Бесплатный фрагмент - Древние славяне и домонгольская Русь

ОТ АВТОРА

В повседневных заботах, в близких радостях и печалях не всегда есть время думать о далёком прошлом местности и страны. Но стоит чуть отойти от насущных дел и задуматься, то может статься, — набегут к тебе прошлые века и заманят в свои затуманенные дали.

Это может случиться, когда вспомнятся тебе вдруг строки исторических повествований, — современных и древних, или выкладки археологических исследований и дальнее, непрожитое встанет перед тобой во всех своих давних тяготах, кратких радостях и привычных заботах. Приняв свободу, оживут загоризонтные вехи времён и помогут тебе ясно ощутить то далёкое былое пространство.

Ты можешь фантазировать о них или просто вдумываться в них. Но они могут наплыть и сами.

Особливо обостряются те чувства у старинных храмов или зданий, или других строений, когда стоишь там в одиночестве.

Не менее глубокие чувства в такие часы могут дать и просторы природы, где не видишь больших следов цивилизации, а тихий шелест листвы, трав или волн тихо навевают таинственную мелодию ушедшего времени.

И опять та даль станет бесконечно трогательной и пронзительно ощутимой.

Здесь и потный пахарь, налегающий на рукояти скрипящей сохи. И порывистые всадники, куда-то спешащие по пыльной дороге. И, случаем, праздные люди, отдавшиеся буйному веселью в своём селе. И огни пожарищ, с пронзительным треском съедающие лачуги и сараи. И в келье монах, выводящий гусиным пером подробности каких-то важных событий…

Да порой и в другие минуты могут коротко навестить тебя такие мысли и чувства.

В краткой форме о них, и в чём-то о своих особых взглядах на тот мир хочется поделиться с неравнодушными к нашей истории читателями.

Об этом поведают страницы данной книги.

ЗА ВОЛНАМИ СНОВА ВИЖУ БЕРЕГА

Что мне шумит, что мне звенит

издалёка рано перед зорями?

Слово о полку Игореве.

На берегу Чёрного моря веяло светлой грустью. И могучие дальние горы синевой проступали из, неспешно плывущей вдоль них, невесомой туманной дымки.

Над морем тоже ходил туман. Неспешные волны росли из него и чередой налегали на берег, бесконечно вылизывая белёсый береговой песок. Иные добирались до редких прибрежных валунов, легко разбивались о них, рождая негромкие звуки. В тумане слышались негромкие же возгласы чаек, и, казалось, где-то там за туманами оживали людские голоса.

И грезились за той дымкой дальние земли, — противоположного берега край. Голубые озёра, долины, реки, — изумительное, благодатное место. Болгария, части Греции, западные турецкие берега.

Там тоже стояли горы. Известные, живописные. Родопы, Рильские, Стара Планина…

Вообще, «стара», «старый» — характерные названия из тех мест. Стара Загора, Старый Несебр…

С глубокой древности балканская земля засела человеком.

Но веяло с той стороны неизбывной юностью. Там, в тех краях прошла молодость восточного, да и прочего славянства. Так, во всяком случае, считают многие специалисты.

Такого же мнения придерживался и, занимавшийся попутно славянским историческим вопросом, писатель и журналист Владимир Иванович Щербаков, написавший несколько книг о былом славянском мире.

Строго прошёлся он там и по многим специалистам в исторических науках. По его независимому мнению, славянами были малоазийские одрисы, и жители итальянской провинции Норик, называемые норицами, насельники части земель Италии же — этруски. Ну и, конечно, венеты, — признанные многими исследователями, предками древних славян. Все они — обитатели фракийских и близких к Фракии краёв.

Надо сказать, что человек этот, казалось бы, далёкий от официальной науки, но имеющий огромный интерес к историческим знаниям и очень этим увлечённый, мог дать фору многим корифеям науки. Наверное, был он в своих идеях не безошибочен. Но в исторических науках вряд ли кого минует чаша сия, — в чём-то ошибочность. Особенно, касаемо древней истории. Тем более такого активного новатора — искателя, каким был Владимир Иванович Щербаков.

Однако продолжим. Вот один из примечательных критических отрывков из произведения данного автора в связи с древнейшими славянами-венетами. (Указанное в списке сочинение, с. 419 — 420):

«Произойдёт самое невероятное, на мой взгляд. Их внимание не привлечёт всерьёз строка русской летописи: норицы сиречь славяне. Не заинтересует область Норик, соседствующая с Северной Италией — район древнейшего расселения венетов. Не заинтересует их всерьёз и параллельное упоминание в летописи Иллирии, и тоже как земли славян, хотя Норик при императоре Константине стал частью именно Иллирии.

Между тем на всех старинных картах венеты указаны именно здесь, где и их город — Венеция. Это лишь ветвь венетов-венедов. Но она рядом с будущей провинцией Норик: территории частично перекрываются. Рим теснил венетов Северной Италии именно сюда, потом подчинил их здесь. Римская провинция Норик существовала с конца первого века до н. э., она лежала между Дунаем и верхним течением Дравы. И раз уж венеты были известны римлянам, а через них греческим авторам несколько столетий, то и в русской летописи это должно было найти отражение. И нашло. И русские летописи помнят, хотя и очень кратко, те, древние времена, первые века нашей эры.

Примерно тогда, когда Норик вошёл в состав Рима, Тацит писал о венедах, исходивших значительную часть Восточной Европы, а южный берег Балтики назывался Венедским заливом. Могли ли норицы за десять или даже за сто лет захватить огромные территории Европы? Конечно, нет. Между тем летописное свидетельство о Норике если и упоминается ныне, то в том смысле, что славяне пришли из этой провинции лишь в IХ веке.

А нужно было выслушать Иордана и Тацида. Тогда стало бы ясным: венеды были на западе, в Норике, и были одновременно на востоке — на нижнем Дунае, на Балтике, на Днепре.

Да, верить летописи надо. Норицы — это славяне. Но славяне — это не только норицы. Жители Норика — лишь часть славян.

Судя по всему, славяне Норика были по включении в Рим частично ассимилированы. Этруски же были уничтожены Римом. И русы Киева, Москвы произошли не от этрусков. Они пришли из Фракии, точнее, из трояно — фракийского региона, общей родины венедов и русов. Отсюда и из Закавказья пришли когда-то венеды-славяне — на Днепр, на Оку и западнее. Это общая родина русов и славян-венедов. Северные русы на Днепре и позднее на Оке — это родственники этрусков, но не потомки их, а скорее братья. Из Фракии русам было проще добраться к Днестру и Днепру, чем венетам из Норика. Тем не менее путь венедов из Иллирии — Норика на север засвидетельствован «Лебединой книгой». И это движение привело их на Русь, они известны уже не как венеты-венеды, а как ильмерцы (иллирийцы).

Ильмерцы «Лебединой книги» (напомню: это другое название «Влесовой книги») соответствует летописным свидетельствам. Точно также «Лебединая книга», говоря о Карпатском исходе, подтверждает существование Фракийской Руси»…1

Немного об упомянутой Влесовой (или, по другому, Велесовой) книге. В1919 году, в разгар гражданской войны она, по словам писателя и поэта Юрия Миролюбова была якобы найдена полковником белой армии Ф. А. Изенбеком недалеко от Харькова в имении князей Куракиных (по другим сведениям не то князей Задонских, не то Донских или Донцовых). Неравнодушный к истории офицер собрал разбросанные на полу, исписанные древними буквами, дощечки, которые затем оказались, с ушедшим в эмиграцию офицером, за рубежом. Наконец, эмигрант осел на постоянное жительство в Брюсселе. Книга оказалась в руках Юрия Миролюбова, и тот стал переписывать текст, с предоставленных ему Изенбеком дощечек, влекомый желанием написать поэму о древних делах и временах. Долго и кропотливо в течении пятнадцати лет Миролюбов переписывал текст в доме Изенбека, потому как тот не разрешал выносить артефакты со своего двора. И хотя, как следует из его высказываний, ожидания писателя не оправдались, а ждал он точной хронологии, книга эта оказалась на редкость увлекательной.

Надо сказать, что подлинность Влесовой книги многими специалистами подвергается сомнению, а то и вовсе неприятию. В их числе историки И. В. Данилевский, В. А. Шнирельман, Б. А. Рыбаков, лингвист Л. П. Жуковская, филологи Д. П. Сичинава, О. В. Творогов, А. А. Алексеев. В аргументах учёных и нетипичная орфография, лингвистика для, якобы древнего, данного произведения, грамматика, словообразование, и череда исторических данных, противоречащих научным взглядам. Ещё и сомнительность самой находки, представленной не нашедшим её лицом, а другими людьми. Они же путаются и в комментариях к ней, и в показаниях по поводу обстоятельств данной находки. А ещё: отсутствуют доказательства существования деревянных дощечек, на которых якобы был написан текст. К тому же отсутствуют качественные фотокопии, хотя, существующая на то время, техника позволяла их сделать.

Кроме того, историк И. В. Лёвочкин пишет, что «…мы вообще не располагаем ни одним деревянным предметом, датированным IХ веком нашей эры. Такова уж природа дерева: это не очень долговечный материал».

Имея некоторые дела с подобным материалом, я тоже выскажу сомнение в многовековой сохранности такой книги. А состоит книга из деревянных листов размерами 48 на 22 и толщиной всего в 5 миллиметров, на которых толи прорезью, толи царапаньем, толи выжиганием (заявлено везде по-разному) изображён текст. Толщина листов для данного дела неестественно мала, как в некоторой мере для оформления текста, так и для длительной сохранности изделия. Да, известна дощатая, так называемая, «Степенная книга» времён Ивана Грозного, но она, во-первых, намного более поздняя, во вторых дощечки в ней куда толще, и в третьих буквы выведены на специальном парафиновом покрытии. Известны также древние новгородские берестяные грамоты. Но их сохранность объяснима отсутствием воздуха в окружающем их грунте…

Однако некоторые специалисты признают эту книгу подлинной. В их числе доктор исторических наук П. П. Панченко, доктор филологических наук Ю. К. Бегунов, доктор филологических наук, А. В. Липатов, доктор исторических наук, археолог, кандидат исторических наук, этнограф С. В. Жарникова, кандидат филологических наук В.Д Осипов, кандидат филологических наук В. В. Цыбулькин. Некоторые известные люди, поддержавшие подобное мнение, к официальной науке, имеющей какую-то связь с историческими документами, отношения не имеют. К примеру: сатирик и популяризатор оригинальных идей Михаил Задорнов.

Какие же аргументы они предъявляют?! Прежде всего, то, что фальсификатор де не мог обладать столькими историческими сведениями, имеющимися в произведении и не мог написать подобную историю народа в связи со множеством других народов.

Ряд сторонников подлинности книги видят, отмеченные учёными несообразности в прочтении Миролюбова как ошибочные и считают необходимым по- иному реконструировать текст.

Не будем сбрасывать со счетов их взгляды и аргументы и вкратце донесём содержание этой книги. Древнейшим событием, представленным здесь, является исход народа из Семиречья, район которого определить весьма сложно. По самой распространённой версии это где-то в пределах Средней Азии, вблизи озера Балхаш, где и сегодня есть местность, называемая Семиречьем. По данным археологии, миграция индоевропейских племён, к коим принадлежали и славянские племена, происходила в конце второго тысячелетия до нашей эры. Древнейшими индоевропейцами считаются киммерийцы, которых на исторической арене сменили, родственные им, скифы. Скифы же слились с, также родственными им, сарматами. В их дальнейшем развитии и образуются племена славян. Признанная же подлинной, вышеупомянутая «Степенная книга» и её создатели также возводят историю русского народа к дунайской прародине.

В той «Степенной книге» пишется о войне, что происходила меж русами и римлянами, управляемыми Феодосием Великим (379 — 395 гг.). Вот небольшая её выдержка о том событии:

«Ещё же древле и царь Феодосий Великий имяше брань с русскими вои; его же укрепи молитвою великий старец египтянин именем Иван Пустынник». 2

Да и сама «Повесть временных лет», — древнее наше летописное сказание, говорит о том, что спустя много лет от ветхозаветных событий «… сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская». 3 (Справедливости ради, скажем, что часть исследователей подвергают данные сей повести сомнению).

А что же иностранные источники? В частности, древние западные анналы? В знаменитой «Илиаде» Гомер пишет о народе энетах, в которых некоторые исследователи видят древних славян:

Вождь Пилемен предводил Пафлогонцев с косматою грудью,

В крае Энетов живущих, где дикие мулы родятся

Китор они населяли окрестные земли Сезама,

Подле потоков Паремия в светлых домах обитали,

И в Эгиале, и в Кромне, равно в Эрифинах высоких.

(Песнь Вторая, 851—852, перевод Н. М. Минского).4

Энеты — это, возможно, венеты. К сему склоняется большинство исследователей. Венеты упоминаются ещё у Зенодота Эфесского, жившего в 325 — 260 годах до нашей эры. Он был главою знаменитой Александрийской библиотеки, что, видимо, позволяло ему иметь дело с редкими древними рукописями. В его заметках есть такие слова:

«…потеряв своего вождя во время Троянской войны, они переправились в Европу (во Фракию), далее… прибыли в Венетию…». 5

О венетах же пишет Юстин в своей редакции «Всемирной истории Помпея Трога» (1 в. до н. э.). Он указывает на венетов, поселившихся в Иллирии. И ещё Тит Ливий, около рубежа нашей эры, указывал на энетов, поселившихся в Адриатике, и что весь тот троянский народ назвали венетами.

Несколько позже, в 536 году Прокопий Кесарийский говорит о наёмном византийском отряде, где присутствовали славяне-склавины и анты. Само местожительство склавинов определено автором где-то по левому берегу Дуная или в районе современных Сербии и Румынии. Где-то на востоке граничили они, с родственными им, антами. Определённо же Прокопий говорит, что они «живут, занимая большую часть берега Истра (Дуная), по ту сторону реки».

Об этом думалось мне, стоя на морском берегу, когда, быстро усиливающийся ветер всё стремительнее и сильнее нёс из загадочной дали взлохмаченные белые облака.

Туман быстро редел. Из белёсой дымки его ярче и величественнее выступали лёгкие голубые волны. И глядя сквозь них в грезившиеся сокровенные дали, хотелось и виделось мне, что там и есть та заветная земля, откуда вышли мои предки — славяне.

И ещё, — вспомнились мне тогда другие берега и другие водоёмы, где задумчивость исходила похожими мыслями и чувствами.

ЕЩЁ О СВИДЕТЕЛЬСТВАХ ДРЕВНИХ АВТОРОВ

И нам является былое,

Что вековым покрыто слоем,

Жизнь наших предков, их любовь,

Их подвиги, сраженья, боль.

Надежда Веденяпина. История.

Те же, примерно, чувства испытывал я в приднепровских, приильменских, приднестровских краях. Там, где по свидетельствам других древних источников также обитали ранние славянские племена.

И память непреклонно возвращалась к тем же южным морским берегам. И снова грезились незапамятные времена, древние путешественники, открыватели стран загадочной ойкумены.

Среди древних скитальцев был и Геродот Галикарнасский или просто Геродот — знаменитый историк и географ античной Греции. Он объездил Египет, Ассирию, Балканский полуостров, множество других интересных, примечательных мест древности и дал описание нашим причерноморским краям и странам.

А ещё, несколькими веками позже, путешествовал Страбон, — тоже историк и географ, — автор географии в 17 книгах. Он путешествовал по Средиземноморью, Нилу, побывал в Александрии, на Меридском озере, множестве других уголков земли.

Есть у него и описание стран и земель Европы, народов и их быта в те, интересующие нас, времена. В частности, многие страницы его книг посвящены описанию земель и народов древнего Причерноморья. Например, Крыма и его населения, знаменитого местного города Херсонеса Таврического. Заслуживает внимания описание географом самого Чёрного моря или Понта Эвксинского.

Много скитаний познал и другой древний мыслитель, — почти современник Страбона, живший лишь несколькими десятилетиями позже, — римский писатель-эрудит Плиний Старший. Его настоящее имя Гай Плиний Секунд. Странствовал же он больше по сухопутной стезе и на военном поприще. Плиний служил в римских легионах в провинции Нижняя Германия. Участвовал в военных кампаниях. Бывал в Верхней Германии и на территориях верховий Дуная. Предположительно, был в Египте, где тщательно обследовал пирамиды, поскольку дал подробное и точное описание внутренних их устройств. Однако был также связан и с флотом, — и в последнее время жизни оказался назначенным командующим его в Мизене (современный Мизено) на берегу Неаполитанского залива. На флоте же, к сожалению, он и погиб при извержении вулкана Везувия…

Описание быта, предположительно, славянских, и конкретно славянских народов есть также у других древнейших европейских, а ещё, у более поздних, арабских авторов…

Впрочем, дадим этим и другим древнейшим мыслителям, их значимое на сей счёт, слово.

Итак, Геродот в V веке до н.э. отмечал, что в верховьях Днестра и Южного Буга обитало племя невров. По мнению археологов, место их обитания даёт основание полагать, что то были древнейшие славянские, или близкие к ним племена. О неврах Геродот сообщил весьма забавное:

«У невров обычаи скифские… Эти люди, по видимому, колдуны. Скифы и живущие среди них эллины, по крайней мере, утверждают, что каждый невр ежегодно на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик». 6

Археологи в своих изысканиях, главная речь о которых ещё впереди, видят немалое соответствие сему народу в милоградской археологической культуре VII — III веков до н. э. Распространялась та культура в бассейне Припяти и на Волыни, что на северо-западе Украины и в южной части Белоруссии.

Что же касается этнической принадлежности культуры, то мнения исследователей на сей счёт немало разнятся. Так, В. В. Седов видел в её этносе древних балтов, Б. А. Рыбаков — праславян.

Касаемо сведений Геродота надо сказать, что есть среди исследователей и мнение, что к древним славянам могут относиться скифы-земледельцы, о которых упоминает сей знаменитый древнегреческий автор. Вслед за Гомером есть упоминание об энетах и у Геродота.

Незадолго до нашей эры древнегреческий же историк и географ Страбон составил «Географию» в 17 томах, где сообщалось о «живущих на высоких местах», на землях вплоть до Альп, венделитов и нориках, которых исследователи также склонны относить к славянским племенам.

Гай Плиний Старший в начале нашей эры в своей «Естественной истории» сообщал о том, что среди других народов Европы обитали сарматы, венеты, а также некие скиры и гирры. Вслед за ним Клавдий Птоломей (умер в 178 году н.э.) указывал на Венедский залив, что предполагает Гданьский залив в Польше:

«А занимают Сарматию очень большие народы венеды — вдоль всего Венедского залива». 7.

Венедскими народами называл он ещё и стлаванов или суовенов, что, на взгляд многих специалистов, говорит о славянах или словенах.

Также есть его сведения о неких Венедских горах, предположительно Карпатах. Тацит, приблизительно в это же время пишет следующее:

«Отнести ли певкинов (одно из германских племён), венедов и фенов к германцам или сарматам, право, не знаю… Венеды переняли многое из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только ни существуют между певкинами и фенами. Однако их скорее можно причислить к германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; всё это отмежёвывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне». (Tacit.46). 8

Тексты восточных авторов о славянах появились значительно позже первых веков нашей эры. (IX — X века и несколько позже). Известен, например, текст из сочинения Ибн Русты, полагавшегося на более ранние сведения персидского же автора: Ибн Хордадбеха, а также, возможно, ал-Джайхани.

Ибн Руста в своём труде «ал-А лак ан-нафиса» пишет следующее:

«И между странами поченегов и славян расстояние в 10 дней пути. В самом начале пределов славянских находится город, называемый Ва. т (Ва. ит). Путь в эту страну идёт по степям (пустыням?) и бездорожным землям через ручьи и дремучие леса.

Страна славян — ровная и лесистая, и они в ней живут. И нет у них виноградников и пахотных полей. И есть у них нечто вроде бочонков, сделанных из дерева, в которых находятся ульи и мёд. Называется это у них улишдж, и из одного бочонка добывается до 10 кувшинов мёда. И они народ, пасущий свиней, как (мы) овец. Когда умирает у них кто-либо, труп его сжигают. Женщины же, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лица. На другой день после сожжения покойника они идут на место, где это происходило, собирают пепел с того места и кладут его на холм. И по прошествии года после смерти покойника берут они бочонков двадцать, больше или меньше, мёда, отправляются на тот холм, где собирается семья покойного, едят там и пьют, а затем расходятся. И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперёк, привязывают посреди этой перекладины верёвку, она становится на скамейку и конец (верёвки) завязывает вокруг своей шеи. После того как она так сделает, скамью убирают из под неё и она остаётся повисшей, пока не задохнётся и не умрёт, после чего её бросают в огонь, где она и сгорает. И все они поклоняются огню.

Большая часть их посевов из проса. Во время жатвы они берут ковш с просяными зёрнами, поднимают к небу и говорят: «Господи, ты, который (до сих пор) снабжал нас пищей, снабди и теперь нас ею в изобилии».

Есть у них разного рода лютни, гусли и свирели. Их свирели длиной в два локтя, лютня же их восьмиструнная. Их хмельной напиток из мёда. При сожжении покойника они предаются шумному веселью, выражая радость по поводу милости, оказанной ему Богом. Рабочего скота у них совсем немного, а лошадей нет ни у кого, кроме упомянутого человека. Оружие их состоит из дротиков, щитов и копий, другого оружия они не имеют. Глава их коронуется, они ему повинуются и от слов его не отступают. Место пребывания его находится в середине страны славян. И упомянутый глава, которого они называют «главой глав» (ра ис ар-руаса), ищется у них свиет-малик, и он выше супанеджа, а супанедж является его заместителем (наместником). Царь этот имеет верховых лошадей и не имеет иной пищи, кроме кобыльего молока. Есть у него прекрасные, прочные и драгоценные кольчуги. Город, в котором он живёт, называется Джарваб, и в этом городе ежемесячно в продолжении трёх дней проводится торг, покупают и продают. В их стране холод до того силён, что каждый из них выкапывает себе в земле род погреба, к которому приделывают деревянную остроконечную крышу, наподобие христианской церкви, и на крышу накладывают землю. В такие погреба переселяются всем семейством и, взяв дров и камней, разжигают огонь и раскаляют камни на огне докрасна. Когда же камни раскалятся до высшей степени, их обливают водой, от чего распространяется пар, нагревающий жильё до того, что снимают даже одежду. В таком жилье остаются они до весны. Царь ежегодно объезжает их. И если у кого есть дочь, то царь берёт по одному из её платьев в год, а если сын, то также берёт по одному из платьев в год. У кого же нет ни сына, ни дочери, тот даёт по одному из платьев жены или рабыни в год. И если поймает царь в своей стране вора, то либо приказывает его удушить, либо отдаёт под надзор одного из правителей на окраинах своих владений». 9

Наряду с известиями о славянах, многие древние восточные известия говорят о русах, которых большинство авторов разделяет со славянами, а то и считает их антагонистами и врагами последних. Иные же считают их тоже славянами, обособившимися от последних в доминирующую, сословную группу или одним из прибалтийских славянских племён. Об этом в дальнейшем у нас будет отдельный разговор. Пока же поговорим о взглядах археологов на происхождение славян и их изначальных землях.

СОКРЫТОЕ ЗЕМЛИ, — СОКРЫТОЕ ВЕКОВ

…Приоткрывая прошлое забвенье:

Переселения народов и племён,

Расцвет ремёсел и страданья поколений.

Леонов Юджин. Археология.

Идя на судне вдоль юго-западного побережья Ладоги, там где, поутру, в тихий погожий день, как россыпь позолоченного серебра тянутся к берегу блики играющего света, трудно не думать о далёком прошлом сего благословенного края. И молочная дымка туманов, чуть проглядывающего берега, создаёт налёт задумчивости и обострение вспыхнувших чувств.

Кто любит древнюю историю, — тем это знакомо…

Южное Приладожье. Устья рек: Волхов и Свирь. Хочется назвать это место «Столицей северо-западной археологии».

Конечно, есть и другие, хранящие уйму средневековых древностей, яркие здешние края. Но по обилию древних памятников и плотности скопления их, пожалуй, нет здесь сему месту равных…

И грезятся дали прошлого. А с этим трудно не думать об археологах, — увлечённых старателей древностей сей земли.

Вспоминаются оригинальные мысли Дмитрия Алексеевича Мачинского, потомственного археолога, крупного специалиста, хоть и не имевшего учёного звания, но прочно связанного с большой наукой. Принципиальный исследователь, он всегда имел и отстаивал свою точку зрения, как бы она не расходилась с установившимися взглядами.

На его же взгляд, гонимый едва ли не всеми авторитетными учёными, был в истории древнерусской государственности период, не замеченный летописцами. А именно, что в Поволховье, не позднее конца VIII века, родилось государство с центром в Ладоге. В него входили такие поселения, как Алаборг, Холопий городок, Любша и другие.

Были и ещё оригинальные мысли известного археолога.

Столь же независим и оригинален был и другой исследователь сей земли — Валентин Васильевич Седов. В отличие от Мачинского, он не имел в роду профессиональных династий, но обладал обилием в своём послужном списке ярких, почётных званий.

По его мнению, столь же не приветствуемому многими учёными, одной из самых заметных основ славянских культур была раннесредневековая пшеворская культура…

Это примеры о современных и сравнительно недавних исследователях. Ещё же раньше, в первой половине ХХ века вёл здесь раскопки, по национальности поляк, но житель нашей прошлой страны, — Зориан Доленга Ходаковский. Или, по настоящему имени, — Адам Чарноцкий; — человек необычной судьбы и множества, в большинстве связанных с историей, интересов. Не познавший специального исторического образования, учёный-самоучка, внёс он весомый в науку, вклад. Сопки и жальники у Ладоги, новгородские памятники в Бежецком уезде, — вот исследуемые им северо-западные археологические объекты. С большой теплотой писал о Зориане известный советский и российский археолог, историк и искусствовед А. А. Формозов:

«Его работы интересны для нас и потому, что в них едва ли не впервые в русской литературе археологические памятники рассматриваются как полноправные исторические источники».

Думаю, приладожская земля должна быть благодарна учёному за его открытия. Как, впрочем, и земля белорусская. Ведь постигал он науку и в тех, родных его сердцу, краях…

Спешат мои мысли и чувства в сторону запада и юга, куда, как указатели дорог, что частые стрелки бегут белёсые гребни волн, и откуда, скорее всего, пришли в приладожский край славянские народы.

В Белоруссии начинал свою археологическую деятельность Зориан. Исследовал же он городища в Витебске, Полоцке, Турове, в Бобруйском уезде, Бресте, Могилёве. Провёл раскопки двух поселений в Гомеле…

Я стараюсь представить ту местность. И видится она мне сквозь волны Ладоги, озёрной, да болотистой, да речной, каким, конечно же, и есть тот, преимущественно, северный край Белоруссии…

В Киеве открыл и исследовал древнее славянское городище не менее значимый учёный старого времени, — великий Викентий (Викенс) Вячеславович Хвойка, — археолог украинский, хотя и чешского происхождения. Учёный самоучка, увлечённый самородок, внёс он тоже немало в любимую науку: поселения зарубинецкой, позднезарубинецкой, пражской культур — тщательно исследуемые им объекты.

Особенно же примечательным и сенсационным стало его открытие на Старокиевской горе центра княжеского престола, где жил легендарный Кий, основатель города Киева. Где есть участок, возвышающийся над легендарной речкой Почайной, когда-то хранившй древнее святилище, и откуда были сброшены в реку деревянные с позолотой идолы, — боги древних славян.

И в потоке пляшущих ладожских волн грезится то киевское место, и маячит табличка, гласящая: «Здесь в 988 году в слиянии волн Днепра и Почайны Крестилась Русь»…

Но об этом ещё будет разговор. Пока же поговорим о самой археологии.

Взгляды многих знаменитых археологов, посвятивших труд славянским древностям, весьма разнятся с видами авторов вышеназванных древних текстов. Археологи видят первые намётки славянства в куда более северных местах. Несколько расходясь в частностях, отдельные учёные находят их в землях к северу от Карпат и в довольно раннее время, — далеко до рубежа нашей эры.

Многие же из археологов полагают, что весьма заметные истоки славянства надо видеть ближе к границе эр, — в культуре зарубинецкой, пролегшей большей частью по землям Среднего Поднепровья и частично по территориям Нижнего Поднепровья, Верхней Припяти и Нижней Десны. Отдельные памятники культуры известны на берегах Сулы, Южного Буга и Сейма.

Хотя культура эта, как полагают исследователи, всё же является полиэтничной, немалый пласт в ней представлен славянским компонентом. Особенно в правобережной лесостепной части Среднего Поднепровья.

Культура была обнаружена и открыта киевским археологом В. В. Хвойкой в 1889 году в Киевской губернии около села Зарубинцы (ныне Переяслав — Хмельницкий в Украине), где он обнаружил и раскопал остатки могильника с характерным инвентарём. После сего, им же и другими археологами, были открыты схожие памятники в других, близких к тем землям, районах. В частности, в Верхнем Поднепровье, в Припятском Полесье, на большом протяжении вдоль правого берега Днепра и в других близлежащих местах. В настоящее время насчитывается очень много памятников такого типа, из которых многие же тщательно исследованы.

Из обнаруженных и неплохо изученных известно две группы поселений. В первую входят, обычно, укреплённые и высоко установленные посёлки: на возвышенностях, на высоких плато, на речных мысах. Во вторую — поселения на низких местах, на невысоких речных берегах.

Поселения обычно окружались мощными укреплениями: рвами, валами, частоколами, с прилаженными к ним, плетнями.

Внутри укреплений располагались жилые дома. Как правило, они были небольших размеров, с двухскатными, покрытыми камышом или соломой, крышами, с бревенчатыми стенами. Домам сопутствовали небольшие хозяйственные постройки.

Основным погребальным обрядом являлось трупосожжение. Погребение было как безурновым, так и урновым (с помещением останков в сосуды).

В могильниках и на поселениях археологи находят обычные для той культуры предметы. Из украшений это бронзовые и железные кольца, поясные наборы, подвески, браслеты, серьги и прочие вещи, характерного вида. А также керамические хозяйственные изделия, оружие, присущих данному населению образцов и многое другое.

Однако далеко не все исследователи соглашаются дать зарубинецким памятникам чётко славянское или раннеславянское определение. Например, в начале ХХ века немецкие археологи посчитали их германскими, видя некое сходство зарубинецких похоронных традиций с германскими из районов Повисленья в бассейне Одера. Или вышеупомянутый, известный современный советский и российский исследователь Д. А. Мачинский, считавший, что все группы зарубинецких памятников бассейна Днестра и Прута восходят к разным памятникам поморской культуры и вряд ли их стоит безоговорочно связывать со славянами. Определённое время остро отвергал славянскую версию и В. В. Седов. Однако, в последующие годы он, несколько изменив первичные взгляды, принял другое, более мягкое к сему вопросу отношение. А именно, что в зависимости от обстоятельств зарубинецкие племена могли стать как балтским, так и славянским народом.

Зато П. Н. Третьяков определённо отнёс это население к праславянам. Подчёркивая особенность зарубинецкой культуры, её чёткое отличие от, смежных по времени и расположению, культур, исследователь утверждал о её местном, праславянском происхождении. Продолжателями тех культурных традиций считал он и население, сменившей её культуры, — позднезарубинецкой, что создали всё те же зарубинецкие племена, отойдя к северу и северо-востоку, от нашествия агрессивных готов и сарматов.

Сложилась же позднезарубинецкая культура в первом веке нашей эры на пространствах от Южного Буга на западе до течения Оскола на востоке и являет она собой комплекс археологических памятников связанных с весьма быстрыми миграциями зарубинецкого населения.

И надо сказать, что не все исследователи связывают эти памятники с зарубинецкой культурой. Но всё же в науке главенствует мнение о создателях их именно населением сей культуры, так как близость меж собой этих двух групп памятников, — зарубинецких и позднезарубинецкких, у большинства исследователей не вызывает больших сомнений.

В первую очередь она заметна в домостроительстве. Совпадают размеры построек, величина их заглублений в грунт, устройство очагов. Пожалуй, единственным существенным отличием будет каркасно-плетневой способ устройства стен с глиняной их обмазкой в традициях зарубинецкой культуры. Для развитого же периода позднезарубинецкой культуры такое не характерно. Также на части памятников позднезарубинецкой культуры, в частности, на поселении Лютеж, что около Припяти, находимы предметы, относимые к новшеству, — изделия металлургического производства.

И ещё: на отдельных поселениях заметны некоторые отличия в предметах быта. Но в целом, как видим, есть все основания считать эту культуру продолжением зарубинецких культурных традиций, и налицо приметы массового исхода людей в более северные и восточные районы и почин ими там нового основательного заселения.

Какими причинами было вызвано перемещение? Сложный вопрос. На сей счёт существуют разные предположения. Есть мнение, что народ переместился под давлением сарматских или готских племён. Однако у тех взглядов есть заметные минусы. А именно: меж временем схода позднезарубинецкой культуры и появлением в тех местах готов существует заметный разрыв. К тому же сарматское проникновение известно далеко не на всей территории зарубинецкой культуры.

Неким продолжением позднезарубинецкой культуры части исследователей видится культура пшеворская, что известна на территории южной и центральной Польши и западных областей Украины. Культура названа по имени города Пшеворск в Польше. Памятники датируются II — Y веками нашей эры. Поселения, состоявшие из небольших однокамерных построек столбовой конструкции, представлявших как жилые дома, так и хозяйственные объекты имели вид наземных и полуземляночных строений. Такие селения обычно располагались группами, с малым удалением друг от друга. Ставились возле речек и ручьёв на обращённых к солнцу оврагах, на песчаных мысах долин. Со временем стали чаще располагаться выше по склонам, на чернозёмных почвах. Это объяснимо всё возрастающей сельскохозяйственной деятельностью жителей.

Близки к зарубинецким и некоторые предметы деятельности пшеворского населения. В частности, — керамика той и другой культур в памятниках Поднестровья и западной Волыни. Схожи приёмы и элементы домостроительства.

И всё же пшеворская культура несёт значительные отличия. Её материалы намного разнообразнее. К тому же она весьма различна в разных регионах распространения.

Распространение же её колоссально. Со временем ареал культуры медленно расширяется на юго-восток. Ко второй половине II века влияние её доходит к северу до Днепра, объекты её в заметном количестве образуются у притоков Припяти.

В этническом плане культуру считали и кельтской и германской, а также связывали со славянами. С периодом новых открытий, её всё больше считают сложным образованием, на которое отложилось весьма различное культурное и этническое воздействие.

Что же до межэтнических связей, то тут следует сказать, что особенно велико влияние на местных жителей соседних кельтов, имевших в то время более высокий уровень развития. Например, под воздействием кельтов менялись похоронные традиции (установка в погребениях оружия. Правда, у себя кельты со временем изжили такой обычай.).

Влиянием же кельтов объяснимо и развитие железоделательного производства в отдельных местах пшеворской культуры. Оно известно на территориях нынешних Польши и Украины, — кельты были большими умельцами в металлургическом деле.

Одна из гипотез гласит, что славянский этноним «венеты» стал самоназванием, обитавших на берегах Вислы и затем отступивших на земли современной Польши, кельтов, где они покорили проживавших там славян и дали им своё название. Другие же исследователи полагают, что это был этноним какого-то иного неславянского племени, со временем, покинувшего сей край и оставившее местным славянам своё имя.

В общем, вопросы по этнической принадлежности «пшеворцев» и влиянию на них других народов неимоверно сложны и ждут немалого к себе приложения.

Столь же трудны вопросы с другой, многими исследователями относимой к славянской, археологической культуре киевской.

Она датирована III — IY веками нашей эры, и расположена от правого и левого побережий среднего и нижнего Днепра на юге до берегов Десны и Днестра на северо-востоке. Отдельные памятники её имеются и в верховьях Днепра, а также Сейма, Сулы и в некоторых других смежных краях России, Украины, Белоруссии.

Да и в традиционных местах открытые памятники культуры очень разрознены, их компактные группы довольно удалены друг от друга, что, возможно, связано с далеко не полным их обнаружением.

Поселения её большей частью представлены селищами, что имели очень редкую застройку и потому оставили мелкий культурный слой, к тому же во многих местах распаханный. И это сильно усложняет их изучение.

Тем не менее, благодаря усилиям многих археологов, культура неплохо изучена. Даны её главные характеристики. Среди них наличие в объектах домостроительства, в отдельных местах культуры, небольших квадратных полуземлянок, с центрально расположенным, опорным столбом. Такие сооружения широко представлены в раннеславянских памятниках последующего времени, о которых речь впереди.

Постройки с глиняной обмазкой стен, с расположенном в углу, отопительным очагом, весьма обычны для, рассмотренной нами ранее, предположительно раннеславянской, зарубинецкой культуры. Особенно это касаемо поселений в южной части среднего Поднепровья. Среди хозяйственных строений известно множество ям-погребов. На одно жилище часто приходится их солидное количество, что характерно также и для поселений позднезарубинецкой культуры.

То же можно сказать и о характерных бытовых предметах, к примеру, о ножах с прямой спинкой и резкими уступами при переходе к черенку. Они также весьма близки к некоторым славянским и древнерусским образцам.

Керамический комплекс позднего периода киевской культуры несколько отличается от зарубинецких и позднезарубинецких образцов. В ранний же период многие керамические вещи здесь больше соответствуют подобным вещам культуры зарубинецкой Верхнего и Среднего Поднепровья. Зарубинецким же влиянием можно объяснить, изготовленные из глины, диски, что, видимо, использовались в качестве посудных крышек, а также сковород. Глиняные пряслица к ткацким станкам также вполне схожи с подобными изделиями из зарубинецкой культуры. Однако больше схожести показывают они к подобным изделиям в иных культурах. Для тех культур, больше характерны и другие, известные по «киевским» поселениям, вещи. И, наоборот: в культуре киевской мало встречаемы некоторые характерные для минувших, близкорасположенных к ней, обществ, предметы. Например, сферические растиральники из гранита, обычные в зарубинецкой культуре, в культуре киевской встречаемы редко. В общем, культура представляется многокомпонентной, имеющих аналогии в разных местных и соседних культурах.

Ну, а уж огромная по площади и выразительности культура черняховская, что раскинулась от Чёрного моря на юге до Сейма и Десны на севере, от Днестра на западе до Донца и верховьев Сейма на востоке не могла, и не может породить очень многих взглядов на свою этническую привязанность. Культура была открыта В. В. Хвойкой на рубеже ХIХ и ХХ веков, когда учёный предпринял раскопки группы курганов в Среднем Поднепровье. Исследователь отнёс эти памятники к периоду II — Y веков н.э.

В том, что этносов она представляла много, у исследователей сейчас нет больших сомнений. Пожалуй, общепризнано, что на южных её краях проживали остатки поздних скифов, большую территорию от Дуная до Поднепровья занимали сарматы, севернее Поднестровья обитало позднее население пшеворской культуры… В общем, громадная черняховская культура представляла очень пёструю этническую смесь. В этом у исследователей полное единодушие.

Но есть и глубокие различия. Они касаются, прежде всего, той же этнической составляющей. Многие исследователи считают, что это население в основном составляли поздние скифы, сарматы, славяне и гето-фракийские племена. Некоторые учёные, особенно в ранние годы изучения культуры, считали, что основу её представлял славянский стержень, к которому незначительно примыкали другие этносы. Например, германцы, даки и т. д. В плане дополнительных народов здесь чаще фигурирует позднее «зарубинецкое», «киевское», «пшеворское» население. Иные же исследователи видели здесь в качестве основы какие-то прочие племена. Но почти всех объединяло то, что скифы и сарматы в большинстве обитали недалеко от Чёрного моря, фракийцы, даки — севернее, славяне же тяготели к северо-западным районам, к побережьям нижнего, среднего и, частично, верхнего Днестра.

Для ранних славян весьма характерными считаются следующие признаки: лепная посуда и печи-каменки. Но если первые вещи характерны также и для многих иных культур, то вторые в основном присущи для черняховской и достоверно раннесредневековой славянской керамики.

Последующие культуры тех территорий уже мало у кого из исследователей вызывают сомнения в своей славянской принадлежности. Это культуры IY-YIII веков: колочинская, пеньковская и пражская. Колочинская культура была открыта при раскопках в1955 — 1960 годах группой Э.А Сымоновича у деревни Колочин Гомельской области, пеньковская — группой Д. Т. Березовца в окрестностях села Пеньковка на Украине в 1956 году, пражская — чешским исследователем И. П. Борковским около города Праги. Последнюю культуру иногда ещё объединяют со сходной корчакской и называют пражско-корчакской культурой. Для упрощения объединим их и мы.

Надо сказать, что небольшая группа авторитетных учёных не все те культуры безоговорочно относит к славянам, расходясь меж собою тут в некоторых частностях. Так, И. П. Русанова, В.В Седов, Е. А. Шмидт считают, что колочинская культура принадлежит днепровским балтам. Пеньковскую — ряд учёных (например, И. П. Русанова, относившая данную культуру к черняховскому населению, по её мнению, не являвшемся славянским), также не считала славянской.

Ещё же о тех культурах скажем следующее. В совокупности они занимают огромное пространство западной и восточной Европы, от придунайских и нижнеднепровских мест на юге, среднеевропейских — на западе, и верхнеднепровских и припятских на севере. Самая южная из них располагается на просторах степей и лесостепей от Левобережья Днепра на востоке до Нижнего Прута на западе. По Левобережью Днепра она включает земли Молдавии и часть Восточной Румынии — от Прута и до Нижнего Дуная.

С севера по Днепру пеньковская территория граничит с колочинской археологической культурой и с севера же, но несколько восточнее, — с пражской.

Не смотря на те огромные расстояния, названные культуры весьма схожи по своему характеру. Их объединяют и характеры мест расположения. Они тяготели к долинам рек и береговым склонам к ним. Представляли небольшие селища. Близки по, упоминаемым выше, приёмам домостроительства, средствам обогрева (печи-каменки), и схожестью форм лепной посуды.

Особенно близки меж собой культуры пражско-корчакская и пеньковская. Несколько отлична от них культура колочинская, но отличие не принципиальное, — в основном касаемо малосущественных деталей. Например, в колочинских жилищах очаг располагался в центре жилища, тогда как в пражко-корчакских и пеньковских — в углу. Или отличия в женских украшениях: у колочинских племён односпиральные серьги, у племён пражско-корчакских завитые в виде латинской буквы S.

В этническом плане население пражско-корчакской культуры исследователи склонны относить к дулебам, или к склавинам, пеньковской — к антам.

Культура пражская со временем, с YIII века и после, переходит в культуру лука-райковецкую, во многом продолжавшую традиции пражско-корчаковского населения. В первую очередь это касаемо похоронных элементов: помещение кремированных останков в глиняных урнах или без них в погребальных ямах. Правда, к IX веку почти по всему ареалу культуры распространяется курганный обычай.

Памятники культуры известны от Белорусского Полесья до берегов реки Прут на юге и от верховий Западного Буга на западе до Поднепровья на востоке. Существовала культура до YIII века, т.е. около двух сотен лет.

Считается, что носители пражской и, соответственно, сменившей её, лука-райковецкой культуры стали предками юго- западной части летописных народов — волынян, древлян, полян и частично дреговичей.

В основном синхронно лука-райковецким памятникам существует и культура роменско-борщевская, что расположена от них по соседству и также слагаема из двух, в основе схожих, культур. Её памятники занимают место левобережья Днепра от реки Десна до Верхнего и Среднего Дона.

Культура впервые исследована в середине ХХ века И. И. Ляпушкиным. Основу её также положило, сместившееся на северо-восток, пражское население в союзе с местными жителями тех территорий.

Эту культуру, или раздельно, роменскую и борщевскую культуры исследователи определённо относят к славянским.

Предположительно роменские памятники создали вятичи, борщевские — северяне.

Погребальными объектами культуры служили курганы. Кремированные остатки усопших расположены по разному. Часть курганов имеет сложную конструкцию. Внутри насыпи были устроены небольшие камеры-домовины с остатками трупосожжений в урнах. В иных же, соседствующих урнах, была оставлена напутственная пища. Вокруг домовин устанавливались оградки. Но большинство курганов всё же имело небогатое устройство.

Памятники культуры встречены также восточнее и северо-восточнее основного её ареала, — на верхней Оке, около впадения в неё реки Москва и в её бассейне.

Примерно в это же время (YI — YIII века) памятники славян появляются в бассейне Псковского озера и на территории Верхней Волги. Они весьма своеобразны, — имеют удлинённый, валообразный вид. К этому приводило многократно в течение определённого времени, их использование, когда к прежнему существующему добавлялось новое погребение.

Умершего сжигали на стороне и погребали прах, пристраивая к старому кургану. Причём погребения совершались как в прежний курган, на более верхнем уровне, так и в прилаженную к нему сбоку насыпь.

Первые раскопки таких курганов проведены в середине ХIХ века.

Первые же предположения о датировке и этнической принадлежности высказал А. А. Спицин. Он определил, создавший эту культуру, народ, как кривичей.

К кривичам некоторые исследователи относили сей народ и значительно позже. В частности, В. В. Седов высказал такое предположение. По его мнению, культура сформировалась от славянского и балтского населения, переместившегося из более южных районов, в основном из бассейна Вислы.

Но тому мнению есть множество возражений. Разные предположения есть и на дальнейшую судьбу носителей культуры длинных курганов. Большинство учёных видит в ней культуру, оказавшую влияние на культуру новгородских сопок, что распространилась в YII — YIII веках на территории бассейна озера Ильмень.

Что же представляют собой эти сопки, или, скорее, комплексы сопок? Они имеют вид весьма высоких и крутобоких курганных насыпей, протянувшихся цепочками, обычно вдоль речек и рек, а также по берегам озёр.

Первые раскопки их провёл Зориан Доленга-Ходаковский в ХIХ веке. Эти, назовём их так, курганы были весьма своеобразного устройства, — имели каменную обкладку в основание, иногда каменные же вымостки и другие сооружения внутри насыпи.

Ещё одна особенность сопок — сопутствующее захоронение в них лошадей и других животных. Это говорит о финно-угорской погребальной традиции. Человеческие же захоронения представляют собой пережжённые кости. Кремация обычно делалась на стороне, после чего в курган помещались кости.

Как правило, курганы содержали несколько захоронений, иногда более десяти. Останки располагались ярусами. Обычно вверху помещалось их больше чем в основании.

Поселений, среди коих значительно преобладают селища, исследовано немного. Среди ранних жилых мест наиболее известны такие, как Старая Ладога на реке Волхов и Рюриково Городище при той же реке вблизи Новгорода.

В Старой Ладоге известны жилища двух типов. Большие постройки, около 100 м. кв. с очагом в центре жилья, — их связывают со скандинавским народом, и маленькие, — около 20 м. кв. — принадлежавшие, как полагают, славянам.

Сопки в большинстве своём тяготеют к бассейнам рек: Волхов, Луга, Мста, у озера Ильмень. Учёные обычно относят эту культуру к, освоившим те края, словенам новгородским, и ещё к местному финно-угорскому населению.

Но вернёмся к тому, что писали о славянах и не только о них древние мыслители своего времени и посмотрим на дальнейшие их выкладки. О том наша следующая глава.

И СНОВА К ДРЕВНИМ ИСТОЧНИКАМ

Ты достоин чести бранной,

Ты — валькирий гость желанный.

Валерий Брюсов. Голоса стихий.

.

Я вспоминаю, заросшие кустарником и лесами, невские, свирские, моложские, шекснинские берега.

По Волге и другим, связанным с ней, рекам встарь проходили знаменитые пути варяжских и славянских воинов и купцов к Хвалынскому или, по современному, к Каспийскому морю, и дальше в Персию, а там и сухопутными путями в арабские страны.

Был и ещё один путь на юг, — по Западной Двине и Днепру. Он вёл в Чёрное, по- древнему, в Русское, море.

Сей же, в основе волжский, древний путь был предтечей современного Волго-Балтийского пути.

Я вижу весьма нелёгкую трассу его даже в нынешнем, обустроенном всеми достижениями прогресса, варианте. Леса, болота, усыпанные кочками и деревьями, необъятные по ширине разливы. Изгибистые русла рек. Местами, прорытые, с жёлтой мутной водой, узкие каналы.

Ну а в те, далёкие времена здесь, конечно, всё было куда сложней и опасней.

Там, где теперь прорытые каналы, вероятно, были в основном чисто сухопутные места, покрытые кустами, деревьями, зарослями высокой, густой травы.

Такие участки, видимо, покрывали большие расстояния. Потому, нелегко вообразить, как древние скитальцы миновали их со своими огромными ладьями, вероятно, немалым торговым скарбом, запасами пищи, одежды, оружия. Возможно, прибегали они к помощи местного населения, — к его силе, к снабжению тягловыми лошадьми…

Гораздо короче, особенно сухопутными местами, и, видимо, значительно легче был днепровский путь. Поэтому им пользовались для походов на юг намного чаще. А с X века, когда славяне заняли всё днепровское, приильменское и западнодвинское пространство, он стал основной дорогой в южные земли.

Хотя и этот путь вносил свои немалые проблемы. Они, прежде всего, таились в опасных каменистых днепровских порогах. Там вести по фарватеру судно было делом особенно трудным. И немало путешествующих людей нашли там свою гибель.

Пороги те имели яркие имена. И в древности все они назывались по славянски и по русски. Да и позднее иноязычное название стал носить лишь один из них — «кодацкий» (по мнению краеведа И. Савельева название произведено от тюркских «кой» — поселение и «даг» — гора). Раньше же он назывался «не спи», т.е. таил в себе особенно большие угрозы. Архи же грозным был порог с названием «ненасытец», что вещает о его ненасытности к человеческим жизням. По стечению обстоятельств, был около сего порога убит в своё время печенегами и знаменитый князь древности Святослав…

Наряду со славянскими племёнами, а также и одновременно и совместно с ними этот водный путь использовали и древние русы.

Взгляды на происхождение тех русов очень противоречивы. Одни исследователи, — их большинство, видят в сём народе скандинавов, другие — тех же славян, третьи — каким-то и вовсе отличным от первых двух, этносом. Как бы там ни было, но древние русы явились одной из составных частей будущего русского народа…

Одним же из первых князей древней Руси, как известно, был воитель Вещий Олег, который многие походы в южные земли возглавлял.

Походы по степени удачливости случались различными. Были и горькие поражения. Результатами же удачных походов русских князей были военная добыча, опыт водных боёв, и главное, — договорные отношения с могущественной державой — Византией. Это позволяло русским купцам без особых проблем торговать в её богатых пределах.

Этот путь использовался в то время и для походов на Каспий и его прибрежные земли. В Персию и дальше, — в арабские страны, путешествующие люди и воины проходили с низовий Днепра до низовий Волги волоками и затем речным и морским маршрутами, таким образом, огибая непредсказуемые волжские просторы.