Бесплатный фрагмент - Эшли

ASHLЕY

Когда полиция быстро закрывает дело: «Самоубийство. Очевидно же».

Слишком сладко: как леденец, как цианистый калий и ложь.

Тьма в моей жизни началась не с выстрела. Она началась с собственных неудовлетворённых амбиций.

Ярче всего блестят на солнце осколки наших разбитых жизней.

Кофе для Госпожи Удача

Вот так! Движение в городе не могло замереть и на минуту. В четыре ряда пешеходы сталкивались с тротуарами и друг с другом! Машины шипели на асфальте в ожидании светофора. Того самого, который замер на отметке: красный свет, дороги нет. Это и образовывало пробку, в которой начинался хаос, и звуки сирен, ругань и прочее, что интеллигенция пытается хоронить под словом «хорошие манеры». Это самый оживленный перекресток! Правый тротуар медленно полз по направлению движения ветра. Левый лениво шагал в противоположную сторону. Машины, дождавшись отблесков зеленого, мчались и снова останавливались. Время клонилось к одиннадцати. А одиннадцать — самое коварное положение стрелок на часах. Ожидалась самая большая пробка!

Ну вот… запищал зелёный джип и встал как вкопанный! Стрелки ровно на двух единицах, и утро без преград официально окончено!

Пробка. Огромная пробка! Свист и паника. Можно разобрать постоянные словосочетания: «Козлы, вы водить вообще умеете?» и «Твою маму, я на работу так опоздаю!». Пешеходы наивно улыбались водителям, подчеркивая преимущество тротуара.

Тут тоже собралась толпа людей! Вы можете кого-то знать, кого-то видеть впервые в жизни. Меня вы даже не заметите! Видите девушку с зонтом, хотя небо ясное, и в шарфе! Это именно та девушка, которая не накрасила ресницы и сонно плетётся в толпе, медленно шевеля рукой со стаканом кофе. Ну вот! Облилась и начала вытирать капли коричневой жидкости рукавом! А ещё у неё сейчас сломается каблук, и волосы растреплет ветер!

Меня зовут Эшли! И эта девушка — я! Два шага вперед! — и каблук застрял в плитке тротуара. Дальше я сниму туфли и пойду босиком! Я профессиональная неудачница! Со стажем! И мой стаж вот уже пару десятков лет на рынке этого и любого другого города! В особенно хорошие дни я еще сбиваю с ног пешеходов и стремительно пытаюсь попасть под колеса автомобиля!

— Эшли, дорогая, — говорит моя Регина, — если ты уж собираешься получить удивительное приключение с трещинами на чьем-то лобовом стекле — прыгай на Порше!

Но у меня получается только на маленькие, тусклые пикапы. Порше меня объезжают стороной. Наверное, посмотрев на меня издалека, любой водитель дорогого авто четко определяет, что не стоит ввязываться в больничные счета и лишнюю нервотрепку. Потому что мама меня с детства учила, что нужно беречь свои нервы, поэтому стоит трепать и убивать чужие. А это у меня получалось как-то само собой и хронически хорошо!

Сняв туфли и окончательно проверив каблук, который после моей проверки остался в моей руке отдельно от корпуса, я поняла: «Здравствуй новый день и моя Госпожа Не везет во всей красе!». В прошлый раз я была еще глупее: скакала, как одноногий пират в ближайшее кафе. Но сегодня я дошла до него с гордо поднятой головой, и босиком.

— Один эспрессо и капучино, — произнесла я на кассе.

Девушка лениво почесала лоб, не глядя на меня, и протянула два пластиковых стакана. Взяв их в руки, я успела обжечься, но вида не показала. А то еще полдня прыгала бы и жонглировала стаканами посреди кофейни!

— Я всерьез подумываю сдать тебя в цирк, — говорила Регина после увиденного подобного шоу, — в акробаты пойдешь. И забудешь свои дурные мысли о работе аналитиком.

Да, я хотела быть частным бизнес–аналитиком. Я представляла себе это так: огромный кабинет, кожаное кресло, фото семьи на столе, маятник и мои руки, сложенные на коленях. Я бы слушала клиента и поправляла очки. А потом с умным видом давала бы ему точные указания и направления

— Иди работать учителем, — твердила Регина, — все говорят, что не бывает любви за деньги. Так вот, где собака зарыта — в школе! Любишь детей, учишь их жизни и прочему дерьму. Можно даже безнаказанно давать им советы, как правильно прятаться в туалетах во время курения. И при этом тебе еще и платят. А там, в школе — можешь спокойно сидеть и разгребать проблемы девочек и мальчиков! А их там, поверь мне, просто масса.

И тут однажды я её все-таки послушала!

В учительской в школе не оказалось кожаного кресла. Только обыкновенный стул и поцарапанный стол с кучей папок, которые только больной на голову начнет перебирать. Дети медленно сводили меня с ума, единственными их проблемами оказались невыученные уроки, а мой вид в очках и с указкой в руках вызывал у них смех на три этажа. А единственная аналитическая проблема, которая свалилась мне на голову в недрах обители знаний, — это влюбленный физрук, который пытался связать два слова, чтобы пригласить меня на свидание, и учитель математики, которая пыталась пригласить на свидание физрука. В итоге все окончилось печально для физрука — меня уволили. Признав мою некомпетентность, директор школы с радостью выбросила мои вещи и, наверное, даже вымыла полы после моего ухода! А знаете почему? Она и была учителем математики!

Увидев меня на пороге с большой коробкой карандашей (это все, что я нажила за триместр в школе), Регина пожала плечами и сказала:

— Ничего страшного, не везёт в любви — повезёт на войне! А карандашики — это лишнее доказательство того, что все тянут домой то, что плохо лежит! Лучше б в вашей школе плохо лежало что-то более стоящее!

Не было у меня романа с физруком. Но в ближайшем супермаркете «Всё для дома» Регина настойчиво нашла отдел строительства и попросила надеть мне на голову каску. Единственное фото в военной каске цвета хаки (с которой рекомендуется ходить на рыбалку, а не в бой) стоит у нас с Бекой в прихожей.

Иногда она брала её в руки с одной и той же фразой:

— Вот не понимаю, зачем рыбакам каска цвета хаки?

Я не могла ответить на этот вопрос, но ценник «Шляпа для рыбалки, ГОСТ 1256784, цена 150.99» лично моей рукой был изъят из моих волос после того, как Регина, искренне смеясь, фотографировала мое недовольное лицо в каске. И этот ценник тоже остался ей на память. Она долго его разглядывала и, отчистив от моих волос, приклеила вместо магнита на холодильник. А вопрос оставался без ответа долго.

И вот два года назад Регинин новый парень, Себастьян, наконец, провел логическую цепочку. Очень нудную и длинную, и в завершение сделал вывод, что каска нужна рыбакам, чтобы прятаться от акул. Но сейчас я понимаю, что в этих местах есть лес с озером, где можно ловить всякую рыбную живность, а вот акул там нет. Я проверяла — нет!

Они прячутся в океане и после летних нашествий туристов становятся похожими на дельфинов, иногда даже можно идти по пляжу и видеть картину, как десятилетний карапуз, взгромоздившись на уставшую акулу, делает очередное фото с визгами:

— Какой дельфинчик!

— Вот кому в этом городе нужны филологи, которые хотят в аналитики, — делала замечание Регина, — акулам! Посмотри, какой у них вид, как будто они на стройке ночами работают.

В один момент акулы подняли революцию и смылись по Панамскому каналу в лучшие места. Теперь дети приезжих мучают крабов, которые знают 80 способов зарыться в белый песок и притвориться камнем.

Сама же Регина работала несколько лет подряд на трендовых фирмах и играла в азартные игры. У нее была страсть выигрывать. И Госпожа Удача ходила за ней по пятам. Она знала несколько способов обойти инвесторов и налоговиков. Она даже умела готовить вкусные пирожки для нашего арендатора, чтобы ее след простыл на неделю, и плата за квартиру была отсрочена. В мирное время Регина не могла даже сварить сосиски, всегда получалась разваренная каша, но являлась самой ярой фанаткой традиционных жен и домохозяйства.

Однажды она купила большую книгу с логотипом «Готовим дома. Как стать лучшей женой мужа» и вручила ее мне.

— Вот твоя новая настольная книга. Выкидываем на хрен твою психологию, и размышления про индивидов и прочую нечисть, которой ты забиваешь голову!

— И основы маркетинга? — спросила я.

— Маркетинг? Это там, где много способов управлять сознанием людей ради продаж? — задумалась она. Помотав головой, ответила: — нет. Оставляем! Надо ж как-то Себастьяна в руках держать. А готовить учись. Может, станешь помощником прекрасного бизнес–дяди. А может, тебе придется идти к психологу и тоже пригодится! Хотя, если ты будешь ходить к психологу, кто будет готовить? Никто! И тут будет твой шанс стать его секретаршей, а потом обвинить его в умалишении и стать главой его кабинета! Я все правильно сказала? По всем правилам маркетинга?

— Регин, — засмеялась я, — маркетинг рассказывает о продажах, а не дает ценные указания в корпоративной войне.

— Без разницы, — закричала она, помахав передо мной свежим бизнес–журналом, — ты, Эшли, на данный момент «работаю — не работаю», а вот какой-то Астрид Миллен — лучший бизнес–инструктор!

И правда, в газете была целая заметка про этого Миллена, что его практика дает всем моим знаниям 100 очков вперед.

Вскоре Регина приобрела новое место жительства, и мы переехали в новый район. К нам переселился Себастьян, и утро стало не таким добрым. Регина издевалась надо мной и с утра. Опаздывая на очередную временную работу, я просто наскакивала на светящуюся в розовых трусах в горошек задницу Себастьяна, торчащую из дверей холодильника. Он часами перебирал продукты на завтрак и никогда не работал. А я панически боялась встретить его полуголого на кухне. Регина знала это и в очередной раз смеялась. А сталкивалась я с ним каждое утро и привыкла к этому! Мы вместе завтракали, и я смирилась с его смешными трусами.

— О, с бабочками!

— Регина купила, — хвастал он.

— О, какие мишки!

— Регина купила, — хвастал он.

— Боже, это же ромашки!

— И эти Регина купила, — не сдерживался Себастьян.

— Что за рисунок? Это пандочка?

— Регина купила, — хвастал он опять, — это коала!

Странно, что Регина не изменяла своему вкусу, и постоянно утро радовало меня веселыми трусами и веселым собеседником.

Так прошел год. Я научилась варить кофе, сменила 12 работ, Себастьян сменил 8 любовниц, но Регина оставалась прежней. Она зарабатывала деньги и страдала недосыпами. Я наблюдала ее у кофеварки в 12 ночи и в час выключала компьютер в ее рабочей комнате и тянула к дивану. В это время Себастьян спал на их ложе любви звездочкой. И его не всегда волновало, где его Дездемона и молилась ли она на ночь.

С утра Регина чесала голову и поправляла халат:

— Кофе вкусный, как обычно, но хочется капучино. Эш, сделаешь?

— Да, — говорила я. И не делала, не умела.

— И бросай свою аналитику к чертям, — качала головой она, — откроем кофейню и будем варить кофе. Вкусный и крепкий.

— Да, — говорила я и бежала на работу, а потом на вечерний стационар.

Вскоре я стала настоящей акулой бизнеса, без единой практики. Я могла проснуться в два часа ночи и вспомнить, каковы основные принципы превращения данных в прибыль, и лечь спать обратно. Регина в это время спала четвертым сном и так же могла проснуться и вспомнить, чьи акции в мире взлетели из-за хорошего пиара.

Но мы жили очень хорошо. Два непонятных существа без постоянной работы и страховки, и мужественная Регина с хваткой железного волка. Себастьян превратился в метросексуала и выступал с истериками во всех модных торговых центрах города. Его гардероб занял целую комнату, обуви у него стало больше, чем у меня и Регины вместе взятых. Лучше бы Себастьяну было бы быть девушкой, тогда можно было бы пользоваться его бессмертными запасами вещей.

Иногда, меня посещали мысли, что проще и дешевле было завести дога, о котором мечтала в детстве Регина. Но все ее разговоры о покупке такой собаки заканчивались тем, что за собакой нужно следить, ее нужно кормить и воспитывать. А это ей не по силам и дорого.

Себастьян обходился дороже, и его тоже приходилось кормить и, по возможности, воспитывать. Но опираясь на то, что ему 24 года, Регина пропустила этот момент, ссылаясь на то, что мамочка Себастьяна это уже сделала.

А мамочка Себастьяна не сделала ничего. Дважды она приезжала в гости и уныло ела блинчики, приготовленные мною, жалуясь, что много сахара и у нее болит желудок. Потом ей казался маленьким дом, и, по ее мнению, Регина издевалась над «бедненьким» сынулей. А «бедный сынуля» как раз ковырялся в багажнике своего нового Кадиллака, вытаскивая пакеты с одеждой.

— Ты не думаешь, — размышлял с утра Себастьян, — что живешь у нас как бедная родственница. Носишь старый хлам, убираешь, не заводишь постоянную работу и парней. Странно и ущербно, как сестра Золушки.

— Наоборот, — скалилась я, — я живу по моим возможностям, а Регина мне как сестра.

— Да, — соглашался Себастьян, — у нее же родственников нет, а вы вечно вместе. Ты не думай, я только за то, чтобы ты всегда была рядом с Региной. Ее же должен кто-то спать укладывать ночью.

Мне всегда хотелось спросить, почему бы ему это не делать, но наглости не хватило.

Наш мир стремительно начал замирать. Я привыкла. Себастьян привык. Регина же постоянно делала что-то хорошее и полезное. Она затеяла ремонт сада и превратила его в бассейн с беседкой и качелями. Потом расширила гараж и намекнула, что права в этой семье нужны ещё и мне.

Я притащила ей газеты за неделю из кухни и показала некрологи.

— 50 человек, и все в автоавариях! Я боюсь машин, — сказала я.

Регина внимательно посмотрела, полистала и откинула газеты в сторону.

— Дурное чтиво у тебя. Почитай лучше про благоустройство приютов.

Вечером Регина демонстративно выключила игру Себастьяна на плазме, заявив:

— Ты сегодня уже наигрался!

— Реджи, — заныл он, — там 53 уровень, я только что прокачал мою Китти.

— Что? — скривилась Регина. — Какую Китти?

— Его персонаж — девушка, — пояснила я.

Регина упала на подушки дивана и ехидно улыбаясь, ответила:

— Меня что ли специально подселили к инопланетянам? Бизнес-тренер, которая только и делает, что кофе варит и прыгает по улицам в костюме краба, почитывая на ночь некрологи и, Себастьян, который играет в девушку с утра до ночи.

А краб. Точно, я тогда работала в баре морепродуктов, где надевала костюм огромного краба и раздавала листовки. Мне нравилась эта работа. Меня не узнавали знакомые, правда, в костюме было невыносимо жарко, и раздражали дети, которые фотографировались и оттаптывали мне все клешни. А в двух из этих клешней были мои ноги.

Но Регина все равно что–то бурча под нос, включила телевизор. Местные новости заискрились и объявили, что она пожертвовала детскому дому «Лучик Добра» 120 000. Регина наблюдала за нашими лицами и улыбалась. После сюжета она встала перед экраном и помахала руками, мол, давайте, поздравляйте.

Я собирала челюсть с ковра.

— Ты с ума сошла? — возмутился Себастьян, — мы голодные и одетые, как бомжи, а ты деньги раскидываешь

— Хм, — хмыкнула я. — Ну, да, как бомжи.

— Я не могу себе купить дизайнерское портмоне от Поло Студио, потому что денег нет, — визжал Себастьян.

Негодование Себастьяна всегда выражалось одинаково: он залезал на самый угол дивана и изображал из себя чайку у ларька с мороженым, бубня под нос, что жизнь жестока и что его кредитная карточка плачет, предчувствуя неминуемую расправу.

— Как девку его зовут в игре? — спросила у меня Регина.

— Китти, — ответила я, все ещё продолжая собирать челюсть.

— Китти, — задумалась она, — вот теперь понятно, что ты бабой прикидываешься. Себастьян, это мои деньги, я каждый день тружусь и имею полное право помогать, кому хочу! И вообще, я составлю завещание, чтобы в случае моей смерти, ты упорно трудился! А ты, Эшли, поползешь в автошколу и будешь сдавать на права, потому что я задолбалась возить тебя на работу. Вот купим тебе машину, и будешь постоянное место работы искать. К черту выкину твои книги и набор твоих джинсов из гардеробной. Какая, нахрен, гардеробная, Себ? У мужчины должно быть два костюма. Я лучше заведу собаку. И эта комната, ванильный мой, будет комнатой моего пса.

Регина развернулась, кинула пультом в Себастьяна, попав ему в грудь, и вышла из комнаты.

— Ащщщ, больно, — заскулил он, — и какая собака её укусила?

— Наверное, та, которую она скоро заведёт!

Я пошла на кухню и сделала чашку капучино. Регина сидела в своем рабочем кабинете и отчаянно била пальцами по клавиатуре. Я поставила на стол чашку.

Она взяла её, поднесла к лицу и вдохнула ароматный дымок.

— Капучино?

— Он, — подтвердила я.

— Ластишься?

— Нет, — сказала я, — просто хотела сказать, что ты молодец. Про этих детей никто не побеспокоится.

Регина посмотрела на меня и снова отвернулась к экрану.

Я развернулась к двери.

— Я напишу завещание, — проговорила она в след.

— Вписывай туда родственников, — кивнула я, — ты мой близкий друг, на твою собственность я не претендую.

— Ты мне как сестра, — сказала она.

— Которой у тебя никогда не было, — улыбнулась я.

— Возможно, — не поворачиваясь, ответила она, — и я записала тебя в понедельник на права, после работы. Не подведи меня.

Я кивнула и вышла из кабинета.

Закрыв за собою дверь, прислонившись к стене, я поняла, что ни разу не слышала про Регинину семью. Регина была одиночкой, из тех, кто идет за ветром; если ветра нет, то она создает его и ломится напролом. И для нее я и Себастьян были семьей, где не было разделения на твое и мое. Она принимала меня и его как одну часть себя, которую нужно тянуть, а не выкидывать. И, запираясь в стенах кабинета, со своими ценными бумагами и отчетами, она была намного ранимее, чем кто-то другой, хоть и казалась железной.

Около меня появился Себастьян.

— Ну что? — сгорал он от интереса.

— Все хорошо, — ответила я.

— Псих прошел?

— Это мы, Себ, психи.

— А насчет собаки, правда?

— Пусть заводит, — съязвила я, — ты же себе шлюх заводишь.

— Когда такое было? — Поморщился он, — и вообще, ты обещала молчать.

— Я и молчу, — развернулась я к двери в свою комнату.

В ту ночь я и понятия не имела, что до этого дня я жила в каком-то гребанном раю. И на утро всё превратится в нечто иное.

Госпожа Удача Регины тоже не спала в эту ночь. Она просто устала. Устала от ее вечной погони — то за деньгами, то за семейной идиллией, которая каждый раз рассыпалась, как дешевый кинетический песок. И, наверное, опустила руки или взяла отпуск.

Ищи в телефоне мой след, целуй в окно мои губы

Мы познакомились с Региной очень давно. Это была удивительная встреча в боулинг–клубе. Регина была посетителем, а я, конечно же, на временной работе. В те далекие времена в мои обязанности входило следить за кеглями и шарами, а никак не курить. В женском туалете висел плакат (иногда мне кажется, что написан он был исключительно для меня!) с красной надписью «Не курить!». Этот устрашающий лозунг меня не пугал, не пугали и мои сигареты.

Меня ловили и отчитывали снова и снова. Но мозг работал, как часы и понял, что нужно искать способы. И способов было два — Аллен Карр и курить в мужском туалете.

Аллен Карр шел по расписанию первым. В начале книги было предисловие, что я могу курить, читая его труды, но потом мне станет страшно и противно, я буду биться головой о стены и брошу сигареты в мусор. Но я училась на филологии. Я читала его и с сигаретой в зубах, и с бутербродом во рту, тщательно пережевывая и испытывая только удовольствие. И Аллен Карр показал мне много всего нового. Например, хорошо то, что он мертв, иначе я бы сама искала с ним встречи, чтобы убить его за столь неинтересное чтиво. Или тот факт, что сигареты я любила больше, чем моего бойфренда и так и не поняла, что страшного в историях про курение? В итоге Аллен еще долго подпирал шатающуюся ножку стола в моей съемной квартире и так и остался на славу новым жильцам.

— Мужской туалет! — решила я, мое второе я и мое эго, которое запаслось сигаретами и двумя зажигалками. Вторая на случай, если первую я потеряю или у меня ее по ошибке заберет кто-то, кто попросит подкурить на улице и окажется тащилой всякого чужого в свой карман.

В уборной все было по классике. Сначала парни разбегались, прижимая руки к причинным местам. Частые посетители узнавали мое наглое лицо и открывали двери. Через каждые два часа с начала работы боулинга, 15 минут в мужском туалете были только моими. Посетители туда не совались. Кто-то сочинил легенду, что я нимфоманка и мне хочется посмотреть, что у мальчиков за краники, но меня больше интересовало окно в конце туалета, а не толпа у писсуаров.

И вот в один прекрасный день я, моя зажигалка и сигареты отправились в туалет. Но… В туалете уже стояла Регина, выводя розовой помадой на зеркале «Марко, заплати за дорожку, я тебя бросаю!».

— Розовой помадой плохо видно, — сказала я, подкуривая сигарету.

— Другой нет, — ответила она, продолжая выводить буквы.

Её тёмные волосы — как полночь, разлитая по плечам: густые, тяжелые, с отблесками медного заката там, где свет касается прядей. Глаза — два обсидиановых озера, в которых тонут мужчины с первой же минуты. В них нет наигранной нежности, нет дешевого блеска. Только глубина, только вызов.

«Смотри, но не трогай», — словно говорят они. — «Любуйся, но не рассчитывай на большее».

Помада с винным оттенком, будто она отпила чего-то запретного, — вот она, настоящая роскошь, что рождается вместе с человеком.

Платье облегает фигуру, как вторая кожа, подчеркивая каждую линию. Никаких лишних движений, никакой суеты. Она знает себе цену — и потому не торопится.

В воздухе пахло дорогим парфюмом с нотками кожи и чего-то неуловимого, почти мистического. Может, это запах власти? Или просто аромат женщины, которая давно перестала просить и научилась брать.

Она — не та, кого дарят. Она — та, кого завоевывают. Или не завоевывают вовсе. Потому что, в конце концов, она принадлежит только себе.

— Можно попытаться чем-то еще написать, — я продолжала бессовестно рассматривать ее.

Она уставилась на меня, сморщив лоб.

— Говном, что ли, написать?

Я посмеялась и протянула ей маркер, который был в кармане моей формы.

— Держи, тоже видела провокационные картинки из туалетов?

— Да, — сказала она и начала выводить буквы моим маркером, — в интернете много всего можно увидеть.

— Это не моё дело, — поинтересовалась я, — а этот Марко как узнает, что ему послание в туалете?

— Легко, — оживилась она, — я сказала официанту подойти к нему и передать, что его ждут в мужском туалете. Такой нудный тип, что словами не отвяжешься. Не будет лишней сигареты?

Я протянула пачку. Регина взяла одну. Я протянула ей зажигалку. Она подкурила и вернула мне её.

— Обычно зажигалка сразу переезжает в карман незнакомца, — заметила я.

— Со мною всегда так делают, — сказала она, — и я так делаю тоже. Вот отучаю себя. А почему такое странное место для курения? Ты же работник?

— Гоняют, — вздохнула я, — я слежу, что бы кегли и шары не воровали.

— И как?

— У меня дома где-то уже 4 шара. Один даже розовый.

Она посмеялась и протянула мне руку:

— Я Регина.

— Эшли.

В какой-то день мы снова встретились в боулинге. Завязался разговор.

Потом вошло в привычку курить и разговаривать в мужском туалете. Иногда, смеясь, мы вваливались туда, когда там были «посетители», Регина надменно заявляла, что сегодня денек не задался, все размеры маленькие. Потом нас начало это забавлять, и мы стандартно заходили в туалет, я хватала вантуз с криком:

— Всем стоять на местах! Эта гражданочка на прошлой неделе в нашем баре подцепила на ночь мужика, и он ее заразил хламидиями. Узнаете?

Регина наклонялась и прищуривалась:

— Лица не помню, но вот зараженный объект, который разносит опасность, запомнила на всю жизнь.

Сначала парни стояли как вкопанные, потом, как тараканы, ломились к выходу. А потом администратор помещения вычислил мои детские игры, и моя рабочая форма улетела в подсобку, а я — на улицу, в состав безработных.

В тот вечер, как трусливый кот, я приползла с бутылкой вина к порогу Регининой квартиры.

Она открыла дверь, схватила вино рукой, и затащила меня внутрь.

— Пьём! — радостно сказала она и помчалась за стаканами.

Когда она принесла их и открытую бутылку, я протянула ей черный пакет.

— Что это? — спросила она, разворачивая, — О, круто! — завопила она.

В пакете лежал ярко-голубой шар для боулинга. Это был мой последний рабочий трофей.

— Шестерочка! — радости не было предела. — Буду носить с собою, а то вечно говорят, что шестерочка для детей, а семерка для меня тяжеловата. Девушка должна быть хрупкой и тонкой, а не мускулистым цыпленком.

— Ага, — кивала я.

— Бери свой розовый, и пойдем в боулинг в выходные, только в другой. В этот больше не ходим.

Мой розовый шар и ее голубой до сих пор находятся в доме, мы использовали их в качестве украшения полки для телевизора в гостиной, и под их цвета выбирали остальные безделушки для интерьера. А вот в боулинге мы больше не были. Ни в одном.

Нас двоих ждал целый мир.

Из провинциального города, где мы встретились, мы уехали. Нас ждали приключения, и в итоге приключения нас дождались. Потом спустя пять лет появился Себастьян, и Регина осела на месте. Началась любовь, работа и какая-то непонятная модель семьи.

Себастьян увидел мой паспорт и понял, что мы с ней не сестры. Но много вопросов он не задавал. Регина же меня всегда представляла в качестве сестры. Люди смотрели на нас и говорили, что мы так похожи. Вот она, человеческая лесть, в полном объеме!

Я и Регина абсолютно разные. Она высокая брюнетка, с тонкой талией и грацией, с торчащими ключицами и черными глазами. Я же среднего роста, с татуировкой на спине, розовыми волосами и длинными ногами. У меня серые глаза, которые при освещении меняют цвет и выдают истинные намерения. Мы любили покупать два набора одежды и часто менялись. Примерно мы были одинакового размера, что упрощало наш гардероб. С Себастьяном пришли различия. Регина обзавелась строгими брюками и юбками. Я все так же бегала в рваных джинсах под массивные ботильоны на каблуках. Регина любила черепа, но единственный подобный принт был только на ее майке, в которой она иногда ходила по утрам. Я же черепа использовала везде, а также мишек и заек и прочие детские приколы.

Моя мама наведывалась ко мне в гости и видела различия, которые появлялись год за годом.

— Эшли, — говорила она, — однажды Регина просто вырастет из тебя. У нее хорошая работа, стиль, парень. Почему не можешь научиться у нее?

Я не могла научиться у Регины. Я была просто другим человеком. Но моя мама желала мне только добра, как казалось со стороны, и приняла мою подругу, как родную.

Регина могла вот так просто позвонить моей маме и что-то у нее спрашивать. Маму Регины я никогда не видела. И спросить про нее боялась. Я не любила неловкие ситуации, еще больше меня пугали все те же некрологи из газет. Я боялась получить ответ про смерть. Я не знаю, что можно сказать в таком случае? «Соболезную»? Как я могу соболезновать, если эта утрата не по моей шкуре?

Обычно в таких разговорах у человека, который вспомнил про умершую бабушку, собаку и прочее, становятся холодные стеклянные глаза, и возникает неловкая пауза. Что говорить — я не знаю. Я считаю, что лучше промолчать. В вопросах смерти, слова ничего не меняют.

Регина про своих родных не говорила ничего. Но раз в год она уезжала на пару месяцев.

— Ты куда? — спрашивала я.

— Погостить к семье!

Меня не приглашали, я и не напрашивалась. Про моих родных она знала все. Она постоянно играла в баскетбол с моим младшим братом, когда мы гостили в родном городе, и даже пару раз пыталась его совратить.

Его восемнадцатилетие стало переломным моментом для Регины, она постоянно говорила, что мальчик ничего такой. Я, конечно, всю жизнь мечтала о старшем брате, что бы он защищал меня в школе от придурков, и был популярным. В итоге все мое школьное время я гонялась за моим братом, который младше меня на шесть лет и спасала его от тех, кто пытался помыть ему голову в холодной воде, той самой воде, которая стекает из бачка унитаза. В средней школе он довёл меня до инфаркта, взял и выиграл несколько олимпиад по ядерной физике. Мне исполнилось двадцать пять, и мой брат категорически перестал быть гением науки и превратился в обычного студента–лоботряса. Надел рваные джинсы, отрастил чёлку, скупил запасы травки и учился на юриста. Про физику ему напоминала иногда Регина. Она постоянно трепала его чёлку, потом приподнимала рукой его подбородок и говорила:

— Аллигер, так физика или химия?

— Тяжёлое право, тётя Регина, — он вырывался из её рук, но это была не агрессия, а распаление интереса — будто его тянуло вперёд, к чему-то невидимому, но невероятно важному. Его движения напоминали порыв ветра, который нельзя удержать, но можно лишь попытаться ощутить.

Она разжала пальцы, и он качнулся прочь, как запущенный маятник. Но вместо того, чтобы исчезнуть, замер на мгновение, оглядываясь через плечо. В его глазах светилось нечто неуловимое — вызов, азарт, может, даже обещание.

И тогда я поняла: это не побег от навязчивой взрослой тетки. Это игра.

Игра, в которой правила ещё не написаны.

— Он бы мне не сдался? — спрашивала при нем она у меня и в этот момент отвешивала ему подзатыльник. — Какая я тебе тётя?

— Никто не знает, — говорила я.

Но в итоге Аллигер сдался.

Квартира Аллигера, купленная мамочкой, была в стиле лофт с выходом на крышу. Он долго хвастался потертой мебелью и дизайнерским потолком, а особенно мини–садиком с видом на город.

В 19 лет, на его дне рождения, при живом Себастьяне, Регина выползла из его квартиры, застегивая платье. Он остался на крыше, и в этот момент я поняла — между ними что-то произошло. Что-то важное, что-то необратимое.

Я видела, как её пальцы дрожали на пуговицах, как она резко вдохнула, будто пыталась собрать себя по кусочкам. А он стоял там, наверху, спиной к краю, и смотрел в небо — не на неё, не вниз, а куда-то далеко. Ветер трепал его рубашку, делая его почти невесомым, призрачным.

Это предел.

Она не обернулась, когда шагнула в лифт. Он не окликнул её, когда дверь закрылась.

А я осталась между ними — свидетель, который знал слишком много, но не имел права ни на слово, ни на действие.

Потому что иногда самое страшное, когда что-то случается в жизни Регины — это не крик, не ссора, не удар. А тишина после.

Регина собралась духом и пошла рассказывать сказки Себастьяну. Когда она чувствовала себя виноватой, это было видно. Она сразу становилась активной с тем, перед кем виновата, и рассказывала все страницы сайта «познавательно для чайников». Но глаза, полные отчаяния, всегда ее выдавали. И ее вскрик:

— А ты знаешь…

Сразу приводил меня в исступление и подозрение! Она рассказывала всегда интересные вещи, но этот отвлекающий маневр нёс за собой последствия — порванные вещи, подобранных на улице бездомных котов и мужчин, и прочее.

И самый длинный познавательный рассказ возник тогда, после того момента с моим братом, когда Регине взбрело в голову купить пистолет. Она намекнула, про сводку «бандитские города», и заявила, что плохо бегает и ее будут хотеть изнасиловать.

Я плохо относилась к оружию, я всегда считала, что, если есть оружие — оно выстрелит. Аллигер постоянно провоцировал такие темы и саму Регину.

— Если в доме на стене висит ружье, — говорил он, — то оно выстрелит. Если в индийском фильме есть ружье, то оно будет петь и танцевать. Если в корейской дораме есть ружье, то оно на самом деле девочка, переодетая в мальчика. Если ружье американское, то оно спасет мир, и его будут звать Капитан Америка. Если в Африке висит ружье, то это тотем. Если в моем сне будет ружье, то я его вы… бу!

— То есть мне нужно висеть на стене, а тебе — спать? — спрашивала Регина, что сводило меня с ума! Они оба провоцировали друг друга, но это казалось так невинно.

Пока не случилась крыша.

Тогда я сразу выбила косяк из зубов Аллигера и начала визжать, истерично замахиваясь руками.

— Ты что творишь, малолетка.

— Я уже взрослый, мне ж нужно как–то расслабляться, — протянул он, округлив глаза то ли от удивления, то ли от удивления от моей наглости!

— Да не про траву я, я про Регину.

— Аааа, — засмущался он.

— И?

— Ничего не было из того, что ты подумала.

— И?

— Эшли, ты пьяная. День рождения, все выселяться.

— Ты моих подруг не трогай.

— Это я не трогай? Ты подругам говори, что бы они меня не трогали, — злобно дернул он меня за руку, — и вообще, не твое дело. Регина — взрослый человек, а ты просто подружка, а не мать–настоятельница женского монастыря.

— Аллигер, если что-то произошло — скажи мне! — очень мягко попросила я.

— О чем, Эшли? — спросил он, — зря выкинула косячок, покурила бы, нервы успокоила!

Я знала, что Регина и Аллигер периодически целовались. Начиная с его 17 лет.

— Хоть научу его целоваться нормально, — смеялась она.

Сначала это было невинно — случайные прикосновения, смех. Она была, конечно, старше, но не настолько, чтобы это казалось преступлением. И всегда находилось оправдание:

« — Это просто игра, он сам начал».

Я потом успокоилась и никогда не лезла в эти странные отношения между ними. Регина была на два года младше меня, и Аллигер попадал в область «с кем можно». Притом у меня тогда была моя больная любовь сроком в три года клеточного режима, ревности и истерик.

После его дня рождения все их отношения резко прекратились.

Утром, после великого поступка Регины для детского дома, Регина дала мне направление в автошколу и заставила готовить ей омлет.

— А еще я хочу кофе, — сказала она, выворачивая ложкой мое кулинарное чудо, — и вот еще, думай, какую машинку будем покупать! Люблю запах салона автомобилей.

И это была правда. Регина любила машины.

— Я могу брать Себастьяна машину, он все равно больше ездит на интернет тачках в своих играх.

— Точно, — воскликнула Регина, — потому что мой Ровер точно не для тебя. Ты в него не сядешь. Я испорчу все сиденья!

«Сяду», — подумала я, но вслух не сообщила ей. Не хотела делать акцент на моей наглости. Себастьян выполз из спальни и налил кофе в чашку.

— В мой Кадиллак — никогда! — заявил он.

— Я убежала, — вскочила в дверь Регина.

— Вы мне напоминаете стареющую женатую пару, — сообщила я.

— И правда, — задумалась Регина, — натягивая пальто, — я же никогда не была замужем.

— Женитесь, дети мои! — выпалила я снова.

— Было бы…, — начала Регина.

— Мы же договорились, — перебил ее Себастьян, — я окончу университет искусства и сделаю тебе предложение, с кольцом и коленкой на асфальте!

Ему оставалось три курса.

Я проводила Регину до машины, отдавая ей завтрак.

— Ты же не хочешь за него выходить замуж, — спросила или утвердила я. Сама не знаю.

— Никогда не хотела, да и уже поздно что–то менять. Так что учись, Эшли. Мой ты самый близкий человек.

Она подошла ко мне и поцеловала в лоб.

— Ты чего? — спросила я и потерла место поцелуя.

— Я в тебя верю, моя маленькая бизнес–леди! Но дом в завещании тебе не оставлю, — сказала она и открыла дверь своего белого Ровера, с красной полоской по капоту и крыше.

— Окей, — сказала я.

Она посмотрела на меня какими-то пустыми глазами и, выезжая, помахала рукой.

— Какие сантименты, — я помахала ей рукой!

Регина прислала сообщение, что утвердила завещание. Ее голос дрожал. Себастьяну она не звонила, это я узнала уже вечером.

В школе вождения меня приняли как тупую блондинку и завалили на практических и теоретических экзаменах. Я все-таки сдала на права. Но у меня до сих пор нет машины. Прогулки для меня безопаснее. И Ровер Регины так и остался не тронут моей рукою.

Госпожа Удача зевала вместе со мной, когда я открывала дверь дома. Себастьян спал. Я быстро прочла рецепт запеканки тако, сделала чашку кофе для Регины, притрусила ее тертым шоколадом, и понесла в ее кабинет. Регины не было дома.

Ее вообще больше не было. Нигде.

Регина в этот день умерла…

Покрытое лаком черное крыло

Забрав кофе, я ожила. Кофе — мой друг. Я привыкла к нему, как наркоман. Каждый стакан кофе напоминает мне Регину.

Он крепкий, как ее характер, и горький, как ее шутки. Сахар в нем растворяется медленно — ровно так же, как в ее присутствии таяла моя осторожность.

Я помню, как она заказывала эспрессо в той хмурой кофейне у вокзала.

« — Без молока, без сиропов, без этой вашей сладкой ерунды», — говорила она.

Потом прищуривалась, делала первый глоток и добавляла:

« — Да ладно, терпимо».

Этот кофе был как она — обжигающий, но с долгим послевкусием. С первого раза не поймешь: то ли ты в восторге, то ли тебя просто ударили по вкусовым рецепторам. Но без него утро казалось пресным, а день — пустым.

Она смеялась, когда я добавляла в свой стаканчик сливки.

« — Ну конечно, смягчить удар по психике?» — подкалывала она, закуривая очередную сигарету. Дым смешивался с кофейным паром, и на секунду казалось, будто между нами — целая вселенная из полутонов и недоговоренностей.

Теперь я пью кофе одна. Все тот же эспрессо, без сахара, без ничего. И каждый раз, когда горечь ударяет в нёбо, я ловлю себя на мысли, что ищу в ней её — резкую, неудобную, настоящую.

Но кофе остывает. А Регина так и не возвращается.

На перекрестке перед моим носом остановился черный «Мерседес», и двери открылись. Бека протянула руку и схватила свой кофе.

— Я уже опаздываю, Эш, чего так долго?

Я села в машину и вздохнула.

— Не нашла работу? Или, как всегда, не успела на собеседование?

Я пожала плечами. Машина тронулась.

— Второе, — промурчала Бека, — и сегодня это хорошо!

— Серьезно?

— Да, — ответила она, — я нашла тебе работу, аналитиком! Танцуй!

— Прямо тут? — Я осмотрела салон автомобиля и поняла, что танцевать не получится.

Потолок слишком низкий, сиденья — жесткие, и между нами рычаг коробки передач, словно шлагбаум. Я прикинула мысленно размах локтей — нет, даже вальс не выйдет.

Мне не всегда были понятны слова Беки, она могла что-то подчеркивать и говорить намеками. Но как-то странно мы оказались в одной лодке. И нужно было плыть по течению. Бека же любила бегать по камням и не искать легких путей. Изобретать велосипед ей нравилось, и ее тормоза всегда шалили.

— Нет, в общем, в университетах сейчас идет логическое завершение семестра, и отдых для богатеньких подразумевает алкоголь, шлюх и азартные игры. Нужно прочитать лекцию про «светлейшее» будущее и прочее. Согласна?

— Конечно, — с легкостью согласилась я.

Бека работала в крупной компании презервативов, она прятала коробки с изделиями в шкафах и запас в пакете, под второй подушкой. Я много раз думала, что следует надуть их все и слепить из них медведя, и пусть с ним спит.

— А что за универ? — поинтересовалась я.

— Высшая школа бизнеса, мальчики и девочки по двадцать — тридцать лет. Будут приставать — бей с ноги в челюсть. Работа не пыльная и на месяц, потом, может, станешь их консультантом по всяким вопросам. Вызываешь всех на ковер и жестоко трахаешь.

— С презервативами вашей фирмы!

— Точно, — улыбнулась она, — и ни с какими другими. Конкуренция! Тебя куда везти?

— Даже не знаю, у меня в два встреча с Полем. Сейчас около двенадцати. И я хочу есть, может, сразу поехать в кафе, где встреча, и съесть пару пирожных? И еще мне нужны туфли. Мои развалились.

— Точно, на заднем сиденье мои ботинки. Одень их. Только купила. Слава Богу, размер один, — сказала она, — не люблю я твоего Поля. Мудак, он и в Африке мудак. Как можно было три года с ним повстречаться и снова побежать за ним, как собачка.

— Я не бегу за ним, как собака.

— А что это, по — твоему? Да здравствует вторая волна? Сначала было мало? Я не понимаю. В одну и ту же реку дважды не лезут. Это похоже на то, что в большой голубой бассейн кто-то наблевал, а уборщиков не вызвали, и получилось, что инфекция распространилась, зацвела и вырастила головастиков. В такой воде даже письку лишний раз не мочат те, кто собирается воспользоваться этим бассейном как общественным туалетом. Хотя, в презервативе ничего не подхватишь!

— Реклама?

— Факт твоего непонятного возвращения к человеку, который столько времени назад сделал выбор!

— Я просто иду туда, где моё сердце снова становится целым. И мне без разницы, как это всё выглядит. Раз он захотел встречи, значит, так тому и быть. Не зря же спустя столько лет я оказалась в мегаполисе, где и он оказался.

— Это судьба? — спросила она.

Я пожала плечами. Бека ударила меня в плечо!

— Как доктор психологических наук, я не верю в судьбу! Неужели тебе по вкусу размышления о том, что кто-то взял и написал, куда ты должна пойти? Что кто-то дергает за ниточки!

— Бека, — умоляла я.

— Вы с Региной совсем потерянные были!

Мой взгляд помрачнел. Бека замолчала, понимая, что сболтнула лишнее. Потом свернула на проспект.

— Говори адрес.

— Пятая, сорок шестая.

Я села за самый неприметный столик в кафе у пальмы в горшке и стала ждать Поля. Оставалось около двух часов. Заказав чай и два эклера, я погрузилась в размышления.

В этом мире (как оказалось, а я и не знала) — все относительно. Вы все относите и относите куда-то… О, а мы не про вещи сегодня. Мы о смысле самого простого существования на планете Земля. Хотя… Я не видела еще ни одного учителя труда в младшей школе, который не оказался бы инопланетянином. Задания на этих уроках настолько отличались от картинки за окном, что я и ребята из моего класса долго вычисляли, как далеко раньше жил мистер Толли и зачем нам деревянные брусья. Возможно, мистер Толли подозревал, что мой одноклассник Макс станет жестоким маньяком убийцей и будет калечить этими брусьями людей. Жаль, что я ему не подарила свой. Он бы пригодился в его списке для камеры строгого режима… романтика.

Так вот, мы не об этом. В мире все относительно: я, люди, печенье. Особенно печенье. И как истинный антиромантик, я размышляю над всем этим, в ожидании человека, которого давно или не успела забыть, или случайно вспомнила. В общем, я не видела Поля три года, после трех лет, трехлетней давности! Я пью чай, но чувствую себя в пьяном угаре, мне становится жарко, потом холодно. Я искренне боюсь этой встречи.

Каждое прошлое, настоящее и будущее всегда заключается в людях, в тех, которые играют свои роли на заднем плане, и тех, кто станет примадоннами жизни, моей жизни, и тех, кто ушел и вернулся. Судьба, ты где гуляешь? А как же кукловоды? Я не верю в кукловодов. Я сама себя дергаю за ниточки и падаю, остальные делают так же. Каждая наша ошибка — это мы сами. Это мы выбираем правильное или не правильное, сами падаем и поднимаемся. Винить во всем некого. Или виноваты мы сами, или наш мозг запудрен эгоизмом. А вот этот эгоизм как раз только и делает, что печатает в голове списки виновных и не верных. А мы злимся и обижаемся. Из-за этого мы и падаем чаще. А некоторые даже не встают — так и прозябают в гуще своих обидчивых подвигов.

И этим подвигом я называю мой разрыв с Полем. Называла до сегодня. Я часто повторяла, что если бы я знала, что все будет так, как сегодня, то многое осталось бы прежним, кроме одного. Кроме него. Я бросила бы его первая еще несколько лет назад и жила бы, не думая и не сочувствуя. Регина в таких вопросах брала на себя роль мудрой совы из мультика и говорила:

— Всему свое время. В двадцать ты была другая, молодая и зеленая. Все должно было случиться после. Нужно было до этого додуматься, дорасти и пережить!

Подумав про всё это, я решила пойти к стойке бара и заказать чего–нибудь более горячего, чем мой остывающий чай. Стакан я взяла с собой в надежде выгодно обменять его на новый напиток.

И поднимаясь в Бекиных ботинках, я, конечно же, подвернула ногу с непривычки и красиво рыбкой отлетела к столику рядом. Парень, так усиленно читающий книгу, получил встряску и подпрыгнул от неожиданности на стуле.

Я разлила на него чай.

Горячий, сладкий, с лимонной долькой — прямо на белую футболку, которая теперь безнадежно испорчена. Он вскинул брови, но не закричал. Не вскочил. Даже не выругался. Просто замер.

Брюнет. Голубые глаза — такие светлые, будто в них вмерзли осколки январского неба. Белозубая улыбка, которая сейчас слегка подрагивает — то ли от шока, то ли от попытки сдержать смех.

— Ну вот, — сказал он наконец, отряхивая рукав, — теперь я официально твой самый «горячий» знакомый.

Я закусила губу, чувствуя, как жар разливается по щекам.

— Простите, — извинилась я, — я куплю вам новый чай.

— Не стоит, — помотал головой он, — это ж нужно было так влететь на стол.

— Я случайно, — стала оправдываться я, как школьница перед учителем, — с непривычки.

Я поднялась и медленно побрела в сторону уборной. Официант подошла к его столу и начала уборку.

— Ну, конечно, — возмутился он мне в след, — это что ж за девушки, по натягивают на ноги высокие каблуки и ходят, как лошади с новыми подковами. Было бы хорошим тоном промолчать. Но я волновалась перед встречей с Полем, и язык мой занес меня в далекие фантастические края!

— Это вы мне? — возмутилась я.

— А ты видишь тут кого-то еще?

Я посмотрела на официантку. Она была в форме и непонятных кроссовках.

— Я тут ни при чем, — сказала она, поймав мой взгляд, и быстро умчалась к бару, оставив мою распыляющуюся ссору с этим непонятным типом!

— Это модные ботинки от известного бренда, — самоуверенно и нагло начала я.

— Да хоть от самого Гальяно, нефиг надевать то, на чем стоять не можешь. Странно, что люстру головой не разбила.

— На вы, — сказала я, — и не тыкайте мне!

— Ты кто такая? — повысил голос он, — иди куда шла! Идиотка!

— Дебил! — заявила я.

— Ты в своем уме? — начал он длинную тираду, но я ее не дослушала, увидев в окне Поля с фигурой в черном пиджаке и юбке. Я бросила орущего кретина в кафе и помчалась на улицу.

Поль увидел меня сразу, потому что я яркое пятно города? Нет! Потому что я узнаваема им везде и всегда? Нет! Потому что я толкнула четырех прохожих и взвыла от того, что мне наступили на ногу! Точно!

В итоге к Полю и его спутнице я подпрыгнула и чуть не упала на неё. А выглядела она, как ребёнок, маленького роста, со светлыми волосами и цепко вцепилась в его руку.

— Это что? — спросила я. А подумала про себя, что не так меня учили здороваться.

— О, Эшли, — опешил он от неожиданности, — а что ты тут делаешь?

— Пришла на встречу с тобой, — сказала я.

— Что? — возмутилась она, — я же просила тебя, Поль, никаких контактов с этой. Ах, вот почему мы теперь в этом городе, бывшая тут под рукой.

Она вытянула свою руку из — под его руки и отвернулась, показывая своё недовольство.

— Анжела, — произнес он, — нужно было просто с ней уладить дела!

— Никаких дел нет, Анжела, — проговорила я, и мой мобильный проорал мою любимую мелодию.

— А что тогда? — возмущалась она.

Я вытянула мобильный, на нём светилось «Ребекка».

— Тихо оба, — прервала я вопящую Анжелу и Поля, который падал на задницу, рассказывая ей, что впервые меня видит.

Они заткнулись. Я приложила телефон к уху.

— Что там у тебя? Свободна? — спросила Бека.

— Ага, — произнесла я. На заднем фоне Павел и Анжел снова начали собачий концерт с нервами и ревностью.

— Там что полный П? — догадалась она.

— Ага.

— Баба?

— Еще какая.

— Говори, что тебя ждет парень на крутой тачке.

Ребекке было свойственно все сравнивать с машинами. Она утверждала, что любой мужчина авто любит больше, чем женщину или детей.

« — Удобная женщина — это тапочки, а всем плевать в каком они состоянии, и выкинуть не жалко, а вот машина… Любая задорная и себя любящая дама — это коллекционный корвет, с которого пылинки сдувают и покупают его раз и навсегда», — парировала она.

« — Для коллекции,» — добавляла я.

— Где? — вернуло меня в реальность.

— На луне. Чего молчишь? Говори, давай.

— Ребята, — крикнула я на парочку — бывшего и его новую, — меня муж ждет.

— У тебя муж? — спросил Поль. Анжела тут же пихнула его кулаком в ребра.

— Уже много лет, — повторила я, как попугай, то, что говорила в трубку Бека. Она просто спасала ситуацию, диктуя, что нужно делать, чтобы не быть полной дурой, которой я сейчас казалась.

— Видишь Порше? Кайен? Или что-то еще? Феррари? — или же Бека усугубляла эту ситуацию.

— Первое.

— Садись в него! — приказала она.

— Что? — возмутилась я.

— Садись в него.

— Не могу.

— Там тело сидит? — спросила Бека.

— Ага, — кивнула я, — милый мой просит идти к нему, — сказала я бывшему и его подруге, оставляя их в их скандале. Анжела уже была в боевой позе и, как покемон, собиралась начать битву. И похожа она была на Пикачу, такая же пожелтевшая от злости. Зная Поля, как саму себя, я знала, что женщин он не бьет, а сегодня его ждет вечер с разбитым глазом, и он даже не сможет защититься. Моя душа радовалась.

— Иди к машине, — трезвонила Бека.

— Там же чувак.

— Зальешь ему в уши хрень и прокатит! Я так сто раз делала. В случае чего скажешь, что парнем ошиблась. Или прикинешься сумасшедшей и обкидаешь ему лобовое стекло яйцами!

— Что?

— Яйца. Это продукт оплодотворения курицы. Оно такое белое! Вот! Купишь по дороге.

— Бека, ты больная, скажи честно?

— Я шальная и спасаю тебя от позора под названием телячья любовь с мудаками.

В итоге я сдалась. Не выпуская из рук телефон, я открыла дверь Порше и села внутрь исключительно ради эффектного кадра — чтобы бывший, застрявший со своей дамой в разборках, отчетливо увидел: я счастлива, двигаюсь дальше и муж у меня не просто бедный студент.

Хозяин Порше как раз потерял бдительность и ковырялся под рулем, он даже не успел понять, что его дорогое авто внезапно стало декорацией к моему мелодраматическому перфомансу.

— Поехали, — вальяжно повторила я то, что сказала Бека в телефон.

Поль смотрел на меня, впиваясь взглядом сквозь лобовое стекло. Парень из Порше поднял глаза на меня, я же свои наоборот закрыла.

Это был тот самый придурок из кафе. Он посмотрел на меня, потом туда. Его белозубая улыбка стало похожа на оскал, который показывал, что он явно жалел, что сегодня вышел из дома.

— Офонарела, — заявил он мне, его зрачки расширились, превратив глаза в бездну безумия и гнева, — вышла из машины.

Бека мелодично посмеялась в трубку.

Бывший смотрел, а я лихо закинула ногу на ногу, крутя в руках прядь волос, разыгрывая игривую кошечку.

— Пожалуйста, поехали, — попросила тихо я, не меняя улыбки, — и не ори. Так нужно.

— От поклонников сбегаешь? — спросил он, но тон убавил, — хотя нет, — окидывая меня взглядом, сделал вывод, — какие у такого чуда в перьях поклонники?

— Давай, езжай уже, — проорала я, так же улыбаясь в сторону Поля.

— Мне пора, — заявила мне в трубку Бека, — позвонишь, я тебя заберу.

— А мне что делать? — спросила я у нее.

— Придумаешь на ходу. Прочитай ему лекцию по бизнесу или проведи личный анализ, может, у него есть какие–нибудь проблемы. У водителей Порше это часто бывает. А Порше большой?

— Маленький и черненький.

— Значит с членом все в порядке, — заливалась она, ликуя.

— Бека, ты о чем?

— Ну, говорят, чем больше машина, тем меньше член.

— Бека, у тебя внедорожник, это намек?

— У меня как-то нет члена. По крайней мере, я его не находила. Мне пора. Потом померяемся х..ми. Удачи!

Она отключилась, бросив меня с брюнетом — кретином, который не торопился заводить свою машину.

— Мы ехать будем или как? — наорала я на него еще раз.

Он злобно посмотрел на меня, голубые глаза вспыхнули холодным огнем, фыркнул что-то невнятное.

Машина рванула с места, оставив бывшего в облаке пыли. Мой «новый кавалер» злился куда искреннее, чем когда-либо злился старый. И это было очень забавно.

Выехав со стоянки около кафе, он утвердительно заявил:

— На перекрестке идешь вон!

— Нет, — сказала настойчиво я, — за поворотом. Потому что он меня увидит…

— Хорошо, — он резко включил передачу, — мне хватило разлитого чая, не хочу никаких разговоров про любовь всей жизни и прочие сказки. За поворотом выйдешь вон.

Я кивнула и уставилась в окно. Потом поерзала на сиденье.

— Там внизу кнопка, сиденье двигается. У тебя ноги длинные, отодвинь его.

— Я тут ненадолго.

— Точно, — проворчал он, — а то б еще пристроилась, и не выгонишь. Знаю я вас — любителей транспорта. А вот ремень безопасности пристегни.

Я молча пристегнулась. Говорить с ним вообще не хотелось. Мой взгляд упал на его руку на руле. Длинные пальцы, маникюр, дорогие громоздкие часы. Мажор. Ага, Эшли, да ты что! Как догадалась? По машине было не заметно, показалось, что бомж сначала. Я улыбнулась про себя.

Парень оказался смышленым и свернул в первый поворот. Он остановился, и я вышла.

— Спасибо? — спросил он.

— Какое спасибо? — удивилась я.

— Мне спасибо! — повторил он, — я тебя спас, а ты чуть не отправила на помойку мою футболку.

Я посмотрела на его футболку еще раз.

— Так она даже лучше выглядит, — набралась наглости я, — модная абстракция!

— Да это же Hollister! — похвастался он одной из самых дорогих марок.

— Ага, — кивнула я и медленно пошла по улице, набирая Беку.

— И? — отозвалась она после шестого гудка.

— Это был на «п» начинается, на «ц» заканчивается?

— Принц?

— Куда там! Фредди Крюгер!

Золушка потеряла тыкву

Бека долго смеялась над моими приключениями. Потом с серьезным лицом выставила меня из машины перед дверью квартиры и отдала пачку бумаг для лекции про бизнес–эссе, которые нужно было выучить. Пролистав страницы и удивившись странным названиям, я поняла, что писать обычное эссе — тяжело, а с уклоном в бизнес — нереально.

Но работа она такая. «Работа — не волк, в лес не убежит». Бред! Волки из леса и не выходят, они же не идиоты, как, например, люди, которые идут в этот самый лес к этим самым волкам. И как стадо баранов, заслуженно торчат на ближайшем дереве, вереща о помощи. История про то, что волки воспитали Маугли — обман и провокация. Зная этот мультик, благодаря моему младшему брату, и анализируя его поведение со точки зрения психологии, волки курили в сторонке, под елками, потому что у Маугли не было никакого воспитания — одна наглость. Это он тянул за хвост Каа и драконил Балу. Странно, что волки его не сожрали, а Балу не двинул в глаз, но на ухо точно наступил. Я любила только Шерхана, он единственный видел это создание и понимал, что или сожрать его, или нафиг к людям! Но у Киплинга печальные сказки. И Маугли, как и все детские персонажи в мультфильмах про животных, терроризировал и мучил всех в лесу!

Вскоре у меня появилось игривое настроение. Я включила музыку, и изучение материала пошло быстрее. Бека предоставила примеры из своей компании, и они меня веселили.

Презервативы «Конан» пользовались широкой рекламой. Имели лозунг: «Так не бывает. Имейте „Конан“ и будет все». Ага, сейчас. Надел мальчик презерватив и пошел в тот самый лес с работой, которая не волк, и с волками, которые не работают и не получают трудовой стаж и зарплаты, к первой сосне и имеет её на здоровье! Меня подобное видение пугает до смерти, а не впечатляет. И я даже теперь побаиваюсь подойти к кровати Беки и случайно найти пакет с бессмертным запасом, а вдруг они ночью имеют подушку Беки, потом и голову Беки. Ах, вот почему с утра она всегда без настроения.

Я часто вечерами просматриваю новости, утром — газеты. Люблю запах бумаги. И вся подобная реклама меня радует тем, что эксперты этого дела обладают характерным для них уровнем идиотии. Беке это тоже было присуще. Ведь она и реклама — сёстры родные. Более хитрая, более расчетливая, ничего общего с Региной.

Ничего, что могло бы напомнить мне Регину. Но напоминало. Постоянно. Ведь Регина и Ребекка — близнецы. И каждое утро я забывала о Беке и видела Регину, но любой жест или слово подтверждало, что это Бека, а Регина спит в гробу.

Бека появилась спустя полгода после того, как рай в обществе Регины был окончен. Себастьян начал покупать виски вместо рубашек, на меня свалились счета за дом, кредиты и прочие бумаги. Я тогда сходила с ума. Я смотрела на часы, и когда они били шесть, меня не могла спасти фея–крестная, надеть на меня платье и отправить на бал. На меня сваливался неадекватный Себастьян с причитаниями, звонки от адвокатов и грязная посуда.

Через полгода ровно в шесть в дверь позвонили. Мы с Себастьяном столкнулись в гостиной и помчались к двери. На пороге стояла живая Регина с большим чемоданом. Себастьян упал в обморок. Я сдержалась, но начала читать молитву, чтобы призрак меня не тронул.

Бека села на диван и начала говорить, что она Ребекка — сестра Регины, вот так. Себастьян где–то нашел крест и махал перед её лицом, Бека держалась час. Потом она просто встала, спокойно взяла в руки подушку с дивана и ударила Себастьяна. Себастьян рухнул на диван и зарылся в подушки.

— Это кто? — спросила Бека, — местный шут?

— Священник, — сказала я.

— А я и смотрю, чего он такой жизнерадостный и тупой. И судя по перегару в этом доме — бухаете?

— Нет, пытаемся справиться со всем этим.

Бека провела у нас две ночи и окончательно устала от наших тупых физиономий. Я это выяснила лично, подслушав разговор по телефону с её матерью, как оказалось, у Регины всё-таки была огромная семья.

— Мама, — говорила она встревоженно и громко, забывая о том, что у меня и у Себастьяна по два уха, которые были пришиты не для красоты, а для получения внешней информации, — новая названая семья Регги — просто песня. Парниша — дегенерат, который только что созрел для того, чтобы клянчить деньги на бухло. У него много отличных шмоток, целый набор — штаны от Кавалли, в обтяжку «Не хочешь это видеть, а придётся», плюс тупая рожа, плюс интеллект насекомого и виски сосёт, как комар. Жду, когда он лопнет. Подружка — значительно умнее, но постоянно одета в какую-то вязаную дрянь, расцветке которой позавидует любой черный людоед с верховьев реки Миссисипи.

Я еще не получила никакого завещания. У меня непростые отношения с «может быть мужем Регины». Отношения настолько не простые, что уже на пятой минуте разговора хочется пробить ему в лицо с руки. На седьмой — пробить в лицо с ноги. На пятнадцатой минуте — хочется пробить в лицо с ноги ему, ее подруге и самой Регине. Отношения у них, как у интеллигентов, то есть полностью доведенные до идиотизма. Возвращаешься с улицы в этот дом, и такое ощущение, что сразу попадаешь на Марс к инопланетянам!

Мама Регины и Беки, наверное, отвечала что-то в стиле:

— У них там Нарния, дочь моя! Ищи Аслана.

Бека просто не понимала, что потеря Регины была страшной, и пережить ее не получалось ни у меня, ни у Себа.

Потом мы искали пути примирения, и Беке даже понравилось это все, кроме того, что дом перешел в собственность Себастьяна. Банковские счета, к радости, Беки к ее семье. Себастьян, подобно молнии, выбил из дома и меня, и Беку, сделав это красиво и с нотариусом. Мы, как две дуры, уставились на это все, как два барана на новые ворота и заслужено получили направление на выход.

Я и Ребекка бросили Себастьяна с бутылкой виски и отправились в самый большой город в стране, начинать жить заново.

Завещания Регина написать не успела. Что было вроде и странно, учитывая ее способ проститься с бренным миром.

— Презервативную там не откроют, — заверяла я Беку.

— Эшли, Эшли, я надеюсь на салон красоты.

Я, молча, кивала головой. Регина и Бека — тот случай, где на яблоне внезапно выросли грибы. Но иногда она задевала меня до глубины души, она подходила ко мне и клала голову на плечо:

— А какая она была Регина?

И я рассказывала. Про то, как мы познакомились, сдружились и покоряли мир.

— Она была, как из сказки «Золушка», которую с таким остервенением рассказывают учителя в младших классах детям, только в варианте Регины — это не добрая сказка про девушку, которая добивается своей цели, а скорее история о злом и голодном Минотавре, который натягивает на огромную лапу туфельку, а если это не получается, то съедает принца и прочих. Регина могла получить желаемое, но пути выбирала разные.

— И тут существует закон изменчивости времен, — перебивала меня Бека, — когда второй тур истории Золушки заключается в примерке нижнего белья! И как же надеть на Минотавра стринги?

— Представь свободную ситуацию, как в школах в последнем классе дети пишут сочинение на вольную тему «Как я провел лето». В итоге все сочинения открывают другую картину — что же было лето? Лето было? Почему я в это лето не вписалась? И как обычная девочка с улицы, пытается стать Золушкой, — объяснила я. И объяснила так, что сама не поняла, что сказала.

— И как Регина умудрилась в твоём сопровождении из маленького городка дорасти до принцессы с состоянием? — задала логичный вопрос Бека.

— Как Золушка оказалась в лучшем месте мира, а не в Бамфаке с козами и сараем? Очень легко. В пригородах нет особняков, злых мачех и, самого главного, — балов, где можно найти принца. В этом городе их тоже нет. Во всем мире балы теперь редкость. Поэтому принца мы будем искать на пьяных вечеринках с джинном в руках.

— И нашли Себастьяна!

— И нашли Себастьяна! — подтвердила я.

— А он ничего, — заметила Бека, — но вот его подозрительные трусы в цветочек — мрак!

Я узнавала себя в самом начале эры Себастьяна. Бека узнавала Регину в моих жестах и поведении. Мы теряли дом и смотрели на карту, и вывод был сделан. Я схватила рамки с фотографиями, чемодан с Региниными вещами на память. Бека схватила рамку с моим фото в каске, и содрала ценник с холодильника. Мы сели в ее Мерседес и оказались в этом городе, в ожидании конца строительства нашего помещения. Ценник налепили на холодильник заново, рамки определили на столике в гостиной. Только шары для боулинга остались частью интерьера уже чужого дома.

Спустя время мы нашли общий язык и хорошо и плотно сдружились. А вот ее мания с презервативами меня иногда убивала. И иногда убивал ее бойфренд. Вкус у нее с Региной отличался и очень. Но Бека была хитрой, как лиса, что меня успокаивало.

Её парень был двухметровой статуей бога Идиотиоса, похожий больше на личного охранника, нежели любимого. Джон — да, по — моему, его называли так в мире. Счастьем там и не пахло, но ради собственной безопасности держать такого стоило. В его крови страсть торжествовала или любовь к бесплатной контрацепции. Мы переехали, и он примчался. Бека запретила ему жить с нами, и он остался на краю города в режиме «заморозки». Когда нужно было, Джон появлялся и по щелчку её пальцев и снова исчезал.

Вечерами Ребекка страдала совсем от другого. В 22:00 она уходила на идиотское шоу по поиску знакомств в местном баре. Суть заключалась в том, что молодые люди знакомились вслепую и пытались выиграть свидание. Бека явно испытывала к кому-то интерес, но не признавалась.

— Почему не ходишь туда с парнем? — спрашивала я.

— У меня нет парня.

— А Джон?

— А Джон? — вопросительно щурилась она. — Точно ему нужно позвонить и проверить, жив он или нет.

Так Ребекка убегала от разговора.

Сегодня был самый обычный вечер. Я закончила читать всё про «Конан». Решила, что отсутствие объекта обожаний спасло меня от такого набора радостных приключений!

Бека включила телик и начала искать параллельно что-то в интернете.

— Что-нибудь интересное?

— У тебя в понедельник первая лекция. Это будет интересно, я, возможно, приду на это посмотреть.

— Понятно, — сказала я и поняла, что вероятность присутствия Беки толкает меня к вероятности провала. Бека будет улыбаться, а я начну заикаться.

— А еще, — сверкнула глазами она, — такие лекции пройдут в театральной студии для студентов с актерского и журналистики, и есть возможность заставить читать лекцию для звезд. Ох уж эти эссе, все хотят их писать.

— Я даже знаю, — сказала я, — о ком ты подумала.

— Что ты, — улыбаясь, сделала вид, что удивилась Бека, — Лейзера наша фирма оплатить не в состоянии.

— Плохо, — ответила я.

— Но можно его заставить бесплатно это сделать, — ее глаза игриво засветились.

— Шантажировать будешь? — спросила я.

— Шантажировать? — переспросила Бека и потянулась, — Эш, отличная идейка. Просто супер. Парочка его фото в непристойном виде и дело сделано!

— А ты как думала?

— У меня были более пристойные мысли.

Да, это было странно. Бека работала и знала про презервативы все, но… мысли у нее всегда пахли отборным горным ароматом ромашек. Она приносила в мир мало грязи, если не брать в расчет вечеринки от «Конан», где можно было наглядно изучить Камасутру и научить пользоваться проститутками мальчиков лет шестнадцати.

Утро понедельника разбудило на две минуты раньше будильника. Я порадовалась, что не услышу визг, но сразу после того, как я обрадовалась, мои уши оглушил трезвон. Это сработал будильник Беки. Потом в него полетела подушка, а затем Бека встала и выключила эту машину для пыток.

— Зачем орать и портить нервы! — всегда возмущалась Бека. — Не нравятся отношения с парнем, скажи: «Милый, ты не прав», и врубай будильник.

И тогда я вспоминала неподвижного, шкафообразного Джона. Вероятно, его в этом мире мандраж брал только от одного слова: «будильник»! Нужно будет это проверить: взять табурет, встать на него и прошептать ему на ухо:

— Будильник!

Мне кажется, он упадет, и будет биться в конвульсиях.

Бека показалась на пороге моей спальни.

— Понедельник.

— Еще две минуты, — отмахнулась я, прячась под одеялом.

— Ты всю жизнь славишься опозданиями. Никаких двух минут, — заявила она, — вылезай, я сварю тебе кофе!

— Знаешь, что странно, — прозевала я, — что в семье Криц ни ты, ни Регина не можете сделать нормальный кофе.

— Зато я готовлю отлично!

— Например? — удивилась я. Я никогда не видела Беку за плитой, она вообще была из тех, для кого сосиски были лучшим блюдом всех времен. Это было у них семейное.

— Я варю сосиски, — заявила она.

Я только кивнула. Мне всегда было интересно спросить, кто у них в семье готовит, но думаю, что мне никогда не будет суждено это узнать. Это дело под грифом «Совершенно секретно» и, наверное, находится в базе данных федеральной службы расследований. И скорее всего, до сих пор расследуется, дело под называнием «Тайна мутирующей сосиски». Потом я вспомнила, от какой фирмы-производителя я сегодня читаю лекцию, и ужаснулась.

Бека высадила меня у кофейни и помахала рукой. Кофейня находилась в здании бизнес-школы и кишела студентами разного пола, выглядевшими, как офисные клерки, в пиджаках, очках и с ноутбуками наперевес.

Я села за столик и оценивала стоимость их вещей и объём мозговых данных. Все тянули на восьмерку из десяти и пахли финансовой независимостью. От меня пахло, наоборот, зависимостью и нервозностью. Я не понимала, почему меня так воротит от этих молодых людей, словно от демонов. Некоторые из студентов были даже старше меня, но я их представляла в детском саду.

Неожиданно на пороге показался мой недавний спаситель на Порше.

Он вошел так, будто дверь сама распахнулась перед ним — неспешно, с холодной уверенностью человека, который привык, что мир выкатывает красную дорожку перед ним. Пиджак сидел на нем идеально, под тканью угадывалась жесткость мышц, на руке — дорогие часы и надменный взгляд в сторону меню.

Он взял стакан кофе и уткнувшись носом в планшет, плюхнулся за соседний стол.

« — Твою мать», — пронеслось в моей голове.

Я посмотрела под стол. Сегодня я была в туфлях с шипами на мысе, на каблуке и платформе. Туфли были новые, и ронять свое тело за его столик не хотелось.

Я украдкой ловила отражение его профиля в зеркальной стене: четкая линия скул, длинные пальцы, барабанящие по столу в такт джазу из колонок. Он меня не замечал, никого не замечал, кроме своего планшета.

Я дождалась, когда его стакан опустел, и он покинул кофейню. С облегчением, миновав эту встречу, я отправилась на новую работу, чувствуя себя деловой леди. Вот только туфли из кожи с шипами и кожаный браслет на руке подчеркивали то, что белая рубашка и комбинезон с узкой юбкой никак не покажут мою серьезность. Скорее, наоборот, выдадут во мне оборотня, скрывающегося под строгой оболочкой. Еще подумают, что я ночами эти презервативы надуваю, как шарики.

Меня зовут Эшли

Курс лекций был рассчитан на месяц. Потом можно было смело претендовать на место аналитика в школе Высшего Бизнеса. Главное сейчас — показать себя нормальной и адекватной, а не девочкой «временно». И вот этому меня не научила ни мама-политик, ни брат-ядерщик-наркоман, ни Регина-брокер, ни Бека — мисс «деловой презерватив» года. Я скорее училась у Себастьяна — я хотела новое платье и машину. А еще лучше вообще быть Китти, потому что этот персонаж из игры Себастьяна был такой независимой и удачливой, что можно оправдать все его время, потраченное на покупку ее гардероба в интернете.

Меня встретил милый парень с кодовым именем — мистер Коллин и проводил в аудиторию, которая была амфитеатром. У меня началась паника, я уже представила 1000 студентов, которые наготове держат яйца и помидор, чтобы кинуть мне на белую рубашку.

— Лекции три дня в неделю: понедельник, четверг и субботу. В субботу собираются все компании, которые сотрудничают со школой. Все проходит в формате вопрос-ответ, чтобы поддерживать напряжение и интерес. Вы должны рассказать, как написать эссе и заставить всех сделать это как можно профессиональнее. Можно посмотреть Ваш диплом?

— Ах, да, — сказала я и достала из сумки документы.

Он внимательно вчитался и произнес:

— Много работали?

— Много, — утвердительно кивнула я.

— Аналитиком? Маркетологом?

— Разнорабочим.

— А по профессии?

— Было дело, — соврала я, вспоминая мои лекции для Регины, мамы, Аллигера и прочих. Я на всякий случай улыбнулась во весь рот.

Коллин больше не стал задавать вопросов, а прозвеневший звонок говорил о том, что пора на лекцию. Я глубоко вздохнула и попыталась не впасть в панику и истерику. Подумаешь, 1000 человек. Это ж все-таки люди, а не звери. Хотя милые котики в таком количестве были бы как-то приятнее моему глазу, чем студенты, которые давно знают, что такое бизнес и прекрасно тратят деньги своих родителей.

После звонка в дверь протиснулась тучная женщина в неприлично обтягивающем платье, за ней — хрупкий мужчина и дамочка с ярко-красными губами в очках и дулькой на голове, держащейся на двух карандашах.

— Сегодня будет три курса сразу, — заявила тучная. — Я Мила, — представилась она и протянула мне руку, — а это Кирстен и Маккой.

Я со всеми поздоровалась, и десять студентов протиснулись в двери и начали рассаживаться. Больше никого не было. Из восьми человек оказалось две девочки, которые разместились в самой середине первой ступени амфитеатра, парни окружили их. Девушки засияли и шумно переговаривались.

— Это все? — спросила я.

— Наверное, — неуверенно произнесла Кристен.

— Начнем лекцию, — тактично заявила Мила.

И сразу стих шум, видимо, Мила была уважаема в школе бизнеса. Еще четыре человека показались в дверях и быстро сели на задний ряд. Первые парты были свободны. Никто не решился сесть туда.

— Это мистер Коллин и мисс, — застыла Мила и повернулась ко мне. Я молчала, она тоже, но это не мешало ей прожигать во мне дыру глазами.

— Майерс, — в итоге проговорил Коллин.

— Мисс Майерс, — повторила Мила, — она бизнес-аналитик, который может дать вам любой ответ на ваши вопросы. И сейчас мы будем учится писать эссе, которое каждому пригодится.

Мои глаза округлились. Я не могла ответить на вопросы, которые задавала самой себе, а тут четырнадцать взрослых, которые могли сейчас спросить такое, что волосы дыбом встанут.

В итоге мистер Коллин получил смс и решил, что мне придется справиться самой, а остальные решили последовать за ним. Осталась я и «детки», которые посмотрели на захлопнувшуюся дверь и радостно начали пожирать меня глазами. Перед уходом Кирстен сказала, что отойдёт на минуту и вернется. Что ж, нужно уметь вертеться. Бека бы точно выкрутилась. Я подняла челюсть с пола и взяла мел.

— Значит, так, — произнесла я и с удивлением обнаружила, что абсолютно их не боюсь, и что эта кучка студентов боится меня больше, чем я их. Притом они не знали, что мне всего-то двадцать с хвостиком, с небольшим таким в восемь лет. Пусть думают, что я старая женщина с мужем и двумя детьми.

В аудиторию протиснулся еще один парень — азиат. Поправляя рыжую челку, он сверкнул черными глазами в поиске места под солнцем.

— Много вас там таких? — спросила я.

— Нет, — ответил он и подсел к уже опоздавшим.

Двери снова открылись, послышался голос:

— Там Милка сказала, что тётка, что будет нас учить писать лажу, ходит в крутых туфлях. Вот я и пришёл.

Меня снова охватила паника, и я развернулась от доски на 180 градусов.

— Мистер, как вас там? — спросила я громко и опешила. Этим разговорчивым студентом оказался мой недавний знакомый идиот из «Порше». У него тоже округлились глаза, и он мило опустил их на мои туфли, но наглость не покинула его. Она работала без выходных и на совесть, и вместо совести, которая полностью отсутствовала в этом человеке.

— Иниго, я — мистер Иниго. Зачетные туфли, подруга, — произнес он с пренебрежением и стал спускаться по амфитеатру аудитории.

— Мистер Иниго и все остальные, для вас я — мисс Майерс, — пыталась я сохранять спокойствие, но получалось плохо.

— А ваше имя? — прозвучал голос из рядов.

— Меня зовут Эшли. Но так не обращайтесь ко мне!

Все молчали.

— Молчание — знак согласия, — проговорила я.

— Молчание не означает согласие, — перебил меня этот самый Иниго, — кивание — это согласие. А туфли зачетные, на чёрном рынке выудила? Это для того, чтобы по машинам прыгать активнее?

Я косо глянула на него, но обращать внимания не стала. Почему-то вспомнилась народная мудрость о том, что, если возникает подобная ситуация, нужно ложиться спать. Этот вариант рассматривался с той стороны, что, если видишь злого медведя — ложись спать. Вот и сейчас этот самый злой медведь сидел на первой парте и рычал. Я бы могла, конечно, лечь спать, но с работой мне пришлось бы прощаться окончательно. И я решила взять наглостью и напором.

— Итак, все всё сказали? Начнем нашу лекцию. Хорошее бизнес-эссе, как костюм на собеседовании: должно выглядеть дорого, но не так, как будто вы в нем задыхаетесь.

— В костюме за 300000 дышать опасно, а то запачкается еще, — перебил меня кто-то из студентов. Послышались смешки.

— Вам виднее, — проговорила я и продолжила, — не сможете примерить на себя костюм, всегда есть пижама и фриланс.

— Если бы мы хотели фриланс, — крикнул азиат, — мы бы не платили деньги за эти лекции.

— Кому ты там платишь, — возмутилась девочка с середины ряда, — тебя для вида тут бесплатно держат. Ты можешь только эскортницам платить, чтобы с рукой не развлекаться.

— У них очень запутанные отношения, — проинформировал меня парень в очках, — а вы продолжайте.

Я долго думала спросить у кого именно, у азиата с рукой, или у азиата с этой девушкой!

— Хорошее бизнес — эссе должно быть…

И я не успела договорить, как меня опять перебили.

— Главное — драйв! Напишем, что наш стартап взлетит, как киоск с бургерами в три часа ночи под ночным клубом, и все инвесторы наши! — заорал азиат. Видимо, он был или старостой, или заводилой. Мне нужно было изначально подготовиться к тому, что будет кто-то, кто постоянно дает бесплатные комментарии. В младшей и средней школе такой была я. И только сегодня до меня начало доходить, почему я раздражала половину моих учителей.

— Как твое имя? — спросила я у него.

Он поднял голову на меня с широко раскрытыми глазами, словно только обнаружил, что все это время сидел на лекции в бизнес школе, а не на лавочке посреди зоопарка.

— Ван Дже, — ответил он сухо.

— Что такое стартап, Ван Дже? — спросила я.

— Это новая компания, — видимо, в какой-то момент он засмущался, — например… кафе или продукт.

Я засмеялась.

— У меня поправка, — снова возмутилась девушка.

— Ребят, — попросила я и села на стол, скрестив ноги и упираясь ими почти в лицо Иниго. Сначала я подумала, что это не профессионально, а потом поняла, что он сам заявил, что ему нравятся мои туфли, так вот пусть наслаждается, — сначала говорим имя и потом все, что угодно. И стартап — это уже существующая компания, которая динамично развивается и создает новый продукт, который должен решить проблему в обществе. Это не новый бизнес, а создание нового вида деятельности, который решает нерешаемые ранее задачи.

— Белла, я — Белла, — подняла руку девушка и ее снова было не заткнуть. — У меня поправка и обращение к Вану.

Я кивнула.

— Бургеры под ночным клубом в три часа ночи обычно раздают бесплатно, — продолжила она, — ты бы об этом знал, если бы тебя хоть раз пригласили.

— Окей, — сказала я, — пытаясь прекратить нападки на Вана.

— Да, кстати, если берете соус «утро добрым не бывает», вполне можно расплатиться душевными страданиями, — подтвердил парень в очках.

— Какие у Беллы душевные страдания, если там души нет? — развеселился Ван.

— Как раз можно в любую компанию добавить стартап в виде «и вы получите души», бездушные вы твари? — подал голос Иниго.

Я поняла, что Ван Дже — это не единственный комментатор, к нему в команду добавится наглый Иниго, и они весь месяц будут следить за каждым моим словом и отпускать остроты. Вернее, им это будет казаться остротами и высшей степенью сарказма.

— Например, — ответила я, понимая, что лучше дать им всем высказаться.

— Сделать реальный стартап про раздачу душ, — начал он издеваться, — например…

— Нет, Иниго, мы не разбираем эзотерику, это уже не моя лекция, — остановила его я.

— Меня зовут Блейк, — сказал он, — есть доставка еды, такси, цветов, а душ — нет. Люди просыпаются, понимают, что внутри пустота — и заказывают у нас душу.

— Где ты их брать-то будешь? — спросил парень в очках.

— Ну, знаешь, сколько людей без души, — заговорщически и воодушевленно понесся Блейк, — есть такие зомби, которые под ноги не смотрят и чай выливают на людей, точно же без души. И я как раз придумал отличный бизнес-план — рециклируем у какого-нибудь офисного клерка, ему все равно не надо, чистим, переупаковываем в капсульный пакет и отдаем нуждающимся.

— А это гениально! — поддержал Ван.

— Те, кто чай разливают, прям нуждаются. Спасем дорогие футболки!

— Хорошо, Блейк, — вздохнула я, — допустим, кто-то разливает на тебя чай, остается мокрое пятно на ткани, на ботинках, но душа же не промокла?

— Не промокла, — кивнул он.

— Вот видишь, — продолжила я, — все промокло, а душа — нет! Потому что ее вообще нет! И этот стартап работает только на того, на кого разлили чай!

— Алло, скорая, — попытался покривиться Ван, — у нас тут бизнес-план апокалипсиса летит в ведро…

— И если у вас нет души, возможно, ее кто-то уже продает, — закончила Белла.

Я проигнорировала и пошла дальше по лекции. Вернее, я абсолютно порола другую чушь, которая к лекции в 13 листов отношения не имела никакого.

— Почему вы работаете в производстве презервативов? — вдруг ошарашил меня сильно накачанный африканец.

Я почти забыла, что Бека всеми силами приписала меня к своей компании и деятельности. Самое время покраснеть, как рак, но сидящий перед лицом Блейк просто заставлял мысленно надеть шлем и бронежилет.

— Точно, — согласилась я, — резиновое изделие. Защищает от болезней и деторождения, которое не запланировано.

— Знаем — знаем, — проорал снова африканец, — что там с правилами применения и трудностями.

— Ну, — начала вспоминать я, — первое препятствие — упаковка. На «Конан» она прочная и с полосой отрыва.

— Ваши любимые? — начал острить Блейк Иниго, молчавший до этого и даже внимательно слушавший.

Хотелось проорать:» — Они мне не нужны, я не пользуюсь», но потом вспомнила, кого я тут из себя строю.

— Это не тема для обсуждения, — заявила я.

— Это просто хреновая реклама, как и весь стартап, — сделал вывод вслух он.

— Так вот, вскрывать упаковку потными и неопытными ручонками — примерно то же, что и расстегивать молнию на дорогом платье пальцами ноги, — попыталась сказать что-то на их жаргоне я.

— А вам так расстегивали? — включился в мою личную жизнь африканец. — Я — Мэтт, — представился он.

— Нет, — заявила я ему. — Это сравнение из готовых лекций по продукции внутри компании, — спихнула я на «Конан», о котором и понятия не имела. Бека часто проводила инструктаж, но мне было неинтересно до такой степени, что кроме названия в моей голове ничего не отобразилось, — Коллин может рассказать вам больше, продвижение — это его сфера.

— Ну да, — подал голос парень в очках, — Коллин ведет лекции второй год, у другой группы. Там девочек больше, он потом их отбирает для коитуса и видимо, платья рвет. Хотя кто ему даст?

— А у Вас кто вел их в прошлом триместре? — спросила я, зная, что обучение в таких школах максимум 18 месяцев.

— Гилберт, — заявил все тот же парень в очках. — я Зак. И Гилберт женился и прекратил нас мучить официальными заявлениями про «все только для добра». Сам, скорее всего, жену там во всех вариантах абьюзит.

— Ясно, — смутилась я, личная жизнь каждого из лекторов тут была под особым прицелом.

— А лучше давать примеры из реального места работы. Например, раскрыть нам всем схему продвижения и сделать полную презентацию товара. Презервативы — это же так интересно, вряд ли кто-то из нас создаст такое производство. Для эссе, конечно. Хотим полную распаковку, только осторожно с этими длинными ногтями, а то можно порвать товар и выставить все в плохом свете. А то были случаи, — заявил с гордостью Блейк.

Парни похлопали, Бела и Челси (так звали вторую девушку) смутились, я просто переложила ногу за ногу. Я посмотрела на часы — оставалось меньше двадцати минут, час прошел легко и быстро для меня.

— Времени мало, — сказала я, — что еще хотите знать?

— Альтернативное применение, — произнес Блейк, — слабо вам придумать?

« — Вызов принят», — подумала я.

— Нет проблем, — произнесла вслух, — шапочка для душа. Кровоостанавливающий жгут или веревка для побега из тюрьмы, например, использовать, как чехол для мобильного.

— Чехол для перевозки кокаина в желудке, — помог мне Мэтт.

Я посмотрела на него, но он отвернулся. Наверное, были случаи, и парень вмиг стал для меня светиться под словом «опасно».

— В соединении с Н2О — водная бомбочка, — помог мне Зак.

— Воздушный шарик или резинка для перетягивания пачки денег, — сообщила Бела.

Если так послушать версии всех студентов, то можно смело добавить несколько подробностей в дело каждого.

— Так же презервативы можно использовать в аудиториях, как наша, снабженных датчиками задымления. Натянем сейчас резинку на датчик и смело покурим. А мальчики по вызову в красном не приедут, и не будет лекции о пожарах, — подсказал способ применения Блейк. Толпа снова встретила его овациями. — Когда мы получим ящик наших резинок, а то у меня свидание сегодня, — заявил Блейк.

Я посмотрела прямо в его синие глаза.

— Я и моя подруга будем использовать их, как резинки для рогаток, ничего такого, о чем Вы подумали, Мисс Майерс.

Каждая из компаний предоставляла своих квалифицированных сотрудников и, видимо, делится продукцией. Про «Конан» я не была уверена, ведь я даже там не работала. Прозвенел звонок, и ребята начали выходить из аудитории.

В дверях появилась Мила, пытаясь протиснуться в одно отверстие вместе с Блейком. В итоге, он уступил ей проход, и она похлопала его по плечу.

— Как все прошло? — спросила она, подбегая ко мне.

— Очень миленько, — заявила я.

— А Иниго? — с неподдельным интересом спросила она.

— Что Иниго?

— Как себя вел?

— Как обыкновенный парень.

— Сколько Вам лет, Эшли? — спросила вдруг Мила.

— Много, — заявила я.

— Мне 26, — начала историю Мила, — думала, что вы моя ровесница, а выглядите хорошо, похвально. Я, конечно, даже младше студентов, все парни даже предлагают пойти на свидание, — проговорила с гордостью она, поправляя складки жира, через тонкую ткань своего обтягивающего красного платья. Я посмотрела в ее маленькие глазки, как у поросенка и ужаснулась. Я думала, что ей лет 40, а она оказалась младше меня на три года. Но карты открывать нельзя, и этот Блейк еще со своим Порше, надо ж было так попасть на его наглую рожу.

— Бека, — заорала я, подбегая к двери, в которую только вошла Ребекка.

— Не пугай меня, — прокричала она, — что случилось? Как работа?

— Работа — шикарная, твоя компания всех интересует больше, чем бизнес. Где Регинин Ровер? И где твое обручальное кольцо с камнем?

— Зачем тебе?

— Все нужно. Срочно, в четверг!

— Пыль в глаза?

— Пыль в глаза, — подтвердила я.

— Кто он? — последовал следующий вопрос Беки.

— Бери выше! — проговорила я, — ей 26, она большая и самоуверенная. Хочу ее добить, она сказала, что я на 40 тяну.

— Вот падла, — поддержала меня Бека, — - ключи за твоим фото в каске, под рамкой, машина на стоянке, а кольцо найду прямо сейчас!!!!!!! Никто не смеет говорить, что моя Эшли выглядит на 40, ты ж на 60 как минимум тянешь!

— Ты кофе с коньяком пила, Бека? — спросила я.

— Коньяк пила сегодня с Джоном! Кофе там не было!

Свобода, закованная в металл

Я доехала до кофейни и взяла стакан эспрессо.

Сегодня мне нужно поехать на стоянку, за Ровером Регины. Благодаря ей я научилась водить машину и сейчас пришло время осквернить ее память и протянуть свои грязные ручки к машине. В последний раз после Регины в нее села Бека и перегнала его из города в другой. Я в неё не села и плелась на автобусе, слушая рассказы бабушки о внучонке и кашках, которые она ему варит.

Любимый Регинин эспрессо, горький на губах и языке, и вот воспоминания заполняют пространство вокруг. Она, напротив, смеётся, стуча ложечкой по чашке с трещинкой, которую я так и не выкинула.

« — Пей быстрее, остынет», — а сама тянет маленькими глотками, растягивая удовольствие.

Солнечный зайчик прыгает по столу между нашими руками — её с голубым узором вен на запястье, моей с чернильными пятнами от конспектов.

Кофе остывает. Я допиваю.

Она растворяется, как последний сладкий остаток на дне чашки.

Остаётся только силуэт кружки растворяющейся глубоко в сознании.

И трещина.

Которая всё ещё здесь.

Стоянка заброшенных машин — это кладбище без дат смерти.

Ряды металлических скелетов, застывших в последнем рывке. «Кабриолеты» с провалившимися глазами-фарами. «Болиды», у которых ржавчина съела бока, обнажив рёбра порогов. Раздувшийся от времени «Мустанг», будто подавившийся собственным возрастом.

Лобовые стёкла — мутные катаракты былых дорог. Ветер шевелит клочья обивки, вылезающей из кресел, как внутренности из брюха. На капоте «Тойоты» кто-то оставил отпечаток ладони — последнее «прости» перед тем, как её бросить.

Под ногами хрустит битое стекло — словно кости под сапогами грабителя могил. Капот одной из машин приоткрыт — будто покойник, умерший с последним вопросом на устах.

Здесь нет табличек «Продам». Только молчаливое ожидание, когда последняя деталь превратится в прах. Одни забирали машины, другие сдавали в металлолом.

— Мисс Мак Адамс? — услышала я голос сзади, дерзкий и знакомый, — нет, мисс Макдак? Мисс Марес? Макрос? Майенс?

— Майерс, — поправила я голос.

Я повернулась на шум шагов за спиной — и это оказался он.

Белые джинсы, облегающие бедра, темный свитер, сползший с одного плеча, обнажив ключицу. Взгляд — холодный, оценивающий, с едва заметной усмешкой. Улыбаясь во все зубы, на меня смотрел задира Блейк. С моим везением странно было ждать кого-то более веселого и отвратительного.

— Ну кто бы мог подумать, — его голос скользнул по мне, как лезвие. — Что тут делаете? Металлолом воруете?

Я приподняла бровь, стараясь не показать, что его внезапное появление выбило меня из колеи.

— А что, мне нужно было предупреждать о местах, которые я посещаю? — парировала я.

Он рассмеялся коротко, без тепла, и сделал шаг ближе.

— Нет, просто думал, вы предпочитаете места… поинтереснее.

Его взгляд скользнул вниз, медленно, намеренно, будто проверяя, во что я одета, и выискивая недостатки.

— А ты, как вижу, все такой же милашка, — я скрестила руки на груди. — Прямо эталон гостеприимства.

— О, я могу быть гораздо приветливее, — он наклонился чуть ближе, и от него пахло холодным ветром и дорогим парфюмом. — Но только с теми, кто этого заслуживает.

Блейк нарочно сделал паузу, выжидая.

— И я, значит, не в списке? — спросила я, уже зная ответ.

Ухмылка.

— Пока нет. Но кто знает… Может, если постараешься…

— Забираю машину, — ответила я и развернулась к нему спиной. Он обошел меня вокруг и, предстал прямо перед моим лицом, наклонившись ко мне так, что его глаза оказались на уровне моих, произнес по-хамски:

— Решила забрать машину, потому что из чужих Порше выгоняют?

— Да, — начала паясничать я. — Совсем обнаглели. В следующий раз буду только в «Феррари» и «Бугатти» садиться.

— Обещаете? — спросил он. Я посмотрела ему в глаза, и на минуту мне показалось, что он искренне поверил в то, что я буду снова подсаживаться к незнакомым парням в машины.

— Конечно, — продолжала я, — ты что тут делаешь? Металлолом воруешь?

— С чего ты взяла? — резко перешел на «ты».

— Ты сам ко мне с таким вопросом подошел, вот и подумалось, что конкурента во мне видишь, бизнес твой в опасности. Не бойся, ты один такой тут!

— Кеды твои сиреневые — дерьмо, — заявил он, — вчерашние туфли были покруче. Я машину разбил, вот и привез её сюда гнить.

Хотя сам он стоял в таких же кедах, как у меня, только белые.

— С подругой вчера сделал мощную рогатку из презервативов и попал в машину? — выпалила я, понимая, что несу настоящий бред.

— Я с ней другим занимался.

— Без подробностей, пожалуйста, — попросила я.

— Мы надули с ней по двадцать штук и занимались этим! Знаешь, чем?

Он наблюдал. Глаза холодные, ловящие каждую мою эмоцию: дрожь ресниц, напряжение в уголках губ, предательский вздох, застрявший в горле. Я демонстративно отвернула от него голову.

— Использовали их, как спасательный жилет, — он рассмеялся, коротко, без веселья.

Я просто кивнула. Обошла его и в окне выдачи номеров взяла тот, что вёл к машине. Спросила дорогу и пошла искать Регининого несменного друга.

Блейк увязался за мной.

— Что? — развернулась я на 180 градусов. Он опешил и сделал шаг назад от меня, потом снова заглянул мне в глаза и сообщил:

— Мне нужно на встречу, ты меня подвезешь, я же выручил тебя тогда с парнем.

— Черт, — выругалась я и сжала кулаки, — вот про эту историю…

— Понял, понял, — сказал он, — не рассказывать никому в учебном заведении. А то будут смеяться, еще и пальцем тыкать!

— Я не знаю, в каком состоянии машина, — перевела я тему.

— Вот сейчас и увидим.

Я увидела табличку с номером и подошла к чехлу. Блейк помог мне его снять, и перед моим взглядом предстал тот самый «Ровер» белый с красной полосой на капоте и крыше.

— Хорошая машина, — заметил Блейк, — что случилось?

Я промолчала и провела ладонью по капоту машины Регины — её боевого коня, теперь покрытого пылью и ржавыми подтёками. Металл был холодным, будто впитал в себя всё тепло той ночи.

И вдруг — резкий провал в прошлое.

Четыре года назад. Я стою у этой же машины, но она ещё пахнет бензином и страхом. Лобовое стекло — в паутине трещин, на нём тёмные брызги, густые, как варенье. Я щурилась, пытаясь разглядеть салон, но тень внутри не шевелилась.

Потом я поняла.

Это не тень.

Это Регина.

Моя ладонь ударила по стеклу сначала случайно, потом — с дикой силой, снова и снова, пока пальцы не онемели от боли. Кто-то тащил меня назад, но я вырывалась, царапая лак на крыле, оставляя следы, которые теперь смотрели на меня, как шрамы.

Ветер свистнул в ушах — и видение рассыпалось.

Я дёрнулась, будто меня толкнули. Перед глазами снова была лишь брошенная машина, а в груди — пустота, в которой эхом отдавался стук моего кулака по стеклу.

— Эй, ты чего? — вернул меня в реальность голос.

Я моргнула — передо мной снова было лишь потрескавшееся лобовое стекло и тишина.

— Ничего, — прошептала я, оттряхивая руку.

Мои ноги подкосились, и я оперлась рукой о капот, чтобы не сползти на пол стоянки. Не хотелось вытирать пыль и грязь с бетона джинсами. Блейк подхватил меня за вторую руку.

— Мисс Майерс, что происходит? — в его голосе слышалось волнение.

— Я в порядке, — сказала я, — воспоминания.

— С тем парнем с новой девушкой?

— Это его старая девушка, — начала я, а потом вовремя одумалась: ещё студент бизнес-школы не должен слушать рассказы о моей жизни. Дистанция — вот что должно быть между мною и мистером Иниго.

— И вообще, я мисс Майерс и на Вы, — попросила я.

— Как скажешь, Эшли, — легко согласился он.

— Ты хоть понятие имеешь, кто такой преподаватель и как к нему нужно относиться? — спросила я, ожидая от него адекватного ответа.

— Дай подумать… — сказал он, закатив глаза так, будто пытался просканировать собственный мозг на предмет хоть одной рабочей извилины.

Мне дико хотелось спросить «чем?», но я героически воздержалась, дав ему слово.

— Преподаватели… — он щелкнул пальцами. — Точно, у меня есть ответ!

Он выпрямился с видом профессора, готового раскрыть великую тайну мироздания:

— В основном это те, кто не смог после универа устроиться на нормальную работу. Или тупые кошелки, которые не успели выскочить замуж, пока их «любимый» не сбежал к той, что младше, стройнее и не орёт: «А чё это ты в доту опять играешь?!».

Я замерла, ожидая продолжения. Он не подвел:

— Теперь эти кошелки прыгают по чужим машинам, яростно игнорируя зеркала, которые тактично намекают: «Дорогая, ты не одна такая «молодая и перспективная» — тебе уже 35, а твой «стиль» — это что-то между «училкой на пенсии» и «я просто так оделась»!

Я фыркнула. Блейк продолжил с убийственной серьезностью:

— Ну или это такие же кошелки, которые готовы делать что угодно — вести курсы, читать лекции, танцевать с бубном — лишь бы не сидеть дома с кастрюлями и детьми, которые уже давно записали их в «странные тетки».

— И… это твой научный анализ? — еле сдерживая смех, уточнила я.

— Абсолютно! — гордо заявил он. — Проверено на личном опыте. Моя преподша по бизнес — эссе в прошлой жизни явно была утюгом — такой же горячей и бессмысленной.

Зеркала, конечно, — жестокие, но честные гаджеты. Он искренне посмотрел на меня, ожидая признания, но я в край опешила, с утюгом меня точно никогда не сравнивали.

— Таким образом — вывод, — продолжил он, — получается, что менеджмент и прочие важные предметы, из которых студент должен узнать, что и как зарабатывать деньги, преподают женщины, которые отлично знают только то, что такое сковородка, то есть — домохозяйки. И только этой сковородкой эти тетеньки и могут управлять, и управляют, а вот зарплата у них не тянет ни на что!