Бесплатный фрагмент - Электричка

В диалоге с Федоном и Кебетом Сократ приводит свои доводы того, что душа не порождаема и бессмертна. «Я полагаю, — говорил мыслитель, — что ни Бог, ни сама идея жизни, ни всё иное бессмертное никогда не гибнет, — это, видимо, признано у всех. Итак, поскольку бессмертное неуничтожимо, душа, если она бессмертна, должна быть в то же время и неуничтожимой. И когда к человеку подступает смерть, то смертная его часть, по-видимому, умирает, а бессмертная отходит целой и невредимой, сторонясь смерти. Значит, не остаётся ни малейших сомнений в том, что душа бессмертна и неуничтожима».

Глава I

Полдень. Солнечный майский день. Погода задавала тон настроению. Листва уже распустилась. Улицы небольшого подмосковного городка утонули в зелени. На железнодорожной станции не так много народа; основной поток граждан уехали первыми электричками, сейчас стоят те, кто в своих делах не привязаны ко времени и выбирают более комфортное расписание для перемещения в рабочий день.

Экспресс ожидал пассажиров на втором пути. Отсюда начинается его маршрут и заканчивается в столице — пятнадцать минут, и ты в центре. Электричка пустая. Парень возрастом чуть за тридцать зашёл в вагон. На нём были тёмно-синие брюки, светлая клетчатая рубашка, тонкий тряпичный пиджак в тон брюкам, а на ногах лёгкие мокасины. Похож на южанина: чёрная густая борода, голова лысая, очки квадратной формы — классическая оправа инженеров советских времён. Рост чуть выше ста семидесяти сантиметров, подтянутый торс и широкие плечи говорили, что спорт в его жизни занимает не последнее место.

Он медленно, уверенным шагом прошёл в вагон и занял свободное кресло. Этот немолодой уже парень — я. Меня зовут Смирнов Константин, работаю последнее время кризис-менеджером, а по вечерам преподаю восточные единоборства в местном фитнес-клубе. Живу за городом, холост. Полчаса назад я начал свой путь от дома, доехал до железнодорожной станции, оставил машину на парковке, зашёл в вагон экспресса и комфортно расположился в ожидании отправления. Это обычный мой маршрут в столицу.

За последние пять лет общественный транспорт стал гораздо эффективней. Электрички комфортнее, Wi-Fi, кондиционер, удобные кресла, туалет. Автобусы ходят по выделенным полосам. Едут гораздо быстрее машин, передвигающихся в пробках. Столица — город пробок, но ситуация меняется с каждым годом в лучшую сторону. Моё маленькое путешествие на машине, на электричке, дальше метро или такси, доставляет мне огромное удовольствие. Подключаюсь к Wi-Fi, хотя знаю, что всю короткую поездку буду смотреть в окно и размышлять о своей жизни. В последнее время это стало актуальным занятием. Не сказать, что плохо, но жизнь стоит на месте. Смотрю на часы, трогаемся ровно по расписанию. Пятнадцать минут, и я в центре. Красота!

Жизнь встала. В личном плане даже нет намёка на какое-то движение. Работаю удалённо — с одной стороны, хорошо, но дома иногда так трудно это делать, а как раньше, свалить куда-нибудь на моря, уже не вариант. Не те курсы, не те цены. Так что большую часть времени приходится сидеть дома. Пытался в штат устроиться, но компании стараются не снимать для сотрудников офисы. Вот такой новый тренд после пандемии, разгулявшейся пару лет назад.

Как же я тогда Марину неудачно поприветствовал по попе! Корпоратив — дело такое, на нём ничего хорошего не происходит, кроме ненужных глупостей. Чуток хряпнешь, и уже душа компании. А на неё у меня были серьёзные планы, и этот мой дружеский жест обернулся недружеским хуком в челюсть. Не думал, что девушки предпочитают боксировать по вечерам вместо просмотров мыльных опер, либо «Дома-2». Хотя, по-моему, его закрыли, или нет?..

Мне и в школе не везло с противоположным полом. Да и со школой как-то не складывалось. Всё вспоминаю один момент. Сижу в классе седьмом на уроке литературы, гляжу в окно, ну, прямо как сейчас в электричке, и приходит такое осознание всего происходящего, что невольно задаю себе вопрос: «Что я тут делаю?». Сколько раз потом похожие состояния появлялись… немного, но все — в знаковые моменты моей жизни. Я их называю контрольными точками. Меня же потом в милицию вечером забрали за ночную прогулку с друзьями. Думал, влетит здорово от родителей, а отец и слова не сказал. Я после этого как-то — не знаю, ещё лучше к нему относиться стал. В те времена всем взрослым не хватало времени на детей — поколение инженеров, и все пашут с утра до вечера. Вот нас и учили садик, школа, лагерь, улица.

А хук у Маринки зачётный, только благодаря моему боксёрскому прошлому ситуация не закончилась уходом под стол: смягчил удар, вовремя поняв, что был не прав. Ладно, главное — не концентрироваться на плохом, нужно искать позитив, которого в последнее время совсем не хватает.

— Э, меня слышно? Меня слышно, говорю? Приём, приём, — чей-то голос раздался в моей голове.

— Что за хрень!!! Кто это?

Наушники, едрид-мадрид? Чуть не уделался. А причём наушники? В уши вставил машинально, музыку не включал.

— Слышно меня, спрашиваю?!

— Какой нафиг слышно, что за шутки? — пот прошиб меня, я вскочил, двинулся в тамбур. Состояние, близкое к панике.

— Успокойся, куда ты летишь? Дыши медленно, глубоко. Всё путем, бро.

— Чё за бро, японамать, ты кто такой? И почему ты в моей голове?

— Да всё путём, говорю, у тебя пульс зашкаливает, сейчас сердце выскочит, успокойся.

От голоса внутри спокойней не становилось, адреналин зашкаливал, и по ощущениям сердце точно выскочит. Попытался успокоиться.

— Вот, уже лучше. Не суетись, вернись на место, присядь, надо кое-что поправить. Я ненадолго.

— Что поправить?!

— Да всё… А то чую, не доедешь ты, да и незачем будет.

— О чём ты?!

— Да, как всегда, обо всём и сразу. Долго не буду объяснять, времени не так много. Вдохни-выдохни, мы с тобой прогуляемся.

— Куда, я же в электричке?

— Так точно, а сейчас?

Тут щёлк, всё потухло.

Через пелену в глазах стали прорисовываться силуэты, звук в ушах нарастал. Знакомое вроде место. Окно слева, парта, Наташка — соседка по парте?! Надежда Николаевна читает стихотворение А. С. Пушкина:

На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою,

Тобой, одной тобой… Унынья моего

Ничто не мучит, не тревожит,

И сердце вновь горит и любит — оттого,

Что не любить оно не может.

Я в школе, тот самый класс, то самое место и моя мысль. Именно здесь я подумал: «А что я тут делаю?»

— Я тебе отвечу на этот раз. Сейчас быстро встаешь и выбегаешь из класса, пошёл!

— Не понял?

— Я говорю, бегом из класса!!!

Я подорвался, перескочил через соседку по парте. Ребята и Надежда Николаевна, учительница по литературе — все в шоке, сопровождали меня взглядом. Я был, конечно, не примером для подражания, но такого от меня никто не ожидал. Пулей мчался на выход из класса. Всеми сорока килограммами влетел в дверь. Она не открылась до конца, а где-то на середине сильно кого-то приложила. Удар был глухой, после чего дверь отскочила обратно и, зацепив меня за ногу, повалила на пол. Я вскочил, развернулся — на полу лежал старшеклассник. Лежал, не двигался, кровь шла из его затылка. Удар пришёлся, видать, прямо по темечку.

— Что я сделал?! — тут щелчок, всё потемнело, уши заложило, как от перепада давления. Муть в глазах начинает спадать. Окно справа. Дама, что сидела через пару рядов кресел, уставилась в телефон.

— Вот молодец, спасибо за помощь, дальше я сам.

— Что?! Как?! Это что было?! Ты здесь?!

— Я вас слышу, молодой человек, не кричите.

Я не стал реагировать на женщину, просто вышел в тамбур. По времени прошло, может, пара минут с отправления. Я в шоке — и ни черта не понимаю, что это было! Сердце бешено колотилось. Мне было нужно выпить. Голова гудела, звон в ушах, зрение ещё полностью не восстановилось. Мысли, конечно, лезли в голову всякие — что, как и почему.

Ответов на них не было. С каждым новым предположением появлялось ещё больше вопросов, и я решил просто: стоп, хватит! Дышу медленно.

Как-то раз в детстве меня брат с друзьями закрыл в коробке. Не знаю, это ли событие, либо, как говорят, «прошлые жизни» повлияли, но у меня появилась клаустрофобия. Не сказать, что прямо серьёзная, но, если не высплюсь или настроение не очень, то в метро мне путь закрыт, даже не пытаюсь. Как только подхожу, бросает в пот, жуткая паника, всё вокруг сжимается, и начинаю задыхаться. А когда и настроение, и состояние в норме, то даже и не вспоминаю про свой недуг. Странно это, конечно, всё. Человек — настолько сложный организм, что долго нам ещё в себе разбираться. Но по моим параметрам сейчас можно смело сразу же садиться на обратную электричку. Сперва отдышаться на улице, а потом к дому.

— Извини, бро, дела наши с тобой еще не закончены.

— Да чего тебе! И кто ты такой вообще, я не понимаю?!

Тут я уже начал переходить на крик. Слава богу, что комфортабельные электрички с хорошими дверями в тамбуре и общий шум позволяли мне это делать, не привлекая особого внимания двух пассажиров на два вагона, спереди и сзади меня.

— Слушай, я всё объясню, но время, чувак, время…

Тут щелчок, и опять всё потухло.

Кто-то лезет мне в рот. Да что такое, где я? Раздевалка, мой тренер по боксу пытается вставить мне капу, руки уже в бинтах. Что-то знакомый сюжет. Да, едрид-мадрид, областные соревнования по боксу, первый курс института. Да, помню этот позор. Месяц скидывал вес, готовился, и тут близкий друг устраивает праздник накануне боя. Я иду, отказать-то никак. Оливье, какое-то шампанское… Всю ночь провел в милиции, вызволял друга после его мордобоя. К утру на взвешивание, а я никакой: не спал, в желудке праздничный стол с шампанским. Такой подготовленный спортсмен защищает честь своего города. Весовая категория до 60 кг, второй или третий бой по времени. Состояние не лучше, чем сейчас после того, что уже произошло. Но тот момент, что, возможно, у меня есть шанс навалять этому сопляку, что не удалось в тот раз, меня немного взбодрил.

Музыка на выход We Will Rock You. Знакомый диджей, увидев меня, понял, что поставить. Помню, долго потом смеялись. После шикарного выхода — вторая половина первого раунда, соперник цепляет мне печень, и организм срабатывает на жуткий спазм приседанием. Я сразу же встал, но судья остановил бой, засчитав мне тогда поражение.

В зале много школьных друзей, да почти весь город собрался. С друзьями в те годы проблем не было. Постоянные турпоходы, КВН, всё нас сближало. И сейчас у меня, возможно, появился шанс поправить прошлое.

— Ты здесь не за этим.

— Да чтоб тебя, объясни, в чём дело, и что происходит?

— Сделай дело, потом всё разъясню. Бой твой поправлять нет смысла, карьера боксёрская не совсем то, что тебе нужно, ты и сам понимаешь. Иногда после стольких побед нужно и проиграть, пускай даже и таким способом. Считай, что судьба тебя остановила, но по-другому не бывает. Всегда, чтобы что-то построить, приходится вначале разрушить. После гонга сразу выходи из ринга и иди к доктору, попроси у него таблетку аспирина и возьми воду, что у него на столе, потом увидишь. Я тебе подскажу: первый ряд слева, мужчина в возрасте. Думаю, ты можешь его знать.

— Ну, пока не выйду, не узнаю. Так, конечно, город маленький, все друг друга знают.

— Подойдёшь, дашь ему таблетку, пусть выпьет. Если не дашь, через полчаса у него случится сердечный приступ.

— Слушай, ну хоть сейчас никого убивать не надо?

— Иди, твоя музыка на выход.

Я понимал, что народ будет в шоке от моих неадекватных, на первый взгляд, действий, но лучше так, чем опять проиграть этот бой.

Да, музыка до сих пор заводит, это мощное вступление «та-та-бэм, та-та-бэм». Полный зал народу, соревнования организовали в ДК «Пионер». Ринг поставили на сцену, а зал с сиденьями на пару тысяч с учётом стоящих точно рассчитан. На тот бой даже отец пришёл. Все мои победы ему были видны только в грамотах и медалях, тут же первый раз пришёл посмотреть, и такой позор. Правда, не скажу, что я долго расстраивался, может, окружение помогло. Люди быстро как-то перестали это обсуждать. Может, из-за того, что большинство из них присутствовали на том же дне рождения, и для них было важно, что я им помог выйти из милиции в 4 утра, а не то, что какой-то хмырь попал мне в печень. На то они и настоящие друзья.

А вот отец расстроился, сам он самбист был. В начале своей карьеры инженера приходилось подрабатывать в местном клубе, преподавая самбо. Много грамот и своих достижений в спорте. Так что ко всему моему боксу дома добавлялась ещё и борьба, выиграл даже пару городских соревнований, но это всё в младших классах. Боксом я занялся к концу школы, тогда это стало более модным, что ли.

Когда вышел за пределы ринга после гонга, все весело закричали, начали подбадривать меня, но я уже шёл к доктору и делал то, что было нужно. После этого бой отменили, засчитав мне поражение. Я сослался на своё здоровье. Друзья только порадовались этому и предложили всё это немного обмыть чем-нибудь не совсем полезным для здоровья, зато полезным от хандры.

Вообще, наверное, единственные люди на свете, которые делают вам самые вредные предложения, и у которых появляются самые глупые идеи, за что вам влетает то от родителей, то от учителей, то от самой жизни — это не незнакомые люди, а именно ваши настоящие друзья. Оправдание от них звучит всегда так: «ну, я же хотел как лучше».

Сидя в кафе за бокалом молочного коктейля (ребята пили пиво, а я после боя всегда утолял жажду молочным коктейлем — это была моя фишка), я погрузился в это время. Я как будто опять вернулся туда; так я и вернулся, и время шло своим чередом. Рядом с друзьями я насыщался жизненной энергией. Их улыбки, подколы, глупые предложения типа: пойти найти этого боксёра, и с ним разобраться — ну всё, как почти 20 лет назад. Что же нас так потом всех придавливает, что мы теряем свою лёгкость, свои крылья беззаботности? Теряем ощущение целостности со всем миром… Сейчас эта стая молодых и дерзких сорванцов своими мыслями и настроем могли перевернуть весь мир: хотя бы добиться моей победы или моего положительного взгляда на всю эту ситуацию.

— Выйди на улицу.

Я встал, что-то поддакнул и направился к выходу. Сейчас меня уже никто не замечал, ребята были погружены в дискуссию.

— Насчёт того пацана — не бери в голову: он жив, никого ты не убивал, а в милицию так же попал, как и в прошлый раз. Ну, подумаешь, причина поменялась. Жив он, здоров, через какое-то время немного ослепнет. Не сильно, но его длинному носу не удастся увидеть то, что не предназначалось. Так это позволит его не убирать с линии жизни, с ним связано много грядущих собыий. Пропустит он одно событие своими глазами, а мир устаканится на пару лет.

— Ладно, так как ты со мной разговариваешь и как ты к моей голове подключаешься? Я так понимаю, что в электричке сейчас?

— Физически ты в электричке, а сознанием уже нет. Здесь ты можешь двигаться в определённых пределах, не нарушающих свою линию судьбы, примерно в радиусе пары километров и временном отрезке около часа. Твоя линия судьбы сейчас совпала с нулевым меридианом общего времени происходящего. С твоего окна, как говорится, ближе всего дотянуться до нужных событий.

— Да всё понятно, конечно. Но ни черта не понятно! Ещё раз вопрос задаю: кто ты и как меня отправил в моё прошлое? Мы что, в какой-то матрице? Я видел фильм в конце 90-х годов — на тот момент два брата сняли, а теперь в бабушек-сестричек переделались, не твоя работа?

— Идея моя, а так бабушки постарались на славу. Насчёт того, кто я, пока не время тебе такими знаниями обладать. Представь, что я тот, кто присматривает за вами всеми, чтобы вы не натворили чего лишнего. И ты мне сейчас очень нужен. Не хочу с тобой входить в конфликт, это затруднит решение общих для всех задач. Но и сказать больше не имею права — для твоего же блага.

— Так! А если я откажусь от этого представления?

— Повторюсь, не хочу с тобой конфликтовать, но могу поселиться в твоей голове надолго, и результатом этого может стать твоё попадание в места не столь приятные для здорового человека, улавливаешь?!

— Да ты прям душка, что за дела?

— Надо предотвратить обрыв пары сотен линий жизни.

Щелчок, опять всё потухло. Ноги подкосились, я завалился на стену в тамбуре. С глаз спадает пелена; наверное, перед перемещением надо всё-таки успевать принять сидячую позу.

Вошёл в вагон, сел в кресло. Накрыли старые чувства, будто нахожусь в старом городе. Все запахи, даже тепло, ощущаемое кожей — не отсюда, а откуда-то из далёкого прошлого.

Оно было разным, в детстве — беззаботным, но каким-то серым. Честно, вспоминаю своё детство, и перед глазами серый город. Может, из-за того, что зимы у нас больше, чем лета. А может, из-за того, что всё, из чего строили, и в чём мы были одеты, дальше тёмного и светлого оттенка серого не заходило. С годами появлялись свои любимые места, а летом город расцветал и превращался в зелёный сад. Речка, что протекает через весь город, раньше, говорят, была судоходной. Да кому я рассказываю, у нас в стране половина городов построены по такому принципу: речка, мост, главная улица, фонтаны на площади и старая крепость как достопримечательность нашего советского прошлого. Но у каждого всё равно свои воспоминания. Но честно, этого не хватает. Сейчас ты уже взрослый, и такие вещи, как запах хвои, уют заката где-то на плотине с друзьями — это уже детство. Сейчас все серьёзнее: если запах, то это запах кофе либо сигар, либо кальяна и того, с чем в последнее время молодые ходят — дымят какие-то «бульбуляторы»; вот это они и называют — запах.

Я в детстве был по две смены в лагере, в сосновом бору — вот это аромат, вот это заряд чистого воздуха и здоровья на целый учебный год! А ещё, если получится съездить к бабке на юг, так там море и горы, тут уже и сосновый бор в проигрыше. А друзей насколько сейчас не хватает… Раскидало всех, развела жизнь по разные стороны. Сколько всего пройдено вместе, пережито.

— Ты чего тут замечтался, у нас времени нет.

— Слушай, дай чуток отдышаться.

— Да чего тебе дышать, ты и там дышишь. Сейчас я тебя верну в твой старый город.

Щелчок.

Сигнал автомобиля меня быстро вывел из перехода в этот раз.

— Слушай, предупреждать надо, а если бы я врезался?

— Ну, не врезался же.

— Слушай, глаз ты мой божий, ты не пойми, я не грублю, но давай без сюрпризов на грани фола.

— Ну, этого не могу обещать, так как на пути исправления мы, а тут всякое может произойти.

— Да ну, а раньше не было возможности предупредить? Может, мне застраховаться надо? А то всё никак, а сейчас, говорят, нужно всё и вся страховать, а то вдруг чего.

— Двигаем на Песочную улицу. Помнишь дорогу?

— Ну, я улицы могу какие-то и забыть, а так, если намекнёшь, какой ориентир рядом, вспомню.

— Магазин «Аврора», знаешь?

— «Аврора»…!?

Честно признаться, после смерти родителей я в город больше и не наведывался, а это уже лет пятнадцать назад было, но примерно понимаю куда ехать, так что двигаем.

— Что делать надо?

— Как обычно, предотвратить ещё одну безответственную выходку, приведшую к катастрофе.

— Лады, едем.

Родной мой город! Машин ещё не так много, и по машине можно с лёгкостью определить водителя. От этого навыка — всматриваться во встречное лобовое стекло, чтобы не пропустить приветствие — в большом городе поначалу трудно отвыкнуть. Но через некоторое время понимаешь, что много машин, и до тебя попросту никому нет дела. Ощущение невнимания к твоей персоне имеет свой расслабляющий эффект для приезжих водителей в столице, да, наверное, и не только водителей, и пешеходов тоже. Исчезнуть на какое-то время с ежедневных взоров своего окружения было для многих неплохим стимулом почаще посещать столицу, когда ещё не так масштабно был развит заграничный туризм.

Мне первая машина досталась от отца. У него права были. Машину купил, а ездить не мог. Прямо какая-то у него неприязнь к ним присутствовала. Как дорос до заместителя директора одного небольшого предприятия, выделили ему рабочую «Волгу», так всё он на ней и ездил. Купленная для себя машина стояла в гараже, и первое, что мы вдвоём с братом сделали — заявили свои права на эту старенькую «Лянчу». Произведена в той части Европы, где очень любят спагетти. Жутко редкое создание, запчастей не найти было в то время. Машина по размерам довольно внушительная. Ехала тоже шустро, сто пятьдесят лошадиных сил, на тот момент это был уровень приличный. И тут я — на втором курсе института, машина есть, что ещё парню нужно? Вечер — это километры кольцевых гонок по городу, все места должны быть объезжены, везде нужно посидеть. Компания у нас была ещё со школы, ребята дружные, проверенные. Старшие классы и первый курс института — всё лето туристические вылазки с палатками, изучение нами неизведанных озёр. В нашей области их около трёх тысяч насчитывается. Смысл такой, что на обед можно всю неделю ездить на разные озера в пределах от десяти до пятнадцати километров от города. А по тем временам на это уходило пятнадцать-двадцать минут, и ты на озере. Искупался, съел пару сосисок в тесте, и назад — либо на пары, либо на работу. Вот так жили: вроде небогато, но бензин был ещё не такой дорогой, так что хватало своих, уже заработанных денег. Да и сама атмосфера позволяла жить. Сейчас в городах создают много развлекательных и спортивных площадок, стараются как-то занять молодёжь. А раньше была только природа, и молодёжь сама находила, чем заняться.

— Мы на месте, притормози немного. Видишь, стоит машина на обочине?

— Да.

— Сейчас тебе надо врезаться ей в зад. Сделай это, пока они не тронулись — у тебя пара минут.

— Чего?! Да ты знаешь, где потом бампер найти на эту машину? Вовка, брат мой, меня повесит.

— Молча делай, что говорят, сильно не разгоняйся, у них полная машина народу. Главное, не переборщи, а то мы не починим, а ещё и наломаем с тобой чего.

Треск, я уже не стал слишком притормаживать, чтобы это хоть как-то было похоже на аварию, но и на десяти километрах скорости тоже неприятное ощущение получилось. Руки меня удержали, но носом чуток клюнул в руль — чую, пошла кровь. О подушках безопасности в машинах тогда-то никто и не думал.

Из машины начали вываливаться молодые люди — парни, девушки. Ёкарный бабай, да сколько их там!? Человек семь я насчитал. Трое пацанов, да они, по ходу, ещё школьники, старшеклассники, явно отцовскую машину кто-то угнал. На ногах не стоят — это что, так их от удара повело? Я открыл дверь, на меня посыпались пацаны:

— Да ты чего?!

Мат стоял страшный, но с виду я был покрепче их, и они это, наверное, заметили, так как дальше словесных оскорблений, больше от первого шока, дело не пошло. Город маленький, как-никак, возможно, и виделись с кем-то из них. Перегар от них стоял отвратительный.

— Чего, ребята, милицию будем вызывать?

— Чего, какая милиция, ты видел, что ты сделал?

Насчёт того, что я сделал, у нас как раз разошлись мнения. Старая «Волга», старый железный бампер. Когда я подошёл и посмотрел, на нём не было ни царапины. Но когда я увидел свой бампер, то понял, что любителям спагетти в нашей стране делать нечего. Не сказать, что совсем развалился, но вмятина была серьезная: бампер был скорее декоративным, в отличие от нашего производителя: русским бампером тогда можно было расширить место для парковки. Да и фара треснула. Вместе ещё раз подумав и оценив ущерб и их состояние, пришли к выводу, что я помогу им доехать до дома, куда они все направлялись за продолжением банкета, и на этом все забудем о случившимся.

— Девчата, вы в порядке?

— Отстань, придурок, не видишь, куда едешь, что ли?!

Тут парень из компании осадил девушку:

— Я знаю его. Всё, мы уже порешали вопрос.

Все потихоньку начали отходить от произошедшего, и настроение у компании вернулось в нужное русло. Я почувствовал чей-то взгляд на себе, повернул голову.

Неподалеку стояла симпатичная девушка, раньше в городе ее не встречал. Она молча смотрела на меня. Свежее лицо, в их гулянке она, похоже, тоже гость. Взгляд был чёткий, ровный, немного осуждающий, но не по годам понимающий.

— Твоя машина?

— Отцовская.

— Дорогая, наверное?

— Честно, больше подойдёт «редкая в этих краях».

— Вот тебе попадёт.

— Да. Думаю, больше попадёт от брата. Батя, наверное, и не заметит, а если заметит, то сделает вид, что не заметил. Он — мужчина сильный и мудрый, если что непонятно, старается объяснить доходчиво один раз, если не поймешь с первого раза. Отец просто игнорирует, ждёт, пока дойдёт, наверное. Но, слушай, работало, доходило. Иногда его молчание было сильнее слов.

— Отцы такие.

Я заметил, что говорю про отца в прошедшем времени, а здесь-то он ещё жив. Надеюсь, ничего лишнего не взболтнул и постарался сменить тему.

— А тебя как зовут?

Щелчок, всё потухло. Уши после такого перехода закладывает не по-детски. Хорошо, что сел до перемещения, хотя хочется полежать, усталость такая, как будто сутки не спал.

— Всё хорошо? У тебя минута, и в путь.

— Да хорошь!

— Время!

— Слушай, тут пару минут прошло, а для меня уже, как два дня! Дай дух перевести.

— Говорю, успокойся, дело надо делать — в твоих же интересах.

— А я тут причём? Может, ту самую повстречал, а ты мне даже имя спросить не дал.

Щелчок, опять всё потухло…

Сижу в машине. Двор детства, знакомое место, окно и то же ощущение «что я тут делаю?» С утра голова болит страшно. Тогда жутко мы отметили корпоратив в нашей фирме, а с утра надо было родителей на дачу везти: батя же, японамать, с правами тридцать лет, а за руль же не сядет. Но тут понимаю, раньше не так-то просто с машинами было. Даже если есть деньги, не всем было положено, а когда стало положено, то, как он говорил: «я лучше с Мишаней» — это его водитель. Большой, очень уравновешенный дядька, явно служивый, сошлись характерами, как говориться. А еще оказался друг по интересам, оба рыбаки. Одни интересы сближают и тогда, и сейчас. Но сегодня водитель в отпуске, а я тут причём? — помню эти мысли досконально. Я ещё не знал, что всего через полгода мать с отцом попадут в аварию. Сейчас я был рад этому перемещению.

— Слушай, ты знаешь, что той девчонке четырнадцать лет, она тебя на четыре года моложе, за неё тебе сейчас могут срок впаять. И тому парню я доверяю больше, так как, если ты помнишь, у тебя на тот момент были отношения. А ты зрелый мужик с более чем десятилетним простоем, какое к тебе доверие по этой части? Никакого, без обид.

Да, отношения были. Мы с одноклассницей сдружились, потом, ну как это бывает — палатка, лес, и вроде как мы пара, молодость. Даже успели и пожить вместе, и да, по ходу — как раз сейчас она меня ещё и встретит с криками, так как ночевал я, помню, совсем в другом месте. Родителей довезу до дачи, и потом мне попадёт.

— А что вообще происходит? Когда я рулить начинаю в голове своей, как я потом действую, довёз я их до дома?

— Ну, если ты побудешь в своём времени, ты вспомнишь события после твоего перемещения, а вот у того тебя на момент твоего шефства память пропадает, и он следует по тому же пути судьбы, что был раньше. Из-за этого ты ограничен в расстоянии и времени нахождения. Тут Вселенная предусмотрела: некоторые моменты своей жизни человек проживает на автопилоте. В школе, как и говорил, ты попал в милицию, но так как там посчитали все случайностью, то ты отделался тогда только подзатыльником от отца — это, наверное, единственный твой подзатыльник за всю жизнь. С боем твоим — там всё сослали на твоё здоровье: всё нормально, после праздника мало ли что человеку в голову приходит. Подумаешь, что-то забыл, тем более, что пока у всех это на устах, ты даже и не поймёшь, что забыл. А вот с аварией — ну ты вспомни, куда ты ехал тогда?

— Честно, не смогу.

— Ехал с тренировки, а после ты всегда делал пару кругов по городу, чтоб хоть одну-две мелодии послушать на радио.

— Да, это проблема маленьких городов: с работы, с тренировки едешь, не успеваешь даже песню полностью прослушать. Я помню, жаловался на то, что как-то в столице, простояв в километре от дома четыре часа, понял, что мне кто-то мстит.

— Ну, я тут ни при чём, честно.

— Ага, верю.

— Так что ты даже не заметишь, как просто ехал в своей манере по городу. Темно, освещение слабое, бывает, иногда внимание подводит, тем более, что и встали они на полдороге, а довёз ты их хорошо, всё в порядке.

— Ну, а имя она сказала?

— Сказала, но ты узнаешь его после. Память придёт к тебе, и то, что ты делал, останется у тебя сегодняшнего в памяти, так что где-то ушло, а где-то пришло, баланс не нарушился.

— Ну-ну, так что мы тут делаем?

— Если честно, тут мы просто так. Тебе, как я понял, надо выговориться, а времени на это в твоей реальности у нас нет, так что убьём двух зайцев, тебе будет приятно. У тебя ещё пятьдесят минут, это предел твоего времени, я не буду мешать.

— Слушай, по-моему, от меня ещё пахнет перегаром — хотя в то время милиция спала по утрам, и тогда, помню, мы никого не встретили. А вот на бензоколонку надо было заехать, в тот раз пришлось на обратном пути останавливать попутку: бензин закончился. Да как я вообще в таком состоянии довёз своих? Вот какие мы, дети, без головы. Сейчас на это посмотришь, башку хочется себе вправить! Ладно, было — проехали.

Родители вышли из подъезда, о чем-то беседовали. Я открыл дверь, вышел из машины. При виде меня у матери появилась улыбка, хотя она у нас была южных кровей и строгих нравов. Внешностью я, кстати, в нее — как говорят, без улыбки ее редко можно было увидеть. Батя же — «тамбовский волк», строг, как всегда.

— Сумки помоги закинуть.

— Сейчас всё сделаю, шеф.

— Ты чего, бухой?!

— Да нет, всё в порядке, просто рад вас видеть.

— Ага.

— Мам, чего он постоянно меня душит своим жутким старым взглядом?

— Сейчас я тебе покажу — старый!

— Честно, рад вас видеть.

Обнял мать, тут чуть не сдержался, глаза заблестели. Постарался шустро перевести все в шутку:

— Мам, он тебя опять заставил чистить окуней. — я знал, что батя на рыбалке был за день до этого, и любимая его рыба по ловле и по вкусу, кстати, — это окунь. Но иногда он их привозит размером с ладонь, не больше. Мать его за это каждый раз мордой тычет, чтобы он сам их чистил. Но, насколько я помню, так она их и чистила. Батя на меня посмотрел, понял, что я начал козырять, сел в машину. Мать заулыбалась, но в её глазах появилась настороженность: мне кажется, она меня насквозь видит. Взгляд был вроде с улыбкой, но с каким-то непониманием: возможно, она пыталась определить, кто перед ней стоит либо почему у меня вид, как будто я готов сейчас разрыдаться. Я отвёл взгляд и сел в машину. Тронулись, дорогу я знал, и ехать можно было хоть с закрытыми глазами. Машин одна-две за всю дорогу — если встретятся в шесть утра, то это будет праздник. Ехал спокойно, мать говорила, что надо родственников проведать съездить, батя, как обычно, о рыбалке, и о том, что пока у него три дня выходных, не хотелось провести их в огороде. Да, раньше дач не было, у нас был огород, на нём стояла деревянная бытовка с топчаном для отдыха да летняя кухня с печкой, все без каких либо излишеств, на даче раньше работали, а не отдыхали. И главные на огороде были не эти строения а теплицы: вот для них мать отца трясла, не щадя его кошелька, да и своего тоже. Оба инженеры, батя вроде, как и достиг должности, а зарплата всё равно такая же, как у матери.

А вот и бензоколонка, одна на весь город. Я остановился, вышел из машины. Ага, поковырялся в карманах, да денег-то и нету.

— Мам, дай на бензин.

— Ты же вчера у меня брал тысячу, — вступил тут батя.

Не помню, как отмазывался в тот раз, но выкручиваться как-то надо.

— Ну, корпоратив же, скинулись.

— Какой корпоратив? Вы же вчера на фирме отмечали год работы.

— Ну, так это же корпоратив.

— Что за корпоратив, откуда такое слово?!

Тут я в ступор впал, а как мы раньше называли корпоратив? И всё у меня из головы вылетело, и что делать?

— Да это модно сейчас так называть посиделки, — попытался я выкрутиться.

— Вот вы, молодёжь, напридумываете себе всякой ерунды, как потом живёте?

— Это точно, батя.

— Ты сейчас со мной согласился?! Слушай, ты кто?

Я улыбнулся:

— А на кого похож?

— Ладно, отстань от пацана. На, хватит?

Цену бензина я не помнил, и 300 рублей у меня в руке как-то меня настораживали. В это время подъезжает машина, и я замечаю боковым взглядом: из водительской двери выходит парень — видно, старше меня ненамного, очки, линзы в сантиметр. Снайпер, наверное, глупо пошутил я про себя, но приглядевшись, понял, что знакомое лицо. Так это же тот парень со школы, которого я припечатал в 7-м классе. Вот оно, значит, дело моих рук — эти очки. Меня немного покоробило, стало не по себе. Подойти, что ли. А вдруг узнает, хотя с 7-го класса я изменился до неузнаваемости. Моя кучерявая шевелюра в 21 год уже превратилась в лысину на лбу, тут бате спасибо, его наследство. Но всяк же он узнал, кто его приложил. Я понял, что стою и пялюсь на него, только когда он уже начал подходить ближе, я отвёл взгляд в сторону, сделал вид, что так просто стою, как дурак, посреди бензоколонки.

— Вы оплачивать? — подошёл он почти вплотную.

— Не, проходите, я сейчас.

И, как в детстве, когда мать могла засечь, что вы с ребятами в подвале чуток портвейна пригубили, заходя в дверь, сразу садился и развязывал шнурки, так и тут сработал проверенный метод — я сел и стал делать вид, что мои шнурки развязались. Пока я тут создавал видимость какого-либо действия, открылась пассажирская дверь.

— О, привет.

Из машины вышла та самая девушка, по которой я уже успел и соскучиться без её ведома.

— Привет, ты меня запомнила?

— А чего ж нет, мне, в отличие от своих, с утра надо было на соревнования по лёгкой атлетике ехать. Я всё помню.

— Ну, ты ещё раз прости, не углядел.

— Да я поняла, ты такой странный был в тот раз, мы только поговорили, а через пять минут ты уже как-то не очень помнил, что произошло. Мы хотели тебя обратно везти в больницу — может, головой сильно стукнулся. А так тебе вообще спасибо. Мне кажется, что, если бы не ты, мы бы оказались точно где-нибудь в канаве.

— Да не за что, — смутился, не ожидая такого поворота.

— А это кто, твой парень? — перевёл я тему.

— Серега, что ли? Да не, это брат мой старший.

— Э, ну ты там долго будешь заправляться? — батя вышел из машины.

— Это отец мой, везу их на дачу с мамкой.

— Ну, ты смотри, аккуратней, — сказала она и подмигнула.

Её улыбка была восхитительна — мне кажется, если бывает идеальная улыбка, так вот она, передо мной. Ей уже лет семнадцать, если так прикинуть, выглядит повзрослевшей, уже девушка. Она невысокого роста, думаю, метр шестьдесят, не больше, но стройность её делала выше. Значит, лёгкая атлетика, молодец.

— Извини, а как тебя зовут-то, не напомнишь?

— Ирина.

— Очень приятно, а у брата очки такие серьёзные, как он ездит?

— Да это в школе ему какой-то придурок дверью заехал, вот у него зрение и ухудшилось. Я бы этого пацана своими руками придушила.

— Это да, тут без вариантов. Ну, спасибо, рад был видеть.

— Спасибо-то за что?

— Да так просто.

Глупая моя улыбка делала меня ещё менее привлекательным, чем пацана из школы, который приложил её брата.

Я залил двадцать литров, и у меня ещё сдача осталась. Вот это цены! Всю оставшуюся дорогу я просто болтал с родителями, мне хотелось как можно больше взять от этой встречи, с этого момента, с этого состояния целостности туда, где их уже нет. Но эта встреча с девчонкой и её братом, и как тут все оказались рядом… По ходу, это дело «надсмотрщика», с которого я спрошу, в чём суть-то всех моих действий.

Я не успел доехать до дачи, и меня перенесло обратно в вагон электрички. В нём ничего не происходило: как сидела дама в телефоне, так и сидит, как был он пуст, так он пустым и остался. После часа такого переноса сознания, мозг хочешь, не хочешь, а требует ну, хоть каких-то изменений в вагоне, потому что он не может принять, что здесь по времени прошло не более секунды.

— Ты доволен?!

— Ну, если сказать, что ты позволил мне встретить родителей, то, конечно, да, даже если скажу, что это было нелегко. Смотреть на них вот так, в упор, как будто ничего не произошло, и разговаривать о каком-то вероятном совместном будущем. Но мои сны, наверное, меня к этому готовили. После ухода родителей мне часто снились сны, где я с ними разговаривал, и мне становилось легче, и, как оказалось, это были вещие сны. А что с девчонкой — почему ты не сказал, что она сестра парня, которого я приложил в школе?

— Ну, ты не спрашивал.

— ???…Да что тут скажешь, я-то не всевидящий.

Я пытался как-то во всём этом разобраться, понять, с кем я вообще веду беседу, и для чего это всё, но перемещения и события, в которые я возвращаюсь, вызывали столько эмоций, что взглянуть на это всё со стороны не представлялось возможным.

— Скажи, наблюдатель, это стоящее хоть дело?

— Да, это стоящее дело, и знай, без тебя я ничего не исправлю.

Мне его слова не сказать, что помогли, но как-то обнадёжили: даже если это всё один большой сон, должен же я понимать, что занимаюсь хоть во сне нужными делами.

— Что дальше? Время идёт… — Тут оно почти стояло, до станции ещё минут десять.

— Нам понадобится какое-то время на то, чтобы ты смог проверить свою память, всё ли мы так сделали. Изменения должны быть минимальные.

— Ну, типа, как с ремонтом машины. Я уже припоминаю, что от бати мне прилетела вторая оплеуха за то, что мать осталась без новой теплицы, а батя без рыбалки.

— Ну, голова на месте, значит, изменения минимальны.

— Шутник ты, однако.

Щелчок, всё потухло.

Холодный осенний дождливый вечер, машины стоят друг против друга, горят габариты. В центре две группы молодых, и не очень, парней о чём-то беседуют. Вооружённая охрана, ситуация напряжённая. Брат Владимир и его друг Ванька ведут разговор с очередными залётными «братками»: главарь по центру, трое его подручных в коротких кожаных куртках немного полукругом обступили ребят. Сейчас они пытались объяснить брату, что наша фирма стала довольно прибыльна в городе, и хотелось бы им понять, какой вклад мы можем внести в места не столь отдалённые, да и за спокойствие и здоровье наших работников. Простым языком, скинуться в «общак», да и на лапу им выделить процент за здоровье наше и нашего окружения. Обычная рэкетирская схема того времени. Это уже не первая бригада, пытавшая как-то насесть на нашу фирму. Но старшие знакомые, ещё при жизни отца, посоветовали сделать свою охранную фирму, связи у нас были довольно глубокие в городской администрации, да и среди местных промышленников имели уже определённый рабочий авторитет. Все знали, что за себя и за своих близких постоять можем, и есть чем. В то время государство защитить никого не могло, приходилось подстраиваться и брать дела в свои руки. Город был промышленным, и много молодых заезжих бригад пытались обосноваться у нас, но довольно дружный коллектив самого города всегда давал отпор таким наглецам.

Так и в этот раз, мы стояли и слушали их предложения, а наш знакомый следователь, уже с автобусом ОМОНА, ждал сигнала к началу захвата. У нас была возможность и самим разобраться с этими заезжими, но концерт, который дальше происходил, убирал нас из подозрения в ликвидации неуместной бригады.

— Так, бери машину, дуй на Грибоедова, у нас десять минут.

— Слушай, как отсюда-то свалить, ты знаешь, что сейчас будет, народ не поймёт.

— Да всё поймут, сигнал дашь, как отъедешь.

— Да, а Вовка что подумает — «брат кинул в нужный момент»?

— Да кого ты кинул, ты сам эту стрелку забил и договорился со своим «следаком». Скажешь, что импровизировал, ты же тут гений переговоров.

Да, на тот момент я в этом деле уже набил руку. Что ни неделя, то новые разборки, то по делу, то по вот таким залётным фраерам. Раньше, честно, если едет груз без охраны, то в семидесяти процентах он мог быстро поменять хозяина. Пока мы к этой логистике приноровились, пришлось и поднатаскаться в блатном мире. Пока твои институтские друзья-товарищи изучают маркетинг, строят честный бизнес, восстанавливают производство в городе, тебе приходится для этого всего честного создать купол безопасности, и по этой причине общаться с людьми, с которыми, ну, не приведи господь, сейчас встретиться.

— Да чтоб тебя, не по понятиям сейчас ситуацию сделаем.

— Сейчас это не важно, тут все живы останутся, а на том краю города кого-то могут убить. Садись в машину, охрану не бери, сам справишься.

Я молча направился к машине, Володька обернулся, я кивнул. Я понимал, что он справится, всё-таки старший брат. Мы всё начинали вместе, задачи и понимание происходящего были едины. Через минуту я уже мчался на другой конец города, скинул на пейджер сигнал — там сейчас концерт, а я еду кого-то спасать. Ну, лады, двигаем молча. Грибоедова — улица тупиковая, находилась в частном секторе, старых домов десять от силы. В конце улицы заведённая машина, двое амбалов нависают над каким-то дедом. Как будто я никуда не уезжал. Стоят и что-то ему так агрессивно впаривают, третий, чуть позади, в руке держит биту. По ходу — ребята вышибают долги. Времена тяжёлые были, кредитов банки не давали, а люди как-то старались жить. Вот и залезали к бандитам в долги, кто по своей глупости, кто по своей слабости. Я остановился довольно близко, фары не выключил, машину не глушил. Открыл дверь вышел из машины.

— В чём дело, ребят?

— Ты кто такой, вали отсюда!

Тот, что с битой, решил приблизиться и разглядеть, кто тут им рыбу распугивает.

— Свои, ребят. — Я вышел на свет фар.

Пацаны знакомы, по имени не вспомню, но они меня хорошо должны знать, так как, если мне не изменяет память, за пару недель до этих событий их пришлось угомонить в одном заведении общепита. Я с охраной был, они полезли на хозяина кафе, а это наша зона интересов, как говорится. Друг отца держал кафешку, время от времени помогали ему отбиться от шпаны такой. Да и ребята, в принципе-то, неплохие, делают, что велено, но битой они могли поработать, как надо. Дедок, что тоже оказался на вид знакомый, не думаю, что и пару ударов выдержал бы.

— А, Костя, привет, а ты тут что делаешь?

— Да вот жалуются на вас соседи, — улыбчиво сказал я.

— Слушай, мы по делу. Он «Купцу» денег висит, пару косых.

— Ну, висит, значит, отдадим, какие вопросы. Я с «Купцом» увижусь в бильярдной, всяк разрешим вопрос, лады?

— Не, ну если ты сказал, вопросов нет, я «Купцу» передам.

— Передай.

Ребята неспешно попрыгали в машину и поехали своей дорогой. Да, с одной стороны, чего я попёрся спасать какого-то мужика на другой конец? И почему мне придётся за него отдать пару косарей? И как сам буду выкручиваться после провала памяти, могут же и за базар подтянуть. В то время такой прокол мог дорого встать. Хотя, скажу, тогда мы были довольно лояльными бизнесменами, и за себя могли постоять, и других в обиду не давали. Многие знакомые отца и матери, да просто знакомые часто обращались за какой-либо помощью. А после смерти отца таких якобы знакомых прибавилось. Заводы позакрывали, все инженеры стали просто никому не нужны. Многие подались в челноки, а там это прямо рыбное место для вот таких, кто как бы посильней да поправильней по их понятиям, так что, думаю, возможно, это и не будет столь заметное событие.

— Добрый вечер, что так поздно дела делаете?

— Здравствуй, а ты, смотрю, в мои ангелы-хранители заделался, сынок.

— Не понял?

— Да я услышал, ты Костя, а фамилия Смирнов, наверно.

— Есть такое.

— Ну, фамилия у тебя известная в городе, так ты меня уже не раз спасаешь. Помнишь дом культуры, соревнования по боксу лет шесть назад? Ты мне таблетку аспирина принёс и заставил выпить. Оказалось, что у меня мог быть инфаркт. Я, когда на следующий день проверяться пошёл, меня в больницу и определили, сказали, что мог умереть. А я вспомнил сразу вчерашний бой и подумал: вот парень, сам проиграл, а меня спас.

Тут я немного засмущался, я бы так и так проиграл, неловко стало.

— Да, точно, теперь вспомнил. Честно, у меня тогда какое-то помутнение было, мало что помню, но вас узнал.

— Зайдёшь в дом, может, чаю?

У меня оставалось минут двадцать времени.

— Думаю, можно.

Мы зашли в дом, а он продолжил:

— Ты извини. Я сам виноват, взял денег под залог дома у этого «Купца», хотел поставить ларёк, хоть как-то помочь детям надо, они у меня уже большие. Чай, кофе?

— Кофе, если можно.

— Бабка уже умерла, рано ушла. А у меня их двое, поздно мы их с бабкой сделали.

Он достал фотографию, на ней четверо человек: я так понял, Петрович, как он себя назвал, супруга его и двое детей — дочка и сын. И кто же мог подумать: дочка Ирина и сын… зовут как, а, Сергей, по-моему. Вот так встреча.

— Как только ларёк поставил, его через неделю сожгли, так я остался и без ларька, и свои, что копил с бабкой, все на товар потратил, а теперь они ко мне приходят и требуют эти две тысячи, а мне дочке в армию послать-то нечего. Сын строителем работает, нашёл девушку, сам как-то выживает. Что сейчас за время, что все выживаем — и кто работает, и кто не работает?

— Да, времена непростые. Дочка в армии?

— Да, она у меня прямо не от мира сего, взялась за ум, перестала со всякими компаниями шлындать, лёгкой атлетикой занималась, хорошие результаты были у неё, много грамот.

— Да, это я помню, — немного задумчиво сказал я.

— Откуда? Вы знакомы?

— Знаете, не уверен. Может быть, город маленький. Послушайте, времени у меня мало. Их схема была в том, чтобы дать вам денег, а потом создать ситуацию, чтобы вы не смогли отдать и расстались с вашим домом, а он, ну, тысяч на десять зарубежных потянет, в черте города всё-таки. Так что ларёк они вам и сожгли. Расписка у них?

— Да, там расписка от нотариуса на переход прав собственности в случае не отдачи денег. А это единственное жильё, хотел дочери передать, как умру, хоть что-то от меня останется, от дурака старого.

— Ну, вы не расстраивайтесь так, всё можно поправить. И не такое правили, — уже со знанием дела говорил я. — Давайте так: сделайте точно всё, что я вам скажу. Вы же слышали, что я говорил мордоворотам на улице?

— Да, всё слышал, что в бильярдной встретитесь с «Купцом», и с ним договоритесь.

— Вы должны завтра приехать по вот этому адресу, спросить меня и рассказать, что вы друг нашего отца — такой-то такой. У вас вот такие проблемы, и попросите помочь вам с деньгами. Уверен, я не смогу вам отказать, но вы должны рассказать это мне так, как будто мы с вами сегодня не разговаривали. Но вы скажите, что я был здесь, и что произошло. И что я пообещал решить вопрос с мордоворотами, именно переговорив сам с «Купцом».

«Купца» я знал неплохо, пересекались не раз, и даже как-то вместе упились в хлам, повод уже не помню. Я думаю, что моя амнезия, в последнее время участившая, поможет мне адекватно принять эту информацию и помочь этому деду.

— Хорошо, — удивлённо ответил Петрович.

— Мне пора ехать. — Я быстро вышел из дома и направился к машине.

Щелчок.

— Я устал… физически вроде всё в порядке, бодрячком, но столько воспоминаний пришлось пережить заново, голове надо отдохнуть.

— Спать нельзя.

— Да спать я и не хочу, нужен релакс, хотя бы часок просто поглазеть в небо.

— Могу предложить южный пляж, турбаза «Морской путь».

— Да погоди, это когда было-то?

— Ну, ты тогда уснул и сгорел. Родители гуляли по парку, а ты пошёл загорать.

— Давай. Не помню, но всяк лучше попасть в то время и тот возраст, когда всё шло своим чередом и ни за что не нужно было отвечать.

Щелчок.

Этот шум морского прибоя не забыть и не спутать ни с чем, ну, разве что с прибоем океанским, но нам это неизвестно, не бывали мы около океана, а вот море, это да. Поездки к бабушке — это незабываемое время, хоть иногда начинались не столь приятно. Отпуск родителям попадал всегда на середину лагерной смены, и так не хотелось уезжать от друзей: только на половине смены начинается самая активная жизнь, уже со всеми познакомился, уже есть команда по футболу. И тут, на тебе, надо уезжать, это прямо такой был облом непередаваемый. Но как только оказывался в поезде, двигающемся средь гор, все обиды на родителей сразу забывались, и жизнь принимала новый виток своего беззаботного существования.

Отдыхали мы у бабушки, загорать выезжали в город, местные турбазы разрешали пройти на пляж. Я уже в классе шестом был довольно смышлёным и взрослым пацаном, не боялся оставаться один на пляже, а родители могли вдвоем прогуляться по набережной. Вовка, помню, что-то съел и остался у бабушки дома, он вообще трудно переносил поездки на автобусах по горному серпантину. Автобусы, старые ЛАЗы либо ПАЗы, уже не помню, как назывались, но со скоростью десять километров с рёвом пытались преодолеть очередной перевал. Окна открыты, автобус забит под завязку. Местные привыкшие, а мы всё-таки по более прямым дорогам накатывали свое детство.

Пляж, галька, лежать не особо приятно, постоянно что-то упирается в спину, но тогда после автобуса и меня мутило — я уснул, сильно обгорев. Но сейчас моя задача была просто насладиться моментом, как я сказал, посмотреть на небо. Хотя тут было на кого положить взор. В метрах пяти лежали женщины. Если рассматривать их с того возраста, в который я был перемещён, видимо, я как-то не совсем понял, что женщины раздеты наполовину. А тут моё взрослое сознание не упустило данный факт, пришлось немного поглазеть, благо, были тёмные огромные очки отца, которые позволяли сделать это более незаметно. Если не считать, конечно, что я повернулся набок в их сторону. Народу было много, между девушками и мной лежало ещё пара человек, так что, можно сказать, я оказался не замечен.

— Ты должен был смотреть на небо, а не разглядывать тут голых девиц.

— Ну, вообще-то, я должен здесь был уснуть и сгореть докрасна, чтобы потом всю сметану в доме потратили на меня. А вид женской груди расслабляет получше любого пейзажа, это даже где-то в научной литературе вычитал.

— Да не говори? В научной? Чтоб ты знал, статьи из вашего Инстаграма или Дзена — это не научные статьи. Время, нам пора.

— Я не смогу увидеть родителей?

— В этот раз уже нет, прости.

Если честно, они всегда со мной, я это просто чувствую. После их гибели тяжело было. Мы с братом не могли поверить в происходящее, мир рухнул в одночасье. Не сказать, что мы были молодыми, время нас быстро сделало мужиками, но к таким вещам нельзя подготовиться и быть как-то настолько взрослым, чтобы спокойно понять и принять происходящее. Но одно я тогда очень сильно почувствовал — это то, что они поселились в моём сердце навсегда.

— Скажи, они были ещё довольно молоды, отцу только отметили пятьдесят. Почему так произошло, ответь мне?

— Процесс вашей деятельности утверждён без моего участия. Я работаю с тем, что есть. Если происходит сильный сбой, и судьбы начинают рваться, а последствия приводят к катастрофическим результатам планетарного масштаба, я могу вмешаться, всё остальное происходящее принимается как должное, и тем самым является неотъемлемой частью вашей эволюции. Смерть — это не конец. Так что твои чувства тебя не обманывают. Со временем ты поймёшь это.

— Мне кажется, я это уже понимаю.

Щелчок, всё потухло.

— Куда дальше? Я начинаю уже втягиваться.

Последние годы я в принципе не занимался какой-либо активной деятельностью. Эта сумасшедшая активность была мне знакома по работе в своём городе. Напряженный ритм и возможность что-то решать на грани фола всегда меня заводили и заряжали энергией.

После того, как мы переехали в столицу, жизнь перестала кипеть в рабочих буднях и постоянных разборках. Настал период, как это модно говорить, дауншифтинга. Столица с каждым годом стала развиваться сумасшедшими темпами. Помню эти первые пробкостояния. От безделья начал выпивать. Этот период тоже особо не запомнился, так как пролетел в угаре. Цены позволяли съездить за границу, тогда россияне открывали для себя восточные побережья. Веселье и жуткое ежедневное похмелье до хорошего не доводили. В конечном счёте, оказался в клинике Пиотровского. Пришлось себя восстанавливать с помощью врачей. Но эти два года можно было списать на инерцию от той сумасшедшей жизни. Главное — смогли выжить и ещё что-то заработать. Год там был за два. Но именно этого ритма сейчас мне и не хватало. И как только организм почувствовал хоть небольшое нужное напряжение, сразу же захотел добавки. Тормозить, конечно, трудно — инерция, заданная в своё время, была неудержима, помогал спорт.

В период активной работы тренироваться стал меньше, а тут в столице увидел объявление, секция айкидо. А мы же помним Джонсона Джона, в его крутых боевиках 90-х. Я пошёл посмотреть, да и втянулся. Спустя десять лет тренировок, от спортивной Федерации поступило предложение взять группу молодых ребят для занятий, я не стал отказываться. Так что у меня в жизни появилось полезное хобби.

— Ты тут не увлёкся? Про тебя я и так всё знаю.

— Слушай, мысль не остановить. Я замечал иногда, что мыслю так, как будто меня кто-то спрашивает невидимый: чего ты сейчас добился? Как ты живёшь? И я начинаю себе это рассказывать. Знаешь, я думал, это мои родители меня спрашивают, и я стараюсь объяснить, что я не совсем прожил свою жизнь зря, и что начал заниматься полезным делом.

— Ты прав. Польза от тебя есть.

— Это что — шутка?

Щелчок, всё потухло.

Сижу на скамье, в парке неподалёку от торгового центра «Орион». Столичные будни, до тренировки ещё часа четыре, собираюсь перекусить. Помню, что-то здесь произошло. С первого дня, как переехал в квартиру в столичном спальном районе, нашёл себе заведение и по ценам, и по качеству приготовления пищи подходящее. Это довольно известная сеть ресторанчиков в торговых центрах. Сейчас их много, а раньше один-два, и всё. Сижу, собираюсь зайти покушать. А, точно, сейчас начнётся пожар в торговом центре! Тогда, помню, почти весь выгорел, было очень много пострадавших, кто-то застрял в зале кинотеатра. Много говорили и писали об этом.

— Ну, тут мы именно за этим. Бегом туда и включи пожарную тревогу.

Рванул я быстро, но ощутил такую слабость в ногах и во всём теле, что пришлось сбавить темп. Да, тогда у меня был трудный период, после переезда. Безделье привело к разгульной жизни. Физические данные, выносливость в том числе, претерпела серьёзные изменения. Я был уже лысым полностью, и с постоянно небритым лицом: просто неухоженная борода, торчащая небрежно во все стороны. Не тот вид, что сейчас в моде: носят аккуратно побритые бороды, как северные дровосеки. Но бежал так быстро, насколько позволяло моё состояние. Влетел в центр впопыхах, одышка сильная, сердце колотится. Помнил, что передавали в новостях: огонь начался с детской комнаты на втором этаже, и через вентиляцию пошёл дым. Я увидел охранника.

— Где пожарная тревога? Включай быстрей, горим!!!

Он не воспринял меня всерьёз. На стене увидел план пожарной эвакуации, и рядом была коробка с пожарной кнопкой. Мы ринулись одновременно с охранником — он, видимо, с непониманием происходящего, начал меня хватать и пытаться остановить. Хоть я и подрастерял форму, но, занимаясь с детства самбо и боксом — а, как говориться «мастерство не пропьешь» — подался на его рывок на себя, ушёл чуток в сторону, тем самым вытянув его руку, которая меня схватила, и сделал подсечку под две ноги. Он перелетел через ногу, но рука удержала захват, и я, еле устояв на ногах, не стал церемониться и всей массой приземлился ему коленом на лицо.

— Прости, бро!

Тут болевой эффект сработал, он отпустил руку. Я сделал два шага, добрался до кнопки, разбил стекло и включил сигнализацию. Завыла сирена, народ остановился. Я закричал: «Пожар! Пожар!» и начал бегать как угорелый по этажу. Люди начали соображать и выходить на улицу,

— Вставай!!! — подбежал я обратно к охраннику, — делай то, что нужно, вызывай пожарных, вы горите.

Тут он на меня поглядел, и в этот момент послышались крики с верхнего этажа.

— Дым!!!.

Охранник вскочил, начал передавать по рации экстренную эвакуацию торгового центра. Ну, дело пошло, думаю, мы справились.

Я вышел на улицу и направился в сторону парка, что за торговым центром. Изо всех запасных выходов повалил народ. Задние выходы использовались как раз теми, кто находился в кинозалах. Открылись двери, и ручейки детей, похоже, первоклассников, держа друг друга за руки, потекли потоком. Воспитательницы шустро и грамотно их направляли. Молодцы, делали своё дело. Обычно в такое время людей было не слишком много. В будни мало кто отдыхал, в основном молодёжь или такие бездельники, как я. Но тогда вышел какой-то заморский мультфильм, были организованы школьные походы в кино целыми классами. Теперь я вспомнил траур того времени — страшно это, когда кто-то погибает, но когда гибнут дети, мне кажется, сама Вселенная плачет навзрыд.

Ирина?! Не может быть. Она выбежала из двери, какой-то парень держал её за руку. Они оба, наклонившись к земле — она даже присела на колено, откашливались. Видно, что успели надышаться дымом. Я подошёл, хотя не совсем представлял, как я выгляжу. Чувствовал, что не очень, хотя одет был в принципе по тому времени модно. Джинсы, какая-то футболка, лёгкие тапки на босу ногу. Мне хотелось произвести на неё хорошее впечатление.

— Ирина, здравствуй.

— О, привет! Я всё забываю спросить, как тебя зовут, — сказала она и снова откашлялась.

— Константин.

— Вот мы попали! Представляешь, только начался фильм, и тут сирена, мы сразу бежать. Это мой парень, познакомься, Толик.

— Привет, — поздоровался Толик как-то настороженно.

— Давайте отойдём, тут в парке можно отдышаться.

Машины пожарных со всех сторон окружили здание, дымило оно как следует, но главное, что количество людей, покинувших торговый центр, обнадеживало из-за моих действий. Такого траура, как в прошлый раз, думаю, избежали. Да и для меня очень важно, что в очередной раз Ирина цела и невредима, и стоит прямо передо мной.

— Какими судьбами в столице?

— А я уже пару лет, как переехала. Отец умер через полгода, как вернулась из армии. Мне остался дом, я его продала и решила податься в столицу. Меня уже ничего не держит в старом городе — она немного осмотрелась и продолжила: «Брат в северной столице жизнь наладил, а я решила вот сюда».

— Соболезную. Да, помню, ты в армии была, — заметил я.

— Откуда помнишь?

— А с отцом что случилось?

— Сердечный приступ. Хотя он давно должен был умереть, по его словам. И, кстати, хотел познакомить меня со своим спасителем, но не успел.

Наверное, так всегда получается: когда встречаются земляки, хочется как-то всё сразу выпалить. Иногда так трудно просто найти собеседника, а земляк, он всё поймёт, всё выслушает.

— Прими еще раз мои соболезнования.

— Спасибо. А я вот с Толиком теперь, готовимся к свадьбе, живём у его родителей — недалеко, пара станций отсюда.

Она посмотрел на Толика и улыбнулась ему.

— Поздравляю.

О, как бывает, вроде рядом жили пару лет и не встретились.

— А я вон там, через два дома живу.

— Удобно тебе: рядом свой магазин, кинотеатр.

— Да, без фильмов я никуда.

— Ну ладно, удачи вам, не попадайте больше в неприятности.

— Слушай, а ты-то постоянно появляешься вместе с ними, не ты ли их предвестник? — сказав это, она мне подмигнула.

Я готов был подойти и поцеловать её прямо там. Толик, наблюдавший за этим разговором, явно не одобрил бы мои намерения, а конфликтовать я сейчас точно не хотел. Сказать, что я бы мог заняться ей и как-то повлиять на расположение к себе… Наверное, мог, но я уже начал понимать происходящее и заранее догадывался, что мне ответит на это «всевидящий» — не судьба. За последние свои лет десять, до встречи с ней, пусть даже в прошлом, я не встречал ни одной девушки, что могла меня хоть как-то заинтересовать. После того, как от меня ушла моя школьная подруга, и по большей части я был сам в этом виноват, мне казалось, что я зачерствел настолько, что это уже невозможно. И вот, вернувшись назад, я вижу девушку — пусть, первый раз она была молода, но сейчас расцвела в полную силу. Длинные волосы, высокая грудь, спортивные ноги и приятная пятая точка выдавали в ней спортсменку со стажем. Лёгкий сарафан на ней сидел как влитой. На её фигуре, я думаю, всё будет сидеть идеально. Вот она стоит передо мной, как во все прошлые встречи, и между нами стена. Она рядом, но взять её я не могу. Я улыбнулся напоследок и двинулся вглубь парка.

Щелчок, в глазах привычно всё потемнело. После щелчка уши заложило, и остался неприятный звон. Я не стал торопиться открывать глаза, накатила грусть и тяжесть от понимания своей беспомощности. Вроде, как делаю невообразимые вещи и участвую в каком-то невероятном событии, но ощущаю себя просто беспомощным человеком, с большим грузом неудовлетворённых мечтаний и пережитого прошлого. Сейчас бы опять на южный пляж, уж точно посмотреть на небо.

— У тебя есть время. Нам надо понять, всё ли мы сделали правильно; возможно, не сразу, но придёт волна новых воспоминаний. Нам надо быть уверенными, что мы в тебе ничего не поменяли.

— Хорошо.

До станции ещё минут пять. Первый раз мне кажется, что эта электричка едет очень долго. Пойду, прогуляюсь. Я встал, пошёл по вагону. Поезд ехал незаметно для пассажира. Да, в этом плане железная дорога сделало шаг вперёд. Железнодорожные пути, сами вагоны давно уже перестроили по новым стандартам. Движение ощущается, только если посмотришь в окно. Я не стал останавливаться в тамбуре и пошёл в следующий вагон. Тут тоже пусто, где-то в середине сидела девушка или женщина, со спины не определишь. Я двинулся дальше, захотелось дойти до туалета, а он в первом либо последнем вагоне. До первого вагона мне было ближе. Когда проходил мимо, любопытство моё взяло верх, я обернулся, чтобы постараться разглядеть девушку. Да, это была девушка, и девушка знакомая. Опять прошибло в пот, я сделал пару шагов вперёд и развернулся, девушка смотрела в окно. Она была одета по исламским традициям: длинное платье, покрывающее щиколотки, красивый платок на голове. Рядом с ней стоял спортивный рюкзак, не совсем вписывающийся в её образ. Это была Ирина. Выбор её одежды немного удивил, но скромность мне всегда нравилась в женщинах. Особенно после того, как модным стало носить всё наружу и пользоваться только тем, что дал Бог, как говорится, при рождении.

— Привет!

Тут я уже не сдержался от эмоций, тем более что передо мной сидела уже довольно повзрослевшая девушка. Годы ничуть её не изменили, лицо стало старше, но это ей пошло только на пользу. Всё так же подтянута. Я не заметил никакой косметики на лице, при этом она выглядела очень свежо.

— Привет, — она улыбнулась.

В её улыбке улавливалась непонятная мне пока настороженность.

— Это я, Константин, не узнала?!

За десять лет я тоже изменился. Борода стала больше, но поухоженней, правда, уже наполовину седой. Наверное, добавилось и морщин — со стороны видней, конечно. Но сейчас я ощущал себя в лучшей форме за всё своё время.

— Да я узнала, Костя.

— Где Толик? — спросил я её сразу в лоб.

— Кто?

— Ну, Толик, помню, мы с тобой виделись последний раз в парке, по-моему, ты собиралась замуж за Толика.

— А, ты помнишь! Конечно, да так и не вышла.

Я смотрел и не мог поверить своему счастью. Она здесь, в этой электричке, и ничего сейчас не мешает мне побыть с ней.

— Слушай, честно, не ожидал тебя увидеть здесь, очень рад!

— Да и я рада, — как-то осторожно ответила она, явно не разделяя моего настроения.

Странное её поведение меня смущало, но чувства, меня переполняющие, не давали трезво оценить ситуацию. А чего ей так себя не вести: через десять лет встречает почти незнакомого мужчину, и он на неё начинает наседать, как будто с ней вчера разговаривал, хотя это было всего пару минут назад для меня. Надо взять себя в руки, а то ещё спугну.

— Слушай, да, бывает же такое, сводит нас судьба с тобой в какие-то моменты интересные.

И тут я поймал себя на мысли: что, если неспроста это всё, что, если дела наши не закончены? До станции осталось совсем немного. Наблюдатель молчал, это тоже настораживало.

Ирина отвернулась к окну и обняла рюкзак двумя руками. На её лице застыла какая-то маска, мне непонятная: вроде ощущаю, что она рада меня видеть, но её внешние действия пытаются противоречить внутренним. Я много читал о психологии поведении человека в своё время, это было необходимо. В среде, в которой мы вырастали, приходилось уметь контролировать свои чувства и видеть чувства твоего собеседника — в напряжённых переговорах, как я их теперь называю, без этого было никак. Первая наша большая фирма имела приличный штат, почти сто человек, и, несмотря на то, что половина из них была, можно сказать, близкие друзья по школе, по институту, как мои, так и брата,, встал один острый вопрос. В коллективе то и дело возникали какие-то конфликты на почве работы и личной неприязни. Приходилось писать инструкции, вырабатывать форму общения. И это в те времена, когда о корпоративной этике ещё мало кто вообще слышал. Да, появились корпоративы, на которых происходило много разборок, особенно после принятия горячительных напитков. Так что практика в общении и в понимании людского поведения у меня была огромная. Я чувствовал, что она чего-то боится либо о чём-то сильно переживает. Её родители, как я помню, уже умерли, может, с братом что?

— А как брат твой поживает?

— Не знаю, мы с ним уже давно не виделись, да и не разговаривали. У него своя жизнь, у меня своя.

Тут я почувствовал сильную обиду её, но на что? Может, муж изверг, может, быть, Толя, едрид-мадрид. Но разговор не хотел завязываться, она сидела, держа свой рюкзак, отвернувшись к окну.

— Слушай, я не буду скрывать своих чувств. Я вижу, ты чем-то сильно обеспокоена. Не могу дать себе ответ, так как меня сейчас переполняют чувства, которые я хочу выразить. Они, возможно, помогут и тебе, и мне. С первой нашей встречи я был тобою покорён. Внутри меня ты разожгла огонь, и все последующие встречи его только усиливали. Я надеюсь, что ты сейчас свободна в отношениях, и хочу с чего-то начать. Давай просто выйдем на остановке и прогуляемся. Я знаю, недалеко тут есть неплохой ресторанчик, посидим, поговорим. И я попробую тебе помочь.

— А ты что такой уверенный в себе тип?! Всем помогаешь?! Всех спасаешь?! — как-то обидно она это произнесла.

— Да я просто говорю, давай посидим, поговорим. Такой день сегодня замечательный, ты не представляешь, сколько всего произошло, но я, наверное, теперь понимаю, к чему всё шло.

— Да, и к чему же? Мы выйдем, поговорим, ты что!? Меня замуж возьмёшь!? И что дальше!? Дети!? Счастливая жизнь!?

— Ну, так я далеко не заглядываю, но почему нет?

— Послушай, я вообще не знаю, кто ты такой. Я была после нашей с тобой встречи в том парке. Ты, вечно уставившись по уши в свои книги, сидел никого не замечал. Я окликнула тебя, но ты меня не узнал, хуже всего, у тебя был взгляд такой, словно мы вообще никогда не виделись. И что мне думать, ты больной какой-то? Или у тебя такие игры свои?! И где ты был, когда меня везли в аул!? И когда сказали, что жить теперь можно только по-новому!? И выбора у меня уже нет. Где ты был? Где все вы были? — она немного прослезилась, но быстро оправилась. — Прости, у меня что-то нервы сегодня шалят, не выспалась, наверное. Я бы с радостью, Константин, приняла ваше предложение, вы тоже мне симпатичны, но не сегодня.

— Лады, спасибо.

— Спасибо-то опять за что?

Я уже не стал отвечать, встал, двинулся в первый вагон, настроение ухудшалось с каждым шагом. Само выражение «спасибо» пошло от старого выражения «спаси Бог», и оно у меня как-то само собой вылетает изо рта. Хорошее выражение, со смыслом. Чего мне сейчас и не хватало понимания смысла всего происходящего. Меня как будто кувалдой припечатали, шёл по вагону, а ноги не двигались. Ситуация задавала тон настроению и хотелось уже выйти из этой чёртовой электрички. До первого вагона, по моим прикидкам, ещё три. Шёл и сам думал: что же всё у меня через одно место, я ли виноват в том, что судьба человека надламывается, и ты не замечаешь, как мог бы помочь? Подставить своё плечо советом, действием. Так ли мы все индивидуальны по своей сути, может, всё-таки мы один организм? А мы, не понимая этого, пытаемся найти что-то в себе индивидуальное, мы хотим, чтоб у нас было всё, не как у всех, при этом не понимая, что рвём нить своей причастности ко всему происходящему. Тем самым не видя, что рядом с нами человек, которому нужна наша помощь, а в поисках своих интересов мы просто становимся бездушными машинами, у которых изначально заложено, как бы только разъехаться. Теперь я понимаю, почему мы на дороге так часто врезаемся — наше сознание так хочет иногда кого-то обнять, что даже не берёт во внимание, что это может стоить самому носителю одинокой души.

«Всевидящий» молчит, теперь от этого мне как-то не по себе, я так уже привык к его постоянному присутствию. Прошёл два вагона, они все оказались пусты. Открыл дверь в следующий и не удивился, что он тоже оказался пустым. Раздался сильный хлопок, уши заложило, вагон ушёл у меня из-под ног, тело среагировало моментально в группировку, но инерция от движения вагона была настолько сильная, что я сделал пару оборотов назад и впечатался в дверь ногами. Распластавшись на полу, почувствовал, как началось торможение самого состава.

— Ира!

Я вскочил, открыв дверь, понял, что половины заднего вагона просто нет, вдали виделся дым и огонь. Раскоряченный состав, та часть, что была видна, завалена набок, задние вагоны наполовину покосились и готовы упасть.

— Да что это такое, что с Ириной? «Наблюдатель», ты здесь?

Я начал кричать. Судя по заполняемости электрички, жертв, может, и не так много, но почему я об этом думаю… Ира там была, и та женщина, что сидела напротив, это разве мало? Я ругался сам с собой, так как мой недавний собеседник никак не хотел со мной говорить. Жуткая боль от головы до ног пронзила меня. Я опять завалился на пол, левая рука не поднималась. Возможен перелом ключицы, и пара рёбер, похоже, тоже не в порядке; адреналин, хоть и делал своё дело, но боль была сильная.

Щелчок, всё потухло.

— Что это было?!

— То, что и должно произойти.

— Ты сказал, что мы все сделали.

— Да так и есть.

— Но почему все взлетело на воздух, что мы сделали не так!?

— Все мы сделали правильно, ты спас сотни людей, полотно судеб продолжит своё движение, и общая ваша судьба не нарушена.

— Ну как же Ира? Я думал, что она должна быть со мной и, возможно, она моё будущее.

— Я тебе сказал, что твоё будущее неизменно. Если бы эта Ира предназначалась тебе, то ты бы с ней уже не один раз мог завести отношения, но, как ты слышал, она тебе говорила, что проходила мимо тебя, и ты даже не реагировал. Если ты не реагировал на неё в тот момент, когда ваши параллели были в одном пространственно-временном промежутке, значит, она не то, что тебе нужно. Ты мужчина холостой уже больше десяти лет, ты не обречён, и чувства твои сейчас очень обострены в этом плане. Если я тебе сейчас покажу любую девушку, которая немного тобой заинтересуется, ты сразу скажешь, что она то, что тебе нужно. Когда человек голодный, он, знаешь, и не такое съесть может.

— Жестковато ты сейчас приложил.

— Прошу прощения, Ирина действительно была тобой заинтересована, и я ввёл твою параллель чуть ближе к ней. В нужный момент это привело к нужному результату. Она давно уже перешла к радикально настроенным организациям, их влияние настолько глубоко у неё в голове, что только встреча с тобой ей позволила выйти из этого сумрака и принять правильное решение — активировать заряд в более безопасном месте, чем столичный вокзал в час пик.

— Она террорист?

— Она человек со своими сильными и слабыми сторонами, со своими заблуждениями и переживаниями.

— Слушай, я почему-то после твоих слов не совсем уверен, что выбрал правильную сторону.

— Нет правильных и неправильных, все ваши события — это один замысел Божий, и если он таков, то зачем в этом разбираться. Но для тебя скажу, сильное влияние на неё оказала смерть отца. Она не смогла это пережить и искала ответы на всяких неблагополучных сайтах. Там она и познакомилась с Толей, а он уже заразил ее своим безумием. А ты догадываешься, как легко в нужный момент увлечь не в нужную сторону человека. Ты сделал своё дело, спас людей. Она сделала свой выбор, хотела их уничтожить. Пойми, ваши линии судеб связаны между собой, и даже такие страшные события, кажущиеся неправильными с вашей стороны, не могут убраться из Вселенной, так как сама жизнь невозможна без разнообразия. Убери хоть одну вероятную возможность происходящего — и вся Вселенная схлопнется, так как нарушен будет её основной принцип — бесконечность во всём, и вариации происходящего не исключение. Любое ограничение в любой плоскости — смерть всего и вся.

— А зачем тогда мы её спасали в кинотеатре?

— Её мы не спасали. Она тогда была той, кто поджёг его, это её было первое задание, а тот парень — куратор её был, как ты понял уже.

— Но она же могла выйти из этого сумрака раньше, она хотела выйти, она сказала, что видела меня в парке и пыталась войти в контакт.

— Возможно, ты прав, но я тебе напомню, для чего ты сбил её брата. Он как-то застукал её за перепиской и обратился в компетентные органы. Её взяли, но через пару месяцев, пока с ней разбирались, брата убили в подъезде. А его беременная супруга, на которой осталось воспитание ребёнка, не смогла бы одна дать знания, которые приведут его на олимпиаду по математике. А в дальнейшем не получилось бы устроить в нужный институт и сделать важное открытие, что приведёт вас на новый технологический уровень. А если бы она открылась тебе, то вряд ли с тобой ничего бы не произошло где-нибудь в тёмном подъезде, даже с учётом, насколько ты способный к неожиданным атакам индивид.

— То есть, с одной стороны, мы спасли брата, с другой — позволили дойти ей до сегодняшнего момента.

— Мы чуть продлили её, возможно, неблагоприятные действия, но предотвратили последствия с твоей помощью. По-моему, в твоём айкидо схожие принципы действия на угрозу.

— Возможно, но ты играешь с судьбами людей.

— Я ни с кем не играю, я есть «глаз Божий», сам Бог-создатель — главный игрок. Капля его сущности наполняет целую Вселенную. А его капля во всех её проявлениях по образу и подобию, как говорится. Разница между вами в том, что он смог побороть негативные стороны своей целой сущности, а вам это ещё предстоит.

— Что мы тут делаем?

— Наслаждаемся закатом…

Глава II

После череды невообразимых событий тяжёлые больничные будни длились, как вечность. Лекарства, капельницы, постоянное сонное состояние в каком-то кумаре — чувство не из приятных. Сломанная ключица, пара рёбер и сильное сотрясение — вот основной диагноз моего улётного кувырка назад.

Через неделю голова стала приходить в норму. Реальность напоминала самый неблагоприятный день сурка, когда все ваши действия происходят на больничной койке. Телу нужен был отдых и покой. Но уже через неделю сознание потребовало движения. Приходилось занимать его внутренними дебатами. Поначалу тишина в голове казалась временным явлением. Каждое утро я надеялся, что голос вернётся. Но он затих и, похоже, с концами. Всё больше начинал думать о том, что это был один большой сон. И причина этого — сильный удар головой при падении. Столько раз пытался всё вспомнить, что он говорил, что я говорил, куда перемещался, вообще перемещался ли я?

По разговорам врачей, меня без сознания вытащили только через час после аварии. Пришёл в себя на вторые сутки. А с этим «наблюдателем» мы сразу куда-то перенеслись, уже не помню куда, но был восхитительный закат. Я человек, который верит в Бога, и как это всё сочетать с происходящим, пока мне было неведомо. «Глаз Божий», «наблюдатель», как он себя только не называл, и как он упоминал в разговоре Бога. С таким же успехом любой поп в церкви упоминает его «всё по воле Божьей и от его имени». Может, какой спецпроект секретный? Вживили мне передатчик в голову — что, разве трудно? Запудрили голову всякой религиозной темой. Погоняли меня по памяти, вытянули у меня какую-то информацию из головы, и с концами. А скажешь кому, так за психа примут. Говорят, что мы запоминаем какой-то минимальный процент от всего увиденного за день. Так с такой технологией, может, они просто расширили зону моей видимости, и то, чего я раньше не замечал, они на этом сконцентрировали моё внимание.

А как я тогда перемещался по городу, и сейчас помню же, что был не там, где должен быть. Откровенно говоря, я уже не могу сказать точно, какое из событий было первостепенным. И было ли оно?

Со временем в памяти стала стираться чёткость происходящих событий. Я сам уже не могу себе доказать, что я куда-то перемещался. Внутренние диалоги — это то, что меня хоть как-то развлекало в больничный период. Я люблю смотреть фантастику и читал много книг, и представить себе, что такое вообще возможно — «ха, да не смешите мои подковы», как кто-то из интеллектуалов сказал в одном серьёзном мультфильме. Ещё неделя, и я полностью себя убедил в нереальности происходящего. Единственное, что когда я вспоминал Ирину, тут всё моё тело давало обратную связь. Я чётко ощущал те чувства, что я за пятнадцать минут приобрёл к этой девушке. Осознание того, что я её потерял так же быстро, как и нашёл, просто выворачивало мою голову и моё сердце. Я старался быть взрослым, реально думающим и понимающим человеком, но эти чувства заставляли меня верить в то, что не могло происходить в реальности.

Через неделю начали приходить посетители, но, правда, откуда-то взялся очередной вирус, и всё закрыли на карантин, из моих близких некого было и ждать. Все сидели по домам, так что в основном наведывались из полиции, пару раз в костюмчиках из спецслужб. Позвонил Андрей, друг детства, он в следственном отделе работал. Предупредил, что наведаются и из его ведомства. Я говорил всем одно и то же: прогуливался по составу, неожиданный взрыв и последствия. Спрашивали, кого видел, я отвечал, что электричка была пустая, особо никого и не было, пара женщин да кондуктор. Про Ирину не упоминал.

— Алло.

— Привет, шеф.

— Привет, Вов.

— Ну, ты как? К тебе не добраться пока, как карантин снимут, сразу приеду.

— Да нормально, не суетись. Выпишут, сам до вас доеду.

— Скажи, звонил Андрей, спрашивал про твои дела, не ругались ли мы, не заводил ли ты новых знакомых, в последнее время?

— О как! А меня он что, не может спросить, сам же звонил недавно. Погоди, а чего это он так интересуется-то?

— Не знаю, но сказал, что кое-какую информацию ты не озвучил. Хотя, когда тебя спрашивали, ты чётко отвечал на все вопросы. Они не поймут, ты сознательно укрываешь или забыл?

— Интересно, и что это за информацию я скрываю? Ай, ладно, разберёмся.

После разговора с братом я понял, на что намекал Андрюха. Возможно, что они нашли записи с камер в электричке. А я там беседую с Ириной. Ну, могу сказать, что девушка понравилась, да и подсел познакомиться. Её-то уже им не спросить. Тут меня опять накрыли чувства, никак я не хотел верить в её смерть. Вспоминая её образ, всё моё нутро говорило, что это та самая, которую ищешь всю жизнь, а когда находишь, стараешься не потерять до конца своих дней. И самое главное, что если она существовала, то и всё, что там произошло, тоже было реально. Но что бы я не думал, голоса в моей голове больше не появлялись, гости ко мне больше никакие не наведывались. Ещё неделя, и на моём лице при малейшем воспоминании появлялась улыбка и мысль о том, что «надо же, так воткнуло».

Через три недели меня выписали в удовлетворительном состоянии. Хотелось побыстрей выйти из этого здания и больше сюда никогда не возвращаться. Медицина, конечно, на хорошем уровне сегодня. Никто тебя не выгонит раньше времени, палаты хорошие, ухоженные. Красивые медсестры, профессиональные врачи. Кормят вкусно и правильно. Но, как ни крути, больница — это не то место, где хочется находиться. Даже если она такого довольно высокого уровня, как в наше время. Сразу скажу, что в регионах ситуация не такая, как в центре, но всяк лучше, чем было ещё даже пять лет назад. А самое, наверное, значимое событие, которое просто позволило сделать гигантский шаг вперёд к грамотному здравоохранению, — это бушевавший пару лет назад вирус пневмонии. Усадил весь мир на карантин. Остановил мировую экономику на полгода. Некоторые страны до сих пор не могут выйти из кризиса. А мы как-то справились и даже смогли сделать нужные выводы. И сейчас у нас приток мигрантов в высокотехнологические сферы, как у заморских стран в свои лучшие годы. А это показатель улучшения качества жизни в нашей стране. Ну, или ухудшения во всём остальном мире.

Я вышел из здания, на улице меня встречал Ванька. Старый дружище, ещё с прошлой жизни, как я люблю выражаться. Такие друзья на века. На улице погода солнечная, на дороге пробки, народ куда-то, как обычно, спешит. Картина столичной жизни быстро поставила мою голову на место.

— Привет.

— Привет, давай к дому. Мне срочно нужно что-то покрепче чая.

— Да я тоже не прочь. — Ванька улыбнулся, поняв мой настрой. — Был тут у своих недавно, моя бывшая опять нового папу в дом привела. Так что есть, что обсудить.

— Тогда вперёд, время не ждёт.

Мы сели в машину, пристегнулись и поползли. По-другому нельзя описать передвижение по столице, особенно в обеденное время. Город мне очень нравился, преобразился сильно. Новому мэру большое человеческое спасибо. Убрал все ларьки, постройки, надстройки. Всю ту муть, что успели наклепать узколобые деятели нашей родины в смутные времена.

Широкий проспект двигался медленно, Ванька что-то говорил, я слушал и его, и музыку. Он любитель какого-то молодёжного рэпа. Не пойму его, он старше меня на четыре года, а всё пытается двадцатилетним подростком выглядеть. Джинсы его с дырками, кепка набок. Он блондин, и причёска, я бы назвал, под горшок, но сейчас стали делать его более аккуратным. Мне такой не видать, мои волосы на голове меня покинули давно, компенсирую густой бородой. Поначалу, как переехал в столицу, меня все спрашивали: как ты с бородой ходишь?! Не останавливают? Я говорю: никогда никто не останавливал из тех, кто в форме, а вот бабушки спрашивают дорогу до метро. Так что борода моя не делала меня каким-то грубым. Придавала немного такого мужского шарма, что ли. Но это, конечно, когда борода под контролем бритвы. А когда она четыре недели просто отрастала в разные стороны, то можно себе представить, на кого я был сейчас похож. Леший — это что-то близкое к описанию, но на сегодня у меня такое настроение, и пусть всё идёт лесом.

Ванька рулит не спеша. Выехали на вылетную магистраль. До дома минут тридцать. Играет музыка, рядом друг, внутри какое-то умиротворение. Я чувствую, что всё хорошо. Почему организм не паникует, почему нет тревоги, обиды, и того чувства, когда хочется на всех обидеться, накричать. Почему я так быстро принял то, что всё, произошедшее со мной — это один большой сон? Почему не хочу действительно разобраться, в чём дело. Даже хотя бы набраться смелости и узнать у Андрея, была ли там девушка, с которой я беседовал. Но нет, я как будто в каком-то релаксе: всё идёт по плану, объяснить это невозможно, это надо почувствовать.

— Костян, ну чего ты молчишь? Что, думаешь, мне делать с этой стервой?

— С какой стервой-то?

— Да с бывшей своей, говорю же! Гришаня, сын мой, спрашивает, когда я его заберу, а эта даже на праздники мне его не даёт, да ещё какого-то нового хахаля на днях в дом привела.

— Слушай, я тебе ещё на твоей свадьбе сказал, чтобы ты не вздумал расписываться с этой ведьмой.

— Ну, ты выдал тогда, конечно, но я думал, ты шутишь.

— Вань, ты же знаешь, насчёт женщин я не шучу.

— Ладно! Ну, а у тебя-то что произошло, куда опять вляпался?

Тут он как-то посерьёзней сразу стал. За долгие годы нашей дружбы мы побывали во многих передрягах, и чаще вместе, а тут он чувствует, что какой-то кипиш прошёл, и без его участия; надеюсь, завидует.

— Честно, пока сам не пойму: либо я шизофреником стал, либо происходит такое, что даже я объяснить не смогу.

— Да ладно, ты же у нас главный стратег и фантазёр. Что такое стало с вами, Константин, я вас не узнаю. Непосильная задача?

— Типа того.

— Слушай, ты меня знаешь, помогу, чем смогу, но уже возраст не тот, сам понимаешь. Не хотелось бы после того, как вроде все начали жить по-новой, опять влезать в какой-то тёмный лес.

— Ты о чём, не пойму?

— О чём… Ну, Володька звонил, сказал, что Андрюхины следаки тебя допрашивали. В поезде вроде бомба взорвалась, по телику говорят, что возможен теракт, но так и не подтвердили ещё.

— То есть по телевизору не сказали, что был теракт?

— Нет, вначале выдвинули версию, потом как-то притихло это всё.

— И что, ты намекаешь на то, что я как-то могу быть причастен к этому взрыву? — Я сделал серьёзный вид и повернулся в его сторону, выпучив глаза как можно шире. Он заёрзал, рулить же надо, а друг хочет посмотреть в его наглые глаза. Меня заподозрить в таком деле, зная мою позицию на эти вещи! Мы все в одно время пережили взрывы в городах. В этих взрывах погибли и наши знакомые. Люди, которые взрывают себя и называют это религиозным подвигом, у меня вызывали, мягко сказать, ощущение полного слабоумия, безвольности и, тем более, полнейшего безверия. Но я понимал, что он в каком-то смысле просто хотел понять, что я — всё ещё тот я. Так как, честно говоря, мы стали очень редко встречаться. Вроде живём все в столице, а можем и год не видеться. Да, есть телефон, и он сейчас, наверное, стал большей проблемой для всех, так как не сближает, а наоборот, разъединяет, давая ложное ощущение близости.

— Вань, честно, я встретил там кое-кого и, по ходу, потерял.

— Это как?

— Да так, помнишь девчонку, про которую я тебе рассказывал, из нашего города?

В моей памяти появилось чёткое воспоминание о том, что мы уже обсуждали Ирину буквально полгода назад на очередной встрече, после которой голова болела пару дней, не помогали никакие таблетки.

— Да, помню. Погодь, здесь поворот?

— Да, прямо за заправкой. Так вот она была там, в вагоне. Я подошёл, хотел пригласить на кофе, и чего-то мы не поняли друг друга. И потом — бах! А до этого вообще всё, как в фантастическом боевике.

— Это как?

— Да ты у нас-то по гангстерским фильмам силён. Ладно, пока не о чем говорить, я думаю, мне надо попробовать разузнать о ней информацию. Позвоню вечером Андрюхе, может, поможет, а сейчас поворачивай к магазину, надо пополнить запасы. А то, я думаю, в холодильнике кто-то помер.

Вечер был предсказуем и развивался по давно отработанному сценарию. Взяли мяса, на заднем дворе разожгли мангал. Пока я готовил, Ванька подливал горячительное. Мы болтали обо всём, вспомнили прошлое, перетёрли все кости братану моему — это у нас любимое занятие. В нашей компании он у нас был боссом, и все шишки на него валились, даже после того, когда мы уже зажили своими жизнями вдали друг от друга. Потом сошлись на мнении, что все бабы из одной печи и с ними надо не цацкаться, потом чуток даже спели под телевизор и уже на третьей поллитровой разошлись по комнатам с полным пониманием того, что вечер удался.

Подъём был жёстким, состояние жуткого сушняка. Спустился в столовую, выпил залпом стакан воды, сразу же налил ещё. Раздался звонок на телефоне.

— Алё.

— Привет, Семёныч.

— Привет, Андреич.

Я иногда имена друзей произносил как отчество. Мне казалось, что получалась более взрослая вариация имени. Ребята особо не жаловались на такое обращение, понимали, что всё с юмором.

— Слушай, ты там сильно занят? Может, заедешь, а то у нас тут пирушка продолжения требует.

— Не, не сегодня, но у меня к тебе разговор.

— Давай.

— Наберу через мессенджер.

— Да, давай жду.

Я сбросил звонок, понял, что Андрюха что-то хочет сказать интересное. Его работа в следственном отделе постоянно заставляет думать о контроле со стороны, и когда он хочет поговорить, то чаще, конечно, приезжает, а если нет возможности, болтаем через мессенджер. Думаю, его не контролируют, хотя это, может, просто наша мулька для успокоения. О чём-то серьёзном мы уже давно не разговаривали, нет причин таковых. Прошли те годы, когда что-то надо было скрывать. Сейчас у всех семьи, жизнь стала настолько нормальной, насколько это только можно представить. Конечно, до того момента, что произошёл со мной в электричке. Звонок, я собрался с мыслями. Голова была ещё не на месте.

— Алё ещё разок.

— Слушай, у тебя проблемы. Мне передали, что к тебе выдвинулась группа захвата. У них появилась информация о причастности какой-то девушки, которую ты можешь опознать. Семёныч, без глупостей, выйди, если это так. Я попробую разобраться, что у них есть на тебя, почему группа захвата, в чём причина. Как только они тебя возьмут, обещаю, сделаю всё, что смогу, и…

Тут звонок оборвался.

Услышанное меня чуток отрезвило, даже как-то стало не по себе. Группа захвата? Меня? Что происходит? Получается, что с этой электричкой жизнь моя пойдёт по иному пути, и события начинают опять развиваться не по тому плану, на который я рассчитывал. Бред или не бред — ладно, как-то надо прийти в чувства. Достал остатки вчерашнего виски, налил всё, что там было, грамм на сто накапал, залпом выпил. Организм принял дозу с большой благодарностью. Голова чуток отпустила. Раздался звонок в дверь, да чтоб вас! Уже, что ли?! Может, Ваньку разбудить или пусть спит, мне нечего скрывать, пойду и просто сдамся. Не готов я сегодня к противостоянию, тем более с группой захвата. Я подошёл к двери, на мониторе был виден женский силуэт, в моих глазах пелена, но черты были узнаваемы. Сердце забилось с невероятной скоростью, глаза прозрели, голова и состояние стали более собранные. Ещё раз, не может быть! Открыл дверь, на крыльце стояла Ирина. Пауза секунд на десять, как вечность.

— Заходите, будьте как дома.

На её лице не дёрнулся ни единый мускул, с серьёзным видом она спокойно зашла в дом.

— Здравствуй, Костя.

— Привет, а я вот только что тебя вспоминал, с грустью, конечно. Думал, ты погибла.

— Я думала, ты тоже.

Мы посмотрели друг на друга, взгляд был одинаково серьёзен и спокоен. Да, мы рады видеть друг друга, и это чувствовалось.

— Проходи, присаживайся. У нас вчера небольшой сабантуй организовался по поводу моего выхода из больницы.

Она неспешно, не разуваясь, прошла в гостиную, чуть осмотрелась и, приняв моё предложение, присела на стул, который я ей пододвинул. — Рада за вас, мне нужна помощь, чтобы кое в чём разобраться.

— В электричке меня надо было слушать, может, и глупостей бы не наделала. А теперь понятно, про какую говорят девушку, и по чью душу выехала группа захвата.

— Прости! Честно, прости, я тоже по тебе уже успела пустить слезу, но у меня на хвосте ещё мои старые хозяева, и мне некогда слюни распускать. Ты со мной?

— Ты со мной, что это за фраза?! Это если уж и фраза, так она моя.

Я знал, откуда она. Эта фраза из одного фильма с очень брутальным актёром, он там наёмного космического бойца играет. В какой-то момент, спасая свою девушку, он ей кричит: «Ты со мной, Кира?» Не знаю почему, но эта фраза всегда была у меня в голове. Я представлял, что когда-нибудь и сам скажу её в нужный момент. А тут она её произносит.

— Точно моя фраза, это я тебе тогда в поезде сказать хотел: «Ты со мной, Ира?», если бы знал, что с тобой происходит. Но кое-кто почему-то не предупредил меня обо всём происходящем. — Я немного выдохнул. — Что тебе надо от меня?

— Сколько, по твоим предположениям, у нас времени?

— Ну, не знаю, звонили минут пять назад. Поедут явно из центра, до нас минут тридцать без пробок, думаю. Ну, минут пятнадцать-двадцать у нас есть.

— Тогда нам надо спешить, для разговора надо найти более благоприятное место.

— Погоди, ты собралась бежать?

— А у тебя другие планы?

— Ну, вообще, до твоего прихода я уже готов был сдаться, ну и чуток похмелиться, что и успел сделать. Осталось сдаться.

— Да ладно, куда делся мой спаситель? Всю мою жизнь ты появлялся ниоткуда на пару минут, спасал меня от очередного безумия и так же исчезал в неизвестном направлении, а теперь ты говоришь, что готов сдаться! Я тебя не узнаю.

— Слушай, я вообще-то хотел побыть нормальным мужиком, только вышел из больницы, хотел побыть один, пролить скупую слезу по люб… — чуть не проговорился, но быстро исправился. — По лютой девушке, которую считал, что потерял навеки, и на это мне хотелось потратить, ну, ещё хотя бы пару дней и пару литров горячительного. А ты всё портишь.

— Ну, ты противоречишь сам себе! Во-первых, ты не один, а судя по твоему саркастичному говору, ты явно не собирался сильно убиваться из-за меня.

— Я хорошо скрываю свои чувства, — ухмылку еле сдержал.

— Ладно, сюсюкаться мне некогда. Ты со мной, ещё раз спрашиваю?

Вот тоже и фразу мою — ну, зачем, это же явно я должен сказать.

— Слушай, Кира, то есть Ира…

Тут просто совпадение на совпадении, но в данный момент это я, что ли, баба?! А она межгалактический убийца? Да, жесть, нехорошо, надо собраться, стопка похмельная разогрела сильней, чем я думал.

— Ладно, я с тобой, Кира.

— Я Ира.

— Да и я про то же, только сейчас Ваньку подыму.

— Оставь его, им он не нужен.

— Лады, как скажешь. Двигаю за вами, женщина, по пути можно немного горячительного — это был не вопрос.

Мы вышли. На улице стоял серый седан западного производства, из мест, где предпочитают лягушачьи лапки на ужин. Неприметный цвет, неприметная машина — так можно охарактеризовать это авто.

— Садись назад. Перегар от тебя страшный! Ехать не близко, так что можешь поспать.

Я — в спортивном костюме, взяв только свою сумку с документами и кошельком, уселся на заднее сиденье. Единственное, что мне сейчас хотелось, ещё немного поспать и стопку виски. Мы выехали из посёлка и двинули на север, она явно рулила не в столицу. Я сейчас не готов был расспрашивать её и спорить, просто хотелось чуть поспать и осмыслить происходящее. Она жива, и это пока всё, что мне нужно понимать и ощущать. Вырубился я почти сразу. Спокойствие внутреннее всё больше вызывало вопросов, но я не сопротивлялся, просто двигался за происходящим и мысленно, и физически, так как понимал: если бы я не согласился, кто-то меня мог и силой затащить в машину. Судя по её настрою. Да, она не так слаба и беззащитна, как выглядит, силуэт приятный, и на вид, и, наверное, на ощупь — подумал внутри меня мужчина.

Очнулся уже на закате. Ехали небыстро — дорога просёлочная. Мысли в основном о ней, о той, что везет меня в неизвестном направлении, навстречу переменам, к которым я совсем, мне кажется, не готов. За окном умиротворяющий пейзаж. На горизонте закат, солнце сквозь ели мерцает золотистым светом. При проблеске ощущаешь тепло на лице, глаз зажмурился, от яркого проблеска покатилась слеза. Не хватало ещё, чтобы она подумала, что ты тут разрыдался, надо как-то незаметно вытереть глаз.

— Что, проснулся?

— Дааа. — протянул я как-то не уверено. — Мы где?

— Надо найти место для ночлега. У меня в багажнике палатка, спальные мешки.

— О, как! Ты подготовилась?

— Не говори.

— Знаешь эти места?

— Да, неплохо. Переночуем, а завтра едем с моими делами разбираться.

Я промолчал. С делами разбираться — я сегодня ещё отдыхаю, и вот эта новость про палатку меня очень обрадовала. Уже о каких-то проблемах слышать не хотелось.

— А есть что перекусить?

— Я останавливалась в магазине.

— И?!

— И-и-и-и! — протянула она, — про тебя не забыла, тебе будет, чем себя утешить, мужчина, — прозвучало довольно саркастично, но и тут я промолчал. Главное, что эта женщина мне начинает нравиться всё больше.

Свернули с асфальта и ещё минут пять ехали по лесу. Открыл окошко, в машину ворвался свежей запах хвои. Он оказывает хороший ароматерапевтический эффект, особенно после таких сабантуев.

Чуть поднялись в гору, впереди открылся шикарный вид на небольшое озеро правильной круглой формы. Нашу страну одно время сильно бомбили, так вот, со временем воронки превратились в маленькие озёра. Обросшие хвойным лесом, они стали местом паломничества любителей палаточного отдыха. Тут чисто, никого не видно, территория просматривалась приличная. Само озеро в небольшой впадине находилось, довольно уютное местечко. Съехали вниз и свернули прямо через лес к воде; дорога не накатанная, мало кто здесь бывает, кроме самих лесных жителей. Но едем между деревьев, значит, кто-то постарался, прорубил путь в своё время для подъезда прямо к озеру. У берега небольшая ровная площадка, старое кострище, пара скамеек из пней, столик. Всё сделано отдыхающими из местного материала своими руками. Как обычно те, кто ездит на одно и то же место, стараются что-то благоустраивать со временем. По этому набору видно, что обновлялось всё давно, и значит, это не особенно популярное место отдыха. Я глянул в телефон, связи нет. Куда она меня завезла, даже не могу представить. Это, если честно, не сильно меня беспокоило. Рядом с ней я постоянно ощущал, что нахожусь именно там, где должен.

— Давай выгружаться.

Я открыл дверь, вышел, потянулся. Тишина, птички что-то своё обсуждают. Кукушка прокуковала пару раз и затихла, не успел я даже среагировать на это. Кукушка, кукушка, а сколько…

Разложились мы довольно быстро. Палатка самораскладывающаяся — это большой плюс. Раньше колышки, какой-то каркас — пока натянешь, уже и желание, и напитки заканчивались. А тут кинул на землю, она сама и собралась! Накачал пол в палатке и пошёл прогуляться за хворостом. Хочется костра и что-нибудь из еды закинуть в рот. Принёс охапку хвороста. Ира, расстелив один из спальников, сидела в паре метров от воды, что-то молча и задумчиво разглядывала. Над кострищем уже висел котелок с водой. Она время не теряла, на столе лежали свежие овощи, стояла пара контейнеров с отваренной картошкой, соленые огурчики. О, мои любимые колбаски! Я, конечно, надеялся, что будем готовить сами, но раз так, спасибо, что не фастфуд. Живём в двадцать первом веке, можно купить готовую пищу на любой вкус. Из-за этого какая-то часть палаточной романтики уже теряется.

— Я тебе взяла твоих нюрнбергских, но вначале нагрей воды, хочется чаю.

— Она что там, мои мысли читает? — подумал я про себя.

— Хорошо, спасибо. А где то, о чём мы говорили?

— В багажнике посмотри.

Я разжёг огонь, пошёл за напитками. В багажнике нашёл пол-литра беленькой. Да, думаю, сейчас именно этот напиток будет к столу, так сказать.

— Откуда ты знаешь о моих гастрономических пристрастиях?

— Видела я это уже.

— Как это?

— Снилось мне как-то: палатка, костёр, и как ты рассказывал, что готовить нужно на костре всё самим, а то, как ты там говорил, «палаточная романтика теряется».

— Что, прямо так слово в слово?