Бесплатный фрагмент - Эхо Гипербореи

Светлой памяти

Лебедева Евгения Евгеньевича

посвящается…

Глава 1

Операция «ДЖАЗ»

1

Глава Департамента по экспорту культурного влияния при Специальной разведывательной службе Бюро расследований США Майкл Мак-Кинли пребывал в прекрасном расположении духа. Гувер высоко оценил вклад его подразделения в борьбу с коммунистической Россией и даже пообещал выписать солидную премию.

Этой новостью следовало незамедлительно поделиться с командой.

Его просторный кабинет с высокими потолками в центре Вашингтона едва вместил 40 штатных аналитиков. Литературные и музыкальные критики, психологи, маркетологи… Кого среди них только не было!

Выдерживая паузу, Мак-Кинли закинул ноги на стол, раскурил сигару и только после этого начал свою речь:

— Господа! Спешу сообщить вам, что только что вернулся от шефа. Он отметил, что свой хлеб мы едим не зря! Наша операция признана успешной. Возможно, некоторые задаются вопросом: зачем в то время, когда у нас у самих продолжается кризис, мы суем свой нос в культуру другой страны? А я вам отвечу. Экономическая депрессия рано или поздно закончится, а враг никуда не денется. Надеюсь, среди нас нет агентов Коминтерна? — Дождавшись, когда стихнет смех, он продолжил: — Результат превосходит ожидания! Джаз проник в сознание большевиков и успешно разъедает его. Конечно, отдельные партийные лидеры понимают губительность данного стиля для менталитета молодежи и даже предпринимают определенные шаги, чтобы предотвратить его распространение, но тщетно. Эту лавину не остановить! Творческая элита уже завоевана. Взять того же Парнаха или Теплицкого. Хотя, увы, они так и не постигли сути, а пошли по тому же пути, что и мы, — скопировали целлулоидный звукоряд, ориентированный на богатых импотентов. Что не удивительно. Первый — эксцентричный придурок, помешанный на новизне, и отторгаемый широким массам. А ошибка второго в том, что он использовал академический подход, превращая тем самым живую музыку в рафинированную субстанцию, чуждую народу. Однако, как мы и предполагали, комиссары усмотрели опасность именно в буржуазной компоненте. Результат — Теплицкий отправлен в тюрьму! Только для нас это — отвлекающий маневр. Напомню, наша целевая аудитория — простолюдины. Да, пока, в силу невежественности и скудоумия, русские называют джазом всё подряд. Биг-бэнды у них повсюду… Это просто модно! Но рано или поздно они проникнутся самой идеей. Ведь джаз — это стенания черномазых, их протест, а не банальный набор ритмов, аккордов и виртуозного владения инструментами! И когда рабоче-крестьянские отребья возьмут в толк, что они мало отличаются от рабов, они восстанут! Я уверен, что триумф нашей миссии — вопрос нескольких лет. И хорошо, что в Америке мы вовремя купировали вероятный саботаж, перенаправив энергию исполнителей в танцевально-развлекательное русло! — Он выдохнул облако дыма. — Кстати, вы никогда не задумывались о том, что в немалой степени нашу экономику довел до обвала именно джаз? Тот самый, который ниггеры исполняли изначально… Но мы приняли меры. И теперь оркестры дружно создают иллюзию, что всё окей.

— Сэр, а если русские раскусят наши планы и поступят точно также, как и мы? — поинтересовался Пит Уайт, работник музыковедческого отдела.

— Ума у них не хватит! Да и не до танцев им… К тому же, англичане, не без помощи местного дворянства, два с лишним века вытравляли из низших сословий русских общеевропейский культурный код, удобряя всходы невежества водкой. Весьма, замечу, удачно. Для нынешних пролетариев и колхозников Бетховен — тоскливый набор нот, и они мирятся с его существованием только благодаря тому, что тот был мил Ленину. Зато гордятся своим примитивным фольклором, придуманным, кстати, тоже в Лондоне! Два притопа, три прихлопа… Нынешние власти, между прочим, тоже поддерживают эту иллюзию. Управлять тупицами проще! Вы их инструмент балалайку когда-нибудь видели? Одна форма чего стоит… Большее убожество — только дутар.

— А я слышал целый ансамбль балалаек. Мне понравилось! В чем их изъян? — не унимался эксперт.

— И где же ты вкушал их чарующие звуки?

— В Париже, в русском ресторане…

— Наверняка изрядно выпил… И если это так, то ты сам ответил на свой вопрос!

Коллеги захохотали, Пит покраснел, но не сдался:

— И чем же наш хваленый кантри лучше народных песен русских?

Формально аналитик покусился на «святое». Все замерли, ожидая, что босс разразится гневной тирадой, но неожиданно тот ухмыльнулся.

— А ничем! И то и другое — дерьмо собачье. Уверен, джентльмены, у собравшихся здесь отличный вкус, поэтому все согласятся со мной. Хотя прессе такие заявления лучше не делать!

Учитывая, что крамольная мысль наконец-то была озвучена, кабинет содрогнулся от аплодисментов.

— Каждый из вас давал подписку о неразглашении, — пояснил Мак-Кинли, — поэтому, надеюсь, мои откровения не станут достоянием газетчиков. Просто мы должны называть вещи своими именами. Но не забывать, что работаем на Федеральное правительство! И если потребуется, станем пропагандировать хоть сиртаки для латиноамериканцев, хоть марсельезу для китайцев… Кстати, по моим сведениям, в ближайшее время нам поступит запрос на популяризацию маршей в Германии!

— Маршей? — снова не сдержался работник музыковедческого отдела. — На родине Баха и Моцарта? Вы не шутите?

— Эх, молодой человек… Наличие Канта также не делает немцев нацией философов! В общем, еще раз поздравляю всех нас с победой! Конверты с премией получите завтра в кассе. Безусловно, событие не мешало бы вспрыснуть… — Начальник заговорщически подмигнул. — Но это чуть позже! Пока же скажу вам по секрету, что «сухой закон» вот-вот будет отменен! С Рождеством, господа! И с наступающим Новым одна тысяча девятьсот тридцать третьим годом!

Провожая взглядом подчинённых, Майкл размышлял о том, что ему стоило бы повнимательней присмотреться к этому самому Питу Уайту. Нагловатый тип, но из него мог бы выйти толк…

2

Глеб Бокий недолюбливал Сталина и, хотя они были родом из одного города и знакомы четверть века, своего мнения о нем менять не собирался. Другое дело — Ленин и Дзержинский, те были настоящими революционерами! А этот грузин — чванливый выскочка, перековавшийся из мелкого бандита в крупного государственного деятеля.

Впрочем, подобное отношение не являлось основанием для демонстрации презрения. Субординация, однако.

Будучи противником подобострастности и угодничества начальству, руководитель Спецотдела ОГПУ на приеме вел себя без пиетета, но корректно — даже протянутую руку пожал, хотя все знали, что в быту он подобную процедуру игнорировал.

— Присаживайся, Глеб Иванович! — Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) потянулся за трубкой, но раскуривать ее не стал. — Я тебя вот чего позвал… Пора заканчивать с этой насланной на молодую Советскую страну «чумой» — джазом. Совсем с ума все сошли от данной, с позволения сказать, музыки. Тут вообще пахнет диверсией. У меня имеются сведения, что мы имеем дело с продуманной акцией. Ну, не нужен этот самый джаз нашим людям! Во всяком случае в таком виде, каком нам его навязывают.

— Согласен, Иосиф Виссарионович. Только… при чем тут мое подразделение? Мы занимаемся шифрованием и дешифрованием…

— Именно! Гармония и ритм — это шифр. Твоя задача — разгадать этот ребус, заменить в нем код на правильный, после чего донести результат до товарищей музыкантов! Чтобы те не забивали головы трудящихся вычурными импровизациями. Увы, запретами тут ничего не добьешься… А советскому человеку нужна недвусмысленная мелодика! Как это сделал наш молодой талант Шостакович. «Нас утро встречает прохладой…» — ничуть не фальшивя, напел Сталин. — Смотрел фильм «Встречный»?

— Нет…

— А зря!

— Коба, — Бокий отважился назвать вождя партийной кличкой, что дозволялось исключительно узкому кругу людей, — но какое я имею отношение к музыке? Даже ни на одном инструменте играть не обучен…

— Не скромничай! А у кого дома коллекция пластинок Шаляпина? Да и, слышал, вы с ним дружны… Это даже хорошо, что ты до от фа не отличаешь. Я тоже нот не знаю, но определять правильных исполнителей способен! Умение отделять зерна от плевел — вот что важно! Короче, займись этом вопросом. Считай мою просьбу поручением партии. О твоих особых полномочиях я извещу товарища Менжинского. Найди толковых ребят и — вперед! Уверен, что Вацлав Рудольфович всячески поспособствует. А для начала найди управу на нашего легендарного морячка Колбасьева! Неверной дорогой он отправился после возвращения в Ленинград из Хельсинки… Агитирует за джаз, лекции о нем читает да радиоэфиры устраивает!

— Разберусь!

— Вот и молодец.

Разговор с «отцом народов» оставил двойственное ощущение. С одной стороны, он свидетельствовал об оказанном доверии, а с другой — вызывал внутренний протест. Но опытный чекист, отбросив сомнения, взялся за дело.

Для начала изучил репертуар московских и ленинградских оркестров, в названии которых упоминалось слово «джаз». И пришел к выводу, что на американских исполнителей те похожи как свинья на быка. Разве что набором музыкальных инструментов.

Затем взялся за досье упомянутого Колбасьева и был немало удивлен обилием его талантов. Особенно Бокия потряс инженерный дар «объекта» в области радиолюбительства. Тот умудрялся не просто принимать иностранное вещание, но и записывать в хорошем качестве транслируемую музыку! Разбрасываться подобными спецами явно не стоило.

Тем не менее, бывший председатель Петроградской ЧК связался с ленинградским ОГПУ и попросил коллег задержать деятеля. С обвинением мудрить не стал: агент финской разведки. Те охотно справились с задачей, и после недели нахождения в «Крестах» Колбасьев был отконвоирован в Москву, прямиком на Лубянку.

И вот перед ним в кабинете уже сидел морально раздавленный мужчина со следами побоев, отдаленно походивший внешне на Маяковского.

— Ну что, Сергей Адамович, каяться будем? — беззлобно спросил Глеб Иванович, наливая арестанту чай.

— Не в чем…

— А в партию почему не вступаете?

— Мое право.

— Не спорю. Я вот о чем хотел поговорить с Вами… Завязывайте с антисоветчиной! В смысле, с пропагандой капиталистического джаза. Никто не запрещает Вам любить его, но безыдейно просвещать население… не надо! Либо мой Вам совет: делайте упор на то, что эта музыка выражает чаянья угнетенных негров… Побольше критикуйте буржуазию… Иначе я не смогу Вас защитить. А мои ленинградские коллеги церемониться точно не станут. Увы. И в лучшем случае поедете на Соловки…

— Что я должен подписать?

— Ничего. Поверю на слово. Более того, у меня имеется для Вас интересное предложение! Даже два. Как насчет того, чтобы стать одним из родоначальников пролетарского джаза?

— Розу белую с черною жабой я хотел на земле повенчать, — процитировал тот Есенина. — Так, что ли?

— Зрите прямо в суть! Очеловечить эту черную буржуйскую жабу белой розой советской культуры.

— Это шутка такая?

— Я вас умоляю… У нас тут не цирк. Вы дружны с Лазарем Вайсбейном?

— Первый раз слышу…

— Пардон, он больше известен под фамилией Утесов.

— Да, с Леонидом Осиповичем я знаком… Простите, а Вы уверены, что он имеет отношение к данному жанру? Ну, кроме приставки в названии оркестра…

— Нет. Но уверен, что будет! И не без Вашей, то есть нашей, поддержки. Короче, предлагаю сотрудничество. — У Колбасьева полезли глаза на лоб, а Бокий рассмеялся. — Нет-нет! В Москву переезжать не придётся. Только изредка наезжать… За наш счет, разумеется. Будете числиться консультантом. Оклад плюс паек. А Ваше первое задание — увлечь бывшего куплетиста Утесова приближенным к джазу звучанием. Но без вычурных импровизаций.

— Отказ, я так понимаю, не предусматривается?

— Правильно мыслите.

— Но Вы что-то упоминали и про второе предложение?

— Полагаю, тут мы договоримся быстрее. Нашей организации весьма интересны ваши электротехнические опыты… В частности, записывающие устройства. В штат брать не буду, но гарантирую щедрую оплату за полезные изобретения!

— Я согласен.

— Поздравляю! Вы свободны. Зайдите в канцелярию, они предупреждены. Напишите заявление, получите удостоверение, аванс и деньги на обратный билет. Мы с Вами свяжемся, когда понадобитесь… — Бокий протянул ему пропуск с отметкой.

— Спасибо! — пробормотал «гость» и пулей выскочил из кабинета, даже не спросив, где канцелярия.

Можно было двигаться дальше.

Вскоре, рассказав о необычном «поручении партии» своему старому приятелю Барченко, Бокий получил от него неожиданный отклик:

— Наконец-то, Глеб, ты заинтересовался тайнами Вселенной! «Верной дорогой идёте, товарищи!» — спародировал тот Ленина. — Мы с Владимиром Михайловичем еще в двадцатые очень интересовались этой темой. Целый Институт организовали. Меня, сам понимаешь, больше привлекали исследования в области гипноза и внушения, а Бехтерев изучал воздействия на мозг человека через ритм и музыку. Он был убежден, что гармонии и пульсации способны излечивать всякие болячки, менять сознание, снимать или наоборот повышать агрессию… Более того — воздействовать на политику и экономику! Как видишь, у Сталина отменное чутье. А ты никогда не задумывался о том, какую музыку могли слушать и исполнять в древности? Ты про Гиперборею что-нибудь слышал?

Бокий всегда считал Барченко немного шарлатаном и совсем не понимал его страсть к сказкам про исчезнувшие цивилизации. Но на этот раз внутренний голос подсказывал, что в бреде Александра, возможно, имелось рациональное зерно.

— В общих чертах…

— Согласно античным источникам, гиперборейцы не мыслили свою жизнь без песен и танцев, сопровождая свои будни гармониями и ритмами, чарующими душу и слух.

— Я рад за них.

— Иногда ты меня просто бесишь… А ты в курсе, что я участвовал в Тибетской экспедиции Николая Рериха? Правда, инкогнито, но по личной просьбе Дзержинского!

— Да, он упоминал об этом незадолго до смерти. Только не вижу связи между легендами о северной стране и твоим путешествием в Азию.

— Зря. Шамбала — это вроде представительства Гипербореи на Востоке. Уверен, таковые имелись и в Африке, и в Америках! Лично я считаю, что в те времена не существовало деления на страны, а общество являлось прообразом коммунистического!

— Сань, можно ближе к теме? — пробурчал Глеб Иванович, которого разговор начал немного раздражать.

— Эх, так и помрешь невеждой… Ладно, дальше — по существу. В ходе экспедиции был обнаружен ряд артефактов. Рисунки, тексты… Некоторым из них не придали значения. А я предполагаю, что часть из того, что приняли за орнамент, — ноты! Фотографии у меня остались…

— И что нам это даст?

— Ключ доступа к культурному коду предков! Память крови — неистребимая штука. Сейчас она похоронена под слоями поздней истории и пластами дурмана религий. Тот, кто завладеет этим самым ключом, обретет власть над миром! Таким образом, вкрапляя в джаз элементы древней культуры, ты получишь особую музыкальную форму, способную всколыхнуть эту самую память. Гарантировать не могу… Но, в конце концов, кто из нас спец по дешифровке?

Бокий вдруг ощутил уверенность, что взял след…

Поиск подходящих кандидатур для предстоявшей работы был непростой задачей и затянулся на много месяцев. Но в итоге к весне 1934 года тесный кабинет в конце коридора уже обживали два молодых сотрудника — выпускник Московской консерватории Алексей Полежаев, за годы учебы имевший множество нареканий за самовольную трактовку классических произведений, и философ Назар Вьюгин, предлагавший математический подход к музыке.

— У нас непростая, но весьма увлекательная миссия, — сообщил Бокий на первой планерке, пересказал свой разговор со Сталиным и поинтересовался: — Что думаете?

— Лично мне не очень понятен ориентир… — подал голос Алексей. — Приведённый песенный пример — хм… опереточный марш. Да, можно использовать характерный для джаза набор инструментов, но изменится лишь звучание, а не суть.

— Наверняка есть некая компонента, которую можно внедрить хоть в вальс, хоть в гимн, — не согласился Назар.

— Мажорно-минорная тональность, смещение ритмической опоры с сильной доли на слабую… И марш?

— В общем, вам есть что обсудить, — прервал их начальник. — Занимайтесь! А пока скажите… Этот самый Шостакович сможет справиться с подобной задачей?

— Думаю, да. Он — гений! Но было бы неразумно отвлекать личность такого масштаба… — изрек Полежаев, чем вызвал гнев бывалого чекиста.

— Это позволь мне решать, что разумно, а что нет! Только как бы его прижать?

— Есть один композитор в Ленинграде по фамилии Чернявский… Давно обивает пороги всяких инстанций, — попытался реабилитироваться подчинённый, — мол, мелодия песни из фильма «Встречный» написана им без малого сорок лет назад и украдена. Требует компенсации! Но старичка ото всюду гонят…

— Это уже интересно! Доказательства у него есть?

— Нотный сборник, изданный в конце прошлого века.

— Хм… Пожалуй, съезжу-ка я в бывшую столицу. А это вам, чтобы не заскучали… — Бокий выложил на стол стопку снимков. — Один человек уверяет, что это ноты. Покумекайте на пару, так ли это?

Ленинград отхлестал своего бывшего председателя ЧК и организатора «красного террора» по лицу мокрым снегом.

Решив проблему с гостиницей, местные товарищи без проблем договорились о встрече с известным композитором. Приглашать его в Большой дом на Литейный не стали.

Прибыв по адресу проживания Шостаковича, Глеб Иванович ожидал увидеть маститого маэстро, но перед ним предстал худющий молодой человек в очках со взглядом, словно обращенным внутрь себя. При этом, в нем чувствовался внутренний стержень. Он пригласил гостя в свой рабочий кабинет, обстановка которого состояла из нескольких стульев и роскошного рояля, заваленного какими-то бумагами.

— Такое дело, Дмитрий Дмитриевич, — вкрадчиво начал Бокий, — нужна Ваша профессиональная помощь! Требуется, так сказать, препарировать формулу джаза, сделав ее доступной для народа… И кто еще, если не Вы — мастер своего дела, справится с поставленной задачей?

— Видите ли… Вряд ли я смогу быть чем-то полезен. Моя стихия — европейская сонатная классика, а мои познания в направлении джаза весьма поверхностны. К тому же мой каждый день расписан по минутам. Мне просто некогда…

— То есть, на создание «опереточных маршей» для синематографа у Вас время находится, а на сотрудничество с органами госбезопасности — нет?

Бывалый чекист, не привыкший к отказам, разозлился.

— Увы, вынужден отклонить Ваше предложение.

— Зря…

Не попрощавшись, Бокий ушел. С одной стороны, Шостакович был ему симпатичен, но с другой… Его переполняла ярость! Какое право имел этот выскочка дерзить? Следовало его проучить, сделать более сговорчивым…

Свой следующий визит он нанес Чернявскому, занимавшему небольшую комнату в коммунальной квартире неподалеку от улицы Марата.

Безвестный сочинитель, хоть и был всего на восемь лет старше его, выглядел неважно. В нем легко угадывался представитель низших слоев царской интеллигенции. А еще он был явно напуган.

— Александр Николаевич, до нас дошли сведения, что местное отделение Союза композиторов игнорирует Ваши обращения об обличении гражданина Шостаковича в плагиате…

— Это так. Даже не принимают к рассмотрению!

— Готовы поспособствовать. — Заметив на стене фотографию хозяина комнаты рядом с Шаляпиным, Глеб Иванович воскликнул: — О! Вы работали с Федором Ивановичем?

— Да, делал для него аранжировки нескольких народных песен.

— А я — его почитатель. В некотором роде мы даже были дружны. Очень жаль, что он переметнулся в стан наших врагов… Так, что насчет моего предложения?

— Конечно же я согласен. Только… Мне не хотелось бы «крови». Исключительно денежной компенсации!

Маховик завертелся. Незамедлительно была сформирована комиссия, которая установила тематическую близость обеих песен. Разразился громкий скандал, конец которому положил звонок Сталина:

— Товарищ Бокий, ты там ничего не попутал? Кто разрешал тебе трогать Шостаковича? Да, он зачастую пишет опусы, не совсем понятные народу… Зато прославляет советскую культуру за рубежом!

— Но, Иосиф Виссарионович, Вы же сказали…

— Я привел пример! Огорчил ты меня, Глеб… Тебе неделя, чтобы всё уладить. А потом дуй в Москву и займись наконец-то делом, а не интригами!

По результатам работы «более авторитетной» комиссии Чернявский от своих претензий отказался.

На Лубянку Бокий вернулся злой и раздосадованный, но там его ждал приятный сюрприз.

— Мы разгадали ребусы на фотографиях! — радостно доложил Полежаев. — Только это не совсем нотные записи, а как бы схемы построения гармоний и ритмических структур! Что касается созвучий, то они очень похожи на блюзовые, хотя и с рядом любопытных нюансов. Но более интересны ритмы! Среди них есть доселе не использовавшиеся в партитурах! — Он отстучал по столу небольшую партию, заставившую начальника двигать в так плечами. — Нам бы теперь найти того, кто способен определить их влияние на сознание…

— Будет вам такой человек!

Хорошие известия заставили Глеба Ивановича забыть о неудачной поездке в Ленинград. У него во рту снова возник сладкий привкус предстоящей победы.

— Очень! Очень интересно! — беспрестанно восклицал Барченко, внемля подробному докладу молодых сотрудников.

Они сидели в актовом зале ОГПУ. Выбор места определяло имевшееся там старенькое пианино.

— Признаться честно, меня больше заинтересовали необычные пульсации… Но давайте сначала определимся с джазом, — сказал эксперт в области человеческой психологии, ознакомившись с выкладками, — а то командир с нас шкуру спустит! Ну-ка, Алексей, продемонстрируй, чем отличаются современные аккорды от древних? Только ни слова про «пониженные квинты»! Я в этом ни черта не понимаю. — Полежаев стал поочередно нажимать комбинации клавиш. Инструмент отзывался схожими сочетаниями звуков. — Чувствуете разницу в восприятии?

— Да… Но не можем определить…

— Лёш, а сможешь сыграть одну и ту же джазовую мелодию, но используя разное построение аккордов?

— Попробую…

Он поочередно воспроизвел два варианта отрывка из песни Джорджа Гершвина «I Got Rhythm».

— Теперь опишите свои ощущения.

— Привычное исполнение создает ощущение беззаботности… А иная трактовка — одновременно побуждает к деятельности, — задумчиво произнес Назар.

— Согласен, — поддержал его пианист. — Причем, созидательной…

— Браво! — Барченко захлопал в ладоши. — Именно компонента беспечности в американской музыке и раздражает наши власти! Да, чрезвычайно важно, чтобы советские люди думали, что у них всё замечательно. Но в стране не только разруха, но и идёт воистину великая стройка. Поэтому нужно чтобы песня помогала не только жить, но и строить! Это в Штатах депрессия и безработица, а советского человека не следует потчевать «успокоительным». Вот попомните мое слово: как только дела у них пойдут в гору, джаз за океаном превратится в элитарный жанр, рассчитанный на толстосумов. Еще бы я рекомендовал упростить ритмический рисунок. Все эти сбивки — показуха виртуозности в среде исполнителей друг перед другом. А слушателям-то это зачем?

— Это так. Расшифровка изображений также свидетельствует о том, что праотцы не злоупотребляли полиритмией, — подтвердил Алексей.

— Значит, этот самый Шостакович отчасти уловил суть! За основу берется то, что вы называете опереточным маршем. Но дальше «шпигуется» правильными аккордами и барабанами. Чем вам не рецепт пролетарского джаза?

Формула была настолько очевидной, что Назар и Алексей, не сговариваясь, захлопали в ладоши ее автору.

— Идею дарю! Порадуйте шефа. Меня, вот, гораздо больше заинтересовали прочие пульсации… Они напоминают бой шаманов в бубны. Лет десять назад я был участником экспедиции на Кольский полуостров. Мы там изучали феномен необычного гипноза, так называемого «мерячения», который практикуется среди саамов… Это такой северный народ. Последствия были классифицированы как искусственно вызываемый массовый психоз, который проявлялся тем, что люди впадали в транс и вели себя странно… Интересно, в каких целях гиперборейцы использовали нечто подобное в музыке? Надо подумать…

Выслушав доклад сотрудников, Бокий не скрывал радости.

— На ком бы теперь проверить наши предположения?

— У меня на «Мосфильме» есть знакомый. Они там как раз заканчивают работу над музыкальной комедией, — задумчиво сообщил Полежаев. — На пленку уже отсняли, но кураторы не очень довольны результатом. Что-то не ладится с песнями… Хотя темы, которые я слышал, весьма недурственны. Только в них нет… «изюминки». А так, как мне кажется, материал очень стоящий!

— Кто композитор? Надеюсь, не Шостакович?

— Нет, Исаак Дунаевский.

— Это еще что за очередной еврей?

— Руководитель Ленинградского мюзик-холла и дирижёр. Очень талантливый мелодист. Решил, вот, попробовать себя в синематографе…

— А поёт там кто?

— В основном Леонид Утесов.

— Как тесен мир! Совсем недавно поминал всуе… А давайте-ка мы пообщаемся с творческой бригадой. Вдруг это наш шанс?

Создатель фильма под рабочим названием «Джаз-комедия» Григорий Александров не скрывал своего раздражения от визита работников ОГПУ, но отказать в праве на контакт не мог.

Встреча состоялась через несколько дней в одном из просторных павильонов студии, куда по просьбе «гостей» притащили два рояля. На мероприятии, помимо представителей Спецотдела, присутствовали сам режиссер, композитор Дунаевский, автор текстов Лебедев-Кумач и исполнитель Утесов. Актриса Любовь Орлова, будущая любимица советской публики, по каким-то причинам не явилась.

Сначала состоялся небольшой просмотр ряда эпизодов без звука. Работой оператора Бокий остался доволен. Затем настал черед обсуждения непосредственной цели визита.

Принимающая сторона была настроена явно скептически и даже агрессивно. Что не удивительно: люди искусства не любят, когда в их дела влезают дилетанты.

— Товарищи! — бодро начал Глеб Иванович. — Вижу, вы напряжены… Но хочу сразу успокоить: никто не собирается вмешиваться в кинопроцесс. Не нам вас учить! Мы здесь с неким предложением… Как вы знаете, партия уделяет особое внимание досугу граждан. Появление звукового кино — громадный шаг вперед, который открывает новые перспективы. Несомненно, что за ним будущее. И как следствие — особая популярность. А уж тем более это касается жанра музыкальной комедии, первопроходцами которого являетесь именно вы. Но! — Он вскинул вверх указательный палец. — Одновременно на вас лежит и огромная ответственность. Мы знаем, в фильме будет много песен. И наверняка вы задаетесь вопросами: будет ли их петь страна? с каким настроением выйдет публика из зала? — Слушатели слегка оживились и даже закивали, поэтому Бокий продолжил: — Смею предположить, вы ставите своей целью не только рассмешить народ, но и вдохновить его на победы и достижения. И именно песни помогают нам не только жить, но и строить! — Лебедев-Кумач что-то записал в своем блокноте. — Короче, мы бы хотели, чтобы вы рассмотрели нашу интерпретацию музыкальных песенных тем! В качестве ни к чему не обязывающего вас эксперимента… Мы назвали свой прием «джазированием». Поэтому, Исаак Осипович, прошу Вас к роялю! А Вам, Леонид Осипович, предстоит спеть сначала под сопровождение автора, а затем — под вариации нашего сотрудника.

Дунаевский нехотя уселся перед инструментом, а Утесов стал рядом. Алексей тоже занял свое место.

Последовало короткое вступление, после которого послышался бархатный голос:

Легко на сердце от песни веселой,

Она скучать не дает никогда.

И любят песню деревни и села,

И любят песню большие города…

По сути, произведение представляло из себя замедленный марш с простеньким навязчивым мотивчиком. Никаким джазом в нем даже не пахло.

Потом настал черед аккомпанемента Полежаева.

И вроде бы ничего не изменилось, но мелодия заиграла особыми красками, подчеркивая содержание текста и словно расширяя довольно узкий диапазон певца. А главное — всем захотелось улыбаться и отбивать ногой такт.

— Но как такое возможно? — воскликнул Дунаевский. — Давайте другую!

Утесов вновь запел:

Сердце, тебе не хочется покоя.

Сердце, как хорошо на свете жить…

Однако и этот балладный гибрид танго с маршем под аккорды сотрудника ОГПУ прозвучал значительно выигрышней!

Была ли в том заслуга хитростей далеких предков, или создатели фильма почувствовали грядущий успех, но их глаза загорелись. Все расслабились, а автор текстов даже рассказал забавную историю о том, как переделывал текст заглавной песни, рабочий вариант которого назывался «Коровий марш» и в котором изначально были такие строчки:

Так будь здорова, гражданка корова!

Счастливый путь, уважаемый бугай!

— Упоминать нас в титрах не надо! — триумфально завершил встречу начальник Спецотдела. — Мы уходим, но оставляем вам Алексея. Думаю, автору и исполнителю найдется, что с ним обсудить… Единственная просьба — уведомить меня, когда лента будет смонтирована. Я попрошу товарища Сталина обратить особое внимание на ваш, вне всяких сомнений, шедевр!

Работа над фильмом, получившим в итоге название «Весёлые ребята», была завершена к лету. Все музыкальные темы были перезаписаны и спеты заново. Однако нарком просвещения Бубнов, видевший лишь первый вариант картины, наотрез отказался выпускать ее в прокат.

Узнав об этом, Бокий, несмотря на суматоху в ведомстве, связанную с преобразованием ОГПУ в НКВД, позвонил Сталину и, доложив о вкладе Спецотдела, попросил того отсмотреть получившийся результат лично.

После закрытого показа, на котором присутствовал ряд членов политбюро, «Веселым ребятам» был дан «зеленый свет», и фильм сразу же отправился на Венецианский кинофестиваль, где был с восторгом встречен зарубежными критиками и зрителями.

Вскоре Глеб Иванович был вызван в Кремль.

Вождь буквально сиял.

— Ну, не ошибся я в тебе! Мы с товарищами хохотали до слез! А песни — просто чудо! Именно такие нам сейчас и нужны. Сознавайся, готового мастака откопал или просто внятно объяснил цель?

— У меня в отделе толковые ребята. Разгадали музыкальный код, вычистили лишние элементы и добавили собственных изысканий… Хотя я бы не стал умалять достоинств композитора! Дерьмо даже в красивой обертке останется дерьмом… Прошу прощения за данную аллегорию.

— Вот и я ж говорю, что все — молодцы! Теперь бы скинуть американцам ответный «подарочек»… Не мы ведь первыми начали? Пусть немного потанцуют и под нашу дудку! Справишься?

— Нет ничего невозможного!

— Вот и замечательно. Дерзайте! Генриха я предупрежу, чтобы не вмешивался…

В СССР премьера «Веселых ребят» состоялась в канун Нового 1935 года. Кинокартина произвела фурор, и уже через неделю песни из нее распевала вся страна.

Но каково ж было удивление счастливчиков, посетивших спустя месяц Московский международный кинофестиваль и посмотревших американский продукт «Вива, Вилья», когда они услышали «Марш веселых ребят» в исполнении… мексиканских крестьян! В буклете произведение значилось как «La Adelita» — мексиканская народная песня периода революции 1910—1920 годов, посвящённая храбрым женщинам, принимавшим участие в борьбе.

Разразился скандал. В газете «Правда» вышла статья, в которой утверждалось, что «Дунаевский украл мотив у американцев». Завидовавшие его всесоюзной славе коллеги по цеху неприкрыто злорадствовали…

Далекий от музыкальной жизни Бокий узнал об этом от самого «виновника», позвонившего ему на служебный номер.

— Глеб Иванович, мне конец… Который день сижу в пустом кабинете… Совсем недавно в приемной было не протолкнуться, а теперь от меня даже секретарша шарахается! Поможете?

Понимая, что автоматически попадающий к нему в зависимость композитор может еще пригодиться, он успокоил его:

— Не падайте духом, Исаак! Постараюсь всё уладить…

Собрав коллектив из своих немногочисленных спецов, Бокий изложил суть проблемы. Но, как оказалось, те уже были в курсе.

— Ерунда! — доложил Полежаев. — Просто какая-то бездарь очень хочет убрать талантливого соперника… Много шума из ничего! По факту позаимствована лишь сравнительно короткая музыкальная фраза. Причем, очень точно. Из чего можно сделать вывод, что не сознательно, иначе такой талантище как Исаак Осипович ухитрился бы изменить ее до неузнаваемости. То есть, непреднамеренный плагиат. Такое бывает! Ну, где-то услышал краем уха, или кто-то напел. Ноты зафиксировались в сознании, а в нужный момент всплыли в памяти. Да у него в голове наверно столько мелодий, что там сам черт ногу сломит!

О том, чтобы уладить ситуацию, пришлось просить самого Сталина. Выслушав доводы, он чертыхнулся и добавил:

— Не вижу ничего вопиющего. Это некоторым делать нечего! Устроили травлю народного любимца, разинули свои пасти… Пусть сначала сами лучше сочинят!

Через несколько дней в основном печатном органе страны на первой полосе появилась короткая заметка, подписанная «главным художественным критиком», в которой тот высказал свое мнение:

«Из этой картины все песни хороши, простые, мелодичные. Их обвиняли даже в мексиканском происхождении. Не знаю, сколько там общих тактов с народной мексиканской песней, но, во-первых, суть песни проста. Во-вторых, даже если бы что-то и было взято из мексиканского фольклора, это неплохо».

Инцидент был мгновенно исчерпан.

По выходным Бокий любил, как он сам выражался, «погрузиться в пучину разврата».

В начале 20-х они с Барченко основали эзотерическое обществе «Единое трудовое братство», которое со временем переродилось в эдакую «дачную коммуну», где больше не обсуждались темы, касавшиеся сверхъестественного, а банально устраивались массовые попойки и оргии. Постепенно именно готовность участвовать в этих «мессах» стала основным условием членства. Причем, привлекались не только приглашенные женщины — обычные проститутки, но и жены участников организации.

В уставе коммуны был четко прописан ряд обязательств. Например, за «трапезой» каждый должен был выпить пять стопок водки (после чего мог больше не пить), никто не имел права уклоняться от совместного посещения обоими полами бани, а пребывать на территории надлежало нагишом либо в полуголом виде… Также запрещалось уединяться для совокупления. Делать это следовало на виду у всех.

Имелись и экзотические пункты, вроде коллективной обработки огорода, что называлось «культом приближения к природе». Но обычно до этого не доходило.

Обсуждать дела было не принято, но в этот раз «основатели» решили сделать исключение и обмозговать возникшую проблему прямо в парилке арендованного в подмосковном Кучино дома, пока не прибыли остальные участники действа. Ибо потом возможности спокойно поговорить могло уже не представиться.

— Мне тут усатый хер новую задачу поставил, — пожаловался глава Спецотдела. — Теперь ему подавай культурную диверсию для Запада! Мол, американцы попытались растлить наше общество своим джазом, а мы им в ответ экспортируем… что? Частушки?

— Не дрейфь! Твои орлы нарыли весьма любопытные вещи… Остаётся придумать, как скормить их буржуям. Кстати, ты уже приобщил своих доблестных бойцов к нашим потехам?

— Ни к чему им это. Пусть себе витают в облаках романтики. Хлебнуть дерьма еще успеют!

— Тоже верно.

— Так, что ты там говорил про их открытия?

— Особые ритмические структуры. На первый взгляд примитивные, но способные воздействовать на толпу. Я проанализировал их и обнаружил, что некоторые из них могут не только бодрить молодежь, но и подталкивать к инакомыслию, пробуждая дух свободы!

— Красиво загнул… А почему только юное племя?

— Ну, не только, но в первую очередь подростков. Понимаешь, с годами психика становится костной. Мозг уже определил для себя «что такое хорошо, и что такое плохо». Он перестает воспринимать новшества. Тебе, вот, по нраву бас Шаляпина. Поэтому, появись сейчас певец с изумительным фальцетом, вряд ли ты оценишь его в полной мере.

— И как ты представляешь себе экспорт ритма?

— Вместе с задорной мелодией! Чай, не перевелись на земле русской еврейские композиторы?

— Ты, Сашка, просто любомудр какой-то! Я твой должник. Кстати! Сегодня здесь ожидается главный пожарник страны со своей юной любовницей… Михаилу Елисеевичу хоть и нет сорока, но, поговаривают, что его «бобик», если не сдох, то точно при смерти. Вот и возит периодически сюда свою кралю, чтобы та с голодухи не взвыла. А девочка — персик! И, по слухам, страстная… Особенно после водки. Сам хотел ее сегодня опробовать, но могу уступить.

— Не откажусь! А то консультации мои не оплачиваются… Должен же у меня быть некий гешефт?

— Чего? А кто содержит твою лабораторию?

— Да шучу я, шучу!

— Ладно, скоморох… Пойдем-ка принимать гостей. Судя по шуму в доме, кто-то уже прибыл…

На первой встрече Дунаевскому объяснили суть задания и продемонстрировали несколько вариантов «шаманских» ритмов. Они его явно заинтересовали, но от идеи сочинить подходящую мелодию композитор был явно не в восторге. Тем не менее, обещал подумать. И через неделю появился на Лубянке с завернутой в газету ношей.

Уже несколько месяцев щеголявший в новенькой форме комиссара государственной безопасности 3-го ранга Бокий устроил ему радушный прием. Разумеется, не забыв позвать Полежаева с Вьюгиным.

Угощаясь чаем с конфетами, Исаак Осипович рассказал:

— Я сделал несколько набросков… Но, честно говоря, весьма посредственных. И вдруг вспомнил про одну пластинку, которую мне презентовал приятель, ездивший в Соединённые Штаты… Автор — малоизвестный исполнитель Уинги Манон. Всё, что о нем известно, так это то, что он белый и у него нет левой руки. Запись сделана лет пять назад и, судя по всему, осталась незамеченной радиостанциями. Так, вот, основная тема композиции с повторяющимися ритмически смещенными арпеджио идеально ложится на один из ритмов!

— И что Вы предлагаете? — удивился Бокий. — Всучить янки их же продукт под другим соусом? Хотя… в этом что-то есть!

— Мы сделаем свою версию, сохранив название и авторство, и запишем на миньон… С заводом «Молот» я договорюсь. А уж способ, как переправить «подделку» за океан и продвинуть ее там, — это уж вы думайте сами!

— То мы придумаем, не сомневайтесь! Хотя предлагаю для начала послушать, о чем хоть речь?

Все четверо переместились в актовый зал, куда Назар притащил казенный патефон.

Мелодия со странным названием «Tar Paper Stomp» изобиловала навязчиво повторяющимися музыкальными фразами, издаваемыми различными духовыми инструментами.

— Не впечатляет… — начальник Спецотдела поморщился.

— Это Вы, Глеб Иванович, зря! — чуть ли не хором воскликнули остальные.

— Давайте, теперь Алексей отстучит средний темп, а я попробую сыграть, — предложил Дунаевский и, не дожидаясь согласия, сел к пианино.

Полежаев принялся барабанить по крышке, а маэстро ударил по клавишам…

На сей раз Бокий ощутил внутри себя какие-то дикие вибрации. Ему захотелось послать к чертовой матери Народный комиссариат внутренних дел, выпить чарочку «огненной воды» и самым примитивным способом овладеть новенькой стенографисткой из машбюро… Наваждение не рассеялось, даже когда стих финальный аккорд.

— Принимается… — выдохнул он. — Записывайте, Исаак Осипович! Будут проблемы, звоните! А ты, Назар, проследи, чтобы все музыканты дали подписку о неразглашении…

Через три недели запись была готова. Оркестровое исполнение не производило такого мощного эффекта, но, тем не менее, в нем чувствовалась «бомба».

— И что мы с этим будем делать дальше? — полюбопытствовал Алексей.

— Переправим в Америку. Кто-нибудь да заинтересуется.

— Но как?

— Диппочтой. Через Кузнецкий мост. Уж соседи-то нам не откажут!

— А дальше?

— Есть там один персонаж… Лев Термен. Может, слышал?

— Еще бы! У нас в консерватории легенды ходили про его изобретение! Мы назвали его «сферофоном» — музыкой воздуха.

— Точно. Мне самому довелось побывать на демонстрации инструмента в Кремле в двадцать втором году. Поразительная штука! Даже Ленин, не удержавшись, попытался сыграть на нем… Так, вот, нынче Лев Сергеевич обретается в США.

— Сбежал?

— Нет. Гражданства не менял. Но владеет рядом патентов и является директором фирмы «Телетач Инкорпорейтед». Бизнесмен, в общем. И весьма уважаемый человек! К слову, дружен с Чарли Чаплином и Джорджем Гершвином!

— То есть, наш агент?

— Не совсем. Скорее — меценат. Во всяком случае, на его деньги существует чуть ли не половина советской резидентуры. Но сам в политику не вникает. Просто оказывает Родине посильную помощь… Местные же власти в нем души не чают. Про «Алькатрас» читал? Тамошняя охранная сигнализация — его творение.

— Ого! Не знал… То есть, он передаст пластинку Гершвину?

— Как у вас, молодых, всё легко! — В интонациях Бокия явственно прозвучал сарказм. — Завернёт в подарочную упаковку, пригласит репортеров и торжественно передаст привет из Советской России… Нет, Леша! Мы не должны «засветиться». Нужно сделать так, чтобы даже Пинкертон не обнаружил наших следов!

— Тогда при чем тут Термен?

— По нашим сведениям, последнее время примерного семьянина потянуло на черненьких… Запал он на танцовщицу негритянского балета. Ай-ай-ай! Огласка повлечет шумиху. Поэтому формально будем действовать через его зазнобу и ее сородичей. Теперь бы найти на роль исполнителя в меру известного джазмена-негра… И, что называется, концы в воду! Один черномазый подсунул запись другому… Согласись, что при таком раскладе «руку Москвы» приплести непросто? Кстати, свяжись с Колбасьевым и займись подбором подходящей кандидатуры… Срок — неделя!

В феврале 1937-го года пластинка с записью оркестра под управлением Дунаевского наконец-то добралась до адресата.

Однако работникам Спецотдела, переименованного в 9-й отдел ГУГБ НКВД СССР, стало не до отслеживания своего творения… На страну обрушилась волна всеобщего сумасшествия. В газетах только успевали печатать списки вскрытых «врагов народа».

В марте 37-го был арестован их общий начальник Генрих Ягода. Через полтора месяца по обвинению в контрреволюционной деятельности «забрали» Бокия. Та же участь постигла Барченко и Колбасьева. Осенью того же года все они были расстреляны…

И лишь Исаак Дунаевский в каком-то исступлении упорно клепал «джазированные» позитивно-оптимистичные марши, заставлявшие через музыкальный ритм организовывать на труд широкие массы.

Алексей и Назар подозревали, что за ними тоже вот-вот придут… Но новый глава ведомства Ежов только прошипел:

— Уж не знаю, с чем вы тут боритесь, но велено вас не трогать. Резвитесь пока…

На грани отчаянья сотрудники «обезглавленного» отдела занимались расшифровкой древних кодов и экспериментами с гармониями. И больше года их действительно никто не беспокоил…

Приемник Ежова, Лаврентий Берия, наоборот повел себя дружелюбно и однажды, как бы невзначай, напомнил:

— Товарищ Сталин с нетерпением ждет отчет о вашем вкладе в крах империалистической культуры. Потребуется содействие — обращайтесь!

Тут уж работа закипела! Выяснилось, что получателем «посылки» оказался амбициозный чернокожий саксофонист Джо Гарланд, который, услышав произведение, не раздумывая, купил у незнакомца одной с ним расы отпечатанный на заводе «Молот» диск. Причем, за немалые деньги — 10 долларов.

Весьма востребованный сессионный музыкант, Гарланд всегда мечтал о сольной карьере. И буквально почуял, что данная композиция — его шанс прославиться, но вместе с тем понимал, что оказавшийся в его распоряжении звукоряд наполнен некой провокацией и каким-то гипнотическим духом. Поэтому он не стал копировать музыкальную структуру, а сделал собственную аранжировку, нивелировав самые яркие фразы, и зачем-то попросил своего знакомого поэта Энди Разафа сочинить слова для вокалиста…

Песенка получилась весьма фривольной, но, тем не менее, была записана им в 1938-м году с оркестром Эдгара Хейса под названием «In the Mood» и вскоре стала хитом, принесшим ему неплохой гонорар. Ведь несмотря на то, что на обложке пластинки (в целях конспирации Бокий предложил оставить оригинальный конверт) правообладателем значился некий Уинги Манон, Джо не постеснялся указать свое авторство.

Вскоре музыкальной темой заинтересовался прославленный Гленн Миллер, который выкупил права на ее эксклюзивное исполнение. Неизвестно, слышал ли он вариант, рождённый в недрах НКВД, или домыслил «подчищенные» Гарландом ходы сам, но его инструментальная аранжировка соответствовала задумке гораздо больше.

Версия Миллера, записанная на студии радиовещательной корпорации «Victor», уже к концу августа 1939 года заполнила собой эфир множества станций, а выпущенный фирмой грамзаписи «Bluebird» сингл раскупался с бешеной скоростью.

Узнав, что Термена отозвали в Москву, Назар с Алексеем хотели встретиться с ним, чтобы расспросить о подробностях передачи пластинки, но, оказалось, что того тоже арестовали. А чуть позже стало известно, что Льва Сергеевича приговорили к восьми годам лагерей за «оказание помощи международной буржуазии в её враждебной деятельности против СССР»…

Отправляясь для доклада в Кремль, Полежаев и предположить не мог, что спустя полтора года в США на экраны выйдет комедия «Серенада Солнечной долины», в которой прозвучит и эта мелодия. Откуда ему было знать, что музыка из фильма породит волну фанатичного безумия, а в прочих композициях Миллера, в том числе авторских, будет прослеживаться заметное влияние их изысканий?

Но на тот момент Сталин остался недоволен:

— Расстроили Вы меня, Алексей Степанович… Столько времени, сил и средств потрачено впустую! Вы считаете, что популярность какого-то там американского дудочника — результат? Смех, да и только! И если бы не прежние заслуги, приказал бы Лаврентию немедленно арестовать ваш дуэт за саботаж. Скажите спасибо Дунаевскому, который отдувается за вас все эти годы, плодя, с вашей подачи, любимые народом песенки! С завтрашнего дня вашего подразделения больше не существует. Прощайте!

Их и вправду не тронули…

А потом началась Великая Отечественная война. Младший лейтенант Назар Павлович Вьюгин пал смертью храбрых в феврале 1943-го где-то под Ростовом, а дослужившийся до капитана инженерных войск Полежаев был комиссован по ранению в 1944-м…

3

Майкл Мак-Кинли был взбешен. Таким подчинённые его еще не видели… Подводя итоги работы Департамента по экспорту культурного влияния за 1941-й год, он истошно орал, брызжа слюной.

— Эти русские переиграли нас как слепых котят! Пока мы тут адаптировали под менталитет нацистов всякую немецкую народную муть про «дойче зольдатен, унтерофицирен», Советы исхитрились приспособить наш джаз под свои нужды! Вы слышали их «красного Моцарта»? По-своему он великолепен… Кругом репрессии, расстрелы и лагеря, а его песенки заставляют радостно вкалывать и улыбаться! А вы, — он обвел зал тяжелым взглядом, — тупицы и недоноски! Аналитики хреновы! Решили, что наши биг-бэнды сами по себе возьмут и перевернут коммунистическое сознание… Не вышло! Мы продули. Президент Рузвельт рвет и мечет! А тут еще этот Миллер со своим «В настроении»… Кто-нибудь кроме меня отдаёт себе отчет в том, что данный трек — угроза национальной безопасности? Знаете, какое заключение дали психологи? Что представленный звукоряд порождает безответственность и снижает патриотизм чуть ли не втрое! Более того, в случае военных действий способен спровоцировать волну дезертирств!

— Это Вы, сэр, еще оригинал не слышали! — подал голос Пит Уайт, не так давно занявший место начальника музыковедческого отдела.

— Что еще за первоисточник? Расследование провели?

— Мутная история… Вообще-то автор мелодии — некто Уинги Манон. Потом ее присвоил Джо Гарланд, у которого мистер Гленн Миллер перекупил права… Но есть интересный нюанс! Гарланд уверяет, что приобрел у незнакомого ему «уголька» неопознанную пластинку. Она, кстати, сохранилась. В свою очередь, Манон подтверждает, что сочинил схожую гармонию в двадцать девятом, но клянется, что записал иную по своей сути трактовку, и в качестве доказательства размахивает своим диском. Однако если их сличить, то выйдет схожесть как между кроликом и бизоном… Экземпляр Гарланда — явная подделка, «заряженная» гипнотическими ритмами и тональными сдвигами. Отметая идеологическую составляющую, смею заявить: гениальная! По заключению экспертизы, основанной на изучении состава шеллака и глубины канавки, изготовлена на устаревшем американском оборудовании. Вероятней всего, в Европе.

— То есть, не исключен «русский след»?

— Не исключен. Но доказать это невозможно. Клеймо пресса тщательно затерто! Но манеру исполнения я бы назвал скорее еврейской, чем негритянской или русской.

— Час от часу не легче… Что предлагаешь?

— Уничтожить носитель. Ну, или засекретить…

— А с Миллером что делать?

— Запретами ничего не добиться. Да и поздно уже… Лицензии на тиражирование проданы в десятки стран. Хотя, в принципе, его вариация не столь опасна, как «подделка». Она не содержит компоненты бунтарства… Пусть себе дудят. Но! Мы можем позаимствовать опыт русских! Вне зависимости от того, причастны они или нет…

— Поясни.

— По моим сведениям, Гленн планирует тур по солдатским клубам. Он, я слышал, сговорчивый парень. К тому же истинный сын своей страны. Следует ему намекнуть, что было бы неплохо включить в репертуар боевые марши, разбавив их танцевальными мелодиями и джазовыми переливами… Ну, как это делает товарищ Дунаевский. Это нивелирует эффект от прочих его пасквилей, вроде «Поезда на Чаттанугу» и, само собой, «В настроении»!

— Вот! — Мак-Кинли немного «оттаял». — Хоть у кого-то в нашем Департаменте есть мозг! Срочно займись этим, Пит.

А сам подумал: «Пожалуй, Рузвельта будет чем успокоить!»

Гленн Миллер охотно откликнулся на рекомендации ФБР и тут же взялся за модернизацию своего репертуара. Усовершенствованные марши, как писали в прессе, стали великолепным средством для поддержания боевого духа солдат.

Однако вышедший с его участием фильм «Жёны оркестра» снова вызвал раздражение у Майкла Мак-Кинли, который никак не мог простить джазмену свой провал и выволочку, полученную от президента. По его просьбе музыканта призвали на военную службу.

Надев офицерский мундир, деятельный трубач тоже не унывал и организовал Оркестр военно-воздушных сил, с которым в 1943-м перебрался в Лондон, где размещался штаб ВВС США в Европе. Там он без устали выступал на военных базах союзников и снискал огромную славу. Но несмотря на рецензии в газетах, утверждавшие, что «Гленн Миллер стал величайшим моральным вдохновителем для солдат», в Департамент по экспорту культурного влияния из-за океана поступала тревожная информация об исполнении на концертах нежелательных шлягеров, в том числе «В настроении»…

Решение о ликвидации «большевистского рупора», как он называл музыканта, Мак-Кинли принимал единолично.

Зная, что британцы — большие специалисты в подобных делах, он связался с коллегами из Ми-6 и попросил их оказать содействие. Всегда готовые услужить «большому брату» агенты секретной службы королевства блестяще провели операцию.

15 декабря 1944 года Гленн Миллер вылетел на легком одномоторном самолете во Францию для выступления, но в пункт назначения так и не прибыл. По официальная версии причиной авиакатастрофы стал туман, но в реальности англичане выбрали довольно «изящный» способ убийства… Отправленной на боевой вылет эскадрилье бомбардировщиков ВВС Великобритании поступил приказ вернуться, а перед этим «разгрузиться» в заданном квадрате над Ла-Маншем, точно по маршруту полета моноплана, следовавшего с авиабазы «Твинвуд Фарм». Не слишком маневренное и не предназначенное для подъема на большие высоты воздушное судно «Норсман С-64» было обречено…

Только триумф Мак-Кинли был недолгим. Через несколько дней его и Эдгара Гувера вызвали в Белый Дом.

Обычно спокойный Франклин Рузвельт кричал на них так, что, казалось, вот-вот выскочит из своей инвалидной коляски.

— Вы там что — умом все тронулись? Богами себя возомнили? Так цинично расправиться с героем нации… Да, были в его карьере дерьмовые мотивы, но он, в отличие от вас, реабилитировался! А если эта история всплывет?

Когда же выяснилось, что даже глава ФБР не был поставлен в известность, президентский ор стал напоминать рев бизона.

— Я закрываю твою музыкальную лавочку! И молись, чтобы не вышло огласки! Иначе, Майкл, до конца своих дней не выйдешь из тюрьмы! Ты уволен! Все твои дармоеды — тоже! И пока я жив, чтобы к Капитолию не приближались!

Уже к вечеру почти полсотни работников ФБР остались без работы…

***

Что еще добавить? Исаак Дунаевский в 1941 году первый раз стал лауреатом Сталинской премии, а Гленн Миллер в 1946-м был удостоен звания «Кавалер Бронзовой звезды» (посмертно).

Так закончился первый раунд этой необъявленной битвы спецслужб США и СССР.

Казалось бы, ничья? Но, оглядываясь назад и используя спортивную терминологию, можно сказать, что техническую победу все же одержал Советский Союз.

Глава 2

Операция «Рок-н-ролл»

1

После войны Алексей Полежаев с трудом смог устроиться в обычную музыкальную школу на окраине Москвы преподавателем сольфеджио. Из-за последствий ранения о карьере музыканта следовало забыть. А куда еще податься увечному выпускнику консерватории?

Вечерами, чтобы не сойти с ума, он разбирал свои уцелевшие записи в надежде понять звучание древних гармоний. И даже сделал определенное открытие: основа некоторых структур являлась прообразом сонатной классики, но чаще опиралась на четверть тона. Выражаясь профессиональным языком, понижение третьей и седьмой ступени мажорного лада создавало характерное звучание, следы которого можно было обнаружить во всех мировых культурах. В китайской, арабской, японской… Пожалуй, кроме русской! Хотя, еще в бытность студентом, он участвовал в заурядной экспедиции, занимавшейся поиском старинных фольклорных песен. И в одной из глухих деревень Новгородской губернии столкнулся с необычными вокальными приемами, больше характерными для Африки. Тогда он счел это случайным совпадением, но впервые услышав блюз, понял, что глубины народного творчества неисповедимы. Теперь же итог напрашивался сам собой: в Гиперборее практиковали как академические тональности, так и «голубые ноты». Возможно, подобия симфоний ласкали слух правителей, а народ блаженствовал под блюзовые гармонии.

Жизнь после разгрома фашистов легче не стала. Уже мало кто вспоминал про обещанное партией светлое коммунистическое будущее. Победная эйфория в стране быстро сошла на нет. Зато остались разруха и голод.

В искусстве больше не приветствовалось наигранная легкость 30-х годов, танцевальная музыка практически исчезла из эфира… А последний гвоздь в крышку гроба джаза забил товарищ Жданов, выпустивший Постановление по вопросам культуры и искусства, в котором данный жанр был предан анафеме, став приравненным к антисоветчине. Многочисленные джаз-бэнды в срочном порядке переименовывались в эстрадные ансамбли, за репертуаром которых бдительно следили разномастные цензоры…

Как-то на улице Алексей случайно столкнулся с Утесовым.

— Как жизнь, Леонид Осипович? — поинтересовался бывший чекист.

— Разгибаю саксофоны…

— В смысле?

— Этот инструмент отныне чуждый, вражеский… Велено заменить на флейты!

На экраны еще изредка выходили музыкальные комедии, но скорее по инерции. В основном зрителей потчевали патриотическими картинами либо фильмами-сказками. Правда, семимильными шагами развивалась мультипликация.

Дунаевский погрузился с головой в административную деятельность на различных постах в обществах вроде Союза композиторов. Он больше не «джазировал» марши, а если и писал изредка для кинематографа, то делал упор на деревенские мотивы: «Ой, цветет калина…» или «Каким ты был, таким ты и остался…». Впрочем, и эти незатейливые опусы быстро становились шлягерами. Уж чего-чего, а таланта ему было не занимать!

На этом фоне звонок из канцелярии Сталина показался Полежаеву как минимум нелогичным. Ему сообщили, что он записан на аудиенцию 7 июля в 19:15, и объяснили, где и как получить пропуск…

В назначенное время он уже сидел на мягком стуле под высоченными сводами приемной Главы правительства и ужасно нервничал.

Но «мариновать» его не стали и спустя 3 минуты пропустили внутрь…

— Ну, здравствуй, Алексей! — Фамильярное обращение вождя внушило посетителю оптимизм. — Ты не поверишь, но я рад тебя видеть.

— Здравствуйте, Иосиф Виссарионович. Честно говоря, удивлен, что Вы меня еще помните…

— На память пока не жалуюсь. Имеются предположения, зачем я тебя позвал?

— Ни малейших.

— Значит, сюрприз! — Сталин улыбнулся. — Во-первых, я бы хотел извиниться за нашу последнюю встречу. Недооценил я вашу деятельность! Поддался эмоциям… — Он говорил тихо и медленно, но при этом активно жестикулировал. — А тут недавно посмотрел «Серенаду Солнечной долины» и понял, что был неправ. Музыкальная диверсия удалась на славу! Ты сам-то видел эту картину?

— Не довелось…

— Какой-то балбес притащил ее в Советский Союз в качестве трофейной ленты. Зрители были в восторге, но только показывать ее не стоило! Несмотря на простенький сюжет, от нее буквально веет свободой! А к такой роскоши наши люди пока еще не готовы… Пришлось запретить не только сам фильм, но и весь джаз. Иначе придуманная вами зараза неминуемо расползется по нашим республикам. А вы — молодцы! По сообщениям агентуры, исполнение придуманной вами пьесы чудесным образом нивелировало боевой дух солдат. И вообще, раз уж американцы решились на убийство своего национального героя, то угрозу оценили, как немалую! — Он помолчал. — Наверняка ты ломаешь голову, к чему это я рассказываю? А к тому… Ты читал речь Уинстона Черчилля, которую он произнес в городке Фултон?

— Да.

— И как ее понял?

— Наши союзники — больше не союзники!

— Правильное разумение! Гитлера, которого они сами же выпестовали, англосаксы вроде как одолели. Заметь, в основном, нашими силами! Теперь им нужен новый враг. Ну, не может капитализм без войн! А кто лучше всего подходит на эту роль? Наша израненная страна. Ты думаешь, зачем они сбросили атомные бомбы на японцев, которые и так готовы были сдаться? Для устрашения! Почему сразу не ударили по нам? Нет, не потому, что побоялись… Просто победа для них вторична. Им важен сам процесс. Да и не желают они сражаться с противником, у которого остались силы. Но стоит им почувствовать слабость, сразу же нападут… А пока нам объявлена «холодная» война. На истощение! Вызов мы приняли. Но есть предложение не оставаться в долгу, а… сокрушить им идеологию! Но сделать это нужно изящно. Через культуру. Короче, Алексей, не подведи по части музыки!

— Но…

— Никаких «но»! Недавно у нас создан новый орган — Министерство госбезопасности. Для твоей службы зарезервированы штатные единицы и расширенные полномочия. Товарищ Абакумов предупрежден! Кадры подберешь сам… Кстати, как там твой напарник?

— Игнат геройски погиб в сорок третьем…

— Жаль… Но, уверен, справишься и без него.

Артачиться было бессмысленно. От подобного предложения отказаться невозможно… Поэтому Полежаев утвердительно произнес:

— Не сомневайтесь, Иосиф Виссарионович, справлюсь. Уже имеются некоторые задумки… Только мне может потребоваться сторонняя помощь. Для начала, в идеале, неплохо было бы привлечь Льва Термена. Увы, не знаю, жив ли он, и имею ли я право взаимодействовать с «врагом народа»?

— Живёхонек твой Лев! Более того, оправдан по всем статьям. Ты даже не представляешь, какую ценную услугу он оказал Родине! Но об этом тебе знать не обязательно…

— Товарищ Сталин, а можно еще вопрос? — отважился осведомиться Алексей.

— Задавай.

— За что расстреляли нашего прежнего начальника?

— Ты про Бокия? Глеб был отличным специалистом, но гнилым человеком… Поверь моему опыту: подобрать замену можно любому профессионалу. Не стоит разбрасываться лишь хорошими людьми!

— А Вы… — Алексей запнулся и замолчал.

— Нет уж, дружок! Договаривай, что хотел сказать! — потребовал вождь.

— Вы — хороший человек? — обреченно выпалил Полежаев.

Подобная дерзость могла кому угодно стоить не только карьеры, но и жизни, но поначалу нахмурившийся «отец народов» вдруг рассмеялся.

— Не знаю. Время всё расставит на свои места! — Потом снова стал серьёзным и неожиданно разоткровенничался: — Молодой ты еще, Лёша, многого не понимаешь… Некоторые граждане как считают? Мол, сидит себе в Кремле старый Таракан и плетет сети коварных интриг… Спит и видит, как бы поставить к стенке кого-нибудь из пламенных революционеров да заодно извести интеллигенцию… А я, быть может, и презренное насекомое, но никак не паук! Пауки они там, за дверью. Грызутся в банке обретенной власти… Не ожидал я, что вчерашние соратники превратятся в махровых бюрократов! Появится возможность, они и меня сожрут, не поморщившись… — Он осекся. — Что-то я разболтался… Забудь! А теперь ступай. Надеюсь, я в тебе не ошибся…

Этот разговор произвел на Полежаева двойственное впечатление. Но ему было не до размышлений. Впереди его ждала огромная работа…

Заявка, направленная в Службу занятости города Москва, не содержала особых требований, кроме отсутствия судимостей, и сводилась к тому, что «Сводному оркестру МГБ СССР требуются специалисты широкого профиля». Поэтому от претендентов не было отбоя. На собеседование приходили и убеленные сединами дирижёры, и совсем юные выпускники музучилищ.

На Лубянке начальнику особого отдела в составе Управления с литерой «А» выделили три просторных помещения. В одной из комнат имелось два стула, стол и сейф, но пока этой мебели было вполне достаточно.

С раннего утра и до позднего вечера Полежаев опрашивал претендентов, но первые дни не дали никаких результатов.

Сначала он предлагал претенденту рассказать о себе.

В основном, все биографии сводились к социальному происхождению и образованию. Реже — шло перечисление ансамблей, в которых довелось поработать.

Следующий вопрос звучал так: «Что такое джаз и что Вы о нем думаете?»

Все ответы содержали гневную критику стиля с акцентом на тлетворное влияние Запада. После этого Алексей просил кандидата оставить контактный телефонный номер, прощался с ним, а его анкету отправлял в мусорную корзину.

Третий вопрос из подготовленного списка удалось задать лишь на четвертый день…

Перед ним сидел скромного вида молодой паренек. Сорокин Геннадий Леонидович, 24-х лет от роду, учился в институте имени Гнесиных, но не закончил его. Он дал грамотное, не политизированное определение джазу и заявил, что подобная музыка ему нравится.

— А чем опасен джаз для властей?

Тот усмехнулся.

— Тут всё просто. Человека, научившегося импровизировать либо воспринимать импровизацию, сложно контролировать!

— Воевал?

— Довелось. Но не с немцами, а с японцами.

— Каким владеешь инструментом?

— Испанская шестиструнная гитара. Но это в прошлом… — Он продемонстрировал левую руку, на которой отсутствовал указательный палец. — Пробую управляться тремя, но выходит не очень…

— То есть, служил не в оркестре?

— В пехоте.

— Добровольцем что ли? Насколько я знаю, у студентов Гнесинки имелась бронь…

— Не для всех. В январе сорок пятого пришла разнарядка на сорок человек. И руководство сочло гитаристов наименее ценным ресурсом.

— А в качестве кого видишь себя в оркестре МГБ СССР?

— На литаврах могу… — Соискатель усмехнулся. — Хотя в Вашем объявлении не было ни слова про потребность в исполнителях.

— Верно! А теперь небольшое задание… Какую музыку исполняют под такой бит?

Полежаев отстучал по столу фрагмент расшифрованного им ритмического рисунка древних.

— Ух ты! — Глаза собеседника загорелись. — Восемь ударов в такте! Напоминает свинг или буги-вуги… Но это что-то новенькое!

Алексей просиял.

— Геннадий, мы сработаемся! Надеюсь, с проверкой на благонадёжность проблем не будет?

— Комсомолец. А так… не состоял и не привлекался.

— Замечательно. Только мой тебе совет: поменьше вольности в суждениях! У нас тут далеко не у всех прогрессивные взгляды… Да и место работы ко многому обязывает. Короче, ступай в отдел кадров и пиши заявление. Потом недельку нужно потерпеть. Они сделают на тебя запрос… И если всё нормально, жду!

— А чем заниматься-то буду?

— Об этом — потом. Но скучать точно не придётся!

Через два месяца штат подразделения был укомплектован. Он состоял из семи человек, четверо из которых имели отношение к музыке. Также имелись дипломированный психолог и переводчик. Особняком стоял ветеран разведывательной службы, которому в своем управлении скоро светила пенсия, но он жаждал поработать еще.

— Товарищи! — обратился к коллективу Полежаев на первом совещании, которое проходило в актовом зале. — Многие из вас до сих пор недоумевают, чем будет заниматься наш отряд, входящий в структуру Службы тайных диверсионных операций и дезинформации? Хотя некоторые наверняка уже догадались, что чем-то связанным с музыкой, а не минированием. И они правы! Нам поставлена задача разработать концепцию и внедрить за рубежом особый стиль молодежной музыки, способной влиять на сознание и образ мышления. Пока в нашем арсенале, увы, имеется только ритм… Я не жду немедленных решений, а пока предлагаю немного пофантазировать. Сейчас я наиграю вам абстрактный фрагмент, а вы попытаетесь описать, как он должен звучать в оркестровом исполнении.

Он сел к пианино и, постукивая ногой, выдал нечто похожее на темповый блюз.

С полминуты подчинённые молчали, а на их лицах отражался мыслительный процесс. Первым заговорил Геннадий:

— А что, если основным инструментом сделать не фортепиано, а гитару? Только с «электрическим» звучанием…

— Это решаемо… — Алексей благосклонно кивнул.

— Согласен с коллегой, — подал голос самый молодой работник по имени Юрий. — Но восемь ударов в такте для барабана — чересчур! На мой взгляд, достаточно четырех. А вот контрабас может делать все акценты.

— И вообще, пора заканчивать с толпами оркестрантов! — присоединился Герман, имевший стаж работы концертмейстером в ансамбле песни и пляски Министерства сельского хозяйства, и в свете последних веяний оставшийся не у дел саксофонист.. — Молодежь лучше воспринимает небольшие коллективы. Эта музыка не должна быть сложной… Чтобы ее смогли повторить, к примеру, студенты-геологи…

— А я бы за такое неблагозвучие к стенке ставил! — пробурчал несостоявшийся пенсионер органов госбезопасности Иван Михайлович Таран.

— Я плохо разбираюсь в построении гармоний, но как эксперт-слушатель могу заметить, что услышанный мной отрывок содержит элемент провокации… Он отметает желание подчиняться и порождает протест. Опьяняет рассудок! — вынесла свой приговор Людмила, начинающий специалист в области поведенческих процессов личности.

Дольше всех отмалчивался Николай Одинцов — довольно странный персонаж для их ведомства. Родился в Америке в семье советского дипломата, но учился не при посольстве, а в обычной вашингтонской школе. Прекрасно говорил по-русски, но с заметным акцентом. В 44-м, когда парню исполнилось 18, его отца с семьей отозвали назад в СССР. Но вместо того чтобы «спрятаться» от мобилизации в МГИМО, только что преобразованном из соответствующего факультета МГУ в отдельное учебное заведение, он отправился добровольцем на фронт и День Победы встретил в окрестностях Берлина. Вернувшись домой, по родительским стопам не пошел, а экстерном получил специальность переводчика. Но применить свои знания не успел, так как откликнулся на объявление и был принят в штат МГБ.

Наконец внес свою лепту свою лепту и он:

— Невероятно аполитичная музыка… Напоминает набирающий популярность в Штатах ритм-н-блюз… Но определенно это нечто иное! И если нам удастся пропихнуть данный стиль буржуям, то он окажется миной замедленного действия. Уверен, это будут слушать! И негры, и белые…

— Всем спасибо! — Блиц-опросом Полежаев остался доволен. — Думаю, я ни в ком из присутствующих не ошибся. Возникнут еще какие-нибудь идеи, не стесняйтесь! А пока займемся развитием уже имеющихся… Товарищ Таран подтвердил, что мы идем в правильном направлении! — Невзирая на смех, ветеран-разведчик воспринял эти слова как похвалу. — Инструменты и оборудование для нашей музыкальной лаборатории прибудут со дня на день. Пока же углубимся в теорию…

Термен оказался немолодым худющим человеком, отдаленно смахивающим на Чарли Чаплина. Возможно, из-за характерных усиков. Было заметно, что приглашение на Лубянку не доставляло ему удовольствия, но и не вызывало ужаса.

— Лев Сергеевич, — Полежаев был искренне приветлив, — а мы с Вами знакомы! Правда, заочно. Помните, в конце тридцатых через Вас передавали одну пластинку?

— Было дело… Даже не поленился послушать. Весьма талантливая работа, кстати! Позже мне попадались интерпретации той мелодии, но в них явно чего-то не хватало.

— Точно! Теперь нам снова нужна Ваша помощь!

— Отказ, нужно понимать, не предусмотрен?

— Отнюдь. Это всего лишь просьба…

— И чем могу быть полезен?

— Возможно ли электрифицировать гитару?

— Это уже давным-давно сделано… Мы с Жоржем Бошамом работали над этим еще лет пятнадцать назад. Но он не послушал меня и в итоге запустил в серию убожество, получившее в народе прозвище «Frying Pan», то есть «сковородка»! Хотя я ему говорил, что из-за полого корпуса возникнут проблемы с извлечением звука! Так и вышло… Позже эту проблему более-менее успешно попытался решить Лес Пол, но ему не хватило инженерных навыков…

— А Вы решите?

— Да. Но… полагаете, советским людям необходим подобный инструмент?

— Не знаю. Наш ориентир — американцы.

— Подробности меня не интересуют… Хорошо, посодействую. Это несложно. Незадолго до… возвращения я познакомился с весьма толковым калифорнийцем Кларенсом по прозвищу Лео. Почти что тезкой! Он тогда торговал громкоговорителями собственного производства в небольшом городке Фуллертон неподалеку от Лос-Анжелеса и грезил тем, как бы усовершенствовать звучание «сковородок». Я обещал ему помочь, но, как Вы знаете, не сложилось… Сейчас он руководит весьма успешной компанией, но гитару своей мечты так и не создал, хотя саму идею не забросил. Посему, полагаю, что достаточно написать ему письмо с моими рекомендациями и парочкой схем… А уж способ переправить его, уверен, вы найдете!

— Конечно найдем!

— Но у меня есть встречная просьба… Наверняка Вам известно, что я до сих пор состою в браке, зарегистрированном в США? Дорога туда мне, понятное дело, навсегда закрыта, а Лавинии визу не дают… В общем, я собираюсь жениться снова. Здесь. Но дабы не стать многоженцем, мне нужно оформить развод…

— Посодействуем! — пообещал Полежаев. — Так что пишите пока послание своему приятелю…

Через год с конвейера стремительно развивавшейся корпорации по производству музыкальных инструментов сошла первая партия электрогитар с цельным корпусом под названием «Fender Telecaster»…

Инструмент буквально произвел революцию в шоу-бизнесе! А его первым обладателем в Советском Союзе стал Лев Термен, то ли в знак благодарности, то ли в качестве гонорара получивший из-за океана особую посылку. Свой экземпляр он передал в отдел Полежаева.

Тем временем ни на миг не прекращалась разработка ИБ-2, как в шутку называл их общий проект Алексей. Под аббревиатурой скрывалось понятие «идеологическая бомба». А порядковый номер «2» был присвоен в знак уважения первому составу «диверсантов», не так давно препарировавших джаз.

Как только удалось определиться со звучанием сопровождения, к написанию мелодии привлекли «старого знакомого» Дунаевского.

Исаак Осипович, уставший от сочинительства псевдонародных песен, с удовольствием погрузился в атмосферу неизведанной стилистики и выдал на-гора простенькую и задорную музыкальную тему.

Большинством голосов постановили, что в композиции должен присутствовать вокал. Тогда Николай сочинил абсолютно идиотский текст про «Ракету-666» — некий автомобиль, на котором главный герой катает своих многочисленных подружек с недвусмысленной целью затащить их в кровать… Он же дебютировал и в качестве певца, благо исполнение «шедевра» не требовало какого-либо существенного диапазона голоса. А со слухом у переводчика было всё в порядке! Да и, если уж решили сделать фонограмму, то никто не должен был заподозрить, что поёт не американец. А Коле, к тому же, удавалось имитировать негритянскую манеру исполнения.

Студию оборудовали прямо в стенах МГБ. В арсенале имелось всё необходимое: музыкальные инструменты, 5 микрофонов, а самое главное — чудо техники — магнитофон!

Впрочем, особого качества и не требовалось. Более того, записи следовало придать оттенок непрофессионализма! Мол, какой-то способный шельмец с бандой подельников, возомнившие себя эстрадными звездами, дорвались до аппаратуры…

Сопровождение урезали до квартета: барабаны, пианино, электрогитара и контрабас.

Поначалу загвоздка возникла с гитаристом, но Геннадий заверил, что с подобным материалом справится и тремя пальцами!

Тем не менее, для получения удобоваримого результата потребовалась целая неделя. Зато итог устроил всех. Ну, кроме Ивана Михайловича, который чертыхался и одну за одной курил свои вонючие папиросы. Но от коллектива не отрывался, стоически выдерживая тяготы и лишения своей службы в качестве невольного слушателя.

Перенести же запись на пластинку для электрофона труда не составило. Правда, в США уже начали менять формат носителей на пока еще недоступный в Советском Союзе, но так называемый «винил» пока еще не успел вытеснить господствовавший долгие годы стандарт.

— Нашему «джинну» осталось придумать необычное прозвище, и можно будет выпускать его из бутылки! — сообщил Полежаев на очередном совещании.

Но предложения работников не блистали оригинальностью.

— А давайте назовем это «безобразие» rock and roll, — молвил с улыбкой Николай Одинцов. — Я тут на днях по долгу службы слушал какую-то американскую радиостанцию, и там крутили песенку, которую исполнял чернокожий жизнерадостный идиот по имени Вайнони Харрис, — «All She Wants to Do Is Rock»… Я бы перевел это на русский как «Всё, чего она хочет, так это — переспать с кем-нибудь». Там в тексте есть и упомянутое мной сочетание слов. Раньше термином «rock and roll» обозначали движение корабля по волнам, то есть качку, но на современном молодежном жаргоне это — ни что иное как половой контакт! Что-то вроде нашего выражения «кувыркаться в постели»…

Решение было принято единогласно.

Но пора было действовать дальше. Полежаев придумал простой, на первый взгляд, план, которым стремился разом убить двух зайцев — сдержать данное Термену обещание привезти в СССР его американскую супругу, чтобы они смогли узаконить развод, а заодно, как и в прошлый раз, передать через нее теперь уже «ИБ-2».

Но в МИДе неожиданно заартачились и отказались предоставить визу. Не помогло даже вмешательство такого «ферзя» как Абакумов.

Вот тут и пригодился Таран Иван Михайлович, который с энтузиазмом принялся воплощать альтернативный вариант… Ну, не беспокоить же по подобным пустякам самого Сталина?

Пришлось снова встречаться с Терменом и просить того написать своей бывшей зазнобе письмо с просьбой довериться его подателю, который не совсем законно переправит ее на другой конец света, и с указанием цели подобной авантюры.

В итоге, в конце мая 1949 года советский сухогруз «Волга» под покровом ночи принял на борт нелегального пассажира — гражданку США Лавинию Уильямс, которая меньше чем через месяц была с комфортом доставлена в порт Одессы… Из неудобств — лишь несколько часов пребывания в крошечном потайном помещении на время досмотров судна.

Жена Термена оказалась изящной негритянкой «за тридцать».

На берегу ее уже встречал Лев Сергеевич в сопровождении Алексея и Николая, которому впоследствии предстояло объяснить суть просьбы насчет пластинки… А Иван Михайлович тем временем улаживал организационные моменты в городе.

Супругов под видом иностранных гостей поселили по фальшивым паспортам в роскошный номер гостиницы «Красная», некогда именовавшейся «Бристолем».

Прослушивать их разговоры не стали, но разместившиеся по соседству работники МГБ отчетливо слышали доносившиеся из-за стены характерные звуки «воссоединения семьи».

На другой день состоялась весьма насыщенная экскурсионная программа…

Лев Сергеевич сказал, что уже подписал все необходимые бумаги, но чета не выглядела расстроенной предстоящим расторжением брака.

Как позже объяснил сам Термен, у Лавинии уже давно закрутился роман с неким господином по фамилии Ярборо, и созданию их союза препятствовало лишь ее формальное замужество. Но она чертовски была рада встрече и тому факту, что Лев жив. А еще — его свадебному подарку в виде реквизитов солидного банковского счета «на предъявителя».

Скорое расставание было трогательным. Но вопрос с передачей посылки уладили заранее. Женщина сказала, что у нее большие связи в музыкальных кругах, и она обязательно придумает, как, не афишируя происхождение песни, подарить авторские права какому-нибудь перспективному парню.

И не обманула!

Промежуточным итогом операции можно было считать выпуск пластинки малоизвестной на тот момент группы «The Kings of Rhythm» молодого певца Айка Тернера с записью трека «Rocket 88». Данная «сорокопятка» принесла исполнителю определенную славу. Правда, он все же внес коррективы: вместо электрогитары выдвинул на передний план пианино, добавил проигрыш на саксофоне и не решился присвоить вымышленному автомобилю номер, соответствовавший «числу Дьявола». Но вскоре песенку с еще большим успехом перепел уже белый исполнитель Билл Хэйли. Он четко уловил изначальный посыл и сделал гитарный вариант сопровождения.

Таймер «бомбы» рок-н-ролла включился! Хотя само понятие пока еще не всплыло…

Пыл пребывавших в эйфории от своего успеха работников особого отдела, за которыми в МГБ прочно закрепилось прозвище «музы», изрядно охладило известие об аресте Абакумова. Могла последовать чистка кадров… Но назначенный новым руководителем ведомства Игнатьев успокоил их:

— Я тут разговаривал на днях с товарищем Сталиным… Он очень высокого мнения о вашей деятельности! И действительно, по агентурным сведениям, внедренные вами свистопляски здорово будоражат заокеанскую общественность и распространяются со скоростью простуды. Но нам нужны масштабы эпидемии! Так что продолжайте творить. А если возникнут проблемы, то сразу ко мне!

А сложность была! Но едва ли ее смог бы решить даже ЦК Компартии в полном составе… Репертуар! По какой-то причине американские музыканты никак не могли до конца уловить тонкостей разработанного стиля. Они усердно клепали искусные подделки, которые больше тяготели к джазу, буги-вуги, кантри или даже фокстроту, но глубинный дух рок-н-ролла почти не передавали…

Спасение пришло в лице Дунаевского.

— Заразился я вашими гармониями и ритмами, — пожаловался он Алексею при встрече, о которой попросил сам. — Не дают они мне покоя. Нет-нет, да всплывает в голове очередной мотивчик… Хотя понимаю, что советским людям это должно быть чуждо!

— А мы, Исаак Осипович, наоборот уже измучались, пытаясь сочинить внятную мелодию! — Полежаев обрадованно заулыбался. — Не поделитесь по старой дружбе? Сохранность авторских прав не гарантирую, но у вас есть шанс потешить самолюбие!

— С удовольствием! Избавьте меня от этого наваждения!

Спустя пару дней он передал с десяток листочков, испещренных обстоятельными партитурами. Их разбор привел «муз» в восторг!

Закипела работа над песнями. Николай сочинял слова, владевшие музыкальными инструментами сотрудники экспериментировали со звучанием, а Людмила оценивала результат. Откровенно скучал лишь Иван Михайлович.

В итоге было отобрано семь очередных идеологических «бомб». Их тексты были на грани примитива, но Коля уверял, что американцы — невзыскательные слушатели, которые не особо вникают в содержание. Так, в одном сюжете главный герой собирался танцевать сутки напролет, в другом — восхищался музыкой и приглашал свою подругу развлечься на танцплощадке, в третьем — предлагал повеселится так, чтобы в доме вылетели все окна-двери и проломился пол… А в очередной «поэтический шедевр», повествовавший о навязчивом желании персонажа слушать по радио исключительно любимые ритмы, в качестве провокации добавил строчку: «Roll over Bethoven and tell Tshaikowsy the news!»…

Пора было внедрять и придуманный термин!

Для этого был задействован целый агент-нелегал, которому не составило труда позвонить во время прямого эфира популярному диск-жокею кливлендской радиостанции «WJW» Алану Фриду и попросить того проиграть «тот самый рок-н-ролл». Разумеется, Фрид его не понял и стал допытываться, что это за композиция? Выяснив, что речь идёт про «Rocket 88», он исполнил заявку. Но был так впечатлен самим определением, что с тех пор все темповые ритм-н-блюзы стал называть рок-н-роллами!

К весне 1952-го материал был полностью готов.

С качеством не усердствовали. Сопровождение сознательно сделали максимально раскованным, почти расхлябанным. А отличительной чертой стал немного выдвинутый на передний план бой барабанов. И, конечно же, гитарные соло.

Ведь согласно легенде, записи должен был завещать некий безвестный автор… Поэтому на этот раз от изготовления пластинок решили отказаться. Ну, откуда у непрофессионала могли взяться такие средства? Другое дело — магнитофонная лента, уже ставшая в США доступной, а главное — имевшаяся в арсенале МГБ.

Оставалось решить, кому адресовать столь бесценный подарок?

От идеи снова воспользоваться помощью Лавинии Уильямс отказались изначально. Исполнитель не должен быть «цветным»! Как ни крути, а целевой аудиторией подразумевались в первую очередь представители белой расы. Поэтому Одинцов пел своим голосом, но периодически вставлял фальцетные скэты или гортанные выкрики.

Выбор пал на Билла Хейли, неплохо зарекомендовавшего себя в песенке про «автомобиль», но, несмотря на явные потуги, никак не продвинувшегося вперед в подобном жанре.

Путая следы, посылку переправили дипломатической почтой сначала в Канаду, откуда доверенное лицо выслало ее получателю…

Внутрь была вложена короткая записка:

«Мистер Хейли!

Я без ума от исполнения Вами «Ракеты 88» и считаю Вас единственным, кто способен достойно исполнить созданный мной материал! Дело в том, что я умираю… Врачи говорят, что мне осталось не больше месяца. И будет ужасно жалко, если мои песни окажутся похороненными вместе со мной. Поэтому я ДАРЮ их, не требуя взамен каких-либо обязательств и желая только одного — чтобы они жили дальше, прославляя такого воистину Великого музыканта как Вы!

Искренне Ваш, Сэм Фурнье.

P.S. Имеющиеся «сырые» наработки прилагаю.»

Волнительное ожидание растянулось на полгода. И лишь ближе к католическому Рождеству, когда в эфире практически в неизменном виде прозвучала «Rock the Joint» — песенка про некое строение, которое Николай предлагал разнести в хлам танцами, стало ясно, что объект «клюнул»!

К сожалению, триумфальный доклад Сталину так и не состоялся… В марте 1953-го Вождь скоропостижно скончался. Ну, или, как поговаривали, ему «помогли» это сделать соратники, алкавшие дорваться до кормушки.

МГБ лихорадило, слухи ходили один ужасней другого…

Старые опытные «лисы» вроде Тарана предпочли смыться на пенсию, остальные выжидали…

Спустя год министерство преобразовали в Комитет Государственной безопасности со статусом ведомства при Правительстве СССР. Организационная структура стала претерпевать изменения… Появлялись новые управления и отделы, а прежние нещадно упразднялись. Однако службу «А» не тронули. Тем не менее, через пару месяцев назначенный председателем Серов, бывший до этого первым заместителем министра внутренних дел, лично нагрянул в кабинет к Полежаеву. Брезгливо осмотрев музыкальные инструменты, сурово изрек:

— Ума не приложу, чем вы тут занимаетесь? Кружок художественной самодеятельности, что ли? Короче, жду подробнейший рапорт о деятельности! А дальше посмотрим…

Алексей принялся составлять отчет. Ему было чем похвастать! Докопавшийся до сути стиля Билл Хейли рачительно одну за одной выдавал в эфир присланные ему песни в своем исполнении, разбавляя их собственными сочинениями. Причем, весьма недурственными! Армия его поклонников росла, появлялись последователи… А власти США вовсю били тревогу, заявляя, что «теряют» молодое поколение…

Уже стали хитами «Shake, Rattle and Roll» и «Crazy, Man, Crazy»… Когда же прозвучала «Rock Around the Clock», началась вообще какая-то мания!

Описав этапы работы над «идеологическим оружием» и последовавший эффект, Полежаев передал папку с материалами в канцелярию…

Но как отнесется к этой информации руководство, оставалось только гадать.

Реакции долго не следовало. Каково ж было удивление работников, когда к ним в «студию» без предупреждения ввалился избранный Генеральным секретарем ЦК КПСС Хрущев со свитой.

— Мои ж вы золотые! — Никита Сергеевич ринулся пожимать всем руки. — Вы даже не представляете себе, какую трёпку задали капиталистам! Обставили засранцев просто мастерски! В Конгрессе даже слушания начались по вопросу о пагубном влиянии ваших ритмов на молодёжь! Газеты пишут, мол, веяние является «рукой Москвы», с помощью которого советские спецслужбы пытаются дестабилизировать американское общество… А доказать-то — кишка тонка! Вот это я понимаю, какую мы им свинью подложили! Иван Александрович, ребятам всем премию! — приказал он Серову. — Да не вздумай пожадничать… И по звездочке на погоны добавь!

Наступающий Новый 1955-й год подразделение встречало с воодушевлением.

— Как будем действовать дальше? — поинтересовался Геннадий у начальника, когда они вышли покурить.

— Есть несколько задумок… — неопределенно ответил тот. — В запасе имеются еще несколько любопытных ритмов и гармоний, которые не мешало бы исследовать. Думаю, если что, Исаак Осипович снова не подведет. Так что, прорвёмся! Пока же будем пожинать лавры. Но главное — не расслабляться!

Только у жизни имелись свои планы… Четвертого января не стало майора госбезопасности Полежаева, для которого отголоском контузии военных лет стал обширный инсульт. Вслед за ним через полгода от сердечного приступа скончался Дунаевский…

Назначенный руководителем отдела старший лейтенант Сорокин Геннадий Леонидович пребывал в растерянности. Все потенциальные наработки Алексей унес с собой в могилу. Второго композитора, посвященного в принципы построения музыки древней цивилизацией, просто не существовало…

— Накаркали мы своей запиской… — поделился он своим настроением с Николаем, которого последние месяцы усиленно обучал игре на гитаре. Причем, тот делал неплохие успехи! А заодно обучал своего шефа английскому. — В буквальном смысле завещали все права Биллу Хейли… Теперь нужно искать новый подход к решению поставленных задач. А у меня из идей… только одна — увольнение по собственному желанию.

— Отставить панику, командир! — переводчик дружески похлопал его по плечу. — Вот, помню, в сорок четвертом, в Польше… Наш отряд из трех человек заблокировали в квартире почти разрушенного дома… Выход из подъезда завален… Я за старшего, а кругом фрицы. Причем столько, сколько у нас даже патронов нет. Попробовали они забросать нас гранатами. Не вышло! На окне — стальная решетка с мелкими ячейкам. «Ну, — думаю, — сейчас подгонят танк, и нам кранты…» Но нет! Фашисты рассредоточились вне зоны обзора… Значит, что-то замыслили! Просунул наружу зеркальце на палке и вижу: прибыл спец с огнеметом. Вот-вот подкрадется и зажарит нас как цыплят… Хотел уже, было, предложить ребятам застрелиться, чтобы не мучиться. Потом смотрю — решетка-то на «шпильках» и открывается вовнутрь… Значит, шанс выбраться есть! Высунул зеркальце снова… Солдатик уже натянул ранец и даже раскочегарил свой брандспойт… Начинает движение в нашу сторону… Короче, считаем до десяти, распахиваем решетку, выпрыгиваем наружу и, используя эффект неожиданности, начинаем палить из своих ППШ. Емкость с горючей смесью взрывается. Гарь, пламя, неразбериха… Так под шумок и выскочили! Саньке, правда, руку прострелили, а у остальных — ни царапины!

— Повезло… — хмуро резюмировал Гена.

— Так, и я ж тебе говорю: фарт — он смельчаков и находчивых любит!

— Если бы речь шла про бой…

— А чем у нас с тобой не фронт?

— Ага, невидимый… — Он выругался.

— Мне тут по ходу шальная мысль взбрела в голову… Мы лишились рычагов влияния. Это факт. Но музыкальная индустрия продолжает развиваться… — Коля хитро улыбнулся. — У американцев есть мудрая поговорка: если хочешь выиграть в казино, то купи себе казино!

— Это ты к чему?

— Нам следует влиять на процесс отбора исполнителей! Проще говоря, нужен свой доверенный человек за «бугром»!

При всей абсурдности услышанного заявления Сорокин понял, что задумка Коли заслуживала внимания… Во всяком случае, свое заявление об уходе, на котором оставалось только проставить дату, он порвал тем же вечером.

Для того, чтобы выйти с подобным предложением на руководство, требовался разумный план действий. На его разработку ушло больше года.

С техническими задумками проблем не возникло. На просьбу о содействии охотно отозвался не так давно полностью реабилитированный Термен, продолжавший работать в одном из закрытых конструкторских бюро.

— Ребятушки, я ваш должник! — заявил старик. — Я так благодарен вашей службе за ту встречу с Лавинией… Говорите, что нужно?

— Лев Сергеевич, Вы много экспериментировали со звуком… Более того, лично я уверен, что гитары марки «Фендер» стали популярны благодаря именно Вам, — заявил Сорокин. — В общем, нас интересуют примеры необычного звучания…

— О! Этого «добра» у меня воз и маленькая тележка! От космически-загадочных до вызывающих зубную боль. Охотно поделюсь! Но, замечу, будущее не за струнными инструментами. Вы слышали про электрические синтезаторы?

— Ну, по мере возможностей, мы отслеживаем музыкальные новинки… Во всяком случае, про существование электрооргана в курсе. Да и про «Терменвокс» не забыли!

— Мое изобретение слишком сложное в использовании… Как и фото-оптическое устройство, над которым сейчас трудится мой коллега товарищ Мазурин. Другое дело — клавишный аппарат «Hammond»! Этот электромеханический музыкальный инструмент был создан американцем Лоуренсом Хаммондом в 1935 году в качестве недорогой альтернативы духовому органу. Гениальная, замечу, штуковина. Однако и у него есть существенный изъян… Он выдает приятные, уникальные, но… однообразные тона и обертона. А я говорю про такие конструкции, в которых нажатием клавиши можно будет получить любое звучание. Хоть скрипку, хоть рояль!

— Пока давайте обойдемся без фантастики. Нам бы чего попроще…

— Тогда вам подойдут банальные устройства для искажения входного сигнала.

— Наверно…

Через несколько дней он пришел с целой сумкой пронумерованных металлических коробочек, к каждой из которых прилагалась принципиальная электрическая схема.

— Спаял, вот, самые «яркие», на мой взгляд, образцы… А это, — он указал на экземпляр, помеченный красной краской, — не для гитар. Если обзаведетесь синтезатором, попробуйте пропустить выходной линейный звук через это устройство… Гарантирую удивление!

В течение недели Григорий с Николаем опробовали «дары», раз за разом приходя в восторг. Такого они не слышали ни на одной записи! Колонки в их импровизированной студии то рычали, то стонали, то плакали, то заходились диким лаем…

Также Сорокин с гордостью отмечал, что его ученик стремительно прогрессировал как музыкант. Нет, стать виртуозом в 30 лет почти нереально, но, как оказалось, Одинцов потрясающе чувствовал музыку. Особенно блюз. Он с легкостью строил немыслимые аккорды и фантазировал в рамках пентатоники. За всем этим, помимо природного дара, замечалась упорная работа. Четыре раза в неделю он также посещал вечернюю музыкальную школу, где осваивал фортепиано.

— Не понимаю, — пожаловался как-то Николай, — почему у нас не учат импровизации?

— Странный вопрос… Разве ты не отвечал на похожий Алексею Степановичу, когда устраивался в контору?

— Нет… Он спросил, нравится ли мне американская лента «Серенада Солнечной долины», и почему, на мой взгляд, ее запретили? Я сказал, что нравится. И, мол, понятия не имею, что с ней не так…

— А я выдал нечто вроде: «человека, научившегося импровизировать, сложно контролировать»!

— Но ведь это неправильно! Эдак личность превращается в часть стада!

— Тсс… Не шуми! Тут главное, чтобы пастухи вели в верном направлении. Да, я тоже не всегда и не во всем согласен с решениями партии… И не понимаю, зачем стоило запрещать джаз?

— Это еще ерунда… Вот, на кой хрен Никите Сергеевичу нужно было амнистировать бандеровцев? Сталкивался я с бойцами УПА… Это звери, а не люди!

— Значит, так нужно… Не забывай, где мы с тобой служим. Обсуждать приказы руководства здесь как-то не принято. И вообще… Мы же с тобой занимаемся благим делом, так? Проветриваем мозги молодому поколению буржуа! Разумеется, у нас в стране тоже не все гладко. Но ты учитывай, что с благословения капиталистов Гитлер убил миллионы наших граждан… И Запад продолжает вести с нами необъявленную войну. Поэтому нам нельзя расслабляться! Да и так уж ли у нас всё плохо? Строятся новые дома, железные дороги… Того гляди, вот-вот в космос полетим!

— В идеологической обработке я, Гена, не нуждаюсь. Всё понимаю… Но ширпотребовская музыка у нас дерьмовая!

— Зато качественная!

— С этим не поспоришь…

К декабрю 1956-го задумка с внедрением агента влияния обрела некую форму: доверенный человек легализуется, открывая магазин музыкальных инструментов, присматривается к начинающим исполнителям и способствует их продвижению.

От идеи действовать на территории США отказались. Там начались слишком жесткие гонения на рок-н-ролл. Выбор пал на Великобританию — общий со Штатами язык и образ мышления, но, как ни странно, в Англии отсутствовало радикальное неприятие новых жанров.

Оставалось определиться с кандидатурой. Ведь доверенное лицо должно было обладать не только навыками конспирации, но и специфическим чутьем…

— Коль, а ты не хочешь попробовать себя в роли разведчика? — предложил давно вынашивающий эту мысль Сорокин. — Шпрехаешь по-ихнему ты идеально. Акцент — не помеха… По легенде будешь мелким американским коммерсантом, решившим заняться бизнесом в Европе. Документы, думаю, тебе выправят. Да и вряд ли мелкий лавочник вызовет особые подозрения…