Бесплатный фрагмент - Душевные разговоры

Жизнь без борьбы

Где-то во Вселенной.

Понедельник

— Эй, Ноа, куда собралась?

— Хочу сходить в новый мир, протестировать идею жизни без борьбы.

— В тот, где одна форма жизни поедает другую, чтобы выжить?

— Ага.

— Кем будешь?

— Голой обезьяной.

— Ой, как интересно! Ждём результата. Расскажешь в субботу на приёме у главного?

— В каком смысле в субботу? Голые обезьяны спокойно живут до восьмидесяти.

— Всё, убегаю. До встречи в субботу.

Планета Земля.

Тот же день

— Какая чистая, незамутнённая психика! Здесь миленько. Кто тут босс? Ага, вот ты где. Слушай моё желание. Повелеваю жить без борьбы.

— Вообще без?

— Ага.

— Я правильно понял, что отряд бактерий, замеченный в верхних дыхательных путях, следует оставить без внимания?

— Конечно нет. Мы не прячемся от проблем. Будем вести наблюдение и переговоры.

— Но они вырабатывают токсины, нарушающие деятельность клеток. Мы не можем просто смотреть, как они нас медленно убивают.

---

— Да пойми же наконец, насилие приводит только к ответному насилию. Мы уже не в каменном веке. Мир изменился. Отзови своих головорезов.

Где-то во Вселенной.

Суббота

— Ноа, привет. Шикарная вечеринка. Всё-таки главный умеет создавать атмосферу. Как там Земля? Ещё вертится? А ты чего такая мрачная?

— Привет, Энн. Да так…

— Дай угадаю: тебе удалось убедить мозг той голой обезьяны отказаться от борьбы — и через три дня её убила синегнойная палочка.

— Это был стафилококк.

— Да уж. Помутнение сознания, токсический шок, брр…

— Я не понимаю, переговоры были в самом разгаре, всё шло хорошо…

— Не переживай. Мы для того и воплощаемся, чтобы получать опыт. Пошли послушаем, как аллигатор съел проповедника, который решил показать своим последователям, что может ходить по воде.

— Это ж какую идею надо проверять, чтобы до такого дошло!

— Например, «все животные — братья, живущие в любви и согласии».

— Да не подкалывай ты, и так тошно.

— Выше нос, подруга, выше нос. То ли ещё будет.

Терапия миром насекомых

— Привет, Ноа. Как дела?

— Да какая-то психика странная в моём новом теле.

— А, ты опять в человека воплотилась?

---

— Ага. И он постоянно ноет. То солнце у него недостаточно яркое, то дождь слишком мокрый. Чувствую, у меня самой скоро депрессия разовьётся.

— А терапию насекомыми уже пробовала с ним?

— Какими ещё насекомыми?

— Да самыми обычными. Когда уснёт, отправь его в мир жучков на экскурсию.

— Не поняла.

— Ой, ну это ж классика. Если твоему человеку начинает казаться, что жизнь к нему несправедлива, а мир слишком жесток, покажи ему по-настоящему жестокий мир. Скажем, обычный день какой-нибудь многоножки или богомола. Заснёт он с мыслью, что жизнь — это боль, а проснувшись, возрадуется, как же ему повезло получить при рождении тело и нервную систему человека.

— Уже хочу! А делать-то что? — Ноа подалась вперёд и превратилась в слух.

— Как только твой нытик отключится вечером, сотвори ему сон, в котором он продолжает быть человеком и жить своей привычной жизнью, но только теперь по законам мира насекомых.

— Можешь пример привести? — попросила Ноа.

— Пусть ему снится, как чудесным майским утром он выходит из подъезда поохотиться…

— Погоди, погоди. Он не умеет охотиться. Каждое утро он ходит в офис и печатает какую-то ерунду на компьютере. За это ему на карту переводят цифры, которые он потом меняет на всякие штуки, которые его не радуют.

— Ноа, в мире насекомых нет стабильной оплачиваемой работы. Слушай дальше. Выходит твой охотник из подъезда своего человейника, на секунду замирает, щурясь от лучей тёплого утреннего солнышка, улыбается, и в этот момент бац — с подъездного козырька в него мгновенно втыкается чей-то хитиновый хвост с клешнями на конце. Клешни с чудовищным давлением сжимают его тело, ломая кости и разрывая плоть. Затем хвост изгибается и неторопливо поднимает жертву наверх, чтобы его хозяин смог отобедать ещё живым блюдом. А твой такой: «Хоть бы с головы начал, хоть бы с головы!»

— Чё-то жестковато как-то…

— Так в этом весь смысл. Мы же хотим, чтобы плохие мысли из его головы выветрились под натиском ещё худших мыслей. Клин клином вышибают… Или ещё вариант, — немного подумав, продолжила Энн. — Допустим, существо на козырьке уже позавтракало его соседом и твоему человеку короткими перебежками удалось добраться до автобуса. Он забегает внутрь, облегчённо выдыхает, но тут двери закрываются, из стенок начинает сочиться кислота, а к нему тянется обшивка, чтобы неторопливо расщепить его белковое тело на вкусные и питательные макронутриенты.

Также пусть узнает, что, проходя мимо канализационного люка, он может стать добычей гигантской личинки жука-скакуна, которая выпрыгивает из укрытия, хватает еду жвалами и затягивает под землю для неторопливой трапезы. А если он будет в бронежилете, то жилет она выкинет наружу. Поэтому пусть опасается мест, где в изобилии валяются бесхозные каски и бронежилеты. Ты ему это знание загрузи в голову до выхода из квартиры.

И вообще, неплохо бы, чтобы он помнил о необходимости непрерывно сканировать пространство во всех направлениях. В мире насекомых угроза исходит отовсюду. Глазом моргнуть не успеешь, как гигантская оса воткнёт в тебя жало с нейротоксином, потом отведёт в свою квартиру, где её дети на протяжении всего периода взросления будут откусывать от тебя небольшие кусочки. А ты при этом не сможешь пошевелить ни рукой, ни ногой, но будешь в сознании. Мы же знаем, какую огромную роль играют технологии сохранения пищи в мире, где нет холодильников. Вот и он пусть знает.

— А если его удар хватит во сне от такого?

— Не хватит. Люди специально потребляют разную жуть. Она им нужна, чтобы чувствовать себя живыми. Мы просто ему правильную жуть подкинем. А если даже и хватит его удар, найдёшь себе более оптимистичного. Чего ты теряешь? Кстати, у него дети есть?

— Двое. И он постоянно расстраивается из-за беспорядка в детской и их школьных оценок.

— Прекрасно. Покажи ему, что если он решит завести детей в мире насекомых, то рожать лучше сразу несколько сотен, а ещё лучше — тысяч. Так хоть у кого-то будет шанс выжить.

— Крутая техника! А как быстро сработает?

— Не знаю, у всех по-разному. Просто повторяй периодически, пока не зарыдает от счастья, как круто быть человеком.

Давайте жить честно

— Представляешь, какая была бы жизнь на Земле, если бы все жили честно! — мечтательно произнесла Ноа.

— Не-а. Не представляю, чтобы заяц вышел навстречу лисе и предложил его съесть, раз он всё равно находится внизу пищевой цепочки и предназначен природой для кормления хищников более высокого уровня, — улыбнулась Энн.

— Вот любишь ты всё утрировать.

— Ни капельки. Заяц живёт во лжи. Он постоянно путает следы и делает вид, что его нет, когда опасность рядом, вместо того чтобы выйти навстречу хищнику и предложить догнать его в честном состязании или сразу съесть, чтоб долго не мучиться.

— Ну ладно. Но это про выживание, тут особый случай.

— Так ложь — это всегда про выживание.

— Не может такого быть! — Ноа выглядела озадаченной.

— А ты приведи пример, где ложь используется для чего-то другого, — предложила Энн.

— Да легко. Вот смотри. Один партнёр втайне изменяет другому, а его жизни при этом ничто не угрожает.

— Так потому и не угрожает, что втайне, — расхохоталась Энн. — А вообще, — серьёзно продолжила она, — ложь для того и придумали, чтобы избегать опасности. Если угроза отсутствует, то и лгать незачем.

— Ага, значит, я права — и отказ от лжи мог бы привести к миру, в котором нет опасности. — Ноа торжествующе посмотрела на подругу.

— Да, пожалуй. Если все дружно договорятся вымереть, то воцарение идеального мира вполне реально, — улыбнулась Энн. — Жалко, в нём не в кого будет воплощаться.

— Не поняла. Зачем вымирать-то?

— А что будет кушать мухоловка, если честно вывесит предупреждение: «Каждая севшая на мой цветок муха будет съедена живьём и переварена в течение нескольких дней»?

— Э-э-э…

— Леопарду придётся отказаться от засад и тоже протянуть лапы, если он не найдёт антилоп, добровольно приносящих себя ему в жертву. Та же участь постигнет и всех других хищников, включая твоих любимых муравьёв.

— Ну и пусть, — не сдавалась Ноа. — Пусть все агрессоры вымрут и останутся только мирные травоядные — тогда на Земле наступят мир и гармония!

— Простите, — послышался тоненький писк.

— Кто здесь? — Ноа повертела головой в разные стороны, но никого не увидела.

— Это я, мятлик.

— Какой ещё мятлик?

— Луговой. Простите, что вмешиваюсь, но я не мог не слышать вашу беседу, потому что здесь расту, и у меня вопрос: а чем, по-вашему, корова лучше меня?

Подруги посмотрели вниз, откуда на них вопросительно уставились тысячи тонких травинок. Им, вероятно, также был интересен ответ на вопрос сородича, который был настроен решительно и с вызовом смотрел на незваных гостей.

Энн перевела вопросительный взгляд на подругу, присоединяясь к ожидающим, и Ноа поняла, что осталась в меньшинстве:

— Но я ничего не говорила про коров, — начала оправдываться она.

— Не говорили, но вы пожелали вымереть всем хищникам и при этом почему-то сделали исключение для травоядных. Нам непонятно, почему рогатые убийцы, поедающие и вытаптывающие своими копытами нас и наших детей, получили такие преференции.

Ноа уже пожалела о своём эмоциональном всплеске и была крайне удивлена тем, что луговая трава знает слово «преференции». Но сдаваться так легко, да ещё и растению, не хотела.

А мятлик, почувствовав её замешательство, усилил нажим:

— Вы знаете, сколько живых существ съедают коровы вместе с травой? Да панцирями съеденных на этом лугу улиток можно было бы берег озера отсыпать. Получился бы внушительный ракушечный пляж. А муравьи? А жучки разные? Да они тысячи жизней прерывают ежедневно!

Ноа почувствовала себя не готовой к диспуту:

— Хорошо, хорошо. Пусть корова тоже будет хищником, — примирительно пробормотала она.

— Да! И пусть она тоже сдохнет вместе с бактериями, расщепляющими наши тела в её желудке! — Глаза мятлика гневно сверкнули.

— Ладно, ладно. Рада была знакомству, но нам пора. Правда, Энн?

— Да, мы, пожалуй, полетим. Счастливо оставаться, — поддержала подругу Энн.

Удобно усевшись на низколетящем облаке, они посмотрели вниз. Пастухи гнали стадо коров прямо на луг с эрудированным мятликом.

— Никогда не задумывалась о том, какими страшными существами являются травоядные. — Рогатая скотина, уничтожающая всё живое на своём пути, теперь виделась ей совсем в ином свете.

— Всё не то, чем кажется на первый взгляд, — попыталась приободрить подругу Энн. — А ты знала, что зайцы едят мясо?

— Моя жизнь больше не будет прежней. — Ноа демонстративно закатила глаза. — И всё равно я считаю, что честность — это хорошо.

— Честность — это прекрасно, — согласилась Энн. — Просто для неё есть своё время и место.

— Почему тогда в мире её так мало? — спросила Ноа.

— Потому что честность — инструмент, предназначенный исключительно для установления близких доверительных отношений. А близкие доверительные отношения безопасными не являются. Чтобы попытаться их создать, придётся снять броню и отложить в сторону меч. Причём сделать это надо первым, пока второй участник ещё во всеоружии. А вдруг он возьмёт, да и ударит тебя, незащищённого? Поэтому люди, не желающие испытывать боль, в доверительные отношения не идут, а значит, и честность им без надобности.

— Но Энн, разве настоящая близость хуже безопасности?

— Конечно нет. Но за неё приходится платить, а платить готовы немногие. Честность требует доверия, а доверие на планете, где каждый кого-то поедает — шаг весьма отчаянный. Помнишь Колобка?

Ноа грустно улыбнулась.

— Нормальный мозг заточен под выживание и размножение и только потом под разные эксперименты, — продолжила Энн. — Сначала он будет пытаться выполнить обязательную программу и только потом, возможно, заинтересуется рискованными исследованиями того, как честность влияет на качество жизни.

— А я буду, — с вызовом ответила Ноа. — Выживанием пусть мозг занимается, а я несу вдохновение, интерес и радость.

— Конечно пробуй, — пожелала напоследок Энн. — Главное — не пытайся осчастливить этим всех. Насквозь лживый заяц чувствует себя прекрасно. Да и подло подкрадывающиеся к своим жертвам удавы тоже в последнее время на жизнь не жаловались. — Она обняла подругу. — Ну, мне пора.

— До встречи.

Оставшись в одиночестве, Ноа некоторое время созерцала неспешный геноцид, устроенный мирными жвачными на цветущем лугу, а затем, глубоко вздохнув, направилась в сторону дома.

Совершенство

Энн увлечённо дискутировала с мозгом, когда появилась Ноа.

— Творец должен отвечать за то, что создал. Ему должно быть стыдно за такую работу! — возмущённо кричал Мозг.

— То есть ты считаешь, что нести ответственность за поведение существ, обладающих свободой воли, правильно и разумно?

— Ой, как тут у вас интересно! — шепнула Ноа.

Энн подмигнула ей и продолжила:

— Разве Творец заставляет вас брать кредиты под сорок процентов годовых? Мне всегда казалось, что свобода воли подразумевает свободу выбора. А свобода выбора подразумевает возможность выбрать любое действие.

— А жить-то где? — не унимался её оппонент. — О каком выборе ты говоришь? Я не могу сам построить дом. Поэтому нет у меня никакого выбора — и приходится влезать в чёртову кабалу к банкам.

— Если мне не изменяет память, банки придумали люди. И займы под проценты тоже придумали они. В Африке, например, до сих пор проживают некоторые представители вашего вида, у которых строительство дома занимает пару дней без ипотечного кредитования.

— Я не в Африке, у меня зимой мороз минус тридцать! — отбивался Мозг.

— Разве это не твой выбор — жить в таком климате? Или тоже Создатель заставил?

— Меня тут папа с мамой родили, никто меня не спрашивал.

— Так ты уже большой мальчик, на самолёт до Африки хватит, а там будешь рыбачить, пасти коров, которых украдёшь у соседнего племени. Кстати, это ничуть не менее интересно, чем твои нынешние занятия.

Относительно разумный Мозг замолчал, переваривая сказанное.

— Допустим, что социум и правила игры в нём мы действительно создали сами и это наших кривых рук дело. Допустим. Но… — Он сделал торжественную паузу. — Как ты объяснишь, почему наш мир полон насилия, болезней и страданий?

— Возможно, потому что Создатель хотел сотворить живую саморазвивающуюся систему и посмотреть, что из этого получится, — ответила Энн. — А для этого элементы системы должны иметь возможность совершать действия, которые заранее не были предопределены. Если в каждого заложить строгий алгоритм поведения, скукотища будет смертная. Сами в таком мире жить не захотите. Поэтому всё устроено так, что каждый может творить то, что ему кажется интересным и полезным. А поскольку представления об интересе и пользе у каждого свои, то и получается то, что получается. Или ты предпочёл бы быть аналогом умного пылесоса, который делает много добра и не нарушает заложенных в него заповедей?

— Ага, — радостно воскликнул Мозг. — Вот за это ему и должно быть стыдно. Какой же ты Создатель с большой буквы, если создаёшь такие несовершенные миры?

— Веский довод, — усмехнулась Энн. — Есть только одна проблемка.

— Какая?

— Совершенные модели не работают. Совершенство — это состояние неподвижности, когда все точки находятся в равновесии. А когда всё в полном равновесии, движение отсутствует. Совершенная система изначально мертва.

— Погоди, погоди, можно помедленнее? Я чего-то не врубаюсь, — запротестовал Мозг.

— Ты любишь аквариумных рыбок? — спросила Энн.

— Сама знаешь. А при чём тут это?

— Представь, что у тебя совершенный аквариум.

— Представил. — Мозг начал излучать гамма-волны.

— Похоже, ты что-то не то представляешь, — вернула его в реальность Энн.

— Почему это?

— Вид у тебя слишком довольный.

— А то, — расслабленно промурлыкал Мозг. — Видела бы ты, какие у меня здесь астронотусы! А как грациозно они двигаются!

— Так я и думала. Ты представил несовершенный мир, в котором рыбы плавают. В совершенном они нашли бы одну совершенную позицию и пребывали бы в ней постоянно.

— Почему? — Мозг выглядел озадаченным.

— Потому что любое движение из состояния совершенства в любую сторону приводит к несовершенству. Зачем тебе куда-то двигаться, если лучше уже быть не может?

— А у тебя есть ещё какой-то пример? — попросил Мозг.

— Любишь хорошие автомобили? — спросила Энн.

— Ещё бы!

— Представь, что у тебя совершенный автомобиль, который невозможно улучшить.

Мозг погрузился в работу. Пауза затягивалась.

Вместо ответа визионер начал рассуждать вслух:

— Совершенный автомобиль должен быть лёгким, а самое лёгкое из того, что я могу представить — это ничто. Значит, такая машина должна не иметь веса.

— Интересная мысль, — улыбнулась Энн.

— Ещё он должен быть быстрым. А какая скорость самая большая? Самое быстрая скорость во Вселенной — мгновение. Был здесь, а потом раз — и мгновенно в другом месте.

Энн одобрительно кивнула. Но погружённый в размышления мозг этого, похоже, не заметил.

— Он должен быть максимально грузоподъёмным, — выдал он. — То есть способным перемещать бесконечное количество грузов и пассажиров за раз. А ещё машина должна быть красивой. Значит, такой, что её внешний вид уже нельзя улучшить.

— И как тебе быть владельцем тачки, которую нельзя улучшить? — спросила Энн.

— Как-то непривычно. — Мозг был явно озадачен. — Получается, я не могу с ней ничего сделать, не ухудшив её характеристик. От моего мастерства даже скорость перемещения не зависит. Хочется переключиться на что-то другое — туда, где я могу хоть как-то влиять на процесс.

— Кажется, ты начинаешь понимать, — мягко проворковала Энн. — А теперь вообрази, что вокруг тебя абсолютно всё совершенно и ты не способен ничего улучшить даже гипотетически.

Ноа ощутила, как Мозг впал в ступор. Разряды электричества хаотично проскакивали между нейронами, связывая разные структуры в единую сеть, и это зрелище завораживало. Энн выжидательно молчала.

— Пожалуй, свобода воли или хотя бы её иллюзия — это важно, — выдал наконец Мозг. — А совершенство — действительно скука смертная. Я бы, наверное, предпочёл больше жизни.

— Для любого творца самым страшным кошмаром является достижение совершенства, — кивнула Энн. — Теперь ты понимаешь.

— Понимаю, но всё равно ипотека — полный отстой, — проворчал Мозг.

— Согласна, но я бы одной ипотекой не ограничивалась, — рассмеялась Энн. — Люди, помимо этого, ещё столько интересного натворили.

Убить или не убить — вот в чём вопрос

— Как думаешь, почему самый совершенный мозг на планете Земля — такой несовершенный? — оторвавшись от созерцания водной глади, спросила Ноа.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Энн.

— Если он во что-то поверил, то разубедить его в этом практически невозможно, даже если его верование противоречиво и иррационально.

— На это есть минимум две причины. — Энн сделала небольшую паузу. — Во-первых, вера позволяет не тратить энергию на размышления. А во-вторых, она помогает мозгу решать стоя́щие перед ним задачи.

— Я была уверена, что назначение мозга — думать.

— Конечно нет, — рассмеялась Энн. — Думать мозг ненавидит. Его основная работа — сделать так, чтобы тело выжило и по возможности размножилось. А для этого в подавляющем большинстве случаев достаточно простых автоматических реакций.

— Ладно. Но вера не всегда помогает справляться с вызовами. Иногда она этому препятствует, — возразила Ноа.

— Тебе так кажется потому, что ты неверно понимаешь, что значит для мозга справляться, — улыбнулась Энн.

— И что это значит?

— Помнишь песню, в которой самец увидел свою самочку с другим, дождался ухода конкурента и зарезал её? А дальше мелодичный припев: «Моя, моя, моя Делайла, почему же, почему, почему, Делайла?»

— Кто ж её не помнит? — кивнула Ноа. — Но как такое поведение способствует выживанию и размножению?

— Никак. И в этом главный парадокс подхода мозга человека к исполнению своих обязанностей. Сначала он создаёт себе безопасную с его точки зрения реальность, а потом начинает её защищать любыми способами, даже если эти способы приведут его к гибели.

— Это ж какую реальность надо придумать, чтобы убить другого человека вместо того, чтобы с ним размножаться, когда твоя главная цель — размножаться? — Ноа недоверчиво посмотрела на подругу.

— Например, такую: выживает и размножается самый сильный, самый ловкий, самый умелый, самый желанный. И вот живёт он лет двадцать с верой в подобное, а потом в один прекрасный момент видит в окне свою женщину, страстно целующую другого. А это значит, что лучший для неё в этот момент вовсе не он. Его самооценка со стуком падает на пол, и откуда ни возьмись возникает мысль: «Неудачник, тебя никто не любит». В груди что-то сжимается, к горлу подкатывает комок, а из-за горизонта выплывает надпись: «Лузер». И это проблема, поскольку выживают и размножаются только лучшие, а значит, став лузером, он должен умереть, не размножившись. А это, как мы помним, противоречит главной идее среднестатистического мозга.

— Поняла. А убивать-то зачем? Он же мог решить, что женщина недостаточно хороша для него — и тогда его представление о себе как о лучшем не пострадало бы. Или вообще мог не увязывать её поведение со своей самооценкой. Мало ли чего делают другие, это их выбор.

— Мог, если бы у него стратегий было больше, чем одна. А она у него была единственной, и это значит, что привычная жизнь закончилась. В мозгу включается красная лампочка, требующая принятия срочных мер, ибо жить хочется, а варианты как — отсутствуют. И не найдя ничего лучшего, мозг решает задачу просто: устраняет источник угрозы. Вжик — проблема решена, самооценка возвращена, он снова лучший.

— Проблема решена, да здравствует ещё бо́льшая проблема! — продекламировала Ноа, подражая театральным артистам.

— Чем ленивее мозг, тем примитивнее реакции. Чтобы иметь более интересные ответы на вызовы Вселенной, надо готовиться заранее. А для этого нужна смелость подвергать сомнению уже имеющиеся аксиомы. Но, сомневаясь в уже существующей картине мира, мы покушаемся на безопасность, которую мозг так любит. Круг замкнулся. Нормальный мозг будет держаться за свои текущие верования до последнего. Поэтому он такой совершенный и несовершенный одновременно. Это просто инструмент, как скрипка: с её помощью можно и реальность новую создать, и гвоздь забить — всё зависит от того, в чьих она руках, — подытожила свою мысль Энн.

— Пойду разучивать со своим мозгом «Кузнечика» на одной струне, пока вы скрипичные концерты исполняете. — Ноа изобразила обиженную гримасу.

— Тренируйся, тренируйся, — рассмеялась Энн. — Главное, не дави на него сильно. Мозгам обычно нравятся цели души, но им сложно разжать пальцы, вцепившиеся в ремень безопасности.

— Да, да, с любовью и заботой, — тепло передразнила подругу Ноа прежде, чем раствориться в рассветном тумане.

Беги, Форрест, беги

— Ты чего ржёшь как ненормальная? — спросила Энн, увидев, что Ноа хохочет, листая ленту соцсети.

— Ты видела, как мозги мотивируют друг друга? — спросила Ноа и зашлась в новом приступе веселья.

— Это они могут, — улыбнулась Энн.

— Нет, ты послушай: «Каждое утро в Африке просыпается газель. Она должна бежать быстрее льва — иначе погибнет. Каждое утро в Африке просыпается и лев. Он должен бежать быстрее газели — иначе умрёт от голода. Не важно, кто ты — газель или лев. Когда встаёт солнце — надо бежать». Кто это сочиняет? Где они видели льва, который с рассветом начинает куда-то бежать? Это ж ночной хищник из засады! — Ноа хохотала не переставая.

— Так и газель с рассветом мирно пасётся на открытом пастбище, откуда врагов за километр видно. — Энн чувствовала, как заражается весельем подруги. — Представь: с первыми лучами солнца выбегают страусы, вылезают из нор дикобразы, выскакивают из реки бегемоты — и все начинают бежать в разных направлениях, толкаясь и падая! — Теперь хохотала и она.

— Да, а ленивец такой: «Подождите, я тоже хочу бегать!» — закатывалась Ноа.

— А жираф: «Эй, куда вы несётесь? Там же ничего нет!» — вибрировала от хохота Энн.

— Правда, Энн, почему они в это верят? Зачем обманывают — понятно, но зачем в это верить? — После смехотерапии Ноа чувствовала себя лёгким перистым облачком.

— Убегание — хороший способ не сталкиваться с реальностью. Кто-то книжки читает, кто-то сериалы смотрит, а кто-то создаёт альтернативные реальности. К тому же заставлять других бегать — выгодно, особенно если ты определяешь направление и цель забега.

— Пожалуй, ты права, — кивнула Ноа. — На Земле написаны тысячи книг, призывающих много и упорно работать для обретения успешного успеха, и почти нет таких, которые рассказывают о реальном восхождении на Олимп через «папа с кем-то договорился», «дядя дал денег для старта» или «бабушка-миллиардерша оставила немного наследства». Но всё равно это лежит на поверхности. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть реальное положение вещей. Помнишь любопытных итальянцев, обнаруживших, что самые состоятельные налогоплательщики во Флоренции уже шесть веков подряд имеют одни и те же фамилии? И как-то этот факт мало кого отрезвляет, зато история про сумасшедшего льва, который куда-то бежит с восходом солнца, людей очень даже радует и мотивирует, — возмущалась Ноа.

— А по-твоему, их должна вдохновлять идея, что шансов пробиться наверх устоявшейся пирамиды почти нет? — сыронизировала Энн. — Большинство идей, которые транслируются сверху вниз, призваны вовсе не помогать подняться на вершину. Они нужны, чтобы те, кто находится внизу пищевой цепи, там и оставались. Конкуренты никому не нужны. Это ж Земля.

— М-да. Что-то я про это забыла, — согласилась Ноа. — А знаешь, у меня идея. Давай свою притчу сочиним, правдивую.

— Давай. — Энн расплылась в улыбке.

— В самом сердце африканского континента вот уже месяц лениво нежился в своём убежище иероглифовый питон, — растягивая слова, пропела Ноа.

— Он проглотил импалу, не дожидаясь, когда та побежит с восходом солнца, и теперь неспешно переваривал добычу, — подражая ей, закончила Энн. — Из-за горизонта показался краешек раскалённого газового шара. Не подозревающий о необходимости утреннего забега дикобраз готовился вздремнуть после удачной ночной вылазки в своей уютной норе. Неспешно щиплющий веточки акации жираф наблюдал, как в реке лениво толкаются бегемоты, рядом с которыми мирно пасутся гну. Сытая до неприличия львица с третьей попытки взгромоздилась на ветку, выдохнула и закрыла глаза. В саванне начинался новый день.

— Похоже, пора бежать, — с максимально серьёзным видом произнесла Ноа.

— Пора, — кивнула Энн.

Бодрость духа, грация и пластика

Ноа молча сидела рядом с расстроенным Мозгом и посылала ему поддержку и заботу, которые тот упорно игнорировал.

— Ничтожество! — с презрением шипел Мозг, обращаясь к самому себе. — Ты не способен даже на простые действия! «Я буду номер один, я буду лучшим»! — распалял он сам себя. — Тьфу, смотреть противно! Мы же договорились, что сегодня в 6:00 медитируем, потом делаем зарядку. А ты, позорник, даже встать не смог! Глаза бы мои тебя не видели, ленивая жопа! Ты умрёшь больным и толстым. У тебя будет одышка, а твои суставы развалятся к сорока.

Ноа видела, что коктейль гормонов в теле становится всё более забористым, а давление растёт, и решила вмешаться.

— Приве-е-ет! — осторожно поздоровалась она.

— А почему тогда она может? — Страдалец продолжал разговаривать с самим собой, не услышав приветствия. — Она почему-то способна в пять утра делать «Сурью Намаскар», а ты даже руками помахать не можешь пятнадцать минут! Даже проснуться не способен! О чём с тобой вообще можно разговаривать?

Раздался звук открываемого холодильника, затем стук ложки по блюдцу.

— А вот и вчерашний тортик пошёл в дело, как по расписанию.

Ноа наблюдала эту ситуацию не первый раз и знала всю последовательность шагов: «Гнев, торг, депрессия… Значит, ждём депрессию».

К вечеру Мозг дошёл до кондиции. Он тоскливо молчал, утратил интерес к жизни и ни на чём не мог сконцентрироваться. «Выдохся», — обрадовалась Ноа.

— Приве-е-ет! — снова поздоровалась она.

— Привет. Чего тебе? — нехотя буркнул Мозг.

— Да ничего, просто хотела поговорить, — сохраняя максимально нейтральный тон, ответила она.

— Не хочу говорить, — лениво процедил Мозг.

— Тогда давай просто помолчим, — согласилась Ноа.

Она села рядом, достала фотоальбом и начала медленно переворачивать страницу за страницей с выражением глубочайшей заинтересованности.

Прошло пять минут.

— Что ты там разглядываешь? — спросил Мозг.

— Да так, картинки, — не поворачиваясь, ответила Ноа.

— Я же вижу, там что-то интересное.

— Ничего особенного. Просто зарисовки из прошлого, достижения разные, — отмахнулась она.

— Какие, к чёрту, достижения, если я зарядку сделать не могу?! — Мозг попытался вернуться в стадию гнева, но сил уже не было.

— Да, конечно, — автоматически кивнула Ноа и с ещё большим интересом погрузилась в изучение содержимого альбома. — Ничего себе, это мы на Эльбрусе!

— Да, хорошее было время, — оживился Мозг.

— А здесь — защита диплома! — Ноа, казалось, не обращала внимания на болезного и разговаривала вслух сама с собой.

— Помню, помню, столько крови выпили, но я справился. — В его голосе зазвучали торжественные нотки.

— Переход на новое место работы, повышение, отпуск в тропиках… — продолжала перечислять Энн, перелистывая страницы.

— А помнишь, как мы в шторм попали? — подскочил Мозг и, жестикулируя, начал изображать качку.

Ноа помнила ливень, в который паром попал между островами. Штормом это можно было назвать лишь с большой натяжкой, но она оторвалась от разглядывания картинок и, повернувшись к «морскому волку», очень серьёзно сказала:

— А ты молодец, тебя даже за борт не стошнило!

— Да, я такой, — расплылся в улыбке Мозг. — Главное — собраться и не терять концентрации.

— Красавчик! — похвалила его Ноа. — А кстати, почему мы сегодня тренировку пропустили? — внимательно глядя на него, вдруг спросила она.

Не ожидавший такого коварства Мозг растерялся и начал лихорадочно генерить оправдания:

— Да самочувствие сегодня не очень, я решил на завтра перенести.

— Из-за того, что проспал?

— Ну да, — смутился Мозг. — Как-то всё наперекосяк пошло. Хотел зарядку сделать, а получилось как всегда.

— Слушай, а ты зарядку зачем планировал? — Она наконец-то добралась до сути и была этому несказанно рада.

— Как зачем? Это полезно. Зарядка даёт бодрость и здоровье. Я тут книжку недавно прочитал про магию утра, там так всё красиво расписано, ну я и решил попробовать зарядиться позитивной энергией на весь день.

— Хорошо, что попробовал, — поддержала его Ноа.

— Да я уже в пятнадцатый раз попробовал, — снова расстроился Мозг.

— Так если зарядка тебя не заряжает — может, ну её? — осторожно предположила Ноа.

— А как же бодрость? А здоровье? А заряд энергии? — возмутился Мозг.

— Может, поискать что-то другое, что тебя взбодрит? Ну там кофе и прогулка, например, или прохладный душ. Или просто сходить днём в теннис поиграть.

— Да как можно зарядку заменить кофе?! — возмутился Мозг.

— Как, как… Стоишь утром на балконе в халате, созерцаешь проезжающие внизу машины и спешащих по делам людей, вдыхаешь поднимающийся из чашки аромат, закрываешь глаза, делаешь небольшой глоток горячего напитка и чувствуешь, как сгусток тепла скатывается в живот, согревая тебя изнутри.

— Тогда уж лучше сидеть и слушать птичек! — Мозг о чём-то задумался.

— Да как скажешь, лишь бы нравилось, — согласилась Ноа. — Ну мне пора. Бывай.

— Пока, — не глядя в её сторону, кивнул Мозг.

Три дня спустя

— Видела, как я круто подал? И всего лишь со второго раза! — Мозг хвастался уже минут пятнадцать не переставая. Внутри тела плескался коктейль серотонина, эндорфина и дофамина. Психика пребывала в сладостном возбуждении.

— Да, талантливый человек талантлив во всём, — подтвердила Ноа. — А представь, как будешь подавать через месяц, если на первом занятии такой прогресс!

— Да через месяц меня будет не остановить, держите меня семеро! — куражился Мозг.

— Через год уже соревноваться будешь на уровне, — продолжала Ноа.

— А то, надо только ракетку хорошую купить.

— Угу, обязательно, — кивнула Ноа, потихоньку открывая альбом с мечтами.

Она ловко извлекла изображение теннисного матча и аккуратно вставила его в рамку на страничке «Реализовано».

«Это ж сколько сил надо приложить, чтобы сделать жизнь более интересной и вдохновляющей и оградить его от советчиков, которые точно знают как правильно», — вздохнула она, с любовью погладила фотографию и закрыла свой драгоценный фолиант.

А чё, так можно было?!

— Понравилось мне кататься на каяке, и стал я думать, как бы заниматься этим почаще. Вспомнил, что где-то слышал, что «Гугл» знает всё. Звоню знакомому айтишнику, спрашиваю: «Как заполучить доступ к „Гуглу“, который знает всё?» А он отвечает: «Нужен интернет». Ну я попросил его сделать мне интернет и «Гугл». И, как только он мне их установил, я вбил в поисковую строку фразу: «Как кататься на каяке и не работать?» «Гугл» сообщил, что для этого надо быть либо профессиональным спортсменом, либо инструктором. А поскольку для спорта я уже был староват, то выбрал второе, — завершил свой рассказ инструктор.

Возле костра повисла тишина, нарушаемая лишь щёлканьем сосновых веток да монотонным шумом реки.

— То есть можно было вот так просто? — спустя некоторое время прошептала Леночка.

А ненавидящий свою работу уже полгода Сергей закашлялся, как будто от едкого дыма, встал и отошёл в темноту, чтобы никто не видел катившиеся по его щекам слёзы.

Эволюция убеждений

— Ты замечала, как убеждения устаревают вместе с человеком? — задумчиво произнесла Ноа и посмотрела на подругу.

Энн молча кивнула.

— А я долго понять не могла, почему люди попадают в тупик в районе тридцати-сорока лет и не могут оттуда выбраться, пока до меня не дошло, что старые верования у них уже не работают, а формирование новых требует времени. И это время они почему-то называют кризисом среднего возраста. Хотя логичнее это было бы назвать кризисом веры, — продолжала Ноа.

— Немногие правильно понимают значение слово «вера». Для большинства это что-то связанное с религией, — ответила Энн.

— Это точно, — согласилась Ноа. — Редкая птица понимает, что в основе молитвы и постановки ребёнка в угол лежит вера. В одном случае — религиозный ритуал, в другом — воспитательный.

— У птиц-то как раз с верой полный порядок, — рассмеялась Энн. — Или ты встречала пернатых с кризисом среднего возраста?

Ноа рассмеялась.

— А как помочь психике этот барьер преодолеть поскорее? — немного успокоившись, спросила она. — Столько целей и задач есть великолепных, а мозг держится двумя руками за старое, хотя оно давно уже не работает.

— Никак, — улыбнулась Энн. — Разве что поможешь ему побыстрее набрать критическую массу опыта, после которой неизбежно произойдёт переход в новое качество.

— Это как? — Ноа вопросительно посмотрела на подругу.

— Во что он у тебя верит? — спросила Энн.

— В то, что надо много и усердно работать — и тогда успех неизбежно придёт. Он так мастером спорта стал — и теперь верит в эту идею безоговорочно.

— Прекрасно. — Энн кивнула. — А почему у него кризис случился?

— А потому что он продолжает много и усердно трудиться, но движения вперёд больше нет. Результаты не растут, а где-то даже ухудшаются, хотя все вокруг уже воют от его требовательности.

— Типичный случай, — согласилась Энн. — Вера, подкреплённая успехами молодости, толкает на продолжение использования зарекомендовавшей себя стратегии.

— Так а делать-то что? — не выдержала Ноа.

— Пока в его картине мира одна стратегия и несокрушимая вера в неё — ничего. Он так и будет биться головой о стену, пока не расшибёт.

— Стену?

— Возможно, но скорее голову. Поэтому, чтобы её сохранить, надо посеять в неё идею о том, что «быстрее, выше, сильнее» — не единственный доступный способ достигать результатов. Он хорош и в некоторых случаях прекрасно работает, однако, помимо него, есть много других вариантов. И, как только мозг это осознает, в его картине мира появятся две дороги вместо одной.

— Так он всё равно будет выбирать старую, — возразила Ноа.

— Именно так он и поступит. И здесь — твой выход, — улыбнулась Энн. — Каждый раз, когда он будет пытаться пробегать условную стометровку за то же время, что и двадцать лет назад, твоя задача — фиксировать результат и выводить его на табло вместе с разницей. Каждая неудавшаяся попытка будет повышать критическую массу опыта, приближая момент его перехода в новое качество.

— И что будет новым качеством?

— Мысль, что по-старому уже не работает, которая постепенно сформируется в новое убеждение.

— Так это может на годы затянуться, — расстроилась Ноа. — Он знаешь какой упорный и терпеливый!

— А чтобы всё не затянулось на годы, надо не забывать про дорогу номер два: когда он будет делать по ней даже самые маленькие шаги, твоя задача — точно так же фиксировать результат и подсвечивать действия, которые к этому результату ведут.

— Не поняла, — нахмурилась Ноа.

— Это просто. Его привычная стратегия — много и тяжело работать. До какого-то момента она прекрасно действует, но потом становится всё менее и менее результативной. Ты закидываешь ему мысль, что «в колхозе больше всех работала лошадь, но председателем так и не стала». Затем выводишь в фокус его сознания все случаи, когда большое количество пахоты приводило только к огромной усталости и ни к чему более. Через некоторое время мозг начнёт это замечать — и станет искать другие варианты. И их надо ему показать.

Пусть в нашем примере это будет заведение полезных связей и взаимовыгодное сотрудничество с другими людьми. Когда он начнёт двигаться в эту сторону, обращай его внимание на все случаи, когда сотрудничество с другими было эффективнее индивидуального перенапряжения. Тогда на этом пути тоже начнёт накапливаться позитивный опыт, и когда его наберётся требуемое количество, старое убеждение поменяется на новое. А если ещё и показать ему, что на ниве взаимодействия с другими тоже можно тяжело и усердно работать, то он не просто пойдёт по новой дороге, он по ней радостно побежит и даже не заметит, как изменилось в его голове значение фразы «много работать».

— Понятно. Но что, если на новой дороге тоже будут неудачи? — спросила Ноа.

— Что значит «если»? — улыбнулась Энн. — Они там точно будут.

— И как с ними быть?

— На них надо смотреть как на результат эксперимента. Помнишь, как алхимики смешивали всё со всем в попытках получить золото, а вместо него получали знания? Никто не гарантирует, что первая найденная тропинка сразу заменит старую дорогу. Возможно, её заменит вторая, или третья, или вообще пятая. Представь, что ты в коридоре со множеством дверей. Каждая неудачная попытка открыть новую дверь приближает тебя к незапертой.

— Я поняла: чтобы быстрее пройти кризис веры, надо подпалить поле с одной стороны и показать возможные выходы с другой, — резюмировала Ноа.

— Ну да, можно и так, — согласилась Энн.

— Спасибо! Полечу добывать золото.

— Лети. Главное — помни, что знания, полученные в процессе его добычи, иногда не менее ценны, — пожелала напоследок Энн и крепко обняла подругу.

Привычка

— Если я двадцать один день подряд буду изучать сусуами, то это войдёт в привычку — и дальше не надо будет себя заставлять, — безапелляционно заявил Мозг.

— Книжек опять начитался, — ответила Энн.

— А что, в них полезное пишут. И это, между прочим, научный факт.

— Научный факт этого эксперимента состоял в том, что у подопытных людей, которые носили очки, переворачивающие изображение, оно возвращалось в привычный вид через двадцать один день, а когда очки снимали — оно снова переворачивалось и опять приходило в норму за двадцать один день. Из этого следует, что мозгу для возврата привычной визуальной картины мира требуется ровно три недели. Всё остальное — притянутые за уши спекуляции, — парировала Энн.

— Не веришь в привычки? — поинтересовался Мозг.

— Верю, — ответила Энн. — Не верю в выбранный тобой путь.

— Ну и зря. Вот увидишь, скоро буду свободно общаться на сусуами!

Двадцать два дня спустя

— Как успехи в изучении языка? — поинтересовалась Энн.

— Да как-то некогда всё. Дел столько. Я тут решил новую привычку освоить — учусь играть в сепактакрау.

— Понятно. А как же двадцать один день изучения папуасского языка, на котором говорят две семьи на Земле? Вышел на стадию «не буду себя заставлять»?

— Не вышел, — сдался Мозг. — Похоже, ты была права.

— Конечно я была права. Я же опиралась на науку, а не на интерпретацию научных данных в свою пользу, — съязвила Энн.

— Ну и о чём говорит твоя наука? — поинтересовался мозг.

— Привычка — автоматизированный элемент поведения. Отличается от навыка тем, что навык предполагает лишь умение совершать те или другие операции автоматизированно — то есть без специального контроля сознания. Привычка же связана с потребностью совершать те или иные автоматизированные акты, — объяснила Энн.

— Откуда дровишки? — поинтересовался Мозг.

— Из учебника психологии. И если признать, что учебник — это наука, то она говорит нам о том, что если нет потребности в совершении действий, то нет и привычки, хоть заповторяйся. Многократными повторениями можно сформировать навык, но не привычку.

— Значит, учить языки мне придётся себя заставлять всегда?

— Если в этом нет потребности, то да. — Энн была неумолима.

— И сепактакрау?

— И сепактакрау. Если только оно тебе не понравится настолько сильно, что сформируется потребность в него играть.

— А как же марафоны формирования полезных привычек? — не унимался Мозг.

— Это полезная вещь, она приносит неплохой доход их создателям.

— Да ну тебя с твоими шуточками, — обиделся Мозг. — Как жить в мире, где надо постоянно напрягаться?

— Э-э-э… Может, повзрослеть? — предложила Энн.

— Да вы все задолбали уже с этим «повзрослеть». «Повзрослей, стань взрослым, не будь ребёнком…» И что, по-твоему, это значит?

— Это значит не быть в позиции ребёнка и не быть в позиции родителя. Это трудный путь, ему в школе не учат, он только самостоятельно постигается. И представляет собой нечто среднее между стремлением нравиться другим и принуждением других жить так, как ты считаешь правильным. Первый путь — путь ребёнка. Второй — родителя. Всё, что между ними — взрослость.

— То есть взрослость — это когда я никого не поучаю, не оцениваю через призму хорошо/плохо и не стремлюсь понравиться другим? — уточнил Мозг.

— Ага. Это когда ты находишься в позиции «со всеми всё в порядке», никого не преследуешь, не спасаешь и позволяешь каждому получить заслуженную обратную связь на свои действия.

— И как мне это поможет с полезными привычками?

— Ты перестанешь ныть, что мир какой-то неправильный. Примешь его таким, какой он есть. И выберешь один из двух вариантов: заставлять себя делать вещи, которые делать не очень хочется, и платить за это неприятными переживаниями — или делать то, что вдохновляет, наполняет энергией, смыслом и радостью. Либо сделаешь коктейль из обоих подходов.

— То есть никак, — съязвил Мозг.

— Выберешь реализовывать цели своей души — и привычки сформируются мгновенно. Выберешь достигать цели других, чтобы тебя чесали за ушком и говорили «какой хороший мальчик» — будешь много страдать. В этом и прелесть быть взрослым. У взрослого есть выбор — это самая свободная роль из трёх. Но не буду врать, сделать выбор бывает очень больно, так что страдать будешь в любом случае, прости. Но если ты хочешь повзрослеть, то придётся принять тот факт, что жизнь не состоит только из позитивных эмоций, она содержит в себе всё.

— А как же книжки? Теперь их не читать, что ли?

— А как же критическое мышление? Теперь им не пользоваться, что ли? — передразнила его Энн. — Из какой позиции ты это сейчас спросил?

— Из детской, — буркнул Мозг.

— Молодец, делаешь успехи! — восхитилась Энн. — И, кстати, если ты на протяжении двадцати одного дня ни разу не потеряешь состояние взрослости, то станешь взрослым насовсем.

— Ой, иди уже со своими шуточками, — отмахнулся Мозг.

— Выше нос, приятель! Быть взрослым на самом деле восхитительно. А моя любовь и поддержка всегда с тобой.

Развитая терпилка

Четырёхметровый нильский крокодил уже около часа неподвижно ожидал своего обеда, который где-то задерживался.

— Какое терпение! — восхитилась Ноа.

— Да, фантастическая способность, — согласилась Энн. — И при этом, заметь, ему вообще не скучно. А какая-нибудь трясогузка уже померла бы от тоски.

— Намекаешь, что терпение полезно не всем?

— Прямым текстом говорю, — рассмеялась Энн.

— А люди терпение обожествляют и считают его чуть ли не одной из главных добродетелей, — возразила Ноа.

— И правильно делают, — согласилась Энн. — Они животные социальные, с очень развитой иерархией, и им жизненно важно, чтобы те, кто внизу пирамиды, терпели все тяготы и лишения. Потому что, если терпение у них закончится, они могут начать лезть наверх. А наверху мест не очень много, и все они уже заняты.

— Но разве для того, чтобы лезть наверх и побеждать конкурентов, не нужно терпение? — Ноа выглядела озадаченной.

— Конечно нужно, но это иное терпение, — пояснила Энн. — Есть терпение охотника — его нам уже второй час подряд демонстрирует крокодил. А есть фоновое терпение — когда тебе что-то не нравится в окружающей тебя действительности, но ты продолжаешь не предпринимать никаких действий для того, чтобы эту реальность изменить. Как думаешь, продолжит крокодил ждать водяного козла, если по реке начнут рассекать моторные лодки?

— Вряд ли он станет терпеть такое, — согласилась Ноа. — Скорее всего, уплывёт в более подходящее для охоты место.

— Именно. Потому что у крокодила развито правильное терпение, и это ему в жизни помогает. А у человека обычно развито терпение неправильное. Людей с самого детства приучают терпеть то, что не нравится, но не потому, что это будет полезно на охоте, а потому, что это будет полезно тем, кто находится выше в иерархии.

— Напоминает стресс. — Ноа вопросительно посмотрела на подругу. — Короткий бодрит и делает сильнее, затяжной — разрушает.