Бесплатный фрагмент - Эволюция

Глава 1

Пещера

Я с сожалением смотрел на догорающие в костре куски своего рейдерского комбинезона. И тут одно из двух — либо заявленная инженерами температура устойчивости к пламени оказалась прилично так завышена, либо костер был совсем не прост. Правда наблюдать столь захватывающий процесс приходилось из очень неудобной позы — я висел, подцепленный к длинному шесту за связанные руки и ноги. Никогда бы не подумал, что столь характерную позу для героев древних приключений в диких дебрях Африки придётся примерить на себе…

…

Плановое трехнедельное исследование планеты показало полное отсутствие разумной жизни, а так же опасных для человека животных и растений. И только популяция огромных улиток содержала в мышцах смертельно опасный токсин. Но гурманов-французов на борту моего исследователя отродясь не бывало. Потому и расстраиваться было некому. Уверовав в полную безопасность, я заимел привычку в тихой охоте заходить всё дальше и дальше от корабля. Привычку, как оказалось, дурную. И однажды тихо доохотился…

Удар, на время погасивший свет, я не почувствовал, и только осознал уже после пробуждения — голова трещала нещадно, а на затылке ощущался приличных размеров синяк. Сознание вернулось в огромной тёмной пещере, где из всего многообразия предметов, за века приспособленных человеком как источники света, имелись только большой костер, пара факелов да лучины. И потому разглядеть своих похитителей долго не получалось. Единственное, что отметил для себя, это общее сходство с людьми — те же две руки, две ноги и голова. Да и черты лиц, иногда проступавшие из сумрака, напоминали вполне человеческие. Если бы не странного цвета кожа. Что вполне можно было отнести к неестественному освещению. И размеры тел… Огромные. Не хотелось проводить неприятные аналогии, но ни к месту припомнился циклоп Полифем из бессмертной Одиссеи.

С меня быстро срезали комбинезон — на удивление ткань, неприступная для любых механических воздействий, легко сдалась перед небольшими сколами какого-то местного минерала, используемого аборигенами в качестве режущего инструмента. Оставалось надеяться на пеленгатор, который обязан был успеть передать мои точные координаты на корабль, перед тем как отправиться в огонь. Кто бы мог подумать, что планета оказалась заселена гуманоидами!

Когда мою жердь пристроили на примитивные козлы в углу пещеры, соседство откровенно напугало — рядом висела туша местного подобия земного оленя. Милые животные, что во множестве паслись вокруг корабля. Стоит признать, вкус у приготовленного на углях оленьего мяса был восхитительный, и потому такое гастрономическое предпочтение пещерных жителей не удивляло. Но… Себя в качестве блюда я представлял слабо. Хотя… Может быть и напрасно. Надо было срочно что-то придумывать. Всё-таки существо, покорившее бескрайние пространства, не должно быть банально съеденным. Навязчиво всплывающий в уме пример Кука, я старательно гнал от себя. Интеллект обязан помочь выкрутиться из непростой ситуации. Но поза барана, висящего на вертеле, сковывала любую интеллектуальную деятельность. Как, впрочем, и болезненный синяк на затылке. Чёрт!

Аборигены, судя по всему, не имели развитого языка — между собою общались короткими гортанными выкриками и в основном жестами. Правда, почему в царящем здесь сумраке было выбрано настолько неэффективное средство коммуникации, оставалось тайной. Да и ладно. Проводить тонкий лингвистический анализ обстоятельства не позволяли.

И только меня сняли с шеста и потащили к общественному костру, как спасительная мысль молнией пронзила сознание. Судя по внешнему виду местных аборигенов, их метаболизм вряд ли сильно отличался от человеческого, и местные улитки должны были быть столь же ядовиты и для них. Когда меня положили на огромный плоский валун, судя по кровавым подтёкам, служащий для разделки на порционные куски, я быстро свернулся калачиком и начал очень похоже скрипеть, подражая брачным песням местных гигантских улиток. Спасение было только в проведении аналогии улиток со мной…

Неожиданно все притихли и рука, занёсшая каменный аналог молота, замерла. Я начал скрипеть ещё интенсивнее, вознося про себя горячую молитву всем земным богам сразу. И… О, чудо! Боги меня услышали. Аборигены побросали свои дела и сгрудились вокруг. Начали гукать между собой, показывая руками странную фигуру в виде кулака и оттопыренных крайних пальцев. Ага! Это они демонстрировали друг другу улиток. Значит возымело. Спасён!

Меня стащили с аналога разделочной доски и бросили на тонкую подстилку сена. Любознательные детишки обступили вокруг и периодически с интересом тыкали лже-улитку кривыми палочками. Пещерные жители сами по себе были раза в полтора крупнее обычного человека. И по габаритам, я больше походил на большого ребенка.

Аборигены тем временем провели замену в сегодняшнем меню — вместо меня притащили соседа по козлам и быстро разделали на жаркое. Пока олень жарился на ужин, всё население пещеры собралось вокруг костра. Чтобы не тратить время попусту, я занялся наблюдением за нравами самого настоящего первобытно-общинного общества. Конечно, в неглиже заниматься антропологическими исследованиями оказалось не совсем с руки, но на какие только ухищрения не пойдёшь ради науки.

Речь у местных, судя по всему, развита была слабо, только гортанные выкрики, в изобилии сопровождаемые жестами, ужимками и гримасами. Благодаря чему, даже избалованному обилием средств коммуникации цивилизованному человеку не составляло большого труда понимать эту примитивную речь. В ожидании ужина рассевшаяся вокруг костра аудитория внимала сильному полу. А те по очереди выступали, рассказывая о дневных успехах в охоте. Так очередной докладчик сперва начинал колотить себя кулаками по мощной волосатой груди, привлекая внимание, затем, устрашающе гукая и помогая себе жестами, демонстрировал, как завалил оленя или поучаствовал в загоне, или, надрываясь, тащил добычу в пещеру. В общем выступающие, кто как мог, хвалились своей силой и ловкостью. Женская половина пещеры с детьми слушали эти примитивные охотничьи байки открыв рты.

Когда очередной «рассказчик» начал подражать неловкой походке своей сегодняшней добычи, это вызвало всеобщее гоготанье зрителей и неприятно поразило меня — ещё совсем молодой самец неумело попытался повторить мою собственную походку. Нахал, судя по разыгрываемой сценке, подкрался сзади и огрел кулаком по голове. Зрители были в восторге от представления и потребовали выступление на бис. Повторно наблюдать охоту за своей персоной оказалось неприятно вдвойне. Да и исполнение весьма подкачало — добыча абсолютно не соответствовала оригиналу, лежащему теперь на подстилке. Не люблю самодеятельности. После такого успеха само собой наступил черёд и добыче поскрипеть улиткой на потеху непритязательной публике…

Я так понимаю, это у них было что-то вроде коллективного просмотра самых свежих новостей. Перед ужином. Когда же мясо достаточно приготовилось — слегка обуглилось и перестало истекать кровью, население пещеры мгновенно забыло о развлечениях и набросилось на еду. Первыми, как и положено в примитивных сообществах, вкушали самые сильные. Остальные с завистью наблюдали. Затем получали свою долю мяса молодые женщины, а уж потом все остальные — самки бальзаковского возраста, дети и трое стариков. Умяв всем кагалом здоровенную тушу, все тут же повалились где попало на пол и уснули. Мои настойчивые попытки освободиться от пут оказались безрезультатными — какими бы аборигены не были примитивными, связывать добычу они умели надёжно. После неудачных попыток пришлось тоже уснуть, в надежде, что утро вечера мудренее…

Проснулся от того, что какой-то ребёнок настойчиво тыкал в меня палочкой. В этом примитивном сообществе первыми просыпались дети, наверное не перегруженные плотным ужином — им со стола доставались только объедки. Впрочем, «улитке» вообще ничего не досталось. Возможно, все посчитали, что ей достаточно и того сена, на котором она прикорнула. Хотелось и есть, и пить, и в туалет. Мой быт пока не был должным образом обустроен, как то положено цивилизованному человеку.

Пришлось для поддержания ранее заявленного реноме немного поскрипеть, вызвав что-то вроде смеха. Затем богатой мимикой лица попытался показать девочке, что мне надо освободиться от пут, иначе бедная «улиточка» умрёт. Не знаю, насколько правдоподобно получилось показать смерть брюхоногой, но девчушка, что-то там сообразив, принесла немного воды в ладошках. Но освобождать категорически отказалась. Умственные способности у ребенка оказались достаточно развиты, чтобы понять, что освобождённая «улитка» по-быстрому слиняет подальше из местной общины. Девочке по виду было лет десять, и рост она имела вровень со мной, но казалась более развитой физически. Дневной свет уже достаточно проникал в пещеру, и глядя на спящих аборигенов, можно было оценить их габариты и конституцию. Ростом взрослый самец превосходил любого землянина раза в полтора, а то и более. И развитая мускулатура свидетельствовала о просто чудовищной силе. По моим прикидкам, после десятилетия любой абориген, вне зависимости от пола, вполне мог дать физическую фору среднестатистическому человеку. В остальном же, больших различий ни в строении, ни в чертах я не обнаружил. Очень крупные люди. Правда, по большей части абсолютно голые, но с густым волосяным покровом практически по всему телу. Непонятно было только почему исследовательские аппараты не смогли установить их присутствие на планете. Неприятный сбой в аппаратуре привёл меня прямиком в логово аборигенов. И теперь надо было как-то выживать. А если автоматы моего исследователя до сих пор не переполошились, значит пеленгатор ничего не запеленговал…

Ближе к полудню, племя начало постепенно пробуждаться. Дети уже вовсю шастали по пещере, когда поднялась женская половина. Время же самцов наступило где-то через час. Я, забившись в самый угол, с интересом наблюдал жизнь первобытно-общинного общества, так сказать, в самом сердце зарождающейся цивилизации.

Как ни странно, понятие о здоровом завтраке, который надо съесть самому, в данном племени ещё не укоренилось — все лишь попили водички из большой каменной чаши, наверняка выдолбленной вручную из местного валуна. Потолкались у тлеющих остатков костра, видимо подтверждая свой социальный статус либо занимаясь аналогом физической зарядки. И затем всё мужское сообщество свинтило на охоту… Ну, или куда там. Женская же половина занималась с мелкими детьми или просто завалилась опять спать. Понятия — домашняя уборка, видимо, ещё не существовало. Дети постарше носились, изредка получая подзатыльники и шлепки по мягким местам, когда своим гомоном будили кого-то из старших матрон.

Честно говоря, запашок в пещере стоял ещё тот. Тут и пот, и гниющие шкуры с остатками мяса, вкупе с чёрте чем, но тоже не из дезодорантов. Правда, вчера воняло гораздо интенсивнее. Наверное чувствительность рецепторов за ночь, проведённую в этом смраде, основательно так притупилась.

Пользуясь избытком свободного времени, я разрабатывал стратегию поведения, долженствующую быстро привести в вожди племени. Ну, или как вариант, в визири при местном падишахе. Земного образования, на мой взгляд, для этого вполне доставало. Только вот моё профессиональное умение диагностировать и поддерживать в рабочем состоянии главную двигательную установку на торсионных полях вряд ли могло найти здесь адекватное применение. Да и кто будет прислушиваться к мнению улитки в таких непростых для простого обывателя вопросах? Поэтому сперва необходимо было эволюционировать в сознании аборигенов из брюхоногого хотя бы до прямоходящего примата…

День прошёл в неге и ожидании возвращения мужской половины. Ко мне периодически подбегала юная подружка, тыкала палочкой, выслушивала всё более раздражённый скрип и опять убегала. Когда же послушать «улитку» попытался молоденький паренёк, он тут же схлопотал от моей поклонницы увесистую оплеуху и с рёвом покинул концертную площадку. Пару раз я даже заслужил порцию воды. Что уже было неким прогрессом на пути к завоеванию планеты…

Вечером заявились охотники, таща за собой ещё одну тушу оленя. Неожиданно для себя я почувствовал облегчение — ведь если бы охота оказалась не столь удачной, основным блюдом вполне могла послужить «маленькая улитка», пускай и с неповторимым меццо-сопрано. Подозреваю, что сентенция — «не хлебом единым» — ещё не стала в данном обществе непреложной истинной.

Далее повторилась программа вчерашнего дня — сольные выступления сильных мира сего, затем убойный номер молодого дарования с демонстрацией моего пленения и закрывающим программу номером — брачная песня терзаемой голодом «улитки». Довольные зрители, получив духовную пищу, переключились на насыщение плоти… И о чудо — моя покровительница принесла пару кусочков жаренного мяса и воду в ладошке. Благо ладошка у девчушки была совсем не маленькой. Видимо, она единственная догадалась, что улитку надо периодически подкармливать и не только сеном. Или, возможно, я перешёл в разряд её домашних животных, которых надо оберегать и кормить. Что можно считать началом пути к должности всесильного визиря…

Когда жизнь как-то наладилась в плане пропитания и питья, пришло время заняться реализацией коварного плана по порабощению этого пещерного мира. Для начала я решил расширить свой репертуар и в очередном выступлении весьма неплохо воспроизвёл арию Надира из «Ловцов жемчуга». Как ни странно, классика публике не зашла и была встречена весьма прохладно. Видимо, скрип улиток был более привычен неизбалованному слуху местных меломанов. Но не впервой артисту вытягивать интеллектуальный уровень аудитории из болота безликой серой массы. И на следующий день я спел детскую песенку про «Мы везём с собой кота…». Особенно местным понравился припев «Тра-та-та…». Когда в пятый раз повторял на бис, мне подпевала уже вся пещера. И весь следующий день из разных углов пещеры постоянно доносилось — «Кр-р-ра-кха-кха…». Успех был оглушительный. А я на одну ступеньку местной социально лестницы стал ближе к своей мечте.

Среди ночи совсем некстати вспомнилось наставление исследователя планет, потенциально заселённых разумной жизнью. Параграф три был неумолим — при обнаружении разумной жизни в любом её проявлении экспедиция сворачивалась и покидала планету в течение не более двух часов. С каким бы превеликим удовольствием я сейчас исполнил этот злосчастный пункт, но… Так выходило, что автоматы, направленные на мои поиски, вполне могли обнаружить следы моих пленителей и, посчитав этих дикарей разумными, свернуть экспедицию, бросив своего командора на произвол судьбы. И если меня не нашли и не освободили в первые сутки, шансы увидеть свою мягкую постель, душ и вожделенный пищевой синтезатор становились мизерно малы. А значит планирование дальнейших действий не должно ограничиваться жалкой парой-тройкой недель. Не хотелось в это верить, но пара лет, наиболее разумный срок для освобождения — пока информация дойдёт до метрополии, пока обсудят план мероприятий, пока решатся на отправку антропологической экспедиции. В общем, хочешь — не хочешь, но надо осваиваться…

После феноменального успеха незатейливой «Тра-та-та…» я неожиданно получил некую свободу — моя юная поклонница сняла путы с рук и ног, наверное посчитав, что от такой славы, неожиданно свалившейся на её подопечного, убежит только сумасшедший. Эх, если бы ещё знать в каком направлении бежать, и где остался исследовательский рейдер! Вполне вероятно, что глуповатая автоматика до сих пор считала планету необитаемой, а исчезновение единственного живого исследователя приемлемым сопутствующим ущербом. Но, здраво оценивая свою физическую форму — всё-таки последние дни я питался как попало, если это вообще можно назвать питанием — моих сил могло и не хватить для такого перехода. Необходимо было сначала подтянуть свою физическую кондицию…

А тут ещё конкурент по народной любви неожиданно нарисовался — очередное выступление моего пленителя со своей набившей оскомину пантомимой зрители грубо прервали, требуя появления на сцене своего «брюхоногого» любимца. Взбешенный пантомим, проходя мимо, так поддал мне, что лишь чудом я не оказался в самом центре полыхающего костра. Повезло, что концертная площадка довольно плотно была окружена зрителями. Но себе на ус я намотал, что ухо теперь надо держать востро. Неожиданно с моим появлением в незатейливой жизни этого примитивного сообщества, сюда стали проникать и все прелести цивилизованного мира, как то: зависть, борьба за тёплое место у костра и внимание публики. И конечно же неистребимое желание подставить ножку конкуренту. А возможно, это всё имело место быть здесь и ранее, как естественное состояние любого здорового социального общества. Но с конкурентом что-то надо было делать. Пещерный закон суров — каждый сам за себя.

Для начала я выдал убойное «Пум-пурум-пурум-пум-пум». Пещера лежала. Восторг был полный. На пантомима с его незатейливым репертуаром более никто даже смотреть не желал. Его единственный номер с моим пленением опустился в полный отстой. А ничего нового конкурент выдать не мог — его повседневное участие в загоне очередного оленя никак не могло отличиться новизной изложения. Я же, не напрягаясь, на следующий день ещё раз поменял программу выступления. «Ла-ла-ла ло-ли-ли, ла-ла-ла ло-ли-ли…» стала хитом на ближайшие три дня, затмив всё ранее исполненное. Каждый абориген безуспешно попытался повторить витиеватую модуляцию. А ведь я не добрался даже до Yesterday… Теперь кусочки мяса мне перепадали не только от юной хозяйки — их передавали уже и взрослые поклонницы. С пищей, кажется, вопрос решился. И меня пока разве что на руках не носили. Хотя для местных громил это не казалось чем-то затруднительным. Лишь от своего сброшенного с пьедестала оппонента я постоянно ожидал какой-нибудь гадости. Приходилось сторониться тёмных углов, коих в пещере было предостаточно. И где легко мог укрываться мой завистливый киллер. Учитывая габариты взрослых жителей пещеры, попытка затушить свечу жизни никаких проблем вызвать не могла. Моя слава стала надёжным щитом, но только на открытых, хорошо просматриваемых пространствах.

Некоторое время я потратил на углублённое ознакомление с иерархическим построением этого племени дикарей. Хотя, когда более-менее разобрался, ничего сложного там не оказалось — во главе племени стояла группа из самых сильных охотников, и это был некий коллегиальный орган. А в силу своей непроходимой ограниченности, никто из этих здоровенных самцов даже не пробовал узурпировать власть.

Каждое утро перед охотой, они обсуждали у костра, куда сегодня пойдут за добычей, кто будет загонять, кто переносить убитую тушу. Сами лидеры всегда стояли в засаде и последний удар наносился кем-то из них. О чём уже вечером у костра гордо повествовалось женщинам и детям. Остальные не столь мощные самцы стояли во время обсуждения в сторонке и благоговейно внимали.

И что интересно — как я понял, никаких индивидуальных имён в племени не использовалось. Так, если кому-то надо было обратиться к моей юной подружке, её звали запросто — маленькая женщина или недоженщина. Хотя, я не уверен, что этот знак сложенных пальцев руки и короткий гортанный звук означали именно женщину. Но употреблялся он ко всем представительницам слабого пола. Только вот как землянин, я бы поостерёгся утверждать насчёт слабого. Взрослая пещерная женщина ростом была под два с лишним метра и, по-моему, особо не напрягаясь могла кантовать килограмм этак сто пятьдесят. Мальчиков кликали недоохотниками или маленькими мужчинами. И индивидуально детей никто не различал. Никаких пап и мам. Общие дети, как впрочем и женщины. Только у нескольких старших охотников имелись индивидуальные подруги. Остальное племя жило во грехе, предаваясь порой свальному блуду.

Всех главных звали Большой Охотник, остальных взрослых мужчин — просто Охотники. Старики снова становились маленькими мужчинами. Но только стариков-то я наблюдал всего трёх, да и то, их возраст едва ли переваливал лет за пятьдесят. Но на охоту они уже не ходили. Кликали их также как и многочисленных детей, и социальные права при этом не особо отличались.

Чтобы не путать свою хозяйку с прочей шалупонью, я дал ей звучное имя — Кра. Получив индивидуальное прозвище, Кра страшно загордилась, неожиданно выделившись из прочей серой безымянной массы. Правда взрослые никак не могли привыкнуть к её новому имени и некоторое время продолжали звать по-старому. Но мой опыт нарекания неожиданно возымел удивительное продолжение. Ко мне как-то вечером подошёл один из Больших Охотников и долго меня о чём-то расспрашивал.

— Кра, кра. Кха-кха, ор-р-р-р.

— Чего? — не понял я, что ему вдруг понадобилось.

— Кра, кра! Кха-кха! Ор-р-р!

Тот страшно рычал, кхакал и кракал. А я всё никак не мог уловить, что же ему такое нужно. Наконец решив, что тот хочет послушать очередной мой хит, я затянул:

— Мы едем-едем-едем…

Чем тут же вызвал грозное рычание.

— Ты бы хоть говорить научился, что ли, по-человечески, — в сердцах высказал ему свое неудовольствие.

И мгновенно схлопотал крепкую затрещину. Уж в чём-чём, а в интонациях эти великаны разбирались очень даже хорошо. Особенно, когда высказывалось неудовольствие в сторону одного из пещерных лидеров. Некоторое время я с тревогой прислушивался к медленно затухающему гулу в ушах, словно мой усохший от бездействия мозг, этаким колокольным языком, явственно колотился о стенки черепной коробки. Ценой неимоверных усилий, всё-таки сообразил, что этот битюг требовал дать и ему личное имя. И ни какое-нибудь завалящее, а только Кра. Когда ж я попытался объяснить, что имя занято, он даже слушать не захотел, и поднял руку отвесить очередную порцию горячих. В конце-концов, осознав, что всё бестолку, я гордо именовал и его Кра. А моя подружка, неожиданно оказавшись наречённой именем одного из Больших Охотников, так загордилась, что перестала играть со своими сверстниками, а всё время стала проводить подле меня. Ничего в этом плохого я не видел и помаленьку обучал её нормальному языку и прочим достижениям цивилизации.

Только вот появление в пещере ещё одного Кра, вызвало такой ажиотажный спрос на это имя, что теперь вечерами ко мне выстраивалась целая очередь с требованием их тоже так наречь. Пещера стала стремительно заполняться многочисленными Кра. И если раньше имена хотя бы разделяли аборигенов на три группы — женщины, мужчины и дети, теперь же они все стали полными тезками. Но ни в какую не желали называться как-то иначе. Так очередным достижением цивилизации — модным безумием — неожиданно оказалось заражено и это примитивное общество.

Стоит признать, на раздаче имени Кра я неплохо поднял свой статус в иерархии племени — из разряда головоного домашнего животного перекочевал в уважаемый статус сродни коку на камбузе. И теперь ко мне все относились уже с неким почтением. Конечно, сравняться по значимости с охотниками я не мог, но некий шарм существа ни от мира сего приобрёл. В примитивных воззрениях аборигенов, не без моего участия конечно, укрепилась вера, что раздающий имена может также запросто их и забирать. И хотя до моего появления все обращались друг к другу чем-то вроде ничего не значащего окрика «Эй, ты», теперь же личное имя, пускай и одинаковое для всего племени, позволяло само-идентифицироваться его владельцу. Я же приобрёл статус незаменимого члена общины — певца и наделителя именами. А равноценной замены теперь просто не существовало. И у вечернего костра в очереди за мясом я оказался где-то после рядовых охотников и подруг лидеров племени, но впереди жадных ртов оравы женщин, детей и трёх стариков. Благодаря чему мой ежедневный рацион изрядно пополнился в плане калорийности.

Завоевав некое положение в местном обществе, я озаботился поиском какой-никакой одежонки. Мой рейдерский комбинезон, весьма удобный и имеющий два уровня защиты, бездарно сгорел в костре при пленении. А дефилировать голышом по холодной пещере удовольствие сомнительное. Местным аборигенам к таким жёстким условиям быта было не привыкать, но мне, цивилизованному человеку, изнеженному теплом и уютом, приходилось тяжко — эти примитивные создания даже самых завалящих одеял ещё не придумали.

В очередное наречение я в качестве платы вытребовал себе две шкуры оленя. Процесс дубления открыт пока не был, как и сама выделка. Свежие шкуры обычно использовались в качестве подстилки, пока вонь гниющих остатков жира и мяса не становилась просто невыносимой, и тогда эту подстилку просто выбрасывали. Потому пришлось двигать прогресс самому.

Высушив подарок, приступил к примитивной обработке. Плохо, конечно, что этим я никогда не занимался и имел весьма отдалённое представление о технологии процесса. Только то, что когда-то подсмотрел в документалках про примитивные цивилизации. Для начала, в попытках смастерить себе скребки для кожи, прибольно подбил три пальца на левой руке. Окончательный результат не впечатлял. Хорошо, что экспериментировать с изготовлением примитивных орудий труда начал днём, когда никого из охотников не было в пещере, и никто не видел моего позора. Думаю, что мой авторитет в их глазах изрядно бы просел. Но неожиданно помогла малышка Кра. И хотя пришлось долго объяснять, что хочу в итоге получить, изготовила она пару скребков буквально за минуту. Два ловких удара на каждый камень, и получился превосходный инструмент. Да такой острый, что соскабливая мездру, прорезал шкуры в пяти места и свою, как оказалось, тоже «оленя», в трёх… Но игра стоила свеч.

С дублением возник неожиданный затык — дубы на этой планете если и росли, то вне досягаемости. Поразмышляв и так… И этак… Решил, что возможно поможет банальное копчение. И днями, когда охотники охотились, я растягивал обе шкуры над костром. В итоге получил два жёстких, негнущихся листа, более подходящих в качестве фанеры. Не зная, что со всем этим теперь делать, несколько дней потратил на их отбивку и умягчение. Не сказать, что по итогу получился превосходный материал для одежды, но… Уж лучше так, чем ничего. И вскоре я щеголял в грубой хламиде, правда более похожей по текстуре на бронзовые доспехи древних воинов.

Вторую заготовку у меня банально реквизировали по праву сильного. Ещё повезло, что свою шкуру я как смог раскроил, и теперь она могла пригодиться этим великанам только в качестве бесполезных шортиков. Но что началось, когда один из уважаемых Больших Кра вышел в свет, завёрнутый в новую модельную одежонку… Первыми открылись глаза на то, что они голые, у женщин. И пока мужчины шландались в поисках вечернего ужина в чём мать родила, мне пришлось открывать школу кожевенного производства. Шкуры расхватывались до драк с воплями и тасканием за волосы. А когда две матроны в неполных два с половиной метра ростом и весом под двести килограмм сходились в клинч за модный стиль, приходилось ховаться как можно дальше от этого буйного реслинга. Земные мастера единоборств не шли ни в какое сравнение с этими огромными фуриями. Так, перемежая обучение и выделку шкур с драками и скандальными разборками, я постепенно одел практически всё население пещеры. И почувствовал себя этаким местным законодателем моды. А благодаря тесным контактам с женской половиной неожиданно легко разрешился вопрос с удовлетворением естественных сексуальных потребностей. Всё-таки мода и секс всегда шли рука об руку…

Отныне взрослое население пещеры щеголяло в кожаных одеждах. Но в этой идиллии оказалась и обратная сторона — если раньше женская половина днём только ленилась, спала и ожидала завораживающих своей примитивностью рассказов Больших Охотников, то теперь либо мяла высушенные шкуры, либо хвасталась друг перед другом новым фасоном заворачивания в кожаную хламиду. А малышка Кра не отходила от меня ни на шаг, периодически доставая просьбами позаниматься с нею.

Постепенно я начал обрастать довольно внушительной сворой из поклонников и поклонниц. Правда, фанатская база формировалась в основном из нижних иерархий племени. Эти примитивные гиганты буквально в рот заглядывали, стараясь подражать своему новому кумиру. И не сказать, что такой поворот пришёлся мне по душе. Тем более, что кое-кому это очень не понравилось. Ведь вся иерархия племени начала деформироваться, смещая акценты от сильных и ловких к умному и креативному. Порою я буквально кожей ощущал на себе обжигающие взоры завистников. А поймать на себе мстительный взгляд неадекватного аборигена ростом за два с половиной метра и весом под триста килограмм, это вам не кофе по утрам кушать. От такого можно и сна начисто лишиться. Меня спасало, что эти гиганты не отличались особой сообразительностью. На что им хватало воображения, так это толкнуть, как бы невзначай, в огонь или огреть втихаря дубиной, подкараулив в тёмном углу. Поэтому к общему костру с некоторых пор я остерегался близко подходить и по тёмным углам давно уже не шлялся. И только днём мог спать спокойно — женская половина за одно только приобщение их к незатейливым плодам высокой моды была полностью на моей стороне. Одаряя порой довольно увесистыми ласками и свободным доступом к огромным телам.

Назрела насущная необходимость завоевать себе новых друзей среди сильных мира сего и сформировать общественное мнение в нужном направлении. Дело встало за умелой, вдумчивой и ненавязчивой пропагандой. Но только вот… Как её умно вести, если средства коммуникации в этом примитивном обществе если и имеются, то только рудиментарные? Тут или заморочиться всеобщим образованием либо взять на вооружение что-нибудь попроще. Ну, например… Я задумался. И в самом деле. В моём родном демократическом обществе победившей свободы примитивная пропаганда в чистом, незамутнённом новыми технологиями виде, осталась в далёком прошлом, сродни пещерному образу жизни. Об её топорных методах я знал только по школьным урокам, когда проходили эпоху диктатур, и историческим фильмам о тех же тёмных временах всеобщих мучений и страданий. От всего просмотренного остались лишь самые смутные воспоминания, как о чём-то совсем грязном и нечистоплотном. Но для данного общества, и так пребывающего в той самой грязи и нечистоплотности, это было бы самое то. Во всяком случае, пропаганда помогла бы повести аборигенов к прогрессу и светлому будущему. Например, в моём мире высоких технологий и генной инженерии базовые политические установки запросто формировались ещё во внутриутробном состоянии. И все были счастливы… Наверное.

Здесь же самым высокотехнологичным инструментом в распоряжении был только мой мозг — чудо генетиков, технологов и программистов. Но приходилось крутиться и выживать, как какому-то примитивному пещерному пра-пра-прадеду.

И самое простое, что пришло на ум, это дать толчок развитию религии. А начинать с её азов — шаманизма. Надежду в очередном начинании давала поразительная наивность пещерных гигантов. Что, впрочем, нисколько не удивительно — до меня их обманывать просто-напросто было некому. Единственное, моя базовая прошивка правды тоже не позволяла особо забаловать, но она большей частью была ориентирована на взаимодействие с государственными органами, к коим местные не относились никаким боком. Поэтому я всерьёз рассчитывал на её дальнейшее пребывание в режиме ожидания.

Первым делом попытался договориться с малышкой Кра. Без помощников, в таком деликатном деле, как зарождение религиозных традиций, было никак не обойтись. Радовало, что недоженщина уже вполне освоила мой устный язык и основные тезисы человеческой речи понимала довольно близко к тексту. Тут и случай подвернулся как нельзя кстати — умер один из охотников. А поскольку откинулся он не от травмы, полученной на охоте, и по возрасту был в полном расцвете сил, на племя его смерть произвела тяжкое впечатление. Мне же пришла в голову замечательная идея…

— Понимаешь, Кра, мне нужна твоя помощь… — втолковывал я в глупую голову революционно новые для неё понятия, — Ты же не хочешь, чтобы твою Улиточку случайно раздавил какой-нибудь Кра из числа Больших Охотников.

— Кра, крх-м-м. Ага-га, — отвечала недалёкая помощница.

— Завтра Кра должна притвориться больной…

— Кра, не-не-не, крохм, — испуганно затарахтела Кра.

— Надо позарез. И не бойся, Улитка тебя вылечит, — клялся неординарными способностями в нетрадиционной медицине я.

Испуганные глазищи смотрели со страхом, а лохматая голова тряслась от ужаса. И хотя потратил на объяснения и увещевания полдня, но вложить в эту бестолковку идею о лицедействе никак не получалось. Пришлось придумывать иной путь:

— Кра, ты же знаешь, что я могу наделить любого бухту собственным именем?

Собеседница приняла позу подчинения и согласия. Конечно, в моём умении наделять именами никто из аборигенов, между собой называющих себя бухту, не сомневался.

— Ну, так я могу и хвори призывать. Умерший Кра не даст соврать.

Глаза Кра, в общении со мной обычно и так распахнутые дальше некуда, увеличились совершенно до нереальных размеров. А нижняя челюсть отвисла до ещё неразвившейся груди.

— У-у-а, Кра? — испуганно спросила помощница.

— У-у-а, у-у-а, — я гордо ткнул себя в грудь кулаком, — Кра, крхм-м, вжик.

И для пущего эффекта провёл ребром ладони по горлу. Кра начала закатывать глаза от страха. Кажется я немного переборщил с театральностью. И чтобы успеть закончить свой план до её полной отключки, произнёс зловещим тоном:

— С восходом дня хворь нападёт на Кра, как огромный многолап!

Всё… Эффект от наговора оказался ничуть не хуже заклинаний профессионального колдуна. Малышка Кра поникла головой, и поплелась в свой угол болеть, а может даже умирать.

Утром, когда охотники по заведённому обычаю ушли охотиться, а дети носились по пещере, только моя жертва наговора лежала пластом и тихо постанывала. Попытки многочисленных Кра как-то помочь ей и облегчить неимоверные страдания не возымели и минимального эффекта. Вечером уже всё племя пришло к выводу, что первая наречённая Кра не жилец на этом свете.

Настал черёд выйти на сцену главному герою этого вечера. Я растолкал бестолковых помощниц. И жестами показал, что есть средство помочь больной. Скепсис на лицах гигантов вполне мог сквасить ни одну тонну молока, окажись мы на молочной ферме. Не обращая внимания на очередных последователей Фомы неверующего, я взял из костра кусочек уже остывшего уголька. На более-менее ровной и хорошо освещённой каменной стене пещеры нарисовал очертания человеческой фигуры… Ну, или что там у меня получилось со столь несовершенным изобразительным инструментом. Вокруг головы начиркал побольше лучей. Когда повернулся к зрителям, равнодушных среди них не было — все с ужасом взирали на картину. Что стало немного обидно — не настолько плохо я и рисую. Ну, да чёрт с ними. После этого отрезал кусок свежего мяса от принесённого охотниками оленя и измазал фигуру свежей кровью. Мои манипуляции происходили в полной тишине. Кажется, даже дрова в костре на время перестали потрескивать. Затем взял небольшой лоскут шкуры и приложил к многолучевой голове только-только порождённого божка. Для пущего эффекта промычал нечто от старины Вагнера.

Когда возложил освященный лоскут на лоб Кра, тихо прошипел ей на ухо:

— Кра, я забираю твою хворь обратно, отдай её!

До того закрытые в смертельном бреду глаза распахнулись и уставились на меня. Я повернулся к ошарашенному племени и картинно бросил целебное средство в огонь. Малышка Кра села и начала благодарно гукать.

Рождение новой религии, как ни странно, прошло без эпических мук и моих страданий. Жертвой стал лишь бесполезный лоскуток шкуры. Стоит ли говорить, что отныне к моей картине без опаски мог подойти только один единственный обитатель пещеры.

На мою защиту заступали силы, пускай и призрачные, но оберегающие лучше иного Кра с огромной дубиной…

Являться проводником высших сил оказалось занятием необременительным. Всего-то и надо было — раз в день измазать своё чёрно-белое произведение свежей кровью. Но за этим процессом благоговейно наблюдала вся пещера. А когда мне эта обязанность начала надоедать, я подключил к таинству свою подружку. Малышка Кра просто раздувалась от важности, мазюкая красным по силуэту новоиспеченного пещерного божка.

Благодать длилась несколько дней. Но потом бестолковые гиганты начали забывать об устрашающей силе нарисованной угольком фигуры — за это время, как на зло, никто не заболел и не умер, и божественное вмешательство оказалось банально невостребованно. Совсем скоро на очередном распределении ужина моему шедевру ничего не досталось. Большой Кра кивнул головой — мол выделяй из личной пайки. Какие, всё-таки, неблагодарные создания! Впрочем, ничего удивительного в этом нет — поскольку за моим небесным покровителем не имелось многотомных историй о его героических похождениях и беспрерывно творимых чудесах. Он вынырнул из безвестности, сверкнул одним единственным волшебным исцелением и затаился. А его полномочный представитель на планете допустил серьёзную промашку — доверил дело самотёку, не являя чудеса с должной периодичностью. Судя по всему, воспоминания без постоянных обновлений в огромных пустых головах аборигенов быстро терялись. Необходимо было что-нибудь выдать на гора. Или опять придётся беспокоиться о целостности своей шкуры…

Повторить трюк с малышкой Кра, даже учитывая всю наивную примитивность местных обитателей, показалось не совсем этичным, да и вызвало бы ненужные подозрения о всесильности божества. И, как назло, волшебство технического гения моей родной цивилизации осталось вне досягаемости. А чем отличается современный человек, лишённый технических примочек, от пещерного жителя? Конечно, интеллект просто так не спрячешь, но творить чудеса одним интеллектом трудно. Необходим технологический прорыв, и следующий день я потратил на его поиски.

Неподалёку от пещеры обнаружилось небольшое стоячее озерцо, окружённое местным кустарником и подобием земного камыша. Ещё не сильно понимая, что хочу в итоге получить, я с огромным трудом сломал несколько веток. Их прочность и гибкость дала нужное направление изобретательской мысли. А превосходные стрелы получились из крепких стеблей камыша. Оставалось дело за самой важной частью лука — тетивой. И тут пришлось изрядно попотеть. Лезть на местный баобаб, где сверху свисали приятные на вид лианы, оказалось делом опасным и утомительным. Всё-таки хваткой обезьян я не обладал. Но результат оправдал затраченные усилия. Молодые побеги лианы показали чудеса прочности и эластичности. Только вот голыми руками их отделить от ствола я не смог. Промаявшись с полчаса, начал чесать затылок. Как и положено современному производству — одна технология тащила за собой целый пласт сопутствующих изобретений. Необходимо было заполучить или топорик, или, как вариант, хороший нож. Пришлось совершать головокружительный спуск и пытаться родить некое подобие ножа.

Мне достало отбить большой палец на правой руке, чтобы понять полную бесперспективность своих мучений. Хорошо хоть малышка Кра оказалась под рукой. По чертежу, грубо набросанному на песке, она быстренько смастерила первый для местной цивилизации настоящий охотничий нож. А наконечники для стрел, она нащелкала как семечки. Вооружённый я снова штурмовал приглянувшийся баобаб, где и нарубил свежей тетивы.

Соорудив лук, несколько дней потратил на тренировки вдали от любопытных глаз. Когда уверенно стал попадать в ствол дерева с метров двадцати, настало время для рождения нового технологического уклада. Единственно, поражающая сила стрел, даже примени я её против местных аборигенов, вызывала сомнение в достаточной убойной силе — этих толстокожих созданий, вдобавок покрытых, пускай короткой, но достаточно жёсткой растительностью, можно было лишь слегка поранить, не нанеся существенного вреда. И здесь очень кстати вспомнил о своих дальних «родственниках» — токсин из мышц улиток послужил прекрасным дополнением к наконечникам лёгких стрел.

Когда на следующий день я заявил, что пойду на охоту, гоготала вся пещера. Видимо восприняли поданную заявку уморительным представлением. Конечно, мои физические кондиции в сравнении с местными громилами не удостоились бы и пары ленивых хлопков от зрителей второсортного конкурса бодибилдинга. Пришлось гордо колотить кулаком в грудь:

— Большие Кра, моя-твоя идти на охоту! Добуду рогатого… Нет… Двух рогатых!

Обещание добыть двух оленей показалось Большим Кра каким-то комическим перформансом, и я получил добро на рождение нового охотника. Хотя, может тут присутствовало и тайное ожидание моего вселенского позора.

Для создания нужной атмосферности, закатил великолепный ритуал пред своим божком. В ответ на шаманские пляски перед наскальным изображением, с горловым пением в придачу, нетребовательное божество одарило заранее припрятанным в шкуре у его ног луком. Все Кра презрительно скривили свои морды на тонкие палочки и разве что у виска пальцами не крутили. Для чего им мозгов похоже пока не хватало.

Стадо оленей паслось совсем неподалёку. Осторожные животные уже знали возможности пещерных охотников и подпускали их не ближе точного броска камнем. А пока аборигены выстраивали загонщиков и засаду, я спокойно приблизился к огромному самцу оленя на расстояние точного выстрела. Но даже оттуда заметил в глазах животного отблеск презрения на охотника-недомерка. Спокойно прицелившись, словно в тире, я положил одну стрелу в его аппетитный окорок. Глупый олень даже не заметил такого ранения и лишь фыркнул. Но буквально через минуту захромал, захромал и рухнул как подкошенный. Токсин улиток его надёжно парализовал. А выполняя утреннее обещание, я тут же завалил ещё одного. Назвать это охотой даже язык не поворачивался. Так, лёгкая прогулка по лесу. Когда я позвал охотников и показал свою добычу, наш Кондратий их не хватил только в силу отсутствия этого легендарного персонажа на данной планете.

И уже вечером я выдал лучшее представление одного актера: в красках рассказывал и пантомимой показывал свою охоту под сенью высших сил. Авторитет божества тут же улетел в космос. А когда один из незначительных Кра, рассматривая стрелы, случайно уколол палец… Смерть глупца от паралича дыхания стала наглядной иллюстрацией, куда приводит излишнее любопытство.

Пещера в этот вечер гуляла, отъедаясь до отвала, и даже смерть одного из охотников воспринималась, как совсем небольшая плата за небесное покровительство. Наверное и здесь срабатывал универсальный принцип — бабы ещё нарожают…

Но как-то охотники вернулись с пустыми руками и без двух молодых Кра. И в этот раз, впервые на моей памяти, ничего из съестного не жарилось вечером на костре. А все охотники гуртом собрались вокруг Больших Кра, которые о чём-то интенсивно гыр-гыркали. Женщины и дети, встревоженные отсутствием привычных развлечений, разбрелись по углам пещеры и старались не отсвечивать.

Я подошёл к совету «премудрых». И довольно быстро сообразил, что охотники обсуждают стычку с чужим племенем. И хотя, судя по россказням, наши их уверенно уделали, добытый олень и два трупа Кра остались за вчистую проигравшей стороной. Теперь совет Больших Кра решал, что делать дальше — даже эти тугодумы понимали, что ещё пара таких «замечательных» побед, и племени придётся переходить на подножный корм: траву, коренья и прочие корнеплоды. Но обсуждение в основном вертелось вокруг того, что чужих очень много, и они очень точно и очень больно кидаются камнями. А если каменюка попадает в голову, то наступает хана, как с двумя Кра, что остались лежать рядом с оленем.

— Кра! А камнем в башку в ответ засветить? — довольно бесцеремонно вклинился я в разговор.

В иной раз, возможно, и схлопотал бы подзатыльник за такое нарушение субординации, но сейчас ситуация складывалась аховая, и Большие Кра хватались за любую соломинку.

— Кра! — один из Больших воинственно застучал себя в грудь, — Крхм, взж-ж-ж, бац! Ха! У-у-у-у. Игли, взж-ж-ж, бац. О-о-о-о! Кра, кхы-рдык.

Я уже сносно понимал их пра-язык, и весомый довод, что пришельцы кидают камни дальше и точнее, оправдывал неуверенность бухту при планировании наступательной операции. Сказывалось явное технологическое отставание нашей пещеры — камни чужаков оказались меньше и легче, что позволяло племени игли их швырять с большим эффектом. Кра же оперировали приличными такими каменюками, способными легко размозжить голову оленя, но которые для работы на дистанцию совсем не годились. Переступить же свою узколобую косность бухту, в силу ограниченности кругозора, были неспособны. Ситуация в их представлении складывалась безвыходная. Требовалось срочно внедрять новые технологии…

И прямо с утра я занялся изготовлением луков для бухту. А уже вечером моё божество презентовало опекаемому племени революционное вооружение. Но… Как оказалось, воспользоваться подарком небес даже самые интеллектуально продвинутые Кра не смогли — их корявые ручищи никак не справлялись с тонкой тетивой. После нескольких попыток, стоивших мне пары порванных тетив и одного сломанного лука, я призадумался. Мелкая моторика для охотников оказалась абсолютно недоступна. Но в противостоянии с чужаками без дальнобойной артиллерии оставаться не хотелось. Тогда решил вооружить охотников хотя бы примитивными рогатками. И тут неожиданно дело пошло на лад. Кра, веселясь как дети, уверенно лупили голышами размером чуть меньше человеческого кулака метров за сорок. На данном этапе развития местных цивилизаций в артиллерийской дуэли нам теперь не было равных. Оставалось поднять ранг Больших Кра и самых сильных охотников с легковесных велитов до могучих принципов. И здесь опять пригодился кустарник на берегу озера. Его молодые побеги послужили прекрасным материалом для плетения скутумов. Рассудив, что имея некий аналог древнеримской манипулы, большого численного перевеса и не потребуется, я снарядил пару десятков самых толковых Кра.

Один день потратил на тренировку, максимально приближённую к боевым условиям — велиты обстреливали из рогаток укрывающихся за скутумами принципов с дубинами. В итоге хорошо потренировались и те, и другие. Первое время Кра получали камнями по лбу, но скоро на практике прочувствовали, что щит прекрасная защита от атак с воздуха. И вполне уверенно закрывались ими, сокращая дистанцию практически до клинча. Правда, в ходе тренировки один не в меру прыткий молодой Кра засветил мне камнем в ногу. Ещё повезло, что отделался всего лишь ушибом.

Когда все приготовления закончились, вооружившись луком, я двинул подготовленное войско навстречу врагам. Место для генерального сражения выбирал, памятуя о хитростях былых военачальников. Ставку разместил на холме, где и уселся, положив травмированную ногу на удобный камень. Отсюда поле предстоящей битвы лежало передо мною как на ладони. План сражения был до примитивности несложен — выманить врагов на открытое поле, и пока принципы сокращают дистанцию, велиты выбивают максимальное количество врагов из мощных рогаток.

Два молодых Кра отправились в лагерь чужаков в качестве приманки. И не прошло даже часа, как они появились из ближайшего леска и припустили к нам. Следом за ними выскочило сразу с полсотни чужаков. Завидев заранее построенную манипулу, те замерли не понимая, кто им в этот раз противостоит. Но, видимо, до сегодняшнего дня эта, сильнейшая на ближайшие пару сотен километров, армия ещё не имела опыта обидных поражений и, не долго думая, ломанулась в атаку. Бежали скопом, не соблюдая ни дистанцию, ни элементарного построения. Чем тут же воспользовались велиты — каждый камень пущенный в толпу находил свою жертву. Когда атакующие сократили дистанцию для уверенного броска камня, на поле осталось лежать уже с десяток подбитых чужаков. А ответный залп легко отразился нашими щитами. Я, сидя на холме, наблюдал за ходом битвы. Не хватало только походной треуголки на голове. Личное вмешательство главнокомандующего не требовалось — преимущество в оснащении было слишком велико. Не потеряв ни одного бойца, принципы встретили бесформенную массу атакующих стройной кагортой. И…

Когда враги оказались лицом к лиц, все мои увещевания и наставления пошли прахом — тут же побросав щиты, Кра начали размахивать дубинами, кусаться, толкаться и даже задействовать голые кулаки. Как и положено рыцарским сражениям, битва распалась на индивидуальные дуэли. Беспрерывно чертыхаясь и проклиная бестолковость Кра, я, как смог быстро, спустился с холма и, сохраняя достаточную дистанцию, начал обстреливать врагов из своего лука. И когда завалил с десяток врагов, исход битвы был окончательно решён. Наконец осознав, что здесь им ловить нечего, враг спешно ретировался, бросив павших на поле боя. Как итог, мы потеряли всего пять Кра, враг же бойцов тридцать.

Вечером у костра женская половина кричала от восторга, выслушивая бахвальство победителей…

Наконец я получил заслуживающее моего интеллекта место в племени — где-то между Большими Охотниками и прочей нижней массовкой. Правда, всю заслугу за оглушительную победу получили конечно же Большие Кра. Они так красочно и складно рассказывали, как били морды своим оппонентам в кулачных боях… О моих скромных усилиях по выпиливанию доброй части врагов никто и не вспомнил. А через неделю начала забываться и сама эпичная битва народов. Недолговечная память жителей пещеры требовала основательного апгрейда. Но, в самом деле, не вечернюю же школу открывать для этих великовозрастных дебилов. Пришлось изрядно переворошить собственную память в поисках назидательных исторических примеров вытаскивания серой массы из грязищи и дерьмища в светлое будущее с пищевыми принтерами и ватерклозетами.

На мой взгляд, прекрасным нравоучительным примером могло послужить создание Московского метро. Правда, от первоначального функционала теперь мало что осталось — никаких поездов и прочих рельсов, всё заменила нуль транспортировка. Но подземное расположение станций и линий передачи благополучно осталось — новая технология общественного транспорта требовала приличной изоляции от внешних воздействий, что и обеспечивала толща грунта вокруг линий. В своё время меня заинтересовала избыточная роскошь оформления всего лишь промежуточных остановок, где человек находился вряд ли дольше пяти минут. И я перелопатил массу источников по этому феномену. Современные исследователи того загадочного периода российской истории сошлись во мнении, что таким образом правительство боролось с интеллектуальным отставанием населения от куда более продвинутых европейских соседей. Как-никак большинство россиян тогда составляло малообразованное крестьянство, чья жизнь веками протекала в неизменной обстановке. Стереотипы поведения, стереотипы восприятия, стереотипы мышления. Всё это буквально превращало сознание людей в консервы, и на такой низкой базе совершить существенный технологический прыжок представлялось делом архисложным. Одним из методов воздействия на косность бывших крестьян и стало метро. Ежедневно сознание бывших крестьян и будущих пролетариев погружалось в невообразимое буйство красок, стилей оформления, да и просто нереальных красот. Волей-неволей мозг включался в обработку новой информации, со скрипом преодолевая вековую наследственную заскорузлость…

И я взялся за кисть. С красками, конечно, было непросто. Знаний моих хватало только на создание темперы, для чего пришлось периодически разорять кладки местных подобий земных змей. А порыскав по пещерам вокруг, я подыскал минералы необходимой цветовой гаммы. Засучив рукава занялся художественным творчеством. Дизайнер из меня, конечно, ещё тот, но по рисованию в школе у меня всегда была твёрдая четверка. Плюс ускоренный курс истории живописи в гипносне — когда-то в юности хотел произвести впечатление на свою одноклассницу.

Первым делом я воспроизвёл в мельчайших деталях «Ночной дозор» Рембранта на подходящей стене у входа в пещеру. На переднем плане нарисовал Больших Кра, гордо выдвигающихся из пещеры на битву с племенем игли. Рядовые охотники попали в массовку на заднем плане. И даже «маленькой» Кра досталась роль на моей картине, только вот вместо неизвестной местным курицы я изобразил привычную огромную улитку. Как и у первоисточника, все Кра получились напыщенными фанфаронами.

Конечно же, скрытая ирония ускользнула от недоразвитого сознания охотников, и картина произвела фурор, не сравнимый с оригиналом Рембранта. Все Кра собрались вокруг, долго рассматривали. А когда один из Больших Кра через полчаса изучения узнал в изображении на стене своего соседа, стоящего рядом, эффект сравним был со взрывом мозга. Тогда и остальные Кра наперебой начали узнавать друг-друга, словно в этих огромных головах наконец-то прорвало некую плотину. Правда, сами оригиналы изображений ни в какую не верили, что на картине присутствуют именно они. Впрочем, это и не удивительно — зеркало-то я ещё не изобрёл, и как они выглядят со стороны, оставалось для каждого великой тайной. Да и сам уже начал забывать свою внешность. Удивительное чувство. Всегда казалось, что знаю себя как облупленного…

На картине я слегка отошёл от правды жизни и приукрасил мрачную действительность. И что удивительно, чистота пещеры, изображённая мною, потихоньку начала проявляться и в жизни. Вот оно облагораживающее влияние высокого искусства на простого обывателя, даже такого недалёкого, как мои аборигены. И я решил идти дальше, украшая пещеру назидательными рисунками согласно своим представлениям о том, как всё тут должно быть устроено.

Конечно, до фен-шуя ещё было так же далеко, как и до самого Китая, но сравнивая мои первые дни в пещере с её нынешним состоянием, невольно проникался гордостью за не впустую потраченное на этой дикой планете время…

Пещерный уклад потихоньку менялся, приобретая более цивилизованные формы. Ныне все дефилировали в какой-никакой, но одежонке. А благодаря исчезновению из быта невыделанных шкур, отвратительная вонь от гниющих на них остатков жира и мяса не досаждала боле моё нежное обоняние. Да и обглоданные под чистую кости выбрасывались теперь подальше от пещеры. Эх, если бы ещё удалось подтянуть интеллектуальный потенциал обитателей. Ведь и поговорить по душам было не с кем. Поведать, как тяжко цивилизованному человеку пребывать среди малообразованных и бескультурных дикарей… Даже сообразительная малышка Кра в ответ на мои пространные речи могла только слушать, открыв рот, и иногда восхищённо гукать. Беседой это при всём желании назвать невозможно. Что уж говорить про шахматы. Коих, правда, я ещё не изобрёл.

Но как заставить не ведающих ни заботы, ни труда аборигенов пройти хотя бы путь к начальному образованию? Про высшее я уж молчу. Не оставалось иных вариантов, как открывать церковно-приходскую школу. Так сказать, встать на проторенный земными религиями тракт: чтобы дать возможность развиваться застойным мозгам соседей по пещере, необходимо заставить аборигенов начать заучивать хотя бы примитивные молитвы. Да и хоровое пение псалмов в этом деле совсем не помешает.

Но как быть с речью? Которая пребывала в самом зачаточном состоянии. Ведь возможность оперировать сложными образами цивилизованному человеку предоставляет именно умение говорить. А здесь даже примитивно наврать получается с огромным трудом. Я всю голову сломал, придумывая варианты для ускорения прогресса…

Когда-то краем уха слышал, что мелкая моторика помогает детишкам быстрее осваивать разговорную речь. Что-то там о связи управления пальцами с отделами мозга, отвечающими за речь. И самым простым способом был пластилин. Коего на планете днём с огнём… Я занялся поисками глины. Заодно решив пополнить быт и подходящей посудой. Всё-таки вкушать пищу с голых рук совсем не комильфо.

Подходящая глина нашлась довольно быстро у того же озерца, где родились первые на планете лук и стрелы. Поскольку гончарный круг присутствовал пока в виде призрачной идеи, ваять первую чашку пришлось вручную. Уж и не знаю на что более походило моё первое изделие, обожжённое на костре — то ли на блин, то ли на ком, но для бухту это недоразумение оказалось сравнимо с топовой моделью космического глиссера. Когда я зачерпнул воду из общей чаши и выпил, мир в очередной раз перевернулся в головах аборигенов…

— Кха! Кху-пи, уа-уа? — Большой Кра потребовал незамедлительно объясниться.

— Кра, Кху-пи пьёт воду из чашки, как и положено человеку. Цивилизованному человеку.

Сомневаюсь, что Большой Кра хоть что-нибудь понял — соображалка работала у него довольно туго.

— Кху-пи, кхр-шка бац? — продолжал тот настойчиво расспрашивать о технологии изготовления чашки.

— Кра, берёшь глину, и лепишь из неё что твоей душе угодно. Это культура, прогресс и прочие радости продвинутой цивилизации…

Не смотря на подробные объяснения, эти тугодумы решили, что чашку я получил из обыкновенного камня. Весь вечер Большие Кра и прочие Кра дружно пытались вылепить из подобранных вокруг булыжников некое подобие моего шедевра. Учитывая их силищу, как они эти камни в труху не истёрли, осталось для меня загадкой… Но, конечно, ничего у них не получилось, однако физкультура на мелкую моторику получилась отличная.

К следующему вечеру я заготовил достаточное количество исходного материала и провёл показательный урок лепки. Когда по уродливой чашке себе кое-как вылепили Большие Кра, массовым производством занялись прочие охотники. Самая красивая чашка получилась у малютки Кра. Что и не удивительно. Она постоянно пребывала в облагораживающей тени единственного местного гения.

А чтобы аборигены не успокаивались на достигнутом, я сваял целиком обеденный сервиз. Хотя он более походил на творение какого-нибудь полусумасшедшего импрессиониста, но функционал свой более-менее выполнять мог. Жаль только, применить его по назначению не получалось — ни супов-пюре, ни котлет по-киевски, ни даже рюмочки кальвадоса в моём меню здесь, к сожалению, не значилось. И перспектива появления всего этого разнообразия приличной кулинарии оставалась покрыта туманом неизвестности…

Бухту трудились в поте лица, стараясь достигнуть задранной мною планки материального достатка. Вскоре пол пещеры оказался заставлен глиняными уродцами. И чтобы, проходя мимо, каждый раз не получать сердечный приступ от вида этой «посуды», я предложил разместить самые отвратительные шедевры по внешним границам территории племени — отпугивать ворогов и местных ворон. Не знаю насколько сервизы соответствовали бы своему прямому назначению, но вот с ролью психотронного оружия они справлялась на отлично. Благодаря своим размерам, неизгладимое впечатление, например, производили супницы, стоило лишь случайно наткнуться на них в темноте. Что уж говорить о таких декоративных элементах сервизов, как кабаре, таццы и пладеменажи… Одними только своими устрашающими видами они вполне годились для использования в качестве оружия массового поражения. Поставленная на поток «посуда» с лихвой насытила границу этими охранительными тотемами. О вторжениях конкурирующих племен на ближайшее время можно было благополучно забыть.

Налаженное гончарное производство позволило осуществить и мою давнюю мечту об интеллектуальном досуге — я лично вылепил фигурки шахмат. Правда интеллектуальным досуг стал далеко не сразу…

— Малышка Кра, пойдём в шахматы поиграем, — позвал свою сообразительную подружку…

И уже через короткий промежуток времени я пожалел, что начал с шахмат, а не, допустим, с шашек. И вылепить их не составило бы ни малейшего труда, а уж научиться играть наверняка смогли даже местные тугодумы.

— Малышка Кра, — в сотый раз повторял я, — рогатый прыгает через любую преграду из охотников буквой Г. Поняла?

И для наглядности даже нарисовал на камне эту самую таинственную букву.

— Кху-пи, угу, — старательно поддакивала бестолковая ученица. — Угх-ой Хе-э!

— Правильно. Гэ! Запомни хорошенько — Гэ!

А уже через пару минут я снова ругался:

— Кра! Хе-э! Хе-э тебе говорят! Вот же…!

В общем, освоение древней индийской игры шло со скрипом. В случае пещерных жителей и мелкая моторика не сильно-то помогала.

Гончарное производство быстро насытило неприхотливый рынок неким подобием посуды, и вечерами аборигены культурно выстраивались у костра каждый со своей тарелкой. Точнее тарелищами — ведь для обыкновенного человека они более напоминали огромные подносы или щиты гоплитов. Я даже начал подумывать о замене плетёных скутумов на глиняные гоплоны. Но потом здраво решил, что это будет возвращением вспять исторического прогресса.