Бесплатный фрагмент - Две путёвки для амнезии

ДВЕ ПУТЁВКИ ДЛЯ АМНЕЗИИ

Развлекашка-фанташка для Вани

и для вас, инопланетяне

ПРЕДИСЛОВИЕ. ОТПУСК ЗА СЧЁТ НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ

8 октября 2019 года я попался в чужой расклад. Никто в меня не целился, но мозги вынесло мне. Прямо на диване, когда случайно наткнулся в интернете на статью о Даниэле Канемане. Он днём ранее выступал в Москве о «помнящем я» в ошибках бизнесменов. Я не бизнесмен – может, поэтому меня так шарахнули слова знаменитого психолога, доктора философии и лауреата Нобелевской премии по экономике 2002 года:

«…Смотрите, вы собираетесь в отпуск и вам говорят, что, когда вы вернётесь, все ваши фотографии из отпуска уничтожат, а с вами что-то сделают, что вы всё забудете. Вопрос: вы поедете в таком случае в отпуск? Люди говорят, что нет, что лучше они займутся чем-то ещё. Почему? Потому что вы включаете своё «помнящее я». Зачем мне отпуск, если я ничего не буду помнить? Когда мы что-то планируем, мы планируем это ради памяти, а не ради процесса или опыта. Так что ваше «помнящее я» руководит вашими решениями…»

Кто на самом деле понял, о чём говорит доктор Канеман, тому тоже, видать, пришлось сначала несладко от слов великого ума наших дней, в 85 своих лет подарившему нам неслыханные надежды. Нобелевский лауреат за свои слова отвечает, а, значит, где-то были поставлены или даже ещё идут какие-то и альтернативные опыты планирования – планирования ради процесса, а не ради памяти! Не знаю истинного масштаба идущих экспериментов в этом научном направлении, и потому уже 9 октября отослал письмо уважаемому доктору в Принстонский университет, чтобы меня поставили на очередь испытуемых. Вот содержательный кусочек из моего письма доктору Даниэлю Канеману:

«…А если бесплатно? – не ставился так вопрос? Я б и так поехал, а бесплатно – тем более. Я же не помню, скажем, что было 2.02.2002 – и ничего, живу! А, может, в тот день я случайно не наступил на мину? А, может, хорошо посидел с друзьями? Бог с ним, что не буду помнить, зато нарадуюсь вволю, да ещё бесплатно! Главное, я же жив останусь. Память и чувства в самом отпуске не отключаются по Вашим гуманным условиям, аморальные поступки по этим же условиям не запланированы, и, значит, обнулены стычки с уголовным кодексом из-за отпуска. Мне такое планирование без «помнящего я» процесса по сердцу! Уважаемый доктор Даниэль Канеман, я согласен на любое число таких отпусков и прошу совсем немного у Вас на них от суммы Вашей Нобелевской премии. А по сути на эти мои отпуска было бы справедливо открыть мне счёт, ведь я, другими словами, буду участвовать в эксперименте по проверке Вашего интересного тезиса через суровую практику антитезиса: «Мне ничем не угрожает спланированный отпуск без руководства моего «помнящего я», и забирайте на здоровье мои фотки и память об отпуске».

Уважаемый Даниэль Канеман, Вы правы: переспросил всю родню – никто не захотел в такой отпуск. Никто! И я просто схожу с катушек: не родня – а миллиардеры какие-то! А для моих карманов такой отпуск – да если ещё и на халяву! – рай! Ну, буду пялиться в зеркало: что это я такой загорелый и заряженный бодростью? Ну, будет полная амнезия: откуда взялись неразобранные чемоданы? Ну и что! А в принципе… да хоть всю жизнь прожить в таком отпуске! Всё равно же на том свете мне уже не рыться в любых воспоминаниях. И вся наша жизнь – не такой ли отпуск без памяти чувств после, когда мы уже лежим на подземном «диванчике»? На старте жизни нашими планами никто не интересовался, и мы их и не строили в момент рождения – в начале нашего пожизненного «отпуска» на этой грешной земле… Но, ей богу, что мне по душе, так это мозгосшибательный психотренинг с гарантией от самой Нобелевской премии! Ну и пусть я никуда в отпуск не ездил, но с моей доброй верой в такие научные фокусы я лежу и млею: «Ну, раз нет фоток, ну, раз не помню пляжных красоток, значит, именно я и резвился на Бали!» И сразу хорошеет! Привет всем с Бали!

Я покорён Вами! Ничего оптимистичнее не читал! Надеюсь, что опыты с «помнящим я» финансируются и расширяются в вопросе влияния на их результат различных менталитетов и культур. Прошу Вас внести хотя бы меня одного из моей семьи в список участников такого захватывающего великого эксперимента. Считаю своим долгом сообщить Вам, уважаемый доктор Даниэль Канеман, что я не помню отпуска за этот год, и тоже нет фотофактов, и мне почему-то кажется, что это дело рук преданных Вам единомышленников. Спасибо Вам, у меня внутри царит чёткое ощущение, что я всё же в отпуске был согласно Вашим двум научным условиям. Номер моей банковской карты 2108 2019 **** 9563. С уважением, Сергей Петрович Посохов».

А теперь к делу. Никто его в семье не помнит – и не осталось никаких фоток от отпуска 2019 года. Но прочитав статью, могу теперь поклясться, что отпуск был! Доказательства: во-первых, я, конечно же, ничегошеньки не помню и семья тоже не помнит об отпуске; во-вторых, естественно, нет о нём никаких фото и видео; в-третьих, остались даты отлёта и прилёта в моём блокноте, сообщённые соцзащитой по телефону ещё весной – а мне не верит даже сынок, хотя под датами записано для его мамы: Крым, сан. звонить соцзащ. пн после 14 ч.; и в-четвёртых, соцзащита снова напомнила об амнезированном отпуске: 11 октября – на второй день после отправки письма в Принстон! – добрые люди из нашего отдела соцзащиты привезли мне под роспись «трость опорную с УПС»! А уж это-то я помню, как прожужжал всем уши на всех перекрёстках, что мою палочку обязательно утащат – и именно на дно морское, и именно крымские русалки, а я, выздоровевший, и не замечу. Но я заметил… что не утащили… А моя заботливая соцзащита на всякий случай подстраховала меня. Теперь у меня две тросточки. Новая – для дома, старая – для улицы. И штурмую второй этаж, как Эверест, как и после прошлогоднего отпуска. У меня есть ещё и два полушария, и 43 миллиарда не совсем ещё ржавых нейронов в каждом – а память вдруг стуканула намертво, как надорвавшийся на подъёме движок. С чего бы всё это, как ни следствие опыта по планированию без моего «помнящего я»?

После письма Даниэлю Канеману я сразу же приступил к составлению как только было возможно полных воспоминаний об отпуске, которых не пожалели предписания научно поставленного забвения и фотоамнезии. Только ради науки родился этот измученный пазл из обрывков странных сновидений и даже наведённых на меня сновидений двух наших кошек. Только ради светлого будущего нашего разума я день и ночь складывал «кубик Рубика» из внезапных догадок и сопоставлений подозрительных фактов, оброненных фраз домашних и посторонних. Этот доклад я тоже отослал в Принстон, на кафедру Даниэля Канемана. Но очень уж хотелось, чтобы и сына Ваню сразил восторг удивления перед этим незабвенным «помнящим я», почему обернул последний вариант воскрешения событий в развлекашку, подобную из его гаджетов. Я хотел было уже дать его прочесть сыну, но… «Ладно, пап, мы с Дашкой прочтём, но, давай, чуть позже – не обижайся, а? Тут с учёбой – Эйнштейну с Гераклом не разгрести, потом ещё экзамены с выпускным, а в августе нам с ней опять на МСЭ. А мы с Дашей ещё хотим успеть смотаться в Крым, в последний бесплатный детский отпуск! Им уже предлагали лечение где-то в Ялте…» – тут Ваня осёкся, видя, как я сползаю по обоям: я был рад, что он не стал читать – я был рад за его обнулённое «помнящее я» о нашем отпуске в этом году. Пусть детки спокойно отдохнут от отпуска, которого не помнят.

I. СОН НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ

«Сергей Петрович! Пап, завтрак там на кухне, а мы побежали в садик, а то этот археолог сейчас три Трои выроет мне на грядке», – невестка Сергея Петровича Посохова, Дарья, уже хлопнула дверью, как тесть «проснулся»: «Так, а Ванька где, что вы не на машине?» Дарья уже сгребла Тальку c лопаткой и крикнула в открытое окно: «Путёвку в Евпаторию горящую поехал брать. Ну, всё, приятного аппетита, мы ушли!» – и щеколда калитки дважды клацнула. «Чем хорошо на первом этаже – что рядом с кухней, и здесь дурацких снов не снится, – сто первый раз порадовался Сергей Петрович. – И с моим посохом не надо штурмовать лестницу». Но до завтрака он не дошёл: большой переливающийся чернильный жук запутался в занавеске кухонной двери. Посохов хотел было его поймать, но жук командным голосом отчеканил: «Назад!»…

…Как Посохов оказался на втором этаже, да ещё на Ванькином диване, он не сразу вспомнил. Спать на верхотуре ему не нравилось: его любимые подсолнухи отсюда казались далеко на земле, как из космоса, а он привык к другой перспективе и заоблачный ракурс его не тешил. На них, на этих индейцев растительного царства Америки, извините, полагается смотреть только снизу вверх! И сны на втором этаже безмозглые какие-то – в этих снах Сергей Петрович всегда попадал в ситуации совсем непобедные и тягомотные. И, просыпаясь, ни разу не мог тут же узнать обстановку, и не всегда сразу мог себе объяснить, за каким лешим его снова сюда занесло. Бывало, менялись этажами с сыном, но ковылять с палочкой наверх лишний раз осторожный Посохов не рвался. И, вот, опять сон из серии «Что бы это значило?»! Всё дело в том, что невестки у Сергея Петровича не было, как не существовало и внука.

А тут ещё жук с генеральским голосом не дал добраться до бутербродиков во сне. Это не победа, когда букашки тобой командуют, тем более в снах. Но Евпатория из сна уже лежала внизу на столе Сергея Петровича – две путёвки в санаторий «Коралл». Не горящие, а выданные за месяц. Соцзащита каждый год предлагает Ване путёвки в санаторий для лечения, а Сергей Петрович или его жена едут бесплатным сопровождающим прицепом. Обычно по телефону озвучивают пару мест и дат на выбор – и Ванюшка радостно катит или летит навстречу с золотым загаром юга. На путёвках синим шариком, под глянцевым морем, двум счастливцам, Ване и папе, было предписано: заезд 12.07.2019, отъезд 2.08.2019.

Пока Сергей Петрович спускался по крутым, редким ступенькам, ему хватило времени вынуть из альцгеймера вчерашнее: он сбежал в Ванькины апартаменты уже почти ночью, от жены, Галины Петровны, пока перебранка из-за сборов в отпуск не закончилась сковородкой на его шляпе. Ваня ещё спал, а каменная в битвах Галина Петровна, заслышав стук палочки мужа, уже пела ему на кухне утреннюю серенаду «дорогой, кушать подано». «Чёрт возьми, – промелькнула воодушевлённая призывом жены мысль на лобике Сергея Петровича, – простенькая, чёрненькая – а какая удобная, незаменимая штука! И выгребать из-под дивана, и доставать из-за холодильника. И подпрыгивать до потолка не надо. Один только стук тросточки уже превращает меня в самую вежливую предупредительность!» Но занавеску перед кухней он осмотрел внимательно. Жука не было. Только муха подпевала хорошему настроению жены, билась в занавеску и пыталась тоже попасть к завтраку.

На кухне Галина Петровна собирала стол. Серая, полосатая кошка Палашка крутилась под лёгкими ногами хозяйки, выпрашивая себе вилку к сосискам, предназначенным для Вани и папы.

– Дед, пока ты храпел, я уже чемодан вам привезла. На колёсиках, для твоей стучалки. Потом посмотришь, садись за стол, – спела пригласительную арию Галина Петровна вместо «доброго утра».

– А где эта ведьма – Морфяка? – спросил жену Сергей Петрович, обыскивая глазами кухню. – Спасибо, солнышко. А чё Ваньку не будишь?

Дед – можно и так величать для краткости Сергея Петровича – со смелой осторожностью чмокнул свою бабульку и стал таять в междометиях:

– Ух ты! Какой мечтал! Ого! С таким и на Мальдивы не стыдно прокатиться! – он теребил выдвижную ручку саквояжа, а сам уже шаркал тапками под столом, мостя пятую точку на специальную подушечку на стуле, ища, куда бы примостить тросточку.

– Ещё будешь трепать мне мозги своими списками – будешь со сковородкой целоваться. Понял, старая калоша? Меня – вчера довёл до белого каления, сегодня – свою палку замучил. Ну куда ты её тыкаешь, дерево! К другому стулу не можешь приставить? – Галина Петровна пристроила трость и ласкового прошлась по башке деда: – Надо бы было этой палкой погладить, да некогда. Пока будешь копаться в гардеробах, собираться, я кормлю Ваньку – и дуем за шортами-майками-панамками, – и чмокнула Сергея Петровича в макушку.

Что представляет собой поход за шмотками в отпуск – это у всех в печёнках. Мужики боятся примерочные кабинки, ленятся и ни бум-бум в обновах, а бабы выведут из себя самую терпеливую вселенную, пока перещупают все тряпки в магазине. Знакомая и неизбежная картина – и мы пропустим её, чтобы не увеличивать бешеный адреналин. Только дома, обессилив домашних примерками и перемерками, и нанырявшись в накупленную кучу, Галина Петровна отпустила сынка и папу: «Чтоб тебя припаяло к компьютеру, Ваня! А ты, дед, можешь теперь составлять свои списки, издавать их, печатать, но только они мне попадутся – вылетишь на асфальт вместе с ними! Понял?» – и крикнула вслед улепётывающим их тапочкам: «Идиотики, а обновы отпраздновать?!»

Что тут сразу началось – это тоже пропустим. На финише дня Ванюша на своём этаже, с кока-колой и чипсами, отстреливался в новой приставке, а Сергей Петрович вместо списков расписывал на ушко своей джанечке что-то из области тех важных тем, что превращают любую Ариэль в самую нежную русалку. Но про списки всё же надо оговориться поподробнее.

Сергей Петрович рассуждал о своей страсти фикс так: «Я же не мусорный бак или чемодан о двух ногах для записей, типа, завтра купить слабительное – 1 уп., жаропонижающее – 2 уп., жароповышающее – 3 уп. и тому подобный бред. Надо любить и холить свой «жёсткий диск». Чё ж его унижать и равнять с бренными каракулями на бумажке? Но и белый лист тоже уважать надо – и не отнимать его хлеб! Сами представьте свою рожу, когда вы сели за стол, погладили листик, повертели ручку и начали писать нечто поэтическое: завтра купить водку – 5 бут., икра чёрная – 4 б., икра красная – 3 б., колбаска квадратная – 2 палки, пиво – 1 ящик. Кто б на вас ни глянул в такую минуту, отползал бы на карачках: «Ну, – Пушкин!» К составлению списка для поездок папа Вани подходил прямо на цыпочках в своей разложенной по полочкам душе. И когда оставалось дописать разве что количество необходимых иголок и точное число запасных спичек, он чувствовал, что подходит к блаженной вершине этого успокающего жанра. Сергей Петрович отшучивался, что он просто в ласковых объятьях прекрасной и юной Амнезии, но сам гордился своей дотошностью. И утешал себя, что именно этот его заскок в чужих глазах и заказывает весёлую музыку на финише такого серьёзного предприятия как отпуск.

А вот Галина Петровна и буковкой не заморачивалась. Чемоданы у неё упаковывались за час без всяких описей, и этот фокус всегда убивал Сергея Петровича. Его нежная точка сборки ходила маятником между сердцем и мозгами, и он покорно принимал новый удар по его правильным полочкам: «И это меня вот так спокойно отправляют за тысячи километров? «Мэгги, а дети?» Бедный Ванька! Боже, не забудь лишь что-то из его лекарств! Там же не московские аптеки! Ваня уже раз схватил полупустой баллончик ингалятора с симбикортом, хотя я весь был обвешан запрещёнными списками. Повезло тогда – купили, хотя тысячу отпускных рупий тут же сдуло морским ветром, – и то потому, что в то время припортовые аптеки уже были под ласковым присмотром орудий крейсера «Москва»! А то уже по полушке дозы отмерять начали, чтобы как-то живу остаться». Да кто б мешал Сергею Петровичу тонуть в его списках, но он же лез с ними почти под нос жене, легкомысленно забывая, что в такой момент у неё в голове росла только одна мысль: о смертной казни. К тому же домашний спискописец лопухнулся раз при всей божественной полноте своих списков. Сергей Петрович умудрился забыть дома вкладыш гражданства сына – и пересечение государственных границ влетело в копеечку. По секрету: в тайне от всего мира Сергей Петрович всё равно издал в стол список для отпуска – иначе б он не выжил. Томик в восемь листиков и для жены остался засекреченным – и тоже в целях выживания.

II. МАРШ ВАСИЛИЯ ИВАНОВИЧА АГАПКИНА

Вроде к делу не относится, да она в глазах стоит – «картина Репина «Уплыли»: Палашка и её чёрная сестричка Морфяшка у калитки, в лужах слёз, в четыре лапки и две иерихонские трубы исполняют марш «Прощание с Ваней». «Ваня! Уезжает наш Ваня! Ваня уезжает! Кормилец!» – мяу двух сироток в 5.00 утра вынуло душу у всей деревни. Народ выкинуло на трассу в одних трусах. Слава богу без берданок, а с прекрасными мамзелями в бигудях! Сергей Петрович представил себе уже в автобусе натюрморт кошачьего переполоха:

– Пожар!

– Пожар?

– Не слышите? – даже волки воют!

– Да кошка рожает!

– Сто кошаков враз рожают?

– Это погибель идёт! Наказание!

– И где?

– У твоего на бороде!

– Вы видите пожар?

– Я без очков выскочил!

– Я уже позвонила в ООН!

– Да не в ООН, а в ОМОН!

– Какая разница! Всё равно приедут, когда уже сгорим!

– Огню нетути, а дымок чую!

– Ниловна, а ты на ночь молилась?

– Да вона! – уже беженцы к остановке подались!

– Да это Петровна с сынком!

– И хромой с ними!

– Вона! пожарка!

– Да автобус это!

– За нами?

– За беженцами! Я ж в ООН сэмээску кинула!

– В ОМОН, дура! Перехват идёт!

– Сам облезлый! Окурок щас твой искать будут!

– А автобус ушёл!

– А Посоховы?

– Успели, пиши теперь письма!

– Ни огня, ни пожарки, ни дыма! Куда власти смотрют?

– Участковый – в окно вон смотрит, из машины!

– Кузьмич приехал?

– Чё зачитывает, его бабушку?

– Дал полчаса – и чтоб никого!

– Эвакуация, Дормидонтовна?

– Всех посажает! За организацию паники!

– Психи деревянные!

– Чё, не будет пожару?

– Нет! Отменяется!

– Так завтра же только 13-е!

– Чё? Завтра пожар будет?…

И так ещё с часик, наверно, деревня аукалась и ждала пожарку из ООН, когда семья Посоховых уже упёрлась в последний барьер разлуки – в стойку зоны ожидания в международном аэропорту Шереметьево.

Конечно, всем вспомнился марш «Прощание славянки» – он в центре сердца каждого. Но киски тоже ж печалились на всю тысячу вольт? По одной только строчке марша – «дрогнул воздух туманный и синий, и тревога коснулась висков» – усатые чудики уже почуяли, что тоже связаны с человеками не только сосисками, но и непонятным синим туманом в 5.00 утра, и тревогой впритык к виску – двадцать дней им не жить, а волноваться и горевать: как там их Ванечка, у кого завсегда водятся… «Ну, да, сосиски!!! Но причём тут они!!!.. – дирижировала плачем у калитки Морфяка. – Завсегда – значит, вечно! А вечных сосик не бывает! Вот они – люди: меряют нас сосисками! Всё на свете меряют на свои мозги штампованные! А завсегда – только добро! У Вани завсегда ручки добрые – потому что в его руках… да! и они – сосиски! – но и молочко! и кусочки в соусе в пакетике! и колбаска «Папа может»! и… и можно выспаться! на его диванчике! и всласть повыделываться! – не у хрендаря же старого с палкой, чтоб его подушки в валенки превратились! Ванюшенька!!!…» – и Морфяшка беззвучно застыла в горе. Послушная Палашка добавила к слёзам сестрички: «Его папанька и шкурки полиэтиленовой от сосиски не бросил, нюхнуть хотя бы!..»

А Галина Петровна пусть не знала про штаб-трубача и полковника Василия Ивановича Агапкина, но печальные фанфары её сердца бились нота в ноту с вечным гимном непереносимого расставания. Есть всё-таки карма! Ведь там, в Крыму, окончательно сложилась жизнь нот нашего генетического музыкального кода. Сергей Петрович тоже ни диеза в музыке сфер, а мотивчик с армии помнил: «Прощай, не горюй…» Один Ванька напевал про тра-та-та котов: «Мы едем, едем, едем в далёкие края…» Ванька, знающий о счастье только по отменённым урокам, а угадал: счастливее его и его соседки по креслу впереди в их самолёте, ждущего вылета за стеклом буфета, в списке амуров пока никто из пассажиров не значился. Тут сердце Галины Петровны всё же не вынесло вида своего хорохорящегося деда и отмерило по пятьдесят грамм на притихшие души.

Облака под самолётом уже спрятали землю, с городами, людьми. «Вот, где сейчас, милые мои соотечественники, летящие с нами, парящие в заоблачных креслах, – где сейчас провожавшие вас? Вы ж уверены, что они, если пока и опечалены разлукой, но они все бодры и живы. За нами тысяча километров громадных, космических туч, а вы уверены в этом, уверены так же безоговорочно, как и я в том, что Ванина мама уже добралась домой, – Сергей Петрович тёр щеку, которая ещё хранила слёзы Галины Петровны. – И во всём-то мы уверены… Кто и что делает… и где сейчас… и где живёт… И де же он живёть?… – уже заулыбался он. – Вы не знаете, где живёт Шекспир? – и пятьдесят грамм коньячка, ещё шереметьевского, уверенно отвечали: – За Мытищами! В Петушках и Бабенках! Там добрые люди живут. Что, Вильям Иванович хуже их?.. Вона, Джульетты по всем газонам прыгают – а ему в Бабенках нельзя?!!.. Вон, в Симферополе, Василий Иванович Агапкин в погонах…» – и уже вслух продолжил: «Да, мы с удовольствием, если повторите!» – это Сергей Петрович игриво повернул тёпленькую мордочку к стюардессе с подносом минералки. Он передал стаканчик Ване, и виновато улыбнулся бортовой нимфе: «Же не манж па сис жур!» – и взял себе сразу два стаканчика. Один выпил тут же. За иллюминатором облачка махали Сергею Петровичу пушистыми ручками. Он вслух замурлыкал знаменитый марш Василия Ивановича, замахал в такт ремнём безопасности. Пассажиры рядом заёрзали, но дама в кресле впереди повернулась на бравурные ноты Сергея Петровича и приветливо улыбнулась: «А я вас помню. Давайте знакомиться. Алиса Кирилловна Земледельцева».

III. ОДНИМ КУРСОМ С ДАШЕЙ

– Оч… чень приятно… – вздрогнул Сергей Петрович и стал запихивать ремень за спину, – я рад… если вы рады… Сергей Петрович Посохов. К Вашим услугам, – приосанившись, он уточнил: – И одновременно – папа пассажира слева. Юного джентльмена зовут Ваня.

Алиса Кирилловна выглянула из-за спинки кресла:

– Здравствуй, Ваня. Твоего папу я видела в авиакассе в «Карусели». Получается, мы оба брали билеты на этот рейс. Я мама Даши, она летит со мной.

– Здравствуйте, – вежливо буркнул юный джентльмен.

Ваня ещё не успел рассмотреть любопытную тётю, а над креслом впереди уже выросли весёлые «иллюминаторы»:

– Ой, покажите мне джентльмена!

Ваня автоматом был готов «закинуть ногу на ногу и поднять цилиндр», но застыл: в такие глазища он ещё не смотрел, вернее, на него ещё так не смотрели – и такие «удивлялки»! Смешливые, щекотные лучики «обыскали» его и их хозяйка задорно объявила:

– Говорят, что у джентльменов бывают имена. И у меня два имени: Даша и Дарья.

– Иван да Ваня, – очухался аэроджентльмен.

Папа его поддержал:

– Это суровая правда, Дашенька.

Алиса Кирилловна быстро вставила:

– И мы Дашу забыли научить лгать.

Все рассмеялись. А бедный Ванька переворачивал себе мозги: «Кто ж прилепил тебе на шею, Дарья Иксовна, такое чудо?! Кривлякой-ломакой совсем не пахнет. С такими данными повыделываться – и не заметили бы!»

Папа вскинул руки:

– Люди, нас за шум не вытурят?

Мама Даши поддержала:

– Нет, мы просто зачинщика оштрафуем.

Дашка закинула снова удочку:

– Потому что кто-то сидит не на своём месте.

Ваня потёр висок:

– Надо спросить у взрослых, кто это.

Тут Даша и Ваня хором спросили предков:

– Кто, мам?

– Кто, пап?

– Какое тяжёлое положение, – вздохнул Сергей Петрович, – сколько подозреваемых сразу! А что, если мы просто пригласим Алису Кирилловну пересесть к твоему иллюминатору, а, Вань? И всем бонусы: нам – послушные детки на глазах родителей, вам – гаджеты без надсмотрщиков.

– Даш, соглашаемся на коварный план? Не страшно? – мама «испуганно» погладила Дашу.

– Да вы всё равно до посадки болтать будете! Уж лучше там, рядышком чирикайте, – Даша махнула рукой. – Рискуй, мам!

Сергей Петрович и Ванюша уже были в проходе.

– Просим к нашему окошку, – пригласил помощник юного джентльмена.

Через пять секунд Алиса Кирилловна уже охала и ахала на пейзажи под крылом, а ребята, наконец, занялись делом: завелись в стрелялки в прикемаривших гаджетах уже на пару.

– Как понял, вы тоже летите на Бали? – начал разговор Сергей Петрович.

– Так, Бали мы уже пролетели!!! Надо было раньше выпрыгивать, – «всполошилась» Алиса Кирилловна.

– Да наши Бали, к сожалению, от слова «болит». Летим на лечение, бесплатно, от соцзащиты, – грустновато признался Сергей Петрович.

– И мы с Дашкой – лечиться. Астма у неё. Тоже от соцзащиты путёвки. В Евпаторию. Санаторий «Коралл», – повздыхала и мама Даши.

Сергей Петрович кивнул:

– И мы – в «Коралл»! Второй раз. Ваня, бедный, тоже с этой чёртовой астмой.

Оба родителя печально глянули на деток, которым было не до астмы, не до печалей – их бедные гаджеты аж дымились. Сергею Петровичу было жалко шуструю Дашу, что у такой весёлой девочки тоже проблемы с дыханием. «Дай бог ей выздороветь, и чтобы и с придыханием проблем не было – девчушка же», – грустно думал он. Но по Ванькиной моське было видно, что в этом вопросе «ноу проблемс» в полном блеске! Тут Сергей Петрович повеселел ещё от того, что не ему одному отвечать за поиск машины, которую санаторий гарантировал им при прилёте:

– Господи, Алиса Кирилловна, теперь мы точно доберёмся до санатория! Редко, но бывает: со мной в одной комнате можно заблудиться!

Но мадам Земледельцева вздохнула:

– Уж извините, дорогой Сергей Петрович, вынимаю камень из-за пазухи: мы только завтра к вечеру в «Коралле» будем. Сегодня к родным завернём. Они уже в аэропорту должны быть. Но как вы собираетесь заблудиться среди сплошных плакатов «Кому в «Коралл?»

– Жаль, конечно, – повертел тросточку Сергей Петрович, но ободрился: – Мы будем ждать вас. Счастливой вам встречи с родными. Но берегите наш с Ванечкой запас переживаний! Не опаздывайте!

Тут вынырнули Дашка и Ванька с воззванием, что, типа, «дзинь-дзинь!» – внимание, уважаемые болтушки: пилоты ремни застегнуть велели и головки пригнуть, чтобы не треснули при посадке. Но с позволения Палашки и Морфяшки Сергей Петрович продолжит их наведённые сны и свои послеотпускные трансы уже после перинок в «Коралле», со следующего утра. Стыдно признаться, но Сергей Петрович обладал одной чертой барашков: очень милым упрямством. Черти без валенок валили от его идиотских заходов: в любое время и в любой точке Сергею Петровичу – хлебом не корми! – дай только подвергнуть всё сомнению! Конечно же, Ванин папа решил проверить обоснованность наклона головы при посадке – и клочки разорванного мозга он собрал только к завтраку. Даже в снах его экстрасенсов-кисок этот отрезок от посадки до завтрака аккуратненько поместился в бездонный провал.

IV. РАЙСКИЙ УГОЛОК

Гражданина Посохова Сергея Петровича раз пять кормили рестораны, и он всегда говорил им спасибо за угощение, но что-то не тянуло его тут дёргать за верёвочку – для памяти оказались не так уж и блаженны эти чинные посиделки. Кроме одного случая. Сергей Петрович уже тогда знал, что эту-то картину боги ему не дадут забыть: его отец ловит такси домой для новобрачных, то есть для ещё молоденького Серёженьки и его первой невесты. От взмахов отца – с такой серьёзностью и отдачей делу! – даже галактический звездолёт не ушёл бы, из-за очумевшего экипажа: счастье отца, машущего московским ландо, светилось заразительным детством первой звёздной величины!..

Ну не доставляло удовольствия Сергею Петровичу копаться в тарелках при незнакомых. Для него это – небесная разница: как ходить пешком – и катить на авто. Всё время оглядываться на дорогу – какая же тоска! Да и харч он любил домашний. И стены должны быть свои. А в забегаловках из чистого золота ему всё как-то на марсианский театр смахивало: и музон космический, и красота хрустальная, но чувствуется же, что ты попал в заранее уготовленный загон, но для других инопланетян – и до тебя этим стенам и столикам до самой пыльной рюмочки. Хоромы до неба – чтоб сожрать котлетку! – это его смешило. По секрету: Сергей Петрович в эти моменты больше всего боялся за собственный генетический аппарат! «Вдруг понравится? – значит, – каждый раз пугался он, – я всё-таки свалился с печки тёмной ночью! Вот заправиться на природе, на привале, с дымком, или пригласить в дом народ, по ком соскучился – и пусть хоть гармошки потом рвутся! – это моё. Уж таково моё медвежье устройство деревянной психики».

Сергей Петрович, после удовольствий от аэрофлота и засекреченного памятью поселения в номер, приближался к раю, который после ему придётся забыть. Он снова пел про себя вечную песнь всему домашнему, вживаясь в свои новые шорты, – мурлыкал её от самого номера до столовки санатория. Это опять был 103-й номер, самый ближайший к ней. Послушаем арию из заигранной пластинки счастливого Сергея Петровича на лестнице в «рай»!

«Ванькина столовка!.. – как Ванькина печка!.. Ёпэрэсэтэ! – четыре женские ручки – и нет печки!.. снесли тайком, штирлицы в юбках! – тут он застыл, уставился на меню у первой ступеньки, но читать расхотел и продолжил восхождение: – Вот, так же уютно, как на печке, а простора – ого-го! Ничего лишнего – а красотища! В мисках – только по-домашнему! И вокруг – все знакомые, все лечат детишек. На тридцать три мамки – один папенька: я! Никто мозги не канифолит – и для глаз праздник. Обслуживание – как за родными! Про всех знают, что не подавать на стол, и чем другим заменить. И беззаботный марш жизни: не надо мыть посуду!..» – тут Сергей Петрович очнулся: его любимая явь во всём блеске сияла над их с Ваней столиком.

– Па, смотри: Земледельцевы! – Ваня читал фамилии на виньетках под стеклянной столешницей. – Мы, наверно, рано нарисовались или они только к обеду будут?

Посоховы сели за указанный столик. Старший покрутил свой посох:

– Ура! И к нам везение прицепилось! За одним столом будем! Они к ужину обещались, – папа пристроил тросточку и вспомнил прошлое: – Так, уговор старый: чё нравится – и моё хомячишь. Что нет – я в себя пакую. Так? А у бассейна уже доводим блажь до кондиции. – И Сергей Петрович не удержался добавить: – А специально пустые животики пусть не облизываются на платную добавку!

Ваня похлопал папкино пузо:

— Ты тоже не радуйся, каморка папы Карло! Только попробуй заменить первое на пиво!

Папка начал первую лекцию:

– Мне доверили маленькое существо, с нежными мозгами, которое я должен сдать мамочке по описи, – какое тут пиво, шеф?! Мой уважаемый сопровождаемый Иван Сергеич, в холле, над банкоматом, для всех, ещё слепых и неграмотных, написано на китайском: в нетрезвом виде категорически запрещено… продолжишь?

Ванька продолжил:

– …появляться без сопровождения деток. Штраф: бутылка колы и пачка чипсов.

А к столику уже прикатили яства для санаторных деток. Фея в кухонной короне улыбалась и ставила… Не буду перечислять блюда, чтобы никого не дразнить. На папу Вани было неудобно смотреть: его искренние невинные слюнки превратили фею в статую Всемирному Удивлению. Но она справилась с потерей речи и пожелала приятного аппетита, смущённо провожая свежий огурчик в огурцеедку Сергея Петровича. Только из-за Ванечки пропущу описание утреннего пира его сопровождающего лица. Но вот его папа забрал последнюю салфетку на столике и благостно мяукнул:

– Ванька, а чё вчера было на ужин? Тоже вкусно?

Сынок глянул на папку, как на марсианина:

– Я откуда знаю. Всё не моё было и ты почти всё сожрал.

– Ты чё, беда! – подскочил до люстры папанька. – Слушать мою команду! Объявляется чрезвычайное положение по борьбе с голодомором! Летим! в город! на ракете! на рынок! Даёшь спасение голодных деток! Бассейн, море, русалки – всех во второе отделение концерта! Даёшь всесоюзный рекорд забега: санаторий «Коралл» – ближайшая остановка автобуса!

– Йес! И сами детки – выбирают себе конфетки! – Ваня махал папкиной палкой. – Свободу кока-коле и чипсам! На сборы десять минут!

– Э-э, инквизиция, угомонись. Папочке покурить ещё! Давай – консенсус: вытираем сопли полчасика – и дуем! – Сергей Петрович сгрузил из вазы два персика сыночку и прилапил два персика Земледельцевых. – Это им на ужине отдадим. Чё-т ты про Дашку совсем не волнуешься?

– Я сейчас про ласты волнуюсь. Пошли уже? – Ваня задвинул стулья и Посоховы двинулись на выход.

– Вот именно, Вань. Списочек ещё составить надо, что купить. – Сергей Петрович совсем разомлел от предстоящего составления описи трёх часов предстоящей жизни.

Ваня ушёл в номер писать, чего не хватает для забав в море, в бассейне, и чем его душе загрузить холодильник, а воодушевлённый папа похромал в курилку, где опять проживали одни дамы. Эти крашеные русалки курили при своих детях, чуть ли ни в их астматические мордашки. «Нет! Этих мамань надо лечить в психсанаториях! – Сергей Петрович доставал на ходу блокнотик и ручку для списка. – Пойду в свою курилку». Но весь список уже был составлен в голове: «Там – что в глаза бросится. Не забыть порошок и прищепки для постирушек».

Курилка Сергея Петровича была в тридцати трёх метрах вдоль бетонного забора. Тут никогда никого не было. А всё вокруг просматривалось: курилка маманек, окна их с Ваней 103-го номера, ворота, в которые завозили продукты, дверь на предкухонные комнатушки и вся санаторная сушилка одежды после стирки и моря. У дверей в кухню просилась дымчатая кошка с таким же котёнком. Пристроенная семейка. А в курилке у дам кормились другие собратья: пятнистые брат и сестричка. Тоже жилось неплохо: дамы забрасывали усатых гипнотизёров остатками со стола. Черканув две позиции – «стир. порошок, прищепки», бросив окурок в припрятанную банку ещё с прошлого лета, папанька Ваньки с кличем «Море подождёт – не высохнет!» уже хотел было уйти, но на него упал большой чернильный жук.

V. ЗАПАСЫ НА НОЧЬ

Как ни помогал Сергей Петрович бедному насекомому, жук не мог ни ползти, ни улететь. «Птички на зуб пробовали? – подумал Сергей Петрович. – Давай, красавец, в наш номер. Может, оклемаешься?» – и жук с Сергеем Петровичем исчезли в запасном выходе, рядом с окном 103-го номера. Через минут десять из парадного входа стартовала экспедиция в помощь Ванькиному голодомору.

Когда папа со своим посохом и сыночком сгрузились из автобуса у рынка, Ванька сразу плюхнулся на лавочку:

– Я теперь понимаю твоего фиолетового жука! Ещё чуть-чуть – и кирдык! Жучок, точно, этим автобусом ехал. Как ещё долетел до санатория?

Сергей Петрович, с вмятиной на лице от ручки тросточки, чуть ни уселся на Ваню:

– Не! – дыни, персики, помидоры придётся в бронированных пакетах везти. Дай водички хлебнуть, усталому путнику.

Ваня поделился последними глотками кока-колы, взятой перед «всесоюзным забегом» в кафешке санатория. И покачал головой:

– Ожил там наш жук? Я ему водички налил в крышку. И Дашкиного персика отрезал кусочек. Ой! – вдруг вскинулся тут Ванька, – а придут убирать номер – его не выбросят?

У папы сил хватило только пожать плечами, мол, уж как будет.

Задымив сигаретой, «паровоз» зацепил «вагон» с лавочки, и «состав» тронулся к обжорной роскоши рынка. Сначала загружался рюкзак Сергея Петровича. На дно пошли стиральные порошки, шампуни, мыло, прищепки и мыльница с присосками для душа. Потом папа опять свернул с «Ванькиного маршрута» и загладил свои прошлые ошибки: набрал в любимом магазинчике свои обязательные талисманы из дальних мест – кружечки для кофе. Красивая кружечка с котом и итальянской надписью «Gatto» за сто сорок рублей из прошлогоднего отпуска не дожила до нового лета, и Сергей Петрович нахапал аж шесть штук этих чудесных произведений искусства и столько же «серебряных с позолоченными ручками» чайных ложек. Хотел ещё прибрать шесть прозрачных кружечек с совой, что пережила кота, но ограничился двумя штуками: неизвестно ещё, каким калибром сковородки благоверная попотчует его за любимые талисманы? Видя, что у Ваньки ещё две капельки терпения в запасе, папка воспользовался этим и накупил на две персоны тарелок и вилок. И, покаявшись, что остался последний пунктик из его списка, купил нормальный электрочайник, а не «самогонный» аппаратик подтёков и протёков за восемьдесят рублёв, как прошлый раз. Кстати, тот кипятильник, за который надо бы всю фабрику пересажать, до сих пор рисуется на фоне золотых греческих статуй у охраны в холле. Ради инстинкта самосохранения Сергей Петрович переделал эту электромину и, уезжая, подарил охраннику тёзке – тот всегда разрешал ему курить ночью в любое время.

– Хух! – Сергей Петрович уселся на какой-то пустой ящик и задымил: – Усё!.. Теперь ты… проводник по джунглям… Держи компас и карту, а я попру сейф с… с кошельком.

Ванюшка повеселел:

– А солнце для чего? Но ты кури, кури, пап. Когда ещё покайфуешь? На, водички попей, панамкой утрись. Я даже тебя побалую: можешь мой первый магазин сам выбрать.

Сергей Петрович протянул руку:

– Уважаю! Дай пять! Тогда сначала дуем за трубками. Выбирай начинку теперь сам.

Сын поднял отца за протянутую руку и поднял палец:

– А всем без перевода дошло, что значит «запасы на ночь»?

Папка утвердительно развёл руки:

– Обижаешь, шеф!

Но Ваня на всякий случай уточнил этическую составляющую:

– Ладушки, я рад не огорчиться в трудную минуту за своё доверие к ближнему.

Прошлый раз папка промазал с этими трубками. Не, вкусные, хрустящие, с вареньем и корицей. С вареньем пришлось ему самому давиться. А с корицей в Ваньку залезли за два дня. Магазинчик в двадцати шагах уже ждал Ваню и навалил на полки этого добра, хоть с мармеладом – хоть с шоколадом, и даже с фейхоа и черносливом. И папочка послушно засовывал в сумки килограммами все трубочки, кроме с «папиным» вишнёвым вареньем. А дальше носильщик плюс кошелёк послушно топал за ближним, который ему доверился в ответственную минуту. С каждой покупкой следы голодомора постепенно стирались с детских щёчек проводника. И Сергей Петрович даже рискнул сбить чуток темп загрузки запасов на ночь – попросил не проходить мимо табачного магазинчика, чтоб потом не возвращаться. В благодарность носильщик помог Ване с помидорами, персиками, виноградом и ежевикой. Потом ещё накупили по мелочи того и этого, пока не осталось места. Но Иван Сергеич впихнул всё же шесть штруделей-пуделей с маком – и тогда только вспомнил про ласты. Эти ласты потом ехали на ремешке как шарфик на шее юного завхоза до самого санатория, потому что замученный Сергей Петрович уже разве что ни зубами держался за свою волшебную трость, а она не позволяла никому и ничему разлучать её с любимой левой ручкой своего хозяина.

И вправду, сев на чугунную низкую оградку, Сергей Петрович только затянулся своим «Сент Джорджем», как тут всё вокруг поплыло перед его глазами, как через неровное стекло, а в ушах нарастала бешеная морзянка цикад. Сын почему-то бесшумно открывал рот, как будто что-то спрашивал. Но тут по мозгам шарахнуло такой кувалдой небесного реквиема, что когда весь пригнувшийся мир становился то розовым из сладкой ваты, то серебристым из ртути, уже было всё равно: лишь бы какофония ада заткнулась. Через три секунды луна не упала, мир вернулся из космического дурдома, но публика начала сочиться из рынка и удивлённо украдкой оглядываться. Ваню тоже вертело по сторонам:

– Пап, видел?! Тоже слышал?! Мы на этом свете?! Чё это?!

А папа сам ещё ждал – будет трескаться земной шар или нет? Народ сначала был в трансе, но вернувшаяся обыденность заставляла людей замыкаться: «Ведь всё, как прежде, а поделишься страхом – вдруг шарахнутся, как от психа? Может, только у меня одного, несчастного, так мозги поплыли?» – так волна «помешательства» по немногу устаканилась, но все тайком всматривались во всех, как завзятые шпионы. Сергей Петрович заставил себя улыбнуться:

– Чё, Вань? Тоже слышал грозу? Странно она здесь на югах гремит. Да ещё разноцветная! – юродствующий с перепугу папанька больше волновался за сына. – Как ты? Дышать – нормально?

Но Ванька, видя, что публика вокруг почти внезапно угомонилась, тоже успокаивался, но всё же переспросил:

– Небо синее, ни тучки – и гроза? Во, приедем, надо сразу по телеку посмотреть, что скажут. И тебе страшно было?

Сергей Петрович был озадачен мощно. Снаружи для всех – или внутри у каждого? – этот вопрос не так трогал его, как его волновали его же тухлые мозги: «Идиот! Бездарь! «Я всё по гороскопу просчитал! Можешь не волноваться! Ванька как в ватке будет! Звёзды ковров настелили! В три слоя! Лети хоть на Марс!» – астроолух пришибленный! А тут такие пироги!.. А радиация? А магнетизм? Тоже мне – Нострадамус с клюшкой: «Мэгги, а дети?»!.. Сам ты Мэгги!» – и Сергей Петрович вколотил свой посох во сыру землю:

– Чё, Вань? Главное, что цунами о нас не вспомнило. Но с первой бричкой спасаем запасы! А?! – пытался навести дохлым юмором позитив папанька. – В «Коралле» хоть отопление есть. А то стуканёт под минус восемьдесят!

Ваня, точно прирождённый физиогномист, не спускал глаз с анфаса и профиля отца, от сандалий до панамки, который делал вид пассажира, давно ждущего своего автобуса. Но папенька, с чёрным юмором каркающей вороны, не очень убеждал его именно своей панамкой, сползшей на одно ухо, хотя он был согласен с отцом, что неплохо бы было поскорее засунуться в их номер под крышу «Коралла» и быть поближе к столовке и к холодильнику. Он покачал сумки с провиантом:

– Это никому не отдам!

Сергей Петрович достал было новую сигаретку для перетрудившихся нервов, но показался автобус. Человек сорок втиснулось в него, чтобы опять мучиться, как чернильный жук до них. И Сергей Петрович думал только о том, чтобы ему с Ванькой хватило сил открыть дверь номера. Бедный Ваня, с ластами на груди, даже подбадривал папку, которому смесь пассажиров и пассажирок уже надвинула панамку на оба уха до самого носа, обречённо нюхавшего пластмассовые мечты этих новеньких ласт.

У «Коралла» сошли они одни. Сергей Петрович сначала подумал, что он ошибся и они не доехали или переехали. Ваня тоже остолбенел. «Коралл» был на месте, но у ворот красовался чистенький военный кунг с антеннами на крыше, а у шлагбаума с автоматами наперевес в полной экипировке и вкопанные расставленными ногами в асфальт красовались «вежливые люди», или очень похожие на них.

– Мама, не горюй! – только и вырвалось у Сергея Петровича.

Ваня схватился за ласты. Сумки попадали. Сердца двух задребезжали как пустые консервные банки.

VI. ЗВЕЗДА 37 СОЗВЕЗДИЯ БЛИЗНЕЦОВ

Настоящее «Мама, не горюй!» уже случилось, но часом раньше и не у людей. Помните светопредставление, когда Сергей Петрович хотел покурить, а на него чуть луна ни свалилась? Люди на рынке в Евпатории – и на всех рынках б мира! – не могли и подумать, что радушная их Земля вот так неприветливо встретит братьев по разуму, что даже психике землян не слабо достанется. А Земля и невиноватая была. Она готовилась к встрече. Ещё восемнадцать лет назад в систему 37 созвездия Близнецов было отправлено послание внеземным цивилизациям. Сигнал – закодированная картинка – ушёл с радиолокатора Крымской обсерватории. А Евпатория – в Крыму! Ещё раз – и большими буквами: В КРЫМУ! – где Евпатория, где её роскошный рынок и санаторий «Коралл». Это была передача межзвёздного послания от человечества именно братьям по разуму за пределами Солнечной системы. Кстати, звезда 37 Близнецов есть полная копия нашего Солнца, которую сигнал с Земли должен был обрадовать в 2057 году. Зная это, легко представить случившуюся космическую ситуацию: межзвёздный пробойник времени и пространства, спотыкаясь о чёрные дыры, спешит по своим космическим делам, а тут ему наперерез письмишко с Земли! Просто, наше послание достигло космических братьев раньше, чем мы рассчитывали, а адресат, не откликнувшись, заявился совсем неожиданно. Нарисовался он почти точно в нужном месте, но не в нужное время, как говорится. Неужели бы Земля ни встречала дорогих гостей, как полагается, но её почему-то не предупредили.

Если не лень, в сетях интернета всегда можно найти это послание METI – Messaging to Extra-Terrestrial Intelligence. В середине стилизованной картинки стоит мужик, а над ним растут рога какого-то насекомого, примерно как у жука-оленя. В левой руке мужика что-то вроде щита или источника питания, в правой – то ли дубина, то ли бластер. Под дядечкой внизу нарисован в виде буквы М домик с провалившейся внутрь крышей, сверху разрушенный домик прикрывает выпуклая горизонтальная загогулина – фиговина, напоминающая крышку от кастрюли. Вверху послания куча мелких значков. Ну, и о чём такое письмо? Что должны были бы прочесть братаны по разуму, если они на своём звездолёте катаются трезвыми? Все детки, кому ни показывал эту картинку Сергей Петрович в санатории, видели одно и то же! И видели то же самое, что видел бы любой не очень бухой нормальный землянин в деревне Бабенки, где радуется любым будущим отпускам Сергей Петрович. А там и нет загадки – там космический SOS! Что тут непонятного? – человек с оружием в руках уже почти что доканал бедного насекомого, скажем, жука – остались только его рожки как трофей, даже ножек не осталось: на месте тела насекомого нарисовано тело этого мужика с дубиной. Домик жука разрушен – и скоро всем насекомым… крышка!!!.. А значки – это цифирь: сколько было на Земле насекомых и сколько осталось. Ведь Земля – планета насекомых!!! Мы это знаем, а во вселенной – подавно! Насекомые составляют примерно две трети всей живой биомассы на Земле, а биомасса вида Homo sapiens – всего одну десяти тысячную долю.

Итак, письмо землян наткнулось на звездолёт доброй цивилизации. Почему не злой? Потому что злая цивилизация никогда на звездолётах не получит таких посланий, пусть хоть весь космос будет забит ими. Самоубийственные войны землян и их межзвёздные путешествия – это параллельные Евклида: никогда не пересекутся. Добрые инопланетяне с 37 Близнецов так и поняли радиовесть с Земли: насекомых Солнечной системы уничтожают люди. Потому нас, человеков, и не предупредили о визите.

Ясно, что небесный шухер, который на полдня сдвинул психику населения Евпатории, засекли все наши военные разведки. А уж сигнал пришедшей помощи членистоногому народу Земли при подлёте космического пришельца засекли все разведки мира. Его космическая морзянка забила весь эфир планеты и здорово помучила человеческие уши музыкальными взрывами при приземлении. А где он ещё должен был сесть, как ни в Крыму? Но почему не дотянул до обсерватории? Значит, авария?.. Что-то непредвиденное заставило упасть гостей из космоса прямо на «Коралл». Не зря же санаторий почти мгновенно был оцеплен вооружёнными спецподразделениями и окружён боевой техникой.

А через полчасика, как развернулась целая часть «вежливых людей», объявились Сергей Петрович с Ваней, увешанные рюкзаками, сумками и ластами. В «Коралле» в центре фонтана уже стоит скульптура «Девушка с кувшином». Ещё две скульптуры пока не дошли до санатория: «Старик с выпученными глазами» и «Мальчик с раскрытым ртом».

VII. «ПРОВЕРЕНО! МИН НЕТ!»

– Значит, гроза была не природная… Вань, – Сергей Петрович разбудил скульптуру «Мальчик с раскрытым ртом», – поздравляю: мы вляпались!.. Да радуйся! – папа начал поднимать боевой дух себе и сыну, а заодно и упавшие сумки. – Может, и вправду, кто-то с луны шлёпнулся? Контакт! Слыхал?

Ванька радоваться не собирался:

– А мама позвонит? А там с автоматами – счас возьмут и всем связь заблокируют?

– Главное, – уже перестал лыбится папка, – аусвайсы при нас. Будут же шнырять по базе. Но всё равно придётся топать. Сам понимаешь – там кроватки, столовка, душ с холодильником. Пока авиации не видать, но сухопутные – нас же охранять поставлены?

– Ага! – или от нас! – уточнил расклад «проводник», волоча сумки за хромым «носильщиком».

Проводник и носильщик остановились перед шлагбаумом. И рта не успели открыть, а весёлый офицер уже приветливо здоровался с ними:

– Вас приветствует спецназ Российской Федерации! Задавайте любые вопросы! Докладываю: от отдыхающих санатория секретов не имеется! Сразу вас успокою, уважаемые: Вашему здоровью ничего не угрожает. Вы всё видели и слышали, что творилось. Как ни верится, но на крышу вашей столовой упал неопознанный летающий объект. Думаем, метеорит. Учёные разберутся. Всё под нашим контролем, проходите, отдыхайте. А мы охраняем гостя с неба от несознательных, чтобы корабль пришельцев не разворовали по кусочкам! В Челябинске метеорит распилили – учёным крошки не оставили. Завтра планируется пресс-конференция с учёными и нашим командованием. Секретные агенты всех разведок уже затаились во всех щелях и равномерно распределены под плинтусами! Но никто в санатории телефонной связью и в темах сообщений не ограничен. Поздравляем с таинственным событием! Добро пожаловать! Бассейн для испытания новых ласт вас давно ждёт! – и пожал руки ошарашенным хозяевам 103-го номера, но тут же как-то хитро, доверительно и вопросительно подмигнул: «Наконец! Контакт, да?»

Папа с Ваней покивали как немые и поплелись к себе. «Теперь лови лапшу на уши!» – ухмыльнулся сам себе обалдевший Сергей Петрович. В холле уже зудели мамочки – плели что-то про секретный объект под санаторием, про военные учения с новым оружием, даже про визит Президента. Напуганные сами и за деток, они успокаивали себя белибердой и фантастикой. Требовали показать свидетельства контакта с инопланетянами, требовали выдачи свидетельств на часть метеорита, как компенсацию за причинённые неудобства, и требовали прессу с телевидением. Все хотели попасть в мировые новости и крупным планом. Но паники не было. Пост на шлагбауме профессионально сбивал её заурядной «метеоритной версией» и смешками над инопланетянами.

Сергей Петрович покопался в «сейфе» на поясе, нашёл ключи, но дверь стал открывать медленно и осторожно, внимательно сканируя номер ещё через щель. Ваня за его спиной терпеливо ждал команды. «А вот Ванька с ластами на шее на инопланетянина смахивает!» – это смешило отца, но он не стал делиться шуткой, чтобы не отвлекаться, да и не то время: Ваня устал, может и обидеться. Ничего подозрительного за дверью не обнаружилось. Разве что, когда Сергей Петрович оглядывал окно, он поймал глюк, но отнёс дурацкое видение на счёт растерзанных нервов. Он даже не сказал Ване, что привиделось. Это было совсем пустой мелочью, по сравнению с грозой на рынке и военным оцеплением, и тут же забылось. По приглашению отца «Проверено! Мин нет!» был осуществлён вход в номер, но душевую тоже проверили на «мины». Наконец можно было присесть и очухаться.

– Через двадцать минут обед. Придётся идти. Теперь вся жизнь под охраной – считай, смотрим про себя телек. И Земледельцевы вдруг объявятся, – заманивал папанька Ваньку подальше от холодильника. – Ну, чё, Вань? Распихиваем всё – и валим? – он уточнил программу и полез за хрупкими талисманами с кошкой и совой.

– Война войной, а обед – по расписанию, – согласился Ванька и вывалил первую сумку с покупками на кровать.

Распихали накупленные богатства по местам, по полкам, по чемоданам, набили холодильник и привели душ в функциональное соответствие быстро – справились за пять минут. Только проверку нового чайника отложили на вечер. И на всякий случай пока его решили пристроить на подоконник за занавеской, подальше от глаз начальства, хотя в прошлый приезд их чайник не арестовывали. И вот тут Ванька совершил открытие:

– А жука нет!

Сергей Петрович мгновенно крутанул свой глюк: на подоконнике у крышечки с Ванькиной водой для полуживого жука шевелились два одинаковых чернильных жука, а моргнув, он разглядел уже одну крышку, без жуков. Тогда он подумал: «Приехали! Мозги уже текут». Да и не до жуков было. А теперь внутри мозгов время как остановилось: «Что-то не то?!» – хотя в сердцах он «сплюнул» и даже рассердился на себя за бред в голове, но уже торчал у окна. Жука не было. Ваня заглядывал под подоконник: вдруг, жук упал на пол?

– Будут убирать, спросим: не выбрасывали? Или куда-то заполз? Улететь не мог, – папа приглядывался к кондиционеру, – в кандик такому не пробраться. Или выкинули – или сам отыщется.

Ваня ещё посветил смартфоном под кроватями и было успокоился, но вдруг его осенило:

– Видно же, что это ему воду поставили. Зачем было его выкидывать? Нельзя же… – и его снова осенило: – Не, живой! Был бы мёртвый – лежал бы рядом с крышкой и персиком. Но и персика нет! А если шевелился – и упал, и нашли на полу – значит, выбросили на свободу!

Сергей Петрович согласился:

– Тоже так думаю. Ну, ладно, спросим – тогда будем кумекать. Давай, я – покурить, и – на обед. Маме пока ничего не звякаем. Телевидения нигде не видел, Москва пока ничего не знает. Но, Вань, – тут он вскинул руку, – я ещё ни разу не курил под охраной! А хочешь, со мной вместе пошли в разведку?

Чёрный ход рядом с номером оказался открытым. Но в курилке Сергея Петровича стояли два спецназовца. Сергей Петрович как миленький поплёлся в курилку мамашек. У парадного тоже караулил спецназ. Пока папка дымом табачка травил волнение за Ваньку, тот уже прибежал с докладом, что в углах по периметру санатория, у бассейна, у фонтана и на крыше столовой – везде военные, все фоткаются с ними и он тоже сделал селфи.

«Вот почему мамань нет в курилке!» – понял Сергей Петрович, когда сам увидел, как молодые мамочки уже другой походкой крутятся перед бравыми гигантами, порхают и хихикают в кафешке, уцепились за ручки детишек и, вроде как неизбежно, пялятся с ними на бронированных молодцев.

– Видал, Ванёк? – папка потрепал уже довольного жизнью сыночка. – Мамы от радости уже с ума сходят, а только что требовали ООН и прессу! И нашу мамочку волновать незачем. Вечером отчитаемся по-дежурному о тратах миллионов на рынке, а там увидим.

– Про ласты скажем, про Дашку, про твои кружки с котами, – Ваня, умничка, чётко понял боевую задачу папы.

– Когда б ты ещё попал в стрелялки в натуре?! Считай, живём в твоих приставках! – папанька, наконец, нашёл выгоду из их тревожного положения. Хотя врачей в санатории что мух на окнах, но Ванька с астмой, и волноваться ему – даже на море не в добро для здоровья.

– Поползли жрать! Там, может, Дашка уже. Всё, мои мозги не работают. Пап, представляешь, какая будет «Арма-3» ночью! – Ванька даже про ласты забыл.

– Стройсь! На полевую кухню бегом марш! – и Ванин папочка вдруг расцвёл, как майская роза. – Пацан, ты сейчас увидишь невероятное! твой папанька! в его любимом ресторане! небрежно-небрежно! белой-белой салфеточкой! с жирной-жирной бородки! будет смахивать икру! а охрана! с автоматами! будет охранять его покой! Дону Корлеоне не снилось! – у папы тоже мозги стали планомерно отказывать.

Если бы Сергей Петрович шутил!.. Но он радовался на полном серьёзе.

VIII. «СБЫЛИСЬ МЕЧТЫ ИДИОТА!»

Тросточка Сергея Петровича добежала первой, потом припыхтел Ванюша, влача кандалы голода. Папка, на одном крыле, но успел до раздачи красной икры. Военные щедро поделились с отдыхающими своими запасами, а сами вежливо стояли в сторонке по углам столовой, хотя и лицом к большущим окнам. Великая мечта Сергея Петровича ласково обнимала своего любимца! Такой кайф вам и не снился, завсегдатаи «Националей» и «Асторий»! Это нирвана смысла жизни! Вы берёте салфетку и не спеша ковыряетесь зубочисткой! после говяжьих язычков! под шубкой! в своём райском уголочке! а вас охраняют пять стволов «Бизонов»!!!.. Даже детишки вокруг просили и просили добавки: вид красивых дядей с автоматами из их компьютерных игр будил в них лютый недетский аппетит. Добавьте вид из окна на пустырь против санатория! Там уже развернули военный городок со штабом и украсили его «ёлками» ракет «земля – воздух». Ванька вызнал у доброго монстра в ближайшем углу боевые возможности красивых ракет: у них даже название красивое, оказывается, – «Вега», как у звезды. Под такими «ёлочками» можно кушать и вкушать жизнь спокойно! И разносчицы были… в камуфляжных передничках!!! Успели, крымские бедовые Венеры, напричесониться и наманикюриться! Короче, Сергей Петрович уже начал задыхаться от счастья, и пора его освежить в бассейне.

– Эх, жаль Дашки нет! Вот ей – дал бы ласты поплавать, – Ваньке было обидно, что не с кем поделиться свалившейся радостью от курортно-военной жизни. – А узнают, что произошло, – и не приедут?!