Бесплатный фрагмент - Эффект заражения

Звонок на его телефон раздался ровно в два часа ночи. Пробормотав какое-то ругательство, скорее всего, по-английски, Игорь принял входящий, больше всего боясь разбудить Риту.

— Слушаю! — произнёс он, замечая на экране номер капитана Михалёва.

— Подполковник, — голос принадлежал Озерову.

Видимо, Владимир Владимирович в эту ночь оставался на дежурстве. И, скорее всего, они на выезде с Михалёвым.

Игорь почувствовал, что окончательно проснулся.

— Необходимо твоё присутствие, — продолжал Озеров. — И твой английский. Отель «Марриотт». Думаю, это будет дело особой важности.

Глава первая

Тишину ночного города, обволакивавшую высотки домов прозрачной синей вуалью, нарушал лишь шорох колёс случайных автомобилей на мокром, ещё тёплом после дневного зноя асфальте и отдалённый гул поездов, доносившийся от железнодорожного вокзала. Свет фонарей казался чрезмерно густым и жёлтым, сплошным потоком изливавшимся на дорогу, скорее ослепляя редких водителей, чем позволяя разглядеть проезжую часть.

Игорь опустил козырёк над ветровым стеклом. Коварные выбоины на дорожном покрытии были заполнены водой и сливались с общим полотном дороги, словно усыпанным золотистыми бликами. И он уже успел дважды стукнуться дном нового «Экстрейла» об этот золотой асфальт.

Он поворачивал на улицу Орджоникидзе, когда до его слуха даже сквозь тяжёлые аккорды любимых песен донёсся звук сирены Скорой помощи. Вскоре он уже был на ведущей к отелю дороге, слишком оживлённой для столь позднего часа.

Игорь припарковал машину и направился к входу, где в мерцающих сине-красных огнях полицейских и медицинских автомобилей собралась группа из двадцати — двадцати пяти человек.

— Гражданин, Вы кто? — преградил ему дорогу капитан полиции.

Учтиво поздоровавшись, Игорь предъявил удостоверение и, не получив больше вопросов, направился к Озерову, беседовавшему с полковником полиции.

— Дело будем брать себе? — Игорь, поздоровавшись с полицейским и задав пару дежурных вопросов, обратился к своему непосредственному начальнику.

— Да, — Озеров протянул подполковнику планшет с листами бумаги. — Показания, — пояснил он. — И пока у меня вопросов куда больше, чем ответов.

Игорь, приняв планшет, перевёл взгляд на лежавшее на асфальте тело, с которым в данный момент работала группа экспертов. Тело принадлежало мужчине, лет пятидесяти, и, насколько можно было судить даже по изувеченным конечностям и сплющенной от удара грудной клетке, при жизни он имел неплохую физическую форму. Игорь пролистал протоколы. Погибший — Степнов Сергей Андреевич — доктор исторических наук, археолог, спелеолог. Проживал в Москве. В Новосибирске был проездом, возвращаясь из поездки на Алтай. Причиной смерти пока значился суицид.

Игорь снова перевёл взгляд на тело археолога. Может, и суицид, может — ещё что-то. Сейчас его больше интересовал другой вопрос — что археолог делал в отеле премиум-класса? Обычно такие люди останавливались в местах попроще. Во всяком случае, далеко не каждый среднестатистический житель Москвы выложит за ночь 10 тысяч рублей. А Степнов, по показаниям, проживал в одноместном полулюксе за 15 тысяч. И номер был забронирован на три дня.

— Он вчера заехал? — уточнил Игорь, пролистывая протоколы.

— Да, вчера вернулся с Алтая, — Озеров повернулся. — До этого был в экспедиции… — он осёкся. — Был в экспедиции, — докончил он. — Пройди в его номер. Капитан тебя в курс дела введёт.

Не задавая лишних вопросов, Игорь поднялся на третий этаж.

— Родным сообщили? — первым делом спросил он, поздоровавшись с проводившим осмотр номера капитаном Михалёвым.

— Сообщили бывшей жене, — ответил Михалёв. — Она так спокойно отнеслась. Десять лет, как в разводе, оказывается. Проживал один.

— Ясно. Что-то особенное есть?

— Много документации на английском, — голос Михалёва прозвучал неуверенно. — Я пока смог понять только «mountains», «Altay» и «lake». Это «горы», «Алтай» и «озеро», кажется?

— Правильно кажется, — Игорь принял из рук капитана толстую папку с тетрадями и листами бумаги, содержавшими частью печатный, частью рукописный текст. Большинство записей было сделано, как и говорил Михалёв, на английском.

— А в составе какой экспедиции он был? — Игорь отвлёкся от бумаг.

Капитан Михалёв отошёл от трюмо, где были расставлены немногочисленные стеклянные ванночки и пробирки. Часть сосудов заполняла мутноватая жидкость, в которой содержались осколки каменной породы, песок, перемешанный со слюдой, аммониты размером с ноготь и даже пара крохотных трилобитов.

— Международная археологическая Алтайская экспедиция, — Михалёв постарался скрыть лёгкое недоумение. — Четверо из США. Ещё четверо наших исследователей — трое из Питера, и один, вот, из Москвы.

— Питерские уже убыли?

— Так точно. Американцы раньше спустились.

— А Степнов решил задержаться? — Игорь приблизился к трюмо, рассматривая образцы породы. — И, что дальше? Что за американцы? — он бросил краткий взгляд на Михалёва, почувствовав изменение в голосе капитана. — Мы с Маргаритой Владимировной сами с гор спустились день назад. Я не слышал ничего.

— Понял, — словно извиняясь, произнёс Михалёв. — Они ездили на озеро, — он начал пролистывать свои записи. — Недалеко от границы с Монголией. Название такое…, — Михалёв ещё раз пролистал записи. — Что-то созвучно с Тимбукту.

— Ну, Тимбукту — это в Африке. Киндыктыкуль? — догадался Игорь.

— Да, так, — капитан Михалёв, наконец, нашёл соответствующие записи. — Спелеологи, археологи, исследователи Алтая. Изучали какую-то пещеру над озером.

— А образцы оттуда? — Игорь, надев перчатки, осторожно взял запаянную пробирку с кусочками ракушечника. На горлышко пробирки была приклеена полоска бумаги с надписью: «S#12; 12.07.21; 3.5. Crm.»

— Пока не знаем, — Михалёв пожал плечами, наблюдая за действиями подполковника. — Будем общаться со специалистами.

— Будем, — Игорь внимательно рассматривал образец ракушечника. — Потому что это — не с Алтая.

— Прошу прощения? — Михалёв изучающе посмотрел на Игоря.

— Алтайские горы, если мне память не изменяет, вулканического происхождения. То есть, застывшая лава, туф. Ну, осадочные породы могут быть. Но ракушечник там, точно, не добывают, — Игорь перевёл взгляд на стеклянную ванночку с красноватой жидкостью, в которой покоились окаменелые останки морского членистоногого. — И трилобитов там тоже нет.

— Тогда, как Вы думаете, откуда это? — спросил Михалёв.

— Будем смотреть, — Игорь взял следующую пробирку с мелкими белыми кристаллами, напоминавшими кальцит. На пробирке значилась надпись: «S#24; 16.05.21; 1.8. Pmk.»

В следующей заинтересовавшей Игоря пробирке были сероватые кусочки базальта. На наклейке на горлышке пробирки было написано: «S#3; 28.03.21; 2.6. Yst. P.»

— Так, прежде чем отдавать спецам, я сам это изучу, — Игорь снова вернулся к документам и вынул из папки тетрадь, напоминавшую полевой дневник. Видимо, это были личные записи Степнова. Но, почему и они были на английском? Или он собирался поделиться ими с коллегами?

Невольно взгляд Игоря упал на пробирку с кусочками базальта. Могло что-то из цифр на наклейке быть датой? Вполне. Например, цифры 28.03.21 как раз подходили в качестве даты. Если так, то не составит труда выяснить, откуда эти образцы. Оставалось только сделать соответствующие запросы в авиа- и железнодорожные компании.

Игорь снова приблизился к трюмо. В следующий момент он обратил внимание на две пробирки. В одной, с надписью «S#1; 22.07.21; 3.0. Alt.» находились кусочки мрамора, в другой, с наклейкой «S#8; 23.07.21; 2.6. Alt.» — кусочки гранита. Итого, двадцать второе и двадцать третье июля — это было время, когда экспедиция находилась на Алтае. И здесь породы соответствовали геолитической составляющей местности. А сокращение «Alt.» вполне могло означать «Алтай». Значит, буквенные сокращения на других пробирках также могли обозначать местность, где были собраны образцы пород. Образцы…

— Sample, — негромко произнёс Игорь, рассматривая пробирку. — Буква S — это от слова Sample — образец. Значит, образец номер один. Двадцать второе июля две тысячи двадцать первого, Алтай. Остаётся понять, что значит «три — ноль». Если, конечно, я правильно догадался…

Его прервал звонок мобильного. Игорь принял входящий.

— Да, товарищ генерал-майор!

— Товарищ подполковник, — прозвучал голос Озерова. — Спустись в комнату охраны, у входа. Надо записи с камер глянуть.

— Камеры из номера? — Игорь почувствовал мелькнувшую надежду, которая, впрочем, быстро угасла.

— Нет, из лифта и с крыши. Чертовщина какая-то.

Глава вторая

Игорь спустился по лестнице в просторный холл первого этажа, отделанный чёрным и белым мрамором, красным деревом и позолотой, и направился к комнате охраны, больше напоминавшей цельнометаллический бункер, герметичная дверь которого закрывалась на несколько замков, так что возникало ощущение пребывания внутри огромного сейфа. Поздоровавшись с двумя внушительного вида охранниками, Игорь прошёл к одному из компьютеров, где уже стояли Озеров и начальник охраны. Монитор компьютера представлял собой мозаику из шести экранов от камер из лифтов отеля.

— Ещё раз, — приказал Озеров. — Можно приблизить?

— Секунду, — начальник охраны набрал соответствующее сочетание клавиш, и на весь экран монитора появилось изображение, подписанное в углу как «Lift №3. Rec.: 01:14:32a.m. 02/08/2021».

— Запись за сегодняшнюю ночь, — прокомментировал охранник. — Я и в армии служил. И успел насмотреться по горячим точкам. Но тут как-то не по себе стало. Вот, на тридцать девятой секунде он входит.

Игорь внимательно всмотрелся в монитор.

01:14:39 — дверь лифта открылась и Степнов вошёл.

— Как на парад собрался, — прокомментировал Озеров.

Степнов, не смотря на поздний час, был одет в деловой костюм и ботинки.

01:14:40 — дверь лифта закрылась. Степнов отошёл к задней стенке и, облокотившись о поручень правой рукой, поднял левую ладонь на уровень глаз.

— Это не смартфон? — вряд ли Озеров спутал. Скорее, этот вопрос заведомо предполагал отрицательный ответ.

— Нет, он смотрит в ладонь, — подтвердил начальник охраны.

01:14:41 — Степнов правой рукой нажал на основание ладони и замер.

01:14:42 — он отшатнулся, опустив руку, в которой держал воображаемый смартфон. Затем, поправив галстук, уставился на дверь лифта и вдруг заулыбался.

01:14:44 — Игорь готов был поклясться, что прочитал по губам Степнова фразу «Good morning!»

01:14:45 — словно получив какое-то распоряжение, Степнов нажал на кнопку верхнего этажа.

01:14:47 — лифт начал движение. Степнов, снова отойдя к задней стенке лифта, начал что-то говорить, активно жестикулируя.

— Жаль, что звука нет, — заметил начальник охраны.

Озеров перевёл взгляд на Игоря. Подполковник внимательно следил за артикуляцией учёного.

— Английский? — уточнил Озеров.

Игорь кивнул.

01:14:57 — лифт остановился, двери открылись. Степнов, не спеша выходить, продолжал разговор с невидимым собеседником, по всей видимости, что-то доказывая или отстаивая свою точку зрения. Наконец, он прервался, что-то выслушал, и, подняв указательный палец, с торжественным видом произнёс всего одно слово — «seven».

01:15:05 — Степнов вышел из лифта, продолжая беседу, после чего исчез из поля зрения камеры.

Начальник охраны остановил проигрываемую запись.

— А вот тут самое интересное, — он включил видео с камеры, установленной на крыше. На видеозаписи, длившейся всего десять секунд, было видно, как Степнов подходит к краю крыши, всё так же разговаривая с кем-то. Вдруг он остановился и, глянув вправо, попытался шагнуть обратно, однако словно наткнулся на невидимую преграду. Степнов отпрянул, но тут же замер, держа правую руку в каком-то неестественном положении. Создавалось впечатление, что кто-то удерживает учёного. И этот невидимка не был первым «собеседником» Степнова.

— Что за… — Озеров прищурился.

01:15:16 — Степнов снова рванулся в сторону, и снова неудачно. Игорь успел заметить ужас на лице учёного и почти явственно прочитал по его губам мольбу: «Нет, нет, не надо!» Эта фраза, судя по артикуляции, была произнесена по-русски. В следующее мгновение, пытаясь изо всех сил сопротивляться невидимой силе, толкавшей его, Степнов шагнул за край.

01:15:19 — в поле обзора камеры осталась лишь безлюдная крыша, подсвечиваемая установленными по периметру фонарями.

Начальник охраны остановил запись и повернулся к Озерову.

— Это всё, — прокомментировал он.

— Ну, что это? — Озеров повернулся к Игорю. — Шизофрения?

— Похоже, — Игорь на мгновение задумался. — По крайней мере, ни психотропных, ни алкоголя в его комнате не нашли. Экспертиза, конечно, покажет, что в крови было. Если было. Ну и не состоял ли на учёте.

Озеров, шумно выдохнув, покивал.

— Так, видео нам скопируйте, — распорядился он. — Товарищ подполковник, поручаю это дело Вам.

Глава третья

Утро застало подполковника Кошкина в кабинете, внимательно изучающим взятые в отеле документы. Образцы горных пород, помещённые в прозрачный пластиковый контейнер, терпеливо дожидались отправки в лабораторию. Игорь предварительно снял на фотокамеру каждый образец и распечатал снимки.

— Так, что мы имеем, — он откинулся на спинку кресла и на мгновение закрыл глаза, приводя мысли в порядок.

Пока что вырисовывалась с виду обычная картина, которая, однако, оказывалась всё более странной с каждым новым этапом поступления информации из дневника Степнова.

Итак, получалось, что в составе международной экспедиции, проходившей с 21 по 1 августа на озере Киндытыкуль, принимали участие девять человек — восемь учёных и один проводник из местных жителей. Согласно записям Степнова, научный состав экспедиции получался следующим:

1 Степнов Сергей Андреевич — доктор исторических наук, профессор кафедры истории МГУ, археолог, спелеолог

2 Касьянов Григорий Фёдорович — кандидат геолого-минералогических наук, доцент кафедры минералогии Всероссийского научно-исследовательского геологического института им. А. П. Карпинского, в Санкт-Петербурге, петрограф

3 Прохоров Вячеслав Никитич — доктор исторических наук, профессор кафедры древней истории Всероссийского научно-исследовательского геологического института им. А. П. Карпинского, в Санкт-Петербурге, археолог

4 Щербинский Данила Валерьевич — доктор геолого-минералогических наук, кандидат исторических наук, профессор кафедры древней истории Всероссийского научно-исследовательского геологического института им. А. П. Карпинского, в Санкт-Петербурге, спелеолог, археолог

5 Мэтью Фрэнк Каргиль — доктор технических наук, профессор кафедры радиоэлектроники Калифорнийского технологического института, заведующий лабораторией радиотехники, спелеолог, специалист по эхолокации

6 Джереми Джон Барт — доктор геолого-минералогических наук, профессор кафедры минералогии Массачусетского технологического института, петрограф, спелеолог

7 Говард Грэм Хоакли — доктор исторических наук, профессор кафедры истории Массачусетского технологического института, археолог, спелеолог

8 Уолтон Мартин Голдберг — кандидат геолого-минералогических наук, доцент кафедры минералогии и геолитических исследований Калифорнийского технологического института, петрограф, спелеолог

И пока что никакой дополнительной информации ни по кому из учёных не было.

Игорь устало вздохнул. Придётся организовывать взаимодействие с американской стороной. Конечно, если в случае со Степновым это не банальная шизофрения. Но профессор МГУ с высокими рейтингами как среди студентов, так и преподавателей, что фиксировалось на сайте университета, многократный участник международных экспедиций, конференций и прочих подобных мероприятий, автор курса лекций по истории Алтая никак в его понимании не тянул на шизофреника. Хотя, конечно, делать окончательные выводы было рано.

Игорь открыл записную книжку и наметил несколько задач, с которых предстояло начать расследование:

— Связаться с остальными родственниками Степнова. Проверить, состоял ли на учёте.

— Связаться с остальными участниками

— Узнать о месте, связаться с проводником

— Передвижение Степнова

Игорь открыл дневник профессора, исписанный аккуратным ровным почерком с постоянным нажимом, явно свидетельствовавшим об уравновешенности, уверенности и твёрдости характера владельца. Игорь невольно усмехнулся, вспомнив свои курсантские годы. На одном из семинаров они сдали преподавателю записки с образцами своего почерка, после чего выслушали свои психологические блиц-характеристики. Всеволод Алексеевич, как помнил имя преподавателя Игорь, довольно точно смог охарактеризовать каждого из них.

— Этот старался обмануть, сделать вид, что у него всё под контролем, а сам не уверен в себе, — говорил Всеволод Алексеевич. — Этот, кажется, давно в увольнение хочет, но что-то не досдал, и он у нас в печали. Да, Мамлеев?

Тимур рассмеялся, закинув голову.

— А вот тут вижу целеустремлённость, — Всеволод Алексеевич, поправив тяжёлые роговые очки, рассматривал записку Ерошенко. — Но, кажется, Саша у нас задумался о том, правильно ли поступил в Академию. Может, переведёшься, куда хотел?

Ерошенко тогда только поулыбался и помотал головой. Знал бы Всеволод Алексеевич, насколько был прав.

— А тут у нас кто? — Всеволод Алексеевич взял следующую записку. — С шизотипическим расстройством? И неуравновешенным характером? Ммм, товарищ художник? — он показал Игорю его записку. — Как Вас в Академию-то взяли?

— Это мой почерк? — Игорь не узнал своей записки.

— О, — протянул Всеволод Алексеевич, не скрывая под серьёзным тоном дружеской усмешки. — Так мы ещё и свой почерк не узнаём, товарищ курсант. Первый признак шизофрении. Или диссоциотивного расстройства?

Они тогда хорошо посмеялись всем взводом. Затем, конечно, последовало более серьёзное и тщательное изучение предмета. И не менее неожиданным и странным для них оказалось заявление Всеволода Алексеевича, сделанное в конце семинара:

— Имейте в виду, не все признают графологию полноценной наукой. И не надо делать на неё упор. И вы по почерку никогда не поймёте, как человек относится к своей бабушке и станет ли он вам лучшим другом. Но темперамент, отклонения или норму, или психическое состояние человека на момент написания вы сможете определить.

И эти знания не раз помогали Игорю в расследованиях.

Теперь же, как он и предполагал, перед ним была вполне уравновешенная, адекватная, целеустремлённая личность. Может, не совсем уверенная в знаниях иностранного языка, но полностью уверенная в своём профессионализме. Нет, это был не почерк шизофреника. И даже не шизоида. Вообще, Степнов, по всей видимости, был очень практичным человеком, совершенно не склонным к творчеству, хоть и увлечённым своим делом. И ещё он очень плохо знал английский. Тогда, почему вёл на этом языке дневник?

Игорь пересел за соединённый с интернетом компьютер и зашёл на сайт МГУ. Степнов мог вести записи на английском, чтобы из русскоязычных коллег никто их не прочитал? Это можно было бы рассмотреть как вариант, если бы он владел языком. Игорь сам во время учёбы вёл записи по-английски, объясняя это тем, что так информацию получалось проще и быстрее структурировать. Но он хорошо владел английским ещё до школы. А Степнов — согласно информации с сайта — знал китайский, изучал тюркские языки и языки народов Севера и, судя по ошибкам в дневнике, не знал английский от слова «совсем». Может, он делал это для того, чтобы американские коллеги могли в любой момент прочитать его записи? Соответственно, возникал вопрос: что столь важного было для американцев на алтайском озере, что даже глава экспедиции пытался вести записи на понятном для них языке?

21.07.2021. Went in the side of Altai.

Это была первая запись. Игорь сдвинул брови. Структура предложения была похожа на перевод из древнего приложения Гугл переводчика.

«Выехали в сторону Алтая» должно было выглядеть хотя бы как: «Started towards the Altai».

Далее всё на таком же ломаном языке следовали описания местности, краткие ремарки о расположении лагеря и упоминание о погоде на период первой ночёвки. Пока что в этом не было ничего особенного.

Вооружившись терпением и стараясь сосредоточиться на том, что, а не как сказано, Игорь вернулся за свой компьютер. Записей было немного — не более семи страниц обычной тетради. При этом примитивность языка существенно облегчала перевод. Единственную сложность могли доставить термины. По крайней мере, так Игорь думал изначально.

Первые три страницы, действительно, дались легко. Это была общая информация о местности и типах горных пород.

«Lake of glacier origin, depth 7—9 meters, maximum depth — 11,5 meters, stony bottom. Situated near foot of Chikhachyov ridge, on banks have deserted mines and caves.

22 July planned first watch».

«Озеро ледникового происхождения, глубина 7 — 9 метров, максимальная глубина — 11,5 метров, дно каменистое. Расположено у подножия хребта Чихачёва, по побережью имеются заброшенные рудники и пещеры.

22 июля запланирован первый осмотр».

Пояснения сопровождались зарисовками местности — самого озера, нависавшей над ним скалы и входа в пещеру.

Пока что всё было вполне логично. Игорь продолжал перевод:

«22.07.2021. In morning was fog. Conductor say, spirit can angry. We start.

«22.07.2021. Утром был туман. Проводник говорит, что дух может разозлиться. Мы начинаем.

Игорь невольно усмехнулся над выбором слова для понятия «проводник». Для обозначения человека вернее было бы взять слово «guide», а не преимущественно технический термин «conductor». Что ж, по крайней мере с технической лексикой Степнов дружил.

«Camp place near foot of mountain.

Cave with smooth walls. Inside heard water. Have cavities with water from lake. In massive material veinlets of marble. Took samples of marble.

Made measures. Cave good for life».

«Лагерь расположили у подножия горы.

Пещера с гладкими стенами. В глубине слышали воду. Есть полости с водой из озера.

В породе прожилки мрамора. Взяли образцы мрамора.

Провели замеры. Пещера пригодна для жизни»

От грамматических ошибок начинало рябить в глазах. Игорь на всякий случай ещё раз вчитался в последнюю строчку. «Cave good for life». Кроме пропуска определённого артикля «the» и глагола «to be» здесь не к чему было придраться.

— Ладно, а какие замеры? Замеры чего?

Он проглядел разложенные на столе документы, однако ничего похожего на расчёты, диаграммы или формулы не увидел. Может, данные остались в памяти оборудования? Тогда, какого именно? Перед ним на столе лежали все документы и все технические средства, которые они нашли в номере Степнова. Но ни спутниковый телефон, ни GPS-навигатор, ни измеритель уровня кислорода в крови не могли претендовать на средство получения метрических данных о пещере. Единственное…. Игорь обратил внимание на последний прибор. Если «пещера пригодна для жизни», значит ли это, что Степнов проводил замеры биологических параметров организма?

Может, Степнов, пользуясь словами проводника, говорил о том, что в пещере нет ничего плохого? Что духи не злятся? Может, пещера считается гиблым местом? Решив не зацикливаться на внезапно возникшей версии, но и не отбрасывая её, Игорь продолжил работу с дневником.

«23.07.2021. Morning sunny, weather clear. Saw many unusual birds.

10:00. Rose in cave. Heard dripping water.

Made second measures. Cave deeper than thought yesterday. Went to first cavity with water. Plan submerge. Suppose what is cavity with air.

14:00. Start submerge with Mathew Cargill and Jeremy Bart.

16:30. Submerge did. Cave divide on two corridors. One lead in granite cavity. Took samples. Second cavity smaller. Not enough for life. Returned in first cavity. Good for life. Tomorrow start work».

«23.07.2021. Утро солнечное, погода ясная. Видели много необычных (?) птиц.

10:00. Проснулись в пещере. Поднялись в пещеру. Слышен звук капающей воды.

Провели повторные замеры. Пещера глубже, чем думали вчера. Прошли до первой полости с водой. Планируем погружение. Предполагаем, что есть полость с воздухом.

14:00. Начинаем погружение с Мэтью Каргилем и Джереми Бартом.

16:30. Погружение совершили. Пещера разделяется на два коридора. Один выводит в гранитную полость. Взяли образцы. Вторая полость меньше. Недостаточно для жизни. Вернулись в первую полость. Провели замеры. Подходит для жизни. Завтра начнём работу».

Работу по исследованию пещеры? Игорь потёр пальцами виски. Опять замеры. Тогда для чего брать образцы каменных пород?

Игорь откинулся на спинку кресла. Что-то здесь не договаривалось. Либо из-за скудности языка, либо из-за секретности.

Под записью следовало несколько нечётких карандашных рисунков, представлявших собой схему пещеры. Несколько овалов, соединённых линиями, скорее всего, обозначали полости и подводные пути к ним. Некоторые овалы были закрашены, другие — пустые, были отмечены цифрами. При этом никаких объяснений не прилагалось. Можно было лишь предположить, что закрашенные овалы обозначали полости, заполненные водой. А цифры в пустых овалах — какие-то проведённые замеры. И, судя по значениям, это был не процент кислорода в крови.

В следующее мгновение он понял назначение данного прибора. Погружения под воду в горной местности — неслабая встряска для организма. И даже если Степнов не жаловался на здоровье, данный прибор был не лишним.

Но, если это не связано с показателями прибора, что там могло подходить для жизни?

Игорь перелистнул страницу и невольно отпрянул. Со следующего листа на него смотрело плохо нарисованное женское, искажённое злобой лицо, больше напоминавшее крик с картины Мунка.

А далее нестабильным расшатанным почерком растекалась по строке следующая запись:

«She went out in night. She want kill us. She take Walton».

«25.07.2021. Она вышла ночью. Она хочет убить нас. Она забрала Уолтона».

Следующая страница была залита кровью, а размытые строчки сообщали какой-то полный ужаса бред.

«26.07.2021. We woke her. She came take us. Mathew and Danila want return. But we must finish started. Not possible turn and go. For this is life.

I know we all die. She not let go».

26.07.2021. Мы разбудили её. Она пришла забрать нас. Мэтью и Данила хотят возвращаться. Но нам нужно закончить начатое. Нельзя просто развернуться и уйти. Потому что это жизнь.

Я знаю, что мы все умрём. Она не отпустит».

Далее записи обрывались, расплываясь строчками, больше похожими на кардиограмму, чем на почерк, и понять можно было только одно слово: «Уезжаем».

Последняя заполненная страница вместо записей состояла из волнистых линий.

Игорь замер. Так, это что? Шизофрения? Или нечто более ужасное?

Глава четвёртая

Рита проснулась не раньше семи часов утра, смутно припомнив, что Игоря вызвали в два часа ночи. Это была последняя неделя, когда она могла проводить неспешные утра за чашкой кофе, наблюдая за рассветом из окна кухни. У Игоря отпуск закончился как раз сегодня. Вернее, две недели отпуска, которые он взял летом, чтобы ещё две недели взять в октябре, когда она только пойдёт в декрет.

И, видимо, его так ждали на работе, что не дождались утра и вызвали среди ночи. Рита усмехнулась своим мыслям. Нет, она всё прекрасно понимала. Срочный вызов, дело особой важности, ненормированный рабочий график. Но Игорь стоял на службе Родины, а это налагало особые обязательства.

Рита позаботилась о троих питомцах и едва успела налить себе кофе, как на её смартфоне раздался звонок.

— Я тебя не разбудила? — прозвучал извиняющийся голос Анастасии Яковлевны Волчиковой, юной коллеги Риты, по всей видимости, оставшейся в эту ночь в клинике на дежурстве.

— Всё нормально, — Рита улыбнулась. — Что случилось?

— Сухомлинский, из двадцать третьей палаты, — сообщила Анастасия. — Сегодня утром умер.

Рита мгновение помолчала. Она помнила Сухомлинского Артемия Андреевича –безобидного сумасшедшего, в прошлом — петрографа, попавшего в психиатрическую клинику около года назад при довольно странных обстоятельствах. Супруга Сухомлинского сообщала, что он вернулся из очередной экспедиции сам не свой — слишком загадочный и увлечённый. И ещё он не переставал повторять, что скоро они сильно разбогатеют, и в этом им поможет гранит. Раиса Павловна Сухомлинская изначально решила, что муж собирается открыть производство по обработке камня. Но когда Сухомлинский начал рассматривать каждый лежащий на дороге камень, стучать по нему, улыбаясь и напевать одну и ту же мелодию, стало понятно, что это был обычный бред. И не смотря на профессорское звание, Сухомлинский был помещён в психиатрическую клинику.

Уже находясь в месте лечения, он любил прогуливаться по двору, собирая камни с тропинки и с загадочной улыбкой рассказывая о них любому, кто попадал в его поле зрения. При этом физически он был здоров.

— Как это произошло? — спросила Рита.

— Сегодня ночью, где-то в час, у него случился приступ бреда, — ответила Анастасия. — Вчера у него внезапно развился кататонический синдром. Часов в десять. Такого никогда не было. Я думала, может, побочный эффект…

— Что он у нас принимает? — перебила Рита.

— Сонапакс.

— С него такого не может быть.

— Вот и я не ожидала, — продолжала Анастасия. — А тут такое. Пока мы с Евгением Фёдоровичем думали, он впал в агрессивное состояние. Начал набрасываться на санитаров. Я предложила дать ему орфирил, чтобы приступ агрессии снять. Но Евгений Фёдорович сказал, что нормотимики тут не помогут и распорядился дать феназепам.

— Я бы тоже так сказала, — согласилась Рита.

— Ну, я дала. И думала, успокоится. А тут — час ночи — он просыпается. После феназепама. Понимаешь?! И начинает что-то на каком-то языке непонятном говорить, типа казахского. А потом начал бросаться на стену. Вернее, знаешь, такое чувство, что он бросался на кого-то, как будто сталкивал кого-то откуда-то, или что-то в этом роде.

— И сколько это продолжалось?

— Минут пять, не больше. Затем постоял, что-то кому-то сказал, как будто отчитался. Потом резко успокоился, порисовал у себя в тетради и лёг спать. И всё. А сейчас утром мы нашли его мёртвым.

— И ты боишься, что вы неверно подобрали лекарство? — предположила Рита.

— Да, — призналась Анастасия. — Не знаю, что теперь будет.

— Ну, что будет, — невозмутимо произнесла Рита. — Похороны будут. Констатируйте смерть, оповещайте родственников. Ничего лишнего ведь не давали?

— Нет. И дозировка, вроде, верная.

— Тогда нечего бояться. Здесь должна быть совершенно другая причина. Может, — Рита снова на мгновение задумалась. — Может, у него были сильные галлюцинации, и сердце не выдержало.

— От страха? — предположила Анастасия.

— Всё может быть, — Рита села на стул, почувствовав лёгкое головокружение. — Настя, ты должна знать одно. Вы с Евгением Фёдоровичем всё сделали верно. На феназепам у Сухомлинского никогда не было аллергии. Всё было нормально. Так что делай всё по инструкции и ничего не бойся.

Ей показалось, что Анастасия облегчённо вздохнула.

— Спасибо, Рит. Прости, что потревожила.

— Ничего страшного, — Рита улыбнулась. — Знать бы, конечно, что он там такого перед смертью видел. Ты говоришь, рисовал в тетради. Ты смотрела?

Настя нервно рассмеялась.

— Слушай, мне ведь голову даже не пришло. Я посмотрю.

— Отлично. Мне перешлёшь?

— Да… Рит, я перезвоню, — Анастасия быстро положила трубку.

Рита отложила телефон и взяла чашку с всё ещё горячим кофе. Эмоциональная реакция на трагедию, пусть и затрагивавшую её косвенно, как и всегда пришла к ней после рационального восприятия. Возможно, она просто привыкла реагировать таким образом — сначала услышать, вникнуть, осознать, продумать пути решения, а после уже выплеснуть эмоции. Или, по крайней мере, поддаться им. Нет, для неё известие о смерти Сухомлинского не было трагедией. Скорее, она испытывала волнение за свою коллегу, которой теперь придётся пройти все круги ада, объясняя, почему и как умер пациент. И она готова была её поддержать.

И, всё же, второй вопрос прочно засел в её сознании, не смотря на всю сложность ситуации — почему у Сухомлинского случился припадок? И от чего он умер? Насколько Рита помнила, ему констатировали простую шизофрению. И агрессивных припадков не наблюдалось в принципе. Может, ошиблись с постановкой диагноза? Или произошёл переход из одной формы в другую? Необходимо будет поднять документы и ещё раз их изучить. А кто ставил диагноз?

В это мгновение на её WatsApp пришло уведомление о входящем сообщении. Рита открыла его. В сообщении были фото трёх тетрадных листов.

На первом листе был похожий на детский рисунок горного озера и скалы, на которой угадывался вход в пещеру. На втором снимке было изображено женское лицо в стиле «Крика» Мунка, а на третьем жирными буквами на весь лист была сделана надпись: «Яркынай сказала мне и я сделал».

«Это он нарисовал ночью», — значилось в сопровождающем сообщении. — «Может, он это видел».

«Образ малоприятный», — согласилась Рита. — «Он раньше подобного не рисовал?»

«Не знаю. По крайней мере, не видела»

«Кто ставил диагноз?»

«Кисенко Тамара Петровна» — ответ пришёл в сопровождении злобного смайлика.

Рита усмехнулась. Кисенко часто торопилась с выводами и не любила признавать свои ошибки. У Сухомлинского вполне мог оказаться другой тип шизофрении. А, вообще, вопрос в другом: как она у него так резко проявилась? Среди родственников Артемия Андреевича не было шизофреников. Сам он обладал, по словам жены, устойчивой психикой. Был всегда спокоен, уравновешен, рассудителен. И вдруг начал разговаривать с камнями. Предположить, что это была шизофрения шубного типа, предполагавшая резкий сдвиг с внезапным проявлением? Но что тогда стало триггером?

«Не помнишь, после какой экспедиции он к нам поступил?» — написала Рита.

«Кажется, Алтай», — ответ от Анастасии пришёл с небольшим промедлением. — «На какое-то озеро».

«И там ничего не произошло?»

«Нет, обычная поездка».

Рита некоторое время рассматривала рисунок озера и пещеры. Может, что-то и произошло, только Сухомлинский не помнил? Может, его сознание вытеснило какой-то неприятный факт? Может, он по какой-то причине убил человека? Например, столкнул со скалы? Если предположить, что рисунок озера — не результат работы воспалённого мозга, а реально существующая местность и Сухомлинский сошёл с ума, побывав в этой местности, значит, что-то там должно было случиться. И образ с картины Мунка сюда как раз подходит. Оставалось понять, что такое Яркынай — плод больной фантазии или герой фольклора? Или что-то ещё?

Глава пятая

Игорь поднялся и прошёлся по кабинету, позволив себе размяться после двухчасового сидения за столом. На данный момент в его распоряжении было много информации, но для того, чтобы понять, насколько её достаточно и чего ещё не хватает, нужно было её обработать и по каким-то аспектам классифицировать.

В первую очередь нужно отправить дневник на экспертизу, чтобы посмотреть, чья это кровь. И он отдаст дневник вместе с образцами, как только у специалистов начнётся рабочий день.

За это время он успел прочитать дополнительные документы, большая часть которых содержала информацию о геологической истории озера, описании горных пород, составе камня, дна и воды. В некоторых документах упоминалось о заброшенных рудниках. Также прилагалась спутниковая карта Киндыктыкуля, где ручкой и маркерами были отмечены месторасположения рудников, связанные друг с другом выходы и глубина, на которой пролагались каналы. Получалось, что по берегу озера протянулась целая система подземных пещер, как искусственного, так и естественного происхождения. Однако ни обозначений, ни каких-то записей, содержащих дополнительную информацию, не было.

Итак, что имелось на момент здесь и сейчас? Была группа специалистов в составе восьми учёных. Степнов возглавлял экспедицию. Двадцать первого июля группа осуществила заброску на озеро Киндыктыкуль. Двадцать второго июля они осмотрели пещеру вопреки советам проводника и взяли образцы мрамора. Может, это разгневало горных духов?

Лет десять назад он бы посмеялся над подобными мыслями. Но прохождение спецподготовки в горной местности, а также ежегодные поездки на Алтай заставили его прийти к единому выводу: ни одна легенда не возникала на пустом месте. Он сам был тому живым доказательством. И он знал — горы таили в себе слишком много тайн, может, даже больше, чем космос и океанские глубины.

Горы, подобно древним замкам, являли своих призраков. Горы умели говорить, петь, угрожать. И это иносказание казалось вполне ощутимым и естественным, стоило попасть в их стихию, перед которой человек был бессилен. И не зря местные жители предупреждали о гиблых местах и разгневанных духах. Так, может, и в случае с экспедицией было что-то подобное?

Игорь вернулся на место. Но, что они исследовали? Что искали? Пещеру, пригодную для жизни? Пещеру, богатую рудой? Или Степнов изучал алтайский фольклор и хотел научно доказать, почему пещера считается опасной? Тогда для чего камни?

Игорь глянул на пластиковый контейнер с образцами пород. Что-то было здесь не так. К этим породам должны были прилагаться хоть какие-то записи. Конечно, эксперты определят, что это за камни и откуда они. Но, вопрос, для чего они? И как связаны с фольклором?

Игорь подтянул к себе контейнер и осторожно извлёк образцы. Как он определил, на наклейках были обозначены номер, дата, место и что-то ещё.

Взяв лист бумаги, Игорь начал методично переписывать все данные с пробирок. Вскоре у него получился следующий список:

28.03.21; Образец №3; Базальт; 2.6. Yst. P.

16.05.21; Образец №24; Кальцит (?); 1.8. Pmk.

12.07.21; Образец №12; Ракушечник; 3.5. Crm.

22.07.21; Образец №1; Мрамор; 3.0. Alt. — Алтай, Киндыктыкуль.

23.07.21; Образец №8; Гранит; 2.6. Alt. — Алтай, Киндыктыкуль.

Игорь присмотрелся к образцу ракушечника. Конечно, это было не его дело. Это определят эксперты. Но где можно было найти ракушечник? В промышленных масштабах его добывали в районе Крыма. Крым…. А не могло ли сокращение Crm. означать «Крым»? Вполне подходило. А двенадцатого июля Степнов вполне мог быть в Крыму. И делать что? Исследовать местные пещеры? И тогда возникает следующий вопрос: если Степнов исследовал горные породы, почему об этом не было записей? Или они были, но оказались в других руках? Например, у Каргиля? И либо он отдал записи американским коллегам, либо те сами их забрали.

Внезапно ему вспомнились строки из дневника учёного:

«Она вышла ночью. Она хочет убить нас. Она забрала Уолтона».

Что значит — забрала? Игорь снова пролистал дневник. Нет, больше никакой адекватной информации он найти не мог. Означало ли это, что Уолтон Мартин Голдберг погиб? Или этот дневник — фейк и имитация шизофрении? Тогда по какой причине Степнов так себя вёл на крыше? Играл роль до конца? Зачем? Нет, в это не верилось. Степнов сошёл с ума. По крайней мере, это выглядело очень похоже. Но почему тогда остальные участники экспедиции не сообщили о пропавшем или погибшем коллеге? При том ни русские, ни американцы. Или Степнов бредил? Или?

— Отряд не заметил потери бойца, — произнёс себе Игорь, поднимаясь из-за стола, чтобы спуститься в IT-отдел. Главный специалист отдела — Виталий Морозов — как раз должен был подойти. Нужно поставить ему задачу найти переписку Степнова. А также дать задание капитану Михалёву отследить передвижение археолога.

Это дело обещало быть не только крупным, но и слишком запутанным. А если в нём были замешаны ещё и горные духи, то какова вероятность его раскрытия? Игорь выдохнул. После обеда он зайдёт к Озерову. Тут слишком о многом придётся говорить.

Глава шестая

— Товарищ майор, опять опоздал? — Олег, как всегда, тепло приветствовал коллегу.

— Пробки, — отмахнулся Алексей, садясь за свой стол и включая компьютер.

— Это в метро-то?

— Ты не представляешь, какие в метро бывают пробки, — рассмеялся Алексей. — Мне никто не звонил?

— По твоему делу? — уточнил Олег. — Нет.

Алексей поднялся и прошёл к сейфу, где хранились дела, находившиеся в разработке.

— Алексей Егорович, как успехи? — поинтересовался Николай Иванович.

— Ну, по предыдущим двум глухарям я отчитался, — Алексей достал очередное дело. — Сейчас занимаюсь делом Колесникова Тимофея Дмитриевича. Аспирант Института геологии и минералогии, — он открыл папку, садясь за стол. — Обучался по направлению «Геотектоника и геодинамика». Год назад пропал после поездки в экспедицию на Алтай в составе группы некоего профессора Сухомлинского. Девушка, с которой он проживал, сказала, что он странно себя вёл после этого. Даже к психиатру обращались. Он всё какие-то голоса слышал и боялся, что за ним следят. Шестнадцатого сентября двадцатого года уехал в неизвестном направлении и не вернулся.

— Может, всё-таки, сумасшедший? — предположил Николай Иванович.

— Ну, его девушка говорит, что раньше за ним такого не замечала. И она считает, что его убили. В любом случае, тело не найдено.

— Да, Егорыч, повесил ты на себя глухарей с прошлого раза, — Олег ненадолго оторвался от дел. — Николай Иванович, Вам помочь? — спросил он, заметив, что полковник Селезнев, надев очки, с недовольным видом изучает свой смартфон.

— Да, справлюсь, Олеж, — Николай Иванович улыбнулся. — Сын купил новый телефон, — пояснил он. — Я пока тут с уведомлениями разобраться не могу. Всё какие-то новости сыпятся. Не знаю, где отключить.

— В настройках посмотреть надо, — посоветовал Алексей.

— Так, найти бы эти настройки, — Николай Иванович рассмеялся, открывая уведомление. — Ладно, хоть новости почитаю. Вот, кстати, товарищи офицеры, вы в курсе, что сегодня в отеле «Марриотт» какой-то московский учёный совершил самоубийство?

— Учёный? В «Марриотте?» — Олег усмехнулся.

— Ну, так пишут, — Николай Иванович отстранил смартфон, поправляя очки.

— Странно, что нам не довели, — заметил Алексей.

— А этим ФСБ занимается, — ответил Николай Иванович. — Видимо, дело особой важности.

— Это ты у Кошкина спросишь, — Олег глянул на Алексея.

— Он расскажет, — усмехнулся Алексей. — А что за учёный известно?

— Так, — Николай Иванович пролистал статью. — Какой-то археолог. Степнов фамилия.

— Археолог Степнов? — Алексей оживился. — Да ладно! Это двоюродный дядька Светы! Блин! Мы даже не знали, что он в Новосибе!

— Может, были причины? — предположил Олег. — Потому и не сказал. Потому и ФСБ занимается.

Алексей перевёл взгляд на лежавшее перед ним дело аспиранта Колесникова. Нет, Колесников и Степнов не могли пересекаться. Степнов вообще не был связан с Институтом геологии и минералогии, по крайней мере, с Новосибирским филиалом. Он, насколько майор Меркулов помнил, занимался историей, в частности, тюркских народов. Изучал фольклор и исследовал связанные с древними легендами места. При этом был профессиональным спелеологом. Но не минерологом, это Алексей знал точно. А ещё Степнов поддерживал неплохие отношения со своей двоюродной племянницей. Они переписывались, созванивались. А тут он ни слова о своём приезде не сказал. Это было, как минимум, странно. И почему Алексею вдруг показалось, что дело Колесникова и дело Степнова что-то может объединять? Вот, только что? Странность?

Раздавшийся звонок телефона отвлёк его от размышлений. Алексей глянул на экран смартфона, где высветился номер рабочего телефона подполковника Кошкина.

— О, Игорь, — прокомментировал он.

Олег откинулся на спинку компьютерного кресла, заложив руки за голову.

— Ну, понеслась, — рассмеялся он.

— Владимир Владимирович, разрешите? — Игорь заглянул в кабинет Озерова. Получив утвердительный ответ, он вошёл и закрыл за собой дверь.

— У меня первый вопрос, — он сел за стол, выложив перед начальником папку с документами. — Я могу видео показать Рите?

— Конечно, — Озеров подтянул документы. — Делай, что считаешь нужным. Уже какие-то версии есть?

— Версии пока сыпятся, — признался Игорь. — Только что отдал образцы и дневник на экспертизу. Хотя информации уже слишком много. Позвольте, начну по порядку. Как выяснилось, Степнов — родственник Светланы Эдуардовны Меркуловой.

— Жены твоего Меркулова, — уточнил Озеров.

— Так точно. Отношения поддерживали неплохие. Потому ещё более удивительно, что он остановился в дорогом отеле, а не у родственников. При этом у него не было посетителей. Светлана Эдуардовна говорит, Степнов был более чем адекватным. Никаких странностей за ним не замечала.

— У них были настолько доверительные отношения? — удивился Озеров.

— Светлана говорит, да, — Игорь кивнул. — Он обо всём рассказывал. Про поездки. Ездил он много, — Игорь выложив из папки документы, полученные у капитана Михалёва. — Например, в июле двадцать первого ездил в Крым. В мае этого же года ездил в Турцию, Анталия. До этого, в марте, был в США, Нью-Йорк.

— Образцы оттуда? — поинтересовался Озеров.

— Выясняем более точное место получения, — ответил Игорь. — Сейчас спецы работают. Думаю, завтра будет известно. Ну, а помимо поездок рассказывал ещё про всякие мелочи на работе. Про то, что в последнее время у него давление высокое, что были проблемы со сном. Если бы он обращался к психиатру, он бы рассказал, Светлана уверена. Ну, мы, на всякий случай направили запросы в московские психиатрические клиники. Пока ответа нет.

— Но про шизофрению вряд ли бы стал говорить, — предположил Озеров.

— Ну, — Игорь пожал плечами. — Высока вероятность, что сказал бы.

— То есть, шизофрения возникла после поездки на Алтай, — Озеров изучающе посмотрел на подполковника.

— Выходит, так, — Игорь кивнул. — Далее, майор Меркулов ведёт сейчас одно дело — об исчезновении некоего Колесникова Тимофея Дмитриевича. В прошлом году ездил на Алтай в составе экспедиции профессора Сухомлинского. Тоже на Киндыктыкуль. После этого за ним начали замечать какие-то странности. Начал разговаривать сам с собой, слышать голоса, говорить, что за ним следят и хотят убить. А через два месяца пропал. На данный момент Меркулов отрабатывает круг его знакомых. Узнаёт, с кем они ездили, куда конкретно, что за экспедиция.

— Думаешь, это связано? — Озеров взял в руки протоколы.

— Местность та же, — пояснил Игорь. — Они могли быть там, только в разное время. Потому я поднял всю информацию, какую мог, об этом озере. Его считают священным. Но не более. Но я пока изучаю. Но это всё прелюдия, а теперь — самое интересное, — Игорь сделал паузу, прежде чем продолжить. — В дневнике Степнова запись, что одного из них, Уолтона Голдберга, цитирую, «забрала» она. Кто она — пока не понятно. Но судя по записям, — Игорь снова сделал паузу. — Какой-то алтайский дух. Соответственно можно предположить, что один из членов экспедиции погиб.

— Но об этом не сообщалось, — Озеров сдвинул брови.

— Нет, — Игорь кивнул. — Мы связались с родными остальных членов экспедиции. Вчера вечером — по Питерскому времени, в двадцать один час, пятнадцать минут — Касьянов Григорий Фёдорович — петрограф и Щербинский Данила Валерьевич — спелеолог, археолог, покончили жизнь самоубийством. Спрыгнули с крыш своих домов. По словам очевидцев, перед этим они как будто сопротивлялись или боролись с кем-то невидимым.

— Господи, — Озеров помотал головой. — И вы уже изучили всю информацию?

— По крайней мере, никто из них на учёте у психиатра не состоял. И, что касается Прохорова Вячеслава Никитича — археолога, сейчас он содержится в психиатрической больнице. Вызов был как раз в девять вечера. По Питерскому. Пытался спрыгнуть с крыши. В общем, судя по их психическому состоянию, о гибели члена экспедиции они могли просто не заявить.

Озеров помолчал, обдумывая информацию.

— А американцы? — наконец, спросил он. — Там что?

— Пока не узнавали, — ответил Игорь. — Это я беру на себя. Буду звонить от лица студента. Но сейчас у них ночь, в институтах вряд ли кто будет. Семьи спят.

— Согласен, — Озеров покивал, глядя на документы. — Как думаешь, там что-то сможем узнать?

— Вы думаете, они тоже все с ума посходили? — догадался Игорь. — Мне кажется, есть вероятность.

Озеров отстранился, скрестив руки на груди.

— Не нравятся мне эти твои алтайские духи, — произнёс он. — Так, узнай, заявляли ли, всё же, об этом Голдберге. А Меркулов отрабатывает всех, кто связан с Колесниковым?

— Так точно.

— Отлично, — Озеров кивнул. — Пусть делится всей информацией с нами.

Глава седьмая

Дальнейший рабочий день подполковника Кошкина был всецело посвящён работе с поступающей информацией, которая, впрочем, пока не особо обнадёживала. Так, ни в одной психиатрической клинике Москвы не было информации об обращении Степнова. Отрицательные ответы пришли и из Питерских клиник. Что касалось оставшегося в живых Щербинского Данилы Валерьевича, тот содержался в закрытом отделении, в состоянии глубокой седации. Согласно протоколу медицинского обследования, Щербинский поступил в клинику в состоянии тяжёлого бреда, при попытке совершить акт самоубийства. При этом санитары не особо вслушивались в то, о чём он говорил.

— Говорил что-то про горы, — ответил принимавший его врач. — Про каких-то духов пещеры. На тот момент у нас не было задачи вслушиваться в его речи.

— И на том спасибо, — отозвался Игорь.

Он вернулся к распечатанным сканам дневника Степнова. И всё же, Голдберг погиб, или это такое иносказание? Если погиб, то нужно оповещать МЧС и направлять поисковой отряд. А ещё это предполагает международное расследование. И, не дай Бог, сотрудничать с ФБР. Игорь усмехнулся. Давно они не общались. Когда его, благодаря действиям Ерошенко, раскрыли, ему срочно пришлось выбираться из США, тайком пересекать Канадскую границу и ещё три дня выживать в лесах, пока он не добрался до условленного места, откуда его уже вывезли в Россию. И с тех пор он был уверен — что ФБР, что ЦРУ были бы не против всадить в него по паре пуль за похищение секретных военных документов, касавшихся деталей сотрудничества первых лиц США с бандами ближнего Востока.

Возможно, ему и не придётся работать совместно со своими прежними «коллегами», но привлечение иностранных спецслужб выглядело само собой разумеющимся.

Игорь снова просмотрел список участников экспедиции. Внезапно его внимание привлекла фамилия Каргиля. Несколько лет назад ему удалось быть на конференции, проводимой на полигоне Raytheon — компании, занимающейся разработками новейших видов оружия и передовых средств обороны. И тогда, наряду с ведущими инженерами, прозвучала фамилия «Каргиль». Речь шла о современных сверхмощных радарах для систем ПВО для низколетящих целей. Игорь снова глянул в список. Каргиль был специалистом по эхолокации, но при этом, в первую очередь, он был спелеологом. И его разработки касались средств обнаружения подземных полостей. А подземная полость и низколетящая ракета — это разные вещи.

Игорь закрыл глаза, пытаясь вспомнить, о чём говорилось в докладе. Кажется, упоминалось о подземных нелегальных складах с оружием. Пещеры Тора-Бора. Ну, да, там бы пригодился радар для обнаружения спрятанных под землёй ракет. И Каргиль не был ведущим инженером. Но, с другой стороны, он, всё равно, сотрудничал с военными. А другие участники?

Игорь пересел за компьютер, соединённый с интернетом и зашёл на сайт Калифорнийского технологического института, где преподавали Каргиль и Голдберг. Он внимательно изучил представленную на сайте информацию о достижениях обоих учёных, перешёл на их страницы в соцсетях, но никакой информации о связи с военными не увидел. Впрочем, его это не удивило — в открытых источниках вряд ли бы кто стал оставлять о себе информацию о сотрудничестве с военными. Так же мало информации удалось найти и о профессорах Барте и Хоакли на сайте Массачусетского технологического университета, где были только ссылки на их страницы в соцсетях.

Откинувшись на спинку кресла, Игорь, не питая особых надежд, перешёл на страницу Хоакли в Фейсбуке. И в следующий миг он уже не знал, радоваться ли ему увиденной информации или начинать немедленно бить тревогу.

«My friends

Howard is gone»

Запись была сделана несколько часов назад, в 14:42 по времени США.

Игорь медлил всего мгновение, после чего тут же на странице в комментариях написал:

«Oh, my God! What happened?»

Он не особо надеялся, однако ответ пришёл незамедлительно.

«He fell down from the roof. Police says it’s suicide. We are horrified.

«I’m really sorry», — продолжал Игорь. — «He was our best teacher. It’s so terrible. You don’t have to tell me how it happened. Just accept my condolences».

Ответ пришёл с небольшим промедлением.

«Thank you. He loved his students, really. It’s hard to believe. He came back from Russia two days ago. He was fine. He killed himself yesterday at 1 p.m. Sorry I haven’t informed earlier».

«You had your reasons», — ответил Игорь. — God bless you. I’m really, really sorry.

На этот раз ответа не последовало. Впрочем, и этого уже было достаточно.

Подождав ещё немного, Игорь скопировал переписку и распечатал документ. Теперь оставалось сделать перевод и сообщить Озерову. И у него были все основания полагать, что с остальными коллегами Хоакли могло произойти то же самое. Игорь глянул на время происшествия. Yesterday at 1 p.m. — Вчера, в час дня. То есть, первого августа, в час дня. А Степнов погиб в час ночи, с 1 на 2 августа. И вчера же вечером в девять часов по Питерскому, погибли Касьянов и Прохоров, а Щербинский сошёл с ума. Астрономически, с учётом часовых поясов получалось, что их смерти произошли в одно и то же время. Вне зависимости от территории, они спрыгнули с крыш одновременно. Ну, или, в случае Щербинского, попытались это сделать. При этом они друг с другом не созванивались. Может, бредовая договорённость? Тогда как объяснить сопротивление невидимой силе со стороны Степнова? Нет, это не была договорённость. И даже не совпадение. Но, что? Массовый психоз? Или мистика?

Игорь взял карандаш и принялся за перевод.

В следующее мгновение на его столе зазвонил телефон.

— Слушаю, — Игорь снял трубку.

— Здорово, — голос принадлежал Алексею Меркулову. — Докладываю по делу. Я уже говорил, что Колесников был в составе экспедиции профессора Сухомлинского Артемия Андреевича. Так вот, этот Сухомлинский в психиатрической клинике содержится, где работает Рита.

Игорь замер.

— Это после Киндыктыкуля? — уточнил он.

— Кирдык-чего-то-там, — усмехнулся Алексей. — Ну, да, экспедиция в Горный Алтай.

— Понял, спасибо, Лёх!

Глава восьмая

Владимир Владимирович Озеров внимательно выслушал доклад Игоря, после чего распорядился вынести на обсуждение с Литвиновым и Мордковичем вопрос об организации поисковой экспедиции.

— Организовать-то мы организуем, — говорил Мордкович, изучая переведённую переписку Игоря с супругой погибшего американца. — Запросов пока не поступало.

— Но если там везде такая картина, — Озеров указал на документы. — То запросов могло и не быть.

— Тогда вопрос, — Мордкович перевёл взгляд на Игоря. — Они его убили и с ума сошли? Или сошли с ума и не заметили, как он погиб? Или ещё что-то?

Игорь машинально потрепал волосы на затылке.

— Маргарита Владимировна назвала бы это изменённым состоянием, — ответил он. — Они понимали, что что-то не то происходит, но не понимали, как действовать. Они могли не заявить просто потому, что им это могло казаться нормальным. На тот момент.

— А потом они одновременно сошли с ума и покончили с собой, — Мордкович снова перевёл взгляд на документы. — А что по предыдущей экспедиции. Ты по Сухомлинскому что-то узнавал?

— Пока — нет, — ответил Игорь. — Переговорим с Ритой.

Мордкович кивнул.

— Ну, что бы там ни было, — продолжил он. — Наши потенциальные «союзники» себя ждать не заставят. Значит, делаем так. Я свяжусь с Москвой. Всё им доложу. Узнаю, не было ли к ним обращений. Товарищ генерал-лейтенант, — он повернулся к Литвинову. — Координировать весь процесс будете Вы. Отчёты мне предоставлять ежедневно. Всеми средствами будете способствовать ведению данного дела. Товарищ генерал-майор, — Мордкович перевёл взгляд на Озерова. — Свяжетесь с МЧС, организуете поисковую экспедицию, назначите координаторов из наших людей. Связь поддерживать постоянно.

— Так точно, — отозвался Озеров.

— Товарищ подполковник, — наконец, очередь дошла до Игоря. — За дело ответственный Вы. Продолжайте работу. Если понадобятся какие-то дополнительные ресурсы, обращайтесь напрямую. Отчитываться будете перед своим непосредственным начальником.

— Понял, — отозвался Игорь.

— И ещё, свяжитесь с местными, узнайте всё про это озеро, — дал последнее распоряжение Мордкович. — Уж вряд ли там духи какие.

— Шаман у них там сидит и всех гипнотизирует, — невесело усмехнулся Литвинов, когда они втроём вышли из кабинета Мордковича.

— Я бы тоже не циклился на духах, если б у нас смерти не происходили одновременно, — согласился Озеров.

Игорь глянул на часы. До конца рабочего дня оставался час, и сегодня он не был намерен задерживаться на работе в сверхурочное время. Слишком много было вопросов, на которые он сам не мог найти ответы. Зато их могла знать Рита.

— Подполковник, ты что скажешь? — послышался вопрос Литвинова.

— По поводу духов? — Игорь отвлёкся от мыслей о разговоре с Ритой. — Не знаю. Горы, вообще, вещь непредсказуемая. И могут с ума сводить не хуже духов.

— Это ты фигурально? Или на себе проверил?

Игорь рассмеялся.

— Ну, отчасти и то, и то. Иногда не знаешь, откуда звуки берутся. Может, там какой ручей под курумом течёт, а ты его в жизни не увидишь, зато кажется, что это чей-то голос. Миражи бывают, как в пустыне. Иногда ощущаешь чьё-то присутствие, хотя, вроде, никого нет. Потом, у каждой горы свой микроклимат, своя экосистема. И это такие моменты, которые теоретически и заочно невозможно предвидеть. Только уже на месте. И кто его знает, что там могло произойти. Горы, вообще, не любят, когда их изучают или не проявляют должного уважения… — Игорь замолчал, поймав удивлённый взгляд Литвинова.

— Ты, подполковник, ещё и философ, — заметил Андрей Павлович.

— Только философия не моя, — ответил Игорь. — Так сами жители говорят.

— Ну, им видней, — ни то согласился, ни то подытожил Литвинов.

Игорь вернулся домой не раньше половины восьмого, прокляв все пробки и ремонтников дороги, развернувших активную деятельность в вечерний час пик.

Уже под конец рабочего дня Мордкович снова вызвал всех к себе, чтобы сообщить, что из Москвы получен ответ и в среду прибудет поисковая бригада, в состав которой войдут несколько человек из спецназа ФСБ, а также сотрудники МЧС.

— Они нам не доверяют? — недовольно произнёс Озеров. — У нас группа Самирова уже готова. Отправляются сегодня вечером. Завтра утром приступят к поискам.

— Генерал-майор, ты ж всё понимаешь, — Мордкович развёл руками. — Я им тоже сказал, что у нас группа есть. Ну, вместе поработают, — он перевёл взгляд на Игоря. — Тут другой момент. К нам американцы собираются приехать. Вот тут нужно будет понаблюдать.

— Если нужно будет отправиться, я готов, — произнёс Игорь.

— Ты не торопись, подполковник, — Озеров поравнялся с подчинённым и перевёл взгляд на Мордковича. — Если Москва так хочет своих людей туда отправить, пусть они и наблюдают.

— Что, ревнуешь? — усмехнулся Мордкович. — Я пока ещё никого не назначил. Но мне кажется, именно товарищ подполковник у нас занимался, — он сделал паузу. — Некоторыми вопросами. За что ему машину взорвали. А те, кто взорвали, знали или знают Золотаренко, Савченко и Ерошенко.

— Вы думаете, эти дела связаны? — в голосе Озерова звучала насторожённость.

— Связаны, или нет — не знаю, — честно признался Мордкович. — Но у нас тут мелькает фамилия Каргиль. И товарищ подполковник с ним встречался и знает, чем он занимался. И явно сюда приедет не спецназ из группы «Дельта».

Озеров только молча покивал. Игорь был более чем уверен, что Владимир Владимирович не согласен с генерал-полковником, но вряд ли будет возражать. И он также понимал, почему. Слишком много моментов пришлось бы объяснять, и главным пунктом был Зверь, о чём Владимир Владимирович не хотел распространяться.

Наконец он зашёл домой.

— Как же я ненавижу пробки, — произнёс он, проходя на кухню, где Рита грела ужин.

— Верю, — она, как и всегда, улыбнувшись, обняла его за шею, однако в этот раз её голос прозвучал несколько отстранённо.

— Всё нормально? — поинтересовался он.

— Да, — Рита повернулась, чтобы включить чайник. — Настя звонила. Там довольно интересный случай в клинике сегодня произошёл. Пытаемся понять.

Игорь на мгновение остановился, вытаскивая из микроволновки тарелку с ужином.

— Интересный случай? — эхом повторил он. — Сухомлинский с собой покончил после поездки на Алтай?

Рита подняла удивлённый взгляд на мужа.

— Год назад ездил, — ответила она. — И не с собой покончил, а умер. Но при довольно странных событиях.

Рита пересказала содержание своего разговора с Анастасией Яковлевной, показав Игорю переписку и фото рисунков Сухомлинского.

— Это озеро? — Игорь внимательно изучал рисунок.

— По всей видимости, — кивнула Рита. — А вас чем это заинтересовало?

Игорь рассмеялся. Всеведению ФСБ уже вряд ли кто удивлялся. И Рита даже не спросила, откуда он об этом узнал.

— У нас тоже был странный случай.

Игорь пересказал все события ночи и рабочего дня, подробно описав то, что увидел на видеозаписи.

— Если тебе не сложно, то, может, приедешь завтра, вместе посмотрим, — завершил он. — В общем, мы тоже не понимаем, что произошло. Я ещё думал, может, какие наркотики. Или внушение. Но тут год разрыва, а картина такая же.

— Или почти такая же, — согласилась Рита. — А что про пещеру известно?

— Ничего, — Игорь пожал плечами. — Хотя место должно быть печально известным. В интернете информации нет. У местных только спрашивать. Ну, вот, группа поехала, будут узнавать.

Рита устало вздохнула.

— Я забивала имя «Яркынай», — произнесла она. — Во всяких вариациях. И «Яркынай фольклор», и «Яркынай пещера», и «Яркынай озеро». Тоже ничего. Может, это местное божество, или хозяйка пещеры?

— Яркынай? — повторил Игорь.

— Да, Сухомлинский называл это имя. Но я о такой ничего не слышала.

Игорь молча покивал. Сказать, что Рита любила Алтайский фольклор — ничего не сказать. Она помнила все сказания, впитывала все поместные рассказы о горных духах, изучала историю и топонимику Алтая. И если для него горы, в первую очередь, были местом отдыха, проверки себя на прочность и источником приятного адреналина, то для Риты они были другим миром. И это был мир легенд и мифов, укрытых туманами тайн, мир вдохновения, преображения и средством бегства от реальности. Она словно растворялась в свежем дыхании гор, впитывая всем своим существом непостижимую строгую и таинственную прелесть дикой природы и становясь её неотъемлемой частью. «С первого момента, когда я увидела Алтай», — говорила она. — «Моё сердце осталось в горах». И это сложно было назвать преувеличением. Если бы Бажов писал «Сказы» на Алтае, он мог бы взять образ Риты для описания своей Хозяйки. И если уж Рита не знала ни про Яркынай, ни про пещеру, это означало, что место могло быть очень таинственным.

— Ладно, будем узнавать, — покивал Игорь. — А, как думаешь, что это вообще? Ну… — он неуверенно посмотрел на Риту.

— Проклятье богов? — Рита усмехнулась, озвучив его догадку. — Не думаю. В горах много из-за чего можно сойти с ума.

— Ну, с этим я согласен, — Игорь энергично кивнул. — Но, это что? Массовое помешательство?

— Похоже, конечно, — Рита на мгновение задумалась. — В литературе описаны случаи психических эпидемий. Пляска святого Витта, святого Иоанна. Люди выходили на площадь огромными массами и начинали танцевать, каждый под свою музыку. Потом, судорожные эпидемии в монастырях, например, Луденская эпидемия, Шинонская, эпидемия в Лувье. Когда монашки утверждали, что к ним по ночам приходит дьявол. Что они видели призраков в монастырях. При этом они часто пребывали в кататоническом состоянии. Неподвижном и очень напряжённом, — быстро пояснила она. — Как окаменевшие. Либо извивались в судорогах, богохульствовали, говорили, что видят демонов, которые ими обладали. При этом имена демонов были одни и те же. В частности, Бегемот, Асгарот, Дагон, Левиафан, Исаакорум и так далее. При этом, не сговариваясь. Бехтерев говорит, что это — внушение, самовнушение, плюс эффект заражения. То есть, наиболее восприимчивые члены сообщества могли вообразить, что они одержимы. Потому, что они этого боялись. Это как заставить себя о чём-то не думать. Невозможно. Когда ты вытесняешь страх или навязчивую идею из сознания, она, во-первых, переходит в подсознание, во вторых, становится только сильнее.

— Согласен, — Игорь кивнул.

— Так вот, — продолжала Рита. — Если они старались об этом не думать, именно эта мысль или страх накрывали их с головой. Начинался истерический припадок. Девушка считала, что она одержима. А её сёстры по несчастью путём самовнушения могли убедить себя, что они тоже одержимы. И начиналась повальная истерия. Прибавь к этому религиозный фанатизм того времени и отсутствие дополнительной информации, а также продолжительную депривацию, закрытое сообщество и определённые условия жизни — да, можно легко получить эффект заражения.

Игорь откинулся на спинку кресла.

— Звучит логично, — согласился он. — Но тут такой момент. В монашки, ну, всё равно, примерно с одинаковой психологией идут. Не каждая девушка побежит в монастырь, тем более добровольно. А тут учёные. И люди разные.

Рита улыбнулась.

— Иногда у них не было выбора. Да и ты сам сказал — учёные. Ещё не каждый учёный — спелеолог.

— Но обычно учёные скептики и не верят в духов.

Рита улыбнулась.

— Во-первых, я не говорю, что это именно так и что я абсолютно права. А, во-вторых, разве сложно не поверить в любую мистику, когда находишься там?

— Ну, тоже верно, — Игорь никому не рассказывал о случае на Каракольских озёрах, который произошёл с ним несколько лет назад. Тогда он расположился в верховьях пятого озера, подальше от турбазы. Высокий берег представлял собой древний курумник, некогда обрушившийся в реку, но теперь поросший лесом. У самого основания прямо на берегу озера можно было увидеть множественные гроты, образованные навалившимися камнями, под которыми протекала некогда полноводная река Каракол. Теперь на поверхности были лишь ручьи, соединявшие собой озёра, в то время как основная масса воды текла под камнями. И мелодию капель воды, стекавшей по камням, можно было услышать, стоило лечь на землю. В ту ночь был несильный дождь. Игорь лежал в палатке, отдаваясь блаженной дрёме в тёплых объятиях спальника и растворяясь в мелодии горной тайги. Вдруг до его слуха донёсся детский голос:

— Мам, а дождь скоро закончится?

— Скоро, — прозвучал женский голос. — Надо подождать.

Решив, что это туристы с базы, которые остановились неподалёку от его палатки, чтобы переждать дождь под густыми кронами сосен, Игорь только плотнее закутался в спальный мешок. Снова послышался голос ребёнка.

— Мама, а спой мне.

Женщина ничего не ответила. Но через секунду над озером, подобно нежной предрассветной дымке, поплыл мелодичный подобно флейте светлый голос, чарующий, завораживающий, полный нежных переливов. Игорь прислушался. Женщина пела на незнакомом ему языке, но речь, почему-то, казалась ему понятной. Она пела о жизни, о смерти, о прощании, о светлой надежде, о солнце, которое будет освещать Землю.

Дождь всё так же стучал по тенту над палаткой, шум реки, словно аккомпанемент, рассыпался мощной мелодией по древнему руслу. А голос незнакомки плыл над озером, и от его звучания становилось тепло и спокойно. Игорь уже едва растворился в мелодии, как вдруг его поразила мысль — почему он понимает эту незнакомую ему речь? И почему женщина с малолетним ребёнком ходит по горам ночью?

Решив понять что происходит, он поднялся и выглянул из палатки. Мелодия песни ещё звучала в воздухе, растворяясь подобно призраку. Но рядом с палаткой никого не было.

Спустя два дня, прогуливаясь вдоль озера, он наткнулся на старую могилу. Кроме иссохшего деревянного креста на ней ничего не было. Игорь не стал связывать своё наваждение с призраками древних могил, но мысль эта долго не оставляла его в покое. Что это было? Призрак? Дух? Галлюцинация? Он готов был связать песню со звуками воды в гроте, над которым стояла его палатка. Но как можно было объяснить разговор? Он не разрешил эту загадку, но пришёл к выводу, что горы были куда более таинственным местом, чем ему казалось ранее, и к ним нужно было проявлять уважение.

Что, если Рита права? Если кто-то один из исследователей что-то также увидел или услышал, а после уже сработал эффект заражения? Звучало как бред. Но, Рита снова была права, в горах было намного легче поверить в мистику.

И всё бы ничего, но как тогда объяснить, что Степнова столкнули с крыши невидимые силы, а Сухомлинский сам перед смертью стал этой невидимой силой? Эту мистику пока не могла объяснить ни одна логика.

Глава девятая

Прибыв на работу утром во вторник, Игорь словно сквозь сон осознал, что с момента начала дела прошло чуть более суток. Но сколько информации уже успело поступить! При этом само дело едва продвинулось на шаг!

Игорь достал из сейфа документы и расположился за столом. Сегодня Алексей должен позвонить ему, когда в отделение УГРО подъедет вдова Артемия Андреевича Сухомлинского. Смогут они от неё что-то узнать об отношениях её покойного мужа со Степновым? Игорь подтянул телефон внутренней связи.

Раиса Павловна Сухомлинская преподавала историю в школе в Академгородке и часто использовала на своих уроках материалы, которые привозил из экспедиций Артемий Андреевич. Иногда она приглашала его на свои уроки, чтобы он мог рассказать детям об истории родного края или о раскопках. По крайней мере, так было до его помещения в психиатрическую клинику. Исходя из вышесказанного об их взаимодействии, можно было предположить, что чета Сухомлинских была довольно дружной, а значит, Артемий Андреевич мог делиться с супругой не только найденными на раскопках артефактами, но и рабочими моментами. А может и мистикой.

Игорь набрал внутренний номер капитана Михалёва.

— С коллегами Сухомлинского беседу вчера проводили? — поинтересовался он, поприветствовав подчинённого.

— Продолжаем, — ответил Михалёв. — Пока ничего конкретного.

— Узнайте, связаны ли ещё кто-то из Института геологии и минералогии со Степновым, — распорядился он. — И были ли у них с Сухомлинским какие-то дела.

— Так точно, — отозвался Михалёв. — Товарищ подполковник, тут как раз результаты экспертизы пришли. Из лаборатории.

— Уже? — Игорь оживился. — Занеси мне.

Капитан Михалёв поднялся в кабинет Игоря через пять минут, держа в руках пластиковый контейнер с образцами горных пород, тетрадью Степнова и двумя ярко-зелёными файлами, лежавшими поверх содержимого контейнера. Игорь жестом подозвал Михалёва, указав на стол перед собой.

— Так, что там? — он достал из контейнера первый файл, снял защитную наклейку и извлёк документы.

На первом листе было формальное описание процесса получения образца крови со страниц тетради. Дальше шла расшифровка состава крови. И, наконец, на третьем листе, были непосредственно результаты проведённой экспертизы, где кратко сообщалось, что кровь со станицы тетради принадлежала самому Степнову Сергею Андреевичу.

Подполковник и капитан переглянулись.

— Может, у него просто кровь носом пошла? — предположил Михалёв, покосившись на тетрадь. — Не вены ведь он над ней резал?

— Не логично было бы над тетрадью резать, — согласился Игорь. — Если это жертва, ты имеешь в виду?

— Ну, что-то обрядовое.