Бесплатный фрагмент - Энциклопедия коммуникаций и делового общения

Энциклопедия коммуникаций и делового общения

Теория и навыки: всё от семантики до журналистики

«Энциклопедия коммуникаций и делового общения» предлагает обширный свод общих и конкретных знаний, а также практических рекомендаций по языкознанию, психологии, социологии, культуре речи, коммуникациям, PR и теории СМИ — все, что необходимо современному менеджеру и деловому человеку для достижения личного и профессионального успеха.

Содержание структурировано в привычном стандарте учебника, что обеспечивает читателю четкую и быструю ориентацию. Книга содержит ряд уникальных авторских разработок по успешным коммуникациям для менеджера. В основу пособия легли курсы по деловым коммуникациям, прочитанные автором в Институте инноваций и логистики Государственного университета управления, Институте банковского права Московской государственной юридической академии, а также слушателям различных школ МВА по специальностям «Менеджмент» и «Инновационный менеджмент»

Пособие охватывает самый широкий диапазон гуманитарных практик для менеджера:

— Структура профессионального языка, способы изучения любого профессионального языка.

— Управление речевой практикой бизнеса. Выработка профессиональных слов и терминов, введение их в обиход проекта.

— Эффективные приемы личной и деловой презентации.

— Эффективное ведение собрания, переговоров, управление.

— Деловой этикет в устном общении и этикет письменной речи.

— Как пишут резюме и как их читают.

— Основы PR с точки зрения деловой коммуникации.

— Типология средств массовой информации. Основные способы опубликовать информацию в СМИ.

— Текст для СМИ. Пресс-релиз и пресс-конференция.

— Люди-журналисты — базовые навыки общения с журналистами.

Книга адресована руководителям всех уровней, предпринимателям, менеджерам, преподавателям, студентам и слушателям (второе высшее образование, бизнес-школы, MBA), изучающим менеджмент, а также всем тем, кто желает добиваться успеха в общении с подчиненными, коллегами, заказчиками, партнерами, конкурентами, инвесторами, чиновниками, избирателями, журналистами.

© Андрей Мирошниченко 2007, 2020

Введение

Теория менеджмента обычно выделяет четыре основных функции менеджера: планирование, организация, мотивация, контроль. Однако реализация этих функций невозможна без пятой — коммуникативной. По большому счету, единственное, что делает менеджер — общается с людьми. Без понимания природы деловой коммуникации успешный менеджмент невозможен.

Поэтому современный менеджер должен владеть не только специальными управленческими навыками и предметными знаниями в отрасли, в которой он работает, но и обладать хорошими коммуникативными и речевыми навыками, демонстрировать высокий уровень культуры, понимание ключевых положений гуманитарных наук.

Знание психологии, умение убеждать людей, уверенное ведение спора, мастерское владение словом — эти качества всегда считались определяющими в образе лидера. Этим и подобным навыкам можно и нужно научиться.

Современный бизнес предъявляет к менеджерам все новые требования. Менеджер не добьется успеха без навыков личной и деловой презентации, без понимания основ субординации и деловой этики, документооборота, ведения переговоров.

Коммуникативная практика современного менеджера расширяется с каждым годом. Управленцы, желающие оставаться на гребне волны, должны поспевать за требованиями рынка. Компьютер, Интернет, телеконференции, технологии работы со СМИ, технологии PR — появляются все новые и новые сферы деловых коммуникаций, вклад которых в достижение общего успеха менеджера становится все более значимым.

Без знания основ деловой коммуникации менеджер неконкурентоспособен.

Возьмем директора крупного завода, например, автомобильного. У него в подчинении работают инженеры-конструкторы — он должен знать их язык. У него работают инженеры-технологи, которые придумывают материалы для автомобилей — он должен понимать язык химии и физики. У него работают экономисты, снабженцы, сбытовики, финансисты — он должен понимать язык экономики, финансов, маркетинга. У него на заводе есть мобилизационные мощности, есть медчасть — он должен понимать язык военных, язык медиков. У него есть PR-служба, служба продвижения, пресс-служба — он должен понимать язык рекламы и СМИ. У него есть трудовой коллектив и профсоюз, который, если что не так, застопорит работу коллектива — директор должен уметь говорить на языке политики.

В общем, крупному менеджеру приходиться быть полиглотом. Объединяя под своим руководством многих специалистов-предметников, каждый из которых использует терминологию и профессиональный язык своей отрасли, менеджер должен понимать все эти языки, говорить на них, обеспечивать понимание между их носителями. Он должен знать все профессиональные языки, с которыми имеет дело. Более высокий класс — менеджер должен обладать умением понять и быстро освоить любой профессиональный язык. А ведь он чаще всего не является специалистом-предметником в конкретной отрасли и не усваивал ее язык с образованием, как это делают профильные специалисты в своих профильных вузах.

Звучит на первый взгляд страшно. Но если менеджер научится различать механизмы языка, если он поймет, зачем и как реализуются номинативная, коммуникативная, когнитивная функции языка, то он сможет достаточно быстро осваивать любой новый профессиональный язык.

И речь идет не только о специальных терминах. Менеджер должен знать и профессиональный слэнг, чтобы говорить со своими подчиненными на одном языке, чтобы пользоваться среди них авторитетом. Один руководитель крупной нефтяной компании, образованный человек, говорил, что если приедешь на северА и скажешь добЫча — нефтяники не станут с тобой разговаривать. Что с дилетантом можно обсуждать? А вот если приедешь и скажешь дОбыча — тогда ты свой, из отрасли. Совсем другое дело.

Как устроен профессиональный язык, как быстро освоить какое угодно количество профессиональных языков — мы разберем по ходу нашего курса.

И еще более строгие коммуникативные требования предъявляются к менеджеру, если он управляет инновационным процессом, ищет новые решения, разрабатывает новые продукты или технологии. В условиях растущей конкуренции с этим все чаще приходиться сталкиваться большинству руководителей. Помимо всех разновидностей общения, которые обычно выпадают на долю менеджера, в инновационном процессе менеджеру еще приходиться общаться с неизвестным. Ведь делать неизвестное известным — отныне тоже его работа. В некоторых случаях инновационный менеджер становится поэтом или кем-то вроде библейского Адама — ему предстоит давать имена новым вещам и явлениям. Не часто обычному человеку выпадает такая честь. Для менеджера теперь это часть работы. Найдет ли он нужные слова, сумеет ли сочинить их, используя механизмы образования неологизмов, известные русскому языку, или же новые названия выйдут неказистыми? От этого зависит не просто красота названия, но и в немалой степени — рыночный успех нового продукта на рынке.

История науки и производственной деятельности накопила большой опыт наименования новых материалов, инструментов, приборов, технологий. К примеру, всем известное слово газ, которое кажется нам обычным интернациональным научным термином, было изобретено фламандским естествоиспытателем Ван-Гельмонтом в XVII веке, когда он исследовал «болотный газ» и ему необходимо было как-то назвать новую субстанцию, не похожую ни на твердые тела, ни на жидкости. Для этого Ван-Гельмонт специально «разработал» новое слово, ориентируясь на греческое chaos (хаос) и немецкое Geist (дух). Соединив эти слова, он получил образ чего-то летучего, аморфного, бестелесного, воздухоподобного. Это слово вошло во все языки, став образцом инновационного и поэтического творчества.

Другой пример: известное всем девушкам название искусственного ювелирного камушка фианит имеет тоже чудесную историю. На самом деле в этом слове зашифровано название Физического института Академии наук — ФИАНа, сдобренное суффиксом -ит. Таким способом ученые ФИАН, изобретшие в 1973 году новый материал, похожий на алмаз, увековечили имя своей организации. Конечно, тот инновационный коллектив мог бы назвать новый камень полным описанием: «кубическая модификация диоксида циркония ZrO2, которая по оптическим свойствам близка к алмазу». Стали бы пользовать таким названием миллионы потребителей этого изобретения?

Этот пример показывает, что современный менеджер должен уметь удачно назвать новое явление, новый материал, должен уметь описать новые открытия, сделанные в ходе инновационной деятельности. Удачные названия помогут лучше продать открытие на рынке и, кто знает, могут даже увековечить славу первооткрывателя.

В нашем курсе мы разберем более десятка различных способов придумывать новые названия и термины. Понимая механизмы словообразования и терминообразования, менеджер без труда сможет организовать описание и наименование любых решений, технологий, материалов и открытий, которые будут сопутствовать его деятельности.

Определить и распределить задачи и сферу творческого поиска, разработать продукт и назвать его — это еще не все стадии бизнес-процесса, в которых требуются хорошие и даже специальные коммуникативные навыки. Необходимо также изыскивать ресурсы для исследований, собирать и накапливать знания, убеждать партнеров, инвесторов, смежников, поставщиков, контролеров и потребителей. Ораторское мастерство, навыки уверенной дискуссии и успешной презентации сегодня стали необходимыми и неотъемлемыми качествами для менеджера.

Времена суровых комиссаров или замкнутых и нелюдимых инженеров из секретных КБ прошли. Придумать и создать разработку мало. Ее надо предложить рынку так, чтобы рынок не смог отказаться. Бизнес все больше глобализуется и открывается. Роль гуманитарных знаний в бизнесе резко возрастает. Сегодня успешный менеджер — это публичная фигура. Он должен знать основы PR и рекламы, социологии и политики. Он должен «светиться» в СМИ, то есть должен понимать систему СМИ и уметь общаться с журналистами. Он обязан быть красноречивым, дипломатичным и даже светским. Он должен уметь продать снег зимой; маркетинговые коммуникации — отныне тоже его компетенция.

Любая продукт имеет смысл тогда, когда он продан или внедрен и начинает приносить экономический эффект как производителю, так и пользователям. Всучить разработку заказчику или покупателю уже недостаточно. Если она «не пойдет», то будут потеряны репутация и рынок. Выпуская свое детище в серию, менеджер кровно заинтересован в том, чтобы оно заработала на все сто. При внедрении инновационная разработка попадает в руки пользователя — чужие руки. Захочет ли пользователь реализовать ее потенциал, хватит ли у него квалификации и мотивации? И здесь менеджеру нередко приходится выступать в еще одной коммуникативной ипостаси — в роли педагога. Обучить пользователя, доказать ему преимущества разработки — это значит поставить хороший восклицательный знак в завершение своей работы. И обеспечить себе новые заказы.

Подводя итог перечислению гуманитарных требований к современному менеджеру, следует еще раз вернуться к тезису, с которого началась эта книга. В современных условиях только лишь управленческие, экономические и предметные знания и навыки не могут обеспечить успеха в менеджменте. Успешный менеджер должен овладеть широким набором гуманитарных знаний и коммуникативных инструментов, в основе которого должно лежать понимание природы языка и навыки культуры речи.

Понимание основ коммуникации, знание языка, эффективные речевые навыки и культура речи — вот новые обязательные штрихи в портрете успешного менеджера.

Настоящее учебное пособие дает нужный и востребованный современностью комплекс гуманитарных знаний по языкознанию, социологии, культуре речи и коммуникативистике, который необходим современному менеджеру и деловому человеку для достижения личного и профессионального успеха.

Глава 1. Язык и мышление

1.1. Связь между языком и мышлением

…Но я забыл, что я хочу сказать, —

И мысль бесплотная в чертог теней вернется.

Поэт видит или чувствует порой тоньше, чем ученый. В своем знаменитом стихотворении «Ласточка» («Я слово позабыл…») Осип Мандельштам в двух строках удивительно точно выразил взаимоотношение мысли и слова.

То, что язык и мышление человека определенным образом связаны между собой, — не вызывает сомнений у ученых. И действительно, ведь свою мысль мы не можем уловить в какой-либо иной форме, кроме как в форме слова, предложения. Язык, как считал известный французский лингвист Г. Гийом — помогает мышлению осуществить перехват самого себя: «Благодаря языку мышление знает, в каком месте своего более или менее замедлившегося круговорота оно находится».

Многие лингвисты и психологи считают, что мышления нет без языковой формы и язык — это форма, материальное воплощение мысли. Другие ученые более осторожны в суждениях, они разделяют язык и мышление как самостоятельные, хоть и взаимосвязанные функции человеческого сознания. К примеру, основоположник современной лингвистики швейцарец Фердинанд де Соссюр (1857—1913) отмечал, что мышление, взятое само по себе, похоже на бесформенную массу, где ничто не разграничено, иными словами, его даже вряд ли можно назвать системой. Язык же, наоборот, является структурированной системой, которая позволяет уточнять и формализовать процесс мышления, хаотичного по своей природе (рис.1).

Иными словами, «живая мысль», реально переживаемая человеком в определенный момент времени, является как продуктом деятельности сознания, так и продуктом бессознательно-психических процессов, протекающих в мозгу человека.

Человек изучил логическое мышление. Наука логика признала за логическим мышлением стройную форму: понятие, суждение, умозаключение. Но реальный процесс мышления в нашей голове заметно отличается от научной абстракции под названием «логическое мышление». Реальное «живое мышление» — сложный, зачастую алогичный, сознательно-бессознательный (как иногда говорят психологи) процесс, обусловленный ценностями и целями человека, опытом, ситуацией. Физически — это набор импульсов, содержательно — это великая тайна. Этот процесс не имеет логических правил и норм, он бесструктурен и бесформен.

Но язык как будто специально приспособлен для того, чтобы схватить мысль в нужный момент, остановить в застывшей форме ее безумный полет. И происходит чудо — в этой застывшей форме мысль становится понятной не только самому «хозяину мысли», но и его собеседникам.

Более того, в форме слова мысль может быть «замороженной» на века. Мы и сейчас получаем послания из прошлого. Древняя надпись на камне является застывшей мыслью, которая много тысячелетий назад зудела в мозгу древнего человека, пока не была схвачена языком. Мы не имеем никакой возможности уловить ту мысль непосредственно. Нейроны мозга, по которым она пробежала, тысячи раз обратились в прах. Но в форме слова эта мысль спустя тысячелетия предстает перед нами во всей своей первозданной наготе — ровно такой, какой она была в момент ее продумывания в голове нашего отдаленного веками предшественника.

Приспобленность языка улавливать и фиксировать мысль — феномен удивительный. Изучая так называемую внутреннюю речь, ученые сделали любопытное открытие: у испытуемого, обдумывающего задание, фиксировались сильные нервные импульсы, поступающие в гортань, небо, язык — то есть в органы говорения. Это уже известный научный факт: даже у молчащего думающего человека артикуляционный аппарат работает. Организм как бы торопится услужить мышлению, выразить его в форме слов, даже если это не требуется по ситуации — человек молчит. Но язык — и как мускульный орган, и как способ выражения мысли — в буквальном смысле рвется в бой.

В то же время, очевидно, что возможно и мышление, не воплощенное в форме языка. К примеру, психология говорит об образном или художественном мышлении, присущем людям искусства. Художники, композиторы видят мир в изобразительных, цветовых или музыкальных образах. Люди, склонные к математике, обладают математическим мышлением — они оперируют числами и множествами. Архитекторы способны мыслить архитектурными линиями и формами, инженеры — технологическими понятиями и так далее.

Но в любом случае человек «перехватывает», как говорил Гийом, собственную мысль с помощью знака — математического, нотного, пиктографического, но чаще всего языкового. Без выражения в знаке мысль нам недоступна. Это всего лишь набор электрических импульсов в нейронах мозга, непосредственно расшифровать который невозможно. Пока не удавалось.

1.2. Язык как система знаков. Виды знаков

Что же такое знак? Почему он обладает возможностью улавливать и фиксировать мысли, делать их доступными для самого человека и его собеседников?

Высшие животные, обезьяны, как и человек, способны оперировать предметами и даже использовать их в качестве орудий. Эта способность называется «ручным интеллектом», или предметным мышлением. «Ручной интеллект» так и назван, потому что человек «думает» руками, то есть производит какие-либо, иногда весьма сложные действия с предметами, не задумываясь над ними, не обдумывая их содержание. В самом деле, руки сами знают, что им делать с вилкой, ложкой или выключателем торшера. Особенность «ручного интеллекта» в том, что операции с предметами, с действительностью совершаются непосредственно, в физическом контакте.

Но человек — единственное существо, способное оперировать предметами в их отсутствие. Для этого человек оперирует заместителями предметов — знаками. Знак — это отсутствие реальной вещи и одновременно ее присутствие в символической форме.

Огромный выигрыш человека перед остальными живыми существами в том, что благодаря знакам мир человека удваивается. Человек без слова имел бы дело только с теми вещами и предметами, которые он видит, которыми он может манипулировать непосредственно. Активность его сознания не пошла бы дальше известных обезьянам границ — дальше «ручного интеллекта». Но, обладая словом, человек строит, моделирует второй мир, значительно превосходящий мир его физических возможностей. Слово позволяет человеку оперировать предметами даже в их отсутствие, потому что слово символизирует эти предметы.

Слово обладает этой символической, замещающей природой потому, что является знаком.

Знак — созданная человеческим умом абстракция, замещающая вещи и явления в нашем сознании и общении. Важнейшая характеристика знака — условное значение, то есть способность передавать представления о предметах так, чтобы разные люди одинаково понимали эти представления (рис.2).

Знак означает что-то потому, что состоит из означаемого и означающего. К примеру, для слова «дверь» означаемым может быть как понятие двери или наше представление о двери, так и конкретный предмет — дверь. А означающим будет само слово «дверь» в материальной форме, выраженной на письме или в звуке.

Означающее — то, что в знаке доступно восприятию (зрению или слуху), материальная форма.

Означаемое — смысловое содержание знака, переданное означающим. Означаемое есть «нечто», подразумеваемое человеком, употребляющим данный знак (рис.3).

Означаемое — план содержания языка, а означающее образует план выражения языка.

Знаки бывают самые разные — дорожные, музыкальные, математические. Деньги, награды, жесты — это тоже знаки. Они состоят из означающего (материальной формы) и означаемого (смысл, значение, символизируемое этой материальной формой).

Важная характеристика знака — его условность. Знаки становятся таковыми только тогда, когда мы (будто бы условившись между собой) наделяем их значением. К примеру, красная роза, выросшая на клумбе, — просто цветок. Подаренная женщине эта же красная роза уже воспринимается как знак любви. Иными словами, сама по себе материальная форма — красная роза — еще не является знаком. Набор звуков или букв сам по себе тоже не является знаком. Мы, к примеру, не понимаем слов незнакомого языка. Но слово становится знаком, когда оно обнаруживает свою связь с означаемым, когда мы узнаем его символическое значение. Тогда в словах появляется смысл. Поэтому знак — это не просто материальная форма, но такая форма, которая имеет устойчивую и узнаваемую связь со своим содержанием — с означаемым.

Еще один пример: просто меховая шкура, накинутая на плечи, ничего не означает, это меховая одежда, она теплая. Но если это мех горностая, то такая шкура — знак монаршей власти, а вовсе не защита от холода. Только монаршие особы в средневековой Европе имели право носить мех горностая. Зверек горностай — монарших кровей? Нет, он не родственник королям, он не похож на королей, он не ходит вместе с королями. Он никак сам по себе с королями не связан. Просто люди как будто условились, что мех этого редкого зверька — атрибут королей. Значение этого знака условно.

Лингвисты, психологи и философы выделяют несколько видов знаков. До настоящего времени сохраняет свое значение классическое (введенное философом Ч. С. Пирсом) подразделение знаков на три группы:

— индексальные знаки;

— иконические знаки;

— символы.

Индексальные знаки, или знаки-признаки, — как ясно из названия, являются признаками чего-либо. След на песке, дым от огня, симптомы болезни — это признаки явлений, к которым индексные знаки привязаны причинно-следственной связью. Индексальный знак практически немыслим в отрыве от обозначаемого, его породившего. В народе это свойство индексального знака охарактеризовано весьма точно: «Нет дыма без огня». Индексальные знаки настолько близки к обозначаемому, что являются его свойством, то есть тем самым признаком. Мы привыкли интерпретировать индексальный знак определенным образом (например, тот же дым) просто потому, что почти всегда видим его, сопровождающим огонь.

Некоторые ученые считает, что признак не следует считать знаком. В самом деле, ключевое свойство знака — символически замещать предмет. Знак принципиально может обходиться без наличия означаемого предмета. Признак же не может обойтись без вещи или явления, к которому он привязан. Например, пузыри на лужах не символизируют дождь, они являются непосредственным проявлением дождя. Точно так же косые линии под плывущей вдали тучей — это признак дождя. Вообще-то, это сам дождь. А вот косые линии, символизирующие дождь на картине художника — это уже настоящий знак, так как нарисованные косые линии символизирует дождь в его отсутствие. На картине ведь реальный дождь не идет. Высокая температура больного — это не знак, а признак болезни. А вот запись температуры в листе больничного обхода — это настоящий знак, символизирующий высокую температуру больного и способный символизировать ее в отсутствие как самого больного, так и его высокой температуры.

В общем, индексы-признаки в очень малой степени реализуют сущностную характеристику знака — замещать предмет или явление в нашем сознании. Индексальные знаки всегда присутствуют вместе с явлением, к которому они привязаны, а не вместо. Можно сказать, что это очень «слабые» знаки. Или согласиться с теми лингвистами, которые не считают признаки знаками.

Иконические знаки, или знаки-копии — это такие знаки, у которых означающее структурно или качественно похоже на обозначаемое. Например, план сражения является иконическим знаком сражения — они подобны. А икона святого прямо изображает лик святого (отсюда и название — иконические). Знак-образ дальше отдаляется от обозначаемого, чем знак-индекс, но все-таки еще связан с обозначаемым хотя бы тем, что должен быть на него похож. Похож настолько, что мы, даже не зная этого знака прежде, можем понять его значение, догадаться. К примеру, любой сообразительный пассажир вполне может понять, что означают две перечеркнутые ступни, нарисованные над кабиной водителя автобуса. Это означает «Не стой над душой».

Вообще, почти все иконические знаки, связанные с движением, перемещением, легко поддаются пониманию даже без предварительного знакомства с этими знаками. Любой человек поймет, что в ящике с нарисованным бокалом содержится легко бьющееся содержимое. А стрелка на рисунке, указывающая на открытую дверь, для любого человека будет означать: «Выход там». Потому что на рисунке изображен выход и направление движения.

Иконическим знаком является также изображение тех самых косых линий дождя на картине. На картине косые линии под облаком похожи на дождь — они и означают дождь. Это уже полноценный знак, заменяющий само явление.

Образные знаковые системы чрезвычайно распространены: система дорожных знаков и геральдика, народные обряды и этикет, древние наскальные рисунки и образные системы современной живописи — это все иконические знаки.

Но высшей формой знака как абстракции являются символические знаки, или знаки-символы. Например, слово. Связь между формой и содержание символических знаков установлена произвольно, по соглашению между людьми касательно именно этого знака. Означающее никак не напоминает означаемое. Например, колебания воздуха при произнесении слова корова не содержат никаких признаков, относящихся к реальной корове. Для того чтобы понять слово корова, нужно знать установленную между людьми в русском языке символичность этого слова. Точно так же запись температуры в листе больничного обхода — это символический знак, хотя сам уровень ртути в градуснике больного — это индекс температуры тела, то есть признак болезни. Но запись этого признака цифрами — это символический знак.

Цветок герани, выставленный в окне явочной квартиры в Берне (к/ф «Семнадцать мгновений весны»), означал вовсе не то, что хозяин любит цветы. Он означал провал, это был символ провала. И символичность этого знака была специально оговорена хозяином квартиры, Штирлицем и Плейшнером (да только Плейшнер об этом запамятовал — пьяный воздух свободы сыграл с ним дурную шутку).

В этом одна из особенностей символических знаков — их значение известно только тем, кому оно известно. Как будто бы они условились (иногда специально, как Штрилиц с Плейшнером) за этими знаками видеть именно это их значение. Больше никак значение знака не обеспечивается — ни похожестью на обозначаемое, ни принадлежностью к обозначаемому явлению.

Это свойство приводит к несколько парадоксальному явлению: понять символический знак можно только тогда, когда уже знаешь его значение заранее. Мы понимаем слова нашего языка, потому что загодя знаем их значение.

Форма индексальных и иконических знаков позволяет догадаться о значении знака даже незнакомому со знаком человеку. Что же касается символических знаков, то их форма сама по себе, то есть вне специальной договоренности, не дает никакого представления о содержании.

Это кардинальное отличие символических знаков от всех прочих рассмотрим на конкретном примере — когда означающим знака является дым.

Вот над лесом поднимается дым. Это, скорее всего, индексальный знак — признак пожара. Он означает, что где-то там, в месте возникновения дыма, идет реакция высокотемпературного окисления. То есть горение. Пожар.

Вот мы видим, как летит над тушинским полем самолет, а за ним шлейфом тянутся три цветных дыма: снизу красный, потом синий и сверху белый. Мы узнаем их и их расположение — это цвета российского флага. Порядок и цвета дымов похожи на флаг. И мы понимаем этот иконический знак — идет летный праздник и цветные дымы имитирует флаг в небе. Причем флаг в этих цветных дымах увидит, догадается даже иностранец.

Вот в диких прериях среднего американского Запада мы видим, как вдалеке поднимаются другие цветные дымы. Вряд ли они символизируют российский флаг. Наверное, эти цветные дымы — сигнализация индейцев. Племя навахо передает племени хавасупаев какое-то сообщение на известном им языке дымов. Максимум, что мы можем понять, — что это некий код, некая знаковая система, кто-то что-то кому-то передает. Но что эти знаки означают — мы не поймем, потому что не знаем. Индейцу условились между собой, что эти цветные дымы означают, но не условились с нами. Без сомнения, это символические знаки. Они имеют условную — символическую природу.

На этом примере мы видим, что типология знака не зависит от материального носителя знака, не зависит от означающего. Во всех трех примерах формой знака, планом выражения (означающим) является одна и та же субстанция — дым (рис.4).

Типология знака зависит от природы отношений между означаемым и означающим. Это:

— или отношения причины-следствия (индексальные знаки);

— или отношения смежности-подобия (иконические знаки);

— или отношения произвольно-условные (символические знаки).

Язык — это система символических знаков. Системами символических знаков являются также нотное письмо или язык математики.

Чем же отличается язык, как символическая знаковая система, от прочих символических знаковых систем?

Язык — это универсальная знаковая система. Знаками языка можно объяснить и описать любую другую знаковую систему. Язык устроен таким образом, чтобы с помощью конечного числа элементов передать бесконечное множество смыслов и сообщений. Словами мы можем описать и нотную запись песни, и любую математическую формулу и картину сражения, и состояние больного. Языком мы можем описать все. Даже говоря порой о некоторых вещах, что они невыразимы, их невозможно описать, мы тем самым… все-таки описываем их сущностные характеристики. Язык может быть орудием объяснения и организации для любых других знаковых систем.

Язык — универсальный материал, который используется людьми при объяснении мира и формировании той или иной его модели. Хотя художник может это сделать и при помощи зрительных образов, а музыкант — при помощи звуков, но все они вооружены прежде всего знаками универсального кода — языка.

Это свойство языка является чрезвычайно важным и востребованным в производственной деятельности человека. Создавая, формируя некую среду, объекты и цели деятельности, мы создаем и необходимую систему условных знаков, описывающих значения, важные для этой деятельности. Например, менеджер, запускающий новое производство, создает определенный регламент — то есть систему знаков, регулирующую производственный процесс. И эта система знаков может выражаться определенными командами, иногда звуковыми и световыми сигналам (сиреной, лампочками, которые включается в необходимый момент и т.п.) или какими-то другими знаками. Но для внедрения новой знаковой системы в коллектив работников, для приучения работников к ее условным значениям все равно необходимо объяснение этой системы в знаках языка, то есть в словах и предложениях.

Способность человека к символизации стала ярчайшим проявлением его мышления и вырвала человека из животного мира. Благодаря символической способности языка и мышления, человек может обдумать свое действие в отрыве от физического мира, то есть подготовить действие, и — договориться с другими людьми. Это стало ключевым преимуществом человека перед другими живыми существами.

Символическая природа знака наиболее полно и универсально проявилась в языке. Универсализм языка как системы знаков позволил человеку создавать какие угодно коды, обеспечивающие какую угодно деятельность. Естественно, для успешного осуществления этой деятельности нужны адекватные и эффективные коды, необходимо умение не только придумывать их, но и объяснять. Без объяснения невозможны согласованные действия, а само объяснение невозможно без универсального кода — без человеческого языка.

1.3. Язык и речь. Теории происхождения речи

Где, в каком виде в действительности существует язык? Ответ на этот простой на первый взгляд вопрос найти очень непросто. Язык — это система знаков, то есть перечень этих самых знаков, а также перечень возможных связей между знаками. Ну и где существует этот огромный массив информации?

В общем-то, нигде. Язык — это некий потенциал символических значений. Конечно, конкретный язык существует в умах носителей этого языка — в среде соответствующей нации. Но трудно представить, чтобы он был «записан» в их головах, как, скажем, «записана» таблица Менделеева в голове ученого-химика. Национальный язык может быть записан в словарях, но нет ни одного словаря, содержащего язык полностью; в лучшем случае это будет лексика (словарный запас) языка да и то вряд ли полная. Нигде и никак не может быть зафиксирована главная способность языка — способность знаков реализовывать свои потенциал значения и выстраиваться в смысловые цепи — предложения и тексты.

Мы примерно знаем, что слово хлеб имеет более десятка значений, которые могут быть востребованы в той или иной ситуации тем или иным контекстом. Когда нужно, мы употребим слово хлеб, причем правильно. Мы также знаем возможные значения десятков тысяч других слов и умеем правильно их реализовывать. Но полной записи языка как кода нигде нет. Пожалуй, она просто невозможна, так как во многих ситуациях мы будем реализовывать нашу языковую способность исключительно применительно к случаю. А записать, зафиксировать все многообразие случаев и смыслов — это безумие.

Для многих это может оказаться большим открытием: то, чем мы ежедневно пользуемся, нигде не существует.

В самом деле, слова и предложения, высказываемые, записываемые и воспринимаемые нами — это уже не язык. Это наша реализованная языковая способность, то есть речь. Язык же — всего лишь абстракция, придуманная учеными. Он существует в виде объекта лингвистики, в виде феномена, позволяющего объяснить происхождение, развертывание человеческой речи.

Можно даже сказать, что в повседневной практике язык человеку недоступен (если только человек не берется изучать язык специально). Потому что как только человек использует язык, этот язык сразу становится речью.

Следовательно, между языком и речью существует как некое различие, так и некая связь.

Уже из подступа к теме видно, что язык — это некая потенция, возможность, а речь — это реализация этой возможности. Оперируя элементами языка, мы получаем речь. Язык — это система знаков и их возможностей, а речь — последовательное выстраивание этих знаков, реализация их возможных значений и связей. Язык дает средства, речь использует эти средства.

Рассмотрим ключевые различия между языком и речью.

Слово в языке многозначно, оно может обладать тем или иным значением. Слово в речи — однозначно, оно привязано к контексту своего предложения, к ситуации, в которой произнесено.

Язык социален — он принадлежит определенному народу и является средством коллективного пользования. Ни один индивидуум не в состоянии определять судьбу языка, управлять языком. Язык не зависит от отдельного человека. Зато любой субъект может управлять своей речью, речь является исключительно продуктом говорения индивидуума. Коллективная речь невозможна.

Язык — это то, что человек знает. Речь — это то, что человек умеет. Педагоги говорят о знании языка и навыках речи. Кстати, навык речи, так же, как, например, навык бега, можно совершенствовать. И способ один — тренировки. А язык можно изучать, как теорию.

Перевод языка в речь — сложнейшая интеллектуальная операция, тайны которой вряд ли когда-нибудь будут разгаданы. И этими тайнами владеет на своем уровне даже пятилетний ребенок.

Ф. де Соссюр, первым обосновавший разделение языка и речи, которым лингвисты пользуются и сейчас, подчеркивал, что «оба эти предмета тесно между собой связаны и друг друга взаимно предполагают: язык необходим, чтобы речь была понятна и производила все свое действие, речь, в свою очередь, необходима для того, чтобы установился язык; исторически факт речи всегда предшествует языку.»

В самом деле, хоть мы и говорим о зарождении языка у прачеловека, но это все-таки была речь. Сначала появилась речь. Представление о языке возникло у ученых древности лишь тогда, когда они задумались о природе речи. Правильно будет сказать, что язык сначала возник в форме речи.

Как и когда это произошло? Разумеется, никаких исторических свидетельств нет, записей в ту пору не велось, есть только догадки и гипотезы.

Зачатки звуковой сигнализации имеются у коллективных животных. Иногда даже возникает иллюзия, что животные общаются. Куры издают несколько десятков звуков, выражающих чувство опасности, подзывающих цыплят, сигнализирующих о наличии или отсутствии пищи. Ученые изучают сложную звуковую сигнализацию дельфинов, называя ее языком.

Однако звуки, сигналы у животных не являются знаками-символами, не являются языком. Дело в том, что любой звук животного не означает какое-либо состояние, а прямо передает его. К примеру, предсмертный крик животного, попавшего в зубы хищника, не символизирует представление о смерти, а прямо означает смерть и в этом качестве воспринимается соплеменниками. Воркование не символизирует ласки, а прямо является выражением этих эмоций: воркование и есть ласка. Сигналы животных прямо передают те эмоции, которые они сопровождают. Эти сигналы не создают второго мира символических условностей, который может быть создан человеческим языком. Животные остаются в физическом мире и их сигналы являются прямой, хоть и достаточно сложной реакцией на контакты с физическим миром.

Зная типологию знаков, мы можем сказать, что сигналы животных, это, скорее всего, самые примитивные знаки — индексальные, знаки-признаки. Предсмертный крик животного, убиваемого хищником — это признак удачного нападения хищника. Сытое урчание собаки — это признак того, что собака плотно покушала. Одно без другого не проявится.

Любопытно понаблюдать за речью человека, говорящего с животным, — с коровой или домашней кошкой. Лексическое содержание этой речи может быть каким угодно — русские крестьяне разговаривают с домашним скотом чаще всего ругательными словами. При этом основное содержание коммуникации передается интонациями — угрожающими криками или ласковым подбадриванием. То есть человек, обращаясь к животному (к «брату меньшому»), редуцирует свою речь до уровня сигналов, передающих эмоции. Это, помимо прочего, означает, что в биологическом опыте человека содержится и такая примитивная коммуникация — передача эмоциональных сигналов, присущая коллективным животным.

Звуковые сигналы животных не выходят за рамки первой сигнальной системы — системы непосредственных физиологических (обонятельных, слуховых, тактильных и прочих) реакций. Однако звуковая сигнализация коллективных животных уже проявляет и некое качество, присущее человеческому языку. Обжегшееся животное издаст крик боли, который встревожит и отпугнет другое животное, хотя то само и не испытало ожога. Крик боли для других животных заместит боль ожога. Не потому, что передаст представление об огне, а потому, что передаст соответствующую болевую эмоцию. Уже наблюдается некий факт замещения реального ожога сигналом — для других, для воспринимающих особей. По признаку боли — крику — другие животные почуют неладное и отреагируют как на опасность боли.

Это, в общем-то, похоже на передачу информации. Конечно, без всякой условности, без договоренности понимать под криком боль. Но реакция других животных последует. И, что характерно, она будет называться условным рефлексом. Условные рефлексы вырабатываются у животных (и у людей) в личном и коллективном опыте как определенная реакция на определенные сигналы. Животные при этом не договариваются, условность рефлекса подкрепляется законами естественного отбора. Не отреагируешь на крик боли — испытаешь боль. Кто не реагирует, того съедают. Выживают те, кто реагирует, кто вырабатывает правильный, необходимый для жизни набор условных рефлексов.

Условные рефлексы как реакция на определенные сигналы — вот биологические корни возникновения речевой сигнализации человека. Вот откуда возникли условные — символические знаки.

Очевидно, человеческая речь зародилась именно из этой способности коллективных животных воспринимать сигнал-эмоцию как признак явления, вызвавшего эмоцию. Этот феномен рефлекторного замещения, по-видимому, и развился у человека в способность символического замещения предметов, привел к появлению речи.

Язык человека принято называть «второй сигнальной системой». Она возникла исторически в процессе развития примитивной коммуникации, и стала инструментом познания и преобразования мира. Главная отличительная особенность второй сигнальной системы состоит в том, что, оперируя условными знаками-символами и составленными из них предложениями, человек может выйти за границы инстинктов, эмоций, непосредственных контактов с физическим миром (за пределы первой сигнальной системы) и выработать неограниченные по объему и разнообразию знания.

Существует несколько гипотез по поводу возникновения речи. Многие из них не противоречат друг другу, и все они интересны с точки зрения исследования человеческого мышления.

Звукоподражательная теория возникновения речи, или «вау-вау-теория», предполагает, что речь человека возникла из возгласов, копирующих звук явлений. В самом деле, многие события (гром, рычание хищника) или действия (бег, удар) можно передать звукоподражанием, которое будет недвусмысленно сообщать об оригинальном источнике этого звука.

И поныне люди разных народов, встретившись и не зная язык друг друга, смогут объясниться и даже создать общий язык с помощью звукоподражания. Вспомним фильм «Пятый элемент», в котором герои Брюса Уиллиса и Милы Йовович впервые поняли друг друга и установили осмысленный контакт с помощью слова «бум» («бада бум!» — «да-да, биг бада бум!), означавшего падение девушки в машину. Это звукоподражательное слово, да еще подкрепленное только что произошедшим падением, оказалось понятно обоим, потому что прямо изображало это падение (иконический знак, которые достаточно легко поддается расшифровке). И именно с этого звукоподражательного слова «бум» установился контакт, люди открылись друг другу, начались совместные действия и установилось взаимопонимание, перешедшее к концу фильма в любовь, спасшую мир.

Согласно теории междометий, или теории эмоционального происхождения языка (важнейшим её представителем был французский просветитель Ж-Ж Руссо), первые слова были сигналами эмоций, сигналами страсти, испуга и так далее — точно так же, как и у животных. При этом говорящий должен был выразить звуками определенную эмоцию — не ту, которую реально испытывал, а ту, которую хотел бы возбудить или передать. Это интересный случай знаковой символизации, когда знаками являются эмоциональные возгласы и символизируют они какую-либо ситуацию или действие, связанное с этими эмоциями.

Эти слова и сейчас сохраняются в нашей речи в виде междометий. Ученые даже выделяют так называемые первообразные (непроизводные) междометия, в современном языке не имеющие связей ни с одной из знаменательных частей речи: а, ага, ай, ау, ах, ба, брр, брысь, ей-ей, их, на, но, ну, о, ого, ой, ох, тпру, тю, тьфу, увы и т. д. (они отличаются от производных междометий, типа брось, батюшки и т.п.). Первообразные междометия служат для выражения эмоций и, что еще весьма характерно, первообразные междометия схожи у многих народов. Например, это отразил в своем вольном стихе «Мы сидим за одним столом» поэт В. Солоухин.

…Но в это время кошка,

пробиравшаяся по крыше,

Прыгнула, чтобы поймать воробья.

Промахнулась и упала в кадушку

с водой.

Ха-ха-ха! — на это сказал англичанин. — Ха-ха-ха! — ответил ему француз. — Ха-ха-ха! — подтвердил им обоим немец. — Ха-ха-ха! — согласился русский с тремя.

Официант, поклонившись вежливо,

сообщил нам,

Что будет подано

Самое лучшее,

Чуть не столетней выдержки,

Уникальное, фирменное вино.

О! — на это сказал англичанин. — О! — француз отозвался мгновенно. — О! — охотно включился немец. — О! — согласился с ними и я. (…)

Так я понял, почему,

говоря по-разному,

Мы все же в конце концов

понимаем друг друга:

Англичанин, русский, немец, француз.

Не правда ли, точно так же могли реагировать на какие-то внешние события самые древние пралюди?

Древний человек, общающийся междометиями, или сигналами эмоций, был, видимо, куда более эмоциональнее человека современного, поскольку значительная смысловая нагрузка при таком способе общения ложится не столько на символическое значение слова, сколько на эмоционально-экспрессивную реализацию, на лицедейство говорящего. В самом деле, и современный человек, оперируя только эмоциональной окрашенными интонациями и нечленораздельными возгласами, вполне сможет передать какой-то минимум информации. Для это, правда, придется больше обычного корчить рожи и размахивать руками.

Постепенно междометия, видимо, стали отрываться от прямой передачи эмоциональной информации и превращаться в полноценные слова с закрепленным символическим смыслом.

Теория звуковых выкриков предполагает, что речь возникла из возгласов, сопровождающих коллективных труд и служащих именно для организации труда или, например, охоты. Некоторые аргументы в пользу этой теории нам известны. К примеру, крестьяне-загонщики, выгоняющие из кустов дичь для барина, перекрикивались возгласами «бойся!». Это слово, хоть и обращено к предполагаемому кабану, но служило больше для выяснения взаимного расположения загонщиков, для координации их действий в пространстве. Ну, а старинное «э-эх, ухнем!» или «раз-два-а-а, взяли!», употребляется и сейчас, если надо сообща выдернуть машину из сугроба. Надо сказать, что символической нагрузки у этого выкрика нет, он ничего не означает. Он служит именно для ритмической организации совместного усилия, для соорганизации.

Известна также теория жестов, согласно которой прачеловек передавал информацию соплеменникам комплексом жестов, движений, мимики и звуков. В некоторых примитивных племенах охотники, вернувшиеся с охоты, рассказывают о ней соплеменникам с помощью своеобразного танца-песни, где имитируют свое поведение, поведение животных и даже погоду. Вероятно, этот «звуко-танцевальный комплекс» мог стоять у истоков речи; его звуковая составляющая затем выделилась и развилась в речь, поскольку звуковой аппарат человека оказался достаточно пригодным для развития именно звуковой составляющей коммуникации.

Многие исследователи склоняются к тому, что первоначальная человеческая речь состояла из аморфных звукопредложений, слитых с интонацией и жестами. Она походила на обезьяньи выкрики или те односложные обращения человека к животным, которые можно наблюдать и сейчас. Звукопредложение было односложным, в нем преобладали гласные звуки, в разных ситуациях один и тот же звуковой комплекс мог означать разные вещи, то есть зависел от ситуации и интонации. По-видимому, большое значение в формировании смысла звуковых комплексов играло повторение, как и сейчас в некоторых первобытных племенах. Вообще, речь древнего человека должна была быть похожа на пламенный агитационный спич — эмоциональным напором, звуками и жестами надо было буквально вдолбить соплеменнику свое сообщение, так как словесный арсенал был небогат.

Ряд антропологов полагает, что неандерталец, живший 200—40 тысяч лет назад, почти не умел говорить — в силу слаборазвитости речевых центров мозга, о чем свидетельствует анализ найденных археологами останков. Однако данные археологических раскопок свидетельствуют и о том, что в этот период уже строились жилища, осуществлялась загонная охота, т.е. существовало определенное достаточно эффективное средство общения, которое позволяло осуществлять совместные действия. Иначе говоря, речь человека формировалась постепенно — от простейших примитивных форм, напоминающих общение стадных животных, до развитой знаковой системы, с помощью которой человек может описать не только физический, но и мысленный объект любой сложности.

Вряд ли какая-то из приведенных выше теорий исчерпывающе объясняет происхождение речи. Но все эти теории содержат интересные наблюдения над природой языка и его связью с мышлением и действительностью. Самое же главное в происхождении языка и речи — не способ возникновения, который, видимо, останется нам неизвестен, а причина, побудившая человека говорить. Бесспорно, возникновению речи способствовала потребность общения, потребность лучшей коллективной организации. Ведь именно реализация этой потребности обеспечивала человеку решающее конкурентное преимущество в животном мире. Способность изготавливать орудия и способность лучше организовываться посредством языка — вот два качества, выделившие прачеловека из дикой природы и вознесшие его на вершину эволюции, как мы ее понимаем.

1.4. Проблема понимания

Возникновение речи связано не только с механизмами ее порождения, но и с механизмами ее понимания.

Понимание речи состоит из трех базовых процессов: восприятие, распознание, собственно понимание смысла.

Рассмотрим эти три процесса на примере с цветными дымами индейцев.

Прежде всего, мы должны эти дымы увидеть. Если не увидим, то и не будет никакого понимания.

Но этого мало: мы должны не просто увидеть дымы, но и распознать их как код, а не как природное явление. Мало ли дымов в природе — мы попросту можем не обратить на них внимание. Но вот мы видим, что в дымах есть определенная цветовая последовательность. Ага, значит, это код. Если же мы не увидим за последовательностью знаков кода, мы пропустим его, не обратим внимания. Понимания не будет.

И, наконец, мы должны знать условные значения знаков этого кода, то есть цветных дымов. Если мы их не знаем, то мы не поймем сообщения. Мы воспримем сигналы физически, заподозрим в них некий код, но понимания все равно еще не будет.

Точно так и речь для восприятия должна быть как минимум услышана (прочитана). Человек должен ощутить, что ему передано некое кодовое сообщение. Распознание связано с тем, что человек узнает параметры кода, если код ему знаком. К примеру, человек может определить, что прозвучавшее высказывание сделано на русском языке. Все это, разумеется, делается чаще всего бессознательно за доли микросекунды. И, наконец, понимание — это преобразование кода в смысл. Но не в любой смысл, а именно в тот, что заложен в коде.

Таким образом, понимая предложения, мы, в идеале, понимаем замысел собеседника. Именно такая полнота понимания обеспечивает успешное общение. Именно в этом случае речь достигает цели.

При том что процедуры порождения и понимания речи мы осуществляем тысячи раз на день, они довольно сложны. Код порождается и поступает последовательно — звуки и слова идут друг за другом, постепенно. А смысл фраз схватывается моментально целыми фрагментами. Перевод постепенного в моментальное — сложнейшая интеллектуальная операция.

Психологи считают, что полностью речь может быть понятой на уровне от 25% до 75% заложенного в ней смысла. Иными словами, понимание практически всегда неполноценно. Между смыслом порожденного высказывания и смыслом понятого сообщения всегда есть некий зазор, в который проваливается часть смысла сообщения. И это обстоятельство чрезвычайно важно, его обязательно надо учитывать для построения эффективного общения.

Очевидно, разные сообщения в разных ситуациях могут быть поняты более или менее полноценно. К примеру, простейший обмен репликами в ситуации привычного совместного действия приводит к полному взаимопониманию партнеров. Старые друзья, близкие родственники, давние партнеры по работе притерты коммуникативно. В таких случаях говорят: «Они понимают друг друга с полуслова».

Ситуации общения, когда собеседники видят друг друга, обычно более полноценны. А вот если собеседники находятся в разных местах или ситуациях, то взаимопонимание ухудшается. К примеру, разговор по телефону несколько более труден для понимания, нежели тот же разговор в личном контакте. Когда мы говорим по телефону, нам даже приходится прилагать дополнительные усилия. Например, называть себя. При очном общении со знакомыми собеседниками мы себя не называем — и так видно.

Полнота понимания также зависит от сложности обсуждаемой темы. Более предметные темы понимаются легче, более абстрактные бывают вообще недоступны пониманию.

Полнота понимания связана также с личным опытом, интеллектуальными способностями и ценностными установками собеседников. Иногда люди просто не способны понять друг друга, потому что относятся к разным социальным группам и их изначально не интересует содержание сообщения собеседника. В таких случаях народ говорит, например: «Сытый голодного (пьяный трезвого) не разумеет».

Или, к примеру, преподаватель подробно рассказывает, какие темы будут рассмотрены перед экзаменом, а студент спрашивает: «А разве у нас будет экзамен, а не зачет?». Преподаватель хотел, чтобы студент проникся значимостью тем, а студент услышал и понял то, что в его ценностных установках является более важным — экзамен-то страшнее зачета. А сами темы мимо студентских ушей пролетели. Понимания нет. И в этом вина преподавателя, как организатора сообщения. Это он должен позаботиться о том, чтобы слушатель воспринял именно тот смысл, которые вкладывается в слова их автором, а не тот, который случайно выскочит в голове слушателя как уводящая ассоциация. Не надо было использовать страшное слово «экзамен».

Про человека, так реагирующего, иногда говорят: «цепляется к словам». Это когда незначимое для оратора слово оказывается слишком значимым для слушателя. И оно уводит понимание слушателя или всю коммуникацию в совершенно другую сторону.

Подобные ситуации возникают часто. Воспринимая сообщение, люди понимают его в соответствии со своими ценностными установками. И если их понимание кардинально расходится с тем смыслом, который заложил в сообщение его автор, то можно сказать, что понимания-то и нет. Не случилось. Слова вроде одни и те же, но оратор в них вложил одно, а слушатель услышал другое. Можно себе представить, сколько ущерба такие ситуации приносят при управлении коллективом или производством. Вот почему менеджеру важно, да простится автору каламбур, понимать природу понимания.

Иначе говоря, существует масса металингвистических, то есть не связанных собственно с языком, факторов, которые затрудняют или обеспечивают понимание:

— совместный опыт;

— наличие визуального контакта;

— наличие дополнительных сигналов (жесты, мимика, интонации);

— близость социальных статусов собеседников

— ситуативное взаимодействие;

— ценностные установки.

1.5. Языковая конвенция

Но есть самый важный лингвистический фактор, обуславливающий понимание или непонимание знаков языка и речи. Лингвисты называют этот фактор языковой конвенцией.

На одном шахматном турнире был такой забавный случай, который записал и проанализировал один из участников, по совместительству — лингвист Н. Голев. Много шахматистов играли в одном зале, на каждом столе были специальные шахматные часы с двумя циферблатами. Но на все часы был всего один ключик для перевода стрелок. И шахматистам надо было просить этот ключик друг у друга. Вот как описывает эту ситуацию Н. Голев: «Первоначально наиболее характерными были разговорные формы — номинации: дай мне эту… (характерный жест вращения пальцами) … стрелки перевести; ну, эту… (жест) … для перевода; у вас время подводить?; чем стрелки подводят; шурупчик этот… для стрелок; дай штырек, ну, винтик этот для стрелок; вон ту… т. п… В конце турнира было довольно заметно преобладание двух: переводка и переводилка.»

Маленький шахматный народец, ощутив необходимость назвать не имеющий общего названия предмет, буквально за три дня выработал языковую конвенцию. Они, не сговариваясь специально, тем не менее пришли к единому названию. И под этим названием теперь одинаково понимали один и тот же предмет — переводилка.

Обычно этот процесс занимает у народов века!

Языковая конвенция — это некий договор, который люди, пользующиеся одним языком, будто бы заключили между собой, чтобы понимать одни и те же слова одинаковым образом.

Нелепо предполагать, что некогда состоялся съезд народа, на котором такая конвенция была подписана. Формально никакой конвенции нет. Этим термином лингвисты называют поразительный феномен, реально существующий в языке.

Как уже говорилось, знаки языка являются символическими знаками с условным значением. Форма языкового знака никак не связана с обозначаемой вещью или явлением. Звуковые колебания воздуха при слове корова никак не связаны с представлением о реальной корове. Между словом корова и коровой нет ни причинно-следственной связи (как у индексальных знаков — признаков), ни связи по подобию (как у иконических знаков). Единственная связь, привязывающая слово корова к корове — это связь, установленная людьми произвольно, условно. Это животное вполне могли назвать краказяброй. Но назвали коровой и зовут так испокон веков. Почему — никто не знает. Как будто русские люди договорились, что это животное называет коровой и все тут. Вот эту иллюзию договора и называют языковой конвенцией.

Причем все, любой и каждый человек, владеющий русским языком, при слове корова обязательно поймет, что речь идет именно об этом, а ни о каком другом животном. Точная привязка знака к обозначаемой вещи является достоянием всего народа, говорящего на этом языке.

Вероятно, для того, чтобы название стало всеобщим, оно должно перешагнуть некий порог употребимости (и «понимаемости»). До каких-то пор явления и вещи могут называться случайными именами, эти имена будут понятны по ситуации. А потом, когда эта вещь или явление прочно входит в широкий обиход, одно из случайных имен, видимо, также получает всеобщее распространение, вытесняя или оттесняя другие случайные имена. Здесь важен фактор удобности названия и частотности употребления. Переводилка в истории с шахматистами победила именно благодаря удобности названия (с ее помощью переводят стрелки) и частотности (постепенно так стало говорить большинство).

Допустим, мы живем в древней русской деревне, называем корову коровой. К нам приходит чужак, тоже русский, но в их деревне корову называют кракозяброй. Он пытается нам что-то рассказать про кракозябру, но мы его не понимаем, хмыкаем и пожимаем плечами. В конце концов, он видит, что мы (а нас большинство) называем корову коровой. Ему некуда деваться. И ничего не попишешь, он тоже будет называть ее коровой, иначе его не будут понимать. Он подстраивается под большинство, то есть под частотность употребления. Очень похоже на случай с переводилкой, только спрятано в веках.

Примерно таков механизм выработки общего понимания — языковой конвенции.

Конкретные случаи языковой конвенции постоянно уточняются, модифицируются, как того требуют обстоятельства жизни народа и языка, появление новых реалий.

Любопытные наблюдения над формированием языковой конвенции приводит лингвист Борис Норман. В 60-е годы в СССР появились первые фломастеры. Тогда они были еще редкостью, их привозили из-за границы. Постепенно эти предметы стали обобщаться в особое понятие, но еще долго не получали своего четкого наименования. Бытовали названия плакар, волокнистый карандаш, да и в написании наблюдались варианты: фломастер или фламастер? Сегодня фломастер — уже устоявшееся название, единообразно понимаемое любым носителем русского языка. Иными словами, в русском языке установилась конвенция называть этот предмет этим именем и понимать под этим именем этот предмет. Если сегодня кто-то скажет: «Дай плакар!» — мы вытаращим глаза. Плакар проиграл по удобству и частотности фломастеру. Конвенция закрепила название и написание фломастер.

Тот же Борис Норман отмечает, что карандаши с тонким выдвигаемым стержнем специального названия так и не получили. Чтобы назвать такие карандаши, их надо описать, как сделано в предыдущем предложении («карандаши с тонким выдвигаемым стержнем»). Это не совсем так — в советское время такие карандаши назывались цанговыми (так называется похожее стержневое крепление в инженерной науке). Но сейчас название цанговый карандаш практически не используется — новое поколение карандашей со сверхтонким стержнем почему-то не хочет называться этим грубым словом. Очевидно, языку еще предстоит сформировать конвенциальное название для такого карандаша. Или же употребление этого карандаша в обиходе народа столь незначительно, что язык в разработке специального названия не нуждается. Вообще, любопытно: предмет есть, а своего названия у него до сих пор нет! (название простой карандаш — не в счет, оно не подходит.)

Конвенция достигается исторически, независимо от воли конкретных людей. Однако она может быть установлена также и искусственным путем — то есть буквально люди договариваются называть вещи какими-то именами. Естественное или искусственное установление языковой конвенции является основным признаком естественных или искусственных языков.

Естественные языки — это исторически сложившиеся в народе знаковые системы, это языки, на которых мы говорим в своем обиходе. Конвенция в этих языках также устанавливалась исторически, независимо от воли отдельных личностей (исключая разве что случаи, когда какой-нибудь гениальный писатель или правитель вводил в обиход новое слово — такое случается).

Искусственные языки — это языки, созданные человеком специально. Их материалом могут быть слова естественных языков или какие-либо иные символы. Например, искусственными языками являются языки программирования или язык математики. Их символы придуманы конкретными людьми и значения этих символов тоже задано конкретными людьми. И даже отношения между символами — тоже прописаны конкретными людьми. Иными словами, языковая конвенция в таких языках, то есть договоренность называть определенные вещи определенными именами, установлена искусственно, специально.

Промежуточное между естественными и искусственными языками положение занимает язык науки. Научный язык состоит из комплекса обычных слов и специально установленных терминов. Своеобразие научных языков в том, что они кодифицированы, то есть значения жестко закреплены за словами-терминами. Термины почти всегда однозначны, передают точный смысл.

Таким образом, в научных языках языковая конвенция устанавливается порой произвольно-исторически, порой специальными усилиями выдающихся ученых, лидеров науки, создающих теории и профессиональные словари. Лидеры науки считают, что такое-то открытое ими явление следует называть так-то. И другие ученые соглашаются с этим. В научных языках конвенция порой устанавливается волей наиболее авторитетных представителей науки.

Представление о феномене конвенции, о возможности искусственного установления конвенции особенно важно в новых отраслях знаний или даже в новых проектах, для обслуживания которых создается свой микроязык. Ведь создание такого языка носит признаки как искусственного, так и естественного процесса.

Менеджеру полезно знать, что необходимые слова (не обязательно термины, это могут быть и слэнговые или вообще случайные, но необходимые в работе выражения) можно вводить в обиход специальными искусственными мерами. К примеру, новое необходимое слово быстрее войдет в речевой обиход коллектива, если будет употребляться в фиксированной форме — в рабочих документах. Иногда это необходимо делать специально, чтобы обеспечить взаимопонимание и взаимодействие в коллективе. Грубо говоря, механизм установления языковой конвенции можно и нужно использовать для решения задач менеджмента. Тем более в инновационной сфере, когда необходимо внедрять новые обозначения для новых явлений.

Однако не менее важно для менеджера представление о конвенции вообще, как о некой договоренности одинаково понимать одни и те же слова. Обеспечение понимания является одной из важнейших задач управления. Механизмы понимания сложны, преобразование знака обратно в смысл неизбежно сопровождается потерями смысла. Если эти потери будут слишком большими, сообщение не принесет результата, команда не достигнет цели. Поэтому при производстве сообщения менеджер должен делать его доступным для адекватного понимания. Иногда это специальная работа, например, по упорядочиванию сообщения, оснащению его дополнительными сигналами (иллюстрациями, примерами, цифрами) и так далее.

Менеджер должен умело соблюдать языковую конвенцию, а инновационный менеджер — иногда и управлять ею, вводя в оборот трудового коллектива новые названия.

1.6. Стабильность и изменения в языке

Многие лингвисты сравнивают язык с живым организмом. Языку так же присущи зарождение, развитие, а порой и умирание.

Одним из основоположников эволюционной теории языка был прусский лингвист Вильгельм фон Гумбольдт (1767—1835). Знавший многие языки так называемых примитивных народов, ученый четко осознавал, что «еще не было обнаружено ни одного языка, находящегося ниже предельной границы сложившегося грамматического строения. Никогда ни один язык не был застигнут в момент становления его форм». Тем более нет никаких прямых данных о происхождении языка. Иными словами, по Гумбольдту, национальные языки возникали сразу и вдруг, то есть происхождение языка из чего-то, ему предшествовавшего, — это скачкообразный переход из одного состояния в другое. На первом этапе происходит «первичное, но полное образование органического строения языка».

Становление языков продолжается вплоть до «состояния стабильности», после достижения которого принципиальное изменение языкового строя уже невозможно. «Если язык уже обрел свою структуру, то важнейшие грамматические формы уже не претерпевают никаких изменений; тот язык, который не знает различий в роде, падеже, страдательном или среднем залоге, этих пробелов уже не восполнит» — писал ученый.

В. фон Гумбольдт определил базовую природу изменений языка: язык вызревает прежде всего своим грамматическим строем — набором классов имен, времен глаголов и так далее. Эти процессы в языке настолько величественны и продолжительны, что уходят в далекое прошлое, нашему взгляду недоступное.

В самом деле, изменения в грамматическом строе русского языка за тот промежуток времени, который мы можем наблюдать от первых памятников русской письменности, не очень значительны. А вот отличия в лексике, в словах — весьма заметны

Лексический состав — наиболее изменяемая часть языка. Это и понятно — ведь меняются условия жизни, появляются новые реалии, заимствуются из обихода других народов новые предметы и явления с их названиями. Все это требует новых обозначений. Поэтому если изменения в строе предложения, скажем, на временном отрезке от Пушкина до наших дней незаметны, то изменения в лексике видны невооруженным глазом. Лексика — наиболее подвижная часть языка.

Но разные классы слов по-разному подвержены изменениям. В частности, в исследованиях лингвиста А. А. Поликарпова приводятся любопытные данные о возрасте слов русского языка. Как оказалось, наиболее долгоживущими являются вспомогательные, незнаменательные части речи, служащие для выражения эмоций или организации строя речи — союзы, предлоги, частицы, междометия, вводные слова. Возраст этой группы слов — от 2 до 6 веков. Средний возраст употребляемых ныне глаголов — 2—4 века. А средний возраст большинства употребляемых ныне прилагательных и существительных — 2—3 века.

Логика этих данных объяснима. Эмоциональные слова и слова, обслуживающие строй языка, как правило, более стабильны, потому что более стабилен строй языка и эмоциональная природа человека. Слова, обозначающие действия, — глаголы — тоже довольно устойчивы, потому что более-менее устойчив набор действий, характерных для человека по его физической природе. А вот имена менее стабильны, потому что окружающий мир человека меняется все быстрее и все чаще возникает потребность в новых именах, тогда как многие старые отмирают.

Слова не только рождаются или умирают, но и меняют свое значение. К примеру, в 30–40-е годы прошлого столетия слова дипломник и дипломант употреблялись для выражения одного и того же понятия: «Студент, выполняющий дипломную работу». При этом слово дипломник считалось разговорным, а дипломант — литературным. Сейчас слово дипломник сохранило свое значение, а более возвышенный стиль слова дипломант привел это слово к другому значению — так теперь называют лауреатов творческих конкурсов.

Любопытна судьба слова вратарь. До Октябрьской революции так называли монаха, отвечающего за ключи от ворот монастыря. В годы советской власти слово вышло из обихода совсем. Однако в 50-60-е годы XX века оно вернулось в спортивную лексику с совершенно новым значением. Потому что старая забытая русская лексема оказалась пригодной для этого значения.

Ученые по-разному оценивают изменения в языке. Одни рассматривают это как поступательные процесс, ведущий ко все большему расцвету языка. Но часто встречается и такая версия: языки со временем портятся от неумелого пользования. В частности, такая точка зрения популярна сейчас, когда открытость российского общества привела к усилению культурных контактов. С этими контактами усилилось и внешнее воздействие на русский язык, который, по мнению некоторых, уже перестает быть русским. Отсюда представление о порче, деградации языка.

Впрочем, внешние влияния на русский язык были всегда и всегда воспринимались негативно, до сих пор русский язык существенно не испортив. Еще в середине XVIII века поэт и драматург Александр Сумароков в пьесе «Пустая ссора» обличал тогдашних стиляг:

Французским словом он в речь русскую плывет:

Солому пальею, обжектом вид зовет.

И речи русские ему лишь те прелестны,

Которы на Руси вралям одним известны.

В другой работе Сумароков пишет: «Слова немецкие и французские нам не надобны, кроме названия таких животных, плодов и прочего, каких Россия не имеет… Восприятие чужих слов, а особенно без необходимости, есть порча языка».

Изменения в языке, в самом деле, могут быть более или менее динамичными. В эпоху социальных преобразований изменения более динамичны. Так это было в эпоху Петра, так это происходит в нынешнюю эпоху социальных преобразований. Нынешние изменения в языке подстегиваются не только реформами общества, но и глобальным процессом информатизации, ускорения коммуникативных потоков. Все эти воздействия, конечно, сильно влияют на язык.

Приводят эти влияния к деградации или развитию языка — вопрос неоднозначный. Язык должен удовлетворять современным потребностям общения, осмысления, взаимопонимания. С этим новый русский язык, безусловно, справляется. Однако же справедливо и жалобы на то, что это уже не совсем классический русский язык, что его заполонили заимствования и жаргонизмы, что снизилась общая грамотность и так далее.

Эти упреки справедливы. Более того, они обнажают еще одну важную черту языка, позволяющую ему выживать — стремление следовать некоему классическому канону, некоей норме.

Нормативность — важнейшая характеристика языка. Не будь нормы, люди растащили бы язык на подсобные хозяйства — в каждом подворье был бы свой диалект. Но конвенционально установленные нормы помогают всем людям, говорящим на этом языке, изъясняться и понимать друг друга.

Языковая норма — это целый комплекс частных норм — фонетических, синтаксических, лексических, стилистических. Они цементируют корпус языка на каждом его этаже, позволяют языку сохранять историческую преемственность и не поддаваться слишком активным изменениям, которые могут оказаться случайными, вредными или даже смертоносными для языка.

Сетуя на современные изменения в русском языке, люди обращаются к литературному канону, созданному классиками русской литературы. Это был красивый, стабильный, привычный язык, в котором если и появлялось новое слово, то оно было предметом изучения и восхищения, примером неологизма в школьной программе.

Этот идеологический канон языка, бесспорно, помогает сохранять единство языка, сохранять ту самую языковую конвенцию, создавшую язык. Даже неграмотные люди признают, что язык Пушкина и Тургенева — о, это да, это красивый, правильный, «настоящий» русский язык. Благодаря нормам обеспечивается не только понимание, но и стабильность языковой общности людей и даже в какой-то мере психологический комфорт этой общности.

В то же время язык неизбежно подвержен веяниям нового времени и должен отвечать реалиям дня сегодняшнего. Поэтому изменяется не только язык, но изменяются и его нормы (прежде всего, как уже было указано, лексические). И все же нормы тормозят изменения, так как слишком быстрые изменения в языке приведут к утрате взаимопонимания, к распаду языковой общности. Язык, как живой организм, стремится подстроиться, но и сохранить свою целостность.

В результате жизнь языка определяется двумя полюсами — нормой и изменениями. Баланс между нормой и изменениями обеспечивает, с одной стороны, развитие языка, его современность, с другой, — функциональность языка, его приспособленность для понимания разными людьми и поколениями.

Глоссарий

Язык — 1) Естественный язык, важнейшее средство человеческого общения. Язык неразрывно связан с мышлением; является социальным средством хранения и передачи информации, одним из средств управления человеческим поведением. Реализуется и существует в речи. Разновидности языка (национальный язык, литературный язык, диалекты, языковая культа и др.) играют различную роль в жизни общества. 2) Любая знаковая система, например язык жестов, язык математики, применяющий специальные символы, и др. 3) То же, что стиль (язык романа, язык газеты).

Речь — реализация языка, конкретное говорение, протекающее во времени и облекающееся в звуковую (включая внутреннее проговаривание) или письменную форму. Под речью понимают не только процесс говорения (речевую деятельность), но и его результат (фиксируемые памятью или письмом речевые произведения).

Мышление — высшая ступень человеческого познания, процесса постижения действительности. Позволяет получать знание о таких объектах, свойствах и отношениях реального мира, которые не могут быть непосредственно восприняты на чувственной ступени познания. Формы и законы мышления изучаются философией (теорией познания) и логикой, механизмы его осуществления — психологией и нейрофизиологией.

Знак — материальный, чувственно воспринимаемый предмет (явление, действие), который выступает как представитель, символ другого предмета, свойства или отношения. Различают языковые и неязыковые знаки; последние делятся на знаки-признаки (индексальные знаки), знаки-копии (иконические знаки) и знаки-символы. Понимание знака невозможно без выяснения его значения.

Означаемое — содержательная сторона знака, представление о понятии (явлении, предмете), которое обозначено данным знаком. Находится в неразрывной связи с другой его стороной — означающим. Означаемое — абстрактная единица плана содержания.

Означающее — формальная сторона знака, находящаяся в неразрывной связи с другой его стороной — означаемым. Означающее — абстрактная единица плана выражения.

Знак индексальный — знак-признак, в котором означающее является непосредственным проявлением, признаком или свойством означаемого: дым от огня, уровень ртутного столбика в градуснике, пузыри на лужах от дождя, след на песке.

Знак иконический — знак-копия, в котором означающее структурно или качественно похоже на означаемое, копирует его. Значение иконических знаков достаточно легко распознать по этому сходству означающего с означаемым. Таковы план сражения, знак бокала на таре с хрупким содержимым, сигналы светофора с красным стоящим человечком и идущим зеленым, знак «выход» (человек, выбегающий в открытую дверь) и т. п.

Знак символический — знак-символ, в котором связь между означаемым и означающим установлена произвольно — исторически или волей конкретных людей. Сами по себе означаемое и означающее никак не связаны: означающее непохоже на означаемое и не является его признаком. Символическое значение знаку-символу придается людьми. И распознается значение знака-символа только в том случае, если человек уже знает, что у этого знака — это значение. Таковы все слова человеческого языка (кроме звукоподражательных), а также знаки сигнальных и знаковых систем (азбука Морзе, нотная запись и т.п.)

Естественные языки — исторически сформировавшиеся национальные языки. Языковая конвенция в естественных языках устанавливается естественным образом в ходе исторического становления языка. Естественным языком считают также язык жестов (кроме специального языка глухонемых).

Искусственные языки — специальные языки, в отличие от естественных конструируемые целенаправленно для международного общения (например, эсперанто, интерлингва), автоматической обработки информации с помощью ЭВМ (языки программирования и машинные языки), записи информации из определенной области науки и техники (информационные языки) и др. Языковая конвенция в искусственных языках устанавливается искусственным путем, то есть волей или договором конкретных людей

Научный язык — язык, используемый для функционирования науки, различных специальных областей человеческой деятельности. Характеризуется наличием признаков как естественного языка (использование слов общего обихода), так и искусственного языка (использование специально установленных, разработанных конкретными людьми терминов).

Языковая конвенция — негласный подразумеваемый договор между людьми называть одни и те же вещи (предметы, явления и т.п.) одними и теми же словами. Ключевой фактор, обеспечивающий понимание в пределах одного языка между незнакомыми людьми. Языковая конвенция устанавливается исторически в ходе формирования лексического запаса языка или (реже) искусственным путем — по решению ученых, правителей, усилиями выдающихся писателей и мыслителей.

Контрольные вопросы

1. Какая существует связь между языком и мышлением

2. Что такое знак, какова его структура?

3. Какие бывают виды знаков? Назовите, опишите их и приведите примеры.

4. Что такое язык и речь, чем речь отличается от языка? Что первично, язык или речь? Как возникла речь?

5. Как происходит понимание речи?

6. Что такое языковая конвенция, как она формируется?

7. Почему языку необходима стабильность и почему язык меняется?

Глава 2. Язык и культура

2.1. Функции языка

Язык — это не только система знаков, символически опосредующая мир человека, но и важнейший инструмент человеческой деятельности.

В деятельности человека язык выполняет несколько важных функций. Основные из них:

— коммуникативная;

— познавательная (когнитивная);

— номинативная

— аккумулятивная.

Коммуникативная функция языка связана с тем, что язык прежде всего является средством общения людей. Он позволяет одному индивиду — говорящему — выражать свои мысли, а другому — воспринимающему — понимать их, то есть как-то реагировать, принимать к сведению, сообразно менять свое поведение или свои мысленные установки. Акт коммуникации не был бы возможен без языка.

Коммуникация — значит общение, обмен информацией. Иными словами, язык возник и существует прежде всего для того, чтобы люди могли общаться.

Коммуникативная функция языка осуществляется благодаря тому, что сам язык является системой знаков: по-другому просто нельзя общаться. А знаки, в свою очередь, и предназначены для того, чтобы передавать информацию от человека к человеку.

Познавательная, или когнитивная, функция языка (от латинского cognition — знание, познание) связана с тем, что в знаках языка осуществляется или фиксируется сознание человека. Язык является инструментом сознания, отражает результаты мыслительной деятельности человека.

Любые образы и понятия нашего сознания осознаются нами самими и окружающими только тогда, когда облечены в языковую форму. Отсюда и представление о неразрывной связи мышления и языка.

Любопытные свидетельства дают наблюдения над умственной деятельностью полиглотов — людей, умеющих хорошо говорить на многих языках. Они признаются, что в каждом конкретном случае «думают» на том или ином языке. Показателен пример разведчика Штирлица из известного кинофильма — после долгих лет работы в Германии он поймал себя на том, что «думает на немецком языке».

Когнитивная функция языка не только позволяет фиксировать результаты мыслительной деятельности и использовать их, к примеру, в коммуникации. Она также помогает познавать мир. Мышление человека развивается в категориях языка: осознавая новые для себя понятия, вещи и явления, человек называет их. И тем самым упорядочивает свой мир. Эту функцию языка называют номинативной (называние предметов, понятий, явлений).

Номинативная функция языка прямо вытекает из когнитивной. Познанное надо назвать, дать имя. Номинативная функция связана со способностью знаков языка символически обозначать вещи.

Способность слов символически замещать предметы помогает нам создавать свой второй мир — отдельный от первого, физического мира. Физический мир плохо поддается нашим манипуляциям. Горы руками не подвигаешь. А вот второй, символический мир — он полностью наш. Мы берем его с собой, куда хотим, и делаем с ним все, что захотим.

Мир познан и освоен только тогда, когда назван. Мир без наших названий — чужой, как далекая неизвестная планета, в нем нет человека, в нем невозможна жизнь человека.

Название позволяет зафиксировать уже познанное. Без названия любой познанный факт действительности, любая вещь оставалась бы в нашем сознании одноразовой случайностью. Называя слова, мы создаем свою — понятную и удобную картину мира. Язык дает нам холст и краски.

Стоит, однако, отметить, что не все даже в познанном мире имеет свое особое название. К примеру, наше тело — мы «сталкиваемся» с ним ежедневно. Вроде бы у каждой части нашего тела есть название. А так ли это? Как называется часть лица между губой и носом, если там нет усов? Никак. Нет такого названия. Как называется верхняя часть груши? Как называется штырек на пряжке ремня, фиксирующий длину ремня? Многие предметы или явления вроде бы освоены нами, используются нами, но не имеют названий. Почему в этих случаях не реализована номинативная функция языка?

Это неверная постановка вопроса. Номинативная функция языка все равно реализована, просто более мудреным способом — посредством описания, а не называния. Словами мы можем описать все, что угодно, даже если для этого нет отдельных слов. Ну, а те вещи или явления, которые не имеют своих названий, просто таких названий «не заслужили». Это означает, что такие вещи или явления не настолько значимы в обиходе народе, чтобы им давалось свое название (как тому же цанговому карандашу). Для того чтобы предмет получил название, нужно, чтобы он вошел в общественный обиход, перешагнул через некоторый «порог значимости». До каких-то пор еще можно было обходиться случайным или описательным названием, а с этих пор уже нельзя — нужно отдельное имя.

Акт называния имеет огромное значение в жизни человека. Встретившись с чем-нибудь, мы прежде всего называем это. Иначе мы не можем ни осмыслить встреченное сами, ни передать сообщение о нем другим людям. Именно с придумывания названий начал библейский Адам. Робинзон Крузо прежде всего назвал спасенного дикаря Пятницей. Путешественники, ботаники, зоологи времен великих открытий искали новое и давали этому новому названия и описания. Примерно этим же занимается по роду деятельности и менеджер, когда управляет инновационными процессами, вырабатывает новые решения и технологии.

С другой стороны, название определяет и судьбу названной вещи. Именно на связь судьбы и имени недвусмысленно намекают русские поговорки: «Назвался груздем — полезай в кузовок», «Хоть горшком назови, да только в печь не ставь».

Известно забавное признание основоположника кибернетики американца Норберта Винера. Он вспоминал, что научная деятельность его лаборатории тормозилась из-за того, что его специалисты не могли правильно назвать направление своей работы — просто не было подходящего слова для новой дисциплины. И только когда в 1947 году вышла в свет книга Винера «Кибернетика» (ученый специально придумал это название, взяв за основу греческое слово со значением «кормчий», «рулевой»), новая наука стала развиваться стремительно. В конце концов, направление изысканий определено только в том случае, если названо. А если направление изысканий названо, то оно более-менее четко определено и уже можно выбивать под него субсидии.

Аккумулятивная функция языка связана с важнейшим предназначением языка — собирать и сохранять информацию, свидетельства культурной деятельности человека. Язык живет гораздо дольше человека, а порой даже и дольше целых народов. Известны так называемые мертвые языки, которые пережили народы, говорившие на этих языках. На этих языках никто не говорит, кроме специалистов, изучающих их.

Самый известный «мертвый» язык — латинский. Благодаря тому, что он долгое время был языком науки (а ранее — языком великой культуры), латинский хорошо сохранился и достаточно распространен — даже человек со средним образованием знает несколько латинских изречений.

Живые или мертвые языки хранят память многих поколений людей, свидетельства веков. Даже когда забывается изустное предание, археологи могут обнаружить древние письмена и по ним восстановить события давно минувших дней. За века и тысячелетия человечества накопилось огромное количество информации, произведенной и записанной человеком на разных языках мира.

В последние века этот процесс ускоряется — объем информации, производимой человечеством сегодня, огромен. Каждый год он увеличивается в среднем на 30%.

Исследования ученых университета Беркли показали, что в 2002 году только на печатных, пленочных, магнитных и оптических носителях информации было сгенерировано около 5 экзабайт (1 экзабайт равен 1 млрд ГБ) новой информации. Для сравнения — объем всей библиотеки Конгресса США, включавшей в себя в 2006 году около 25 миллионов книг и рукописей, соответствует 150 терабайтам (1 терабайт — 1024 ГБ) информации. То есть в начале III тысячелетия человечество создавало примерно по 30 тысяч новых библиотек Конгресса США ежегодно! Сейчас — и того больше.

Как сообщил автору этих строк Игорь Кривоконь, ведущий инженер компании Google (Калифорния), большая часть новой информации сейчас сразу создается на магнитных носителях, в основном хард-драйвах, — 92% всей информации. На пленке записывается 7% новой информации. На бумаге — всего 0,01%. Вообще, компания Google ставит перед собой любопытную задачу оцифровать весь массив книжной информации человечества. Всего, считается, человечество создало около 100 млн книг. (Конечно, это очень грубая оценка, на самом деле диапазон оценок — от 50 до 200 млн). Как сообщает Игорь Кривовонь, к началу 2008 года Google оцифровал, то есть перевел на цифровые носители, уже более 1 миллиона книг. Можно представить себе объем работы.

Так или иначе подавляющая часть гигантских объемов информации, произведенной и производимой человечеством, существует в языковой форме. Иначе говоря, любой фрагмент этой информации принципиально может быть произнесен и воспринят как современниками, так и потомками. Это и есть аккумулятивная функция языка, с помощью которой человечество накапливает и передает информацию как в современности, так и в исторической перспективе — по эстафете поколений.

Разные исследователи выделяют еще немало важных функций языка. К примеру, интересную роль выполняет язык для установления или поддержания контактов между людьми. Возвращаясь после работы с соседом в лифте, вы можете сказать ему: «Что-то сегодня завьюжило не по сезону, а, Аркадий Петрович?» На самом деле и вы, и Аркадий Петрович только что были на улице и прекрасно осведомлены о состоянии погоды. Поэтому ваш вопрос не имеет абсолютно никакого информационного наполнения, он информационно пустой. Он выполняет совершенно другую функцию — фатическую, то есть контактоустанавливающую. Этим риторическим вопросом вы на самом деле лишний раз подтверждаете Аркадию Петровичу добрососедский статус ваших отношений и ваше намерение этот статус сохранить. Если вы запишите все свои реплики за день, то вы убедитесь, что немалая их часть произносится именно с этой целью — не передать информацию, а удостоверить характер ваших отношений с собеседником. А уж какие слова при этом говорятся — второе дело.

Это важнейшая функция языка — удостоверять взаимный статус собеседников, поддерживать между ними определенные отношения. Для человека, существа социального, фатическая функция языка очень важна — она не только стабилизирует отношение людей к говорящему, но и позволяет самому говорящему чувствовать себя в обществе «своим».

У Киплинга эта функция языка очень удачно выражена формулой, с помощью которой Маугли научился устанавливать контакт с любым другим обитателей джунглей: «Мы с тобой одной крови — ты и я». Разговор с Аркадием Петровичем в лифте — это реализация коммуникативной формулы Маугли с целью установления/удостоверения контакта.

Поводя итог этому параграфу, можно вывести такую формулу для запоминания основных функций языка.

Коммуникативная функция обеспечивает социальные связи, жизнь в социуме.

Когнитивная функция обеспечивает мышление, познание и ориентацию в мире.

Номинативная функция помогает называть предметы и явления.

Аккумулятивная функция обеспечивает накопление, преемственность знаний и существование человека в истории

Очень интересно и показательно проанализировать реализацию основных функций языка на примере такого специфического вида человеческой деятельности, как инноватика.

Безусловно, инновационная деятельность невозможна без реализации коммуникативной функции языка. Постановка исследовательских задач, работа в коллективе, проверка результатов исследований, постановка внедренческих задач и контроль их исполнения, простое общение с целью координации действий участников творческого и рабочего процесса — все эти действия немыслимы без коммуникативной функции языка. И именно в этих действиях она и реализуется.

Когнитивная функция языка имеет для инноватики особое значение. Мыслительная работа, выделение ключевых понятий, абстрагирование технологических принципов, анализ оппозиций и явлений смежности, фиксация и анализ эксперимента, перевод инженерных задач в технологическую и внедренческую плоскость — все эти интеллектуальные действия невозможны без участия языка, без реализации его когнитивной функции.

И особые задачи решает язык, когда речь идет о принципиально новых технологиях, не имеющих прецедента, то есть не имеющих названий. В этом случае инноватор выступает как Демиург, мифический создатель Вселенной, который устанавливает связи между объектами и придумывает совершенно новые названия как объектам, так и связям. В этой работе реализуется номинативная функция языка. И оттого, насколько грамотен и умел будет инноватор, зависит дальнейшая жизнь его инноваций. Поймут его последователи и внедренцы или нет? Если новые названия и описания новых технологий не приживутся, то велика вероятность, что не приживутся и сами технологии. «Как корабль назовешь, так и поплывет», — говорил капитан Врунгель.

Не менее важна и аккумулятивная функция языка, которая обеспечивает работу инноватора дважды: во-первых, она предоставляет ему знания и информацию, накопленные предшественниками, во-вторых, она аккумулирует его собственные результаты в виде знаний, опыта и информации. Собственно, в глобальном смысле аккумулятивная функция языка обеспечивает научно-технический и культурный прогресс человечества, так как именно благодаря ей каждое новое знание, каждый бит информации прочно устанавливается на широкий фундамент из знаний, добытых предшественниками. И этот грандиозный процесс ни на минуту не останавливается.

2.2. Устная и письменная формы речи

Устная речь передается звуками, письменная речь — графическими знаками.

Устная речь обычно по строю отличается от письменной речи. Некоторые ученые даже предлагают выделять два языка — устный и письменный. Настолько большие различия существуют между устной и письменной речью.

Глубину различий между устной и письменной речью характеризует следующий реальный случай. Журналисты «Независимой газеты» примерно в 90-м году прошлого столетия сыграли с бывшим президентом СССР Михаилом Горбачевым дерзкую шутку — они опубликовали в газете его монолог без обработки, то есть без «перевода» устной речи в письменную. Витиеватая речь Михаила Сергеевича, состоящая из предложений без конца и начала, но с обилием вводных конструкций и местоимений, и сама по себе не является образцом ораторской ясности. Но при визуальном контакте Горбачев помогает себе жестами, интонацией, — в общем, проталкивает смысл своих монологов к воспринимающему. А в письменном тексте этой поддержки не было. Получилась почти полная абракадабра. Журналисты всего лишь дали устную речь в письменном изложении без необходимой в таких случаях обработки.

Если бы адресат воспринимал этот монолог Горбачева непосредственно в ходе устного выступления — он бы худо-бедно понял президента СССР. Но тот же монолог на письме оказался практически недоступным для понимания. Потому что у письменной речи свои законы и правила, отличные от правил и законов устной речи.

Если спросить, какая из форм речи возникла раньше, то каждый ответит — устная. Ведь для того, чтобы древний человек мог записать речь, она уже должна была быть в наличии, то есть существовать в устной форме. Сначала появились устойчивые звуки речи, наполненные символическим смыслом, а уж потом, спустя десятки тысяч лет, человек научился записывать речь графическими знаками.

Устная речь в подавляющем большинстве случаев обращена к собеседнику, который может ее непосредственно слышать. Конечно, бывает, что человек говорит вслух сам с собой, но в этом случае он просто сам выступает в роли собеседника. Иными словами, устная речь предполагает наличие не только говорящего, но и слушающего. Она изначально предназначена для коммуникации в условиях «здесь и сейчас». То есть собеседник, слушающий должен присутствовать здесь и сейчас непосредственно.

Что же касается письменной речи, то наличие второго участника вовсе не обязательно. Более того, письменная речь как раз чаще всего и предназначена отсутствующим людям, тем, кого нет в ситуации, когда речь записывается. Пишущий не видит своего читателя, а только представляет его себе как воспринимающего собеседника.

От этой особенности письменной речи происходит и другая ее специфическая характеристика. На письменную речь абсолютно не влияет реакция тех, кто ее читает. Тогда как устная речь чаще всего интерактивна — говорящий в подавляющем большинстве случаев сам реагирует на реакцию слушающего и это может менять его речь. Ведь когда мы что-то говорим собеседнику, мы невольно подстраиваемся под его реакцию, он даже может перебить нас и пустить разговор в другое русло. Поэтому течение устной речи зависит не только от говорящего, но и от слушающего, чего не скажешь о речи письменной.

Устная речь творится сразу и бесповоротно в момент говорения: слово, как известно, не воробей — вылетит, не поймаешь. Про письменную речь вроде бы тоже говорят: что написано пером, не вырубишь топором. Но вообще-то в этой поговорке просто отражено преклонение наших предков перед искусством письма. На самом же деле написанное пером можно и вырубить, и зачеркнуть, и переписать. Письменную речь действительно можно переписать набело, то есть отточить выражения, отшлифовать стиль. А вот уж устное слово, действительно, не поймаешь, если вылетело.

Проще говоря, письменный текст можно совершенствовать сколько угодно. Для получения же совершенного устного текста нужно совершенствовать не сам текст, а умение его произнести. Говорящий творит речь сразу, у пишущего есть возможность редактирования.

Устная речь нами производится чаще всего спонтанно. При этом мы не следуем строго нормам синтаксиса. Чаще всего нам достаточно подкрепляющих внешних, невербальных факторов, лишь бы собеседник нас понял. Письменная речь лишена невербальной поддержки (жестов, ситуативных подсказок, интонации). Поэтому письменная речь должна более строго следовать правилам синтаксиса и пунктуации, иначе воспринимающий может и не понять, о чем идет речь.

С точки зрения отличия письменной речи от устной крайне важным является соблюдение на письме правил грамотности. Грамотное письмо — не только признак образованности, но и фундаментальный фактор, обеспечивающий понимание письменной речи.

Иллюстрацией этому тезису служит следующая история. Подростки в школе, изнывающие от необходимости учить грамматику, часто сетуют, что было бы лучше писать не по правилам, а «как слышится». Но как слышится разным людям? В связи с этим стоит привести замечательный рассказ большого знатока словесности Л. Успенского из его книги «Слово о словах».

Вспоминается мне маленький, почти разбитый снарядами городок в дни Великой Отечественной войны, дорога от наших постов к его окраинам и столб возле дороги. На столбе стрела и странная надпись: «Оптека».

Я и еще несколько офицеров стояли под эти столбом и крепко ругали чудака, который такую надпись сделал. Как нам теперь было понять: что находится там, за углом, на улицах городка, по которым уже свистели фашистские пули? Если там и верно «аптека» — дело одно; надо немедленно послать туда бойцов, не считаясь с опасностью, вынести все лекарства, какие там могли остаться, бинты, йод. Если же «оптика», — так ни очки, ни фотоаппараты нас в тот момент не интересовали.

Тогда среди нас возник спор. Одни утверждали, что неизвестный нам автор надписи был, несомненно, или из Ярославской области, или из Горьковской. В этих местах люди «окают», — говорят на «о», четко произнося не только все те «о», которые написаны, но и иногда, по привычке, выговаривая этот звук даже там, где и стоит «а», и надо сказать «а». Тому, кто родился на Волге, отделаться от этой привычки нелегко… Так произошла и эта ошибка: человек, конечно, хотел написать «аптека». Но произносил-то он это слово — «оптека».

Однако многие не согласились с этим. По их мнению, все было как раз наоборот. Есть в нашей стране области, где люди «акают», «екают» и «икают». Одни говорят так, как в пословице: «С Масквы, с пасада, с калашнава ряда», произносят: «панидельник», «срида», «мидвижонак». А другие, наоборот, выговаривают «панедельнек», «белеберда». Ну и пишут, как произносят! Может быть, тот, кто это написал, был именно человек «екающий». Он слово «Оптика» слышал и говорил как «оптека», да так и написал его на столбе. Значит, аптеки там нет.

Спор наш тогда ничем не кончился…

Областей и говоров много, а русский язык один, пишет далее Успенский. Поэтому необходимо, чтобы везде действовали одни и те же правила правописания. Иначе не во всех краях нашей страны могли бы понять, к примеру, такую пушкинскую строчку:

Бахат ыславин Качюбей,

Иво луха ниа базримы….

Вот какую роль может играть единообразное правильное письмо. Это важно для России, где различия в произношении могут быть существенными. Единство языка, нации, взаимопонимание людей на огромной территории обеспечивалось долгие века сначала церковнославянской, потом книжной, то есть письменной культурой.

Поэтому растаскивать письмо на диалекты, на запись по произношению, допускать неграмотное письмо — непозволительно. Это может привести к утрате взаимопонимания.

Изучение правил эрфоэпии, то есть правильного говорения, жизненно необходимо людям, работающим с речью — дикторам, ораторам, педагогам. А вот изучение правил письменной речи необходимо всем членам общества, иначе их письмена могут оказаться непонятными. Более сложная организации письменной речи требует специального обучения, недаром в школе учат писать — причем учат не только собственно написанию букв и слов, но и правильному составлению письменных текстов. Для этого существует специальная система тренировочных упражнений — диктанты, изложения, сочинения. А устной речи специально не учат — ребенок учится сам в общении со взрослыми.

Если для письма основой понимания является грамотное написание, то важной отличительной чертой устной речи являются использование интонации, жестов. Собеседник может сказать: «Будь там в восемь» и слушающий поймет его, если жестом будет указано место. В письменной речи подобная фраза, скорее всего, не будет адекватно понята.

Интонация позволяют изменять смысл речи. Известно такое упражнение для студентов театральных училищ: фразу Я достиг вершины власти (это из пушкинского «Бориса Годунова») им предлагают произнести четыре раза так, чтобы она отражала четыре разных значения. И в самом деле, делая интонационные ударения на каждом из четырех слов, можно получить четыре отличающиеся по смыслу фразы:

Я (!) достиг верховной власти;

я достиг (!) верховной власти;

я достиг верховной (!) власти;

я достиг верховной власти (!).

Однако это еще не все. Можно эту же фразу произнести с четырьмя разными вопросительными интонациями, делая вопросительные ударения на разных словах:

Я (?) достиг верховной власти;

я достиг (?) верховной власти;

я достиг верховной (?) власти;

я достиг верховной власти (?)

И, наконец, можно эту же фразу произнести с саркастической интонацией — с саркастическим ударением, как бы хмыкая на каждом из четырех слов. И тогда получатся четыре отрицательные и разные по смыслу фразы; говорящий как бы горько надсмехается над собой:

Я (хм) достиг верховной власти;

я достиг (хм) верховной власти;

я достиг верховной (хм) власти;

я достиг верховной власти (хм)

Выходит, что фраза, записанная на письме всего четырьмя словами, в устной речи может иметь 12 (!) значений. В зависимости от интонации.

В этом кроется огромное богатство устной речи, умело используемое риторами, лекторами, актерами, дикторами. Письменная речь такой возможности не предоставляет.

Но письменная речь предоставляет другую возможность — она становится зеркалом, в которое может смотреться сознание человека. Более того, это зеркало, в котором мгновенное отражение сознания застывает — иногда на века.

Возможность «затормозить», «заморозить» свою мысль с помощью письменного слова и внимательно рассмотреть ее в форме отчужденного явления (письменного текста) создает исключительную возможность интеллектуального развития личности и человечества. Не случайно с возникновением письменности человеческая культура выходит на совершенно новый виток своего развития — начинается то, что мы называем эпохой цивилизации, или историей в собственном смысле этого слова.

2.3. Монолог и диалог

Все мы, хоть и наивно, но вполне представляем себе, что такое монолог и что такое диалог и чем они отличаются.

Монолог — это такая форма речи, при которой один говорит, а другие слушают (по крайней мере, так хочется говорящему). Монолог служит для передачи сообщения.

Диалог — это такая форма речи, когда двое или больше собеседников обмениваются репликами или развернутыми суждениями. Диалог служит для обмена сообщениями.

За этим простым различением скрываются важные функциональные особенности речи и ее разных форм.

Сначала был диалог. Многие лингвисты считают, что диалог — это естественная форма речи, а монолог — искусственная. В самом деле, если считать, что речь возникла для коммуникации, то есть для соорганизации членов древнего племени, то они явно должны были обмениваться репликами, а не спичами. В естественной обстановке человеческого общения, в быту человек чаще всего использует именно диалогическую речь. Более того, многие люди, не имеющие образования и достаточного опыта индивидуальной презентации, бывают вообще не способны к монологу. Нередко случается так, что когда такому человеку надо произнести монолог, он впадает в ступор.

Да, монолог действительно требует некоторых искусственных организационных усилий. А еще для монолога чаще всего нужна специально организованная ситуация. Должна быть собрана определенная аудитория, должны быть подготовлены слушающие (хотя бы один). Самое главное — слушающие должны иметь какой-то стимул, чтобы немного помолчать и дать оратору произнести свой монолог. В общем, для произнесения монолога необходимы хотя бы минимальные организационные усилия, например, назначение собрания с очередностью выступающих, с предоставлением «слова», с организацией пространства аудитории. Но даже и в этих специально организованных ситуациях не обходится без «голосов с мест».

А если же таких организационных стимулов нет, если ситуация не организована специально для монолога, то можно быть уверенным — оратора быстро перебьют и монолог превратится в диалог, полилог, а то и развалится на несколько параллельных полилогов. Причем уже без участия самого оратора.

Удивительный факт: необходимость специальных усилий по организации монологической речи влияет даже на… архитектуру и организацию интерьеров. Театры от античности до наших дней, университетские аудитории и лекционные амфитеатры пространственно организованы именно для поддержки монолога: все слушают одного и повернуты лицом к нему. В любом конгресс-зале трибуна противостоит множеству мест слушающих. Это ничто иное, как пространственное подспорье для организации монолога того человека, который будет стоять на трибуне. Один восходит на трибуну, другие сидят в зале и внимают — и тот, и другие понимают, что пространство создает им режим монолога, и включаются в этот режим.

Другой вариант специальной организации монолога — письменная речь. Письмо почти исключительно монологично. Когда человек пишет, его никто не перебьет, не собьет с толку, не смутит. Не случайно поэтому люди, которые не решаются сообщить свою мысль в адресату непосредственно, прибегают именно к жанру письменного монолога — чтобы собраться с духом и без помех изложить свои непростые мысли, например, про любовь, разлуку или какие-то другие сложные и тайные обстоятельства.

Разумеется, возможны некоторые переходные формы. Ученые выделяют «диалог с помощью монологов», или, как его еще называют, «ложный диалог». К примеру, таким «ложным диалогом» является дискуссия на «круглом столе», когда ораторы выступают по очереди со своими монологами. Формально они стараются привязать свою речь к выступлениям предыдущих ораторов, чтобы сохранить видимость диалога. Но на самом деле каждого оратора чаще всего интересует изложение собственных мыслей, то есть в чистом виде монолог.

Тут и кроются главные отличительные характеристики диалога и монолога.

Диалог — это обмен мыслями (репликами, соображениями). Монолог — это изложение своих мыслей (с отсрочкой реакции воспринимающей стороны «на потом»).

Если есть промежуточные формы (диалог с помощью монологов), то можно описать и крайние формы как диалога, так и монолога, чтобы четче выявить суть этих видов речевой деятельности.

Например, бытовой диалог между родственниками зачастую настолько скоротечен и своеобразен, что посторонние его просто не поймут. Реплики такого диалога очень коротки, очень ситуативны. Иногда они вообще сводятся к междометиям или каким-то нечленораздельным звукам, а то и жестам. Наверное, можно сказать, что это диалог в его первобытной форме. В таком диалоге люди одновременно взаимодействуют и попутно уточняют, корректируют какие-то детали своего взаимодействия. Изложение своих мыслей их практически не интересует, их интересует исключительно обмен корректировками совместного действия.

Не менее любопытна и другая крайность, когда человека совершенно не интересует обмен репликами и он сосредотачивается исключительно на изложении собственных рассуждений. При этом наличие, хотя бы потенциальное, слушателей может и не интересовать оратора. Именно про такие монологи сказано: «говорит сам с собой», «приятно поговорить с умным человеком». Крайняя форма этой крайности — аутическая речь, патологические монологи, которые иногда являются симптомами психических отклонений.

Есть и другие крайние случаи монолога, когда не нужны слушатели. К примеру, в форме монолога проявляется так называемая эгоцентрическая речь детей — шепотная речь, обращенная к самому себе. Родители иногда могут наблюдать, как ребенок 3—5 лет разговаривает сам с собой и сам себе объясняет последовательность или смысл своих действий. Это своего рода внешняя, вспомогательная речевая программа мышления ребенка. Можно даже сказать, что в эгоцентрической речи ребенка мы имеем счастливую возможность непосредственно наблюдать деятельность человеческого мышления. Как показал выдающийся советский психолог Л. С. Выготский, с возрастом эгоцентрическая речь ребенка не исчезает совсем, а превращается во внутреннюю речь взрослого человека.

И, наконец, можно описать еще одну разновидность самодостаточного монолога. Это песня, поэма, стих, сказание, повесть. В принципе, любая форма словесного творчества является монологом и служит для изложения мыслей, выражения переживаний автора. Автору, конечно, важна оценка окружающих. Но сам по себе творческий монолог не предполагает мгновенной реакции, обмена мнениями и т. п. Потребность творчества — это потребность прежде всего излить душу и уж потом — получить какую-то реакцию. Здесь проявляется еще одна функция монолога — презентационная. В монологе человек показывает себя, свой внутренний мир, свой образ мышления. И некоторые разновидности монологов (в творчестве, например) посвящены именно этому.

Любопытно, что схожие образцы «монологов» мы имеем и в живой природе. Разве любовная песня соловья — это не такой же творческий монолог? Песня соловья — вот настоящая презентация в чистом виде.

Этот пример из живой природы помогает яснее понять важную характеристику монолога. Монолог — это всегда не только изложение, донесение до аудитории своих мыслей, но и презентация. Презентация тех самых своих мыслей, своих переживаний, своей программы, в конечном счете — презентация оратором самого себя. Поэтому монолог — такой же важный инструмент социализации человека, включения человека в совместную общественную деятельность, что и диалог.

Понимание функциональных особенностей диалога и монолога помогает лучше применять эти виды речевой деятельности в человеческой практике, в том числе профессиональной. К примеру, в одних ситуациях менеджеру-руководителю уместно изложить свое видение задач, стоящих перед коллективом, описать общие подходы к их решению, критерии оценки результатов. Это задача лидера, его индивидуальная ответственность. И для этих целей, безусловно, нужен монолог. Обсуждение, дискуссия иногда вредят делу.

Крайне важно понимать, что монолог должен быть обеспечен, подкреплен специальными усилиями и условиями. К этим условиям относятся следующие.

1) Организация пространства монолога (в официальных ситуациях — трибуна, рассадка слушателей). Автор монолога должен быть обращен к слушающим.

2) Организация времени монолога (повестка, регламент, предоставленное или «взятое» слово). Слушатели должны понимать, что сейчас будет произнесен монолог, они должны дать оратору время, сделать паузу в прочих делах. Иначе может получиться диалог или не получиться ничего.

3) Наличие не только оратора, но и слушателей. Соответственно, слушатели должны быть в обозначенном пространстве и в обозначенном времени монолога. Самое главное — слушатели должны понимать, что сейчас — ситуация монолога и надо слушать оратора.

4) Замысел монолога. Автор монолога как минимум должен осмыслить свои намерения, которые привели его к монологу. Монолог служит для передачи сообщения, а также для презентации как сообщения, так и оратора. Соответственно, надо иметь, что передавать и что презентовать.

Монолог должен быть законченным, иначе он станет лишь прелюдией к диалогу, первой репликой диалога. Его самостоятельное значение растворится в последующих репликах. Поэтому монолог должен быть закончен формально — с помощью специальных фраз и заключения.

В производственном процессе не обойтись и без диалога. В ситуациях, когда необходимо обсудить предмет с профильными специалистами, когда надо всесторонне оценить какие-либо данные, презентационный монолог руководителя будет не просто нелепым, но и вредным. В таких ситуациях любой человек автоматически прибегает к диалогу, и это разумно. Диалог позволяет выслушивать мысли, в том числе умные, корректировать действия друг друга.

Профессиональная деятельность — процесс чаще всего коллективный, требующий постановки задач и получения реакции. Поэтому управлять этим процессом необходимо с использованием как монологической, так и диалогической речи.

2.4. Русский язык в системе мировой культуры

Современный русский язык по происхождению связан с древним общеславянским языком, который несколько тысячелетий назад выделился из индоевропейского языка-основы.

Самыми древними в нашем языке являются слова, сохранившиеся от эпохи индоевропейского языкового единства. Как предполагают ученые, оно объединяло в V — VI тысячелетии до нашей эры племена, жившие на просторах от Балкан до Енисея. От тех доисторических племен сохранились слова дуб, лосось, волк, гусь, медь, бронза, мать, сын, дочь, вода, шить, новый. Некоторые эти слова похоже звучат и во многих других европейских языках, например, мать, вода. А русские слова поведать, ведунья и название древнеиндийского трактата Веды — однокоренные.

Более поздний источник исконно русской лексики — общеславянские слова, унаследованные из праславянского языка. Например, это такие слова, как голова, борода, ладонь, вилы, нож, невод, сосед, гость, друг, пастух. Среди них есть уже и отвлеченные существительные: вера, ярость, слава и т. п. Общеславянская лексика насчитывает около двух тысяч слов в русском языке. Этот сравнительно небольшой запас слов составляет самое ядро русского языка. Многие и поныне самые употребляемые слова происходят из этого общего славянского источника.

На основе общеславянского языка образовались восточнославянский (древнерусский) язык, а также языки южнославянской группы (болгарский, сербский и др.) и западнославянской группы (польский, словацкий, чешский и др.)

На древнерусском языке говорили восточнославянские племена, образовавшие в IX веке древнерусскую народность в Киевском государстве. В XIV — XV веках в результате распада Киевского государства на основе единого языка древнерусской народности возникло три самостоятельных языка: русский, украинский и белорусский, которые с образованием наций оформились в национальные языки (рис. 5).

Пласт исконно русских слов, составляющих собственно русскую лексику, накапливался примерно с XVI — XVII веков нашей эры уже в эпоху самостоятельного развития русского, украинского, белорусского языков. Поэтому русские слова этого периода уже имеют другие обозначения в родственных языках:

грустный (русск.) — сумный (укр.) — сумны (белорусск.);

очень (русск.) — дуже (укр.) — вельми (белорусск.) и т. п.

Особую роль в формировании русского языка сыграл в XVIII веке великий ученый и просветитель М. В. Ломоносов. Он создал первую написанную на русском языке «Российскую грамматику». По сути, это было первое лингвистическое исследование, посвященное русскому языку. В этом труде Ломоносов описал систему русского языка, создал первый свод грамматических правил.

Ломоносов, как известно, участвовал в основании первого российского университета. А его ученик Н. Н. Поповский стал первым профессором университета, читавшим лекции на русском языке (остальные профессора, в основном иностранцы, читали лекции на латыни или немецком языке). Поначалу нововведение Поповского вызывало возражения профессоров-иностранцев, но в 1767 году Екатерина Великая разрешила читать лекции на русском языке. Сегодня это трудно представить, но для того чтобы использовать русский язык в официальном российском образовательном учреждении, понадобился специальный указ императрицы. Так русский язык впервые стал языком науки. Всего три столетия назад.

Стоит заметить, что в России и в те времена, после преобразований Петра, была довольно сильна страсть к заимствованиям. Все европейское зачастую почиталось выше своего. Примерно такое отношение было и к языку. Русский язык считался языком простолюдинов. Образованные слои, аристократия общались на русском языке преимущественно в быту. Для политических и светских целей чаще использовались иностранные языки — немецкий, французский. Это традиция прослеживалась вплоть до 1917 года.

Об этой недооценке русского языка М. В. Ломоносов писал в предисловии к своей грамматике: «Повелитель многих языков, язык российский, не токмо обширностью мест, где он господствует, но купно и собственным своим пространством и довольствием велик перед всеми в Европе. Невероятно сие покажется иностранным и некоторым природным россиянам, которые больше к чужим языкам, нежели к своему, трудов прилагали.»

И далее: «Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с Богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятелем, италиянским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка».

Это удивительно, но для того, чтобы придать национальному русскому языку все права на своей родине — в России, требовались специальные усилия. Так, лишь благодаря подвижничеству Ломоносова и его последователей в университете русский язык стал языком науки. Благодаря тому же Ломоносову, В. К. Тредиаковскому и другим выдающимся русским мыслителям и просветителям русский язык стал языком российского искусства. До этого он использовался лишь в народном творчестве. Образованные аристократические слои общества для создания произведений искусства использовали иностранные языки.

Именно Ломоносов и Тредиаковский разработали первые системы русского стихосложения, сами много и искусно сочиняли на русском языке. По их стопам пошли выдающиеся сочинители своего времени: М. М. Херасков, В. И. Майков, Д. И. Фонвизин, А. Н. Сумароков. В 1771 году они учредили Вольное Российское собрание, основной задачей которого стало составление первого словаря русского языка. Деятели этого собрания всемерно способствовали пропаганде русского языка. Их усилия привели к тому, что к концу XVII века предпочтительное использование русского языка в устной и письменной речи образованными людьми становится признаком патриотизма и уважительного отношения к своему народу и своей культуре.

Без этой подготовительной работы на нашем культурном небосклоне вряд ли зажглось бы «солнце русской поэзии», как назвал Пушкина В. Ф. Одоевский. Можно сказать, что современный русский язык, понятный современному россиянину, начался именно в XVII веке. И огромную роль в формировании языка сыграл выдающийся русский просветитель М. В. Ломоносов.

Между тем еще долгие годы судьба русского языка была непростой. С одной стороны, его распространение было ограничено преклонением русской знати перед немецким и потом французским языками. С другой стороны, сильнейшее влияние на русский язык, как и на всю российскую культуру, оказывала церковь, сохранявшая в своем обиходе язык церковнославянский (древнеславянский). И Запад, и православие всегда играли очень большую роль в жизни российского общества.

Таким образом, русская культура от Петра до Ленина существовала фактически в пространстве нескольких языков — современного русского, архаичного церковнославянского и еще одного-двух иностранных. Если прибавить к этому обилие местных диалектов русского языка, обусловленное огромной территорией его распространения, то формирование в таких условиях единого современного русского литературного языка кажется удивительнейшим историческим событием. Этот феномен, пожалуй, не имеет аналогов в мировой истории и заслуживает еще тщательного изучения.

И тем величественнее оказался потенциал русского языка, который не только не был размыт другими языками, претендующими на его территорию, но и сумел вобрать в себя все лучшее из них, развиться, дать великим русским писателям материал и фактуру для создания величайших произведений мировой литературы, стать языком межнационального общения народов и народностей на огромной евразийской территории.

Эта невероятная гибкость и живучесть русского языка позволяет надеяться, что и сегодня, снова оказавшись в ситуации мощных инокультурных влияний, русский язык сумеет взять все полезное и сохранит себя как стержень русской и российской культуры, основа межнационального общения множества соседствующих народов, как один из великих языков современной цивилизации.

Сегодня русский язык — это национальный язык русского народа, язык российской культуры, государственный язык Российской Федерации, язык межнационального общения в самой России и за ее пределами. Наряду с английским, французским, испанским, арабским и китайским языками русский является официальным международным языком — языком, официально используемым в ООН.

Всего же на планете сейчас насчитывается, по разным оценкам, от 4 до 7 тысяч языков. Такой разнобой в подсчетах объясняется трудностью оценки: что считать разными языками, а что — разными диалектами одного языка.

Границу между языком и диалектом обычно проводят, исходя из наличия или отсутствия взаимопонимания между говорящими. Если люди, использующие в своей речи относительно близкие разговорные формы, могут более или менее сносно понимать друг друга, то эти формы представляют собой диалекты внутри одного языка. Если же они понимают друг друга плохо или совсем не понимают, то это — разные языки.

Однако это различение не универсально. К примеру, шведы и норвежцы, чехи и словаки, русские и белорусы вполне сносно понимают друг друга, но говорят, тем не менее, на разных языках. И напротив, иногда такие языковые образования, как, например, пьемонтский, лигурийский, ломбардский, венецианский ученые считают не диалектами итальянского, а отдельными языками, наряду с собственно итальянским.

Вот отсюда такой разнобой в учете языков.

Есть языки, на которых говорят всего несколько сотен или десятков человек. Более того, несколько десятков языков умирают ежегодно — вымирают люди, знающие эти языки. Забвение грозит в первую очередь языкам малых народов.

По данным ЮНЕСКО, язык может существовать и передаваться из поколения в поколение, когда число его носителей составляет не менее 100 тыс. человек. Существует 357 языков, на каждом из которых говорит менее 50 человек. К примеру, народность киливас в штате Нижняя Калифорния (Мексика) насчитывает 80 человек. Всем им больше 80 лет и только 7 из них говорят на родном языке. Наречие удихе в Сибири используют около 100 человек. А на югском языке в азиатской части России и на языках ёба и бина в Папуа — Новой Гвинее несколько лет назад говорило по два человека преклонного возраста. Возможно, за время, прошедшее с момента учета этих данных, какие-то из названных языков уже исчезли, перешли в разряд мертвых.

Язык, как показывает пример латинского языка, может жить даже после смерти своего народа, сохраняясь в виде письменных свидетельств, словаря, свода грамматических законов. Но такая участь «жизни после смерти» постигла лишь некоторые, великие мертвые языки древности — латинский, древнегреческий.

Еврейскому языку ивриту повезло еще больше. Он был восстановлен, введен в обиход и стал языком нового государства — Израиля. На нем говорят теперь более 5 миллионов израильтян. Хотя какие-нибудь 50 лет назад многие евреи говорили на идише — еврейском наречии, выросшем на базе немецкого языка. Но стремление евреев создать свое национальное государство привело и к воссозданию иврита — языка, который поддерживается в Израиле и во всем мире специальными программами израильского правительства. Метаморфозы истории — теперь вымирающим оказался идиш, на котором говорят лишь несколько сотен или уже даже десятков тысяч евреев в Восточной Европе и на территории бывшего Советского Союза.

Известно, что больше половины людей земного шара говорят всего на шести основных языках — китайском, английском, хинди, испанском, русском и арабском.

Понятно, что больше всего людей на планете говорят на китайском. На китайском наречии гуаньхуа говорят 1052 млн. человек, на английском языке — 508 млн. человек, на хинди — 487 млн., на испанском — 417 млн., на русском — 277 млн., на арабском — 246 млн., на бенгальском — 211 млн., на португальском 191 млн., на малайско-индонезийский — 177 млн., на немецком -128 млн., на французском — 128 млн., на японском — 126 млн.

Впрочем, другие источники называют другое количество русскоговорящих, сокращая его, по сути, до количества россиян или тех людей, для кого русский является первым, родным или единственным языком — 150—170 млн человек.

Сложность с подсчетом людей, говорящих на том или ином языке, связано с явлением билингвизма — многие люди даже в быту говорят на двух и более языках.

Встречаются и полиглоты — люди, специально изучившие большое количество языков. Среди них есть настоящие рекордсмены. Например, живший в середине XIX века кардинал Меццофанти знал более ста языков. Ста тридцатью двумя языками владел профессор Геестерман из бывшей ГДР. Примерно на стольких же языках говорит итальянский профессор Тальявани. Не уступает им россиянин И. Дворецкий.

Языковое многообразие раскрывает могучий потенциал языка, а изучение разных языков расширяет границы человеческого сознания. В современном динамично меняющемся мире, где все больше распространяются единые стандарты ведения бизнеса, знание нескольких иностранных языков становится непременным фактором успеха.

2.5. Состав языка. Литературный язык. Лексикон и тезаурус. Словари

Простым носителям языка покажется парадоксальным тот факт, что сам по себе русский (и любой другой) язык как объективная реальность не существует. Это лишь абстракция, построенная учеными на основании изучения многих индивидуальных и групповых языков. «Язык есть дыхание, сама душа нации», — говорил знаменитый лингвист В. фон Гумбольдт. Это очень точное сравнение, которое к тому же помогает понять: равно тому, как душа существует в нашем представлении, но неуловима физиометрическими средствами, так и язык есть в нашем представлении, но физически нигде не обитает. При этом язык столь же важен для жизни народа, сколь и душа является нематериальной, но определяющей сутью человеческой природы.

Действительно, на том русском языке, который является объектом изучения научной дисциплины «лингвистика», не говорит никто. Но десятки миллионов людей пользуются своей разновидностью русского языка и при этом хорошо понимают друг друга.

Представление о национальном языке, в том числе русском, мы имеем благодаря огромной работе лингвистов, которые исследуют индивидуальные языки, зафиксированные в различных документах и памятниках письменности, изучают всевозможные записи устной речи. Данные о фонетике, лексике, морфологии, синтаксисе обобщаются, на основе этих данных выводятся объединяющие и систематизирующие принципы и уже из этого вырисовывается наше представление о системе национального языка.

Национальный язык еще и потому сложное явление, что народ, использующий его, сам по себе неоднороден. Расслоение общества обусловлено различными факторами, а именно: территорией проживания, трудовой деятельностью, родом занятий, уровнем образования, интересами. Каждое объединение людей, связанное коммуникативной общностью, имеет свой язык, который входит в национальный язык как одна из его форм.

Современный русский язык объединяет всю совокупность разновидностей языка русского народа:

— территориальные диалекты;

— городское просторечие;

— профессиональные жаргоны;

— социально-групповые жаргоны;

— литературный язык (рис.6).

Своеобразие территориальных диалектов проявляется обычно в особом произношении (на Волге «окают», в Подмосковье «акают», на Дону мягко произносят «г», на русском Севере глотают гласные окончания и т.п.), а также в особом лексическом составе — определенные предметы, прежде всего имеющие местный обиход, называются местными же названиями.

Городское просторечие — это разговорная речь большинства населения России. Городская речь имеет некоторые признаки диалектов тех территорий, где города расположены. Просторечие, или разговорная речь — это разновидность русского языка, удобная и достаточная для обиходного общения, то есть не слишком строго соответствующая литературным нормам.

Жаргон — это социальная разновидность речи, характеризующаяся, в отличие от общенародного языка, специфической лексикой и фразеологией. Основная функция жаргона состоит в выражении принадлежности к относительно автономной социальной группе посредством употребления специфических слов, форм и оборотов.

Возникновение и существование жаргонов связано со стремлением отдельных групп обособиться, противопоставить себя обществу или другим социальным группам. Все социальные жаргоны представляют собой искусственные образования, в формировании которых обязательно имеется элемент сознательного творчества. В отличие от общенационального языка жаргоны не обладают особым грамматическим строем и характеризуются лишь спецификой словаря. Лексика жаргона строится на базе литературного языка путем переосмысления, метафоризации, звукового усечения, а также активного усвоения иноязычных слов и морфем.

Профессиональные жаргоны используют люди одной профессии. Эти жаргоны характеризуются прежде всего высоким уровнем использования профессиональных терминов, а также профессиональных словечек, называющих предметы или явления, специфические для данного рода занятий.

Социально-групповые жаргоны чаще всего предназначены для взаимной идентификации представителей одной социальной группы, для выделения этой группы из общей социальной среды. К примеру, с расширением общественных свобод в России большое распространение получили явления субкультуры, в частности уголовной. Блатной жаргон стал известен многим людям, не имеющим никакого отношения к уголовному миру, но почему-то стремящимся маркировать себя как уголовников. А возник этот жаргон более ста лет назад из языка офеней (отсюда ботать по фене) — бродячих торговцев и по совместительству зачастую мелких жуликов, которые специально переговаривались непонятными словами, чтобы окружающие не разгадали их замыслов. Кстати, само слово жулик на языке офеней означало «ножик». «Секретность», социальная обособленность — один из главных признаков социально-групповых жаргонов.

Для наименования речи низов общества, деклассированных и уголовных элементов часто также используют термин «арго», а не «жаргон». Жаргон уголовников — это арго.

Из жаргонов социальных групп достаточно известен также молодежный и студенческий жаргоны. Их нередко называют словом «слэнг».

Все жаргонные слова представляют собой стилистически сниженную лексику и находятся за пределами литературного языка. Употребление жаргонизмов обычно снижает социальный статус говорящего. Деловым людям это надо учитывать при формировании своего делового имиджа, построении личных деловых коммуникаций.

Жаргонизмы могут употребляться в литературном языке, но лишь в стилистических целях — для характеристики персонажей или обстоятельств определенной социальной среды. Главный же признак жаргона — его принципиальное отличие, а иногда и противопоставление литературному языку.

Литературный язык — высшая форма национального языка и основа культуры речи. Он обслуживает различные сферы человеческой деятельности: политику, законодательство, культуру, словесное творчество, делопроизводство, межнациональное общение, бытовое общение.

Структуру национального языка, место в ней литературного языка, жаргонов и диалектов можно представить следующим образом.

Литературный язык обладает следующими признаками.

1) Устойчивость (стабильность). Являясь ядром национального языка, литературный язык должен обеспечивать не только повсеместную, но и историческую преемственность для своей национальной группы. Академик Л. В. Щерба писал: «Литературный язык, которым мы пользуемся, — это подлинно драгоценнейшее наследие, полученное нами от предшествующих поколений, драгоценнейшее, ибо оно дает нам возможность выражать своим мысли и чувства и понимать их не только у наших современников, но и у великих людей минувших времен».

2) Обязательность для всех носителей языка. Жаргоны и диалекты разъединяют представителей нации, литературный язык — объединяет их. Он всеобщий и обязательный для всех людей, говорящих на этом языке. И хотя не все люди могут грамотно пользоваться литературным языком, но все понимают его. А главное, независимо от понимания и степени владения литературным языком разными людми, он является главной скрепой национальной культуры и одним из основополагающих факторов единства нации.

3) Обработанность. Диалекты и жаргоны спонтанны, они предназначены для мгновенного ситуативного общения и не нуждаются в обработке, подготовленности, редактировании. Литературный язык принципиально пригоден для того, чтобы подбирать и оттачивать выражения, которые наилучшим образом передавали бы мысли и чувства говорящего, следовали бы его коммуникативным целям. Это принципиальная готовность литературного языка к совершенствованию открывает огромный потенциал для его творческого использования.

4) Наличие устной и письменной формы. Жаргоны и диалекты используются чаще всего в устном обиходе. Они могут быть записаны, но это будет не письменная форма речи, а всего лишь запись устного жаргона или устного диалекта (такая запись не характеризуется самостоятельным лексическим составом и синтаксическим строем). Что же касается литературного языка, то он имеет две самостоятельные формы — устную и письменную, причем письменная форма не является записью устной, а представляет собой именно отдельную форму речи со своим строем и своими правилами.

Устная форма литературного языка проявляется в речи образованных людей, политиков и журналистов (в идеале), адвокатов, дипломатов, общественных деятелей, филологов, дикторов, артистов, педагогов. Устный литературный язык достигает наивысшего совершенства в ораторском искусстве.

Письменная форма литературного языка — это научная, художественная литература, публицистика, тексты законов, в идеале также журналистика, деловая документация и переписка.

5) Наличие функциональных стилей. В следующих главах будет показано, что литературный язык располагает несколькими функциональными стилями, которые выделяются на основе той функции (роли), которую выполняет язык в каждой конкретной сфере употребления. Лингвисты выделяют особенности научного, официально-делового, газетно-публицистического, литературно-беллетрестического и разговорно-бытового стилей.

6) Нормированность. В отличие от жаргонов и диалектов литературный язык существует на базе не просто устоявшихся конвенций и норм, но и писанных в буквальном смысле слова законов — правил орфографии, пунктуации, орфоэпии (правильность произношения) и ее раздела –акцентологии (правильность ударения). Кроме того, литературный язык базируется на нормах стилистики — грамотного и уместного подбора слов и выражений, построения речи.

Нормированность литературного языка также означает, что состав его лексики тщательно отобран из сокровищницы национального языка. Значение и употребление слов, произношение, правописание, а также образование грамматических форм подчиняются общепринятым образцам.

Следование нормам литературного языка есть первое и непреложное условие его использования. Высказывание или текст, созданные со слишком большими отклонениями от литературных норм, литературным языком признаны быть не могут.

Именно по этой причине литературный язык является языком образованной, то есть лучшей части народа. Попадание в эту элиту подразумевает соответствие некоему культурному цензу. Человек, не знающий или не соблюдающий норм литературного языка, образованным считаться не может. А значит, он сразу терпит поражение в социальной конкуренции. Вот почему изучение языка так важно для успеха в общественной жизни, в том числе в бизнесе.

В рамках национального языка литературный язык, диалекты и жаргоны различаются, в основном и прежде всего, лексикой.

Термин «лексика» (гр. lexikos — словесный, словарный) служит для обозначения словарного состава языка. Этот термин используется также и в более узких значениях: для определения совокупности слов, употребляемых в той или иной функциональной разновидности языка («книжная лексика»), в отдельном произведении (лексика «Слова о полку Игореве»). Можно говорить о лексике писателя (лексика Пушкина) и даже одного человека (у докладчика богатая лексика). Для того чтобы подчеркнуть именно количественную характеристику лексики (количество слов), используемой кем-либо, филологи используют также термин «лексикон».

Чрезвычайно любопытным является вопрос о лексическом запасе русского языка. Лингвисты не дают точный ответ на этот вопрос. Дело в том, что в любом языке немало периферийных, междометийных, звукоподражательных и эмоционально-восклицательных образований, которые не всегда можно однозначно характеризовать, как слова.

Многие лингвисты сходятся во мнении, что в русском языке содержится около полумиллиона слов.

В своей книге «Общее языкознание: Структурная и социальная типология языков» (М., 2001) Н. Б. Мечковская приводит следующие количественные характеристики:

500 тысяч слов — лексический запас языка с тысячелетней письменной традицией;

130 тысяч слов — общеупотребительный сводный лексикон современного языка;

20 тысяч слов — в тексте сочинений Шекспира;

21 тысяча слов — в Словаре языка Пушкина;

19 тысяч слов — в «Войне и мире» Л. Толстого;

около 5 тыс. слов — употребляют школьники 12 лет, зная (понимая) около 30 тыс. слов;

850 слов — базовый английский;

25668 слов — знают японские школьники в 12 лет, 31240 — в 13 лет;

10—12 тысяч слов — активный словарь выпускника английской средней школы;

20—25 тысяч слов — словарь выпускника колледжа;

56 тыс. слов — употребляет университетский преподаватель.

К этим данным можно добавить, что третье издание знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка» В. И. Даля, вышедшее в конце XIX века под редакцией профессора И. А. Бодуэна де Куртенэ, содержит около 220 тысяч слов. Из них 200 тысяч было собрано самим Далем, а 20 тысяч новых слов, в том числе «вульгарно-бранных», ввел позже Бодуэн де Куртенэ.

Толковый словарь русского языка С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой (переиздается с 1949 года), который многие считают хранилищем современного русского лексикона, содержит ныне 80 тысяч слов. Очевидно, это действительно активный запас современной русской лексики. Вероятно, лексикон отдельно взятого современного образованного россиянина составляет 30—50 тысяч слов.

Любопытно, что это гораздо больше, чем лексикон Пушкина, с которого, как иногда говорят, начинается современный русский язык. Дело в том, что за 200 лет после Пушкина литературный русский язык обогатился новыми словами, заимствованиями, в него постепенно входили многие диалектизмы. Да и каждое новое изобретение науки или новое явление общественной жизни нуждалось в новом наименовании — этот процесс не останавливается ни на минуту. Исследователи, например, подсчитали, что генерал Лебедь, речь которого знаменита рубленностью, в своих выступлениях использовал 22 тысячи слов. То есть на одну тысячу слов больше, чем Пушкин в своих стихах и поэмах. С другой стороны, Пушкину хватило его 21 тысячи слов, чтобы раскрасить свой мир и современную ему Россию невероятным количеством сочнейших красок.

Если лексикон характеризует количественный запас слов языка, используемых кем-либо или где-либо, в какой-либо сфере, то тезаурус — это своего рода словарь понятий отдельного человека (чаще всего имеют в виду специалиста-профессионала) или словарь понятий какой-либо отрасли знаний, учитывающий также не просто количественный набор понятий, но и их систему. То есть тезаурус — это не просто перечет слов (как лексикон), а систематизированный запас слов-понятий, необходимых для общения на заданную тему.

Все лексическое богатство языка зафиксировано в словарях. Созданием словарей занимается специальный раздел языкознания — лексикография.

Словарями можно пользоваться по-разному. Чаще всего мы обращаемся к словарям за справкой по интересующему нас вопросу. Все великое разнообразие словарей русского языка способно удовлетворить практически любой информационный запрос пользователя о языке (словари филологические), об окружающей нас реальности и о мире духовном, мире нашей культуры (энциклопедические словари). Справочная функция — главное и неотъемлемое свойство любого словаря.

Первым словарем русского языка можно считать шеститомный «Словарь академии Российской», изданный в 1789—1794 годах и содержавший 43 257 слов, взятых из светских и духовных книг, а также из древнерусской письменности. Третье издание этого академического словаря называлось «Словарь церковнославянского и русского языка» и содержало уже 114 749 слов.

Следующей важной вехой в русской лексикографии стал уже упоминавшийся словарь Даля (1863—1866 — первое издание). Наиболее авторитетные современные словари русского языка — «Толковый словарь русского языка» Д. Н. Ушакова (1934—1940 годы, 85 289 слов), созданный на его базе в 1949 году «Словарь русского языка» С. И. Ожегова (52 тысячи слов). Начиная с 9 переиздания, этот словарь выходит под редакцией Н. Ю. Шведовой, включая уже свыше 80 тысяч слов.

Однако словари, описывающие словарный запас языка и толкующие слова — не единственный вид словарей. Как уже было отмечено, лексикографы выделяют два типа словарей: энциклопедические и лингвистические.

Энциклопедические словари являются сводом знаний в определенной научной или общественной сфере. Они организованы по следующему принципу: значимые для данной отрасли понятия или выражения перечислены в алфавитном порядке, при этом каждое понятие или выражение является, по сути, заголовком специальной энциклопедической статьи, толкующей это понятие и различные обстоятельства его употребления.

Энциклопедия, или, как говорили в средние века, «циклопедия», — это, в переводе с греческого, «круг знаний». Ее важное отличие от обычного учебника не только в словарной организации статей, но и в наличии перекрестных ссылок: отдельные термины, используемый для объяснения понятий, сами имеют словарную статью в этой же энциклопедии — именно этим принципом и образуется «круг знаний», подчеркивающий взаимосвязь понятий в этой отрасли.

Самой известной в истории была «Энциклопедия» французских просветителей Дидро и д`Аламбера. Ее другое название — «Толковый словарь искусств, наук и ремесел». Во второй половине XVIII века (с 1751 по 1772 годы) эти выдающиеся просветители сумели собрать вокруг своего замысла не менее выдающихся мыслителей, причем зачастую имевших противоположные мировоззренческие убеждения, но являвшихся признанными специалистами в своих отраслях. Всего было привлечено 160 человек, среди которых были Монтескье, Вольтер, Гольбах, Гельвеций, Неккер. Сам Дидро написал для «Энциклопедии» более 400 словарных статей. Создатели «Энциклопедии» привлекли также множество практиков, включая моряков дальнего плавания. За 15 лет было издано 35 фолиантов — 17 основных томов и 12 томов чертежей и таблиц, а также дополнения. Всего «Энциклопедия» содержала 60 тысяч словарных статей. Она сыграла огромную роль в становлении современной европейской культуры. Ну а тот факт, что «Энциклопедия» стала предтечей Великой французской революцией, признан очевидным — настолько сильный прорыв в умонастроениях она спровоцировала.

Энциклопедические словари не обязательно носят универсальный характер. Встречаются и отраслевые, например, медицинская энциклопедия.

Словари второго типа — лингвистические — имеют большое количество подвидов. Среди них уже упомянутые толковые словари, которые содержат развернутые словарные статьи, роднящие этот тип лингвистических словарей с энциклопедическими. Близко к толковым стоят терминологические словари, разъясняющие значение и происхождение понятий и терминов той или иной отрасли знаний.

Существуют словари отдельных лексических классов слов и выражений — фразеологический, синонимический, антонимический и т. п. Этимологические словари объясняют происхождение слов.

Существуют нормативные словари — грамматический, орфографический, эрфоэпический. Эти словари являются кодексом норм правильного употребления — написания или произношения слов. Важно отметить, что эти нормы с точки зрения литературного языка гораздо более строги, нежели нормы толковых словарей. Если определения толковых словарей теоретически можно обсуждать, то предписания словарей нормативных обязательны к исполнению грамотными людьми.

Наконец, известны не только одноязычные словари (все описанные выше), но и двуязычные, то есть переводные словари, которые объясняют значения слов и описывают их правильное произношение/написание при переводе с одного языка на другой. Например, русско-английский словарь.

Словари играют очень важную роль в жизни образованного человека. Во-первых, они поддерживают общую языковую компетенцию, помогают повышать грамотность письма и устной речи. Не менее важную роль играют словари в профессиональной деятельности. Толковые, энциклопедические и терминологические словари отражают тезаурус отдельных сфер знаний, поэтому умелое использование этих словарей обязательно для менеджера, работающего с профильными специалистами.

Глоссарий

Функции языка — (от латинского functio — исполнение, осуществление), назначение, роль языка в достижении определенных целей. Основные функции языка: коммуникативная, когнитивная (познавательная), номинативная, аккумулятивная.

Устная речь — звучащая речь человека (из уст), воспринимается и существует только в момент произнесения (за исключением случаев, когда записывается как фонограмма).

Письменная речь — записанная графическими знаками речь человека.

Монолог — (от моно — один и греческого logos — речь) — развернутое высказывание суждения одним лицом.

Диалог — (от диа — два и греческого logos — речь) — обмен высказываниями, суждениями двух или более лиц.

Русский язык — национальный язык русского народа, официальный язык Российской Федерации, язык международный общения русскоговорящих людей, один из шести официальных языков ООН. Относится к восточной группе славянских языков, входящих в индоевропейскую семью языков. Сформировался около XVI — XVII веков. Включает в себя русские говоры, наречия и диалекты, жаргоны и высшую форму языка — литературный язык. На русском языке общаются более 250 млн. человек.

Диалект — (от греческого dialektos — говор, наречие), местный говор, разновидность языка, употребляемая на данной территории. Характеризуется особым произношением, словарным составом.

Социолект — (английское sociolect от латинского societas — общество и (диа) лект) — совокупность особенностей речи социальной группы, социальный диалект с характерным словоупотреблением, способами выражения и стилистики, реже — профессиональный диалект.

Жаргон — (французское jargon) — разновидность речи, отличающаяся от общенародного языка специфической лексикой и фразеологией, особым использованием словообразовательных средств. Жаргон ограничен сферой использования — применяется преимущественно в устном общении какой-либо устойчивой социальной группой.

Арго — (французское argot) — особый язык определенной профессиональной или социальной группы, создаваемый с целью сокрытия смысла произносимого, а также как средство обособления от остальной части общества. Термин «арго» чаще обозначает язык деклассированных элементов, преступного мира (воровское арго).

Профессиональный жаргон — разновидность разговорной речи, применяемая людьми одной профессии.

Литературный язык — высшая, наддиалектная форма национального языка, существующая в устной и письменной разновидностях и обслуживающая все сферы общественной и культурной жизни народа. Характеризуется системностью, стабильностью, нормативностью.

Тезаурус — (от греческого thesauros — запас, сокровище) — понятийный запас какой-либо отрасли знаний, понятийный словарь этой отрасли, показывающий не только значения слов, но и тематические или иерархические связи между ними.

Словари энциклопедические — словари, в которых приводится свод знаний в определенной сфере, организованы по принципу «слово — заголовок статьи», при этом в словарных статьях помечаются слова, которые являются заголовками других словарных статей, что позволяет отслеживать связь толкуемых понятий.

Словари лингвистические — словари, объясняющие значение (толковые, терминологические), звучание (орфоэпические, акцентологические), написание (орфографические, грамматические) или перевод слов (двуязычные), а также указывающие на принадлежность слов к определенным лексическим группам (словари синонимов, антонимов, пословиц и поговорок и т.п.).

Контрольные вопросы

1. Каковы основные функции языка, опишите их.

2. Что такое устная речи, письменная речь, чем они отличаются?

3. Что такое диалог и монолог, чем они отличаются?

4. Как и когда возник русский язык? Опишите современное положение русского языка в системе мировых языков.

5. Что такое диалект, жаргон? Опишите состав национального языка.

6. Что такое литературный язык, опишите его ключевые характеристики.

7. Какие типы словарей вы знаете? Приведите примеры.

Глава 3. Уровни языка и структура речи

3.1. Предмет языкознания

Традиционная лингвистика состоит из разделов, каждый из которых изучает тот или иной уровень языка. Разделы лингвистики описывают язык с разных сторон, т. е. имеют свой объект изучения.

Фонетика описывает звуковой состав языка и звуковые механизмы речепорождения.

Графика знакомит с составом русского алфавита, соотношением между звуками и буквами. В курсе среднего школьного образования графика изучается обычно вместе с фонетикой.

Лексика и фразеология изучают словарный состав языка, а также фразеологический состав языка (то есть набор устойчивых словосочетаний).

Орфоэпия определяет нормы современного русского литературного произношения. Акцентология описывает нормы правильной постановки ударения.

Орфография определяет правила написания слов.

Словообразование исследует морфологический состав слов (этот подраздел называют морфемикой) и основные типы их образования.

Морфология изучает основные лексико-грамматические разряды слов (части речи).

Синтаксис — это учение о формировании словосочетаний и предложений и связях между словами.

Пунктуация — это совокупность правил расстановки знаков препинания.

И, наконец, стилистика — это наука о стилях и адекватности употребления речи.

3.2. Фонетика

Фонетика (от греческого phone — звук) — раздел языкознания, изучающий звуковую сторону языка, то есть способы образования (артикуляцию) и акустические свойства звуков, их изменения в речевом потоке.

Звук — это минимальная, нечленимая единица звучащей речи. Буква — графический знак для обозначения звука на письме. Звуки произносятся и слышатся, буквы пишутся и воспринимаются зрением. Звуки есть в любом языке, независимо от того, имеет он письменность или нет. Звучащая речь первична по отношению к речи, записанной буквами.

В отличие от других языковых единиц (морфемы, слова, словосочетания, предложения), звук сам по себе не имеет значения. Функция звуков сводится к формированию и различению морфем — значимых частей слов, и самих слов.

В русском алфавите, как известно, 33 буквы.10 предназначены для обозначения гласных звуков и называются гласными. 21 буква предназначена для обозначения согласных звуков, они называются согласными. Твердый и мягкий знак не относят ни к гласным, ни к согласным и называют графическими знаками.

Все образованные люди знают, что между звуками и передающими их буквами есть различие. Мы часто сталкиваемся с ситуацией, что слово пишется не так, как слышится. Для точной записи звучащего слова используется фонетическая транскрипция — буквенные знаки, взятые в квадратные скобки. Например: [висна]. В отличие от орфографического письма знак транскрипции всегда соответствует одному звуку. В фонетических транскрипциях русского языка применяются знаки русского алфавита, кроме букв я, ю, е, ё, й, щ; в фонетической записи есть также некоторые дополнительные знаки.

3.3. Орфоэпия

Представление о фонетической записи могут понадобиться для того, чтобы изучать орфоэпию — науку о правильном произношении. Орфоэпия (от греческих слов: orthos — прямой, правильный и epos — речь) — это совокупность правил, устанавливающих единообразное и правильное произношение.

Если человек правильно произносит звуки русского литературного языка, то это чаще всего незаметно. Зато человека, неграмотно произносящего русские слова, видно сразу. Чаще всего эта неграмотность связана с каким-либо диалектным произношением, то есть произношением, присущим какой-либо местности. Как уже сказано в предыдущей главе, территориальные диалекты входят в русский национальный язык, но остаются за рамками русского литературного языка, языка образованной части народа. Соответственно, человек, особенно бизнесмен, грешащий диалектным произношением, обозначает себя как не очень хорошо образованный член общества. Кроме того, неправильное произношение (как и орфографические ошибки) отвлекает внимание на внешнюю сторону речи и поэтому является помехой при языковом общении. В общем, неправильное произношение дискредитирует человека гораздо сильнее, чем отсутствие диплома об образовании.

Основными источниками, провоцирующими отклонения от норм литературного произношения, являются:

1) ориентация на письменную речь;

2) городское просторечие;

3) влияние местных диалектов или близкородственных языков.

Отклонения от литературного произношения под влиянием письма объясняются тем, что буквенная передача слов не всегда соответствует звуковой. Под влиянием написания появилось, например, произношение слова чу [ф] ство вместо прежде правильного чу [с] тво, помо [щ] ник вместо помо [ш] ник.