16+
Этюд на счастье

Объем: 148 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

стихотворения

***

верю, уйдёт однажды

время китайских грамот,

каждое слово — каждое! —

станет живым, упрямым,

точным значеньем корня,

ясным свеченьем смысла

жизнь и любовь наполнит,

не растекаясь мысью…

***

принесла мне волна

прошлых дней письмена,

акварели весны, ароматы черёмух

и прохладу озёр,

и в тиши разговор,

первый дождь, первый гром, утра сладкую дрёму…


мне не нужен Париж,

если рядом творишь,

если дышишь легко, если веришь вслепую.

нам по этой волне

плыть и плыть при луне,

если жизнь выбирать — так оставьте такую,


где любовь — не мираж,

где до донышка наш

каждый миг, каждый час в многоцветии радуг,

где полётно душе,

и неважно уже,

сколько зим впереди, сколько пепельных прядок…

***

ландышевый сервиз

набран природой из

чашечек белых глин

чтоб не зажился сплин

чтоб ветерок качал

нежное источал

светлое приносил

чтобы хватило сил

в пасмурные времена

духам лесным и нам

***

моей весне не привыкать

цедить по капельке былое…

в круженье лёгком мотылька,

в тетради, ставшею золою,


в тропинке хоженой лесной,

в дожде, танцующем по елям

и в музыке из детских снов,

прозрачной сказке акварельной


мне камертонит каждый миг,

и время будто бы зависло,

забыв дорогу напрямик,

на семицветном коромысле…

***

взбитые сливки черёмух,

яблони розовый мусс,

в нерукотворных хоромах

я заблудиться боюсь.


ни надышаться, ни вспомнить

нашу тропинку домой…

пой мне, соловушка, пой мне!

май ускользающий мой,


дразнишь лесными цветами,

нежно-зелёной листвой,

миг — и неслышно растает

красок твоих волшебство.

***

когда я была горлинкой

летала в окно весточкой

и совесть была голенькой

и радость цвела веточкой

зелёной живой завязью

и колокол пел солнечно

и белой дрожал завистью

туман озорной полночи

***

тонкий месяц над пригорком

ночь спровадил и завис,

ждёт малиновую зорьку,

апельсиновый каприз…

зорька вызрела за лесом,

распустила рукава:

— ты о чём грустишь, повеса?

спать ложись в свою кровать!

и не жди дневных идиллий,

романтических забав,

нас с тобой разъединили…

до чего же он не прав —

тот, кто вкручивает звёзды

во вселенский потолок!

мы одно мгновенье — возле,

до мгновенья путь далёк…

***

мысли полётные, лёгкие, летние,

спор каблучков озорных с сандалетами,

тайны шиповника розово-белые,

шалость мальчишки с колчаном и стрелами,

лунные блики распахнутой полночи —

и ни тревоги, ни боли, ни горечи.

***

у осторожности прав — чуть-чуть,

целое — сильным и энергичным.

если не плачу и не кричу —

это не значит, что я вторична,


это не значит, что не живу,

что не люблю и не знаю боли.

видишь, как тянется тонкий вьюн

к выходу солнечно-голубому?


он на стене — невесомость, штрих,

лёгкий ажур изумрудных листьев.

хочешь — оставь, а хочешь — сотри,

стены и в белом выстоят…

***

вечер июньский ласковый,

ирисы там и тут,

в небе — стрижи и ласточки…

в гнёздышке маму ждут

ротики несмышлёные,

вырастут — полетят

над тополями-клёнами,

хвостиками крутя…


что им побед история?

память людей о том,

как поднимали, строили

пленные новый дом…

время губных гармошек и

послевоенных зорь,

странное это прошлое —

чёрное с бирюзой.

***

слов бесполезных частокол,

бездумно, взбалмошно, легко —

так абажур под потолком

сквозняк качает.


ах, чёрт побрал бы этот слух,

ему достаточно и двух,

упавших в тёплую траву,

да неслучайных…


и неслучайных сто шагов,

и сто друзей, и сто врагов,

и карусельных сто кругов

в одной упряжке.


а в небе синем облака,

а с гор прозрачная река,

а счастье в белых лепестках

одной ромашки…

***

солнце прощается нехотя,

гладит макушки отечески…

видно, наверное, сверху там

солнцу разлад человеческий.


солнце ныряет за тучу и

в щёлку глядит — что здесь выросло?

выросли ивы плакучие,

слёзы роняют над вымыслом,


смотрятся в воду солёную,

в омуте ищут спасения,

жаждут весенней влюблённости,

ждут поцелуя осеннего.


солнце растерянно сетует:

россказни это, фантазии!

и начинает рассветную

новую сказку рассказывать…

***

имбирный эль, клубника в хрустале,

цветущий мирт и облако в бинокле…

ну кто придумал, будто мир наш проклят,

а жизнь — игра на шахматном столе?


не верю я в придуманный цейтнот,

и тень гоню Содома и Гоморры,

по небу, как по солнечному морю,

мечта моя на облаке плывёт.

***

крошки пастели, неровность картона,

берега розовый край,

по голубому скользит и не тонет

солнечных бликов игра.


рыбки клюют бессловесными ртами,

словно играют в лото,

счастье поймают и станут китами

в новой картине потом…

***

душный июньский полдень,

остановилось время,

сладкой свернулось дрёмой

в стареньком гамаке.


пёс разомлевший подле,

пруд водомерка мерит,

хриплый за лесом гром и

ягоды в молоке…


в сумрачных лабиринтах,

в сумрачных снах горячих

будешь искать тот случай,

тот земляничный вкус,


звёздочки-маргаритки

у деревянной дачи,

солнца игривый луч и

ниточку детских бус.

***

мой сон похож на сотни ожерелий

из тонких паутинок и дождя,

из лёгких нот цветочно-карамельных,

из берегов, где так умеют ждать


и так умеют нежное баюкать,

что просыпаться — значит согрешить,

и я дождей ноктюрновые звуки

на длинную нанизываю нить…

***

я засиделась на этюдах…

прости, но ты тому виною,

мой сон, кристалл мой, паранойя,

моя ангина и простуда.


а на холсте — покой и воля,

и бродит ветер белый-белый,

не горячится и не делит,

не задевает за живое…


оно в душе, моё творенье,

смешенье странностей и красок,

от бурь укрытое, от сглаза,

пропахло мёдом и сиренью,


пропахло дымом и прибоем,

лакает молоко и воду,

и любопытных за нос водит

в словах петляющей тропою…

***

Юпитер сердится, волнуется Юпитер,

хранил терпение, и надо ж — обронил…

созданья нежные, немного потерпите,

на чувства что-нибудь накиньте из брони.


последний зубчик на коварной дерзкой молнии

замкните строгою собачкой до поры.

и пусть сегодня вам несладко и несолоно,

вернутся правила божественной игры.


прольётся дождь, качнутся радужные омуты,

и станет пряным аромат умытых трав,

и Прометеевы слова невольно вспомните:

Юпитер сердится, а стало быть, неправ!

***

припудрятся липы-старушки

цветочной медовой пыльцой,

пчелиной семейке — пирушка,

смущённой невесте — кольцо

и милые шутки помолвки,

и будущего благодать,

где путь бесконечен и шёлков,

мечтам-караванам под стать.

***

нашей обители — тысяча лет,

время течёт, как в замедленной съёмке…

как объяснить этот взрослый секрет

льющей напрасные слёзы девчонке?


как рассказать, что в прохладной тени

вьёт свои гнёзда небесное счастье?

преданный ангел обитель хранит,

сны укрывает, жалеет и ластит,


нет здесь тарантулов, змей и акул…

сад — вот и всё, что любовно взрастили,

чтобы вплетать осторожно в строку

белое облако трепетных лилий.

***

когда лукавый режиссёр

«мотор!» — воскликнул,

благоухало счастьем всё

и земляникой.


кружили птицы высоко,

сияли звёзды,

жить было в повести такой

легко и просто…


но как же так? нужна гроза,

диктуют жанры,

и режиссёр «йю-ххуу!» — сказал,

схватил за жабры,


сюжет «на раз» перекроив,

добавив жути,

увёл героев в детектив,

в тот промежуток,


где справа — хук и слева — страх,

тоска по центру,

где всем мечтам приходит крах,

где пьют абсент и


клянут творящего бедлам

и просят чуда,

и отпущения козла

находят всюду…


меня там нет — ни в кадре, ни

в канве сюжета,

я в кружевной сижу тени,

вдыхаю лето,


ни суеты в моём кино,

ни бэк-вокала,

слезливой сцены — ни одной,

да и финала…

***

пусто на маленькой улочке,

к небу поднимешь глаза —

облако белой Снегурочкой

в летних прозрачных слезах.

что же ты, сказочник, выдумал?

милых зачем разлучил?

падают в мальвы обиды, и

блекнут цветные лучи…

***

солнце — оранжевый мячик

скатится за горизонт,

воздух остынет горячий,

сумрак неслышно вползёт

в дом утомлённой улиткой,

выскользнут спицы из рук,

сны из небесной кибитки

полночь рассыплет вокруг…

***

в заводи тихой луна и кувшинки,

раз-два-три… раз-два-три… раз…

будто вальсок на старинной пластинке,

будто все скрипки для нас

в травах прибрежных, высоких и пряных,

в этот полуночный час,

робкий вальсок наш и чуточку пьяный,

раз-два-три… раз-два-три… раз…

***

я привыкаю к тишине.

она закрыла плотно ставни,

и мир, знакомый мне недавно,

нырнул, лежит теперь на дне.


волной уносит океан

земные звуки прежних песен,

в лазурной бархатной завесе

таит чарующий обман.


ласкает слух уже другой

мотив у зыбкой колыбели,

стихают праздничные трели,

и власть свою берёт покой.

***

как вольно жить без протокола,

без тесных галстуков и стен,

сбежать в объятья правды голой,

душой наивно сдаться в плен


неспешной музыке природы

и слушать, слушать каждый звук…

их тайна не для громкой оды —

для нежной песенки, мой друг.

***

слёзными письмами топим камин.

там, за окном, возле нашей скамьи

вече синичье…


вечность летим и летим к облакам.

чувствовать воздух опорой рукам

стало привычным…


зонтик прозрачный — сезонный каприз.

там, где кончается белый карниз —

чёрная кошка…


буква за буквой горит алфавит.

не причитает душа, не болит,

жаль их немножко…

***

этюд осеннего дождя —

и перебранка струй и капель,

и со стекла стекает на пол

мотивов вспыльчивых вражда.


и отраженье фонарей

в осколках крон, асфальт укрывших,

дома промокшие и крыши

под стать объявленной игре…


настроив ржавую струну,

берёт смычок сверчок запечный:

скри-скри… и уплывает вечер

в его уютную страну.

***

мелодия упрятана под крышку

рояля, зачехлённого тобою,

тобою и пугливой серой мышкой,

а ветер проклятущий воет, воет…


терзает пару нот — огрызок оды

весеннему нашествию апреля,

весёлому шкворчанью сковородок,

урезав грандиозное до трели,


до тоники тональности угрюмой,

гудком гудит занудливым и рушит

мечты и мачты, и трюмо, и трюмы

судёнышек смешных вруна и вруши…

***

«Нет! Только тех мы женщин выбираем, Которые нас выбрали уже»

Николай Доризо

не будет ссор…

сор

хоботом пылесосовым

в брюхо с гудящими осами,

злыми вопросами,

косточкой абрикосовой

затянут, складирован,

пакетирован…

пикетировать не резон —

как же прав Доризо…


небо моё — истина и прохлада.

и неизменно рядом — солнце моё,

в аквамарине белое,

то, что пустыню делает

оазисом

мыслей живительных.

пейте, пойте, живите! и

отражайте улыбку лучистую!

Боже мой, чисто как…

***

оставь мне уголь и сангину,

всё радужное — остальным,

и пусть «горит костёр рябины»,

и тает «белых яблонь дым»…


мир ищет слов и жаждет красок,

не отбирай его надежд,

дари мечтою раз за разом

и не очерчивай рубеж.


назначь упрямо праздник в будни

и подними под облака,

овсянку поменяй на пудинг

волшебной палочкой в руках,


пусть стелется в твоей картине

далёких звёзд дурман-трава…

оставь мне уголь и сангину,

и пульс знакомый,

и слова…

***

остановись, мгновенье… и запомни,

как нежность озаряет этот вечер,

как музыка в одной из дальних комнат

блаженством разливается и лечит.


как отступают боли и печали,

навеянные холодом осенним,

как тёплое дыхание качает

других миров таинственные тени.


дай выскользнуть словам и дай услышать,

как сердце отзовётся перебоем,

остановись… пусть дождь стучит по крыше,

пусть счастье пьют по капле эти двое.

***

тихий дворик припорошенный

за окном в цветах и зелени,

я скажу тебе хорошее —

и уйдёт печаль осенняя.


запишу строкою нотною

колокольчиков трезвучие,

пусть трезвонят беззаботно и

прогоняют всё колючее…


а когда на зов сиятельный

из-за тучи луч потянется,

улыбнёшься: эй, приятель, мы

заждались тебя с красавицей!

***

в какие одежды одета теперь я,

какой из мастей запряжён экипаж?

и в тон ли боа экзотичные перья,

всё так же послушен мой преданный паж?


чьё сердце разбито, чьи слёзы горючи,

в пасьянсе котором улыбка моя?

хранит ли записку красавец поручик,

и грезит ли в плаванье дальнем моряк?


чья кровь закипает в порыве тревожном,

чьи ночи и дни помнят имя одно,

чей голос знакомый я слышу, о боже???

«любимая, дует, закрой-ка окно!»

***

всё богатство заезжей дурочки —

образок, хохоток и дудочка…

заиграет — и плакать хочется,

и бредёт луна-полуночница

над чужими полями-маками

под мотив её одинаковый…

***

и балуешь, и дразнишь сказкой дивной,

сюжеты расцветают как цветы:

летучие голландцы и ундины,

сады необычайной красоты


благоухают мускусом и тайной,

играет ветер складками плаща…

и, кажется, ещё мгновенье дай мне —

я научусь и верить, и прощать


жестокий мир за гранью сна и чуда,

его сиротский горестный удел…

не знает он, и знать ему откуда,

что из далёких странствий прилетел


тобою приручённый голубь белый,

благая весть на трепетном крыле…

от снежных зим до красных яблок спелых —

страницы снов и сказочных ролей.

***

в этой тихой поре белоснежья —

новый пульс, новый ритм, новый шаг.

всё прозрачней палитра, всё реже

вспоминает иное душа…


только мягкие шорохи хлопьев,

только матовость дальних лучей,

кротость дней и ночей пенелопьих

на родном одиссейском плече.

***

переложу вину на стих —

пусть будет винным!

с невинным искренним «прости»

наполовину.

возьми соломинку, смакуй,

плыви до устья,

допьёшь последнюю строку —

и грусть отпустит…

***

серое небо, стайка сорок,

пёрышек униформа,

холод — растопит горячий грог,

душу — стихи прикормят.


в доме запасов — до самой весны:

нежных, щемящих, светлых…

вечер приходит, и вместе с ним

строчек живых приветы.


вылечат, высветлят мой острог

солнечным «аллилуйя».

хлебные крошки, следы сорок —

даст Бог, перезимуем.

***

ковш большой на небе звёздном,

на серебряном хвосте

миг задумчив и серьёзен

покорился высоте,


высоте познаний истин

и полётов за курган,

где родник святой и чистый,

и цветущие луга,


где былинные напевы

и кудель с веретеном,

и точёный профиль девы

за мерцающим окном.


в тишине наивны грёзы,

ни обид, ни суеты,

ковш большой на небе звёздном,

и желания просты…

***

маме и папе

если боженька даст мне слов,

если даст мне такие силы,

я про вашу спою любовь,

я не знаю любви красивей,

я не знаю любви верней,

и, наверно, не знаю чище.

с ней, такою, хоть по стерне,

по разрухе, по пепелищу,

босиком, обдирая в кровь

лихолетьем живые души…

я про вашу спою любовь,

дай мне, боженька, самых лучших

слов…

***

воет вьюга и волки,

на земле заварушка…

на зелёную ёлку

я повешу игрушки.


будет сказочным вечер,

небесами хранимый,

будут шутки и речи

озорных и ранимых.


будут дерзкие платья,

будет душно и жарко

от свечей и объятий,

и духов, и подарков…


новогоднею полькой

встрепенётся округа!

сгинут серые волки,

смолкнет белая вьюга.

***

в сахарно-белой пудре

пряничные домишки.

тихо проснётся утром

маленький городишко,


тихо пружинка щёлкнет

в сказочной табакерке,

и заискрится ёлка

радужным фейерверком.


из ароматов кофе,

мяты и тёплой сдобы

выплывет милый профиль

той, что зовёшь зазнобой,


той, что зовёшь желаньем

трепетным и далёким,

нежной пугливой ланью,

реченькой светлоокой,


тайною, оберегом,

радостью и печалью…

снег укрывает реку

под благовест венчальный…

***

а я улыбаюсь, мне нравится праздник,

цветных фейерверков наивный восторг,

брильянтовый блеск в утешительных стразах,

безумных и дерзких желаний простор…


в цилиндре твоём мишура для причуды,

и фокус с монеткой в твоих рукавах,

и яблоком катится сказка по блюду,

факир наш не пьян… долгожданное «ах!»


сорвёшь, как с куста, и уйдёшь за кулисы,

снимая героя лирический грим.

не плакать? как скажешь… я тоже актриса

живого театра твоих пантомим.

***

когда затихнет шумный зал,

подвластный пальцам пианиста,

и светлый образ в звуках чистых

с небес опустится сказать,

что за границей временной

ещё сильней любовь и память,

ещё больней словами ранят,

ещё острей горчит вино —


на миг сорвётся голос твой,

и ты опустишься на сцену,

и ты уверуешь в бесценность

привычных слов и душ родство.

и зал с тобою запоёт,

и задрожит свечами пламя,

и будет литься воск слезами,

и будет длиться наш полёт…

***

не знаю,

за какие муки,

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.