) человек, среди которых заметила Лику и Джека. Все пятеро сидели на полу в окружении каких-то бумаг.

— Что-то случилось? — невозмутимо спросил парень с бирюзовой кожей. Рой, так его зовут.

— Случилось, — хрипло ответила я с порога. В горле стоял ком, говорить было трудно.

— Жертвы? — напряглась Лика.

— Есть, — кивнула я.

— Рассказывай, — приказала она.

И я рассказала, ничего не утаив. Решила, что, когда просишь помощи, нельзя лгать, объясняя положение дел.

С каждым словом слушатели мрачнели все больше, я волновалась все сильнее. Договорила. Повисла звенящая тишина. Никто ничего не сказал.

— Вы можете что-нибудь сделать? — голос предательски дрогнул, выдавая охватившее меня отчаяние. Жалкая.

— Не уверен, — ответил Рой. — Но попробуем. Флакон же у тебя?

Я кивнула и достала из кармана проклятый пузырёк.

— А крышка? — спросила Элоиза.

— Я её отдала парню, который меня довёз. У меня нет денег и я…

— Всё, успокойся, — со скрываемым отвращением оборвала она. — Что на ней было?

— Лебедь.

Они тревожно переглянулись.

— Сядь, — приказала Элоиза. Я послушалась и опустилась на пол, обнимая колени.

— А стихия у тебя есть? — мягко поинтересовалась Эрика. Таким голосом говорят, успокаивая маленьких детей.

— Есть, — кивнула, вытирая глаза. — Вода.

Присутствующие снова переглянулись.

— Это плохо?

— Не хочется тебя пугать, — сказал за всех Джек, — Но мы думаем, это твой наставник. И убить он тебя хотел, а не его.

— В смысле, почему?

Он развёл руками.

— Не знаю. Но лебедь — это Лонхир. Без вариантов.

— Но с ним же Азира разговаривала последней.

— Ты много чего пропустила, может они раньше встретились. Азира — это сова.

— Нет, правда, — вмешала Элоиза. — я всё понимаю, но убивать зачем? Она и так под его контролем, тот же Оврес убил бы за такую возможность. Да и Азира с Фоимом тоже, чего ему ещё надо, он же выиграл.

— Не знаю, что ему там надо было, но мальчик там и остался. Давайте сначала ему помочь попробуем, — Рой вернул всеобщее замешательство в практическое русло. Он перевернул флакончик над своей ладонью. Это, по-моему, как-то с водой связано. Джек коснулся его пальцев и затряс рукой, шипя от боли.

— Оно, да? — невозмутимо уточнил Рой.

— Оно, — сквозь стиснутые зубы рыкнул Джек.

— Организм джиннов реагирует на чужую стихию, — ответил Рой на мой недоуменный взгляд. — У всех по-разному, но реакция будет всё равно. А раз вода у нас — самая враждебная стихия для огня, то происходит вот такое.

— Угу, понятно, — не особенно впечатлившись, отозвалась я.

— Сидите тут пока, — Рой поднялся и направился к двери. На полпути остановился и обернулся. Джек вопросительно поднял на него глаза. Рой нетерпеливо качнул головой в сторону выхода. Джек понимающе кивнул и вышел вместе с ним.

Лика глянула на Элоизу, потом на Эрику. Они обменялись взглядами и пришли к соглашению. Элоиза и Лика ушли, Эрика осталась со мной.

— Всё будет хорошо, — ласково сказала она. — Они что-нибудь придумают и спасут твоего друга.

Лучше бы она про него не говорила. Я надрывно всхлипнула и отвернулась от приветливого лица Эрики. Она перебралась ближе ко мне и обняла, гладя по спине и приговаривая слова утешения. Теперь, не волнуясь больше о впечатлении, заплакала навзрыд, кашляя и дрожа всем телом. Отпустило не скоро.

— Спасибо, — выдавила я, вытирая глаза.

— Не за что, — улыбнулась Эрика. — Это хорошо, что накрыло сейчас. Нельзя держать в себе.

— Угу, — кивнула я.

Она о чём-то спросила, я односложно ответила, чтобы меня оставили в покое. Она спросила ещё раз. Я не заметила, как позволила отвлечь себя разговорами, но именно этим мы были заняты, когда вернулся Джек.

Я подняла на него глаза. Он заметил, что они красные.

— Помощь нужна, пойдём, — он протянул руку. Я с благодарностью приняла помощь и встала. Джек зашагал к выходу, не убеждаясь, что я следую за ним. За всю дорогу он не произнёс ни слова, и я была ему за это благодарна: мне не хотелось говорить. Вообще ничего не хотелось, кроме как свернуться где-нибудь в уголочке и уснуть, чтобы не думать.

Я шла, как марионетка, поддерживаемая только присутствием посторонних.

Джек без стука открыл дверь и посторонился, пропуская меня. Я мельком подняла на него взгляд и тут же стушевалась. Не знаю почему. Джек никакой угрозы вроде бы не нёс и был совершенно спокоен, но для него молчать и не проявлять никаких эмоций было так же неестественно, как неестественно для фонарика лежать в шкафу без батареек. Я зашла в комнату, он неслышной тенью мелькнул следом и остановился у двери. И это тоже было неестественно.

Комната эта была в точности такой же, как и моя, но намного более обжитой — полок было больше, чем предполагалось, все они были под завязку забиты книгами. На столе громоздились в необъятном множестве какие-то не совсем понятные приспособления, самые знакомые из которых напоминали сильно изогнутые пробирки. Рой стоял у стола, сосредоточенно что-то переставляя, Лика со стопкой бумаг в руках сидела на кровати.

— Ты помнишь, где остался Джон? — спросил Рой, отвлекаясь от своего занятия.

— Я… да, я помню, там… — я замялась, соображая, как лучше объяснить. — Ну вот главная улица, она заканчивается площадью, а перед площадью есть переулок, самый крайний, вот туда мы зашли, когда…

— Я понял, — перебил он, позволяя мне не заканчивать фразу. — Сориентируетесь?

Джек и Лика одновременно и одинаково с готовностью подняли головы.

— Идите.

Они молча сорвались с места и исчезли за дверью.

— Не переживай, — Рой ободряюще улыбнулся мне. — Спасём. Нас учат работать с ядами.

Я кивнула. После опустошающей истерики я вообще никак себя не чувствовала. Я села на кровать и от нечего делать уставилась в потолок. На глаза мне попалась люстра со свечами. Я только теперь поняла, что нигде в штабе не видела электрического освещения, только живой огонь. Всё настолько плохо? Для кого-то, кто жил в доэлектрической эпохе, Джон неплохо освоился в моём мире. Хотя, стоп. В школе же были белые лампы, не могут же они быть свечными, верно? Я решилась спросить, почему нет.

— В Штабе нигде нет электричества?

— В Штабе? — охотно отозвался Рой. Он, как и Эрика, видимо, считал своим долгом отвлечь меня. — Нигде. Но это только в Штабе.

— А почему?

— Маги не могут его контролировать. В экстренной ситуации придётся обращаться за помощью во вне, а как ты себе представляешь звать электриков в секретное, официально не существующее правительственное здание?

— Никак не представляю, — честно ответила я.

— И никто не смог представить. Поэтому всё устроено так, чтобы справиться своими силами. А вообще, ты бы пошла к себе, мы разберёмся.

— Я буду мешать? — деловито спросила я.

— Нет, но…

— Если уйти — это для моего блага, то можно я останусь? А если буду мешаться, то пойду, конечно.

— Ладно, — не совсем уверенно отозвался он, — если хочешь, оставайся.

Рой был озадачен моей настойчивостью не меньше меня. Теперь, когда мне представилась возможность уйти и пересидеть, перетерпеть, пережить наедине с собой, я её решительно отвергла.

Пришла Элоиза.

— Я всё обыскала, информации ноль, — произнесла она, падая на стул у стола. Рой, который только что собирался на него сесть, бросил на неё смешливо-озадаченный взгляд, но промолчал и присел на край стола.

— Вообще ноль?

— Если говорю ноль, значит ноль, — оборвала она. — Вообще никаких намёков. Но в том, что Лонхир — лебедь, я не сомневаюсь.

— Зачем тогда?

— Я знаю? Может, для людей это безопасно. К тому же, вода…

— Это не только вода, там всего намешано.

— А Джек?

— Он на всё плохо реагирует.

— Жалко парня, — сочувственно вздохнула Элоиза.

— Мне тоже, но мы же не о нём сейчас.

— Может, Лонхир мальчика проверить хотел?

— Насколько он будет ей верен?

— Ну да. Яд же нестрашный.

— Может, для людей страшный, откуда тебе знать.

— А может, для людей он безвреден? — предположила я. — Может, это был подарок или как-то так… — я смутилась под их колкими взглядами и отвела глаза.

— Хороший вопрос. Но я о людях ничего не знаю, — признался Рой. — Могу попробовать его воссоздать, но экспериментировать на тебе мы не будем.

Хорошо, ладно. Но не предположить этого было нельзя.

— Хотя, похоже на правду, — Элоиза медленно наклонила голову, словно эта мысль её оттягивала. — Но с чего он тогда взял, что это яд и рискнул пить сам?

— Сложно сказать. Никто не знает, что у Лонхира на уме, — резонно заметил Рой.

— А при чём тут Азира?

— кое-что у меня всё-таки не складывалось.

— А с чего ты взяла, что она тут при чём-то? — Элоиза откинулась на спинку стула и повернулась ко мне.

— Она же его наставница и они виделись перед тем, как мы вышли, значит он должен больше её слушать, нет?

Элоиза с Роем переглянулись. Он поднял брови, она ухмыльнулась.

— Видишь ли, ты права, но Лонхир — твой наставник. А ты важнее, чем Джон, — произнёс Рой, по-видимому, тщательно подбирая слова.

— А Джон в курсе? — усмехнулась я.

Есть ситуации, когда не надо пытаться шутить. Но до меня не всегда сразу доходит.

— В первую очередь. Сейчас не всё идёт так, как должно, поэтому очень важно, чтобы с тобой всегда был кто-то, кто знает, что делать, и спасёт при необходимости.

— Почему было не приставить к этому взрослых?

Взрослые, особенно те, что у власти и так редко бывают хорошими людьми, но прикрываться детьми — верх кощунства.

— Взрослые заняты. А нанимать кого-то ещё невозможно. Потому что чем старше и влиятельнее человек, тем больше с ним мороки.

А детьми проще манипулировать и подчинять. Хорошо. Отлично.

— Но это же опасно, буквально же только что…

— Конечно, опасно. Поэтому эта должность была полностью на добровольной основе и с большим конкурсом. Человек пятьдесят там было.

— Так много желающих умереть?

— Умереть почётно.

Ого. Я даже не знаю, как реагировать. Правительство, которое позволяет детям рисковать жизнью и умирать зазря, не скрывает этого, считает абсолютно нормальным и даже приветствует? Невероятно, просто немыслимо!

А Джон? Он ведь действительно умер, чтобы спасти меня. Во всяком случае, готов был пожертвовать собой и сделал это. Господи, какой ужас. Так не должно быть, это нечестно, я всего лишь человек, я не заслуживаю такого, я не хочу! Я — ничтожное, ничем непримечательное существо, которое ничего не добилось и ничем не прославилось. Это неправильно.

Глава VIII

В комнату меня всё-таки сослали и довольно быстро — не успели ещё вернуться Лика и Джек. Я честно посидела у себя какое-то время. Читала книжки — просто бегала глазами по строчкам, не вникая, и убивала время. Старалась угомонить грызущую пустоту и закопать поглубже затягивающийся узел внутри. Лежала на кровати, бестолково глазея в потолок. Ходила по комнате, пока ноги не стали ватными и не перестали функционировать. Легла на пол, в красках чувствуя, как впивается в паркет сутулый позвоночник, и старательно сосредотачиваясь на этих красках, чтобы отвлечься. Хотелось есть, и при этом тошнило от выжимающего ужаса.

Пожалуйста, умоляю, вернись, не умирай, это же всё не по-настоящему, правда? Это не может быть правдой. Я просто сама это всё придумала. Дура, честное слово.

Шаги за дверью. Вот же он, к чему я вообще это всё придумала. Это даже звучит неправдоподобно! В дверь постучались.

— Заходи! — весело крикнула я.

Дверь открылась, я рывком села, отклеив спину от пола. И увидела девушку с подносом.

— Извините, пожалуйста, — смутилась я и встала.

Девушка ничего не сказала. Поставила поднос на стол и ушла.

Джон не пришёл. Меня это даже обидело — сколько можно издеваться?

Не вникая в состав еды, я пообедала (хотя, скорее позавтракала, я же с утра ничего не ела), старательно растягивая процесс, чтобы отвлечься.

Наконец, ожидание добило. Я направилась в двести двадцатую в надежде просто с кем-нибудь поговорить. По пути мне никто не встретился — Штаб, кажется, мог бы вместить намного больше людей, чем их было в действительности. В гостиной было тихо, но не безмолвно. Кто-то там всё-таки был. Я заглянула за перегородку. Там сидели две девочки с колодой карт и тихонько спорили, перекладывая карты. Имён девочек я припомнить не смогла, но узнала их — волшебницы воздуха и земли.

— Привет? — я выглянула из-за перегородки.

— Ну, привет, — Девочка с кудрями скользнула по мне равнодушным взглядом. — Что надо?

— Да, — зачем-то ответила я и села на пол, скрестив ноги по-турецки. — Я хотела спросить, ничего не произошло за последние два часа?

— И за этим ты сюда пришла?

— Предположим, — не сдавалась я, — что пришла я сюда не за этим, но раз уж я здесь, почему мне не может быть это нужно?

— Ты где была эти два часа?

— Спала, — ответила я, пожимая плечами и пробуя на вкус новую ложь.

— Ну и незачем тебе тогда знать, — заупрямилась она и вернулась к картам.

— С чего вдруг? — я с трудом подавила раздражённую гримасу и разгладила её в улыбку. — Ты спросила, что мне нужно, я ответила. Я тебе не нравлюсь, что ли?

Меня и правда слегка смутила, и озадачила ситуация. Что я ей успела сделать?

— Ты никому не нравишься, — ответила она.

Внезапно. Да на здоровье, в общем-то.

— Взрослые уже вернулись?

— Вернулись.

Сердце пропустило удар от волнения.

— Всего-то и нужно было, — улыбнулась я и, не прощаясь, ушла.

Я точно ещё не решила, куда пойду, когда услышала торопливые шаги с лестницы. Из-за поворота мне навстречу вышла Лика.

— Тебя ищут, — безразлично бросила она, останавливаясь. — Господин Бовиус. Четыреста восьмая комната. Сама дойдёшь?

— Дойду, — кивнула я, не совсем уверенная в сказанном.

— Хорошо, — она, видимо, куда-то торопилась, и явно обрадовалась, отделавшись от меня.

Я заспешила к лестнице. В животе снова неприятно клокотала тревога, ладони вспотели. Побежала через две ступеньки, но заставила себя спокойно идти до комнаты. Четвёртый этаж был какой-то неживой. Внешне он ничем не отличался от двух нижних, но как-то неосознанно чувствовалось, что здесь живут существа крайне могущественные и им тесно в соседних комнатах.

Четыреста восемь. Я стучусь. Дверь открывается. Сама по себе, на пороге никого нет. Пару секунд неловко мнусь в коридоре и, наконец, захожу.

В комнате царил уютный полумрак. Тяжёлые зелёные шторы наполовину задернуты.

— Добрый день, — доносится откуда-то справа. Оказывается, комната разделена перегородкой на две части. Я находилась в левом крыле. Из-за перегородки появился господин Бовиус и приглашающим жестом указал на кресла. Я устроилась в одном из них. Маг сел в соседнее. Одну дрожащую руку я положила на подлокотники, а другой судорожно сжала край туники. Посмотреть в глаза магу я не решилась.

— У меня есть новости про твоего друга, — он взял со стола чашку с чаем.

Я не сразу сообразила, о ком он говорит. Раньше мне не приходило в голову называть Джона другом.

— Он жив, — сразу заверил Бовиус.

Я выдохнула и готова была разрыдаться. Жив! Вцепилась в подлокотник, чтобы не прижать руки к лицу и не выдать себя, и глубоко вздохнула. Меня всё ещё трясло, но скорее по инерции.

Бовиус заметил мои манёвры, но не отреагировал.

— Бери чай, — произнёс он. — Не стесняйся.

Мне вдруг пришло в голову, что подлить яд в чай намного проще, чем передавать через кого-то. От одного взгляда на кружку меня замутило.

— Я не хочу, спасибо, мне не очень хорошо, и я…

…почти не вру.

— Не оправдывайся, — улыбнулся господин Бовиус, ставя чашку на стол. — Отказываешься — значит, отказывайся. Не усложняй.

Я смутилась и кивнула.

— Правильно сделала, что отказалась.

— Спасибо, — едва слышно отозвалась я.

Он кивнул. И ничего не сказал.

— А… — пришлось замолчать, собираясь с мыслями, — вы знаете, кто убил… пытался убить Джона?

Господи, ну что ты сморозила? Всё, что я говорила, было неподходящим, неуместным, неправильным, я ошибалась раз за разом, но не могла придумать ничего толкового.

— Пока нет. А ты что-то знаешь?

— нет, — стушевалась я.

Конкретно я ничего не знаю. Могу только пересказать, что знают другие.

— Говори, — благосклонно произнёс Бовиус, начисто проигнорировав мои слова.

— Я правда ничего не знаю. Я вообще о мире ничего не знаю, мне сложно делать выводы.

Бовиус ничего не сказал, но по незаметно поменявшемуся выражению лица я поняла, что он мной доволен.

— Но кто-то знает?

— Ну, точно не знают. Но предполагают.

— И что же?

— Я думаю, лучше у них об этом и спросить.

— Они будут увиливать намного успешнее. Ты пока тоже неплохо справляешься, но у них годы опыта.

— Значит, я просто ничего вам не скажу, без… увиливания.

— Тоже неплохо, но не всегда подходит. Правильно подобранные уловки действуют лучше. Господин Лонхир тебя всему научит.

Я была уверена, что не выдала себя.

— Значит, его вы подозреваете?

— Его, — созналась я. Отпираться смысла больше нет, а так хоть удержу лицо.

— Не худший вариант. Основания?

— Флакон…

— Лебедь?

— Угу.

— Значит, точно он. Обидно вот так подставиться.

Ему всё равно, что ли, что меня пытались убить? Что пострадал Джон? А всё, что он скажет про преступника — обидно подставиться? Абсурд. То есть, был бы абсурд, если бы никому не причинили вреда. А так эта история давила тяжелым, безумным, остро блестящим жестоким весельем.

Мне снова стало дурно.

— Думаю, он не просто так это сделал. Он знал, что всё случится, как случилось.

— Но Джон же чуть не умер? — голос прозвучал как писк на грани всхлипа. Стыдно.

— И не умер только потому, что для джиннов яд не смертелен. Зато для людей — очень даже.

Теперь смутные подозрения оформились вполне чётко. Меня затрясло. Меня хотел убить мой наставник. Я не могу так, я не пойду на уроки! Я хочу домой.

— А наставника можно поменять? — робко спросила я, заранее вжимая голову в плечи.

— Нельзя. Это не от тебя зависит. Даже не от меня.

И что мне теперь делать? Я не знаю, что мне теперь делать, мне нужна помощь! Я не могу справляться одна.

— Можно навестить Джона?

— Пока нет, он ещё в тяжёлом состоянии. Зайди к нему завтра. И я бы не советовал подозревать господина Лонхира, подумайте ещё. Его замыслы обычно сложнее, чем просто убийство. Тем более, неудачное.

Кстати, об этом.

— Почему он это сделал?

— Потому что нельзя раскрыть несовершённое преступление. Никто из вас двоих не решился бы рассказать, да вам бы и не поверили. И наш убийца попытался бы снова. Джон предпочёл известное зло неизвестному и правильно сделал.

— А зачем кому-то вообще убивать? Я же… ну…

— Оружие, которое с таким трудом принесено в наш мир? Да, так и есть. Честно тебе сказать, я не знаю, зачем им это. Знаешь, почему чем старше личность, тем сложнее ею управлять? Потому что у взрослых, особенно у тех, кто находится в Штабе, разум закостенелый и зачастую уродливый, поэтому найти ключ, который его сломит и заставит следовать за тобой — на грани невозможности. Для этого нужно понять его намерения и пути их достижения, а это…

— Почти невозможно.

— Именно. Понимаешь, о чём речь?

Я осторожно кивнула, попутно оценивая, поняла я или нет.

— Хорошо. Что ты теперь будешь делать?

— Пока ничего. Пойду к себе, ещё раз подумаю, убью время до вечера. А завтра зайду к Джону, спрошу, что произошло.

— Хорошо. Теперь можешь идти.

Я поднялась (слишком резко и порывисто для человека, который не имеет сильного желания как можно быстрее уйти) и, стараясь держаться прямо и спокойно, вышла за дверь.

Хорошо, теперь я знаю, что делать. Я почувствовала себя балансирующей на канате, когда в голове одно простое намерение — не упасть — и больше ничего. Задумаешься чуть больше — полетишь вниз.

Завтра начинаются занятия с наставниками. Меня прошиб холодный пот.

Глава IX

Утром неожиданно не возникло вопроса, где я и зачем. Я считаю, это прогресс. Будильник прозвенел в семь, в семь десять я была уже на ногах, полностью готовая к новому дню. Сказывались смены в лагере с вечными накладками насчёт подъема, когда ты просыпаешься в восемь десять, потому что про тебя забыли, а зарядка начинается в восемь ровно. Первым делом зайду к Джону. Желающих пообщаться с убитым наверняка найдётся немало, я хочу обо всём узнать первой.

В коридоре было по-утреннему светло и пусто. Вообще-то, тут почти всегда было пусто, место было совершенно необжитое, как бывает в совсем новых домах и съёмных квартирах. Ощущение временности. Словно здание Штаба стоит тут недолго и ненадолго, как перевалочный пункт.

Ценник, который Джон стащил у меня из кармана вчера, ценником не был. На нём было число триста семь, номер его комнаты, который я записала, чтобы не забыть, а потом забыла, что записала.

Добралась быстро, дольше стояла, собираясь с духом и прислушиваясь. Вдох-выдох. Три удара в дверь, последний совсем тихий, полузабитый. Прислушалась снова.

— Угу, входите, — слабо и как будто растерянно.

Я зашла и аккуратно закрыла дверь.

Джон сидел на кровати, укутавшись в одеяло. Выглядел он больным и потерянным, но едва ли его это каким-то образом напрягало.

— Привет, — неловко выговорила я, с ногами забираясь на стул.

— Привет, — усмехнулся он.

— Как ты?

— Ну, жив. Это неплохо.

— Резонно, — я засмеялась, неуместно и неправдоподобно.

Повисло неуютное электрическое молчание. Я соображала, как подвести разговор в нужное русло.

— Ты что-то конкретное хотела узнать?

— Кто-то уже приходил что ли?

А иначе с чего бы ему сразу переходить к делу.

— Нет пока, но скоро должны.

— Я не за этим. Просто в гости. Узнать, как у тебя дела.

Да конечно, не за этим. Скажем так, это почти правда.

— Сложно сказать, как у меня дела, я только проснулся. Пока никак.

— Кстати об этом…

С чего бы начать? Ведь чем больше я буду допытываться, тем скорее меня прогонят и, вероятно, я успею спросить не всё, что хочу. Значит, надо начинать с самого важного.

— Зачем ты это сделал?

— Иначе пришлось бы тебе.

— А просто выбросить или что-нибудь такое?

— Тогда она попыталась бы ещё раз, но уже без меня.

Она. Госпожа Азира — единственная женщина среди взрослых. К тому же, она последней видела Джона, до того, как мы встретились. Складывая два и два получаем…

— Что она сказала, когда дала тебе флакон?

— Сказала, что ты не тот человек, который нам нужен.

— И всё?

— Знаешь, этого достаточно, потому что тебя нельзя отправить назад с силой и знаниям.

— Так сила же у меня и так была, нет?

— Она-то была, она у всех есть, но пользоваться ты ей можешь только после инициации.

— Но на Земле же магия не работает.

— Если бы она не работала, никто бы и не заморачивался. Она работает, но плохо, поэтому чтобы сдвинуть какую-нибудь веточку, придётся угробить кучу сил и вот эта вот энергия в нашем мире будет примерно, как ну… дом обрушить. А перед этим заставить его взлететь, — Джон посмотрел на меня, убеждаясь, что я слушаю.

Я слушала. Но не совсем понимала, как связаны веточка и покушение.

— Ну и вот, сильные всплески магической энергии влияют на связь миров, потому что Фалор, собственно, магией и создан. С ней и сейчас не всё нормально, а тут… Ты думаешь, тебя просто так сюда притащили?

— Ну, я не знала, от чего именно спасать мир, — смутилась я.

— Поэтому отпустить тебя обратно нельзя, потому что ты обязательно что-нибудь устроишь, а мы сгинем, потому что не успеем исправить. Кстати, для лишней мрачности: говорят, что это уже не первая попытка привести человека в наш мир. Как думаешь, чем закончилась предыдущая?

— Тем, чем твоими стараниями не закончилась эта?

— Именно. По слухам. Так, понятно, никто не знает.

— Откуда только слухи берутся?

Он развёл руками. Я засмеялась, вполне искренне.

— Кстати, почему Азира решила, что я не тот человек и никому об этом не сказала? Они же должны были коллективно решить или как-то так.

— Не знаю, что должны были. Но Бовиус, наверное, не решился бы всё переделывать, время и так поджимает. Даже если ты не тот человек, всё равно провернут то, что собираются, потому что все наводки точны, а переделывать некогда. Хотя неделю назад переделали бы.

— А что случилось?

— Я знаю? Но уже неделю мир очень быстро рушится, намного быстрее, чем обычно. Это все чувствуют.

— Чувствуют — это как?

— Чувствуют — это, когда ты в какой-то день просыпаешься с мыслью, что начался апокалипсис. И не ты один, а вся планета.

Я хмыкнула и улыбнулась.

— Ничего смешного, если что, — со всеми его прыгающими клоунскими интонациями смешным казалось абсолютно всё, независимо от содержания. — Слушай, а тебе никуда не пора?

— Например?

— Не знаю, на уроки?

— Ты меня выгнать пытаешься?

— Не то, чтобы выгнать, но меня приставили за тобой присматривать, и если из-за меня тебя прибьют за опоздание в первый же день…

— Тогда, я пойду?

— Ага, иди уже отсюда. Спасибо что пришла.

Я весело усмехнулась и ушла. Вообще-то, я не ожидала, что всё выйдет так просто. Как будто мы сто лет знакомы и девяносто девять из них — неразлучные друзья.

По идее и согласно расписанию, лежавшему некогда в ящике стола, а теперь на почётном месте на столе, сейчас должен быть завтрак. Столовая так же, как кабинеты, основная большая гостиная, и всё остальное, к чему клеились слова «общий» или «основной», находилась на первом этаже.

Я спустилась, но по пути никого так и не встретила, вплоть до самой двери в столовую. Двери были двойные, но за ненадобностью одна створка была закрыта, причём, видимо, на постоянной основе. Народу внутри было немного, из взрослых вообще никого. Зато здесь была вчерашняя компания в полном составе и ещё один парень, сидевший отдельно, как будто специально отодвинувшись от них на расстояние трёх столов. Я взяла свою порцию завтрака на раздаче и подсела к вчерашним знакомым.

— Можно к вам? — на всякий случай спросила я.

— Можно, — кивнула Элоиза.

— У меня есть новости. Насчёт вчерашнего.

Джек, который успел, вероятно, усомниться в нужности моего присутствия, передумал встревать. Я мысленно кисло усмехнулась. Разумеется, я им интересна только в отношении практической пользы, ибо сама по себе ничем не выделяюсь. Но это и не новость, я всегда знала. Нужно просто иметь это ввиду, ни на что не претендовать и не раскрывать всего.

Я рассказала, что слышала от Джона и ни словом не упомянула разговор с Бовиусом. Лика бросила на меня долгий недвусмысленный взгляд на этот счёт, но вслух меня не выдала. Почему? Может, сочла, что Бовиус вызывал по другому поводу. Может, решила, что я не додумалась бы утаить что-то важное.

— Я думаю, можно считать вопрос закрытым? — произнёс Рой, как будто разочарованный таким исходом.

— Меня смущает лебедь, — призналась Элоиза.

— Всех смущает, — пожала плечами Эрика. — Но не будем же мы отрицать очевидное.

— Слушайте, а кто это? — спросила я, кивая на одинокого парня, только чтобы перевести тему.

— Он? — Элоиза указала в его сторону вилкой. — Наш местный отщепенец.

— Тише, — почти возмущённо шикнула на неё Эрика.

— А чего так? Он знает.

— Просто не хочет с нами общаться, — пожала плечами Эрика. — Так сложилось и это нормально.

— А почему тогда отщепенец?

Рой полунасмешливо взглянул на Элоизу. Она ничего не сказала. Вопрос остался открытым, но его дружно проигнорировали.

Я пожала плечами и вернулась к еде. Как-то странно вышло. У них там, я смотрю, коллективная привычка что-то недоговаривать?

Расправившись с едой, я вышла из столовой несколько более стремительно, чем следовало. Ощущение было почти то же, что и после разговора с Бовиусом. Недосказанности и затаённой опасности.

Перед уроком я успела вернуться в комнату, захватить тетрадь и ручку. Интересно, как вообще будут выглядеть уроки? Чему именно мы будем учиться? И насколько мне в этом пригодятся учебники с полки?

Впервые мне довелось кого-то встретить вне комнат. Лика и Джек стояли на лестнице между первым вторым этажом и говорили о чём-то очевидно малоприятном.

— Даже я не думал, что всё будет вот так, — не то зло, не то растерянно.

— А чего ты ждал? У них ещё ни разу всё по плану не шло. С того момента, как они взяли его, а не меня. Ты его видел, он не мог пройти.

Вообще-то сейчас нужно было в лучшем случае скрыться из зоны слышимости или хотя бы демонстративно пройти мимо, позволив им себя заметить и каким-то иным образом не стать свидетелем разговора, но я так и стояла вне поля зрения в коридоре у лестницы.

— Но он прошёл.

— И почему?

— Не знаю, но очевидно, были причины. Это слишком опасно, вся система рухнула бы, если бы он не справился.

— Он бы и не справился, если бы не мы. Им плевать.

— Ты серьёзно? Ты думаешь, Бовиус позволил бы взять его из-за денег? Его свои с потрохами сожрали бы. Там в зале каждый первый понял, что ты этого так не оставишь.

— Я бы оставила.

— Один я бы не справился.

Я заторопилась вниз, и сбежала по лестнице, намеренно на них не глядя.

— Ты думаешь, она слышала? — задумчиво донеслось мне в спину.

— Уверена.

Я уже подошла к кабинету, когда меня догнали быстрые грозные шаги. Обернулась и почти не удивилась, увидев Лику.

— У нас не должны совпадать уроки. Никогда ничего идёт по плану.

Я задумалась над этой фразой на долю секунды больше, чем требовалось. Она заметила.

— Поняла, о ком мы?

— О Джоне?

Молча кивнула.

— Пойдём, мы опоздали, — она вошла первой.

Я секунду бессмысленно смотрела ей в спину, но, спохватившись, рванула следом.

Изнутри кабинет представлял собой ровным счётом ничего. Комната была абсолютно пустой — ни мебели, ни даже штор на окне. Господин Лонхир стоял у подоконника и сосредоточенно смотрел в окно, хотя едва ли там было, на что смотреть.

— Добрый день, — поприветствовал он, не оборачиваясь.

— Ещё утро, — поправила я, останавливаясь у двери.

— А ведь и правда, — он, казалось, был застигнут врасплох этим фактом, но говорил сдержанно и тихо, как человек крайне невозмутимый, — Утро начинается в четыре часа и длится до одиннадцати. Почти рабочий день. Не так уж сложно забыть, что оно до сих продолжается, — он говорил, сильно растягивая фразы, но не так, когда успеваешь потерять нить разговора между двумя словами.

Начисто игнорируя меня, он повернулся к Лике. Я честно пыталась вникнуть в суть разговора, но потерялась где-то на первых пяти секундах. Лика всё больше мрачнела, но в конце концов кивнула, не слишком уверенная в том, на что соглашается, и отошла в угол комнаты. Лонхир переключился на меня.

— Подойдите. Можете сесть, если хотите, пол не холодный. Или на подоконник, он для этого здесь и есть, — произнес Лонхир, думая о чём-то явно постороннем.

Я подошла ближе и приклеилась спиной к стене возле окна.

Он взял с подоконника кружку, задумчиво её осмотрел. Найдя, похоже, увиденное удовлетворительным, выпрямился, вспомнил чём-то и обратился ко мне.

— Записывать ничего не придётся, — он взглянул на мою тетрадь, и я поспешно положила её на подоконник и отодвинула в сторону. — Придётся запоминать, иначе вы ничему не научитесь. Итак. Магия — это наука. По большей части практическая, однако теорию, увы, никто не отменял, особенно в деле совмещения стихий, — несмотря на забавные обороты в речи, голос наставника оставался тягучим, тихим и серьёзным. От невозможности решить, как его всё-таки воспринимать, стало неуютно. Пока что «странный» — единственное слово, которое ему подходило.

Господин Лонхир тем временем продолжал:

— В нашем мире это считается таким же талантом, как и способности к рисованию, например. Научиться этому может каждый, это зависит от желания и усилий. У людей, как существ более реальных, таланты к магии развиты куда лучше, чем у джиннов. Так что рано ли поздно, ученик превзойдёт учителя, — Лонхир грустно усмехнулся, словно знал, что для меня это всё ничем хорошим не закончится. — Не стану рассказывать, чем это для вас чревато, вы и сами со всем разберётесь. Так вот после того, как лисм абсолютной магии перенесли сюда, волшебники на земле перевелись. То есть, больше никто не мог подчинить себе магию. Никто, кроме Вас. Почему так, никто не знает. А если и знают, то не скажут.

Касательно практического применения магии, тут всё зависит от воображения. Поэтому, собственно, мало у кого получается хотя бы элементарные заклинания. В самом начале ничего, кроме воображения и не потребуется. Итак…

Далее следовало множество теоретических объяснений, которые скользкими медузами проскакивали мимо понимания. Я всё-таки пыталась что-то записывать, рисовала схемы и в конце концов попросила пару минут времени, чтобы хоть сколько-нибудь уяснить что-то из всей информации. Вот тут пригодились всевозможные школьные хитрости. Я, как истинный гуманитарий, ничегошеньки не понимала в точных науках, и чтобы как-то вытягивать оценки, изобретала множество способов запоминания, понимания и так далее и тому подобное. Магию сложно назвать точной наукой, но от этого она не становилась менее запутанной и непонятной.

И из этого что-то получилось. Кусочки информации складывались в аккуратные слои и укладывались в не менее аккуратные стопки. Кажется, я, пусть очень отдалённо, но разобралась. Наставник с интересом наблюдал, но не вмешивался.

— Как успехи? — чуть насмешливо поинтересовался он.

— Кажется, всё понятно, — несколько менее уверенно, чем предполагалось, ответила я. — Ну, может быть, не всё, но понятно.

Лонхир, кажется, был удивлён. Что-то спросил по поводу того, что я так старательно пыталась понять. Я осторожно принялась отвечать. Ответ получился длинный, но наставника устроил, хотя и удивил.

— Из всех моих учеников, вы первая, кто самостоятельно разобрался в этом кошмаре, — он улыбнулся. Обычно не один урок уходит на то, чтобы изучить начальную теорию.

Я грустно хмыкнула. Ничего принципиально нового в этом не было — в основном физика и химия, школьный курс. Этот миг триумфа стоил мне восьми лет, убитых на учёбу за практически полным отсутствием жизни. Вот и вопрос, стоил ли.

— Раз так, можно испробовать ваши таланты на практике.

Я оживилась, вынырнув из липкого тумана непонимания. Я стану настоящей волшебницей. В смысле, прям реально смогу делать всякие сверхъестественные вещи. Вау! До меня почему-то только теперь дошло в полной мере осознание этого факта.

— Попробуйте что-нибудь сделать с водой, — сказал господин Лонхир, протянул мне кружку и подошёл к Лике. Ни объяснений, ни наставлений, ни подсказок.

Я бестолково уставилась на воду в кружке. Ну и что мне с ней делать? Чувствуя себя отвратительно неловко, я представила, как от дна кружки отделяется её содержимое каплей с бликами и светящимися прожилками медленно поднимается, бесконечно меняя форму. Реакции со стороны воды не последовало.

— Возможно, стоит лучше сосредоточиться или представить больше подробностей, — донёсся голос Лонхира. Наставник стоял у окна с другой стороны и на меня не смотрел. Он, по-моему, вообще никуда не смотрел — пустой взгляд направлен в небо. Почему он вечно как в трансе? Неуютно.

Тем не менее, я снова попыталась сосредоточиться на воде. Ещё раз, ещё и ещё. Прогресса — ноль. Я билась над ней, наверное, полчаса, но без толку. Да какого чёрта вообще? Почему нельзя взять и объяснить по-человечески?

Ладно, давай ещё раз. Ещё, ещё и ещё. Да! Получилось!

Оно-то получилось, но, стоило мне обрадоваться успеху, капля с характерным звуком шлёпнулась обратно.

— Мораль? Прежде, чем радоваться, следует довести дело до конца, — не оборачиваясь, произнёс наставник и продолжил что-то объяснять Лике.

Здорово, очень круто.

Вдох-выдох — и сначала. Теперь получилось всего на пятый раз. Капля воды размером с кулак, странно дергаясь и вращаясь вокруг своей оси, парила в воздухе. Я рассматривала её с видимым ликованием.

— Интересно, — проговорил Лонхир, не оборачиваясь. — Мало кто сразу представляет воду не статичной. И всё. Ничего больше он не сказал. Я снова вздохнула. Капля шлёпнулась обратно, едва успела поймать кружкой.

Не помню, сколько времени прошло в попытках изобрести новый способ издевательств над пресловутой водой, но по ощущениям много. Наставник не обращал на меня ровным счётом никакого внимания, так что я, предоставленная самой себе, развлекалась, как могла. Забравшись на подоконник, придумывала, что бы ещё сделать с каплями воды.

Можно поднять одну большую каплю, а можно много маленьких. Можно ничего никуда не поднимать, а заставить воду шевелиться прямо в кружке. Можно кругами, а можно как бы приливами в центр и из центра. А можно узнать, что вообще происходит?

— Что-нибудь получается? — подошёл господин Лонхир.

Я рефлекторно спрыгнула с подоконника и чуть не разлила воду.

— Ну… немного, — ответила я, опасаясь поднимать глаза.

— Хорошо.

А могло бы больше, если бы мне хоть что-нибудь объяснили.

— Полагаю, урок можно считать оконченным, если вы не против. Я поговорю с начальством насчёт расписания. Можете быть свободны.

— До свидания, — кивнула Лика и вышла за дверь.

Я поспешила следом, чтобы не оставаться наедине с наставником. Не то, чтобы он мне не нравился, просто я не понимала, как себя вести и что надо делать. Школа учила нас подчиняться, неудивительно, что я теряюсь в нестандартных ситуациях.

— А что это было? — спросила я уже на полпути.

— Конкретнее, — попросила Лика.

— Ну, он же вообще ничего не объяснил.

— Зачем что-то делать, если оно может сделаться само?

Я усмехнулась. Логично, что скажешь.

— Он до последнего будет в стороне. Будь готова.

Кажется, мы уже не про учёбу. Что ж, ладно. Мне не помогут, пока я справляюсь сама. Это хорошо. Но что, если в ключевой момент мои силы переоценят, а когда поймут ошибку, будет поздно? Что тогда?

— Спасибо.

На лестнице мы разошлись.

Около недели ничего не происходило. Мы учились, встречались в двести двадцатой, жизнь в Штабе вошла в нужное русло и стала привычной. С новой компанией я почти не общалась, большую часть времени проводила с Джоном. Нам было весьма неплохо вместе, а с учётом того, что теперь можно было говорить свободно, не боясь выдать тайные цели, даже лучше, чем в самом начале, на Земле. Кстати, о Земле. Я не единожды спрашивала, когда вернусь, и можно ли что-нибудь узнать о моих родителях и подругах, но толком ничего не узнала. Я обязательно вернусь домой и снова их всех увижу, это произойдёт совсем скоро, переживать не о чем.

Всё шло своим чередом.

Глава X