Бесплатный фрагмент - Если б солнце вставало на западе…

Исчезновение

Чемодан был ужасно тяжёлый и оттягивал руку. Ныло плечо, в спине наметились подозрительные боли. А тут ещё эта ручка… Того и гляди отвалится… И что тогда?

Платон Кузьмич тащил свою поклажу и проклинал всё на свете. Зачем он взвалил на себя столь непосильный груз?

В чемодане были книги. Много книг. Они достались Платону Кузьмичу от дедушки, завзятого книголюба и библиофила. Книг было столько, что в квартире шагу ступить некуда. И в какой-то момент Платон Кузьмич понял: если он не избавится хотя бы от части печатной продукции, она его накроет. Просто свалится со шкафа — и поминай, как звали. Тогда-то он и достал с антресолей старый чемодан и набил его полным собранием сочинений Ленина. От него он решил избавиться в первую очередь. Но не выбрасывать (это было немыслимо), а отвезти на дачу. Там тоже было под завязку, но в сарае классику марксизма место бы нашлось.

Вход в метро «Курская» был нескончаемо длинным. Платон Кузьмич аж взмок, тащивши своё богатство, и всё чаще жалобно поглядывал по сторонам. Чем, видимо, и привлёк к себе внимание симпатичной дамы в форме, стоявшей возле большого ящика. Её цепкий взгляд остановился на тщедушной фигуре потомственного интеллигента, изнемогавшего под тяжестью сомнительного груза. Подозвала:

— Поставьте чемодан… Вот сюда…

Платон Кузьмич с облегчением взгромоздил своего мучителя на ленту транспортёра и тот скрылся за занавеской. Видимо, ничего подозрительного в нём не обнаружилось, потому что транспортёр заработал снова. Однако, с той стороны ничего не выехало. Дама взирала на пустую резиновую ленту и что-то соображала. Наконец, до неё дошло, что чемодан каким-то образом остался внутри. Заглянула… Пусто!

— Гражданин, вы что себе позволяете? Где ваш чемодан?

Платон Кузьмич растерянно переводил взгляд с дамы на ящик и обратно и ничего не мог понять. Чемодан исчез! Но сей факт не вызвал сожалений об утраченном. Наоборот! Почувствовалось облегчение. Неужели не придётся тащиться с ним сначала на метро, потом на электричке, а потом ещё полтора километра до дачи? Боже, какое счастье!

Однако, в глазах дамы не было оптимизма. Наоборот, в них поселилось беспокойство. И чем дольше продолжалась возникшая пауза, тем большее недоверие к подозрительному субъекту рождалось в полицейском мозгу…

— Предъявите ваши документы!

Платон Кузьмич суетливо достал паспорт с московской пропиской, протянул… Дама внимательнейшим образом исследовала соответствующий штамп… Просканировала взглядом нарушителя… Придраться было не к чему!

На лице блюстительницы порядка отразилась растерянность. Она ещё раз заглянула внутрь ящика. Чемодан исчез! Бесследно!

Наконец, дама спохватилась и, поднеся рацию ко рту, прокричала:

— Первый, я третий! У меня ЧП! Срочно!!!

Тут же, словно из ниоткуда, возник офицер. ЧП на пункте досмотра — это серьёзно! Раздался свисток и несколько сотрудников метрополитена скоренько перекрыли проход к опасному месту. Вследствие чего уже через какие-то пару минут жидкий поток пассажиров превратился во внушительную толпу, сдерживаемую сбежавшимися отовсюду стражами порядка. По метрополитену объявили тревогу и поезда начали следовать мимо станции без остановки. Напряжение в воздухе нарастало. Наконец, по толпе пронеслось: «Бомба!» и все бросились врассыпную.

Мгновенно были подняты по тревоге все спасательные службы города, к месту происшествия направились сапёры, а антитеррористические подразделения ФСБ оперативно заняли позиции на крышах домов на Земляном Валу. Вот-вот должен был прибыть робот, который всегда вызывается в подобных случаях. А пока суть да дело, следователь по особо важным делам приступил к допросу изрядно струхнувшего Платона Кузьмича. И после выполнения нехитрых формальностей (кто, где, с какой целью и по чьему поручению) подозреваемому предложили сотрудничество со следствием, то есть признаться во всём и сразу. Следователь многозначительно поглядел на морально уничтоженного террориста и придвинул к нему чистый лист бумаги:

— Пишите, голубчик…

Платон Кузьмич дрожащей рукой описал всё, как было. Следователь прочёл и переменился в лице:

— Вы что написали? Я, такой-то, вёз в чемодане полное собрание сочинений… В.И.Ленина… доставшееся мне по наследству от дедушки, Сидорова Ивана Петровича, 1907 года рождения, проживавшего… А где про взрывчатку?

— Какую взрывчатку? Откуда у меня взрывчатка? Зачем она мне?

— Так… В несознанку, значит, пошёл? Говори, где взял взрывчатку? Всё-равно же узнаем!

— Да не было никакой взрывчатки. Ну, если только не считать таковой труды вождя мирового пролетариата. Но ведь это только слова…

До следователя начало что-то доходить:

— Так вы что же, книги везли?

— Ну да… Ваша сотрудница подтвердит! Она же видела… В этом… как его… аппарате…

— И куда они делись?

— Не знаю… Ей-богу, не знаю! Вот те крест!

Платон Кузьмич истово перекрестился, причём сделал это впервые в жизни, ибо с октябрятского возраста был атеистом. Следователь задумался. Не похож этот пожилой москвич на террориста. Ну, какой из него мученик за веру? Он даже крестится не так, как надо. В смысле — наоборот. Сотрудников ФСБ специально просвещали по этому вопросу. Враг частенько ловится на мелочах…

Удовлетворённый своей наблюдательностью, следователь мягко побарабанил пальцами по столу:

— Ну, допустим… И о чём писал этот, как его — Ленин…

— Честно говоря, я читал его лет сорок назад… Конспектировал в институте… Теперь он и вовсе не нужен… Никому… На дачу решил отвезти… Чтобы не мешал…

— Ленин — это тот, что на Красной площади?

— Он самый…

— Не экстремист?

— Это как посмотреть. На мой взгляд — самый настоящий…

— Но за экстремистскую литературу…

— Но это официальное издание. Вроде не запрещено…

— И куда оно делось?

— Послушайте, товарищ… не знаю вашего звания… Ну, откуда мне знать? Мне сказали — я поставил. Оно поехало. И — всё… С концами!

— Будете писать заявление? О пропаже…

— Нет, не буду! Мне же лучше! Я ж не знал, как от него избавиться! Только благодарен…

Следователь задумчиво поглядел в окно. «Ситуация неординарная. Но шут его знает: может, и не врёт. Эти эмвэдэшники порой такое отмочат… А нам разбираться! И, в принципе, даже если в чемодане и взрывчатка — она же исчезла! Всплывёт где-нибудь? А мне-то что? Пусть там, где обнаружится, и колупаются…»

Успокоенный сделанными выводами, следователь окончательно подобрел. Но что делать с этим доходягой? Отпустить? Снял трубку телефона:

— Семёнов, ну что, нашли что-нибудь?

— Нет, товарищ полковник, ничего не нашли! Ни чемодана, ни взрывчатки…

— А хорошо искали?

— Да лучше некуда! Всё разобрали! По винтику!

— Так, может, и не было ничего?

— Скорей всего. Не могло же оно взять — и исчезнуть…

— Ладно. Отбой тревоги. Скажешь этим, метрополитеновским — учения прошли успешно…

— Есть, товарищ полковник! Уходим на базу…

Полковник подержал исписанный Платоном Кузьмичом лист и медленно порвал его… Выбросил в урну…

— Вот что, уважаемый… э-э-э… Платон Кузьмич. Вы свободны. Но если что — вы у нас на примете. Так что…

— Да я… Да мне… Спасибо, товарищ полковник. Всегда рад помочь!

Полковник снисходительно улыбнулся и подписал пропуск. Платон Кузьмич как на крыльях вылетел из комнаты:

«Так вот, значит, как они работают! Органы!»

В последнем слове было столько уважения и даже восхищения, что и не сообразишь, чего больше. Одно ясно: с ними — как за каменной стеной!

Успокоенный и просветлённый, Платон Кузьмич направился к дому. Больше ничто не отягощало его руки. Надо же, как всё удачно сложилось! Он уже подходил к подъезду, когда в голове молнией сверкнуло: «Чёрт побери, а ведь дома ещё столько ненужной литературы! И можно…»

Поражённый открывшимися перспективами, потомок книголюба и библиофила вошёл в подъезд, давно уже требовавший ремонта. Наследие ленинизма ещё давало о себе знать…

Золотой косяк

Северные широты… Холодные, коварные просторы, бороздимые судёнышками с героическими экипажами… Места не для слабаков. Здесь нужны люди особенные, с характером. Рыбаки!

Сейнер «Непобедимый» уже вторую неделю боролся с волнами. А рыбы всё нет! Но вот и удача: большой косяк. Закипела работа. Сноровисто действуют моряки. И вот уже в трюм хлынули представители морской фауны. Есть улов! Только…

Боцман Степаныч ввалился в капитанскую рубку и осипшим от волнения голосом прохрипел:

— Михалыч!

Мыхалычем звали капитана сейнера, который сразу понял: что-то случилось…

— Чего тебе?

— Там… это… — и показывает рукой на трюм. Капитан посуровел:

— Говори внятно! Что случилось?

— Там… рыбы…

Лицо Михалыча подобрело:

— Рыбы? Хорошо, что не птицы…

— Золотые!

— Кто?

— Да рыбы же!

— В смысле…

— Ну, вроде — селёдка, а на самом деле — золотые рыбки… Как в аквариуме… Только крупные…

— И много их?

— Да весь косяк!

Капитан недоверчиво смерил боцмана взглядом:

— Ты, Степаныч, часом, белены не объелся? Откуда здесь золотые рыбки? В высоких-то широтах! Вода около нуля! И вообще: мы селёдку ловим, а не золотых рыбок. Се-лёд-ку! У нас план по засолу! Что я скажу заказчику?

На Степаныча было больно смотреть. Словно именно он и был повинен в том, что вместо добротной атлантической сельди в трюме шевелится чёрт знает что. Но даже не это было главным. Главным было то, чего он попросту не мог выговорить. Язык отказывался…

Капитан, между тем, видел: моряка что-то гложет:

— Ну, чего ещё? Договаривай!

— Они… это… требуют…

— Кто требует?

— Да рыбы эти…

Фуражка поползла по голове капитана:

— Ты чего несёшь? Рыбы не разговаривают!

— Михалыч, вот те крест: тебя требуют!

— Меня???

Капитан ошалело уставился на несчастного боцмана. Тот в отчаянии кивнул головой:

— Тебя!

В рубке установилась мёртвая тишина, прерываемая лишь завыванием ветра и криками чаек. Наконец, капитан взял себя в руки:

— А чего хотят-то?

— Чтоб их отпустили… Обратно… В море…

— Весь косяк?

— Ну…

— А что взамен?

— Да что угодно: квартира, дача, внедорожник… Одна корыто посулила… Новое…

— Корыто-то зачем? Уж предлагала бы стиральную машину… Indesit… Нет, лучше Samsung… Или Bosch…

— Да не вопрос! Им это раз плюнуть! Но они галдят все разом. Не разберёшь. Михалыч, может, спустишься к ним? Ты же капитан…

Михалыч задумался… После некоторой паузы лицо его просветлело:

— Сделаем так. Ты их для начала угомони. А чтобы не пускать дело на самотёк — пусть выберут из себя представителя, наделят полномочиями. С ним и потолкуем. А пока ты ходишь туда-сюда, я покумекаю, что нам нужно в первую очередь. Ты, вроде, о ремонте заикался?

Услышав про ремонт, Степаныч аж затрясся от радости. Ну, право, как можно выходить в море на такой лохани? Всё же менять надо! Начиная с корпуса и кончая якорем! Двигатель — вообще ни к чёрту! Перебираешь его, перебираешь… Мотористам стыдно в глаза смотреть! А подъёмные механизмы, а лебёдки, а электрика…

— Ты, Степаныч, губу-то не раскатывай! Что сможем, то сделаем. Неизвестно ещё, на что эти рыбы способны. Может, только болтать горазды. Языком-то и мы… Начни-ка со штурвала, а там посмотрим.

***

Минут через десять, когда орава в трюме начала засыпать, решился вопрос с её представителем. Им оказалась маленькая, но шустрая Золотая Рыбка, с которой и предстояло вести переговоры. И когда Степаныч внёс предложение о замене штурвала на более продвинутую версию (из ценных пород дерева, с перламутровыми вставками), Золотая Рыбка согласно кивнула головой. Но тут же напомнила об условии сделки: весь косяк должен немедленно отправиться за борт. Что и было исполнено.

Степаныч высунулся из трюма и вгляделся в окошко рубки, за которым маячила капитанская физиономия. Похоже, со штурвалом было всё о’кей. Отогнутый большой палец командира это подтвердил. Значит…

— Слышь, рыба, нам бы мотор поновей…

— А какой нужен? Как у ракетного крейсера?

— Не-е… Как у яхты… У этого… У Абрамовича…

Рыбка задумчиво смерила боцмана взглядом:

— И всё? И даже владычицей морской себя сделать не потребуешь? Ну, чтобы я у тебя на посылках…

Степаныч рассмеялся:

— Ну, ты, рыба, даёшь! Это только на Евровидении что ни артист, то или баба с бородой, или мужик с сиськами. Мне-то зачем? У меня семья, дети…

У Золотой Рыбки отлегло от сердца. На радостях, что не придётся обижать хорошего человека, она вильнула хвостом и это стало для Степаныча полной неожиданностью. В результате рыбка выскользнула из рук и скрылась за бортом. Но моряк нисколько не пожалел об упущенной добыче: сейнер уже набирал такой ход, какого у него не было никогда — даже во времена далёкой туманной юности…

Если бы да кабы…

Если б на Марсе яблони цвели

Яков Михайлович встал пораньше, позавтракал и вышел на крыльцо. Погода радовала: ласковое солнышко, безветрие. Атмосферное давление и влажность воздуха в норме, так что намеченной на сегодня отправке в дальний путь ничто не угрожало.

Конечно, в плане технического оснащения хотелось чего-то большего. Всё-таки, «сто тридцатке» уже 6 лет. Печально, но всё чаще приходится наведываться в сервис. Вот и на этот раз… Пришлось многое заменить: подшипник в турбонаддуве, фильтр тонкой очистки, две форсунки, усилитель тормозов и один из поворотников. Вдобавок ко всему, Палыч, занимавшийся ремонтом, настоял на перепайке. Говорит, тот припой, на котором всё держится — полное дерьмо. Разве что обои клеить! А шесть лет эксплуатации — чистая случайность. И пальцем тычет. А палец у него — о-го-го! Таким пальцем что хошь расковырять можно… Пришлось согласиться. Так что бандажное кольцо второй ступени сперва отпаяли, а потом припаяли заново. Насмерть! Теперь душа за него не болит. А могла бы…

Яков Михайлович облачился в рабочий халат и прошёл в гараж. Любимица тускло серебрилась в глубине. Невольно залюбовался: хороша! Прошёл к пуско-зарядному устройству. Смешно сказать, но аккумуляторы — ни к чёрту! А ведь обещали 10 лет безотказной работы! Козлы… Но, вроде, зарядились неплохо. Главное — стартануть, а дальше генератор вытянет. Хорошо хоть, в прошлый раз не поскупился и заменил его. Теперь душа не болит. А могла бы…

Похлопал по обшивке: «Ну, ласточка, не подведи!» Осталось открыть ворота и вырулить на стартовую площадку. Но не тут-то было. Один из шпингалетов застрял намертво. Дверь перекосило и… Пришлось взять кувалду:

«Вернусь — переварю. Сколько можно? Каждый раз одно и то же! Надоело!»

Ворота со скрипом отворились.

Залил две канистры «двести восемьдесят первого», качнул сервера, гироскопы и запустил двигатель. Тот мягко заурчал, доставив водителю немалое наслаждение. Малый газ! «Сто тридцатка» стронулась с места и, поблёскивая покатыми боками, выкатилась на солнце.

Осталось кинуть последний взгляд и можно отправляться.

«Эх-хе-хе… Правый пилон… Следы течи… Омывающая жидкость? Тормозуха? Гидрокомпрессорный конденсат? Час от часу не легче!»

Попробовал на язык… Ничего конкретного… И чек на приборной панели не горит.

«Ладно, не до Альфа-Центавры колдобиться. Дотяну как-нибудь…»

Влез в кабину, устроился поудобнее. Включил систему ориентации и автомат пилотирования. Полёт на Марс начался.

***

«Сто тридцатка» преодолела плотные слои атмосферы и легла на курс. Теперь можно расслабиться и посмотреть ящик. Диктор как раз сообщал последние известия: «… и многие наши соотечественники предпочли лежанию на диване перед телевизором полёт к красной планете. На ней в этом году выдался рекордный урожай яблок. Не таких, как в грёбаном Техасе, а во-о-от таких…»

Диктор развёл руки в стороны так, что ладони оказались за пределами экрана. Из чего следовало: лучше поторопиться. Желающих запастись на зиму такой диковинкой — пруд пруди. Яков Михайлович прикинул, сколько влезет в багажник и едва ли не впервые пожалел, что так и не обменял «сто тридцатку» на «сто сороковку». Вроде, и условия подходящие: трейдин, августовские скидки… В ту-то не меньше КАМАЗа последней модификации влезет. Куда столько? Ну, пусть лучше будет чуточку больше, чем не хватит самую малость. Не гонять же по-новой!

Если б Гольфстрим повернулся вспять

Мистер Бенихилл открыл дверь и глотнул морозного воздуху. Вдалеке звонил колокол, сзывающий на вечернюю мессу. Толстый слой снега лежал на ветвях деревьев, придавая пригороду Лондона сказочный вид. Добросовестные дворники проделали узкие тропинки в сугробах и мистер Бенихилл успокоился: успеет. Добротный полушубок, отличные валенки, теплые рукавицы… Что ещё нужно британскому джентльмену, чтобы ощутить дыхание жизни, почувствовать бодрость в застоявшихся членах, понять, что он, потомственный англосакс, способен противостоять натиску стихии и связанным с ним метелям, снегопадам и двадцатиградусным морозам?

Из паба в конце безлюдной улицы вывалилась группа английских джентльменов и потянулась на колокольный звон. «Надо поторопиться» — подумал мистер Бенихилл и ускорил шаг. От быстрой ходьбы ногам в валенках стало жарко, но он уже пришёл. За святыми для каждого жителя Британских островов стенами вовсю волновалось человеческое море. «Боже, храни королеву!» — с облегчением подумал мистер Бенихилл и извлёк из внутреннего кармана полушубка абонемент. Лондонское дерби Арсенал-Челси начиналось через 5 минут.

Если б бабушка была дедушкой и наоборот

Озорной лучик скользнул по Митиному лицу, заставив проснуться, сладко потянуться и выглянуть в окно. Там уже вовсю светило солнце, щебетали птички, кудахтали куры, а кот Васька охотился за бабочками. Митя подумал-подумал — и повернулся на левый бок. Всё-таки, какое же это удовольствие — подольше поспать!

— Митя-я-я, пора вставать! Завтракать!

Голос дедушки, с раннего утра возившегося на кухне с плошками и поварёшками, был мягок и добр. Мальцу подумалось о крынке парного молока, с рассветом доставленного дедушкой от молочницы Глаши, о куске душистого хлеба с ломтиками масла, нарезанными той же заботливой рукой. И, конечно же, о банке вишнёвого варенья… Не зря оберегал дедушка заветное лакомство от бабушки, поглядывавшей на рубиновое содержимое с явным намерением познакомиться с ним поближе. Приходилось не только убирать варенье подальше, в шкафчик, но и запирать на ключ. Зато теперь, когда любимый внучек садился пить чай, его ждало восхитительное угощение. А ещё его ждало тёплое, прямо из-под курицы яйцо, сваренное «в мешочек» — так, как это умел делать только дедушка…

Мягкие руки погладили Митю по голове и он, откинув одеяло, свесил с кровати ноги… Надел сандалии… Но прежде, чем садиться за стол, надо было сбегать на двор, умыться и почистить зубы. А на дворе — бабушка, вся в хозяйских делах и заботах: забор подправить, сарай починить. Вот и приходится где-то что-то подпилить, где-то что-то подстрогать…

Митя уже допивал чай, когда со двора донёсся зычный, насквозь прокуренный голос бабушки: «Ах, ты, едрить твою…» Конечно же, этот возглас был адресован псу Полкану, заимевшему дурную привычку воровать бабушкин инструмент и закапывать его под забором у соседа. В прошлый раз он таким макаром разделался с рулеткой, следствием чего стала очевидная кособокость крылечка, возводимого прилежной бабушкиной рукой. И теперь дедушка поглядывал на бабушкину работу с очевидным скепсисом и пофыркивал в усы. Это был явно не тот результат, на который он рассчитывал. С такого крылечка и упасть недолго, запнувшись о порожек высотою на 1,5 см выше обычного. Бабушка же, с нетерпением ждавшая дедушкиной похвалы и так её и не дождавшаяся, обиженно усаживалась на завалинке и закуривала любимый «Беломор». Подваливал сосед, Семёныч, и они молча, сосредоточенно дымили.

Дедушка не мог долго на это смотреть и начинал выговаривать внуку про безусловный вред табака, про пагубное влияние папирос на подрастающее поколение и про то, что не надо брать пример с бабушки, явно злоупотребляющей никотиновым зельем. Митя слушал и усмехался: дедушка был настоящим отстоем и даже не догадывался, что в старшей группе детского сада некурящих давно уже нет.

Если б небо упало на Землю

…то все мы стали бы небожителями.

Если б солнце вставало на западе, а садилось на востоке

С наступлением погожих весенних деньков Владимир Сергеевич перебирался на дачу. Та была в часе езды от Москвы и было так здорово с восходом солнца завести двигатель, переехать через не слишком забитый в этот ранний час железнодорожный переезд (на что в обычное время уходило часа 1,5) и, добавив газку, мчаться через поля и луга навстречу утреннему солнцу.

Дача была на востоке Подмосковья, что делало явку на работу без опозданий весьма проблематичной. Необходимо было иметь в запасе часа 3, а лучше и все 4. Для надёжности.

Единственное неудобство — восходящее светило. Его безразличие к проблемам безопасности движения сильно напрягало. Владимир Сергеевич негодовал: «Это ж надо! От этого запада одни неприятности! Ну, что мешает Солнцу всходить на востоке? Насколько комфортнее было бы ехать! А так… Того и гляди, ткнёшься сослепу в зад какого-нибудь „Гелендвагена“ — и всё! Прощай дача! Этому придурку же не объяснишь, что виноват не водитель, а ослепляющий эффект утреннего светила…»

Владимир Сергеевич уже хотел было сбросить скорость, но вдали показался хвост обычной в это время суток пробки на ближних подступах к Москве и он успокоился. Вероятность нанесения непоправимого ущерба какому-нибудь навороченному внедорожнику резко упала. Теперь, в случае чего, можно будет обойтись и парой месячных зарплат. Что более или менее приемлемо. Но солнце… Вечером… на обратном пути… всё повторится! Лучше б оно вставало на юге, а садилось на севере. Или наоборот…

Если в кране нет воды

Свой дачный участок Виктор Матвеич получил в далёком 1979 году. С тех пор много воды утекло. В прямом смысле, ибо вдоль забора протекал ручей, буквально в двухстах метрах впадающий в реку, входившую в систему Московского гидроузла. Была она неширока и неглубока, но весьма живописна. Так что с участком Виктору Матвеичу повезло.

Зимой посёлок пустел, потому что кроме электричества и скважины, из которой наполнялся объёмистый бак и из которого, в свою очередь, вода по трубе распределялась по участкам, больше ничего и не было. Труба тянулась над землёй, но дачникам это не мешало. Для полива же на каждом участке была бочка с дождевой водой.

Однако, жизнь не стоит на месте и соседи начали свои участки продавать. И пришёл тот день, когда со всей остротой встал вопрос о целесообразности снабжения водой единственного из оставшихся членов некогда дружного дачного коллектива. У каждого из новых хозяев была своя артезианская скважина и водопроводная труба в полуметре над землёй превратилась в бельмо на глазу. Да и вообще: на фоне симпатичных трёхэтажных домиков жилище Виктора Матвеича выглядело совершенно неуместным.

Тучи над «последним из могикан» сгущались, так что он не очень-то и удивился, когда в один прекрасный день воды в кране не стало. Поговаривали, что это сборщики металлолома оттяпали существенную часть магистрали и увезли в неизвестном направлении. Перед Виктором Матвеичем встал вопрос: тянуть новую ветку, бурить скважину или попросту продать ставший сильно проблемным участок по сходной цене одному барыге, уже вторую неделю названивавшему с деловым предложением. И, взвесив все «за» и «против», Виктор Матвеич выбрал последнее.

Когда всё закончилось, бывший дачник захотел в последний раз взглянуть на свой участок. И не увидел его. Потому что забор, возводимый новым хозяином, превысил к тому времени все разумные нормы.

Если б на яблоне выросли груши и наоборот

Садовод-любитель Ерофей Павлов любил работать с фруктовыми деревьями: удобрять, поливать, прививать, опылять и скрещивать. Хотел получить что-то необыкновенное и, кажется, этого добился. Но всё по порядку.

Процесс выведения новых сортов небыстр. А так как по натуре своей был Ерофей человеком энергичным, то очень скоро фруктовых деревьев ему стало мало и он заинтересовался ещё и работой с кустарниками: смородиной и крыжовником. Новое увлечение оказалось столь велико, что о яблоне и груше он на какое-то время забыл и те, предоставленные самим себе, развивались, как могли. Яблоне это пошло на пользу: яблоки вырастали крупными, сочными и сладкими. А вот груше не повезло: её плоды были мелкими, жёсткими и чуть кисловатыми. По осени Ерофей обивал их палкой, собирал в две большие сумки и относил Фролу Кузьмичу, проживавшему на другом конце посёлка и держащему поросят. Хрюшки охотно поедали приносимое, ибо и такие груши были для них сущим лакомством.

Однако, с некоторых пор Ерофей стал замечать странные вещи: яблоки на яблоне всё больше напоминали груши, а груши на груше стали походить на яблоки. Сначала он не придал этому значения. До сбора урожая оставалось ещё месяца полтора и всё ещё могло перемениться.

Однако, яблоки и не думали превращаться в груши, а груши — в яблоки. Что им мешало сделать это, было непонятно. Но самое неприятное было то, что яблоки перевоплотились в груши не просто так, а в полном соответствии с их характеристиками, то есть стали мелкими, твёрдыми и кисловатыми. Зато груши, выросшие на яблоне, радовали глаз непривычной для них спелостью, сладостью и величиной. Околачивать груши с яблони рука уже не поднималась, а вот яблоки, облюбовавшие грушу и выродившиеся во что-то непонятное, околотить было в самый раз. Правда, возникал вопрос: а станут ли есть яблоки, выросшие на груше, поросята Фрола Кузьмича? Могла ли их разборчивость им этого не позволить? Да и другие вопросы возникали. Например, получалось, что, вроде как, Ерофею стало жалко груш и он заменил их яблоками. Собственно, так оно и было, но отдавать спелые, сочные, сладкие плоды не хотелось. И Ерофей решил никуда ничего не относить, а сказать, что в этом году катастрофический неурожай.

На следующий год садовод-любитель глаз с фруктовых деревьев не спускал. А процесс цветения так и просто протекал под его неусыпным контролем. И уже где-то к середине июля стало ясно: труды не пропали даром. Успокоенный вошедшей в привычную колею ситуацией, Ерофей обратил свой взор на кустарник и обомлел: с кустов смородины на него весело поглядывали кисло-сладкие полосатики, зато с веток крыжовника свешивались гроздья радикально чёрного цвета…

Если б Россия была родиной слонов

С утра зарядил дождь и стало понятно: это надолго. Пора северных муссонов…

Над всей европейской частью России нависли тяжёлые тучи. Как бы наводнение не началось! Фёдор Лукьяныч проверил состояние свай, на которые крепилось его жилище, и остался доволен. Сибирская лиственница… Говорят, целый город на ней тысячу лет держится. На всякий случай укрепил пару сочленений пеньковой верёвкой и поднялся на помост на 2-х метровой высоте. Никакой поток не достанет. Знали предки, как уберечься от опасностей: не только от водной стихии, но и от насекомых, ядовитых гадов, тарантулов и прочей нечисти.

Лет пять назад, когда вода поднялась на метр восемьдесят, Фёдор Лукьяныч совсем было пал духом: смоет его хибару вместе с домашней утварью. Ну, там, семейными фотографиями, палочками для риса и прочими причиндалами. И как жить? Вещи-то — бог с ними. Да и какие там вещи: набедренная повязка да сандалии. Недвижимость жалко. Ту, что по брёвнышку собирал. Вернее, по бамбуковому стволу. Конечно, климат позволяет жить и без этого, но всё же лучше иметь крышу над головой. Хотя бы из тростника…

Проверил состояние москитных сеток. Эти твари достанут кого угодно. Хуже комаров! Правда, о тех кровососущих Фёдор Лукьяныч знал лишь понаслышке. Не водятся они здесь. Климат им, видите ли, не подходит! Просил внучка привезти парочку из Индии. Там их, говорят, пруд пруди… Нет, говорит, нельзя. Таможенники не пускают. Национальное достояние! За границу — только по особому разрешению и за большие деньги. Лучше, говорит, я зайца привезу. Или волка. У них там этого зверья — до чёрта. А медведи — так просто по городу ходят. У нас — коровы, а у них — медведи. И никого это не волнует! Да что там медведи… У них температура, в основном, ниже нуля! Минус двадцать для них — абсолютно нормально! Они без этого не могут!

Последняя мысль была столь невероятна, что Фёдор Лукьяныч забегал по полу, устланному камышовыми листьями. И очень некстати увидел на циновке связку бананов, приготовленную на ужин. Спелые, сладкие, они обеспечивали дневной рацион многим россиянам. За это их очень любили и всячески оберегали от местных хулиганов — наглых и прожорливых. Те же, невероятно ловкие и прыгучие, только и ждали момента, чтобы наброситься на заветное лакомство, схватить гроздь повесомее и, прыгая с ветки на ветку, унести куда-нибудь подальше.

Однако, съестное, приготовленное на ужин, ждала печальная участь, ибо Фёдор Лукьяныч, будучи в расстроенных чувствах, не смог удержаться и съел все бананы один за другим. И только тогда понял, что погорячился. Ибо дождь за окном резко усилился, а потом и вовсе полил как из ведра. То есть достать бананы с дерева стало затруднительно. Теперь это мог сделать только сосед, Петрович. Не он сам, а его слон, наученный многим важным премудростям. Не за так, конечно. Но ничего не поделаешь, без бананов нельзя…

Фёдор Лукьяныч уже было направился к выходу из хижины, но остановился. Дождь стоял стеной. Уровень воды повышался прямо на глазах и россиянин впервые пожалел, что находится не в далёкой Индии, где зима, сухо и минус пять по Цельсию, а здесь, на омываемой всеми муссонами и пассатами среднерусской возвышенности. Правда, что это такое — минус пять — представить себе он так и не смог. Наверно, что-то ужасно комфортное…

Если б в России произрастали кактусы

Задул горячий, иссушающий ветер и Евгений Сидорович нахлобучил широкополую соломенную шляпу поглубже. Надвигалась сезонная засуха — явление, привычное каждому россиянину. Совсем скоро, в июле месяце, ландшафт превратится в выжженную пустыню, оживляемую торчащими тут и там кактусами. Летом каждый день на счету, так что следовало поторопиться с созданием кормовой базы фермерского хозяйства, руководимого Евгением Сидоровичем. Тем более, что поголовье крупного рогатого скота достигло исторического максимума, что сулило немалые барыши в будущем. Но это лишь при правильном использовании преимуществ частнособственнической инициативы.

Евгений Сидорович вывел из конюшни любимого скакуна и водрузил на него седло. Затянул подпругу. Конь слегка задрожал в предвкушении бешеной скачки по родным просторам и скосил глаз. Предстояло отправиться туда, где трава в это время года была особенно сочной и питательной. Коровы предпочитали пастись именно там и с этим ничего нельзя было поделать. Единственным препятствием на пути к стаду служил дремучий лес из реликтовых кактусов, чьи многочисленные колючки не оставляли никаких шансов вздумавшему покуситься на их первозданную красоту. Там даже белки не водились. Слишком велика была вероятность остаться без хвоста. Кстати, вырубка этого чуда природы была строжайше запрещена. По нескольким соображениям, главное из которых — забота о здоровом образе жизни населения данной территории. Начнут ведь гнать чёрт знает что. Да и эстетическую составляющую никто не отменял: когда кактусы начинали цвести (что случалось нечасто), картина была воистину впечатляющей.

Евгений Сидорович уже хотел было вскочить в седло, как вдруг вспомнил, что надо бы наведаться к соседу, Степанычу. Вернуть ему, наконец, 500 рублей, одолженных в том квартале. Придётся сделать крюк, и немалый. Но что поделаешь — слово есть слово. Степаныч — мужик правильный. Сколько раз выручал! Надо его уважить…

Зашёл в дом, покопался в чулане. На свет появилась бутылка с прозрачной жидкостью. На этикетке — «Stolichnaya»…

«Классная штука! Степаныч будет доволен!»

Завернул в газету подарок и, вынув из кобуры неразлучный «Кольт», вставил вместо него стеклянную посудину:

«Не разбить бы! Импортная вещь! Не какая-то там текила…»

Кажется, ничего не забыл… Стоп, а как же… Это тоже надо взять… На всякий случай…

Вернулся, нашарил в глубине холодильника банку с импортной закуской, столь полюбившейся в последнее время. Надпись на литровой ёмкости с плотно утрамбованными плодами гласила:

«Ogurchiki domashnego posola».

Удовлетворённо хмыкнул: «Вот теперь можно ехать!» Вскочил на коня. Тот мотнул головой и потрусил привычной дорогой, вьющейся меж холмов.

Если б в море вода была пресной, а в реке — солёной

После городской суеты Малиновка показалась сущим раем. Давно уже Виктор Павлович собирался перебраться в провинцию, да всё недосуг. А ведь как хорошо: домик на берегу реки, немудрёное хозяйство…

В последнее время стало модным всё бросить и уехать куда-нибудь в глушь. Например, в Подмосковье. Черноморское побережье (как и Балтийское, и Тихоокеанское), конечно, по-прежнему привлекательно, но уж больно народу много. Считай, всё население России там сосредоточено. Ещё бы: воды — вволю, да и климат ничего. Вот исстари и повелось: если где и селиться, то только там. Не по берегам же солёных рек, только и пригодных на то, чтобы искупаться в жару. Ну, и ещё порыбачить…

Кстати, о рыбалке. Виктору Павловичу рассказывали, что в подмосковных реках отлично ловится селёдка. Причём из-за повышенного содержания соли в воде выловленную рыбу готовить не надо. Она уже пряного посола. Ловишь, режешь, посыпаешь лучком и… Пальчики оближешь! Можно и под шубой употребить, но это уже на любителя. Главное — найти косяк посолидней. Правда, тогда потребуются сеть и лебёдка, рассчитанная тонны на полторы. Ну, и персонал для разделки продукции. Впрочем, если запросы не столь велики, достаточно удочки, червя и места на берегу. Или лодки. С неё дальше видно…

Виктор Павлович продрался сквозь заросли орешника. Красота-то какая! На много вёрст — ни души! Дикие места… Лишь дельфины резвятся на стремнине да чайки кружат над водой. К берегу прибило несколько медуз, что свидетельствовало о шторме, разыгравшемся где-то в верховьях. Расправил резиновую лодку, надул и спустил в воду. Взял с собой снасти, банку с наживкой и оттолкнулся от берега.

На входе в залив бросил вёсла. Поплевал на червя, насаженного на крючок, и закинул удочку.

Почему-то речные обитатели не спешили заглотить аппетитную наживку и через какое-то время Виктор Павлович подумал о перемене места. Что-то мешало рыбе подойти поближе. И очень скоро стало ясно, что.

Над водой показался стремительно приближающийся вертикальный гребень. Видно, его обладательница почуяла добычу. Но встреча с акулой совершенно не входила в планы рыбака! Потянул было удочку из воды, да поздно…

Леска натянулась с такой силой, что стало ясно: держаться придётся из последних сил. Но разве можно противостоять напору мощных плавников четырёхметровой торпеды? Силы были неравны и утлое судёнышко понеслось к берегу. Виктору Павловичу бросить бы удочку вместе с крючком, червяком и оголодавшей акулой на конце, но не тут-то было. Взыграл охотничий инстинкт и теперь либо потерявшая голову рыба вместе с лодкой выскочит на берег, либо леска не выдержит и добыча уйдёт вместе с крючком, либо третий вариант: надувное судно встретится с какой-нибудь корягой и испустит дух. Случилось последнее, после чего рыболова выволокло на мелководье, заставило пробежать пару метров по инерции, споткнуло о камень, окунуло в воду и заставило-таки разжать руки, мёртвой хваткой вцепившиеся в удилище. Добыча вильнула хвостом и ушла в глубину.

В последующем Виктор Павлович никогда не связывался с акулами, предпочитая ловлю тунца, селёдки и вездесущего бычка, особенно привлекательного в томатном соусе. Он окреп, загорел, его тельник просолился от пота и солёных речных брызг. О своей прошлой жизни в окрестностях Ялты старался не вспоминать. И действительно — что там хорошего? Даже не порыбачишь толком. Из рыбы — один подлещик. А в остальном — камыши да лягушки…

Если б кислое было сладким и наоборот

В зале царил полумрак, звучала музыка… Давненько Игорь Александрович не оказывался в столь приятной обстановке, да ещё и с прелестной собеседницей. На Галочку из соседнего отдела многие заглядывались, что для 28-летней симпатичной женщины было вполне естественно. Чем же Игорь Александрович хуже других?

В кафе он договорился встретиться с дочерью, передать ей ключи от машины. У неё случилась авария, а остаться без транспортного средства не хотелось. Но что-то дочка задерживалась. Галочка тоже кого-то ждала, и тоже безуспешно.

Зазвонил мобильник и выяснилось: встреча переносится на завтра. Игорь Александрович испытал странное облегчение и посмотрел в сторону соседнего столика. Галочка после короткого разговора с кем-то тоже вроде как освободилась. Их взгляды встретились, и так как они были чуточку знакомы, Игорь Александрович пересел за её столик. Она была не против.

Столь успешное начало воодушевило начальника технического отдела и он сделал заказ: пара салатиков, коньяк, лимон, шоколад… Галочка слегка удивилась, но возражать не стала.

Надо сказать, в коньяках Игорь Александрович разбирался и содержимое первой рюмки удовлетворило его полностью. Стало совсем хорошо и он подцепил дольку лимона. Женщина напротив загадочно улыбалась, отчего у любого на его месте засосало бы под ложечкой. Он уже приготовился ощутить на языке восхитительный вкус лимона, как понял: что-то не то. По рту растекался вкус… арбуза, а отнюдь не обожаемого им в качестве закуски цитрусового. Галочка же, изящно пригубив божественного напитка и подержав на языке прозрачную кислинку, ничего подобного не испытывала. Если б что-то было, он бы заметил!

Внутренне недоумевая, Игорь Александрович отправил в рот вторую дольку… Третью… Арбуз, да и только! Может, что-то с коньяком? Озадаченный неожиданной проблемой, Игорь Александрович зачастил и очень скоро «пятизвёздочный» кончился. Пришлось повторить заказ. И всё больше хотелось излить душу, хотя Галочка становилась всё молчаливее. Наконец, она вспомнила, что уже поздно и заторопилась домой…

Очнулся он уже утром, в собственной квартире, и сразу понял: быть беде! Жена демонстративно смотрела телевизор, на что возразить было нечего. Почему-то ужасно захотелось арбуза. Не как вчера, а настоящего, астраханского, обожаемого супругой. Промямлив что-то нечленораздельное, провинившийся глава семейства отправился на рынок.

Там он выбрал то, что требовалось: огромный, тяжёлый, потрескивающий при сжатии плод. На душе полегчало и он уже с несколько другим настроением вернулся домой. Жена, вроде, тоже оттаяла. В конце концов, с кем не бывает? Сели за стол.

Игорь Александрович с хрустом вонзил нож в полосатого гиганта… Рассёк пополам… Отрезал внушительный сектор и скоренько вычистил семечки… Протянул жене…

Та с благодарностью посмотрела на спутника жизни… Откусила кроваво-красной мякоти…

Игорь Александрович с недоумением воззрился на сочащийся соком арбуз. Неужто не сладкий? Отрезал кусок, попробовал…

Словно кто-то коварный плеснул ему в рот стакан свежевыжатого лимона. Челюсти свело. Не в силах понять, что происходит, Игорь Александрович смотрел на свою благоверную, с каменным лицом жующую и пережевывающую пронзительно кислую субстанцию…

«Такое не прощается!» — подумал оплошавший кормилец и был, безусловно, прав.

Если б на Солнце теплилась жизнь

Исследование солнечной системы подошло к концу. К большому разочарованию покорителей космоса, жизнь в ней так и не обнаружилась. В это трудно было поверить, ибо хоть какие-то микроорганизмы должны были в ней существовать! Хотя бы на Нептуне, как наиболее удалённой от Солнца планете! Но нет, ничего не нашлось…

Иван Подгузов прекрасно помнил ту эпопею с Нептуном. Ещё бы! Он ведь входил в экипаж межпланетного корабля «Фаэтон–4», преодолевшего все преграды в виде радиационных поясов и скоплений астероидов, туманностей и пылевидностей. Их корабль, изрядно помятый магнитными бурями и фотонными ураганами, принептунился в заданном районе субэкваториального мегакратера, размещающегося на краю геологического разлома протяжённостью сорок тысяч километров. Место посадки славилось сейсмической активностью, поэтому каждый выход на поверхность сопровождался повышенными мерами безопасности. Задача была простая: найти что-нибудь живое, причём неважно, в каком виде. Однако, в тот раз мечта человечества не сбылась. Теперь вся надежда была на Солнце.

Для его покорения и был построен космический корабль двенадцатого поколения, названный «Фотон-5». Настоящее чудо техники: сверхмощное, сверхбыстрое, сверхнадёжное. Командир — ему под стать. Конечно же, им стал Иван Подгузов — человек, шесть раз выходивший на поверхность Нептуна и этим своим подвигом заслуживший уважение жителей Земли. Иван снизу доверху облазил вверенный ему супер-корабль, убедился в надёжности заклёпок, кронштейнов и шпангоутов, проверил каждый механизм, каждую интегральную схему в системах навигации и управления. Всё было в порядке.

И вот — старт. Иван убедился, что экипаж расселся по местам, и повернул ключ зажигания. Пошёл обратный отсчёт. Земляне приникли к телевизорам. Из хвоста «Фаэтона–5» вырвалось пламя и он устремился ввысь.

Путешествие оказалось непростым. Несколько раз у командира возникало желание всё бросить, развернуть корабль и вернуться к родному очагу. Но он брал себя в руки и межпланетный лайнер мчался к цели.

С каждым днём Солнце становилось всё больше и больше, так что вскоре надобность в новейшей системе ориентации отпала. Промахнуться стало попросту невозможно, ибо Солнце занимало половину космоса. А вскоре стали различимы и многочисленные вогнутости и выпуклости на поверхности звезды, по мере приближения превращавшиеся в горы и долины, геологические разломы и материковые плиты. Но не это было главным. Иван не забывал слова наставника, полковника Степана Богатырёва: «Помни, Ваня: нет ничего коварней Солнца. Тебе кажется — вот оно, у тебя в руках. И именно в этот миг может случиться самое страшное — выброс протуберанца. И тогда…» Свою мысль полковник не закончил, но, судя по его опалённому лицу, хорошего и впрямь было мало.

Иван вглядывался в поверхность космического тела в поисках места для посадки. Только бы избежать неконтролируемого солнечного выхлопа! А то подхватит, как когда-то полковника, и забросит куда-нибудь в район пояса астероидов. И выбирайся оттуда…

Прямо по курсу на поверхности Солнца что-то булькнуло и из его недр вырвался гигантский сгусток энергии. Иван едва успел крутануть штурвал и «Фаэтон–5», чудом избежав столкновения с искрящимся столбом большого диаметра, на крутом вираже вышел из зоны поражения. Опасность миновала, можно было садиться.

Ступив на поверхность звезды, Иван сразу почувствовал: здесь есть жизнь. Неясно, в каких формах, но по-другому быть не могло. На это указывали и ручьи фиолетового цвета, и огромные синие валуны, и ядовито-зелёный грунт под ногами, и багрово-красные небеса над головой, сквозь которые просвечивал космос. Иван собрал в контейнер пробирки с образцами солнечного грунта и дал команду членам экипажа, разбредшимся по окрестностям, занять места согласно штатного расписания. Задание было выполнено, предстояло возвращение домой.

Иван поискал глазами заветную точку. Вон она, подмигивает голубоватым светом. Какая же ты маленькая, планета Земля! И какая желанная! Глянул в последний раз на солнечный ландшафт и закрыл входной люк. Взметнулось облако пыли и «Фаэтон–5», подгоняемый солнечным ветром, направился к Земле.

Если в тихом омуте черти не водятся

Некоторое время назад с Викентием Лукичем случилось удивительное происшествие. В тот день он отправился на рыбалку, решив попробовать свои силы в серьёзном деле — ловле крупной рыбы. Поэтому расположился не как обычно, возле зарослей осоки, а отошёл подальше, в район тихого омута, который старожилы обходили стороной. Поговаривали, что там черти водятся, хотя в глаза их никто не видел. Глубина там приличная, да и берег подходящий — поросший густым, труднопроходимым лесом. В общем, всё располагало к серьёзному промыслу. Расчёт делался на крупного сома или налима.

Викентий Лукич навострил удочку и замер в ожидании клёва. Вместе с ним замер и поплавок. Причём было непохоже, что его покой в ближайшее время кто-нибудь потревожит. Что и случилось. И по прошествии двух часов Викентий Лукич задумался: а не переменить ли место? Однако, пока он размышлял, поплавок вздрогнул, потом подпрыгнул и его повело. Леска натянулась и Викентий Лукич, к превеликой радости, ощутил мощное усилие рвущейся с крючка добычи.

Показалось, что удочка не выдержит. Викентий Лукич дал слабину… Потянул… И снова отпустил… И вновь потянул… Так водил он свою жертву до тех пор, пока не измотал и не подтянул к берегу. Изготовился к последнему рывку и… остолбенел. Вместо рыбы на том конце верещало и брыкалось какое-то существо: не то человек, не то обезьяна, не то ещё кто. Нос — пятачком, на голове — рожки, тело покрыто чёрной шерстью, сзади — хвост. Крючок впился ему в ухо и не отпускает. Викентий Лукич подтянул к себе странного обитателя омута и схватил за второе ухо:

— Ты кто?

Существо ещё больше заверещало, задёргалось и Викентий Лукич понял: ему больно. Ослабил хватку. Существо примолкло…

— Уж не чёрт ли ты? Похож, однако…

Чертёнок насупился. Викентий Лукич отцепил крючок и перехватил тонкую ручку пленника повыше запястья:

— Ты что здесь делаешь? Ты ж не рыба! Или у тебя какая-то особенная порода — земноводная?

Чертёнок попробовал освободиться, но не получилось…

— И что мне с тобой делать? Что ты умеешь?

Чертёнок игриво завилял хвостом…

— Молчишь? Думаешь, отпущу тебя за просто так? Ну уж дудки! Столько времени потратил зря… Вот что, чертяка! Водостоки поможешь сделать? У меня от высоты голова кружится.

Чертёнок подумал и… кивнул головой!

И началась у Викентия Лукича новая жизнь. Чертёнок оказался отменным помощником. С его помощью была отремонтирована крыша, обрезаны яблони в саду, прибито 3 скворечника, закреплена телевизионная антенна и прочищен дымоход. Работал он не покладая рук, в качестве награды получая отдых в родном омуте. Был установлен довольно строгий распорядок дня, включающий перекуры и несколько часов напряжённого труда. Викентий Лукич не нарадовался на своего помощника и уже прикидывал, как они будут ставить новый забор. И тут всё кончилось.

В то утро чертёнок не пришёл. Викентий Лукич прождал день, другой, а на третий пошёл к тихому омуту.

Здесь ничего не изменилось. Так же склонялись ивы над водой, маслянисто блестела река. Викентий Лукич бросил в омут камень. Тот бултыхнулся, по воде разошлись круги, но знакомая мордочка не показалась. Бросил другой… Захлопал в ладоши… Свистнул в два пальца…

Из кустов высунулась возмущённая физиономия:

— Эй, чего шумишь? Делать нечего? Всю рыбу распугал!

— Да какая тут рыба? Отродясь её здесь не было!

— Не было? А это что?

Рыбак с неописуемым торжеством выволок из травы огромного налима. Так вот кто прогнал чертей из тихого омута! Действительно, разве с таким уживёшься? Вон он какой толстый. И это сейчас он тихий, можно сказать — сонный, а в воде… Не повезло чертёнку. И Викентию Лукичу вместе с ним…

Больше в том тихом омуте черти не водились. А вот рыбаки… Как узнали про налима, теперь в том месте сидят безвылазно. Что-то ловят, но без особых успехов. Жаль, поблизости тихих омутов больше нет.

Если б зелёное было голубым и наоборот

Степь… Бескрайняя и ровная, как стол… Уходящая за горизонт, оставляющая наедине с печалями и надеждами…

Степан частенько подолгу вглядывался в расстилавшееся перед ним пространство. И когда он начинал делать это, уже ничто не могло отвлечь его от глубокомысленного созерцания равнины. Глаз, не встречающий препятствий, отдыхал. Вот и сегодня: выдался погожий денёк, из-за чего было трудно оторваться от игры зелёного и голубого, голубого и зелёного…

Небо над головой — насыщенного изумрудного цвета — по мере приближения к горизонту обесцвечивалось, блекло, в конечном итоге превращаясь в молочную дымку. А вот голубизна земли, наоборот, наливалась синевой, в конечном итоге подёргиваясь лёгкой вуалью бесконечности.

В траве тут и там проглядывали колокольчики. Их нежно зелёные головки были поистине чудесны. Степан наклонился над одной из них и чуть не заплакал от умиления. На трепетном лепестке застыла капелька росы, посверкивая, словно крохотный бриллиант. Простой полевой цветок — а сколько в нём прелести, даже таинственности. Созерцание маленького чуда природы будило воображение, настраивало на философский лад. Хотелось думать о смысле жизни, о звёздах, существующих где-то там, в безумной дали равнодушного космоса…

Говорят, некоторые из этих звёзд обитаемы. Правда, тамошняя жизнь имеет несколько уродливые формы. На одной из планет дошло да того, что небо там — голубое (?!), а растительность и вовсе зелёная (!?). Степан попробовал представить себе это несоответствие, эту странную метаморфозу — и не смог. А мучиться не захотел. Он вообще был склонен к компромиссу. Кое-кто даже называл его конформистом, но это было уже слишком. Что, впрочем, не мешало Степану считать: если кто-то радуется голубому небу — это, в конце концов, его трудности. Хотя этак можно дойти и до того, что фиолетовый цвет Солнца станет менее предпочтительным, нежели какой-нибудь другой. Например, жёлтый…

От разнообразия прихлынувших мыслей Степан несколько устал. Поэтому вновь сосредоточился на колокольчике. И не прогадал, ибо именно в этот момент на цветок приземлился шмель — большой, мохнатый, радикально красного цвета. Деловито затеребил лиловыми лапками, изредка бросая на Степана недовольный взгляд больших жемчужных глаз. «Как же всё-таки прекрасен этот мир!» — с восхищением подумал абсолютный дальтоник Степан Лихолетов, пожизненный обладатель лучших в мире контактных линз от фирмы с многообещающим названием «Все краски жизни». Нет, ни за что на свете не променяет он свою планету ни на какую другую, даже если на той будут в изобилии водиться трудолюбивые пчёлы в жёлто-чёрную полосочку…

Шмель, между тем, покончил с обработкой зелёного колокольчика и, басовито гудя, полетел дальше. А Степан остался и ещё долго провожал взглядом мохнатого странника. Это было несложно: со слухом у Степана был полный порядок.

Если б шишек на ёлке было больше, чем иголок

Утреннее солнце подсветило лесной массив. Радостным щебетаньем встретили птицы пробуждение природы. Проснулась и белка, устроившая своё жилище в дупле огромной старой ели. Сонно потянулась, продрала глаза, выглянула наружу… Ветки, плотно увешанные спелыми шишками, напомнили о необходимости позавтракать. Причём было очевидно: бежать куда-то в поисках пищи нет никакой необходимости. Только лапу протяни…

Благодаря несметному числу шишек, ель снизу доверху золотилась в лучах восходящего солнца и была похожа на одну гигантскую шишку, насаженную на палку ради какой-то непонятной идеи. Хвоинок было удручающе мало, а те, что ещё оставались, робко проглядывали сквозь шишечный панцирь. Так что любителям зелени оставалось лишь молча развести руками: на этот экземпляр лесной красавицы в плане будущих новогодних празднеств рассчитывать не приходилось. Впрочем, соседние ели были точно такие же, из-за чего лес походил на скопище шишек, растущих прямо из земли.

Скучающим взором белка огляделась по сторонам. Открывшаяся картина кого хочешь могла навести на грустные размышления. Катастрофическое изобилие и, как следствие, неумеренное потребление высококалорийного продукта с неизбежностью влекло за собой печальные последствия. Но белка об этом пока не думала. И напрасно, потому что некоторые симптомы грядущих недомоганий у ней уже начали проявляться со всей очевидностью: лишний вес, увеличенная талия, повышенная сонливость, нежелание напрягаться без особой необходимости. Ей бы чуточку попридержать свои желания, но… Ближайшая шишка показалась столь аппетитной, что она не смогла отказать себе в удовольствии и отшелушила добрую половину. Внутренность превзошла все ожидания и она без раздумий обтрепала шишку до конца. Вздохнув, поняла: если сейчас немножко не поспит, то может попросту свалиться с дерева от накатившей сонливости. Свернулась калачиком и закрыла глаза.

Проспавшись, белка снова выглянула из дупла. Жизнь била ключом: пели птицы, летали бабочки и стрекозы, а к дереву напротив прилепился дятел и выковыривал какого-то насекомого. Подумалось о пище… «Чёрт побери, надо немножко подвигаться!» — озаботилась пышнохвостая красавица и осторожно выбралась на ветку. Та под тяжестью упитанного зверька дрогнула и подалась вниз. «Ого! Так и до беды недалеко! Высота-то — с четвёртый этаж! Но, собственно, зачем куда-то идти? Еды и здесь навалом!» Белка неприязненно подумала о суетливости некоторых лесных сограждан, не умеющих подобрать себе достойный ареал обитания, сорвала шишку посолидней и с большими предосторожностями вернулась обратно в дупло. Некоторое время оттуда доносилось довольное причмокивание, затем вылетело облачко еловой шелухи, пару раз кто-то рыгнул и всё стихло. Послышалось мерное похрапывание…

Дятел, наконец, выковырял упрямого червяка и, опасливо оглядевшись, проглотил вредителя. От избытка чувств хотел стукнуть пару раз по дереву, но услышал доносившиеся из дупла звуки и поостерёгся. Переместился вверх по стволу и аккуратно вставил клюв в едва заметную расселину между отслоившимися слоями коры. Там кто-то шевельнулся и дятел вдвинул клюв глубже. Нарушать белкин сон громкими звуками ему не хотелось.

Месть и её место в нашей жизни

Жажда мести

Больше всего на свете Семён Петрович любил прогулки по парку. Совершал их практически ежедневно. Особенно хорошо было в тёплую погоду, когда можно посидеть на лавочке, сгонять партейку-другую в шахматы с такими же, как и он, любителями послеполуденного моциона, понаблюдать за резвящимися детишками, попенять их неразумным родителям. Обычное дело…

С некоторых пор в парке начались изменения: замостили дорожки, установили фонари. Появились и вестники новой жизни — рекламные щиты. В них постоянно что-то менялось и приходилось быть начеку, чтобы ничего не пропустить. Вот и сегодня: появилось что-то новенькое и Семён Петрович поспешил навстречу недополученной информации.

Надпись была яркой, сочной, цвета крови, хлещущей из артерии: «Месть буддиста».

— Ого! — подумал любитель спокойного отдыха и принялся за изучение афиши. Замелькали важные подробности. Выяснилось, что это психологический триллер с закрученным сюжетом и непредсказуемым концом. Семён Петрович взял себе на заметку и продолжил путь.

Метров через 200 его поджидал ещё один информационный сюрприз: «Отмщение неизбежно».

— Ничего себе! — возбудился успокоившийся было созерцатель липовых аллей. Пояснительный текст гласил, что это философская притча с элементами мистики, крутыми разборками, стрельбой и поножовщиной. И вновь непредсказуемый финал.

Семён Петрович поёжился. За всю свою жизнь он и мухи не обидел. Но надо сходить…

Этот щит вывалился из-за поворота: «Неуловимый мститель».

Семён Петрович огляделся по сторонам: отдалённый угол парка, вокруг — никого…

Краткое содержание радовало новизной: остросюжетный детектив с драками и погонями… Трагическая развязка… Животные, участвовавшие в съёмках, не пострадали…

Любитель советских мультфильмов вдруг почувствовал прилив адреналина. Захотелось подпрыгнуть и врезать кому-нибудь пяткой.

Энергичным шагом направился к месту сбора любителей шахмат. Настроение — самое боевое. Оставалось каких-нибудь метров 300, когда из-за куста сирени высветился очередной рекламный осведомитель. Семён Петрович глянул — и… почувствовал слабость в ногах… Присел на скамеечку…

На афише чёрным по белому значилось: «За гранью разумного». Убийство… погоня… кровавая месть… Семён Петрович понял, что отдохнуть уже вряд ли получится и заторопился домой.

Месть во спасение

Как он ненавидел этого… справа… возле стенки… Убить его мало: четвертовать, разрезать на мелкие кусочки! Наглец! Негодяй! По-до-нок! Ну, как так можно? Это же просто невыносимо!

Павел Ильич третью ночь не спал. Они с сыном приехали в Крым. Дикарями. Им повезло. Прямо на автобусной остановке пожилая женщина предложила два койко-места. Недорого. Плата — вперёд. Удобства? Как и везде… Сами увидите…

Выбирать не приходилось: солнце пекло нещадно и хотелось поскорее всё бросить и окунуться в прохладную воду. Быстренько ударили по рукам. Павел Ильич оплатил две недели и… Здравствуй, море! Красота!

В первую же ночь вскрылись трагические последствия поспешного шага. Комнатка была столь крохотной, что невольно возникал вопрос: как здесь поместились пять кроватей? Однако, вскоре выяснилось: теснота — это сущий пустяк. Настоящие проблемы начались с заходом солнца.

Сынишка уснул сразу. А вот Павел Ильич сделать этого не успел и жестоко поплатился. Один из постояльцев оказался жутким храпуном. То, что он начал вытворять во сне, было неописуемо. Стены каморки содрогались от мощнейшего звукового напора. Маэстро свистел и причмокивал, бросал ручные гранаты и накрывал противника залповым огнём фронтовой артиллерии. Иногда губы спящего милиционера (а это был страж порядка) начинали выводить соловьиные трели, сменявшиеся уханьем филина и скрипом отворяемой двери. Павел Ильич потрясённо думал о предоплате. Положение было безвыходным. Периодически он подкрадывался к исполнителю и толкал его в бок. Бесполезно. Товарищ смолкал на минуту, после чего следовал взрыв. И так — до утра…

Поспать удалось только на пляже. Самым обидным было то, что храп мешал одному Павлу Ильичу. Остальные постояльцы спали, как убитые. Павел Ильич понадеялся, что на следующую ночь будет лучше (удастся быстренько уснуть), но тщетно. Сон не шёл, пока не началась вчерашняя какофония.

Всё повторилось и на третью ночь, после чего у Павла Ильич созрел план мщения. Он вспомнил, что если над ухом спящего тонкой струйкой лить воду, то… Разжился чайником, кастрюлькой и приготовился осуществить задуманное.

Однако, на этот раз всё пошло не так. Со стороны милиционера не доносилось ни звука. Павел Ильич лежал с чайником наизготовку и ждал… ждал… ждал… И не заметил, как уснул. А когда проснулся…

Чайник потихоньку накренился и… И всю вылившуюся воду впитал матрас. Вынести его посушиться Павел Ильич постеснялся. Возникли бы вопросы! И целых полторы недели Павел Ильич согревал детскую пелёнку, тайком принесённую из магазина.

Но почему-то случившееся сыграло сугубо положительную роль. Все последующие ночи Павел Ильич спал сном младенца. Так что отпуск дикарём — это замечательно!

Операция «Возмездие»

Прошла информация: враг замыслил недоброе. Для организации отпора зарвавшемуся агрессору из Москвы прибыл генерал Пересветов с документами на имя полковника Челубеева. Для конспирации.

Были приняты меры: на направление главного удара стянуты войска, создана глубоко эшелонированная оборона. В ожидании неприятеля в боевую готовность приведены лётчики и артиллеристы, пехотинцы и моряки. Информационное прикрытие — за сотрудниками государственной телекомпании. У них всё готово: камеры, микрофоны, осветительная аппаратура…

Разведка сработала на «отлично». На стол ответственного за проведение операции легло донесение: «Сегодня зпт 23 тире 55 зпт овраг за автобусной остановкой тчк»

Отданы последние распоряжения, сверены часы… Всё готово к отражению штурма.

В лунном сиянии просматривается каждый кустик, каждое деревце. Хороша южная ночь! А где-то там, в овраге, сосредоточились преступники, замыслившие уничтожение целого региона!

23—55… Что-то шевельнулось…

— Огонь! — рявкнул ответственный за проведение операции. Басовито заработала фронтовая артиллерия. Её подхватили танковые орудия, в воздухе повисла штурмовая авиация, а флот ударил крылатыми ракетами морского базирования. Огненный смерч накрыл то место, где притаился злобный враг. Отработали «Грады» и над полем повисла зловещая тишина…

— Ну что, попали?

Облако пыли ещё рассеивалось, когда бинокль засёк какую-то тень… Ответственный за проведение операции хотел было дать команду на повторное уничтожение, как заработала рация и из Москвы донёсся до боли знакомый голос:

— Вы что, сдурели? По кому палите? Тот, кого вы ждёте, сидит в моём кабинете! Он всё рассказал! Прекратите огонь, дайте людям поспать…

— А нам, журналистам, что делать? Мы же всё засняли…

— Совсем тупые? Ещё опубликуйте это… Недели через две… Если хотите знать моё мнение — засуньте…

В рации что-то щёлкнуло и связь прервалась. Журналисты очумело переглянулись: ну, через две недели — так через две недели…

Месть менестреля

В одном из предместий обширного поместья местного местоблюстителя местные жители выразили недоверие местному наместнику. Наместник, вместо того, чтобы блюсти местечковые интересы, выместил злобу на местном менестреле, отказав тому в месте под солнцем. То есть запретил любимцу местной публики распевать на открытой местности свои замечательные куплеты. У менестреля было любимое место для выступлений — зелёная лужайка, на которой высилась местная достопримечательность — могучий дуб в шесть обхватов, под раскидистой кроной которого можно было выступать даже в случае сильного дождя, повсеместно распространённого в данной местности. А чтобы у менестреля не возникло поползновений к нарушению распоряжения наместника, наместник приказал дуб спилить. Но дуб размещался на земле местного лоббиста по фамилии Скотт, о чём наместник как-то не подумал. Скотт поставил вопрос ребром и местоблюститель принял мудрое решение: наместник отправился в места не столь отдалённые на должность ответственного за проведение всепоместного семинара «О преимуществах местного самоуправления». Заместителю же, назначенному на его место, поставили на вид. Так менестрель отомстил, сам того не ведая, своим обидчикам. Но не стал мести сор из избы и пел отныне только о местных достопримечательностях. Чем несказанно радовал лоббиста, ставшего его верным поклонником.

Страшная месть

Василий Дмитриевич был предельно осторожен в своих отношениях со Всевышним. Старался не раздражать понапрасну и свято соблюдал посты, что при его пенсии было совершенно необременительно. Да и перекреститься, когда гром грянет, не забывал. Только вот результат оказывался не всегда благоприятным.

К примеру, намедни ка-ак шарахнуло! Из телевизора аж искры посыпались. Василий Дмитриевич крестился-крестился — тот всё-равно сгорел… И холодильник сгорел… И радиоприёмник… Видно — жучок сработал как-то не так. Тот самый, которым Василий Дмитриевич уже лет пять, как пользовался.

Телевизор — ладно. В нём давно мышь поселилась и что-то грызёт, грызёт… Глупая! Как ей объяснить, что это — сложнейший электронный механизм и рано или поздно её должно ударить электрическим током? Тем самым, что обеспечивается присутствием жучка. Так что телевизор, скорей всего, был обречён. А вот холодильник… Ему-то за что? Теперь продукты хранить негде.

Но, может, в том и заключался мышиный умысел? Электричества не будет — продукты придётся хранить на полке. А это совсем другое дело! В смысле их доступности… По всему выходит — мышь виновата?

«Ну, я ей сейчас покажу!» — подумал Василий Дмитриевич и отправился на поиски коварного животного.

На злобу дня

Яблочко