Бесплатный фрагмент - Дуэль

«Слушай, слушай, —

Бормочет он мне, —

В книге много прекраснейших

Мыслей и планов.

Этот человек

Проживал в стране

Самых отвратительных

Громил и шарлатанов»

Сергей Есенин. Отрывок из поэмы «Черный человек»

Пролог

Кабинет профессора Долгорукова был светлым и просторным. Дизайн интерьера был выдержан в стиле модерн и потому, все необходимые предметы декора были максимально органично вписаны в его пространство. Пол, укрытый деревянным паркетом, ровно наполовину был разделен белоснежно-пушистым ковролином с ворсинками, и наполовину окрашен в черный цвет, негласно намекая на «Инь-Янь». Кроме того он условно разделял территорию между пациентами и личной зоной профессора. Зона, отведенная под темный паркет, была занята широким письменным столом, удобным креслом и ноутбуком. Позади кресла — маленькая стеклянная полка, с портретом жены в деревянной рамке, и детская фигурка Багза-Банни который с легким прищуром все так же с удовольствием держал морковку. Бидон с чистой водой, расположился неприметно по левую сторону от стола. Область с ковролином, отведенная для бесед с пациентами, могла похвастаться мягким диваном горчично-желтого цвета и величественным фикусом, расположившийся на расстоянии вытянутой руки, сбоку от кушетки. В углу стоял неприметный шкафчик с документами и книгами. Отличительной чертой интерьера была картина неизвестного художника, занимаемая большую часть одной из стен кабинета, на который был изображен внушающих размеров галеон, рассекающие густые и мрачные волны в свете полной луны. Напротив, располагалось огромное окно с широким внутренним подоконником — излюбленным местом профессора. Люстра в форме скрипичного ключа была венцом убранства кабинета. Вот и все, что окружало этот тихий и мирный уголок. Когда пациентов не было, профессор, используя подоконник, устраивался на темно-красном пледе, подаренный женой, и в зависимости от настроения (будь то чтение, сон или наблюдение) совершал выбранное им действие с полной отдачей. Осенью, как сейчас, было особенно интересно наблюдать за происходящей жизнью, вне стен офиса. Взору профессора открывалась детская площадка и часть парка, с плотно посаженными деревьями. В это время года, профессора часто захватывала атмосфера меланхолии, постоянно витающая в воздухе, вместе с голыми деревьями и частыми дождями. Наблюдать за природой и неспешным ходом жизни ему нравилось под Вивальди и его бессмертные «Времена года», наполняющие кабинет, красивейшим калейдоскопом симфоний, звучащие из колонок музыкального центра — незаметно встроенного в кабинет. В один из дней, когда профессор находился один и был увлечен сюрреалистичным путешествием в мир грез, его бесцеремонно прервал «Lost yourself», установленный на звонке телефона. Тут же проснувшись и тихо пробурчав под нос, он достал телефон из кармана и не глядя кто звонит, сделав слайс, приставил аппарат к органу слуха.

— Да, слушаю вас, — мягким тоном ответил Долгоруков.

— Богдан Васильевич, здравствуйте! Это Андрей, помните меня?

— Андрей?

— Да, из Питера.

— Андрей… из Питера…

— Чуковский, моя фамилия. Автор книги «Подноготная серой планеты. Правда или вымысел» Мы с вами встречались на семинаре в Москве. Обсуждали потенциал лобной доли. Вам еще понравилось, мое сравнение с космосом…

— Чуковский! Точно, теперь вспомнил. Проницательный взгляд, низкий рост и отличное чувство юмора.

— Верно. Лучше и не опишешь, — со смехом в трубке, ответил Чуковский.

— Спасибо моей ассоциативной памяти.

— Это верно. Богдан Васильевич, тут такое дело… мне нужно срочно с вами встретиться. Это возможно?

— Любопытно, а по какому поводу? Вы пишите новую книгу?

— Нет, нет. Это… личное. И не по телефону.

— А вы уверены, что вам нужен именно я?

— Другим специалистам в этой сфере я не доверяю, а вас я все-таки, пусть не близко, но знаю лично. К тому же… ваш опыт и знания стольким помогли, что грех будет не воспользоваться вашей помощью.

— Что ж, спасибо за лестные слова Андрей… простите как ваше отчество?

— Станиславович, профессор.

— Точно, точно. Что ж, ну, раз такое дело… тогда я буду рад вас принять. У меня как раз в это время затишье, и потому смогу выделить вам, надеюсь, достаточно времени.

— Спасибо, Богдан Васильевич! Огромное спасибо! Это большая удача! Что ж, тогда… я надеюсь приехать к вам завтра к обеду. Вас устроит?

— Вполне. Вполне устроит. Тогда завтра к обеду. Добро.

— Ну, тогда до встречи. Спасибо еще раз.

— До встречи, — ответил профессор и услышал в трубке короткие гудки.

«Интересно, с чем же этот Андрей завтра явится?» — спрашивал себя Долгорукий. Но развивать эту мысль не стал. Состояние дремоты возвращалось к нему с молниеносной силой, а начавшийся мелкий дождь еще быстрей вовлекли профессора в сон. Смутное очертание детской площадки и верхушек деревьев было последним, запавшее в память, прежде чем профессор вновь начал покорять мир снов.

Глава 1

На следующий день, в районе двух часов пополудни, профессор Долгорукий, как обычно это бывало, сидел на широком подоконнике своего кабинета и был погружен в чтение. Выбор его пал на современного французского писателя — Бернара Вербера и его роман «Завтрашний день кошки».

Одет он был в классический белый халат, покрывающий бирюзовую рубашку и такого же цвета брюки. Коричневые туфли и очки с тонкой оправой, завершали образ Богдана Васильевича. В свои шестьдесят девять он выглядел явно моложе своих лет и был, что называется «в тонусе». Стройный, с короткой стрижкой под «ежик». Ему легко удавалось находить общий язык с разным уровнем культурного наследия, из-за чего в среде молодежи его уважали и часто ходили к нему на прием. Богдан Васильевич Долгорукий был известным клиническим психотерапевтом, специализирующийся на когнитивных формах. За свою почти сорокапятилетнюю карьеру он смог обрести внушительный авторитет как среди коллег в странах СНГ, так и за границей, куда его часто звали с лекциями известные зарубежные университеты, среди которых были Оксфорд и Гарвард. Долгорукий занимался частной практикой по профессии, в подмосковном санатории. Обосновавшись на пятом этаже, в одном из немногочисленных зданий, построенных при царской России, расположенных на территории здравницы. Работу свою любил и всегда был готов оказать максимальную помощь. Вот и сегодня, несмотря на пятницу и укороченный день, Богдан Васильевич был готов принять, пусть плохо ему знакомого человека, но отказать в просьбе о встречи не мог. Клятву Гиппократа всегда старался соблюдать.

В кабинете как всегда было светло и уютно. Классические симфонии Моцарта, льющиеся из динамиков, погружали кабинет в состояние легкой нирваны, создавая удивительный эффект спокойствия. Спустя несколько минут в дверь постучали. «Одну минуту», воскликнул Долгоруков. Дочитав до точки и разместив закладку между главами, профессор закрыл книгу, положив ее на полку к остальным. Встав, поправляя очки и халат, Долгорукий направился мягкой походкой к двери, попросив войти. Та бесшумно отворилась и на пороге появился средних лет мужчина. Выглядел он точно так же, каким профессор его запомнил в последний день их встречи, около полугода назад. Низкого роста, темные волосы челкой спадающие на глаза, круглое, добродушное лицо, обычное телосложение. На нем была легкая потертая джинсовая куртка, надетая поверх белой футболки, черные джинсы и, видавшие виды, белого цвета, кроссовки Nike. Небольшой рюкзак через плечо черного цвета, завершал простой, но вполне стильный, образ гостя. Переступив порог с легкой улыбкой на лице, человек протянул руку и мужчины обменялись крепким рукопожатием.

— Рад видеть вас, профессор, — произнес с нескрываемым удовольствием Андрей.

— Взаимно, взаимно, мой юный друг, — так же тепло ответил Долгорукий, — прежде чем мы начнем, снимите пожалуйста, обувь. Этот ковер способен творить чудеса. Сами в этом скоро убедитесь, — все с той же улыбкой продолжал Долгорукий, указав мимолетным жестом на ковер.

— Конечно, конечно, — протараторил Чуковский, и снимая кроссовки, обратил внимание на аккуратную полочку для обуви, расположенную около входной двери. Положив их на место, он выпрямился и мимолетно осмотрел кабинет.

— Что ж, теперь, пожалуйста, присаживайтесь, — указывая на софу предложил профессор, — чувствуйте себя как дома, но…

— Помните, что вы в гостях, — закончил за него фразу Андрей, садясь на диван горчичного цвета.

— Именно так, — все еще улыбаясь ответил Долгорукий, — я только выключу музыку, и мы с вами поговорим.

И профессор направился к своему письменному столу.

— Конечно, без проблем. Уютно тут у вас, — оглядываясь по сторонам заметил Чуковский.

— Спасибо. Это все благодаря моей жене и дочери. Они оба дизайнеры, вот и сварганили мне такую берлогу. Как правило, людям тут уютно. Надеюсь, вы не будете исключением, — и с этими словами, нажав на кнопку пульта в столе, музыка исчезла.

— Что ж, — продолжая оглядываться, — судя по всему, до исключения мне далеко.

— Вот и хорошо.

Вновь поправив очки и устремив взгляд прямо на собеседника профессор произнес.

— Итак, слушаю вас. Я весь во внимании.

— Кхм..да, — прокашлявшись, Андрей продолжил, — я как и вы не люблю попусту тратить время, поэтому перейду сразу к делу. Но в начале стоит рассказать предысторию, дабы свести ваши вероятные вопросы к минимуму. Постараюсь это сделать вкратце, однако заранее предупреждаю, что я могу увлечься.

— Без проблем.

— И заранее оговорюсь, что буду делать сноски, на несколько лет назад, дабы у вас сложилась полное представление.

— Как вам угодно — все с той же улыбкой ответил Долгорукий, — вещайте!

— Эта история началась семнадцать лет назад, в Петербурге. В то время, будучи двадцатичетырехлетним, мне удалось устроится практикующим психологом — помощником, к одному из тогда известнейших психотерапевтов России — Крамарову Виктору Сергеевичу. Он был одним из совладельцев новой, частной клиники, попасть на работу в которую, в то время было большой редкостью. Да и сейчас, если честно тоже. Туда я смог устроится с помощью моего дяди. Он работал водителем скорой, в одной из таких клиник, и знал, что в подобные места требовались интерны. Он же и предложил мне сходить в ту, где работал сам, мол, чем черт не шутит. Четыре года назад, когда мне было двадцать, я только что закончил университет, по специальности педиатрия. Мы к тому времени, я со своей женой, воспитывали нашу дочь. Ей только исполнился год. Вначале, продолжая учится и живя в общежитии, нам помогали наши родители. Однако, завершая учебу и прекрасно понимая, какая на меня ляжет ответственность, когда я стану папой, а моя семья при этом будет без денег, я срочно принялся за поиск работы. Долгое время меня никуда не хотели брать по специальности. Была возможность только в качестве интерна. Вам не хуже меня известно, что у них мизерная оплата и они вынуждены сутками пропадать на работе. Меня это не устраивало, поэтому продолжал искать работу дальше. К моменту, когда мне уже исполнилось двадцать четыре, я перепробовал множество профессий, от официанта до заведующего магазином офисной мебели, но так нигде и не смог задержаться надолго. Вариантов найти работу по специальности не было вовсе. Вскоре я уже начал было отчаиваться, как вдруг меня и выручил мой дядя. Мне, конечно, была известна разница между частными предприятиями и государственными. Платили там на порядок больше, да и график был свободней. И хоть это в который раз была вакансия интерна… в совершенно другой области знаний… поговорив с женой, мы оба решили, что это мой шанс и нужно им воспользоваться, во что бы то ни стало. Таким образом с помощью удачи и связей, я смог туда устроиться. Скажу сразу, что несмотря на устройство по блату, мне понравилась область психологии и я честно старался стать хорошим врачом. Мне нравилось и нравится приносить пользу людям и надеюсь, что продолжу это делать в дальнейшем.

Андрей на мгновенье замолчал, всматриваясь в панорамное окно.

— Уверен, вы абсолютно искренни в своих словах, — прервал молчание Долгорукий, не сводя глаз с собеседника.

— Да, спасибо, — вновь обретя себя, ответил Чуковский, — На чем я остановился… ах да, работа практикантом. Крамаров был зачастую строг, но это даже пошло мне на пользу. Я многому у него учился и старался оправдывать его доверие, когда заботу о пациенте он поручал мне, пусть и под своим пристальным присмотром. Меня это здорово нервировало, но оглядываясь назад, понимаю, что это было верное решение. Недалекость увы, частый спутник молодости. Мне удалось проработать с ним всего лишь год, когда его здоровье сильно пошатнулось и его место стало вакантным. Замену нашли ему довольно быстро, и спустя неделю, его место занял Антон Павлович Шкуренко — психотерапевт с большим опытом из Ростова на Дону. Ему было слегка за пятьдесят и с ним мы быстро поладили. Однако…

Чуковский вновь на пару секунд прервался. Его горло требовало прохладительной жидкости, которая вскоре остудила его разгоряченные связки, после того, как Андрей достал бутылку «Bonaqua» из своего рюкзака и сделав пару глотков, заснул ее обратно. Долгорукий тем временем, скрестив руки над столом, молча продолжал всматриваться прямым взглядом в своего собеседника, внимательно слушая. Прокашлявшись, Андрей продолжал…

Однако в ту неделю, когда Краморова уже не было и ему искали замену, вся ответственность за пациентов лежала на мне. Благо, их было всего четверо, а работать с их диагнозами, при моем объеме знаний на тот момент, я все же мог. Один из них страдал алкогольной зависимостью, а трое других (среди которых была молодая женщина) были неврастениками. В первые дни все шло как обычно: я проводил с ними n-ое кол-во часов, мы беседовали, ходили на прогулки. Следил за их состоянием, делал записи и советовался с другими докторами. И вот наконец, наступила среда…

Андрей умолк, устремив взгляд в пол. Его, казалось, вполне свежее, пусть и уставшее лицо, постепенно утрачивало нотки своего обладания, а его взгляд, после бродилок коридорами памяти из ясного, превратился в рассеянно-туманный. Молчание затянулось дольше прежнего.

— Наступила среда, и что ж? — с заинтересованностью спросил Долгорукий.

— Да, среда… — вяло повторил свои же сказанные слова Чуковский. И….в тот день я проснулся как обычно и… — возвращаясь к своей былой речи продолжал Андрей, — занялся утренней рутиной. Да, забыл сказать… в ту неделю я полностью остался на проживании в клинике. Жену это не радовало, но, она понимала мое положение, так что… и вот… сделав утренний обход пациентов и собираясь, заняться чем-то своим, ко мне подошла Варвара Николаевна — наша медсестра, и обеспокоенным голосом сказала, что на рецепцию пришла мать с ребенком. Что на матери нет лица, и что… она бледная до жути. Но пришла не ради себя, а из-за сына. Ему на вид годи-ка четыре… такой же бледный, как и его мать. Я ответил ей благодарностью, за то, что она так своевременно разыскала меня и попросил, чтобы она передала мое сообщение, чтобы те ждали в кабинете Крамарова. Я же, перед встречей, направился в уборную, чувствуя, что сердце отчего-то у меня не на месте.

И вот, входя в кабинет, я впервые тогда увидел их вместе. Мать, как и описывала Варвара Николавна, была действительно вся бледная. С виду ей было около сорока, стройная, блондинка. Лицо выражало сильную тревогу. А затем, я увидел Максима. Сына. Мальчику и впрямь на вид, было около четырех лет. Он был тоже стройным и постоянно смотрел в пол. Его взгляд ничего не выражал. Он также был бледен и, казалось… чем-то подавлен.

Мы представились друг другу, а затем Виктория Игоревна… его мама, поведала мне их историю.

Оказалось, что месяц назад в их доме произошла трагедия. В целях самозащиты… так вышло, что она убила отчима Максима. Его родной отец погиб в авиакатастрофе, за три месяца до рождения сына. Последние полгода они… т.е Виктория и отчим, жили вместе в ее квартире. Он часто напивался и приходя домой, устраивал скандалы по поводу и без. У них возникали ссоры, нередко с рукоприкладством. В один из таких дней, он пришел раздраженным и был пьян сильней прежнего. Это был поздний вечер, когда Максим с мамой находились на кухне. Вскоре разразился скандал, снова дошедший до рукоприкладства. По ее словам, сначала ей доставались сильные пощечины, а затем, дабы заставить ее замолчать от криков, он начал ее душить. Защищая себя, Виктория, взяв кухонный нож, всадила его со всей силы в яремную вену отчима. Кровь, хлынула во все стороны, вытекая с молниеносной скоростью под сильным давлением. Удар оказался смертельным. Отчим, находящийся над ней, мгновенно потерял сознание и ослабив хватку, рухнул всем весом прямо на нее и в считанные минуты, потеряв много крови, умер на кухонном полу. Виктория, освободившись из-под тела, будучи в состоянии сильного шока и аффекта не сразу обратила внимание на сына. А когда все же обратила, чуть не упала в обморок. Максим, полностью, с ног до головы, облитый кровью, как ни в чем не бывало, продолжал есть остывший суп. Позвякивая ложкой о тарелку, в то время как густые капли красной жидкости, медленно собираясь на его лбу и ресницах, превращаясь в тягучую массу, неспешно капали в его тарелку.

Глава 2

Чуковский сделал паузу и вновь достал минералку из рюкзака. Его горло напрочь пересохло.

— Интересное кино получается. Такое поведение мальчика явно свидетельствует о нарушении психики. И при чем нарушении, происшедшее с ним, явно много раньше этого случая. Да, это интересно… есть пара мыслей… пожалуй, запишу-ка я их, — как бы про себя и в тоже время обобщенно сказал Долгорукий, воспользовавшись паузой Чуковского. И тут же, открыв электронный блокнот, начал записывать свои мысли. Тишину пространства еле слышно наполнил тихий звук пальцев, бегущих по клавиатуре.

— Это было только начало, профессор.

— О, не сомневаюсь, дорогой Андрей Станиславович, — с легкой усмешкой не отрываясь от экрана, ответил Долгорукий, продолжая печатать, — Случай, как я уже сказал — интересный. У него могут быть любопытные корни. Это редкость. Вы были правы. Что ж, — напечатав последнее слово, Богдан Васильевич откинулся на спинку кресла и взглянув на собеседника бросил коротко:

— Продолжайте.

— Тот вечер вопреки желанием кажется, навсегда останется в памяти Виктории. Была вызвана милиция, составляли протокол, она давала показания… сильный стресс… Ну, сами понимаете. Перед тем как их вызывать, она, насколько могла, пришла в себя и тотчас же бросилась к Максу. В тот момент времени она не могла отдавать себе отчет о своих действиях. Взяв сына на руки, первым делом отнесла его в ванную, где дрожащими руками смывала с него кровь отчима. Даже не могу представить, что творилось у нее в голове тогда… помню, в тот момент я подумал о своей дочке и жене. Поставил себя на место Виктории… Признаюсь, я был растерян.

— Это вполне естественно. Все мы переживаем за своих близких и всегда принимаем близко к сердцу любой негатив, проявленный к ним, — твердым голосом сказал Долгоруков.

— Вы правы. Что ж, я слегка, отклонился от темы… целью ее прихода была просьба осмотреть мальчика. Рассказанная с ее слов история, меня на удивление, сильно зацепила, хоть я не считал, и не считаю себя слабохарактерным. По ее мнению, и тут я с ней согласен, и думаю, что вы тоже, тот факт, что его поведение после данного инцидента не вызывало никаких нареканий, был как минимум подозрителен. Будто, ничего и не было. Я сказал, что конечно помогу. Мысленно взяв себя в руки, я начал с ним диалог. Вопросы о случившемся, конечно, я ему не задавал. Учитывая ситуацию, я ожидал, что он…

— Будет замкнут, — сыграв на опережение, закончил в этот раз фразу Долгорукий.

— Именно! — удивленно воскликнул Чуковский.

— Но он таковым не был.

— Не был! Совершенно верно! — с еще большим восторгом почти выкрикивая отвечал Андрей. Он был…

— Вполне адекватный, учитывая ситуацию, и охотно отвечал на ваши вопросы, полагаю…

— Вы будто в воду глядели… п.…профессор, — запинаясь отвечал его собеседник.

— Ничего мистического мой друг, — с легкой улыбкой отвечал Долгорукий. Я располагаю богатым опытом, и на его основе могу строить некоторые догадки. Только и всего.

— Это верно. не подумал.

— Ну-с.…и что же? Диалог прошел хорошо?

— Да. Хорошо. Он… Макс отвечал спокойно, может… немного неуверенно… скованно… но его ответы не вызывали во мне какие-либо опасения на его счет.

— О чем же вы беседовали?

— О разном.. спрашивал как у него дела, чем он любит заниматься, как проходят его дни, какие у него отношения с друзьями, мамой… его ответы были просты и естественны. Ни тело, ни жесты, ни мимика лица не выражало какого-либо протеста против его слов. Все было в самой обыкновенной норме.

Собеседник снова взял короткую паузу, нервно потирая костяшки ладоней.

— А вы, оказывается, наблюдательны, мой друг, — вновь прервал паузу профессор. — Не каждый психолог, особенно в стрессовые моменты способен к анализу человека, отталкиваясь от полотна, которое описывает перед вами язык его тела. Хвалю.

— Спасибо, — с легким смущением ответил Андрей, — Наша беседа с Максом продлилась минут пятнадцать. Я был вынужден констатировать Виктории, что несмотря на странное спокойствие ее сына, учитывая обстоятельства, он не вызывает никаких признаков беспокойства. Все мы переносим стрессы по-разному и вполне вероятно, Макс из той редкой категории, чья защитная система, решила каким-то образом оградить его от негативного влияния извне. Однако, исходя только из благих намерений, я все же порекомендовал Виктории записать Макса на двухнедельный курс к нам в клинику. Дабы быть уверенными, по окончании курса, что у него нет никаких проблем и его здоровье цело и невредимо. Она с радостью согласилась на мое предложение…

Монолог прервал незаметно подкравшийся дождь, и теперь тихо стучась в окно, становился невольным соучастником и слушателем одновременно.

— Красивый у вас вид из окна.

— Согласен. Природа всегда действует успокаивающее. Какие бы тревоги нас не терзали.

Андрей в ответ лишь молча кивал.

— Как же прошел двухнедельный курс? Вы смогли разгадать этот ребус?

— О нет. Тогда мне было это не под силу. Этот курс никак не приблизил меня к отгадке. Конечно же, с ним беседовал не только я. Шкуренко, вскоре занявший пост, так же провел с ним несколько встреч. Для него было очевидно, что защитная реакция организма просто — напросто выключила этот эпизод из его памяти, не подвергая мозг и его владельца сильному риску. В напряженных ситуациях наш мозг нередко берет контроль на себя, и мы не в состоянии сознательно отреагировать на эти действия. Все, что нам достается — побочный эффект в виде краткой амнезии.

— А гипноз не думали использовать?

— Максим оказался не гипнабельным. Так, что это оказалось лишним. Я же, не был согласен с точкой зрения Антона Павловича, но никакой другой теории у меня не было. Во всяком случаи на тот момент…

Сказав это, Чуковский вновь потянулся к рюкзаку, но вспомнив, что он уже выпил всю бутылку передумал, и подавшись немного вперед, скрестив пальцы, положил их к себе на колени.

— Что вы имеете ввиду?

— Видите ли… тот двухнедельный курс прошел, что называется без сучка без задоринки. Максим за все время ни разу не дал усомнится в его словах. Будто никакого происшествия не было вовсе, а мы просто… его новые друзья.

— Но ведь мальчик уже понимал, что он находится у вас из-за инцидента? Вы же не могли уже игнорировать наличие этого факта.

— Вы правы. Однако, каждый раз, когда заходила об этом речь, то Максим просто… не мог вспомнить этот момент. На этом и была построена впоследствии теория Антона Павловича, что его организм в качестве защитной реакции использовал амнезию и наложил вето на этот фрагмент памяти. Макс не помнит этого инцидента. Его воспоминания хранили лишь информацию о том, что они ужинали, а затем — пустота. Лишь на следующий день его память вновь функционировала как обычно.

— А как мальчик отреагировал на смерть отчима?

— Спокойно. Не горевал точно. Отчим жил с ними около года… он не сильно старался познакомится с ее сыном. Их отношения были на большом расстоянии друг от друга. Поэтому… опять же, учитывая его возраст — такая реакция вполне естественна.

— Соглашусь. Тем не менее любопытный случай… Что же происходило дальше? Вы говорили, что у вас появилась другая версия для описания происшедшего. Верно?

— Да, но это произошло много позже. Спустя десять лет, когда я вновь увидел его в больничной койке… однако, после пробуждения это был не он.

— В каком смысле?

— У него… по его же словам.. было другое имя, говорил совершенно иным, взрослым я бы сказал голосом, и что самое поразительное… перемены в его поведение и даже организме, вызывали шок.

— Что вы имеете ввиду?

— Группа крови, давление, манера поведения, голос, жесты, походка и даже… до сих пор самому не верится… цвет его зрачков… полностью изменились.

— Вы хотите сказать, что он…

— Именно… дрогнувшим голосом выговорил Андрей… исчез. Максим исчез, а вместо него появился некто… с куда более… иным отношением к жизни… как выяснилось… Это можно было объяснить только…

— Диссоциативным расстройством личности, — подытожил Долгорукий.

Глава 3

Кафе «Сияние» уютно расположилось между Невским и Владимирским Проспектом. Заведение пользовалось большой популярностью, как среди местных жителей, так и туристов. Небольшой размер популярного кафе, компенсировал яркий творческий подход в плане декора и stand-up выступлений. Кроме того, это место считалось излюбленной территорией для фанатов интеллектуальных игр. В частности монополии и мафии. Популярности «Сиянию» добавлял дружественный и молодой персонал, который всегда был “ в теме» и относился к посетителям с максимальной лояльностью. А учитывая постоянно пасмурную погоду Санкт Петербурга, такому месту как это, где всегда тепло и приятно находится, не было равных.

Густой туман с самого утра окружил город непроглядной моросью и сыростью. Ксения надеялась, что хоть в воскресенье, людям не захочется вылезать из своих теплых постелей, чтобы одеться, и затем пройтись по промозглым с ночи улицам, только ради того, чтобы зайти в «Сияние» и купить себе фирменные пончики с воздушным вишневым джемом и ароматной корицей, заказав к ним свежесваренный кофе, который может посоперничать с любым старбаксом в мире. Но преступив порог, она поняла, что все ее надежды до сих пор живы и удача, если можно было так выразится, учитывая обстоятельства, улыбнулась ей. В кафе от силы было пять человек. Атмосферу тусклого утра развевал легкий джаз, а запахи свежей мяты из только что сделанного мохито, успев мимолетно зацепится за обоняние Ксении, вызвал у нее проблеск печальной улыбки. Заняв свое любимое место, в глубинке кафе близ окна, и заказав эспрессо, Ксения, достав из сумочки планшет, погрузилась в чтение «Не навреди» доктора нейрохирурга Г. Марша, дабы хоть как-то отвлечься от нервного ожидания, из-за происшедшего скандала накануне, перед встречей с Игорем Ефимовым.

Неделю назад, в галерее «Мир наизнанку» должна была состояться выставка-открытие известного художника Олега Калюшко. Мероприятие обещало удивить всех и каждого. Автор славился широким кругозором, из-за чего картины, которые выходили из-под его кисти, отличались максимальным разнообразием как по стилю, так и по виду живописи. Как правило, художник творил только в одном направлении, но Калюшко создавал одинаково хорошо пейзажи, портреты, картины в стиле барокко и готики, неореализма* и неоэкспрессионизма**. Среди его техник преобладала пастель, тушь и нередко смешанные техники. Имя автора считалось практически брендом, несмотря на то, что он вел скрытую жизнь и редко появлялся на публике. Его работы нередко отбирались для музеев с мировым именем. В то же самое время предложения о продаже его работ от зарубежных коллекционеров поступали постоянно, однако сам автор не мог адекватно оценить стоимость своих творений и потому всеми вопросами занималась его жена — Ксения. Последняя выставка прошла в Женеве, где была тепло принята критиками и посетителями. С тех пор прошло два года. За это время их отношения не раз были на грани разрыва, в основном из-за резкого характера Олега и его тяги к алкоголю. Новая презентация работ, в родном городе Олега, как считала Ксения, должна была начать новый виток как в их личных отношениях, так и в плане здоровых отношений между известным художником и публики. Увы, весь успех мероприятия (а именно Ксения занималась его организацией) с треском рухнул, не успев начаться. Утром, за два часа до открытия, Олег пришел в галерею будучи сильно выпившим. Его настроение, равно как и поведение отличалось скверностью и злобой. Ксения была ошарашена таким состоянием, т.к перед тем как уйти на ночь в галерею, чтобы все подготовить, Олег был абсолютно трезвым и адекватным. Увы, дальнейшие события, Ксения пыталась как можно быстрей забыть, но яркие воспоминания, будто ножом разрезали ее память и приносили сильную психологическую боль до сих пор. Художник разругался практически с каждым, кто был в то утро в галерее, устроил дебош, разбив люстру, по пути исковеркал несколько своих работ и к тому же завязал драку с главой галереи, разбив ему нос, после чего громко матерясь исчез восвояси. Именно с главой галереи, Ксения и назначила встречу в своем любимом кафе, чтобы обсудить с ним происшедшее и попытаться договориться о новой дате проведения мероприятия. Прекрасно понимая, что шансы все возобновить — ничтожны.

Встреча была назначена на восемь утра. Ксения надеялась на пунктуальность Ефимова, так как сегодняшний день был плотно расписан и на счету была каждая минута. К счастью, глава галереи, оправдал ее ожидания. Ровно в восемь, китайский колокольчик, расположенный над входной дверью приятно застрекотал и в проеме дверей появился худощавый человек. Его стиль одежды напомнил Ксении персонажа, в мире придуманный Чеховым. Ефимов был высокого роста, одетый в серое пальто и такого же цвета брюки. Шею скрывал длинный черный шарф. Под верхней одеждой просматривался серый пиджак, надетый поверх белой рубашки. Остроносые туфли были черного цвета, как и его перчатки. Голову украшали очки и фетровая шляпа с широкими полями. Через плечо на нем была закреплена кожаная сумка, коричневого цвета от «Tommy Hilfiger». И это был единственный обиход его одеяния, который напоминал о том, что он находился в ХХI веке. Помахав ему, девушка убрала планшет в сумку, отпив уже остывший эспрессо. Походка Ефимова была уверенной и грациозной. В голове Ксении промелькнула мысль, что он своей поступью напоминает бронзового короля***.

— Здравствуйте, Ксения, — представился Ефимов, снимая с себя верхнюю одежду, в том числе перчатки, вешая их на вешалку, стоявшая подле столика.

— Доброе утро, Игорь Денисович.

— На улице туман непроглядный. Ничего не видно…

— Да, погода не радует…, — согласилась с ним Ксения.

— Как и ваша с нами ситуация, — раздосадовано ответил Ефимов, повесив шарф последним, и наконец присев напротив Ксении. Тут же подошедший официант был отправлен восвояси, т.к со слов Ефимова он сюда пришел «на пару минут».

— Итак, Ксения, — начал рассудительно человек в футляре — мы с вами оба занятые люди, поэтому давайте не будем попусту тратить время и перейдем к сути. Я согласился на встречу с вами, только потому что уважаю вас и ваш труд. Мне трудно представить, сколько сил, времени и нервов вам стоило потратить, чтобы организовать подобное мероприятие. И уж тем более не могу представить, каково жить с таким человеком как

Калюшко. Впрочем, это меня не касается. Но вот то, что произошло неделей ранее — с этим мне, увы, приходится разбираться. К тому же пришлось записаться к врачу, — говоря это, Ефимов пристально посмотрел на собеседницу и убедившись в том, что та предельно внимательно его слушает, продолжал — Что ж, оказалось, пустяки. Легко отделался, — продолжал Ефимов, отводя взгляд в сторону. Но вот, ваше положение дел назвать легким, язык не поворачивается. Как я понимаю… вы хотите снова организовать выставку. Верно?

— Да.

— Хм… видите-ли Ксения… я понимаю, что творческие люди отличаются от нас с вами. Мы рациональны, они же — хаотичны. Их разум находятся бог знает где, и тем не менее, это приносит им плоды, в виде их произведений. Но не будем вдаваться в дебри. Ваш муж — редкий талант. Это никак отрицать нельзя. Однако, его необузданное поведение разрушает все, что мы с вами пытаемся создать. Не знаю какие у него проблемы, что происходит в его голове… и какая муха его укусила. Вы поймите, что моя компания имеет определенный вес в широких кругах страны. Отрицательный баланс проводимых встреч никак на руку моей компании не играет. И тут ведь не только я один отвечаю. Как и в любом подобном деле тут замешано большое количество человек, подрывать репутации, которых я не намерен. Вы это понимаете?

— Да.

— Что ж…я догадывался, пока шел сюда, что ваша просьба будет именно об этом. И.…я готов согласится. Все-таки ваш муж фигура знаковая. Если мы сможем провести мероприятие гладко, без сучка и без задоринки, это положительно скажется на всех и будет иметь приятные долгосрочные последствия. Это я вам говорю с полностью уверенностью в своих словах. Но, как вы понимаете, я буду готов пойти на это только с одним условием. Понимаете, в чем оно заключается?

— Да.

— Что ж, тогда я готов на это подписаться. Я переговорю со своими коллегами, в том числе и зарубежными. Нам очень повезло, что неделю назад, весь этот сыр-бор начался еще до того, как туда приехали СМИ и сливки нашего с вами общества.

— Понимаю вас, и уверяю, что в следующий раз, Олег будет спокоен и адекватен. Даю вам слово.

— Очень надеюсь, что так и будет. Учитывая все перипетии… думаю, что повторный показ можно будет организовать через недели две-три. Вас это устраивает?

— Более чем.

— Тогда по рукам. Я позвоню вам через пару дней, сообщить как будут продвигаться дела.

— Хорошо, спасибо вам Игорь Денисович. Знаю, что мой муж принес вам много вреда. Но, я снова хочу подчеркнуть, что в следующий раз подобное не повторится.

— Хорошо, Ксения, я верю вам.

С этими словами, Ефимов поднялся из-за стола и сняв шарф, начал завязывать его вокруг шеи.

— Вы хорошо себя чувствуете? Мне показалось, пока я с вами беседовал, что вы… несколько угнетены. Это все из-за вашего мужа?

— Частично. Сейчас у нас и.…у меня лично… трудный период.

— Понимаю. Что ж, надеюсь, у вас все наладится, и вы снова будете полны сил и радости. У вас чудесная улыбка, Ксения, вам говорили?

— Да… Олег… Олег говорил, — скромно улыбаясь ответила собеседница.

— И он чертовски прав. Искренне надеюсь, что и вы окажетесь правы, сумев образумить его. Честь имею.

И откланявшись, Ефимов покинул помещение.

За окном по-прежнему стоял густой туман, а легкий джаз все так же ласкал уши. Ксения после разговора чувствовала себя полностью разбитой, несмотря на раннее утро. В теле чувствовалась ломка, и кажется, она простудилась. Собрав свои вещи, она неспешно оделась и вышла из кафе, думая лишь о том, что необходимо зайти в аптеку, а потом хорошо бы вернутся домой в постель.

Глава 4

Черный кофе, заваренный утром, остыл. Все внимание Андрея было занято статьей, в которой говорилось о новых открытиях в области нейропсихологии. В последнее время, врач-психолог, брался за всевозможные варианты лечения острой формы диссоциативного расстройства. Из-за большой редкости этого заболевания, материала по этой теме было в обрез. Чуковский прилагал все силы, чтобы хоть где-то можно было зацепиться за малую долю информации, которая смогла бы оказать помощь его пациенту. Его физическое состояние, вызванное сильными переживаниями, подкосили его здоровье, из-за чего у него остро развивался невроз. Несмотря на это, Андрей был полон решимости добиться значимых результатов. Дочитав статью до конца, не найдя в ней полезной информации он, закрыв ноутбук увидел чашку, и тут же вспомнил про кофе. Желание насытиться зерновым напитком бесследно пропало, а в висках уже начинала пульсировать боль. Разговор с Долгоруким, прошедший три дня назад, не оставлял надежду на то, что он сможет заинтересоваться его случаем. После того, как профессор понял в чем суть его прихода, у него зазвонил телефон. Оказалось, срочный, внеплановый вызов. Долгорукий был вынужден лететь в Уфу. Прощаясь, они договорились встретится снова. Во вторник, в девять утра. Андрей уже утратил всякую веру на разрешение этого крайне сложного и что самое худшее — личного дела. Долгорукий был его последней надеждой, которая помогала ей не угаснуть. Бросив беглый взгляд на ноутбук и посмотрев на часы, Андрей встал из-за стола и пошел в прихожую. Через полчаса у него снова появится возможность рассказать всё полностью, и убедить профессора взяться за его случай.

Прилетев в Москву заранее, в понедельник, он остановился дома у своего друга. Тот работал барменом в одном из московских клубов и дома бывал редко. Целый день Андрей находился в его квартире, размышляя о том, как же ему преподнести информацию так, чтобы она заинтересовала Долгорукого. В конце концов Чуковский смог убедить себя в том, что он не коммивояжер и не продает товар, а всего лишь делиться своей личной проблемой. И потому не нужно ничего придумывать, а стоит все рассказать, как есть, без утаек.

Утро вторника выдалось дождливым. Небо было затянуто грозовыми тучами, негласно намекая, что пасмурная облачность будет продолжаться еще долго. Из всех времен года, Андрей больше всего ненавидел осень. Он отдавал предпочтение весне, но понимал, что раньше срока увидеть, как природа обретает свои дивные краски, не получится. И сжав зубы, подняв воротник куртки повыше, зашагал по осенней Москве к остановке. Приехав до места на такси, рассчитавшись с водителем, Андрей поднялся на уже знакомый пятый этаж и, как и в прошлый раз, вежливо постучался. Услышав «войдите», он, приоткрыв дверь, зашел внутрь. Кабинет выглядел так же примечательно, как и несколько дней назад. В этот раз из колонок играл последний альбом The Weeknd — «Starboy», а панорамное окно, выходящее в парк, стояло приоткрытым, из-за чего шум дождя, был едва слышен. «Да уж, мужик явно держит руку на пульсе современной культуры» подумал про себя Чуковский. Сняв обувь, Андрей, сделав несколько шагов, снова очутился на чрезвычайно удобном диване горчичного цвета. Музыка тем временем прекратилась и в помещении воцарилась на долю секунды тишина. И только звук дождя, шедший за окном, издавал минимальный звук и словно проказник, был готов подслушивать.

— Как съездили, удачно?

— Не совсем. Случай был тяжелый. Но, все-таки моя помощь возымела эффект.

— Отрадно слышать.

— Спасибо. Ну-с, дорогой Андрей Станиславович, продолжим наш диалог. Если мне не изменяет память, то мы говорили кажется о.…о том, что ваш давний пациент страдает раздвоением личности, так?

— Именно. Он первый раз пришел ко мне вместе с матерью, когда у них дома случился…

— Тот самый инцидент. Да-да, я вспомнил. Мы прошлый раз не договорили, прошу прощения. Но сегодня, уверяю вас, нас ничто не потревожит, и я всецело буду рад оказать всевозможную помощь. Поэтому, без долгих предисловий, предлагаю вам продолжить.

— Вы не против, если сегодня я буду немного прохаживаться по кабинету?

— Да, конечно, — как всегда улыбчиво ответил Долгорукий, — те, кто ко мне ходит регулярно частенько выбирают именно такой способ общения.

— Спасибо.

Андрей встал с дивана. Перед тем как начать, он мысленно пробежался по своей памяти, для того чтобы точнее выразить свои мысли. Ему понадобилось около минуты, в процессе которой, он спокойным шагом ходил по столь замечательному ковру психолога. «Он был прав, ковер и вправду творит чудеса» Нахлынувшие воспоминания, в процессе поиска, сбили его с основной мысли. Внезапно пульс в висках начал пульсировать сильней прежнего, из-за резкой вспышки боли он едва мог удерживаться в состоянии спокойствия, и потому продолжив вспоминать, его походка из спокойной, сменилась хаотичной. Чуковский начал ходить вдоль и поперек по кабинету, пытаясь совладать с раскатами боли, потирая виски ладонью. Дождь, тем временем, усиливался словно стараясь увеличить градуса накала внутри Андрея.

— Видите-ли… как я уже говорил ранее, — наконец заговорил Чуковский, — я к тому времени… когда встретил Макса, был отцом четырехлетней дочери. Во время второй недели, которую я проводил в клинике, меня навещала жена с дочкой. Так вышло, что во время перерыва, в ходе сеанса… Ксения и Макс.…они познакомились. И быстро подружились. Жена приходила еще дважды на той неделе. Макс и Ксюша вновь встретились и были рады друг другу. Так вышло, что наши семьи сдружились. В течении следующих лет наши дети росли бок о бок. Оказалось, что даже наши дома расположены всего в двадцати минутах езды друг от друга.

Рассказывая вам все это, я.…начинаю теперь верить и в мистику, т.к уже неоднократно в мою жизнь врывались события, окруженные числом «двадцать».

Андрей прервал свой монолог. Боль была адской. Он облокотился руками на спинку позади дивана. Его дыхание было тяжелым и прерывистым. На лбу проступили капельки пота.

— С вами все в порядке?

— Да я.…просто… в последнее время… самочувствие неважное…

— Вы уверены? Вы плохо выглядите, — с нескрываемой тревогой в голосе произнес профессор.

— Не стоит, правда. Я… обойдя диван и вновь на него присев, это сейчас пройдет… это приступ. Ничего серьезного… просто… голова раскалывается…

— Приступ? В вашем возрасте? Из-за чего же?

— На нервной почве. Это все из-за…

— Макса?

— Да. Тут замешан не только он… как я вам говорил первый раз по телефону, это личное дело.

Долгорукий с тревожным видом продолжал разглядывать человека, пришедшего к нему буквально пять минут назад, будучи на вид полностью здоровым и теперь, после краткого рассказа, выглядел очень слабым.

Долгорукий встал из-за своего стола и быстро подошел к Чуковскому, положив свою ладонь ему на лоб.

— Да вы весь горите!

— Я говорю вам, это ерунда. Так мой организм реагирует на стресс…

— Так организм реагирует на вирус, друг мой. А ваше состояние больше смахивает на подозрение, близкое к микроинсульту как минимум. Вы прилягте, Андрей Станиславович. И раз уж вы не хотите, чтоб я вызвал карету скорой, тогда вам стоит как минимум принять две таблетки валокордина. И одну — аспирина. И даже не отпирайтесь. Я настаиваю.

С этими словами, Богдан Васильевич, подошел к столу, и открыв верхний ящик извлек оттуда упаковку валокордина, выдавив из нее две таблетки белого цвета. Затем откупорив новую упаковку с аспирином, изъял оттуда белесую капсулу, направившись к Чуковскому, по пути наполнив пластиковый стакан воды из бидона. Любезно предложив его Чуковскому, тот держась за голову, молча проглотил все, что дал ему Долгорукий, залпом выпив содержимое стакана. — Спасибо, профессор, — тяжелым голосом ответил Чуковский. В прошлый раз у меня нечто похожее было с собой, в бутылке из-под бонаквы.

— Ах вот оно что! То-то, я смотрю на вас минералка действовала положительно, улыбаясь широкой улыбкой ответил профессор. Предлагаю вам полежать минут десять, а затем мы продолжим. Я пока отлучусь, но в одиночестве вас не оставлю. Как вы могли заметить, я меломан и слушаю самых разных музыкантов. Кого вы предпочитаете? У меня большая коллекция пластинок. Думаю, смогу вам подобрать что-либо по вашему вкусу.

— Weeknd мне подойдет. Признаться, был удивлен, что вы в курсе даже о таких исполнителях.

— Тут нужно сказать спасибо моему сыну. Благодаря нему, я все еще остаюсь в тренде. А музыка этого парня действительно классная. Расслабляет. Что ж, тогда решено.

Включив мелодичного певца, родом из Эфиопии, Долгорукий покинул кабинет.

Андрей, чувствуя себя посредственно, старался вслушиваться в музыку, однако быстрое нервное истощение организма привело к его полной отключке уже спустя несколько секунд, как только профессор удалился.

***

— Ну, как вы? Готовы продолжать? Или может, лучше перенесем визит на другой день?

Голос Богдана Васильевича раздавался будто эхом из далека. До Андрея начало доходить осознание того, что он уснул. Приоткрыв глаза, он увидел смутные очертания прежнего кабинета.

— Я бы на вашем месте, все-таки обратился в больницу. Видок у вас не из лучших. Долгорукий снова дотронулся до его лба, — Аспирин подействовал. Жар явно спал, хотя не факт, что на долго. Предлагаю все же перенести визит, даже ввиду такой срочности для вас.

— Нет, нет! Не нужно! Я готов продолжить! Правда… мне… мне уже лучше. Спасибо вам, — придя в себя, Андрей говорил на удивление вполне бодро, присев на уже успевший полюбится ему диван, — Нужно было сразу сказать об этом… я.…простите, просто в последнее время я сам не свой… столько дел… голова идет кругом.

— Понимаю. Мне знакомо это чувство. Давление, множество задач, сроки, переживания… к тому же, Боруссия Дортмунд на пятой строчке в таблице за пару игр до конца чемпионата… какие же тут к черту нервы, так ведь?

Звонкий смех обоих раскатился по всему кабинету.

— Это вы прямо в точку сказали! — все еще смеясь ответил Чуковский. Откуда вы знаете, что я болельщик Дортмунда?

— Наблюдательность, друг мой, не только у вас развита, — все с той же широкой улыбкой отвечал Долгорукий. — На вашем рюкзаке прикреплен их значок. К тому, же я помню это из нашего тогдашнего разговора, на семинаре. Вы хвалили их нападение, но ругали оборону. Что ж, как я и сказал по телефону, — вы оказались проницательны.

— Даже не знаю, что и сказать. Вы просто современный Холмс. Не иначе, — с восхищением и облегчением ответил Чуковский.

— Да ладно вам, Андрей Станиславович. Вы тоже, как я мог убедится, не промах.

Долгорукий еще несколько секунд всматривался в своего гостя, который постепенно приходил в норму. Удостоверившись, что человеку ничего не грозит, он вернулся за свое рабочее место.

— Если вы готовы, то, будьте любезны — продолжайте, — мягким голосом произнес профессор и вновь скрестил руки на поясе, устремив, как и прежде, сосредоточенный взгляд на собеседника.

— Готов. Мне уже правда лучше. Я остановился на… не напомните?

— Вы говорили о личном деле, а до этого про мистику цифры «двадцать»

— Да, точно. Двадцать… вам никогда не доводилось видеть подвох в цифрах?

— Я предпочитаю во всем делать рациональные выводы, опираясь, прежде всего, на логику и здравый смысл. Что касается цифр… люди видят то, что хотят видеть. Проще всего обмануть самого себя, как говаривал физик Ричард Фейнман.

— Пожалуй, с вами соглашусь.

— Я бы не стал на этом зацикливаться. И вам не советую.

— Что ж, кажется, сегодня я получил куда больше, чем ожидал, — с виноватой улыбкой ответил Андрей.

— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Бендер, надо признать, был прав. Простите, я бывает, увлекаюсь цитатами. У меня на этом бзик. Итак, вернемся к Максу, согласны?

— Да. Итак… Макс.…Как я упоминал ранее, наши семьи начали дружить. Детство наших детей проходило легко и беззаботно. Я уверен в том, что они оба довольны тем временем, которые мы с ними проводили. О конфликтах даже никогда и речи не шло. Наши взгляды… я имею ввиду себя и свою жену, касаемо воспитания детей, с Викторией были во многом схожи, если не во всем. Мы были уверены в том, что ребенку требуется любовь, забота, здравое воспитание… что нужно создавать условия, в которых чаду было бы комфортно и любопытно открывать/познавать новый мир.

— У вас отличные семейные ценности. Должен сказать, что я полностью разделяю вашу точку зрения.

— Спасибо. Макс в раннем возрасте начал проявлять две отличительные черты. Это касалось спорта и живописи. Бурно увлекаться спортом он начал лет в семь. Со второго класса, на уроках физкультуры. Повезло с учителем. С Константином Олеговичем дети и впрямь тяготели к физической активности, а не ходили для галочки. Дальше была легкая атлетика, гимнастика и затем его последнее увлечение — баскетбол. К тому времени Максу было уже десять. Он показывал неплохие результаты, учитывая возраст, однако… тренера сходились во мнении, что звезд с неба он хватать не будет. И по большому счету я был согласен с ними. Не то, что бы у него не хватало старания… просто ему нравились соревнования на среднем уровне. Но, когда ребенку только десять, согласитесь, что трудно делать выводы и строить далеко идущие планы. Пусть нередко можно сказать наверняка о будущих результатах, глядя на ранние успехи.

— Соглашусь. А как обстояли дела с живописью?

— Тут как раз таки его стараний и вдохновения хватало с лихвой. Первые зачатки, что крайне важно, появились именно после инцидента с отчимом. До этого, как говорит Вика, она не замечала за ним ничего подобного. Видимо, этот случай, все-таки внес свои коррективы в его сознание, пусть и незаметно ни для наших, ни тем более для его глаз.

— Что же он рисовал?

— Тематики были самые разные. Напомню, что, когда он начинал ему было только четыре. В таком возрасте дети рисуют каракули на бумаге, либо ими же разрисовывают стены. Крайне малый процент детей может создать что-либо стоящее в четыре года. Судя по всему, Макс входил именно в этот процент. Он любил рисовать звезды, пустыни… морские просторы. Когда ему было десять, его рисунки начинают приобретать более детальные и локальные черты. От масштабных панорам он переходит к крупным инженерным конструкциям и архитектурным изваяниям. К четырнадцати годам в его полотна начала просачиваться биология. Диапазон, нужно признать, был объемлющим. Начиная от микробов и насекомых, заканчивая детальными портретами людей.

— Мне кажется, или ваш парень настоящий вундеркинд? — с легкими нотками восторга в голосе, спросил профессор.

— Да, признаться… мы и сами часто думали, что Макс гениален и его ждет большое будущее! — С усмешкой ответил Чуковский. Понимаете… что нас удивляло..говоря о нас, я имею ввиду не только наши семьи, а еще наших общих знакомых и конкретно моих друзей из разных областей — его рисунки были снабжены информацией, которую он еще не знал на тот момент. Представляете? Т.е он… к примеру, рисовал блоху, не зная, что таковая существует! Т.е..в момент рисунка он, конечно, не знал, что это его новое творение в действительности блоха. Он-то думал, что придумал просто любопытное нечто… а оказалось, что нарисовал действительно существующую форму жизни. Просто потрясающе! Будто в нем была заложена информация еще до этого… я.…я правда… да и не только я.…вообще никто не мог этого объяснить! К тому же… его картины были невероятны с точки зрения деталей.

— Вы не думали, что это могло быть как-то связано все-таки с инцидентом?

— На тот момент… не думал, — с осторожной паузой ответил Савелий.

— И что же оказалось? — плохо скрывая интерес спросил Долгорукий, сменив позицию, и придвинулся ближе к собеседнику, по-прежнему, не отрывая взгляд.

— Когда Максу исполнилось четырнадцать, мы устроили ему чудесный день рождения. Один из подарков превзошел все наши ожидания. У Макса за эти годы скопилось огромное количество рисунков, как вы понимаете, и мы решили организовать недельную выставку в одной из престижных галерей Санкт Петербурга. Видели бы его лицо, — с радостью на лице говорил Андрей — он прыгал до потолка от счастья и кидался ко всем в объятия. Да… чудесный был день. Будущее рисовалось в ярких тонах, и казалось, что события десятилетней давности навсегда уйдут в лета, но… как же мы ошибались…

Лицо Чуковского резко приняло печальный вид, и он снова умолк.

Долгорукий не задавал встречных вопросов, а только молча выжидал, когда его собеседник будет готов сам продолжить. Дождь уже изо всех сил стучал по окну, словно требуя немедленной развязки.

— Как ошибались… Спустя несколько дней, Макс играя во дворе… в тот день шел сильный ливень… он полез на дерево и видимо… неудачно на нем закрепившись, поскользнулся. В результате нога соскользнула и он сорвался. Пролетев около девяти метров, ударяясь попутно о ветки, Макс рухнул на твердую землю у подножья дерева. Когда мы с другими детьми оказались рядом с ним, у меня в это время был выходной и я находился дома, то он был без сознания. Естественно, мы тут же вызвали скорую. Через несколько часов оказалось, что Макс получил сильную черепно-мозговую травму, из-за чего он впал в кому. Спустя две недели нам позвонили и сказали, что Макс пришел в себя, но…

— Это уже был не Макс.

— Верно.

— Но кто же?

— Калюшко Олег Павлович. Тридцать пять лет, женат, без детей. Любитель притронутся к бутылке и кроме того… отличный художник и.…эксперт в биологи.

В кабинете воцарилась гробовая тишина. Дождь прекратился, будто разделяя шок присутствующих мужчин. Небо по-прежнему было затянуто тучами. Воцарилась мрачная атмосфера, полностью поглотившая всех участников.

Глава 5

Пар, исходящий от горячей воды, вперемешку с дымом, идущим от сигарет, полностью затмил всю ванну. Запотевшее зеркало, расположенное на потолке, превратилось в мутное полотно, а пласты густой пены покрывали собой всю область джакузи. Дышать становилось все тяжелей. Высокая температура воды, усиливала кровообращение и повышало давление, вследствие чего сосуды расширялись, пытаясь всеми силами с помощью пор кожи впитывать в себя остатки кислорода. Несколько бутылок из-под «Carlsberg» и «Tuborg», вперемешку с бутылкой вина валялись по полу, а бокал с остатками «Captain Morgan», неуверенно держался в пальцах левой руки, чья дрожь усугубляла процесс опустошения содержимого. Олег, взгляд которого был абсолютно рассеян, все это время находился в состоянии алкогольной нирваны и лишь делая изредка затяжки, его тело вспоминало, что оно еще живое и ему не место среди восковых фигур, сродни его работам. Пепел дешевых «Winston» опадал на густые хлопья пены, придавая им таким образом, колоритный окрас.

Ровно семь дней назад, Олег на своем «Aston Martin Vanquish», будучи в состоянии сильного наркотического и алкогольного опьянения, попал в серьезное ДТП. На высокой скорости рассекая скользкую от дождя трассу, Олег не смог справится с управлением, когда машину начало заносить. Автомобиль, попав в поток хаотичного вихря инерционной петли, остановился лишь влетев в бетонную стену. Известный живописец, очевидно, родился в рубашке. Машина ремонту не подлежала. Скрючившись в покореженную металлическую коробку, она теперь скорее напоминала спрессованный мусор для утилизации, чем еще минуту назад флагманский спорткар. Сработавшая подушка безопасности, смогла смягчить удар, тем не менее голова, не сумев избежать удара, сильно кровоточила в районе височной доли. Олег, на мгновенье потеряв сознание, все же быстро очнувшись осознал, что его тело полностью зажато изуродованным металлом, чьи щупальца заблокировали его тело, а ноги были полностью прижаты двигателем. Скорая, приехавшая в течении двадцати минут благодаря звонкам очевидцев, не смогла вовремя оказать помощь из-за перекрытого доступа машины к телу. Прошел еще час, прежде чем МЧС прибывшая на место, орудуя болгаркой и ломом, смогла вызволить Олега из импровизированной клетки. Оказавшись в больнице, пройдя все необходимые процедуры, Олег услышал крайне удивленные, но все же приятные новости. По большому счету, ему чудом удалось избежать неминуемой гибели, если бы удар машины о стену был хоть на градус другим. Голова, на первый взгляд серьезно пострадавшая, также избежала тяжелой участи, ограничившись мелкой гематомой и легким сотрясением мозга. Все тело, за исключением ног, было покрыто множеством порезов, самых разных размеров и форм. Опорно-двигательная система была повреждена сильней всего, оставив глубокие порезы со внутренней стороны обоих бедер и ожоги второй степени, с характерными для них волдырями.

Несмотря на подобные увечья и выписанный месячный больничный от лечащего врача, с настоятельными рекомендациями провести его в больнице, Олег не разделяя такую точку зрения, попросил Ксению отвезти его домой, не обращая внимание на чьи-либо уговоры. С тех пор, как он покинул лазарет прошла неделя. Все это время находясь дома, Олег проводил пассивно. Ноутбук и сериалы — составляли львиную долю его досуга. Сейчас, лежа в ванне, вновь попивая алкоголь и вдыхая никотиновый туман, он думал о причинах, почему он до сих пор жив и в чем смысл его жизни на земле.

Где-то вдалеке сначала послышался шум, затем звук открывающегося замка, и после — топот шагов. На отчетливое цоканье каблуков, начав хаотично бродить по квартире, Олегу было глубоко плевать. Даже если к нему в квартиру пробрался вор, пусть и в женской обуви, чьим желанием будет вынести все подчистую, он не будет против. А скорее поможет с какой-нибудь мелочью. До ослабевшего слуха, доносились самые разные отголоски звуков: скрежет дверей, гулкое открытие окон, потрескивание паркета, бренчание посудой. Его слуховой аппарат, несмотря на поврежденное состояние, все еще мог различать шум от напор воды, затем чирканье спичками, и наконец соприкосновение металла друг о друга. Олег представил черную фигуру, завладевшей его квартирой. Она ставит чайник на плиту, в то время как запах серы от только что зажженной спички медленно, словно пар в его ванной, распространяется по всей кухне, как никотин по его крови, погружая ее в призрачную дымку, а себя — в ядовитый смог.

Каблуки пришли снова в движение и приближались с большой скоростью. Они становились все громче, пока наконец, не достигли своего апогея и прорвались в его обитель, с открывающейся дверью. Мужчина даже не повернул головы, а только лишь сделал последний глоток рома, после чего его пальцы, наконец, получив сигнал от мозга об освобождении распахнулись, и пустой бокал булькнув в горячую воду, взмыл в воздух несколько клочков пены.

— Господи, Олег! Как ты можешь тут находится?!! Твою мать… открой хоть окно, — зло и ошарашенно произнесла фигура.

Она в три шага добралась до окна и открыв его на проветривание, развернулась лицом к Олегу, присев на край джакузи.

— Олег… — она, приняв более мягкий вид, провела ладонью по его щеке, после чего и вовсе сменила гнев на милость, — милый… ты… выглядишь ужасно, — почти шепотом промолвила девушка. Как твое самочувствие?

Он ничего не отвечал и, как и прежде, всматривался, на сколько это было возможно, рассеянным взглядом в мелкую трещину над ванной.

— Зря я тебя послушала. Надо было оставить тебя в больнице. Там бы хоть за тобой присматривали. Может, хоть бы этот месяц прожил без бутылки. А сейчас… вот, что ты опять делаешь? в ее голосе отчетливо слышался вновь нарастающий гнев. — Тебе было мало, что ты неделю назад поцеловался со стеной? Тебе мало моих нервов? Ты в курсе, что вокруг тебя люди, что дорожат тобой и любят тебя. Ты о них думал, когда летел непонятно куда и зачем? Обо мне думал? — срываясь на крик, колотя руками по воде, кричала во все горло девушка. Олег, как и прежде, ничего не выражая, лишь стеклянными глазами всматривался в трещину, стараясь отыскать в ней нечто, что пробудит его потерянное «я».

Выбившись из сил, и окончательно иссякнув морально и физически, Ксения, опускаясь на колени, оказавшись с ним на одном уровне, прижалась своей головой к его. Ее голос, снова перейдя в режим полушепота, теперь звучал ласково и мягко.

— Дорогой, что с тобой происходит в последнее время? Я.…просто… это выше моих сил. Ты и раньше был занозой в заднице, — с легкой улыбкой произнесла она, но сейчас ты… кажется… полноценно в нее превращаешься.

Простенький юмор, оказался сильнее всех логичных доводов, чтобы вызывать ответную реакцию у человека, лежавшего в джакузи. Лицо Олега исказила едва заметная гримаса, смутно напоминавшее подобие улыбки.

— Я сегодня утром встречалась с Ефимовым… это глава, если ты помнишь, галереи. Та, что «Мир Наизнанку». Где мы месяц назад хотели провести твою выставку. Я хотела убедить его еще раз согласится ее провести.

Подушечки ее пальцев, медленно перемещались по его лицу, напоминая нежный массаж. С его румяных щек, они переходили на горбинку его носа, затем ленно опускались на кончики его покрасневших губ и, подключая ладонь, нежно гладили его подбородок.

— Ты, конечно, вел себя по свински тогда… и я.…думала, что мне не удастся его уговорить, однако… все прошло на удивление отлично. Говорил только он и… в итоге согласился. Понимаешь, милый? У нас будет еще один шанс для твоей презентации. Правда, нужно будет подождать пару недель, но, думаю, что это нам даже на руку.

Девушка, наклонившись сильней прежнего вперед, аккуратно обняв своими руками его голову, приложив к своей груди. Олег был похож на младенца, которого утешают, после того, как он был кем-то обижен.

— Если бы ты знал, какой у меня сегодня был тяжелый день. Боже, как же мне хотелось утром вернутся сюда, к тебе… но… ты же знаешь, если бы не мой врожденный трудоголизм, то не жить нам сейчас на Невском. А то, в противном случае, это была бы каморка в стиле «Мастера и Маргариты», где они вполне могли оказаться нашими соседями.

— Зато в такой атмосфере работать и жить было бы проще нам обоим, — внезапно прервал ее монолог Олег.

— Ты так считаешь?

— Эта история стара как мир. Древняя фабула, проходящая красной нитью через века. Когда у тебя нет ничего, ты обладаешь только одним. Стимулом. Он то и позволяет тебе карабкаться наверх, к софитам, славе, известности… в процессе ты копаешься в себе, погружаешься в марианские впадины своей личности и вытаскиваешь наружу то сокровенное, что есть в тебе, под многочисленными слоями. Ты внедряешься на территорию спящего гения, побуждая своим самокопанием к его пробуждению. И лишь тогда на свет появляется действительно стоящие вещи. И тут мы сталкиваемся с парадоксом успеха. Окружаем себя лакшери, хоромами, дорогими шмотками… всей этой приторностью, слащавостью и лицемерием, которое сквозит изо всех щелей и несет им на расстоянии… после такого преобразования твой личный гений теперь уже не засыпает, он просто… растворяется… оставляя после себя лишь горькое послевкусие…, — монотонным, но твердым и ровным голосом подытожил Олег.

Закончив свой монолог, он потерся головой о грудь девушки и впервые за все это время посмотрел на нее.

Ксения, в тусклом свете запотевшей ванны, выглядела самым прекрасным творением на земле. Длинные, каштановые кудри, полностью скрывающие уши, лишь приоткрывая маленькую часть ее соблазнительных мочек, устало покрывали ее плечи. Веснушки, столь дивно подчеркивали ее прекрасное лицо, что казалось, лучшего вида человеческого облика не сыскать на всем белом свете. Ему нравилось все в этом человеке. Ее красивый лоб, маленькие брови, живые ресницы, такие глубокие, карие, завораживающие глаза, ее сексуальная ложбинка между продолговатым носом и пухлыми, аппетитными алыми губами. Аккуратный подбородок, подчеркнуто завершал прекрасный лик Ксюши.

— Кажется, на кого-то благоприятно подействовал свежий воздух, — улыбнувшись на его реакцию, ответила она.

Олег, опустив взгляд, ничего не ответив, лишь сильнее прижался к ее груди.

— Ты знаешь, я…

Но она не успела договорить. Свист чайника, поставленного на плиту, резко оборвал ее на полуслове, будто напоминал, что и он также является частью их семьи.

— Чайник. Я скоро.

— Не торопись, мне достаточно ванны на сегодня, ответил Олег, — снова посмотрев прямо в глаза Ксении, — Завари зеленый. Я скоро.

Несмотря на количество выпитого алкоголя, Олег был совершенно трезв и адекватен.

— Хорошо, дорогой.

Сказав это, Ксения покинула все еще душную и прокуренную ванну.

***

Когда Олег появился на кухне, все было готово. На столике из красного дерева

расположились две белые керамические кружки, с зеленым чаем и чайником посредине. На кухне было свежо. После ванны, это место ощущалось девственно чистым.

— Присаживайся, — увидев Олега, сказала Ксюша.

Олег, укутавшись в зеленый махровый халат, отодвинул стул и присев за стол, сразу же отхлебнул несколько глотков из кружки.

— Как ты умудряешься всегда делать такой прекрасный напиток?

— Секрет фирмы, — уклончиво ответила она.

— Ладно, пусть им и остаётся, лишь бы вкус этот не пропадал.

Ксюша, закончив разрезать малиновый кекс, разложив его на тарелке, присела за стол, составив компанию мужу.

— Угощайся, — ласково сказала она, откусив кусочек кекса, запивая его чаем.

— Спасибо, нет желания для сладкого.

— Ну, как хочешь. Мне больше достанется.

— Тебе и так, судя по всему, сегодня досталось. Выглядишь ты устало, Ксюш. Прости, это все из-за меня.

— В какой-то мере.

— Судя по всему в большей. Слушай, прости меня правда… я.…в последнее время… не знаю, кажется, последние картины, что я написал…, отобрали у меня все силы. А теперь еще и авария… Я опустошен. Во всех смыслах. Меня… ты знаешь, после аварии… кажется… меня начали преследовать… даже не знаю, как их назвать… атаки… панические, что ли… я..часто теряюсь, у меня постоянные перепады настроения, я набрал лишние килограммы, пока сидел тут.. бросает из холода в жар… и наоборот… к тому же… после того случая в галереи, я начал было слышать голоса…

— Какие голоса? — с беспокойством спросила Ксения.