Бесплатный фрагмент - Дублинцы. Камерная музыка. Пробуждение Финнегана. Джеймс Джойс

Дублинцы

A grey morning settles over Dublin.

Серое утро опускается на Дублин.

The streets are narrow, the buildings close, their facades worn and patient.

Улицы узкие, здания стоят плотно, их фасады изношены и терпеливы.

In this city lives a great many souls — children, workers, dreamers, clerks, mothers, old men, strangers and familiar faces.

В этом городе живут многие души — дети, рабочие, мечтатели, клерки, матери, старики, незнакомцы и знакомые лица.

Each walks under a low sky heavy with Sabbath light or rain or the hush of dusk.

Каждый идет под низким небом, тяжелым от субботнего света, дождя или вечерней тишины.

This is Dublin — not grand and heroic, but real, full of quiet stories, small hopes, hushed desperations.

Это Дублин — не великий и героический, а настоящий, полный тихих историй, маленьких надежд, приглушенных отчаяний.

In a small house lives a boy whose days are measured by the soft footstep of a priest who visits, reads, prays.

В маленьком доме живет мальчик, чьи дни измеряются мягким шагом священника, который приходит, читает, молится.

That priest’s name is Father Flynn.

Священника зовут отец Флинн.

The boy is attentive, curious, respectful.

Мальчик внимателен, любопытен, почтителен.

But one morning the priest is dead.

Но однажды утром священник умирает.

The windows, the walls, the silence in the room weigh more than grief — they weigh questions.

Окна, стены, тишина в комнате нависают больше, чем горе — они нависают вопросами.

The boy and his aunt visit the sisters of the priest; they speak in low voices, exchange memories, speculate.

Мальчик и его тетя посещают сестер священника; они говорят тихими голосами, обмениваются воспоминаниями, рассуждают.

Yet the boy senses a strange hush, an unstable dignity.

И все же мальчик ощущает странную тишину, нестабильное достоинство.

The death seems less a holy rest than a silent unburdening.

Смерть кажется скорее не святым покоем, а тихим облегчением.

He steps back, feeling his childhood tremble.

Он отступает, чувствуя, как дрожит его детство.

Not far off, two schoolboys dream of adventure.

Недалеко два школьника мечтают о приключениях.

They skip classes, wander through the city, imagining themselves explorers of distant worlds, free from walls.

Они прогуливают уроки, бродят по городу, представляя себя исследователями далеких миров, свободными от стен.

For a time the streets are wide, the sky open; the world seems full of rough magic.

На время улицы становятся широкими, небо открытым; мир кажется полным грубой магии.

But then they meet an old strange man by the river.

Но потом они встречают старого странного человека у реки.

His words are sly, his laughter hollow.

Его слова лукавы, смех пуст.

Fear creeps in, confusion — the boys run, shaken.

Страх подкрадывается, смятение — мальчики убегают, потрясенные.

The dream of escape dissolves.

Мечта о побеге растворяется.

The city returns around them and the innocence drains slowly, like water from a basin.

Город возвращается вокруг них, а невинность медленно утекает, как вода из таза.

A little later, another youth stands in a dark room touched by lamplight.

Немного позже другой юноша стоит в темной комнате, освещенной лампой.

He is enamoured with a girl he barely knows — a neighbour’s sister.

Он влюблен в девочку, которую едва знает — сестру соседа.

In his mind, the town becomes an enchanted bazaar, a distant market of longing and possibility.

В его воображении город превращается в волшебный базар, далекий рынок желаний и возможностей.

He imagines presenting her with gifts from across seas, tickets to exotic fairs, strange spices and dreams.

Он воображает, что подарит ей дары из-за морей, билеты на экзотические ярмарки, странные пряности и мечты.

But when he visits the market called Araby, he finds only harsh lights, empty stalls, disappointed faces.

Но когда он посещает рынок под названием Араби, он находит только резкий свет, пустые лавки, разочарованные лица.

The girl speaks to him with politeness, but no warmth.

Девочка говорит с ним вежливо, но без тепла.

The darkness of the night returns him home, and he realizes that his dream was a flaring candle in a wet wind.

Темнота ночи возвращает его домой, и он понимает, что его мечта была как вспыхнувшая свеча на влажном ветру.

His hope — small, bright — flickers and dies.

Его надежда — маленькая, яркая — мигает и гаснет.

Then a young woman, Eveline, sits at home in twilight.

Затем молодая женщина, Эвелин, сидит дома в сумерках.

She hears tales of ships leaving docks, of distant lands where nothing reminds you of sorrow or loss.

Она слышит рассказы о кораблях, покидающих доки, о далеких землях, где ничего не напоминает о печали или утрате.

A sailor offers her escape from dust and routine, from duty and quiet despair.

Моряк предлагает ей побег от пыли и рутины, от долга и тихого отчаяния.

For a moment she feels the tug of the sea wind, the promise of new light.

На мгновение она чувствует порыв морского ветра, обещание нового света.

But memories sit heavy on her — a promise to her mother, the duty to her family, the fear of the unknown.

Но воспоминания давят на нее — обещание матери, долг перед семьей, страх перед неизвестным.

On the pier, her hand trembles.

На пирсе ее рука дрожит.

The boat’s horn blows.

Звучит гудок корабля.

The water glitters.

Вода сверкает.

Her heart is torn.

Ее сердце разрывается.

She cannot move.

Она не может пошевелиться.

The night reclaims her, and she returns, rooted in silence, the departing ship’s lights fading behind her like a dream she forgot.

Ночь забирает ее обратно, и она возвращается, погруженная в молчание, огни уходящего корабля меркнут за ней, как забытая мечта.

Around these lives move others: young men at racetracks, gamblers, the rich and hopeful mingling with the poor and desperate.

Вокруг этих жизней движутся другие: молодые люди на ипподромах, игроки, богатые и надеющиеся смешиваются с бедными и отчаявшимися.

Some chase chance; some flee debts; others whisper promises or lies.

Некоторые гонятся за удачей; некоторые бегут от долгов; другие шепчут обещания или лгут.

A boarding house hums with secrets: a mother protective of her daughter’s honour; a young man caught between desire and duty; whispers behind doors; anxieties about respectability.

Гостиница гудит тайнами: мать, защищающая честь дочери; молодой человек, разрываемый между желанием и долгом; шепоты за дверями; тревоги о приличиях.

Walls hear confessions not meant for walls; footsteps echo promises, doubts, regrets.

Стены слышат признания, не предназначенные для стен; шаги отражают обещания, сомнения, сожаления.

There are clerks who return from offices with tight collars and heavier hearts.

Есть клерки, которые возвращаются из офисов с тугими воротниками и тяжёлыми сердцами.

They sit in pubs, where lamps glow low and voices edge their sentences with fatigue.

Они сидят в пабах, где лампы светят тускло, а голоса окрашивают фразы усталостью.

They speak of times past, of what might have been — a journey abroad, a talent wasted, a letter never written.

Они говорят о прошлом, о том, что могло быть — поездка за границу, потраченный дар, письмо, которое так и не было написано.

They drink porter, staring at reflections in glass, as if watching some version of themselves fade.

Они пьют портер, глядя на отражения в стекле, как будто наблюдают, как тает какая-то версия самих себя.

A few moments — a shout, a slammed door, a brief laugh — and the weight returns.

Несколько мгновений — крик, хлопнувшая дверь, короткий смех — и тяжесть возвращается.

Tomorrow they will rise again, tie their collars, and walk the old walk to the old office.

Завтра они снова поднимутся, завяжут воротники и пойдут старым путем в старый офис.

Older women, cautious men, mothers clutching invitations to concerts: they hope for chance — of better living, recognition, respect — but often meet disappointment.

Взрослые женщины, осторожные мужчины, матери с пригласительными на концерты: они надеются на шанс — лучшей жизни, признания, уважения — но часто сталкиваются с разочарованием.

A concert hall’s promised glamour is stripped by cheap curtains and the smallness of space; the applause rustles weakly in the damp air; the faces in the audience blur and fade.

Обещанный гламур концертного зала лишен блеска дешевыми шторами и теснотой помещения; аплодисменты звучат слабо в сыром воздухе; лица в зале размываются и исчезают.

The music dies, the invitation gathers dust, and hope shrinks back into the grey streets.

Музыка умирает, приглашение покрывается пылью, и надежда возвращается на серые улицы.

In the corners of the city, in shabby pubs and narrow lanes, travellers and vagabonds pass.

В уголках города, в обветшалых пабах и узких переулках, проходят путники и бродяги.

They carry stories in their pockets, songs on their lips, languages unknown to most.

Они носят истории в карманах, песни на устах, языки, неизвестные большинству.

They remind Dublin that there is more beyond its walls — seas, distant cities, different lives.

Они напоминают Дублину, что за его стенами есть больше — моря, далекие города, иные жизни.

But the city listens and folds their voices into its own hush.

Но город слушает и вплетает их голоса в свою собственную тишину.

The foreign words slowly become echoes of regret, longing, resignation.

Иностранные слова медленно превращаются в эхо сожалений, тоски, смирения.

The newness dims, the foreign lips grow familiar, hardened.

Новизна тускнеет, чужие губы становятся привычными, ожесточенными.

Among them walks a middle aged man who once dreamed big — of art, of writing, of escape.

Среди них идет мужчина средних лет, когда-то мечтавший о большом — об искусстве, о писательстве, о побеге.

He reads dusty books late at night by lamp, writes letters never sent, hopes for a spark.

Он читает пыльные книги поздно ночью при лампе, пишет письма, которые никогда не отправит, надеется на искру.

But by day he is bound by routine: a small flat, a small job, a small regret.