Бесплатный фрагмент - Евразийский солидаризм XXI века

Невзоров О. Ю.

Н40 Евразийский солидаризм XXI века /О.Ю.Невзоров/ «RIDERO», 2019. — 200 с. (Серия «Лидеры Евразии»)

Редактор — Фархад Гумаров

Рецензент — Максим Гордеев

Оформление обложки — Лилия Летова

Иллюстрации — «Еразийские Исследования», ЕЭК и автора

Официальное сообщество книги: vk.com/leaders_of_eurasia

Аналитический портал «Евразийские Исследования»:

www.eurasian-studies.org

Официальный портал ЕАЭС: www.eaeunion.org

КНИГА, ПОСВЯЩЕННАЯ БОЛЬШОЙ ИДЕЕ

На исходе второе десятилетие XXI века… Мир быстро меняется, а вместе с ним меняемся и мы. И, возможно, именно нам, носителям новой идеи, принадлежит идея построения лучшего будущего, новая веха в истории бесконечной и Евразии…

Эта книга написана на основе исследований и публикаций ведущих отечественных и зарубежных ученых, занимавшихся в разное время изучением многогранных понятий и концепций «солидарной экономики» и «солидаризма».

До сих пор не существовало полного издания, охватывающего различные взгляды отечественных и зарубежных ученых на солидаризм. В «нулевые» годы время от времени появлялись различные статьи, рецензии, интервью по данной тематике и так же быстро растворялись в потоке бесконечного информационного шума. С проявлением кризисных элементов в экономике и ухудшением уровня жизни в наших странах итерес к солидаризму значительно вырос и в настоящий момент находится буквально на пороге «нового открытия». Прочитав эту книгу, вы убедитесь как в различные исторические эпохи развивался солидаризм, какие трансформаци притерпела его идея, почему эта новая политэкономия будет так востребована в недалеком будущем.

Что касается понятия солидаризма, то в узком понимании — это теория и практика сбалансированного взаимодействия личности, общества и государства. Этот баланс часто нарушался в но­вейшей истории, и общество кидалось от кровавой революцион­ной каши к атомарному распаду. Или наоборот: коснело и находилось в забвении, забыв об об­щественной солидарности, в правовых крайностях либерализма. И тогда наступала потребность баланса. В каждую страну солидаризм приходил «на национальных ногах». В Англию он пришел в облике усовершенствованной правовой доктрины. Во Франции он был обос­нован рационалистически, в основном русле национальной фило­софии. В Германии его базой сделалась фундаментальная, много­томная разработка социальной доктрины католической церкви.

Многие страны Востока и Евразии так же пришли к солидаризации. Значительного места заслуживает социальная доктрина ислама, пронизана эгалитаризмом, солидаризмом, активизмом и антиаскетизмом. «Лучший из вас, — говорил Пророк Мухаммед, — не тот, который ради небесного пренебрегает земным, и не тот, который поступает наоборот; лучший из вас тот, который берет от обоих». Следуя этой установке, мусульманская этика отвергает безбрачие, благословляет труд и богатство. Так, сегодня существует и получило развитие понятие «исламского банкинга», признанного одним из смых эффективных экономических инструментов в мире.

Что касается руссийского солидаризма, то, оставшись, по историчес­ким обстоятельствам, в рамках письменного творчества, он в этой сфере создал много трудов и ценных произведений. В этой книге нет цели рассмот­рения десятков ярчайших авторов: богословов, философов, социоло­гов, экономистов, в ней собраны самые яркие исследования солидарной экономики.

Следует отметить, что в западноевропейской интеллектуальной традиции солидарность понимается прежде всего — а то и исключительно — как социальное явление, как взаимопомощь, как результат разделения труда. В русской традиции, напротив, она тяготеет к этическому, метафизическому и экзистенциальному истолкованию — как проявление соборности, всеединства, целостности и органичности бытия. В основе западноевропейского понимания солидарности лежит идея равенства, в основе российского — братства.

В общемировом историческом контексте экономическая интеграция на евразийском пространстве — это логичный и закономерный процесс. В условиях глобализации и усиления конкуренции во всем мире наблюдается устойчивая тенденция к возникновению и укреплению региональных экономических объединений. С учетом сохраняющихся кризисных явлений в мировой финансово-экономической системе интеграционные процессы приобретают еще большую актуальность и значимость. Объединенные общими интересами и задачами группы государств более успешно действуют в глобальной экономике, получая реальные конкурентные преимущества. Кризисные явления стимулируют поиск новых экономических альтернатив.

Наиболее очевидными причинами создания Евразийского Союза являются экономические потребности участников объединительного процесса. Однако успех будущего союза во многом будет зависеть от того, насколько сплоченным окажется единое информационно-гуманитарное пространство на территории России и государств Центральной Азии, в отношениях между которыми сохраняются определенные противоречия. Межнациональная экономическая интеграция представляет собой процесс взаимодействия экономик различных государств в рамках трансграничного перемещения ресурсов, подразумевающая под собой их постепенное экономическое слияние. Значимость и актуальность данного процесса обусловлены объективной необходимостью усиления взаимозависимости социально-экономических систем для уменьшения различных барьеров, ограничивающих возможность взаимного инвестиционного и торгового сотрудничества.

Реализация интеграционных процессов на территории постсоветского пространства сегодня является основополагающим направлением внешнеэкономической политики счтран-участниц ЕАЭС, куда в настоящий момент входят Россия, Беларусь, Казахстан, Армения и Киргизия. Это связано не только с тем, что интеграция, соединяя национальные производственно-технологические сферы и расширяя рынки, способствует экономическому росту, но, прежде всего с тем, что формирование интеграционных группировок позволяет им укрепить собственные позиции в мировой экономике, обеспечить устойчивость государств к различным внешним угрозам, а также достигнуть стабильности развития мировой экономики. Кроме того, объединение национальных экономик минимизирует риски возникновения геополитических конфликтов.

Одной политической воли для реальной интеграции на финансовом рынке явно недостаточно, и это показали годы функционирования Евразийского Экономического Союза (ЕАЭС). В этой связи, чтобы не превращать в очередной бумажный проект идею создания ЕАЭС, необходимо четко определиться, что нужно сделать, чтобы процесс действительно начал работать. Понятно, что Евразийская экономическая комиссия сегодня выполняет значительный объем работ как по разработке нормативно-правовой базы, созданию условий для интеграции, так и по решению конкретных проблем, возникающих в процессе интеграции. И сегодня это, пожалуй, действительно единственный орган, который заинтересован и напрямую пропагандирует все стратегические цели интеграции в рамках ЕАЭС. Однако «руками» одного этого сообщества запустить такой сложный процесс, направленный на взаимодействие участников рынка, специфичного по своей природе, невозможно.

Конечно, сегодня сделано многое, и это послужит фундаментом для интеграционных процессов на финансовом рынке наших стран. Так, определена возможность взаимного признания лицензий финансовых посредников к 2020 г. Запущен процесс поэтапного формирования наднационального регулирующего органа (однако следует отметить, что если изначально озвучивались сроки запуска с 2020 г., то сейчас они сдвинулись к 2025 г.). Одновременно этот процесс будет сопровождаться с мероприятиями по гармонизации законодательства в финансовой сфере наших стран. Так, например, изучается вопрос определения единых стандартов по таким направлениям, как требования к качеству финансовых продуктов и услуг, требования к квалификации специалистов финансового рынка, базовый уровень финансовой грамотности населения и методика ее повышения для различных категорий граждан.

В середине текущего десятилетия по итогам обсуждений основных направлений экономического развития ЕАЭС в период до 2030 г. в качестве базового был выбран сценарий «Собственный центр силы». Основная идея указанного сценария — с опорой на интеграционные инструменты и механизмы создать на едином экономическом пространстве центр притяжения новых технологий, капитала и высококвалифицированных кадров, расширить сотрудничество в несырьевых секторах хозяйства. Для формирования подобного центра притяжения материальных стимулов, экономических методов мотивации недостаточно.

Экономики стран-участниц ЕАЭС недооценивают созидательный потенциал социокультурных факторов, обусловленных общей историей и языковым пространством, близкой культурой, схожестью менталитета. Во «главу угла» при этом должны стать интересы наших граждан, задача поддержания и упрочения традиционных связей между странами. Объективным преимуществом нашего объединения являются языковая общность, схожие мировоззренческие и жизненные стандарты, отлаженные производственные модели взаимодействия. Поэтому, построение сильного Евразийского Союза невозможно без социо-культурной интеграции, а значит, и без солидаризации общественной жизни. Таким образом, при построении Евразиского Союза контрпродуктивно пренебрегать социокультурными факторами, повышающими взаимное доверие, «цементирующими» договоренности, способствующими снижению рисков, связанных с ролью личности в истории, и выработке наднационального видения общего будущего. Экономики будущего, о которой стоит задуматься вместе прямо сейчас!

В ПОИСКАХ АЛЬТЕРНАТИВНОЙ ЭКОНОМИКИ

Так сложилось, что альтернативная экономика наиболее обще определяется через ее противопоставление двум господствующим экономическим моделям: с одной стороны, «рыночной» экономике (модели «невидимой руки»), а с другой — дирижизму, т.е. экономике, основанной на государственном (административном) управлении.

Согласно доминирующему бинарному представлению об экономике, которое разделяют либералы и социал-демократы, дискуссия на тему экономической политики сводится к выбору в пользу одной из этих двух моделей. Однако лоббисты обеих моделей упускают из внимания факт реального существования немонетарных форм хозяйства, которые можно было лишь условно разделить на «докапиталистические» и «посткапиталистические». Так, домашнее хозяйство, функционирующее в рамках семьи и, как правило, обеспечиваемое женщинами, почти не учитывается в подсчетах ВВП. Точно так же в экономической статистике не учитываются весьма распространенные операции натурального обмена, дарения для вторичного использования и «кустарной» переработки отходов капиталистического производства (одежды, мебели, стройматериалов), добровольный труд и бесплатное оказание услуг ради общения или из солидарности (например, автостоп). Очевидным является и тот факт, что формально «неработающие» люди, будь то несовершеннолетние, инвалиды, пенсионеры, безработные, домохозяйки и т. д. даже в странах с мощной системой социального обеспечения почти никогда полностью не обеспечивают свое существование благодаря государственным социальным трансфертам.

Отвергая как государственный дирижизм, так и коммерциализацию, различные модели современной альтернативной экономики зачастую характеризуются как «социальные (общественные)», «солидарные», «свободные», «соучаствующие». Выбор того или иного эпитета зависит от акцента на том или ином аспекте критики доминирующих форм, а также на степени радикальности отказа от них.

С крахом системы так называемого «реального социализма» в конце 80-х годов ХХ в. массовое распространение получила иллюзия, будто другой «экономически эффективной» альтернативы капитализму быть не может.

Между тем, с экономической точки зрения, «реальный социализм» отнюдь не являлся альтернативой капиталистической системе хозяйствования, а был лишь ее разновидностью, где главным капиталистом и эксплуататором выступало государство. В СССР также существовало неравенство, экономическое принуждение к труду, которое зачастую имело репрессивный характер, отчуждение трудящихся от средств производства и прибавочного продукта и пр. Кроме того, советская экономика, как и экономика капиталистических стран, так же слепо исповедовала догму «экономического роста», бездумно и хищнически эксплуатируя природные ресурсы и загрязняя окружающую среду.

Во второй половине ХХ в. стало ясно, что капитализм как экономическая модель не только противоречит принципам равенства и справедливости, за которые боролись прогрессивные силы человечества во все времена. Сегодня капитализм поставил под угрозу жизнь человечества как такового и планеты в целом, продолжая в угоду прибыли и пресловутому «экономическому росту» уничтожать в буквальном смысле жизнь на планете. Такое положение вещей уже с 60-70-х гг. ХХ в. обратило на себя внимание многих людей в разных странах, которые задумались над тем, как человечество может развиваться дальше, строя экономические отношения на принципах равенства и справедливости, и соблюдая при этом экологический баланс с природной средой. Эти идеи получили общее название альтернативной экономики.

К решению данной проблемы подключились экономисты и интеллектуалы из различных стран мира. Этим во многом и объясняется наличие разнообразных альтернативно-экономических концепций и идей. Между тем, дискуссия на тему альтернативной экономики, которая носит открытый характер, ведет к все большей консолидации различных взглядов и идей, что в будущем может привести к кристаллизации единой глобальной концепции альтернативы капитализму.

«Свободная» экономика и «экономика дара»

Так называемая свободная экономика появилась вместе с информатикой и бурно развивается именно в этой сфере. Ее типичными примерами считаются Linux и прочие свободные программы, а также свободные энциклопедии (Wikipedia) и свободное редактирование (wiki). В последнее время, движение распространилось на артистическую среду и искусство благодаря появлению лицензий Creative commons или Artlibre. Наконец, в области биологии, медицины и агрономии разработана лицензия bios.

Несколько шире понятие экономики дара, которая является переосмыслением некоторых докапиталистических традиционных форм экономики, в которых продукты труда не накапливаются, не обмениваются и не продаются, а дарятся в свободное пользование сообществу. Дарение становится средством приобретения общественного престижа или защиты от рисков. В частности, к современным формам экономики дара, помимо упомянутых выше примеров «свободной» экономики в области интеллектуального производства и авторства, следует отнести общественные морозильники для мяса (продукта охоты) в селениях канадских инуитов, где каждый охотник может брать столько, сколько ему нужно.

Экономика «участия»

В начале 1990-х гг. Робин Ханель (Robin Hahnel), профессор экономики Вашингтонского университета, и Майкл Альберт (Michael Albert), известный американский либертарный активист, разработали экономическую модель, которую они назвали Participatory Economics или Parecon. Модель Parecon стремится к созданию экономических институтов, которые позволили бы экономике успешно функционировать в соответствии с определенными принципами, такими как самоуправление, солидарность и разнообразие. В целом, Parecon предлагает модель, которая одновременно отвергает рыночные принципы и централизованное планирование, а также трудовую иерархию и прибыль. В такой экономике производство децентрализованно планируется и координируется Советами производителей и потребителей, в то время как средства производства обобществлены.

Модель «устойчивого сокращения»

Эта модель разработана экономистом Николасом Георгеску-Рёгеном (Nicholas Georgescu-Roegen). Сторонники «сокращения» утверждают, что экономическая модель, основанная на стремлении к непрерывному росту ВВП, исчерпала себя, поскольку развитие в одних сферах сопровождается все большей деградацией в других, в частности, разрушением окружающей природной и социальной среды. Теория «сокращения» утверждает о возможности улучшения качества жизни только при планомерном сокращении и перераспределении глобального материального производства и потребления. В качестве аргумента используется понятие «эффекта отскока»: так, развитие компьютерных технологий лишь способствует увеличению потребления бумаги, а прогресс в переработке отходов не успевает за увеличением их общего количества.

Модель устойчивого сокращения часто критикуют за ее утопический характер, так как она игнорирует социальные факторы, которые могли бы способствовать переходу на альтернативные модели хозяйствования. Тем не менее, эта теория ценна тем, что она дает научное обоснование тупикового характера господствующих моделей экономики и предлагает целостное видение выхода из тупика.

На локальном уровне в мире уже сегодня функционируют десятки проектов, основанные на тех или иных принципах «свободной» экономики и «экономики участия». В центре внимания находится поиск новых, децентрализованных и немонетарных способов экономического обмена.

Немонетарные формы обмена и «альтернативные деньги»

В последние десятилетия во многих странах мира развиваются различные альтернативные модели экономического обмена, от простого бартера до таких инструментов как SEL (Système d’Echange Local), Jeu (Jardin d’Echange Universel), Otra Bolsa de Valores (Mexico’s Tlalocs), RGT (Red Global de Trueque: Argentina’s LETS bankers), SEC (Systeme d’Echange Communautaire), TCCS (Thailand Community Currency Systems), ICCS (Indonesia Community Currency Systems), TR (Tauschrings), BdT (Banca del Tempo), REL (Ret di Economia Locale), SRI (Sistema di Reciprocita Indiretta), LETS (Local Exchange and Trading System), RERS, ITHACA HOUR, ECU (exchange convivial unit) и т. д. Вот характеристики некоторых из вышеупомянутых систем:

• LETS (Local Exchange Trading System), SEL (Systèmes d’Echange Local): система локального многостороннего обмена, регулируемая благодаря особой единице измерения. Первые системы подобного рода появились в Европе в кризисные 1930-е годы. Чаще всего они используются для организации обмена услугами. Ценность услуги обычно определяется временем, которое требуется для ее выполнения. Например, вы посвящаете час вашего времени, предоставляя услугу другому участнику, и он записывает +60 минут в вашу книжку и снимает -60 со своего счета. Впрочем, каждая единица может иметь свою специфику. Сейчас существуют также «локальные деньги», которые используют магнитные карточки.

• «Открытые деньги» (Open money): идея свободных денег восходит к принципам свободного программного обеспечения, т.е. базируется на свободном доступе к эмиссии денег.

Большинство моделей альтернативного обмена основано на принципе «тающих денег». Это такой тип «денег», в отношении обменной стоимости которых действует негативная процентная ставка. В результате накопление этих денег становится бессмысленным. Что касается «локальных денег», то они тесно связаны с муниципальными кооперативами, а также идеями либертарного муниципализма Мюррея Букчина.

Зеленая экономика

Зеленая экономика (англ. Green economics) — направление в экономической науке, сформировавшееся в последние два десятилетия, в рамках которого считается, что экономика является частью природной среды, в пределах которой она существует. Теория «зеленой экономики» базируется на 3 аксиомах:

• невозможно бесконечно расширять сферу влияния в ограниченном пространстве;

• невозможно требовать удовлетворения бесконечно растущих потребностей в условиях ограниченности ресурсов;

• все процессы на нашей планете являются взаимосвязанными.

Сторонники «зеленой экономики» критикуют неоклассическую школу за то, что в ее рамках природные и социальные факторы обычно рассматриваются в качестве внешних; в лучшем случае они считаются фиксированными и не анализируются в динамике.

Зеленые экономисты считают экономический рост недоразумением, так как он противоречит первой аксиоме. «Ростизм» (Growthism), считают сторонники Зеленой экономики, нарушает деятельность экосистемы.

Партисипативная экономика

Партисипативная экономика (англ. participatory economics, более известен термин Parecon) — экономическая модель, предложенная редактором антиглобалистского портала ZMag Майклом Альбертом в подтверждение главного антиглобалистского лозунга: «Другой мир возможен».

Основу «партисипативной экономики» составляют четыре качества: солидарность, разнообразие, справедливость и самоуправление. В современном обществе различаются три класса: рабочие, собственники, и «координаторы», то есть менеджеры и чиновники. Майкл Альберт считает, что решающей неудачей стран советского социализма было господство класса «координаторов», отнявших орудия производства и права принятия решений у трудящихся. С целью изменить ситуацию он предлагает ликвидировать не только частную собственность, но и любые формы «координации» извне. Все вопросы в партисипативной экономике должны решаться самоуправлением — то есть советами всех заинтересованных лиц: и производителей, и потребителей.

Чтобы устранить другие виды неравенства — в особенности, неравенство привилегий между квалифицированными и неквалифицированными трудящимися — Майкл Альберт предлагает установить равное распределение личных затрат сил на приятную и неприятную работы, например, историк должен также несколько часов в день мыть полы. Распределение должно основываться на относительных «рейтингах» того, каково соотношение приятной и неприятной работы. Он также предлагает установить вознаграждение, пропорциональное вложенным в труд «усилиям и жертвам».

Экососиетализм и Сосиетализм

Экососиетализм (фр. ecosocietalisme) — концепция, которая предлагает пост-либеральную экономическую альтернативу, предполагая упадок существующих финансовых, биржевых и банковских систем. Экососиетализм является экономической и монетарной составляющей сосиетализма — более общего политического проекта, предложенного в начале 2003 г. Анри-Жаком Ольбеком и «Группой по изучению общественной системы» (GRESSO). Сосиетализм — это реализуемый демократический проект, который предполагает посткапиталистическую общественную организацию, ее институционализацию демократическим путем, а также изучает условия ее осуществления.

Сосиетализм стремится ориентировать и регулировать потребление природных ресурсов, дабы избежать крушения цивилизации, учитывая те энергетические, экологические, пищевые, климатические тупики, о которых мы знаем, и рекомендует установление экономической и политической системы, основанной на:

• правах человека и сохранении окружающей среды,

• присвоении обществом права выпуска денег,

• глобальном управлении невозобновляемыми или необходимыми для жизни общими благами,

• распределении национальных коллективных богатств в виде выдачи дивидендов каждому гражданину на принципах равенства,

• местной и региональной партисипативной демократии (демократии всеобщего участия), основанной на принципах субсидиарности,

В качестве монетарного средства уравновешенного управления ресурсами экососиетализм устанавливает:

• невозможность индивидуального накопления производительного или финансового капитала (накопление, всегда осуществляемое в ущерб другим);

• доходы в зависимости от общественной пользы каждого участника (с порогом, позволяющим удовлетворение фундаментальных потребностей);

• системы государственных счетов, основанные на индексах «Индивидуальной и Коллективной Удовлетворенности» (а не на ВВП).

Кроме того, экососиетализм стремится к изменению самой природы денег и валютного обращения. Он справедливо распределяет индивидуальную покупательную способность, ставит деньги в зависимость от произведенных благ, уничтожает деньги сразу после их конечного использования.

Концепция «обратного роста»

Кроме названных концепций в последнее время приобрела широкое распространение концепция «обратного роста» (фр. décroissance). «Обратный рост» — политический, экономический и общественный концепт, который сформулирован в пику господствующей идеологии, согласно которой экономический рост — это бесспорное благо. Сторонники «обратного роста» предлагают заменить экономический рост планомерным уменьшением материального производства и потребления, что позволит в результате сохранить климат, экосистему и человека. Понятие «обратного роста» берет начало в дискуссии о росте Валового внутреннего продукта (ВВП). Сторонники теории «обратного роста» утверждают, что экономический рост, измеряемый через ВВП, является только «количественной» характеристикой (в противоположность понятию «качественной»). Показатели роста ВВП измеряют только увеличение производства и продажи товаров, не принимая в расчет благосостояние населения, здоровья экосистем и климатического равновесия. Сторонники «обратного роста» предпочитают альтернативные показатели, такие как показатель человеческого развития, экологический след, индекс общественного здоровья и пр.

В совокупности указанные экономические концепции представляют собой поиск жизнеспособных и научно обоснованных некапиталистических моделей ведения мирового хозяйства, которые становятся все более актуальными на фоне наблюдаемых уже сегодня процессов саморазрушения капиталистической системы, сопровождающихся ужесточением борьбы за сырьевые ресурсы. Прекрасной иллюстрацией этого ужесточения служат «газовые войны», развернувшиеся в последние годы на постсоветском пространстве. Вопреки неолиберальным догмам, глобализация сопровождается усилением влияния империалистических государств и межгосударственных блоков на мировую экономику. В этих условиях социально-освободительным движениям как никогда необходима общая теоретический стержень, который послужила бы основанием для объединения и единым ориентиром в борьбе не только на локальном или национальном, но и на глобальном уровне. И по нашему мнению, таковым является солидаризм.

Солидаризм

Солидарная экономика опирается не на традиционную зависимость, относящуюся к частной сфере (семью, друзей), а на добровольное участие граждан в публичной сфере по различным соображениям, отличным от чисто экономического интереса. Ее типичными формами выступают общественные организации (ассоциации), которые могут сами создавать обычные рабочие места, так как функционируют, прежде всего, благодаря бесплатному добровольному труду их членов, государственным и частным (часто корпоративным) пожертвованиям или грантам. Зависимость от последних является фактором коммерциализации и бюрократизации общественных организаций, что не позволяет их рассматривать в полной мере как представителей альтернативной экономики. Речь может скорее идти о компромиссе альтернативной экономики и двух господствующих моделей. Типичным примером здесь выступает так называемая «справедливая торговля» (Fair Trade) — торговля, в которой цены устанавливаются не в зависимости от рыночной конъюнктуры, а с учетом гарантии производителю вознаграждения, обеспечивающего воспроизводство и жизненные потребности. В свою очередь, производитель гарантирует покупателю соблюдение определенных норм демократического управления и распределения выручки (как правило, это кооператив), а также защиты окружающей среды. Товары «справедливой торговли» могут продаваться в обычных магазинах и распознаются потребителем благодаря специальной маркировке (например, Max Havelaar).

Критиками отмечается, что в результате опосредованной таким образом связи между потребителем и производителем, этика, справедливость и солидарность все больше становятся частью рекламных стратегий («Покупая этот продукт, вы помогаете…»), в том числе со стороны коммерческих корпораций. Таким образом, солидарная экономика представляет собой наиболее распространенную, но наименее последовательную и востребованную временем альтернативу «невидимой руке» рынка и государственному регулированию экономики. Рассмотрим её подробнее!

СОЛИДАРИЗМ И СОЛИДАРНОСТЬ КАК СОЦИАЛЬНАЯ И НАУЧНАЯ ПРОБЛЕМА

(по материалам Попковой Т. В.)

Развитие научных категорий и их проявление в научном дискурсе имеют свою историю, расцвет и забвение или наполнение новыми смыслами, которые меняют прежнее понимание значимости явлений, стоящих за этими понятиями. Так, сегодня, например, «толерантность», «тренды», «инновации», «модернизация» — категории, активно используемые и политологами, и социологами, и культурологами, а понятия «солидарность», «солидаризм» практически вышли из научного оборота. Вместе с ними ушли из проблемного поля существенно значимые для современных условий социальные ориентиры, выражаемые данными понятиями. На наш взгляд, реальный статус понятий «солидарность», «солидаризм» требует более серьезного изучения их трактовки на разных этапах общественного развития и фиксации определенных традиций в формировании концепций, ими определяемых.

Широкое распространение идеи солидарности и солидаризма получили в конце XIX — начале XX в. Обусловлено это было объективной необходимостью поиска новых форм взаимодействия социальных субъектов при усиливающемся классовом конфликте буржуазного общества, когда прежние социальные институты традиционного общества — семья, соседская община, религия — стали терять свою значимость и силу и возникла угроза устойчивости общества. Общим в этих идеях и трактовке самих по- нятий является выделение принципов взаимодействия, предполагающего взаимопонимание, согласие и сотрудничество разных субъектов взаимодействия. В социологических теориях Э. Дюркгейма, В. Парето, П. Кропоткина, Л. Мечникова, С. Франка и др. солидарность рассматривается как условие развития общества и его главный конституирующий признак.

Наиболее устоявшиеся значения научных понятий закрепляются в соответствующих словарях. Современный социологический энциклопедический словарь определяет солидарность, во-первых, как «единство убеждений и действий, взаимопомощь и поддержку членов социальной группы, основывающейся на общности интересов и необходимости достижения общих групповых целей; совместную ответственность, и, во — вторых, как «активное сочувствие и поддержку чьих-либо действий или мнений».

Солидарность (франц. solidarite) означает общность интересов, единомыслие, единодушие, взаимозависимость, взаимосвязанность, круговую поруку, совместную ответственность. Таким образом, солидарность определяется как принцип социального существования, предполагающий объединение ресурсов и возможностей субъектов отношений для достижения общих целей, при этом интересы каждого из субъектов находятся в равновесии с интересами общности.

Большой толковый социологический словарь (английский перевод издания Д. Джерри и Д. Джерри) содержит статью о социальной солидарности, определяя ее как «интеграцию и ее степень или тип, проявляемые обществом либо группой». И далее указывается, что «основа социальной солидарности изменяется от простых обществ к более сложным. В первых она часто основана на отношениях родства, прямых взаимоотношениях и общих ценностях, во вторых появляются иные ее основы». Причем, в словаре не поясняется, что это за «иные основы». Кроме того, можно заметить, что далеко не в каждом философском и социологическом словаре можно найти определения понятиям «солидарность» и «солидаризм». Видимо, это объясняется тем, что современные словари поясняют наиболее часто употребляемые понятия, в круг которых рассматриваемые нами сегодня не входят.

Отношение к понятию солидарности в истории социальной мысли было далеко неоднозначным: от резкой его критики (Сорель и другие французские анархо-синдикалисты) до обоснования того факта, что солидарность является нормой, имеющий юридический характер (Дюги) (История политических и правовых учений, 2006).

Фактически при определении понятия «солидарность» исследователи в большинстве случаев перечисляют те или иные характеристики этого явления. Концептуализация солидарности рядом авторов усматривается в понятии «солидаризм». До сих пор нет единства мнений исследователей о том, кто именно и когда ввел данное понятие в научный оборот.

В то же время многие авторы (Л. Дюги, Э. Дюркгейм, Ш. Жид, Л. Буржуа и др.) едины в признании за солидаризмом такого принципа социального устройства, при котором движущей силой общественного развития является не классовая борьба, а единодушие членов общества, отношения солидарности его членов и взаимозависимость всех социальных групп, гармония интересов труда и капитала.

Общим в различных трактовках понятия солидаризм является определение его как деятельности, направленной на поиски взаимопонимания, согласия и сотрудничества между людьми, организациями, странами. И в этом смысле понятия содидарность и солидаризм отождествляются. Тем не менее, между ними есть различия. Солидарность — это реальное состояние общества, характера социальных отношений между взаимосвязанными и взаимозависимыми социальными субъектами. В то время как солида- ризм рассматривают и как политическую идеологию, и как философское учение, и как социальную технологию и соответствующую управленческую практику, основанную на идее общего блага, солидарности и согласования интересов и ценностей.

В узком смысле термин солидаризм иногда используется как синоним корпоратизма — идеологической доктрины, возникшей в конце XIX в. в противовес марксизму. Сторонники корпоратизма выступали за создание корпоративных государств, где классовая борьба заменялась бы классовым сотрудничеством во имя процветания государства-корпорации. Другие трактовки солидаризма также фиксируют тот факт, что в данной концепции делается ставка не на классовую борьбу, а взаимопонимание, сплоченность, солидарность, взаимозависимость всех социальных групп, гармонии интересов работодателей и наемных работников. В этом смысле солидаризм рассматривается как учение об обществе, утверждающее солидарность его частей.

Распространение получила также точка зрения, что солидаризм — это эклектичная идеология, включающая в себя элементы французской экономической доктрины, итальянской философии тоталитарной направленности, российских идей о «соборности», «всеединстве» и «Святой Руси». Очевидно, с этим можно согласиться, объяснив наличие элементов эклектики тем, что поиск адекватных и эффективных форм общественного устройства всегда волновал и политиков, и философов, и рядовых активных членов общества. При этом солидаризм и как принцип, и как идеология, и как социальная технология всегда имел много обличий.

Как представляется, с учетом того, что идеи солидарности и солидаризма имеют свою историю развития, целесообразно выделить несколько содержательных этапов в их разработке.

Первый этап (40-е гг. XIX — начало ХХ в.) можно связать с именем французского философа-утописта, автора доктрины христианского со- циализма и последователя Сен-Симона Пьера Леру (1791–1871), хотя сам термин «солидаризм» появился уже после него. Позднее Э. Дюркгейм разработал учение о механической и органической солидарности, различия между которыми он определял степенью развитости общества и разделения труда. Солидаризм возник как ответ на популярные в ХIХ в. идеи коммунизма и социализма, проповедовавшие классовую борьбу. Сторонники и теоретики солидаризма (Ш. Ренувье, Л. Буржуа и др.) пытались обосновать, что движущей общественной силой является общность интересов, со- вместная ответственность и стремились не к обострению классовой и иной борьбы, а, наоборот, к гармонизации общества насколько это возможно.

В России идеи солидаризма активно разрабатывались А. Хомяковым, Н. Федоровым, П. Кропоткиным, М. Туган-Барановским. Представления славянофилов о соборности, где личность не может носить «отъединенного» характера (А. Хомяков) и «свободна как в хоре» (К. Аксаков), а так-же дальнейшее их развитие в учении о всеединстве, предполагавшем, что единство общностей существует не в ущерб и не за счет других (В. Соловьев). Они отвергали индивидуализм и подчеркивали, что только в духовном союзе, проникнутом любовью к другим людям, личность может обрести свою полноту.

Идеи солидарности и солидаризма уже с использованием этих понятий разрабатывали такие российские философы, как С. Левицкий, Г. Гинс, Н. Лосский и др. Так, например, С. Франк рассматривал солидарность как конституирующий принцип общества, определяющий общественную связь между людьми.

Второй этап целесообразно связать с развитием политических программ, в основе которых лежали идеи солидаризма (начало XX — 60-е гг. ХХ в.). Одним из интеллектуальных лидеров европейского солидаризма был В. Парето, создатель теории элит и корпоративной теории общества, в основе которой лежит попытка выработать способы решения современных конфликтов на предприятиях и поиск общественного равновесия.

Главным идеологом русского солидаризма считают С. А. Левицкого, полагавшего основной чертой социального бытия взаимодействие между индивидами и социальными группами, которое обусловлено воздействием множества факторов — конкретными социально-экономическими условиями, уровнем развития в данном сообществе свободы, солидарности, борьбы. С. А. Левицкий был членом Народно-трудового союза (НТС), созданного в 1930 г. в Белграде российской белоэмигрантской молодежью как попытка поиска идеологии, лишенной крайностей либерализма и тоталитаризма. В ее понимании развитие общества может быть обеспечено при наличии частной собственности, а также убежденности членов общества в необходимости взаимной ответственности друг перед другом и обществом.

Г. Гинс сформулировал общие принципы солидаризма с учетом как советского, так и западноевропейского общества, выдвигая на первый план в развитии солидарного общества общность духовных и культурных ценностей. Он понимал солидаризм как «учение о государстве и обществе, этической основой которых является идея солидарности, находящая свое выражение в добровольных объединениях лиц с общими интересами и координации расходящихся интересов государством, действующим в строгом соответ- ствии с демократическими принципами».

Однако актуальные и сегодня идеи представителей НТС о соединении личной свободы с интересами государства, а также их этические воззрения как основа развития экономики в России долгое время не исследовались, так как само движение НТС, в представлении советских исследователей, было скомпрометировано борьбой против большевизма, а после второй мировой войны — неоднозначными контактами членов НТС на оккупированных территориях. Хотя необходимо отметить, что солидаристы НТС всегда открыто подчеркивали, что они против фашизма, напавшего на Россию, и многие из членов этой организации погибли от рук нацистов.

В настоящее время существует официальный сайт НТС, где размещены различные материалы о деятельности этой организации (НТС). Авторы поразному оценивают современное влияние этой организации на общество: от утверждений о ее большой роли в демократизации страны до признания того факта, что со смертью идеологов НТС она утратила свое существенное значение в современной политической жизни.

Третий этап в развитии идей солидарности и солидаризма можно обозначить с 1960–1970-х гг. по наши дни. В это время идеи солидарности и солидаризма зачастую воспринимаются как тождественные и на их основе развиваются такие концепции, как «социальное партнерство», «ассоциация труда и капитала» и др. В этот период теоретики солидаризма не ограничиваются религиозно-философскими рассуждениями, а все чаще формулируют практические рекомендации для утверждения реального согласия в обществе. Так, важную роль в этих проектах играет так называемый «принцип субсидиарности» — оптимальной поддержки и распределения как помощи, так и ответственности сторон.

К разновидностям солидаризма относят анархизм, анархо-синдикализм, коммунитаризм, корпоративизм, неокорпоративизм, лейборизм, христианскую демократию. Общим в этих течениях является признание возможности взаимодействия различных социальных субъектов на основе солидарности и кооперации, а не конфронтации и конфликта, а также убежденность, что все части социального организма могут сотрудничать и выстраивать общие цели.

Надо сказать, что распространенным является достаточно критическое отношение к позиции авторов солидаристских теорий, утверждающих возможность бесконфликтного, солидарного взаимодействия работодателей и наемных рабочих, бедных и богатых в условиях современного неравенства в обществе. Возросшее протестное настроение трудящихся в современных европейских, объятых кризисом обществах, подтверждает этот скепсис.

Несмотря на это, можно говорить о важном значении современного солидаризма. В известной мере на его идеях основана «социально- ориентированная рыночная экономика». Так, в ФРГ за несколько послевоенных лет она обеспечила мощный экономический подъем. Моральный фундамент, положенный в основу всех экономических проектов в Германии, предусматривал не только свободу, но и социальную справедливость.

В различных культурах и политических системах основания организационного единства, на которых развиваются принципы солидарности, понимают по-разному. Для НТС — это «нация, народ, народившийся исторически на основе семьи и рода. Государство рассматривается как его организационное оформление». В западных традициях, в том числе в Германии, такое организационное единство связывают, прежде всего, с семьей и государством.

Известна восточная традиция с ее опорой на конфуцианские ценности семьи и рода, которую умело использует современный японский менеджмент, выстраивая деятельность компаний по принципу большой патриархальной семьи с безусловным приоритетом старшего и солидарным поведением всех членов сообщества.

Термин «солидарность» использовался и в современной практической политической деятельности. Например, широко известно движение польской «Солидарности», выросшее в 1980-е гг. из мощных забастовок рабочих, возглавляемых польскими профсоюзами, которое привело к смене политического режима в Польше и повлияло на другие европейские страны.

Сегодня в России существует едва ли не мода на название «Солидарность»: есть банк с соответствующим названием, общественно-политическое движение, в которое входят представители оппозиционных партий, не попавших в парламент. В Белгородской области создано Региональное солидарное общество, которое позиционирует себя как «систему межличностных и межгрупповых отношений субъекта Российской Федерации, основанную на осознании их участниками общности идеологии, интересов, ценностей и жизненных смыслов, взаимной поддержки, лояль- ности и сотрудничества в достижении позитивных общественно значимых целей».

В материалах XV Всемирного Русского народного собора, проходившего в мае 2011 г., солидарность названа в ряду основных базисных ценностей, определяющих общенациональную идентичность и единство народа. Она интерпретируется как «способность разделить с другими бремя его забот, его трудности, его болезни, его скорби». Общенациональная солидарность представляется как сила, связывающая народ, обеспечивающая единство нации, ее целостность, ее жизнеспособность.

Среди современных исследователей существует точка зрения, что солидаризм — это стратегия мобилизации социума в периоды серьезных кризисов или угроз. Очевидно, что данная позиция отражает реалии и актуальные потребности сегодняшнего дня. Интерес представляет также понимание солидаризма как предполагающего согласованные действия всех социальных субъектов, пресекающих социальное иждивенчество, паразитизм и пренебрежение солидарными стереотипами поведения на всех уровнях социума. Причем это должно касаться не только рядовых граждан, но и политической и экономической элиты общества.

В свою очередь, осознание ответственности политической и экономической элиты, а также бизнеса перед обществом породила поиски таких социальных технологий, которые бы позволяли примирять интересы всех участников социального процесса. Поэтому доктрина «собственность обязывает», изображавшая частную капиталистическую собственность как служение обществу получила распространение в этических кодексах многих крупных компаний.

В последнее время идеи солидарности и солидаристскую стратегию стали исследовать в связи с анализом последствий перестройки в России в 1980–1990-е гг. В немногочисленных работах, исследующих роль стратегии солидаризма в выживании общества в условиях слома всех привычных форм воспроизводства жизни, фиксируется, что именно «всеобщая сеть низовой взаимопомощи» скрепляла распадающуюся социальную систему.

Несмотря на мощную пропаганду идей либерального индивидуализма, именно солидарность и взаимопомощь семей, родственников, соседей помогли и помогают выживать основной массе российского населения. Такие кооперативные и солидарные практики могли бы стать основой не только выживания, но и дальнейшего развития современного общества. Поэтому чрезвычайно важно и практически значимо актуализировать понятие солидаристской стратегии как в теоретическом плане, так и в общественном сознании.

В заключении отметим, что в основе философских и социально- политических теорий XIX — начала ХХ в. идеи солидарности и солидаризма развивались как ответ на усиливающуюся атомизацию общества с его разделением на классы, во взаимодействии которых солидарность и взаимопомощь уступали место антагонизму. Сторонники идеи солидаризма пытались противопоставить марксистскому тезису о классовой борьбе как движущей силе общественного развития утверждение, что ведущим принципом должна стать солидарность его членов. Солидаризм явился противовесом индивидуалистическим установкам буржуазного общества.

В современном обществе порядок и устойчивость всей социальной системы могут быть обеспечены, в том числе, и актуализацией солидаристской стратегии в деятельности разных социальных субъектов. И если солидарность как проект общественного устройства в условиях конфликтующих интересов современного общества возможен лишь в отдаленном будущем, то солидарность как ориентирующий признак и определенный вектор общественного движения может стать конституирующим началом уже в настоящее время.

ПОЛИТИКО-ПРАВОВАЯ ДОКТРИНА СОЛИДАРИЗМА ЛЕОНА ДЮГИ

Идеи солидаризма получили значительное распространение в конце XIX — начале XX в. Их теоретической основой была социологическая доктрина, взгляд Огюста Конта на общество как на единое целое. В идеологическом отношении они противостояли и индивидуализму, и социализму (коммунизму). В противоположность индивидуализму и либерализму солидаристы скептически относились к субъективным правам, поскольку, по их мнению, эти права разобщают членов общества, придают самому обществу атомарный характер. В отличие от социалистов, призывавших к уничтожению буржуазии и революционному освобождению пролетариата, солидаристы считали эти классы взаимосвязанными и равно необходимыми для общественного производства.

Понятие «солидарность», выдвинутое основателем социологии Огюстом Контом, получило развитие в книге французского социолога Эмиля Дюркгейма «О разделении общественного труда» (1893 г.). Дюркгейм стремился доказать, что классовая структура общества обусловлена разделением труда и тождественна ему; поэтому, коль скоро разделение труда неизбежно и общественно необходимо, классы (в том числе буржуазия и рабочий класс в современном обществе) должны совместно и солидарно трудиться в системе общественного производства.

Те же идеи развивались в книге французского политического деятеля Л. Буржуа «Солидарность» (1897 г.). Выступая против индивидуалистических доктрин XVIII и XIX вв., Л. Буржуа утверждал, что реально существуют не индивиды и не государство, взятые сами по себе, а ассоциации людей, связанных фактом совместной жизни. Поскольку каждый участник ассоциации получает пользу от общежития, на нем лежат обязанности перед другими людьми, перед обществом, перед предшествующими поколениями, перед потомками. Для повышения чувства долга людей перед обществом Буржуа считал необходимым дополнить Декларацию прав «Декларацией обязанностей», призванной укрепить общее сознание солидарности. Под лозунгами идей солидарности в 1900 г. в Париже собрался первый «конгресс социального воспитания»; в следующем году при Высшей школе социальных наук в Париже были организованы специальные лекции по «философии салидарности».

С резкой критикой понятия солидарности, как отмечено, выступили Сорель и другие французские анархо-синдикалисты, звавшие пролетариат к открытой классовой борьбе против буржуазии.

Опровержение революционного синдикализма и попытку построить на основе идей солидарности политико-правовую концепцию предпринял профессор юридического факультета в Бордо Леон Дюги (1859—1928).

В книге «Государство, объективное право и положительный закон» (1901 г.), а также в последующих произведениях Дюги писал, что основой общества является неравенство людей, которое приводит к разделению общества на классы, каждый из которых выполняет социально необходимую функцию. Этим обусловлена социальная солидарность, понимаемая как «факт взаимной зависимости, соединяющей между собой, в силу общности потребностей и разделения труда, членов рода человеческого».

Осознанный факт солидарности порождает социальную норму, которую Дюги формулирует таким образом: «Ничего не делать, что уменьшает солидарность по сходству и солидарность через разделение труда; делать все, что в материальных силах личности, чтобы увеличить социальную солидарность в обеих этих формах». Эта норма солидарности стоит выше государства и положительных законов, которые лишь служат ее осуществлению: «Норма права возлагает на всех обязанности не делать ничего, что противоречит общественной солидарности, и делать все для развития этой солидарности». Свои идеи Дюги противопоставил учению о классовой борьбе, которое называл «отвратительной доктриной».

Дюги тревожит революционный синдикализм, теоретики которого (Сорель, Лягардель, Берт) призывали к насильственным действиям и всеобщей забастовке. «Вот против этого, — писал Дюги, — я протестую всеми силами: насилие крайне разрушительно; оно служит источником страдания и смерти… Столь же энергично отвергаю я всеобщую стачку». Надо делать все, писал Дюги, чтобы избежать революции, к которой призывают революционные синдикалисты, «проникнутые колоссальным заблуждением, которое пустил в оборот Карл Маркс». «Преступлением является проповедовать борьбу классов, — писал Дюги, — и я думаю, что никоим образом мы не идем к уничтожению одного класса другим, а, напротив, к режиму иерархии и координации классов».

Дюги осуждал то направление в современном ему синдикалистском движении Франции и других стран, которое вело бескомпромиссную борьбу с буржуазией. Он враждебно относился также к государственному социализму: «Если бы восторжествовала коллективистская доктрина, она бы даровала государству власть еще более могущественную, чем та, которой одарила его революция; это было бы равносильно уничтожению личности и возврату к варварству».

Дюги подчеркивал, что предприниматели и капиталисты столь же необходимы обществу, как и пролетарии. Всеобщая забастовка, захват рабочими фабрик и заводов, насилие по отношению к буржуазии, к чему призывал революционный синдикализм, грозят обществу разрушением. Но Дюги сочувственно цитирует те произведения Прудона, где речь идет о естественности экономической организации, о ее первенстве по отношению к государству.

Дюги признавал и одобрял мирное, ненасильственное синдикалистское движение, имеющее целью обуздание эгоизма частных предпринимателей и ставящее разумные границы требованиям наемных рабочих. Задачи синдикализма — компромисс между трудом и капиталом. Характерной чертой XX в. Дюги считал все более широкое развитие синдикатов, объединяющих по профессиональному признаку рабочих, предпринимателей либо тех и других.

Дюги писал, что устойчивый фундамент общественного здания образуют «группы, основывающиеся на общности интересов и труда, профессиональные группы». В конечном счете, считал Дюги, возникнет федерация классов, организованных в синдикаты, отношения между которыми будут регулироваться соглашениями, основанными на взаимных уступках.

Отвергая доктрины либерализма и индивидуализма, Дюги вслед за О. Контом утверждал, что изолированная личность, о которой писали философы XVIII в., не существует; человек — «это индивид, взятый в узах социальной солидарности».

«Абсолютное равенство всех людей противоречит фактам, — утверждал Дюги. — Люди, далекие от равенства, в действительности существенно отличаются друг от друга, и эти отличия растут с успехами общественной цивилизации. Отношение к людям должно быть различно, так как люди различны; их юридическое состояние, будучи лишь выражением их отношения к себе подобным, должно быть различно для каждого из них, так как глубоко различна роль каждого по отношению ко всем».

Выступая против индивидуалистических доктрин, Дюги критиковал идеи равенства и естественных прав человека, выдвинутые в революционную эпоху и закрепленные в Декларации прав человека и гражданина. Неоднократно ссылаясь на Огюста Конта, он призывал заменить понятие субъективного права понятием социальной функции, тождественной обязанности «исполнять ту работу, к которой обязывает социальная норма».

«По солидаристской доктрине, — рассуждал Дюги, — индивид не имеет никакого права, он имеет лишь социальные обязанности». Эти взгляды Дюги развивал особенно обстоятельно применительно к собственности, которая, оставаясь частной, рассматривается им не как субъективное право индивида, а как его обязанность «свободно, полно и совершенно выполнять социальную функцию собственника».

Дюги стремился доказать нужность и полезность частной капиталистической собственности. «Существует и, вероятно, долго будет существовать исключительно капиталистический класс, — писал Дюги, — и я в этом не вижу ничего дурного… Капиталистическому классу отводится особая роль: собирать капиталы и отдавать их в распоряжение предприятий. Капиталист-собственник исполняет особенную социальную функцию; я отрицаю его субъективное право собственности, но признаю его социальный долг. Покуда капиталистический класс будет выполнять предназначенную ему функцию — он будет существовать». Дюги ссылался на то, что закрепленное Гражданским кодексом Наполеона (1804 г.) понятие собственности (право «наиболее абсолютным образом» пользоваться и распоряжаться вещами) в современную эпоху устарело — на собственнике лежит ряд обязанностей и ограничений, возлагаемых обществом; результатом вмешательства публичной власти в имущественные отношения стала «социализация частной собственности». Однако собственность остается частной. В приведенной выше цитате под «капиталистом-собственником» понимается не предприниматель (организатор производства), а рантье, вся забота которого состоит во владении денежными средствами, акциями и другими ценными бумагами и в получении процентов и дивидендов. По теории Дюги, это тоже является «социальной функцией», ибо должен же кто-то владеть капиталом и рисковать им, вкладывая в различные предприятия. Дюги воспроизводит обширные рассуждения Огюста Конта, стремившегося в полемике с сен-симонистами «облагородить» собственность, представить владение капиталом как социальную функцию, почетную обязанность перед обществом.

В отличие от Конта, считавшего право пережитком теологического этапа, Дюги признает необходимость права в промышленном обществе. Социальную солидарность он считал не только фактом, но и нормой, имеющей юридический характер. Как отмечено, рассуждения Дюги о замене понятия субъективных прав понятием социальных функций и обязанностей более всего относились к частной собственности, о социализации которой много говорилось в начале XX в., причем эту социализацию Дюги связывал с развитием законодательства о праве собственности, что не было свойственно социологии Конта. По существу, право и договоры синдикатов, обеспеченные равной охраной законом, в концепции Дюги заменяли «позитивную религию» основателя социологии. Получилось так, что, широко используя идеи и терминологию Конта, Дюги нередко вкладывает в социологические термины и понятия юридическое содержание, а это чуждо учению Конта. Вот почему многие суждения Дюги звучат парадоксально — «свобода труда есть последствие социальной обязанности трудиться».

Оставаясь, подобно Конту, убежденным противником индивидуализма, рассуждая об индивиде как о «клеточке, колесе социального организма», Дюги считал индивидуальную трудовую деятельность основой промышленного общества. Дюги (как и Спенсер) — сторонник свободы предпринимательства и частной инициативы. «Свобода есть право потому, — писал Дюги, — что человек имеет обязанность развивать возможно полнее свою индивидуальную деятельность; ибо его индивидуальная деятельность есть существенный фактор солидарности в силу разделения труда». Индивидуальная деятельность потому и признается социальной функцией (обязанностью), что она органически вплетена в систему общественного разделения труда, полезна и необходима другим участникам общественного производства. Дюги — против государственного вмешательства в экономическую и иную деятельность индивидов. Он писал, что из нормы солидарности для государства вытекает «обязанность не создавать ни одного закона, могущего нанести ущерб свободному развитию индивидуальной деятельности, ибо свободное развитие индивидуальной деятельности необходимо для того, чтобы социальная солидарность могла осуществляться и развиваться». Дюги выступал за свободу труда, торговли, промышленности. Некоторые ограничения, которые он все же предлагал в области трудовых отношений, сводились к такой регламентации трудового договора, чтобы предприниматель не мог вопреки норме социальной солидарности поработить наемного рабочего.

Как важно отметить, с точки зрения теории Дюги, правовые нормы о свободах совести, вероисповеданий, мысли, печати и других вполне соответствуют норме социальной солидарности уже по той причине, что посягательства на эти и иные индивидуальные свободы в свое время порождали религиозные войны, якобинский террор и иные общественные бедствия. В центре внимания Дюги — не традиционные свободы личности (их полезность бесспорна), а связь людей и их солидарность в разделении общественного труда: «Сама по себе цивилизация характеризуется многочисленностью потребностей и «способов их удовлетворения в наиболее короткое время. Тем самым предполагается громадное разделение общественного труда, а также громадное разделение функций и тем самым громадное неравенство современных людей».

Защита свободной индивидуальной трудовой деятельности, а также признание личных свобод придают риторичность протестам Дюги против понятия субъективного права. Эти протесты направлены более против индивидуализма, свойственного классическому либерализму, чем против признания правовых возможностей личности, образующих содержание субъективных прав.

В критике либерализма и «метафизических (фиктивных)» идей XVIII в. Дюги нередко близок к доводам, которые Лягардель, Сорель и Берт выдвигали против буржуазной демократии и абстрактного равенства перед законом. Правовое равенство индивидов Дюги считал не только лживым и фальшивым, затеняющим фактическое неравенство людей, но и недостаточным для осуществления социальной солидарности.

Мысль Дюги состояла в том, что специфические интересы участников общественного производства в большей мере обеспечиваются не столько абстрактно равным для всех правом, сколько точными определениями правовых статусов и объединениями лиц одинаковых профессий. Дюги — за строго профессионально-классовый подход к правовому статусу личности. Он писал, что современные классы подвижны, а их границы очень растяжимы; индивид имеет возможность перейти от одного вида трудовой деятельности к другому. Но лежащая в основе общественного производства индивидуальная трудовая деятельность должна иметь правовое обеспечение и защиту сообразно специфике этой деятельности.

Рассуждения Дюги о соотношении юридического равенства и неравенства людей в современном обществе, особенно в сфере общественного труда, затрагивают одну из сложнейших проблем теории права. Достаточно известно, что в современном правоведении еще не нашла общепризнанного решения проблема соотношения всеобщего юридического равенства людей и многообразия их правовых статусов, различия которых (особенно в сферах трудового права и социального законодательства) зависят от квалификации, профессии, возраста, образования, пола, должности, стажа работы, навыков и познаний в строго определенной области знаний и т. д. Все равны перед законом и пользуются равным правом на его защиту, но все имеют разные правовые возможности или ограничения, особенно в сфере общественного труда, где правовой статус работника индивидуален, но почти тождествен правовому статусу лиц, выполняющих аналогичную работу. Поэтому люди объединяются в союзы, писал Дюги, основанные на общности профессиональных, промышленных, коммерческих, научных, артистических и других интересов, а также на обещаниях взаимопомощи. Коль скоро не тождественны их трудовые (профессиональные) обязанности, то не равны и их правовые статусы, что, по утверждению Дюги, не исключает их правового равенства в единственно возможном смысле — «в смысле равной охраны законом, а не в смысле математического равенства».

Эти объединения, союзы и ассоциации Дюги называл самым выдающимся фактом современности. «Профессиональные союзы, — писал он, — включают людей в новую социальную иерархию». Согласно учению Дюги синдикализм является фактором единения и умиротворения по той причине, что он лучше обеспечивает и защищает интересы связанных разделением труда индивидов, чем декларативное провозглашение их абстрактных прав: «В синдикализме надо видеть движение, дающее определенную юридическую структуру различным общественным классам, т.е. группам индивидов, уже связанным однотипностью работы в общественном разделении труда». Целью правового оформления синдикатов, писал Дюги, является защита индивида от произвола и насилия со стороны других классов и центральной власти.

Защите индивидов и их объединений от государственной власти Дюги уделял особое внимание. Он протестует против взгляда на государство как на всеохватывающую систему власти, возвышающуюся над обществом и управляющую им. Этот взгляд, связанный с «метафизическими идеями», с гипотезой общественного договора, догмой государственного суверенитета, «софизмами Руссо» о подчинении меньшинства большинству, считал Дюги, лежал в основе римской, королевской, якобинской, наполеоновской, коллективистской форм государства, деспотически вершивших общественные дела. На смену этим формам, командовавшим обществом, должно прийти государство как система публичных служб, существующих в обществе и обслуживающих его.

Свое учение о государстве Дюги противопоставлял взглядам Эсмена, Еллинека и других либеральных государствоведов того времени. Он довольно едко критиковал различные стороны государственного строя Франции и парламентаризма вообще. Дюги замечал, что закон выражает не всеобщую волю, а волю нескольких человек, голосующих в парламенте, представляющих к тому же меньшую часть избирательного корпуса; кроме того, политическое всемогущество принадлежит не парламенту, а кабинету министров, ответственность которого стала пустым звуком. Разложение парламентского режима означает, по мнению Дюги, гибель римской, королевской, якобинской, наполеоновской, коллективистской формы государства, на смену которой приходит более широкий и более гибкий государственный строй, обеспечивающий социальную солидарность.

Дюги признавал, что в определенный момент истории Францией управляла буржуазия; однако политическая эволюция, по его мнению, движется к такому политическому строю, «где главная сила будет принадлежать не какому-либо привилегированному классу, но действительному большинству из представителей всех классов и всех партий. Господству класса должен наступить конец, — заявлял Дюги, — мы отказываемся от господства как пролетарского класса, так и буржуазного».

Дюги предлагал ряд преобразований в государственном строе Франции. Палата депутатов должна избираться по пропорциональной системе, чтобы в ней полнее были представлены все существующие партии. Сенат должен стать представительством синдикатов.

«Верное решение проблемы двух палат заключается в системе, которая обеспечивает в одной палате представительство индивидов, а в другой — представительство социальных групп или профессиональное представительство». Дюги полагал, что в сенате должны быть представлены различные промышленные и художественные силы, действующие в стране, «коммунальные и семейные группы, сельскохозяйственные, промышленные, научные и даже религиозные организации». Это будет «высший трибунал, составленный из представителей всех классов поровну и призванный судить о законности закона».

Отношения между классами будут регулироваться договорами, конвенциями, санкционированными государством с точки зрения их соответствия социальной норме солидарности.

В противоположность теоретикам либерализма Дюги уделял большое внимание положительным обязанностям государства. Он считал, что государство должно обеспечить всем минимум образования, найти работу по специальности, обязать всех работать, дать средства существования тем, кто не способен к труду. Норме солидарности соответствуют законы о всеобщем образовании, здравоохранении, социальном обеспечении, охране труда и др.; принятие этих законов, рассуждал Дюги, свидетельствует о социализации права.

В конечном счете, утверждал Дюги, все экономические и социальные функции распределятся между различными классами, которые получат определенную юридическую структуру и оформятся в систему синдикатов, договорным путем решающих проблемы их отношений в соответствии с нормой социальной солидарности. При системе синдикатов центральная власть правительства примет совершенно другой характер и сведется к функциям контроля и надзора. Государство сохранится, но только как система социально полезных служб, а не публичная власть, командующая обществом.

В учении о праве Дюги отходит от принципов и понятий юридического позитивизма. Ставя норму социальной солидарности выше государства и созданного им права, Дюги утверждал, что закон, не соответствующий этой норме, «как бы не существует». Многочисленными примерами практики он доказывал, что многие новые отношения и институты не вмещаются «в узкие заплесневелые рамки старой юридической техники». Дюги одобрял судебные решения, которые хотя и противоречат «запретительным устаревшим текстам», но соответствуют, по его мнению, общественной солидарности.

Однако влияние теории Дюги на политико-правовую идеологию и практику было глубоким и долговременным. В России идеи Дюги нашли своеобразное преломление в концепции М. М. Ковалевского. На идеи Дюги о «социальных функциях» права благожелательно ссылались А. Г. Гойхбарг и другие советские юристы 1918—1920 гг. Затем доктрина синдикалистского (корпоративного) государства была воспринята в Италии фашистской партией, пришедшей к власти в результате октябрьской революции 1922 г. «Хартия труда» (1927 г.) провозглашала моральное, политическое и экономическое единство итальянской нации в корпоративном государстве. Труд и частное предпринимательство объявлялись социальным долгом; сотрудничество классов работодателей и работников обеспечивалось системой корпоративных органов и синдикатов, представленных в структуре высших органов фашистского государства. По существу же, это государство было полутоталитарным, диктаторским, основанным на режиме личной власти Муссолини и партийных функционеров. К некоторым идеям корпоративного государства склонялись также (при режиме Франко) испанские фалангисты, рассматривавшие государство как совокупность публичных служб, выполняющих социальные функции.

Использование ряда идей Дюги идеологами тоталитаризма, чрезмерная полемичность произведений Дюги, а также запальчивая манера изложения и склонность к парадоксам помешали последующим теоретикам адекватно воспринять ряд теоретических мыслей бордосского государствоведа. Почти не было замечено, что теория Дюги — это творческое продолжение начатого Сен-Симоном, Контом и Прудоном поиска наилучшей организации промышленного общества. Дюги не только критически оценил большинство вариантов политико-правового переустройства гражданского общества, но и, заметив тенденции его развития, высказал ряд глубоких идей и социальных прогнозов, ставших значительным шагом вперед в развитии или критическом пересмотре взглядов его предшественников.

В отличие от социократии Конта, основанной на искусственно создаваемом авторитете позитивистского духовенства и олигархического патрициата, идеал Дюги опирается на профессиональные объединения и другие реальные ассоциации, возникшие в процессе развития промышленного общества. В этом Дюги предвосхитил идеи плюралистической демократии. Воспроизводя многие суждения Конта, Дюги толкует идеи своего предшественника в связи с современными ему изменениями права, отнюдь не отрицая понятия права вообще, что было свойственно Конту. Профессиональное внимание к правовым проблемам позволило Дюги обосновать понятие равенства как «равной охраны законом», конкретизировать мысль Конта о «социализации собственности» на основе изучения динамики законодательства о праве собственности, подчеркнуть значение юридического оформления профессиональных союзов и других общественных объединений. В результате теоретических изысканий Дюги в общем понятии «солидарность» им выведена на первый план идея организационных и правовых форм социального партнерства как согласования усилий и достижения разумных и долговременных компромиссов участников трудового процесса в промышленном обществе.

В отличие от Спенсера, который в государственном вмешательстве видел угрозу для промышленного общества, Дюги отмечал положительное влияние ряда социальных актов государства на общественные дела, но стремился превратить государство из господина над обществом в систему общественно полезных служб. Не менее важно определение им предмета ведения этих служб: надзор, контроль и охрана от нарушений социальных норм, в том числе конвенциональных норм, установленных синдикатами.

Идея синдикалистского (корпоративного) государства не получила широкого осуществления из-за компрометации ее тоталитарными режимами, а также из-за трудности совмещения профессионального представительства с традиционными институтами представительной демократии в единой системе органов государства. Практика государственно-правового осуществления социального партнерства идет по другому пути: достаточно известно, что в настоящее время в ряде промышленно развитых стран содержание многих норм, регулирующих трудовые и социальные отношения (максимальная продолжительность рабочей недели, минимальная оплата труда, размер и характер социальных гарантий работника и др.), определяется соглашениями между профсоюзами наемных рабочих и организациями предпринимателей, а государство лишь придает этим нормам юридический характер, обеспечивая их соблюдение и исполнение соответствующей системой гарантий и выступая в необходимых случаях как арбитр при решении возникающих споров, как гарант социального партнерства.

Факт общественной солидарности, говорил Л. Дюги, осознается индивидами и порождает норму социальной справедливости: «не делать ничего, что нарушает социальную справедливость, и делать все возможное для ее реализации и увеличения». Социальная норма солидарности составляет основу всего объективного права. Юридическая норма — это «верхний пласт» социальной нормы. Отдельные нормы в их многообразии значительны лишь постольку, поскольку они отвечают социальной норме солидарности. Юридическая норма возникает спонтанно в условиях общественных взаимосвязей. Законодатель лишь констатирует, но не создает ее. В этом аспекте теория Л. Дюги связана с социологической юриспруденцией. Норма социальной солидарности создает для индивида лишь право выполнять «социальную обязанность», определенную социальную функцию в соответствии с положением, которое данное лицо занимает в системе общественной солидарности. Существует лишь объективное право — юридическая норма, которая никому — ни индивиду, ни коллективу не дает субъективных прав. Человек лишь винтик в социальном организме. Индивид — это не цель, а средство выполнять известную работу в деле социального строительства. Для права есть только обязанности. Для каждого класса существуют свои социальные функции. Государство налагает руку на собственность, которая должна выполнять социальную функцию. Л. Дюги говорил, что собственность социализируется и перестает быть абсолютным правом и трансформируется для собственника в социальный долг.

Дюги говорил о социальной реформе общества. Он считал, что современное общество движется к федерализации классов, соорганизованных в синдикаты — синдикальный федерализм. Всеобщее индивидуалистическое избирательное право он предлагал заменить организаторским пропорциональным представительством партий и профессиональных организаций. Для этого классовое общество перестраивается на основе синдикатов. Каждый класс объединяется по профессиональному признаку в профессиональные союзы. Отношения между классами регулируются не законами, а договорами. Соединение синдикатов в федерацию приведет к децентрализации политической власти, к политическому и правовому плюрализму. Власть будет распределяться между различными синдикатами, к которым перейдет вся практическая работа по осуществлению социально-экономических и социально-политических задач. Деятельность центрального правительства будет направляться палатой, образованной из представителей всех синдикатов. Некоторые идеи, которые выдвинул Л. Дюги, находят и сегодня применение, так, в Норвегии продолжительность рабочего дня и минимальная оплата рабочего часа определяются соглашением организаций предпринимателей и рабочих.

В целом для политико-правовой доктрины солидаризма Дюги характерны следующие моменты: идеологическое противостояние индивидуализму и социализму (коммунизму); резко негативное отношение к учению о классовой борьбе; скептическое отношение к субъективным правам, поскольку они, по мнению солидаристов, разобщают членов общества. «Индивид не имеет никакого права, он имеет лишь социальные обязанности». Дюги предлагал заменить понятие субъективного права понятием социальной функции. У него было отрицательное отношение к идеям равенства и естественным правам человека, выдвинутым в революционную эпоху и закрепленным в Декларации прав человека и гражданина. Дюги утверждал, что люди неравны от природы, занимают соответственно этому разное положение в обществе и должны иметь разное, а не одинаковое юридическое состояние; смотрел на буржуазию и пролетариат как на взаимосвязанные классы, каждый из которых выполняет социально необходимую функцию и которые должны совместно и солидарно трудиться в общественном производстве; одобрительно относился к частной собственности, которая рассматривалась не как субъективное право индивида, а как его обязанность «свободно, полно и совершенно выполнять социальную функцию собственника»; понимал социальную солидарность как «факт взаимной зависимости, соединяющей между собой, в силу общности потребностей и разделения труда, членов рода человеческого»; идею о том, что осознание факта солидарности порождает социальную норму, которая стоит выше государства и положительных (писаных) законов, а они лишь служат ее осуществлению.

Дюги писал: «Ничего не делать, что уменьшает солидарность по сходству и солидарность через разделение труда; делать все, что в материальных силах личности, чтобы увеличить социальную солидарность в обеих этих формах». По мнению Дюги, норме солидарности соответствуют законы о всеобщем образовании, здравоохранении, социальном обеспечении, охране труда и др. Теория солидаризма оказала значительное и долговременное влияние на политико-правовую идеологию и практику. В России идеи Леона Дюги были поддержаны (хотя и не безоговорочно) такими видными правоведами, как Павел Иванович Новгородцев и Максим Максимович Ковалевский. На идеи Дюги о «социальных функциях» права благожелательно ссылались А. Г. Гойхбарг и другие советские юристы 1918 — 1920 гг. В дальнейшем доктрина Дюги о синдикалистском (корпоративном) государстве была использована фашистской партией Италии, франкистским и другими антидемократическими режимами, что подорвало доверие к фактически умеренным идеям солидаризма, ряд которых сохраняет актуальность и по сей день.

СОЛИДАРИЗМ: ЗАБЫТАЯ ИДЕОЛОГИЯ XXI В.

(по материалам Окара А. Н.)

Три понимания солидаризма

При всем многообразии определений сущности и функций политической идеологии, при всей эфемерности, условности и ускользающей природе идеологического дискурса можно констатировать, что идеологии — это, в отличие от политико-философских доктрин, не только и не столько мировоззрения, способы познания, понимания, интерпретации и описания социальной реальности.

Идеология всегда связана с социальной практикой — с мобилизацией субъекта коллективного действия, с борьбой за власть и влияние, необходимое для реализации политических проектов. Идеология — это, по определению Бернарда Сассера, идеи, стремящиеся к власти. Задача любой политической идеологии — конструирование смыслов и мотиваций, создание картины реальности, «редактирование» настоящего и будущего — в соответствии со своими представлениями об общем благе, о сущем и должном. На нынешнем этапе развития идеологии из системы идей и ценностей превращаются в манипулятивную политтехнологию, в набор симулякров, в средство предвыборной агитации и пропаганды.

Как известно, политические идеологии — продукт модернизации; в условиях секулярного общества они, по замечанию Ульриха Матца, выполняют функции квазирелигий. Некоторые идеологии, среди которых прежде всего следует выделить либерализм, социал-демократию и консерватизм, сформировались в XIX в. как «полные», имеющие широкую повестку дня, стремящиеся к исчерпывающему описанию реальности, опирающиеся на тщательно разработанные философские учения.

Солидаризму как политической философии и идеологии повезло значительно меньше — в «век идеологий» идеи социальной солидарности, доверия, субсидиарности, кооперации не были в центре внимания теоретиков, поэтому он развивался как «фрагментарная» идеология, способная регулировать лишь отдельные социальные отношения (например, взаимоотношения работодателей и наемных работников: солидаристы считали, что первые должны делиться со вторыми частью прибыли).

В теоретическом отношении солидаризм разработан хуже «полных» идеологий — его идеи не так часто становились центрами напряженной идейной и полемической борьбы. К тому же его изрядно забыли — не только теоретики, но даже историки идей и идеологий. Нередко встречается предвзятое мнение, что солидаристы скомпрометировали солидаризм сотрудничеством с фашистскими режимами.

Любая политическая идеология как более или менее упорядоченная система идей описывается и конструируется постфактум, из будущего — путем «подтягивания» под современный идеологический шаблон, под современное представление о том или ином «изме» тех или иных идей, учений и персон из прошлого. Гоббс и Локк не предполагали, что станут праотцами либерализма, да и такого слова в XVII в. не существовало. А Шатобриана, который первым употребил слово «консерватизм» и тяготел именно к консервативному мироощущению, современники называли либералом. Платон едва ли мог вообразить, что станет «первым коммунистом» и обязательной фигурой хрестоматий по истории коммунистических учений.

О солидаризме следует говорить в трех различных пониманиях.

Во-первых, о солидаризме в узком смысле слова — применительно к учениям, для которых «солидаризм» был самоназванием.

Во-вторых, о солидаризме в широком смысле слова — применительно к авторам, которые не употребляли этого слова в качестве самоназвания, но фактически воспроизводили именно солидаристские идеи и интерпретации социальной реальности (анархосиндикализм, христианская демократия, корпоративизм, неокорпоративизм).

В-третьих, о новом солидаризме (неосолидаризме) — как о современных попытках создавать идеологические и политикофилософские дискурсы на основе солидаристских представлений.