«Мысль о том, что где-то есть ты, и что ты иногда думаешь обо мне, помогает мне жить»
Глава 1
Джина прижалась к Рэму, к груди, — к сердцу, и млела. Он гладил её как маленькую, аккуратно и нежно и она млела.
— Рэм?
— Ммм?
— Я говорила Тебе, как я счастлива с Тобой?
Рэм засмеялся.
— Говорила. Но можешь сказать ещё раз!
— Да?
— Угу.
Джина тоже засмеялась.
— Я очень счастлива, мой милый!
Он ласково поцеловал свою любовь в макушку.
— Я тоже счастлив, Джина!
Джек сопел у Рэма подмышкой, — уснул, Рэм читал ему про сову, и он уснул.
— Я забыла, что там с совой?
— Заснула?
— Да!
Джина вновь засмеялась.
— С Тобой так сладко, что… Я сплю!
И он засмеялся.
— Я скучный человек?!
— Нет! Ты прекрасен, любовь моя! С Тобой — хорошо!
Рэм прижал её к себе.
— Сова не хочет никуда улетать!
— Почему?!
— Ей — хорошо!
Джина заулыбалась:
— В Тёмном лесу? Ей же было страшно!
— Уже не страшно!
Она прыснула со смеху:
— Какая изменчивая сова!
Рэм засмеялся.
— Это же хорошо, малыш!
— Адаптировалась?
— Угу.
Она спросила его с глубокой тоскливой нежностью:
— А ты, любовь моя? Как ты?!
Он ответил ей не сразу, Рэм, любимый:
— Я оживаю, Джина… Чем дальше я от прошлого, тем больше оживаю!
Глава 2
Он должен приехать — она ждала.
Должен вернуться — ждала!
Нежно пришли светло-синие ещё сумерки, засвистела метель.
Она боялась — как он поедет через горы! Боялась, смерти белой, — лавин!
Она умирала от беспокойства…
Он позвонил ей, сказал, что задерживается, — пробил колесо в городе, объяснился.
Она не ожидала, что станет объяснять, — успокаивать… что думает о ней!
Сказала ему, потерянно, с больно бьющимся сердцем:
— Я приготовила на ужин что ты любишь!
— Что я люблю, Селин?!
Какой у него низкий голос… Тихий, — повелительно, как у богов этих мест сероголовых жандармов, чернеющих на фоне молочно-слепящих снегов.
— Пирог… Пирог любишь! — Быстро ответила она, быстро и сбивчиво.
— Какой?!
— Пирог из ревеня с коньяком!
— Значит, помнишь!..
Как странно это прозвучало…
— Помню…
— Почему ты не называешь меня по имени?!
Озадачил, растерялась:
— Что?
— По имени не называешь. Назови!
Она замолчала в замешательстве.
— Не хочешь?
Он курил, — вдыхал и выдыхал дым, уставший, размерено, сигареты с цыганкой.
— Же… — Начала она, и споткнулась, упала.
— Жермен!
Покраснела (хорошо он не видит!) вся — в смущении.
— Ну, вот видишь, — Сказал ей, он. — Не страшно… сделать шаг, пусть и несмелый, тоскливый, строгий к себе!
Ей захотелось сказать ему; я вопию от страха, как камни, что серые боги бросают вниз… Ты видишь? Я в ужасе! Быть с Тобой и не быть!
Мысленно она вернулась, — к чёрному жандарму, Кухулину, к псоглавцу, по-птичьи смотрящему на неё одним своим глазом: кто ты, каина?!
Что она ответит, демону по имени Жизнь? Та, что не жила, не рождалась, не умерла!? Это всё я… Голем в Иерусалиме, всеясильный, Адам Кадмон!
Глава 3
Он принёс… рыжего ребёнка, кота подростка, заморыша с апельсиновыми глазами.
Кот высунулся из куртки, из сердца Жерменового, и с любопытством принюхался — в доме тепло пахло лазаньей с мясом.
— Откуда он? — Удивилась Селин.
Жермен заулыбался, совершенно по-мальчишечьи, ребёныш седеющий.
— Пока я возился с колесом, явился он, и больше не ушёл!
И улыбался, улыбался, счастливый.
— Подержи его, я сниму куртку!
Отдал ей кото-ребёнка.
Она ощутила в руках тёплое худющее тельце.
Заулыбалась-Умилилась:
— Задохлик какой…
— Накормим! Согреем! — Сказал Жермен, расстёгивая уютную куртку-рубашку.
Селин посмотрела на него, подумала, — Значит, ты всегда такой… Со всеми! С женщинами и котами… жалеешь!
Ширли Хорн пела «Dindi»:
Небо, так необъятно небо с облаками, что проплывают вдали
Куда они плывут? О, я не знаю, не знаю
Ветер говорит с листьями, рассказывает истории, которым никто не верит,
Истории о любви, которые принадлежат только Тебе и мне
Она вдруг поняла его: он — ребёнок в душе, очень добрый и очень нежный…
Глава 4
— Я хотел сказать Тебе…
— Скажи!
— Я был беден, Джина, я не знал, что будет завтра!
— А теперь знаешь?!
Он перевернулся, лёг на спину, посмотрел ей в глаза.
— Теперь с самоуважением стало полегче!
— Я поняла!
— Что «ты поняла», мышонок?!
— Что тебе страшно, страшно, что я узнаю, каким ты был…
Она заглянула ему в глаза.
— Каким одиноким и беспомощным!
— Да!
Она погладила его, его лицо, убрала чёлку со лба.
— Моя дорогая любовь, Рэм! Я ничего не боюсь! Бедности, богатства… Я боюсь только одного; остаться без Тебя!
— Джина!
Рэм поднял руку, и погладил её по щеке.
— Мне страшно… Страшно, что ты узнаешь, каким… униженным я был!
— Из-за денег?
— Из-за всего!
Заглянул в глаза.
— Я не мог дать отпор. Я был… парализован этим чувством… что я ничтожество!
— Ты не ничтожество! Ты прекрасный человек… Лучший! Лучший из мужчин!
— «Лучший»? — Грустно улыбнулся он.
— Да!
Ей стало так больно… Не узнала самое себя! Не знала, что может испытать такую боль, что способна… к такой боли!
Джина подумала, — Что за боль эта? Обида? На жизнь… На его жизнь, что так его испытывала!
Почему испытывает жизнь? Почему одних испытывает, а других нет? Почему… ударяет Судьба? Чтобы, что?!
— О чём ты думаешь, малыш?!
— О тебе…
Джина вновь посмотрела на Рэма, в его чёрные глаза.
Поняла вдруг:
— Ты же… Переживаешь из-за моей матери, из-за того, что она может мне что-то сказать!
— Да.
— Скажи, Ты!
Они заглянули друг другу в глаза.
— Когда я подрос… Она требовала, чтобы я прислуживал ей, ей и её друзьям. И я прислуживал, а потом… Потом она давала мне пинка под зад, и я падал, со всем, что нёс, чашки, бутылки… И я… Я был уничтожен, Джина, но я…
— Молчал? — Поняла она.
— Да… Не понимаю, почему! Почему я терпел!
У неё всё сжалось внутри, душа сжалась, она смотрела на свою любовь и думала, — Я верну тебе то, что она отняла — того ребёнка! Ребёнка в Тебе я сделаю счастливым!
Джина погладила его, это лицо и плечи, грудь… Как он красив, само совершенство!
Она поняла: нам всем нужна своя любовь — женщины, но матери! Мужчины, но друга, отца, брата!
Нам всем нужно сродство!
— Я хочу Тебе сказать! — Начала ощущая как колет сердце.
— Скажи?!
Его глаза наполнились теплом, теплом и лаской — смотрел как на дочь, как на любимую, — врастает в неё, срастается с ней!
— Иногда мне кажется…
Несмело посмотрела прямо в глаза, — в душу.
— Ты воскресил во мне что-то! Оживил!.. Я была почти мертва, — что-то во мне! Что-то во мне разуверилось во всём и перестало любить жизнь! А ты пробудил её, эту хрупкую жизнь во мне… Душу?! Не знаю…
Джина задумалась.
Поняла, ощутила:
— Способность к сродству!
— «К сродству»? — Удивился Рэм.
Она смятенно добавила:
— Любовь — акт воли, а не чувств… Я это поняла — я это понимаю, сейчас, с Тобой!
— Объясни!? — Чутко спросил Рэм.
— Ты сказал мне, что терпел… Нет, это было не оно, не терпение — это была надежда, надежда как акт воли, на то, что её сердце смягчится!
Глава 5
Рыженький ребёночек наелся фарша из лазаньи, и, задремав у Жермена на руках, мурчал как трактор.
Жермен улыбался — Селин никогда не видела его таким радостным!
Она порезала лазанью, чтобы он мог есть одной рукой — на другой ребёнок с золотыми глазами.
Странно она чувствовала себя, наблюдая за мужем. Она его не поняла! Не понимала! Он мешал ей… не жить!
Селин съела кусочек лазаньи, — вкусно! У неё получилась сегодня очень вкусная лазанья! Готовила для него…
— Вкусно! — Добродушно похвалил Жермен.
— Да? — Смущённо спросила она. — Я рада, что тебе понравилось!
— Это так трудно? — Внезапно спросил он.
И она смутилась ещё сильнее:
— Что?
— Назвать меня по имени!
Посмотрел в глаза.
Ей захотелось сказать ему; да… Почти невыполнимо! Но только почти. Неловко, странно — и больно… после всего!
Ей перед ним стыдно, — она это поняла, как на паперти…
И стыд душил, мучил не меньше любви!
Любовь к Арману лишила её воли к жизни, к любви физической…
Селин подумала, — Мне казалось, что то был мой путь в Дамаск, а теперь я понимаю, что то было… прелюдией к Судьбе!
— Ответь мне! — Сказал Жермен.
Селин вновь посмотрела на него.
Добавил:
— Что тебе нужно, чтобы перестать нервничать в моём присутствии?!
Она поняла, что он не так её понимает, — не нервничает она, она переживает; как много она его своей жизнью поранила!
Селин подумала, — Как сказать тебе об этом? Сказать, и не умалиться в твоих глазах ещё больше!
И снова это чувство… Нерешительности, муки, сожаления… и страсти!
Глава 6
— Если она скажет тебе…
Глаза Рэма покраснели.
— Что я сам унижался перед ней — не верь!
Джина грустно посмотрела на любимого.
— Боишься, что я разочаруюсь в тебе?
Он ответил ей не сразу, распереживался ещё сильнее:
— Боюсь, что я, правда, такой… Если я терпел, значит, я правда такой… Слабый! Тот, кто может унизиться!
Джина обняла Рэма, прижалась к нему, прижала его к себе, — обняла.
— Любовь моя! Мой дорогой, мой ненаглядный… Унизиться могут все!
— «Все»?!
Он заплакал.
И она заплакала, чувствуя его боль.
— Все!
— Почему?!
Джина обняла свою любовь крепче.
— Я думаю… надо убить в себе что-то, чтобы суметь себя защитить?!
Глава 7
Она начала думать о прошлом, почему-то сейчас, сейчас, когда поняла, что любит Жермена.
Почему сейчас?!
Любовь всё… Делает переносимым? Даже тяжесть прошлого, его неизбывность…
Они мыли кота, тощее чудо, замученное жизнью этой, — не пискнул!
Жермен осторожно намылил кото-ребёнка.
Сказал ей:
— Завтра отвезём его к ветеринару!
— Да. — Кивнула Селин.
И удивилась; не спрашивает… Как будто они вместе.
Она забыла, как это, быть с кем-то… с мужчиной! Забыла, как любить мужчину…
Жермен смыл с ребёнка шампунь, и укрыл полотенцем, поднял и прижал к груди.
Спросил вдруг:
— Ты звонила Джине?
— Ещё нет. — Вновь удивилась Селин.
— Позвони! Я хочу увидеть её и Джека!
— У неё теперь есть молодой человек, ты не против, если она приедет с ним?
— Нет, конечно!
Глава 8
Метель бурлила, кричала, гремела.
Любимый немного успокоился, и сказал ей:
— Я думал о твоих словах, Джина!
Она вопросительно посмотрела на Рэма.
— О Селин.
— Что надумал?
Он ответил ей не сразу:
— Любовь к тому, кого нет. Любовь к отсутствующему человеку!
Джина поняла.
Задумалась:
— Как часто мы любим того, кого нет!
— Слишком часто, мышонок! И — слишком долго!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.