Бесплатный фрагмент - Эпизоды, эпизоды…

Эпизод 1

На дороге лежала непролазная грязь. Плащ блестел под мелким дождем. Но он не замечал отвратительной погоды. Ему было приятно оттого, что дела идут лучше, чем он ожидал. Такого успеха он и сам не ожидал. Сейчас он посмеивался над нелепой, с его точки зрения, прошло­годней бумажкой, полученной от нее, в которой она ему писала о своих чувствах.

Было уже темно, когда он подошел к своей квартире. Войдя в кухню, он неторопливо снял плащ и пальто, отряхнул шапку.

Во время чая между ним и ей снова возник не­приятный и угнетающий разговор, одинаково волнующий как его, так и ее. Этот вечный вопрос, в котором они не могли прийти ни к какому соглашению, возникал между ними каждый раз, как только он приезжал домой. В глубине души он надеялся сегодня, впро­чем, как и во все предшествующие приезды, что она промолчит. Но она встретила его без­различно, не обрадовалась, была какая-то скучная и утомленная.

Разливая чай, сказала:

— Вчера видела одну нашу общую знакомую, спрашива­ла о тебе, кланялась…

— Спасибо, — сказал он и почувствовал, что она неспроста упомянула эту общую знакомую, не называя даже ее имени.

— Вернулись из Европы, — продолжала она, — два месяца пробыли…

— Ну и пусть, — буркнул он, — очень рад. Значит, есть деньги…

— Еще бы, — оживилась она, — он ведь бизнесмен… Хвалилась, будто роскошно отдохнули!..

— Ну, конечно! — усмехнулся он. — У бизнесменов всегда были приличные доходы, не то что…

— При чем тут доходы! — как бы обидевшись, перебила она. — Не только у бизнесменов, возьми других, все живут и все ездят по европам, и для этого вовсе нет нужды разлучаться с семьей, работать там, где платят гроши… Только ты один…

— Разумеется, — нахмурился он, — я только и думаю о том, как бы отделаться от тебя…

Она вдруг сжала губы, взглянула на него темным, беспокойным взглядом.

— Это не так смешно, как ты думаешь, — отрезала она, — а мне уже надоела такая жизнь… Я не могу больше и хочу решить вопрос окончательно и бесповоротно.

— Опять окончательно! — воскликнул он.

— Да, я хочу наконец услышать от тебя что-нибудь одно — да или нет… Мне надоело, я не могу больше… Ты обязан мне сказать: да или нет. Слышишь?

— Слышу, но ведь я тебе уже тысячу раз говорил и снова повторяю — да.

Наступило долгое молчание.

— И как только ты не можешь понять, — наконец обиженно заговорила она, — ведь такая жизнь для меня невыносима! Я больше не могу. Тебе, может быть, это нравится, ты счастлив, а я жить так больше не в силах. — Она задумалась на минуту и тяжело вздохнула.

Ему стало жалко ее, потому что жизнь идет уже не «на гору», а «под гору» и что ей хочется жить не так, как сейчас.

«Сколько лет пролетели — и не увидели, как пролетели», — подумал он и подошел к ней.

— Ну, перестань, — сказал он мягко. — Надо же быть выше этого… Это смешно. Ма­ло ли кто и куда едет? Ведь есть же прекрасный вы­ход… — И голос его окреп, прорвался какими-то заду­шевными нотками.

— Уйди, не прикасайся! — вдруг закричала она.

Он опустил голову и смущенно отошел и посмотрел на нее. Слезы жены когда-то трогали и волновали его. Сейчас же ему было лишь досадно оттого, что она сама расстраивается и расстраивает его, в сущ­ности, по такому ясному вопросу. Вечная борьба и в то же время единство противоположностей — диалектика развития.

Она вытерла глаза и снова приня­лась разливать чай и принялась говорить что-то обидное, но он уже не слушал. В нем поднялось нескрываемое ожесточение, заговорило достоинство мужчины. Затем быстро зашагал в кабинет, оделся и вышел на улицу.

Было темно. Кое-где в домах горел свет. Далеко, на другом конце улицы, слабо светился одинокий фо­нарь. Дождь перестал. Под ногами хлюпала грязь. Он шел, то и дело поскальзываясь и хватаясь за стены, что­бы не упасть. Все же на одном ухабе он споткнулся, упал. Жидкая грязь обдала пальто, забрызгала лицо. Он поднялся, побрел дальше.

Внезапно он увидел знакомого человека. С чубом, выбившимся из-под кепки, в расстегнутом пальто, улыбающийся, обрадованный, перед ним стоял его знакомый, который искренне обрадовался ему. Он почувствовал внезапную теплоту от этого искреннего, веселого голоса:

— А я иду и думаю: Вы или не Вы? Очень рад, что мы встретились. И теперь уж я Вас не отпущу. Вы куда-нибудь по делу?

— Нет, не по делу… Просто так… Погулять вышел.

— В такую-то погоду? — удивился знакомый.

Он промолчал и, вынув носовой платок, принял­ся вытирать вспотевший лоб. К чему объяснять, что у него произошел очередной неприятный разговор с женой?

От знакомого не ускользнуло странное настроение встреченного, но он сделал вид, будто не замечает расстрой­ства, и предложил:

— А знаете что?

— Нет, не знаю.

— Пойдемте ко мне. Ведь Вы у меня никогда не бывали.

«А ведь в самом деле, — подумал он, — на улице про­тивно, дома — тоже нехорошо».

— Что ж, пойдемте.

Пришли.

Это была небольшая квартирка, цветы на подоконниках, белые занавески на окнах — все это создавало хоть милый уют. Он опустился на шаткий диванчик, ему было приятно от осознания того, что на дворе осенняя сля­коть, темнота, а тут — тепло, тихо, чисто.

Знакомый налил, выпили, завязался незатейливый разговор.

— Вы, как я понял, человек простой, — начал знакомый.

— Как сказать, все относительно, батенька. Вот зашел к вам, хотя Вас совсем не знаю, а вдруг что-то будет не так.

— Обижаете, все будет хорошо!

— Тогда продолжим!

— Сделайте одолжение!

Эпизод 2

День был по-прежнему печальный. Опять шел дождь, лежал туман. Но идти бы­ло легче, чем вчера, в темноте.

Он шел и раздумывал… Личная жизнь… Была ли когда-нибудь у него личная жизнь? Мысль эта пришла ему только сейчас впервые за много лет. Жизнь пролетела с удивительной быстротой, невидимо, и на всем ее пути ни одного яркого, ни одного оставшегося в памяти огонька.

Он вновь бродил долго по безлюдным улицам. Дойдя до окраины, повернул обратно, пошел какой-то широкой улицей с редкими домиками и огромными дворами. Он увидел старинный, покривившийся дом с шестью окнами на улицу, с большим садом во дворе. Окна закры­ты наглухо, и только одно открыто.

И вот — отвисший подбородок, под глазами — мешки, морщины на щеках. Здравствуй, старость! То был его старый друг.

— Ты даже не представляешь, как я рад тебе, — та­щил его закадычный друг за рукав. — Все проказничаешь? — засмеялся он. — Проходи-ка вот сюда и садись, а я что-нибудь соображу. Погодка-то, — покосился он на окно.

На дворе шел дождь, нудный, унылый, точно из си­та. Лоснились огромные клены с редкими желтыми листьями на макушках.

Он снял пальто, повесил его рядом с печкой. Ему было приятно, что вот он случайно попал к старому приятелю. Его вдруг потянуло на откровенность. Ему захотелось поговорить с ним о том, о чем он никогда ни с кем не говорил, но тут же понял, что, в сущности, говорить-то не о чем.

Друг между тем скоро вернулся с тарелками в руках.

— Ты, вероятно, голоден? Признайся… Да и того, обогреться не мешает, — и посмотрел внимательно на своего старого товарища. — Надеюсь, не откажешься?

Он рав­нодушно относился к алкоголю. Но сейчас почувствовал, что он действительно промок, продрог и не откажется посидеть за рюмочкой. Кроме того, ему захотелось сделать это «назло» жене. Она не любит его хмельным. «Приду пьяный — любуйся».

— Закусон у меня как раз под водку, — друг оживленно сказал, — огурцы собственной засолки, и все маринады — собственные… Насобачился марино­вать — попробуй и оцени… Вот, например, грибки… Не люблю ничего рыночного.

Он застлал письменный стол газетами, уставил его закусками «собственного производства».

Наполнив две большие рюмки водкой, друг заявил:

— А ведь ты того, братец… сдаешь! А ничего не попишешь… Дело идет. Э-э, да черт с ним, — махнул он рукой. — Выпьем, старик!

Чокнулись, выпили.

— Ведь жизнь кончается — подумай только! А жить хочется! И хочется, чтоб на тебя девуш­ки посматривали, чтоб они улыбались тебе при встречах смущенно и чтобы ты чувствовал себя с ними юношей… Ведь страшно, когда тебя называют «дедушкой».

— Да разве в этом главное?

— А что главное, — махнул тот рукой.

Но друг будто не слышал и продолжал, за­ложив руки за спинку кресла:

— Ты когда-нибудь смотрел на себя в зеркало, ста­рик? Не смотрел? И не надо. Ей-богу. Ну его к черту, с этим зеркалом! А я смотрел. И знаешь, что я увидел там? Во-первых, я увидел вот это, — он оттянул отвисший подбородок. — Паршивая вещь. Подбородок, конечно, бы­вает и у молодых. Но у молодых выглядит не так, у них он приятно ласкает глаза, а у меня просто — «лишняя кожа». И губы уж не те, что были, и зубы — того… не те, не жемчуг… Потрогаешь рукой морду, а она рыхлая, по­тянешь кожу — оттопыривается. Один цирюльник как-то раз брил меня и говорит: «У вас много лишней кожи». Хотел наверное сказать, что мне пора, дескать, и на мыльную фабрику, а получилось мягко. И на глаза посмотришь — не тот блеск, и животик отвисает, а полго­да назад обнаружил, что даже нос раздался и покраснел. Грустно, старик, грустно, когда нет-нет да и от­кроешь что-нибудь новенькое из этой области… Старость, братец, старость…

За окном по-прежнему лил дождь. Кто-то прошел, звучно чавкая сапогами.

Друг снова наполнил рюмки.

— Впрочем, довольно, — решил он. — Ты лучше расскажи мне, как там у тебя дела?

— Да никак, все по-прежнему.

Как у ровесников, у них в жизни было много общего. В один и тот же год пошли в школу, учились по одним и тем же учебникам. Наступило время — надели солдатские шинели, научились держать в руках оружие. Возмужали. А потом демобилизация, и планы на будущее, и мечты — словом, все, что бывает у молодых людей в такие переходные моменты. Однако жизнь распределила все по-своему.

Раздражение — эмоциональная усталость, она проявляется по-разному. Он прислонился к столбу, закурил дешевую, непривыч­ную сигарету. В проводах надрывно гудел ветер. «Занесло меня сюда…» — чертыхнулся он, угрюмо глядя по сто­ронам. Все ему здесь не нравилось сейчас: ни люди, ни город. Даже погода. Чувство одиночества росло, теснило грудь, и ему вдруг стало жалко самого себя.

Эпизод 3

Где же была судьба? Ведь он сам, и никто иной, так решил и так сделал. Человек стоял у окна вагона, повторял про себя свое имя и спрашивал, кто же он, кто, кто? — пока у него не закружилась голова… Он нашел наверху большую яркую звезду и не отрывал от нее взгляда. Звезда не оставалась на месте, она обгоняла поезд, затем поезд нагнал ее, опередил и оставил где-то сзади. Наверное, эта дорога не была прямой, какой казалась. Путь извивался, и поезд вместе с ним — по воле людей, проложивших в пустыне стальные рельсы. Он продолжал спрашивать себя, кто он, и постепенно уходил далеко в прошлое.

Мой друг утверждает — когда забот у тебя полно и за все душа болит, время летит, дни, недели, месяцы так и бегут, не замечаешь, прибавила ли, убавила ли в весе, много ли седины в волосах, но вдруг — стоп! — спохватишься: что, опять пришла весна? Опять наступило лето? А я все жду и жду и утешаю себя: надо быть наготове, все лучшее еще впереди. Что бы на тебя ни обрушилось, жди счастья, радости и неожиданностей.

Вся жизнь — одна философия, куда от нее денешься?

В жизни сотни концов и начал, они другой раз сплетутся и такой клубок завяжут, что диву даешься. Но радостей в нашей жизни больше, и пе­режить немало доводится, но радостей — больше всего — и опять-таки так утверждает мой друг. И я твержу себе: если уж ты дотянул до преклонных годов, не дай застать себя врасплох, тогда сердце, как счастье привалит, и не разорвется. И вот всякий раз меня одолевают одни и те же мысли. Кто бы мог по­думать?

Друг любил рассуждать, это его, так сказать полет мыслей.

— За несколько предыдущих поколений техника ос­вободила человечество от тяжелого труда, голода и войн, открыла ему путь в космос. Я еще помню вре­мена, когда для технических институтов отбирали толь­ко лучших из лучших, когда изучение техники было мечтой каждого молодого человека. А теперь? Моло­дежь теряет интерес к нашей науке, ее перестали при­влекать физика, математика, химия. Все меньше и меньше молодых людей поступает в тех­нические учебные заведения. Возникает угроза, что через несколько лет нам придется ограничить количест­во исследуемых научно-технических проблем и сокра­тить число институтов. Такое положение недопустимо. Машины не могут работать сами, заботиться о челове­честве без наблюдения человека. Необходимо принять энергичные меры! Но хуже всего то, что мы не можем понять, чем вызван такой поворот. Может быть, это извечное стремление молодежи восстать против отцов и делать все по-своему? Или некий бессознательный протест против цифр как символов порядка, а также против авторитета родителей? Наши психологи давно, но, к сожалению, безуспешно занимаются этой проблемой.

— Наверное, он в чем-то прав, — подумал он. — Не будем обманывать самих себя, — приступил он прямо к делу. — Мы зашли в тупик. Технические дис­циплины в конце девятнадцатого века подчинили и за­слонили все остальные науки, дали человеку возмож­ность посвятить себя действительно весьма важным за­дачам. Все это мы отлично знаем. Но основных проблем люди не решили. Они по-прежнему спрашивают, что та­кое жизнь и зачем они живут, мы до сих пор не знаем, как возникла Вселенная, не можем постигнуть причины сущест­вования материи. Когда мы задаем эти вопросы нашим кибернетическим машинам, они отказываются отвечать на том основании, что вопросы эти якобы ненаучные, неправильно поставленные, слишком личные и частные, слишком человеческие. Но из этого вовсе не следует, что они утратили свое значение для каждого из нас. Современный искусственный мозг за несколько секунд справляется с задачами, для решения которых виднейшим мате­матикам понадобилась бы целая жизнь. Но машины имеют дело только с теми задачами, которые ставят перед ними люди. Таким образом, мы очутились в за­колдованном кругу. Физика превращается в прикладную науку, все очевиднее ее зависимость от философии в такой же мере, в какой вязание кружев зависит от живописи. Именно поэтому мы теряем молодежь. Созда­ем машины, умеющие отлично стирать, варить, опериро­вать или летать в космос, точно так же как в прошлых столетиях наши предки создавали автоматических пиа­нистов или искусственных медведей и показывали их в цирке. Мыслящие люди считали это игрушками, а тех, кто их придумывал, называли шарлатанами. Нам грозит такая же участь.

Получилось что-то вроде «Головы профессора Доуэля» Беляева.

Эпизод 4

Друг продолжал:

— При изучении морфогенеза животных организмов стало понятно, что рост и клеточная дифференцировка относятся к ациклическим процессам, главным свойством которых являются пространственно-временная организация. Идея существования внеклеточных информационных структур была впервые высказана австрийским исследователем П. Вейсом в начале XX века. Он предположил, что вокруг эмбриона, или зародыша, образуется некое поле (которое он назвал морфогенетическим) и ему подчиняются пассивные клетки. Оно как бы лепит из клеточного материала отдельные органы и целые организмы. Именно оно определяет последовательность образования отдельных клеток в пространстве и времени. Концепция морфогенетических (морфогенных) полей базируется на предположении о дистантных либо контактных взаимодействиях между клетками зародыша, рассматривает эмбриональное развитие как самоорганизующий и самоконтролируемый процесс. Биолог с мировым именем Р. Шелдрейк доказывает, что мозг человека или животного сам по себе не содержит ни памяти, ни знаний. Зато все это есть в морфогенных (формообразующих) полях, и мозг при необходимости настраивается на определенное морфогенное поле как радиоприемник на радиоволну. При измененном состоянии мозге (например, во сне, гипнозе, медитации и т.д.) можно «поймать» память любого человека или даже социума. Лучше всего мозг «настраивается» на общеизвестные (банальные) образы и истины. Проводились опыты на животных, которые доказали, что обучение чему-либо, например крыс в Англии, приводит к тому, что крысы по всему миру начинают повторять то же самое безо всякой тренировки, хотя никакой связи между ними не было. Чем больше людей, животных или даже растений чему-нибудь обучатся, тем легче то же самое усвоят их последователи и «коллеги», что означает, что морфогенные поля не являются неизменными, они видоизменяются под действием новых знаний. Еще вчера мало кому известные знания через морфогенные поля распространятся повсеместно и станут доступными большему числу людей, а также животных и растений (если это их касается).

Мир человека и животных с их поразительной психикой и мозгом чрезвычайно разнообразен и не перестает поражать нас своими загадками, главная особенность данных явлений заключается в том, что любые попытки найти какое-нибудь толковое объяснение приводят к результатам, которые с большим трудом укладываются в рамки современных знаний.

Современная теория мэонической Вселенной утверждает — окружающее человечество и все живое мировое пространство — квантовый вакуум имеет информационную природу. Это представляется в виде некоего хранилища знаний, умений, навыков, информации. Эта теория вызывает вопросы: Где может храниться такая информация? Почему именно там она распространяется? В виде чего она существует?

Не поискать ли нам причину необъяснимых явлений в мозгу живых существ и в частности человека, зная о том, что анатомическая, физиологическая и функциональная структура мозга позволяет объяснить все эти феномены.

Мозг это — центральный отдел нервной системы животных и человека, который состоит из нервной ткани: серого вещества (скопления главным образом нервных клеток) и белого вещества (скопления главным образом нервных волокон). У позвоночных различают головной и спинной мозг. У беспозвоночных животных мозгом называют скопление нервных клеток на переднем конце тела.

Мозг человека представляет собой 100 млрд. связанных между собой и взаимодействующих нейронов. Мозг непрерывно работает, только в разных состояниях он функционирует по-разному. При измененном состоянии сознания (сон, спячка, транс, гипноз, медитация, опьянение, галлюцинация, бред, сумасшествие, травма и др.) мозг продолжает работать и выходит как бы на другой уровень. Так известно, что отражением деятельности головного мозга является его биоэлектрическая активность или электроэнцефалограмма.

Человек и другие живые существа, в том числе и растения, передают информацию о себе и об окружающем мире друг другу различными способами, в том числе и с помощью мозга. Если мы определяем сущность мозга, то должны сказать и о понятии сознания.

Сознание, одно из основных понятий философии, социологии и психологии, обозначающее человеческую способность идеального воспроизведения действительности в мышлении. Сознание — высшая форма психического отражения, свойственная общественно развитому человеку и связанная с речью, идеальная сторона целеполагающей деятельности. Выступает в двух формах: индивидуальной (личной) и общественной. Так как нервная система человека контролирует всю его деятельность, то ученые связывают чувство времени и ритма с ритмами, лежащими в основе деятельности нашего организма и, в частности, с ритмическими колебаниями электрических потенциалов мозга, рождающимися в результате физико-химических процессов, которые вызываются обменом веществ. А так как эти ритмы можно вызвать и искусственно, с помощью ритмических раздражителей, то не исключено, что естественные ритмы явились результатом реакции мозга на определенные ритмические воздействия.

Таким образом, измененное состояние мозга (сознания) настраивает его на восприятие сверхдлинных волн, мозг «общается» не только со своими мотивациями, желаниями, но и с помощью этих волн с мозгом других людей, что и приводит к появлению различной информации. Этим же можно объяснить и ясновидение, телекинез, телепатию, общение с душами умерших, экстрасенсорику, «вещие сны», парапсихологию, предсказания как формы общения на уровне подсознания. Многие футуристы сходятся во мнении, что через 20—30 лет средства связи уже не будут существовать, потому что люди смогут мысленно общаться друг с другом.

Использование различных методов компьютерной диагностики позволяет уже сейчас выявлять разнообразные морфогенетические поля для применения в практической медицине. Так, недавно нейрофизиологи из США заявили, что им впервые удалось достичь ощутимых успехов в чтении человеческих мыслей и передачи их на расстоянии. Ученые научились декодировать мозговые волны в текст. Таким образом, слова, которые люди произносят про себя, стало возможным увидеть на экране компьютера, сообщает британская телерадиокомпания BBC. А исследователи из Калифорнийского университета научились «подслушивать» внутренний монолог человека, создав специальное устройство, которое преобразует мозговые волны в текст и звук. Они подключили множество электродов к мозговым центрам человека, отвечающим за слух, а затем с помощью сложной электронной обработки получили возможность услышать слова, которые человек произносил про себя. Давно известно, что профессиональные музыканты, просматривая видеозапись игры пианиста с отключенным звуком, все равно «слышат» мелодию. Именно этот факт натолкнул исследователей на мысль, что можно попробовать осуществить и обратный процесс. Установка, построенная командой ученых под руководством Р. Найта, анализирует мозговые волны человека, а затем с помощью специального электронного словаря «переводит» их в звуки. Таким образом, аппарат сотрудников Калифорнийского университета распознает звуки по их мысленному воплощению.

Ранее была опубликована статья о том, как случайные связи внутри нервных центров, образуя на теле нейронов разнообразные случайные картинки, могут служить кодами разных задач. Задача индивидуального нейрона при этом может состоять в узнавании образа, закодированного в молекулярной вычислительной машине данного нейрона и осуществленного в виде подходящей «гиперзвуковой голограммы». Такая голографическая решетка может возникать в нейроне с помощью синтеза специфических белков. Основные данные об этих белках содержатся в геноме клетки. Однако новые комбинации элементов генома могут возникать в процессе обучения примерно по тем же принципам, по которым происходит образование антител. В результате молекулярный голографический компьютер, управляемый цифровой молекулярной вычислительной машиной, оказывается идеальной системой для кодирования молекулярным текстом задач, стоящих перед мозгом животного.

Таким образом, используя методы компьютерной диагностики в медицине вполне можно диагностировать морфогенетические поля. Признание существования внеклеточной информации, как единого целого для всего организма, осуществляющей взаимосвязь со всеми его элементами и генетической памятью, позволяет поставить вопрос об исследовании этих полей для выявления их свойств и структур, а, следовательно, на повестку дня выдвигается принципиально новый подход к решению основных проблем биологии.

— Я не могу мыслить так быстро и точно, это прав­да… Но я могу поставить новые задачи, могу до скон­чания века загрузить все ваши аппараты своими сомне­ниями и недоумениями. Именно потому я и предлагаю, — сказал я, — создать некий биологический мозг, который был бы ближе к человеческому, чем ваши механизмы, мозг, способный понимать. Настоящее орудие познания. При помощи специальных аппаратов мы выявим три наиболее совер­шенных мозга недавно умерших людей и особым спосо­бом объединим их в один орган, который потом оживим и посредством электрического раздражения заставим работать.

Создав некий общий наиболее развитый мозг, можно попробовать ему предложить решить основные физические уравнения, вызывая электрическим током возбуждение в соответствующих участках. Ток послужил неким сти­мулом или раздражителем, на который мозг быстро реа­гировал и передавал полученные результаты по специ­альным контакторам, укрепленным на его поверхности.

Эпизод 5

Друг утверждает:

— Если исчезнет противоположность физического и умственного труда или даже их существенное различие, то изменится существенным образом и то, что порождается этой основой. И сейчас это уже можно предвидеть. Появляется возможность для создания новой, более продвинутой, если можно так выразиться, формы взглядов на природу, общество и их взаимодействие. Хотя, до тех пор, пока существуют классы, до тех пор, пока существует противоположность физического и умственного труда, об исчезновении материалистического понимания истории не может быть и речи. Я хочу еще раз напомнить, что, когда у нас боролись с религией, то боролись с атеистических позиций. Но ведь, если присмотреться (и Маркс это, собственно говоря, уже понимал, не в общем плане, но применительно к самому термину), — атеизм это отрицание религии, не более того. Но это отрицание только тогда имеет смысл, когда есть религия, когда есть теизм. Если нет религии, не нужен атеизм. Ибо нечего тогда отрицать. Значит, эта борьба, атеистическая пропаганда исходили в нашей стране из наличия теизма, и это вполне закономерно и естественно при определенных условиях. С одной стороны, атеизм предполагает наличие того, что отрицается (а именно — религии), а с другой стороны, предполагает отношение, совершенно исключающее ее. Поэтому отношение к религии с такой точки зрения может быть как только ее исключение, как только ее отбрасывание, как только исключительное ее устранение. А это не диалектическое отрицание религии. Хотя, конечно, религия является социальной иллюзией, но иллюзией, не случайно возникающей и не случайно существующей столь длительное время. Хочу подчеркнуть еще и еще раз. В недиалектическом отрицании атеизмом религии проявляется чисто односторонняя непримиримость отношения к религии. Атеисты начисто отрицают религию. Но между тем, религию необходимо диалектически «снять». Например, религия накопила ряд приемов воздействия на психику человека. Освоила некоторые приемы психотехники. И если вот так с порога отбрасывать все, мы не увидим этого накопленного опыта. Сказанное мной не означает, что я стою на позициях сохранения религии. Она должна преодолеваться, но более умно. Только и всего. А этот более умный подход и является диалектическим снятием. Вот более простой пример. Более простой и менее вызывающий, наверное. Свадебные ритуалы. Те, которые идут еще из докапиталистического прошлого. Что, их надо было отвергать? Прежде, чем их отвергать, их надо было изучить и понять, каким потребностям людей они соответствовали. Преодолены ли условия, порождающие эти потребности? Если они не преодолены полностью, значит надо было, изучив, создавать свои собственные традиции, учитывающие данный уровень развития людей.

Из сказанного, на мой взгляд, вытекает иное, более историчное, понимание основных законов диалектики. На мой взгляд, оказывается, что понимание даже основных законов диалектики зависит от исторических условий. От уровня, от характера, от стадии развития общества. В том числе даже основные законы диалектики могут интерпретироваться и, более того, в какой-то степени, видоизменяться, но, конечно, не в том смысле, что отрицается полностью, к примеру, переход количественных изменений в коренные качественные. Нет, конечно, не об этом идет речь. Просто речь идет о более глубоком понимании основных законов диалектики.

Эпизод 6

Верующие верят, что после их «праведной» жизни (рабское повиновение богу) они-де получат «возмездие» — воскрешение и будут вечно наслаждаться райской жизнью. Славянское слово «воскресение» восходит к глагольному корню «кресс», что означало «высекать» — высекать огонь, отсюда «крест». Однако наука считает, что воскресение теоретически возможно. Для этого нужно решить 2 главные вещи: создать «машину времени» и возможность «копирования» индивида (человека, зверя, растения, любого объекта). Здесь можно избежать «эффекта бабочки», описанного в рассказе Рэя Брэдбери «И грянул гром», когда попавшие на Машине времени в прошлое пришельцы из будущего — охотники за тираннозаврами случайно раздавливают бабочку, что приводит к большим изменениям в будущем. После возвращения в свое время охотники неожиданно обнаруживают, что их мир изменился: иная орфография языка, у власти вместо президента-либерала стоит диктатор. То есть мир прошлого остается без трансформаций, его можно наблюдать, исследовать без изменений.

Хотя, с религиозной точки зрения, все в мире происходит по воле бога! Если это не так, то бог не всемогущ, а под именем бога выступают жрецы-шаманы! Всемогущий — одно из существеннейших свойств Божьих, с точки зрения «заинтересованных лиц». Примеры: Быт 17:1 «Аврам был девяноста девяти лет, и Господь явился Авраму и сказал ему: Я Бог Всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен;»; 28:3 «Бог же Всемогущий да благословит тебя, да расплодит тебя и да размножит тебя, и да будет от тебя множество народов,»; 35:11 «И сказал ему Бог: Я Бог Всемогущий; плодись и умножайся; народ и множество народов будет от тебя, и цари произойдут из чресл твоих;»; 48:3 «И сказал Иаков Иосифу: Бог Всемогущий явился мне в Лузе, в земле Ханаанской, и благословил меня,»; Исх 6:3 «Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с [именем] «Бог Всемогущий», а с именем [Моим] «Господь» не открылся им;» и др.

Раньше (по Марксу) было такое утверждение: религия — опиум народа (люди не могли объяснить природных явлений и воспринимали их как деятельность «высших сил», неподвластных человеку), теперь же действует такое утверждение: религия — опиум для народа (практически все объяснено). Но для так называемых элит выгодно держать народ в невежестве, в религиозной «узде».

Эпизод 7

В США до президентства Линкольна (1861—1865 гг.) в каждом штате было множество банков, которые совмещали коммерческие и эмиссионные функции, число банков к 1860 году достигло 3 тысяч. По закону 1863 г. право банкнотной эмиссии было предоставлено всем национальным банкам (подчиненным федеральному законодательству), а с февраля 1865 г. банкнотная эмиссия банков штатов была обложена 10% эмиссионным налогом. В результате банки штатов перестали выполнять эмиссионные функции, эмиссию (выпуск банкнот, бумажных денег и ценных бумаг) стали выполнять только национальные (т.е. государственные) банки. Вот и главная причина устранения Авраама Линкольна! Банкноты банков штатов постепенно исчезли из обращения.