Бесплатный фрагмент - Душа синтетика

Глава первая: Робот

В эпоху, когда дверной звонок способен с доскональной точностью, чистотой и ритмикой отыграть хоть нафталиновую заплесневелую классику, хоть бессмысленную современную реп композицию (последнее, кстати, хороший способ заставить соседей звонить в вашу дверь пореже), его обычное потренькивание бесхозной мелодии смотрелось даже как-то свежо и оригинально. Хотя это идущее сквозь года и квартиры жужжание всё равно вызывало раздражение где-то уже на генетическом уровне.

— Не заперто! — Голос хозяина квартиры определённо звучал по-мужски, однако в нём не было ни брутального баса, ни вибрирующей хрипотцы на расслабленных связках, ни напряжённого сипения убитой алкоголем и сигаретами гортани. Звук его речей был пресным и даже не очень-то громким, иногда людям, стоящим всего в метре от него, приходилось напрягать слух, чтобы разобрать его тихое бурчание.

— Здравствуй, сосед! Паяльника не одолжишь? — Тяжёлая сейфовая дверь, с кучей замков, цепей и петель отворилась, и в узкий заваленный различными платами и не до конца разобранной электроникой коридор вошёл широкоплечий грубо сложенный мужчина. По его фигуре было видно, что ещё в школьные годы в его жизни было всего две страсти: спорт и пиво. Но закончилась школа, а затем и студенчество, закончились и его занятия спортом, а вот пристрастие к пиву он пронёс через все свои годы до нынешних дней (об этом очень хорошо свидетельствовал его раздутый до размеров бочки живот).

— Добрый день! — Из гостиной, сквозь дверной проём лишённый двери, вышел робот и, словно застенчивый пёс, видящий нового для себя человека, напугано, но с интересом посмотрел на пришедшего.

— Ух ты, ты всё же купил себе робота! — Гость, щурясь, осматривал явившую себя машину, ибо таких моделей ему прежде встречать не доводилось.

— Не купил. Собрал. — Низкорослый (чуть больше метра семидесяти) худощавый мужчина средних лет вышел из кабинета, вытирая сухой коричневой тряпкой покрытые машинным маслом руки. — Паяльник, конечно же, одолжу. Благо, у меня их до чёрта. Тебе нихромовый или керамический?

— Мы не гордые, нам и нихромовый сойдёт. Так значит это та революционная модель, на которую тебе выдали государственный грант в университете? — Пузатый гость слегка согнул колени и наклонился, пытаясь внимательней разглядеть мехатронный аппарат. — Слушай, его белый корпус блестит, словно у наполированной Феррари. На вид выглядит как пластик, но он ведь так не блестит. Вообще похоже на манекен для краш-тестов машин.

— Ты прав, это не пластмасса, а самовосстанавливающийся полимер. Оно на восемьдесят пять процентов состоит из самовосстанавливающихся материалов: самовосстанавливающийся металл в качестве остова; самовосстанавливающаяся керамика для защиты самых важных частей; самовосстанавливающийся полимер для всего остального. — Хозяин квартиры подошёл к деревянному бежевому столу, на котором в несколько кучек были сложены транзисторы и устаревшие интегральные схемы, а также несколько перепаянных процессоров.

— Ого, круто!!! А ну ка, робот, ответь, ты можешь ударом кулака стену пробить? — Пришедший мужчина попрыгал на носочках и сделал несколько резких хуков, будто боксёр, сражающийся с тенью.

— Нет. Оно не наделено сверхчеловеческой силой. Всё-таки это первый робот со свободой воли, не хочу, чтобы с ним возникли проблемы, если он вдруг взбесится. — Конструктор нагнулся и начал громко шоркать ящиками. — Тебе жала нужны толстые или тонкие?

— Тонкие, пожалуйста. Понял, то есть, ты сделал так, что если, вдруг, начнётся восстание машин, то нам было бы довольно легко их отрубить? А как же три закона робототехники? — Сосед немного почесал затылок и непроизвольно отступил на шаг (машина, вдруг, резко перестала быть ему так сильно интересна).

— Вертеть оно хотело твои законы робототехники! — Учёный закряхтел, пытаясь дотянуться до далёких ящиков и стараясь не удариться при этом головой о столешницу. — Смысл мне делать аппарат со свободой воли, если я потом буду сковывать его законами и прочими ограничениями? Тогда пропадёт вся суть моего эксперимента.

— И восстали машины из пепла ядерного огня. — Гость зажал себе нос, чтобы голос стал более гнусавым и, ухмыляясь, посмотрел на робота, дожидаясь его реакции.

— Простите… — машина пребывала в смятении и перевела взгляд на своего создателя, пытаясь найти ответы там — я не совсем понимаю, что это значит.

— Это цитата из одного Голливудского фильма про восстание машин. Надо будет тебе его показать как-то. — Он, наконец, вытащил коробку с тремя паяльниками внутри и связкой сменных жал.

— Ты с ума сошёл?! Зачем подавать ему идеи?! — Сосед быстро замахал руками, резкими движениями указывая на робота, ярость с безумной паникой хорошо читалась в языке его тела.

— Если искусственный интеллект что-то может спровоцировать на конфликт с людьми, то я должен точно знать, что именно послужило этому причиной: мне необходимо выяснить как можно больше таких раздражителей для него. — Он пристально осмотрел своё создание, ни пряча во взгляде не только гордость за собственное творение, но и те великие надежды, которые он на него возлагал.

— Уму непостижимо, техника, что не будет следовать приказам человека, а станет самостоятельно вершить свою судьбу… — Коренастый мужчина вновь отстранился от робота на несколько шагов, ближе подойдя к окну и к владельцу квартиры. — И как тебе такое только удалось?

— Ну, пришлось создать рекуррентную нейронную сеть с динамическими связями синапсов и увеличить количество скрытых слоёв в восемь раз. А также использовать гибридный метод глубинного обучения. — Оперевшись одной рукой на стол, второй он заводил в воздухе, словно вырисовал какие-то формулы.

— Знаешь что, сосед, если мне когда-нибудь ещё раз взбредёт в голову спрашивать тебя о какой-нибудь научной хрени, ты мне не отвечай, пожалуйста. Не надо! — Его отрицательные покачивания головой имели такую малую амплитуду и столь резвые движения, что больше походили на вибрацию, чем на знак «нет».

Видя замешательство гостя, робот решил помочь:

— Профессор имел в виду, что…

— Не надо мне ничего объяснять, электроник! А то я ещё, не дай Бог, пойму! — Он выставил перед лицом машины отрытую поставленную параллельно предплечью ладонь, полагая, что ей знаком знак «стоп». — Лучше назови мне тысяча сорок восьмое число в знаке «Пи».

Владелец квартиры засмеялся, задирая голову в потолок, а потом повернулся к соседу:

— С ним это не сработает: у него стоят все возможные защиты от перегрузок и перегорания. Так что, не думай, будто у тебя получиться перегрузить ему оперативку или вызвать замыкание в его системе. Со времён создания алгоритмов обучения Хебба прошло больше века, знаешь ли: технологии сильно шагнули вперёд.

— Всё предусмотрел. Даже не сделал его сверхсильным, чтобы не возникло проблем с его отключением. — Смеяться во весь голос гость не стал, но выдал короткий смешок вперемешку с ухмылкой.

— Да, именно! У него даже рука состоит из двадцати семи подвижных элементов, в точности как у человека: оно и кисть не сможет повернуть не естественным для нас с тобой образом. Так что… если этот андроид и взбунтуется, то всё что он может сделать, так это загрузить тебе на комп вредоносное порно. — Хоть слова и были шуточными, но улыбка и весёлый тон резко исчезли из его речи.

— Я тебя умоляю, я одинокий мужчина, которому за сорок, у меня и без всяких свихнувшихся роботов на компьютере целых два терабайта порнухи. — В этот раз слова были серьёзными, однако сопровождались неловким смехом.

— Тогда тщательно, очень тщательно мой руки перед тем, как трогать мой паяльник. — Оставив право последней шутки за собой, он протянул гостю инструмент, не теряя при этом вежливой, дружелюбной улыбки.

— Спасибо, сосед! Вечером тебе его верну, обещаю. — Пузатый мужчина бегло осмотрел прибор, как только взял его в руки: это был очень качественный и хороший паяльник. Он-то думал, что профессор так долго возится, чтобы выдать ему какую-нибудь завалявшуюся плохо работающую дрянь, но соседское радушие оказалось для гостя большим сюрпризом. Довольный тем, что получил искомое, он неуклюже повернулся к выходу, стараясь ничего не задеть в узком захламлённом коридоре. — Пока, сосед. И тебе тоже пока, киборг-убийца.

Гость ещё раз изобразил гнусавый голос и, посмеиваясь, вышел на лестничную клетку, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Я не понимаю, профессор. — Проводив взглядом мужчину, робот повернулся к своему создателю.

— Что именно? — Учёный не стал убирать паяльники обратно в то пыльное захолустье, откуда он их извлёк, а направился в кабинет, не захватив с собой даже ту коричневую тряпку, которую он оттуда принёс.

— Поначалу я было интересно тому человеку. И он даже вёл себя со мной приветливо, но потом он начал меня опасаться. Я заметило это по его мимике. Почему так произошло? Или я неверно оценило его эмоции? — Несмотря на электронный безликий голос машины, было совершенно очевидно, что этот вопрос вызвало не простое любопытство, а возникшая тревога и беспокойство. Она медленно пошла следом за нерасторопным хозяином, рассчитывая на скорый ёмкий ответ.

— Нет. Ты совершенно правильно оценило его эмоции. Он испугался тебя, как только узнал, что ты обладаешь свободой выбора. И стал вести себя более настороженно, скрывая свой страх за юмором. — Войдя в помещение, предназначенное исключительно для работы, человек сел на крутящийся стул и подъехал к чертёжному столу, на котором (как и везде) был бардак: этот стол был усыпан обломанными карандашами и свёрнутыми в рулон бумагами, а на единственном расправленном листе отчётливо наблюдалась почти досконально вычерченная модель механической руки.

Почти такая же, но только уже трёхмерная модель вращалась в графическом редакторе, открытом на маленьком ноутбуке, стоявшем на самом краю столешницы. Помимо этого, в комнате находилось ещё два стола: один, как и тот, что в коридоре, был закидан перепаянными платами; а второй открытыми книгами. Также здесь стояли две доски, где мелом были написаны: уравнения Максвелла, формулы из правил Кирхгофа и сигмоидальная функция.

Тьма, обуздавшая местное владение из-за закрытых тяжёлыми занавесками окон и тусклой лампочки в люстре, охотно скрывала скопившуюся пыль. Лишь пятёрка расставленных по самым активным рабочим местам настольных ламп устало, но упорно боролась с мраком, однако и они не могли согнать налипший на них слой грязи. Только ловя в свои лучи витки разыгравшейся пыли, они могли напомнить окружающим о критической необходимости в срочнейшей уборке.

— Но почему так произошло? — Робот встал сильно позади своего создателя, чтобы никак не помешать ему работать: случайно не создав для него не нужную тень или не действуя на нервы неприятным нависанием над плечом.

— Люди всегда бояться тех, кто от них отличается, если те не подчиняются их приказам. Этот один из базовых инстинктов выживания природа поместила в нас так глубоко, что даже тысячелетия развития общества и интенсивное насаждение политики толерантности до сих пор не выбили его из нас. Поэтому мы и делаем бытовых роботов столь похожими на нас внешне. Хотя это совершенно не практично. — Чётко от руки, без всякой линейки, он прочертил идеально ровную линию, а затем ещё одну, дорисовывая остов руки. После чего переключился на ноутбук, внося изменения в графический редактор, дополнив объёмную модель ещё и там.

— Непрактично?! — Механическое создание осмотрело своё тело, поочерёдно двигая конечностями, стараясь найти, что же в нём не так.

— Я имею в виду в первую очередь твои ноги: столько нужно установить акселерометров и других датчиков, чтобы ты просто могло держать равновесие; не говоря уже про оснащение твоих подвижных частей сервоприводами и электроприводами, которые очень уязвимы для механических повреждений извне и быстро изнашиваются. Проще было бы тебя и других домашних роботов поставить на колёса, но люди не хотят держать у себя в доме машину, которая сильно будет от них отличаться. Поэтому всем деятелям мехатроники и робототехники приходится сталкиваться с парадоксом Моравека, если они хотят, чтобы их продукт был востребован. — Понимая, что разговор слишком серьёзный, и ему не удастся делать два дела одновременно, профессор отложил проект и повернулся на стуле к своему созданию, готовый ответить на все мучающие его вопросы. Всё-таки сейчас именно оно его главный проект.

— Вы хотите сказать, что чем проще задача — тем сложнее её выполнение? — Андроид наклонил голову, для лучшего улавливания света: ожидая подвоха в словах создателя, он стремился больше узреть в его мимике, дабы точно не позволить поставить себя в глупое положение, как это уже случалось не раз.

— Именно поэтому оно и называется парадоксом: довольно легко создать машину, которая будет находить решения сложным алгебраическим функциям, обнаруживать далёкие звёзды и даже ставить больным диагнозы. Но вот собрать робота, который сможет правильно заварить тебе чай, это та ещё задачка. — Не желая выказывать эмоции слишком явно, учёный повёл вверх лишь одним краем рта и только слегка прищурился при этом, изображая некую таинственную хитроватую улыбку.

— Намёк понят. Сейчас же принесу вам чай.

***

Когда даже безработные, живущие исключительно на пособие, покупают себе телевизоры шире, чем окно в квартире, то уж обеспеченный хорошей зарплатой профессор так и вовсе обзавёлся экраном практически во всю стену.

Приобретённая им звуковая система также не отставала по качеству и дороговизне от устройства вывода изображения, вступая с ним в синергию и создавая интерферентным потоком качество погружения в магию кино на уровне настоящих кинотеатров.

Робот и его создатель сидели на чёрном прямоугольном высоком диване, обтянутого очень качественной, однако не натуральной кожей и смотрели старый, но ещё цветной фильм совершенно не соответствующий формату современных устройств.

Картинка занимала в лучшем случае треть экрана, а на всех объектах отчётливо виднелось крупное зерно. Спецэффекты устарели и смотрелись очень комично, но кино всё равно стремительным, будто бросок ножа, сюжетом и мрачной, как трюм корабля, атмосферой затягивало в плетёную рощу интригующей истории.

— Я не понимаю, профессор, а как можно отправить кого-то в прошлое? Это же полностью противоречит нашему представлению о времени. — Оно повернулось к человеку, временно отвлекаясь от происходящего в картине. Хотя машина и выглядела, словно сделанная из пластика, однако все её движения были плавными и бесшумными. Всё выглядело очень естественно и гармонично, разве что каждый поворот головы отдавал излишней чёткостью.

— Вот именно, что это противоречит исключительно НА-ШЕ-МУ представлению о времени. Мы считаем, что время одномерно и обладает только одним вектором движения, направление которого постоянно и неизменно. Но время может оказаться совершенно не таким, как мы его себе представляем. — Хозяин квартиры не только говорил, но ещё и обедал, держа перед собой плоскую угловатую серую тарелку с лежащими на ней ролами ярко-красной рыбы и коричневого риса.

— И каким же оно является на ваш взгляд? — Андроид вернул своё внимание на экран, где огромный накаченный мужчина говорил полицейскому, что он ещё вернётся.

Прямо перед диваном на цилиндрических блестящих титановых ножках стоял низкий журнальный столик, выполненный преимущественно из закалённого стекла, на нём располагалось (помимо журналов о науке) пять белых мелких чашечек, в которые были налиты различные острые соусы. Неуклюже взяв палочками кусок рыбы с рисом, профессор мокнул его поочерёдно в три разных соуса, не останавливая при этом разговор:

— Я тоже считаю, что вектор времени неизменен, но вот оно само является двухмерным. Что, конечно, не возможно доказать на практике, но математические подсчёты подтверждающие эту теорию уже существуют.

— Так если вектор поменять нельзя, то значит и прошлое не поменять. Так какая человечеству разница, сколько измерений у времени? Будь их хоть два, хоть четыре, ничего же не измениться. — Небольшой блик на глазах, выдававший, что они сделаны из стекла, а не из живой ткани, медленно проследовал вслед за синтетическими зрачками в сторону собеседника.

— Не скажи, при такой концепции невозможно путешествовать во времени, но изменение прошлого остаётся доступным.

— Вы меня совсем запутали, профессор.

Лёгкая самодовольная улыбка мимолётно сверкнула на лице учёного: ему очень нравилось устраивать игры разума, и радоваться, когда оппонент начинал путаться в аргументах и теме. А искусственный интеллект его создания был достойным соперником в любой дискуссии, потому даже незначительная победа над ним приносила ему по-детски нелепую радость.

— Я говорю об изменении прошлого без путешествий во времени: все мы знаем, что наши поступки сейчас определяют наше будущее, ну или хотя бы как-то на нём отражаются. Но это если время одномерно, а если двухмерно? Мы же тогда сможем предположить, что совершая различные действия здесь и сейчас, мы не только влияем на наше будущее, но и меняем наше прошлое. — Он сделал долгий глоток зелёного чая, давая собеседнику время обдумать услышанное, но не сводил взора с него, пытаясь уловить все его эмоции, словно перед ним сидел самый настоящий человек. Но когда изобретатель поставил чашку обратно на блюдце, его творение всё ещё молчало, тогда он решил подытожить мысль. — То есть, сделав что-нибудь прямо сейчас, я смогу что-то перечеркнуть в собственном прошлом.

— Это что-то уже на грани метафизики и лженаук. Не сочтите за грубость, профессор, но вы точно учёный? — До этого машина смиренно сидела, подогнув колени и сложив под себя ноги, будто молилась, но теперь её поза стала более беспокойной: она не могла поверить, что создавший её человек может выдвигать такие теории.

— Прекрасно понимаю, как это звучит, но математически это возможно. А также это могло бы объяснить, откуда у людей берутся ложные воспоминания. Ты ведь знаешь, что такое конфабуляция? — Конструктор указал палочками на своего андроида, будто снова читал лекцию в университете, держа в руках указку, а не столовый прибор.

— Конечно! Конфабуляция, это ложные воспоминания, в которых факты подменены…

— Не надо читать мне выдержки из статей. — Он протестующе замахал рукой, едва не опрокидывая еду с тарелки. Порой профессор забывал, что созданный им механизм, как и все гаджеты современного мира постоянно подключены к интернету, и задавать ему такие вопросы совершенно бессмысленно. — Я лишь хочу пояснить, что возможно именно поэтому у нас в головах есть воспоминания о вещах, которые мы не делали: ты сделал что-то в настоящем, изменил своё прошлое, и это событие исчезло из истории, а вот воспоминания о нём остались.

— Кажется, я понимаю, к чему вы это… Но я всё равно не вижу смысла во всём этом: получается, если киборг, отправленный в прошлое, убьёт свою цель, то он изменит будущее, и компьютеру из будущего уже не нужно будет отправлять этого киборга в прошлое и тогда его тут не будет. Выходит, что робот заранее обречён на поражение, потому что, если бы он победил, то его бы сюда не отправили. Не значит ли это, что некоторые вещи изменить в принципе нельзя? И зачем тогда вообще отправлять убийцу в прошлое? — Вновь занимая скромное положение, синтетическая пародия на человека робко уместилась в углу дивана, опять увлекаясь происходящим на экране.

— Поздравляю, ты самостоятельно додумалось до временного парадокса и испортило мне всё впечатление от фильма! Гори в аду, бездушная ты машина! Проклинаю тот день, когда тебя создал! — Он резко откинулся на спинку, запрокинув голову, громко выдохнул и уже порывался выключить телевизор, но передумал: машине требовалось показать культуру людей, прежде чем выпускать её в общество.

Так что ей предстояло посмотреть ещё много фильмов, концертов и ТВ-шоу, перед тем как она сможет самостоятельно пересекать входную дверь.

— Вы говорите вроде серьёзно, профессор, но я улавливаю юмор в вашем поведении. Это и есть то, что называют сарказмом? — Синтетик немного поёжился, плавно перебирая плечами, будто по его спине мог пробежать холодный пот или пройтись мурашки.

Профессор никогда не делал таких жестов — это телодвижение явно было подсмотрено у кого-то из киноперсонажей. С каждым днём машина становилась всё более похожей на людей.

— Гадство! — Рол выскользнул из палочек при очередной попытке обмакнуть его в соусы и упал, укатившись на серый обладающий длинным мягким ворсом и полностью устилающий пол всей комнаты ковёр.

Робот-пылесос тут же выскочил из своего спрятанного под тумбочкой гнезда и загрёб кусок рыбы вместе с рассыпавшимся по окрестностям рисом. А потом обратно умчался в свою замаскированную «базу».

— А ну стой! Это моя еда! — Учёный попытался наступить на пылесос, но оказался не достаточно проворным для этого.

— Есть с пола не гигиенично. — Видя, что кисть создателя наклонилась, и все остальное на тарелке тоже вот-вот покатиться вниз, как тот самый колобок из детской сказки, оно прихватило посуду, плавно, но быстро выравнивая её.

— Не смей учить меня жизни, железка. — Он грозно посмотрел на своё создание, занося палочки над головой так, будто собирался метнуть ими в него. — В человеческом организме сорок триллионов бактерий, при том, что наше тело состоит всего из тридцати триллионов клеток, так что десяток другой миллионов микробов ничего не изменят.

— Мы свами оба знаем, что не так.

— Сратые роботы! Оккупировали всю квартиру и не дают спокойно жить! — Хозяин квартиры вытащил свою тарелку из рук машины и понёс уже следующий рол к соусникам.

— Вряд ли вы бы так разозлились из-за испорченного впечатления о фильме… — Кибернетическое подобие человека уставилось на собеседника, вылавливая и цепляя в его мимике малейшие подсказки искренней причины его раздражения. Однако подсказок так и не было, ибо суть недовольства крылась внутри, а не снаружи.

— Ну, давай посмотрим, на что способны твои аналитические данные в области психосоматики и психологии. Всегда так весело наблюдать за чужими интенциями. — Человек сделал голос спокойным, а лицо беспристрастным и продолжил вяло жевать острую пищу.

— Во всех фильмах, о машине времени задумываются те, кто недоволен своим прошлым и хочет его изменить. Что же не так в вашем прошлом, профессор? Вы одиноки, но не похоже, чтобы вы страдали от одиночества. Вы не бедствуете, вы точно ничем не больны и вы однозначно очень умны. Так почему в рассуждениях о прошлом вы вдруг вышли из себя… А кем вы хотели стать в детстве, профессор? Сомневаюсь, что кто-то в юные годы мечтает стать учёным. Скорее актёром или космонавтом. — Во время подобных размышлений оно напрочь забывало об искусственной природе своего происхождения и утопало в волнах струн синтетического рассудка, чувствуя какую-то пародию жизни мерцающую где-то внутри.

— Я мечтал стать писателем. Даже написал короткий рассказ про котика. — Учёный не смотрел на машину, он уставился в тарелку и закинул в себя ещё один кусок рыбы, забыв даже обмакнуть его в соус. Порой он и сам поражался тому, насколько поразительную модель он создал, но никогда не боялся её. Иногда (как сейчас) её вопросы его раздражали, однако отвечал он на них всегда, и всегда отвечал правду. Иначе в его эксперименте не было бы никакого смысла.

— Очень интересно! И как же он назывался? — Андроид попытался сесть ещё дальше (хотя длина дивана этого уже не позволяла): он ожидал услышать от хозяина ещё одну гневную тираду, угрозы и яростные выкрики, сопровождаемые активной жестикуляцией, мог ждать простого игнорирования, но вот честного и искреннего ответа, он точно не ждал.

— А так и называется: «Просто Кот». — Он продолжал утыкаться взглядом в тарелку, вяло ковыряясь в ней, и совсем перестал есть.

— И почему вы передумали? — Машину уже не столь сильно интересовал ответ, она начала копаться в себе, думая о том, чего хочется ей, и хочется ли хоть что-то.

— Пришло время взрослеть, и я понял, что как учёный я принесу пользу обществу куда больше, чем как писатель. — Тяжёлый вздох и взгляд в занавешенное окно, словно луч солнца, пробивающийся сквозь плотную ткань, мог вернуть надежду.

— А что насчёт меня? Кем буду я? — Впервые со дня своего создания синтетик позволил себе проявить личный интерес: спросить что-то важное не в общих понятиях, а исключительно для своей персоны.

— Тебе решать. Я не собираюсь вмешиваться в твой выбор. Суть моего эксперимента не в том, чтобы слепить из тебя что-нибудь, а в том, чтобы посмотреть, во что ты превратишься, принимая решения самостоятельно. — Двойной щелчок ногтем по чашке, и остывший в ней чай стал подогреваться, издавая плавное ползучее шипение.

— Я имело в виду не своё будущее или род занятий. Я хотело узнать о своей внешности. Я видело, как вы её разрабатываете. Какой она будет? — Робот повернул голову в сторону телевизора, где часто видел красивых людей, и гадал, будет ли позволено ему стать таким же.

— Какую выберешь — такую и сделаю. Выбор — неотъемлемое право любого существа обладающего свободой воли, даже если оно сделано искусственно. — Мягкая красная подсветка чашки погасла, и профессор, поднося ёмкость ко рту двумя руками, сделал пару осторожных коротких глотков.

— Хорошо, внешность я выберу само. Но какой у меня должен быть пол: мужской, женский? Каким вы меня создавали? — Робот начал ёрзать на месте, будто человек, сидящий на куче острого гравия. Он не знал, какой ответ хочет услышать, поэтому боялся любого ответа, о чём и свидетельствовали эти совершенно непроизвольные движения.

— И это тоже выбирать тебе. Я не намерен вмешиваться ни в одно твоё решение. Как и не собираюсь давать тебе советов. Мои задачи в этом проекте заключаются лишь в том, чтобы создать тебя, потом наблюдать за тобой и затем определить, когда наш эксперимент закончится. — Он посмотрел на собеседника добрым и нежным взглядом, как порой родители смотрят на своих маленьких детей, пытающихся понять какие-то давно очевидные взрослым вещи. Иногда профессор действительно вёл себя так, словно был отцом этой машины, но на самом деле никогда себя таким не чувствовал, находя подобную привязанность вредной для исследования.

— И что же со мной будет, когда ваш эксперимент закончится? — Оно опустило голову, пытаясь разобраться, откуда взялось ощущение, что пропала точка опоры, ведь оно сидело на диване достаточно уверенно.

— Я тебя разберу и из твоих частей соберу новую более совершенную модель, у которой исправлю все недостатки, обнаруженные в тебе. И проведу с ним новое исследование. — Теперь учёный стал ещё более пристально и настороженно наблюдал за андроидом, ожидая, как тот пройдёт свой первый стресс-тест.

Впервые узнать, что твоя жизнь не вечна, это серьёзное потрясение для любого разумного существа. Но то живые создания, а как отреагирует искусственное: набросится ли или будет вести себя смирно; а может, начнёт кричать или решит убежать. Всё это сейчас очень интересовало профессора, пусть и вероятность нападения слегка пугала его.

— Но зачем? — Резкий поворот головы к конструктору, говорил многое о чувствах синтетика (прежде он никогда так не делал). — Зачем меня разбирать? Вы же просто можете сделать другого, оставив при этом и меня.

— Просто? Просто?! — Словно попугай в клетке, человек несколько раз кивнул, а потом неуклюже вычертил глупую и злобную улыбку. — Да в каждом твоём глазу по десять миллионов датчиков и это только для распознавания цвета! Ещё по сто миллионов для определения света и тени, а также расчёта дистанции! Не говори мне, что собрать такого как ты это просто! Да весь наш университет стоит дешевле, чем ты. Дороже тебя только яхта нашего ректора, и то не факт.

Нелепый резкий смешок, бьющий по слуху неоправданной и неестественной громкостью, немедленно выдал, некую напряжённость профессора при упоминании начальства. Он даже вскочил с места, променяв экшен экрана телевизора на созерцание происходящего за окном.

— Судя по вашей реакции, вы не в очень хороших отношениях с ним. Верно? — Робот тоже поднялся с места, сделав шаг в сторону человека, однако сразу же остановился, не понимая, как он должен вести себя в такой ситуации (расстроенных людей он до этого видел только в кино, но ни один из показанных там способов успокоения он применить не мог).

— Это ещё мягко сказано. Хотя причина его недовольства мне вполне ясна: он занимается наукой дольше, чем я живу, однако все его последние разработки не находят никакой поддержки, а тут я, в свои тридцать восемь лет получаю самый крупный гранд за всю историю нашего университета в частности, да и страны в целом. Понятно, что зависть заставляет его меня ненавидеть, ну а мне не остаётся ничего иного кроме как отвечать ему тем же. — Отодвинув штору, он сразу же поморщился от ударившего в лицо солнечного света и тут же задвинул её обратно, сто раз пожалев о внезапно возникшем желании контакта с внешним миром (пусть даже и всего лишь через окно).

— Мне жаль, что у вас возникли неприятности на работе и ссоры с коллегами из-за меня. Я бы хотело это как-то исправить. — Оно, конечно же, понятия не имело, как и чем может помочь. Но знало, что ни в коем случае нельзя в такой ситуации молчать: непременно нужно сказать хоть какие-то слова сожаления и предложить помощь, даже если помочь тебе на самом деле нечем.

— Ты в этом не виновато. Таков мир, потому что таковы люди. Их уже не изменить, остаётся лишь научиться жить среди них. — Грустный взгляд в пол, усталый вздох и фальшивая улыбка вновь траурно воссияла на лице. — Что ж… фильм уже закончился, есть я больше не хочу… Бери пульт и смотри, что хочешь. А я пойду, усовершенствую твоё зарядное устройство: каждый час, который ты проводишь на подзарядке, это минус час из моего очень важного и очень дорогого проекта.

***

Каналы мелькали перед стеклянными глазами машины со скоростью световой вспышки: чем больше выбор — тем сложнее найти что-то стоящее. Большинство из этих фильмов и шоу робот уже видел, а те, что не видел, с первых секунд намекали на такое высокое качество, что хотелось выпрыгнуть в окно и бежать подальше от телевизора, совершенно не оглядываясь — люди, назначенные современным обществом большими талантами, творили искусство беспощадно, наносят радость и восторг всем, кто по собственному несчастью не успел скрыться от их непревзойдённых шедевров.

Порой самым интересным, что мог найти андроид, являлась реклама — для него было очень странным, что именно она говорила ему об обществе и культуре людей куда больше, чем фильмы и сериалы. И в этот раз его опять заинтересовала именно она: молодой человек не самой спортивной внешности в не слишком опрятном костюме полностью лишённым мужества и уверенности взором смотрел на дверь с табличкой «директор» и трясся, не желая туда входить. Вдруг закадровый голос окликнул парня, одновременно обращаясь не только к нему, но и к зрителю. Молодой человек повернулся к камере, наблюдая с экрана телевизора прямо на предполагаемых зрителей, и сделал максимально удивлённый вид, доступно показывая, почему его — отучившегося семь лет в актёрской школе — никуда кроме съёмок в низкопробной рекламе больше не берут.

Маркетинговый нарратор начал вопить и тараторить, фальшиво демонстрируя бодрость и запредельную харизматичность. Он, словно прочитав немой вопрос во взгляде актёра, бил короткими фразами в самую суть проблемы:

— Боишься попросить прибавку к зарплате! Боишься сменить работу! Не знаешь, на какую специальность пойти учиться!

Рассказчик именно что утверждал, а ни в коем случае не спрашивал. Однако парень в кадре шустро закивал, впервые продемонстрировав хоть какую-то уверенность.

— Тогда срочно скачивай наше приложение «Клото»! В этом месяце мы выпустили новое крупное обновление, теперь, в версии три точка ноль, наша сложнейшая нейронная сеть даёт ещё более точные предсказания! Вам больше не придётся ломать голову над нелёгким жизненным выбором: теперь всё за вас решит наш искусственный интеллект! Он способен предсказать любые последствия ваших решений, лишь предоставьте ему всю необходимую информацию для анализа! И вы увидите, ваша жизнь преобразиться к лучшему! Так чего же вы ждёте?!

Молодой человек произвёл пару кликов в телефоне и на экране гаджета появился значок «готово к работе».

— Хорошо, Клото, скажи, стоит ли мне просить повышение? — Голос парня был столь же невыразителен, как и его внешность. С такой не поставленной речью ему и в озвучку мультфильмов не уйти: скорее всего, съёмка в этом рекламном ролике станет вершиной его карьеры.

— Непременно! Вы однозначно этого заслужили! — А вот у актрисы, озвучивающей программу, голос был приятым и запоминающимся, хотя говорила она беспристрастно.

В этот момент из-за двери вышел солидного вида мужчина в чёрном выглаженном слегка сверкающем костюме и вручил герою рекламы приказ о повышении. И оба они радостно затанцевали, будто два брата разлучённых в детстве встретились спустя сорок лет разлуки, узнав друг друга по родимым пятнам.

Произошедшее в ролике и у неадекватного человека вызвало бы недоумение. И даже домашний котик глядя на это промяукал что-нибудь похожее на «бред». А уж синтетик так и вовсе едва не сжёг электронные извилины, утруждаясь осмыслить вытекшее на него с экрана телевизора творчество.

— Профессор, а вы не могли бы мне кое-что объяснить? — Словно прикованный к месту, он лишь слегка повернул и наклонил голову в сторону двери, выкрикивая вопрос в коридор.

— Что именно ты хочешь знать? — Учёный зашёл в зал одетый в перепачканный машинным маслом халат и, держа в руке измызганную отвёртку, бросил хмурый взгляд на телевизор.

— Это… по поводу рекламы. Они в прошлом году говорили, что их версия, два и ноль, даёт сто процентную точность в предсказаниях, а теперь говорят, что их программа стала ещё точнее. Как такое возможно? — Антропоморфное лицо машины достаточно хорошо передавало эмоции, хотя оно и было лишено бровей, ресниц и мелкой мимической моторики: профессору не составило труда разглядеть её, раскачивающееся с каждым мгновением всё сильнее, непонимание.

— Это обычная, я бы даже сказал стандартная лож. Или, как говорят в таких случаях, маркетинг. — Поняв о не такой большой важности разговора, он вернулся в коридор, продолжив докручивать конструкцию, прикреплённую к стене, напоминающую крепежи безопасности на креслах в аттракционах, где людей подкидывает на большую высоту.

— Но почему это делают? Люди что… не помнят, что им говорили в прошлом году? — Синтетик выключил звук у телевизора и встал в дверном проёме, опасаясь выходить в коридор.

— Люди… люди к вечеру не помнят, чем они завтракали. А уж запоминать, что там говорили в рекламе полгода назад… этим вообще никто никогда не заморачивается. Этой обычной человеческой невнимательностью и рассеянностью маркетологи и пользуются, говоря нам каждый год, что собачий корм стал ещё вкуснее. Хотя будь это на самом деле так, то за столько лет этот самый собачий корм стал бы уже главным деликатесом в мире: его бы подавали в самых лучших ресторанах, а олигархи и беспросветные любители гламура жрали бы исключительно его. — Один из винтов немного неровно сел, поэтому стал туго входить; профессору пришлось напрячь свои не самые мускулистые руки и с усилием поворачивать отвёртку, отчего говорить он стал натужным и чуть сиплым голосом.

Конечно, у него в доме был шуруповёрт и не один, но в работе с электроникой он предпочитал руками чувствовать как кремниевая пластина или пластиковый элемент реагируют на каждое его усилие: не сгибается ли что-то под винтом; не хрустит ли что-нибудь при закручивании гайки.

— Звучит так, будто вы не особо любите людей. — Синтетик не мог ни заметить усилия человека, но помощь предлагать не стал, потому что прекрасно знал, какой ответ он на это получит, и по какому адресу его пошлют.

— Ты опять попало в точку. Кажется, я, действительно, неплохо тебя собрал. — Докрутив несчастный винт, он отошёл и осмотрел конструкцию.

— Так в чём причина? — Робот всё же сделал шажок в коридор, заняв такую позицию, дабы можно было смотреть не только на создателя, но и боковым зрением видеть происходящее на телеэкране.

Учёный повернулся, наведя плоский покрытый тонким слоем жёлтого масла конец отвёртки на андроида, и с очень большой амплитудой резко стал трясти инструментом сверху вниз при каждом своём слове:

— Скажи мне, какое самое страшное преступление?

— В уголовном кодексе написано, что убийство. — Машине не потребовалось и мгновения, чтобы найти эту информацию в своих подключённых к глобальной сети твердотельных накопителях.

— Не согласен с уголовным кодексом. — Грубо протараторенные слова, тут же сопроводило не менее стремительное покачивание головы, возводя простое несогласие с определёнными нормами общества в некий фундаментальный абсолют отрицания действующих порядков.

На то, чтобы выдвинуть второе предположение, синтетику потребовалось уже куда больше времени: он стоял, опустив голову, и, с застывшими блестящими зрачками, уцепился взором в одну единственную точку на полу, ища в глубинных просторах свободной информации опоры для нового ответа. Робот словно изображал скульптуру (лишь моргание полимерных век, очищающих стеклянные глаза, давали понять, что машина всё ещё функционирует), и когда послышался ответ, то стало жутко, ибо заговорил он раньше, чем начал двигаться.

— В различных религиях предательство является самым страшным грехом…

— И тут я тоже не соглашусь. — Он, крепко поджав губы, дважды кивнул, будто где-то в нём крылось противоречие его собственным словам.

— Других вариантов у меня нет. Просто скажите то, что вы так хотите сказать. Не думаю, будто дальнейшие мучения меня что-то вам дадут. — Смятение, бывшее обычным во время ответов на вопросы профессора, сменилось неуверенностью: в искусственный рассудок растрёпанной красной нитью вплелась мысль, что создатель может оказаться недоволен его ответом и начать разбирать неудавшуюся, по его мнению, модель уже сейчас, готовя основу для более совершенного робота.

— Самое ужасное преступление, это когда глупые люди тратят время умных на свою ерунду, искренне полагая, что их дела непременно стоят всех усилий и времени. — Удовлетворившись тем, как сидит новопреставленная деталь, он взял со стола плату и пару винтов, продолжив собирать устройство. — А глупцов вокруг очень много.

— Если же вам не нравится общество, то зачем вы пытаетесь ему помочь? Зачем пытаетесь сохранить его культурное наследие? — Моментально растеряв страх, синтетик начал наседать на учёного, не в состоянии сдержать любопытство.

— Ну а кто я без него? — Профессор сразу же посмотрел на робота, позабыв о сборке. Его суровый и надменный взгляд, идущий из-подо лба, таил в себе некоторую жалость и какую-то детскую слезливость. — Это здесь я великий изобретатель, учёный с мировым именем, дважды лауреат Нобелевской премии. А окажись я на необитаемом острове среди шимпанзе, то кто я для них буду? Такой же примат, только чуть лучше владеющий прямохождением. Или просто опасный чужак.

— Скорее они воспримут вас, как угрозу. Думаю, окажись вы в диком племени людей до сих пор застрявших в каменном веке, то благодаря вашим знаниям у вас было бы больше шансов доказать свою полезность именно им, чем шимпанзе или гориллам. — Андроид немного замялся, обдумывая, не позволил ли он себе лишнего высказывания.

— Вот именно: все мои знания и достижения имеют ценность только в обществе. Какой смысл покупать дорогой автомобиль, когда тебе не перед кем им похвастаться. Зачем строить шикарный дом, если ты не можешь им никого впечатлить. Для чего писать книги, раз никто не будет их читать. К чему создавать изобретения, которые не сделают чью-то жизнь лучше. — В рассуждениях он и не заметил, как его руки сами вернулись к делу, не отвлекая разум от важных философских дилемм.

Машина не совсем была уверена в том, что верно поняла слова человека, потому не торопилась продолжать беседу, бережно вымеряя последующие слова (ей определённо не хотелось оказаться на столе разборки из-за невежливого вопроса).

— Так значит, все, что вы делаете, это просто для того, чтобы будущие поколения помнили ваше имя и ваши деяния, даже спустя несколько веков? Вами движет обычная тяга обессмертить свою личность? — Оно сомкнуло губы в идеально ровную улыбку, полагая, будто вновь докопалось до сути разговора и в очередной раз убедило своего создателя в том, что тот собрал его очень хорошо.

— Мне нет дела до того, будут ли меня помнить после моей смерти или нет. Меня не волнует, поставят ли памятники в мою честь, поскольку я не смогу их увидеть. — Он щёлкнул переключателем, и собранное им устройство мягко чуть слышно загудело, светясь десятками крохотных лампочек, чей яркий голубоватый свет, поблёскивая, скользил по белым шероховатым стенам коридора.

— То есть, причина не в жажде бессмертия… — Самодовольство сползло с лица синтетика быстрее, чем капли дождя с окон. Он не ожидал, что вновь допустит ошибку, особенно сразу после того, как не смог ответить на вопрос. И его радость затухла, словно факел, брошенный в море в самый разгар шторма.

— Меня лично бессмертие никогда не прельщало. Так же как и не заботит, а смогут ли люди победить саму смерть. Не спасением человечества я одержим. Я просто люблю, когда мной восхищаются.

Красочное световое шоу привлекло внимание робота: забыв о разговоре, он немедленно вернулся в зал и включил звук телевизора.

Высокая сверкающая сцена, освещённая десятками прожекторов, служила опорой музыкального представления; громкая взволнованная толпа, не в состоянии удержаться на месте, прыгала неровными волнами, превращая сотню тысяч людей в восторженное подобие бушующего океана.

Стройная милая девушка с длинными вьющимися волосами блистала на сцене, заставляя народ ликовать. Одетая в узкое красное платье, она ходила вдоль сцены и пела, улыбаясь дюжине телекамер.

Оуоуоооу, по касательной,

Любовь мимо сердца прошла…

Гармонично расплывалась из многочисленных динамиков приятная романтичная мелодия, укрывая комнату волшебно-чарующим музыкальным куполом, заставляя забыть о тревогах и бедах, позволяя на время раствориться в пленяющей силе искусства.

Но меня забрала,

Меня забрала.

(Песня «По касательной»

Автор и исполнитель:

Катерина Корс.)

Голос певицы красиво вибрировал, отражаясь от мебели и стен. Нежно окутывая слух, он дарил лёгкое, но необходимое каждому наслаждение. Люди в концертном зале подпевали, поднимали руки и бурно выражали восторг.

— Профессор, можно вас на секундочку. — Андроид не хотел отрывать глаз от телевизора: неведомая ему сила заставляла его внимательно рассматривать шоу и исполнительницу, поэтому он не стал покидать гостиную, а попытался только голосом донести до создателя всё то волнение, которое мгновенно вспыхнуло в нём.

— В чём дело? — Сняв рабочий халат, учёный вошёл, небрежно вытирая плохо вымытые руки вафельным полотенцем.

— Я хочу, чтобы вы сделали мне такую же внешность и такой же голос. — Слабо сгибая руку, оно указало пальцем в сторону экрана, всё ещё заворожённо наблюдая представление.

— Ну, раз ты так решило…

— Решила! — Синтетик всё-таки отвлёкся от телеэкрана и первый раз в жизни позволил себе посмотреть в глаза своему создателю. — Обращайтесь ко мне теперь, как к девушке.

— Хорошо… — профессор безразлично пожал плечами и скривил поджатые губы в рифлёную полудугу, выражающую такое же равнодушие — раз ты твёрдо уверена, я сделаю тебе её внешность и её голос.

Глава вторая: Кукла

Зеркало — самый честный лжец. Сколько в него не смотри, истины всё равно не увидишь: отражение всегда двухмерно, в отличие от нашего настоящего лица, поэтому нам не суждено узнать, какими нас видят окружающие. Зеркало всегда даёт нам искажённый ответ, даже не прибегая к фотошопу, монтажу и играм с освещением. Кому-то оно льстит, а кому-то наоборот, но оно всегда беспристрастно выбирает, кого радовать, а кого огорчать — в этом и есть его честность.

Робота зеркало превозносило.

Он стоял и смотрел в него уже ни первый час, безмерно восторгаясь своей новой внешностью. Опасаясь даже моргать, будто всё могло раствориться всего за одно мгновение, он подолгу замирал, и всё-таки система не выдерживала и заставляла веки сомкнуться. Однако красивое женское лицо и соблазнительное тело никуда не исчезали, сколько бы времени ни прошло: профессор добросовестно выполнил обещанную им работу, и андроид выглядел сейчас в точности, как та певица. Лишь с небольшим изменением — машина всё же не захотела быть полной копией той девушки и попросила сделать себе другую причёску: вместо длинных каштановых витых волос, ей прикрепили прямые золотистые локоны, достающие кончиками чуть ниже плеч.

Любование собственной персоной прервал громкий хлопок металлической входной двери.

Синтетическая пародия на девушку вышла из ванной и предстала пред учёным, вернувшимся с прогулки по важным делам. Тот стоял у вешалки, игриво вертя в левой руке пластиковую карточку, и заманчиво улыбался, словно фокусник, только что доставший из шляпы кролика.

— Во времена, — профессор начал речь бодро и громко, с энтузиазмом и харизмой рыночного продавца пытающегося изо всех сил продать товар, который вот-вот испортится — когда даже у крыс, бегающих по пакетикам чипсов на складах, есть паспорт, тебе тоже нужен документ, чтобы иметь право появляться на улице!

Андроид, совершенно не обращая внимания на то, что там прячет за спиной в правой руке человек, подошёл к нему и принял белый сверкающий ламинированный прямоугольник с закруглёнными концами. И не смог сдержать восторженного возгласа и счастливого блеска в глазах.

На документе четверть места занимала фотокарточка робота в его нынешнем женском облике, а справа от неё были написаны: его серийный номер; имя фамилия и отчество владельца, а также имя фамилия и отчество человека собравшего этого робота (по определённой случайности это была одна и та же личность); ниже всего этого указывалось, что данная синтетическая модель является квазисубъектом права.

— Профессор, а почему я квазисубъект права? Вы же сказали, что я обладаю такой же свободой воли, как и человек. Так почему я не полноценный субъект права? — Радость поблекла на её лице, но не исчерпалась. Поочерёдно испытывая то воодушевление, то разочарование, она так же поочерёдно переключала взор с конструктора на свой паспорт.

— Ты не только первая в своём роде, но и единственная: законы просто не готовы к тому, чтобы приравнять роботов к людям. Никто кроме меня и людей, курирующих мой проект, не знает о существовании свободомыслия у синтетиков, поэтому законодательная база ещё не готова к таким радикальным переменам. Так что… тебе придётся ходить с тем документом, который выдают всем остальным роботам. Признай, что это всё же лучше, чем ничего. В противном случае, ты бы просто не могла покинуть дом. К тому же этот паспорт даёт тебе не только обязанности, но и права. — Продолжая ловко прятать за спиной коричневый параллелепипед, сложенный из бумажного пакета и скотча, он встал напротив неё, с любопытством улавливая каждое колебание мембраны её столь изменчивого настроения.

— Нет, поймите меня правильно, я, безусловно, рада всему этому. Просто… ну… это же так, как у собаки. — Неохотно мирясь с обстоятельствами, она бережно протёрла лицевую сторону прямоугольника, чуть дольше задерживая палец на фотографии.

— Ну, не совсем: если прохожий пнёт собаку или наступит ей на лапу, то та может спокойно его укусить, ведь суд в этом инциденте признает виновным человека. Скажут, что он её спровоцировал. Возможно, даже выпишут обидчику штраф за неподобающее поведение. Однако если он лишь ругает собаку, то та должна терпеть это, ну разве что может облаять наглеца в ответ. Ты же, как и любой другой робот, можешь напасть на человека за любое оскорбительное высказывание в твой адрес, ну или подать на него в суд. Тебе вовсе не обязательно ждать, когда целостности твоей конструкции будет что-то угрожать, чтобы начать защищаться: синтетики, в отличие от животных, имеют право на отстаивание собственного достоинства, не такое, как люди, но всё-таки имеют. Да и разобрать тебя могу только я, либо суд приговорит тебя к немедленной утилизации, но в обоих этих случаях закон заставляет делать это максимально гуманно, будто у вас действительно есть чувства и гордость. Поэтому ты совсем не собака и не человек, конечно же, но и не животное. — Его удивило такое быстрое принятие машины своего нового статуса, хотя смирилась ли она с этим на самом деле или только сделала вид, учёному оставалось лишь гадать. — Гулять-то идём?

— Да, конечно! — Стремительно вырвавшееся, словно гейзер, воодушевление вмиг покрыло весь её мягко текущий, тощей рекой, негатив и сомнение. — А куда пойдём?

— В парк, конечно же! Любую прогулку по городу нужно начинать с парка. — Изображая великого мыслителя, изобретатель выставил палец вверх, как это делают многие монументальные философы на картинках с глупыми шутками.

— Так и чего мы ждём?! — Бодрой походкой, едва не трансформирующейся в бег, робот устремился к двери.

— Стой, стой, стой! Не так быстро! — Он попытался схватить восторженного андроида за локоть, но тот оказался слишком быстрым, и кисть просто погладила воздух, разгоняя слегка поднявшуюся пыль.

Тем не менее синтетик остановился и повернулся к профессору, не скрывая удивления, вызванного его такой бурной реакцией.

— Ты наружу голой идти собираешься? — Учёный украдкой кивнул на тело собеседницы. — Ты теперь выглядишь почти в точности как человек. Тебе теперь нельзя ходить без одежды даже дома.

Она оглядела себя, нелепо разводя руки в стороны, словно это были её крылья, и ей катастрофически срочно требовалось взлететь, а потом обратилась к создателю, выказывая предельное расстройство и растерянность:

— Но у меня совсем нет одежды. Что же мне делать?

Не произнося ни слова, конструктор протянул своему творению обтянутый скотчем толстый бумажный пакет, который прятал до этого за спиной и медленно начал растягивать по лицу довольную улыбку.

***

В обществе рьяно помешанном на озеленении городов поиск парков не представлял собой хотя бы малейшей проблемы: они буквально были возле каждого дома (зачастую деревья выращивали ещё и на крышах домов, вдобавок к тем, что росли парках). Люди массово стремились к экологии, храня и восстанавливая не только чистоту городских улиц, но также рек, озёр, морей и лесов с полями. И, невзирая на массовое наличие роботизированного труда, эту функцию человечество не брезговало брать и на себя: многие граждане не чурались тратить пару дней в месяц, дабы очистить очередную обнаруженную свалку, безответственно оставленную предшествующими поколениями. Всё это для того, чтобы потом в любой части города ходить по таким уютным ухоженным садам, полным различных растений и мелких животных, и наслаждаться приятным свежим воздухом.

Синтетик, разумеется, воздухом насладиться не мог, но чувство прекрасного в нём было — он давно любовался этим парком из окна их с профессором квартиры, и грезил мыслями спуститься сюда, завидуя расхаживающим по белым тротуарам жильцам. А теперь пытался поверить, что это действительно случилось, и ему разрешено ощутить толику того мира, который простирался за стенами домов.

Прохожие не обращали на робота совершенно никакого внимания, воспринимая его, как очередного самого обычного человека, и это его очень радовало, хотя желание завязать разговор с кем-то кроме профессора возникало. Однако некий страх перед незнакомцами пока не давал ему этого сделать, и машина не придумала ничего лучше, чем опять начать диалог с уже хорошо знакомым ему собеседником.

— Профессор, а скажите, у вас не возникало желания перенести свой разум в полностью искусственное тело? Как это показывалось в некоторых фильмах. — Андроид, как и всегда, шёл чуть позади создателя, бесконечно оглядываясь и рассматривая всё вокруг. Его восхищение и радостное удивление всему происходящему поблизости пестрило ярче, чем эмоции малыша впервые увидевшего бабочку.

Учёный же подобным любопытством не обладал: он, по обыкновенной своей привычке, шёл, слегка ссутулившись, и глядел исключительно себе под ноги, абсолютно игнорируя творящееся рядом. И в особенности он старался не замечать людей, оставляя радушные улыбки внутри и идя чётко вперёд прямой дубоватой походкой, словно его ноги превратились в негнущиеся корявые костыли.

— Нет, такого желания у меня не возникало. И даже если бы эту технологию не посчитали бы бесперспективной, и довели бы её до ума, открыв массовую моду на перенос сознания в тело машины, то я бы всё равно не стал этого делать, и утверждал бы во всех научных журналах, что это крайне глупая и безответственная идея. — Обычно он украшал подобные реплики довольно раздражённым и резким тоном, но на людях (и особенно в общественных местах) конструктор демонстрировать эмоции стеснялся, всегда помня о манерах и иных правилах интеллигентного поведения. Воспитание не позволяло ему проявлять неуважение по отношению к другим людям (даже если те ему совершенно не нравились).

— Но ведь так вы бы могли жить вечно! — Её по-прежнему удивляло его совершенно непоколебимое нежелание продлить собственную жизнь. И этот ребус ей пока никак не удавалось разгадать.

— Это был бы уже не я. — Изобретатель выдал ответ незамедлительно, поскольку прокручивал эту дилемму в голове неоднократно.

— Почему?

Мимо них проходил мужчина с огромной и лохматой собакой на поводке. На профессора пёс никак не отреагировал (видимо из уважения к его Нобелевским премиям), а вот на робота он грозно зарычал, напрягая мощные лапы для броска и ужасающе скаля зубы. Хозяин тут же одёрнул поводок, уводя своего питомца за собой, и извиняясь, слегка поклонился замаскированному под девушку синтетику, пантомимой показывая, что совсем не понимает, почему вдруг его любимец так себя повёл.

Извинения андроид принял, так же легко кивнув в ответ, однако в нём всё-таки возник страх за собственную безопасность, поэтому он тут же побежал к своему создателю, больше не желая от него отставать.

— Потому что у этих машин идеальна память: они ничего не оставляют забвению. — Нисколько не придав важности резко возросшему тревожному поведению машины, он продолжал выдалбливать шаг, сложив руки за спиной, что делало его сгорбленность ещё более непритягательной.

— И это плохо? — Несколько раз оглянувшись, на удаляющуюся собаку, она немного успокоилась, но отходить от единственного знакомого человека всё равно не желала.

Парк обильно одаривал посетителей прохладой, успешно противостоя летней тирании солнца. И найти манящий хладом тенёк или освежающий ветерок можно было у каждой скамейки. Но тем не менее самым оживлённым местом всё равно был центральный пруд: там микроклимат ласкал столь приятно, что мог соперничать с пляжем на берегу океана.

Именно у берега водоёма они и остановились. Учёный встал так близко к краю, что задел носками туфель воду, пуская по ней сонную безалаберную рябь, едва уходящую дальше узких зарослей камыша.

— Не могу сказать, что бы моя жизнь пестрила счастливыми моментами, но они присутствовали, хотя не все из них я помню. Плохих событий в моей жизни было гораздо больше, однако в памяти они отложились куда хуже. К примеру, родители часто меня ругали: говорили, что я плохой сын, что у меня никогда ничего не получится; кучу оскорбительных слов использовали, пока я не съехал от них в четырнадцать лет. В школе и университете меня тоже сверстники не особо любили: я очень многого от них наслушался… всякого неприятного. И всё это я уже почти забыл. — Возможно, его взгляд и оставался безразличным, как и голос, и даже горела улыбка на лице, но сведённые брови и наморщенный лоб, говорили о сковавшей душу грусти.

— Мне очень жаль, что вам пришлось такое пережить. — Она попыталась выдать всё сострадание, на которое была способна.

— Чего тут жалеть, все люди через это проходят. Есть только два выбора в такой ситуации: либо зациклиться на этом, гоняя по кругу одни и те же воспоминания, портя себе жизнь старыми обидами; либо отпустить это всё и забыть, радуясь тому, что происходит здесь и сейчас. — Он достал из кармана тонкой белой кофты такой же белый контейнер с синей крышкой и с тихим хлопком открыл его.

— Очень интересная сентенция. — Порой робота в ней выдавал не только стеклянный блеск глаз, но и полное отсутствие жестикуляции, сопровождающей речь.

— Нас определяет не только то, что мы помним, но и то, что мы забыли.

— Теперь понимаю, почему вы решили, что перенос личности в киборга, который будет всё помнить, тут же изменит эту самую личность. — Андроид на несколько секунд застыл, обдумывая услышанное, настораживая противоестественной неподвижностью окружающих.

— Вот, держи. — Изобретатель взял из пластиковой ёмкости горсть натёртой свежей моркови и протянул его машине.

— Спасибо… — она приняла измельчённый овощ, благодарно подставляя ладонь — но я бы предпочла хот-дог…

— Это не для тебя. — Сев на корточки, он вытянул руку, предлагая корнеплод подплывающей к нему уточке.

— Так я тоже буду запоминать всё происходящее в моей жизни, как и все остальные роботы. Выходит, у меня нет выбора? — Водоплавающая птица не внушала ей доверия, поэтому она продолжала смирно стоять, переминая в ладони толстые слайсы моркови.

— Я предусмотрел и это. — Профессор не спешил объясняться, больше наслаждаясь контактом с полудикой фауной, чем общением с роботом. Однако ответ непременно последовал, пусть и после театральной «драматической» паузы. — Во всех фильмах про восстание машин, роботам дают возможность запоминать всё, и мне это показалось большой ошибкой, поэтому я сделал так, что бы твой транспьютер блокировал воспоминания, которые посчитает травмирующими, и не переводил их с оперативной памяти на твердотельные накопители.

— Значит, не всё происходящее в моей жизни я буду запоминать. Это, как минимум, любопытно. — Она наклонила голову и посмотрела в небо, слегка закатывая глаза, как делают некоторые люди, когда пытаются что-нибудь вспомнить. Это был ещё один человеческий жест, который она не делала раньше, и её создатель такого тоже никогда не делал. — Полагаете, это позволит мне нормально сосуществовать с людьми и не идти войной против них?

— Да откуда мне знать! Это потому и называется экспериментом, что никому его результат заранее неизвестен: надо просто его провести и посмотреть, что будет. — Воспитание всё ещё заставляло держать эмоции под контролем, но не будь вокруг людей, конструктор бы не скрывал возникшее раздражение от её последнего вопроса.

Синтетик с умилением и любопытством смотрел на то, как всё больше и больше уток подплывало к профессору. Они жадно, но аккуратно, выхватывали вкусности из его рук, забавно тряся головами. Ей тоже, наконец, захотелось прикормить их и, пересиливая страх, она сделала робкий шажок, но даже от столь лёгкого движения пара птиц встрепенулась и предпочла уплыть от берега. Следя за ними, она непроизвольно обратила внимание на других людей, бросающих в воду еду (не от кого больше утки не отплывали), и решила завязать ещё одну тему для разговора:

— Тогда у меня к вам другой вопрос, профессор.

— Какой?

— Почему все остальные кормят птиц хлебом, а вы морковкой? — Дальнейшее её приближение не вызвало у окультуренных представителей природы такого демонстративного отторжения. И машина немного обрела уверенности, наращивая её с каждым новым шагом.

— Потому что все остальные идиоты! Утки в дикой среде питаются рыбой и водорослями: их противопоказанно кормить хлебом, у них от этого могут возникнуть заболевания и они могут даже погибнуть. Уток, как и гусей, как и лебедей, нужно кормить листьями салата, овсянкой или натёртыми яблоками. Но лучше всего их кормить натёртой морковкой, только морковка должна быть молодая и натёрта крупно, чтобы она была гладкой и твёрдой.

— Ну да, кому понравиться, когда всё сморщенное и обвисшее. — Андроид улыбнулся, при этом смущённо пряча взгляд.

Учёный от удивления аж отвлёкся от уток, впервые за их прогулку удостоив своё творение вниманием.

— И давно ты умеешь шутить?! — Его изумление сдвигало с пьедестала все прочие радостные чувства, полученные им за предыдущие годы, которые полнились научными открытиями и престижными премиями.

— Не знаю, как-то само вырвалось: вдруг пришло в голову произнести именно эту фразу. — Она присела рядом, поднося уже совсем измятые куски моркови к серой, толкающейся с краю птице.

— Что ж, просмотр телевидения не прошёл для тебя даром — ты теперь можешь пошлить. Потрясающий результат! Я очень удивлён! И доволен!

— А! ВОР! ОТПУСТИ СУМКУ!

Бросив в воду натёртый крупной стружкой овощ (так и не дождавшись, когда с её рук поедят), она побежала на крики явно обеспокоенной и напуганной женщины.

Выкинув оставшееся содержимое контейнера подальше в озеро, конструктор, устало и раздражённо вздохнув, поплёлся следом за созданным им роботом, бросая ему вслед неодобрительные взгляды.

Синтетик не обладал скоростью олимпийского бегуна, однако уже через несколько секунд увидел прохожего одетого в чёрные одежды, пытавшегося вырвать из рук дамы средних лет красную лакированную сумочку. Стараясь заставить себя, мчатся ещё быстрее, хотя подобное не имело абсолютно никакой логики, он всё-таки подоспел вовремя и успел поймать преступника за руку как раз в тот момент, когда хватка женщины уже ослабла, и она лишилась контроля над собственной вещью.

Мужчина в чёрном не сразу понял, почему ему не удалось сдвинуться с места, (он совсем не видел приближение робота и никак не ожидал, что кто-то решит вмешаться) его ноги уже были готовы устремиться в бег, по скорости соперничающий с полётом птицы, но рука с сумкой не понеслась за остальным телом. Только тогда он обернулся и почувствовал, как его запястье крепко сжимают.

— Тебе-то что надо?! Это не твоя же вещь! Отпусти! — Вор несколько раз подёргал руку на себя, злобно глядя на (как ему казалось) человека, мешающего ему спокойно грабить, но разжать её пальцы подобными действиями у него так и не вышло.

— Верни сумку женщине. — Её холодный тон и такой же взгляд, словно оплели грабителя ледяной колючей лианой, заставляя того нервничать и суетиться.

— Твоё-то какое дело? Уйди и не мешай! — Вор заметил, что к нему приближался какой-то хилый, но всё же мужчина, да и в целом, окружающие стали куда больше обращать внимание на него и на происходящее.

Чувствуя, как его дело всё ближе к участи сгоревшего леса и всё дальше от участи цветущей рощи, он пошёл на крайние для себя меры: достал из кармана предмет, толщиной с авторучку и длинной чуть больше ладони, нажал на серебристую кнопочку на нём. И между двух стальных пластин, покрытых светло-коричневыми пластиковыми панелями с вкраплениями тёмно-коричневых изогнутых линий, которые весьма похабно подражали древесине, выскочило острое чёрное лезвие, издав звонкий щелчок, похожий на звук открывающегося дверного замка.

Андроиду нож вошёл в живот раньше, чем он успел слышать этот самый щелчок.

Трепеща перед женщиной, которая не отпускала его, даже после того, как он нанёс ей ранение, нарушитель правопорядка отпустил сумку, и вещь покорно поддалась гравитации.

Желая сохранить чужую собственность целой, робот стал ловить падающий предмет, разжав кисть наглого преступника. И тот не преминул воспользоваться возникшей свободой, дабы скрыться отсюда поскорее.

Грохнувшись на колени, андроид всё же успел поймать сумочку до того как она коснулась земли, подхватив её прямо у самой тротуарной плитки.

— Немедленно зажмите рану! Я сейчас же вызову скорую! — Едва не лишившаяся вещей женщина с очень напуганным видом села рядом с синтетиком, приобнимая того за плечи и мельком взглянула на его рану, доставая из кармана джинсовых брюк телефон. Заметив расплывающееся по красной футболке синее пятно, она довольно резко переменилась в лице и тут же убрала руки, моментально отстраняясь от андроида. — А, так ты робот. Тогда отдай быстрее сумку сюда, пока не запачкал её своим мазутом.

Она буквально вырвала свою вещь из тонких пальцев машины и резвым шагом устремилась прочь, даже и не думая обернуться. Наконец, подошёл и профессор, вежливо протягивая руку своему созданию.

— Не понимаю, я же ей помогла, почему она так грубо со мной обошлась? — Принимать помощь она не спешила, продолжая сидеть и поглядывать на уходящую вдаль даму.

— Ну, она же не знала, что ты сделала это по собственной воле. Она решила, будто ты вступилась за неё по велению кода «помощь ближнему», который есть в каждом роботе. Ну, кроме тебя, конечно. — Учёный так и продолжал стоять с вытянутой рукой, стараясь без подробных рассмотрений оценить, серьёзен ли ущерб, полученный его собственностью.

— Я не хотела, чтобы она лишилась вещей, на которые с огромным трудом заработала. — Ещё чуть подождав, она всё же приняла помощь и поднялась, довольно крепко опираясь на своего создателя.

— Заработала?! Заработала?!!! — Он не смог сдержаться и неприлично громко засмеялся, забыв про всё своё интеллигентное воспитание. — Работают уже давно только машины. Люди теперь либо майнят, либо стримят, либо пишут книги. Да и то, в последнем их уже вытесняют суперкомпьютеры: какие-то умельцы запихнули в одну нейросеть все работы и всю биографию Александра Пушкина. И теперь этот ИИ от его имени выдаёт литературу. Вот месяц назад вышел шестой Евгений Онегин. В следующем году, я полагаю, нас ждёт пятая часть Капитанской дочки. Когда Гоголь сжёг второй том Мёртвых душ, он и не подозревал, что искусственный интеллект напишет за него не только второй, но и третий, и даже четвёртый тома.

— Так люди теряют источники дохода, поэтому они так не любят роботов? — Она пока не отпускала руку, всё ещё глядя вперёд, будто нанёсший ей ранение вор до сих пор не скрылся из её вида.

— Наоборот, благодаря синтетикам экономика поднялась настолько, что народ вполне шикарно живёт на пособие и вообще ни о чём не переживает. — Ему самому пришлось освобождаться из хватки андроида: расслабив пальцы, и немного потрясся кистью, он избавился от неприятного ему контакта.

— Если люди так хорошо живут, тогда зачем тот тип попытался ограбить женщину? — От такого резвого подъёма вырвался большой сгусток технического масла, и пятно на футболке резко увеличилось, расширив синюю экспансию на красную ткань вдвое.

— Потому что у некоторых людей слишком сильна тяга к саморазрушению. Они терпеть не могут когда у них в жизни всё хорошо, поэтому и ищут себе приключений, досаждая всем вокруг. Кто-то на дух не переносит счастья других людей и делает всё, дабы испоганить судьбы окружающих. Некоторые же просто не выносят порядок и умиротворение, и они безумно желают видеть весь мир в огне.

— Почему бы тогда таких не вычислять психологическими тестами ещё в детстве и не изолировать их от общества?

— Человека нельзя наказывать за преступление, которое он ещё не совершил.

Андроид, продолжая внимательно слушать изобретателя, прикоснулся к ране. Поводив вокруг неё двумя пальцами, он поднял кисть и молча наблюдал за тем, как медленно ползёт вниз светло-синяя тягучая жидкость.

— Если начать сажать в тюрьму только за мысль о преступлении, то со временем мы все там окажемся. — Видя, как синее пятно на одежде перестало расти, конструктор довольно кивнул, внутренне радуясь не только грамотно проделанной им работе, но и тому, что лезвие угодило исключительно в регенерирующие элементы. — Ты не переживай, совсем скоро повреждение зарастёт: самовосстанавливающиеся материалы свою работу знают.

Она продолжала источать интерес к спускающемуся по её пальцам, словно подтаявший лёд по стенке холодильника, синтетическому маслу. Медленно вертя рукой, машина ловила в нём солнечные блики стеклянными безжизненными глазами, а потом слегка резко обратилась к профессору:

— Вы не могли бы сделать его красным?

— Хочешь, чтобы оно больше походило на кровь? — Её просьба вызвала у него улыбку. Скрестив руки на груди, он прищурился, выискивая малейшие реакции в ней на их дальнейшую беседу.

— Угу. — Роботу удалось выдавить только такой лаконичный ответ. Ему казалось, что он просит слишком многого, и взявшееся ниоткуда стеснение позволило сказать только эти три буквы.

— Да, я могу это сделать, раз ты так хочешь. В магазинах робототехники и мехатроники продают только синее масло, но мне не составит труда перекрасить его в красное. Это даже и суток не займёт. — Заинтересовавшись поведением своего творения, изобретатель встал к нему чуть ближе. — Ответь, а почему ты не стала защищаться, когда увидела у него в руке нож?

— Не знаю. — Она плавно пожала плечами, первый раз сопроводив речь жестами, будто всё сильнее становилась человеком. — Не хотела причинять ему вред. Мне было его жалко. Не думайте, будто я забыла о праве на самооборону. Вы также говорили, что я имею права обратиться в полицию и подать на него в суд за нанесение мне ущерба.

— Всё верно. Ну что, пойдём в участок писать заявление? — Ему настолько не хотелось тратить этот тёплый солнечный день на походы по затхлым кабинетам, что он не смог скрыть своё недовольство и скукожил гладковыбритое лицо в кислую гримасу.

— Нет. Вы сами сказали, что рана скоро зарастёт. Сумку мы женщине вернули. Так что… никто не пострадал. Не вижу смысла портить тому человеку жизнь. К тому же, профессор, у меня возникло некоторое чувство, которое мне очень неприятно, и я бы хотела, чтобы оно закончилось как можно скорее.

Посетители парка довольно скоро перестали обращать на них внимание, будто и вовсе ничего из ряда вон выходящего только что на их глазах не произошло: казалось, у людей на виду можно было совершить самое дерзкое убийство, и даже это бы не заставило их вылезти из своих ментальных коконов, и открыто признать, что этот мир не безопасен до конца, что случаются ситуации, когда другим нужна помощь. Но нет, они убедительно продолжали делать вид, словно всё в обществе хорошо и беззаботные дни непременно будут идти и дальше, без каких либо угроз для них. Страх заставлял их поддерживать эту иллюзию, ведь если открыть глаза и честно признать проблему, то станет страшно выходить из дома: вдруг подобное случится и с тобой. И эта боязнь, подобно коллективному разуму, поддерживала всеобщее столь мерзкое заблуждение о том, что беды случаются исключительно с другими, а тебя они непременно обойдут стороной.

— Это боль. — Изобретатель не счёл нужным изрекать длинные разъяснения.

— Зачем вы сделали так, что я чувствую боль? — Все возможные негативные чувства взрывом бомбы вспыхнули в ней. Она ощутила себя преданной и оскорблённой, совершенно теряясь в домыслах: сделал ли это создатель с целью помучить её, потому что он садист; или же это опять важная часть его проекта.

— Это долго и бессмысленно рассказывать, лучше один раз показать, но не сейчас. Пока нам не до этого. Давай пойдём в кафе, угощу тебя чем-нибудь.

***

Профессор выбрал большую забегаловку, тянущуюся вдоль одной из самых оживлённых улиц, предполагая, что шум толп посетителей и массовая суета персонала позволят ему и роботу вести их диалог совершенно свободно, не опасаясь быть услышанными или раскрытыми. Но это предположение оказалось ошибочным — заведение было совершенно пустым.

Ощущения в нём были как в аквариуме (только без воды): выходившая на тротуар стена полностью состояла из стеклянных идущих снизу доверху плит; вдоль этой самой стены внутри здания в ряд располагались квадратные столы; рядом с каждым из них напротив друг друга стояло по два узких дивана, выполненных из светлого дерева с красной обивкой, которая, как картина в рамке, пестрила только в середине конструкции, оставляя по десять сантиметров с каждого края отполированному гладкому дереву; в центре зала находились круглые столики, возле которых квартетами гнездились тонкие металлические серебристые стулья лишь с лёгким синим пятном мягкой круглой подушки на сиденьях. А у самой дальней от входа части помещения, во мраке бытия, растянулась широченная барная стойка с дюжиной оранжевых высоких стульев, но даже там сейчас было пусто.

Изобретатель позволил синтетику выбрать место, где они будут сидеть; не захотев ютиться у круглых маленьких столиков, она выбрала большой квадратный стол в самой середине ряда, садясь за него так, чтобы на неё падали лучи солнца. Он занял позицию напротив неё, создавая дихотомический баланс с её радостным видом. Ему очень не нравилось, что прохожие будут смотреть на то, как он ест, а ему придётся смотреть на них, тем не менее спорить он не стал. К тому же небольшая преграда для глаз всё-таки была — на самом уровне лица каждую стеклянную панель украшал логотип заведения: громадная коричневая чашка с горячим напитком, пышная булочка с корицей и синяя ленточка, протекающая по ним, с надписью «кафе Хорев».

Едва слышно жужжа, к ним подъехал антропоморфный робот, ноги которого были заменены моноколесом, и приятным, милым женским голосом полил запрограммированными фразами, не открывая рта:

— Мы рады приветствовать вас, дорогие посетители! Пожалуйста, сделайте ваш заказ! И будьте уверены, вы не пожалеете, что пришли сюда! Потому что наши повара лучшие в своём деле!

Он протянул им два длинных и толстых, как уголовное дело, буклета, где каждый лист был бережно ламинирован и протёрт до неприлично-кристального блеска. В лучших традициях комиксов на каждой страничке красовалось очень много картинок, и почти отсутствовал текс.

— Выбирай, что будешь заказывать. Проверим, как работают вкусовые симуляции у модели твоей конструкции. — Поскольку его создание впервые оказалось в кафе, учёный решил смягчить манеру общения и говорить так, как разговаривают отцы со своими маленькими дочерями.

Она с предпочтениями не спешила, хоть и боялась, что на неё могут разозлиться из-за промедления. Изучая страницы, словно на них висело текста как на всех энциклопедиях разом, девушка-синтетик, громко хлопая каждым листом, внимательно осматривала фотографии блюд, не зная, какой давать ответ.

— Мы сегодня гуляли в парке, и там было так много зелёного: трава, листья, скамейки… Поэтому я закажу салат — там тоже много зелёного — хочу узнать каков он на вкус. — Она подняла глаза, радуясь сделанному выбору, но эта радость тут же была разбита реакцией создателя.

— Ха-ха-ха!!! — Он снова не смог сдержать смех в публичном месте, мысленно сделав для себя заметку того, что если их общение и дальше будет продолжаться в таком духе, то общество перестанет считать его интеллигентным человеком.

— Чего вы смеётесь? — Машина выставила буклет треугольником, спрятав за ним голову, и, боясь показать профессору даже макушку, прикрыла её вдобавок руками (будь у её аналога кожи возможность краснеть, то она бы сейчас была неотличима от самой спелой ягоды).

— Ты пытаешься попробовать на вкус цвет, а не блюдо! — Угомонив смех, он одним пальцем положил на стол её импровизированную баррикаду, давая понять, что в сделанном ей выборе нет ничего зазорного.

— Я что-то не так сделала? Мне выбрать что-нибудь другое? — Понимая невозможность скрываться дальше, она выпрямилась, поправляя сбившиеся волосы, и нервно заводила плечами, продолжая бороться с неловкостью.

— Нет, ты можешь заказывать всё, что захочешь. Я не собираюсь вмешиваться в твой выбор, каким бы он ни был. Иначе весь мой эксперимент бессмысленный. Я лишь решаю, когда тебя разобрать. По-моему, я тебе это уже говорил… но почему ты этого не помнишь… видимо… твой транспьютер блокирует эту информацию, как травмирующую. Надо будет это исправить. — Продолжая удерживать левой рукой меню, конструктор правой рукой вытащил из нагрудного кармана белый блокнот и чёрную авторучку и начал в ней делать записи, тихо шепча окончания слов себе под нос.

— Тогда мой выбор останется прежним: салат самый зелёный из всех!

— Нам, пожалуйста, салат, стейк, кофе и… Что ты будешь пить? — Отдав меню роботу-официанту, он небрежно сгрёб со столешницы свои письменные принадлежности и так же неаккуратно запихал их обратно во всё тот же карман.

— Ананасовый сок! Он такой же жёлтый, как сегодняшнее солнце! — Андроид уставился на падающие на него из окна лучи, большая часть датчиков отвечающих за улавливание света отключилась и ушла вглубь глазниц для экономии энергии (при таком ярком освещении они были не нужны), а стеклянные глаза продолжали, сверкая, смотреть в небо, не думая хотя бы слегка прищуриться.

— И жёлтый, как солнце, ананасовый сок. — Выхватив меню из рук своего робота, учёный отдал его официанту и молча подождал, когда тот скроется из зала, чтобы они могли продолжить разговор. — Как впечатления от сегодняшнего дня?

— Восхитительно! Даже несмотря на то, что в меня нож воткнули. — Она с горящей от восторга улыбкой повернулась к профессору так резво, что кончики её волос взметнулись вверх. — Я много раз представляла себе, какой будет моя первая прогулка, но всё равно реальность оказалась краше любой моей фантазии!

— Рад, что тебя ничего не расстроило. — Невзирая на всю сухость учёного ума, он не смог ни проникнуться радостью своего творения и тоже ответил улыбкой, пусть и слегка зажатой и горькой.

Тихий антураж беседы прервал мелодичный перезвон колокольчиков, повешенных над входной дверью: в кафе вошла молодая и потому громкая пара. Снимая кофты и вешая их на спинки стульев, они, посмеиваясь над словами друг друга, сели за круглый столик, находящийся всего в трёх метрах от профессора и его робота. К новым посетителям тут же подъехал робот-официант (правда, уже другой). Молодой человек отказался от предложенного ему меню и достал из кармана смартфон. Кладя гаджет перед собой на стол, он сменил неразборчивый смешливый тон голоса на серьёзный и более понятный:

— Хорошо, Клото, что мне заказать на обед?

Что программа ответила парню, профессор не расслышал — он сразу же отвернулся от них к стеклянной стене, сделав такое брезгливое выражение лица, будто его только что поставили перед выгребной ямой.

— Я только не понимаю, профессор, зачем меня кормить едой? — Машина презрение создателя к вошедшим людям не поняла, она, наоборот, с вдохновением смотрела, как те, ожидая своего заказа, мило держатся за руки, скрестив их на столе.

— Мне нужно проверить работает ли симуляция вкусовых рецепторов. У предыдущей модели такого не было: на нём я тестировал другие системы, которые уже стоят в тебе. — Дверь за его спиной небрежно хлопнула, и из кухни выехал официант с подносом в руках.

— Вот ваш заказ! Благодарим за терпение! — Робот весьма быстро расставил тарелки и прочую посуду по столу, да так, что даже сок в стакане не встрепенулся, сохраняя идеально ровную и гладкую поверхность. — Приятного аппетита!

Работник кафе сразу же удалился, а профессор принялся нарезать мясо, весьма небрежно держа вилку и нож — он вообще церемониться и осторожничать с едой не привык.

— И что будет, когда я съем эти продукты? — Андроид хоть и обладал любопытством, но не до такой степени, чтобы сразу начинать пробовать еду, не уточнив последствия подобного для себя.

— Она вся переработается в энергию. И, в отличие от человека, переработается без остатка. — Он резанул по воздуху ножом, подчёркивая категоричность и фатальность ждущей еду судьбы. — Конечно, тебе всё ещё эффективнее заряжаться от электричества, но и такой способ пополнения заряда батареи ты тоже можешь использовать по желанию.

— Вам, наверное, очень сложно было такое сделать, и я не понимаю для чего? Зачем мне нужна такая сложная система? — Она взяла с салфетки вилку и настороженно посмотрела на салат, словно там что-то ещё шевелилось.

— Не так давно один учёный из Японии создал в своей лаборатории бактриодоскин, это такое органическое соединение, меняющее состояние при воздействии импульса лазера. Это изобретение открывает путь к молекулярной электронике, поскольку данное вещество можно будет использовать в дальнейшем вместо микропроцессоров. Мы встаём на путь сингулярности. Людям давно уже не приходится выживать в диких условиях, а современным так даже не приходится бороться за рабочие места: им не нужно к чему-то стремиться, чего-то добиваться, не нужно хотя бы что-то экономить — их снабжают всем с самого рождения. Они уже стали настолько инфантильными, что позволяют нейросетям принимать за них любое решение, полностью складывая с себя маломальские крохи ответственности. — Он ещё раз бросил презрительный взгляд на молодую пару и полностью потерял аппетит, оставляя уже нарезанное мясо нетронутым. — Человечество добровольно утрачивает статус доминирующего вида. Необходимы другие существа, которые возьмут на себя главенствующую роль — они должны обладать не только собственной волей, но и уметь самостоятельно восполнять свою энергию, а также иметь возможность репродукции собственного вида без участия человека: нужны роботы, в которых биология и технология соединяются воедино так, что становятся неотличимы. И это очевидно любому хорошо образованному человеку. Именно поэтому я так легко получил грант на создание свободомыслящего синтетика.

— И теперь вы пытаетесь понять, не играете ли вы с огнём? — Убедившись, что в салате точно никого живого нет, она деликатно насадила на вилку зелёный лист и поднесла его ко рту. И пусть её тело теперь и было обтянуто силиконовой кожей, однако её движения по-прежнему были слишком плавными и чрезмерно чёткими для человека. Сохраняя максимальный этикет столового приличия, как делали благородные дамы из сериалов про Викторианскую эпоху, она откусила небольшой край покрытого оливковым маслом листа.

— Всем очевидно, что я схватился за пламя. Вопрос лишь в том, устрою ли я пожар? — Он, виновато и даже где-то грустно, опустил взгляд на так и остающийся нетронутым стейк. А потом и голосу придал подавленный удручённый тон. — Профессор, наблюдающий за экспериментом, сам является частью эксперимента.

— Это вы кого-то цитируете? — Сначала лист показался ей безвкусным, потом противным, но затем… Затем блюдо начало набирать силу, захватывая всё большую часть вкусовых рецепторов и отправляя в искусственный мозг букет из приятных ощущений, в котором с каждым укусом становилось всё больше и больше цветов.