Бесплатный фрагмент - Это жестокое слово

На рабочем месте, над ее столом — вырезанная из «Огонька» картинка: холеный красавец-жеребец ахалтекинской породы. Время от времени она отрывает глаза от микроскопа и смотрит на него: сколько в нем силы, сколько огня, сколько неукротимой ярости производителя…

Мне с первого взгляда эта картинка показалась неприличной. Ведь в самом деле, если бы я повесил над своим столом картинку с изображением голой женщины и каждый день смотрел бы на нее, то вряд ли можно было бы оправдать ее место над моим рабочим столом эстетическими соображениями, даже если бы это была «Даная» Рембрандта.

Я вспомнил об этом жеребце, когда увидел ее второго мужа. Высокий рост, крепкая шея, взгляд, скользящий поверх собеседника, и холеная рыжеватая бородка клинышком. Эта бородка до того отдавала расчесанной шерстью ахалтекинца, что я невольно вспомнил данную ему характеристику: «Умен, даже талантлив. Был бы превосходным инженером, если бы не был таким ****уном». Его первая жена умерла — отравилась. Одни говорили — при попытке вытравить плод, другие — оттого, что он ей непрерывно изменял.

Первый муж, которого она оставила ради этого холеного ахалтекинца, был человеком скромной наружности, его интересы лежали в области науки и люди говорили, что он импотент, поэтому, мол, она оставила его. Но он женился вторично, у него ребенок и вопрос об импотенции отпадает. Несомненно только одно: он ее не удовлетворял.

Что же в ней было притягательного? Почему многие, начиная от скромного ученого — ее первого мужа, и кончая привыкшим к легким победам над женщинами ее второго мужа, добивались ее внимания, ее любви?

Ей тридцать лет. Она среднего роста, плотного телосложения, немножко рыхлая, но не полная, фигура у нее чисто женская, руки полные, грудь невысокая. Лицо ничем не примечательно, за исключением глаз. Трудно даже передать какие у нее глаза. Карие. Но разве этим выразишь их глубину. Умные. Но разве этим выразишь их силу. Ее глаза могли быть и ласковыми и строгими. И одобряющими, и смущенными. Но они никогда не были зовущими. Эта женщина только сама, только она одна знала, чего хотела и, видимо, имела все, что могла хотеть. И если верить молве, что глаза это зеркало души, то можно было сказать, что у нее была замечательная душа. Замечательная, но непроницаемая. Быть может это и привлекло к ней мое внимание. Ведь даже в наш просвещенный век думающая женщина — редкое явление, даже в такой стране как наша.