Бесплатный фрагмент - Эволюция человечества

Краткое предисловие

В первой книге развитие системы человечества рассматривалось с учетом известных стадий качественных переходов, выявленных в естественнонаучных исследованиях, прежде всего в физике, химии и биологии. Первоначально каждая система, претерпевающая подобные преобразования, может быть представлена как суммативная система, элементы которой независимы друг от друга. Изменение параметров внешней среды или количественный рост элементов нарушает равновесное состояние системы и ее элементов, взаимодействия между ними учащаются и усиливаются. При благоприятных обстоятельствах она может превратиться в целостную систему с взаимосвязанными элементами, интеграция которых создает новое качество.

До тех пор, пока речь шла о первобытных обществах, эти принципы казались вполне достаточными для объяснения изменений, происходящих с сообществами людей. Но по ходу изложения возникали проблемы, которые указывали на своеобразие жизни людей и требовали ввести дополнительные принципы анализа. Попытка приложить теорию синергетики или теорию диссипативных систем к общественным явлениям каждый раз блокируется теми социальными явлениями, которые более всего обусловлены познанием. Достижения культуры, материальное и социальное неравенство, искусственные формы организации обществ, властные методы управления, в общем, все то, что относится к осознанной деятельности человека, нельзя было увязать с физическими и химическими теориями. В то же время было нежелательным нарушать основной принцип единства природы.

Во второй книге, я попытаюсь определить те элементарные процессы, которые в развитой форме предстают как познание. Тем самым создастся мост между естественными и гуманитарными науками, поскольку своеобразие системы человечества объясняется значительным влиянием познавательной и созидательной деятельности человека на жизнь сообщества.

Еще раз хочу выразить признательность сыну моего друга, Мкртчяну Григорию Рудольфовичу, который инициировал написание данной книги и поддерживал меня финансово на время работы.

Часть 1. Познание. Информация. Управление

Глава 1. Познание и процессы в неживой природе

Все известные теории «самоорганизации» оказываются в тупике перед проблемой истока познания. Их изящные методы принципиально не способны выйти за пределы количественных изменений физических, химических величин, и вывести из себя нечто, совершенно иного качества. Поэтому авторы теорий ограничиваются либо констатацией возникающей когерентности, в чем и видят самоорганизацию, либо, как у Пригожина, отмечают нуклеацию и ядро нуклеации, но в анализ этого явления не углубляются. И поэтому их теории не могут найти применение при описании глобальных общественных преобразований, происходящих именно благодаря познанию.

Поиском начал познавательных процессов более всего занималась советская философия. Хотя любой материалист так или иначе сталкивается с этой проблемой, и она высказывалась определенно Д. Дидро, Э. Геккелем, Л. Морганом, та же задача, поставленная Лениным, стала директивной. Она звучала так: «исследовать, каким образом связывается материя, якобы не ощущающая вовсе, с материей, из тех же атомов (или электронов) составленной и в то же время обладающей ясно выраженной способностью ощущения» (1, с.31). Бум осмысливания связи начался после книги болгарского философа Т. Павлова «Теория отражения», опубликованной в 1936 и 1949 годах.

«Теория отражения» довольно широкое понятие, соприкасающееся во многом с теорией познания (эпистемологией). Частная ее область — изучение явлений неживой природы, которые следует относить к «свойству отражения», присущего всей материи. Развитая форма этих явлений на уровне человека предстает как познание. Если можно было бы дать конкретное естественнонаучное понимание свойства отражения, то эпистемология обрела бы научную основу и была бы избавлена от обилия нестыкующихся между собой концепций.

Сам по себе факт наличия множества самых разнообразных теорий познания, не может не вызвать недоверия к ним. Впрочем, такое характерно и для других «гуманитарных» наук. В первой книге рассматривались вариации социологических учений. Там разнобой мнений я объяснял прежде всего состоянием общественной системы, когда не сформировалась единая внутренняя взаимосвязь, но имеются как-то организованные локальные объединения людей. Акцентирование тех или иных отношений индивидов и общества, индивидов внутри групп, между самими группами, между ними и обществом и т. п. порождает разнобой обобщений.

В случае с познанием мы обязаны также иметь в виду отсутствие целостности системы. С одной стороны, познание человека сформировалось и действует под влиянием общества, с другой, в современном обществе познание осуществляется отдельными учеными, экспериментальными и теоретическими группами, институтами, всемирным научным сообществом. Оно расчленено на акции непосредственного или опосредствованного взаимодействия с миром, на мысленные процессы, проверку результатов, практику. Следовательно, многие проблемные соотношения, которые разнообразили социологию, скажутся и в теориях познания. Одни могут зациклиться на мудрствующем индивиде и тому, что творится в его черепной коробке (субъектоцентризм), другие — расширить процесс до группы мыслителей (коммуникативный подход), третьи возводят познание до общественной науки (наукоцентризм), для четвертых — важна социальная и культурная опосредованность (социальная эпистемология) и т. п. Помимо той разобщенности познавательного процесса, которая происходит от разобщенности самого общества, основной проблемой все же остается причастность познания к естественным явлениям единой живой и неживой природы. Что именно в известных процессах качественных преобразований несет в себе признаки познания? — вопрос, без решения которого останется принципиальный разрыв между естественнонаучными теориями и общественными науками.

ТЕОРИЯ ОТРАЖЕНИЯ

Надо сказать, что на первых порах ученые-материалисты в теории отражения настолько упрощенно трактовали истоки познавательного процесса, что вызвали вполне оправданную неприязнь к самому этому понятию. Когда столь сложное явление сводили то к отражению в зеркале, то к всевозможным изменениям от взаимодействий, естественно возникало недоверие к подобной теории. Стремление к онтологизации распылило саму суть познания. В ней не нашлось места субъекту отражения и того своеобразного изменения, которое он претерпевает вследствие этого акта.

Можно высказать немало критических замечаний к такой теории отражения.

Во-первых, на человека, как и на любой объект, внешний мир оказывает всегда многообразные воздействия, однако лишь немногие из них проявляются в его ощущениях, и уж тем более познаются. Физиология показывает, что существует порог ощущений, ниже которого внешнее воздействие не отражается человеком. К тому же в зависимости от мотивации оно может восприниматься в самом разном качестве. Иначе говоря, эффект отражения определяется не только силой и модальностью воздействия объекта, но и степенью и модальностью собственной активности субъекта.

В этом аспекте можно отметить парадокс адекватности. Дело в том, что вызванная активность при слабом воздействии хорошо соответствует его величине — действие равно противодействию. К примеру, изгиб бруска до превышения порога деформации в точности согласуется с силой давления. Если это изменение принять за отражение, то придется считать, что брусок лучше отражает воздействие, чем положим человек, который лишь с определенной погрешностью способен вычислить изгиб.

Во-вторых. В этой теории субъект уподоблялся пассивному объекту, подверженному любому и разрушительному, и созидательному, вредному и благоприятному воздействию. Отсюда и любой итог, даже ущербный, следовало принимать как соответствующий качеству познания, — а это явно противоречило ценности последнего. С познанием мы связывает возвышение возможностей человека во взаимодействии с природой; его поведение и деятельность благодаря знаниям становятся более эффективными и целесообразными.

В-третьих. Известные фундаментальные типы взаимодействий: электромагнитное, гравитационное, сильное и слабое ядерные, — лежат в основе взаимодействий любых объектов. Поэтому результатом воздействия объекта на субъект становится специфически распределенная совокупность основных элементарных актов. В пассивном объекте суммарный эффект так и останется суммой измененных элементов. Отражение свойств целостного объекта может совершиться в процессе интеграции данной совокупности, что зависит в немалой степени уже от самого субъекта отражения.

Онтологический подход, когда познание, знание, информация рассматриваются как нечто объективированное, независимое от познающего, вынуждало впадать либо в «наивный реализм», либо в «объективный идеализм». В обоих случаях познанное отождествляется либо с реально существующими объектами, либо с идеями. Материалисты, конечно, обязаны считаться с тем, что не существует абсолютного знания, что оно относительно, и что эта относительность обусловлена именно тем обстоятельством, что знание формируется не без вклада самого познающего. Интеграция совокупности первичных точечных элементов взаимодействия возникает в самом субъекте отражения, корректируясь в практике на соответствие с интегративным качеством объекта.

В частности, как это уже было сказано в первой книге, физиология сенсорных систем утверждает, что первичные изменения во всех видах сенсорики заключается в электронно-возбужденном состоянии молекул рецепторов — это элементарный акт взаимодействия. Лишь в последующем восхождении первичных ответов по иерархическим этажам ядер данной модальности формируется их все более сложная интеграция. При этом в нее вносится собственное влияние субъекта, его мотивация, вовлеченные в процесс ранее сформированные элементы взаимоотношений с внешней средой и т. п.

Этот момент не остался без внимания в поздних теориях отражения. Но не найдя решения, связывающего объект и субъект, в них опять-таки доминировала значимость либо одного, либо другого. При онтологизации, когда отражение можно было равно присвоить и неживой и живой материи, процесс был сведен к следам взаимодействия. Когда же акцентировалась роль субъекта, то ему придавались такие качества, которыми неживые объекты не обладали. Хотя было высказано немало полезных замечаний, как-то: следует различать отражение от взаимодействия; нельзя уравнивать отражаемое и отражающее, что следует из актов взаимодействия; в субъекте отражения происходят процессы упорядочивания и структурирования на основе возникших изменений и др. Однако при этом планка отражения (соответствие упорядоченностей, реагирование на отношение воздействий) настолько завышалась, что не находилось аналога в неживой природе. Разрыв, как бы не пытались его скрасить понятиями «потенциальное и актуальное отражение», делал неразрешимой суть проблемы: какие явления в неживой природе могут считаться зачаточными для развитого процесса познания. Эффект взаимодействия можно было признать как необходимый, но не достаточный для отражения фактор. Какое же явление может быть признанным как достаточное?

КАЧЕСТВЕННЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ ПРИ ФАЗОВЫХ ПЕРЕХОДАХ

Уже то обстоятельство, что сумма следов элементарных воздействий в процессе познании восходит до их интеграции, свидетельствует о развитии — движении от суммативной к целостной системе. Но если в отражаемом объекте такая интеграция обеспечена внутренними взаимосвязями, то у познающего формируется взаимосвязь более широкого охвата, включающая и собственные элементы. То есть, в возникающей целостной системе отраженное является лишь частью, стороной усложнения структуры субъекта отражения. Именно развитие является тем явлением, в котором, или благодаря которому, осуществляется отражение субъектом взаимодействующего с ним объекта. Такой подход к познанию должен направить изучение его истоков к анализу процессов, происходящих в известных актах качественных превращений. В них следует искать фактор, соответствующий, пусть в зачаточной форме, тому, что мы называем познанием.

В книге первой, в первой части, я описал известные качественные преобразования в неживой и живой природе. Здесь будут полезно повторить некоторые сведения, подчеркивая моменты, согласующиеся с данной темой.

В физике лучше всего изучены качественные преобразования, происходящие при фазовых переходах. При переходе из одного фазового состояния в другое: газ в жидкость, жидкость в кристалл, — происходит глубокая перестройка структуры вещества, изменение качества. Она следует после сильно неравновесного состояния исходной системы. Все это хорошо разработано.

Математический аппарат с достаточным приближением мог описать весь процесс количественных изменений на равновесном отрезке и даже на неравновесном участке кривой, но только до точки скачка. Дальше происходили изменения самих параметров состояния, так что качественное различие до и после перехода позволяет говорить о принципиальной несводимости двух фаз к одной системе уравнений. Новая система представляет интеграцию, свойства которой, как хорошо известно, несводимы к свойствам суммы элементов (иногда его называют свойством эмерджентности). Поэтому уравнения с параметрами порядка прежнего качества не могли вдруг переключиться на совершенно иные параметры. Количественные изменения им подвластны, но никак не качественные. Теории, как правило, находят выход в использовании столь общих свойств, которые оказались бы применимы и к элементам суммации, и к конечной системе в целом. Теорию, изучающую процесс перехода, не интересуют конкретные признаки каждой из частиц, образующих исходную систему, так же как и возникшее вследствие перехода своеобразие нового качества. Она занята количественными характеристиками только общих параметров однотипных элементов данной совокупности. Следовательно, описание начального и конечного состояния системы различаются лишь количественными характеристиками параметров, хотя бы с большим разрывом.

Физики (после Эренфеста) различают два вида фазовых переходов — первого и второго рода. При переходе первого рода теория указывает на разрыв первых производных (откуда идет его название) свободной энергии по температуре и давлению. Происходит скачок по внутренней энергии и объему, плотности, упорядоченности. Почти так же, как взаимосвязь атомов при образовании молекулы приводит к выделению энергии (обменная энергия, энергия связи, «работа выхода»). Например, при кристаллизации жидкости выделяется теплота. Чтобы лучше представить превращение, рассматривают две фазы раздельно, выявляя затем в сочетании, как реализуется то или иное качество при преобразовании. Например, начало представляют в качестве идеальной жидкости, а итог — пользуясь моделью идеального кристалла.

При фазовых переходах второго рода скачок испытывают вторые производные свободной энергии по температуре и по давлению: коэффициент теплового расширения, теплоемкость и сжимаемость, — а внутренняя энергия и объем в точке перехода не изменяются. Теплота при переходе не выделяется и не поглощается. Изменяется конфигурация взаимосвязей, их симметрия. Кристалл остается кристаллом, но его решетка, положим, тетрагональной модификации превращается в кубическую с повышением симметрии. Особенностью этого перехода является непрерывность изменения состояния тела, так что в точке перехода состояния обеих фаз совпадают, хотя симметрия меняется скачком. Это обстоятельство делает фазовый переход второго рода более удобным для формализации, чем переход первого рода, когда два различных состояния, различных качества, могут сосуществовать в точке перехода. Видимо, поэтому на них чаще всего опираются теории синергетики.

ДОСТОИНСТВО ВНЕШНЕГО ВКЛАДА В ОБРАЗОВАНИЕ НОВОГО КАЧЕСТВА

На мой взгляд, однако, большую ценность для понимания эволюции представляют переходы первого рода. Они лучше соответствуют явлениям новообразования, когда исходная суммативная система, достигнув критического состояния, преобразуется в совершенно новую, не имевшую ранее аналога, целостность. Дело в том, что между этими двумя родами переходов есть существенная разница. Теоретически она заключается в том, что, как показал Ландау, фазовые переходы первого рода двумодальны, а второго — одномодальны. Отсюда следует, что в первом случае возможны метастабильные состояния, во втором — нет. Второй род протекает c непрерывным изменением термодинамических параметров, а скачок конфигурации системной взаимосвязи происходит почти мгновенно, как только бывает превышен критический рубеж. Примерно также в теории диссипативных систем сразу после точки бифуркации устанавливается одно из возможных состояний. Но вот для первого рода преодоление точки фазового перехода недостаточно. Система может долго оставаться в исходной фазе, хотя это состояние для нее не является устойчивым. Иначе говоря, одних только сверхпороговых термодинамических параметров недостаточно, чтобы возникло новое качество. Вследствие этого в камере Вильсона сохраняется пересыщенный пар; путем изобарического нагрева жидкости можно получить метастабильную перегретую жидкость; переохлажденная вода может оставаться водой даже при отрицательных температурах.

Этот момент в акте формирования новых интеграций, на мой взгляд, имеет ни с чем не сравнимую ценность, в особенности для живых существ. На уровне физических и химических явлений как-то скрадывается значение «центра нуклеации»; ему просто предоставляют роль случайного фактора, способствующего зародышеобразованию.

Но даже в этом аспекте проблема зародыша превращается в самостоятельную головоломку, так как надо на сей раз изучить условия появления отдельного зачатка новой фазы, объединяясь вокруг которого частицы системы формируют новую структуру. У теорий фазового перехода и так есть масса проблем с согласованием микроскопического и макроскопического анализа. В теоретических попытках вывести макросостояния из микросостояний обычно пользуются описанием и тех и других одними и теми же параметрами. Микроскопические теории принимают в качестве единиц анализа компоненты системы, группы частиц, допускающие применение «малого параметра», через который можно выйти на всю их сумму, макросистему. Этот подход в ряде случаев позволяет оценить среднее значение макропараметра и функцию отклонений, флуктуаций. Флуктуациям Пригожим придает наибольшее значение в поведении системы после бифуркации. Действительно, в преобразованиях, аналогичных переходам второго рода, именно они оказывают воздействие, определяющее конечный результат. Но когда обращаемся к переходам первого рода далеко не всегда можно замкнуться на внутренних отклонениях. Центр нуклеации имеет отличные от остальных частиц собственные свойства. Поэтому необходимо отвлечься от единых параметров и выделить отдельные признаки данной частицы — центра. Иначе говоря, отстраниться от системных качеств, т.е. того, что только и может участвовать в уравнениях, и обратиться к многообразным случайностям внешней среды. К тому же и флуктуации свидетельствуют о внешних воздействиях, не говоря уже о наличии всевозможных примесей, способствующих переходу первого рода.

Роль системы по отношению к флуктуациям сводится скорее всего к относительной упорядоченности отклонений. Внутри системы они частично усредняются благодаря тем хаотическим столкновениям, которые так или иначе случаются. Частицы с чрезмерным отклонением, положим по энергии, плотности и т.п., удаляются из системы. Сами отстраняются от суммативной системы, а из целостной их отстраняют насильно. И на клеточном, и на организменном уровне имеется немало механизмов вывода несоответствующих норме элементов. В системе сохраняются только слабые отклонения от присущих ей средних значений параметров. Переход к новой интеграции происходит при определенных сочетаниях степени метастабильности и степени флуктуационного своеобразия, притом в обратной пропорции. К примеру, то, что называют гомогенным зародышеобразованием, происходит при значительно углубленной метастабильности, но вот гетерогенное, благодаря примесям, может начаться сразу после преодоления порога фаз. Вода в водоемах замерзает, как правило, раньше, чем дистиллированная вода.

ЭФФЕКТ СЛУЧАЙНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ НА МЕТАСТАБИЛЬНУЮ СИСТЕМУ

В теории диссипативных систем возможное поведение системы после бифуркации известно как два варианта последующего состояния системы. Случайность задает переход к тому или другому варианту, флуктуации лишь «выбирают» ветвь, которой будет следовать система (2, с.119). Возможно наращивание последующих бифуркаций (последовательность Фейгенбаума) (2, с. 112). Между их последовательными точками поведение системы соответствует моделям равновесного и слабо неравновесного состояния, что в целом предсказуемо. В ряде случаев теория способна и на большее: определить, что, «если до точки бифуркации управляющий параметр был невелик и шло медленное увеличение его, то вероятнее переход на устойчивую ветвь, вниз. Высокий и быстрый проще перейдет на неустойчивую ветвь. Но в целом переход случаен. Не помогает ни макроскопическое ни микроскопическое описание» (2, с. 154).

Казалось бы, пока мы имеем дело с внутренними флуктуациями в системе с конечным количеством элементов, то только наше незнание параметров состояния каждого из них не позволяет сделать вывод о результате скачка. Конечно, известная проблема взаимодействия трех и более частиц, ставит предел возможностям математического описания того, что произойдет. Но это проблема формализации. Если вообразить, что мы знаем все микросостояния, то можно быть уверенным, что феноменологическое описание справится с предсказанием состояния конечной системы. Конечно, такое можно предположить, если достаточно действие внутренних сил. Однако даже воображаемое всезнайство не поможет, если иметь в виду влияние внешнего мира с его бесконечно многообразным воздействием на любую естественную систему. «Флуктуации окружающей среды могут воздействовать на бифуркации и, что более важно, порождать новые неравновесные переходы, не предсказуемые феноменологическими законами эволюции» (там же). А в переходах первого рода именно такое воздействие надо учитывать.

Обратим внимание на то, что когда речь идет о переходе пар-жидкость, влияние центра нуклеации ограничивается его ролью в создании зародыша новой фазы. Неважно, будет ли инициирована первичная капля воды примесной частицей, или ионом, или элементарной частицей, как в камере Вильсона, эффект касается лишь возникновения зародыша достаточного размера. Теоретические рассуждения ведутся относительно поверхностного натяжения, поверхностной энергии и диффузии, а специфические свойства ядра не представляют какой-либо ценности. К тому же и после полного превращения пара в воду центр уже ничем себя не проявляет. Любая вода нами воспринимается как просто вода. Во всяком случае, о тонкостях возможного различия и зависимости от зародыша ничего определенного не известно.

Иначе обстоит дело с переходом жидкость-кристалл. На сей раз при оценке зародыша выделяют большее количество признаков, чем при конденсации пара. Учитывают определенную огранку, имея в виду различные поверхностные натяжения для каждой грани. В качестве признаков примеси (подложки), на которой образуется зародыш, отмечают такие факторы, как форму ее структуры, химическую природу поверхности подложки. Эти признаки определяют краевой угол между подложкой и твердой фазой зародыша, а тем и эффективность гетерогенного зарождения кристалла. По сравнению с переходом в жидкость формирование кристалла, как более сложной интеграции, требует более специфичных параметров внешнего влияния, способных разрешить метастабильное состояние системы. Надо полагать, для еще более высокого уровня интеграции, потребуется также более специфичные факторы внешнего воздействия.

Обратим теперь внимание на те изменения, которые задаются привнесенным веществом. Для теории фазового перехода ценность представляли лишь стадии единого процесса до и после превращения. Когда же концентрируются на том, что представляет собой твердое тело, то на первый план выходит описание формы его внутренней взаимосвязи. И тогда приходится иметь дело не только с общими термодинамическими параметрами, но с тем единичным элементом, который повлиял на возникшую структуру. Конфигурация кристаллической решетки в некоторой степени обязана той «затравке» в виде примеси или частички ранее образовавшегося кристалла, который не только снижает или снимает барьер зародышеобразования, но и способствует формированию кристалла. Влияние температурных градиентов, направленности и скорости изменения температуры и давления имеет немаловажное значение для образования той или иной модификации решетки. Этот фактор относим к состоянию системы в целом. Однако свой вклад в структуру вносит и тот случайный элемент, чаще всего примесь, под определенные признаки которой подстраивается зародыш, и далее весь кристалл. Что именно следует отнести к заслуге примесной частицы, а что к свойствам системы, трудно определить. Подбор определенных «примесей» для получения нужных свойств, легирование металла и полупроводниковых материалов специальными веществами — все это есть использование «чужих» элементов для формирования новых качеств.

О значимости внешнего воздействия говорит и тот факт, что кристалл в процессе роста повторяет своеобразие зародыша, а в случае с затравкой в виде частицы кристалла, повторяет форму решетки последнего. Например, при дендритном росте каждый дендрит растет из одного центра кристаллизации, отчего все его ветви имеют одинаковую ориентировку, а весь дендрит со своими ветвями представляет собой монокристалл. Также и при не дендритном росте образование ориентированных зародышей приводит к образованию ориентированных кристаллов.

ПРИ ФАЗОВЫХ ПЕРЕХОДАХ ПЕРВОГО РОДА ПРОИСХОДИТ «ОТРАЖЕНИЕ» ВНЕШНЕГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

Можно указать на аналогию между явлениями физического уровня и отражением живых существ, поскольку при формировании нового качества в них сказывается особое значение случайных для системы признаков внешнего объекта. Неравновесное метастабильное состояние системы соответствует напряженности, возникающей при «неразрешенной активности» в живой природе, когда прежние механизмы оказываются неспособны восполнить «недостаток» в данных условиях среды. Схожая напряженность и неспецифическая активация мозга возникает и при бесплодном решении задач.

Как уже было сказано, плодотворная интеграция не может состояться в системе абсолютно гомогенных элементов. Взаимодействие, необходимое для взаимосвязи, может осуществиться, если элементы находятся в противоположных состояниях, иначе говоря, в случае гетерогенности гомогенных элементов. Противоположение в такой системе возникнуть не может. Для этого потребуется случайное для системы воздействие внешнего объекта или даже прямое включение инородного тела в образуемый целостный объект. Такое намеренно делается при легировании для получения требуемых качеств металлов или полупроводников. При этом существенным вкладом является не сам внесенный субстрат, а некоторый его признак, обеспечивающий особенность состояния элементов для их взаимосвязи и тем самым определенное качество формирующейся интеграции. Возникшая структура уже без примесного тела может дуплицировать себя во всем объеме кристалла. Именно благотворный признак внешнего следует считать «отраженным» в новом качестве системы.

В истории развития живых организмов также включения требуемых элементов среды в новообразованные интеграции были вполне распространенным явлением. Органоиды формировались благодаря вовлечению не только клеточных элементов, но и свободных ионов и катионов находящихся в среде их существования. Более того, в последующем усложнении организмов присовокуплялась к клеткам и часть прежней среды с теми элементами, которые были нужны для постоянного воспроизведения деятельности клеток. Поэтому внеклеточная среда повторяет ионные параметры морской воды. «Интернализация» инородного вещества присуща многим морфологическим образованиям. При этом вещество вносит то самое «нечто», что формирует новую интеграцию. К тому же наличие внешнего субстрата или его какого-либо признака поддерживает при каждом распаде и восстановлении данной интеграции (клеточных элементов, клеток, органов) условия «отражения» прежнего воздействия. Но что именно, какие параметры воздействующего объекта, оказываются отраженными в интеграции, отметить не так-то просто.

В принципе подобная проблема стоит и при познании. Только в экспериментах точно знаешь сигнальные раздражители, порождающие условный рефлекс. В естественных условиях выделить событие, оказавшее решающий эффект на когнитивный акт, редко когда удается.

Можно указать и на другую немаловажную аналогию. Структурированная благодаря внесистемному воздействию новая интеграция в последующем проявляет собственную активность в соответствующей форме. При этом как-то проявляется и «интернализованное» внешнее свойство. Кристалл оказывает на среду воздействие, специфика которого задана структурой, а значит и особенностью «иного», ставшего «своим». В благоприятных условиях кристалл растет, подстраивая внешние элементы под свою конфигурацию. Подобным образом ведет себя животное, обученное рефлексу. В соответствующей обстановке при данной мотивации она воздействует на окружающие объекты по выработанному образцу. Проявляется закрепленная система с отраженными сигнальными параметрами.

Самым существенным качеством и фазовых переходов, и формирования условных рефлексов, и познания является их принадлежность к актам развития. Новые интеграции во всех подобных явлениях представляют собой новое качество, не сводимое к сумме своих элементов; тем самым они создают целостность нового уровня. В меру вовлечения в свою структуру дотоле «чуждого» внешнего фактора система повышает устойчивость в окружающей среде.

Этот комплекс аналогий позволяет предположить, что отражение внешнего воздействия и для неживой и для живой природы заключено в «интернализации» каких-то его параметров при образовании новой интеграции.

ПРЕОБРАЗОВАНИЯ В ЖИВОМ ОРГАНИЗМЕ, АНАЛОГИЧНЫЕ ФАЗОВЫМ ПЕРЕХОДАМ

Известно немало процессов, происходящих в живом организме, которые хорошо подпадают под тип переходов второго рода. Таковы многие конформационные преобразования, явления изомеризации. В частности, изомеризация зрительного пигмента, ретиналя, от конфигурации 11-цис-ретиналя до транс-ретиналя и обратно. Схожим образом возникает потенциал действия у нейронов. При описании белковых превращений спираль — клубок используют распространенную одномерную модель Изинга, удачно оценивающую переход второго рода. Конечно, если для физических систем можно достаточно строго разделить отмеченные два рода, то для столь сложных систем, каковыми являются белковые и нуклеиновые вещества, не говоря уже о клетках и органах, едва ли корректно отмечать только лишь один вариант переходов. В непрестанно совершаемых в организме преобразованиях задействованы многообразные превращения, в которых можно выявить и тот, и другой род.

Но меня вместо строгих характеристик привлекает один момент: отсутствие метастабильности, мгновенные переходы из одного состояния в другое внутри организма. С подобными переходами не только второго, но и первого рода мы часто встречаемся в природе. К примеру, без задержек происходят превращения вода — лед в обычных земных условиях. Множество примесей в водоемах позволяет воде при низких градусах сразу же затвердеть. Стало для нас привычным, что изменения климата сопровождаются обратимыми круговоротами вода — пар — вода, вода — лед — вода. Как только температура достигает критической отметки, вода замерзает, обычно не впадая в метастабильность.

Незамедлительные превращения и в ту или другую сторону объясняются тем, что биосфера, как более широкая система, в которой существует система водоема, содержит требуемые для этих преобразований средства.

Подобное качество среды оказывается одним из наиболее важных факторов деятельности организма. Когда происходят повторные превращения, данная интеграция, будучи не раз воспроизведенной, вновь восстанавливается уже при наличии благоприятных обстоятельств. Облегченные переходы означают, что произошли помимо прочего сопряженные изменения самой среды. Количественно разросшиеся и умножившиеся новые объекты влияют со своей стороны на окружающую их природу. Увеличивается не только количество возникающих целостных объектов, но и частей их распада, каждая из которых несет в себе влияние структуры целого и оттого способна стать материалом или, еще лучше, матрицей для нового воспроизводства. Примерно так, как частицы разломанного кристалла могут быть самым удобным зародышем для последующей кристаллизации. В сопряженно-развитой среде значительно облегчаются превращения по типу переходов первого рода.

Что же касается новообразований, иначе говоря, того, чего ранее в природе не существовало или не существовало в данной среде, то процесс интеграции не будет столь простым и скорым. Метастабильное состояние высоковероятно, если разнообразие среды и флуктуации состояний в ней соответствуют уровню прежнего рода объектов. Гетерогенность наличных объектов лишь при глубокой метастабильности может удовлетворить новую целостность. Но при таком состоянии системы нужно ожидать, что в нее вовлечется множество оказавшихся активированными элементов, в том числе и таких, которые не обязательны для устойчивого существования и гомеостатического функционирования возникающей интеграции. Последующая история воспроизводства однородных объектов уже на основе матричных компонентов, что особо важно для живых организмов, будет очищать их от балласта ненужных элементов, приближая компонентный состав к требуемому для функционирования минимуму. Этот процесс в высшей степени затрагивает древние элементы и подсистемы организма, на базе которых формировались интеграции более высоких уровней.

В целостном объекте многие вещества, вовлеченные в систему, сохраняют свою надобность для ее подсистем. Поэтому иерархически более высокие уровни содержат компоненты, представляющие внешнюю среду для подсистем, и тем обеспечивают их средствами необходимыми для функционирования. Само по себе функционирование, как и существование любого объекта, проявляется главным образом в многократном частичном распаде и восстановлении целостности (диссимиляция и ассимиляция). Энтропийные процессы ведут к «недостатку» в структурном составе подсистем, негэнтропийные — к повторному обретению единства. Второй процесс оказывается внутри организма более облегченным, чем даже в сопряженно-развитой среде. В этом аспекте из-за отсутствия выраженной метастабильности все преобразования упрочненных подсистем напоминают переходы второго рода.

По существу мы имеем воспроизведение той же истории их восхождения, но уже в очищенном минимизированном ее развертывании по сформировавшемуся образцу. Наличная матрица и приспособленная среда организма предельно ускоряют растянутый в истории процесс.

ОЩУЩЕНИЕ, ВОСПРИЯТИЕ, ПОЗНАНИЕ

Принято располагать формы отражения живых организмов по мере их усложнения в такой последовательности: раздражение, ощущение, восприятие, представление, познание. Не суть важно, что некоторые авторы исключают одни или отдают предпочтение иным формам. Многое зависит от критерия подхода. В частности, раздражение я бы не стал относить к формам отражения, поскольку в этом случае организм лишь проявляет свою структуру с определенной активацией на ранее «интериоризованные» типы внешних раздражений. Новообразований при этом не возникает.

Раздражимость присуща даже организмам на донервном уровне, простейшим (Protozoa) и кишечнополостным (Coelenterata), и животным с диффузной сетью нервных клеток. Формы индивидуально приобретаемых ими реакций чаще всего объясняются так называемой «сенсибилизацией», то есть повышенной активацией, когда следы предшествующего возбуждения усиливают эффект настоящего воздействия, отчего организм реагирует на раздражители, бывшими прежде подпороговыми. Повышение чувствительности может изменить реакцию на индифферентные сигналы, индифферентные сугубо по отношению к действующей биологической модальности. Что касается сенсибилизации, то во многих экспериментах по выработки суммационного рефлекса индифферентный и безусловный раздражители могли предъявляться в самом разном сочетании. Ритмическое нанесение одного только безусловного раздражителя приводило к такой же суммационной активированности, после чего даже первое предъявление индифферентного раздражителя может создать эффект суммационного рефлекса. В этих вариантах сказывается повышенная возбудимость данного организма, но не новоообразованная рефлекторная взаимосвязь.

Эволюция живого мира длилась многие сотни миллионов лет. В течение длительного периода развития интегративные явления заключались в морфологических изменениях, в них же происходила «интернализация» внешнего. Должен был сформироваться достаточно сложный организм, чтобы структурные преобразования начали осуществляться на функциональном уровне много чаще и лабильнее. Такие возможности предоставила нервная система, обладающая необходимой специализацией, когда многие внешние раздражители приводили к локальной активации и могли служить в качестве сигналов для биологических функций. В этом случае становится необходимым последовательное сочетание индифферентного и безусловного раздражителей. На промежуточном этапе, у планарий, ланцетников, миног и т. п. предшествование индифферентного сигнала безусловному раздражению создавало опять-таки сенсибилизацию, но столь длительную, что могла обеспечить реакцию и на отдельно предъявленный сигнал. При иной последовательности сочетаний аналогичный рефлекс не вырабатывался. Если на донервном или диффузно нервном уровне каждый раздражитель оказывал в принципе однотипный сенсибилизирующий эффект, то эволюция подвела к такой структуре, когда индифферентный сигнал способствовал возникновению безусловной активности, проявляя свой именно сигнальный характер. Фактически образовывался условный рефлекс, хотя и непрочный. Возникшая связь не фиксировалась в структуре в качестве нового единства внешнего и внутреннего, но была действенной в течение определенного времени.

Возникновение условного рефлекса в результате формирования новых интеграций оказывается возможной лишь при достаточно развитой ЦНС (центральной нервной системы). Это уровень высших моллюсков, ракообразных, пластинчатожаберных рыб и т. п. У млекопитающих условный рефлекс является основной формой приспособления к среде обитания. При его формировании проявляются все основные стадии переходов первого рода — активация, охватывающая всю систему; метастабильное состояние — состояние неразрешенной биологической потребности; внешнее воздействие, требуемое для образования центра нуклеации, ту же роль играет индифферентный раздражитель, запускающий вариант разрешения активности. Но самое главное — результатом перехода становится новая интеграция ранее невзаимосвязанных элементов на основе внешнего воздействия, которое тем самым «отражается» животным.

Конечно, отражение не является результатом созерцания. Оно включено в деятельность субъекта, воспроизводя свою значимость при активации структуры, адаптированной к среде с соответствующей ценностью отраженного признака. Кристалл, конфигурация которого сформировалась на основе примеси, позже проявляет соответствующее влияние в каждой свой частице, но наиболее активен в граничных слоях, формируя по своему подобию подходящий внешний материал (жидкость того же состава). Животное при непрестанном воспроизводстве своих элементов также редуплицирует морфогенетическую интегральную матрицу (ДНК, РНК), которая формировалась в течение длительного периода зарождения жизни. Но на высших этажах организации оно способно к более динамичному образованию интеграций, а при необходимости столь же динамичному развертыванию их активности. При этом нужно учитывать, что для преобразования систем с элементами высокой сложности требуется особое, также сложное, внешнее воздействие, способное инициировать благотворную взаимосвязь. Сигнальные факторы должны находиться в некотором закономерном отношении к тому «потребному» объекту, который способен разрешить дотоле неразрешаемую активность субъекта. Поэтому во внутренней интеграции они окажутся центром связи с определенным поведенческим комплексом, обеспечивающим разрешение этой потребности. Поскольку «обучение» развертывается под влиянием биологической активности организма, то последующая действенность рефлекса проявится при том же внутреннем состоянии и внешних сигналах, на сей раз инициирующих поведение, увязанное с этими факторами.

Условнорефлекторную реакцию на внешний сигнал называют ощущением, надо полагать, имея в виду несколько обстоятельств. Во-первых, по мере дифференцировки нервной системы биологически менее значимые раздражения от света, звука и т. п. утвердились в собственной сенсорной области, относительно независимой от двигательной системы, в то время как на уровне диффузной нервной системы внешнее воздействие оказывало столь же диффузное реагирование, аналогично безусловной раздражимости. Во-вторых, многообразность сигналов по модальности и типу в процессе дифференцировки специфицировали сферу сенсорики. В-третьих, простейшая реакция на раздражитель, по типу фототаксиса или хемотаксиса, в более развитой форме проявляется как ориентировочная реакция и составляет одну из основных предпосылок условного рефлекса.

Такой же относительно самостоятельный эффект может обрести и двигательная часть рефлекса, что легко выявляется в инструментальных реакциях при удовлетворенной основной мотивации. Можно представить процесс этой эволюции в плане дифференцировки и разделения той слитной активации простейших, когда действует безусловный раздражитель, вызывающий непосредственную реакцию. Позже от основного древа идет выделение относительно самостоятельных сенсорных и двигательных ветвей. Обе они питаются соками активности базовой системы, к тому же перекрещиваются на всех этажах ветвления. Поэтому об их самостоятельности можно говорить, лишь подчеркивая факт относительности. Интеграция каждого уровня вырастает на основе активности элементов предшествующего уровня, вплоть до базовой активации. Но, удаляясь от корней, высшие интеграции способны проявить собственное (относительно) влияние на базе возникших взаимосвязей.

В меру самостоятельности сенсорной системы мы можем выделить отношение к сигнальному раздражителю как «ощущение». Но при этом должны учитывать, что это отношение модулировано активированной подсистемой субъекта, что качество внешнего сигнала определено его объективной взаимосвязью с потребным эффектом, и что только в меру выработанной нашей деятельности с объектом он предстает для нас тем, что мы «ощущаем». У человека современного типа высшие уровни настолько отдалились от непосредственных биологических потребностей, и к тому же его отношение к внешнему миру настолько подчинено социальным представлениям, прошедшим многовековую и многогранную практику, что ощущение конкретных признаков он без сомнения принимает всецело соответствующим тому, что существует в природе. Но как бы не высока была степень объективности ощущаемого цвета, звука и т.п., хотя бы ничтожная доля субъектности будет непременно присутствовать. От этой стороны интеграций никак не избавиться.

Существует мнение, что на основе чувственных данных (ощущения) невозможно образовать восприятие. Напротив, именно на базе восприятия становится возможным выделение чувственных данных и их идентификация. С одной стороны, в такой позиции сказывается «идол эгоцентризма», когда восприятие современного человека становится критерием понимания исходных форм отражения. С другой же стороны, этот подход очень характерен для формалистики. Действительно, если в основе познания мира лежит сканирование бесконечного количества точечных параметров, то организовать восприятие на основе такой базы данных невозможно. Можно привести схожие рассуждения, показывающие безосновательность выделения посылок и участвующих в них признаков объектов и на более высоком уровне, в частности, в умозаключениях по аналогии и индукции. При формальном подходе невозможным становится и познание, и само восприятие. Каким образом может возникнуть выделенный целостный объект среди бесконечного множества иных объектов, каким образом они могут быть различены, как может выделиться (ощущаться) грань между ними, если ощущение возникает как следствие восприятия? Эти вопросы задавать, пожалуй, бессмысленно, поскольку действительный процесс отражения не может быть предметом формальнологического мышления.

В действительности отношение к внешнему миру изначально избирательно, и обусловлено предшествующими формами отражения. Оно определяется потребностями, мотивацией, интересами, целями. Реагирование на звук, свет и т. п. происходит только из-за активированного состояния, а след внешнего воздействия «интериоризуется», если только он способствует восстановлению равновесного устойчивого состояния. Первоначально реагирование возникает на отдельный раздражитель. К примеру, мечехвосты (Limulus polyphenus), живущие с давних времен (350 млн. лет), реагируют на один квант света. Тут уж говорить о восприятии нелепо. Но позже вместе с усложнением структуры животных, в которую входит множество подсистем, образованных на основе отдельных признаков среды, становится возможным формирование интеграций, включающих в качестве отражения внешнего мира комплекс таких признаков. Более точное выделение потребного объекта приводит к отражению по меньшей мере группы свойств, определяющих его как некоторую целостность. Чем больше устойчивых признаков данного объекта будет охвачено в формирующейся системе, тем точнее и эффективнее будет поведение животного.

Поскольку в экспериментах, впрочем, и в реальной жизни, действуют и обстановочные, и сигнальные раздражители, то есть смысл четче представить их роль в образовании условных рефлексов. Обстановочные признаки, вернее те из них, которые восприняты в прошлой практике, становятся фактором усиления определенной мотивации (тонический эффект). Ее активность становится более целенаправленной, чем просто депривация, поскольку задается подсистемой высокого уровня, включающего в себя отражение признаков обстановки. На этом фоне сигнальный раздражитель, его можно сопоставимо обозначить как «фазический», способствует формированию более сложного рефлекса, включающего в себя значимые признаки «сигнального» объекта, разрешающего сложную мотивацию предшествующего уровня.

Содержание представления можно оценить как внутреннюю деятельность на основе ранее возникших отражений. Очень важно иметь в виду, что мыслительные процессы инициируются при заторможенности практических действий из-за их неэффективности. Мотивация сохраняется, так как взаимодействие с объектами среды не привело к удовлетворительному результату. Остаются активированными задействованные мотивацией сенсорные, двигательные, ассоциативные и иные подсистемы. Следовательно, все необходимые процессы внутри системы будут активированы, но без выхода на конечные мышечные акции. Наблюдается при этом и активация миограмм, но тонического характера. Фактически осуществляется весь обычный набор иерархии поведенческих актов, но как бы свернутых внутрь, где внешний мир представлен следами прежних взаимодействий, закрепленных в различных формах отражения. В этом случае опять-таки имеются основные предпосылки формирования новых интеграций. Активированное состояние многих подсистем (элементов), их относительная самостоятельность, неразрешенность мотивации, влияние взаимодействия с отраженными качествами внешнего мира (флуктуации, примесь). Итогом может стать новая взаимосвязь ранее отраженных признаков с определенной формой деятельности на их основе.

Мысль о том, что всякое рассуждение есть в уме воспроизведенное практическое действие или что умственное действие есть «интериоризованное» практическое действие, как результат его перехода во внутренний план, отнюдь не нова. Возможно, нюансом следует считать то, что мыслительная деятельность возникает вследствие бесплодности осуществляемого практического действия. Поэтому во внутреннем плане сказывается неспецифическая активация подсистем иерархически более низкого уровня, чем уровень системы, инициирующей практическое действие. Но бесспорно верно, что мыслительный процесс — это также деятельность с отраженными признаками объектов. Поэтому познание, как возникшая новая интеграция ранее невзаимосвязанных в восприятии качеств внешнего мира, может реализоваться и в сугубо внутренних преобразованиях. При этом в меру того, что субъект проявляет себя именно в деятельности с объектами, познанное есть также форма действий с ними.

Современное познание настолько отдалилось от первичных форм отражения, где явно сказывалось значение акций по разрешению биологических потребностей, что создается впечатление, будто оно протекает самостоятельно, вне зависимости от практических действий. В особенности, когда последние представляются как конечная исполнительная часть деятельности. Поэтому влияние познания на деятельность порой воспринимается так, как если бы то не было единством, а лишь влиянием независимой одной функции на другую. Скрадывается тот факт, что действие развертывается на основе ранее осуществленного познания, а последнее само есть следствие неудовлетворительной деятельной стороны прежних интеграций. Что результат познания, знание, является эффективной формой взаимодействия с внешним миром, даже если возникло в процессе мыслительных действий с их отражениями.

ОБЪЕКТНОЕ И СУБЪЕКТНОЕ

Часто в качестве примера отрешенности познания от практической деятельности выдвигают понятие мнимого числа. Таковое не имеет аналога в действительности, чтобы проделать какие-либо практические действия с ним. Это впрочем, относится и к множеству других математических понятий, возможно и не столь отдаленных от реальности. К примеру, число также есть абстракция, но оно отражает количественную сторону совокупности объектов, поэтому кажется вполне подходящим для действий с ним. Однако бесспорен тот факт, что существуют, положим, два объекта, но не бывает самого по себе «два». В то же время в мыслительной сфере с «два» действуем, как с некоторым объектом.

Даже рассуждая о переходе жидкость — кристалл мы имеем в виду не только метастабильное, сильно неравновесное, следовательно, активное состояние молекул жидкости, но и тот факт, что только специфичное по ряду признаков воздействие способно обеспечить образование кристалла. Иначе говоря, должно существовать соответствие (вернее, единство) объекта (внешнее воздействие) и субъекта (с несбалансированной потенциальной энергией молекул). В интеграции проявляется их взаимообусловленность. Еще более явно это соотношение действует на высших этажах отражения. Активность субъекта выражается в его деятельности по отношению к объекту, а отражаться (входить в интеграцию) будет то качество, которое удовлетворит цель действий. В результате не только увеличивается «интериоризованное» внешнее, но и тем самым субъект расширяет форму проявления своей активности, форму деятельности.

В процессе развития эти две стороны субъекта, деятельность, обращенная на объект, как результат прошлых интеграций, и отражение, как результат новых интеграций, обретают относительно самостоятельные все более сложные формы. При этом проявление активности субъекта уже изначально носит избирательный, в том абстрагированный, характер. Из всего многообразия воздействий он выделяет (реагирует) только на те признаки, которые фиксированы в нем в связи с достижением желаемого результата.

Субъектность проявляется более всего в генерализации выработанной формы деятельности. Собственная активность характеризуется параметрами, обусловленными сугубо самой целостной системой. Поэтому она однотипно (согласно качеству субъекта) распространяется на все окружение. При неспецифической активации под сформированные паттерны действий подпадает широкий круг объектов, что может оказаться полезным для случайного выявления объективных связей.

Также существенным вкладом в процесс отражения является дифференцировка внешних воздействий. Конечный эффект обусловлен обеими сторонами взаимодействия. Субъектность выделения внешних признаков определяется благоприятствованием субъективной цели, объектность обусловлена неслучайным отношением этих признаков к осуществлению желаемой цели. Отвлечение от многих, даже устойчивых, признаков, присущих объекту, хорошо заметно в опытах с дифференцировкой условного раздражителя. При выработке рефлекса на звуковой тон, животное первоначально реагирует на весь диапазон тональностей, порой и на раздражители других модальностей. Это — генерализованная форма отражения. После сочетаний с подкреплением одного звукового тона и неподкреплением другого, дифференцировка формирует рефлекс только на нужный тон.

Дифференцирование на всем протяжении жизни сопровождает процесс закрепления рефлекса. Оно проявляется при всех повторных сочетаниях. У живых существ, возникающая единичная интеграция должна закрепиться, чтобы стать частью целостной структуры организма. Длительная история воспроизводства и очищения организма от ненужных привнесений, делает повторные сочетания желательной, а чаще и необходимой формой закрепления полезных качеств. Повторения, как и накопления однотипных изменений, сопровождаются выделением наиболее устойчивых признаков, что в совокупности утверждает неслучайность новой взаимосвязи.

На высшей стадии развития отражения, при познании, в качестве субъективного привнесения можно выделить обобщение (генерализация) и абстрагирование (дифференцировка). Обобщение, как форма познания, в качестве своих ступеней имеет аналогию (особенное) и индукцию (общее). Эти умозаключения обязаны и обобщению и абстрагированию.

Абстрагирование возможно не только по отношению к признакам данного качества, когда реакция на многие из них затормаживается для выделения наиболее значимых, но и по отношению к количеству однотипных объектов. В экспериментах по выработки рефлекса на количество, довольно успешных для многих видов животных, в том числе и птиц, по-видимому, сказываются оба явления, и генерализация и абстрагирование. Так что выделение «два» как своеобразного сигнала, объекта, вполне объяснимо даже с позиций принципов низших форм отражения.

Фактически и выработка условного рефлекса и познание протекают по существу однотипным образом, по основным стадиям, совпадающим со стадиями развития. Повторность и закрепление можно обнаружить и в уже устоявшихся качествах неживых объектов, поскольку случайные формирования нестабильны, и со временем исчезают.

Разнообразные по величине, модальности, комбинациям внешние воздействия участвуют во многих рефлекторных связях, так что та же самая форма поведения может быть инициирована различными сигналами, как и напротив, те же самые сигнальные раздражители могут запускать в зависимости от обстановки и/или мотивации разное поведение. Однотипные отражения формируются в относительно самостоятельных сенсорных системах, как и паттерны действий в соответствующих двигательных системах. В деятельности их взаимосвязь обеспечивается дополнительными системами общего назначения, осуществляющими мотивационные влияния на активацию, направленность и коррекцию действий. В ЦНС взаимосвязь находит место в неспецифических ядрах, в сенсомоторных и ассоциативных областях коры мозга.

На логическом уровне сформированные благодаря обобщению и абстрагированию отраженные признаки, могут стать самостоятельными объектами мыслительной деятельности. Такое отношение возникает, как уже говорилось, при проблемах, неразрешаемых прежними действиями. Поскольку каждый подобный объект сочетает в себе ввиду его отражательной основы и субъектное и объектное, то действие с ним соответствует действию со следами внешних воздействий в меру отраженного «иного». Результатом может стать еще более обобщенный, абстрактный объект с более широкой причастностью к явлениям природы, но и более тощим содержанием отраженных признаков.

Следует иметь в виду и связь, симбиоз, с внешними объектами, их использование для достижения цели. Первичные формы вполне определенно проявляются у животных при выработке инструментальных рефлексов. У приматов пользование предметами является привычным действием. Неандертальцы и кроманьонцы вводили дополнительную операцию по предварительной обработке камней. Последующее развитие сделало орудие деятельности предметом самостоятельного интереса. Познанные явления использовались для создания посреднических во взаимодействии с природой инструментов, структурируя их в соответствии с качествами объектов и целями деятельности. В человеческом сообществе материализация результатов мыслительных действий индивидов, их обобщение и представление в качестве апробированного метода для всех людей создало иллюзию причастности некоторых достижений к сугубо субъективному творчеству. Более всего подобное отвлечение от реальности приписывается математике, где часто используются вспомогательные абстракции.

Математика, несомненно, стала самым эффективным инструментарием количественного анализа. Действия с количествами привели к форме прибавления, которое легко находило подтверждение в аналогичных действиях с идентичными объектами. Следом формировалось обратное действие, отнимание. Его генерализация привела к не натуральным, действительным числам. Приобрели определенный смысл отрицательные числа. Они соответствовали как бы недостатку, долгу. Суммация одинаковых чисел удобно заменялась действием умножения. Многократное умножение — возведением в степень. Генерализация обратного действия, извлечения корня, привела к мнимым числам.

Для эффективности своих действий человек создает инструментарий, физический (технический) и мыслительный (познавательные методики, математика). В них сказываются и ранее отраженные качества внешних объектов, но и обобщенная специфика потребных, желаемых признаков (в древности — это острота наконечников, удобная форма рукоятки и пр.). В меру обобщения (субъективности) они предстают как собственно человеческое создание, но в меру воспроизводства познанных качеств внешнего мира несут в себе и объективность. Степень субъективности может быть очень велика, как это проявлено в мнимых числах. Поскольку инструментарий используется, то он поддерживается, пока эффективен и полезен. Практика определяет ценность или никчемность нашего творения. Тысячелетия практической деятельности человека утвердили высокую объективность многих его знаний и инструментария, так что использование их в сугубо мыслительных действиях позволяет делать обоснованные новые выводы о природе.

Многие зародившиеся интеграции, в том числе и вещественные, будучи неплодотворными и непригодными в действительности, исчезли. Та же участь постигала и многие искусственные образования, если они были бесполезны в деятельности людей. Но вот вспомогательные абстракции, в том числе мнимые числа как математический инструментарий, в различных вариациях, в частности, в виде степени неперова числа (е), либо в тригонометрической форме, оказались удобными для решения многих задач, — что и утвердило их действенность, а в такой форме и существование.

ПОЗНАННОЕ И ИЗВЕСТНОЕ. ПОВЫШЕНИЕ ОБЪЕКТИВНОСТИ ОТРАЖЕНИЯ

Я пользуюсь различением этих понятий, как их представил Гегель, чтобы разобраться в различии между естественным процессом самого познания и постижением познанного. Интимный процесс познания присущ индивиду, но передача известного, ранее постигнутого, знания, совершается в обществе. Несомненно, современное познание невозможно без общественного знания, причем и по своему основанию, и по цели. В этой области возникают сложные проблемы в понимании не только передачи информации, но и восприятия ее. Поэтому есть смысл хотя бы в общих чертах понять различие между познанием и процессом обретения готового знания, процессом, который, по-видимому, носит несколько иной характер.

Прежде всего следует учесть, что индивид может передать познанное путем его материализации в физических объектах. Материализацию он может осуществить только во взаимодействии с объектами среды. А любая форма взаимодействия исходит из фундаментальных видов взаимодействия. Следовательно, элементарные акты должны быть распределены в пространстве и во времени в соответствие с элементами разложенной интегративной активности системы. Специализированные, в меру их приспособленности к природной среде, двигательные звенья живого организма осуществляют последовательность действий, организация которых согласуется со структурой отражения. К примеру, обучение на уровне высокоразвитых животных заключается в осуществлении поведения, которое ранее было выработано у взрослой особи. У обучаемых должен быть тот же мотив, положим, пищедобывание, который удовлетворяем при повторении схожих действий. Подражание эффективной деятельности значительно ускоряет процесс выработки нужного рефлекса, поскольку отстраняется от множества бесполезных акций, сопровождающих естественный процесс отражения. Но при этом активация затрагивает более узкую область подсистемных структур и их неспецифических проявлений. В идеале могли быть задействованы лишь те подсистемы, которые вовлеклись бы в формирование интеграции, аналогичной той, что задействована у обучающего. В реальности процесс обучения у животных схож с обычной выработкой рефлекса; при этом имеют место и непродуктивные акции, хотя и не столь частые. Такая форма развития протекает быстрее, но охватывает меньшее число активированных подсистем и протекает, как правило, при более слабо выраженной мотивации.

Первобытный человек, как правило, был неспособен строго противопоставить мысленную деятельность реальным действиям с объектами природы. Вследствие этого материализованные образцы: имя, рисунок, тотем, — порой обладали равной ценностью с их действительным прототипом или носителем. У современного человека, когда структура отражения отдалена от биологической базы, отличие процесса познания от обучения познанному более определенно. Точно также и материализация осуществляется своеобразными действиями, отличными от непосредственных действий с отраженным объектом. Письменность, произведения искусства, техника и т. п. — есть проявления деятельности по овеществлению сформированных идей, в которых может значительное место занимать субъектность отражения. Тем не менее они должны быть объективированы, чтобы предстать перед другими людьми в качестве объекта познания. Поэтому форма деятельности также принимает характер, хотя и зависимый от среды, с которой взаимодействует субъект, но и причастный к выработанному им процессу воспроизведения познанной структуры.

К примеру, произносимые слова есть не что иное, как нужным образом организованный поток колебаний воздуха, что обеспечивается двигательными акциями легких, рта, языка и других органов. Атомарные колебания распределены во времени согласно артикуляции. Их последовательность, частота, сила должны как-то соответствовать тому интегративному представлению, которую познавший человек стремится выразить. Эта интеграция должна определенным образом распасться на элементы, доступные воспроизводству во внешнем мире в выработанной субъектом форме. Напротив, слушатель должен осуществить процесс интегрирования этих звуковых элементов. Причем на сей раз в процессе отражения последовательности колебаний должен быть пройден путь противоположный процессу разложения познанного на элементы, а именно, путь поэтапного формирования аналогичных подсистемных интеграций, восходящих до конечной идеи. Если у слушателя отсутствуют соответствующие подсистемы отражения, то разрыв в восхождении интеграций не позволит постичь передаваемое понятие. В худшем случае он попросту будет воспринимать поток звуков.

Представим, что мы сообщаем первобытному человеку закон: при нуле градусов Цельсия вода превращается в лед. Поскольку у него не сформировались понятия температуры (тем более в градусах Цельсия), возможно, неизвестен и лед и суть превращений, то он, конечно, не поймет сказанное. Если же эти явления порознь отражены и понятия сформировались, то процесс интеграции звуков в данные понятия произойдет в течение несколько миллисекунд; новая же взаимосвязь исходных понятий в форме закона будет означать формирование новой интеграции более высокого уровня. Процесс восхождения суммативной системы звуков в подсистемные интеграции по существу повторяет историю формирования последних. Он начинается с простейших электронно-возбужденных состояний рецепторов слуха, проходит весь ряд усложнения форм восприятия через кохлеарные ядра, ядра оливы, двухолмия, вплоть до слуховой коры. Только так во взаимосвязи с двигательными, ассоциативными и другими отделами мозга активируется понятийное отражение известных слов и происходит последующий акт новообразования, их интеграции. Произнесение слов обязано распаду интеграций, постижение смысла произнесенного — повторению процессов интегрирования.

Но есть особенность в конечном этапе передачи познанного. Процесс познания обусловлен известными явлениями неразрешенной активности, неспецифической активации подсистем отражения, случайными взаимодействия (и в мыслительной форме) и т. п. При восприятии знания, активация не охватывает столь широко и глубоко всю систему. Слабым окажется неразрешенное проблемное состояние, может отсутствовать неспецифическая активация, отпадет необходимость в случайных взаимодействиях. Активность проявится в форме ранее выработанной деятельности по образованию связей между представленными объектами (понятиями). Подобным образом мы запоминаем самые различные сведения о мире. При формировании «известного» новая связь отраженных элементов присутствует несколько отстраненно от системы, поскольку в большей степени обязана своим рождением внешним воздействиям. Не так, как при познании, когда новая интеграция, базируясь на всей иерархии предыдущих отражений, всецело вовлечена в структуру системы знаний человека. Конечно, возможно, что в последующей деятельности и проявлении базовых активаций «известное» внедрится в систему как познанное.

В науке, сталкиваясь со многими фактами, предположениями, по ходу возникающими, но и отбрасываемыми (затормаживаемыми), у нас постепенно создаются элементы частных знаний, на почве которых в какой-то момент возникает удовлетворительное общее решение. Но, родившись, оно постепенно отстраняет все излишние случайности, формируя строго направленное решение проблемы. Благодаря этому познанное одними учеными, передается другим в очищенном от несущественных случайностей виде, то есть сугубо по линии необходимых взаимосвязей. Чаще всего передача осуществляется противоположным путем: не от конкретного к общему, а от общего к частному (доказательство по принципу логики). В этом варианте форма деятельности познающего оказывается более специфичной, основанной на ранее отраженных общих зависимостях абстрактного характера, и оттого вовлекается в систему столь же формализованного знания.

В искусстве процесс передачи познанного совершается несколько иным образом. Там автор раскрывает свои мысли, используя определенным образом организованные события жизни, в которых прослеживается структура постигнутой им идеи. Таким путем он предлагает другим проделать аналогичное, но по проложенной им тропе, движение к этой идеи, т.е. фактически осуществить такой же процесс познания, но облегченный авторскими направляющими событиями. В отличие от науки сопутствующие реальные случайные явления здесь имеются, однако в подобранном сочетании, упрощающем познание.

Отражение, будучи материализованным, становится объектом отражения других людей. Тем самым подвергается многообразной деятельности различных субъектов, что позволяет лучшему вычленению объектного содержания. В этом процессе наиболее устойчивым остается присущая природе общность признаков объекта, их закономерная связь. Поэтому многочисленная практика постепенно отстраняет и случайные обобщения, и многие элементы субъективности отражения. Так же, как в индукции набор однотипных суждений позволяет абстрагироваться от несовпадающих неустойчивых признаков, так и разнообразные отражения того же объекта приводят к более точному выделению типичных свойств. Избавиться всецело от субъектности, конечно, невозможно, но по мере расширения взаимодействий с внешним миром и широкого вовлечения людей в сферу познания неизменно идет процесс усиления объектной и уменьшения субъектной стороны отражения.

Литература

1. Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм, М., 1967.

2. Пригожин И., Стенгерс И. ПОРЯДОК из ХАОСА. Новый диалог человека с природой, М., 1986.

Глава 2. Принципы развития. Предмет философии

Понятие «самоорганизация» в наше время так часто употребляют во многих областях науки, что становится как-то неловко выступать против него. Такое представление о развитии возникло во многом благодаря теории Гегеля, хотя его диалектика хорошо соответствовала развитию лишь как воспроизводству организма на основе зародыша, содержащего в себе все основные качества становящейся будущей особи. Наука того времени пока еще была далека от исследования качественных переходов как новообразований. Надо полагать, поэтому Гегель, хорошо знающий научные достижения своего времени, явно или неявно опирался на процесс становления организма как акта развития. О том можно судить, в частности, по его работе «Философия природы», где он тщательно анализирует родовые процессы. Гегелевские сравнения развития идеи с развитием зародыша отмечает, в частности, А. П. Огурцов в послесловии к «Философии природы.» (2, 613) Но позже, особенно после утверждения марксизма в Союзе как абсолютно истинной и всеобъемлющей теории, саморазвитие приобрело право несомненной сущности развития.

Чтобы примириться с распространенным мнением, иногда пытаюсь сгладить значимость «само-», представляя его лишь как удобное в употреблении слово. Оно как бы подчеркивает собственные возможности системы, несколько умаляя воздействия извне. В конце концов, никто всерьез не станет отрицать внешнее влияние на систему в процессе ее качественного преобразования. Почти в любом примере отмечают подвод тепла, повышение или понижение температуры, увеличение давления, концентрации, «накачку» энергии и т. п. Несколько особняком стоят лишь примеры с автокатализом, систем с положительной обратной связью, в которых возникают явления генерации, хотя есть определенные сомнения в правомерности принимать их за новое качество, а не просто за одно из состояний системы. Я, пожалуй, и не стал бы придираться к столь полюбившемуся многим понятию, если бы оно не вносило искажения в представление о существенных факторах развития.

Г. Хакен пишет: «Полезно иметь какое–нибудь подходящее определение самоорганизации. Мы называем систему самоорганизующейся, если она без специфического воздействия извне обретает какую–то пространственную, временную и функциональную структуру. Под специфическим воздействием мы понимаем такое, которое навязывает системе структуру или функционирование. В случае же самоорганизации система испытывает неспецифическое воздействие. Например, жидкость, подогреваемая снизу, совершенно равномерно обретает в результате самоорганизации макроструктуру, образуя шестиугольные ячейки» (1, с. 11).

Рассматривая проблему развития в широком плане, приходится задумываться об основании этого неизменно происходящего процесса. Взгляд на природу Земли и на историю человечества приводит к мысли о вполне направленном развитии природы на нашей планете. Глобальный прогресс все более усложняющихся систем должен найти объяснение в столь же глобальных основаниях. Замкнувшись на специфике системы можно не увидеть природы, в которой существует данная конечная система и которая вынуждает ее изменяться. Уже тот факт, что чрезмерное увеличение количества активированных элементов в системе, обусловившее неравновесность, происходит под действием «управляющего параметра», является свидетельством о доминирующей роли внешних обстоятельств. Хотя бы поэтому не следует принижать природу понятием «самоорганизация» какой-то ее искусственно обособленной части. Хакен и его последователи удовлетворяются одной лишь когерентностью элементов, что частично упрощает подход к «саморазвитию». При качественном преобразовании однотипность элементов, как это бывает во всех генерационных и колебательных процессах, недостаточна.

В первой книге, «Системные принципы эволюции», шла речь о причине количественного роста, относящегося ко всем природным образованиям и вызванного этим неумолимого перехода систем в метастабильное состояние. Таково глобальное основание развития. Но помимо этого можно вполне определенно утверждать и о специфическом воздействии со стороны внешнего мира, способствующем формированию новой интеграции. В предыдущей главе именно эти случайные для системы изменения состояния отдельных элементов обеспечивали возникновение центра нуклеации, благодаря которой зарождалась новая структура. И именно в «интериоризации» специфики этих воздействий заключалось то, что называется отражением внешнего мира.

В последующем изложении мне придется повторять многие сведения и утверждения, приведенные в первой книге. Надеюсь, таким образом их содержание будет лучше выделено и означено.

КОГЕРЕНТНАЯ АКТИВНОСТЬ НЕДОСТАТОЧНА ДЛЯ ИНТЕГРАЦИИ ЭЛЕМЕНТОВ СИСТЕМЫ

Большинство примеров «самоорганизации» оставляют сомнение в том, что действительно имеет место образование новой интеграции. При «накачке» лазера наступает момент, когда большинство атомов излучают однотипные фотоны. Такое когерентное «поведение» Хакен определяет как самоорганизацию. Схожее мнение и у Пригожина. За самоорганизацию он также принимает согласованное движение ансамбля молекул при конвекции (неустойчивость Бенара), когда миллионы молекул образуют конвективные ячейки в форме правильных шестиугольников. Аналогичное явление имеет место в реакции Белоусова-Жаботинского и в некоторых иных реакциях с периодическим изменением состояния вещества при переходе то к одному, то к другому состоянию. «Химические часы» действуют с определенным интервалом времени, и это обстоятельство также свидетельствует о когерентности процесса. Возможны временные и пространственные волны концентраций, к которым некоторые ученые применяют понятие «структура».

Сомнение вызывает именно этот подход. Правомерно ли называть самоорганизацией переход к согласованным потокам или согласованным колебаниям, определять равномерные колебательные процессы как новое качество и видеть в состоянии когерентности некую структуру? Пригожин находит в однотипном потоке связь между молекулами, чем объясняет согласованность их поведения, и эффект дальнодействия только лишь потому, что отдаленные молекулы ведут себя одинаковым образом. Однотипность поведения еще не означает связи.

Если сравнить переход к когерентному состоянию элементов с кристаллизацией, то легко выявить существенную разницу в преобразовании систем. При кристаллизации возникает такое взаимодействие между элементами, которое приводит их к определенному взаимосвязанному состоянию. А когерентность, к примеру, может возникнуть под влиянием некоторого общего для системы внешнего влияния, отчего каждый элемент, оказавшись подверженным равнозначному воздействию, приобретает равнозначные параметры состояния. Такая однотипная активация может проявиться в самой системе в условиях сильной неравновесности, в частности, при наличии общей положительной обратной связи. Так, в лазере индукционное излучение отдельного атома возникает под влиянием световой волны, испускаемой возбужденными атомами. Зеркала создают условие положительной обратной связи. Они возвращают волну в лазер, способствуя ее усилению при воздействии на другие возбужденные атомы. Возникает лавинообразный эффект, охватывающий множество атомов лазера. Излучение каждого из них по параметрам определяется единым влиянием доминирующей волны. Но отнюдь не взаимодействием между атомами, тем более отдаленными в потоке, чтобы утверждать о дальнодействии.

Есть немало примеров подобного поведения особей в популяциях животного мира. В частности, так ведут себя в стаях, стадах, даже если в них отсутствуют вожаки. При возникновении опасности, когда все члены табуна встревожены, бег нескольких особей может увлечь за собой остальных. У мчащегося потока животных нет организации, его можно характеризовать лишь как проявление однотипной активности. Мы являемся свидетелями аналогичного поведения и толпы в современном обществе, когда люди, охваченные общим недовольством, легко поддаются случайной или намеренной «накачки» со стороны, с лавинообразным вовлечением большинства участников.

И Пригожин, и Хакен обращают внимание на преобразования, которые разительно отличаются от когерентности в поведении элементов и представляют собой действительно примеры формирования их интеграций. Таковы известные переходы жидкость-кристалл, образование колоний кораллов, колоний амеб и т. п. Пригожин неоднократно подчеркивает обязательное для них образование ядра нуклеации, вокруг которых группируются остальные элементы. В результате возникает система, где действительно имеются взаимосвязи между всеми ее элементами.

То, что в системах с когерентным состоянием элементов отсутствуют такая взаимосвязанность, можно было бы утверждать, основываясь хотя бы на их тождественности. Взаимодействие возможно только между элементами противоположного состояния. Противоположные спины, противоположная полярность, противоположные заряды и т. п. В потоках же между равнотипными частицами связей не может быть. Тем более нет и дальнодействующих сил, способных охватить всю систему. Не уверен, что используемое в литературе понятие «отрицательное взаимодействие» удачно, хотя для описания того, что Хакен называет борьбой между случайными тенденциями, итогом которой становится доминантный поток, вполне подойдет. Но следует иметь в виду, что «отрицательное взаимодействие» должно было бы привести к отталкиванию частиц, распаду системы, если бы не существовала иная взаимосвязь, связь по основанию, отличному от основания активности элементов. Это, к примеру, для лазеров связь по кристаллу рубина, или для пересыщенных газов в камере Вильсона — нахождение в замкнутом пространстве.

Между целостной системой, пронизанной дальними и ближними взаимосвязями, и системой с однотипно активированными элементами различие кажется совершенно очевидным. Тем не менее в работах естественников почти на равных исследуются преобразования с тем и другим конечным вариантом. Допустимость такого подхода объясняется общими для них явлениями: неравновесное состояние системы, случайность флуктуации или внешнего воздействия, запускающего переход к результирующему состоянию. Имея в виду различие возникших систем, можно было бы предположить, что рассматриваемая в первом случае система однотипно активированных элементов есть стадия в переходе к интегративной системе. Стадия, которая остается предельной для одних систем, но от которой возможен переход к целостному состоянию для других.

Различие между ними заключено уже в форме активации. В одном случае извне идет подпитка элементов, переводящая их в возбужденное, активированное состояние. Этот тип вызванной активности после прекращения внешней «накачки» разрешится выбросом излишней энергии и возвратом в нейтральное состояние. Ничего большего в данном варианте ожидать не приходится. В другом случае, например, когда имеется «недостаток» питательных средств у амеб, кораллов, иначе говоря, когда действует собственная активность (нескомпенсированная противоположность), возврат в прежнее равновесное состояние становится возможным лишь при присоединении «своего иного» из благоприятной среды. Иначе система остается в метастабильном состоянии, и одним из возможных результатов обретения покоя становится взаимосвязанное единство, при котором увеличивается возможность воздействия на среду, но и уменьшается суммарная потребность в «недостатке». В этом варианте также действует однотипная активность элементов, однако, чтобы перейти к новому качественному состоянию, требуется особенное взаимодействие с внешней средой, такое, которое обеспечит своеобразное изменение элементов, требуемое для исполнения роли центра, ядра.

ПРОГРЕСС ПРИ ПЕРЕХОДЕ К НОВОМУ КАЧЕСТВУ

Рассмотрим новообразование с несколько иной стороны. Элемент суммативной системы представим как собственно целостная система. Внутренняя взаимосвязь придает ему некоторое качество, которое как таковое противопоставляется внешнему миру. Неисчислимые воздействия со стороны бесконечной природы подвергают этот конечный объект разрушительным процессам. Его возможности поддержать свою обособленную целостность определяются сформировавшимися в процессе эволюции структурными связями, обусловливающими его собственную активность. Воздействие на среду при положительном эффекте восполняет энтропийно образующийся «недостаток». Но среда не остается постоянно благоприятной для гомеостаза. Она изменяется по далеко не зависящим от этих объектов причинам. Одна из причин — умножение себе подобных — приводит к особо неприятному результату, поскольку все элементы бывают нацелены на приобретение однотипных «своих иных», отчего среда может истощиться в потребной специфической области. Само по себе объединение однотипно активированных элементов ничего нового, кроме суммы «неудовлетворенных», не создало бы. К тому же отнюдь не любая противоположность их состояния способна оказаться полезной для интеграции. Специфическое воздействие, оказавшееся наиболее подходящим для взаимосвязей, охватывающих всю систему элементов, как правило, является внешним фактором, «полезным» для данного состояния. Интеграции, «интериоризовавшие» такие факторы, имеют наибольшие шансы к существованию и росту.

Переход от элементов к интеграции происходит благодаря «усваиванию» новых свойств среды. Тем самым расширяются и возможности возникшего объекта взаимодействовать со своим окружением для поддержания стабильного бытия. Через отражение признаков внешнего мира как бы возрастает содержание системы, а с тем и формы активности, деятельности.

Конечный объект с одной стороны является частицей природы, состоит из ее элементов и в том безраздельно причастен ей. С другой стороны, его обособленная целостность противостоит окружающей бесконечности, отчего он постоянно подвергается воздействиям, стремящимся уничтожить его самобытность. Отражение признаков окружающего мира означает их вовлечение (хотя бы в идеальной форме) в структуру интеграции, а тем самым расширение ее причастности к природе. Проблемы существования, возникающие по мере сопряженного развития ареала, время от времени вводят системы в метастабильное состояние, вынуждая либо подчиниться энтропийным процессам и разрушиться, либо «усвоить» новые свойства природы. Тенденция эволюции устремляет зарождаемые новые образования к все большему охвату противостоящего им мира. Именно познание, высшая форма отражения, позволяет неограниченно усложнять общественные системы посредством включения в ее организацию или структуру знание природных закономерностей, тем самым возможность более эффективно взаимодействовать с окружающей средой.

Понятие прогресса у социологов мыслилось сугубо в историческом плане, а основа так или иначе сводилась к познанию, будь то саморазвитие абсолютного духа, или развитие общественного сознания, или рост научного знания. Казалось бы, марксистский подход выдвинул иную, материальную основу прогресса — рост производительных сил. Но и он неявно свидетельствовал в пользу открытий в сфере взаимодействия с природой — развитие орудий труда возможно только благодаря познанию свойств окружающего мира. Пресытившись техническим прогрессом, некоторые социологи предпочли ему критерий гуманизации общества, то есть степень удовлетворения материальных и духовных потребностей людей, их политическая и социальная свобода. Но едва ли есть право распространить актуальную сегодня идею на всю историю человечества. Мы знаем, что на определенном этапе развития взаимоотношения в общинах и даже между общинами носили вполне гуманный характер. Этнографы, описывающие первобытный социум, приводят множество сведений о нравах, традициях, быте тех времен, вызывающих, особенно в сравнении с тем, что творится в наших обществах, восхищение и некоторую зависть. Но также известно, что природный закон роста в свое время нарушил эту идиллию, породил насилие и неравноправные отношения между людьми. Что насильственный период истории, длящийся десятки тысяч лет, возник с необходимостью, и будет продолжаться еще долгий период. Что каждый этап развития вынуждается напряженностью в обществе, сообщест сообществе, следовательно, негуманность являлась и еще немало времени останется фактором, подстегивающим прогресс.

Еще более сомнительны высказываемые причины прогресса. Самым легким решением проблемы следует признать принцип саморазвития, тем более, когда он придается такой глобальной сущности, как абсолютная идея. Конечно, такой глобальной сущностью можно было бы признать природу. Но наши знания не позволяют распространить понятие прогресса на все явления Вселенной. Нам и незачем замахиваться на Космос, постараемся лишь понять, чем обусловливается тенденция прогресса, но прежде всего — каково конкретное основание поступательного движения человечества.

Относительно этой проблемы нет никаких мало-мальски убедительных представлений. В марксистской литературе чаще всего решение сводят к верчению вокруг оси потребностей: деятельность по их реализации изменяет условия существования людей и их самих, что порождает новые потребности и т. д. И первая и вторая посылки не обоснованы. При образовании потребности, «недостатка», эффективная деятельность по ее разрешению относится к гомеостазу открытой системы. Тем самым происходит возврат к равновесному состоянию, и только. Так что пока единственное объяснение неизменного подталкивания к прогрессу я вижу только в природной тенденции количественного роста.

ВНЕШНЯЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ И ВНУТРЕННЕЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ

У меня создалось впечатление, что та готовность, с которой советские философы приняли понятие «саморазвитие», объясняется их изначальной (во многом официальной) приверженностью к инструктивному диалектическому закону: единство и борьба противоположностей (противоречие) есть сущность и источник развития. Вполне понятно, что при взаимодействии противоположностей возникает их взаимосвязь, что противонаправленная активность может быть охарактеризована во взаимодействии как «борьба», что в возникшей целостности состояние каждой из сторон обусловлено наличием противоположной стороны (единство), что такую взаимосвязь удобно называть противоречием. Но при чем тут источник развития. Как только будет нарушено равенство, во взаимосвязи высвободится нескомпенсированная активность одной стороны, которая будет направлена на обретение прежней нейтральности. Ничего большего ожидать от этого противоречия нельзя. Только воображение, подпитываемое истолкованной на революционный манер классовой борьбой, могло придумать «самодвижение», внутренним каким-то образом возникающее преимущество одной из сторон, ее антагонистическую битву с другой и т. п.

Одно дело гегелевская абсолютная идея, которая в своем начале содержит все будущее. Ее развертывание проходит последовательные ступени становления, отчего каждый объект есть осуществление этой идеи и момент последующего восхождения. Поэтому все сущее, как зародыш, зигота, содержит в себе самопротиворечивость, через которую происходит самодвижение к свернутому в начале конечному состоянию. В ходе развития «полагается лишь то, что уже имеется в себе».

Но если вы придерживаетесь материалистического мировоззрения, то не должны принимать ни платоновские, ни гегелевские сами по себе существующие идеи всего и вся. Следует иметь в виду, что конечный объект не содержит в себе идеи будущего, следовательно, саморазвитие каждого элемента природы не должно было бы самостоятельно привести к будущему, почему-то совпадающему с саморазвитием всех остальных. Тождественность возможна, если отсутствует случайность и целевое качество заранее предопределено во всех саморазвивающихся объектах. Иначе говоря, когда миром правит динамическая закономерность изменений, а законы будущего заключены в исходном материале природы.

После Джона Толанда материалисты строго придерживаются тезиса: материя — причина самой себя. Таково наше представление о бесконечном мире. Однако едва ли кто-то станет утверждать, что каждый объект также есть причина самого себя, хотя почему-то в «самоорганизации» не чувствуют той же нелепицы. Природа — всеобщее, а конечный объект лишь частичка природы, присущая ему и подчиненная общим процессам. В меру целостности она стремится сохранить себя как таковое. Гегелевский принцип: объект выходит из себя и начинает развиваться, — безоснователен. Напротив, его структура, представляющая внутренние противоречия, включает возможности поддерживать свое обособленное единство. Изменяться его вынуждает внешний мир. Он же обеспечивает переход к новому качеству, внедряясь в формирующуюся структуру через отраженные признаки. Тем самым внешнее противоположение преобразуется во внутреннее противоречие, действующее в угоду целого.

Есть серьезная проблема, касающаяся статуса вовлеченного «иного» качества во внутреннюю среду объекта. Оно не всегда включается в структуру как «свое иное» и может оставаться противопоставленным «иным» по отношению к подсистемам предшествующих уровней. В психологии такое противоположение выявляется в соотношении сознательного и бессознательного. На мой взгляд, понятия «известное» и «познанное» лучше характеризуют возможные конфликты высших и низших уровней. При познании активируется вся иерархия подсистем, вследствие чего разрешение проблемной ситуации благодаря отражению становится плодотворным и для «бессознательного», и для «сознательного». Когда же знание передано при слабой собственной активности исходных подсистем, то вошедшее в сознание «иное» может остаться в противостоянии с базовой структурой целого. Тогда возможны и расписанные Фрейдом конфликты «ид» с «эго» и «суперэго».

Поэтому противопоставленность возможна даже в таком целостном объекте, как человек. Еще более значительным может быть разрыв между управленческими органами и базовой (производственно — потребительской) структурой общества, поскольку оно не представляет собой некую целостность, а управление формирует свои действия чаще всего на основании «известного».

Благодаря содержанию «иного», т.е. «известных» признаков внешнего мира, воспринятых управлением, он обладает относительной самостоятельностью по отношению ко всей системе общества. Со своей стороны последующий естественный прогресс самих базовых подсистем будет противопоставляться действующей системе управления, в конечном счете вынуждая ее подчиниться возросшим благодаря познанию новым организационным, тем более интеграционным, функциям.

ФИЛОСОФСКИЕ КАТЕГОРИИ И ПОНЯТИЯ

В наше время наука настолько углубилась в познание природных явлений, что стало возможным заменить абстрактные рассуждения философов конкретными исследованиями.

Если прежде предполагаемые представления о всеобщем стремились «сверху» распространить на достижения естественных наук, то сегодня возникла противоположная тенденция — возвести конкретные знания «снизу» до уровня всеобщности. Философские категории и понятия должны быть выведены при анализе природных процессов с учетом естественнонаучного знания.

ЗАКОН ПЕРЕХОДА КОЛИЧЕСТВЕННЫХ ИЗМЕНЕНИЙ В КАЧЕСТВЕННЫЕ

Возможно некоторые философы, в особенности из бывших советских, посчитали бы более уместным просто продекларировать так называемый закон перехода количественных изменений в качественные и обратно. Я не считаю такой подход убедительным, поскольку сам по себе этот закон, как и любой другой, не может признаваться чем-то абсолютным, и должен утверждаться тем же путем, что и любые естественнонаучные законы, какой бы общности они не были. А это значит, что в процессе познания мира достижения различных наук будут вносить свой вклад и в степень достоверности этого общего вывода и в последующее уточнение, коррекцию его содержания. Он подвержен изменениям так же, как и другие наши знания о развитии. Более того, порой в советской философии он интерпретировался как закон, имеющий значимость достаточного для качественного перехода. Это неверно.

Закон может претендовать только на значимость необходимого. Естественнонаучные данные, как и теоретические исследования и физиков, и химиков, и геологов и др. свидетельствуют именно об этом, но отнюдь не о достаточности. Если произошло качественное преобразование, то с необходимостью можно утверждать о предшествующих количественных изменениях. Но утверждать обратное неверно. Например, количественный рост нейтральных элементов системы будет означать словами Гегеля нечто вроде «дурной бесконечности». При достаточном просторе их численное увеличение не создаст проблем устойчивости и равновесности их существования. Не сформируется условие взаимодействия и взаимосвязи, без чего не возникнет и новое качество. Возможно и худшее. Чрезмерное увеличение активированных элементов может привести к разрушительным результатам.

Классики марксизма не были категоричны относительно прямого перехода. Энгельс выражал закон таким образом, «что в природе качественные изменения — точно определенным для каждого отдельного случая способом — могут происходить лишь путем количественного прибавления либо количественного убавления материи или движения (так называемой энергии)» (2, с.45). То есть определяет его как закон необходимости. Аналогично он интерпретирует отношение Маркса к закону. «Г-н Дюринг же навязывает Марксу следующую мысль: так как, согласно закону Гегеля, количество переходит в качество, то «поэтому аванс, достигнув известной границы, становится …капиталом», — следовательно, противоположное тому, что говорит Маркс» (3, с.118).

В главе «Природный фактор роста» книги первой «Системные принципы развития» были высказаны предположения о природе роста сформировавшихся объектов, сущностей. Они нужны для понимания непрестанных эволюционных процессов на Земле. Предполагалось, что, во-первых, если возникли условия для образования данного качества, то они же будут способствовать возникновению других объектов того же качества. А, во-вторых, что более эффективно, сформировавшаяся новая структура значительно облегчает возможность порождения однородных объектов путем редупликации и распространения. Как, например, зародыш кристалла обеспечивает дендритный рост. Если качественный переход зависит от «необходимой случайности», то после образования структуры ее воспроизводство зависит только от наличия потребных веществ, элементов, что, как правило, бывает присуще породившей его среде.

Для определенности момента качественного перехода философы вводили понятие «мера». Лишь при достижении этой меры происходит переход к новому качеству. Это понятие правомерно, когда рассматривается процесс воспроизводства организма на основе зародыша (или кристалла на базе матрицы). В этом случае все необходимые моменты преобразований содержатся в структуре зародыша. «Мера» вполне приемлема и для фазовых переходов второго рода (типа превращения тетрагональной решетки кристалла в кубическую). Физик Л. Ландау показал, что при таких переходах метастабильные состояния не возникают.

Действительно, следует отметить, что в организме (надо полагать и во всех природных объектах) непрестанно происходят неисчислимое количество (в организме миллиарды, триллионы раз каждую секунду) подобных преобразований (изоморфные переходы, по типу фазовых переходов второго рода, но и распады и восстановления подсистем).

Поскольку при этом основная структура системы сохраняется, то воспроизводство подсистем обеспечивается содержанием системы в целом. Сопряжено изменившейся системой по отношению к повторным частным преобразованиям можно принять также окружающую среду, если она содержит необходимые для этого условия. В частности, многократно при низких температурах вода превращается в лед, поскольку в водоемах находятся требуемые для этого инородные вещества.

Но, имея в виду метастабильное состояние при новообразованиях, «меру» не определить, пока «случайно» не возникнет интеграция. Лишь после многократного воспроизводства нового качества «мера» в сопряжено развитой среде может приобрести устойчивую величину.

СЛУЧАЙНОЕ И НЕОБХОДИМОЕ

С этими понятиями мы встречаемся почти в любом философском трактате. У Гегеля: «реальная необходимость содержит случайность не только в себе, случайность также становится в ней» (2, с.198) — в чем сказывается и действительная взаимообусловленность понятий и их причастность развертывающейся абсолютной идее. В плоскости абстрактных рассуждений шли длительные споры между теми, кто признает лишь необходимость всех явлений (попросту ограничены наши знания), и теми, кто находит все происходящее случайным, поскольку данное конкретное событие есть результат бесконечной совокупности воздействий, или случайность правит миром. К тому же принципу можно отнести объяснение случайности, как момента пересечения причинно-следственных рядов, при котором фактически абсолютизируется необходимость, а случайное ставится в зависимость от него, как следствие пересечения. Как правило, философы, устремившись к предельной абстракции, впадают в крайности либо онтологизации, когда они всецело исключают субъективность в познании, а в понятиях видят абсолютную объективность, каким якобы есть мир на самом деле, либо субъективизации, когда все знание безраздельно привязывается к субъекту.

Более глубокий подход Гегеля, и вслед за ним Энгельса, указывает на «основание», как определяющий принцип оценки этих понятий. «Случайное имеет некоторое основание, ибо оно случайно, но точно так же и не имеет основания, ибо оно случайно» (2, с.191). Энгельс отмечает, что эти противоположности, «если их рассматривать раздельно, превращаются друг в друга. И тогда должны прийти на помощь «основания» (3, с.185).

Физики, без какого-либо обращения к категориям философов, тем более к казуистике их толкований, издавна определили флуктуации в системах фазового перехода как проявление случайности. Им незачем было знать о значении «основания» по Гегелю. Поскольку изучалось фазовое состояние вещества, то отклонения параметров от характерных средних значений должны были возникнуть вследствие своеобразных внешних влияний, то есть по иному, не относящему к данной системе, основанию. Поэтому флуктуации, обеспечивающие фазовый переход, оцениваются как случайные явления, с необходимостью присущие любой системе. Основание такой необходимости лежит в многообразии природных явлений, подвергающих своему воздействию все реальные объекты.

Но это только одна сторона отношения случайное — необходимое, сторона осуществленного развития, где наличествуют и сформировавшиеся структуры с проявлением их закономерностей и суммативные системы со многими степенями свободы их элементов. Сам акт перехода в новое качество показывает существенную сторону перехода случайного в необходимое, что скрыто в проявлении сформировавшейся целостной системы.

Определение случайного в суммативной системе возможно через основание системы, или в противопоставлении внешней необходимости, вызвавшей объединение гомогенных объектов в данном месте и времени. Случайное подчинено иному основанию, иной необходимости, отчего по данному основанию оно случайно. Но, обеспечив единение системы во взаимосвязи, оно становится фактором структурирования новой целостности. Тем самым обретает цену необходимости. Основанием для целостной системы становится уже не внешняя, а внутренняя необходимость, обусловленная случайностью. «Но эта необходимость в то же время относительна. — А именно, она имеет предпосылку (Voraussetzung), с которой она начинает, свой исходный пункт она имеет в случайном» (2, с.196).

Более плодотворным является рассмотрение целостного объекта как исторически сформировавшейся многоуровневой системы. Хотя и в данном случае мы также абстрагируемся от многих случайностей, но от случайностей внешних, «безразличных» к существованию данного объекта; их отсеивание не влияет на активность и функционирование. В целостном объекте мы видим не только системную иерархию, но и те вовлеченные элементы среды, чья случайность по отношению к системам обеспечивает необходимость функционирования их подсистем. Имея в виду тот факт, что действие системы базируется на активации всей иерархии подсистем, что проявление активности последних осуществляется путем их распада (частичного) и восстановления, что этот процесс требует тех же предпосылок, что и имевший в прошлом акт развития, а значит и наличие «случайного», то объект, или общая система, должна содержать и поставлять подсистемам эту необходимую случайность. Фактически функционирование есть повторение истории последовательного многоуровневого наслоения интеграций, следовательно, случайное внешней среды должно содержаться как необходимое во внутренней среде объекта в целом, оставаясь случайным внешним для каждой подсистемы. Такова внеклеточная среда для клеток целостного организма. Но и для сопряжено-развитой среды таковыми являются особенные примеси, обеспечивающие повторные фазовые переходы веществ.

Поскольку случайное в суммативной системе обязано иному основанию, то оно никоим образом не подчинено системе и может представлять собой самые разные качества и количества. Переход к целостности осуществляется при метастабильном состоянии, что приводит к чрезмерно широкому охвату активированных элементов и к возможному образованию различных ядер нуклеации, а значит и многообразных случайностей. Последующая история повторного воспроизводства очистит объект от ненужных, и сохранит лишь необходимые случайности. Это в первую очередь затронет древние подсистемы и их среду.

Из вышесказанного подчеркну самое главное, то, что понадобится при рассмотрении истории обществ, а именно: случайное, способствующее организации общества, позже может выступать как необходимое для ее существования в новом состоянии. Соответственно вектор активности общества приобретает направленность, обусловленную воспроизводством этой необходимости.

ВОЗМОЖНОСТЬ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Понятия «возможность» и «действительность» не лучшим образом подходят для определения процесса новообразований. В гегелевской философии они выступали как существенные характеристики становления, «для себя» развертывания «в себе» содержащего сущего. «… Возможность как простое в-себе-бытие есть нечто непосредственное, лишь нечто сущее вообще». «Реальная действительность теперь равным образом имеет возможность непосредственно в самой себе» (2, с.193). Но если все становящееся содержится в начале становления, то процесс во времени теряет смысл, развертывание может быть сугубо логическим.

К схожему пониманию развития приближается так называемый «диалектический детерминизм», когда придают чрезмерную значимость внутренним противоречиям, самоорганизации, фактически полагая будущее всецело обусловленным сущностью реальных объектов. Официальный исторический материализм во многом следовал такой концепции общественного развития, не сомневаясь, что классовая борьба (внутреннее противоречие) приведет к социализму и далее к коммунизму. Подобный упрек в принципе можно было бы высказать любой теории закономерного развития, если она не включает природные условия неравновесности и случайное, как существенный момент развития. Формирующаяся структура будущей интеграции не может быть определена в настоящем, также как и закон, который родится вместе с рождением новой структуры. Возможность «нечто» предполагает какую-то форму сущего этого «нечто» («идея», «понятие» у Гегеля), но если ей отказано в этом, то возможности, кроме воображаемой, «в самой себе» исходной действительности нет.

Несколько иначе предстает процесс воспроизводства возникшего. В каждом элементе, как в матрице, проявляется структура целого, следовательно, содержится и свернутая форма его становления. Все формы воспроизводства сформировавшегося объекта изначально предполагают идеальную или зародышевую структуру результата. Особенно наглядно возможность, присущая действительности и реализуемая в ее движении, предстает в биогенетическом законе. Становление при этом проходит этапы, заведомо присущие началу, зиготе, и весь процесс довольно хорошо, имея в виду реальную возможность и реальную действительность конечного объекта, согласуется с представлением Гегеля. В этом случае мы вправе пренебрегать однонаправленным временем, полагая однотипное воспроизводство независимым от него, а также утверждать о завершающей стадии становления, как становление взрослой особи.

Но, конечно, развитие реальной действительности на том не останавливается. Она представляет собой не только конечную «вещь со многими свойствами», но и бесконечный «существующий мир». В ней происходит случайный по отношению к реальным объектам их количественный рост, многообразие и случайности запускают новые интеграции, структуры, законы которых никоим образом не были присущи прежней реальности.

Чтобы не впасть в другую крайность и тем самым исключить возможность, присущую общим закономерностям, в частности, закономерности развития, отмечу значение иерархии структур и законов. Возникнув на начальной стадии формирования Вселенной базовые законы, определенные всеобщими структурами реальной действительности того периода, способствовали формированию в дальнейшем более конкретных интеграций с более частными законами. Можно сказать, что в этих законах заключена «формальная возможность» возникновения интеграций следующего уровня, но отнюдь не их реальная возможность. Зная всеобщую закономерность развития, мы способны указать на столь же общую формальную возможность прохождения человечеством необходимых стадий преобразования в целостную систему. Но структура конечного единства принципиально неизвестна. Она не может в действительности предстать как возможное целое, поскольку как целое не содержится ни в какой форме. Если при воспроизводстве целого оно содержится как возможное в зародышевой матрице, и вопрос касается лишь обстоятельств, условий его реализации, то при новообразовании целого его структура является и реальной действительностью и новорожденным возможным, но без необходимого случайного не может быть определена.

ПРИЧИНА И СЛЕДСТВИЕ

Чтобы не распылиться в многообразии причинно-следственных соотношений, которые имеют место в суммативных системах, я ограничусь рассмотрением этих понятий применительно к акту возникновения нового качества. Предварительно отмечу, что при нижепороговом взаимодействии, если даже мы можем исходно указать на действующий и претерпевающий объекты, отдать предпочтение какому-либо из них нам не удастся. Активный объект, воздействуя на пассивный (до того нейтральный по состоянию) объект, тем самым активирует его, причем параметры воздействия и противодействия количественно и качественно тождественны. Определение причины и следствия приобретет в этом случае субъективный характер.

В случае, когда величина взаимодействия превышает порог устойчивости одного из объектов, то после завершения акта он не возвратится в исходную нейтральность и может оставаться в активированном состоянии, с параметрами, обусловленными не воздействием, а собственной структурой. В том же состоянии оказывается живой организм вследствие энтропийных процессов, стремящихся разрушить его противопоставленную целостность. Действие собственной активности отлично от действий, причинивших это состояние, поэтому причина и следствие могут быть определенно разделены.

Для нас очень важен случай взаимодействия, при котором между объектами образуется взаимосвязь, единство противоположностей. Всеобщий закон сохранения, несомненно, осуществляется. Но в возникшем следствии причина не полностью отображена, часть ее эффекта простирается вне взаимосвязи. Растраченное вовне действие объясняется меньшими потребностями элементов во взаимосвязи, чем при обособленном существовании. Разница определяет порог разрыва связи. Следствие и в этом случае не совпадает с причиной и может быть определена как таковая.

Существует мнение, что бессмысленно употреблять однозначно связанные понятия причины и следствия, поскольку каждый объект подвергается неисчислимым влияниям со стороны бесконечной природы. Упускают из виду качественную и количественную определенность объектов, подвергаемых действиям и причиняющих действие. Бесчисленные воздействия в подавляющем большинстве имеют нижепороговую характеристику по отношению к данному целостному объекту. Причинно — следственные отношения определенно выделяются в случаях, когда действие приводит к отличному от его параметров результату.

Еще более значимый конечный эффект возникает при качественных превращениях. Если имеет место однотипность активированных элементов суммативной системы, то действия направлены не друг на друга, а вовне системы. В когерентных потоках флуктуации, причинившие вектор потока или его «узор», завершают свое влияние самим актом «толчка». Но при образовании целостной взаимосвязи элементов прекращение причины не снимает следствие, последнее фиксируется во внутренних связях. Оно способствует формированию нового субстрата, отчего последующая его активация причинит действие, в чем-то обязанное закрепленному следствию. Таким путем причина и следствие сменяют свою причастность к восходящим формам активности. Внешняя причина приводит к следствию, которое, структурируя целое, становится при дальнейшей активации уже внутренней причиной, определяющей действие. Следствие становится причиной.

ОТРИЦАНИЕ ОТРИЦАНИЯ

Поппер, с неприязнью относящийся к диалектике, тем не менее приводил примеры, вполне вписывающиеся в схему триады. Корпускулярная теория света (тезис), была заменена волновой теорией (антитезис), затем обе вошли в единую корпускулярно — волновую теорию (синтез). Тот же процесс можно было бы представить и как отрицание корпускулярной теории, затем отрицание отрицания с переходом на высший уровень, где осуществлен возврат к исходной теории, но обогащенной волновой. Вообще говоря, вариаций на тему отрицаний, отражающих действительный процесс развития, но и искусственные комбинации, высказано множество.

Марксистская позиция сохраняет основной прием Гегеля: развитие как развертывание того, что содержится в себе. Акцент делается не просто на содержащееся, а на возникающее, но внутри той же системы. Отрицание — это форма высвобождения нового «из недр старого». «Разделение на противоположности, их борьба и разрешение», когда «достигается первоначальный исходный пункт, но на более высокой ступени» (4, с.328). Наглядный пример Гегеля — прорастание зерна. Первое отрицание — превращение зерна в росток. Развивающееся растение сохраняет все «положительное» зерна. Второе отрицание — в колосе созревают новые зерна, растение отмирает. Цикл развития приводит к исходному, но на новом количественном, полагается и качественном, уровне. Марксисты предпочитали примеры из классовой борьбы. Наиболее впечатлительным был исторический процесс: бесклассовое первобытное общество отрицается возникшими классовыми государствами, после которых путем второго отрицания, образования коммунистического общества, произойдет переход вновь к бесклассовому сообществу, но на высшей ступени.

Примеры кажутся подходящими к всеобщему закону, но остается неудовлетворенность столь значительным утверждением и его конкретным обоснованием, которое в меру обращения к частным случаям может быть истолковано и отнюдь не всеобщими, а частными принципами. Схема Гегеля: идея — полагание — понятие, кажется убедительной в определении отрицания отрицания; но это в целом надуманная схема. К общим суждениям о развитии должен приводить естественнонаучный анализ известных актов качественных переходов.

Постараюсь выявить в этом процессе такое, что можно было бы охарактеризовать как отрицания. При этом, однако, воспользуюсь понятиями в стиле Гегеля. Каждый целостный объект, элемент суммативной системы, может быть представлен двояко. С одной стороны, он обладает собственным качеством данного объекта, как такового, и в том отличен от внешнего мира. Назовем эту обособленность, «самость», как его «положительность», то, что определяет его как данный целостный объект. С другой стороны, объект причастен природе, он состоит из элементов мира, его существование возможно благодаря постоянной взаимосвязи с внешней средой (абсолютно замкнутых систем не существует). В том сказывается его слабость, подчиненность внешнему, зависимость от мира, противостоящего собственному качеству, иначе говоря, его «отрицательность».

Перехода от суммативной системы к целостной можно разбить на два основных этапа. На первом, природный процесс роста объектов или попросту внешние влияния нарушают целостность элементов и переводят их в активированное состояние. Это означает доминирование отрицательности, неспособность самих объектов сохранить свою качественную особенность, признание превосходства окружающей природы. В системе возрастает количество действующих элементов, учащаются и усиливаются их столкновения. Этот этап неравновесности, метастабильности предстает как отрицание равновесного нейтрального состояния элементов и системы. При этом, однако, элементы не разрушены, они сохраняют структурное наследие, а с тем и возможность восстановления или вовлечения в последующие интеграции. Кроме поддержания внутреннего достоинства элементов система сделала шаг в развитии благодаря увеличению их активного количества, расширению количественной возможности.

Второй этап заключается в преодолении «отрицательности». Или, употребляя те же понятия, в отрицании отрицания. Природный процесс не остановить и систему не вернуть в прежнее равновесное состояние. Количественное пересыщение должно воплотиться в качественно новую взаимосвязь. Простое суммирование такую задачу не решит. Требуется внести противоположность в системные отношения. Основанием для нужных изменений сама система не способна стать. Никаких саморазвертывающихся абсолютных идей нет, как нет и самодвижения противоположностей. Внешний мир подвергает элементы системы случайным изменениям, из которых наиболее плодотворные обеспечивают системную интеграцию. Включив во внутреннее противоречие новое «иное», «отрицательное», родившееся качество обретает по отношению к началу расширенную «положительность», а с тем и большую устойчивость.

Рассматривая весь акт развития в целом можно сказать, что первоначальная целостность (положительность) элементов уступает место их активированному состоянию (отрицательность), столкновениям, метастабильности (первое отрицание), чтобы затем вновь обрести целостность (второе отрицание), но на более высоком уровне. В процессе эволюции совершается множество таких циклов, что делает эти этапы достойными статуса закона отрицания отрицания.

Пример Гегеля: зерно — растение — зерно, — не лучшим образом соответствует процессам новообразования, но является вполне подходящим для подспудной основы всей его теории, процессов воспроизводства. В этом варианте исходный зародыш, содержащий в себе как возможное все стадии исторического становления, благодаря опять-таки количественному росту базовых элементов повторяет пройденный путь, преобразуется в росток, растение (тем самым отрицая свою исходную форму), которое, достигнув зрелости, рождает вновь (второе отрицание) свои плоды. При этом, однако, вовсе не обязательно, чтобы конечный результат повторил начало на более высокой ступени. Возможные мутации имеют непредсказуемый эффект и в общем случае скорее вредны, чем полезны для существования. Как правило, в организме есть выработанные механизмы ограничения мутационных вариаций. К тому же, как утверждают генетики, прижизненные изменения систем высшего уровня у животных не откладываются в генах; последние подвержены, как правило, воздействиям низшего уровня — излучения, химия и т. п.

Марксистский пример в принципе хорош для демонстрации закона отрицания отрицания. У меня есть только одна претензия к трактовке: классовый характер отношения в обществе следует воспринимать как следствие насильственных отношений между народами. Первое отрицание происходит намного раньше и сказывается не в отдельно взятом обществе, а между ними. И точно так же единая взаимосвязь возможна во всем человеческом сообществе, но не в отдельных его подразделениях. То есть следует изначально рассматривать систему существующих людей на планете, которая проходит известные этапы преобразований. Этап отрицания своего устойчивого существования, период количественного роста и насильственных взаимоотношений, как и этап предстоящего в далеком будущем преобразования в целостную систему, действующую как единый организм. При этом, как это часто бывает и при фазовых переходах первого рода, в различных местах возникают локальные объединения, в них могут происходить промежуточные переходы, преобразования, которые только в дальнейшем охватят систему в целом. Каждый подобный цикл также может оказаться подверженным закону отрицания отрицания.

ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ

Были времена, когда частные науки развивались под эгидой философии. Мировоззренческая проблема: каким образом из «единого» или из основных элементов мира могло возникнуть видимое многообразие, — была определяющей для многих изысканий. Однако со временем собственные естественнонаучные задачи позволили обрести физике, химии, биологии и множеству иных наук самостоятельность и, более того, постепенно оттеснить философию к пропасти беспредметности. Физиология и когнитивная психология начали заниматься познавательными процессами, всевозможные логики (не диалектические) присвоили область мыслительных выводов, что казалось последним убежищем философии. Кибернетика легко прибрала к рукам обобщенную теорию систем, организации и управления. Удар по представлению о роли философии как обобщения наук все же не стал смертельным, поскольку кибернетике поддавалась лишь уже сформировавшаяся, «ставшая» область явлений. Процесс развития оставался прерогативой философии. Поэтому для нее синергетика могла бы стать самой убийственной теорией, которая окончательно лишила бы последней зацепки для философии иметь собственный предмет исследования. И, видимо, пришлось бы признать отмирание философии, если бы не тот спасительный и бесценный для нее факт, что синергетика принципиально не способна создать формализованную картину развития.

В древности философия будучи «наукой всех наук» была занята обобщенным представлением о мире, и более всего соотношением субъективного и объективного в познании.

После того, как естественнонаучные теории обрели собственные методы исследования, в немалой степени опирающиеся на формальную логику, и независимо от философии добились больших успехов в познании природы, естественно возник вопрос: имеются ли такие явления мира, для изучения которых нужна философия? Многие институты философии приводят целый набор различных учений, которые якобы принадлежат философии. Но одни дисциплины также обладают собственными методами и не испытывают необходимости обращаться к философским категориям и понятиям. Они, как и другие естественные науки, могли бы отстраниться от философии. Что же касается таких направлений как философия религии, науки, истории и пр., то они для философии являются вторичными. Следует прежде определить собственный предмет и отличные от иных наук особые методы изучения, чтобы утверждать о пользе, тем более необходимости философского анализа определенных сфер человеческой деятельности.

Эта проблема обсуждается уже несколько веков. После Гегеля даже многие материалисты, в том числе Энгельс, пришли к выводу, что предметом философии является мышление. Но за прошедшее время различные стороны мышления стали успешно исследоваться естественными науками, физикой, биофизикой, биохимией, физиологией. С другой стороны расплодилось множество формальных логик: модальная, вероятностная, паранепротиворечивая, ограничивающие даже закон тождества, и пр., — которые стремятся охватить весь диапазон мыслительных процессов, но которым противоречат законы диалектики. Следует все же полагать, что мышление человека — слишком широкое явление. Для философии я бы выделил в нем только акты отражения и их высшую форму — познание.

При этом подходе перед философом ученым (не богословом) встает проблема истока познания. Известный факт, что все сущее на Земле состоит из одних и тех же начальных элементов, из атомов и молекул, вынуждает задуматься над какой-то особенностью их взаимосвязей, обусловившей у сложных образований, таких как животные, а позже человек, способность ощущения, восприятия, познания.

Иначе говоря, философ встает перед задачей: если есть присущий ему собственный предмет, то следует определить его предпосылки даже в явлениях низших уровней, и доказать, что они не могут быть объяснены естественными науками. В частности показать, что существуют такие физические явления, которые физика принципиально не способна изучать своими методами, отчего необходим философский подход.

Явления типа фазовых переходов первого типа, когда возникают метастабильные состояния, выход из которого не может быть определен физической теорией, подробно описаны в книге первой, в главе «Качественные преобразования в физике и химии».

Можно подойти к этой проблеме с другой стороны. Познание определяет наше развитие, развитие наших возможностей во взаимодействии с внешним миром, следовательно, формальная логика, наиболее действенная для математических методов, но и для привычного мышления ученых — естественников, не способна постигать эту сферу действительности. Изменение, развитие, качественное преобразование объектов противоречит принципу тождества. Именно эта сторона действительности неподвластна формальнологическому мышлению, и требует иного, диалектического осмысления.

Представление главного момента перехода (скачка) к новому качеству, «интернализация» внешнего, иначе, отражение случайного фактора внешнего мира, подвластно только философии. Формализация и математизация этого момента развития принципиально невозможна. Именно диалектика позволяет понять взаимоотношение исходного и конечного объектов, и постичь процесс, при котором конечный объект вынужденно стремится приравняться к бесконечной природе путем вовлечения в какой-либо форме признаков внешнего мира в свое содержание. Предмет философии — качественные преобразования, как акты развития, при котором происходит «интериоризация», отражение признаков внешнего мира.

Надо полагать, была причина, приведшая к разрыву между гуманитарными и естественными науками. Химики постоянно обращаются к физике, решая многие свои задачи с ее помощью, биологи при углубленном анализе сталкиваются с физическими и химическими явлениями, психологи с физиологическими явлениями. Но все попытки историков и социологов подтянуть общественные явления к психологии или физиологии кончались неудачей. Будто в восхождении природных объектов до уровня человека возникла брешь, не закрываемая естественным переходом. И виновато в том было состояние человеческого сообщества и отдельных обществ, которые, несмотря на желание представить их как целостные системы, таковыми не являлись. Значительная степень суммативности, но к тому же специфическое качество человека, его сознательная деятельность, придавала элементам и их локальным объединениям относительную независимость, а вместе с тем и чрезвычайное многообразие. Бесплодные попытки найти основание, к которому можно было бы привязать разнородные единицы, породило нигилизм по отношению к всеобщим законам развития. Грубо говоря, его суть сводится к тезису: раз не способны понять закономерность эволюции, тем хуже для нее.

Философам, конечно, не пристало сдаваться. Всеобщие категории должны настраивать на подчинение им всего сущего. Так именно и поступали выдающиеся философские учения прошлого. В наше же время все больше внимания стали уделять изучению конкретных явлений, отчего возникли сомнения во всесильности прежних абстрактных понятий. На сей раз возросло значение естественнонаучного подхода к проблемам развития.

Если прежде философия высокомерно отстранялась от черновой науки и лишь снисходила до ее результатов с тем, чтобы показать непременную причастность новейших открытий своим изначально предписанным принципам, то теперь ей следует доказывать свое право на существование. Для этого необходимо отказаться от своей привилегированности и снизойти до уровня естественных наук, чтобы постигать закономерности и те особенные процессы, выявляемые при изучении самых разных уровней материи, от физических до общественных. Базируясь на полученных результатах делать шаги в понимании общих принципов развития, выявляя при этом специфическую, но существенную роль отражения в этом процессе.

ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ И ЕСТЕСТВЕННЫЕ НАУКИ

Соответственно философия истории должна ограничиться лишь той стороной эволюции человечества, которая не подвластна методам иных дисциплин. Теория диссипативных систем показала, что не только равновесные периоды роста элементов, но и слабо неравновесные стадии вполне доступны формализованному походу. Линейные и нелинейные уравнения справляются с их описанием. Вне их компетенции остается скачок, переход к новому качеству с отражением внешнего мира. Именно этот момент очень важен для философии, а, в частности, для философии истории важно понять и оценить влияние познания, познанного и известного на организацию и преобразования обществ, сообществ.

По мере усложнения жизни стремление к познанию и творчеству обретает большую необходимость, и порой предстает как самостоятельная направленность деятельности людей. Искусственное преобразование окружающей среды, биосферы, искусственные формы управления, типы коммуникаций и вообще огромная сфера культуры вносит в систему такие качества, которые не поддаются естествознанию. Философский подход остается востребованным.

Если же учесть, что все обычные природные процессы, несомненно, протекают и в жизни сообщества людей, т.е. непрестанное воспроизводство возникших общественных единиц, их количественный рост, напряженные, метастабильные периоды и прочее, то одной философией истории, конечно, не обойтись. Необходимо объединение усилий всех наук, их интеграция, для глубокого и полного представления эволюции человечества.

Литература

1. Хакен Г. Информация и самоорганизация, М., 1991.

2. Гегель Г. Философия природы, М., 1970.

3. Гегель Г. Наука логики, т.2, М., 1971.

4. Энгельс Ф. Диалектика природы, М., 1969.

5. Энгельс Ф. Анти-Дюринг, М., 1952.

Глава 3. Информация

Ученым присуще стремление к истине, желание утвердить познанное, как совершенно объективное знание, хотя всем хорошо известно, что такового не бывает. Это стремление вполне понятно, когда исследуются закономерности физического, химического мира. Мы познаем природу, все лучше постигая независимые от нас законы. И стараемся по возможности подтвердить достигнутое доказательствами, экспериментами, практикой. Но одно дело, когда изучаются закономерности внешнего мира. Мы как бы со стороны пытаемся разобраться во взаимосвязях, существующих в нем, и намереваемся представить явления в как можно более объективном свете. Такое стремление полезно и плодотворно.

Однако совершенно иное дело, когда тот же подход распространяется на процесс, сущность которого заключена в самом взаимодействии человека и внешнего мира, или, обобщенно, субъекта и объекта. Неустранимое желание объективации этих явлений часто приводит к попыткам онтологизировать соответствующие понятия. А такой подход изначально обусловливает ошибочность представления, поскольку исключает одну из сторон взаимодействия — субъекта. Таким было, в частности, понятие «отражение». Еще более тесно привязанной к объективному миру оказалась «информация».

Два прямо противоположных подхода к изучению информации вывели ее из отношения субъект-объект и представили только лишь как объект. В одном случае исследованию подвергался процесс передачи информации, который осуществлялся физическим путем, посредством разнообразных электрических колебаний, осложненных обычными помехами, искажениями и т.п., что навевало мысль о столь же объектной природе информации. Во втором, напротив, философское абстрагирование и неуемное воображение придали информации онтологический характер. В крайней форме информация представлялась объективно существующей вне субъектов (людей) и независимо от них. Будто она сама определенным образом действует на объекты (окружающие тела) и отражается в их структуре.

Отмечу также несколько забавное различение отражения, как философского понятия, и информации, как общенаучного. Существуют философы, которые возводят себя в ранг элиты, а свои доктрины полагают будто бы обладающими наднаучной значимостью.

ИНФОРМАЦИЯ КАК ОБЪЕКТНАЯ СТОРОНА ОТРАЖЕНИЯ

Обратимся к ранее рассмотренному понятию «отражение». В описании я старался показать, что отнюдь не любое взаимодействие приводит к отражению и отнюдь не любой субъект и не при любом состоянии способен отражать определенное воздействие. Что следует иметь в виду качественные и количественные характеристики воздействия, которое оказывает такое влияние на метастабильную систему, что она обретает целостность. Благодаря этому эффект воздействия обусловливает определенное содержание структуры. В отражении осуществляется единство внешнего, объектного, и внутреннего, субъектного. Именно объектную сторону отражения я предпочитаю определять как информация.

В литературе имеются несколько схожих понятий информации. К примеру, информация, как «поддающееся объективированию содержание отражения» (1, с.73). Оно выглядит более определенным, чем мое предложение, и, так сказать, вполне прагматичным. Но при том возникает множество проблем, которые сводят на нет определенность. Что понимать под процессом объективирования, тем более под свойством «поддаваться» такому действию? Возможность объективации исходит от возможностей субъекта или это абстрактная подверженность вообще? В первом варианте информация окажется всецело зависимой от субъекта. Во втором, придется обратиться к очень развитой надсистеме, чтобы выявить, что из отражения могло бы быть объективировано. Как, например, в экспериментах с условным рефлексом, где объект, сигнал, задан исследователем; следовательно, именно он способен отметить информацию в отражении. Или догадаться, какой из окружающих объектов сформировал рефлекс животного. По отношению к человеку для этой цели понадобится сверхъестественное явление, властвующее над мыслью и поведением людей. В противном случае информация остается столь же туманной, как и в моем определении.

Близким по содержанию является также «концепция информации как стороны отражения, допускающая передачу и объективирование (в частности, передача информации в ЭВМ в виде нулей и единиц)» (2, с.23). «На наш взгляд, информация выступает как некоторый инвариант отражения, именно то, что может объективироваться при трансформации и передаче преобразований отражения» (2, 20). Определенность, но и ограничение, вводится признаком передачи и объективирования. И то и другое опять-таки зависимо либо от возможностей субъекта, либо от некой надчеловеческой сущности. Но вот внесенное ограничение отстраняет суть информации как постигнутой объективности, обеспечившей развитие и приспособление самого субъекта к внешней среде, независимо от возможности последующего объективирования и передачи. Одно лишь указание на объектную сторону отражения в моем варианте выделяет ее значимость для возвышения качества субъекта, не обусловливая информацию возвратной материализацией отраженного. В таком представлении не ущемляется понятие информации, как содержания, полученного от внешнего мира в процессе приспособления к нему (Винер).

Рассмотрим теперь информацию, учитывая, что проявление всех форм отражения осуществляются в процессе воспроизводства истории своего возникновения. Этот фактор функционирования я подчеркивал не раз. У организмов активируются системы, подсистемы, происходит выработанная форма взаимодействия с объектом, повторяется восхождение интегративных процессов от первичных элементарных актов рецепции до конечной высшей формы. Ощущения, восприятия объекта возможны только в результате действия с ним, или с его следами, по закрепленному в организме паттерну. Исходя из этого, можно утверждать, что информация так или иначе связана с субъектом.

Передача информации от одних субъектов другим, активация и деятельность последних благодаря воспринятой информации, корректирует отражение, и все более четко выделяет его объектную сторону. Происходит дифференциация отражения, в результате чего информация все более освобождается и от ошибочных случайностей и от стороны субъектности. Конечно, ей не дано всецело очиститься от того и другого, она не может абсолютизироваться и будет всегда, хотя бы в ничтожной мере, отягощена субъектностью.

Этот момент так или иначе сказывается почти во всех определениях информации, не учитывая, конечно, необузданное «философствование», когда абсолютизация выводит на онтологический объект. В определениях, где идет количественная оценка в, казалось бы, «объективном» процессе физической передачи информации, с необходимостью должно быть выделено множество событий, относительно которого вычисляется вероятность передаваемых сигналов. Конечно, наибольшая нагрузка субъективности приходится на передаваемое сообщение, которое кем-то, как-то воспринято. Но, даже ограничившись самой организацией передачи, можно отметить, что здесь субъектность довлеет прежде всего над базовым конечным множеством событий. Оно принимается таковым искусственно в системе общения субъектов, представляя собой удобную форму первичного объективирования отражения для последующего восхождения интеграций исходных элементов. К примеру, ими могут быть буквы алфавита, известного для передающих и принимающих, или иные типы признанных в общении исходных кодов.

В частности, шенноновская информация приобретает количественную оценку, базируясь на ограниченном резервуаре сигналов. Этот момент повторяется почти во всех формализациях информации. Расчеты идут относительно множества событий N. Благодаря как-то избранной исходной конечности множества сигналов становится возможным расчет уменьшения неопределенности у получателя информации. Обратной стороной такой объективации становится потеря смысла информации.

ПЕРЕДАЧА ЗНАНИЯ И ПРИЕМ «ИЗВЕСТНОГО»

Процесс материализации отраженного заключается в воспроизведении той деятельности с внешним объектом, которая зафиксировалась при формировании отражения. Но если на низших уровнях «обучение» путем подражания осуществляется повторением выработанных действий, то у человека дифференциация сторон отражения привела к относительно самостоятельным сферам познания и воспроизведения познанного. Элементарные акты действий с объектом в восприятии объединены в некоторую интеграцию, которая при последующем воспроизведении должна вновь распасться на известные элементы взаимодействий. Поскольку в таком случае объект отражения, как правило, отсутствует, а представление обусловлено сохранившимися следами прошлых взаимодействий, то при воспроизведении отраженного вырабатывается форма передачи через иные виды элементарных актов, хотя и как-то соответствующие актам исходных взаимодействий.

Процесс формирования согласованных отображений одних акций в другие, то, что в искусственной сфере называют кодированием, имеет собственную историю. Первоначально он протекает по выработанному образцу действий, обусловленных сформированной интеграцией, но при ослабленной первичной активности. Так бывает, когда насыщенное животное под влиянием активированного инструментального условного рефлекса воспроизводит выработанный паттерн действий. Аналогичное поведение осуществляется и при обучении детенышей. Хотя нет выраженного стремления съесть пищу, животное повторяет весь комплекс поведения. Фактически сказывается надстроенный над первичной мотивацией ее новый тип, мотивация общения и передачи отраженного ближним особям. У первобытных людей подобная деятельность также активируется при заторможенной биологической мотивации или при отсутствии условий для ее практического разрешения. Воспроизводство выработанных навыков упрощается, когда они отстранены от безусловных и тесно связанных с ними условных действий, отстранены более, чем инструментальные рефлексы высшего порядка у животных. Благодаря этому обретается относительная независимость новых поведенческих форм от биологических мотиваций.

Как в мыслительной сфере деятельность осуществляется по отношению к некоторым типичным признакам представляемого объекта, так и материализация представления реализуется путем воспроизведения основной группы отраженных черт. Человек лишь на достаточно развитом уровне стал выявлять множество частных деталей внешнего вида объекта. Это был результат длительной дифференциации и выделения признаков как самостоятельных объектов. На раннем этапе наличие или воспроизводство немногочисленных характерных признаков достаточно, чтобы выделить потребный объект. Эта группа признаков служат вполне адекватным отображением объекта, реальное многообразие признаков которого по существу совершенно излишне для многих целесообразных действий.